ИНДУИСТСКАЯ МИФОЛОГИЯ

ИНДУИСТСКАЯ МИФОЛОГИЯ, комплекс мифологических представлений, образов и сюжетов различного происхождения, объединённых в религиозной системе индуизма, сменившей к концу 1 тыс. до н. э. в Индии древнюю религию ведийского брахманизма. Оттеснённая в предшествующую эпоху с господствующих позиций реформаторскими движениями буддизма и джайнизма, брахманистская религия возрождается в новых исторических условиях в форме индуизма, вбирая в себя и ассимилируя многие народные верования и культы, ранее остававшиеся за пределами ортодоксальной ритуально-мифологической системы.

Ранний этап становления И. м. отражён в эпосах «Махабхарата» и «Рамаяна» (т. н. «эпическая мифология»), развитая И. м. — в пуранах, религиозно-космогонических поэмах нач. 1 — сер. 2-го тыс. н. э., а также в санскритской классической литературе и средневековых литературах на новоиндийских языках.

Уже в поздневедийской литературе образы богов, занимавших главенствующее положение в пантеоне древних ариев, отступают на второй план. В роли верховного божества в поздневедийский период всё чаще выступает Праджапати, бог-творец и бог-отец; к началу эпического периода его сменяет Брахма, в известной мере, как полагают, под влиянием философской поэзии упанишад (7 — 6 вв. до н. э.), где Брахма выступает как персонификация высшего объективного начала — брахмана.

В эпосе отождествление Брахмы с брахманом не играет главной роли в его характеристике; образ Брахмы связывается прежде всего с космогоническим мифом, различные версии которого отражают как чрезвычайно архаические представления, так и относительно поздние философские спекуляции. Одной из наиболее распространённых остаётся восходящая к ведам версия происхождения мира из космического яйца, порождённого силой тепла в первозданных водах. В нём рождается демиург Брахма, который творит вселенную из материалов этого яйца. В эпосе вселенная постоянно обозначается как трилока («три мира») — неба, земля и подземный мир. Позднее представление о строении вселенной — «яйца Брахмы» (брахманда) — значительно усложняется. Сотворив вселенную, Брахма утверждает землю среди вод и звёзды на небе, определяет течение времени, создаёт смерть для спасения земли от перенаселения и т. д. Богам, своим потомкам, он отдаёт во владение отдельные сферы мироздания, учреждает основные социальные и политические институты, устанавливает на земле дхарму — священный закон, религиозные обряды и обычаи, сословное деление общества и права и обязанности четырёх варн (сословий), институт брака и т. д. Особенно подчёркивается в эпосе роль Брахмы в утверждении царской власти на небесах (где он ставит Индру царём над богами) и на земле. Но и Брахма, первоначально выступающий как «самосущий» (сваямбху), впоследствии утрачивает своё превосходство и вневременную позицию. В эпосе во главе пантеона наряду с Брахмой становятся Вишну и Шива. Боги же, занимавшие главные места в ведийском пантеоне, переходят на следующую (ниже) ступень иерархии, где составляют группу локапалов, хранителей мира, каждый из которых владеет одной из стран света [Индра, Агни (позднее его место занимает Кубера), Варуна, Яма]. Сохраняется древняя функция Индры — громовержца и подателя дождя, и в ещё большей мере его военная функция: он предводительствует богами в небесных битвах, он же — покровитель сословия кшатриев (воинской аристократии) на земле. Ведийский Варуна превращается во второстепенное божество вод. Напротив, большее значение приобретает Яма, который становится божеством смерти. Яма — властитель «предков» (питаров), т. е. теней усопших. Позднее развивается представление о расположенных глубоко под землёй бесчисленных адах (нарака), которыми владеет Яма. Новое божество в пантеоне — Кубера, бог богатства и повелитель якшей, стерегущих сокровища. Кубера традиционно рассматривается как человек, возведённый в ранг божества. Позднее в группу локапалов включаются ещё четыре божества: Агни, Сурья, Сома и Ваю. Не входят в группу локапалов, но остаются в пантеоне такие ведийские божества, как Ашвины, Сарасвати, Тваштар, более известный в эпосе под именем Вишвакарман. Общее число богов и границы, отделяющие их от других мифологических классов, в эпической мифологии так же неопределённы и зыбки, как и в ведийской. Сохраняется традиционное их число — 33 и деление на группы: адитьи (12), васу (8), рудры (11) и Ашвины (2), но в действительности число богов, включённых в систему И. м. (на подчинённом положении), гораздо больше. Низшую ступень в иерархии пантеона занимают лесные и домашние духи, боги — покровители городов, гор, рек, деревень, домов и т. п. Боги послеведийского пантеона более антропоморфны. Они прекрасны, не касаются земли ногами, не отбрасывают тени и т. д. Они мудры, как и демоны, способны к оборотничеству.Слева — Индра с боевой колесницей. Барельеф. Бхаджа. 2 в. до н. э.

Справа — Вишну. Фрагмент барельефа. Паршванатх (Кхаджурахо). 11 в.

Якша. Матхура. 1—2 вв.В И. м. богам противостоят демоны — асуры, которые разделяются на дайтьев и данавов. В связи с борьбой богов и асу ров излагается миф о пахтанье океана. Боги и асуры совместно пахтают океан, чтобы добыть из него амриту, напиток бессмертия (заменяющий ведийскую сому в И. м.). Они используют мифическую гору Мандару как мутовку, установив её на спине гигантской черепахи, опустившейся на дно океана, и обмотав, как верёвкой, космическим змеем Шешей (Васуки). Из океана кроме амриты появляются различные сокровища, в т. ч. Лакшми, богиня красоты и счастья, райское дерево Париджата, солнечный конь Уччайхшравас и др. Как побочный продукт пахтанья возникает страшный яд калакута (или халахала), грозящий уничтожить вселенную. Ради её спасения яд выпивает Шива. С помощью Вишну боги обманом отнимают у асуров амриту.

В эпической мифологии заметно увеличивается число классов демонов: асуры, ракшасы и пишачи, упоминающиеся ещё в ведах, противопоставляются трём классам положительных существ (соответственно богам, людям и питарам), но появляется множество новых мелких разновидностей (преты, праматхи, мандехи, кабандхи и т. д.). Расширяется мир низшей мифологии. Из вед переходят в эпос образы гандхарвов и апсар, которые антропоморфизируются. Наряду с якшами, изображавшимися в виде прекрасных юношей и дев, в свиту Куберы включаются гухьяки, полукони-полуптицы, и человекоподобные нары ; гандхарвов в роли небесных музыкантов дублируют киннары, имеющие облик людей с конскими головами, сиддхи, ангелоподобные обитатели небесной сферы, и другие.

Позднее появляются видьядхары, духи горных лесов, сходные с эльфами европейского фольклора. Важную роль в И. м. играют наги, полудемонические существа змеиной природы. В мифологии эпоса наги-змеи связаны происхождением со своими антиподами — птицами супарнами. Гаруда, вождь солнечных птиц супарнов, особенно тесно ассоциируется в эпосе с мифологией Вишну.

В мифологии животных в индуизме, как и в ведийский период, важную роль продолжает играть корова. Появляется образ волшебной коровы Сурабхи, исполняющей все желания своего владельца. Широкое распространение получает культ обезьян; особым почитанием среди простого народа пользуется образ Ханумана, мудрого обезьяньего вождя, который в сказании о Раме помогает герою освободить похищенную ракшасами супругу. Многие животные включаются в культы главных божеств пантеона как их зооморфные атрибуты. Появляется в И. м. образ «ваханы» — животного (иногда растения) — «носителя» определённого божества. Так, «ваханой» Брахмы считается гусь, Вишну изображается сидящим на орле Гаруде, «вахана» Шивы — белый бык Нандин, жены его Деви (Дурги) — лев, и т. д.

В мифологии растений важную роль играет ашваттха (священная смоковница), в почитании которой развивается восходящая к ведам концепция мирового дерева; ньягродха (баньян), ашока (ей молятся женщины о родах), лотос, туласи (цветок, связанный с культом Вишну).Нага. Фрагмент барельефа «Нисхождение Ганги». Махабалипурам. 7 в.

Богиня красоты и счастья Лакшми. 2—1 вв. до н. э.

Нандин. Камень. Чамунда. 8 в.

Слева — Бог солнца Сурья. Конарак. 13 в.

Справа — Сарасвати, богиня мудрости и красноречия. Дхара. 1034.В индуистской космографии (в пуранах) земля описывается как плоский диск, в центре которого возвышается мифическая гора Меру. Вокруг неё, отделённые океанами, расположены четыре материка (двипа). Вокруг вершины Меру обращаются солнце, луна и звёзды.

Согласно представлению о вселенной как о «яйце Брахмы», над землёй поднимаются ярусами шесть небес, чем выше, тем прекрасней; выше всех — «мир Брахмы» (брахмалока). На небесах обитают боги, святые мудрецы и другие существа полубожественной природы. Ниже земли расположены семь ярусов подземного мира (патала), где обитают наги и другие мифические существа. Ещё ниже — семь зон адов — нарака. Под адами обитает дракон Шеша. «Яйцо Брахмы» окружено скорлупой, отделяющей его от пространства, где расположено бесчисленное множество таких же миров. Это уже сравнительно поздние представления, появляющиеся в развитом индуизме, признающем множественность миров, без конца исчезающих и возникающих снова.

Один из ведущих мотивов И. м., восходящий ещё к поздневедийской литературе, — магическая сила, даруемая аскетизмом. Тапас — умерщвление плоти — позволяет добиться исполнения любых желаний, соединяет в себе разрушительную и творческую силу, и подвижник обретает сверхъестественную способность плодотворения. Характерной чертой И. м. является сочетание в едином комплексе аскетического и эротического начала. Во многих эпических и пуранических сказаниях Индра, страшась за свою власть, подсылает к подвижнику прекрасную аспару соблазнить его. Но и поддавшись соблазну, аскет не утрачивает окончательно плодов своего подвижничества.

Другой характерный мотив древних сказаний — проклятие отшельника, которое служит причиной несчастий или гибели многих эпических героев. Иногда проклятие превращает провинившегося на некоторый срок в животное или чудовище; иногда умилостивленные аскеты смягчают проклятие или определяют условия, при которых оно может быть снято; но отменить его не в состоянии даже они.

Превосходство мудрецов-аскетов над богами, которых они подавляют своим могуществом, отчётливо выражено в эпосе; оно находит отражение в мифической генеалогии, излагаемой в космогонических частях эпоса и в пуранах. Согласно этой генеалогии, в начале творения прародитель Брахма порождает шесть «сыновей духа», от которых происходят впоследствии все живые существа во вселенной. Это великие мудрецы-подвижники, образы их восходят большей частью к легендарным провидцам ведийских гимнов. В других версиях космогонического мифа число сыновей Брахмы (все они получают эпитет Праджапати) увеличивается до 10 или 17, и все они появляются чудесным образом из различных частей его тела.

Согласно одной из наиболее распространённых версий мифа, старший сын Брахмы — Маричи порождает Кашьяпу, тоже великого мудреца и подвижника (оба образа, восходящие к ведам, связаны с солярной мифологией). Сыновьями Атри, второго сына Брахмы, считаются Сома, бог луны, и Дхарма, бог справедливости (персонификация морального закона и вероучения; этот образ появляется только в индуистском пантеоне; позднее отождествляется с Ямой). Третий сын Брахмы — Ангирас — отец великого мудреца Брихаспати, а также, согласно некоторым версиям, Агни, бога огня. Брихаспати в индуистской мифологии — наставник и верховный жрец богов, персонификация планеты Юпитер; он ведёт постоянную борьбу со своим соперником Шукрой, наставником асуров, персонифицирующим планету Венера. От четвёртого сына Брахмы — Пуластьи происходят Кубера и повелитель ракшасов Равана, от других сыновей Брахмы — различные мифические существа и животные. Седьмой сын — Дакша, появившийся из большого пальца на правой ноге Брахмы, порождает 50 дочерей, из которых 13 он выдаёт замуж за Кашьяпу, 27 (олицетворяющих созвездия лунного зодиака) — за Сому и 10 — за Дхарму. Согласно другим версиям, все сыновья Брахмы также получают в жёны дочерей Дакши. Старшие дочери Дакши — Дити, Дану, Адити — порождают от Кашьяпы соответственно демонов дайтьев и данавов и богов адитьев, от других жён Кашьяпы происходят различные классы мифических существ: гандхарвы, супарны, наги и т. д.

Число богов группы адитьев увеличивается до 12; она приобретает отчётливо выраженный солярный характер; 12 адитьев олицетворяют солнце в каждый из 12 месяцев года. Особо выделяется из членов группы Вивасват, представляющий собственно божество солнца. Детьми Вивасвата считаются Яма, Ашвины, а также Ману, прародитель человечества, герой мифа о потопе. Непосредственно к Ману возводит своё происхождение легендарная Солнечная династия царей, к которой принадлежит герой древнего эпоса Рама. С другой стороны, сын Сомы Будха (персонификация планеты Меркурий) и Ила (Ида), дочь Ману, считаются родителями Пурураваса, родоначальника Лунной династии, к которой относятся Бхарата (давший имя стране) и его потомки, герои «Махабхараты».

Легендарные цари, герои происходят от богов, сражаются на их стороне против демонов, иногда борются с самими богами. Рама побеждает вместе с братом Лакшманой многих ракшасов, он убивает Равану (похитившего его жену Ситу), которого не могли одолеть ни боги, ни демоны. В центре сюжета эпоса «Махабхараты» — конфликт между двумя великими героями — Карной, сыном бога Сурьи, и Арджуной, сыном Индры; в истории подвигов Арджуны отразился также мотив богоборчества (единоборство Арджуны с Шивой).Апсара. Бхубанешвар. 12 в.

Слева — Рама. Мадрас, Государственный музей.

Справа — Кришна, побеждающий демона Калию. Бронза. Южная Индия.

Сканда, бог войны. Беллур.

Якшини. Консоль ворот ступы в Санчи. Камень. 2 в. до н. э.

Кали в облике демоницы. Южная Индия. 11 в.В космогонии получает развитие идея о цикличности вселенной, её периодическом разрушении и воссоздании. Существование и небытие вселенной определяются как «день» и «ночь» Брахмы; мир гибнет, когда Брахма засыпает, и с пробуждением его воссоздаётся снова. В разных текстах продолжительность «дня Брахмы» определяется различно (см. статьи Кальпга и Юга).

По истечении «дня Брахмы» космический огонь, таящийся в глубинах океана в облике «кобыльей пасти» (Вадавамукха), вырывается наружу и пожирает миры; наступает период пралая, растворения вселенной в небытии. В сложившейся И. м. Брахма переходит на подчинённое положение по отношению к Вишну и Шиве. Он сохраняет место в верховной триаде богов, представляя в ней функцию творения (Вишну и Шиве приписываются соответственно функции хранителя и разрушителя вселенной), но в поздней индуистской литературе Брахма — вторичный демиург, творящий мир по поручению Вишну или Шивы.

В эпосе и пуранах параллельно сосуществуют два главных мифологических цикла — вишнуитский и шиваитский. В вишнуитскую мифологию были включены некоторые из ранее самостоятельных местных верований и культов посредством сложившегося в индуизме учения об аватарах Вишну. Из этих 10 канонических аватар [к ним добавляются ещё некоторые другие — эпический герой Баларама (Баладева), Джаганнатха, божество местного культа в Ориссе, средневековый вероучитель Чайтанья и т. д.] наиболее значительной является аватара Кришны, в образе которого слились элементы мифологических представлений и верований различного происхождения (в т. ч. культы Васудевы, божества, почитавшегося в Западной Индии и отождествлённого впоследствии с Кришной; Нараяны, божества неясного происхождения, в котором персонифицируются первозданные воды; дравидского пасторального божества). Почитание Вишну в образе Кришны — кришнаизм — наиболее мощное ответвление вишнуитской мифологии и культа в религиозной системе индуизма.

В развитом индуизме именно Вишну (или Кришна) отождествляется с мировой душой, вытесняя Брахму с главенствующей позиции в религиозно-мифологической иерархии. Позднее складывается концепция майи Вишну. Майя понимается при этом как присущая Вишну энергия, материализованная в первозданных водах, из которых возникает мир; вселенная рассматривается как иллюзорное проявление майи, всепорождающей божественной субстанции.

В индуистской иконографии каноническим становится изображение Вишну, возлежащего на змее Шеше посреди космического океана; из пупа Вишну вырастает лотос, на котором сидит демиург Брахма. Пока Вишну спит, майя бездействует и иллюзия вселенной растворяется в небытии.

В мифологию Вишну включается образ богини Лакшми, которая рассматривается как супруга Вишну и как персонификация золотого лотоса, вырастающего из космического тела Вишну и отождествляемого со вселенной.Бог Ганеша. Средневековый горельеф.

Шива и Парвати. Бенгалия. 10 в.

Нисхождение Ганги. Фрагмент барельефа. Махабалипурам. 7 в.

Вишну, Брахма, Лакшми на змее Шеша. Средневековый рисунок. Танцующий Шива. Южная Индия. 11 в.

Якшини. Камень. Бхубанешвар. 10—13 вв.Мифология Шивы наиболее насыщена пережитками и элементами доарийского происхождения. Обособленная позиция Шивы-Рудры (см. Рудра) по отношению к богам арийского пантеона выражена в мифе о жертвоприношении Дакши, который в новой версии переходит из вед в индуистскую литературу. В индуистском пантеоне Шива сохраняет свой отчуждённый характер. Он обитает на севере (ассоциируясь с не менее архаическим Куберой), вдали от населённых мест, на горе Кайласа в Гималаях, где пребывает как божественный подвижник, погружённый в медитацию, отрешённый от мира. В образе Шивы, «совершенного йогина», получает наиболее яркое воплощение мотив могущества аскетизма, и в нём же запечатлено характерное для И. м. единство аскетического и эротического начал. Не менее свойственны образу Шивы черты, восходящие к культу плодородия, и древний фаллический символ плодородия — линга (лингам) становится главным объектом почитания этого бога в индуизме. В индуистской триаде Шива представляет функцию разрушения, но в шиваитской мифологической системе эта функция неразрывно связана с творческим аспектом; в мире непрерывных изменений разрушение неизбежно предшествует творению и его обусловливает. Космогоническая функция воплощена в образе Шивы — царя плясунов (натараджа). Этот образ, возрождающий первобытные представления о магической роли танца, символизирует проявление творческой и разрушительной вселенской энергии бога и очень популярен в индуистской иконографии.

В мифологии и иконографии Шива выступает как в милостивом, так и в грозном аспектах. В последнем его мрачный характер подчёркивается зловещей свитой полудемонических причудливых существ — ганов.

В сложившейся религиозно-мифологической системе шиваизма образ Шивы неразрывно связан с образом его жены Деви, почитаемой под многими именами. Шива и Деви символизируют в этой системе антагонистические и одновременно сотрудничающие творческие силы; соответственно в шиваитской иконографии лингам Шивы постоянно сочетается с символом женской творческой энергии — йони (образующим основание, из которого поднимается лингам). Изначальная чета рассматривается как отец и мать вселенной. Складывается концепция шакти, действенной энергии бога, воплощающейся в богине, его супруге. Эта концепция распространяется на все божественные пары индуистского пантеона, но отчётливое выражение получает именно в образах Шивы и Деви.

Шактизм — почитание творческой энергии Шивы, воплощённой в образе Деви, становится наиболее значительным ответвлением в средневековом шиваизме. В мифологии шактизма возрождаются чрезвычайно архаические представления, восходящие к первобытным культам богини-матери. В образе Деви ещё ярче выступает характерное для шиваитской мифологии сочетание противоположных аспектов — творческого и разрушительного. Благостная ипостась богини — милосердная Парвати, дочь гор (она же Ума, Гаури). В грозной своей ипостаси она носит имена Кали, Дурга, Чандика, Деви и др. и изображается в поздней иконографии как кровожадная и свирепая воительница верхом на льве, истребляющая мечом своих врагов.

С мифологией Кали-Дурги в средние века ассоциируются архаические культы некоторых местных богинь — Шиталы (тамильской Марияммы) — богини оспы, бенгальской Манасы, богини-змеи, и др., но полностью они с ней не отождествляются.

Благостная ипостась жены Шивы Парвати ассоциируется с образом её сестры, богини Гангщ персонификации священной реки индуизма, и играет важную роль в знаменитом мифе о нисхождении Ганги с небес на землю. С мифологией Шивы тесно связан также образ его сына Сканды (он же Карттикея, Кумара), нового бога в индуистском пантеоне, сохраняющего, однако, архаические черты, восходящие, возможно, к протоиндийской мифологии. Относительно поздно включается в пантеон другой сын Шивы, слоноголовый Ганеша, предводитель его полудемонической свиты, бог мудрости, покровитель наук и искусств, весьма популярный в средние века. Примирение существующих параллельно внутри индуизма двух главных течений — вишнуизма и шиваизма — выражено в поздней концепции тримурти, единого бога в трёх ипостасях (Брахмы, Вишну, Шивы, с указанным ранее распределением функций). Другая попытка компромисса — средневековый культ Харихары, божества, объединившего в себе черты Вишну (Хари) и Шивы (Хары).

Параллельно с индуистской мифологией северной Индии развивается богатая и своеобразная мифология дравидского юга, оказавшая на индуизм значительное влияние. Ряд дравидских божеств включается в индуистский пантеон, отождествляясь с его центральными образами (тамильская богиня войны Коттравей — с Дургой, бог войны My руган — со Скандой, и т. д.).Кришна, поднимающий гору Говардхан. Миниатюра. Кангра. 18 в.И. м. оказала большое влияние на религиозно-мифологические системы буддизма и джайнизма в самой Индии (в свою очередь испытав их воздействие), её образы и сюжеты вошли в литературы и искусство стран Юго-Восточной Азии и других, испытавших влияние индийской культуры; на протяжении столетий и до наших дней они питают многоязычные литературы и искусство Индии.

Лит.: Тубянский М. И., К истолкованию мифа о MahisamardanI, в кн.: Восточные записки, т. 1, Л., 1927; Баранников А. П., Вступительная статья, в кн.: Легенды о Кришне, т. 1 — Лаллу джи Лал. Прем Сагар, пер. с хинди, М,—Л., 1937; Гринцeр Р. Б., Древнеиндийский эпос. Генезис и типология, М., 1974; Нарайан Р. К., Боги, демоны и другие, М., 1974; Невелева С. Л., Мифология древнеиндийского эпоса, М., 1975; Эрман В. Г., Темкин Э. Н., Мифы древней Индии, М., 1975; Bhattachai: ji S., The Indian theogony, Camb., 1970; Dowson J., A classical dictionary of Hindu Mythology and Religion, 9 ed., L., 1957; Gonda J., Visnuism and sivaism, L., 1970; Gopinatha Rao T. A., Elements of Hindu iconography, v. 1 — 2, N. Y., 1968; Walker В., Hindu world: an encyclopedic survey of Hinduism, v. 1 — 2, L., 1968; Hopkins E. W., Epic my thology, Strassburg, 1915; Keith А. В., Indian [mythology]..., Boston, 1917 (Mythology of all races, v. 6, p. 1); Zimmer З., Myths and symbols in Indian art and civilization, N. Y., 1947; Thomas P., Epics, myths and legends of India, 12 ed., Bombay, 1961; Gonda J., Die Religionen Indiens, [v.] 1 — 2, Stuttg., 1960— 1963; Daniйlou Б., Hindu polytheism, L., [1964]; Gupta Sh. M., Plant myths and traditions in India, Leiden, 1971; O'Flahert y W. D., Asceticism and eroticism in the my thology of Siva, L., [1973].

В. Г. Эрмин.ИНИЦИАЦИЯ И МИФЫ. Инициация (лат., initio «начинать, посвящать, вводить в культовые таинства», initia tio, «совершение таинств, мистерий»), переход индивида из одного статуса в другой, в частности включение в некоторый замкнутый круг лиц (в число полноправных членов племени, в мужской союз, эзотерический культ, круг жрецов, шаманов и т. п.), и обряд, оформляющий этот переход. Иногда — в узком смысле — переход в число взрослых, брачноспособных. Обряды И. также называются переходными или посвятительными обрядами. В отличие от многих других обрядов (см. Обряды и мифы) И. включает в себя миф, как составную часть: во время обряда неофиту сообщаются мифы племени, которые может знать только взрослый или специально посвященный. С другой стороны, многие мифы имеют явные черты сходства с обрядом И., его структурой и символикой, строятся по той же модели, что и обряды И. Особенность структуры этих обрядов — их трёхчастность: все они состоят из выделения индивида из общества (т. к. переход должен происходить за пределами устоявшегося мира), пограничного периода (длящегося от нескольких дней до нескольких лет) и возвращения, реинкорпорации в новом статусе или в новой подгруппе общества. При этом И. осмысляется как смерть и новое рождение, что связано с представлением о том, что, переходя в новый статус, индивид как бы уничтожается в своём старом качестве; налицо также мифологическая интерпретация пространства: выход за пределы замкнутой территории, освоенной общиной, приравнивается к смерти. Отсюда важнейшая в героических мифах и волшебных сказках, воспроизводящая ритуальную схему И. часть сюжета — испытания, которым герой подвергается в царстве мёртвых или на небе (где живёт солнечный бог, у индейцев часто отец героя или всеобщий «великий отец», подобный Байаме или Дарамулуну австралийских племён, — установитель и патрон обрядов И.), или в другой стране, населённой злыми духами, чудовищами и т. п. С этим же связан мотив проглатывания героя чудовищем (изначально — тотемным животным) с последующим его освобождением из брюха чудовища, также отражённый сказкой и мифом, ср. и мотив пребывания группы мальчиков во власти демонической лесной старухи. Подобную символику И. можно найти в североавстралийских мифах о сестрах Ваувалук, сына одной из которых проглатывает и выплёвывает радужный змей, или о старухе Маутинге, из живота которой вырезают проглоченных ею детей. Аналогичные рассказы служат объяснительными мифами к И. у индейцев-квакиутль и во многих других архаических обществах. Пребывая в чреве чудовища или в контакте с лесными демонами (т. е. после выделения из коллектива и возвращения в него), герой тем самым демонстрирует свою стойкость, приобретает духов-помощников, магические (шаманские) силы, власть над стихиями, а в мифах о культурных героях добывает людям космические объекты или культурные блага, уничтожает чудовищ, мешающих их мирной жизни. Известную связь с И. имеют и обычные указания на повышенный эротизм героя (знак его силы и знак достигнутой зрелости), который иногда принимает деструктивный характер насилий или кровосмешения. Инцестуальные действия (см. Инцест) могут быть использованы в сюжете мифа и как мотивация временного изгнания героя из социума, трудных задач, поставленных ему отцом (невыполнение должно привести к его смерти). В связи с И. трактовал изгнание Эдипа В. Я. Пропп. На инициационный характер испытаний героя указывает тот факт, что гонителем очень часто оказывается родной отец — солнечный или иной бог, жестоко испытывающий своего сына и, казалось бы, стремящийся его извести, в конце концов мирящийся с сыном или побеждаемый им. Смерть культурного героя часто мыслится как неокончательная, остаётся надежда на возвращение из царства мёртвых, оживление в будущем. В этом случае можно говорить о «подразумеваемом» воскрешении, сопоставимом с И. Возможна также связь с И. мифов об умирающих и воскресающих богах (Осирисе, Адонисе и т. п.), хотя следует учитывать разницу между инициационным и инкарнационным сюжетами (в первом человек уходит в тот мир и, приобретя что-то, возвращается «к нам», во втором — персонаж из иного мира приходит «к нам», теряет нечто и возвращается в тот мир).

Вообще мотивы, связанные с И., можно найти практически в любом сюжете, включающем момент «становления» героя, т. е. начинающемся с его рождения или детства. Целый ряд больших эпических текстов объясняется в связи с И. — в узком смысле (например, «Махабхарата», во всяком случае основоположная для ее сюжета тема изгнания пандавов) — или в более широком (ср., например, трактовку «Одиссеи» или мифа о Гильгамеше как сюжета шаманской И.). Однако связи И. с мифом этим не исчерпываются. Так, И. в некоторых чертах воспроизводит космогонические мифы, поскольку выведение инициируемого индивида за пределы социальной структуры для совершения перехода подразумевает определённую степень расшатывания этой структуры, внесение некоего «возмущения» в нормальное состояние коллектива и последующее возвращение к нормальному существованию по завершении обряда. Как показал современный мифолог М. Элиаде, И. воспроизводит ситуацию возникновения хаоса и нового творения из него упорядоченного космоса (ср. частые случаи демонстративного на

рушения запретов и других норм социального порядка в начале ритуала). Сопоставление мифа с И. обладает значительной объяснительной силой. В частности, И., возможно, объясняет распространённый и в сказках, и в мифах т. н. юниорат, т. е. предпочтительность младшего героя: с точки зрения И. только младший и может быть героем, т. к. для него возможен переход в статус старшего, стало быть, то нарушение устоявшейся ситуации, которое и создает сюжет. Более общее значение имеет сходство самих структур И. и мифа, эпоса и волшебной сказки. На основе этого сходства был сделан ряд попыток распространить сопоставление на другие повествовательные жанры, в том числе и не фольклорные. Если для одних случаев [например, текстов, прямо ориентированных на И., как «Золотой осел» Апулея (посвящение Исиде), или типологически сравнимых с И., как «Божественная комедия»] это сопоставление имело непосредственный смысл (ср., возможно, и европейский роман воспитания с его обязательным путешествием), то для других оно должно рассматриваться лишь как совпадение универсалий повествования. Видимо, И. действительно содержит модель всякого повествовательного текста (например, выделение индивида из коллектива может лежать в основе самого понятия героя, уход и возвращение — через волшебную сказку — стали рамкой для большинства сюжетов, характерный ритм потерь и приобретений также обнаруживается во многих жанрах). Поэтому необходима известная осторожность и в сопоставлениях мифов с И., т. к. есть опасность принять за содержательное и специфическое сходство, возникающее лишь из общих законов повествования.

Лит.: Ксенофонтов Г. В., Легенды и рассказы о шаманах у якутов, бурят и тунгусов, 2 изд., М., 1930; Пропп В. Я., Исторические корни волшебной сказки, Л., 1946; Лотман Ю. М., О метаязыке типологических описаний культуры, в кн.: Труды по знаковым системам, т. 4, Тарту, 1969; Мелетинский Е. М., Поэтика мифа, М., 1976; Eliade M., Rites and symbols of initiation: the mysteries of birth and rebirth, N. Y., [1965]; Gennep A. van, Les rites de passage, P., 1909; Turner V. W., The ritual process, Harmondsworth, [1974].

Г. А. Левинтон.