Ленуар Р., Мерлье Д., Пэнто Л., Шампань П. Начала практической социологии

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава IV. Патрик Шампань. Разрыв с предвзятыми или искусственно созданными конструкциями

C оциолог должен иметь в виду, что социальный мир, которы й он изучает, сегодня все более «размечен» обществен ными науками. В некоторых секторах, таких как реклама или политика, социальные науки стали столь всемогущи ми что иногда трудно отделить то, что является всего лишь идеологией социальных агентов, от результатов социоло гического дискурса. В «Методе социологии» Дюркгейм от метил необходимость радикального разрыва между тем, что он называл «предпонятиями», являющимися «продуктами обыденного опыта [...], сформированными практикой и для практики» ( Durkheim , 1895, р. 16) и собственно научными понятиями, которые вырабатывает социолог. Этот разрыв между социальными представлениями здравого смысла и научным дискурсом носит фундаментальный характер, и социолог может конструировать свои объекты, лишь от казываясь от того, что ему дается как бы a priori . Вместе с тем сегодня эта граница становится менее четкой и более подвижной, чем это было в конце прошлого века, когда Дюркгейм создавал основы нашей дисциплины и закладывал базу систематического социологического образования. Иными словами, современный социолог должен принимать во внимание факт существовования своего рода «научного здравого смысла» — смеси продуктов обы денного сознания и социальных наук в той мере, в какой последние широко преподаются, начиная со средней шко лы. Каждый год появляется определенное количество тру дов по социологии, причем не только книги, предназна ченные для профессионалов и студентов, но и работы, рас считанные на более широкую интеллектуальную элиту, «социологические» романы для «широкой публики» и т. д. т ем самым подверглись вульгаризации сами методы со циальных наук, ее концепты и результаты. Это означает, что социолог имеет все меньше шансов видеть перед собой (например, когда он применяет метод интервью) соц иального агента, полностью игнорирующего социаль-

[228]

ные науки, так как их достижения имеют тенденцию впи сываться в само функционирование общества.

Более того, социолог не может не знать, что суще ствует все больше и больше полей деятельности, в которые открыто внедряются специалисты — социологи, по литологи, анкетеры, социопсихологи и др., — радикально трансформирующие сферы, в которых они работают Например, в современных дискуссиях относительно «де мократизации системы образования» на первый план вы двигается тема «равенства шансов», при этом значитель но меньше, чем в 60-е годы, настаивают на материальных и психологических барьерах, препятствующих школьным успехам, но акцентируют культурный характер неравенства. Эти дискуссии не были бы тем, чем они являются сегодня, если бы в шестидесятые годы не возникла «со циология образования», которая установила существование собственно культурных факторов в процессе школь ной селекции. Таким же образом, распространение пси хоанализа (пусть даже в упрощенной и искаженной версии), которое проявляется в широком употреблении его наиболее технических терминов («бессознательное», «сверх Я», «вытеснение», «трансфер», «комплекс», «ин вестирование» и т. д.) содействовало, возможно, измене нию психического состояния широких слоев населения ( Elias , 1939) и, в частности, их отношения к воспитанию детей и деятельности таких институций, как ясли и дет ские сады ( Chamboredon , Prevot , 1973).

Социальные науки вынуждены поэтому включать в предмет своего изучения последствия, возникающие в ре зультате их собственного распространения. Более того, они должны учитывать существование псевдосоциологи ческого дискурса: его влияние не менее реально и значимо.

В этом отношении пример опросов общественного мнения представляет особый интерес в силу того, что они становятся всемогущими на политической сцене и обла дают всеми внешними признаками науки. Политика в том виде, в котором она предстает через прессу и особенно через телевидение, многим обязана группе специалистов,

[229]

чья работа заключается в анализе и, в конечном счете, манипуляции «общественным мнением». Каждый день осуществляются многочисленные и весьма разнообраз ные опросы, которые заказываются политическими деятелями и, приемущественно, печатными органами, с целью измерения избирательных пристрастий граждан, по пулярности политических лидеров, мнений о той или иной проблеме или правительственной мере. Журналисты в своих комментариях все более стремятся опираться на результаты публикуемых в газетах зондажей, политичес кие лидеры используют их для оправдания тех идей, ко торые они защищают, или тех мер, которые они намере ны принять, а их советники черпают в них информацию для разработки своих коммуникационных стратегий.

Для того чтобы показать, что же такое собственно социологическое исследование, полезно было бы проде лать критический анализ той «науки», которая группиру ется сегодня вокруг институтов опросов общественного мнения, хотя бы потому, что ее повсеместно путают с социологией. Такой анализ поможет выявить то, что не является социологией, показывая, что настоящее науч ное исследование включает в себя рефлексию, разрыв со здравым смыслом и прежде всего работу по конструиро ванию проблематики. Он даст возможность показать, что не существует плохих или хороших опросов: есть лишь верные или ошибочные интерпретации. Более того, этот критический анализ зондажей общественного мнения полезен не только с методологической или эпистемологической точки зрения. Он необходим также потому, что такого рода практика использования опросов является сегодня главным препятствием развития самой социологии. Опросы общественного мнения, которые благодаря внешней научной атрибутике лишь придают форму обыденному сознанию, в действительности представляют се годня новый образ социальной науки, своей властью обя- заной тому факту, что удовлетворяет потребности мно гочисленных фракций господствующего класса, а именно политических и журналистских кругов.

[230]

1. Техника опроса — это не наука

Зондажи могут рассматриваться как простая и относи тельно достоверная техника. Однако этот тип опроса стре мится представить себя в качестве примера настоящего научного исследования, в частности, в политической сфе ре, поскольку имитирует методический сбор фактов и де лает вид, что ограничивается лишь их комментарием без всяких теоретических или идеологических предрассудков. Сама форма, в которой они предстают перед широкой публикой — статистические таблицы, графики или кри вые, которые зачастую сопровождают публикацию резуль татов в прессе, — кажется, предоставляет все гарантии научности.

1.1. Политическая и инструментальная критика опросов общественного мнения

Публикация результатов опросов вызывала различные упреки, которые, впрочем, легко отметали специалисты по зондажам. Упреки одних относились к собственно прин ципу анкетирования: подвергалась сомнению сама воз можность узнать, «что думают» все французы при опро се достаточно ограниченной выборки в 1000 или 2000 че ловек. Другие критиковали формулировку некоторых вопросов, которая сама по себе провоцирует соответ ствующие ответы. К критике, касающейся достоверности полученных таким образом данных, присоединялась критика не столько самих результатов, сколько влияния, которое оказывала их публикация в прессе на мнения изби рателей в период предвыборных кампаний.

Что касается техники опроса, то «интервьюеры» отве чали, что речь идет о тривиальной и одновременно очень надежной технике, которая давно применяется соци-

[231]

альными науками и крупными статистическими институциями (как, например, Национальный институт стати стики и экономических исследований, Национальный ин ститут демографических исследований и т. д.). Действи тельно, техника опросов широко применяется в социоло гии и отнюдь не исключительно принадлежит институтам опросов общественного мнения. В целях быстроты и экономии лишь в самых редких случаях охватывается изучаемое население во всей его совокупности, поскольку давно известно, что достаточно провести опрос по ограни ченной выборке, при условии, конечно, что население будет «правильно отобрано», чтобы на этом уровне нача ли проявляться социологические закономерности. Относительная точность исследований об электоральных намерениях накануне выборов, которая представляется ин ститутами опросов как рекламный аргумент в свою пользу, как доказательство их «научности», подтверждает лишь то, что эти институты хорошо овладели техникой репре зентативной выборки ( Girard , Stoetzel , 1973).

Более того, сами специалисты в области опросов утверждают, что они давно знают, что формулировка вопросов и даже порядок, в котором они задаются, мо гут влиять на распределение ответов, и поэтому они уде ляют особое внимание составлению вопросников для того, чтобы свести к минимуму нежелательные эффек ты ( Gremy , 1987). Что касается модификаций мнений, которые могут быть вызваны публикацией зондажей в широкой прессе, то политологи весьма убедительно по казали на примере электорального поведения, что лишь незначительная часть электората попадает под влияние публикаций и что, кроме того, почти половина зарегистри рованных избирателей высказывается в противополож ном смысле, что в конечном счете сводит эффект публи кации на нет ( Bon , 1974).

С определенных пор дискуссии относительно научной ценности этих исследований прекратились, но дает ли это основание считать последние безупречными с на учной точки зрения? Отнюдь нет. Огромное количество

[232]

опросов, проводимых институтами опросов общественного мнения, самим фактом своего существования опро вергает столь распространенное мнение относительно их достоверности. Будучи просто техникой, зондаж не может сам по себе создать условия, адекватные его ис пользованию, поскольку они зависят от предпосылок исследования. Выбор техники исследования (вопросник, прямое наблюдение и т. п.), типа выборки (случайная, квотная и т. п.), а также формулировки вопросов состав ляют стратегическую проблему метода, которая должна решаться всякий раз в зависимости от того, что мы хо тим узнать (поскольку существует множество точек зре ния на то, что мы исследуем). Применяемые в основном в политической сфере опросы общественного мнения, публикуемые в средствах массовой информации, как мы увидим в дальнейшем, в значительной мере опосредство ваны и как бы «заражены» самим объектом до такой сте пени, что императивы политического характера («следу ет по-демократически опрашивать всех», «голоса не влияют друг на друга, они должны просто складываться», «мнение большинства» определяется как «общественное мнение» и т. д.) в анкетах играют роль методологическо го принципа. Таким образом, если, например, массиву, составленному по репрезентативной для всего француз ского населения выборке, задается вопрос о международной политике, то (по крайней мере имплицитно) подра зумевается, что все французы, каков бы ни был их воз раст, пол, уровень полученных дипломов или профессия, интересуются международной политикой в достаточной мере для того, чтобы иметь о ней свое представление.

1.2. Высокая разнородность «опросов»

Поскольку исследование в форме зондажа является лишь техникой, состоящей, в конечном счете, в том, чтобы ад ресовать вопросник к некоей совокупности населения,

[233]

можно понять, что существует огромное разнообразие оп росов, которые могут быть отнесены к этой технике, а также большие трудности, зачастую специально созда ваемые, которые сопутствуют дискуссиям относительно их достоверности. Что общего между следующими опро сами, выполненными зондажными фирмами: операциями типа «предварительные оценки», которые дают вероятные результаты, как только закрываются избирательные участки; опросами, проводимыми за несколько недель до выборов относительно «электоральных намерений» изби рателей; ежемесячными опросами о популярности политических лидеров; опросами общественного мнения об отношении большинства французов к таким проблемам, как, например, «либерализм», «эффективность ядерного оружия» или «сожительство»; опросами о распределении зрителей телевизионных программ; опросами о сексуаль ном поведении французов и т.д.? Между ними практи чески нет ничего общего, за исключением того, что все они реализованы институтами одного типа, были заказа ны и опубликованы прессой и, таким образом, введены в «публичное» пространство. Таким образом, выражение «опросы общественного мнения» охватывает огромное разнообразие исследований, не имеющих никакой связи друг с другом, и чтобы оценить их научную значимость, следует их различать.

Даже самый общий анализ социального генезиса практики, позволяющий изучать, как она складывалась, развивалась и трансформировалась, демонстрирует механизм радикального разрыва с обыденными представлени ями. Он позволяет увидеть, что тенденция ставить в один ряд все опросы, реализованные институтами зондажей, связана в значительной мере с тем способом, каким они последовательно навязывались средствам массовой ин формации, а также с теми интересами, которые могли иметь эти институты.

Во Франции первые опросы общественного мне ния были опубликованы в широкой прессе («Франс - Суар») в 1965 г. во время всеобщих президент-

[234]

ских выборов. Речь шла об опросах, выясняющих электоральные намерения избирателей накануне выборов. К удивлению политических комментаторов они показали, что генерал де Голль не дол жен набрать большинства голосов в первом туре Во время тех же выборов по периферийному ра дио* была проведена операция по «предваритель ным оценкам», предназначенная для подсчета предварительных результатов выборов сразу же после закрытия последних избирательных участ ков в 20 часов.

Относительная точность этих предсказаний, возрастаю щая точность предвыборных опросов и предварительных оценок, которые выводились на основе частичного под счета избирательных бюллетеней, способствовала фор мированию доверительного отношения к институтам об щественного мнения и, соответственно, ко всем опросам, которые они могли бы проводить. «Анкетеры» отныне могут, как только закрываются избирательные урны с бюллетенями, объявить «избранным» кандидата в прези денты, и представить его как победителя по данным пред варительных расчетов, даже если расхождения в процен тах голосов, полученных противостоящими кандидатами, не превышают одного или двух пунктов, как это было во время выборов 1981 г. Итак, можно заметить, что даже если предвыборные опросы грамотно используют технику зондажа, то они не опираются на «мнения» в буквальном смысле слова и еще менее на то, что сегодня называ ют «общественным мнением». Опрос об электоральных намерениях накануне проведения выборов на деле соби рает информацию, касающуюся намерений поведения, поскольку анкетируемых не просят высказывать свое мнение в буквальном смысле слова, а просят сказать, за какого политика или политическую партию они намерены голосовать. Эти опросы проводятся в реальной ситуа-

* Система заграничного радиовещания Франции. — При меч. пер.

[235]

ции, которая реализуется в ходе избирательной кампа нии, цель которой, впрочем, и состоит в политической мобилизации избирателей. Иными словами, в данном слу чае мы имеем дело с опросом, который ограничивается тем, что подготавливает к выборам за несколько дней или недель до дня выборов репрезентативную выборку изби рателей. Речь идет о простом предсказании, которое, та ким образом, ограничивается тем, чтобы зафиксировать и измерить феномен политической жизни, существующий независимо от созданной опросом ситуации. Источники возможных ошибок носят лишь технический характер и могут быть связаны либо с ошибкой в формировании вы борки, либо с уклонением анкетируемых от ответов. По лученные результаты, впрочем, сравниваются с реальны ми результатами выборов, что позволяет измерить сис тематические перекосы, которые могут возникать во время опроса, и тем самым их «исправить» (известно, на пример, что результаты голосования за экстремистские партии объявляются не полностью). Что касается расчетов по «предварительным оценкам», то они в еще большей степени сведены к простой технической операции. Она строится на основе частичного подсчета избирательных бюллетеней, реально опущенных в урны, и позволяющего продуманно предсказать, с учетом определенной вероятности ошибки, результаты полных подсчетов.

Мнения или артефакты

Специалистам в области социальных наук давно известно, что на ответы вопросника могут вли ять определенным образом сформулированные вопросы и порядок их следования. По мере на копления опыта оказалось возможным даже про изводить учет и измерение определенного числа таких эффектов, которые выражаются иногда, как показывают три нижеприведенных примера, за имствованных из статьи Жан-Поля Греми, в виде

[236]

значительных расхождений в распределении от ветов. Тем не менее не подразумевает ли этот тип сравнения, каким бы полезным он ни был, что существует «хорошая» формулировка вопросов, позволяющая уловить «настоящие мнения»? Если предположить, что не существует самих по себе «хороших» вопросов, а только более или менее точные интерпретации того смысла, который сле дует придать ответам на заданный вопрос, то нуж но произвести решительное смещение смысла кри тического анализа и в конечном счете спросить себя, не обречено ли анкетирование в этой обла сти на сбор не столько сложившихся мнений, сколько простых реакций на ситуацию опроса.

Пример № 1

Сравнение совокупности уравновешенных и неуравновешенных вопросов

Вопрос: Считаете ли вы, что сегодня государство реально ориентировано на проведение политики экономии энергии?

Форма А Форма В

(N= 280) (N=280)

[237]

LSD , июль-август 1983 (почтовый опрос) (х 2 =1ОЗ,94 dl =3 p < O , OOl ) Источник: Juan S . L ' ouvert et le ferme dans la pratique du questionnaire . Analyse comparative et specifies de lenquete par correspondance // Revue trangaisedesociologie. №27 {2). A \ n \-)\ i \ nl 9&6. P . 301-316; 304-305.

Пример № 2

Воздействие вопроса с приведением примера на распределение ответов

Вопрос. Форма А: Шесть европейских стран — Гер мания, Бельгия, Франция, Италия, Люксембург, Швейцария заключили соглашение об «общем рын ке». В частности, предусматривается свободная циркуляция рабочей силы между шестью странами, т. е. любой человек при желании может поселиться и работать в другой стране. Считаете ли Вы, что свобод ное перемещение трудящихся это хорошо, плохо или не имеет значения?

Вопрос. Форма В: Шесть европейских стран — Гер мания, Бельгия, Франция, Италия, Люксембург, Швейцария заключили соглашение об «общем рын ке». В частности, предусматривается свободная циркуляция рабочей силы между шестью странами, т. е. любой человек при желании может поселиться и ра ботать в другой стране. Например, итальянцы или немцы смогут поселиться во Франции, а французы смогут работать в Италии или Германии. Считаете ли вы, что свободное перемещение трудящихся это хорошо, плохо или не имеет значения?

Форма А Форма В
это хорошо 61% 48%

это плохо 18% 25%

это не имеет значения 9% 12%

не ответили 12% 15%

100% 100%

(N=1142) (N=1126)

[238]

INED , март-апрель 1962 (х 2 =39,15 dl = Зр<О,ОО1)

Источник : Girard A., Bastide И . Niveau de vie, emploi et croissance de

la population // Population. № 17 (4). Octobre-decembre 1962. P . 663

Пример №3

Влияние порядка, в котором вопрос размещен в вопроснике, на распределение ответов

Вопрос: Считаете ли вы, что в целом уровень рож-

1'opinion// Population. № 15 (2). Avril-mai 1960. P. 264, note 1.

Примеры заимствованы из статьи : Gremy I.-P. Les experiences fran?aises sur la formation des ques tions d'enquete. Resultats d'un premier inventaire // Revue francaise de sociologie. Vol. XXVIII. 1987. P . 567-599.

1.3. Незаконные обобщения

Успех такого рода опросов в значительной мере расши рил их применение. Но по мере того как их техника расширяла пространство своего вторжения, природа данных,

[239]

которые она позволяла собирать, менялась и станови лась все более уязвимой с научной точки зрения. Неко торые зондажи стремились не столько выяснить мнения, сколько сообщить о поведении, как, например, в случае анкет, посвященных различным формам досуга французов, практике их повседневной жизни, их сексуальному поведению и т. п. Здесь речь пойдет об анкетах, не вызывающих сомнения, хотя иногда и они сталкиваются с серьезными проблемами технического характера, по скольку респонденты, в зависимости от темы опроса и от их собеседников, как известно, не всегда сообщают обо всем, что делают, и наоборот, не всегда делают то, о чем говорят.

Первые, почти неощутимые «методологические откло нения» начались, когда институты опросов общественно го мнения под влиянием конкуренции и поисков сенса ций со стороны средств массовой информации, обрати лись к анкетам, касающимся избирательных намерений, но в периоды, далекие от всяких электоральных кампа ний (например, через несколько недель после одних вы боров и задолго до следующих), когда, конечно, невозможно было предвидеть, какими могли бы быть противо борствующие политические лидеры и основные темы, на которых они могли бы строить свои программы. В дан ном случае опрос в какой-то мере создает ситуацию, рас считанную просто на измерение, поскольку голосование в реальности неразрывно связано с предвыборной кампа нией, которая ему предшествует, и чьей задачей как раз и является определение ставок на выборах, мобилиза ция активных и убеждение еще колеблющихся избирате лей. Получая ответы вне электоральной ситуации, подоб ные опросы стремятся собрать ответы более или менее конъюнктурные и даже чисто игровые.

В качестве примера можно было бы сравнить результаты различных зондажей, которые в течение нескольких лет до президентских выборов 1988 г. сообщали о потенциальных шансах различных кандидатов, с реальными результатами выборов.

[240]

В частности, можно было бы сравнить шансы которые эти опросы давали Раймону Барру и Жан- Мари Ле Пену, с реальными голосами, получен ными ими на выборах.

Однако значительная часть зондажей, заказываемых и распространяемых прессой, носит иной характер: они претендуют на изучение «мнений» французов. Здесь речь не идет ни о том, чтобы за несколько дней до выборов предсказать результаты голосования, ни о том, чтобы изучить типы практик. Их задача — определить, «что ду мают французы», например, об основных политических лидерах и их шансах на успех (различные квоты или рей тинги, измеряющие популярность политиков) или како во мнение французов относительно дебатов, ведущихся в политических кругах и в средствах массовой информа ции. В результате сегодня более не существует облас тей, которые не могли бы стать предметом опроса обще ственного мнения. К любому человеку, каков бы ни был его возраст, пол, профессия, уровень образования или, проще, его интерес к поставленным интервьюерами во просам, могут обратиться с просьбой высказать мнение по всевозможным темам те, кто в состоянии заплатить институтам опросов общественного мнения (что все же лимитирует, но в социальном смысле, поле реально зада ваемых вопросов). Анкетирование по вопросам выборов и оценочные подсчеты основываются только на статис тической теории зондажа. Опросы же общественного мне ния в буквальном смысле слова, получившие распространение на протяжении последних двадцати лет, наобо рот, основываются на более или менее эксплицитной теории мнений, которая носит социологический характер и которая, хочет она того или нет, касается получения, производства и выражения мнений. Этот аспект опросов «общественного мнения» будет рассмотрен ниже.

[241]

2. Социология и опросы общественного мнения

Техника собственно зондажей общественного мнения (имеются в виду лишь опросы мнений, оставляя в сторо не предвыборные опросы и опросы, изучающие поведение, поскольку перед ними стоят другие проблемы) уже давно отработана и ее отличают две основные характеристики. С одной стороны, опрашиваемое население систематиче ски конституируется с помощью выборки, насчитываю щей от 1000 до 2000 человек, являющейся репрезентатив ной для всего имеющего право голоса населения страны. С другой стороны, вопросы, которые задаются относитель но мнения, почти всегда являются так называемыми «за крытыми», т. е. такими, в которых опрашиваемых просят сказать «да» или «нет» относительно мнения, уже сфор мулированного институтами опросов. Эти две установки с технической точки зрения безусловно оправданы: пред ставляется желательным, особенно в политической сфере, чтобы выборка была представительна для всех категорий населения. Что касается техники закрытых вопро сов, то она оправдана высокой скоростью заполнения вопросника и однородностью полученных таким образом ответов, что позволяет их почти моментальную обработку на компьютере. Тем не менее за этими моментами су губо технического свойства стоит теория мнения, кото рая далеко не полностью верифицирована.

2.1. Выборка как элемент политического конструирования

Когда ставится задача узнать, «что думают французы» относительно политических вопросов, таких, например, как необходимые изменения системы социального стра-

[242]

хования, политики национальной обороны или системы образования, для институтов опросов общественного мнения представляется «естественным» опрашивать вы борку населения, представительную для основной массы населения, имеющего право голоса. Между тем такая логика подспудно предполагает в форме постулата поли тического характера, что по этим сюжетам все граждане имеют мнение и более того, в силу их статуса гражданина, должны его иметь. С научной точки зрения за этим скрывается позиция весьма спорная: следует ли «демо кратично» опрашивать всех граждан, или же собирать мнения только тех, кто желает высказаться? Тот инсти тут опросов общественного мнения, который решит опра шивать только тех, кто спонтанно выразит желание высказать свое мнение по какой-либо проблеме, будет не медленно осужден его конкурентами и политическими кругами одновременно в плане сугубо методологическом (нерепрезентативная выборка) и, особенно, в плане поли тическом (технократическая и даже элитаристская идео логия).

Институты опросов общественного мнения претендуют на то, что, строго придерживаясь специфической тех ники, они измеряют более достоверно (чем это делают, основываясь на интуиции, политические деятели и жур налисты) «настоящее общественное мнение», мнение всего народа, которое существует в его недрах и которое невозможно узнать спонтанно, поскольку оно не всегда проявляется видимым образом (знаменитое «молчаливое большинство») и вдобавок очень изменчиво. С социоло гической точки зрения невозможно допустить a priori , что все люди по всем вопросам имеют уже сложившееся мне ние или, по крайней мере, способны его моментально сформулировать. Это не эмпирически проверенный факт, а некое предположение чисто политического свойства. Парадоксальным образом, в этой сфере чаще всего имен но те выборки опрашиваемых, которые методологи счи тают наименее репрезентативными с формальной точки зрения, т. е. такие, которые формируются спонтанно, без

[243]

всякого вмешательства институтов опросов обществен ного мнения, с социологической точки зрения наиболее достоверны, поскольку они являются «репрезентативны ми» для реально существующих мнений и реально имею щихся в наличии социальных сил по данной проблеме. Двусмысленность заключается, как мы видим, в том зна чении, которое сообщается требованию совершенно за конному, но пустому — «представительности». Безуслов но, формируемая выборка должна быть репрезентатив ной, но следует спросить, в отношении чего? Только ли для какого-либо населения или все-таки для социальных сил, весьма неравномерно распределенных, на которые делится это население?

Опросам, более или менее безупречным с техниче ской точки зрения, которые уполномочены представлять всех французов; всем тем опрашиваемым, которые очень часто дают ответы лишь потому, что специализирован ные институты мобилизовали сеть интерьвюеров для их опроса, заставляя тем самым опрашиваемых думать, что их соображения достаточно важны, чтобы о них спраши вать, можно противопоставить иные группы населения. Такие группы различаются по размерам и социальному составу, по проблемам и целям, которые они защищают, эти группы мобилизуют свои силы в различных формах для пропаганды своих мнений, они стремятся навязать их всем и для этого предпринимают различные шаги, что бы эти мнения стали известны общественности, организуя, например, уличные манифестации, подписывая пе тиции, создавая ассоциации защиты или комитеты под держки, рассылая письма протеста в газеты и т. д. ( Boltan - ski , 1984).

Выбор населения для опроса никогда не бывает нейт ральным, он очень сильно предопределяет, особенно в том, что касается мнений, распределение полученных ответов. Это не означает однако, что все выборки стоят Д РУ Г друга и что все они в одинаковой степени случайны. ^ни представляют столько точек зрения на предмет ис следования, что необходимы дополнительные пояснения,

[244]

чтобы определить, какая из них верна. Во всяком случае, систематические опросы, проводимые практически все ми институтами опросов по выборкам, репрезентативным для совокупности французского населения, независимо от предмета исследования, препятствуют получению действительных мнений индивидов, которые бы не провоци ровались исключительно ситуацией интервью. Безусловно, крайне редко можно сказать a priori , какое население следует выбрать для опроса. Вопрос об адекватной вы борке следует ставить для каждого отдельного опроса, помня, что чаще всего решение станет очевидным, когда его реализация уже продвинется достаточно далеко. Это может казаться парадоксом или методическим замкнутым кругом лишь тем, кто членит исследование на последова тельные и независимые операции, как то: гипотезы, фор мирование выборки, анкета, подсчет данных и результа ты. Это означает, что в случае опроса общественного мнения, еще до того, как комментировать ответы, полученные в ходе его проведения, и даже до того, как подсчитать, сколько опрошенных высказались «за» или «против», и превышает ли число «да» число «нет», следует установить связь между полученными ответами и структурой населения, которое было опрошено.

Приведем два примера того, какое влияние на резуль таты опроса оказывает выборка опрашиваемого населения. Первый касается проблем образования. Предстояло выяснить мнение относительно предстоящей реформы (о текущем учебном годе, об изменении содержания и ме тодов обучения, о профессиональной подготовке, селекции, о зарплатах преподавателей и т. д.). Кого следует опрашивать? Поскольку можно предположить, что про блемы воспитания интересуют почти всех (по крайней мере тех, у кого есть дети или внуки школьного возраста, а также преподавателей), было решено опрашивать всех. До возникновения институтов опросов обществен ного мнения понятие «все» обозначало бы, что посколь ку вопросы задаются всем (через прессу, радио или, на пример, телевидение), то каждый может, если он того

[245]

пожелает, ответить на них. Институты общественного мнения позволяют провести опрос научнее, т. е. попро сить ответить всех, опрашивая репрезентативную выборку, и попытаться получить ответы тех, кто иначе не стал бы высказывать свое мнение. Но стараясь уловить мне ния по-настоящему действенные, т. е. такие, которые стремятся стать всеобщими и превратиться в настоящие форс-идеи, опрос, который был предпринят вскоре после университетского кризиса в мае 1968 г., принял форму «обширного национального опроса». Анкета из 20 вопро сов была опубликована практически во всех националь ных ежедневных изданиях, а также в ведущих журналах. Читатели, если они того желали, могли, таким образом, заполнить анкету и отослать ее в ассоциацию, созданную для сбора и обработки ответов. Таким путем было возвращено 10 000 анкет, что для такого типа «почтового» опроса, является хорошим показателем мобилизованности населения вокруг проблем школы, существовавших в тот момент. Эта «случайная» выборка и мнения, которые были высказаны, оказались значительно более убедитель ными, чем более или менее неправдоподобные ответы, которые были бы получены, если бы опросом была охва чена репрезентативная выборка, в силу того, что «слу чайная» выборка вовсе не является чисто «произволь ной», совсем наоборот. Об этом уже писал Пьер Бурдье, который проводил этот опрос: «Охотнее всего на вопро сы о системе образования отвечают те, кто чувствуют, что они уполномочены говорить от своего имени, и те, кто более непосредственно связаны с ней. В результате получается, что вероятность ответов, которая существен но сильнее выражена у мужчин, чем у женщин, [...] а у парижан сильнее, чем у провинциалов, очень близка к объективным шансам определенного социального класса обеспечивать поступление их детей в Grandes Ecoles ». Кроме того, автор замечает, что эта категория отвечаю щих, «где различные группы представлены пропорцио нально их претензиям воздействовать на систему обра зования, полностью репрезентативна для самолегитим-

[246]

ной группы давления, которая постоянно воздействует на все уровни системы, на ее ориентацию таким образом, что выражаемые ею форс-идеи позволяют предвидеть все, что произойдет в дальнейшем» ( Bourdieu , p . 481).

Второй пример касается одной из тех многочислен ных журналистских анкет, которые в конце года старают ся установить список лучших книг, фильмов, ресторанов и т. п. или дают прогнозы относительно деятелей культуры и политики, у которых, как считается, «есть будущее» и которые как бы должны достичь вершин в своей про фессии. Обычно эти рейтинги представляются как субъек тивный выбор журналистов или опрашиваемых ими лиц. Подобные суждения все чаще заменяются процедурами опросов, претендующими на большую объективность и научность. Аналогичный опрос (также проанализирован ный Бурдье, 1984) был реализован литературным ежемесячником (журнал Lire , № 68, апрель 1981 г.), который задался вопросом выяснить, существуют ли еще «влас тители дум», какими были Андре Жид, Камю, Сартр? Для ответа на этот вопрос журнал обратился к «нескольким сотням писателей, журналистов, профессоров, студентов, политиков и т. д.» со следующим вопросом: «Назовите трех ныне живущих интеллектуалов (мужчин или жен щин), пишущих на французском языке, чьи работы, по вашему мнению, оказывают глубокое влияние на развитие идей, литературы, искусства, науки и т. д.». Вопрос был разослан 600 деятелям культуры. Список из 448 че ловек, ответивших на вопрос, и их ответы был опубли кован. Он включает в себя 21 академика, 66 писателей, 34 писателя-преподавателя, 43 преподавателя, 34 студен та, 34 специалиста по литературе, 92 журналистов, рабо тающих в прессе и 40 журналистов радио и телевидения, 44 художника, 14 политических деятелей, 16 — «разных» (религиозных деятелей, публицистов, культурных атта ше и т. д.) и 10 человек, оставшихся анонимными. Полу ченный рейтинг, который претендовал на научность по типу зондажа общественного мнения, смог установить лишь влияние Леви-Стросса, Арона и Фуко.

[247]

Вердикт

Существуют ли еще властители дум? Нынешние Ан- дре Жид, Камю, Сартр? Журнал « Lire » опросил не сколько сотен писателей, журналистов, профессоров, студентов, политических деятелей и т. д.

Был задан следующий вопрос: «Назовите трех ныне живущих интеллектуалов (мужчин или жен щин), пишущих на французском языке, чьи работы, по вашему мнению, оказывают глубокое влияние на развитие идей, литературы, искусства, науки и т. д.».

Опрошенные ответили, продемонстрировав свое замешательство и никому не отдав абсолютного пред почтения. Но признано влияние Леви-Стросса, Арона и Фуко.

•  Клод Леви-Стросс— 101

•  Реймон Арон — 84

•  Мишель Фуко — 83

•  Жак Лакан — 51

•  Симона де Бовуар — 46

•  Маргерит Юрсенар — 32

•  Фернан Бродель, историк — 27

•  Мишель Турнье, романист — 24

•  Бернар-Анри Леви, философ — 22
Анри Мишо, поэт — 22

10. Франсуа Жакоб, биолог — 21 П. Самюэль Беккет, драматург и романист — 20 11. Эммануэль Ле Руа Ладюри, историк — 20

•  Рене Жирар, философ — 18

•  Луи Арагон, поэт, романист, политический деятель — 17

Анри Лаборит, биолог— 17

Эдгар Морэн, социолог и философ — 17

•  Е. М. Сьоран, эссеист и этик — 16
Эжен Ионеско, драматург — 16

•  Маргерит Дюрас, романистка и кинематогра-
фистка — 15

[248]

Роже Гароди, философ и политический дея тель — 15

Луи Лепрэнс-Ринге, физик — 15 Мишель Серр, философ — 15

•  Жюльен Грак, романист - 14
Филипп Соллерс, романист — 14

•  Луи Альтюсер, философ — 12

Клэр Бретешер, карикатуристка — 12 Рене Шар, поэт — 12 Жиль Делез, философ — 12 Жорж Дюби, историк — 12 Владимир Янкелевич, философ — 12 Ж. М. Г. Ле Клезио, романист — 12 Альфред Сови, экономист — 12

•  Жорж Дюмезиль, историк религии — 11
Жан-Люк Годар, кинематографист — 11

•  Жан Бернар, врач — 10

Пьер Булез, композитор, дирижер — 10

Пьер Бурдье, социолог— 10

Альвер Коэн, романист— 10

Андре Глюксман, философ — 10

Рене Хайк, искусствовед— 10

Леопольд Седар Сангор, поэт и политический

деятель — 10

Lire . № 68. Avril 1981. P . 38-39

Как охарактеризовать такого рода опросы и полученные таким образом рейтинги? Как это часто бывает, они не сут на себе печать «науки от здравого смысла», по край ней мере, претендуют на «ббльшую научность» и «боль шую методологичность», чем спонтанные рейтинги со циальных агентов. Действительно, поскольку задача этого опроса заключалась в том, чтобы определить наи более «значимых» интеллектуалов, вполне логичным казалось бы провести опрос среди широкой выборки ре презентативных представителей интеллектуальной жиз ни и попросить каждого назвать три имени, складывая

[249]

полученные «голоса» указанных интеллектуалов. Это дало бы возможность предложить список победителей, который представляется объективным, поскольку носит коллективный и анонимный характер. Однако можно ли считать, что таким образом литературный журнал про вел настоящий референдум в интеллектуальных кругах, который отныне может считаться безусловным суждением интеллектуального сообщества о самом себе? В данном случае социолог обязан деконструиро- вать этот полунаучный продукт и вскрыть все неосо знанные предрассудки, заложенные в таких опросах. Иными словами, этот тип опросов говорит больше о тех, кто их проводит, чем об изучаемом предмете, и больше о структуре выборки опрошенных, чем о распределении полученных ответов.

Ниже мы проанализируем формулировку вопроса и поразмышляем о самой идее «классификации» «интеллек туалов». Потребность опросить все категории населения, которые, по крайней мере по мнению авторов опроса, призваны представлять интеллектуальные круги, привела к селекции выборки, которая, тем не менее осталась очень разнородной. Можно усомниться в возможности ставить в один ряд путем анонимного сложения, ответы академиков и учителей, учащихся выпускных классов и профессоров Коллеж де Франс, провинциального писа теля и свободного художника, радиокомментатора и по литика, и т. д. Является ли единой для всех сама катего рия «интеллектуала» (обращение к опрошенным подра зумевает, что они знают, что это такое). Самим фактом отбора групп, которые были сочтены компетентными, чтобы высказать свое мнение, была предопределена окон чательная классификация.

С педагогической и методологической точек зрения, этот опрос в определенном смысле является «образцо вым». Он представляет собой своего рода завершенную и потому особенно убедительную модель псевдонауки, которая доводит до крайности логику опросов обще ственного мнения. Однако в отличие от обычной прак-

[250]

2.2. Социологическое конструирование «не-ответов»

Руководители институтов общественного мнения могли бы возразить, что применение неспецифической выборки корректируется автоматически через отказы отвечать и позицию «нет ответа», которые предусмотрены для каждого вопроса. Поскольку не всегда возможно апри орно определить категории населения, в достаточной мере заинтересованные или сосредоточенные на проблеме, предложенной для выражения мнения о ней, то естественно было бы считать правильным методом систематический опрос всех, при условии, что тем, кто не имеет мнения, предоставляется возможность сообщить об этом. Поскольку, как и в случае упоминавшегося выше опроса по проблемам образования, выборка рес пондентов носит «случайный» характер, можно было бы вообразить, что все отвечающие по определению имеют

[251]

какое-то мнение, однако, все-таки это не дает гарантии, что высказались все, кто имеет мнение. И наоборот, если опрашивать население по репрезентативной для ге неральной совокупности всего населения выборке, сле дует быть готовым к тому, что более или менее значительные фракции этой выборки не имеют мнения по вопросу, поставленному в исследовании. Это рассуждение методологического характера, которое сегодня может показаться кому-то слишком очевидным, длительное время сталкивалось и еще продолжает сталкиваться с оценочным суждением, которое, не принимая в расчет необходимость существования такого типа «ответа» и не стремясь понять его смысл, с сожалением констати рует и покритикует «апатичное» поведение «болота», безразличного к крупным общественным дискуссиям ( Lancelot , 1981). На самом же деле позиции «неответи- вшие» следует придавать позитивный смысл, поскольку она точно указывает на наличие или отсутствие у опрашиваемых уже сконструированных ответов, точнее, она является показателем способности, неравномерно при сущей различным социальным группам, производить мнение, или, по меньшей мере, производить ответ на вопрос, предполагающий оценочное суждение. Преж де чем узнать, кто за и кто против, например, само управления на предприятии или классифицировать «левых» и «правых», необходимо узнать процент «не- ответивших» на вопрос. Социологический анализ пока зывает, что свойственная каждой социальной группе способность, давать ответы неразрывно связана с тех нической (в смысле «быть способным») и социальной («чувствовать себя способным») компетентностью. Сле довало бы также оценить обоснованность и степень убе дительности мнений, собранных такого типа опросами. Систематический анализ совокупности опросов обще ственного мнения показал, что способность иметь или производить личное мнение далеко не одинакова и варь ируется в зависимости от социальных свойств отвеча ющих и характера вопросов ( Bourdieu , 1979, р. 463-480):

[252]

мужчины отвечают чаще, чем женщины, молодые чаще чем пожилые, горожане (и особенно парижане) чаще чем сельские жители, дипломированные специалисты (особенно в сфере высшего образования) чаще, чем неди пломированные, лица, занимающие высокое социальное положение, чаще, чем другие. Эти различия, которые связаны с социальными свойствами отвечающих, носят тем более выраженный и очевидный характер, чем бо лее вопросы касаются удаленных от повседневного опы та областей и чем в более абстрактной форме ставятся проблемы.

Варьирование процента «неответивших» регули руется далеко не случайным образом и, следовательно, оно систематично и согласованно. Это можно показать на примере анкеты, реализованной в 1971 г. SOFRES по теме «Франция, Алжир и Третий мир» ( Bourdieu , 1979). Здесь мы будем принимать во внимание лишь изменение процен та неответивших в зависимости от пола, помня, что анализ был бы еще более точным, если учи тывать уровень диплома или социального поло жения.

Вопрос 1, который не является исключи тельно политическим, выявляет незначительную зависимость между процентом неответивших и полом. На вопрос «Предпринимает ли Франция достаточно усилий для размещения иностранных работников?» женщины отвечают почти так же часто, как мужчины (85% в обоих случаях), «для их профессиональной подготовки» (70% против 75%), «для гостеприимного приема» (80% про тив 83%), «для обеспечения их достаточными зарплатами» (77% против 83%). Мы видим, что расхождения в частоте ответов между мужчина ми и женщинами незначительны, когда речь идет о проблемах, которые могут восприниматься как этические, и в которых женщина почти столь же компетентна, как и мужчина.

[253]

Процентные соотношения неответивших в зависимости от пола

1 В настоящее время во Франции находится большое число иностран ных работников, часто они заняты на тяжелых работах. Считаете ли вы, что Франция предпринимает достаточно или недостаточно усилий для того, чтобы...

2. В свете франко-алжирских отношений, считаете ли вы желательным, чтобы Франция продолжала политику кооперации с Алжиром?

[254]

3. Среди различных групп слаборазвитых стран должна ли Франция уде лять особое внимание...

И наоборот, женщины гораздо менее, чем муж чины, склонны отвечать на вопрос 2, т. е. на вопрос, который представляется значительно более политическим: лишь 75% женщин против 92% мужчин ответили на вопрос о «продолжении по литики кооперации с Алжиром», который — и сам вопрос на это указывает — относится к чистой политике, поскольку международные проблемы более далеки от повседневного опыта, чем внут ренняя политика.

Но вопрос 3 показывает также, что если абстрактная проблема сотрудничества переносится в плоскость этики, и даже благотворительности — области, которую традиционное разделение труда между полами отдало на откуп женщинам, этим знатокам по части сердечных и душевных пере живаний («Должна ли Франция, по вашему мне-

[255]

нию, обращать особое внимание на разные группы слаборазвитых стран?»), то женщины отвеча ют в той же пропорции, что и мужчины (т. е. 88%). Однако если вводится в большей степени поли тическая специфика и более абстрактная форму лировка в вопросе о том, «должна ли Франция ин тересоваться странами с демократическим режимом», то доля ответивших женщин очень сильно снижается и сокращается до 59% против 74% ответивших мужчин.

2.3. Социологическое конструирование ответов

Распределение ответов, получаемых в ходе проведения опроса общественного мнения с помощью вопросника, зависит не только от структуры охваченного выборкой населения, но и от формулировки вопросов. Если поря док, в котором задаются вопросы, лишь незначительно влияет на получаемые ответы, то решающее воздействие оказывает сама формулировка вопроса. В этом отноше нии различают два типа вопросов. Существуют, с одной стороны, вопросы «открытые» в том смысле, что они оставляют за опрашиваемыми необходимость самому сформулировать ответы. Например: «Как, по вашему мнению, можно наиболее плодотворно улучшить взаимопонима ние между французами и эмигрантами?» С другой сторо ны, существуют так называемые «закрытые» вопросы, предусматривающие некоторое число возможных ответов, из которых должны выбирать анкетируемые {предыдущий пример превратится в закрытый вопрос, если на выбор анкетируемым будет предложено определенное число решений, например, таких: «эмигранты сами должны ста раться жить как французы; следует организовывать встре чи между французами и эмигрантами в тех кварталах,

[256]

где они живут вместе; нужно, чтобы эмигранты группи ровались между собой; и т. д.»). Институты опросов общественного мнения как правило редко используют открытые вопросы (за исключением пробных опросов, если они их проводят) и предпочитают закрытые вопросы не только потому, что последние обеспечивают более бы строе заполнение анкеты (опрашиваемые должны лишь одобрить уже готовые мнения, которые им предлагают ся) и составляют своего рода предварительную кодиров ку, которая обеспечивает более быструю информацион ную обработку ответов и, следовательно, их публикацию в прессе. Дело в том, что этот технический выбор оказы вает практическое воздействие на распределение отве тов и, особенно, на величину ответивших. «Открытые» вопросы предполагают, что опрашиваемые сами произво дят свои ответы, что увеличивает их шансы стать дей ствительно «персональными» мнениями. «Закрытые» во просы, наоборот, имеют целью помочь опрашиваемым, но никогда не дают уверенности в том, что предложенные мнения полностью ими понятны и что выбранный ответ является действительно мнением, а не просто формаль ным и случайным ответом. Вопросы, которые задают ин ституты общественного мнения, часто бывают очень длин ными и очень сложными, тогда как ответы почти всегда сведены к простой реакции одобрения или отрицания, выражаемой в виде крестика в заранее предусмотренной ячейке, причем опрашиваемых никогда не просят объяс нить или обосновать ответы. В таких вопросниках все сде лано таким образом, чтобы всегда было возможно что- нибудь ответить, даже если анкетируемый ничего или почти ничего не знает о проблеме, поднятой в опросе. Как и на политических выборах, отказавшимися отвечать оказывается лишь несокращаемая минимальная часть индивидов, которые демонстрируют таким образом полное отсутствие интереса к вопросу («абсентеисты») либо вы ражают через эту аномальную и анархистскую защитную реакцию сопротивление вопросу со стороны тех, кто He - защищен и неорганизован.

[257]

Несмотря на то, что все вопросы о мнении формаль но предусматривают позицию «нет ответа» (или «не знаю» или «нет мнения»), опыт показывает, что недостаточно обеспечить возможность не отвечать для того, чтобы быть уверенным, что все случаи действительного отсутствия мнения были полностью зарегистрированы. Прежде все го потому, что институты опросов общественного мне ния не стремятся придавать этой позиции особого значения, так как отказ или невозможность ответа «есть боль ное место, крест и нищета институтов анкетирования, которые употребляют все средства для того, чтобы их сократить, свести до минимума, и даже скрыть» (Бурдье, 1994, с. 222).

Для институтов опросов общественного мнения высокий процент неответивших на вопрос означает своего рода провал, поскольку этот процент снижает значимость распределения действительных ответов (по крайней мере, с точки зрения заказчиков). Вопрос, который собирает более 50% неответивших, как, например, тот, что пред лагал французам проголосовать за претендентов, выста вивших свои кандидатуры на пост президента... США, оценивается специалистами по опросам как «плохой во прос». Чтобы можно было говорить об «общественном мнении», вызвать хотя бы минимум доверия к этой новой политико-научной инстанции, а опросы, которые претен дуют на его измерение, имели смысл для политических и журналистских кругов, необходимо, чтобы большая часть опрошенных лиц самоопределялась по отношению к во просам, которые им подкидывают. Поэтому институты опросов общественного мнения просят своих анкетеров делать так, чтобы интервьюируемые, не имеющие гото вого мнения, не спешили отказываться от ответа, но «по- думали бы», прежде чем выбрать среди всех возможных предложеннных ответов. Сама формулировка некоторых вопросов имеет тенденцию поощрять недооценку дей ствительно не ответивших, так как некоторые ответы в Действительности являются замаскированными «не-от ветами».

[258]

В стремлении, реальном или показном, к объектив ности и нейтральности, предлагаемые варианты часто содержат псевдоответы. Таковыми являются пресловутые центральные, медианные или серединные позиции (в их формулировках содержатся, например, слова или выражения типа «посередине», «между двумя», «все равно», «ни то, ни другое» и т. д.), которые обычно выбираются теми, кто не имеет мнения, поскольку эти позиции рас полагаются как раз вне альтернативных суждений.

Наконец, последнее замечание, далеко не последнее по значимости: следует помнить, что не давшие ответа на данный вопрос, объявившие об этом официально и зарегистрированные интервьюерами, также не учитыва ются полностью, поскольку они уже относятся к тем, кто согласился отвечать на вопросник и хотел быть опрошен ным. И вовсе не очевидно, что зарегистрированная доля неответивших на вопрос ниже той доли, которая учиты вала бы отказы отвечать на вопросник в целом. Впрочем, этот процент неответивших на вопросник определить не возможно, принимая во внимание технику конструирования выборок населения, называемых «квотными», ко гда интервьюеры, по мере накопления опыта работы, стре мятся отбирать своих респондентов в зависимости от их «доброй воли» отвечать на данный тип вопросника, что оборачивается тем, что они определяют их интуитивно.

Таким образом, в опросах общественного мнения все способствует тому, чтобы «производить» ответы на во просы, которые ошибочно принимают за мнения. Это означает, что представленный выше анализ, который был проведен на основе отказов от ответов, огкрыто декларируемых опрашиваемыми, имеет большое значе ние. Это означает также, что то, что институты зонда- жей называют «общественным мнением, в значительной степени является производным от их опросных методов; чаще всего это артефакт, являющийся результатом ме ханического сложения ответов, которые формально вы глядят идентичными, скрывая тем самым не только ир реальность более или менее значительной части собран-

[259]

ных (следовало бы сказать "добытых") ответов, но и тот факт, что в социальном мире не все мнения стоят друг друга, поскольку вес любого мнения в реальности зависит от собственно социального веса того, кто его выра жает» ( Bourdieu , 1980, р. 222-235).

Магия цифр

Простой перевод в цифровую форму сам по себе оказывает, в частности, на неспециалистов эффект навязывания. В самом деле, опрос держится на цифре, а строгий подсчет обеспечивает ту самую необходимую точность, которая предше ствует всякому научному анализу. Ценность, которую следует сообщать результатам, выра женным в цифровой форме, зависит от операций, которые позволили их установить. В одной ра боте, озаглавленной «100% французов», автор в порядке шутки сгруппировал в зависимости от процентов результаты более 800 опросов, появив шихся в прессе начиная с 1980 года и выясня ющих мнения по самым различным сюжетам (по литика, семья, сексуальность, образование и т. д.), что дало забавные и неожиданные сближе ния. Если такой жанр стоит ближе к журналистике, чем к чисто научному исследованию, то все же он может служить довольно поучитель ным педагогическим упражнением, которое со стоит в том, чтобы научиться различать все то, что вынесено в один ряд. Например, по прилага емому ниже списку, взятому из этой работы про извольно, принцип сближения в котором строится единственно на сходстве процентов (здесь 22%), можно разыскать инстанцию, откуда взята каж дая цифра и институцию, его осуществившую (Институт опросов общественного мнения, На циональный институт статистики и экономиче-

[260]

ских исследований, Национальный институт демографических исследований и т. д.), классифицировать ответы в соответствии со степенью ре альности вопросов, которые были заданы (вопро сы, заданные с целью учета типов поведения, установления действительных мнений, или во просы откровенно игровые и нереальные), пораз мышлять над значением этих «данных» и их воз можным использованием в рамках социологически сконструированного объекта и т. д.

•  22% покупок французы делают в супермарке тах.

•  Для 22% женщин лучшим напитком является вода.

•  22% программистов составляют женщины.

•  22% женщин упрекают мужчин в том, что они всегда увиливают.

•  22% женщин считают, что противозачаточные таблетки депоэтизируют любовь.

•  22% женщин хотели бы вступить в интимные отношения с Лораном Фабиусом.

•  22% женщин думают, что Франсуа Миттеран репетирует свои выступления перед зеркалом.

•  22% женщин заняты неполный рабочий день.

•  22% мужчин, которые занимаются приготов лением пищи, всегда готовят одно и то же блюдо.

•  22% мужчин хотели бы видеть Жанну Мае в журнале обнаженной.

•  22% парижан никогда не пользуются своим автомобилем для того, чтобы ездить по Парижу.

•  22% лицеистов считают, что их преподаватели недостаточно строги.

•  22 % французов занимаются домашними подел ками.

•  22% французов имели первый сексуальный опыт между 17 и 18 годами.

•  22% французов утверждают, что они страдают заболеваниями печени.

[261]

— 22% французов совершают самоубийство с по мощью огнестрельного оружия.

•  22% французов считают, что их страховые агенты слишком придирчивы.

•  22% французов убеждены, что ясновидящие могут действительно предсказывать будущее.

•  22% экономически активных французов не имеют никаких дипломов.

•  22% французов хотели бы заниматься любо вью на лугу, на глазах у других.

•  22% французов легко могут представить Джо на Макенроя в роли адвоката, если бы он не был чемпионом по теннису.

•  22% французов, повторно вступая в брак, стал киваются с теми же трудностями, что и в преды дущем браке.

•  Лишь 22% французов хотят, чтобы государ ство непосредственно управляло социальным страхованием.

•  22% основателей различных предприятий яв ляются выпускниками университетов или Grandes Ecoles .

•  22% болеющих мигренью страдают от присту пов, которые длятся более 48 часов.

•  22% детей рабочих остаются на второй год в подготовительном классе.

•  22% пенсионеров пользуются гостиницами во время отдыха.

•  22% мальчиков считают, что «первый раз» было замечательно.

•  22% детей от 3 до 6 лет сами решают, во сколь ко им ложиться спать.

•  22% родителей никогда не появляются обна женными перед детьми.

•  22% парижан старше 60 лет.

Выдержка из : Duhamel J. 100% Francais. Paris, Belfond, 1987.

[262]

2.4. Социологическое конструирование вопросов

Социология только тогда сможет полностью исполь зовать в рамках научной логики разнообразные и мно гочисленные результаты различных опросов общест венного мнения, когда она исследует сами вопросы, т. е. отрефлексирует «коллективное бессознательное», само собой разумеющееся, или, если угодно, «бессознатель ное» самих «опрашивателей» и их заказчиков. Опросы, по существу, конструируют получаемые «данные», но не поясняют, как они это делают. Таким образом, социо лог должен заявить в явном виде то, что в них содер жится имплицитно.

Для иллюстрации последнего утверждения мы хотим привести пример того, как в рамках социологии можно на основе обыкновенного опроса подойти к серь езной проблематике, отличающейся от простого поли тологического комментария. Речь идет о совершенно безобидном на первый взгляд опросе, представляющем собой нечто вроде «развлекательного» варианта регуляр ных опросов, проводимых институтами изучения общественного мнения и посвященных определению рейтин га политических деятелей. Он состоял в том, чтобы, как в «китайской игре», отождествить каждого известного политика с определенным цветом, деревом, цветком, животным, игрой, головным убором, автомобилем, пред метом мебели, известной женщиной, профессией, пер сонажем комиксов и т. д. Интервьюер предлагал список из шести предметов или персонажей и просил установить соответствие («если бы он был цветком? деревом? и т. д.») с каждым из шести политиков, представляю щих широкий спектр политических и социальных пози ций. Результаты опроса, проведенного в июне 1975 г. по заказу еженедельника «Пуэн», были опубликованы в журнале «Опросы» ( Sondages , №3—4, 1975, р. 31-47) со следующим комментарием:

«Чтение результатов "забавно", но смысл опроса этим не ограничивается. То, с чем ассоциируется тот или иной политический деятель, отражает грани его имиджа. Мо жет быть, иногда трудно с уверенностью выделить при чины, заставившие опрашиваемых представить политика в том или ином цвете, муравьем, а не лисой, или более парикмахером, чем адвокатом. В то же время, когда более трети опрашиваемых представляет определенно го политика в виде того или иного предмета, то объяс нение рождается, как правило, сразу, а мотивации вы бора устанавливаются в сравнении с позицией других политических лидеров по отношению к тому же предмету. Ассоциации, возникающие у респондентов, большей частью связаны либо с внешностью, либо с наиболее из вестными чертами личности, либо они зависят от роли, положения и политической карьеры».

ТаблицаА

Совокупность ответов (П. Бурдье, «Различение», 1979)

Выделенные жирным шрифтом цифры указывают наибольший процент ответов в данном столбце.

[264]

Посмотрим теперь, вслед за П. Бурдье (1979, р. 625-640), как можно проанализировать с социологической точки зрения данный опрос. В первую очередь нужно спросить, что делает возможным такой опрос. Почему все опрашиваемые смогли без видимых затруднений указать, с каки ми предметами или персонажами ассоциируется тот или иной политик? Как они производят свой выбор, соотнося каждого политика скорее с тем, а не иным предметом? Глядя на статистические распределения, становится ясно,

[265]

что существуют принципы или схемы, регулирующие эти распределения, поскольку мы имеем дело с определен ными закономерностями; это можно объяснить лишь в том случае, если мы признаем гипотезу о существовании общих для всех опрашиваемых принципов видения ( vision ) и деления ( division ). Успех опроса в значитель ной степени связан с удачным выбором списков предме тов: каждый список имел в большей или меньшей степе ни социальную иерархию, поэтому они смогли играть роль неявных классифицирующих систем. Так, например, социальный смысл имеет противоставление белого черно му, а дуба и ворона — тростнику и лисе, как в баснях Лафонтена, бридж противопоставляется домино, ци линдр — берету, Роллс-Ройс — малолитражке и т. д. Таким образом, подобная игра, затрагивая политиков, т. е. общественных деятелей, известных благодаря нацио нальным средствам массовой информации и в особенности телевидению, предоставляла возможность опрашива емым применять более или менее неосознанные схемы классификации, лежащие в основе выбора, который на первый взгляд имеет политическую основу.

Но если придуманные политологами без каких бы то ни было политических соображений списки так хорошо сработали, то не означает ли это, что составители сами применяли те же бессознательные схемы классификации? Скорее всего, не имея такой цели, опрос позволил почти экспериментально проанализировать установление свя зей между политическим и социальным пространством, а также превращение социальных симпатий или антипатий в политические.

В социологии особую трудность представляет прочте ние и интерпретация статистических данных. Выявлению реальных корреляций часто мешают случайные факторы при сборе данных, например, неправильно понятый или неоднозначно сформулированный вопрос, чисто механи ческие ошибки при кодировании, а в особенности тот факт, что выбранные «переменные» почти всегда явля ются лишь свидетельствами или индикаторами, но не

Таблица Б

Распределение ответов среди сторонников Миттерана/ Жискара д'Эстена (там же)

[267]

[268]

самими объясняющими переменными. Наличие дипло ма, например, представляет собой лишь несовершенный индикатор культурного капитала, не учитывающего ни са мообразование, ни то, что можно было бы назвать «культурным стажем семьи», к которой принадлежит опраши ваемый. Аналогичным образом социально-профессиональная принадлежность дает лишь приблизительную информацию о социологически построенной принадлеж ности к определенному классу, поскольку не учитывает ни социальную траекторию, ни профессиональную карь еру, ни социальное положение других членов семьи, ни сеть социальных связей индивида, т. е. данные, опреде ляющие общественное положение и не сводимые только к профессиональной принадлежности на момент опроса. В рассмотренном выше случае ко всему этому приме шивается фактор, связанный со спецификой предмета опроса. Будучи неоспоримыми, статистические закономерности отношений предметов и политических деяте лей показывают лишь некую тенденцию, поскольку примененные на практике принципы классификации не были эксплицированы. Один и тот же предмет мог получить различную трактовку в зависимости от точки зрения, спонтанно занятой опрашиваемыми; это искажает резуль таты статистического распределения, поскольку определенная игра ассоциаций и значений, сообщаемых объек там, является неизбежной.

Возьмем для иллюстрации пример деревьев. Все го в списках было шесть деревьев: дуб, пальма, тополь, платан, тростник и ель. Дуб может быть противопоставлен тростнику как сильный — сла бому, как важный и могущественный — хрупкому и нестойкому, и жесткий — гибкому. Это проти вопоставление через аналогию могло выражать разницу между главой государства (Жискар Д'Э- стен) и политиком «левого» направления, согласившегося войти в правительство «правых» (Сер-ван-Шрейбер). С другой точки зрения, дуб может символизировать не власть (ср. с листьями дуба и

[269]

изображениями Людовика Святого, вершащего суд под дубом, распространенными в учебниках начальной школы), а лишь дерево как материал: тогда дуб представляет собой благородный мате риал, из которого делают красивую мебель; он про тивопоставляется ели, дешевому материалу не очень высокого качества, из которого делают гро бы. Этот реестр по аналогии может выражать раз ницу между человеком, претендующим на «благородство» (тем же Жискаром Д'Эстеном) и тем, кто воспринимается некоторыми как «вульгарный про столюдин» (Жорж Марше, лидер Коммунистичес кой партии).

Другие опрошенные, которые не могут исполь зовать политические аналогии, прибегают к прямой аналогии по принципу внешнего сходства, и противопоставляют дуб или платан, мощные и им позантные деревья, ассоциирующиеся с коренас тостью и полнотой политика(например, Понятов- ского), тонкому и вытянутому тополю, ассоции рующемуся со стройным и высоким политиком (Шираком). Но какое бы значение ни использова лось в более или менее явном виде, если оно понят но всем, то может произвести множество эффек тов: вызвать смех, одобрение или возмущение и т. д. Искажение статистических данных было допущено в опросе и по другой причине, связанной с политикой. Важ ным аспектом политической борьбы, как мы увидим в дальнейшем, является навязывание определенных представлений и определенного видения общества и полити ческих актеров. Из этого следует, что если даже люди используют одинаковые схемы восприятия и оценки, их практическое применение будет зависеть от их обще ственного положения. Все индивиды, например, могут ис пользовать противопоставление белого и черного для вы ражения отношений между Жискар Д'Эстеном и Марше; однако сторонники левых и правых используют диамет рально противоположные цвета для оценки политиков,

[270]

при этом черный цвет приписывается, как правило, со перникам.

Безусловно, основным препятствием в социологии является чрезмерно хорошее знание материала, содержа щегося в результатах опросов: оно создает чувство оче видности, мало способствующее поиску объяснений. Иногда считают хорошо познанным то, что всего лишь хорошо знакомо. Социолог сам использует при восприя тии политических деятелей те же системы классифика ции, которые в неявном виде присутствуют в опросах, и может слишком поспешно решить, что он все понимает. В большей степени, нежели этнограф, с самого начала понимающий отличие или даже чуждость своего объекта и вынужденный учитывать относительность своих куль турных установок, социолог должен совершать особое усилие для выявления этого своего рода «культурного бес сознательного», сквозь призму которого он — сам того не ведая — воспринимает общество, в котором живет. Чрезвычайно запутанные результаты проанализирован ного нами опроса можно понять, лишь систематически и эксплицитно привлекая практическое знание и нацио нальную культуру, которые в той или иной степени разделяются всеми, как опрашиваемыми, так и политолога ми, придумавшими вопросы, и социологами, пытающими ся интерпретировать ответы на них. Эти статистические зависимости совершенно непонятны иностранцу, т. е. человеку, незнакомому с политической и общественной жизнью Франции, а также с определенной символикой цветов, свойственной французам (черное является сим волом смерти, а не белое, как в некоторых странах), со специфическими, подчас противоречивыми социальными смыслами, связанными с головными уборами (канотье, соотносящеся с образом певца Мориса Шевалье), с со циальной иерархией игр, существующей в момент опроса (домино сегодня считается народной игрой, ассоции рующейся с сельскими кафе или «клубами для пожилых», в отличие от девятнадцатого века, когда оно было буржу азной игрой).

[271]

Социологический анализ должен на время оставить статистические таблицы, чтобы потом к ним вернуться с новыми знаниями. На место фамилий политиков следует поставить определенные социальные и политиче ские характеристики и сделать как можно более ясны ми схемы восприятия и оценки, которые накладывают ся на настоящие системы предметов и персонажей, предложенных для классификации или «помещения на витрину музея» политических деятелей. Составители вопросника интуитивно это знали, но чисто с практической точки зрения. И они включили туда множество предметов, которые, в частности, под воздействием системы образования, присутствуют в сознании всех фран цузов как практические механизмы альтернатив (воро на/лиса, дуб/тростник, стрекоза/муравей и т. д.).

3. Политическое использование опросов общественного мнения

Социология не ограничивается реинтерпретацией заранее сконструированных данных, производимых инсти тутами исследования общественного мнения. Она должна также учитывать факт широкой распространенности опросов, и то, что последние выполняют определенные общественные функции, одним словом, что речь идет о настоящем социальном явлении, требующем специального исследования. Здесь мы хотели бы остановиться на по литическом использовании опросов.

[272]

3.1. Социальные функции «политологических» вопросов

Тесная связь между научной технологией и политическими соображениями, характеризующая повседневную практику опросов общественного мнения, ярче всего про является в растущем множестве особого типа вопросов, которые можно было бы назвать «политологическими». Они стали сегодня настолько банальными, что нелегко увидеть неоднозначность формулировки и по меньшей мере странный статус, с эпистемологической точки зрения, вопросов этого типа. Рассмотренные выше вопросы из исследования, опубликованного в литературном журнале, являются вполне типичными с этой точки зрения: вместо того чтобы выявлять уже существующие мнения, ограничиваясь их регистрацией (на что указывают мета форы барометра или фотографии, часто используемые анкетерами), эти вопросы производят на деле в значи тельной мере искусственные и необоснованные ответы, поскольку большинство опрашиваемых не ставят перед собой те вопросы, которые им задают; если бы они их себе задавали, то в большинстве случаев все равно не смогли бы на них ответить. Вопрос, упомянутый выше, был сформулирован так: «Назовите трех ныне живущих интеллектуалов (мужчин или женщин), пишущих на французском языке, чье творчество, по вашему мнению, наиболее глубоко повлияло на развитие идей, литерату ры, искусства, науки и т. д.?». Перед тем как подводить итоги и составлять список победителей, необходимо про анализировать сам вопрос. Респондентов спрашивают не о том, какие три интеллектуала (почему именно три и что нужно понимать под «интеллектуалами») оказали на них наиболее значительное влияние (на что уже доволь но трудно ответить), но ставят вопрос гораздо шире — о том, какие интеллектуалы «глубоко» (что это значит?) «повлияли» (что значит «повлияли»? надо ли считать «не гативное» влияние тоже влиянием?) на развитие идей, литературы, искусства, науки и т. д., т. е. такой обшир-

[273]

ной области (отметим в скобках характерное «и т.д.»), которая вряд ли может быть хорошо известна всем опра шиваемым. Для ответа на такой обширный и сложный вопрос опрашиваемые не могут — этого от них и не требуется — провести специальное исследование, как бы это мог сделать специалист по истории идей или социолог науки. Большинство ответило бы более или менее шут ливо или следуя определенной стратегии, назвав «интеллектуалов», которых они знают, о которых много говорят в средствах массовой информации, которых они недавно читали, кого необходимо упомянуть и т. д. Итак, нужно подумать над тем, почему задаются именно такие вопро сы и что хотят получить на самом деле. Если нужно было бы выяснить, кто из интеллектуалов в действительности оказал наибольшее влияние, то очевидно, что это следовало бы делать не на основании непродуманных ответов, а на основе настоящего исследования, учитывающего раз личные показатели влияния и различные области (фило софию, литературу, живопись, физику, биологию и т. д.). Расплывчатый характер вопроса и тип выборки не позво ляют измерить это действительное влияние, а лишь, в лучшем случае, зафиксировать популярность в средствах массовой информации тех, кто воспринимается как «вли ятельные интеллектуалы». Ясно, что исследования подоб ного типа относятся прежде всего не к научному анали зу, а к операции политического характера, которая стремится навязать с помощью весьма распространенной в политике процедуры, именуемой выбором, определенное видение того, кто является «интеллектуалом».

Данный тип вопросов создан не для того, чтобы иг рать роль «реактивов» или «индикаторов», позволяющих уловить определенные социальные характеристики индивидов, как это бывает в обычных социологических анке тах. Эти вопросы и ответы на них рассматриваются как интересные и значащие потому, что глобальное распределение ответов предназначено дать «мнение народа» по интересующим экспертов проблемам в различных сферах политики.

[274]

В качестве упражнения можно было бы подобным образом проанализировать вопросы, задаваемые крупными институтами изучения общественного мнения; число таких вопросов весьма велико, при чем они в данном случае непосредственно касаются политической сферы. Можно, в частности, отметить, что ответы на нижеследующие вопросы, большей частью сформулированные политологами, которые консультируют институты изучения общественного мнения, требуют наличия серьезной информации и могли бы с равным успе хом быть темами для рефератов или дипломных работ студентов-политологов:

•  «Если бы президентские выборы состоя лись в ближайшие два года, кто из названных ниже кандидатов был бы наиболее серьезным противником левых сил: Раймон Барр, Жак Ширак или Валери Жискар Д' Эстен?» ( Sofres , июнь 1985);

•  «По вашему мнению, каковы причины враж дебности клевым после 1981 года?» (прилагается список причин) ( Sofres , январь 1985);

•  «Как известно, коммунистическая партия за несколько лет потеряла много голосов избира телей, сократившихся с 20% до 11 %. Каковы, по- вашему, глубинные причины снижения ее популярности?» (приводится список причин) ( Sofres ,
январь 1985);

•  «Каковы четыре главных приоритета для Франции в ближайшие годы?» (приводится спи сок возможных приоритетов) (Sofres, октябрь 1985);

•  «Как вы считаете, является ли республика сегодня ценностью для левых или для правых сил?» ( Sofres , ноябрь 1984);

•  «Как вы считаете, насколько католическая церковь в целом смогла адаптироваться к совре менному миру: очень хорошо, довольно хорошо, не совсем хорошо, плохо?» ( Sofres , апрель 1985);

[275]

•  «По вашему мнению, какое влияние Франция оказывает сегодня в мире: большое, довольно
большое, скорее небольшое или очень слабое?»
( Sofres , август 1985);

•  «Как, по-вашему, после Второй мировой войны, увеличилась или уменьшилась роль Фран-
ции в следующих областях: военная мощь, политическое и дипломатическое влияние, моральный
и интеллектуальный престиж, экономический вес?» ( Sofres , август 1995);

•  «Часто политических лидеров подразделя ют на две категории: на тех, кто входит в "полити
ческий класс" и сплочен между собой, и на тех, кто держится в стороне от "политического клас
са". К какой категории вы отнесли бы следующих политиков: Ф. Миттерана, Ж. Ширака, Р. Барра и
т.д.?» ( Sofres , август 1984);

•  «Думаете ли вы, что сосуществование Ф. Миттерана с новым большинством РПР-УДФ
могло бы продлиться до президентских выборов 1988 года, или оно прекратится раньше?» ( Sofres ,
октябрь 1984);

•  «На ваш взгляд, кто выйдет победителем по окончании периода сосуществования?» (Sofres, август 1984);

•  «По вашему мнению, каковы будут послед ствия модернизации французского общества?»
(приводится список возможных последствий) ( Sofres , октябрь 1984);

•  «Среди возможных причин, которые могут заставить голосовать за Национальный фронт
Ж.-М. Ле Пена, какие представляются вам наибо лее важными?» (приводится список причин)
( Sofres , июнь 1984);

•  «Считаете ли вы, что Жан-Мари Ле Пен будет и в дальнейшем иметь успех на европей
ских выборах или нет?» ( Sofres , 1984);

[276]

•  «Кто, по вашему мнению, несет наиболь шую ответственность за падение котировок на Па
рижской бирже в течение последней недели?» (приводится список тех, кто может быть ответ ствен) ( Ipsos , октябрь 1987);

•  «Каков ваш прогноз развития ситуации на Парижской бирже в ближайшие несколько недель относительно сегодняшней ситуации?» ( Ipsos , ок тябрь 1987);

•  «Как вы считаете, в какой степени (в боль шей, в меньшей или в той же) Франция подверже на расизму по сравнению с ФРГ, Великобритани ей и США?» ( Ipsos , февраль 1988);

•  «Как вы считаете, через десять лет пробле мы, связанные с иммиграцией во Франции, уси лятся, ослабнут или останутся на современном уровне?» ( Ipsos , февраль 1988).

Так в чем же состоит смысл подобных опросов, если не специалистам предлагается ответить на вопросы, которые не всегда ясны специалистам? Все происходит так, как будто в вопросах политологического типа совокуп ность возможных или желаемых ответов выносится на референдум для того, чтобы непогрешимый арбитр определил «правильный» ответ. Речь здесь идет о процедуре, не такой уж далекой, как могло бы показаться, от техники божественного откровения, практикуемой в Древней Гре ции. Разумеется, специалисты по опросам постоянно на поминают о том, что ответы на подобные вопросы отра жают всего лишь «социальные представления», интерес ные сами по себе, и что не надо путать то, как индивиды представляют себе реальность с самой реальностью, хотя сами эти представления составляют одну из граней ре альности. Но помимо того, что неправильно называть «со циальными представлениями» то, что часто является всего лишь реакцией на конкретную ситуацию опроса, мож но отметить, что реальное использование этих опросов, большинство которых публикуется в прессе и служит ма териалом и обоснованием политических комментариев,

[277]

чаше всего непредумышленно строится на их неточнос ти При этом распределение ответов рассматривается как научно установленный вердикт в области политики.

Опросы общественного мнения обязаны своим успе хом присущей им видимости научности без «ученых», осо бенно среди тех, кто не доверяет социологам. Эта новая «наука» располагает только конкретными данными. В дей ствительности же, она решает многие сложные полити ческие проблемы именем «народа», являясь скорее «по литической наукой» в буквальном смысле слова, нежели наукой о политике.

3.2. Эффект легитимации опросов общественного мнения

Мы хотим ограничиться тремя примерами такого политического использования опросов. Первые два примера, один из которых взят в газете, имеющей «правую» ори ентацию, а другой в еженедельнике, считающем себя «ле вым», хорошо иллюстрируют то, как журналисты часто используют опросы (против чего часто выступают сами «опрашивающие»), когда сам способ представления ре зультатов превращает «мнение большинства» о реальнос ти в саму реальность. Третий пример касается еще более извращенного, но внешне вполне пристойного использо вания опросов, когда сами организаторы опроса предлага ют телезрителям оценить то, как выглядят на экране по литические лидеры, мы проанализируем более подробно. После поражения левых партий на выборах 1986 г. « Figaro Magasine » опубликовал большую статью на ос нове опроса, проведенного Sofres ; она была озаглавлена: «Новая волна 1986 г.: семья, родина, труд. Молодежь пол ностью порвала с духом мая 1968 г.» (суббота, 6 сентября 1986 г.). Следующий вопрос хорошо иллюстрирует принципы данного опроса: «Что, по-вашему, в большей степе-

[278]

ни приводит к асоциальному поведению части молоде жи? — Проблемы семьи, поскольку родители не выпол няют больше своих функций (недостаток внимания к детям, разногласия в семье); — Проблемы общества (безработица, насилие в средствах массовой информации)» 57% опрошенных придерживались мнения, что это в ос новном «общественная проблема», что позволило журна лу дать крупный заголовок: «Асоциальное поведение: се мья не виновата». Следующий пример основан на опросе, проведенном IFOP для журнала « Nouvel Observateur » на тему «Сексуальное поведение французов» (номер от 14—20 ноября 1986 г.). Журнал пытался выяснить, что осталось от лозунгов «сексуальной революции» мая 1968 года, произошел ли «возврат к нежности и семье» в то время, когда телевидение отличается все большей «свободой нравов», а реклама становится все более «сексу альной». Среди вопросов, касающихся личной жизни, исследовать которую подобными методами весьма затруд нительно, можно встретить, например, такой: «По-ва шему мнению, то, что называют "сексуальной револю цией", это скорее хорошо или скорее плохо? Нет мне ния». 56% ответили «скорее хорошо», что позволило журналу дать заголовок: «56% — за сексуальную рево люцию», хотя невозможно точно сказать, что имели в виду опрашиваемые, да и те, кто заказывал опрос, под «сексуальной революцией». Другой вопрос: «Считаете ли вы, что в сексуальных отношениях женщины становятся все более и более инициативны?» Этот вопрос характеризуется неточностью формулировки, обесценивающей кажущуюся точность полученных процентов. Что значит «все более и более инициативны»? Как в этой области можно высказываться о «женщинах» вообще? Опрашиваемые женщины будут говорить о себе? А мужчины бу дут основывать свое мнение на поведении своей партнер ши или своих партнерш, или же на своем представлении о поведении других женщин? Как молодые смогут судить о вероятных изменениях, если они не имеют возможности сравнивать? На самом деле важен не столько вопрос,

[279]

сколько ответы, позволяющие считать, что в действитель ности есть позитивные изменения в сексуальном поведении, что революция продолжается, и дающие основания для заголовка «Женщины все более активны: 62%».

3.3. Опрос общественного мнения: «эффект вердикта»

Третий пример касается распространенной сегодня в политике практики. Поскольку политические деятели «де лаются» на телевидении, пытаясь убедить и привлечь избирателей, то может показаться естественным и науч но обоснованным спросить у избирателей мнение о таких «телепредставлениях». Это мнение, в отличие от мнений политических комментаторов, кажется неоспори мым. Мы хотим проанализировать в этой связи теледеба ты, состоявшиеся в октябре 1985 г., за несколько меся цев до решающих парламентских выборов между тогдаш ним премьер-министром Лораном Фабиусом и Жаком Шираком, бывшим премьер-министром, считающим себя представителем всех оппозиционных сил ( Champagne , 1988). Эти дебаты особенно интересны, поскольку они долго и тщательно готовились и рассматриваются как об разцовые (так же, как и дебаты между Франсуа Митте раном и Валери Жискар Д'Эстеном в 1974 г. и 1981 г., и Миттераном и Раймоном Барром в 1977 г.), к тому же они прекрасно иллюстрируют то, как опросы используются в политике. В первую очередь эти дебаты сопровождались проведением множества опросов, которые были организованы до, во время и после дебатов; опросы сыграли ре шающую роль в оценке дебатов не только со стороны жур налистов, но и со стороны политических деятелей.

Опросы, проведенные до дебатов, пытались выя вить «социальный образ» двух лидеров. После их окончания результаты опроса, проведенного « Me -

[280]

диаскопией» на выборке в сто телезрителей, во время дебатов послужили материалом для дискуссий «по горячим следам» между политическими радиообозревателями. На следующий день газеты опубликовали результаты телефонного опроса Ifres , состоявшегося сразу после дебатов. Еще через день стали известны результаты опроса Sofres -Европа, который охватил 800 человек, следивших за дебатами и чье мнение должно было определить «победителя матча».

Можно также отметить полное согласие в ин терпретации полученных цифр: все пришли к вы воду, что полученные результаты свидетельству ют о победе Жака Ширака.

Оппозиционная пресса воспользовалась ре зультатами этих опросов для поддержки своего лидера и для ослабления позиций действующего премьер-министра («Опрос подтверждает: Ши рак — победитель» — такой заголовок дала круп ными буквами газета «Франс-Суар» на следующий день). Что касается прессы, более или менее от крыто поддерживающей правительство, то она была вынуждена признать «поражение» Лорана Фабиуса и искать «уважительные» причины тако го поражения.

На самом деле ни «победа», ни «поражение» совсем не были очевидны. Можно сказать, что Лоран Фабиус был побежден, но не Жаком Шираком, а верой в научную ценность подобных опросов, делающих «общественное мнение» беспристрастным арбитром дебатов. Рассмотрим результаты опросов. Опрос Ifres показал, что 39% опро шенных, следивших за дебатами (т. е. только каждый вто рой избиратель), считают позиции Жака Ширака в ходе дебатов более сильными, чем позиции Лорана Фабиуса, а 25% придерживаются противоположного мнения. Это означает, что 61% не заметили лидерства Ширака. Так как же можно объявлять «победителем» политического деятеля, которого две трети телезрителей не считают

[281]

таковым? Но следует смотреть глубже, проанализировав сам принцип подобных опросов. Цифры могли бы быть еше более благоприятными для одного из соперников, но ведь нужно понять и то, что в действительности мы по лучаем, когда у телезрителей спрашивают мнение о по литических деятелях. Специалисты по политическим кампаниям в средствах массовой информации объяснили «по ражение» Лорана Фабиуса тем, что он изменил внезапно «имидж» на более «агрессивный». Сам Фабиус вскоре признал свое «поражение» и даже объяснил его тем, что он был в тот день не совсем самим собой. Такие оценки говорят о сложившемся в политико-журналистских кру гах мнении о возможности большего успеха Фабиуса у телезрителей в случае его выступления в более выгод ном имидже. На самом деле в этом абсолютно нельзя быть уверенным. Мы имеем здесь дело с иллюзией отождест вления телезрителей просто со зрителями, оценивающи ми, причем совершенно беспристрастно и не опираясь на собственные политические взгляды, привлекательность «телевизионного имиджа» политиков, лишь удачно игра ющих более или менее свою роль.

Результаты таких опросов вполне предсказуемы: каж дый опрашиваемый старается видеть «победителем» лидера, максимально близкого к его сегодняшним политическим взгядам. Телезрители вовсе не являются политически беспристрастными судьями, как их воспринимают специалисты по опросам: они не менее пристрастны, чем политические комментаторы или сами политики.

Результаты таких опросов почти не зависят от ин дивидуальных качеств участников, они лишь от ражают соотношение политических сил на момент дебатов. Жак Ширак привлекал большинство сторонников оппозиции и тех избирателей, которые враждебны к любому правительству; таким образом, он имел возможность получить больше «го лосов», чем его соперник, который мог получить исключительно голоса сторонников социалистов. В конечном счете опросы такого типа скорее дава-

[282]

ли некоторые — довольно интересные — сведения о возможных итогах парламентских выборов в марте 1986 г., нежели определяли «победителя» самих дебатов.

4. Социологическое конструирование: «уличная демонстрация в средствах массовой информации»

Опросы общественного мнения, которые являются про сто методом исследования, пытаются представить в ка честве полноценной научной дисциплины. На самом деле они тесно связаны с политикой: большинство опросов не

[283]

только финансируется политическими кругами и сред ствами массовой информации, но вдобавок они воспри нимаются и анализируются согласно логике, свойствен ной скорее референдуму (поскольку их задачей является выявление господствующего мнения по политическим вопросам или вопросам, приобретающим политическое значение, а также, в некоторых случаях, выяснение по литических и социальных характеристик тех, кто высту пает «за» или «против»), чем простому сбору данных, ко торые требуется объяснить и интегрировать в социоло гическую проблематику.

Такое сплетение общественных наук и политики не носит одностороннего характера, поскольку многие по литические акции инспирированы специалистами по об щественным наукам, которые ставят свои знания на служ бу определенным политическим целям или движениям. Отсюда следует, что социология политики, изучающая, например, избирательную кампанию, уличную демон страцию или телевизионную «подачу» политического ли дера, вполне может столкнуться в рамках исследования с социологами и политологами, играющими роль совет ников и использующими общественные науки для полу чения максимально возможного эффекта. Такой выход со циологии в мир общественной жизни представляет дополнительную трудность для социологического анализа. Дюркгейм отмечал, что «общественная жизнь целиком состоит из представлений» (Дюркгейм, 1995, с. 11) и что объектом изучения для социолога являются «способы видения, чувствования и действия», которые навязыва ются индивиду (там же, с. 7). В определенной мере и по литика предстает как символическая борьба, задача которой заключается в навязывании определенной точки зрения или определенного видения общества (см. также вторую главу, посвященную производству «общественных проблем»). Политика являет собой исключительно важ ное пространство общественных представлений и столк новения мнений и верований. Именно в сфере политики постоянно борются агенты, стремящиеся навязать всем

[284]

свое мнение и сказать последнее слово, что наглядно про является в телевизионных дуэлях между политическими деятелями и в последующих комментариях. Это означа ет, что политика, как и религия, представляют собой поля деятельности, может быть, наиболее трудные для науч ного изучения. В частности, ставки в данных социальных пространствах велики настолько, что социология, поми мо ее воли, вовлекается в игру, являющуюся целью ее же анализа, а научное видение общества стремится стать частью политической (или религиозной) борьбы. Для представления множественности уровней анализа, с ко торыми сталкивается социолог, особенно в этой области, мы возьмем лишь один пример — обычную уличную де монстрацию ( Champagne , 1984).

4.1. Сбор данных: описание демонстрации

В той мере, в какой сколько-нибудь важная уличная демонстрация привлекает пристальное внимание прессы, социолог, желающий изучить коллективные выступления сельскохозяйственных производителей, имеет возмож ность не только сам наблюдать демонстрации, но и одновременно собрать материалы прессы по их поводу. Сопоставляя собственные наблюдения этнографического типа, отчеты журналистов, заявления официальных лиц, интервью с демонстрантами, сделанные «зарисовки», фотогра фии и т. д., социолог может довольно точно реконструи ровать события.

Например, демонстрация тысяч крестьян в марте 1982 г. на улицах Парижа, собравшихся по призы ву их профсоюза, может быть описана так, как это делает историк: «23 марта 1982 г. десятки тысяч крестьян (50 000 по данным полиции и более 100 000 по данным профсоюза) прибыли поездами

[285]

и автобусами в столицу. Шествие началось в 11 часов утра на площади Нации; перед колонной ехало около двадцати тракторов, а в первых рядах шли лидеры профсоюза крестьян; колонна состоя ла в основном из молодых (женщин и пожилых было мало). На транспарантах были написаны на звания представленных регионов, а на многочисленных плакатах фигурировали различные лозун ги и были нарисованы карикатуры, направленные против тех, кто ответствен за аграрную политику, а также конкретные требования, касающиеся цен в аграрном секторе и выражающие протест против эксплуатации крестьян горожанами ("Горожанин, ты живешь хорошо, а мог бы голодать", "Горожа не, без крестьян вы сдохнете" и т. д.). Во время демонстрации произошло несколько незначитель ных инцидентов: у нескольких тракторов загоре лись шины на дороге; когда один активист рабоче го профсоюза сделал враждебный жест в сторону демонстрантов у здания Биржи труда, его обстреляли сигнальными ракетами, забросали тухлыми яйцами и камнями, из-за чего пострадало много стекол. Демонстрация проходила в атмосфере пол ного равнодушия: на улицах было мало парижан, они не выражали ни одобрения, ни осуждения по отношению к ней».

Подобное описание, данное здесь лишь в самой общей форме, а в ряде случаев более развернутое и уточненное, может заменить этнографическое наблюдение и дать цен ные социологические сведения о событиях, чей размах и важность превосходят возможности одного наблюдате ля, который просто не в состоянии «все увидеть». Так, непривычный размах демонстрации может свидетель ствовать о способности профсоюза мобилизовать людей и о причинах существования такой возможности; незна чительное число инцидентов, столь непривычное для кре стьянских демонстраций, сопровождающихся обычно на силием и нарушением порядка, свидетельствует о жела-

[286]

нии создать себе «позитивный образ». И это заставляет перейти к анализу логики проведения подобного типа ак ций. Почти карикатурное разнообразие представленных регионов (на демонстрации присутствовала делегация от Гваделупы и Мартиники), говорит о стремлении показать широкое представительство, свойственное данному типу акций, в которых так называемые «представительные» организации стараются поддержать или усилить свое влияние на переговорах, демонстрируя свою способность мо билизации и контроля.

4.2. Информация как социальная ставка

При использовании прессы как источника информации, не следует забывать, что информация сама по себе является ставкой в общественной жизни. Поэтому на следующем этапе необходимо сделать объектом изучения деятельность самих журналистов и более или менее осознанный и систематический труд по искажению ин формации, характерный для всех видов прессы в зависи мости от их политической ориентации. Информация и собственно отбор и представление фактов являются важ ной ставкой, особенно в политической области. Именно поэтому пресса, будучи политически структурированной, пытается навязать через приводимые факты и коммента рии позитивный или негативный социальный образ собы тия, тем самым поддерживая или, наоборот, представляя в негативном свете социальную группу, принимающую участие в данном событии, привлекая к нему внимание журналистов и тем самым «широких масс». Множество действий, которые могут быть предприняты в ходе широкомасштабных общественных выступлений, расхождения в оценке численности участников, а также разнообразие и порой даже противоречивость «мотивов» их действий, предоставляют прессе широкую возможность конструи-

[287]

рования события, что объясняет весьма существенные расхождения между различными отчетами о нем.

Так, например, журналисты воспринимали демон страцию крестьян в свете соперничества левых и правых сил, а большинство газет уделили внима ние не только неоспоримым фактам, но и тем, ко торые соответствовали их «политической линии». По мнению «Юманите» (от 24 марта 1982 г.), демонстрация «провалилась» и привела к скандаль ным инцидентам: «Вчера в Париже прошла демон страция крестьян. Около 60 000 человек прошли от площади Нации к Порт де Пантен. Организа торы ожидали, что участников будет 100 000. Понятно, что мелкие фермеры, чьи требования вполне обоснованы, не согласились следовать за теми, кто виновен в их проблемах». «Фигаро», на против, была, с политической точки зрения, бли же к организаторам акции, и посчитала ее впол не успешной и многочисленной; реакция парижан также оценивается ею как положительная: «Бо лее 100 000 крестьян провели мирную демонстра цию»; «жители Парижа хорошо ее восприняли» (газета от 24 марта). «Монд» и «Либерасьон», которые занимали позицию критической поддержки левого правительства, описали саму демонстра цию довольно точно и объективно; но их позиция проявилась в комментариях: обе газеты отмечают относительное безразличие населения Парижа и скрытую агрессивность демонстрантов. Оказывается, «объективное» построение политического события социологом не может ограничиться простым вос становлением «всамделишных» фактов. Социолог должен учитывать при этом символическую борьбу, сопровождающую событие и направленную на придание ему опреде ленного смысла. Как оценить поведение демонстрантов? Почему они собрались? Каковы их требования? Более или менее прямые ответы на эти вопросы, данные всеми ком ментаторами, т. е. общественное представление событий

[288]

(«то, как все это нужно воспринимать»), составляют неотъемлемую часть самих событий. В этой связи легко увидеть открывающуюся для комментаторов возможность использовать разнородность таких больших собраний. Если даже чисто внешние характеристики события (число участников, характер инцидентов и т.д.) могут быть представлены прямо противоположным образом, то это становится тем более возможным в отношении «глубинных мотивов» поведения демонстрантов. Некоторые журналисты пытаются объяснить причины демонстрации, ограничившись чтением лозунгов или воспроизведени ем заявлений организаторов; другие могут уделять меньше внимания речам ораторов и задавать вопросы тем или иным демонстрантам, часто выбирая их ради создания (иногда в политических целях) определенного образа группы в целом.

Например, «Паризьен Либере», читатели которой в основном принадлежат к низшим классам, опи сала традиционный образ крестьянина с востока Франции как типичного демонстранта с хмурым и обветренным лицом, одетого в «клетчатую куртку и кепку». «Котидьен де Пари», большинство чита телей которой составляют квалифицированные специалисты, в качестве типичного демонстранта выбрала молодого крестьянина: «он ничем не вы делялся бы среди студенческой демонстрации, поскольку он носит очки, шерстяные костюмы и у него прическа студента-политолога». «Либера- сьон» же отметила «богатого крестьянина левой ориентации», чья «одежда привлекала внимание: джинсы, кроссовки и ярко-синяя куртка». Давая неизбежно избирательный взгляд на события и предпочитая определенные интерпретации, пресса спо собствует созданию политико-социального образа событий, имеющего множественные и двусмысленные значения. Но было бы чрезмерным упрощением представлять журналистов как «манипуляторов» событиями, создаю щих их по своей воле и в определенных интересах. Сами

[289]

журналисты являются объектом стратегий манипулиро вания со стороны различных социальных групп, пытаю щихся с большим или меньшим успехом привлечь их для того, чтобы попасть в средства массовой информации.

4.3. Эффект круга

Итак, на третьем этапе социолог должен проанализиро вать данные, которые он использует, и которые он произ вел самим фактом их сбора в той мере, в какой эти дан ные являются продуктом целого социального процесса. На пример, для изучения причин юношеской преступности или самоубийств совершенно недостаточно установить корреляцию между некоторым числом социальных харак теристик и статистикой преступности или самоубийств, представленной государственными органами. Помимо это го необходимо исследовать собственно социальный про цесс, производящий не только статистику юношеской пре ступности и самоубийств, но и индивидов, подпадающих под юридический термин «преступника» или «самоубий цы»; все это в конечном счете приводит к социологичес кому исследованию институтов полиции, права и медицины (см. Charnboredon , 1971 и третью главу данной книги). Аналогичным образом дело обстоит с демонстрацией, про анализированной выше. Пресса не только предоставляет информацию о «событии», безусловно полезную для со циолога, но и сама производит его, вернее, сопроизво-дит. Это означает, что нужно задаться вопросом о том, что лежит в основе собственно социального определения «события» журналистской средой. Любое издание, чья ин формация подчас незаменима, может заставить читателей забыть о том, что информация является результатом стра тегий различных социальных групп, пытающихся привлечь внимание журналистов и вызвать широкие отклики в прес се. Можно сказать, не слишком преувеличивая, что се годня местом проведения демонстраций являются не

[290]

столько улицы, сколько первые страницы газет и экраны телевизоров, на которых следует появиться. Наблюдая за колонной демонстрантов, журналисты рассказывают о со бытии, будучи причастными к его созданию. Они думают, что освещают событие, хотя, как при взаимооотражении зеркал, группы «демонстрируют себя» таким образом, что бы пресса не могла их не заметить, учитывая более или менее четкое определение прессой события, о котором «обязательно нужно рассказать». Принимая во внимание особенность функционирования поля политики в совре менном западном обществе, для групп, участвующих в де монстрации, не столько важно стать «хозяевами улицы», сколько быть замеченными средствами массовой инфор мации и оказать давление на политическую власть посредством воздействия на «общественное мнение», которое от ражается службами, организующими опросы. Чтобы вый ти из зоны, не освещаемой средствами массовой инфор мации, и войти в «ярко освещенный круг» актуальных тем, общественные группы пытаются сотворить нечто, что за ставило бы журналистов говорить о «событии», а имен но — неординарные, необычные, небанальные и неповто ряющиеся действия. «Приходящий по расписанию поезд не является событием»: достаточно буквально применить этот привычный для журналистской школы принцип и, например, блокировать железнодорожные пути или шос се, как это будет воспринято журналистами как «собы тие». И там, где журналистам кажется, что они сталкиваются с «невиданным», на самом деле имеет место успех стратегии общественных групп, направленной на создание настоящих ловушек для журналистов, состоящих из «невиданных» действий или массовых акций. Первые стра ницы газет и передачи теленовостей представляют собой стратегическое пространство для поля политики: события, о которых они рассказывают, приобретают общественную важность, что приводит к цепной реакции, при которой происходит переход на новые позиции политических дея телей; «местная» проблема становится «национальной», а второстепенная— «неотложной» и «приоритетной».

[291]

Таким образом, социолог не может просто ограничить ся этнографическим наблюдением уличной демонстрации или анализом прессы, осветившей данное событие. Ход и результаты события могут быть поняты только при учете влияния прессы, радио и телевидения, которые информируют о нем широкую публику. Помимо этого нужно обратить внимание на роль политических комментаторов и журналистов, пытающихся более или менее сознательно навязать определенное видение события, роль совет ников по вопросам коммуникации, направляющих их внимание, центров изучения общественного мнения, чьи ком пьютеры дают моментальный «портрет общественного мнения» сразу же после события, роль политологов, с их более или менее научными комментариями и т. д. Это говорит о том, что простой анализ «прессы» не вскрыва ет самого главного. Глубокий анализ взятой нами в каче стве примера демонстрации крестьян предполагает не только хорошее знание общественной группы, которая вышла на демонстрацию, ее внутренней структуры и внутренних противоречий, но и понимание особенностей поля журналистики и его собственных проблем, а также учет сегодняшних трансформаций поля политики и растущей роли опросов общественного мнения.

Эти замечания в равной мере касаются анализа теле дебатов или передач на политическую тему, «медиатичес- ких» событий, т. е. событий, существующих посредством и для масс-медиа. «Телевыступления» политических деятелей являются лишь верхушкой айсберга, состоящего из политических комментаторов традиционного типа (поли тиков и журналистов), пытающихся своими заявлениями до и, особенно, после передачи навязать определенную точ ку зрения. Недавно к ним присоединились «комментато-ры-ученые», осуществляющие анализ телевыступлений и Динамику отношения зрительской аудитории; наконец, сюда нужно причислить центры по изучению обществен ного мнения, проводящие опросы для выявления «имид жа» лидеров и их способности убеждать.

[292]

Заключение: Социальные науки и социальные представления о науке

Зондажи общественного мнения — простую технику сбора данных — как это ни странно, очень часто принимают за настоящие социологические исследования. По всем внешним признакам, начиная с вопросника, анкетеров, совокупности ответов и их кодификации и кончая иссле дованием причин со статистической обработкой и постро ением двумерных связей, использующим определенное число переменных, таких как возраст, пол, уровень обра зования или социально-профессиональные категории, зондажи традиционно считают приемлемыми с социоло гической точки зрения. Многочисленные примеры, при- веденые нами в этой главе, позволяют, однако, выделить две главных черты, которыми характеризуется социоло гический подход и его отличие от простого сбора обще ственных мнений.

Во-первых, социологическое исследование никогда не сводится к простой раздаче вопросника, но оно все гда должно привлекать целую серию методов, включа ющих — более или менее широко — различные исследовательские техники. И если в силу того, что вопросник представляет собой быструю и удобную технику сбора информации, социолог зачастую сам приходит к тому, чтобы трактовать данные, полученные таким способом или прибегать к вторичному анализу результатов опро сов, проведенных центрами зондажей общественного мнения, то, все же, социологическое исследование ни когда нельзя сводить к анализу этих коротких, часто не определенных ответов на вопросы, почти всегда плохо по нятные значительной части опрошенных. Тем не менее, анкеты кажутся самодостаточными, а их результаты срав ниваются всегда только с результатами других анкет или зондажей общественного мнения, проведенных по сход ной процедуре. Вопросник в социологических исследова-

[293]

ниях — это лишь один из элементов и не всегда самый важный, это один из механизмов исследования значитель но более разнообразного, привлекающего широкий спектр техник сбора данных: глубинные интервью с информированными лицами, этнографические наблюдения, моно графические исследования определенных семей или со циальных групп, сбор картотеки, вторичный анализ раз личных документов и т. д.

Во-вторых, социологическое исследование должно конструировать свой объект, а следовательно, и «данные» тоже. Не существует сырых фактов, которые социолог может просто собирать, и которые имели бы ценность независимо от некоторой теоретической конструкции. Социальная реальность всегда поставляет нам данные «преконструированные», которые социолог должен в сою очередь «деконструировать». Исследования посредством зондажей общественного мнения это игнорируют, очевид но, исходя из неявной философии регистрации реально го, согласно которой достаточно дать говорить за себя репрезентативной выборке индивидов и просто зафикси ровать их ответы, чтобы познать и понять социальный мир. Труд ученого здесь оказывается сведенным к неза тейливой технической роли по составлению вопросника, обработке и интерпретации ответов. На деле же «данные» всегда должны быть интерпретированы и интегрированы в проблематику и никогда не могут говорить сами за себя. Это означает, что не достаточно, например, опросить свя щенников, учителей, музыкантов или крестьян, почему они стали священниками, учителями, музыкантами или крестьянами, чтобы раскрыть социальные механизмы, ко торые порождают ощущение «призвания», даже если форма, в которой эти социальные категории переживают свои профессиональные обязательства сама по себе интересна и должна приниматься в расчет при окончательном анализе ( Suaud , 1978; Muel - Dreyfus , 1983; Champagne , 1986).