Липовецкий Ж. Третья женщина

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть I. Пол, любовь и обольщение

Глава 2. СУДЬБА СОБЛАЗНА

Соблазн олицетворяет собой такой порядок отношений, который еще сильнее, чем любовное чувство, отмечен печатью социального разделения полов. От патриархальных обычаев крестьян ходить друг к другу в гости и до социальной модели поведения при галантных дворах соблазнение всегда представало перед нами в виде театрального спектакля, организованного как бинарная оппозиция мужского и женского полов. На протяжении столетий менялись подходы и способы «ухаживания», но никак не разница между мужчинами и женщинами в их восприятии искушения.

Как известно, начиная с XII века куртуазные модели поведения создали новую культуру обольщения*.

*Эту новую культуру они заимствовали от арабов во время первых крестовых походов; что же касается появления подобной сложной культуры ухаживания у самих арабов, то, по меткому замечанию Пьера Бельперона, куртуазная поэзия была создана ими, чтобы воспеть идеальную женщину, потому что они не могли вздыхать по женщине, которая по первому слову бросалась в их объятия (об этом см.: Pierre Belperron, La croisade contre Albigeois et l'Union du Languedoc a la France, Paris, Pion, 1949).

70

Весьма распространенный до той поры обычай похищения^, грубый захват женщин, залихватское и бесцеремонное обращение с женщинами в высших кругах общества уступили место кодексу поведения, предписывающему мужчинам покорность и сдержанность, терпение и чуткость по отношению к даме, почитание и поэтическое прославление возлюбленной. Впрочем, эта «демаскулинизация» приемов обольщения ни в чем не поколебала существенных различий в способах его реализации: с незапамятных времен право начать ухаживания отдано мужчинам, тогда как уделом женщины остается ожидание. Уже Овидий писал: «Молодой человек слишком уж уверен в своей красоте, если ждет, чтобы первою сделала ему предложение женщина. Приступать к делу обязан мужчина. Пусть он умоляет - женщина благосклонно примет его нежные мольбы»^*. В этом смысле куртуазные правила всего только опоэтизировали и узаконили в более строгом виде эти различия между полами. Именно Он должен сделать первый шаг, выразить красавице свое восхищение, признаться в своей страсти; Ей же приходится ожидать проявления инициативы со стороны мужчины, не показывать собственного желания, испытывать терпение претендента, прочно удерживать бразды правления в любовной игре, поначалу весьма скупо, но со временем все более щедро одаривая его своими милостями.

Подобное неравноправное распределение ролей при обольщении на самых глубоких уровнях отражает стародавнее предназначение мужчин для воинских трудов. Если в соблазнении роль «наступательного характера» и отведена мужчине, то потому только, что как воин он просто обязан доказать, что обладает и напористостью,

^Georges Duby, Le Chevalier, la Femme et le Pretre, Paris, Hachette, 1981, p. 43-46.

^L'Art d'aimer. Livre premier.

*Цит. в переводе В. Алексеева по кн.: Овидий Публий Назон. Наука любить. М.: Вернисаж, 1992. С. 71.

71

и смелостью, и отвагой. Проявление инициативы в деле обольщения выглядит тогда долгом мужчины, напрямую связанным с его воинской доблестью. Поскольку образцом для куртуазного соблазнения послужила война и искусство ведения баталий^, мужчина должен был зарекомендовать себя «дерзким любовником» (Брантом*), ему следовало «вести осаду» дамы**, идти на приступ, разрушать бастионы ее скромности и в итоге победить ее. Мужчине, как средоточию активности и завоевательных тенденций, необходимо было главенствовать во всем, и потому до середины XVII века мужчина будет отстаивать свое превосходство даже в силе приверженности любовному чувству^.

Если, с другой стороны, роль женщины сведена к ожиданию и сопротивлению, то сделано это из соображений морали, а также по причине ее скромности, которая со времен Плиния объявлена природным свойством второго пола. Чтобы соблазнить избранного ею мужчину, женщина не вправе поведать о своем желании, ей следует притвориться его законной добычей***. Удел

^Denis de Rougemont, L'Amour et l'Occident (1939), Paris, UGE, coll. 10/18, p. 206-207.

*Брантом, Пьер де Будей (ок. 1538-1614) - французский писатель, придворный, автор книг мемуаров «Жизнеописания знаменитых людей и великих полководцев», «Жизнеописания знаменитых дам» и «Жизнеописания галантных дам», в которых собраны анекдоты, описания любовных похождений и придворных интриг.

**Главный женский символ в Средние века - это цитадель, крепость, внутри которой - сокровище. Все прочие символы женщины (газель, лань, лилия и роза, бархатистый персик, ароматная малина; она - драгоценные камни, перламутр, агат, жемчуг, шелк, небесная лазурь, свежесть ключевой воды, воздух, пламя, земля и вода) - второстепенны.

^Maurice Daumas, La Tendresse amoureuse, XVI'e - XVIII'e siecle, op. cit., p. 136.

***Ср. у В. Ерофеева: «Мужская жизнь складывается из достижений. Победителя можно брать голыми руками. Женщина, которая создаст у мужика иллюзию большой победы, будет самой большой победительницей» (Ерофеев Виктор. Мужчины. М.: Подкова, 1997. С. 81-82).

72

женщины - демонстрировать свою неприступность, множить препятствия на пути любви, не уступать мольбам мужчин ни слишком быстро, ни слишком легко*. Один заигрывает, другая отказывается принять ухаживания; один настаивает, другая соглашается, затем меняет свое решение и, наконец, уступает. Весь порядок соблазнения построен в полном согласии с неизменной системой отчетливого противопоставления мужского женскому: более решительно, нежели иные установления, элементарные структуры соблазнения** восходят к незыблемым фундаментам человеческой истории.

*Осуществить все это очень не просто, ибо, как справедливо заметил Робер де Блуа, если женщины выказывают себя приветливыми и любезными, то им грозит опасность, что мужчины поймут их превратно, если же они, напротив, проявят недостаток учтивости, то их обвинят в высокомерии.

**Элементарные структуры соблазнения - это выражение должно вызывать в памяти читателя ассоциации с тем порядком исследования исторических феноменов, который впервые был применен К. Леви-Строссом в его основополагающем труде «Элементарные структуры родства» ( 1949).

73

Новая Ева и прощание с Дон Жуаном

Оказывается ли и для нас это стародавнее установление по-прежнему действенным? Какова судьба мужских и женских стратегий соблазна в обществах, охваченных страстным устремлением к равноправию полов? Таковы вопросы, встающие перед нами в результате глубоких потрясений, которые в последние десятилетия поколебали сферу любовных отношений между полами.

Долгое время залогом успеха для обольстительных маневров мужчин служили эмоциональная восприимчивость женщин и их склонность к экзальтации. Ухаживание и получение милостей от дамы подразумевало, что ее осыпали любезностями и завоевывали искренностью своих чувств. Отсюда и проистекает важное значение слез и вздохов, пылких заверений, просьб и неизбежных обещаний жениться. Именно так поступает Дон Жуан: разве он делает еще что-нибудь, кроме того, что расхваливает красоту своих будущих жертв, убеждает их в искренности своей сердечной страсти и обещает жениться на них? Дон Жуан - это «супруг для рода человеческо-

74

го»^*. В XIX веке, когда нравы простого народа были попроще, подобные приемы имели широкое распространение и неустанно порицались обманутыми женщинами. «Он соблазнил меня в обмен на обещание жениться» вот упрек, который звучит лейтмотивом их жалоб^. В основу соблазнения, осуществляемого мужчинами, были положены три ключевых принципа: объяснение в любви, восхваление женщины, обещание законного брака.

Соблазнение как отдых от забот

Современная эпоха в основном отправила на свалку этот мужской арсенал. Прежде необходимо было продемонстрировать пылкость чувств, сегодня это стало бесполезным и, так сказать, вызывающим противоположный результат. Прежде необходимо было курить фимиам своей красавице, сегодня избыточные комплименты не столько льстят женщине, сколько выставляют претендента в смешном свете^. Обещание жениться? Подобная стратегия лишена всякого смысла во времена, когда с секса сняты запреты, а женщины материально независимы. Даже словарь отмечает эти изменения: начиная с 50-х годов ухаживать перестали: теперь к женщинам просто «пристают». Правила ухаживания предписывали подлинную театральность, строго установленную темпоральность**, способы выражения чувств. «Приста-

^Moliere, Dom Juan, acte II, scene IV.

*»Он на всех готов жениться», - так выглядит эта фраза в переводе М. А. Кузмина (Мольер. Соч.: В 4 т. Т. 2. M.; Л.: Academia, 1937. С. 532).

^Francoise Barret-Ducrocq, L'Amour sous Victoria, Paris, Pion, 1989, p. 117-144.

^Pascal Bruckner, Alain Finkieikraut, Le Nouveau Desordre amoureux, op. cit., p. 292,

**Темпоральность - временная сущность явлений, порожденная динамикой их собственного движения; в феноменологически

75

вание» с его коннотациями* беззаботной и прозаической игры обедняет этот широкий спектр. Женская эмансипация, сексуальная революция, культура досуга, независимости и аутентичности - все эти факторы нанесли непоправимый урон старинному своду правил обольщения, которые теперь воспринимаются как лицемерные, сексистские** и чересчур манерные. Соблазнение, подвергнутое под влиянием искусства и литературы процессу деформализации и свойственной демократической культуре десублимации, теперь таково: надо соблазнить, но безо всякого пафоса, без слов: «Я тебя люблю», без обещаний и традиционных ритуалов. Надо всего только быть самим собой: мы живем во времена торжества легкого, с минимумом используемых средств, постромантического соблазнения***.

Новое место, отводимое юмору, с максимальной наглядностью иллюстрирует весьма далекий от возвышенного основной порядок современного соблазнения.

ориентированной социологии, а также в психологии и культурологии это понятие часто используется для описания всевозможных динамичных объектов.

*Коннотация - дополнительное (эмоциональное, оценочное или стилистическое) содержание языковой единицы или категории.

**Сексизм - термин, образованный по аналогии с термином «расизм».

***Трудно описать подобную ситуацию лучше, чем это сделал Умберто Эко: «Постмодернистская позиция напоминает мне положение человека, влюбленного в очень образованную женщину. Он понимает, что не может сказать ей "люблю тебя безумно", потому что понимает, что она понимает (а она понимает, что он понимает), что подобные фразы - прерогатива Лиала (под таким псевдонимом издавала свои романы о любви итальянская писательница Лиана Негретти. -Н. П.). Однако выход есть. Он должен сказать: "По выражению Лиала - люблю тебя безумно". При этом он избегает деланной простоты и прямо показывает ей, что не имеет возможности говорить по-простому; и тем не менее он доводит до ее сведения то, что собирался довести, - то есть что любит ее, но что его любовь живет в эпоху утраченной простоты. Если женщина готова играть в ту же игру, она поймет, что объяснение в любви осталось объяснением в любви» (Эко Умберто. Имя розы. СПб.: Симпозиум, 1998. С. 636).

76

В былые дни в процессе ухаживания необходимо было доказать свою страстную влюбленность и говорить о любви; в наши дни надо уметь рассмешить. Иное время - иные соблазны: юмор приобрел большую обольстительную силу, нежели гиперболы, продиктованные сердцем. Начиная с 60-х годов опросы показывают возросшее значение, которое женщины придают «чувству юмора» своего партнера^. За тридцать лет, истекших с тех пор, эта тенденция усилилась: среди качеств, которыми женщины восхищаются в мужчинах, юмор занимает одно из лидирующих мест^. В прошлом речь шла о том, чтобы существование любви было неотделимо от поэзии, святости, едва ли не религиозных чувств; теперь надлежит создавать оживленную и веселую обстановку, быть забавным и «клевым», уметь «прикалываться». Усиление позиций юмора, олицетворяющее собой рост влияния гедонистических и связанных с развлечениями ценностей, предпочтение, отдаваемое системе референтностей настоящего времени и «уходу от действительности», «контактам» и «расслаблению» - все это сопутствует эпохе массового потребления и масс-медиа. Ког-

^Vance Packard, Le Sexe sauvage, Paris, Calmann-Levy, 1969, p. 147.

^»С мужчиной 32 % женщин особенно любят поговорить, 19 % посмеяться, 15%- заняться любовью, 15%- вместе провести выходные дни» (Gerard Mermet, Francoscopie 1993, Paris, Larousse, 1994, p. 139).Отныне француженки заявляют, что больше восхищаются чувством юмора своего приятеля, чем его физическими данными или высоким социальным положением. В иерархии тех качеств, которые они ценят в первую очередь, юмор следует сразу же за умом. И в списке самых великих соблазнителей француженки первым ставят Терри Лермита: они оценивают его выше, чем Кевина Костнера или Ричарда Гира. (Questions defemmes, №1, avril 1996). (Терри Лермит (1952 г. р.)французский актер, создающий на экране образы неотразимых или забавных плейбоев. Кевин Костнер (1955 г. р.), хотя и обладает, по замечанию одного американского журналиста, «идеальной внешностью для секретного агента - неброской и незапоминающейся с первого взгляда», пользуется широкой известностью в Голливуде с середины 80-х годов; Ричард Гир (1949 г. р.) в начале 80-х годов был признан секс-символом Голливуда. - Прим. пер.).

77

да главными объектами референтных корреляций считают досуг и не связанную условностями личность, идеал взаимоотношений между мужчиной и женщиной имеет тенденцию освобождаться от старинного идеала романтической степенности: веселое времяпрепровождение, смех, юмор способны восторжествовать над ним.

Во времена, когда женщины отвергают иерархию и дискриминацию по признаку пола, они уже не приемлют неравноправных ритуалов ухаживания и, напротив, в своем подавляющем большинстве выступают за непринужденные, шутливые формы общения, устанавливающие более «равноправные» отношения между мужчинами и женщинами*. Усиление позиций мужского юмора в хитростях обольщения свидетельствует о новизне женских чаяний, не столь сильно проникнутых ожиданием доказательств преклонения, как требованием духовной близости и признания равноправия полов. Повышению значимости юмора способствовал не только и не столько рост престижа приятного отдыха, сколько стремление женщин к менее отягощенным условностями и более свободным связям, к наполненным большим взаимопониманием отношениям с мужчинами. Вот почему юмор как средство соблазна обретает вид типичного проявления новых демократических пристрастий женщин.

Свободное от императива сентиментальной риторики обольщение развивается по законам совсем иной темпоральности. Завоевание женщины на старинный манер частенько сравнивали с военной осадой, которая

*В. Ерофеев отмечает новое отношение женщин к приемам соблазнения и в нашей стране: «В начале 80-х годов наметился [...] процесс женской сексуальной эмансипации, который, в конечном счете, поставил многих наших мужчин в довольно неловкое положение. Устойчивая роль победителя у мужчины постепенно была отнята. Женщины если и не научились делать выбор заранее, то по крайней мере обзавелись достаточным количеством шуточек-прибауточек и разгадали мужскую игру. Вот этого мужчины и не ожидали, к этому не были готовы» (Ерофеев Виктор. Мужчины. Указ. соч. С. 32-33).

78

требовала «терпения и длительного времени». Отмена общественных запретов, сковывавших сексуальную жизнь, напрочь упразднила этот освященный веками прием. Отныне соблазнение обречено на протекание в более быстром темпе, о чем свидетельствует сокращение временного интервала, отделяющего начало от любовного «завершения». Ускорение соблазнения и развенчание его идеалов воплощают в себе все ту же современную тенденцию к «скрадыванию дистанции»^, к «аутентичности», к антитеатральности форм культуры. Женщины выступают за свободу и нескованность любовных чувств, и они больше не считают себя обязанными откладывать исполнение желания, возбуждать страсть, не удовлетворяя ее, заставлять претендента слишком долго томиться в ожидании: они все более явственно перестают отождествлять себя с крепостью, которую необходимо взять штурмом. «Кокетство»^ - манера поведения, которую долгое время считали типично женской, - все больше отходит на задний план, уступая место поведению куда более бесхитростному и откровенному, более близкому к поведению мужчин.

И даже сам стержень механизма соблазнения, иными словами, оппозиция между мужской активностью и женской пассивностью, подвергается разрушению. Начиная с 40-х годов кинематограф показывает нам новую манеру поведения женщин, которая выворачивает наизнанку традиционную схему обольщения: когда в фильме «Порт печали» Лорен Бокол* спрашивает у Хамфри

^Daniel Bell, Les Contradictions culturelles du capitalisme, Paris, PUF, 1979, p. 117-127.

^По мнению Симмела, «суть женского кокетства состоит в том, чтобы попеременно демонстрировать то намеки на согласие, то намеки на отказ, привлекать мужчину, не позволяя ему достичь окончательной победы, и отвергать его домогательства так, чтобы он при этом не терял надежды» («La sociabilite», in Sociologie et Epistemologie, Paris, PUF, 1981, p. 130).

*Лорен Бокол (1899-1957) - американская киноактриса; через год после совместных съемок с Хамфри Богартом в фильме

79

Богарта*: «Огонька не найдется?», то именно она, в нарушение всех правил, проявляет инициативу в завязывании любовной интриги. И подобная практика получает все более широкое распространение. Несть числа американским фильмам и телефильмам, в которых героини делают первый шаг; в массовой культуре при переходе к интимным отношениям активная роль все чаще отводится именно женщине. Вдобавок и женские газеты теперь без колебаний оправдывают женщин, которые инициируют начало отношений. К тому же женщины нынче не боятся давать небольшие объявления интимного характера, не стыдятся они и признавать, что сами сделали первый шаг. В былые времена комплименты входили в обязательный набор мужских средств обольщения, а в наши дни можно наблюдать, как женщины с похвалой отзываются о физической привлекательности или элегантности мужчин. То поведение, которое прежде клеймили как свойственное одним только «шлюхам», снискало относительную социальную узаконенность: «заигрывания» со стороны женщин больше не считают ни безобразием, ни непристойностью. Поступательное развитие равноправия сумело подпортить, хотя и не слишком основательно, главную схему галантных отношений, иными словами, отчетливую оппозицию между мужской активностью и женской пассивностью.

Утомленный Дон Жуан

На отношение мужчин к соблазнению влияют и другие изменения. В наши дни и ценность, и смысл победы

«Иметь и не иметь» (1945) - экранизации романа Хемингуэя - стала его женой (для Богарта это был четвертый брак).

*Хамфри Богарт (1900-1957) - популярный американский киноактер, создатель образов авантюристов, гангстеров и «крутых» частных сыщиков; в фильме «Иметь и не иметь» он сыграл Гарри Моргана.

80

над женщиной претерпевают значимое смещение. Так, в женской прессе множатся статьи, в которых на разные лады перепевают тему ослабления сильного пола: «Мужчин больше нет», «Куда подевались мужчины?». Памфлеты подвергают осмеянию новую «каталепсию», поразившую мужчин^. Кинематограф гораздо реже, чем прежде, являет нам блистательные образы «сердцеедов» и «волокит», всегда готовых пополнить коллекцию своих охотничьих трофеев. Прислушиваясь к разговорам, которые ведут между собой молодые девушки, можно услышать, как одни сетуют на то, что к ним совсем не пристают, а другие жалуются на то, что мужчины их избегают или уклоняются от встреч с ними. Складывается впечатление, что приставания со стороны мужчин стали более редкими, даже единичными; во всяком случае, они теперь меньше ассоциируются с чисто мужскими «рефлексами».

Что это: пустые слова? Избитые клише средств массовой информации? Ничего подобного, если только принять на веру результаты некоторых опросов^: видимо, сегодня «бегать за женщинами» стало менее достойным занятием, чем раньше. Еще совсем недавно приставание к женщинам было общепринятым способом самоутверждения и социализации достигших половой зрелости мужчин. Эти времена незаметно уходят от нас в прошлое. Наиболее «агрессивные» формы приставания все чаще воспринимают как грубое поведение, свойственное низам общества. Пытаться привлечь внимание девушки свистом, комментировать ее внешность, заговаривать с женщиной на улице или в метро - подобное поведение считают неуместным и типичным для идеологии низших классов, основанной на мужском шови-

^Michele Fitoussi, Le Ras-le-bol des superwomen, Paris, CalmannLevy, 1987, p. 107.

^23 % молодых людей утверждают, что никогда не пристают к женщинам, и 48 % пристают редко ( Vingt ans, novembre 1993).

81

низме*. В ночных клубах мужчины больше не приглашают женщин потанцевать; «охмурить» женщину или «подвалить» к ней - все эти приемчики, конечно, никуда не подевались, но они перестали восприниматься как нечто само собой разумеющееся; похоже, что подобное поведение уже перестало быть необходимым для демонстрации принадлежности к сильному полу. Мужская культура волокитства вступила в период определенного спада: подобно другим героям современности, Дон Жуан наших дней страдает от непомерной усталости.

Иногда подобное мужское «отступничество» понимают как проявление психологической растерянности, которая вызвана поисками собственной идентичности и связана с резкими переменами в традиционном распределении сексуальных ролей. Эмансипация женщин наряду с усилением позиций «нежного мужчины» как примера для подражания якобы спровоцировала беспрецедентное замешательство в рядах мужчин^. С той поры как женщины обрели свободу, они стали более доступными в качестве сексуальных партнеров, но в то же время более пугающими и опасными для мужчин. Многие мужчины перестали понимать, чего ждут от них женщины. Если они выступают в роли покровителя или волокиты, то их обвиняют в мужском шовинизме; если они сторонятся женщин, то те сетуют на «отсутствие настоящих мужчин». Мужчины, полностью растерявшие самоуверенность перед лицом независимых «новых женщин», которые отказываются жить в их тени, якобы стали в наши дни беспокойными, легко уязвимыми и поколебленными в собственной идентичности, неуверенными в своих мужских способностях. У предупредительного и «послушного» «нежного самца», который и думать

*Мужской шовинизм - в социологии это убежденность в изначальном превосходстве мужчины над женщиной.

^Robert Bly, L'Homme sauvage et l'Enfant, Paris, Seuil, 1992.

82

забыл о какой бы то ни было агрессивности, нет больше ни энергии, ни жизненной силы, чтобы предложить их женщинам. Вот почему мы якобы становимся свидетелями того, как пассивность мужчин нарастает «в убыстренном темпе»^.

Что это: страх перед женщинами? Но ведь никогда еще не появлялось так мало наводящих страх женских образов, так мало роковых женщин в фильмах и в романах. Или это экзистенциальная тоска, связанная с поисками мужчинами собственной идентичности? Можно ли в это поверить теперь, когда социализация молодых людей перестала проходить в духе культа мужского всесилия и превосходства? По правде сказать, кризис мужественности весьма далек от того, чтобы стать массовым общественным явлением. Заниженная оценка поведения, пронизанного мужским шовинизмом, как и новая независимость женщин, отнюдь не способствовали чрезмерному уязвлению идентичности представителей мужского пола. Новое положение мужчин плохо переносят прежде всего выходцы из самых отсталых слоев общества, иными словами те, кто больше всех «привязан» к традиционным демонстрациям мужской силы. Все остальные уже отыскали новые способы самоутверждения и повышения собственного престижа^. Великое замешательство мужчин - это явление скорее периферийное, нежели центральное; его нельзя принять в качестве объяснения современной «инертности» мужчин, в той или иной степени наблюдаемой даже у тех, кто не проявляет никакого беспокойства по поводу своей идентификации. Мысль о нарастании кризиса мужественности и об уязвленном и стенающем мужчине - мысль неверная. Даже если критерии мужественности утратили былую четкость, большинство мужчин страдают не из-за осложнений, порожденных идентификацией: они, так же как

^Robert Bly, op. cit., p. 92.

^Francois de Singly, «Les habits neufs de la domination masculine», Esprit, novembre 1993, p. 60-61.

83

и женщины, тяжело переносят трудности в отношениях с людьми или в своей профессиональной деятельности. Давайте поостережемся смешивать психологические проблемы интимных отношений между людьми с ранами, которые люди получают в процессе идентификации.

«Апатию» мужчин в делах обольщения следует увязывать не с парализующим их страхом перед представительницами женского пола, а с широким распространением культуры, делающей выбор в пользу межличностного общения, аутентичности, способности прислушиваться к собственным чувствам; в пользу связей, основанных на подлинной близости. В предшествующие эпохи женщины играли роль трофеев, они дарили мужчинам возможность покрасоваться, вызвать всеобщую зависть и восхищение, эпатировать публику. В основе стараний мужчин кого-то соблазнить лежала, говоря словами Веблена, «погоня за славой, азарт соревнования»^, борьба за престиж. Победы над женщинами имели почти то же назначение, что и другие ценные вещи: их использовали «с целью представить себя в наиболее выгодном свете». Конечно, потребность выставлять себя напоказ и располагать зримыми свидетельствами успеха, так же как и необходимость подкреплять или утверждать собственную мужскую состоятельность, никуда из нашей жизни не ушли. Однако позволительно высказать предположение, что отношение к женщинам изменилось в том же плане, в каком поменялось отношение к потреблению. Отныне гораздо важнее то, что ты сам лично потребляешь, нежели демонстрация того или иного уровня жизни^. Точно такой же сдвиг можно наблюдать, mutatis mutandis*, и в отношении мужчин к женщинам.

^Thorstein Veblen, La teorie de la classe de loisir, Paris, Gallimard, 1970, p. 23.

^Эта точка зрения была обоснована в нашей работе «Империя эфемерного» (L'Empire de l'ephemere (La mode et son destin dans les societes modernes.), Paris, Gallimard, 1987, p. 203-207).

*Mutatis mutandis (лат.) - с необходимыми поправками.

84

Гедонизм благосостояния, психологизм, культура тела все эти референтные корреляции привели к отказу от мужской одержимости количеством побед ради качества межличностного общения и поисков глубокого личного чувства. Доказательством тому наряду с другими фактами служит то, что молодые люди все раньше проявляют желание жить так, как живут «устоявшиеся» и хранящие верность друг другу пары. На смену лихорадочной погоне за количеством пришел преимущественный интерес к качеству чувств и повышение престижа совместного проживания. Дон Жуана поразила отнюдь не десница Божья: его погубила все возрастающая потребность в глубоком интимном чувстве и в межличностном общении.

Разумеется, мужчине по-прежнему лестно иметь возможность похвастать своими победами. И все-таки подлинную мужественность теперь, похоже, куда более редко соотносят с образом Дон Жуана - слишком обезличенным, слишком однообразным, слишком чуждым собственной Самости и вибрациям своих чувств. Вследствие этого происходит очередное сглаживание различий между полами. Прежде мужчины хотели видеть в себе «сторонних» по отношению к собственным любовным приключениям коллекционеров, в то время как женщины мечтали о вечной и нерушимой любви. Слегка отступив от заветов Дон Жуана, мужчины сделали шаг в сторону женских приоритетов продолжительности отношений и эмоциональной вовлеченности в них. Новые позиции, занятые мужчинами, свидетельствуют не о банкротстве идентичности настоящего мужчины или о наличии у него чувства тревоги, порождаемого женщиной, а о дальнейшем прогрессе в деле создания равноправных условий в области любовных чувств для обоих полов.

Нельзя не связать ослабления позиций донжуанства с новым значением сексуальности в сфере воображаемого-социального. По сравнению с революционным на-

85

строем 60-70-х годов в сфере культуры и выражения чувств нашу эпоху отличает заметное понижение роли сексуальных референтных коррелятов. Вопросы половой эмансипации и эротического удовольствия не занимают больше ведущего места в общественных дискуссиях; возникают новые тенденции, такие как «no sex»*, как реабилитация целомудрия и воздержания. И если в Соединенных Штатах беспрестанно поминают феномен «low sexual desire»**, в Германии в то же самое время газеты приводят множество высказываний молодых людей, которые полагают, что «одного раза в неделю вполне достаточно»^: мы становимся свидетелями того, как вопросы пола теряют свою остроту и идеологическую нагруженность. Пол, все чаще осознаваемый как сфера, не наделенная какой бы то ни было разрушительной мощью и никак не связанная с виной перед Богом, потерял прежнее первостепенное значение и становится объектом меньшего вложения коллективных и индивидуальных сил. И совсем не страх перед СПИДом был причиной разочарования в сексе, а то, что происходило на более глубоком уровне, - ослабление главных религиозных и моральных запретов, широкое распространение сексуальной свободы, распад раздираемого противоречиями воображаемого. Сокращение вложения мужчинами своей энергии в стратегии соблазнения женщин по времени совпадает с тем историческим моментом, когда плоть окончательно перестала быть носителем какого бы то ни было социального смысла - трансцендентного***, губительного или освободительного. Когда «все

*No sex (англ.) - никакого секса.

**Low sexual desire (англ.) - ослабленная сексуальная потребность.

^По сведениям Всемирной организации здравоохранения, от 15 до 20% мужчин и женщин лишены сексуальной потребности.

***Согласно воззрениям основоположника немецкой классической философии Иммануила Канта ( 1724-1804), трансцендентное это все то, что выходит за пределы возможного опыта, например Бог и бессмертие души.

86

дозволено», победы над женщинами теряют для мужчины первостепенную важность; когда пол не имеет больше общественного смысла, усиливаются поиски мужчинами смысла личной жизни; когда Эрос теряет свою «сакральность», начинается разочарование в образе Дон Жуана.

87

Соблазн и вечная женственность

Право женщин на инициативу в любви и отказ от «кокетства», с одной стороны, и относительное обесценивание мужского «порхания с цветка на цветок», с другой - вот что можно противопоставить тезису о недифференцированности ролей в соблазнении, который Эвелина Сюллеро выдвинула в 60-е годы: «Необходимые для обольщения различия будут устанавливаться в интимном мире каждой отдельной пары, и все меньше и меньше - на уровне женского или мужского сообщества»^. После тысячелетия четкой кодификации по признаку пола соблазнение якобы сможет наконец отринуть половые нормы и развиваться по принципу: «Каждому его собственный соблазн». Эта идея, с неизбежными нюансами в теории, произвела фурор: пошли разговоры о феминизации мужчин и мужеподобности женщин, о стирании различий между половыми ролями, о «равенстве в соблазнении»^. Заговорили о том, что покончено

^Evelyne Sullerot, Demain les femmes, Paris, LafFont-Gonthier, 1965, p. 106.

^Pascal Bruckner, Alain Finkieikraut, Le Nouveau Desordre amoureux, op. cit., p. 292, 299.

88

с конформизмом, с принудительной бинарностью системы и с различением по признаку пола: настало будто бы время обратимости ролей в обольщении. Подобная идея, разумеется, не лишена революционности; остается только выяснить, в какой мере она соответствует действительному развитию нашего общества.

Различие в приемах обольщения

Не станем начинать с пренебрежения фактами. Если правда, что в наши дни некоторые женщины без всякого стеснения признают, что и они способны прибегать к уловкам с целью сближения со своим избранником, то нельзя не отметить, что эти их уловки малочисленны, незаметны для постороннего глаза и весьма избирательны по сравнению с теми, которые используют мужчины. Когда первые шаги предпринимает женщина, то ее инициатива почти всегда бывает направлена не на незнакомца, а на уже известного ей мужчину. Женская инициатива, отнюдь не являясь нормой поведения, порождается, если можно так выразиться, отчаянием: к ней прибегают как к последнему средству, когда мужчины оказываются либо слишком равнодушными, либо слишком робкими. Женщины, конечно, уже завоевали право более открыто выражать свое желание, однако актеры театра соблазна не выступают по этой причине в одном и том же амплуа. Инициатива по-прежнему предоставляется мужчинам, и - удивительное дело - женщины, как и раньше, предпочитают, чтобы так оно и было: в отличие от других неравноправных норм распределение по половому признаку ролей в процессе соблазнения женщины почти никогда не оспаривают. Нет никаких скандальных памфлетов, никаких обличительных женских речей с осуждением невыносимой мужской привилегии на «авансы».

Конечно, женщины не считают больше для себя зазорным перейти в «наступление». Но за подобной эман-

89

сипацией немедленно следует определенная сдача позиций: они заявляют, что готовы взять на себя традиционно предоставляемую мужчинам роль только в том случае, если партнер им нравится «по-настоящему». Отличие от повадок мужчин бросается в глаза. Мужские авансы зачастую никак не связаны с влюбленностью, иными словами, с сильным половым влечением; порой на такое поведение их толкает не столько особенное очарование, которое исходит от какой-нибудь женщины, сколько удовольствие, доставляемое приключением, вкус к новизне или к любовным победам. И доходит даже до того, что случайно подвернувшегося «удобного случая», полового влечения или соблазна получить «опыт» как таковой может оказаться достаточно, чтобы побудить мужчину направить все усилия на сближение. Ничего подобного не произойдет с женщиной, которая, даже если принять во внимание возможность проявления ею инициативы, по-прежнему склонна к избирательности полового желания, к выбору более придирчивому, более индивидуализированному и более бескомпромиссному.

Ко всему этому следует еще добавить, что мужчины и женщины имеют в своем распоряжении разное оружие соблазнения. Обольщение на женский манер опирается главным образом на внешние данные и на стратегии, обеспечивающие наиболее выгодную демонстрацию своих прелестей*. Набор способов, используемых мужчинами, гораздо шире: орудиями соблазна им могут служить и положение в обществе, и власть, и деньги**, и престиж, и известность. Но далеко не всегда можно констатиро-

*»Забота о внешнем виде может превратиться для женщины в настоящее наваждение», - подчеркивает С. де Бовуар (Бовуар Симона де. Второй пол. М.: Прогресс; СПб.: Алетейя, 1997. С. 333).

**Нередко утверждают, будто любовь нельзя купить за деньги; однако, по справедливому замечанию Рей Уэлдон, «опыт человечества доказывает, что лишь женщинам не удается купить любовь за деньги; мужчинам это вполне под силу».

90

вать, что подобные орудия оказывают то же воздействие, если их используют женщины. «Власть увеличивает соблазнительность мужчин, однако она вредит соблазнительности женщин», - заметила однажды Франсуаза Жиру. Конечно, теперь женщины чаще, чем в былые дни, признают, что их прельстила внешность мужчины, да и сами мужчины больше не отказывают в привлекательности женщинам, занимающим высокие посты. И всетаки поведение и ожидания разных полов в делах обольщения отнюдь не совпадают. У двух полов красота и очарование внешнего облика при соблазнении оцениваются не одинаково: применительно к женщинам они имеют основополагающее значение, тогда как у мужчин эти качества всего только желательны. Кроме того, женщины и не скрывают, что восхищение, которое внушает им мужчина, нередко играет огромную роль в их привязанности. Совсем по-другому это происходит у мужчин: для них женская соблазнительность и чувство восхищения явления разного порядка. И, несмотря на все видимые изменения, в реальной жизни между полами продолжает превалировать асимметрия в стратегии соблазна.

Отношение к юмору столь же наглядно демонстрирует сохраняющуюся разницу между полами в практике обольщения. Как уже отмечалось, в наши дни женщины считают юмор одним из главных составляющих соблазнительности мужчин. Однако сильный пол эту точку зрения не разделяет^: физические качества женщин обладают для мужчин несоизмеримо большей привлекательностью, чем свойства их ума. Разница в оценке юмора опять, хотя и под новой вывеской, протаскивает традиционное распределение сексуальных ролей. Мужчинам, которым необходимо доказать наличие у них

^»С женщиной 30 % мужчин предпочитают главным образом заниматься любовью, 21% - вместе провести выходные дни, 19% иметь с ней одинаковое хобби, 18 % - поговорить, 10 % - посмеяться» (Gerard Mermet, Francoscopie 1993, op. cit.).

91

чувства юмора, вновь отведена активная или «наступательная» роль в обольщении; и им всегда надлежит не только развлекать женщин, блистать и добиваться признания, но еще и проявлять определенную силу личности в той мере, в какой юмор воплощает в себе непочтительность, дерзость, свободомыслие, способность взглянуть на мир со стороны. Иными словами, демонстрировать те самые качества, которые обычно и ожидают найти в мужчинах. Влечение, которое пробуждает в женщинах мужской юмор, передает, пусть и новыми средствами, постоянную востребованность таких мужских достоинств, как отвага, уверенность в себе, независимость, превосходство над другими. И даже если повышение ценности культурного кода юмора выражает претензию женщин на более «равноправные» отношения, то и такое повышение все равно скроено по старинной мерке идеалов и стереотипов мужественности.

В том же направлении происходит и развитие других явлений. Нет нужды напоминать, что и в самых интимных проявлениях флирта почин сохраняют за собой мужчины: «в первый раз» обнять, приласкать, раздеть другого - инициаторы всех этих «процессов» преимущественно мужчины. К тому же отменены далеко не все предписания кодекса мужской обходительности. Даже если эти предписания и стали уже не столь обязательными, как прежде, все-таки именно мужчины дарят женщинам цветы, чаще всего именно мужчины приглашают их в ресторан и оплачивают счета за ночь, проведенную в гостинице. Никого не шокирует, когда женщина в довольно резкой форме отваживает поклонника. Давайте перевернем эту ситуацию, и поведение мужчины тотчас же назовут грубостью или хамством. Вывод напрашивается сам собой: как в области ожиданий, так и на практике универсум соблазна продолжает воспроизводиться, следуя порядку разделения на два разных пола. На поверхностный взгляд процесс сглаживания ролей постепенно набирает силу, однако если исследовать все вни-

92

мательно и подробно, то разные места, отводимые в единой структуре каждому из полов, по-прежнему сохраняются с тем единственным уточнением, что отныне в систему введены и пределы свободы действий, и изменчивость ролей. Само собой разумеется, что разделение по половым признакам носит теперь менее абсолютный и более пластичный характер, однако поступательному развитию равноправия все-таки не удалось расстроить тысячелетний порядок существования различий в практике обольщения.

Пока пребудут в этом мире женщины

Было бы совершенно неправильно причислять постоянство неравноправия ролей при соблазнении к остаточным и отмирающим формам разделения полов. Самое примечательное в этом явлении - сильная приверженность женщин такому асимметричному порядку: за его сохранение ратуют не мужчины (возможность на первых порах поменяться ролями, как правило, вызывает у них скорее восторг, нежели отвращение), за сохранение подобного порядка ратуют женщины. Если глубже вникнуть в существо проблемы, то положение женщины в галантном поединке остается по-прежнему неизменным потому только, что женщины сами хотят, чтобы оно таковым оставалось. Это объясняется тем, что «выжидательная» роль, которая им предоставлена, не требует от них ни самоотречения, ни подчинения кому-либо, а скорее предполагает некую форму повышения их собственной значимости. Для женщин пассивность их роли - это способ добиться воздаяния за свои заслуги и почтительного отношения, а также способ дать понять, что секс - это далеко не самое главное и единственное, чего они хотят, что они куда более страстно желают ощутить душевную близость, нежели пройти в спальню. Речь идет вовсе не о материальном вопло-

93

щении женственности, как и не о покорности навязанному и унизительному обычаю, а о признанном праве задавать тон в любовной игре и по собственной воле принимать окончательное решение, а также об удовольствии быть объектом ухаживаний. Вероятнее всего пассивная роль женщины коренится в установленной от века традиции, но именно такая роль способствует осуществлению сокровенных чаяний и надежд свободной и независимой женской личности. И не что иное, как именно эти индивидуалистические устремления поддерживают в наши дни социальное воспроизводство различий сексуальных ролей в любовных уловках. Разница в приемах соблазнения бесперебойно воссоздается не в силу инерции общественной жизни, а из-за ее согласованности с современными устремлениями к росту значения личности и к свободе распоряжаться собой по собственному усмотрению.

С незапамятных времен женственность олицетворяет собой соблазн. Но и теперь ничто не предвещает каких-либо изменений в существующем порядке вещей. Даже те небывалые вольности, которые допускают женщины в своих отношениях с мужчинами, опять же согласуются, хоть и на новый лад, с традиционным их отнесением к полюсу соблазна. Мысль о том, что воцарение в мире равноправия и независимости ведет к маскулинизации женщины, не выдерживает критики: женщина остается «черным континентом»*, полом, ускольза-

*В теориях психологов Великая Мать древних представляет собой персонаж, олицетворяющий темную сторону человеческой психики. Мужчины утратили связь с «темным мифологическим континентом», «поэтому мифологическое для них, естественно, оказывалось "женским"; исключенные из сферы цивилизации женщины становились носительницами таинственного знания» (об этом см.: Перкисс Диана. Женщины переписывают мифы // Женщины в легендах и мифах. М.: КРОН-ПРЕСС, 1998. С. 570). Современные мужчины додумались все-таки до разгадки тайны «черного континента» (так называл женщин Фрейд), и диагноз Рустана выглядит так: «если прежде женщин учили ничего не запрашивать, чтобы приучить их

94

ющим от определений и загадочным, - тем самым полом, который искушает мужчин даже в условиях провала унаследованных от прошлого ролей. Какой мужчина мог бы устоять перед соблазном, если бы женщина, поменявшись с ним ролями, сделала первый ход в любовной игре? И какого мужчину оставила бы равнодушным мысль о том, что женщина ищет его благосклонности? В том случае, когда женщины ведут себя «совсем как» мужчины и берут на себя активную роль, они из-за этого не теряют свойственной им способности не воспринимать черты мужественности. Освобождение женщин, несомненно, может вызвать панику в рядах мужчин, однако его сопровождает и новая магия любовного соблазна. Даже когда женщина завладевает инициативой, она при этом не оказывается в том же положении, что и мужчина, поскольку возникает отклонение от нормы, ее небольшое занимательное нарушение, то есть соблазн в чистом виде. Мы имеем дело с новым раскладом, ибо женственности теперь доступны различные регистры: от партии «пассивной» женщины и до партии «распорядителя». Тайна женственности, неизбывно присущие ей изменчивость и непредсказуемость вдруг пробиваются снова, одолевая даже открытость и множественность женских ролей. Сколь бы сильной ни была культура равноправия и аутентичности, женщина по-прежнему для нее неуловима, женщина - это тайна*, соблазн которой неподвластен времени.

ничего не желать, не учат ли их сегодня запрашивать все, чтобы они ничего не желали? Оргазм - разгадка тайны "черного континента"?» (цит. по кн.: Бодрийяр Жан. Соблазн. Указ. соч. С. 61-62).

*Примечательно в этом плане высказывание на эту тему Ж. Бодрийяра: «Что до мужчин, то у них есть глубина, но нет тайны: отсюда их сила - и их слабость» (Бодрийяр Жан. Соблазн. Указ. соч. С. 129).

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел социология