Боффа Дж. История Советского Союза

ОГЛАВЛЕНИЕ

КНИГА ВТОРАЯ. НЭП

I. ТЯЖЕЛЫЙ КРИЗИС 1921 г.

Мятежи от Тамбова до Кронштадта, 153 — Борьба между большевиками, 156 — X съезд, 159 — Голод, 161 — Переход к новой экономической политике, 164 — Трудные поиски «законности», 167.

Мятежи от Тамбова до Кронштадта

«Ни одна страна мира на протяжении истории нового времени не подвергалась до этого такому опустошению», говорит о России конца гражданской войны и интервенции советский историк1. Эта оценка совпадает с теми, которые высказывались современниками. «История не знала еще такой грандиозной катастрофы», — сказал английский писатель Герберт Уэллс, одним из первых посетивший Россию2. За семь лет войны из-за людских потерь и утраты многих земель население России сократилось до неполных 137 млн. человек. В стране насчитывалось 4,5 млн. инвалидов войны. Было уничтожено свыше четверти национального богатства. Города обезлюдели. Население Петрограда уменьшилось с 2 млн. до 700 тыс. жителей. Выпуск промышленной продукции составлял седьмую часть довоенной. Без движения стояли затопленные или разрушенные шахты Донбасса, нефтяные промыслы Кавказа. Большая часть промышленности была парализована3.
Гражданская война в основном закончилась, но сказать, что она полностью завершилась, было еще нельзя. С окончанием главных военных операций обозначился провал планов милитаризации, намеченных в марте 1920 г. Этот год отмечен глубоким кризисом: экономическим, социальным, политическим. Ленин охарактеризовал его как «самый большой... внутренний политический кризис Советской России». Зиновьев говорил об «общем кризисе», о «некоем кризисе революции»4.
Экономический крах обозначился на рубеже 1920 — 1921 гг. Конец войны, освобождение от белых оккупированных ими областей, богатых природными ресурсами, некоторое оживление на транспорте все это породило надежды на быстрый подъем. Но оказалось, что имевшиеся скудные средства распределены неверно, в соответствии с чересчур широкими планами. В первые недели нового года вновь обнаружилась нехватка топлива. Пришлось закрыть многие предприятия из числа тех, что до этого момента работали. То же мое произошло с транспортом, и ухудшилась доставка хлеба. В отношении продовольственного снабжения надежды возлагались на только что возвращенные хлебные районы: Сибирь, Северный Кавказ, Украину. Но железные дороги бездействовали, и сообщение было ненадежным. Основная тяжесть легла на районы Центральной России. Между тем эти губернии собрали в 1920 г. весьма скудный урожай,
153
что и определило катастрофу, которая грянула годом позже. Планировалось собрать по разверстке 420 млн. пудов зерна; с большим трудом удалось собрать 284 млн.5 Подвоз зерна резко сократился в январе 1921 г.; в Москве и Петрограде и без того мизерные нормы выдачи продуктов были урезаны еще больше; в течение нескольких дней хлеба вообще не выдавали. Положение в деревне становилось невыносимым: недоставало элементарных орудий труда, даже гвоздей, земля оставалась невозделанной. И без того низкие урожаи снизились еще больше.
Теперь, после окончания войны, недовольство реквизициями и малопроизводительным принудительным трудом выливалось открыто, без страха сыграть на руку врагу. На одном из съездов Советов крестьянский делегат говорил: «Крестьяне всегда будут работать, сыновей своих не жалеют, крови не желают, и сами идем, и в Германии были, и на Урале были, и Колчака били, и Деникина били, и еще будем бить. Они бежали. Мы еще их будем гнать, если они придут, но все-таки хочется того, чтобы нас зря не мучили... Труд должен быть свободный...»6.
Зимой кризис власти в деревне вновь приобрел тяжелые формы. Партизанская война или просто бандитизм охватили почти все губернии. В отряды приходили демобилизованные из Красной Армии и дезертиры, которые отправлялись домой пешком, так как транспорт не работал. В некоторых частях страны подобные явления носили массовый характер. На Украине еще действовали отряды Махно вперемежку с другими бандами. Мятежи начались в Западной Сибири. Обширные зоны партизанской войны образовались на Северном Кавказе и вдоль Волги, особенно в Саратовской губернии.
Самый серьезный мятеж разразился в Тамбовской губернии. Он грозил распространиться, подобно масляному пятну на воде. Начавшись летом 1920 г., он длился весь последующий год. В феврале 1921 г. число мятежников определялось в 30 тыс. На протяжении нескольких месяцев против них пришлось применять крупные войсковые части — общим числом до 53 тыс. человек — под командованием одного из самых знаменитых командиров гражданской войны Тухачевского7. Опасность, впрочем, нависла и в тех местах, где дело не доходило до этого. Внушительные вооруженные формирования продолжали действовать вдоль границ; другие нашли укрытие по ту сторону границы. В Нижнем Новгороде в самый последний момент удалось предотвратить восстание многочисленного гарнизона (50 тыс. человек), вызванное отчаянными условиями, в которых он находился. Аналогичные случаи отмечались в Смоленской губернии, где к тому же был широко распространен бандитизм8. Недавно опубликовано исследование писем и петиций, поступавших тогда в Москву; нередко их подписывали целые деревни и доставляли специально выделенные ходоки. Это исследование позволяет проследить, как нарастало недовольство на селе к концу 1920 г. В нем описываются невыносимые условия тогдашней деревенской жизни. К тому же значитель-
154
ная часть посланий поступала из тех самых центральных губерний, которые стойко продержались всю войну. «Если до весны никаких решительных шагов... не предпримем, — говорилось в одном из донесений из Вологды, — то можем оказаться перед попыткой крестьянского реванша»9.
Кризис также ослабил прочность новой рабочей власти в городах среди рабочих. Закрытие заводов и сокращение хлебного пайка повлекли за собой забастовки в Москве и Петрограде; особенно серьезный характер приобрели они в Петрограде, где было вновь введено осадное положение. Теперь большевикам предъявляли их собственные программные требования, которые они в данную минуту не могли удовлетворить. В первых числах февраля конференция рабочих-металлистов Москвы и Московской губернии потребовала положить конец реквизициям в деревне10. Вся совокупность кризиса в конечном счете слилась в одном слове: Кронштадт. Но то было лишь кульминацией длительной драмы.
Восстание в знаменитой морской крепости — одной из главных очагов революции в 1917 г. — началось 1 марта 1921 г. в связи с забастовками в Петрограде. Восставшие овладели военными кораблями, в том числе двумя крейсерами. Они выдвинули лозунг «Власть Советам, а не партиям!», мечтали о «третьей революции», провозглашали: «Долой правую и левую контрреволюцию!». Главной мишенью были большевики, которым предлагалось отказаться от власти. В крепости насчитывалось 20 тыс. матросов и солдат и несколько тысяч рабочих. Сама партийная организация Кронштадта оказалась расколотой на три группы: одна была заодно с мятежниками, другая занимала нейтральную позицию, третья — против них11. Первая попытка захватить остров атакой с материка, предпринятая 8 марта, провалилась. В конечном счете восстание было подавлено в результате наступления, начавшегося в ночь с 16 на 17 марта под командованием Троцкого и Тухачевского. И осажденные, и идущие на штурм сражались с отчаянной отвагой: наступающим пришлось продвигаться по открытому льду залива, в лоб атаковать крепость с ее фортами и батареями. Восемь тысяч мятежников сумели укрыться в Финляндии. Эта смертельная схватка между людьми, которые только что сражались плечом к плечу во имя одной и той же революции, была самым. тревожным симптомом возможного краха власти, родившейся в октябре 1917 г.12
В полемике того времени, как и в более поздних работах советских историков, организацию мятежей неизменно приписывают старым побежденным партиям, в особенности меньшевикам и эсерам. Некоторые из их пропагандистских лозунгов действительно выставлялись различными движениями протеста, сотрясавшими страну. Остатки этих партий обрели известную жизнеспособность. Но в целом более убедительным выглядит то описание противоборствующих сил, которое дано в воспоминаниях Микояна (посвященных событиям того времени в Нижнем Новгороде) и в документах Смоленского
155
архива*. В этих описаниях меньшевистские и эсеровские группы характеризуются как активные, но, по существу, неспособные на какое-либо выступление во главе масс13. Если бы они еще обладали политическим весом, положение большевиков стало бы отчаянным. На самом деле ни восставшие в Кронштадте, ни мятежники из крестьянских банд не шли на поводу этих партий. Коммунисты чувствовали, что могут потерять власть, но эта угроза исходила не от меньшевиков или эсеров. Она была страшнее, но одновременно и более расплывчатой. Речь шла о неудержимой стихии крестьянской анархии, причем не анархии официальных последователей Кропоткина, которые, как признается в их мемуарах, оказывали очень малое влияние на события в Кронштадте14, а той, которую Ленин называл «мелкобуржуазной стихией», поясняя, что она «недаром называется стихией, ибо это действительно нечто наиболее бесформенное, неопределенное, бессознательное...». Эта стихия, как мы знаем, была немаловажным компонентом революционного порыва, но теперь, подчеркивал в своем анализе Ленин, «она скинет рабочую власть неизбежно и неминуемо, как скидывали революцию Наполеоны и Кавеньяки, именно на этой мелкособственнической почве и произрастающие»

Борьба между большевиками

Политический кризис поразил и коммунистическую партию. Потрясены были самые основы ее власти. Вождь социалистической революции, партия оказалась во главе страны, изолированной от остального мира, в которой, как указывал Ленин, «экономических основ для действительного социалистического общества еще нет», а «культурный уровень крестьян и рабочей массы не соответствовал задаче» перехода к такому обществу. Перед «огромным большинством крестьянства» было «не только меньшинство, но и значительное меньшинство пролетариата», который к тому же подвергся и продолжал подвергаться «такому сверхчеловеческому напряжению», «таким бедствиям, лишениям, голоду, ухудшению своего экономического положения, как никогда ни один класс в истории»16. Сила, призванная быть гегемоном, сама раскалывалась.
В этих условиях в партийных организациях на самых различных уровнях происходили столкновения по самым различным вопросам, как чисто внутренним, так и связанным с проблемой подчиненности в партии. Шла полемика между верхами и низами, то есть руководителями и руководимыми. Наконец, кризис охватил и саму партийную верхушку. В испытаниях гражданской войны ее центральное ядро
* Речь идет об обширном собрании документов смоленской организации Коммунистической партии Советского Союза. Немцы завладели архивом во время летнего наступления 1941 г. в России. Затем он попал к американцам и в качестве военного трофея был увезен в США, где в настоящее время хранится в библиотеке Гарвардского университета.
156

оставалось, по существу, сплоченным, причем даже более сплоченным, чем в первые месяцы революции, омраченные последствиями споров в Октябре и затем брестскими разногласиями. Под давлением обстоятельств в нем вновь вспыхнула внутренняя борьба.
Начало конфликту положила резкая реакция партии на политику милитаризации, избранную IX съездом. Эта линия, как мы видели, встретила оппозицию (пусть даже и не в открытой форме) не только со стороны «децистов» — они и до того критиковали тенденцию к преобладанию военных, «бюрократических», недемократических методов, — но также со стороны руководителей профсоюзов. В ноябре 1920 г. на пленуме ВЦСПС разногласия вылились в столкновение (Между двумя членами большевистского ЦК: председателем ВЦСПС Томским и Троцким. Троцкий, которому было поручено руководство всем транспортом, стал повсеместно, в том числе и в профсоюзных и партийных организациях транспортников, насаждать формы и методы, принятые в армии. Встречая в своем стремлении последовательно проводить в жизнь курс на милитаризацию труда растущее сопротивление на местах, Троцкий пригрозил распространить аналогичные приемы на все профсоюзы в целом. Возник конфликт. Но при обсуждении его в высшем партийном органе Троцкий не только не нашел поддержки, но и встретил сильную оппозицию, к которой принадлежал на этот раз и Ленин. Разногласия усугубились до такой степени, что приняли форму общепартийной дискуссии. Инициатива исходила от Троцкого. К нему присоединились другие видные руководители. После безуспешной примирительской попытки его поддержал Бухарин. Подготовка к X съезду партии велась на основе раздельных платформ.
Борьба шла между тремя основными тенденциями. Принятая в 1919 г. партийная программа устанавливала, что «профессиональные союзы должны прийти к фактическому сосредоточению в своих руках всего управления всем народным хозяйством»17. В ходе гражданской войны профсоюзы уже взяли на себя выполнение некоторых функций организации экономики, тем не менее их положение в обществе со многих точек зрения оставалось двусмысленным и неопределенным. Троцкий утверждал, что им следует усиливать скорее их «производственный», чем профессиональный аспект и развиваться в сторону «планомерного превращения... в аппараты рабочего государства, то есть к постепенному сращению профсоюзных и советских органов». Это был тезис «огосударствления» профсоюзов. Он был расценен как наиболее авторитарный, хотя Бухарин, напротив, отстаивал его как возможный вариант «производственной демократии».
На противоположном полюсе образовалась новая группа — «рабочая оппозиция», — состоящая в большинстве своем из профсоюзных работников. Наиболее видным ее руководителем был председатель профсоюза металлистов Шляпников. Оппозиционеры требовали, чтобы профсоюзы осуществляли управление хозяйством на всех уровнях, начиная с отдельных предприятий, где на профсоюзных собра-
157

ниях должны избираться люди, осуществляющие техническое руководство производством, вплоть до самого верха, где «всероссийский съезд производителей» должен выбирать центральный орган, управляющий всем народным хозяйством. Третья позиция, избранная другими профсоюзными деятелями и затем поддержанная Лениным и большинством Политбюро, предусматривала более осторожный подход к производственным задачам профсоюзов. Профсоюзы рассматривались представителями этой платформы — в соответствии со знаменитой формулой — скорее как «школа» управления, «школа коммунизма», чем как органы, способные взять на себя управление экономикой. Но именно в силу этого они призваны были функционировать более нормальным, демократическим образом, чем это предусматривалось методами военного коммунизма и курсом на милитаризацию18.
Когда сквозь призму времени рассматриваешь эту дискуссию, некоторые ее аспекты могут показаться чуть ли не оторванными от действительности. На самом же деле в ней были поставлены важнейшие для социалистического общества вопросы. Не случайно конфликт этот по сей день остается предметом споров и размышлений. Но ведь страна тогда стояла перед куда более примитивными проблемами: главной задачей было выжить. В дискуссии как бы нащупывалась необходимость политического поворота, но впечатление было такое, что еще не определились пока его отправные точки, которые, кстати говоря, не могли ограничиваться лишь промышленностью и рабочим классом. Вместе с тем дискуссия не была просто спором: то была открытая политическая борьба с неизбежными в такой борьбе резкостями. Пример — обвинения в адрес Троцкого, выдвинутые петроградской партийной организацией, которой руководил Зиновьев. Троцкий, говорилось в них, жесткостью своих тезисов грозит вызвать раскол между партией и профсоюзами19. В провинции столкновения носили еще более острый характер: кое-кто призывал голосовать «за Ленина» или «против Ленина»20.
Каждая позиция, как часто бывает в таких случаях, выходила за рамки конкретных платформ. Троцкий, отталкиваясь от военного опыта, стремился достичь высшей эффективности в производстве военными же средствами. «Рабочая оппозиция», довольно сильная в некоторых промышленных центрах, отражала недовольство городского пролетариата, причем в ней чувствовался стачечно-экономический, «увриеристский» акцент, носивший не только антибюрократическую, но, пожалуй, и антиинтеллигентскую окраску. Эта оппозиция была единственной, которая предлагала немедленные меры по повышению жизненного уровня рабочих, но в тех условиях предложения эти носили утопический, если не просто демагогический характер. Она была ближе к революционным чаяниям и программе партии, но ближе в тех пунктах, которые в тот момент были совершенно неосуществимы. Позиция Ленина, чрезвычайно недовольного этим публичным столкновением, была направлена на поиски равновесия. Тактиче-
158

ски его удары вначале были направлены против Троцкого, а затем против «рабочей оппозиции», в которой Ленин подозревал зерно анархизма. Платформа, поддержанная его авторитетом, завоевала внушительное большинство, но, как и две другие (это предвидел Троцкий21), почти сразу же оказалась оттесненной в прошлое развитием событий.

X съезд

Проходивший в декабре 1920 г. VIII съезд Советов еще был всецело пронизан установками политики военного коммунизма. Посев и правильная обработка полей еще рассматривались на нем как «государственная обязанность»22. Между тем побуждаемый тревожными сигналами, поступавшими из разных районов страны, и ощущением, что с весной может прийти катастрофа, Ленин искал выход из кризиса. Плоды его размышлений выкристаллизовались в конечном счете в предложение о замене реквизиций зерна (продразверстки) продовольственным налогом. Этот налог, не только менее обременительный, но и заранее доведенный до сведения крестьянина, давал ему возможность свободно распоряжаться тем количеством зерна и других продуктов, которое оставалось у него сверх точно и заблаговременно установленного предела.
Сама по себе идея была не нова: ее уже выдвигали меньшевики, а среди большевиков — годом раньше — Троцкий. Ленин, однако, рассматривал ее в более широком контексте, что придало ей более глубокий смысл, значение радикального поворота. Вопрос этот был для него прежде всего политическим, ибо, по существу, речь шла об отношениях между рабочими и крестьянами, то есть между двумя главными классами. Отношения эти следовало «подвергнуть новому или.., пожалуй, более осторожному и правильному дополнительному рассмотрению и известному пересмотру». Судьбы революции зависели от того, будет ли между этими двумя социальными силами борьба или соглашение: «Только соглашение с крестьянством может спасти социалистическую революцию в России, пока не наступила революция в других странах»23. Ленин говорил теперь о крестьянстве вообще, не делая больше различия между бедняками и богатыми, признавая факт общего усреднения их жизненных условий. Таково было огромное новшество, предложенное X съезду; оно прошло, почти не встретив противодействия.
X съезд партии заседал в марте 1921 г., после дискуссии о профсоюзах и в момент мятежа в Кронштадте; многие делегаты выехали из Москвы, чтобы участвовать в его подавлении. Это был один из самых напряженных и драматических съездов в истории партии большевиков, хотя драм в ее истории всегда было предостаточно. Замена разверстки продналогом — не единственный политический поворот, совершенный съездом. Форум партии, оказавшейся под Угрозой поражения на следующий день после труднейшей победы,
159
выработал своего рода чрезвычайный курс. Правда, пока он походил больше на инстинктивные акты самозащиты, чем на обдуманный комплекс политических мер. Эти акты выглядели противоречиво, но все же уже позволяли проследить новую ориентацию. Если полемика с Троцким и Бухариным заключала в себе прежде всего опасность раскола верхов, то споры с «рабочей оппозицией» обнаружили риск разрыва и с партийной массой. Критика на съезде обрушилась в особенности на Шляпникова и его сторонников. Два других течения по этому пункту выступили заодно. В выступлениях против оппозиции была вновь подтверждена старая большевистская идея: партия — «авангард» пролетариата, единственная сила, способная «объединить, воспитать, организовать» рабочий класс и массы трудящихся, «противостоять» их «колебаниям» и «предрассудкам». Эта роль должна выполняться партией и после установления «диктатуры пролетариата»; более того, одно «немыслимо» без другого24. Политика партии была приравнена к «непоколебимой железной линии», от которой нельзя было отойти без того, чтобы не сыграть на руку ее врагам25. Г Именно из-за недооценки этого теоретического положения группа Шляпникова была обвинена в «уклоне» к анархо-синдикализму*. За формулировками последовали организационные меры. Самая далеко идущая была выдвинута и отстаивалась Лениным как крайняя мера, продиктованная сознанием опасности. Речь шла о шаге, далеко не соответствующем правилам большевистского демократического централизма, да и самой военной дисциплине времен гражданской войны. Резолюцией «О единстве партии» были запрещены организованные фракции, причем последним, не подлежащим разглашению пунктом этой резолюции высшие партийные инстанции — Центральный Комитет и Центральная контрольная комиссия — были уполномочены исключать избранных съездом руководителей в случае нарушения ими этого запрета. Решение об исключении должно было приниматься большинством в две трети голосов на совместном заседании ЦК и ЦКК. Нововведение могло стать источником опасных последствий, и все же в напряженной атмосфере того момента за него проголосовали и те, кого, подобно Радеку, обуревали наихудшие опасения26.
Центральная контрольная комиссия была органом, учрежденным в сентябре 1920 г. IX партконференцией, в тот именно момент, когда кризис партии обнаружился во всей своей остроте. Официально ее
* Слову «уклон» суждено было позже приобрести широкую известность и войти в международный политический лексикон. Это произошло в тот период, когда при руководстве Сталина ему был придан резко отрицательный, пожалуй, даже преступный смысл и оно стало всюду переводиться как «deviazione» («отклонение», «впадение во грех» — итал.). Нам представляется необходимым подчеркнуть, что наш перевод — «propensione» («склонность», «наклонность к чему-либо» — итал.) — более соответствует тому смыслу, в каком употребил его Ленин на X съезде. Он специально уточнял, что выбрал это слово, чтобы не придавать своей критике слишком ожесточенного характера, и что готов заменить его на более мягкое, если оно будет кем-нибудь подсказано (см. Десятый съезд РКП (б). Стенографический отчет. М., 1963, с. 537).
160

впервые избрали на X съезде. Она должна была представлять собой своего рода высшую моральную инстанцию, облеченную полномочиями по разрешению личных конфликтов и разбору многочисленных жалоб. Ее задумали, иначе говоря, для обеспечения здоровых норм партийной жизни, как гарантию от произвола и злоупотреблений. X съезд принял также резолюцию по организационному вопросу, в которой выражалось пожелание, чтобы «внутрипартийная рабочая демократия» утверждалась все шире вместо «милитаризации», возобладавшей в партии в предыдущие годы. Резолюция требовала поэтому регулярного проведения выборов и перевыборов, свободы дискуссии и т. п. Между этими требованиями и драконовскими условиями, введенными резолюцией «О единстве партии», было очевидное противоречие. Его воздействие не замедлила испытать на себе сама ЦКК, внимание которой оказалось сосредоточенным на чисто дисциплинарных вопросах. К чести большевиков, следует сказать, что это противоречие ими сознавалось. «Сама эпоха носит противоречивый характер», — говорили они о своем времени. Они пытались уйти от противоречия, но это было нелегко27.

Голод

Переход к продналогу, решение о котором было принято так, чтобы успеть оповестить об этом крестьян до начала весеннего сева, представлял собой лишь первый шаг в новом направлении политики. Взвесить его последствия у съезда не было времени. Этим последствиям между тем суждено было выявиться на фоне нарастающих трудностей. В первый момент предполагалось, что у крестьян удастся получить также излишки, то есть то, что должно остаться после сдачи налога и удовлетворения личных потребностей. Достичь этого думали путем организованного обмена крестьянской продукции на промышленные товары. Проект, однако, оказался несостоятельным уже в первые месяцы: товаров, подлежащих обмену, оказалось слишком мало, не было и организации, способной взять на себя реализацию такого товарообмена28. Необходимо было разрешить свободную торговлю. Для Ленина, как и для всех большевиков, это влекло за собой глубокий пересмотр собственных идей: свобода торговли — никогда! — утверждал он в предшествующий период. Уже в мае, то есть всего через два месяца после съезда, оказалось необходимым созвать чрезвычайную партконференцию (X) для обсуждения нового курса и тех бесчисленных сомнений, которые он порождал: теперь было ясно, дело идет к новой экономической политике — нэпу. Этот курс, уточнял Ленин, был взят «всерьез и надолго». Публичной критике в этой связи им был подвергнут военный коммунизм как навязанный обстоятельствами. Ленин перекидывал здесь мостик к своим мыслям весны 1918 г., когда он указывал, что государственный капитализм был бы прогрессом в условиях России. Он вновь заговорил о «первых шагах к социализму» и обратил
161
внимание на необходимость прибегнуть к «реформистскому» методу действий в вопросах хозяйственных 29. Не он один занимался пересмотром прежних утверждений. В печати критиковалась только что вышедшая насыщенная идеями военного коммунизма книга Бухарина «Экономика переходного периода». Объективные экономические категории, отмечалось в критическом разборе книги, вновь подтвержают свою действенность и не оставляют места для мифа о всеспасительном «внеэкономическом принуждении», преклонением перед которым была пронизана книга.
Проведение в жизнь новой политики было затруднено катастрофой, обрушившейся на страну в весенне-летний период. После сокращения посевных площадей и падения урожайности в военные годы одной из периодически поражающих русские равнины засух оказалось достаточно, чтобы вызвать губительный недород на обширнейших территориях Поволжья и Приуралья, части Северного Кавказа, Украины и Крыма. Двадцать две губернии с населением 23 млн. человек были обречены на муки голодной смерти. Население, охваченное, бедствием, было еще многочисленней: свыше 33 млн. человек. Микоян утверждает, что погибло около 3 млн. По всей вероятности, эту цифру следовало бы увеличить, но произвести сколько-нибудь достоверный подсчет никому не удавалось. Массы людей пытались спастись бегством из районов недорода: из-за разрухи на транспорте многие погибли в пути. Уже вследствие гражданской войны в стране было множество беспризорников; теперь это явление приобрело устрашающие размеры: в 1922 г. насчитывалось 5,5 млн. оставшихся на произвол судьбы детей30. Самарский делегат на X съезде Советов (декабрь 1922 г.) взывал: «Положение поистине ужасное... Поддержите нас. Мы три года вас поддерживали, три года отдавали все силы Республике, отдавали наш хлеб... У нас дело дошло до того, что люди едят трупы людей». Многочисленные другие свидетельства подтверждают, что действительность была именно такой 31. Крайне тяжелая обстановка сохранялась и в городах, и за пределами районов, пораженных неурожаем. «Более всего впечатляет облик этих человеческих существ, — писал приехавший из Франции коммунист. — На лицах, как и на исхудавших телах, лежит отпечаток физического истощения, длительного недоедания... Зачастую задаешься вопросом, как им удается удерживаться на ногах, не рухнут ли они навзничь с минуты на минуту» . В подобных обстоятельствах продналог не мог дать даже половины тех 240 млн. пудов, на которые надеялись.
Положение оставалось почти безнадежным на протяжении целого года, то есть вплоть до лета 1922 г., когда новый, к счастью, хороший урожай позволил советской власти перевести дыхание. Год нэпа способствовал постепенному примирению с селом, а тем самым и усилиям по подъему всей экономики. Тот факт, что, несмотря ни на что, при самой скромной помощи из-за границы удалось все же ценой крайнего упорства обеспечить соглашение с селом, а
162

следовательно, и минимум продовольствия, то есть победу в войне с голодом, был для нового строя доказательством крепости и силы духа. Но одновременно это был для него крайне тягостный переход к новым условиям существования, в некоторых отношениях даже более тяжелый, чем гражданская война, потому что не стало того героического порыва, который был характерен для вооруженной борьбы. Как реальный хозяйственный курс нэп постепенно обрел форму во второй половине 1921 г. Свобода торговли означала — и большевики знали это — определенное оживление капитализма. Таким образом, они вступили в систему смешанной экономики, очертаний которой ясно не видели сами. Впрочем, они вообще мало знали о проблемах управления экономикой. Во всех отраслях хозяйства и во всех действовавших до того установках произошли перемены. Первые замыслы в области планирования привели к рождению плана электрификации России (ГОЭЛРО); он был утвержден в декабре 1920 г. VIII съездом Советов. На базе этого первого опыта родилась плановая комиссия (Госплан), укомплектованная преимущественно учеными и экспертами-некоммунистами. Некоторые большевистские руководители, и в том числе сам Троцкий, выступали за более широкое развитие планирования, но встретили оппозицию Ленина, с недоверием относившегося к чересчур общим и честолюбивым проектам, которые рисковали остаться на бумаге. Он учил партию овладевать самыми простыми формами хозяйствования, требовал, чтобы коммунисты «научились торговать». Он был инициатором правительственного документа — знаменитого «Наказа от СТО (Совета труда и обороны) местным советским учреждениям», — который требовал от них научиться регистрировать, распознавать, истолковывать явления экономики и на этой основе проявлять собственную хозяйственную инициативу33.
Процесс национализации был приостановлен. Было решено, что даже предприятия, уже перешедшие в собственность государства, могут быть отданы в аренду или концессию русским или иностранным капиталистам при соблюдении некоторых гарантий. Учитывая оживление рынка, национализированная промышленность отныне также должна была сообразовываться с законами товарного производства, исходить из соотношения издержек и прибылей (хозрасчет). Производство надлежало сосредоточить на предприятиях, способных работать в таких условиях. Началась, таким образом, структурная перестройка промышленности: главки постепенно были упразднены (за двумя исключениями — для металлургии и электроэнергетики), а рентабельные предприятия стали группироваться в самостоятельные тресты либо по производственному признаку, либо по географическому. Большая часть их перешла под контроль местных совнархозов. Активное возвращение частников произошло главным образом в торговле. Большие надежды возлагались на кооперативы, которым вновь разрешалось проявлять хозяйственную инициативу и производить операции на рынке.


163

Сколь ни скудны были продовольственные ресурсы в распоряжении государства, они ускорили отмену карточной системы. Зарплата вновь стала выдаваться преимущественно деньгами, а не натурой. И если процесс этот все же протекал не так быстро, то происходило это потому, что инфляция продолжала развиваться стремительными темпами, вздувая цены до астрономического уровня. Непрерывная девальвация рубля на свой лад способствовала экспроприации буржуазии. Но теперь дело дошло до того, что потребительские цены исчислялись в миллионах. Просто отменить натуральную форму зарплаты было невозможно, ибо это лишило бы рабочего возможности выжить. С возобновлением рыночных отношений вновь вставал вопрос о необходимости твердой денежной единицы. Требовалось, следовательно, восстановить государственные финансы, найти источники пополнения государственной казны, установить новую финансовую дисциплину, рассчитать бюджет и способы постепенного преодоления его дефицита. XI съезд партии в марте 1922 г. был первым съездом, вниманию которого был представлен доклад на эти темы, подготовленный наркомом финансов Сокольниковым. Изложенные им соображения отныне заняли господствующее положение во всей хозяйственной деятельности правительства большевиков.

Переход к новой экономической политике

Начатый в стране, где люди умирали с голоду, нэп представлял собой радикальный поворот в политике, акт колоссальной смелости. Но переход на новые рельсы заставил советский строй на протяжении года с лишним балансировать на краю пропасти, он мог рухнуть в нее в любой момент. После победы в массах, которые во время войны шли за большевиками, исподволь нарастало разочарование. Для партии Ленина нэп был «отступлением», «концом иллюзий»34. В глазах противников — символом признания большевиками собственного банкротства и отказа от своих проектов. Ходили слухи, что заводы будут возвращены прежним владельцам. Капитуляция большевиков еще долго рассматривалась — особенно за границей — как вполне вероятный факт. Летом 1921 г., когда надвинулся голод, в Москве по настоянию Максима Горького был образован комитет помощи голодающим. В него вошли, помимо большевиков, видные деятели культуры и кое-кто из уцелевших руководителей других партий, включая кадетов. Надеялись, что тем самым будет облегчено поступление помощи из-за границы. Но инициатива эта была истолкована как шаг к образованию коалиционного правительства. Получилось так, что часть комитета как бы получила полномочия представлять Россию в отношениях со всеми теми, кто не признавал законности большевистской власти. Поэтому комитет, просуществовав лишь месяц, был ликвидирован, а некоторые его руководители арестованы 35.
164

Крестьяне на селе продолжали испытывать недоверие к власти. Партия с трудом изыскивала методы работы, отличные от тех, что применялись во время военного коммунизма. В городах рабочие, условия жизни которых оставались из рук вон плохими, требовали, чтобы эти условия хоть как-то были улучшены. Открыто орудовали спекулянты, обогащавшиеся на перекупке товаров, о которых основная масса населения не смела даже мечтать: это порождало ощущение, что воевали впустую. Привилегии, установленные для специалистов, согласившихся работать на советскую власть, усугубляли горечь. Враждебные партии, хотя они были разбиты и развенчаны, в подобных условиях могли найти благоприятную почву для реванша, в частности возрождения против большевиков революционных лозунгов Октября, верность которым партия Ленина была не в состоянии сохранить. Эти партии, как отмечалось в одном из большевистских документов, получали тем самым возможность изображать себя «как единственные в нынешний момент организации, готовые бороться за реальное проведение требований, выдвинутых массами в годы высочайшего подъема пролетарской революции»36. Зато сближались с большевиками вчерашние враги, теперь хвалившие их за отказ от некоторых утопий, — обстоятельство, усиливавшее разочарование тех, кто боролся во имя совсем других идеалов.
Историки упрекали Ленина в том, что он не попытался в этих условиях создать более широкую коалицию, не добился, пусть даже «ценою отказа от монополии на власть», большей «политической гармонии»37. Но имелись ли реальные предпосылки для подобного решения? Нет никаких указаний на то, что большевики хотя бы раз задумались о такой возможности, не говоря уже об обсуждении ее. Власть, завоеванная ценой гражданской войны, которая к тому же была единственной гарантией того, что, когда бедствия останутся в прошлом, цели революции все равно будут осуществлены, — такую власть не уступают перед трудностями, какими бы трагическими они ни были. Пропасть, вырытую четырьмя годами борьбы, уже нельзя было перейти. Разбитые и дискредитированные остальные политические группы не только не предлагали, но и не могли предложить большевикам никакой настоящей поддержки: они лишь обвиняли, упрекали в выборе «ошибочного пути» и говорили о реванше. Они не могли ссылаться даже на право победителя, которого оправдывает история: на такое право могла претендовать лишь партия Ленина. Альтернативой власти коммунистов был еще больший беспорядок, а следовательно, возобновление гражданской войны. Большевики отстояли свое завоевание. Но больше года их власть в голодной стране висела на волоске — безоговорочной решимости тончайшего слоя революционеров, рассматривавших диктатуру пролетариата и в мирное время как «самую ожесточенную, самую упорную, самую отчаянную войну классов» .
Переход к нэпу пусть медленно, но укреплял их позиции. Одним из первых результатов его было постепенное затухание очагов мяте-
165
жа, вспыхнувших годом раньше. Побуждая крестьян, получивших право свободно распоряжаться частью собственной продукции, вернуться к земле, новая политика выбила социальную опору из-под бандитизма и крестьянской партизанской войны.
В августе 1921 г. Махно укрылся в Румынии, а его подручные рассеялись или сдались к концу года. Летом 1922 г. в стычке был убит Антонов; к этому времени он превратился лишь в затравленного главаря без войск, над которым ежеминутно висела угроза ареста. В течение 1922 г. была в основном ликвидирована и партизанщина на Северном Кавказе, ранее также получившая большой размах. Нэп имел решающее значение для упрочения власти на селе, но он представлял собой лишь одну сторону описываемого явления. Другой — были репрессии, вооруженная борьба, как всегда в таких случаях затяжная и жестокая, с расстрелами, арестами, ссылками и т. д. Проведение этих репрессий зачастую возлагалось на чрезвычайные органы, не предусмотренные никаким законом или регламентом, — на тройки, которым поручалось возглавлять проведение энергичных карательных мер. Впервые появившись в тот момент, они исчезли, когда выполнили свою чрезвычайную миссию39.
Именно в тот период был закреплен факт существования одной-единственной партии в Советской России. Об этом указывалось в документах XI съезда РКП (б), заседавшего в Москве в конце марта — первых числах апреля 1922 г. «Российская коммунистическая партия, — говорилось в одной из его резолюций, — осталась единственной легальной политической партией в стране»40. Многим уцелевшим деятелям других политических организаций было разрешено эмигрировать. Другие были высланы насильственно. С теми же, кто, оставшись, продолжал пропаганду и агитацию, по-прежнему вели борьбу. Сохранилось немало ленинских писем этого периода, в которых он требует усилить репрессии, особенно против меньшевиков41. Летом 1922 г. в Москве состоялся процесс над некоторыми руководителями партии эсеров. Их обвиняли в преступлениях, совершенных во время гражданской войны начиная с летних покушений 1918 г., одной из жертв которых был Ленин. Процесс был открытым и вызвал резонанс за границей. Было вынесено несколько смертных приговоров, однако они не были приведены в исполнение. Мало того, ВЦИК постановил, что они вообще не будут приведены в исполнение, если эсеровская партия прекратит всякую террористическую деятельность. (Позже многие из осужденных были выпущены на свободу и работали в различных советских учреждениях.) В 1922 г. обострился также конфликт с православной церковью, которая уже в ходе гражданской войны находилась по другую сторону баррикад. Решение изъять золотые и серебряные украшения в церквах для оплаты закупленного за границей зерна вызвало во многих местах столкновения (а следовательно, и аресты) не только с духовенством, но и с верующими, чаще всего с крестьянами.
166

Трудные поиски «законности»

Однако, если бы мы не увидели в событиях этого периода ничего, кроме борьбы с большевиками, упорно отстаивавшими свою власть, мы упустили бы из виду всю сложность трудного перехода к нэпу. Ведь нэп был первым мирным, невоенным политическим курсом, который революция оказалась в состоянии осуществить. Победивший строй принял меры по установлению собственной юридической регламентации, по созданию собственной законности. Необходимо было покончить с «морем беззакония», в которое оказалась ввергнута страна. Утверждение революционного «правопорядка» в особенности поощрялось Лениным; он видел в этом эквивалент той «культурности», которой еще не хватало стране42. Речь шла о гарантии, в первую очередь ее следовало дать крестьянству. 1922 г. — год интенсивной законодательной деятельности. Размах ее не может не впечатлять, если вспомнить, в каких условиях она протекала. На протяжении года были подготовлены и приняты уголовный и гражданский кодексы, новый земельный и новый трудовой кодексы. Их принятие сопровождалось реформой судов, которые были объединены в стройную трехзвенную систему: народный суд — губернский суд — Верховный суд Республики. Упразднены были ревтрибуналы и административное судопроизводство, то есть практически единственные судебные органы, действовавшие на протяжении гражданской войны . Была учреждена государственная прокуратура; на нее возлагалась задача осуществлять надзор за исполнением законов и в то же время поддерживать государственное обвинение. Наконец, получила признание и была регламентирована система адвокатуры.
Несмотря на эту колоссальную работу, утверждение революционной законности наталкивалось на серьезные трудности. Главное препятствие — все та же острота политической борьбы, как внутренней, так и международной. Сам Ленин, выступая в процессе разработки новых кодексов, потребовал «расширить применение расстрела (с заменой высылкой за границу)», распространив это на лиц, участвующих в деятельности других партий. Он заявил также, что было бы «обманом» обещать ликвидацию «террора», и выразил пожелание, чтобы соответствующие политические преступления были юридически сформулированы «как можно шире», предоставляя «революционному праросознанию» решать вопрос, в каких пределах применять установленные меры44. Так возникла дилемма между правопорядком и правосознанием, в тисках которой долго будет биться советская юридическая мысль45.
Такая постановка вопроса находила свое отражение и в превращении чрезвычайных революционных органов в постоянные институты. В феврале 1922 г. ВЧК была преобразована в Государственное политическое управление (ГПУ) при Наркомате внутренних дел. И в данном случае ставилась цель перейти от чрезвычайных методов
167

к нормальной системе законности. На деле же ЧК сохранила все свои полномочия и весьма активно использовала их как в борьбе с бандами, так и против возможного возрождения других партий. И это действительно, по-видимому, было одно из немногих успешно функционирующих учреждений, судя по тому, что к ЧК пришлось обратиться и по такому поводу, как выселение жильцов, незаконно занявших здание, предназначавшееся Коминтерну46. Ведомство, задуманное вначале как временное и чрезвычайное, сделалось таким образом постоянным и институционально закрепленным. То же самое произошло с цензурой. В июне 1922 г. было образовано Главное управление по делам издательств и публикаций (Главлит) с задачей надзора за всеми публикациями, особенно частных издательств, вновь нарождавшихся при нэпе47.
Мучительный переход к нэпу отразился, наконец, и на самой коммунистической партии. Ее отождествление с государством продвинулось еще дальше. В эти месяцы многократно утверждалось — об этом говорил, в частности, и Ленин, — что функции партии и государства не должны смешиваться; практически же для того, чтобы разграничить их, начиная с самого верха, было сделано очень мало. Наиболее значительные решения принимались в высших руководящих органах партии, причем не столько в Центральном Комитете (который вырос тем временем до 27 членов и 19 кандидатов и собирался на пленарные заседания лишь раз в два месяца), сколько в его более узких органах. Подлинным руководящим центром страны сделалось Политбюро: здесь разбирались все крупные политические вопросы и принимались главные решения. Нечто сходное происходило в масштабах губерний.
Партия оставалась хранителем великой социалистической перспективы, открытой революцией, но вместе с тем она представляла собой единственную силу, которая была в состоянии не просто руководить, но и административно управлять несоциалистической страной, обнищавшей и голодной. Она должна была брать на себя задачи, к которым совершенно не имела навыка. Ей пришлось поставить своих активистов на наиболее ответственные посты в самых различных областях общественной жизни. Многие из них обладали военным опытом: в армии, сокращенной до 1,6 млн. человек, оставалось 80 тыс. коммунистов, меньше трети того, что было раньше48. Для защиты от карьеристов партия прошлась по своим рядам гребнем чистки. Решение о ней было принято весной 1921 г. Цель состояла в удалении социально чуждых элементов, то есть примазавшихся к власти, развращенных ею, преследующих собственную выгоду. Около четверти партийного состава (24,1 %) было исключено; в рядах РКП (б) оставалось не более полумиллиона человек49. При вступлении в партию были введены гораздо более строгие правила: требовалось больше рекомендаций от других коммунистов, длительный кандидатский стаж, утверждение вышестоящим партийным комитетом50. Нормы были менее суровыми для рабочих, более
168
строгими для крестьян и еще более жесткими для всех прочих. И все же Ленин хотел, чтобы они были еще более строгими.
На внутрипартийной жизни в свою очередь сказались решения X съезда, причем его антифракционистская резолюция даже в большей степени, чем резолюция о «рабочей оппозиции». Главная опасность состояла в возможности раскола пролетарского авангарда: внутри партии начинали отражаться противоречия и всего общества в целом. Среди групп, столкнувшихся на X съезде, «рабочая оппозиция» отличалась наибольшим упорством: 22 входивших в нее деятеля апеллировали к Коминтерну, который, однако, не принял их жалобы. Ленин дважды требовал исключения Шляпникова из партии, но оба раза его требования были отвергнуты. Зато был исключен известный партийный деятель из Перми, Мясников. Он отделился от «рабочей оппозиции» и еще более ожесточенно критиковал нэп, представлявший, на его взгляд, возврат к капитализму. В то же время он добивался свободы печати для всех, «от монархиста до анархиста»51. Увриеристские, синдикалистские тенденции, выражавшиеся Мясниковым и подпольной группой, которую он попытался сколотить в начале 1923 г., также представляли собой отражение противоречий и разочарований, вызванных новой политикой.
В те месяцы важнее были не дискуссии, а конкретные требования момента, оперативность решений, быстрое и правильное их выполнение, правильный подбор людей. Преобладание организационного момента над другими придало особое значение партийному органу, прежде игравшему довольно второстепенную роль, — секретариату. Сразу после XI съезда только что учрежденную должность генерального секретаря предложили Иосифу Сталину. Похоже, впрочем, никто, кроме него самого, не осознал, какое значение мог приобрести новый партийный орган: нет никаких данных, что это решение сопровождалось какой-либо дискуссией.
Каждая из таких перемен была чревата опасностями в будущем. Главная опасность, а она уже тогда прослеживалась в тенденции взаимопроникновения партии и государства, состояла в засилье бюрократизма. Уже со времени гражданской войны оппозиционные группы сигнализировали о такой опасности; она же в свою очередь была связана с другой: постепенным вырождением демократии во внутрипартийной жизни. И если эти группы даже в тот период не добились большего влияния, то объяснялось это не только строгими правилами, установленными X съездом, но и другими причинами. Первая состояла в отчаянно трудном положении страны. Вторая - в том, что демократическая жизнь в партии продолжалась даже в этих новых условиях. Обсуждение политических вопросов в печати не прекратилось. Несмотря на сохранявшуюся напряженность, XI съезд все еще являл картину свободной дискуссии. До принятия дисциплинарных мер против Мясникова Ленин вел с ним откровенный спор, будучи убежден: следует воспринимать все здоровое, что содержит в себе каждое оппозиционное выступление52. Даже на
169

X съезде он хотел, чтобы и при «радикальных разногласиях» была сохранена возможность противоборства разных платформ на самой съездовской тоибуне.
Пожалуй, самый типичный пример этих противоречий — эволюция профсоюзов, организаций, которые более других страдали от двойственности своей природы: выразителей интересов государства и в то же время защитников интересов самых широких масс трудящихся. После X съезда, в мае 1921 г., возник серьезный конфликт между Центральным Комитетом партии и некоторыми его членами — деятелями профсоюзов. Коммунистическая фракция IV съезда профсоюзов по предложению члена ЦК Рязанова приняла резолюцию, в которой в довольно осторожных выражениях высказывалось пожелание большей независимости профсоюзов от партии. ЦК принял энергичные меры для изменения резолюции. Рязанову запретили заниматься профсоюзной деятельностью, а Томского сместили с поста председателя ВЦПС за недостаточно решительное выступление против инициативы Рязанова53. Но меньше чем через год после X съезда его постановления по профсоюзным вопросам уже полностью обнаружили свою недолговечность в связи с переходом к нэпу.
В самом деле, XI съезд принял документ, заметно отличавшийся от прежнего. Появление частных предприятий поставило перед профсоюзами новые задачи, аналогичные традиционно стоявшим перед этими организациями при капитализме. Они должны были заниматься «защитой интересов трудящихся масс», причем защитой как от отдельных предпринимателей, так и от «бюрократических извращений» нового государства. Участие профсоюзов в управлении экономикой по-прежнему поощрялось, когда речь шла об обсуждении планов и выдвижении кандидатур на различные административные посты, но исключалось в форме прямого вмешательства в управление производством. Зато устанавливались области специфически профсоюзной компетенции: вопросы тарификации, коллективные договоры, охрана труда. Не исключались и забастовки, но лишь как крайнее проявление кризисной ситуации: в обязанность профсоюзам вменялось «содействовать наиболее быстрому и безболезненному улаживанию конфликтов»54. Томский вновь возглавил ВЦСПС. Вместе с тем больше коммунистов, чем раньше, было направлено на руководящую работу в отдельные отраслевые профсоюзы55.
Противоречивыми в некоторых отношениях были ленинские определения нэпа, высказанные в разные моменты и по разным поводам. Он говорил о нэпе как об «отступлении» и на XI съезде сказал, что его нужно остановить. Отсюда его уподобление партии отступающей армии, в которой главной опасностью является паника — ее угроза вынуждает даже расстреливать тех, кто бросается бежать (этими сравнениями он оправдывал необходимость строгой дисциплины). Но нэп был, с его точки зрения, также ареной борьбы, в которой суждено решиться, кто кого одолеет: социализм или
170

капитализм? Борьба эта уже не носила характера борьбы просто военно-политической, но представляла собой экономическое соревнование на почве удовлетворения через рынок многомиллионного крестьянства56. Новые задачи, вставшие перед партией, носили, стало быть, экономический характер, ибо нэп был и оставался, в особенности для Ленина, обновленным союзом рабочего класса и крестьянства, союзом, реализованным через смычку (слово, которое будет часто употребляться в спорах последующих лет) рождающейся — или готовящейся родиться — социалистической экономики с крестьянским хозяйством. От этого, говорил он, зависит «судьба нэпа и судьба коммунистической власти в России». Эти высказывания могут быть осмыслены во всем своем значении лишь с учетом других аспектов того пересмотра, которому Ленин подвергал тогда свою концепцию. Этим мы займемся в дальнейших главах.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 История СССР, т. 8, с. 23.
2 Герберт Уэллс. Россия во мгле. М., 1958, с. 10.
3 История СССР, т. 8, с. 23—26; Народное хозяйство СССР в 1961 г. Статисти¬
ческий ежегодник. М., 1962, с. 7.
4 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 45, с. 282; Десятый съезд РКП (б). Стеногра¬
фический отчет. М., 1963, с. 346 [далее: Десятый съезд РКП (б)].
5 Четыре года продовольственной работы. Статьи и отчетные материалы. М
1922, с. 18.
6 Исторический архив, 1962, № 2, с. 66—67.
7 И. П. Донков. Организация разгрома антоновщины. — «Вопросы истории
КПСС», 1966, № 6; И. Трифонов. Из истории разгрома антоновщины в 1920—1921 го¬
дах. — «Военно-исторический журнал», 1968, № 9, с. 27—35.
8 А. И. Микоян. В Нижнем Новгороде. — «Новый мир», 1972, № 9, с. 189—196;
Merle Fainsod. Smolensk under Soviet Rule. New York, 1963; p. 40—41 (далее: Smo¬
lensk...).
9 Э. Б. Генкина. Государственная деятельность В. И. Ленина (1921 —1923 гг.).
М., 1969, с. 81.
10 Там же, с. 69—70.
11 Десятый съезд РКП (б), с. 253.
12 С. Н. Семанов. Ликвидация антисоветского кронштадтского мятежа 1921 года.—
«Вопросы истории», 1971, № 3; И. Трифонов, О. Сувениров. Разгром кронштадского
контрреволюционного мятежа 1921 года. — «Военно-исторический журнал», 1971, № 3;
Paul Avrich. Kronstadt 1921. Princeton, 1970.
13 A. И. Микоян. Указ, соч., с. 191; М. Fainsod. Smolensk.., p. 40.
14 Paul Avrich. The anarchists in the Russian Revolution, p. 158; Daniel Guerin. Ne d o, ne padrone. Antologia del pensiero anarchico. Milano, 1971, v. 2, p. 255.
15 B. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 43, с. 240—241.
16 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 42, с. 32; т. 43, с. 26—27, 132.
17 Восьмой съезд РКП (б), с. 403.
18 Все три платформы см. в: Десятый съезд РКП (б), с. 663—691; ср. с основными
документами предсъездовской дискуссии, там же, с. 813—838.
19 Там же, с. 832—833.
20 А. И. Микоян. Указ, соч., с. 202.
21 Десятый съезд РКП (б), с. 390.
22 Съезды Советов СССР, т. I, с. 136. О переходе от военного коммунизма к нэпу советские историки опубликовали в последние годы немало интересных работ, вызвавших оживленные дискуссии. См., помимо Э. Б. Генкиной. Указ, соч., также: Ю. А. Поляков. Переход к нэпу и советское крестьянство. М., 1967. Широкая дискуссия велась на страницах журнала «Вопросы истории КПСС», 1966, № 10, 11, 12; 1967, № 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, и 1968, № 1, 2, 8, 12.
23 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 43, с. 57, 59.
24 Десятый съезд РКП (б), с. 575.
25 Там же, с. 572.
26 Там же, с. 533—534 и 536, 571—573.
27 Там же, с. 559—571; Девятая конференция РКП(б), с. 281.
28 В. А. Цыбульский. Товарообмен между городом и деревней в первые месяцы нэпа. — «История СССР», 1968, № 4.
29 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 44, с. 221—223.
30 История СССР, т. 8. с. 57—58; А. И. Микоян. Указ. соч. — «Новый мир», № 10, с. 172; А. И. Чуеунов. Органы социалистического контроля (1923—1934 гг.). М., 1972, с. 430 (подсчеты автора. — Прим. ред.).
31 Исторический архив, 1962, № 2, с. 68; П. А. Агриков, А. С. Башкиров,
И. А. Лычев. Война с голодом в Поволжье в 1921 —1922 гг.—«История СССР», 1963, № 1.
32 Andre Morizet. Chez Lenine et Trotsky. Paris, 1922, p. 16.
33 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 43, с. 266—291.
34 Н. И. Бухарин. Путь к социализму в России. Избранные произведения. Нью-Йорк, 1967, с. 177.
35 И. А. Черемисский. Из истории классовой борьбы в 1921 г. — «Исторические записки», № 77, с. 190—209.
36 КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. М., 1953, ч. I, с. 670 (далее: КПСС в резолюциях...).
37 Leonard Schapiro. Storia del Partito communista sovietico. Milano, 1962, p. 287—288.
38 Одиннадцатый съезд РКП (б). Стенографический отчет. М., 1962 с. 635 [далее: Одиннадцатый съезд РКП (6)].
39 И. П. Донков. Указ, соч., с. 68.
40 Одиннадцатый съезд РКП (б), с. 545.
41 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 45, с. 189.
42 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 45, с. 199, 201.
43 В. М. Курицын. Проблемы демократии и законности в первые годы нэпа. —
«Вопросы истории», 1972, № 4, с. 56.
44 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 45, с. 189—190.
45 Umberto Cerroni. II pensiero giuridico sovietico. Roma, 1969.
46 Memoires de Jules Humbert-Droz, v. 2, p. 18.
47 В. М. Курицын. Указ, соч., с. 55.
48 Одиннадцатый съезд РКП(б), с. 286—287.
49 Там же, с. 743—747.
50 КПСС в резолюциях, ч. I, с. 654—664.
51 Одиннадцатый съезд РКП(б), с. 748—756; Roberto Sinigaglia. Mjasnikov e la rivoluzione russa. Milano, s. d.
52 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 45, с. 130.
53 Одиннадцатый съезд РКП (б), с. 262—264.
54 Там же, с. 528—537.
55 Там же, с. 246—252 и 537—д38.
56 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 45, с. 86—89.
57 Там же, с. 78.