Липовецкий Ж. Третья женщина

ОГЛАВЛЕНИЕ

ЧАСТЬ III. ПОСТДОМОХОЗЯЙКА

Глава 2. РАБОТАЮЩАЯ ЖЕНЩИНА

Золотой век женщины-домохозяйки уже позади. После века, отмеченного пренебрежительным отношением к занимающейся активной деятельностью женщине, настал период, отмеченный в первую очередь ее признанием и высокой социальной оценкой. Демократии постмодерна вписывают очередную главу в историю женщин, и эта глава посвящена постдомохозяйкам.

60-е годы дают сигнал к началу нового периода. В 1963 году книга Бетти Фриден «Мистифицированная женщина», проданная тиражом в 1,5 миллиона экземпляров, вызвала культурный шок, выставив на всеобщее обозрение «неизбывную тоску» домохозяйки из крупных американских пригородов, ее одиночество и тревоги, пустоту ее существования и отсутствие у нее идентичности. Идеал доброй феи жилища перестал пользоваться единодушным признанием: в печатных изданиях появляется все больше статей, в которых говорится о неудовлетворенности домашних хозяек, об их фрустрациях и о монотонности их жизни. Обвинения в адрес женщины, не имеющей профессии, теперь уже не затихают, а новые феминистские течения вскоре придадут им еще

317

более резкую форму. В атмосфере всеобщего недовольства решительному осуждению подвергаются неравноправное распределение половых ролей и предписывание женщинам выполнять все работы по дому. По убеждению представителей радикальных движений, революция не может ограничиваться уничтожением капиталистических производственных отношений: она должна положить конец и разделению труда по дому на основании половой принадлежности, и стереотипу матери-домохозяйки, и домашнему рабству второго пола. Образ супруги и матери, сидящей дома, прежде воплощал коллективную мечту, а теперь он же становится синонимом кошмара для новых женщин, движимых духом протеста.

Вскоре после этого общественное мнение меняется в самых широких масштабах в сторону одобрительного отношения к профессиональной деятельности женщин. В Соединенных Штатах в 1970 году 80% белых женщин полагали, что «гораздо лучше», когда супруга сидит дома; спустя семь лет так думали уже не более 50% из них^. В 1969 году 46% французов признавали в качестве своего идеала «семью, где только мужчина занимается профессиональной деятельностью, а женщина сидит дома»; в 1978 году доля таких мужчин уменьшилась до 30%. И с тех пор легитимность занятости женщин в наемном труде выглядит все более бесспорной. В настоящее время 77% французов приемлют мысль о том, что «муж и жена должны оба, как один, так и другой, вносить свой вклад в бюджет семьи». Более того, в этом вопросе больше не принимают в расчет ни значимое размежевание между полами, ни различия, обусловленные семейным положением или возрастом^. Общественное

^Pierre Roussel, La Famille incertaine, Paris, Odile Jacob, 1989, reed. coll. Points, p. 239.

^Elena Millan Game, «Masculin/feminin», in Les Valeurs des Francais, sous la dir. d'Helene Riffault, Paris, PUF, 1994, p. 235. Напомним в этой связи, что в начале 60-х годов существовала отчетливая оппозиция между мнением мужчин и мнением женщин относительно женской

318

признание профессиональной роли женщины повсеместно сделало большой шаг вперед, и это случилось, несмотря на длительную массовую безработицу; в начале 80-х годов 59% европейцев выражали согласие с мыслью о том, что «в период сильной безработицы мужчина имеет большее право на труд, чем женщина»; десять лет спустя 55% европейцев отвергают такую идею^. Разумеется, отсюда еще далеко до совершенно одинакового одобрения оплачиваемой трудовой деятельности обоих гендеров: появление маленьких детей всегда налагает определенные ограничения на женскую занятость^. Как бы то ни было, но женский труд сейчас легитимен, и легитимен он как никогда прежде: между 1978 и 1989 годами доля людей, признающих за женщинами свободу работать, если они того хотят, выросла с 29 до 43%^. И на вопрос: «Если бы у вас был выбор, чтобы вы предпочли: работать или нет?» 80% француженок отвечают положительно. Женская профессиональная деятельность обрела права гражданства, она является теперь узаконенной ценностью и легитимным устремлением, нормальным условием женского существования. Отказ от идентичности, основанной исключительно на функциях матери и супруги, - вот что характеризует положение женщины в условиях постмодерна.

Значение, придаваемое учебе девочек, дополнительным образом иллюстрирует новое положительное отношение к женскому труду. Наступил конец эпохи саркастических высказываний в адрес «синих чулков»*.

трудовой деятельности: к ней относились положительно 56% женщин и только 26% мужчин. См.: Evelyne Sullerot, Histoire et sociologie du travail feminin, Paris, Gonthier, 1968, p. 355.

^Elena Millan Game, Masculin/feminin, art. ciet., p. 243.

^6 работающих женщин из 10 считают, что работа с неполным рабочим днем - это наилучший выход для матери семейства.

^Georges Hatchuel, «Les Francais et l'activite feminine. Travailler ou materner?», Consommation et modes de rie, Paris, Credoc, № 58, avril 1991.

*Подобные настроения резюмировал Стендаль в своем трактате «О любви»: «Просветите ум молодой девушки, образуйте ее

319

Наступил также конец эпохи, когда девушки продолжали учебу с целью найти себе мужа и бросали университет, как только выходили замуж. Отныне девушки учатся для того, чтобы по завершении учебы работать и обеспечивать себе материальную независимость. В отличие от 60-х годов родители в наши дни утверждают, что они придают такое же значение учебе девушек, как и учебе мальчиков, и большинство из них хочет, чтобы их дочери сделали в своей профессии блестящую карьеру^. Даже если и существуют различия в родительских честолюбивых надеждах и планах относительно мальчиков и девочек, эгалитаристская модель на начальных этапах их образования все равно доминирует. Учеба представительниц женского пола укрепила свою социальную легитимность в той самой мере, в какой ослабил позиции идеал женщины - домашней хозяйки.

характер, дайте ей, наконец, хорошее образование в истинном смысле этого слова, и она заметит рано или поздно свое превосходство над другими женщинами и сделается педанткой, иначе говоря, самым неприятным и самым жалким существом на свете. Каждый из нас скорее предпочтет прожить свою жизнь со служанкой, чем с ученой женщиной» (Стендаль. Собр. соч.: В 12 т. Т. 7. Указ. соч. С. 179). Приблизительно до первой мировой войны ученая женщина, или синий чулок, появлялась в романе исключительно для того, чтобы быть осмеянной или чтобы отвергнуть любовь: подобные женщины призваны были иллюстрировать необходимость отказа либо от литературной карьеры, либо от писательства ради любви (об этом см.: Nathalie Heinich, Etats de femme. L'identite feminine dans la fiction occidentale, op. cit., p. 266).

^Marie Duru-Bellat. L'Ecole desfilles, Paris, L'Harmattan 1990 p. 101.

320

Профессиональная идентичность и женщина-субъект

До недавнего времени работа замужних женщин расценивалась как дополнительное бремя, взятое ими на себя из-за тяжелого материального положения. Еще в начале 60-х годов женщины выдвигали экономические причины для оправдания собственной профессиональной деятельности: увеличить семейный бюджет, дать возможность детям продолжить учебу. Только очень незначительное число женщин признавалось, что они работают ради удовольствия или для того, чтобы быть независимыми^. Работу вне дома чаще всего оценивали как нечто второстепенное, не столь важное, как семейные обязанности. Даже когда эта работа была необходима для пропитания семьи, женская профессиональная деятельность считалась не имеющей самостоятельного значения, а если рассматривать ее отдельно, то не способной служить основанием для идентичности.

Такое отношение к женскому труду перестало быть господствующим в современных демократических обще-

^Evelyne Sullerot, Histoire et sociologie du travail feminin, op. cit., p. 354-355; Menie Gregoire, «Mythes et realites», Esprit, mai 1961, p. 749.

321

ствах. Об этом свидетельствует множество фактов. Прежде всего, как мы можем заметить, брак и рождение детей все реже приводят к прекращению женской трудовой деятельности, по крайней мере, до рождения третьего ребенка: подобная непрестанная занятость в общественном труде отражает более глубокую степень вовлеченности в него и большую степень обретения идентичности в профессиональной жизни. С другой стороны, женщины куда энергичнее выражают стремление к развитию собственной личности в рамках их служебной деятельности. В наши дни «интерес к работе», а также возможность проявлять инициативу и ответственная должность составляют то, на что в первую очередь уповают работающие женщины^. Женский труд выглядит теперь не как крайнее средство, а как личная и важная для идентичности потребность, как условие для самореализации в этой жизни, как способ самоутверждения. В 1990 году восемь француженок из каждых десяти полагали, что женщина не может добиться успеха в жизни, не имея профессии. В нашем обществе профессиональный труд женщин добился почти полной независимости от семейной жизни, он стал самостоятельной ценностью и занятием, которое взыскуют, а вовсе не таким занятием, с которым смиряются.

Многочисленные исследования показывают, что вовлеченность женщин в работу отвечает отныне их стремлению избежать затворничества домашней жизни и соответственно их желанию иметь больший доступ к общественной жизни^. К этому добавляется еще и отказ от подчиненного положения по отношению к супругу, требование независимости в доме и создание для себя

^Elena Millan Game, «Masculin/feminin», art. cite, p. 244; JeanMarie Toulouse, Robert Latour, «Valeurs, motivations au travail et satisfaction des femmes gestionnaires». Actes du colloque Tout savoir sur les femmes cadres d'ici, Montreal, Les Presses НЕС, 1988, p. 132-133.

^Jacques Commaille, Les Strategies desfemmes: travail, famille et politique, Paris, La Decouverte, 1992, p. 19-23.

322

«гарантий» на будущее. Таковы мотивации, в которых обнаруживается рост женского индивидуализма; подобному росту сопутствуют и изменения в позиции по поводу абортов, контрацепции, сексуальной свободы; по поводу отказа от брака и многодетных семей, а также по поводу требований развода по инициативе женщин: во всем этом проявляется стремление женщин строить жизнь по собственному сценарию. В том, как женщины вкладывают душу в работу, есть нечто большее, нежели простое желание вырваться из домашнего «гетто»: в этом присутствует новая потребность утвердить свою идентичность в качестве субъекта.

Если мы признаем, что посредством женского труда на повестку дня выносится вопрос о женщине как о субъекте, то нам необходимо обратить внимание на пробуксовки недавних теорий, которые самым непреложным образом противопоставляли друг другу индивида и Субъекта, «я» и Эго*. Сводить современный индивидуализм к нарциссизму или к пассивному и замкнутому на себе потребительству и противопоставлять ему Субъекта, понимаемого как олицетворение сопротивления аппаратной власти и борьбы против диктата рынка и влияния социально институированных ролей^ - это значит всего лишь иметь очень узкий взгляд на вещи. Подобная бинарная модель обнаруживает свою ограниченность, едва только мы попытаемся осознать новое значение женского труда. Каким образом можно объяснить это явление в рамках антиномии индивид/ субъект? Как проявление свойственного постмодерну индивидуализма? Да, поскольку женская вовлеченность в сферу профессиональной деятельности отвечает заботе о себе, сокровенным желаниям выразить и реализо-

*Разница между «я» и Эго в том, что «я» - полностью сознательно, тогда как Эго бессознательно; мы осознаем работу Эго, но никогда - само Эго (подробнее об этом см.: Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. Указ. соч. С. 229).

^Alain Touraine, Critique de la modernite, Paris, Fayard, 1992.

323

вать себя. Как проявление субъекта? Опять же да, поскольку в этом находит свое выражение стремление получить признание в качестве актера, ответственного за спектакль разыгрываемой им жизни, за тем небольшим исключением, что завоевание личной независимости в этом случае никоим образом не совпадает с борьбой против норм и принуждений социальной жизни. При решении вопроса о женском труде разница между субъектом и индивидом оказывается лишенной четких границ, поскольку женский субъект утверждается именно в «безличных» социальных ролях, а никак не в инакомыслии или в потрясении установленных порядков; именно при условии дальнейшего развития рациональной организации мира труда, а никак не посредством его отрицания, получает распространение процесс обретения женским полом независимости субъекта.

Завоевание Эго не предполагает отказа от устройства мира на основе порядка и власти. Вовлекаясь в профессиональную деятельность, женщины занимают позицию, которая означает поиск смысла своего существования в качестве личности, желание быть субъектом собственной жизни, хотя бы и в рамках обезличенной по социальному устройству организации. Индивидуализм больше не выступает синонимом пассивного потребительства, и субъект больше не отождествляется с бунтарем. Современная проблема женского труда демонстрирует тупики теории, которая решительно противопоставляет между собой субъективацию и социализацию и мыслит субъективную свободу исключительно в форме неподчинения правилам сообщества. В масштабах истории процесс социального рационализирования, организующего мир производства, потребления и массовой коммуникации, не выступает в качестве того, что разрушает Эго или ему угрожает, а, как мы в этом скоро убедимся, совсем наоборот, он выступает в качестве того, что вызвало широкое распространение и расширение требований независимости субъекта женского пола.

324

Если желание женщин работать и представляет собой важнейшее проявление новой динамики развития индивидуализма, то губительным упрощением проблемы стало бы намерение расценивать подобное желание как потребность в личной независимости и в разумно устроенной и свободной от всяческих тенет жизни. Отказываясь возлагать на себя одну и единственную естественную задачу продолжения рода, женщины теперь требуют (по крайней мере, в тенденции) таких же должностей и такой же зарплаты, как и у мужчин, и они хотят, чтобы о них судили на основе тех же «объективных» критериев компетенции и личных заслуг, как и о мужчинах. Посредством новой культуры труда женщины выражают стремление с помощью профессии добиться полноценной идентичности и, в более широком смысле, желание быть признанными с учетом того, что они «делают», а вовсе не того, каковы они по «природным данным» в качестве женщин: с наступлением периода постдомохозяек женский пол вдруг резко качнуло в сторону традиционно мужского универсума, проникнутого духом конкуренции и меритократии. Узнать себе цену и всем заявить о себе, добиться общественного положения за счет личных талантов и заслуг, достойно преодолеть трудности, возникающие в мире производственной деятельности, «преуспеть», благодаря труду: как только женщины воспринимают индивидуалистическо-соревновательно-меритократические ценности, они незамедлительно вступают в открытую конкуренцию с мужчинами и подчиняются настоятельной потребности так же, как это делают мужчины, доказывать собственную профессиональную значимость, завоевывать общественное признание личными «делами», отстаивать свое место в мире и профессиональную идентичность.

Женский труд, прежде считавшийся дополнительным приработком, не приводил к формированию осознанной и признанной профессиональной идентичности. Однако совсем по-иному обстоят дела, когда женщины постоянно участвуют в профессиональной деятельности

325

и отвергают идентичность, построенную исключительно на исполнении семейных ролей. Произошло коренное изменение: труд в нашем обществе стал главной опорой для социальной идентичности женщин. Отсюда проистекает необходимость подробнейшим образом рассмотреть все нюансы идеи о том, что постиндустриальные общества, вступившие в эпоху расширения непроизводственного сектора и перехода на краткосрочную договорную работу персонала, якобы характеризуются деградацией интегрирующих функций труда и ослаблением идентичности, обусловленной профессиональными занятиями^. Такой вывод, конечно, не вызывает больших сомнений, если принять во внимание и увеличение числа занятий, не требующих квалификации, и новый виток количественного роста внештатных сотрудников, и ослабление чувства классовой принадлежности; но вместе с тем он недостаточно учитывает новое смысловое содержание женского труда - а ведь приблизительно каждое второе рабочее место занимают женщины - в его связи с процессами профессиональной идентификации. Если взглянуть на проблему женского труда под этим углом зрения, то мы вынуждены будем констатировать, что у женщин наблюдается не поворот вспять процесса культурной интеграции посредством труда, а скорее небывалая вовлеченность в трудовую деятельность и большее самоотождествление с собственной активностью в экономической сфере. И если говорить о том, что в этом плане проявляется сегодня сильнее, то это прежде всего инвестиции женщин в профессиональную деятельность и коррелятивный с ними отказ от идентичности, основанной на одних только домашних ролях. Напрашивается следующий вывод: работа в наши дни устанавливает социальную идентичность женщин в большей степени, чем прежде, когда в глазах

^Robert Castel, Les Metamorphoses de la question sociale, Paris, Fayard, 1995, p. 413-474; Bernard Perret, Guy Roustang, L'Economie contre la societe, Paris, Seuil, 1993.

326

общества легитимными были лишь роли матери и супруги. И применительно к женщинам мы наблюдаем не столько свойственное современному труду «ослабление способности осуществлять социализацию»^, сколько усиление связанных с работой идентичностей.

Безусловно, существуют сильные различия в способах участия женщин в профессиональной деятельности: целая пропасть отделяет самоотдачу женщины, занимающей должность директора по маркетингу, от мотиваций какой-нибудь кассирши универсама. Для работниц, не имеющих квалификации, заработная плата зачастую остается единственным стимулом для труда; не приносящее удовлетворения и плохо оплачиваемое занятие, бремя семейных забот - все это способствует тому, что женщины рабочих профессий чаще, чем все другие женщины, хотят сидеть дома^. Однако подобный пережиток патриархального идеала отстраненности от профессиональных занятий не должен скрыть от нас новую тенденцию поиска женщинами идентичности, основанной на важности для них трудовой деятельности. В настоящее время молодые девушки хотят получить диплом из карьерных соображений; большинство женщин видят в оплачиваемом труде необходимое условие для жизненного успеха; и женщины из руководящего персонала, и служащие определенного возраста, и даже женщины рабочих специальностей переживают потерю работы с таким же чувством стыда, личного поражения и выпадения из общества, как и мужчины^. Наше общество теперь характеризует отнюдь не традиционная «отстраненность» женщин от профессиональной деятельности^,

^Bernard Perret, Guy Roustang, L'Economie contre la societe, op. cit., p. 11.

^Jacques Commaille, Les Strategies desfemmes: travail, famille et politique, op. cit., p. 25.

^Dominique Schnapper, L'Epreuve du chomage, Paris, Gallimard, coll. Idees, 1981, p. 32-37.

^Renaud Sainsaulieu, L'Identite au travail, Paris, Presses de la Fondation nationale des sciences politique, 1988, p. 111-112; 161-165.

327

а то, что женщины вкладывают душу в свою работу. В предшествующие эпохи выполнения материнских и домашних обязанностей было достаточно для того, чтобы заполнить существование женщины; совершенно иначе происходит сегодня, когда работа стала нормой жизни - нормой, усвоенной очень многими женщинами, как молодыми, так и не первой молодости.

328

Женский труд, общество потребления и сексуальная свобода

Какая последовательность событий лежала в основе подобного резкого изменения позиции по отношению к оплачиваемому труду женщин? Этот вопрос заслуживает рассмотрения еще и потому, что движение по легитимации труда женщин запоздало по времени, если соотнести его с завоеванием ими политических прав. Женщины получили право на участие в выборах в Великобритании и в Польше в 1918 году, в Соединенных Штатах и в Бельгии - в 1920 году, в Ирландии - в 1922 году. Что же касается признания общественной значимости женской профессиональной деятельности, то оно приобретает размах лишь полвека спустя. Как объяснить такой заявленный в истории разрыв между политической и экономической эмансипацией женщин?

Среди духовных факторов, которые способствовали ускорению отмирания стереотипа супруги-домохозяйки, в первую очередь нельзя не отметить заслуги школы. XX век и в самом деле характеризовался значительным ростом числа женщин, получивших знания и дипломы как в системе среднего, так и в системе высшего образования: с 1971 года девочки догнали мальчиков

329

и на стадии получения степени бакалавра, и в высшем образовании. Но ведь чем больше женщин имеют дипломы, тем неуклоннее эти женщины предрасположены к занятиям профессиональной деятельностью и потому чаще работают: во всех развитых странах наблюдается подобная корреляция между образовательным уровнем и долей работающих женщин. В этом смысле нет ни малейших сомнений в том, что непрерывное повышение образовательного уровня женщин играет важнейшую роль в изменении их позиции по отношению к профессиональной деятельности.

Все это так, однако нельзя объяснить новый взгляд на женский труд чисто механическим влиянием бурного развития женского образования. Напомним, что долгое время учебе девушек в средних и высших учебных заведениях сопутствовало признание в качестве идеала супруги-домашней хозяйки. Даже когда девушки продолжали образование, и тогда их целью было выйти замуж и посвятить себя детям. В середине 50-х годов в Соединенных Штатах 6 студенток из 10 бросали учебу в университетах по причине замужества^; во Франции в 1962 году около половины женщин, имевших дипломы о высшем образовании и возраст моложе 40 лет, нигде не работали. По отношению к этой социальной модели перемена, которую мы наблюдаем, выглядит разительной; девушки теперь хотят получать дипломы для того, чтобы иметь постоянную работу, а не для того, чтобы производить впечатление образованных девиц и найти мужа, отвечающего их честолюбивым устремлениям. Кроме того, не только сами женщины заявляют о своей склонности к оплачиваемому труду, но и мужчины их поддерживают. А это означает, что успех образования женщин только отчасти способствует пришествию женщины-постдомохозяйки.

^Betty Friedan, La Femme mystifiee, Paris, Denoel, 1964, p. 8.

330

Для женского труда были благоприятны также и значительные изменения в крупных секторах экономической активности. В частности, расширение сферы обслуживания создало более подходящие для женщин формы труда, поскольку физические нагрузки здесь меньше. Стремительное увеличение числа рабочих мест в конторах и в торговле, в здравоохранении и в системе образования многократно увеличило количество предложений на рынке женского труда: чем энергичнее развивалась сфера обслуживания, тем больше женщин там работало. Но эта эволюция все равно не может нам объяснить переход от культуры, враждебной женскому наемному труду, к культуре, вполне к нему благосклонной. Почему мужчины стали по-другому оценивать профессиональную деятельность своих жен? Ведь имело место не просто перетекание женской рабочей силы в новые профессии: произошел качественный сдвиг в оценке значения женского труда. Подобное потрясение основ - не отголосок реорганизации структуры экономической активности: это результат воздействия новых культурных ценностей, которым удалось придать небывалое содержание процессу утверждения женской независимости.

И как тогда удержаться от попытки обнаружить сходство между изменением имиджа работающей женщины и сначала появлением в середине XX века, а затем и бурным развитием общества массового потребления? Вот в чем самая сердцевина проблемы: именно affluent society* решительным образом положило конец многовековому престижу женщины - хранительницы домашнего очага. В этом смысле произошло взаимное наложение двух разных цепочек явлений. Начнем с того, что экономика, основанная на стимулировании и непрестанном создании новых потребностей, имеет тенденцию способствовать женскому труду как источнику допол-

*Affluent society (англ.) - общество изобилия.

331

нительных доходов, необходимых для использования их на благо реализации грез общества изобилия. Чем больше предлагается предметов, услуг, развлечений, тем настоятельнее проявляется потребность в увеличении доходов семьи (в первую очередь, за счет заработной платы женщин), чтобы быть на высоте идеала потребительства. Затем общество потребления сделало всеобщим достоянием систему ценностей, не совместимых с культурой женщины - хозяйки дома. Распространяя в невиданных до той поры масштабах ценности благосостояния, умения отдыхать и личного счастья, эпоха потребления обескровила идеологию жертвенности, на которой зиждился образец «идеальной хозяйки». Новая культура, сосредоточенная на удовольствиях и сексе, на развлечениях и свободном личном выборе, обесценила социальную модель жизни женщины, больше занятой семьей, чем собой, и та же культура узаконила стремление больше жить для себя и за собственный счет. Общественное признание женского труда отражает это признание права на «жизнь для себя», права на экономическую независимость в точном соответствии с требованиями культуры, изо дня в день прославляющей свободу и личное преуспеяние. Новый виток индивидуалистически направленных референтностей женщин привел к отказу от работы по дому, воспринимаемой как уступка мужчине и закабаление им, а мужчин - к признанию легитимности женского наемного труда в качестве инструмента достижения независимости и самореализации личности. Женский труд был прежде знаком бедственного положения; с усиленным развитием индивидуализма именно он открыл доступ к участию в общественной жизни, к обогащению личности, к праву распоряжаться собой по собственному усмотрению. Если и справедливо утверждение о том, что универсум массового потребления поначалу способствовал поддержанию имиджа женщины - хозяйки дома, это не должно затемнять того факта, что он впридачу еще и подрывал систему ценностей, на которую такой имидж опирался.

332

Революция в потребностях протекала одновременно с сексуальной революцией: эпоха массового потребления характеризуется не только широким распространением всевозможных продуктов, но и безудержным рекламированием знаков и референций пола. В 50-е годы мы стали свидетелями эскалации эротики в области рекламы. Эрос выставляет себя напоказ то здесь, то там, и в фильмах, и в иллюстрированных журналах^ еще до того, как противозачаточные таблетки и размах движений протеста вызвали к жизни революцию в нравах в 60-70-е годы. Подобное выдвижение секса на передний план имело первостепенное значение. Ибо если прежде мужчины проявляли глубокую враждебность к женскому труду, то это происходило главным образом из-за того, что они усматривали в нем связь с половой распущенностью, видели в нем «тень проституции»^. По мере того как женская сексуальная свобода переставала быть признаком безнравственности, суждения относительно женской профессиональной трудовой деятельности становились куда более благожелательными. Общественное признание женского труда и либерализм в вопросах пола взаимосвязаны. И если «право» на труд предоставлено женщинам гораздо позднее, чем политические права, то произошло это главным образом из-за заскорузлого страха, который внушает женская свобода, и в особенности сексуальная свобода, из-за отказа мужчин признавать независимость женщины в «чувственной» сфере материальной и половой жизни, из-за их стремления контролировать женское тело и увековечить принцип подчинения слабого пола сильному. Очевидно, что сопротивление эмансипации, напрямую затрагивающей как повседневную жизнь, так и идентичности мужчин

^Между 1950 и 1960 годами в американских средствах массовой информации референции пола выросли в объеме приблизительно на 250% (Betty Friedan, La Femme mystifiee, op. cit., p. 298).

^Evelyne Sullerot, Histoire et sociologie du travail feminin, op. cit., p. 35-37.

333

и женщин, было намного сильнее, чем сопротивление эмансипации, имеющей отношение к участию в политической жизни. Женский труд становится легитимным не тогда, когда ценность труда приобретает расплывчатые формы^, а тогда, когда либерализм в культуре, поддерживаемый неуклонным развитием потребления и средств массовой коммуникации, сделал секс независимым от морали, распространил на всех принцип свободы распоряжаться собой по собственному усмотрению и поколебал веру в порядок, основанный на подчинении женского пола мужскому.

^Такая гипотеза была выдвинута Эвелиной Сюллеро в статье «Роль женщин в Европе в конце 70-х годов» (см.: Le Fait feminin, sous la dir. d'Evelyne Sullerot, Paris, Fayard, 1978, p. 491).

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел социология