Ерасов Б.С. Сравнительное изучение цивилизаций: Хрестоматия: Учеб. пособие для студентов вузов

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава XV. Цивилизационные проблемы модернизации

Ш. Эйзенштадт. НОВАЯ ПАРАДИГМА МОДЕРНИЗАЦИИ
РАСПАД РАННЕЙ ПАРАДИГМЫ МОДЕРНИЗАЦИИ И ПЕРЕСМОТР СООТНОШЕНИЯ МЕЖДУ ТРАДИЦИЕЙ И СОВРЕМЕННОСТЬЮ

Перевод третьего фрагмента осуществлен по изд.: Eisenstadt S. Modernization: Protest and Change. N.Y., 1966. P. 131-132.

Внимание современной общественной мысли и социологии длительное время было сосредоточено на выявлении природы современного социального порядка. В ходе изучения этих проблем сформировалось два различных, однако взаимосвязанных, подхо-

470

да к изучению современного общества. Один подход был направлен на изучение общих «качественных» характеристик такого общества, а другой — на описание процессов в различных сферах — будь то демографические или же структурные и организационные процессы.

Изучение качественных характеристик современных обществ было основано на выявлении ряда дихотомий, присущих процессам модернизации. Первая дихотомия — свобода против авторитарности. Современное устроение общества рассматривалось как постоянное расширение рамок свободы, что неизбежно порождает проблему поддержания стабильности и порядка.

Вторая важная дихотомия современного общества — стабильность и преемственность против перемен. Перемены («прогресс» или «развитие»), которые могли принимать революционный или же постепенный характер, рассматривались как общая структурная тенденция современного общества, имеющая позитивную ценность. Но современные политические системы и общества столкнулись с проблемой сочетания перемен с достаточной степенью институциональной стабильности или преемственности.

Третья дихотомия современных обществ — современная социальная рациональность против культурных ориентации или ценностей, воплощенных в традициях, религиозном или мистическом опыте. Рациональность часто воспринималась как «техническая» эффективность, т.е. как мера овладения человеком самим собой и своей судьбой. Противоположный подход выявлял возможность того, что, освободившись от стеснительных рамок общих ценностей и ориентации, от самоконтроля, человек становится добычей собственных нерегулируемых и девиантных инстинктов, прихотей, меняющихся и противоречивых интересов.

Таким образом, большинство проблем становления современного общества воспринималось прежде всего на фоне растущей необходимости поддержания стабильности в обществе и обеспечения социальной справедливости. Даже те, кто рассматривал досовременные режимы как угнетающие признавали, что специфические условия модернизации порождали новые, доселе неведомые проблемы поддержания внутренней стабильности и обеспечения социальной справедливости.

Многие из этих дискуссий по поводу качественных и организационных характеристик современного общества затрагивали проблему традиций и ее места в культурной и социальной жизни. И большей частью традиция рассматривалась в противопоставлении как качественным, так и организационным аспектам устроения общества независимо от того, какое содержание вкладывалось в

471

традицию: как накопленные стародавние обычаи, как привязанность к прошлому и некритическое принятие прежнего опыта и смыслов, как легитимация какой-либо деятельности со ссылкой на прошлое или же придание прошлому священного статуса.

Усиление качественных характеристик современности часто воспринималось как процесс, равнозначный упадку традиций. Упадок или слом традиций, эрозия традиционных основ легитимности общественного порядка воспринимались как предпосылка развития свободы, утверждения принципов рациональности и «нетрадиционных» концепций справедливости, которые и определялись как наиболее существенные характеристики современного общества.

Конечно, в оценке традиций возможны были разные идеологические позиции. Консерваторы отстаивали важность традиции и оплакивали ее упадок, либералы отстаивали возможность освобождения человека и общества от традиции и подчеркивали перспективы, открывающиеся на таком пути. В свою очередь, революционеры рассматривали либералов как скрытых традиционалистов. Но какова бы ни была идеологическая установка по отношению к традиции, общая позиция состояла в том, что именно относительная значимость традиции является одним из важнейших критериев, отличающих досовременное общество от современного.

В конце 50-х, а особенно начиная с середины 60-х гг. стала нарастать критика ранних теорий модернизации, которая постепенно подорвала большинство положений, выдвигавшихся в ней. Главным фокусом этой критики стала неспособность объяснить разнообразие переходных обществ, присущей им внутренней динамики, а также возможности самостоятельного развития современных дифференцированных политических и экономических комплексов. <...>

Критика ранних подходов к модернизации была направлена прежде всего против дихотомии традиция—современность, в том числе на выявление неисторичности и западоцентричности этой модели. Другое направление критики относилось к базовым теоретическим и аналитическим предпосылкам этой модели, особенно ее предпосылок «развития» как эволюционного процесса и «функционально-структурной» схемы анализа устроения общества.

Первой темой критики стало выявление значительного разнообразия традиционных обществ по степени того, насколько их традиции задерживали или же, напротив, облегчали переход к современности. Это потребовало более аналитичного подхода к рассмотрению различных элементов «традиции».

Второй важной темой критики стало подчеркивание различия между традицией и традиционализмом. В работах Э. Шилза, В. Хо-

472

зелица и других ученых показывалось, что традиционализм выступает как крайняя, негативная реакция на вторжение сил современности. Соответственно, традиция обозначалась как общий накопитель форм поведения и смыслов данного общества.

Третьей ъажной темой стало «новое открытие» факта устойчивости в современных и модернизирующихся обществах традиций, обязательных форм поведения, идущих из прошлого и ссылающихся на прошлые образцы.

Четвертая тема, ставшая предметом рассмотрения в работах некоторых ученых (например, М. Сингера или Л. Рудольф и С. Рудольф), раскрывала, что традиционные институты и группы, будь то касты или племенные союзы, оказывались способными к эффективному преобразованию своей деятельности в современных условиях.

И наконец, пятой темой стало растущее признание того факта, что вслед за начальными фазами независимого развития, когда многие из новых элит ориентировались в основном на «современные», т.е. западные модели, начинают вновь проявляться прежние, традиционные принципы и модели.

Эта критика привела к утверждению нескольких важных аспектов вариативности институциональных сторон модернизации. Во-первых, признание возможности того, что модернизация может иметь частичный характер, т.е. формирование новых институтов или современных организационных принципов не обязательно приводит к целостному обновлению общества, а может даже сопровождаться укреплением традиционных систем через влияние новых форм организации.

Это признание моделей частичной модернизации вело к далеко идущим выводам относительно природы и функционирования социальных систем, институтов вообще и современных в частности.

Во-вторых, все в большей степени признавалась системная жизнеспособность переходных обществ через создание своих особых механизмов стабильности и самосохранения.

В-третьих, получило признание то положение, что по крайней мере частично логика и тип развития обусловлены некоторыми аспектами традиционного устроения общества и должны трактоваться в связи с этими аспектами. Признание значения этих исторических сил и вело к выявлению относительной самостоятельности символической сферы по отношению к структурным аспектам социальной регуляции. Это положение приобрело особое значение Для переоценки места традиций в общественной жизни. <...>

Обвинение в неисторичности модели модернизации развивалось в двух направлениях. В одном из них подчеркивалась необхо-

473

димость рассмотрения процессов современного развития в различных обществах не как предполагаемого движения к предустановленной конечной стадии, а как развертывание традиционных сил, присущих данному обществу.

Другое направление, напротив, подчеркивало специфику и уникальность исторического опыта и обстоятельств процесса модернизации. Последователи такого подхода подчеркивали, что процесс модернизации не имеет универсального характера и он не присущ имманентно природе каждого общества. Напротив, этот процесс, по их мнению, отражает уникальную историческую ситуацию, связанную с распространением западной культуры по всему миру, дополняемым попытками запоздавших стран заимствовать эти ранние модели индустриализации, политической унификации и т. д.

Важное направление критики, лучше всего представленное недавними марксистскими работами, показывает необходимость учитывать характер распространения капитализма и формируемой международной системы отношений, включающей господствующие и подчиненные общества. Согласно этим авторам (Г. Франк и др.), важнейшая причина различий в состоянии современных и традиционных или развитых и слаборазвитых обществ кроется в неравенстве отношений, создаваемых империализмом и колониализмом, которым сопутствуют эксплуатация и зависимость. Так называемые традиционные общества, как и развитые, вовсе не лишены предпринимательских ориентации, специализации и дифференциации, необходимых для развития. Однако многие ранее процветавшие общества являются теперь слаборазвитыми в результате вмешательства империалистических интересов в их экономику. Существующая политика развития торговли и «помощи» расширяет материальную пропасть между богатыми и бедными нациями. Близорукость теоретиков модернизации, если она не вытекает из их идеологических установок, — результат их стремления рассматривать общества в состоянии статичной изоляции и неспособности учитывать характер международных отношений как в историческом плане, так и в современных условиях. В соответствии с концепцией структурной недоразвитости адекватный предмет рассмотрения должен включать структуру и функционирование единой международной системы хозяйства. (Tradition, Change and Modernity. P. 4-5, 13, 98-105.)

МОДЕРНИЗАЦИОННЫЙ ПРОЦЕСС ЗА ПРЕДЕЛАМИ ЕВРОПЫ

Новая цивилизационная тенденция, начавшая развиваться в Западной Европе в XIX в., распространилась по миру, создавая

474

новую международную политическую, экономическую и культурную систему. Силы этой системы, распространяясь из новых центров, сначала в Европе и Америке, затем в России и Японии, постоянно воздействуют на мировые цивилизации и общества, порождая в них самые разные реакции.

Хотя многие проблемы, с которыми сталкивались эти общества, были сходны с теми, что возникали в ходе европейского развития, общие условия сильно отличались от тех, в которых формировался новый социополитический характер Западной Европы. Здесь нам следует подчеркнуть несколько основных, тесно связанных обстоятельств. В общем и целом модернизация имела эндогенный характер в Западной Европе, в то время как ее распространение в Центральной и Восточной Европе, а затем в Азии, Африке, а в некоторой степени и в Латинской Америке было скорее результатом воздействия внешних сил на традиционные общества и цивилизации.

Это воздействие приняло несколько форм. Во-первых, оно подрывало традиционные основы хозяйственной, политической и социальной организации. Во-вторых, силы западной модернизации создавали новый международный порядок, в котором основным фактором, определяющим место в международном порядке, стала сила — в экономическом или политическом плане. В-третьих, силы современности создавали в традиционных обществах потребность в растущем участии граждан в делах центра.

[В сложившихся условиях именно политическая сфера становится главным фокусом развития и рычагом воздействия на другие сферы. Важное отличие в политической ситуации от европейской модели развития автор видит в характере политических структур и их отношении к социальному структурированию общества. Во многих незападных обществах не существовало сильных самостоятельных образований, ассоциируемых с «государством» и «обществом» в европейском понимании. Далеко не везде присутствовал определенный структурный политический центр, а если он и был, то скорее навязывался извне, чем возникал под влиянием внутренних сил. В редких случаях наблюдались и сколько-нибудь гомогенные этнические и национальные общности.

Даже в обществах имперского или патримониального типа, в которых несомненным было наличие специфичного центра и госаппарата, огромное отличие от Западной Европы заключалось в слабости плюралистических элементов.

В культурном плане вызов современности воспринимался в тех кодах, которые преобладали в этих обществах и в рамках образцов, сложившихся в историческом достоянии этих цивилизаций.

Конечно, реакция на воздействие нового никогда не была еди-

475

нообразной. Чтобы понять вариации в типах реакции как в рамках каждой цивилизации, так и в межцивилизационном сопоставлении, следует обратиться к веберовскому анализу места религиозных ориентацией и движений. Религиозная гетеродоксия и реформаторские движения в незападных странах имели еще большее значение в динамике перемен, чем в Европе— и прежде всего потому, что сама встреча с Европой порождала интенсивные движения протеста. Особое значение политической сферы приводило к тому, что основные ориентации движений протеста и тенденции к формированию институтов были сосредоточены в этой сфере. Поэтому особое внимание должно уделяться анализу не столько хозяйственной, сколько политической этики и ее воздействию на политику и на формирование институтов.] (Tradition, Change and Modernity. P. 258-260, 265.)

СРЫВЫ МОДЕРНИЗАЦИИ И ДВИЖЕНИЯ ПРОТЕСТА

Для ситуации модернизации характерна устойчивая структурная дуальность как наличие комплекса противостоящих социокультурных тенденций и ориентации в сочетании с низкой эффективностью центральных институтов.

Одной из существенных характеристик этой дуальности становится понижение уровня структурной организации, что приводит к нарушению взаимодействия между различными группами населения. Происходит разрастание ненормативных отношений, ориентированных на поддержание партикулярных интересов, расходящихся с интересами общества в целом. В обществах возрастают внутренние конфликты, что приводит к прямым столкновениям, к скрытой враждебности или же порождает различного рода движения — социальные, культурные, национальные, выходящие за рамки прежних структур регуляции. Вместе с тем, возникают и экстремистские формы протеста сектантского, партийного и т.п. типов. Движения протеста могут выходить и за внутренние рамки общества на международную арену.

РЕВОЛЮЦИИ И ЦИВИЛИЗАЦИИ

Внимательное изучение условий, при которых произошли поздние революции, позволяет установить между ними существенные признаки сходства.

Во-первых, эти общества относились к великим мировым традициям, или высоким, цивилизациям, основой которых являются хорошо выраженные, поддерживаемые особыми группами и институтами, культурные модели, в которых утверждаются универсальные ориентации, выходящие за рамки национальных, ре-

476

гиональных и политических общностей и включающие в себя миссионерские элементы.

Как мы видели, эти цивилизации имели ряд общих основополагающих культурных ориентации и кодов. Они отличались высоким уровнем автономии и выделенности космического (религиозного) и социального порядков, но вместе с тем признавали их взаимную соотнесенность и необходимость наведения моста между трансцендентным и мирским порядками через различные формы посюсторонней деятельности. В них существовал относительно высокий уровень вовлечения различных слоев населения в регуляцию социального порядка и относительно самостоятельный доступ, по крайней мере некоторых социальных слоев, к основным средствам управления социальным порядком. Но главное — им всем была присуща крайне важная особенность: признание посюсторонней деятельности как важнейшего средства преодоления напряженности между трансцендентно-космическим и мирским порядками.

Во-вторых, это были общества имперского или имперско-феодального типа. Поэтому для них были характерны высокий уровень выделенности центра и влияния центра на периферию, самостоятельный доступ некоторых слоев к различным элементам космического и социального порядка, а также тенденции воздействия, по крайней мере какой-то части периферии, на дела центра или центров.

В-третьих, как мы уже видели, имперским и имперско-феодальным системам были присущи совокупные изменения, и этот принцип создавал основу для подлинно революционных преобразований.

В-четвертых, революционные изменения приобретали особый размах благодаря включению общества в современные международные политические, экономические и культурные отношения, которым присущи, с одной стороны, относительно открытые рынки, а с другой — огромное неравенство в рыночных отношениях. (Revolution and Transformation of Societies. P. 202-203.)

МОДЕРНИЗАЦИЯ - РЕВОЛЮЦИЯ - СОЦИАЛИЗМ

Мотивы протеста и радикализма, черпаемые из революционных предпосылок первых европейских революций, были включены в исходные ориентации современной цивилизации. Это приводит к постоянному изменению базовых понятий этой цивилизации.

Сила революционной символики в цивилизации современности проявляется прежде всего в распространении по всему миру революционных и радикальных движений вообще, в том числе социалистической и коммунистической идеологии и движений, в которых

477

эта идеология и символика кристаллизуются наиболее полным образом и получают наиболее полную интеллектуальную разработку.

Социализм и коммунизм были первоначально движениями протеста или интеллектуальной ереси, в которой политические программы и идеологии соединялись с научным и философским мировоззрением. Как движения протеста, социализм и коммунизм сомкнулись с ориентациями на мятеж, протест, течениями интеллектуальной критики и тенденциями формирования центров и институтов. В этом плане они многим обязаны европейской традиции.

Следует выделить следующие основные культурные ориентации, присущие социализму и коммунизму:

1. Сильная ориентация на то, чтобы соотнести будущее с настоящим, и концентрированные миссионерские усилия на внедрение такой ориентации.

2. Всемерное подчеркивание ведущей роли коллективного начала и социальной справедливости — в сочетании с отрицанием индивидуалистских подходов.

3. Подчеркивание тесной связи между социальным, политическим и культурным порядками и цели построения нового общества, а соответственно и обоснование таких целей на основе трансцендентных критериев и идеалов, включаемых в базовую культурную модель.

4. Глубоко посюсторонняя ориентация, подчеркивающая не принятие существующего порядка, а его оценку в аспекте трансцендентных ценностей.

5. Подчеркивание возможности активного участия социальных групп в формировании нового социального и культурного порядков.

6. Сильная универсалистская ориентация, отрицающая в теории значение политических или национальных границ, но вместе с тем стремящаяся переопределить социополитический порядок в широких, но относительно определенных границах.

7. Социализм и коммунизм сформировали специфическую (и отчетливо современную) форму легитимности утверждаемого им социального и культурного порядка.

Социализм и коммунизм включили в свои традиции и символику эсхатологические элементы христианства — его видение истории и освобождения, разделение между «Градом человеческим» и «Градом Господним». Ранние социалистические движения развивались в общих рамках идейных течений европейской современности (modernity), подчеркивая значение национального государства, с одной стороны, а с другой — напряженных отношений между государством и обществом и классовой борьбой. Эта традиция в сильной степени повлияла на социалистическое и коммунистическое виде-

478

ние истории, сформировала в них сильную установку на мирские измерения человеческого бытия, активистскую ориентацию и характерные научные и миссионерские компоненты.

И наконец, социалистическое учение о классовом обществе также связано с европейской традицией, особенно с идеей об автономности сословий и активном участии широких групп и слоев населения в социальной регуляции.

Но конечно, социализм и коммунизм не представляли собой простого продолжения прежних традиций. Оба эти течения двойственно относились к великим интеллектуальным движениям современной Европы — Просвещению и научной революции, принимая многие из содержащихся в них идей и принципов, но вместе с тем развивая по отношению к ним сильную критику. А в отличие от английской, французской и американской революций или же Просвещения, социалистические движения стали первыми современными движениями протеста, направленными не только против властных устоев традиционной системы, но также и против современных институтов — политических, экономических и идеологических, которые сформировались на ранних этапах современной истории Западной Европы.

Распространение социализма за пределы Западной Европы было связано с экспансией цивилизации современности и признанием фундаментальных противоречий, созревающих в этой цивилизации. В контексте этой экспансии и противоречий сформировались течения протеста и революционные движения, получившие основательную разработку в экспорте социалистических движений и идеологии. Из всех традиций, идеологий и движений, возникших в Западной и Центральной Европе, социализм распространился дальше всех, и процесс этот наблюдается дольше всех. Ни одно другое движение не вызвало такого широкого участия как в организационном, так и в идеологическом плане.

Ключ к этому распространению следует искать в особенностях встречи незападных, неевропейских обществ с той современностью, которая исходила из Западной Европы. В этом процессе нередко проводилась параллель между положением рабочего класса в Европе по отношению к классу буржуазии и положением новых наций в современной международной системе по отношению к Европе (а позднее и к Соединенным Штатам). В этом смысле те, кто утверждают, что классовая борьба приобрела теперь в большей степени интернациональный, чем внутринациональный характер и что «третий мир» составляет пролетариат в этой новой международной борьбе, указали на важнейший пункт, хотя, в противоположность их мнению, дело не в конкретной структурной

479

или организационной черте, а скорее в символическом компоненте этого процесса и этих отношений. Реальная структура отношений между различными странами мира, конечно, полностью отличается от классовых отношений. Фокус протеста направлен прежде всего на международные идеологические и политические позиции, а не на разделение труда внутри общества.

Особая привлекательность социализма в целом заключается в том, что он проявил свою способность стать наилучшим средством, обеспечивающим активное участие в новой, современной (т.е. западной) универсальной традиции и вместе с тем отрицание определенных аспектов современности, особенно самого Запада. Социализм дал возможность многим неевропейским странам, особенно их элитам, включить универсалистские элементы современности в свою новую, коллективную идентичность без отказа как от специфических компонентов своей идентичности, так и от глубоко негативного отношения к Западу. (Revolution and Transformation of Societies. P. 183-184.)

Комментарии

Работы III. Эйзенштадта во многом способствовали переосмыслению ранних подходов к процессам модернизации, отказу от поверхностной однолинейной модели модернизации как уподобления западному образцу, введению в анализ различных сторон макросоциальной регуляции. Именно выделение основных противоречий модернизации (см. первый фрагмент) дало Ш. Эйзенштадту основу для создания многомерной модели. Существенное значение в анализе путей и принципов модернизации Ш. Эйзенштадт придает рассмотрению роли традиций, однако не в их общетипологическом плане как дихотомного начала, противостоящего «современности», а именно как специфики, связанной с той или иной цивилизационной системой. Обширная компаративистика, проведенная Ш. Эйзенштадтом, была основана прежде всего на общей концепции цивилизационного устроения, в разработку которой он же сделал огромный вклад (см. гл. II). Именно компаративистский (второй фрагмент) и цивилизационный подходы дают возможность системного анализа, учитывающего характер сложившегося в данном обществе достояния, его реакцию на воздействие Запада и специфику движения к современности. Одним из проявлений модернизации, подчеркивает Ш. Эйзенштадт, стали движения протеста, принимавшие в ряде случаев характер революций (см. фрагменты третий — пятый). Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история