Лубченков Ю. 100 великих аристократов

ОГЛАВЛЕНИЕ

ГЕНРИХ I ГИЗ

(1550–1588)

Герцог Лотарингский, коннетабль Франции (1580).

Во второй четверти XVI века во Франции обострились религиозные противоречия. Вместе с социальными и политическими они сплелись в единый клубок и, приняв обычные для того времени религиозные лозунги, положили начало религиозным войнам. Южные области страны, помнившие еще ересь альбигойцев, оставались центром оппозиции королевской власти, и в большинстве своем жители этих областей исповедовали протестантизм. Во Франции сторонники протестантизма стали называться гугенотами. Север и королевский двор оставались католическими. Борьбу за власть и свое влияние в стране развернули различные династические группировки. Во главе католиков встали представители династии Гизов.
Гизы по своему происхождению не принадлежали к родовой французской знати, поэтому их часто называли чужестранцами. Эта династия является боковой веткой Лотарингского дома, который, в свою очередь, берет начало от эльзасского графа Герхарда, ставшего в 1048 году герцогом Верхней Лотарингии. Герцогство принадлежало представителям Лотарингского дома до 1431 года, а затем оно перешло к принцу из боковой линии рода Валуа Рене I Доброму, герцогу Анжуйскому и графу Прованскому.
Но уже в следующем поколении оно было возвращено представителям Лотарингской династии, благодаря браку дочери Рене I Иоланты с графом Фридрихом Водемоном из династии Лотарингов. Их романтическая история любви послужила сюжетом оперы П.И. Чайковского «Иоланта». Младший сын Фридриха и Иоланты Рене II, получивший во владение графство Гиз и вошедший в историю как победитель Карла Смелого герцога Бургундского в битве при Нанси, был отцом Клода Лотарингского (1496–1550), который и стал основателем династии Гизов. В 1506 году Клод принял французское подданство, и с этого времени Гизы находились на службе при французском дворе. В историю Франции представители этого рода вошли как знаменитые военачальники и как кардиналы. Своему возвышению при дворе они обязаны во многом Диане де Пуатье.
В 1512 году Клод Лотарингский женился на принцессе крови Антуанетте Бурбонской. К графству Гиз Клод приобрел во Франции Омаль, Жуанвиль, Эльбеф и Майенн, что значительно расширило территорию графства. Кроме того, Клод имел владения в Пикардии и Нормандии. Он был приближен ко двору Франциска I, который возложил на него миссию по охране и защите северных и восточных границ Франции. Во время крестьянских войн он разгромил восставших в Лотарингии, и его деятельность была высоко оценена королем. В 1527 году графство Гиз было возведено в герцогство, а сам Клод приобрел титулы герцога и пэра — привилегии, которые жаловались всего пять раз, причем в трех случаях их были удостоены члены королевской семьи. Брак Клода и Антуанетты был многодетным — пять дочерей и шестеро сыновей. Герцог и пэр Франции даже породнился с шотландским королевским домом, выдав старшую дочь Марию замуж за Якова V Стюарта. Брат Клода Жан (1498–1550) стал в 1518 году первым кардиналом Лотарингским и был влиятельным государственным деятелем при королях Франциске I и Генрихе II.
Сыновья Клода прославились при последних королях из династии Валуа. Род Гизов отличался удивительной сплоченностью, во многом способствовавшей их быстрому продвижению, хотя представители этой большой семьи выбрали разные пути — армию и церковь. Старший сын Франсуа Лотарингский (1519–1563) был известным военачальником. Он был назначен главнокомандующим войсками в Меце, важном стратегическом пункте, открывавшем путь в Германию и Нидерланды. Франсуа Гиз превратил город в неприступную крепость, что помогло ему противостоять с 20-тысячным гарнизоном города 60-тысячному войску Карла V, заставив последнего навсегда оставить идею о создании буферного государства между Германией и Францией. Следующим военным успехом Франсуа было взятие Кале — последнего владения англичан во Франции. После этой победы Франсуа с большим неудовольствием встретил известие о перемирии. Он резко осуждал такой поворот событий и не скрывал своих позиций от короля Генриха II, считая, что национальные интересы Франции требуют продолжения войны.
Брат Франсуа Карл, кардинал Лотарингский, был прямой ему противоположностью. Это был умный и тонкий политик, снискавший славу как знаток теологии, древних языков и меценат. Карл обладал даром красноречия и поддерживал самые добрые отношения с Эразмом Роттердамским и Франсуа Рабле. Он был одним из самых богатых иерархов — владел 30 архиепископствами, 9 епископствами и 5 аббатствами, получая ренту в 300 тысяч ливров. Он поддерживал связи с иезуитами, содействовал открытию католических университетов и коллежей, и как ярый защитник католицизма он пользовался большой популярностью.
Могущество и авторитет братьев Гизов возрастали, а в период кратковременного царствования Франциска II они прибрали к рукам всю власть в стране. Король находился под большим влиянием не только братьев Гизов, но и своей супруги — Марии, их племянницы. Став ярыми католиками, они повели борьбу против гугенотов, в основном, против их руководителей — представителей рода Бурбонов. Раскрытие заговора в Амбуазе в 1560 году, направленного против Гизов, дало им повод для ареста принца Конде — он даже был приговорен к смертной казни. Но со смертью Франциска II положение несколько пошатнулось, но ненадолго. На престоле Франции оказался малолетний Карл IX, а регентшей при нем — его мать, Екатерина Медичи. Католиков по-прежнему возглавляли Гизы, а гугенотов — Людовик Конде и адмирал Колиньи. Понимая, что и те и другие стремятся к королевской короне, Екатерина Медичи решила поддерживать вражду между двумя этими партиями, надеясь, что они взаимно уничтожат друг друга. Вначале она предоставила принцу Конде важный государственный пост, что вынудило оскорбленного этим Франсуа Гиза удалиться в Лотарингию. Но вскоре он был снова призван в Париж. По пути в столицу Франсуа Гиз организовал избиение протестантов в Васси, и эта резня положила начало непримиримой войне между католиками и гугенотами. Случилось это в марте 1562 года. Война кипела, войсками Гизов были взяты Руан, Бурж и ряд других городов. Гугеноты были разбиты при Дре, и Франсуа подошел к Орлеану. Тогда адмирал Гаспар де Колиньи решил избавить своих приверженцев от фанатичного католика, их постоянного гонителя Гиза, посредством тайного убийства.
Когда Франсуа Гиз находился под Орлеаном, к нему в лагерь явился бедный дворянин-гугенот Польтро дю Мерэ, с предложением помощи в борьбе против своих бывших единоверцев. Гиз оставил его у себя на службе и всячески обласкал. Но через два дня, во время вечерней прогулки по лагерю, на Франсуа Гиза было совершено покушение — он был ранен пистолетным выстрелом из-за ближайших кустов. Пуля, попавшая в Гиза, была отравленной, и через девять дней он скончался. Дю Мерэ был схвачен и на допросе признался, что действовал по приказу Колиньи. После суда дю Мерэ был четвертован, но что касается Колиньи, то он даже не был привлечен к судебному разбирательству по распоряжению Екатерины Медичи.
Но смерть Франсуа Гиза не прекратила войны. При взятии Жарнака в плен к католикам попал принц Конде, который вопреки приказу был убит гвардейским капитаном Монтескье.
В августе 1570 года в Сен-Жермене было заключено (третье) перемирие между враждующими сторонами. Дальновидный адмирал Колиньи подозревал, что заключение перемирия — это очередная уловка. Даже кардинал Лотарингский (Карл Гиз) выказывал необычайную уступчивость и кротость, хотя перевес партии Гизов был значительным. Да и королевский двор проявил необыкновенную веротерпимость — 14 октября 1571 года именным указом Карла IX гугенотам были подтверждены все прежние права с присоединением к ним новых льгот и привилегий. Для самого Колиньи в замке Блуа был устроен роскошный прием, на котором он был в центре внимания и особой заботы короля и его матери. Он был щедро одарен деньгами и имуществом, и ему было позволено всегда иметь при себе отряд телохранителей. Здесь, в Блуа, король и Гизы, заручившись поддержкой со стороны папы и проведя тайные переговоры с герцогом Альбой, приняли решение о подготовке массовой резни гугенотов, вошедшей в историю как Варфоломеевская ночь. Для того чтобы собрать все знатные протестантские семьи в Париже, было принято решение о женитьбе сестры Карла IX Маргариты и короля Наваррского Генриха (в дальнейшем стал французским королем Генрихом IV). Для получения разрешения папы Пия V на этот брак была предпринята переписка, а для личных переговоров в Рим был направлен кардинал Карл Лотарингский. Являясь одним из главных организаторов Варфоломеевской ночи, сам кардинал во время ее проведения отсутствовал в Париже, выехав в Рим в конце мая 1572 года. Прибывшие на свадьбу Генриха и Маргариты гугеноты веселились в Париже, не предполагая, что очень скоро станут жертвами ужасной кровавой резни.
Но в Париже в это время оставался сын убитого Франсуа Гиза Генрих, который вместе со своим дядей стоял во главе заговора против протестантов. Он родился 31 декабря 1550 года и был, пожалуй, самым популярным не только в армии, но и в народе представителем династии Гизов. В историю он вошел под именем Генриха I le Balafre — «со шрамом». Воспитывался он при дворе французского короля Генриха II и с детства стремился к военной карьере. Воинскую науку Генрих изучал под руководством своего отца. Уже в 1563 году он принимал участие в осаде Орлеана, проявив, несмотря на ранний возраст, храбрость воина, закаленного в боях. Под стенами Орлеана был убит его отец, чему Генрих был свидетелем. С тех пор он сделался непримиримым врагом протестантов.
По достижении 16-летнего возраста Генрих отправился в Венгрию воевать с турками. По возвращении из Венгрии отличился в сражениях при Жарнаке, Монконтуре и победоносно защищал Пуатье против войск Колиньи. В то время ему было всего 19 лет, но он стал знаменит во всей Франции.
В битве при Шато-Тьерри (Дормансе) Генрих сумел разгромить 30-тысячный корпус немецких войск, шедший на помощь гугенотам. В этом сражении он был ранен ударом палаша в щеку, оставившего на его лице шрам, который и дал ему прозвание. Кстати сказать, такое же прозвание из-за шрама, полученного в сражении, имел и его отец.
Генрих Гиз был красивым мужчиной, обладал даром красноречия и умел произвести впечатление. Он мог быть простым и надменным, но всегда тактичным. Ему удалось покорить сердце и Маргариты Валуа, сестры Карла XI, что вызвало негодование как у короля, так и у его матери Екатерины Медичи. Чтобы как-то сгладить ситуацию и успокоить царствующих особ, Генрих женился на вдове принца де Порсиена. Его семейная жизнь не была образцом супружеской верности, но очень скоро Генрих сумел отбить охоту ухаживать за своей женой у всех претендентов, убив одного из поклонников супруги — красавца Сен-Мегрена. Узнав о том, что Сен-Мегрен решил стать любовником его жены, Генрих Гиз при помощи подложного письма заманил его в западню, где наемные убийцы довершили дело. Даже король, чьим фаворитом был Сен-Мегрен, не мог ничего предъявить Гизу, так как по законам того времени герцог был совершенно прав, защищая семейный покой.
Гиз был одним из инициаторов Варфоломеевской ночи и, чтобы отомстить за своего отца, принял на себя убийство Колиньи. (За несколько дней до Варфоломеевской ночи на адмирала Колиньи было совершено покушение, но он был только ранен, а тот, кто нанес ему рану, спрятался в доме Гиза и его «никак не могли сыскать» для должного наказания.)
В ночь святого Варфоломея около 11 часов вечера по распоряжению Генриха Гиза в Лувре были блокированы король Генрих Наваррский и принц Конде. Все дома, где в Париже располагались гугеноты, были помечены знаками. В зале городской ратуши собрались вооруженные католики, и перед ними выступил с проникновенной речью за истинную веру Христову сам герцог Гиз, призывая покончить с гугенотами. Затем Генрих Гиз и его приближенные отправились к дому Колиньи. В то же время удар колокола церкви Святого Германа известил о начале расправы над гугенотами. Подойдя к дому адмирала, Генрих Гиз потребовал, чтобы ему и его отряду открыли дверь. Ворвавшись в дом, капитан Аттен, Бем, Сарлабу и солдаты нанесли адмиралу Колиньи множественные раны, от которых тот скончался. По приказу Гиза его труп был выброшен из окна, а утром отвезен на живодерню и повешен на цепях головой вниз, где провисел еще несколько дней. Так Генрих отомстил за смерть своего отца.
Когда по восшествии на престол Генриха III протестантам были сделаны некоторые уступки, Гиз в 1576 году выступил ярым защитником «истинной веры». Прикрываясь преданностью католической вере, Генрих Гиз строил далеко идущие планы — овладение французской короной. Именно к этому времени относится составленное для Гизов генеалогическое древо, где их род возводился практически к Карлу Великому и не уступал по знатности происхождения королевскому. По всей стране Гиз вербует своих союзников, создавая тайные общества защитников католицизма. Центром обществ, опутавших всю Францию, был Париж, в котором находился центральный комитет организации, получившей название Священной лиги. Генрих Гиз рассчитывал, что при помощи Лиги ему будет легче прийти к власти. Гизов поддерживал и римский папа, с которым велась постоянная переписка. Один из курьеров Гиза скончался по пути в Рим, и при нем были обнаружены письма для папы, из которых король Генрих III и узнал о существовании Лиги. Понимая, какую опасность представляла Лига для него лично, он сам вступил в нее и именным указом одобрил ее существование и встал во главе Священной лиги. После этого для Гиза Лига потеряла всякий смысл, и он великодушно предоставил королю заниматься борьбой с гугенотами, а сам занялся созданием нового союза. Затем началась новая междоусобная война, закончившаяся в 1580 году неблагоприятным для протестантов Перигорским миром.
Слабость короля побудила герцога возобновить Лигу в надежде проложить себе дорогу к престолу. Смерть герцога Алансонского в 1584 году, последнего брата Генриха III, открывала Гизу прямой путь к короне, так как с кончиной бездетного короля род Валуа должен был прекратиться. Ближайшими наследниками были король Наваррский Генрих и принц Конде, но они были протестантами, и герцог Гиз, пользуясь этим обстоятельством, употребил все силы, чтобы их, как еретиков, удалить от наследования престола Франции. Он вступил в союз с Филиппом II Испанским и с папой и наводнил в 1585 году города южной и восточной Франции войсками своей партии. Король был вынужден заключить договор, по которому во Франции, кроме католического, не должно быть терпимо никакое другое вероисповедание. Это дало повод к так называемой войне трех Генрихов. В этой войне Генрих Наваррский возглавлял гугенотов, а Генрих Гиз — католиков.
В Париже вместо прежнего центрального комитета Лиги был учрежден Совет шестнадцати, в который кроме Генриха Гиза вошли и его братья — Карл, кардинал Лотарингский и Людовик, герцог Майенский. В планы Совета входило свержение короля Генриха III и заточение его в монастырь, а на место короля Франции была выдвинута единственная кандидатура — Генриха Гиза. Несколько раз заговорщики были готовы осуществить свой замысел, но каждый раз король узнавал о нем благодаря доносам одного из членов Совета шестнадцати Николя Пулена и был готов к обороне. Положение короля с каждым разом становилось все более шатким. Его распоряжения не выполнялись, приказы игнорировались. Так, в сентябре 1587 года был дан приказ для ареста приходских священников, являвшихся сторонниками Гиза и проводивших за него агитацию в своих приходах. Когда же по приказу короля солдаты пришли их арестовывать, прихожане с оружием в руках выступили на их защиту, и королю пришлось дать всем священникам прощение. В другой раз король приказал сестре Гизов госпоже Монпансье покинуть Париж в 24 часа, но она и не подумала этого делать, продолжая появляться открыто как в городе, так и на приемах.
В том же 1587 году произошел ряд сражений между войсками Гиза и короля Наваррского. Последнему удалось одержать победу над католиками в битве при Кутре, и Генрих Гиз направил все силы на борьбу с немецкими наемниками, прибывшими на помощь гугенотам. Окончательно разгромить их ему удалось в сражении при Оно (4 ноября 1587 года), после которого лишь небольшая часть немецких наемников смогла спастись бегством. За эту победу герцогу Гизу папа прислал в награду священный меч, и его специальным решением король Наваррский и принц Конде были лишены права на французскую корону.
В дальнейшем Гиз стал просить короля Генриха III о решительных действиях против гугенотов, вплоть до их полного истребления. Король на это не соглашался и даже запретил герцогу приезжать в Париж.
Все время король проводил в Лувре, окруженный телохранителями. Весной 1588 года он получил от Генриха Гиза очень любезное письмо с просьбой о разрешении приехать в Париж. Король снова отказал Гизу в его просьбе, но, несмотря на это, Генрих Гиз прибыл в Париж в мае 1588 года и был восторженно встречен горожанами. Обстановка в столице накалялась, и король отдал приказ подтянуть к Парижу все войска, расположенные в окрестностях. Екатерина Медичи взяла на себя роль примирительницы сына с Генрихом Гизом, а при личной встрече последний уверял короля в своей верности. Но это не разрядило обстановку. Вошедшие в столицу войска народ встретил оружием и камнями, а на улицах быстро устраивались завалы. День 12 мая вошел в историю Франции как день баррикад. Для усмирения волнений Гиз предложил королю свою помощь, на которую тот был вынужден согласиться.
Герцога Гиза парижане встречали ликованием, мятеж вскоре прекратился. Но Генрих III на следующий день выехал из столицы в Шартр. Затем под давлением Гиза был обнародован очень неблагоприятный эдикт для протестантов, а Гиз получил титул коннетабля Франции. Для упрочения такого положения дел в Блуа были созваны генеральные штаты, и теперь Гиз достиг полного могущества, но нерешительность герцога помешала ему сделать последний шаг к заветной короне. Все это побуждало короля Генриха III покончить с ненавистным временщиком.
Начальник королевской гасконской стражи Лоньяк принял на себя исполнение решения короля. Находясь в Блуа, герцог Гиз был предупрежден Маргаритой Наваррской о готовящемся на него покушении, но он был уверен, что его популярность в народе и высокое положение при дворе гарантируют ему полную безопасность. Утром 23 декабря 1588 года он отправился на королевский совет и в приемной короля подвергся нападению королевской стражи. Он скончался на месте от множественных ран, нанесенных ему мечами и кинжалами. Его брат, кардинал Лотарингский, был убит на следующий день.
Весть о гибели братьев Гизов поразила не только Париж, но и всю Францию. На голову Генриха Валуа сыпались проклятья, и народ требовал мщения за убийство герцога и кардинала. Во главе Лиги встал брат убиенных герцог Майенский. Францию снова охватила война. В августе 1589 года был убит король Генрих III. Его убийцей стал Клеман, вызвавшийся отомстить королю за лишение церкви ее опоры в лице покойного герцога Гиза. Весть о смерти короля парижане встретили ликованием, отметив это событие пиршествами и иллюминацией.
Могущество династии Гизов еще некоторое время поддерживалось герцогом Майенским, но вскоре стало угасать. Последней представительницей старшей ветви Лотарингского дома Гизов была Елизавета Орлеанская. Старшая ветвь Гизов пресеклась в 1696 году, а младшая дала начало династии Аркур-Арманьяков. Владения Гизов перешли к роду Конде и их ближайшим родственникам.

ФИЛАРЕТ
(ок. 1554–1633)

В миру Романов Федор Никитич, государственный деятель, патриарх (с 1619).

Романовы — самая известная в истории России царская, а с 1721 года императорская династия. Свой род Романовы ведут от литовского вельможи Глянды Давыдовича Камбила, который, по преданию, был потомком литовских князей. В России он появился около 1280 года и после крещения получил имя Иоанн. Эти сведения уходят во времена легендарные. А подтвержденное историческими документами, одним из которых является «Государев Родословец», составленный при Иване IV Грозном, начало династии возводится к реальному лицу — Андрею Ивановичу Кобыле, время жизни которого приходится на XIV век. В том же «Родословце» есть запись: «Род Кобылин. У Андрея у Кобылы пять сыновей: Семен Жеребец, Александр Елка, Василий Ивантей, Таврило Гавша и Федор Кошка». Ветвь младшего сына, Федора Кошки, и ведет в дальнейшем к Романовым. О высоком положении при дворе самого Федора говорят следующие факты: его подпись стоит на духовном завещании князя Дмитрия Ивановича Донского, а в 1380 году, когда князь Дмитрий шел на битву с Мамаем на Куликово поле, свое семейство он оставил под охраной Федора Кошки с наказом хранить родных и беречь Москву.
Дочь Кошки была выдана замуж за Федора, сына князя Михаила Александровича Тверского. Из пяти сыновей Федора Кошки самым знаменитым стал Иван Федорович, имевший большое влияние на государственные дела при великом князе Василии. Он и его дети носили фамилию Кошкиных. К началу XV века род Кошки дважды породнился с домом московских князей — внучка Федора Кошки стала женой Боровского князя, правнука Ивана Калиты, а их дочь взял в жены великий князь Василий Васильевич.
Иван Федорович, в свою очередь, имел четырех сыновей. От его младшего сына — Захария — род получил фамилию Захарьиных. Он возвысился при князе Василии Васильевиче, чьим родственником он был. Его имя не раз встречается в летописях, а три его сына — Яков, Юрий и Василий — стали родоначальниками самостоятельных ветвей династии Захарьиных-Кошкиных. Средний сын Юрий был боярином и воеводой при великом князе Иване III. Он прославился во время войны с литовским князем Александром и успешно воевал против Константина Острожского. Юрий был женат на Ирине Ивановне Тучковой-Морозовой, брак с которой дал ему шестерых сыновей и дочь. При Юрии Захарьевиче род писался с двойной фамилией — Захарьевы-Юрьевы. Более других из детей Юрия продвинулись по службе Михаил и Роман, но ни один из них не пользовался таким влиянием при дворе, как их предки. Роман Юрьевич — по имени которого весь род и стал Романовыми — скончался в 1543 году, достигнув чина окольничего. Он оставил после себя троих сыновей и двух дочерей. Младшая его дочь — Анастасия — стала первой и любимой женой царя Ивана IV Грозного, породнив свой род еще раз с родом Рюриковичей. Этот брак позволил Романовым значительно возвыситься и усилить влияние на государственные дела. Брат Анастасии, Даниил, стал думным боярином и дворецким царя Ивана IV. Он участвовал в походе на Казань и взял приступом острог Арский. Сама Анастасия имела на мужа огромное влияние, и за 13 лет супружества ей удавалось сдерживать порывы гнева своего мужа. Как писал летописец: «…предобрая Анастасия наставляла и приводила Иоанна на всякие добродетели». Со смертью царицы подозрительность царя усилилась, что привело страну к кровавой драме. В период опричнины Романовы не только не пострадали, но и усилили свое положение. Младший брат царицы Анастасии — Никита — стал ближайшим советником царя Ивана и часто (как в свое время и его сестра) мог укрощать царский гнев, чем заслужил в народе особую любовь. После смерти Ивана IV Никита Романов занимал высокое положение при царе Федоре Иоанновиче, оспаривая свое влияние на молодого царя у царского шурина — Бориса Годунова. Никита Романович скончался в 1586 году, и с его смертью род Романовых потерял главную опору, и его представители уже не могли вести активную борьбу с Годуновым.
Кроме царствующего рода, Романовы породнились со многими древними боярскими фамилиями — Одоевскими, Милославскими, Головиными, Сабуровыми, Морозовыми и другими. В дальнейшем при решении вопроса о выборе царя в начале XVII века это сыграло большое значение. А пока им пришлось уступить царскому шурину свое влияние на царя Федора.
В январе 1598 года царь Федор Иоаннович скончался, и на престол вступил Борис Годунов. Для Романовых наступили тяжелые времена. К этому времени их род ограничивался потомками Никиты Романова — его детьми (семь сыновей и две дочери) от двух браков и внуками Романовы едва не сошли с политической сцены — Годунов им мстил за прежнее влияние при царском дворе. Он, несмотря на то что достиг власти, видел в Романовых постоянных конкурентов и чувствовал, что народ испытывает к этому роду огромную любовь. Его месть вылилась в ссылку для всех оставшихся представителей этого рода, за исключением дочери Никиты Романова Ирины, состоящей в браке с дальним родственником царя Бориса, боярином Иваном Годуновым.
Самым опасным для себя Борис Годунов считал Федора Никитича Романова, которого после смерти царя Федора народная молва называла законным преемником престола.
Точная дата рождения Федора Никитича Романова неизвестна. По свидетельству историков, он получил по тем временам прекрасное образование, владел латынью и английским языком. Молодость Федора протекала на пирах во дворце и дома, на приеме послов и праздниках, на охоте и других забавах. Его карьера при царе Федоре Иоанновиче складывалась удачно — он быстро получил боярство и вошел в царскую свиту. В 1586 году, пожалованный в бояре, он был назначен нижегородским наместником. В 1590 году он принимал участие в сражениях против Швеции в качестве дворцового воеводы. Через три года он становится Псковским наместником, а в 1596 году назначен воеводою правой руки. Федор Никитич был красив собой, хорошо одевался и считался видным женихом. Но вопреки обычаям того времени женился Федор поздно. Его избранницей стала Ксения Ивановна Шестова, происходившая из рода Салтыковых-Морозовых. Ксения Ивановна не блистала красотой, но была богатой наследницей. Кроме того, она отличалась умом и благонравием. Брак с ней дал Федору шестерых детей, но только двое из них — дочь Татьяна и сын Михаил — выжили. Родственные узы с царем, а также веселый, доброжелательный характер делали Федора весьма популярным как среди соотечественников, так и среди иностранцев.
Опала Романовых началась с 1600 года. Весь род был сослан, а поводом к этому послужил ложный донос, что, дескать, хотят они извести царя Бориса и в их доме хранятся различные корешки и зелья. Донес об этом слуга Александра Романова, вероятно подкупленный Борисом Годуновым. По решению Боярской думы весь род был отправлен в Сибирь, а с Федором Никитичем и его женой поступили особо сурово. Они были насильственно пострижены и разлучены с детьми. Федор Никитич принял имя Филарета, а его жена стала инокиней Марфой. Филарет был сослан в далекий Антониево-Сийский монастырь, где находился под строгим контролем — о его поведении пристав регулярно писал отчеты царю. Филарету было запрещено любое общение и даже не разрешалось посещать общие богослужения. Монахи сочувствовали ему и по возможности сообщали сведения о родных. От них он узнал, что его дети были отправлены с тетками в Белоозеро, а вскоре в Сибири погибли его братья — Александр, Василий и Михаил, последний оставшийся в живых брат Иван тяжело заболел.
Все изменилось после внезапной смерти Бориса Годунова. Приход к власти Лжедмитрия I открыл Филарету двери монастыря-тюрьмы в 1605 году. Он снова соединился с женой и детьми. Лжедмитрий возвел Филарета в сан митрополита Ростовского и Ярославского, и тот присутствовал на бракосочетании Лжедмитрия и Марины Мнишек. Делами своей митрополии Филарет почти не занимался и большую часть времени проводил в Москве.
В мае 1606 года власть захватил Василий Шуйский Филарет присутствовал на его коронации, но привлечь на свою сторону Ростовского митрополита Шуйскому так и не удалось. Вскоре Филарет покидает Москву и уезжает в Ростов.
В 1609 году к Ростову подошел с войском новый самозванец — Лжедмитрий II. Город был взят, и Филарет попал в плен. В Тушинском лагере он был встречен с особым почтением и ему было предложено стать патриархом. Выбора у пленника не было, и Филарет дал согласие.
На следующий год Филарет был «отполонен», то есть отбит, у самозванца царскими воеводами и смог вернуться в Москву. Царь Василий Шуйский был свергнут, Тушинский лагерь разгромлен, у власти находилось новое правительство — «Семибоярщина». Встал вопрос о новом царе. Осенью 1610 года патриарху Филарету было предложено возглавить посольство к польскому королю Сигизмунду для решения вопроса о приглашении на царство его сына Владислава. На Филарета была возложена особая задача — соблюдение одного из условий воцарения Владислава — принятие им православия. Затем «Великое посольство» отправилось в Смоленск.
Но у польского короля Сигизмунда III были свои виды на русский престол. Филарет, возглавлявший послов, категорически отклонил решение польского короля самому занять русский престол и «православие соединить с латынством» и решительно отстаивал свои требования. Чтобы «усмирить» послов, их отправили в Польшу как пленников. К тому же Сигизмунд получил известие о подходе к Москве народного ополчения.
Филарет провел в польском плену девять лет. В это время в России происходили исторические события, о которых он узнавал, сумев наладить тайную переписку с боярином Шереметевым, который возглавил партию сторонников сына Филарета — Михаила Федоровича Романова. После изгнания из Москвы польских интервентов, жена и сын Филарета выехали в свою вотчину под Кострому, а затем обосновались в Ипатьевском монастыре.
В феврале 1613 года в Москве был созван избирательный Земский собор для принятия соглашения об избрании нового царя. На заседаниях собора присутствовало более 700 человек, представлявших разные сословия — бояре, представители духовенства, ополченцы-казаки, купцы и даже государственные крестьяне. Каждая партия выдвигала своего кандидата. Назывались в качестве претендентов князья Ф.И. Милославский, В.В. Голицын, Д.М. Пожарский, иностранные королевичи Владислав и Карл-Филипп, сын Марины Мнишек и другие. На первых же заседаниях были отклонены иностранные королевичи и сын Мнишек — «воренок Иван». Голицын находился в польском плену, а Милославский был стар и бездетен, Пожарский, по мнению бояр, был «слишком худороден». И тогда вспомнили о Романовых. Шестнадцатилетний Михаил, лично не причастный к раздорам Смуты и пострадавший от нее, имел сторонников среди всех сословий. Кроме того, его права на престол как двоюродного племянника царя Федора Иоанновича выглядели вполне законными. И 21 февраля 1613 года было официально оглашено имя нового избранника. В Ипатьевский монастырь было направлено представительное посольство, которое возглавили рязанский архиепископ Феодорит и боярин Ф.И. Шереметев. Узнав о своем избрании, Михаил Федорович решительно отверг предложение стать царем, заявив, что не годится для престола. Его поддержала и мать — инокиня Марфа, сказав, что не благословит сына на царство. Только после долгих уговоров и убеждений Михаил дал согласие, а мать благословила его иконой Федоровской Богоматери и разрешила Феодориту осуществить обряд наречения на царство своего сына. Накануне своего 17-летия, 11 июля 1613 года, Михаил Федорович Романов венчался на царство в Успенском соборе Московского Кремля.
После торжеств для молодого царя начались тяжелые будни. Страна была разграблена и лежала в руинах. Со всех сторон ее окружали враги. Денег в казне не было. Первое время большую помощь в управлении государством царю оказала мать, помогали и ближние бояре, большей частью царские родственники. Новый Земский собор принял решение об оказании помощи в сборе средств для армии. Помогли и купцы Строгановы, дав в долг денег, сукно и продовольствие для ратных людей. Уже к следующему году были одержаны первые победы. В 1614 году был схвачен и сурово наказан атаман Заруцкий, Марина Мнишек заточена в Коломне, а ее сын Иван повешен. В 1617 году был подписан Столбовский мир со Швецией, по которому к России возвращался Новгород и прилегающие земли. Но самыми трудными для молодого царя стали переговоры с поляками. Первые попытки в 1616 году окончились вооруженным столкновением. Затем на Москву двинулся Владислав с большим войском. Михаилу с большим трудом удалось организовать оборону столицы — поляки были отброшены от ее стен. Неудачей закончилась для Владислава и осада Троице-Сергиевой лавры. Все это вынудило поляков в 1618 году сесть за стол переговоров, и 1 декабря 1618 года было подписано Деулинское перемирие с Речью Посполитой сроком на 14 лет. По нему Смоленск и ряд других городов оставались за Польшей, которая не признала законной власть Михаила Романова. Но большим успехом перемирия стало то, что все пленные, в том числе и Филарет, возвращались на родину.
14 июня 1619 года Филарет вернулся в Россию и с огромной радостью был встречен сыном-царем и женой (дочь Татьяна к тому времени уже скончалась) Официально он считался Ростовским митрополитом, но уже через 10 дней после возвращения решением Собора русского духовенства он был посвящен в сан патриарха. Чтобы еще больше возвысить отца, Михаил Федорович присваивает ему титул «Великого государя», а в дальнейшем дает ему грамоту с правом судить любое духовное лицо и собирать оброк с церковных имений — ранее среди прежних иерархов такой властью не обладал никто. Филарет стал официально соправителем сына. Царь Михаил Федорович и патриарх Филарет оба писались государями, все государственные дела решались совместно, а иногда патриарх брал на себя и единоличное решение того или иного вопроса.
Первым из церковных дел патриарха стало, разбирательство об исправлении церковных книг, которое начали книжники Троице-Сергиевой лавры под руководством архимандрита Дионисия. Они сочли, что за годы Смуты многие служебные книги стали непригодными, так как в них появились ошибки. Инициатива троицких книжников не понравилась другим представителям духовенства, которое подвергло Дионисия и его сторонников опале, сочтя эти правки еретическими. Для разбирательства Филарет привлек Иерусалимского патриарха Феофана, который решил вопрос в пользу Дионисия и его помощников. Они были оправданы и возвращены на прежние должности, а их противникам пришлось смириться, а некоторые из них были вынуждены отправиться в ссылку.
Патриарх строго следил и за порядком при царском дворе. Молодого царя окружало слишком много родственников, занимающих важные государственные посты и часто злоупотребляющие своей властью. По праву старшего представителя рода Филарет наказывал (вплоть до ссылки) тех, кто допускал серьезные нарушения или неблаговидные деяния, и никакие родственные узы не мешали ему карать провинившихся. При его соправлении в ссылку были отправлены братья Салтыковы, подверглись опале И.В. Голицын и Д.Т. Трубецкой, многие другие были отстранены от высоких должностей. Кстати сказать, после смерти Филарета все опальные и ссыльные были возвращены в Москву.
Принимая участие в решение всех государственных вопросов, главными для себя Филарет считал женитьбу сына и отмщение польскому королю Сигизмунду за причиненные обиды. Первая кандидатура на роль невесты Михаила — Мария Хлопова — получила активные возражения со стороны матери царя инокини Марфы. Тогда Филарет решил поискать жену для сына за пределами России. Но все попытки были неудачными — либо послы были не приняты (правда, по уважительным причинам), либо невеста не желала переходить в православную веру. Супругой царя Михаила, после долгих поисков, стала Евдокия Лукьяновна Стрешнева.
Первая задача была решена, и на очереди стояла подготовка новой русско-польской войны, основной целью которой было возвращения исконно русских земель. Филарет торопил события. Понимая, что Россия не может самостоятельно одолеть такого сильного противника, как Польша, он начинает искать союзников. Основную ставку он делает на Швецию, чьи послы посещают Россию в 1626-м, 1629-м и 1630 годах. Кроме Швеции Филарет пытается втянуть в антипольскую коалицию Данию, Англию и Голландию. Но Дания имеет дружеские контакты с Австрией, которая являлась союзницей Польши. Остальные страны согласны были оказать России только материальную поддержку.
Большая работа проводилась и в самой России — русскому обществу постоянно напоминалось о том, что поляки были главными виновниками Смуты. К этому времени появились сразу несколько сочинений, посвященных Смутному времени, в которых Сигизмунд III обвинялся в приходе самозванца Лжедмитрия, оказывая ему огромную поддержку, в свержении Василия Шуйского, в захвате территорий, считавшихся исконными русскими землями. Для усиления русской армии, еще слабой и хуже организованной, чем армия Польши, созданная по европейскому образцу, в Россию были приглашены зарубежные военные специалисты. В их задачу входил наем солдат в Швеции, Англии, Голландии и Дании, закупка оружия и провианта. Вскоре в русской армии появились иноземные полки, сформированные из наемников, а к началу русско-польской войны за границей было закуплено более тысячи мушкетов, 3 тысячи сабель, 15 тысяч пудов ядер и около 20 тысяч пудов пороха.
С 1622 года все дипломатические контакты с Речью Посполитой были прерваны, а Филарет особое внимание стал уделять приемам иноземных послов. Так к началу 30-х годов XVII века сложилась антипольская коалиция, куда вошли кроме России Швеция, Трансильвания и Турция.
Момент для начала военных действий был удачным: Польша находилась в стадии «безкоролевья» и внутри страны шла борьба за власть. Самым трудным для патриарха был вопрос о выборе главнокомандующего. Выбор пал на М.Б. Шеина. Филарет не сомневался в его преданности и опытности — Шеин в недалеком прошлом мужественно оборонял Смоленск, а затем сам находился в польском плену. Но он был сварлив и неуживчив, не признавал авторитетов и чужого мнения. А это не позволило ему найти контакта с иностранными офицерами, что в дальнейшем плохо сказалось на ходе войны.
В конце лета 1632 года русская армия выступила в поход. Путь лежал на Смоленск. Для русского войска начало войны было успешным — удалось вернуть ряд городов — Дорогобуж, Стародуб, Новгород-Северский и другие. К осени русские полки стояли уже под Смоленском.
Но к тому времени ситуация сложилась не в пользу России. В Польше был избран королем Владислав, союзник России шведский король Густав погиб в бою, и вместе с ним погибла надежда о совместных действиях против Речи Посполитой, Турция начала войну с Ираном и не могла сражаться на два фронта. Таким образом, Россия осталась один на один с объединенной под властью нового короля Польшей.
В августе 1633 года хорошо вооруженная и прекрасно обученная польская армия подошла на помощь к осажденному Смоленску. Разношерстная русская армия и ее главнокомандующий Шеин не смогли оказать полякам достойного сопротивления.
Неудачи под Смоленском, в которых Филарет винил в первую очередь себя, тяжело им переживались. Он осознавал, что к ведению войны Россия была не готова, да и выбор главнокомандующего оставлял желать лучшего. Все это отразилось на здоровье уже далеко не молодого патриарха, и 1 октября 1633 года он скончался, прожив около 80 лет.
Смоленская война закончилась полным крахом для России. Царь Михаил Федорович с большим трудом перенес навалившееся на него несчастье. Годом раньше он потерял мать, а теперь и отца, не говоря уж о поражении России в войне с Польшей. Противнику досталось много оружия, пушек, боеприпасов и провианта. Главнокомандующий Шеин был обвинен в измене и казнен. Единственным положительным итогом войны стало признание Польшей законных прав Михаила Федоровича на русский престол по условиям Полянского мира 1634 года.
Несмотря на ошибки, деятельность патриарха Филарета была высоко оценена как современниками, так и потомками. Являясь соправителем сына, он за годы правления провел ряд экономических и политических реформ, способствовавших стабилизации внутреннего положения в стране после Смуты и укреплению царской власти. Как глава русской Православной церкви он приложил много усилий для «сохранения чистоты Православия». При нем был издан специальный Указ для отправления праздничных и торжественных богослужений, были пересмотрены жалованные грамоты монастырям, возобновились связи с греческой и восточной церквами. Он по праву считается одной из самых ярких личностей начала XVII века.

ГАБРИЭЛЬ Д'ЭСТРЕ
(1570–1599)

Самая знаменитая фаворитка короля Генриха IV.

Истории Франции старинный дворянский род д'Эстре дал много славных имен, а государству — выдающихся фельдцейхмейстеров, маршалов, талантливых ученых, кардиналов. Многие представители рода делали карьеру быстро, другие медленно продвигались к известности. На военном поприще отличился Франсуа Аннибал, родившийся в 1573 году. Сначала он выбрал путь священнослужителя и достиг сана епископа, но затем круто изменил намерения и перешел на военную службу с титулом маркиза де Кевр. Он стал маршалом Франции, когда ему было уже за 50 лет, и, продолжая службу, еще раз отличился при взятии города Трир в 1632 году. Карьеру он завершил, будучи посланником Франции в Риме, и титул герцога получил при восшествии на престол Людовика XIV. Его сын, Жан, тоже стал военным. Жан д'Эстре сражался на море, командуя объединенным англо-французским флотом в битвах с флотом Голландии в 1672 году. Как и его отец, он достиг звания маршала, а в 1686 году стал вице-королем французских колоний в Америке. Маршалом Франции стал и сын Жана д'Эстре, герцог Виктор Мари. Военную службу он начал под командованием отца, приняв участие в морских экспедициях. В 1697 году Виктор Мари руководил бомбардировкой Барселоны и Аликанте. Затем он храбро сражался в морской битве при Малаге в 1704 году, а в 1715 году он был назначен председателем морского суда. Последним представителем рода д'Эстре стал знаменитый де Лувуа, который также стал маршалом Франции в 1756 году. В следующем году он возглавил войска, действующие против Германии, и нанес немцам поражение у Гастенбека. Из-за дворцовых интриг он был смещен с должности командующего — его место занял менее способный герцог Ришелье. Когда в 1762 году Лувуа снова встал во главе войск, то критическое положение, в которое попали французские войска из-за бездарного командования, исправить было невозможно.
Но прославила род д'Эстре женщина. Ей, Габриэль д'Эстре, удалось покорить сердце короля Франции Генриха IV, который вошел в историю не только своими государственными деяниями, но и «любвеобильностью», имея огромное число возлюбленных (по некоторым данным, 56). Но Габриэль д'Эстре, прозванная «прекрасной», занимала в их ряду особое место. Ее часто обвиняли в излишнем легкомыслии и даже распущенности, но она была дитя своего времени, не более легкомысленной или распущенной, чем другие дамы эпохи, начавшейся во времена Франциска I и закончившейся со смертью Генриха IV. Она стала одной из самых знаменитых королевских фавориток в истории Франции и почти королевой этой страны.
Ее отец, Антуан д'Эстре — губернатор-сенешаль и первый барон Боллоннэ, виконт Суассон и Берси, маркиз де Кевр — был хорошим воином и большую часть своей жизни провел в походах. Он был губернатором Ла-Фера и дослужился до чина генерал-фельдцейхмейстера. Антуан д'Эстре был добрым католиком и убежденным монархистом, верил и поддерживал законные права монарха, хотя тот — Генрих IV — был гугенотом.
Матерью Габриэль была Франсуаза Бабу де ла Бурдезьер, которая, как и многие женщины ее рода, отличалась свободой нравов. Муж имел о ней реальное представление и не заблуждался относительно ее верности и непорочности. Он даже гордился тем, что его супруга раньше была любовницей двух королей и римского папы. Такое поведение в то время не осуждалось и, можно сказать, даже приветствовалось, а королевская семья была окружена многочисленными детьми, появившимися на свет вследствие таких связей.
Франсуаза и Антуан д'Эстре поженились 14 февраля 1559 года в День Святого Валентина и вместе прожили долгую и счастливую жизнь. Брак принес им двоих сыновей и шесть дочерей. Старший сын погиб при осаде Лана, а о младшем — Франсуа Аннибале — было рассказано выше. Дочери были выгодно отданы замуж — все, за исключением самой младшей Габриэль. О ней злые языки говорили, что прекрасная внешность заменила ей образованность и глубокий ум, но не будем обращать внимания на эти сплетни.
Девушка была действительно хороша собой, и когда она достигла «нужного» возраста, мать, используя свои связи при дворе, решила «пристроить» ее (за 6 тысяч экю) к королю Генриху III. Правда, этот монарх обращал большее внимание на красивых молодых юношей, нежели на прекрасных дам. Связь с Габриэль длилась лишь три месяца, а затем король с ней расстался, сказав, что «худобой и белизной кожи» молодая любовница сильно напоминает ему собственную жену.
Затем предприимчивая мать предложила свою дочь богатому финансисту итальянцу Себастиану Замету, а когда они «не сошлись в цене», то прекрасная Габриэль досталась герцогу Гизу, который не был скуп. Герцог был очарован молодой девушкой и, не торгуясь, уплатил требуемую сумму.
Так и жила Габриэль д'Эстре, переходя от одного любовника к другому, пока не стала возлюбленной красавца герцога Роже де Белльгарда. Сей молодой человек был в фаворе у короля Генриха III, и монарх осыпал молодых людей всевозможными милостями. Роже и Габриэль не остались равнодушными друг к другу, их взаимные чувства были искренними и даже на ум приходили мысли о браке, но все закончилось со смертью Генриха III.
На престол вступил Генрих IV. Габриэль по настоянию матери и родных стала жить в родовом замке Кевр, покинув столицу и двор, где разгорелась борьба за власть. Герцог Белльгард все время находился при короле и почти не имел возможности навещать Габриэль. Та, живя с родителями и сестрами, не скучала и оказывала знаки внимания соседям и гостям замка.
Так вышло, что однажды Роже де Белльгарду пришло в голову рассказать о Габриэль Генриху IV. Он так красочно описывал ее, что король заочно влюбился в красавицу и пожелал сопутствовать герцогу во время поездки в Кевр. Герцог поздно осознал, что совершил ошибку, посвящая короля в свои сердечные дела, но исправить уже ничего не мог.
Семейство д'Эстре было польщено неожиданным визитом короля Франции, а Габриэль не разочаровала монарха. Герцогу оставалось лишь смириться. Но Габриэль не пожелала оставить Белльгарда и стать любовницей короля. Она страстно любила Роже и не хотела с ним расставаться. Генриху IV пришлось ждать еще год и несколько месяцев, приложить немало усилий, чтобы Габриэль д'Эстре стала его официальной фавориткой. А пока по настоянию монарха семья д'Эстре переехала в Мант, где и обитал король, так как ворота Парижа для него были закрыты. В то время между ним, королем-гугенотом, и Католической лигой шла война. Д'Эстре также пострадали от Лиги — отец Габриэль потерял пост губернатора Ла-Фера и ее дядя, де Сурди, тоже был лишен губернаторства в Шартре. Семья пребывала не в лучшем материальном положении, поэтому все подталкивали Габриэль уступить настояниям монарха. Но на сей раз дочь проявила характер и не пожелала расстаться с Белльгардом. Даже перебравшись в Мант, молодые люди продолжали встречаться. Но вскоре королю надоело видеть, что Габриэль, пренебрегая им, оказывает внимание другому. И Генрих IV, пригласив к себе герцога, строго запретил ему встречаться с возлюбленной. Герцог уступил, а Габриэль в знак протеста тайно покинула Мант и вернулась в Кевр. Семья, получавшая от короля различные милости, не пожелала терять их, и очень скоро отец заставил Габриэль вернуться в Мант, что весьма обрадовало короля.
Антуан д'Эстре, чтобы снять с себя груз ответственности за дочь, решил выдать ее замуж. Супругом дочери должен был стать человек родовитый и богатый, но в то же время он не должен был возбуждать ревности у короля. И такой вскоре нашелся. Это был Никола д'Амерваль де Лианкур. Он был богат и имел титул, но был глуп и уродлив. Король одобрил эту партию, надеясь получить благосклонность Габриэль за разрешение на развод с таким мужем. Габриэль, все еще надеясь на возможность стать женой Белльгарда, отказывалась от этого брака. Но ее уговорили родные, да и король обещал, что брак будет фиктивным. И в феврале 1591 года Габриэль д'Эстре стала госпожой де Лианкур. Свадьба состоялась в Манте, а Генрих IV на бракосочетание даже не явился. Однако, к ужасу Габриэль, законный супруг и не собирался оставить жену и требовал от нее исполнения супружеского долга. Первое время Габриэль находила всевозможные поводы избегать общения с мужем, и через несколько дней к ее величайшей радости король вызвал чету де Лианкур для официального представления к себе. В то время его войска осаждали Шартр, и молодожены явились туда. Генрих IV оставил у себя Габриэль, а де Лианкуру было велено возвращаться обратно без нее, что естественно вызвало у него законное недовольство.
Любовницей короля Габриэль стала в день взятия Шартра, так что можно сказать, что в один день королю удалось покорить сразу две крепости. Вскоре последовал формальный развод супругов де Лианкур по причине неспособности мужа к брачной жизни. Суд не принял во внимание то обстоятельство, что от первого брака сир де Лианкур имел 14 детей, явное свидетельство его крепкого здоровья. Без внимания суд оставил и попытки супруга обвинить Габриэль в нежелании исполнять супружеский долг. Его никто не слушал, и развод был утвержден.
Семья д'Эстре сразу упрочила свое положение — Антуан д'Эстре стал губернатором Шартра, родная тетка Габриэль, маркиза де Сурди, была назначена ее статс-дамой, заняв при дворе короля видное место, другие члены семьи тоже не были забыты.
Но сама Габриэль при немногочисленном дворе Генриха IV была встречена не очень любезно. Двор, привыкший к тому, что король быстро менял сердечные привязанности, был несколько удивлен такой долгой связью. Этот затянувшийся роман вызывал у приближенных короля обеспокоенность, что новая фаворитка станет оказывать на монарха влияние, которое приведет к негативным последствиям для государства. И пример тому был — ведь именно Габриэль заставила короля предпринять осаду города Нейя, чтобы сделать его губернатором члена семьи д'Эстре. А осада этого города не входила в план военной кампании против Католической лиги. Женщины невзлюбили новую фаворитку, так как сами стремились занять (хоть ненадолго) ее место. Генриху не раз пытались открыть глаза на «истинное лицо» его новой возлюбленной, ему постоянно твердили о ее неверности и многочисленных связях, но король оставался равнодушным к этим сплетням. Он осыпал Габриэль дорогими подарками, хотя герцог Сюлли постоянно твердил ему, что финансы страны давно исчерпаны и следует быть экономнее.
Став официальной фавориткой, Габриэль вскоре родила королю сына, которого назвали Цезарем. Законная супруга короля, Маргарита Валуа, не могла иметь детей и уже несколько лет жила вдали от двора. Генрих был счастлив, и хотя дети у него уже были от других женщин, этого ребенка он ожидал с особенным чувством. А Габриэль… Короля она не любила, с Белльгардом пришлось расстаться навсегда, а о будущем следовало задуматься. И она задумала стать королевой Франции, да и не так уж это было невозможно. Прецедентов, когда король женился на фаворитке, к концу XVI века в Европе было не много, но они все-таки были. Повод для развода с законной супругой у короля тоже имелся — королева была бесплодной. То, что король все еще влюблен в нее, сомнений не вызывало — он исполнял любые ее капризы, а узнав о ее беременности, не выдал ее срочно замуж, как поступал с остальными своими любовницами. Все это говорило о том, что вероятность стать королевой была довольно высока.
Генрих IV и сам подумывал о том, чтобы развестись с Маргаритой Валуа и жениться на Габриэль д'Эстре, которая подарила ему наследника. Но для достижения этого было несколько препятствий. Французский двор не принимал Габриэль, да и в Европе новый возможный брак французского короля не вызывал симпатии. Кроме того, Маргарита Валуа как «добрая католичка» не считала возможным расторгнуть брак, освященный церковью. В этом случае брак мог расторгнуть только папа, но у Генриха IV отношения с Римом были сложные. Принявши при рождении протестантскую веру, он стал католиком наутро после Варфоломеевской ночи, но затем, бежав в Голландию, он снова стал гугенотом. Верные его подданные давно уговаривали короля снова изменить веру, что было выгодно с политической позиции. Народ Франции скорее воспримет короля-католика, а религиозная борьба утомила всех. И если раньше Генрих не желал слушать об этом, то теперь он понял, что переход в католичество — путь к достижению цели — это и примирение с папой, и возможность получения развода, и женитьба на Габриэль д'Эстре. «Париж стоит мессы», — сказал король. Но, возможно, под словом «Париж» он подразумевал слово «любовь». А 25 июня 1593 года в церкви Сен-Дени король покаялся в своих заблуждениях и принес торжественную клятву вернуться в лоно истинной римско-католической церкви.
Став католиком, Генрих сумел одержать сразу множество побед над Лигой. В марте 1594 года Париж открыл перед ним ворота, а летом того же года Генрих одержал целый ряд военных побед — Пуатье, Амьен, Бовэ, Камбрэ, Сен-Мало и многие другие города и провинции переходили в руки короля. Генрих не раз говорил, что военные удачи приносит ему сын Цезарь. Примирение с папой состоялось, и король стал хлопотать о разводе.
Положение Габриэль при королевском дворе не улучшилось. Открытой вражды к ней никто не проявлял, все старались быть с ней любезными, но она чувствовала, что все хотят увидеть ее падение. Она знала, что вокруг нее плетутся интриги. Сплетни, самые гнусные наветы, даже поддельные письма от ее «любовников» — все было пущено в ход. Но цели не было достигнуто — король оставался непреклонен в своем желании жениться на Габриэль, и сразу после примирения с папой в Рим был отправлен государственный канцлер Силлери для решения всех необходимых вопросов.
А пока, в ожидании решения, Генрих готовил будущей королеве достойное приданое. Он пожаловал Габриэль титул маркизы де Монсо и узаконил их сына, наименовав его герцогом Вандомским. (Парламент Парижа без колебания признал королевскую волю.) Затем маркизе де Монсо достались графства Вандейль и Креси, герцогство Жуань, чуть позже Бофор. Став герцогиней де Бофор, Габриэль присоединила к своим владениям еще Лонкур и Луазинкур, Монтретон, Сен-Жан и герцогство д'Этамп.
В 1596 году Габриэль подарила королю второго ребенка — девочку, названную Екатериной-Генриеттой. Крестили ее в Руане с торжественностью, подобающей настоящей дофине, да и самой герцогине де Бофор стали оказывать почести как законной королеве Франции. В том же году Генриху IV снова пришлось воевать — против Франции и ее законного короля выступили кардинал Австрийский и испанский король, к которым присоединились члены Католической лиги, не признавшие Генриха королем. Борьба закончилась подписанием в 1598 году Нантского эдикта, по которому была объявлена для гугенотов свобода вероисповедания и выделены им места для поселения, самым известным из которых стал город-крепость Ла-Рошель. По мнению ряда историков, Габриэль имела к подписанию Нантского эдикта самое прямое отношение и именно «ей удалось смягчить чрезмерные требования как одной, так и другой стороны».
В это же время Габриэль подарила Генриху второго сына, которого назвали Александром. Генрих понимал, что эти дети, хотя и узаконенные им, все-таки являются внебрачными и вряд ли смогут наследовать ему. Желание жениться на Габриэль стало чуть меньше. Но он очень хотел иметь законных наследников. О женитьбе он говорил часто и желал иметь супругу красивую, уравновешенную и способную рожать здоровых сыновей. Габриэль идеально подходила на роль жены, но король втайне от нее рассматривал и другие кандидатуры — испанскую инфанту, английскую принцессу и даже особ некоролевских кровей, среди которых были герцогиня де Гиз и Мария Медичи. Да и верный королю герцог Сюлли в присутствии Габриэль называл предполагаемый брак короля с ней «глупостью из глупостей» и призывал Генриха хорошо все обдумать. Когда же Габриэль потребовала от короля выгнать нахального министра, тот, исполнявший до этого все прихоти фаворитки, сказал: «Мадам, я скорее выгоню двадцать таких любовниц, как вы, чем одного слугу, как он». Но отношения между королем и д'Эстре оставались хорошими, и Габриэль торопила Генриха с венчанием. Наконец, 2 марта 1599 года Генрих IV официально объявил о своем решении жениться на герцогине де Бофор и надел ей на палец кольцо с королевским вензелем. Габриэль была счастлива… и снова беременна. Она чувствовала себя не очень хорошо и отказалась ехать в Фонтенбло для празднования Пасхи (11 апреля). Сам светлый праздник она решила провести в доме флорентийского банкира Замета, с которым король был в давних приятельских отношениях, и поэтому рекомендовал ей пожить у Замета и отметить праздник там.
За два дня до праздника после ужина в доме банкира она почувствовала себя очень плохо и на следующее утро потребовала, чтобы ее отвезли в дом госпожи де Сурди, что и было исполнено. Состояние Габриэль становилось все хуже и хуже. Она стала подозревать, что была отравлена, ведь флорентийцы славились умением использовать яд. Узнав, что Габриэль умирает, Генрих хотел немедленно ехать к ней, но Сюлли и другие приближенные отговорили короля, сказав, что помочь ей уже нельзя, что она изменилась внешне и лучше королю ее не видеть, чтобы в его памяти она всегда оставалась прекрасной. А Габриэль до последней минуты ждала его.
Габриэль д'Эстре скончалась накануне праздника Пасхи, 10 апреля 1599 года. Король даже не присутствовал на ее похоронах. Он переживал ее смерть и даже слег в нервной горячке, но очень скоро утешился. И уже в декабре 1599 года Генрих Наваррский официально посватался к Марии Медичи.

АРМАН ЖАН ДЮ ПЛЕССИ, ГЕРЦОГ ДЕ РИШЕЛЬЕ
(1585–1642)

Французский государственный деятель, кардинал (1622), герцог (1631), первый министр Людовика XIII (1624).

«Моей первой целью было величие короля, моей второй целью было могущество королевства» — так охарактеризовал свою деятельность один из самых знаменитых людей в истории Франции, в течение 18 лет руководивший всей политикой государства, всемогущий кардинал Ришелье.
Его деятельность по-разному оценивалась современниками и потомками и до настоящего времени является предметом острых дискуссий. Аристократы обвиняли его в подрыве феодальных устоев, а «низы» считали виновником своего бедственного положения. Большинству из нас деятельность кардинала известна по романам А. Дюма, где он представлен интриганом, строящим козни несчастной королеве, могущественным врагом храбрых королевских мушкетеров — личностью явно не симпатичной.
Но, как бы то ни было, как государственный деятель кардинал Ришелье определил направление развития Франции на 150 лет, и созданная им система рухнула лишь во время Великой французской революции. Революционно-настроенные французы не без основания видели в нем один из символов, столпов старого режима, и в угоду бушующей толпе в 1793 году вышвырнули ей под ноги останки первого министра Людовика XIII.
Арман Жан дю Плесси де Ришелье родился в Париже 9 сентября 1585 года. Его предки по линии отца известны с XIV века. Они происходили из родовитого дворянства французской провинции Пуату. Быть родовитым еще не значит быть богатым, и, по имеющимся сведениям, богатым этот род не был. Отец будущего кардинала — Франсуа дю Плесси — входил в ближайшее окружение двух королей — Генриха III и Генриха IV. С первым он был рядом с 1573 года, когда тот еще не был королем Франции. Именно Франсуа сообщил Генриху Валуа о кончине его брата, короля Франции Карла IX, и в мае 1574 года вернулся вместе с ним из Польши в Париж. В награду за верную службу новый король Франции сделал Франсуа дю Плесси прево королевского дома, с обязанностями поддержания законности и порядка при дворе. Через два года Франсуа был награжден орденом Св. Духа и ему было передано в наследственное владение епископство в Люсоне, в провинции Пуату. В дальнейшем он занимал должности верховного судьи, министра юстиции Франции и начальника секретной службы Генриха III. В день убийства короля Франсуа находился рядом с ним. Новый король Франции Генрих IV Бурбон оставил дю Плесси на службе, и этому королю Франсуа служил верой и правдой. Он успел несколько раз отличиться в сражениях и стать капитаном королевских телохранителей. Карьера Франсуа дю Плесси прервалась его кончиной 19 июля 1590 года.
Матерью Ришелье была Сюзанна де ла Порт — дочь Франсуа де ла Порта, преуспевающего деятеля парижского парламента, получившего дворянство. После смерти мужа на ее руках осталось пятеро несовершеннолетних детей — три сына, Генрих, Альфонс и Арман, и две дочери, Франсуаза и Николь. На их содержание ей была назначена скромная пенсия. Франсуа дю Плесси оставил все дела в таком беспорядке, что семье было выгоднее отказаться от наследства, чем принять его. Отношения Сюзанны со свекровью были очень непростые, и семья испытывала серьезные финансовые трудности. Чтобы как-то существовать, Сюзанне даже пришлось продать орденскую цепь мужа.
Первые годы жизни Арман провел в родовом замке, где и получил начальное домашнее образование. Когда умер отец, мальчику было всего пять лет, а вскоре замок был отдан кредиторам и семья перебралась в Париж. В 1594 году он был определен в привилегированный Наваррский коллеж. Еще в детстве Арман дю Плесси мечтал о карьере военного, и после окончания коллежа он поступил в «Академию» Плювинеля, в которой готовили офицеров для королевской кавалерии. Он не отличался крепким здоровьем, но все же решил избрать традиционную для мужской линии рода службу.
Но семейные обстоятельства заставили его похоронить мечту о воинских подвигах и надеть рясу священника. Его брат Альфонс неожиданно отказался от епископства в Люсоне, поэтому, чтобы спасти фамильное наследование, Арман поступает в 1602 году на богословский факультет Сорбонны, который оканчивает через четыре года, получив ученую степень магистра канонического права и кафедру в Люсоне. И хотя ему было всего 20 лет, а возглавлять епископство имел право человек не моложе 23 лет, король утвердил молодого аббата де Ришелье епископом Люсонским. Для посвящения в сан епископа Ришелье сам отправился в Рим. Он произвел на папу Павла I благоприятное впечатление своими глубокими познаниями и тем самым добился разрешения Святейшего престола на посвящение в сан. Епископом Ришелье стал 17 апреля 1607 года.
По возвращении в Париж осенью того же года Ришелье защищает в Сорбонне диссертацию на степень доктора богословия. Его хорошо принимают при дворе, король зовет его не иначе как «мой епископ», а в свете Ришелье становится самым модным проповедником. Ум, эрудиция и красноречие — все это позволяло молодому человеку надеяться на карьеру государственного деятеля. Но как часто бывает при дворах монархов, если имеешь друзей, то обязательно имеешь и врагов. При дворе Генриха IV была группировка недовольных политикой короля. Во главе ее стояли королева Мария Медичи и ее фаворит, герцог де Сюлли. Ришелье вскоре ощутил двусмысленность и ненадежность своего положения при дворе монарха, и чтобы не испытывать судьбу, он удаляется к себе в епархию. Здесь епископ с головой погружается в дела, показав себя не только ревностным защитником церкви, но и разумным администратором, предотвращая многие конфликты как решительными, так и гибкими мерами. Он не перестает заниматься и теологическими исследованиями, выраженными в ряде его сочинений. Связь с Парижем он поддерживает обширной перепиской с оставшимися в столице друзьями. Из письма одного из них он узнает об убийстве Генриха IV. Это известие ошеломило его, ведь с королем он связывал большие надежды в своей карьере. Ришелье очень пожалел, что у него не сложились отношения с Марией Медичи, провозглашенной регентшей при малолетнем сыне — новом короле Франции Людовике XIII. Он возвращается в Париж, но понимает, что поторопился — новому двору было не до него. Но даже то недолгое время, что Ришелье провел в Париже, позволило ему точно определить, кто вскоре будет управлять взбалмошной королевой-регентшей. Это был итальянец из свиты королевы Кончино Кончини, который пока держался в тени. И Ришелье не ошибся — вскоре Кончини стал маршалом д'Анкром и главой совета королевы.
В Париже делать было нечего, и епископ снова вернулся в Люсон, отдав себя целиком делам епархии. С Парижем снова началась переписка. Но в Люсоне Ришелье встречает человека, который положил начало политической карьере Ришелье. Это отец Жозеф, в миру — Франсуа Леклерк дю Трамбле, а современники назовут его «серым преосвященством». Отец Жозеф был видным деятелем ордена капуцинов и пользовался большим влиянием как в религиозных, так и в политических кругах. Он увидел в молодом епископе высокое предназначение и стал ему покровительствовать. Именно отец Жозеф рекомендовал Ришелье Марии Медичи и ее фавориту маршалу д'Анкру, которые пригласили епископа в Париж для выступления с проповедями. Тогда же Ришелье удалось установить хорошие отношения с маршалом, а на его проповедях стали присутствовать королева и юный Людовик XIII.
В 1614 году Ришелье был избран представлять интересы духовенства провинции Пуату на Генеральных штатах. Он сразу же привлек к себе внимание зрелостью суждений, фундаментальностью знаний и инициативностью. Ему было доверено представлять интересы первого сословия (духовенства) в других палатах, и в феврале 1615 года он выступил с докладом, изложив мнение всего духовенства по проблемам государства. В нем Ришелье сумел угодить всем, не забыв создать плацдарм и для себя. Он напомнил, что тридцать пять канцлеров Франции были священнослужителями, и предложил активнее привлекать священников к делам управления страной. Заботясь о знати, он говорил о запрещении дуэлей, так как дуэли «истребляют дворянство». Он потребовал сокращения государственных расходов и борьбы с коррумпированностью чиновников, «притесняющих народ». Хвалебные слова Ришелье сказал и королеве-регентше, которые растопили ее сердце. Ришелье прекрасно понимал, что Мария Медичи не обладает «государственным умом», но ему нужно было завоевать ее доверие, и это ему удалось. Королева-регентша назначает епископа духовником молодой королевы Анны Австрийской, а на следующий год он становится государственным секретарем, членом Королевского совета и личным советником Марии Медичи. В этот период Ришелье удалось добиться некоторой стабилизации в стране, начать реорганизацию армии, навести полный порядок в делопроизводстве и существенно обновить дипломатический корпус. В области внешней политики новому государственному секретарю не удалось добиться хороших результатов, хотя большой вины его в этом не было. Придя к власти, новое правительство Марии Медичи переориентировало внешнюю политику на сближение с Испанией, что перечеркивало все то, что удалось сделать для Франции Генриху IV. Ришелье приходилось поддерживать эту линию, хотя ближе ему была дипломатия бывшего короля. Он стремительно шел вверх по карьерной лестнице, но путь этот занял всего пять месяцев. Молодой король, на которого Ришелье не обращал достаточного внимания, что и было его ошибкой, вырос и пожелал править сам. В апреле 1617 года в результате переворота, осуществленного с согласия короля, был убит маршал д'Анкр, а Королевский совет разогнан — свободные места были отданы бывшим сподвижникам Генриха IV. Мария Медичи отправилась в ссылку, и вместе с ней был отправлен и ее государственный секретарь Ришелье.
Опала, ссылка, годы скитаний — однако епископ Люсонский не собирался сдаваться. В это время он окончательно убеждается в пагубности политики, проводимой как Марией Медичи, так и новыми фаворитами Людовика XIII. Ришелье хочет видеть Францию сильным государством, занимающим почетное место среди европейских стран. Он считает, что способен сплотить государство, но для этого нужно снова прийти к власти и подчинить своему влиянию короля.
Для достижения своих целей Ришелье решил сыграть на примирении матери и сына. Возможность для этого появилась в 1622 году, когда скончался любимец короля Альбер де Люинь — заклятый враг Марии Медичи. С его смертью королева и Ришелье возвращаются в Париж, и Людовик сразу вводит мать в состав Королевского совета. Положение епископа при дворе короля заметно улучшилось, и в декабре 1622 года он получил кардинальскую мантию. Постепенно кардиналу удалось доказать Людовику XIII и двору свою незаменимость. Он хорошо знал, что для короля образ отца — Генриха IV — был идеалом, на который молодой король желал походить. Кардинал использовал это и при удобном случае всегда апеллировал к памяти Генриха. Он стал проводить много времени с королем, ненавязчиво руководя его действиями. Умение лавировать и использовать разногласия между матерью и сыном привлекло к нему всеобщее внимание. А по части интриг кардиналу не было равных. Он сумел дискредитировать политику, проводимую де Силлери, а затем де Ла Вивьелем, и все ближе подходил к заветной цели. В 1624 году Ришелье был назначен первым министром Франции и сумел сохранить власть до конца жизни.
Трудно перечислить все заговоры, которые устраивали против первого министра в течение 18 лет его правления те, кто был недоволен его политикой. На его жизнь устраивались покушения, что сделало необходимым создать личную охрану кардиналу. Ее составили мушкетеры, которые носили плащи красного цвета, в отличие от мушкетеров короля, носивших голубые плащи.
К моменту назначения на пост первого министра, Ришелье был уже человеком со сложившимися убеждениями и твердыми политическими принципами, которые последовательно и настойчиво он будет проводить в жизнь. Современник кардинала, поэт де Малерб, написал о нем: «…в этом кардинале есть нечто такое, что выходит за общепринятые рамки, и если наш корабль все же справится с бурей, то это произойдет лишь тогда, когда его доблестная рука будет держать бразды правления».
Смысл своей деятельности Ришелье видел в утверждении сильной, централизованной государственной (королевской) власти и в укреплении международных позиций Франции. Для укрепления власти короля необходимо было начать с установления мира внутри государства. Чтобы привести к покорности «фронду принцев», пытающихся вырвать у короля привилегии и деньги, Ришелье посоветовал королю прекратить делать уступки аристократам и проводить более жесткую внутреннюю политику. Кардинал не стеснялся проливать кровь мятежников, а казнь герцога Монморанси — одного из первых лиц страны — повергла аристократию в шок и заставила смирить гордыню.
Следующими стали гугеноты, получившие в годы правления Генриха IV большие права. Они создали в Лангедоке свое маленькое государство с центром в Ла-Рошели и в любую минуту могли выйти из повиновения. Чтобы покончить с гугенотской вольницей, требовался повод. И он не заставил себя ждать. В 1627 году из-за строительства флота, начатого Ришелье, обострились отношения между Францией и Англией. Англичане направили десант к французским землям и спровоцировали гугенотов на мятеж. Ла-Рошель восстала. Французская армия быстро справилась с английским десантом и осадила крепость. Только голод и потеря надежды на помощь извне заставили защитников Ла-Рошели сложить оружие. По совету кардинала Людовик XIII даровал защитникам крепости прощение и подтвердил свободу вероисповедания, но лишил гугенотов прежних привилегий. Ришелье понимал, что навязать стране религиозную однородность — утопия. В интересах государства вопросы веры отошли на второй план, никаких гонений в дальнейшем не последовало. Кардинал говорил: «И гугеноты, и католики были в моих глазах одинаково французы». Тем самым религиозные войны, раздиравшие страну более семидесяти лет, закончились, но такая политика добавила Ришелье врагов среди служителей церкви.
Приведя к покорности аристократов и решив проблему с гугенотами, Ришелье занялся парламентами, желавшими ограничения королевской власти. Парламенты — судебно-административные учреждения — имелись в десяти крупных городах, и самым влиятельным из них был Парижский парламент. Он имел право регистрации всех королевских эдиктов, после чего они получали силу закона. Имея права, парламенты пользовались ими и все время добивались большего их расширения. Деятельность Ришелье положила конец вмешательству парламентов в управление государством. Он также урезал права провинциальных штатов — сословных ассамблей. Местное самоуправление первый министр заменил властью чиновников, подчиненных центральной власти. В 1637 году по его предложению была унифицирована провинциальная администрация, которую заменили интенданты полиции, юстиции и финансов, назначенные из центра в каждую провинцию. Кроме укрепления королевской власти это дало эффективный противовес власти губернаторов провинций, которые часто этой властью злоупотребляли в личных целях.
С приходом Ришелье к власти произошли и серьезные изменения в области внешней политики. Он постепенно возвращал страну к политике, проводимой Генрихом IV, уводя все дальше от ориентации на Испанию и Австрию. Ришелье удалось восстановить связи со старыми союзниками Франции и внушить Людовику XIII мысль о необходимости начать решительные действия против притязаний Испании и Австрии. Он отстаивал идею «европейского равновесия», противопоставив его политике испанских и австрийских Габсбургов. Во время Тридцатилетней войны целью Ришелье было сокрушение мощи Габсбургов и обеспечение Франции надежных «естественных» границ. Это цели были достигнуты, но уже после его смерти, юго-западной границей страны стали Пиренеи, с юга и северо-запада было морское побережье, а восточная граница пролегла по левому берегу Рейна.
Ревностный католик, Ришелье заслужил эпитет «кардинал еретиков». Для него в политике вера уступала место государственным интересам. Династия Габсбургов медленно, но неуклонно захватывала Европу, вытеснив Францию из Италии и почти подчинив себе Германию. Протестантские князья не могли самостоятельно противостоять мощи Габсбургов, и Ришелье решает вмешаться. Он начал субсидировать князей и заключать с ними союзы. Готовые капитулировать перед Габсбургами германские княжества благодаря поддержке кардинала и французским пистолям продолжили сопротивление. Дипломатическое и военное вмешательство Франции в ход Тридцатилетней войны (1618–1648) позволило не только продолжить военные действия, но и закончить их полным крахом имперских замыслов Австрии и Испании. Еще в 1642 году, незадолго до кончины, Ришелье сказал своему королю: «Теперь песенка Испании спета», и оказался снова прав. В ходе войны произошло объединение всех исторических территорий — Лотарингия, Эльзас и Руссильон после долгих лет борьбы вошли в состав Французского королевства. «Испанская партия» не могла простить кардиналу смену политического курса и продолжала устраивать против первого министра заговоры. Его жизнь часто «висела на волоске». Врагом Ришелье стала Мария Медичи, которая после ряда попыток уничтожить того, кто занял ее место рядом с королем, и, поняв, что не сможет свергнуть бывшего своего любимца, просто бежала из страны и больше никогда не возвращалась во Францию. Кроме нее врагами кардинала стали и брат короля Гастон Орлеанский, мечтавший сам занять престол и ради этого готовый пойти на сговор с врагами государства, и Анна Австрийская — испанка, ставшая французской королевой, но так и не принявшая новую родину.
Ришелье видел перед собой единственную цель жизни — благо Франции, и шел к ней, преодолевая сопротивление противников и невзирая на почти всеобщее непонимание. Редко кто из государственных деятелей может похвастаться тем, что ему удалось осуществить все свои замыслы. «Я обещал королю употребить все мои способности и все средства, которые ему угодно будет предоставить в мое распоряжение на то, чтобы уничтожить гугенотов как политическую партию, ослабить незаконное могущество аристократии, водворить повсеместно во Франции повиновение королевской власти и возвеличить Францию среди иностранных держав» — такие задачи ставил перед собой первый министр, кардинал Ришелье. И все эти задачи были выполнены им к концу жизни.
Им были проведены налоговые и финансовые реформы с учетом интересов государства. Он предавал огромное значение идеологической поддержке существующего строя, привлекая для этого церковь и лучшие интеллектуальные силы. Благодаря его усилиям в 1635 году открылась Французская академия, существующая и поныне. При нем во французской литературе и искусстве утвердился классицизм, воспевавший величие государства и идеи гражданского долга. Перу Ришелье принадлежат несколько пьес, которые даже ставились в театре и имели успех. В годы его правления началась реконструкция столицы. Началась она с Сорбонны, где кроме здания старейшего европейского университета было решено провести и внутреннюю реорганизацию, открыв новые факультеты и коллеж, впоследствии носивший имя Ришелье. Кардинал выделил на строительство более 50 тысяч ливров из своих личных средств и передал университету часть библиотеки. После его смерти по воле кардинала Сорбонне было передано все книжное собрание Ришелье.
Еще один враг был у кардинала Ришелье всю его жизнь — врожденная немощь. Его все время мучили приступы лихорадки, хронические воспаления, бессонницы и мигрени. Болезни усугублялись постоянным нервным напряжением и непрерывной работой. На исходе жизни он написал «Политическое завещание» для Людовика XIII, в котором дал королю наставления по всем вопросам внешней и внутренней политики, а также изложил основные направления своей деятельности.

Кардинал Ришелье скончался 4 декабря 1642 года от гнойного плеврита в своем дворце в Париже, который он оставил королю. С того времени дворец носит название Королевский — Пале-Рояль. Согласно его последней воле, он был похоронен в церкви Парижского университета, в основание которой он лично заложил первый камень в мае 1635 года.

МИХАИЛ ВАСИЛЬЕВИЧ СКОПИН-ШУЙСКИЙ
(1586–1610)

Князь, боярин, русский полководец.

Княжеский род Скопиных-Шуйских, известный с XV столетия, составляет немногочисленную ветвь Суздальско-Нижегородских удельных князей Шуйских, родоначальником которых был Юрий Васильевич Шуйский.
Он имел трех сыновей — Василия, Федора и Ивана. Скопины-Шуйские ведут начало от его внука. Василий Васильевич, получивший прозвание Бледный, который в период правления Ивана III был назначен наместником в Псков, а затем в Нижний Новгород, участвовал в военных походах в Литву и Казань и во время казанского похода стоял во главе войска. Из троих детей Василия Васильевича двое были названы Иванами. От Ивана Большого, получившего прозвание Скопа, и начались Скопины-Шуйские. Род этот быстро угас, князей Скопиных-Шуйских было всего трое. Сам Иван Васильевич Скопа при Иване III был воеводой, а с 1519 года стал боярином. Участвуя в казанских и литовских походах, он возглавлял Большой полк. Его сын, Федор Иванович, был назначен первым воеводой в Вязьме и 24 года своей жизни посвятил ратным делам, приняв участие во всех военных походах. Боярином он стал в 1549 году.
Василий Федорович Скопин-Шуйский, сын Федора Ивановича, отличился в период обороны Пскова от войск Стефана Батория. Кроме заслуг воинских его отличало и умение быть нужным при дворе. Рано достигнув боярского звания, его несколько раз посылали управлять Псковом, а под конец карьеры он получил в управление Владимирский судный приказ. В царствование Федора Иоанновича, когда вражда между Шуйскими и Годуновым усилилась, последнему удалось обвинить Шуйских в измене государю. «Изменники» были арестованы и сосланы в отдаленные места. Но не все. Василий Федорович хоть и был лишен каргопольского наместничества, которым управлял в то время, но остался жить в Москве. В приговоре по делу Шуйских было о нем сказано: «…а брат их большой, князь Василий Федорович Скопин-Шуйский, слово о нем не дошло (то есть признан невиновным. — Авт.), и он перед государем живет по-старому». Скончался Василий Федорович в 1595 году и был похоронен в Суздале, в семейном склепе.
Военную славу рода продолжил его сын — Михаил Васильевич Скопин-Шуйский. Княжич Михаил родился 8 ноября 1586 года. Отец Михаила умер, когда княжичу шел одиннадцатый год. Воспитывала его мать, боярыня Елена Петровна, урожденная княжна Татева. Она постаралась дать сыну соответствующее его знатному роду воспитание и образование. До семи лет Михаил учился дома, потом пошел в школу.
Службу во дворце Михаил Скопин-Шуйский начал в возрасте пятнадцати лет в качестве жильца. Он выполнял отдельные поручения царя Бориса. Михаил был тих нравом, любил читать, особенно книги о воинских подвигах. В 1604 году, когда ему исполнилось 18 лет, он получил чин стольника и стал участвовать в посольских приемах.
В октябре 1604 года начался поход к Москве Лжедмитрия I, а в июне 1605 года он торжественно вошел в Москву. И на престоле водворился «царь и великий князь Дмитрий Иванович всея Руси». С его приходом к власти изменилась и судьба молодого Михаила. Новый царь отметил Михаила боярством и должностью Великого мечника — новым дворянским званием, введенным им по польскому образцу. Оценив не только красоту, но и ум, честность и благородство Скопина-Шуйского, Лжедмитрий поручает ему важную для себя миссию — привести в Москву «мать» царя, Марию Нагую, жившую монахиней в отдаленном монастыре.
Власть Лжедмитрий удержать долго не смог. В мае 1606 года в Москве вспыхнуло восстание. Лжедмитрий I и многие из его приближенных были убиты. Царем был провозглашен князь Василий Иванович Шуйский, родственник Михаила Скопина-Шуйского. Тогда же стольник Скопин-Шуйский стал воеводой. Кстати сказать, Скопины в роду Шуйских были старшей линией по сравнению с линией царя Василия Шуйского и, следовательно, имели больше прав на престол. Это всегда беспокоило царя Василия Шуйского и заставляло с подозрением относиться к племяннику. Но в то время Михаил занимал как бы нейтральную позицию. Он не был особенно близок с Лжедмитрием, не принимал участия в заговоре своего дяди и перемены на престоле воспринял как должное. И скоро ему пришлось проявить себя на военном поприще, став одним из самых знаменитых полководцев того времени. Первая воинская слава пришла к нему в сражениях с отрядами Ивана Болотникова, которые не раз разбивали высланные против них войска царских воевод. Помимо крестьян и холопов в лагере Болотникова находились казаки и стрельцы. Немало было и дворян и детей боярских. Скопин-Шуйский был назначен воеводой «на вылазке». Он наносил со своим отрядом стремительные удары по восставшим и отводил войска в Скородом — деревянную крепость вокруг Замоскворецкого предместья.
Болотников форсировал события, попытавшись взять Москву штурмом. В одну из темных ноябрьских ночей повстанцы приблизились к Серпуховским воротам. Но неожиданного нападения не получилось. Московское войско у Серпуховских ворот ожидало нападения врагов. Кое-где на стенах были расставлены пушки, возле них находились пушкари, готовые в любую минуту дать залп.
Нападение войск Болотникова на Серпуховские ворота, охраняемые ратью Скопина-Шуйского, началось с перестрелки. Несмотря на потери, Болотников продолжал приближаться к стенам, и тогда царский воевода совершил неожиданную вылазку. Москвичи, воодушевляемые своим предводителем, опрокинули неприятеля и хотели преследовать его, но Скопин-Шуйский остановил их. Утром царский воевода собирался напасть на Коломенское, где располагался лагерь Болотникова.
Рейды Скопина-Шуйского мешали восставшим окружить Москву. Но 26 ноября Болотников все же переправил значительную часть своего войска через Москву-реку в обход города с востока, чтобы полностью блокировать столицу.
27 ноября Скопин-Шуйский нанес из Замоскворечья удар по войскам Болотникова. Болотников, успевший собрать около 20 тысяч воинов, был разбит, но, пользуясь наступившей темнотой, сумел отступить к Коломенскому.
2 декабря Скопин-Шуйский из Данилова монастыря двинулся к Коломенскому. Узнав о походе воеводы, Болотников не стал дожидаться нападения и сам выступил навстречу царским войскам. Сражение произошло ночью у деревни Котлы. Крестьяне и холопы под руководством Болотникова попытались разбить войска Скопина-Шуйского по частям, но были опрокинуты ударом тяжелой дворянской конницы. Все же части восставших во главе с Болотниковым удалось отступить. Князь Михаил Васильевич окружил Коломенское, но не повел войска на штурм, а дождался подхода сильной артиллерии. Трехдневная бомбардировка укреплений не привела к результату, и тогда Скопин-Шуйский приказал применить новый снаряд — сочетание зажигательного ядра с разрывной бомбой. Восставшие сразу же понесли большие потери и вынуждены были выйти в чистое поле, где были разбиты царскими войсками. Несмотря на разгром, Болотников сумел увести в Калугу более 10 тысяч воинов. Часть восставших ушла в Тулу.
Отряд Болотникова, оборонявший Калугу, был вскоре осажден огромным войском под командованием Ивана Ивановича Шуйского. Но Болотников сумел отразить приступ, а затем ежедневно стал совершать вылазки за пределы города, уничтожая осаждавших. В январе 1607 года царь послал на помощь осаждавшим Калугу войскам «особый полк», которым командовали Федор Иванович Мстиславский, Михаил Васильевич Скопин-Шуйский и его дядя Борис Петрович Татев, причем Скопин-Шуйский имел право на самостоятельные действия.
Михаил Васильевич попытался задействовать тяжелую артиллерию, но оказалось, что осажденные подготовились к этому. Однако Скопин-Шуйский не ограничился простым обстрелом. Одновременно он повел на Калугу высокий вал из бревен, и под его прикрытием царское войско подбиралось к городу.
Казалось, что Калугу уже ничто не может спасти, но когда вал подошел к палисаду и возле него скопились царские войска, по приказу Болотникова ночью были взорваны выведенные из города мины. Поднялся огромный столб земли, разметавший и вал, и людей. Вслед за взрывом на царские войска обрушились отряды осажденных. Болотников атаковал царское войско и обратил его в бегство. Способными к сопротивлению оказались лишь Скопин-Шуйский и казачий атаман Павлов. Возглавляемые ими немногочисленные отряды отсекли восставших от бежавших царских вояк.
Под командой Скопина-Шуйского стала спешно создаваться новая армия. В ее состав вошли татары, мордва, чуваши, «даточные люди» монастырей, служащие двора. Скопин-Шуйский, которому к тому моменту исполнился 21 год, стал воеводой Большого полка.
В начале 1607 года Болотников выступил против главных сил Шуйского в Серпухове, но затем свернул на Каширу, стремясь обойти царские полки и прорваться к Москве, где не было крупных полков. Его намерения раскрыли перебежчики. Недалеко от Каширы, на реке Восме, болотниковцы и казаки были разбиты полками воеводы Андрея Васильевича Голицына, вовремя получившего подкрепление от Скопина-Шуйского.
Болотников ушел к Туле, закрепившись за топкой речкой Воронкой. Немногочисленные силы крестьянского вожака, растянувшись на семь верст, прикрыли открытое пространство между Малиновой засекой Тульской засечной черты и укреплениями при Калужской дороге. Скопин-Шуйский, зная, что его многочисленную армию легко может охватить паника, повел в бой лишь собственные отборные полки. Дворянские сотни, отвлекая внимание, попытались форсировать речку сразу в нескольких местах. Главный же удар Скопин-Шуйский нанес возле самой Малиновой засеки. Прорвав оборону, отборная конница Скопина-Шуйского гнала бежавших в панике повстанцев семь верст, но ворваться в город не смогла. Болотников остановил бежавших и перебил прорвавшихся в городские ворота.
12 июля 1607 года началась осада Тупы. Спустя две недели к городу подтянулась вся царская армия. Опираясь на подавляющее превосходство в численности и мощную артиллерию, Скопин-Шуйский попытался взять город приступом. В течение месяца царская армия 22 раза ходила на штурм. Но осажденные также не сидели сложа руки. По три-четыре раза на дню они делали вылазки, нанося потери царским войскам. Болотников призывал жителей держаться, обещая, что скоро подойдет помощь (в июле в северских городах появился Лжедмитрий II). Чтобы ускорить взятие города, Скопин-Шуйский приказал построить дамбу на реке Упе. Поднявшаяся вода затопила город и крепость. Но повстанцы сдаваться не собирались. Приближался конец четвертого месяца боев за город. И тогда Василий Шуйский предложил Болотникову сдаться при условии сохранения жизни и свободы ему, другим предводителям восстания и всем защитникам Тулы. 10 октября Тула сдалась. Болотников был схвачен и казнен.
Тем временем над Россией нависла новая опасность — вторжение польских войск под руководством Лжедмитрия II. Основу войск самозванца составляли польские отряды князя Вишневецкого и князя Ружинского. К нему примкнули некоторые южнорусские дворяне, казаки Заруцкого и остатки разбитых войск Болотникова.
В 1607 году Лжедмитрий II предпринял поход на Брянск и Тулу. В мае 1608 года под Балковом самозванец разбил войска Шуйского и подошел к Москве, создав лагерь в селе Тушино.
Еще за год до нападения Лжедмитрия II шведы предлагали царю Василию Ивановичу свою помощь, но их предложение было отклонено. Однако во время стояния Лжедмитрия в Тушино царь Василий забыл свои амбиции и поручил Михаилу Скопину-Шуйскому провести переговоры со шведами. Вместе со Скопиным к шведам был послан и Семен Васильевич Головин.
Добравшись до Новгорода, царский воевода обнаружил, что жители города настроены против Василия Шуйского. Доходили слухи, что Псков и пограничные со Швецией города Орешек и Ивангород присягнули Лжедмитрию II. Поэтому Скопин-Шуйский отправил к шведам Головина, а сам остался в Новгороде.
Вскоре в Новгороде стало известно, что к городу направляются поляки и русские из войска Лжедмитрия. Одновременно несколько новгородских старост донесли Скопину-Шуйскому о предательстве новгородского воеводы Михаила Татищева. На следующий день, собрав на площади новгородцев, Михаил Васильевич рассказал им, какое обвинение возводят на воеводу. Новгородцы не любили Татищева и поэтому не стали обсуждать, виноват он или нет — воевода был растерзан толпой.
В середине марта к Новгороду подошло 5-тысячное шведское войско. В апреле соединенное шведско-русское войско выступило из города. Вскоре передовой шведский отряд столкнулся с поляками. Поляки были разбиты и бежали, оставив пушки и обозы. Объединенное войско двинулось дальше.
Подойдя к Твери, Скопин-Шуйский обнаружил, что она занята поляками. Первый штурм города не удался, но второй был успешным. Русские и шведские ратники ворвались в город, преследуя поляков. Разбитые под Тверью поляки бежали к Троице-Сергиевой лавре, которую осаждало войско Сапеги.
Князь Михаил Васильевич расширял подвластную ему территорию, расставляя гарнизоны в захваченных городах, беря под контроль важнейшие дороги. Постепенно создавалась система укрепленных городов, монастырей и полевых крепостей, в которых укрывались войска Скопина-Шуйского, и из которых они при всяком удобном случае нападали на врага. Сам воевода Михаил Васильевич стоял с войском в Александровской слободе. Здесь шло обучение войск, формировались новые отряды, накапливалось оружие.
Из Александровской слободы Скопин-Шуйский выступил на Дмитров. Туда же, прекратив бесплодную осаду Троице-Сергиева монастыря, устремился и Сапега.
В начале февраля отряды воеводы Михаила Васильевича появились под Дмитровом. Они принялись уничтожать фуражиров, часто приступали с «огненным боем» к крепости. Воевода с главными силами встал в деревне Шепиловке по дороге из Дмитрова к Троице-Сергиеву монастырю. Ратники Скопина-Шуйского врывались в лагерь казаков Сапеги и навязывали им бой. Но воевода всегда отзывал их назад: не имея сил штурмовать город, он пытался заставить Сапегу покинуть его. В конце месяца, заклепав тяжелую артиллерию, поляки покинули Дмитров и отошли под Смоленск, на соединение с войсками короля Сигизмунда. Спустя неделю сторонники Лжедмитрия II оставили Тушино.
12 марта 1610 года полки князя Михаила Васильевича вступили в столицу, встречаемые боярами и народом, который падал на колени и со слезами благодарил воеводу за «очищение Московского государства». Царь и бояре, в особенности члены рода Шуйских, ревниво наблюдали за возвышением Скопина-Шуйского. Слава полководца не давала им покоя.
В апреле воевода был приглашен на пир по случаю крестин сына князя Воротынского. На пиру Скопин-Шуйский ел только с общего блюда и почти не пил, но избежать отравления не смог. Боярыня Екатерина Григорьевна, жена Дмитрия Ивановича Шуйского, признанного наследником бездетного царя Василия, поднесла Скопину-Шуйскому чашу с медом, куда было подсыпано зелье. Прямо на пиру князь Михаил Васильевич упал, у него носом пошла кровь. Промучившись несколько дней, 23 апреля 1610 года молодой воевода скончался.

МАРИНА МНИШЕК
(около 1588 — не ранее 1614)

Царица московская, жена Лжедмитрия I.

Мнишки (Мнишеки) — старинный род, берущий начало в чешских землях, в Великих Кончицах, и с XV века осевший в Моравии. Польская ветвь рода появляется в 20-е годы XVI века, когда Николай Мнишек из-за преследований императора Фердинанда был вынужден продать владения и переселиться в Польшу под покровительство канцлера Кшиштофа Шидловского. В Польше Николай Мнишек стал быстро продвигаться вверх по служебным должностям. Он был назначен на должность маршалка при дворе Шидловского и в 1530 году получил титул королевского дворянина. В 1543 году он стал бургграфом Краковского замка. Николай Мнишек имел в Польше большие владения, а с 1551 года ему была назначена ежегодная пенсия в 400 злотых. Близость Николая Мнишека к польскому королю Сигизмунду-Августу позволила и его детям занимать высокие должности. Старший сын Ян Мнишек получил университетское образование, а затем был назначен на должность старосты сначала луковского (1556), потом красноставского (1572). С 1606 года Ян Мнишек выехал в Россию вместе со своей племянницей Мариной и большой свитой в количестве 107 человек. Он жил в доме Федора Шереметева. Вместе со всем семейством он был выслан в Ярославль, а в начале августа 1608 года Мнишки были освобождены царем Василием Шуйским. Ян сразу же вернулся в Польшу.
Его брат Ежи (Юрий) вошел в польскую историю не только как отец претендентки на российский престол Марины Мнишек — жены Лжедмитрия I и Лжедмитрия II, но и как близкий друг короля Сигизмунда-Августа, которому он поставлял любовниц. Как и Ян, он учился в университете, а затем занимал последовательно должности коронного кравчего, радомского кастеляна, сандомирского воеводы и старосты в ряде областей. В его доме жил доктор философии Симон Вендзицкий, который был нанят в качестве учителя для сыновей Мнишека. Он также являлся и составителем родословного древа семьи Мнишеков, возведя их к Карлу Великому и императору Оттону, возможно, по требованию самого Ежи Мнишека. В дальнейшем эта легенда нашла отражение в фамильной портретной галерее. После смерти короля Ежи Мнишек был обвинен в разграблении казны и ценностей, но сумел избежать ответственности. Ежи Мнишек участвовал в Ливонской войне, осаждая Псков в 1581 году во главе 200 конников. Вернувшись после войны в Польшу, он продолжал роскошную жизнь. Ежи имел обширные владения и большое количество долгов. Он был должен королю, своим детям и их женам, многим магнатам. Он не платил податей и не гнушался заниматься воровством. В 1603 году он был вынужден продать часть владений и вернуть часть долгов на сумму 28 тысяч злотых. На следующий год, когда в Польше появился Лжедмитрий, Ежи Мнишек оказал ему поддержку, преследуя не только честолюбивые планы, но и политическую и материальную выгоды. Он возглавил польское войско и в 1604 году выступил под Новгород-Северский, где действовал против войска Федора Мстиславского. На следующий год Ежи Мнишек получил в подарок от Лжедмитрия (на помолвку с дочерью Мариной) 500 тысяч рублей и ценности, что помогло ему вернуть часть долга королю. Перед отъездом в Москву ему снова было передано 300 тысяч злотых. После приезда в Россию Ежи Мнишек старался походить на «московита», для чего носил традиционную русскую одежду, отрастил волосы и бороду. Но это не спасло его от ссылки в Ярославль. После освобождения он примкнул к лагерю Лжедмитрия II, от которого получил обязательство на сумму в 300 тысяч рублей и 14 замков. На сейме 1611 года в Варшаве, куда Ежи Мнишек выехал в 1609 году, он был обвинен как инициатор и участник неудачного «московского похода», но ему снова удалось все сгладить и уйти от ответственности. Скончался Ежи Мнишек в 1613 году.
Сын Ежи Мнишека Станислав Бонифаций также участвовал в походе Лжедмитрия I на Москву во главе роты гусар. Он присутствовал на торжественной коронации своей сестры Марины и ее свадьбе с Лжедмитрием. В Польшу он вернулся только в 1611 году. Из за долгов своего отца ему пришлось заложить родовое имение Ляшки, которое он смог снова выкупить только в 1638 году.
Еще один представитель этого рода Йозеф Вандалин Мнишек, великий коронный маршалок, предъявил России иск на возмещение убытков, понесенных его предками во времена Лжедмитрия. Он обращался через представителей непосредственно к царю Петру, который предложил Мнишеку частичное возмещение убытков. Но на это Мнишек не согласился. Он стал обращаться за помощью ко всем русским послам в Польше, предъявляя документы из семейного архива. Он обращался и к Анне Иоанновне, и к Бирону, и к королю Августу III за поддержкой, от которого получил рекомендательное письмо. Ему предлагались различные варианты урегулирования претензий, но Йозеф требовал полной компенсации. В результате все его попытки, длящиеся около 20 лет, так и не увенчались успехом, и он не получил ничего.
Последующие представители рода Мнишеков были политическими и военными деятелями, дипломатами и учеными. В 1783 году Мнишеки получили графский титул в Австрии. К середине XIX века род начал угасать. Его последние представители выехали во Францию, продав родовое имение.
Самой знаменитой женщиной рода Мнишков была Марина, дочь Ежи Мнишека.
Четвертая дочь пана Ежи Марина выросла в родительском доме среди роскоши и пышности Самбора. С детства ей часто рассказывали о знаменитости ее рода, о тех великих услугах, которых Мнишеки на протяжении веков оказывали германским императорам. Рассказы не прошли даром — характером она была горда и честолюбива, и ради этих качеств могла все принести в жертву. В родительском доме она научилась читать и писать, усвоила главнейшие основы католицизма. С этим запасом знаний и ощущений Марина Мнишек вполне была готова вступить в большую жизнь.
В это время появляется Григорий Отрепьев, будущий Лжедмитрий, впоследствии муж Марины. В середине 1602 года он появляется в Брагине, во дворе князя Адама Вишневецкого, где на следующий год открыто объявляет себя претендентом на московское царство. Когда еще через год Сигизмунд III призвал самозванца ко двору, то с ним в Краков поехал и князь Константин Вишневецкий. Но перед Краковом он вместе с Отрепьевым заехал в Самбор. Здесь последовали многочисленные совещания, итогом которых стало решение о том, что отныне Ежи Мнишек будет главным советником и покровителем самозванца. Решение это, пожалуй, в первую очередь было продиктовано тем, что Отрепьев сразу же по знакомству влюбился в Марину и просил у отца ее руки.
Осторожный Мнишек в ответ на просьбу Отрепьева отдать ему дочь в жены хотя в дальнейшем и строил все свои планы исходя из этого, пока не сказал ни «да» ни «нет». Решение было отложено, но сама Марина дала свое согласие. Ее решение было продиктовано как собственным выбором, так и советами отца. Отец и дочь поняли друг друга и решили ставить отныне на одну лошадь.
Ежи везет Отрепьева в Краков, где последний заручился благосклонностью короля, ряда вельмож, папского нунция и иезуитов.
В мае они вернулись в Самбор, где Отрепьев письменно обязуется жениться на Марине и подарить ей из царской казны много «серебра столового и лучших драгоценностей», а ее отцу — 1 миллион польских злотых на уплату долгов и на путевые издержки невесты.
В сентябре 1604 года Лжедмитрий и Юрий (так в дальнейшем будет именоваться Ежи Мнишек) пошли в поход на Москву.
По воцарению в Москве Лжедмитрий не забывал Мнишеков. В начале ноября 1605 года Отрепьев присылает в Краков торжественное посольство за разрешением жениться на Марине и просит короля Сигизмунда дать согласие ей и ее отцу выехать в Москву. И 22 ноября в Кракове состоялось заочное бракосочетание Марины и Лжедмитрия. Подарки, присланные из Москвы, невесте, тестю и королю Сигизмунду единодушно вызывали удивление своей роскошью. В марте 1606 года Марина Мнишек в сопровождении огромной свиты выехала в Москву. Ее везде приветствовали как московскую царицу, а въезд в столицу в окружении множества родственников, друзей и придворных был обставлен очень торжественно.
18 мая 1606 года были совершены коронация и вторичное бракосочетание Марины и Лжедмитрия. Оба этих обряда были совершены по православному канону (хотя Марина не имела никакого разрешения на это от папы, но честолюбие оказалось сильнее привязанности к католической церкви).
Но уже 27 мая 1606 года в Москве вспыхнул открытый бунт против Лжедмитрия. О бунте молодых предупредил Басманов и предложил им спасаться. Разъяренная толпа была уже во дворце, и бежать царице не удалось. Она спряталась в комнате, служившей спальней для женщин ее свиты. Казановская — гофмейстерина Марины Мнишек — сказала ворвавшимся в покои людям, что царицы нет, так как она еще утром отбыла к отцу. Из покоев толпу прогнали подоспевшие бояре, а для охраны царицы поставили стражу, которая вскоре стала охранять ее уже как пленницу. Правда, содержали ее под стражей достаточно пристойно.
После воцарения Шуйского ее вернули отцу. Она держалась бодро, не пала духом и говорила своему окружению, начинающему было ее утешать: «Избавьте меня от ваших безвременных утешений и слез малодушных. Признанная однажды за царицу сего государства, никогда не перестану быть ей».
26 августа Марина с отцом по царскому повелению были отправлены на жительство в Ярославль, куда за ними последовало 375 поляков, включая всех придворных дам и фрейлин Марины. Здесь им было суждено прожить около двух лет. Шуйский — как и сама Марина, и ее отец — помнил, что она — венчанная московская царица. Поэтому с ними было велено обращаться «помягче».
Обстановка позволяла им не только жить более-менее сносно, но и плести интриги против Шуйского, главной задачей которых было убедить всех, что Лжедмитрий жив и что он пока скрывается, выжидая подходящего момента до вступления в борьбу со своими недругами.
Вскоре Лжедмитрий «объявился» в Самборе, о чем отец радостно сообщает Марине, «позабыв» ей сказать поначалу, что речь уже идет не о ее муже. Марина тем более охотно поверила, что ее нареченный жив, потому что слухов о его чудесном спасении ходило немало. Понемногу Юрий начинает открывать глаза дочери на действительное положение дел. Марина прекрасно понимала, чем ей лично грозит раскрытие обмана. Понимала, что ей придется делить не только трон, но и ложе с ловким авантюристом.
Заключенный на четыре года мир Шуйского с поляками позволил Юрию и Марине вернуться на родину. Но вместо Польши они оказались (по собственному желанию) в лагере Лжедмитрия II, прозванного в дальнейшем Тушинским вором.
Этот Лжедмитрий II, жизнь которого будет тесно связана с жизнью Марины, был фигурой весьма колоритной, человеком «грубых и дурных нравов». Но он, без сомнения, был также весьма талантливым человеком, имевшим немалые шансы на престол (недаром к нему переметнулся и Филарет, отец будущего царя Михаила Романова, и именно в Тушино его возведут в патриархи), и именно поэтому Мнишеки решили поставить на него.
Марина ждала встречи. Сначала Юрий съездил к Тушинскому вору и приехал оттуда довольный — он «опознал» зятя, а тот пообещал ему щедрые награды, когда утвердится на троне. Затем последовал приезд «супруга» к Марине. Та была шокирована — перед ней был человек «обличьем слуга, волосом черен, нос покляп, ус не мал, брови велики нависли», а из его слов, весьма откровенных, из всей манеры поведения чувствовалось, что по натуре он жесток, коварен, развратен.
В первые же дни Марина тайно обвенчалась с Самозванцем в Тушино, хотя как супруга она была нужна ему в последнюю очередь, в первую же — как живое и вернейшее подтверждение его законных притязаний на престол. Супруги обо всем договорились, и далее последовала хорошо разыгранная пьеса торжественного въезда Марины в тушинский лагерь. В честь царицы гремели орудия, Марина же «лицедействовала столь искусно, что зрители умилялись ее нежностью к супругу: радостные слезы, объятия, слова, внушенные, казалось, истинным чувством — все было употреблено для обмана». «Политическое приданое» Лжедмитрий начал получать с Марины очень скоро — число беглецов из Москвы резко возросло, причем здесь теперь стали появляться и представители лучших московских фамилий, и крупные чиновники Шуйского. Но тушинский лагерь, да и сам Лжедмитрий II, находились практически полностью в руках поляков.
Начальник крупного отряда поляков Ян Петр Сапега действовал исключительно по своему разумению. Командующий польскими отрядами в Тушино князь Ружинский считался с самозванцем еще меньше.
Жизнь в Тушино для Марины была трудна. Первые месяцы она, как и сам Лжедмитрий, жила в палатках, и только с наступлением холодов царю с царицей и воеводе построили «квартиры». Так дочь воеводы, выросшая в роскоши, царица, пожившая в Кремле, была вынуждена ютиться в нескольких комнатах избы. Правда, с припасами было все в порядке. Местности, признавшие Лжедмитрия, обеспечивали его войско провизией.
17 января 1609 года Юрий Мнишек уезжает в Польшу. Он ехал на сейм агитировать и ратовать за нового зятя, собирать ему людей и средства, формировать выгодное ему общественное мнение. Дочь осталась одна — Мнишек уехал почти вместе со всеми теми, кто жил с ним в Ярославле, кого Шуйский освобождал по мирному договору, то есть Марина потеряла почти всех своих старых знакомых в лагере, лишившись и поддержки.
Самозванец это почувствовал, и вскоре почти полностью лишил ее внимания и как государыню, а вместе со вниманием и средств к приличному существованию.
В Польше Юрию Мнишеку не удалось уговорить сейм поддержать Лжедмитрия II, а в апреле 1609 года Сигизмунд сам собрался идти на Русь — брать себе Смоленск. Когда же он уже стоял под Смоленском, дядя Марины Стадницкий, уполномоченный королем, письменно предложил ей отказаться от притязаний на русский престол, за что ей давали землю Саноцкую с доходами от Самборской экономии. Данное предложение обидело московскую царицу, и Марина ответила отказом.
А в декабре в Тушино прибыли королевские послы с поручением отвлечь тушинских поляков от Лжедмитрия и взять их на королевскую военную службу. Войско выбрало депутацию для разговоров с послами, которая в первой же беседе с посланцами Сигизмунда потребовала, чтобы король «довольствовался лишь Северской землей и Смоленском, а им помог посадить Дмитрия на царство». Послы выразили несогласие, на что депутаты выдвинули новое требование: «Пусть король заплатит 20 миллионов, которые мы заработали, и удовлетворит царицу, тогда мы будем желать подчинить это государство Речи Посполитой». Разговор шел лишь об удовлетворении прав Марины — законность ее претензий для всех была несомненна. Точно так же, как никто в Тушино не сомневался в том, что Самозванец — обманщик, но он слишком много им пообещал, чтобы это можно было просто так забыть.
Но тут последовал побег Лжедмитрия II из тушинского лагеря: донские казаки, прикрыв его телом, на телеге вывезли в Калугу. После его бегства послы обратились к «московской партии» тушинцев, во главе которой стоял Филарет. В результате было принято общее решение о том, что на русском троне желательно видеть лишь «потомство» Сигизмунда, с Шуйским же и Лжедмитрием дел иметь не следует. Марина все видела, но была бессильна. Она поняла, что отныне ее единственным шансом в борьбе за престол стал Лжедмитрий. Она, правда, попыталась после бегства супруга переломить ход событий: с распущенными волосами, в слезах она ходила из ставки в ставку по лагерю, заклиная воинов быть верными ее мужу и жалуясь на поляков. В результате около 3 тысяч человек во главе с князьями Трубецким и Засекиным уехали в Калугу. Марина поняла, что пока она сделала все, что могла.
В январе 1610 года Марина пишет послание королю Сигизмунду, в котором поручает себя королю, испрашивает себе милость, но не отрекается от своих прав на престол. Она обещает послать к Сигизмунду послов в официальное развитие своего письма, но послы так и не были посланы — ситуация вновь изменилась. Король так и не смог договориться с тушинскими поляками, и многие из них начали сожалеть о Лжедмитрии, который из Калуги слал им ласковые послания. Лагерь колебался: то ли поддержать короля, то ли Марину как законную царицу. То ли идти за ней, то ли выдать ее Сигизмунду или Москве. Дабы не подвергаться опасности быть выданной, Марина сговаривается с Лжедмитрием на побег к нему в Калугу. В ночь с 23 на 24 февраля она в сопровождении десятка казаков и слуг бежала из Тушина. По ошибке она попала на дмитровскую дорогу вместо калужской, где ее захватили разъезды Яна Сапеги, который под давлением отрядов Скопина-Шуйского отступил от Троицко-Сергиевой лавры к Дмитрову.
Сапега с почетом встретил царицу и посоветовал ей ввиду критического положения, как ее лично, так и его, уехать в Польшу, но Марина отказалась: «Мне ли, царице всероссийской, в таком презренном виде явиться к родным моим! Я готова разделить с царем все, что Бог ни пошлет ему». В сопровождении, выделенном Сапегой, ей удалось уйти в Калугу.
В Калуге жители радостно приветствовали царицу, явившейся их взору юным воином в шлеме и с волосами до плеч. Началась калужская жизнь, более спокойная, чем тушинская, ибо здесь не было чопорных польских вождей, не было воинских сборов, инициаторами которых выступали польские роты. Здесь задавались пиры, было довольство. Лишь поведение супруга осложняло жизнь Марины, но и в этой ситуации она старалась извлечь для себя положительное, ибо на его фоне стремилась выглядеть как можно лучше.
В июне 1610 года под Клушиным гетман Жолкевский, посланный Сигизмундом на Москву, разбил московское войско под командованием брата царя, князя Дмитрия Шуйского. Узнав об этом, Лжедмитрий выступил на Москву. Вместе с Мариной. Во главе «калужан» они вошли в село Коломенское, где встали лагерем. Здесь они узнали о пострижении царя Василия Шуйского и о присяге москвичей 17 августа 1610 года польскому королевичу Владиславу. К Лжедмитрию и Марине прибыли послы Жолкевского с предложением отступиться от Московского престола, за что им были обещаны разные милости. Отказав послам, Лжедмитрий и Марина ушли в Калугу. С ними ушел и атаман Заруцкий. Это было существенным приобретением, ибо атаман был фигурой известной и сильной.
А в то время первый боярин Боярской думы князь Мстиславский, извещая Россию о присяге Владиславу, убеждал всех окружной грамотой от 30 августа: «Марину Мнишкову, которая была за убитым расстригой, Гришкой Отрепьевым, и с нынешним вором по московскому государству ходит, государыней московской не называти и смуты никоторне вперед в Московском государстве не делати и отвести ее в Польшу».
Лжедмитрий от огорчения предался разгулу и пьянству, а 11 декабря 1610 года погиб на охоте. Марине пришлось почти окончательно проститься с мечтой о московском троне. Правда, она надеялась, что появившийся вскоре сын, нареченный Иваном, даст ей возможность все-таки остаться царицей. Но ее связь с Заруцким была всем известна, и московские бояре, бывшие при Лжедмитрии II, не захотели служить ни вдове, ни ее сыну, а взяли Марину под стражу и обо всем известили Москву. Марина пишет паническое письмо Сапеге, стоявшему под Калугой: «Освободите, ради Бога, освободите! Мне дают жить только две недели. Вы славны; будьте еще славнее, спасая несчастную. Милость Божия будет вам вечной наградой». Но Сапега от города отошел.
Марину же перевели из Калуги в Коломну, где она содержалась почти по-царски, ибо Ляпунов, лидер первого ополчения, частично признал права ее сына. Тем временем усиливался ее верный сторонник Заруцкий. Вместе с Ляпуновым он возглавил первое ополчение, а потом единолично возглавил все войско. Но в Ярославле и Нижнем Новгороде Пожарский и Минин уже собирали второе ополчение. Заруцкому в нем места не было.
Атаман уходит в Коломну, и «взяв там царицу, отправился с ней в Михайлов», откуда «он в течение лета и зимы дрался с Москвой». Эти полгода убедили его, что на Москве ему правителем не быть, как не быть в ней Марининому сыну царем. Москва начала стягивать против Заруцкого свои силы и в конце сентября 1613 года дала ему генеральное двухдневное сражение, в котором победителей не было. Но все же Заруцкий с Мариной ушел в Астрахань. Здесь Заруцкий вел себя крайне неразумно. Он грабил и убивал без меры, а все грамоты писал от имени «государя царя и великого князя Дмитрия Ивановича всея Руссии, и от государыни царицы и великой княгини Марины Юрьевны всея Руссии, и от государя царевича и великого князя Ивана Дмитриевича всея Руссии». Бунт не заставил себя ждать. Атаман, опасаясь московского войска, решил бежать. Сначала было решено спасаться в глубине страны, потом передумали и решили бежать морем. Но когда опять проходили мимо Астрахани, то их отряд был разбит и лишь Заруцкому и Марине с сыном, да горсти казаков удалось скрыться. Они ушли на реку Урал, где их настигли правительственные войска. И тогда казаки выдали своего атамана, его жену и ее сына. Всех троих привезли в Москву, и даже Марину везли скованной.

ОЛИВЕР КРОМВЕЛЬ
(1599–1658)

Английский военный и политический деятель, лорд-протектор Англии (с 1653).

Род Кромвеля не имеет никакого отношения к тем лордам Кромвель, которые в XIV–XV веках стали английскими пэрами. Он принадлежал к роду, ведущему начало от дворянской фамилии Уильямсов, которая укрепилась в качестве представителей местной элиты в графстве Гентингдоне со времен Реформации. Уильямсы состояли в родстве со знаменитым министром короля Генриха VIII Томасом Кромвелем. Он был графом Эссекским и вошел в историю с прозванием «молот монахов» за то, что вел беспощадную борьбу со святыми отцами церкви, безжалостно распродавая церковные земли. Племянник Томаса Кромвеля, сэр Ричард Уильямс, при всесильном дяде сумел обогатиться, захватив несколько хороших имений. Он также предпочел изменить родовую фамилию на фамилию дяди — Кромвель. В качестве агента дяди он проводил монастырскую диссолюцию в графстве Гентингдоне и, чтобы себя не обидеть, захватил три аббатства, два приорства и владения женского монастыря в Хинчинбруке. Все это позволило ему стать мужем дочери лорд-мэра Лондона.
Опала и казнь Томаса Кромвеля Ричарда не коснулись, ему пришлось лишь расстаться с должностью агента и провести жизнь в имениях, которые, кстати сказать, приносили великолепный доход — 2500 фунтов стерлингов в год. Ричард Кромвель занялся хозяйством, устраивал пиры и охоты, то есть стал вести жизнь сельского дворянина.
После смерти Ричарда все его состояние досталось сыну Генри, который, ведя роскошную жизнь, получил прозвание «Золотого рыцаря». Сэр Генри был веселым, добродушным и гостеприимным человеком, а устраиваемые им игры славились на сто миль в округе. На руинах монастыря в Хинчинбруке он построил прекрасный дворец. Генри Кромвель имел двоих сыновей, старший из которых, Оливер, стал наследником состояния отца. За короткое время он пустил по ветру фамильное наследство, и ему даже пришлось продать и Хинчинбрук.
Младший сын сэра Генри, Роберт, получил по закону лишь малую долю от наследства отца, приносящее ему доход лишь в 300 фунтов стерлингов в год, что было совсем немного. В графстве сэр Роберт занимал солидное положение, находясь в разное время на должностях мирового судьи и бейлифа города Гентингдона. Он был женат на Елизавете Стюарт, которая с гордостью говорила о своем родстве с шотландским королевским домом. После 10 лет счастливого брака 25 апреля 1599 года у них родился сын Оливер.
Через много лет о своем происхождении Оливер Кромвель сказал, обращаясь с речью к парламенту: «По рождению я был джентльменом, и если моя семья не пользовалась особенной известностью, то не оставалась и в темной неизвестности».
Начальное образование Оливер Кромвель получил в местной приходской школе, а затем поступил в Кембриджский университет, по окончании которого он некоторое время занимался адвокатурой в Лондоне. Женившись, он поселился на родине в Гентингдоне.
Его жизнь не предвещала никакой, а тем более высокой, политической карьеры. Только на тридцатом году жизни он был избран от своего округа депутатом в парламент. Первые его шаги на политическом поприще ограничились участием в проведении известной «петиции о правах». После роспуска парламента Кромвель уехал в имение.
Когда в 1640 году король Карл I, нуждаясь в деньгах, был вынужден снова созвать парламент, Кромвель явился в него уже представителем от города Кембриджа. Однако и в этом парламенте, который просуществовал всего три недели, Кромвель ничем себя не проявил и только в качестве депутата следующего, так называемого Долгого, парламента сразу выдвинулся на одно из первых мест.
В это время назревала серьезная борьба парламента с Карлом I, который стремился к неограниченной власти. Воспитанный в духе сурового и строгого пуританизма, искренне и глубоко религиозный, Кромвель открыто встал на сторону парламента и вступил в борьбу с королем. В ответ на враждебные акты Долгого парламента Карл I уехал из Лондона и поднял в Шотландии знамя гражданской войны.
Вначале королевские войска опирались на западные и центральные графства Англии, а сторонники парламента — на Лондон. В эти дни Кромвель предложил парламенту образовать, со своей стороны, собственную армию для «защиты истинной религии, свободы, закона и мира». Это предложение было принято, и сам Кромвель деятельно участвовал в создании парламентской армии.
Под руководством голландского офицера Кромвель быстро выучился военному делу и, навербовав в своем графстве около тысячи человек, сформировал из них кавалерийский полк, впоследствии послуживший ядром парламентской армии.
Кромвель лично водил своих драгун в бой с целью закалить их для будущих сражений. Эта боевая подготовка не замедлила сказаться в первом же серьезном сражении при Энджигиле в 1642 году. Здесь «драгуны» Кромвеля, сплоченные суровой дисциплиной, хорошо обученные и преданные своему вождю, заслужили общее удивление своей храбростью в отражении атаки роялистской кавалерии под командованием принца Руперта.
Истощение ресурсов уже в начале войны должно было привести к открытию мирных переговоров, если бы не грубая политическая ошибка Карла I, заключившего перемирие с ирландскими повстанцами. Это перемирие, преследовавшее целью подчинить католическую Ирландию протестантской Англии, привело лишь к усилению Шотландии, вступившей в борьбу против короля. Ободренные тем, что шотландская армия выступила против роялистов на севере, сторонники парламента снова сосредоточили свои силы для наступления на главную укрепленную базу роялистов — Оксфорд и окружающие его города. Это наступление не принесло парламенту никаких ощутимых результатов и закончилось лишь захватом нескольких удаленных от Оксфорда крепостей.
Карлу I даже удалось срочно направить Руперта на помощь северным роялистам, действующим против шотландских войск. Однако вскоре произошло сражение при Марстон-Муре (2 июля 1644 года), где Кромвель во главе своего 26-тысячного драгунского отряда решил исход сражения блестящей победой над роялистами. Поражение при Марстон-Муре сразу же нейтрализовало благоприятно сложившуюся для Карла I обстановку, однако руководители парламента не воспользовались плодами этой победы. Среди них возникли разногласия, а в самом парламенте образовалась партия, настаивавшая на примирении с королем и на прекращении войны.
Многие парламентские генералы, стоявшие во главе отдельных армий, лишь номинально объединенных под властью лорда Эссекса, сознательно бездействовали, давая Карлу I возможность привести в порядок свои расстроенные войска.
Считая невозможным идти на какие-либо уступки королю, Кромвель с удвоенной энергией вступил в борьбу со своими противниками в парламенте. Настаивая на необходимости вести войну до конца, Кромвель не остановился перед прямым обвинением Манчестера и других генералов в преступной медлительности и в измене парламентскому делу. Указывая на всю опасность той организации парламентской армии, при которой каждый отряд, собранный на средства отдельных генералов, мог действовать почти независимо от других отрядов, Кромвель предложил создать единую парламентскую армию, общее командование которой было бы фактически сосредоточено в руках одного лица. Содержаться подобная армия должна была исключительно на средства государственного казначейства.
После долгой и трудной борьбы в парламенте Кромвелю удалось провести эту реформу. Кроме того, он добился принятия достаточно важного постановления, согласно которому члены обеих палат были лишены права занимать высшие военные должности. Это заставило всех членов парламента, противников Кромвеля, командовавших армиями, подать в отставку.
Главнокомандующим армии был назначен генерал Ферфакс, пригласивший к себе в помощники Кромвеля. Таким образом, новый закон не коснулся Кромвеля, и он, будучи членом палаты, остался фактическим руководителем армии.
Противники Кромвеля уже начали против него процесс, обвиняя его в двойной игре, однако новая блестящая победа при Нэзби 14 июня 1645 года, одержанная парламентской армией, заставила их замолчать.
В этом большом сражении парламентская армия проявила необыкновенную энергию и стойкость. Стремительными конными атаками и быстрыми переменами фронта кавалерии, общее командование которой было поручено Кромвелю, армия роялистов была смята, приведена в полное расстройство и обращена в бегство.
Однако война не только не прекратилась, но и затянулась еще на целый год. Карл I в конце 1647 года заключил тайный договор с шотландцами, которые обязались восстановить его неограниченную власть под условием, что пресвитерианство будет объявлено государственной религией, а индепендентство уничтожено. В конце апреля 1648 года стало известно, что шотландцы формируют армию для вторжения в Англию и оказания помощи роялистам. В этих условиях Ферфакс подготовился для похода на север с целью предупреждения шотландского наступления, а Кромвель был направлен для подавления мятежа Пемброка. Выступления роялистов в Кенте и Восточной Англии вынудили Ферфакса задержаться в этих районах, в то время как наступление шотландцев на севере продолжало развиваться.
Лишь после разгрома Пемброка (11 июля 1648 года) Кромвель смог выступить на север. Но вместо того чтобы двинуться прямо на шотландцев, он осуществил глубокий обход через Ноттингем и Донкастер, пополняя по пути свои запасы. Затем он пошел в северо-западном направлении на соединение со своим помощником Ламбертом, действующим против шотландцев.
Силы шотландской армии располагались на линии от Уигана до Престона и насчитывали 20 тысяч человек. Ее левый фланг прикрывал корпус под командованием Лагдейля (3,5 тысячи человек).
Силы Кромвеля были значительно меньше, чем силы шотландцев, — всего 8,5 тысячи человек, включая кавалерию Ламберта и Йоркширскую милицию. Зайдя в хвост шотландской колонне в районе Престона, Кромвель смог нарушить ее походный порядок, заставив ее развернуться в обратную сторону, чтобы отразить наносимые ей удары. Таким образом, Кромвелю удалось разгромить корпус Лагдейля. Затем, ведя неотступное преследование, Кромвель смял шотландскую колонну и заставил ее отходить через Уиган на Юттокситер, где, скованная милицией центральных графств, она 25 августа 1648 года капитулировала. Англия была очищена от шотландцев.
Потеряв все свои военные средства, Карл I заперся в Карлсбургском замке и вступил в переговоры с Ирландией и Голландией.
Между тем сторонникам короля в парламенте удалось добиться того, что вся нижняя палата отказалась от борьбы с королем, и таким образом против Кромвеля, стоявшего во главе всей народной армии, оказались не только король, но и обе палаты парламента.
По распоряжению Кромвеля отряд его армии захватил короля в Карлсбургском замке и заключил вначале в замок Гурст, а затем в Виндзор.
Во время пребывания Кромвеля в Шотландии полковник Прайд окружил парламент войсками и арестовал всех противников Кромвеля. Имея в своем распоряжении все военные силы страны, Кромвель твердо решил вести войну до конца. Однако почти целый год он колебался в вопросе о том, предавать ли короля суду.
Лишь 26 января 1649 года верховный суд, учрежденный по предложению Кромвеля, приговорил короля к смертной казни, по исполнении которой страна была объявлена республикой. Палата лордов была уничтожена, законодательная власть предоставлена одной нижней палате, а исполнительная власть вручена государственному совету, избираемому парламентом на год.
Предоставив управление страной палате и совету, Кромвель принял вновь командование над армией и отправился в Ирландию и Шотландию для усмирения вспыхнувших там мятежей. Подавление восстания в Ирландии продолжалось почти девять месяцев и было достигнуто ценою неслыханных жестокостей. Вторжение же Кромвеля в Шотландию явилось самостоятельной войной, главной целью которой был срыв замыслов сына покойного Карла I, пытавшегося вернуть себе престол с помощью шотландцев под командованием Александра Лесли.
Обнаружив, что шотландская армия занимает выгодные позиции и преграждает ему путь к Эдинбургу, Кромвель ограничился лишь прощупыванием сил противника. Находясь почти у цели и испытывая недостаток в снабжении, Кромвель все же удержался от искушения нанести лобовой удар в неблагоприятной для него местности. Подавляя внутреннее стремление к бою, Кромвель воздерживался от активных действий до тех пор, пока не выманил противника на открытую местность, благодаря чему появилась возможность нанести удар по его обнажившемуся флангу. С этой целью он отошел сначала к Массельборо, а затем к Донбару, где пополнил свои запасы.
Через неделю Кромвель двинулся в обратном направлении. В Массельборо он раздал своим войскам трехдневный запас продовольствия и начал глубокий обход через Эдинбургские высоты, выходя в тыл противника. Когда Лесли удалось перехватить Кромвеля в районе Корстофин-Хилл (21 августа 1650 года), Кромвель, несмотря на большое удаление от своей базы, предпринял еще одну попытку обойти противника. Однако Лесли снова преградил Кромвелю путь в районе Гогара, и Кромвель опять не стал принимать бой.
Оставив больных на месте, Кромвель отступил к Массельборо, а оттуда к Донбару, увлекая за собой Лесли. Несмотря на то что многие офицеры убеждали Кромвеля погрузить войска на суда, он решил остаться в Донбаре, выжидая, что Лесли сделает какой-нибудь неправильный шаг, который позволит изменить обстановку в пользу войск Кромвеля.
Однако Лесли в течение ночи с 1 на 2 сентября 1650 года обошел Донбар и занял высоту Дун и ряд других высот, с которых просматривалась дорога, идущая к Берику. Кроме того, он направил отряд для захвата прохода в Кокбернспат (11 километров южнее высоты Дун). На следующее утро Кромвель понял, что он отрезан от Англии. Положение его осложнялось нехваткой продовольствия и эпидемиями в войсках.
Заняв окрестные высоты, Лесли ожидал момента, когда англичане попытаются прорваться по дороге к Берику, чтобы внезапно атаковать их. Однако в дело вмешались священники пресвитерианской церкви, которые стали требовать от Лесли активных действий. Их требования стали еще более настойчивыми, когда они обнаружили признаки того, что англичане могут попытаться эвакуироваться морем. Положение еще более осложнилось 2 сентября: началась сильная буря, и шотландские войска едва держались на голом гребне высоты Дун. Утром эти войска спустились с высоты и заняли позицию вблизи дороги на Берик, где они могли укрыться от дождя. Фронт их прикрывал ручей Брок, протекавший через ущелье к морю. Кромвель понял, что сложившаяся обстановка предоставляет благоприятную возможность и преимущества для внезапного нападения.
Левый фланг шотландцев был зажат между высотой и отвесным берегом ручья, и войска на этом фланге не могли оказать помощь своим войскам на правом фланге, если бы по ним был нанесен удар. Вечером на военном совете Ламберт предложил немедленно нанести удар по правому флангу шотландских войск, смять его и одновременно сосредоточить огонь артиллерии по левому флагу. В этом он убедил военный совет.
В течение ночи под проливным дождем и при сильном ветре английские войска заняли позиции вдоль северного берега ручья. После установки орудий против левого фланга шотландцев Ламберт возвратился на свой левый фланг, чтобы возглавить кавалерийскую атаку в районе побережья. Благодаря внезапности действий кавалерия и пехота, располагавшиеся в центре, смогли без труда форсировать ручей. Хотя дальнейшее продвижение англичан было временно приостановлено, введенный в бой английский резерв на упиравшемся в море фланге дал возможность Кромвелю оттеснить шотландцев влево и зажать в угол между высотой и ручьем, из которого шотландские войска могли вырваться только бегством. Таким образом, Кромвель разгромил врага, имевшего двойное численное превосходство.
Победа при Донбаре обеспечила Кромвелю господство в южной Шотландии. На севере и северо-западе Шотландии Кромвелю противостояли только роялистские элементы. Воспользовавшись передышкой из-за тяжелой болезни Кромвеля, Лесли формировал и готовил новую армию к северу от реки Форт.
Когда в конце июня 1651 года армия Кромвеля была достаточно подготовлена, чтобы возобновить боевые действия, задачи ее усложнились. Хотя на этот раз численное превосходство впервые было на стороне Кромвеля, перед ним был хитрый противник; к тому же он действовал в лесисто-болотистой местности, которая обеспечивала слабой стороне возможность блокирования подступов к Сторлингу. Если бы Кромвель не смог сломить сопротивление противника в короткое время, ему бы пришлось провести в Шотландии еще одну суровую зиму. А это неизбежно привело бы к потерям в войсках и к увеличению затруднений в Англии. Выбить шотландцев с занимаемых позиций было бы недостаточно, так как частичный успех привел бы к рассредоточению войск противника в горной местности, где они продолжали бы оставаться.
Кромвель мастерски решил стоявшую перед ним задачу Во-первых, он создал угрозу Лесли с фронта, предприняв штурм Калландер-Хауса вблизи Фолкерка. Во-вторых, он постепенно переправил всю армию через залив Ферт-оф-Форт и двинулся к Перту, обойдя тем самым с фланга оборонительный рубеж Лесли на подступах к Стерлингу и захватив ключ к его базам снабжения. Однако этим маневром он одновременно открыл им путь в Англию. Он вышел в тыл противника, которому теперь угрожали голод и дезертирство, и оставил ему лишь одну горловину для выхода.
Шотландцы должны были или умереть от голода, или разбежаться, или двинуться с оставшимися силами в Англию В конце июля они двинулись на юг в Англию вдоль западного побережья. Кромвель предвидел это и потому заранее подготовился к их встрече, взяв под наблюдение всех остающихся на свободе роялистов и захватив тайные склады с оружием. Для преследования шотландцев Кромвель направил кавалерию Ламберта, в то время как Гаррисон пошел окольным путем от Ньюкасла к Уоррингтону, а Флитвуд с милицией, набранной в центральных графствах Англии, двинулся на север. Обойдя шотландцев с фланга, Ламберт 13 августа соединился с Гаррисоном. После этого они стали с боями отходить, сдерживая противника.
Тем временем Кромвель в условиях августовской жары совершал ежедневно 32-километровые марши. Двигаясь сначала на юг вдоль восточного побережья, он затем повернул на юго-запад. Таким образом, на попавшего в ловушку противника одновременно с четырех сторон наступали войска Кромвеля.
3 сентября в сражении при Вустере Кромвель одержал блестящую победу над войсками Лесли, после которой шотландцы признали себя побежденными.
Около трех лет Кромвель, оставаясь главнокомандующим, не принимал прямого участия во внутреннем управлении. Между тем в парламенте и государственном совете шли внутренние раздоры. Против Кромвеля и его армии назревала сильная оппозиция. Она требовала роспуска войск и с этой целью стала задерживать им жалованье.
Тогда весной 1652 года, после бесплодных попыток к примирению с депутатами, Кромвель явился со своими солдатами в палату и объявил, что вынужден «волею Божиею распустить парламент на пользу народа». Вслед за тем по предложению Кромвеля армия сама выбрала 139 депутатов из убежденных пуритан. Но и эта палата просуществовала недолго, и через несколько месяцев все эти депутаты, не желая быть послушным орудием в руках армии, сами сложили свои полномочия.
После этого представители армии выработали новую конституцию, и 16 декабря 1653 года генерал Ламберт «от имени армии и трех наций» предложил Кромвелю принять звание пожизненного лорда-протектора Республики английской, шотландской и ирландской. Кромвель торжественно принес присягу и подписал особый конституционный акт, где в 42 пунктах были изложены правила управления государством. Опираясь на армию, он очень скоро сумел сосредоточить в своих руках всю полноту власти и стал управлять страной почти неограниченно.
Прежде ему приходилось вести борьбу против короля и роялистов, теперь же к числу его врагов присоединились и те республиканцы, которые видели в нем узурпатора и изменника. Твердо веря в то, что он призван осуществить волю Промысла, Кромвель употребил всю энергию на восстановление внутреннего порядка в государстве. Менее чем в два года он сумел внести в страну полное успокоение. Ввиду заметного оживления торговли и промышленности увеличился приток денег в государственную казну, а это, в свою очередь, позволило Кромвелю увеличить и довести до высшей степени совершенства английский флот.
Кромвель пользовался огромным влиянием по всей Европе как умный и тонкий дипломат. При нем Англия покрыла себя славой в войне с Испанией, завладела частью Вест-Индских островов, приобрела крепость Дюнкирхен на фламандском берегу и заключила чрезвычайно выгодный для английской торговли договор с Голландией.
Несколько лет Кромвель управлял государством единолично, но когда из-за войны с Испанией средства государственного казначейства иссякли, он был вынужден вновь созвать парламент. Почти одновременно последовало разоблачение заговора на жизнь лорда-протектора.
Когда в день открытия парламента в 1656 году депутаты узнали о заговоре, палата постановила восстановить верхнюю палату и королевскую власть в лице Кромвеля. После долгих переговоров Кромвель, зная, что армия не хочет восстановления монархии, отклонил предложение принять корону. Тогда парламент настоял на преобразовании протектората в конституционную монархию, но без короля, с вверением лорду-протектору королевских прерогатив и права назначения себе преемника.
Кромвель поселился в королевских покоях и скончался 3 сентября 1658 года, в годовщину своих побед при Донбаре и Вустере.
После возвращения в Англию Стюарта труп Кромвеля был извлечен из гробницы и посмертно обезглавлен.

АНРИ ДЕ ЛА ТУР Д'ОВЕРНЬ, ВИКОНТ ДЕ ТЮРЕНН
(1611–1675)

Маршал Франции.

Тюренн родился в Седане и был вторым сыном герцога Бульонского и дочери принца Вильгельма I Оранского, Елизаветы. А следовательно, по линии матери он принадлежал к династии Оранских-Нассау, имя которой дало средневековое княжество Оранж в Провансе. Династия играла важную роль в истории Нидерландов и в настоящее время является правящей династией этой страны. Графы Оранские с XII века были вассалами Священной Римской империи с титулом имперских князей. Дед Тюренна получил этот титул после смерти своего дяди Рене в 1544 году.
Отец Тюренна был другом и сподвижником Генриха Наваррского (будущего Генриха IV) и в его армии всегда занимал пост главного лейтенанта — первого помощника командующего. Участвуя во всех войнах, которые вел Генрих, он прекрасно изучил практику военного дела, а со вступлением Генриха на престол он исполнял целый ряд ответственных поручений в Англии, Голландии и Нидерландах. После смерти Генриха герцог Бульонский не пожелал остаться правительственным чиновником и удалился в свои наследственные владения в Седане, отошел от политической борьбы и всецело ушел в личную жизнь.
Здесь же, в Седане, в небольшой крепости под надзором отца и прошло детство Анри Тюренна. Он и его старший брат получили соответствующее своему кругу воспитание, и как вся аристократическая молодежь того времени они предпочитали военную службу. В образование детей входили основы философии, древней и новой истории, знакомство с правилами поведения в высшем свете. Из военных навыков они приобретали умение владеть оружием, управлять лошадью, знакомились с основами фортификации и изучали историю войн прежних лет. Отец много рассказывал детям о войнах, в которых ему приходилось участвовать, и с детства Тюренн стремился к военной службе, с упоением читая описание жизни и походов Александра Македонского и Цезаря, часто цитируя по памяти целые куски этих произведений.
Отец говорил мальчику, что из него не выйдет хорошего воина по причине слабости здоровья, что сын вряд ли сможет выдержать тяготы военной службы. Уже с детства Анри проявлял твердость характера и уделял большое внимание физической подготовке и закаливанию организма. В возрасте 14 лет он решил, что достаточно освоил теорию и пора познакомиться на практике с военной службой.
Боевая служба Тюренна началась в 1625 году рядовым в войске принца Морица Оранского. Служба в вооруженных силах Нидерландской республики способствовала сформированию Тюренна как опытного и знающего солдата. Его военные знания были очень обширны. В 1627 году Тюренн был произведен в капитаны и стал командовать ротой.
В продолжение службы в Нидерландской армии Тюренн проявил отвагу и выносливость, отличившись при осаде крепостей Клюмдерта, Виллендштадта и Буа-де-Дюка. Главнокомандующий нидерландскими войсками принц Генрих Нассауский считал, что «Тюренн имеет в себе все задатки сделаться великим полководцем».
В 1630 году Тюренн возвратился во Францию. Зимой он был представлен Людовику XIII и кардиналу Ришелье. Несмотря на свою молодость, Тюренн уже имел репутацию опытного офицера, прошедшего боевую школу в лучшей армии того времени, и потому он сразу смог получить чин полковника, с которым в 1634 году прибыл на поля сражений Тридцатилетней войны.
В первый период своей службы (1634–1643) Тюренн занимал невысокие посты во французской армии, но сумел показать себя опытным, знающим командиром, стоящим по своему уровню выше многих старших начальников. Его деятельность началась рядом блестящих осад (Ламот, Цаберн, Ландресси, Брейзах, Турин). Правильно нацеливая удар, отвергая кордонную систему, Тюренн сосредотачивал силы на решающем пункте крепости.
В осадных работах Тюренн использовал знания и опыт, полученные в Нидерландах. В случае надобности он строил плотины (ландрасси). Его действия носили смелый, предприимчивый характер. Он широко применял факторы быстроты и внезапности (маневр, приведший к разгрому испанского генерала Галласа во Франш-Конте в 1636 году, внезапную атаку имперской армии под Брейзахом в 1638 году). Почти всегда Тюренн вел свои войска в бой лично. Он получил два ранения, но при первой же возможности возвращался в строй.
Самостоятельное командование Тюренн начал с реорганизации вверенной ему Рейнской армии. В этой небольшой по численности армии он ввел строевое обучение, правильное снабжение и новый боевой порядок.
Характер деятельности Тюренна во второй период войны (1644–1648) стал значительно шире и глубже. С самого начала кампании Тюренн брал в свои руки инициативу на поле боя и только один раз за четыре года (при Мергентгейме в 1645 году) Мерси, пользуясь превосходством своих сил, удалось вырвать ее у него. Обход с целью выхода во фланг и тыл противника применялся под Фрейбургом в 1644-м и при Аллергейме в 1645 году после прорыва неприятельской позиции, что в конечном итоге приводило к сдаче главных сил баварцев.
В 1646 году после многочисленных затруднений со стороны Мазарини Тюренну удалось перенести войну в центр Баварии, где он разгромил главные силы противника при Цусмарсхаузене и создал угрозу Мюнхену, заставив курфюрста Баварского, главного союзника императора, просить мира. Второй, совместный со шведами, поход в 1648 году кончился глубоким проникновением Тюренна в Австрию, где он путем угрозы Вене принудил императора заключить Вестфальский мир, чем и закончил Тридцатилетнюю войну (1618–1648).
В войне против Фронды в 1648–1659 годах Тюренн, несмотря на то что следовал принципам стратегии того времени, почти всегда разрешал стоящие перед ним стратегические задачи оригинальными приемами, поражавшими противника неожиданностью.
В бою за Сент-Антуанское предместье Тюренн исправлял ошибки своих подчиненных офицеров, которые неумело бросали кавалерию в узкие улицы и переулки, где она не могла действовать. Вместо этого Тюренн предложил сочетание действий артиллерии и пехоты в городских условиях, когда первая продольным огнем расчищала путь для второй. При снятии осады Арраса 25 августа 1654 года Тюренн использовал для наступления ночной бой, с трудностями которого он блестяще справился, что привело к главному — внезапности удара. Сочетая внезапность с быстротой и нанося удар сосредоточенными силами, Тюренн одержал победу над вдвое превосходящей его по численности армии, опиравшейся на укрепленный лагерь.
В сражении под Дюнкерком 14 июня 1658 года в полной мере проявился его накопленный годами опыт. Это и перенос обороны в поле, где есть возможность в открытом бою разгромить противника, и умелый расчет на отлив, и, главное, умелое использование Тюренном резерва, исключающегося в эпоху линейной тактики. Вначале он подавил успех Конде на правом фланге, войска которого сковываются до тех пор, пока обошедшие с фланга французские войска не окружат Конде.
Личное мужество, умение поднять моральное состояние солдат, подорванное поражением, Тюренн проявил, прежде всего, в момент отступления из-под Валансьенна в 1656 году. Он сумел спасти французскую армию от плена, а Францию от разгрома.
Тюренн вынес на своих плечах всю войну с испанской Фрондой. Изгнав врага из пределов Франции и перенеся войну на территорию противника, французский полководец вынудил его к миру. После заключения Пиренейского мира 1659 года приехавший в Париж испанский король встретил Тюренна словами: «Вот человек, который доставил мне не одну бессонную ночь».
В Нидерландской войне 1672–1678 годов стратегический талант Тюренна получил свое блестящее применение. Уже в кампании 1672 года он выступил с единым планом войны, имеющим целью уничтожение армии противника и занятие его территории без отвлечения на осаду крепостей. И только ограниченность Людовика XIV и его военного министра не позволили Анри Тюренну полностью реализовать этот план и довершить победу занятием вражеской столицы.
В 1674 году Тюренн с ограниченными силами вел активную оборону — нанося короткие удары Бурнонвилю, он все время держал свою армию сосредоточенно, не выпуская инициативы из рук. Тюренн фактически отказался от главной особенности линейной тактики — равномерного распределения сил по фронту. Все свои силы он делил на ударную и сковывающие группы. В сражении при Зинцгейме 16 июня 1674 года Тюренн, искусно используя местность, направил удар пехотой на оба фланга имперских войск, сковав их своим центром. В результате Тюренн добился полного окружения армии Капрары.
Однако положение самой Франции в это время было критическим. Союзники Людовика XIV один за другим покидали его, и все больше государств примыкало к вражеской коалиции. Тюренн был вынужден отступить за Рейн, предварительно опустошив пфальцграфство, а курфюрст Бранденбургский продвигался с целью соединиться с имперской армией под командованием Бурнонвиля.
При Эрцгейме Тюренну удалось остановить Бурнонвиля, и 4 октября 1674 года он нанес главный удар по левому флангу союзников, понимая, что именно здесь сосредоточено ядро сопротивления противника. Он смог разбить Бурнонвиля до соединения с ним курфюрста Бранденбургского. И все же Тюренн был вынужден отойти к Дудвейлеру. Союзники же, войдя в Эльзас, обосновались на зимних квартирах в населенных пунктах, расположенных между Страсбургом и Бельфором.
Тюренн решил начать кампанию в середине зимы 1675 года, чтобы достигнуть внезапности. Для ввода противника в заблуждение Тюренн подготовил крепости центральной части Эльзаса к обороне. Затем он тайно отвел целую полевую армию в Лотарингию. После этого под прикрытием Вогезских гор Тюренн совершил форсированный марш на юг, набирая по пути столько рекрутов из местного населения, сколько было возможно. На заключительном этапе марша, чтобы скрыть от шпионов противника свой замысел, Тюренн разделил свои силы на мелкие отряды. После ускоренного марша по холмистой местности в сильную метель Тюренн вновь собрал свои войска вблизи Бельфора и, не задерживаясь, вторгся в Эльзас не с севера, как предполагалось ранее, а с юга.
Бурнонвиль с имевшимися у него под рукой войсками пытался задержать Тюренна под Мюлузом (29 декабря 1674 года), но был отброшен. Тюренн развернул мощное наступление вдоль долины между Рейном и Вогезами, отбрасывая разбитые отряды имперской армии на север и изолируя каждую часть, пытавшуюся оказать сопротивление. В Кольмаре, на полпути к Страсбургу, курфюрст Бранденбургский соорудил дамбу и оборонял ее при помощи войск, по численности равных войскам Тюренна. Но все преимущества были на стороне Тюренна. В сражении при Тюркгейме (5 января 1675 года) Тюренн сам повел главные силы в обход, используя неподвижность армии союзников, построенной в две линии на крепких оборонительных позициях. Тюренн не столько стремился к уничтожению противостоящей армии, сколько думал о подрыве ее морального духа. План его увенчался успехом, и скоро в Эльзасе не осталось ни одного вражеского солдата.
После этого французские войска возвратились на зимние квартиры в Страсбург, пополняя свои запасы непосредственно из районов на немецком берегу Рейна и даже из районов в бассейне реки Наккар. Курфюрст Бранденбургский с остатками своих войск отступил к Бранденбургу (60 километров юго-западнее Берлина).
Весной главным противником Тюренна выступил имперский полководец Монтекукколи — лучший мастер маневра. Говоря о кампании 1675 года, Наполеон впоследствии писал: «Тюренн показал в этом походе свое несравненное превосходство над Монтекукколи: первое — он подчинял его своей инициативе; второе — он воспрепятствовал ему войти в Страсбург; третье — он перехватил Страсбургский мост; четвертое — он отрезал на Ренхене неприятельскую армию». И теперь Тюренн мог заставить своего главного противника принять бой в невыгодных для того условиях. Сражение должно было начаться 27 июля 1675 года у деревни Нижний Засбах. Уверенность Тюренна в грядущей победе показывают слова, сказанные им своим офицерам: «Наконец я поймал его».
Случайный выстрел оборвал жизнь Тюренна, вырвав из его рук верную победу. Сам Монтекукколи сказал о своем бывшем противнике: «Сошел со сцены мира человек, делающий честь человечеству». Людовик XIV отдал праху Тюренна поистине королевские почести, словно предчувствуя, какие неудачи обрушатся на его государство после гибели первого маршала Франции.
В историю войн XVII столетия Тюренн вошел как первый полководец не только Франции, но и всей Европы. В то время как до Тюренна полководцы маневрировали, опираясь на крепости, которые одновременно являлись защищенными складами для снабжения полевых армий, Тюренн совершенно отказался от системы операционных баз и в сочетании внезапности с подвижностью видел не только ключ к победе, но и обеспечение своей собственной безопасности.
Тюренн был достаточно осторожен в руководстве большими войсковыми частями, но с малым числом войск, к которым он испытывал доверие, он мог лично предпринять то, что многим казалось невозможным. Клаузевиц видел в Тюренне полководца, вооруженного не тяжелым рыцарским мечом, а тонкой придворной шпагой, поскольку бой у него не являлся главным средством ведения войны; он отдавал предпочтение маневру. Но маневр Тюренна был всегда проникнут уверенностью и решительностью, а тонкая придворная шпага была остро отточена и умела наносить смертельные удары.
Одной из характерных черт Тюренна была забота о солдате. В 1673 году он раздал все имеющиеся у него деньги и имущество, спасая свою армию от голода, который начался в ней по вине военного министерства.
Тюренн оставил мемуары, написанные лишь до 1659 года, в которых просто и спокойно рассказал о своих походах, нисколько не стремясь приукрасить свою деятельность или скрыть свои ошибки. Он смело мог сказать о своем поражении «я разбит», но победу делил со всей армией — «мы победили».

ДАРА ШУКОХ (ШУКУХ)
(1615–1659)

Принц, индийский мыслитель, ученый.

В 1526 году Захиреддин Бабур вторгся в Индию. С собой он вел вооруженную мушкетами и пушками большую армию, которая в двух сражениях разгромила войско Ибрахима Лоди — последнего из делийских султанов. Захватив территорию части долины Ганга, Бабур провозгласил себя правителем, положив начало новой империи — империи Моголов.
Основатель новой династии правителей Бабур происходил из рода Тимуридов. От отца он унаследовал престол Ферганы, когда ему исполнилось 12 лет. Бабур хотел объединить под своей властью всю Среднюю Азию, для чего вел многолетнюю борьбу с другими князьями. В 1504 году он был изгнан Шейбани-ханом, пришедшим в Среднюю Азию из Сибири во главе узбеков-кочевников. Но в том же году Бабур сумел завоевать Кабул и, обосновавшись на новом месте, начал совершать набеги на Индию. В историю Бабур вошел не только как полководец и основатель новой династии, но и как просвещенный правитель и поэт, автор знаменитого «Бабур-наме». Правил он в Индии недолго. В 1530 году на престоле его сменил сын, Хумаюн. Новому правителю пришлось вести войну с братьями за наследство отца, войну, которая сильно ослабила его власть. Этим не замедлил воспользоваться правитель Фарид Шер-хан. Он завоевал власть в Дели и принял титул шаха. Хумаюну же пришлось искать убежище в Иране.
Шесть лет правил Шер-шах и за годы своего правления успел немало сделать для укрепления центральной власти. В то же время Хумаюн накапливал силы в Иране и ждал удобного момента. Неожиданная смерть Шер-шаха и начавшаяся борьба за престол его наследников предоставила возможность Хумаюну вернуть трон в Дели в 1555 году.
Всего год правил Хумаюн. Он погиб в результате несчастного случая, и престол достался его 13-летнему сыну Акбару. Правление падишаха Акбара было «золотым веком» империи Моголов. В это время к империи были присоединены большие территории, проведены реформы, заложившие прочные основы управления страной. С помощью династических браков Акбар укрепил связи с раджпутскими княжествами, а конница раджпутов стала основой его армии. Акбар реформировал систему сбора налогов, что позволило существенно обогатить казну империи. Стремясь достичь согласия в религиозной сфере, Акбар выдвигал индусов на важные государственные посты и к концу жизни пытался создать нечто вроде синтетической религии, призванной ликвидировать религиозные разногласия в империи.
Сын Акбара, Джахангир, стал продолжателем политики отца. В его завоевательных походах важную роль играл Шах Джахан — прекрасный полководец и наследник престола империи Моголов. Когда же он сам стал правителем, то сумел полностью подчинить Ахмаднагар, а Биджапур и Голконд сделать вассалами Моголов. При нем территория значительно увеличилась, и империя достигла такой славы, что европейцы стали именовать династию не просто Моголы, а Великие Моголы. Многолюдные города, пышные дворцы, процветающая внутренняя и внешняя торговля — все вызывало восхищение. Европейские коммерсанты приобретали здесь ситцы, шелка, муслины, пряности, высококачественную сталь и драгоценные камни, платя за товары серебром и золотом. Мощь и богатство Великих Моголов казались незыблемыми, но это было и началом конца великой империи. В годы правления Шаха Джахана особенно обострились этнические и религиозные противоречия внутри страны, занимавшей территорию большей части Индии и Афганистана.
У Шаха Джахана было четверо сыновей — Дара Шукох, Шах Шуджа, Аурангзеб и Мурад Бахш. В отличие от Европы в средневековой Индии отсутствовало право первородства, и правитель сам принимал решение, кто из сыновей наиболее достоин стать наследником престола. Если же он умирал, так и не назначив преемника, то нередко кровавая война между братьями решала судьбу престола. Шах Джахан любил всех своих детей, но наследником он решил сделать своего старшего сына — Дару Шукоха.
Родился Дара в 1615 году. Матерью его была любимая жена Шаха Джахана Арзуманд Бану. После ее смерти супруг повелел воздвигнуть над ее могилой мавзолей — знаменитый Тадж-Махал, ставший всемирно известным шедевром индийской мусульманской архитектуры. Свое имя Дара Шукох получил в честь царя персов Дария, и в переводе оно означало «Блистательный, подобно Дарию».
По традиции, сыновья правителя с детства принимали участие в военных походах и получали в управление провинции, приобретая военный и административный опыт. Дара всего один раз участвовал в военной экспедиции, а провинциями управлял из Дели, так как его отец хотел, чтобы сын-наследник находился при нем, стараясь дать ему достойное воспитание и образование.
В отличие от братьев Дара никогда не стремился к власти, был противником заговоров и мятежей. С детских лет он хотел учиться и всю недолгую жизнь тянулся к знаниям. Он усердно изучал то, что подобало знать принцу, но этого для него было мало. Кроме арабского и персидского языков Дара изучил древнееврейский, хинди и санскрит. Принца всегда окружали мусульманские и индусские ученые, мыслители, поэты, с которыми он проводил долгое время в беседах. Дара с увлечением изучал религиозно-философские произведения, занимался переводами древних текстов на современные ему языки. Он перевел на персидский язык древнеиндийские трактаты Упанишады — один из важнейших памятников по истории индийской культуры и религии.
Основным вопросом, с которым приходилось сталкиваться любому правителю династии Моголов, был вопрос религии. Все правители принадлежали к мусульманскому меньшинству, исповедовавшему ислам, хотя большинство населения империи были индусами и придерживались индуизма. Такое положение нередко приводило к конфликтам. Еще правитель Акбар пытался решить миром религиозный вопрос в империи, объявив равноправие религий, но до конца сделать это ему так и не удалось. В XVII веке в империи выделился ряд «просвещенных философов», которые, изучив и сравнив догматы ислама и индуизма, нашли много общего в этих религиях. Они проповедовали равенство вероисповедания, стремились к изучению культур народов, населявших страну, выступали против любого проявления религиозного фанатизма и дискриминации. Дара Шукох был из их числа, продолжая тем самым дело своего великого предка Акбара, называвшего такую политику «Мир для всех». Но среди родственников Дары далеко не все поощряли подобные взгляды. Совсем иных позиций придерживался родной брат Дары — Аурангзеб. Он желал установить в империи господство ислама и привести всех иноверцев-индусов к покорности. Сам он с детства изучал лишь то, что предписывалось правоверному мусульманину — Коран, хадисы, трактаты по исламскому праву. Любое искусство отрицалось им как несовместимый атрибут с духом ислама. Вера Аурангзеба доходила до фанатизма, и в отличие от старшего брата он стремился к власти, считая, что лишь он способен правильно управлять империей. Проведя большую часть жизни в походах и карательных экспедициях, Аурангзеб приобрел хороший военный опыт, а от рождения был наделен способностями изощренного и жестокого политика. Понимая, что на пути к престолу стоят отец и братья, Аурангзеб готовит почву для захвата власти и ждет удобного случая.
Дара живет во дворце отца и не подозревает о том, что готовит ему злая судьба. Он популярен в народе, любим отцом, имеет двоих сыновей от первой жены Надир Бегам, старший из которых — Сулейман Шукох уже прославился как отважный воин. С каждым годом позиции наследника все более крепнут, а отец, Шах Джахан, даже повелел поставить рядом со своим троном другой, золотой, на котором восседал Дара во время торжественных дворцовых приемов. Был, правда, один случай, когда падишах и наследник не сошлись во взглядах. Дара Шукох полюбил красивую и талантливую танцовщицу по имени Ранадил и решил взять ее в жены. Падишах воспротивился этому, так как Ранадил была безродной. Запрет отца так опечалил наследника, что он, подчинившись отцовской воле, серьезно заболел. Шах Джахан не мог этого вынести и уступил. Ранадил стала законной супругой Дары. Согласившись на этот неравный брак, падишах не изменил своего решения о передаче престола — наследником по-прежнему оставался Дара.
Шли годы Шах Джахан старел, здоровье его ухудшалось, он все чаще болел. Дара был заботливым сыном, все время оставался с отцом, ухаживая за ним и поддерживая его. Думая, что последний час близок, Шах Джахан повелел созвать главных эмиров империи и официально передать власть Даре Шукоху. Но тот все отказывался и медлил.
Аурангзеб понимал, что наступил удачный момент для осуществления коварного плана захвата власти. Воля отца для него не была законом, медлить было нельзя — власть могла ускользнуть в любую минуту. В 1657 году Аурангзеб распускает слух, что Шах Джахан умер, а Дара скрыл это и самовольно захватил власть в империи. Узнав об этом, два других брата — Мурад Бахш и Шах Шуджа — сразу же объявили себя правителями империи. Между братьями началась война за престол. Хитрый Аурангзеб не стал объявлять себя правителем, наоборот, он говорил, что власть его не интересует.
Это дало ему возможность объединить свои войска с войсками Мурада Бахша и в трех сражениях полностью разгромить Дару, который был начисто лишен как военного опыта, так и полководческих способностей. Даже несмотря на личную отвагу, войну Дара проиграл и был вынужден бежать. Итак, один из соперников был устранен — пора избавиться и от другого. Аурангзеб приглашает на пир своего брата Мурад Бахша. Пир закончился арестом бывшего союзника и заключением его в государственную тюрьму для высокопоставленных узников — Гвалиорскую крепость.
Шах Джахан в это время находился в крепости Агры, куда и пришел с войском Аурангзеб. Бедный отец все еще надеялся, что произошло недоразумение, и прислал к Аурангзебу своего доверенного с письмом, в котором говорил о том, что он жив и здоров, и просил сына покинуть Агру. Аурангзеб согласился, но стал настаивать на личной встрече с отцом. Введя свои войска в крепость, он приказал арестовать отца и старшую сестру, стоявшую на стороне отца и Дары. Еще долгих восемь лет Шах Джахан находился в заключении по приказу собственного сына. Скончавшись в 1666 году, он был похоронен рядом в любимой женой в Тадж-Махале.
Но что стало с наследником? Несчастья не оставляли Дару. Он скитался по территории империи с семьей и небольшим отрядом оставшейся верной ему охраны. Нигде Дара не мог найти приюта, а от предложения шаха Ирана об убежище пришлось отказаться из-за тяжелой болезни первой жены Надир Бегам, которая не вынесла бы путь в далекие земли. Дара скитался по Гуджарату и пустыням Синда, местные феодалы не решались дать ему убежище, боясь навлечь на себя гнев Аурангзеба. Тогда Дара Шукох вспомнил о Малике Джианде, имевшем небольшое владение Дадар в афганских землях. Малик был обязан Даре жизнью — за участие в мятеже он был приговорен к смертной казни, но помилован по просьбе принца.
Малик очень радушно встретил бывшего наследника престола Великих Моголов. Дара устал скитаться и хотел отдохнуть в безопасном месте. По дороге в Дадар умерла Надир Бегам, и Дара тяжело переживал утрату. Надеясь, что здесь он обретет покой, Дара позволил себе расслабиться. Воинов он отправил в Лахор, где хотел захоронить умершую супругу. В Дадаре с ним остались лишь вторая жена Ранадил, две дочери и младший сын Сипихр Шукох.
Малик Джианд отплатил Даре за доброту… предательством. Воспользовавшись, что принц не имеет достаточной охраны, он захватил его и всех, кто был с ним, а затем передал пленников Аурангзебу. Сохранились сведения, что Дара сказал Малику: «Мы жертвы злого рока и ненависти Аурангзеба, и помни: если я заслужил смерть, так только за то, что спас твою жизнь». Один из слуг принца пытался убить Малика, но ему это не удалось сделать.
Аурангзеб торжествовал. Но он понимал, что, пока Дара жив, он не будет чувствовать себя в безопасности. Но просто тайно убить старшего брата он не хотел. Для начала он провез Дару и его младшего сына на старом облезлом слоне по улицам Дели, чтобы насладиться зрелищем унижения своего брата-врага и показать всем, кто настоящий правитель империи. Затем он созвал приближенных и предоставил им решать судьбу бывшего наследника престола, прекрасно понимая, что те решат так, как того хочет он — Аурангзеб. А он желал Даре смерти. Решение о казни Дары «во имя государства и религии» было принято единогласно, и даже родная сестра принца, Раушанар, подписала брату смертный приговор. Палачи были отправлены сразу же, как только приговор был утвержден. Следовало торопиться, так как в столице нарастало восстание черни. И хотя оно и было подавлено достаточно быстро, но успело расправиться с предателем — Малик Джианд был найден мертвым.