ПРЯЖА

ПРЯЖА, мифопоэтический символ долгой жизни, прядения — ткачества, также причудливости фантазии, преувеличения. Образ П., пряденой нити, вытягивания её и сучения обычно тесно связан (а иногда и неотделим) с темой сырья — животного (шерсть, руно, волос) и растительного (лён, конопля, хлопок и т. п.), а также с ткачеством как дальнейшей обработкой П. Когда речь идёт об обработке растительного материала, на первый план выступают мотивы, отсылающие к основному мифу в варианте умирающего и воскресающего бога: бросание (семени) в землю, прорастание, вырывание (растения), его вытягивание, расчленение, помещение в воду и т. п. Когда П. делается из животного материала, на первое место выдвигаются мотивы плодородия, выступающие прежде всего в ритуальной сфере. Ср. восточнославянский заговор от змей: «у чистом поли на синим мори стоиць дуб широколист, под тым дубом вовцы [овцы] стары, пераяры, черная вовна [волна, т. e шерсть]. На той вовне ляжиць змея змеиная» (Е. Романов, Белорусский сборник V, № 280, с. 108). Связь дуба, шерсти и змеи отсылает к мотиву змея под мировым деревом (в заговорах мотивы шерсти и змеи иногда объединяются даже в имени змеи — Шкуропея). В одном из хеттских ритуалов, где фигурируют змея и шерсть (hulana, слово того же корня, что рус. волна, «шерсть»), упоминается и веретено (hulali) и действие прядения — наматывания (hulaliia-). Идея последовательно укрываемого и всё более возрастающего плодородия содержится в типовых текстах, в которых П., шерсть, шкуру вешают на дерево или другой растительный символ. Ср. хеттский ритуальный текст, посвященный культу исчезающего и возвращающегося бога Телепинуса: «перед богом Телепинусом воздвигается вечнозеленое дерево eia-, с него свешивается шкура (руно) овцы (барана), внутри же него помещается бараний (овечий) жир, внутри же него помещаются зерно (бога) полей и вино, внутри же него помещаются бык и овца (баран), внутри же него помещаются долгие годы (жизни) и потомство». В Египте, в Фивах на празднике Амона ежегодно приносили в жертву барана, снимали с него шкуру и надевали на статую бога (ср. как объяснение мотив Зевса, являющегося Гераклу в одежде из бараньего руна). Ещё более распространены вырожденные примеры подобного обряда — вешание П. на дерево с целью увеличения блага (ср. изображение руна в корзинах около дерева в древнегреческой вазописи). В цикле мифов об аргонавтах руно было повешено на дерево в священной роще и охранялось драконом. Семантика золотого руна перекликается с символическими значениями, приписываемыми в мифопоэтической традиции золотым волосам (ср. Настасью — золотую косу в русской сказке).

Одним из наиболее частых воплощений П. в мифологии выступает образ нити или верви (верёвки). Иногда нить понимается метафорически и соотносится с жизнью, которая развивается подобно прядению нити. Так, в греческой мифологии человеческая жизнь оказывается во власти богинь судьбы мойр: Клото прядёт нить, Лахесис протягивает (проводит) её через превратности судьбы, Атропос перерезает нить, обрывая жизнь (ср. Парки, Норны). Прядётся не только нить, вервь и жизнь, но также составляется человеческий коллектив, община, в которой всё спрядено одной нитью. Русская вервь как обозначение верёвки, т. е. чего-то спряденного и ссученного, и общины реализует именно этот образ (ср. англ. rape как название некоторых территориально-административных единиц при горе, «верёвка»). Вместе с тем П., нить, вервь является и мерой длины. Образ П., нити «разыгрывается» и в хронологическом плане — как обозначение переплетённости поколений. Ср. слова того же корня, что и рус. «вервь», сербо-хорв. врвник, «родственник», или хет. yarualan-, «семья», «потомство»; лувийск. warwalai-, «семя», «зародыш», «потомство». В этом контексте объясняются такие символические значения П.-нити, как жизнь, пуповина, преемственность, очерёдность, ряд, а также судьба. Отсюда роль нити, верёвки как образа связи неба с землёй, реже земли с нижним миром. Сниженный образ нити или верви-спасительницы, по которой удаётся куда-то спуститься или, наоборот, подняться и тем самым спастись от преследователя, постоянно фигурирует в мифах и в фольклорных текстах. Ср. мотив спасения Тесея из лабиринта Миноса (где он был обречён на съедение Минотавру) с помощью клубка нитей, переданного ему Ариадной. П. и прядение, как правило, связаны с женщиной. Прядёт П. женский персонаж, продолжающий древнерусскую Мокошь — Мокуша или Кикимора. С прядением и П. часто связана хозяйка нижнего мира.

Во многих случаях весьма распространённый образ божественной девы-пряхи практически не отличим от девы-ткачихи. Представление о сочетании двух действий (прядение, тканье) и двух результатов (П., ткань) отражено в мифе об Арахне, превращенной Афиной в паука, который и прядёт нить (П.), и создаёт ткань (паутину). Оба процесса совершает и т. н. космический ткач, который в ряде космологических традиций не только создаёт космическую ткань (вещество), но и прядёт космическую нить, П., составляющую самое ткань (ср. образ земли как войлока у Анаксимена при мифопоэтических представлениях о свивании земли и неба). Образ небесной П. (облака) и космической П. встречается не только в фольклорной, но и в философской традиции. Так, у Платона («Государство», с. 616 и след.) космическое устройство объясняется как результат действия веретена, приводимого в движение Необходимостью — Ананке (ср. прялку как образ космического пупа, женского лона, как эмблему Геракла и т. п.).

Лит.: Афанасьев А. Н., Поэтические воззрения славян на природу, [в.] 1—3, М., 1865—69; Трубачёв О. Н., Ремесленная терминология в славянских языках, М., 1966; Иванов В. В., Топоров В. Н., Исследования в области славянских древностей, М., 1974; Соколова В. К., Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев и белорусов, XIX — нач. XX в., М., 1979; Цивьян Т. В., «Повесть конопли»: к мифологической интерпретации одного операционного текста, в сб.: Славянское и балканское языкознание, [в. 4], М., 1977; Kimakowicz-Winnicki M. von, Spinn- und Webewerkzeuge. Entwicklung und Anwendung in vorgeschichtlicher Zeit Europas. Wьrzburg, 1910; Zelenin D., Russische (Ostslavische) Volkskunde, B.—Lpz., 1927; La Baume W., Die Entwicklung des Textilhandwerks in Alteuropa, Bonn, 1955; Jobes G., Dictionary of mythology folklore and symbols, pt 2, N. Y., 1962; Moszynski K., Kultura ludowa Sfowian, cz. 1— Kultura Materjalna, Krakow, 1929; Schrader O., Reallexikon der indogermanischen Altertumskunde, 2 Aufl., Bd 1, Hrsg. von A. Nehring, В.—Lpz., 1917 — 23; Thomson G., Aeschylus and Athens. A study in the social origins of drama, L., 1950.

В. Н. Топоров.