Егер О. Всемирная история (том 3. Новая история)

ОГЛАВЛЕНИЕ

КНИГА ВТОРАЯ. РЕФОРМАЦИЯ И АНТИРЕФОРМАЦИЯ 1555-1618

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Франция при четырех последних Валуа. Кальвин и реформация в Женеве. Гугенотские войны. Первые шаги Генриха IV

Франция

Политический союз с протестантами, в который Франциск I вступал не один раз за время своей борьбе с Карлом V не означал, однако, что он разделяет их воззрения. Он отличался самостоятельностью суждений и решений, поощрял разумно и участливо всякие научные труды, однако находился при этом под влиянием сестры своей, королевы Маргариты Наваррской, которая, обладая более смелым и независимым умом, нежели он сам, сделала решительный шаг и примкнула к новому учению. Но проявлять интерес к науке и искусству и понимать, что учение монахов и их уставы уже устарели, не является еще действительным поиском истины.

Франциск был человек поглощенный мирскими и политическими интересами, настоящий французский дворянин, храбрый солдат, бесстрашный рыцарь, но он не обладал достаточным мужеством для борьбы с силами, которыми располагала старая Церковь. К чести его служило уже и то, что он не давал полной воли тому яростному преследованию, на которое были готовы даже близкие ему лица, хотя, впрочем, такое преследование лишь помогло бы распространению протестантства. Во время переговоров с Карлом V Франциск I хвалился тем, что в его владениях нет еретиков. К этому времени приверженцы нового учения еще не объединились в общину.

Генрих II

Преемник Франциска I, Генрих II, мог видеть, что в его коронных владениях это дело поставлено было иначе.

Кальвин

Стремления к разрыву с папской Церковью и восстановлению истинного христианства связывались для Франции и, вообще, для романского мира с тем, что происходило в небольшом, поставленном в особые бытовые условия, городке- Женеве. Жители этого города с трудом отстояли свои права перед герцогом Савойским, который старался превратить свой протекторат над ними в реальное владычество. Они также успели отклонить притязания епископов, которых поддерживали правительственные власти.

Выдающимся историческим деятелем был при этом Гильом Фарель, французский проповедник, ученик мастера Жака Фабри из Этапля. Его можно считать патриархом французских реформатов. Он был одним из главнейших и наиболее рьяных апостолов этой эпохи, пренебрегавший опасностью. В окружении бед, грозивших осужденному городу со стороны епископов и герцога, он успел основать протестантскую общину. В это время (1536 г.) в Женеве появился человек, с именем которого наряду с Цвингли, связана вторая главная форма протестантского учения. Это был Иоанн Кальвин (Jean Chauvin).

Иоанн Кальвин. Анонимная гравюра

Жан Шовен был французский подданный, уроженец Северной Франции. Он родился 10 июля 1509 года, в Нойоне (Пикардия), отец его был чиновник. Пройдя курс богословия в Париже, он получил приход. Но его уже мучили сомнения: он сдал свою должность и принялся за изучение права. Новая наука представляла ему уже нечто завершенное, но он не довольствовался этим, углублялся в нее, перерабатывая все собственным умом. Строгие черты его лица, худоба его изможденного тела свидетельствовали о рвении, с которым он предавался занятиям, стремясь уяснить себе основы науки. При своих необыкновенных способностях он мог бы составить себе блестящую карьеру, оставаясь верным старой Церкви, но Шовен, как и многие люди в это время, приносил выгоды в жертву своим убеждениям. Он посещал университетские лекции в Бурже и Орлеане, затем, с 1532 года, занялся снова богословием и с тех пор стал столпом небольшой реформатской общины в Париже, однако вскоре был вынужден покинуть этот город. Он отправился в Базель и написал там свой знаменитый догматический трактат: "Руководство к христианской религии" (Institutio christianae religionis, 1535 г.).

Наряду с основными сочинениями Лютера это было важнейшей догматической книгой всего века и самым сильным опровержением римско-церковного учения, за что Рим и считал его наравне с Лютером самым опасным и ненавистным из своих врагов. Кальвин еще резче Лютера восстановил августинское учение о предопределении, подкрепляя его глубокомысленными доказательствами. Эта вера в безусловное божеское назначение всех судеб, которое сам Кальвин именует "страшной тайной", давала ему и многим другим после него то могущество, которое укрепляло их против врага, недоступного никакому земному оружию. В силу этого, когда Кальвин прибыл в Женеву, возвращаясь из своей поездки в Италию, Фарель потребовал, чтобы он остался в городе, грозя ему гневом Божиим в случае, если бы он пренебрег распространением здесь своего учения.

Реформация в Женеве

Оба учителя рьяно принялись за дело. Их община возросла потому, что все надеялись на их помощь в борьбе города против епископа. Многие также ожидали, что при новом учении их жизнь станет более свободной, но они ошиблись. Кальвин был из тех, которые не отступали перед крайними выводами там, где требовалось установить во всей строгости христианский уклад жизни. При наступлении Пасхи 1538 года он решил отказать всей общине в причащении, если его требования не будут исполнены. Это вызвало такое смятение, что Кальвин и Фарель были вынуждены оставить город.

Но Кальвин был неустрашим. После нескольких лет, проведенных в учении и странствиях, он вернулся и правил почти безграничной властью маленькой республикой со всей силой своего целостного, сурово-величавого характера. Согласно его учению, все люди уже обречены либо на избрание, либо на осуждение. Избранные составляют истинную Церковь, и только они. Однако хотя человеку не подобает решать и судить и каждый должен считаться за принадлежащего к Церкви, если придерживается ее учения, но, тем не менее, из нее должны исключаться все, отрицающие ее словом или делом, то есть не только неверующие, отклоняющиеся от божественного откровения, но и распутники.

Он проводил эти правила со всей строгостью в жизнерадостной дотоле Женеве. Роскошь в одежде и пище была ограничена, танцы воспрещены; игроки выставлялись к позорному столбу с картами в руках. Строгий реформатор не взирал ни на какую личность и население с благоговением склонялось перед его могучим красноречием, глубокой вдохновенностью и суровостью требований.

Страшный пример того преследования, которому подвергала своих еретиков и эта, освободившаяся от папского ига, община, виден из участи. постигшей несчастного испанского врача, Микаела Серведе, занесенного злой судьбой в Женеву в 1553 году. В книге своей, которую он называл истинным восстановлением христианства, автор вздумал горячо доказывать несостоятельность учения о Св. Троице как противоречившего указаниям Библии, за что был подвергнут суду за богохульство. Кальвин тщетно старался убедить его в заблуждении. Этот "неверующий" по понятиям того жестокого времени отстаивал свои убеждения, за которые был даже готов пожертвовать жизнью. Он просил одной милости: казни мечом. Но и в этом ему было отказано - он был приговорен к более мучительной смерти через сожжение.

К сожалению, и реформация не отрешилась от того страшного заблуждения, по которому люди могут истязать и умерщвлять себе подобных за разногласия в вопросах веры. Один Лютер, пылкая душа которого была более, нежели у кого-либо из его сподвижников, проникнута истинным кротким светом Евангелия, был непричастен к этому изуверству, для подавления которого, если оно только в самом деле подавлено, христианству потребовались целые века.

Реформатский церковный устав

Церковный устав городка-республики, в которой одновременно с реформаторскими идеями развились и демократические, был чисто республиканский. Пасторы, доктора, старшины, диаконы избирались. Старшины заведовали общинами, которые стремились уподобиться, наружно и внутренне, образу жизни первых христиан, лишь изредка забывая о любви, которой апостол отводит первое место между тремя главными основами всякого христианского общежития. Кальвинизм стал источником могучих характеров. Не допуская никаких сделок, никаких уступок, не считая ничего недостойным внимания, он подчиняет решительно все строгой дисциплине христианского понимания, отстаивающего свою безусловность в духовных вопросах вопреки всякой мирской власти.

Кальвин умер 29 мая 1564 года - умер нищим, но оставил Женеву богатой и цветущей. Нельзя не заметить, что строгое, суровое применение христианских начал уживалось здесь с весьма сильным развитием торговой предприимчивости. Своеобразная энергия, присущая кальвинистам, выказалась и на деловом поприще. Наличие такой черты характера объясняет, почему столь решительное учение о вере и образе жизни - провозглашенное такой, можно сказать грозно-величавой личностью, как Кальвин, отразившей в себе все серьезнейшие стороны франко-романского характера - с неудержимой силой привлекало одних, и не менее решительно отталкивало других.

Реформация во Франции

Те же злоупотребления римской Церкви господствовали и во Франции, поэтому оппозиция нашла и здесь благодарную почву. Повсюду, даже в Париже, образовались маленькие общины так называемых кристодэнов (christaudins). Применение по отношению к ним законов против еретиков произвело и здесь обратный желаемому эффект, как и везде, где преследуется действительно жизнеспособный религиозный принцип.

Генрих II, рыцарь, любитель охоты, солдат, подобно своему отцу, но не одаренный его умом, был еще менее Франциска склонен или способен на уклонение от рутины, которая вполне удовлетворяла его, человека средних способностей и предоставлявшего самостоятельное мышление другим. Начиная с 1516 года, когда прагматическая санкция 1438 года была заменена конкордатом с папским престолом, королю было предоставлено право замещения всех церковных кафедр - 10 архиепископств, 83 епископства, 527 аббатств - что создавало весьма тесный союз между Церковью и короной, значительно усиливавший власть короля, но и связывавший ее.

Генрих II, король французский. Гравюра работы Николая Беатризэ, 1556 г.

Генриха восстанавливали против протестантов также и близкие ему лица: фаворитка его, Диана Пуатье, коннетабль[Коннетабль (connetable) во Франции с XII века - военный советник короля, начальник королевских рыцарей, с XIV века - главнокомандующий армией. В 1627 году должность коннетабля была упразднена При Наполеоне I были звания великого коннетабля и вице-коннетабля] Монморанси и двое сыновей герцога Клода Гиза: кардинал Шарль и герцог Франсуа Гиз. Но война с императором, а потом с Испанией, продолжавшаяся почти во все царствование Генриха (1552-1559 гг.), требовала от него некоторого снисхождения к протестантству в самой Франции или, по крайней мере, не слишком строгого его преследования. Вследствие этого число протестантов возрастало. В 1558 году их насчитывалось уже до 400 000 человек, а это составляло около 1/20 приблизительного населения Франции в ту эпоху. Среди дымившихся костров, в которых и здесь не было недостатка, французские протестанты организовали свою общину по образцу женевской. Сорбонна, в противоположность своему образу действий в XV столетии, выказывала себя теперь ревностной защитницей самой строгой ортодоксальности, но и против нее возвышались в парламенте голоса, требовавшие смягчения варварских законов против еретичества, притом решительно не способствовавших достижению тех целей, во имя которых и были созданы. Однако Генрих II не разделял этих мнений. После заключения мира с Испанией он поставил себе главной задачей истребление еретичества. Но ему не удалось это выполнить вследствие несчастного случая. На рыцарском турнире копье противника сломалось о забрало короля и осколки вонзились ему в лоб. Он умер от этого ранения через несколько месяцев после заключения камбрезийского мира, в июле 1559 года.

Смерть короля Генриха II на рыцарском турнире, происшедшем 1 июля 1559 года в предместье Св. Антуана около Бастилии в день свадьбы дочери короля Елизаветы и его сестры Маргариты. На гравюре запечатлен трагический момент гибели короля от сильнейшего удара по голове, нанесенного ему графом Монтгомери. Гравюра создана в 1570 году. Событие это произвело сильнейшее впечатление, так как за год было предсказано Нострадамусом.

Генрих II. Франциск II

Со смертью Генриха протестантам лучше не стало. Старший из четырех сыновей Генриха, Франциск II (1559-1560 гг.), наследовавший корону, был шестнадцатилетний юноша, слабый телом и духом и нуждавшийся в энергичном руководителе. Он нашел такого наставника в лице кардинале Шарля Гиза, который женил его на своей родной племяннице, молодой шотландской королеве Марии Стюарт.

Кардинал был человек весьма способный. Вступив в управление своей епархией еще в молодые годы, он занимался не псовой или соколиной охотой, подобно другим, а своими духовными обязанностями, заботясь также и о материальном улучшении жизни в области: осушал болота, возводил разные постройки. Его красноречие и замечательная память славились везде, но весь этот внешний блеск личности не подкреплялся действительной душевной доблестью. Кардинал стремился только к власти, достиг ее, но воспользовался ею не для возвышенных целей. Он был, прежде всего, сановником римской Церкви и потому казни возобновились, не щадя уже и лиц именитых, которые до тех пор оставались вне опасности.

В декабре того же года погиб на костре, перед парижской ратушей, советник парламента Анна дю Бург, и появился эдикт, грозивший смертью всем участникам тайных сходок. Укрыватели подвергались каре, доносчикам была обещана большая награда. Но такой образ действий правительства, принуждавший его прибегать к тяжелым финансовым мерам, встретился с оппозицией, вызванной не только религиозными побуждениями.

Фамилия Гизов, из лотарингских дворян, возвысилась так быстро, что внушала зависть прочей знати. Король, будучи несовершеннолетним, нуждался в опекунстве, но оно принадлежало по праву принцам королевской крови. Таковыми были Бурбоны: король наваррский Антуан и принц Лудовик Конде, но оба они исповедовали новое учение, введенное в маленьком Наваррском королевстве. Недовольство в отношении против Гизов, обусловленное многими как чистыми, так и нечистыми побуждениями, послужило причиной к отчаянной попытке его устранения, которую предпринял один дворянин довольно сомнительной репутации, некто Ла Реноди.

Целью заговора являлось прекращение власти Гизов, для чего требовалось напасть на двор, находившийся в Амбуазе, и арестовать всех присутствующих. Этот замысел, который Кальвин назвал похождением блуждающих рыцарей, не удался и стоил жизни нескольким смельчакам, в том числе и самому Ла Реноди. Однако это дело вынудило кардинала к некоторым уступкам: была объявлена амнистия, в Фонтенебло созвано собрание нотаблей (1560 г.).

Высокопоставленный вельможа, адмирал Колинъи, примкнувший с полным убеждением к новому верованию, горячо высказался в его пользу на этом съезде. Архиепископ Виенский, Марильяк, предложил, ради удовлетворения как церковных, так и политических интересов, созвать одновременно французский национальных собор и совет государственных сословных чинов. Кардинал дал свое согласие на все это, но только для вида. Он заманил бурбонских принцев в Орлеан, арестовал там принца Конде, собрал войска и приступил к новым казням. По-видимому, братья Гизы надеялись воспользоваться самим собранием сословных чинов для нанесения решительного удара по протестантству, но сцена снова переменилась - 5 декабря 1560 года внезапно умер молодой король.

Карл IX, 1560 г.

На престол вступил второй сын Генриха II и Екатерины Медичи, Карл IX (1560-1574 гг.). Ему было тогда лишь десять лет и потому для управления государством было необходимо настоящее регентство. На исполнение этой обязанности имела право вдовствующая королева-мать, Екатерина Медичи, но еще более - принцы королевской крови: король наваррский и принц Конде. Властолюбивая итальянка, связанная с ними общим интересом, не нарушала примирительного настроения, и в течение некоторого времени все шло спокойно.

Карл IX, король французский. Гравюра работы И. Пунта

На собрании сословных представителей в Орлеане, состоявшемся сразу после смерти Франциска II, 13 декабря 1560 года, дворянство и среднее сословие высказались против всякого преследования по религиозным мотивам, а среднее сословие предъявило даже весьма радикальные предложения: избрание епископов при участии мирян, реализацию церковного имущества на общеполезные дела, избрание священников прихожанами - то есть своего рода гражданскую конституцию для клира, подобную той, на чем настояла впоследствии революция. Много говорилось также в пользу свободы соборов и проповеди. Это вызвало энергичный отпор со стороны противоположной стороны, обладавшей превосходной базой для работы с мирянами в самом Париже, население которого было ревностно предано католицизму и издавна настроено в этом духе. Двор придерживался позиции между этими двумя партиями, сторонники которых заседали в самом королевском совете.

Однако подобные времена предоставляют возможность умеренным людям проводить в жизнь известные здравые идеи. В данном случае канцлер Лопиталь и некоторые другие лица выразили правильную мысль, что религиозные противоречия партий были столь же непреодолимы, как и непримиримы между собой, и что дело правительств состоит не в том, чтобы изыскивать лучшее вероучение, а в том, чтобы стараться наилучше управлять государством. За такие понятия Лопиталь был признан атеистом обеими партиями.

Гугеноты

Реформаторское направление орлеанского съезда выразилось и на новом собрании сословных чинов в Понтуазе. Среднее сословие внесло предложение о постройке в каждом городе протестантских церквей или хотя бы о разрешении протестантам строить эти храмы своими средствами. Дворянство предлагало не менее решительные меры в отношении мирских дел. Оно требовало пересмотра судебного устава, новой системы замещения должностей, улучшения финансового управления, продажи церковного имущества. В свою очередь духовенство должно было получать жалованье от правительства.

Осенью 1561 года в Пуасси в присутствии двора имело место религиозное собеседование по вопросам, обсуждавшимся на съезде. Представитель реформатов, Теодор Беза, заслужил одобрение своим светским лоском, красноречием и остроумием, в которых не уступал своему могущественному противнику, кардиналу Шарлю. Этот словесный турнир не имел ощутимых последствий, но он ободрил протестантов, становившихся увереннее по мере возрастания их общин, которых к тому времени насчитывалось во Франции уже до двух тысяч. Название гугенотов становилось уже неподходящим: оно означало "люди короля Гуго", а этот король играл в понятии населения близ Тура ту же роль, какую народная немецкая фантазия приписывает своему ночному "дикому охотнику". Теперь протестанты могли собираться уже не только по ночам и под охраной призрачного Гуго.

Сен-Жерменский эдикт, 1562 г.

После нового совещания с членами всех французских парламентов, регентша склонилась на предложения умеренных. В январе 1562 года был обнародован Сен-Жерменский эдикт, которым отменялись прежние кары против протестантов и они получали свободу проповеди, молитвословий и всяких религиозных упражнений. Нормой считалась лишь Библия и так называемый Никейский Символ Веры. "Если свобода, даруемая этим эдиктом, удержится, то папство рухнет само собой", - заметил Кальвин.

Кровавая бойня в Васси

Весьма возможно, что гугеноты несколько зазнались под покровительством такого эдикта, но наглое и бесполезное насилие, совершенное герцогом Франсуа Гизом, главой католической партии, нарушило мир через несколько месяцев по его провозглашении. В марте 1562 года герцог на своем пути из Жуанвиля в Васси увидел кальвинистскую общину, отправлявшую свое воскресное богослужение в овине. Он набросился на собравшихся, очевидно, провоцируя столкновения, и безоружные люди были перебиты сопровождавшей его свитой. Страсти разгорелись снова. Конде и его сторонники не могли оставаться в Париже, где взволнованное население грозило ежеминутно расправиться с ними при помощи оружия. Смелость католической партии и ее вождей, вошедших в соглашение с Испанией, стала проявляться тогда в такой степени, что регентше приходилось или управлять в духе этой партии, или примкнуть к гугенотам, что было против ее взглядов. Январский эдикт был признан недействительным для Парижа.

Война

Гугеноты могли догадаться о том, что их ожидает. Они подняли оружие. Их вожди и проповедники не сомневались в дозволенности такого восстания. Дело шло об освобождении короля из рук вражеской партии, удерживавшей его в плену. Вокруг главы протестантской партии, принца крови Конде, собрались все дворяне-гугеноты и их клиенты [Клиенты - (лат., единственное число cliens, множественное число clientes). Понятие, восходящее к истории Древнего Рима, где так назывались отдельные лица или целые общины, отдававшиеся под покровительство патрона. Они получали родовое имя патрона, земельные наделы и несли сельскохозяйственную и военную повинности в пользу патрона]. К ним присоединились и некоторые города. Английская королева Елизавета, у которой были свои причины опасаться Гизов, помогла партии деньгами, а старый ландграф Гессенский Филипп прислал им около двух тысяч своих рейтаров и стрелков. С другой стороны, партия Гизов привлекала к себе испанцев, швейцарцев и немецких наемников.

Настало время первой французской междоусобной войне,- первой из восьми [В современной историографии эти войны называются Французскими Религиозными войнами], которые можно насчитать вообще, - и в пламени ее, разжигаемом борющимися партиями и их иностранными пособниками, королевская власть становилась бессильной. В первой битве при Дре, на Эре, гугеноты потерпели поражение, а сам Конде попал в плен. Но та же участь постигла и его противника, коннетабля Монморанси. Адмирал Колиньи, главный вождь гугенотов, проявил свои боевые способности, успев сохранить порядок среди своих войск после проигранного сражения и поддержать их мужество.

Борьба продолжалась и осада такого важного пункта, как Орлеан, предпринятая Гизом, могла быть для гугенотов гораздо гибельнее полупоражения, понесенного ими при Дре. Но тут произошло одно из тех злодейств, которыми было так богато это время: герцог Гиз был предательски убит одним фанатиком-гугенотом, неким Польтро де Мерей. Этот молодой человек говорил с проповедниками своей партии и с самим адмиралом Колиньи об особой миссии Божией, возложенной на него - не трудно было догадаться, на что он намекает. Они серьезно предостерегали его, говоря, что он рискует спасением своей души. Но далее этого они не пошли, не приняли мер к предотвращению убийства, не предупредили своего врага, и немецкий историк справедливо замечает, что возбужденное религиозное чувство той эпохи низводило людей до нравственной бездны [Ранке.- Статья Маркса в I тетради Зибелева Исторического журнала (Sybel. Zeitschrift, 1889). Автор полагает, что Колиньи принял замысел Мерея за пустую похвальбу]. Они дерзновенно решались даже предрешать суд Божий.

Убийство Генриха Гиза. Амбуазский эдикт

Почти прямым последствием этого религиозно-политического убийства было желание регентши вступить в новые переговоры и в марте 1563 года был издан Амбуазский эдикт, повторявший в главных чертах провозглашенное Сен-Жерменским эдиктом: протестантам дозволялось открыто совершать свое богослужение повсюду, за исключением Парижа и тех мест, в которых пребывал бы двор. Но мир продолжался лишь четыре года. Королева Екатерина могла теперь думать о самостоятельном правлении и с этой целью заставила парламент объявить совершеннолетним ее четырнадцатилетнего сына.

Принц Конде и адмирал Колиньи прибыли ко двору. Однако декреты тридентского собора, только что закончившего свои заседания, не были составлены таким образом, чтобы правительство могло принять их без дальнейших обсуждений. Объезжая Францию со своим сыном в 1564- 1565 годах, Екатерина встретилась в Байонне (июнь 1565 г.) со своей дочерью, испанской королевой, и герцогом Альбой, который изложил ей свои взгляды и приглашал ее принять энергичные меры против ереси. Екатерина, как дочь Итальянского дома, отличавшегося государственным умом, и лично вовсе не одержимая фанатизмом, хорошо понимала, что за религиозными интересами тут скрываются и другие, мирские. Поэтому она не дала никаких обязательств, но при общем напряжении умов, в особенности поддерживаемом известиями из Нидерландов, это свидание заставило поволноваться обе партии. Обе стороны стали готовиться к бою и вскоре опасения и вражда прорвали тонкую плотину, сдерживавшую страсти благодаря перемирию.

Военные действия, 1567 г.

В один день, а именно 27 сентября 1567 года, гугеноты поднялись во всей Франции. Благодаря хорошей организации своих сил они смогли предупредить удар, который готовила им враждебная партия. Перед их надвигавшимся войском двор бежал в Париж, но столкновение последовало близ столицы, у Сен-Дени. Сражение кончилось поражением для гугенотов, но и их противники понесли чувствительные потери. А в это время на помощь гугенотам спешили из Германии от восьми до десяти тысяч человек кавалерии и пехоты, посланные ревнителем протестантства, пфальцграфом Иоганном Казимиром. Может быть, ради того, чтобы не принимать помощи, охотно предлагаемой Альбой из Нидерландов, французское правительство снова решилось на мир и подтвердило договором в Лонжюмо постановления Амбуазского эдикта от 28 марта 1563 года.

Лонжюмоский договор, 1568 г. Война

Однако эти меры не могли разрешить противоречия. В это самое время герцог Альба лил потоки крови в Нидерландах и все, по выражению одного итальянского посла, были в какой-то ярости. При таких обстоятельствах вопрос о том, не замышляли ли обе стороны нарушить договор в то самое время, когда его заключали, становится почти праздным. Пламя должно было само вспыхнуть на раскаленной почве.

Двор был увлечен фанатизмом парижского населения и мнимыми успехами Альбы в Нидерландах. У канцлера Лопиталя, человека умеренного, были отняты государственные печати, мирный договор был торжественно взят обратно и заменен по требованию папы другим, который, допуская домашнюю свободу совести, не дозволял, под страхом смерти, публичного отправления других богослужений, кроме католического.

С жестокостью, проявляемой обеими сторонами, снова началась страшная война,- третья из французских междоусобных войн, вскоре превратившаяся во всеобщую, потому что в нее были вовлечены также Нидерланды, Англия и Шотландия. События 1568 года, в течение которого борьба происходила преимущественно в Нидерландах, уже были упомянуты выше. В 1569 году она была перенесена, главным образом, во французские земли. Гугеноты потерпели поражение при Жарнаке, где пал геройской смертью Конде, и при Монконтуре. Тем не менее, они уже слишком укоренились в стране, и особенно важно было то, что богатый и сильный приморский город Ла-Рошель держал сторону протестантства и стал уже центром небольшой протестантской территории. Таких опорных пунктов было уже немало у гугенотов, что усиливало их сопротивление. Они стойко защищали свои крепости, а вскоре Колиньи выступил и в открытое поле. Снова заговорили о примирении. Силы партий были примерно равны, а вечное кровопролитие не нужно было никому. Национальное сознание, полузаглушенное религиозной враждой, пробуждалось вновь. О последних сражениях можно было сказать, что они проиграны гугенотами, но не выиграны и католиками. В выигрыше оставался один только испанский король. Последствием таких соображений стал новый мир, заключенный в Сен-Жермене на Лэй (8 августа 1570 г.).

Сен-Жерменский мир, 1570 г.

На этот раз гугенотам была сделана важная уступка, указывавшая на расшатанность государственного строя во Франции. Помимо подтверждения Амбуазского эдикта, гугенотам предоставлялись четыре укрепленных пункта - Ла-Рошель, Коньяк-на-Шаронте, Монтобан-на-Гаронне и Ла-Шарите-на-Луаре, - следовательно, им предоставлялось вооруженное положение среди страны. Но все дышало миром: Колиньи явился в Париж и был радушно принят королем, а еще лучшим залогом прочного умиротворения служил предполагаемый брак между младшей дочерью Екатерины, сестрой короля, Маргаритой Валуа, и молодым королем наваррским, Генрихом Бурбонским, который являлся естественным главой протестантов после смерти своего отца, короля Антуана.

Колиньи

Но именно этот брак послужил поводом к той страшной ночи, которая стала вековой притчей. Король, воспитанием которого мать пренебрегала, занятая своей погоней за влиянием и властью, был юноша пустой, однако и ему, повзрослевшему, приходили иногда на ум мысли о королевских обязанностях. Такой человек, как Колиньи, не мог не произвести на него хоть и мимолетного, но глубокого и сильного впечатления.

Гаспар де Колиньи, адмирал Франции. Гравюра работы Иоста Аммана, 1573 г.

Адмирал происходил из старинной бургундской родовитой семьи. Это был степенный, честный солдат. Находясь однажды в плену, он имел время изучить новое вероисповедание и убедился в его истинности. Оно отвечало его строго прямодушному складу характера и превратилось для него в убеждение, вполне покорившее его сознание и руководившее им. И если он поднял оружие на защиту этого вероучения, то это нисколько не подрывало его верности королю, верности вполне искренней. Он восставал не против короны, а против партии, пагубной для этой короны и для всей страны, партии, враждебной истинной религии. Теперь же, имея возможность открыто служить королю он чувствовал себя счастливым. Это была целостная натура, жившая в мире с собой и с Богом. Прежде чем обнажить меч, он ясно сознавал, что прощается со спокойствием патриархальной дворянской жизни, с счастьем супруга и семьянина, что он и высказал жене своей, Шарлоте Лаваль. Но она как дочь гугенота была сама проникнута религиозным рвением и сознанием трудности переживаемого времени.

Подобно тому, как Фарель грозил Кальвину, она устрашала мужа гневом Божиим, если он поколеблется исполнить то, к чему Бог его призывает. И он повел своих единоверцев не к окончательной победе потому, что на долю таких людей выпадает редко то, что люди зовут счастьем, он их повел вперед, сумев вдохновить их своей непоколебимой твердостью даже в минуты поражений. Он пользовался безграничным уважением всей своей партии.

В Карле IX была военная жилка, он любил рассказы о боевых подвигах, а теперь перед ним был человек, проведший всю свою жизнь на войне и говоривший о ней как о деле, совершенно обыкновенном. Что могло быть еще важнее? Этот юноша, чувствовавший естественную потребность в более сильной опоре, встречал теперь впервые, среди окружавшего его низкого себялюбия и лукавого низкопоклонства, глубокую религиозность, прямодушие поступков и истинный патриотизм.

Патриотические помыслы Колиньи были направлены против Испании. Он советовал королю объявить ей открытую войну сначала в Нидерландах, но не ограничиваться этим, а основать французские колонии в Америке для того, чтобы поколебать и там силу врага Франции и врага нового учения.

Екатерина Медичи. Варфоломеевская ночь, 1572 г.

Если Колиньи так и не успел склонить короля на такое предприятие, то, по крайней мере, возбудил в нем интерес к своему плану потому, что Карл находился в том возрасте, когда все великое, многообещающее производит неизгладимое впечатление. Партия Гизов ужасалась, видя возрастающее влияние на короля того, кто был и остался ее смертельным врагом. Война с Испанией и Филиппом II, главным защитником и поборником всех католических интересов, казалась этой партии нападением на саму веру. Королева-мать была уже на стороне Гизов. Она пошла на временный союз с протестантами, пользовалась ими для противодействия преобладанию другой партии, но питала инстинктивную вражду католички против сторонников нового учения, претившего ее душе.

Екатерина Медичи не была особенно предана религии, которая заменялась для нее во многом чисто итальянским суеверием, иногда составлявшим странную противоположность с ее здравомыслием. Екатерина происходившая из дома Медичи и будучи племянницей папы Климента VII имела весьма мирские наклонности и ненавидела строгость женевской школы, потому и переносила эту ненависть на представителей нового учения и лично на адмирала Колиньи.

Екатерина Медичи. Гравюра работы Томаса де Лё

Целью ее жизни была власть, и она достигла ее длинным, трудным, усеянным всевозможными препятствиями путем. Для удержания этой власти, по тем понятиям, в которых она выросла, было дозволительно все, и людские жизни она не принимала в расчет. Видя своего вождя в почести при дворе, гугеноты беспечно прибывали в Париж, в том числе и наиболее видные представители. Как было не воспользоваться таким случаем, чтобы отделаться от них одним кровавым ударом? Исполнить это было легко. Парижское население переносило присутствие стольких еретиков в стенах города с едва скрываемой злобой. Стоило только снять с народа узду - и эти еретики обрекались на гибель.

Сначала предполагалось только устранить Колиньи. Королева встретилась с вдовой убитого герцога Гиза, сын которой, молодой герцог Генрих Гиз и третий сын Екатерины, герцог Анжуйский, были посвящены в тайну. 22 августа (1572 г.) в проходившего по улице Колиньи был произведен выстрел из окна одного дома, но адмирал был только ранен. Неудача этого покушения усилила страх, а с вместе ним и ярость заговорщиков. И тогда мысль о поголовном истреблении гугенотов заслонила собой другие планы, которые были заранее приготовлены или обдуманы, или были порождением минуты. Эти люди давно уже жили в атмосфере кровавых замыслов и приготовлений к убийствам, а удобный случай стал только искрой, упавшей на порох.

Заранее было условлено о некоторых частностях: принцев крови, новобрачного наваррского короля, молодого принца Конде предполагалось пощадить, а все остальные вожди партии были обречены на смерть. Однако нужно было еще заручиться согласием короля. Несчастный юноша, носивший в то время французскую корону, конечно, понимал, что этим поступком он предаст свое имя проклятию в последующих веках, и он воспротивился. Но его матери и всем прочим приближенным было не трудно возбудить в этой слабой и колеблющейся душе опасения против гугенотов и ненависть к ним - и его воля не устояла.

Тотчас же приступили к делу. Поздно вечером, 23 августа 1572 года, старшина (prevot) купцов Шаррон, вместе с предшественником его Марселем, были позваны в Лувр. Там им обоим предложили вопрос: "На какое количество парижских граждан мог бы рассчитывать король, если бы он нуждался в их помощи для важного дела? - Вопрос был понят. Смотря по времени, - ответил Марсель, в иной месяц и на 100 000. - А нынче на сколько? - Тысяч на двадцать." Тогда сделаны были необходимые распоряжения: заперты все городские ворота; граждане, с белыми крестами на шапках и белыми перевязями на руках, собрались под покровом ночной тьмы. Прежде всего, под непосредственным руководством герцога Гиза, было произведено нападение на Колиньи в его спальне, и он, смертельно раненный, был выброшен из окошка. Около трех часов утра все было готово: ударили в набат, граждане устремились в дома гугенотов, которые им были указаны, и весьма усердно принялись проливать кровь еретиков. Убийства продолжались с неудержимой силой до тех пор, пока уже некого было больше убивать.

Варфоломеевская ночь. Гравюра работы Франца Гогенберга

Кое-где в провинции тоже последовали примеру Парижа. Предполагают, что в одном Париже убито было не менее 2000 гугенотов, а в остальных частях Франции - 20 000 человек. По справедливому замечанию одного из историков, гораздо хуже "этих кровавых оргий" было то, что "наместник Христов", папа Григорий XIII, приказал петь торжественный Те Deum (Тебе Бога хвалим) по случаю этой великой победы, одержанной Церковью над еретиками. Филипп II также злобно посмеялся, когда до него дошла весть о таком удачном нападении на гугенотов. Во всех же остальных странах, в том числе и при дворах католических правителей, к этому злодеянию отнеслись с большими или меньшими порицаниями и едва ли надо добавлять, что все эти жестокости оказались совершенно напрасными и не достигли своей цели.

Медаль Григория XIII, выбитая в память о Варфоломеевской ночи.

Война. Эдикт 1573 г.

В некоторых городах губернаторы отказались привести в исполнение данные им кровавые приказания, в других число гугенотов было настолько велико, что они могли успешно обороняться. Когда парижский парламент не постыдился заявить, будто Колиньи был умерщвлен на законном основании как государственный изменник, то большинство гугенотов поспешили укрыться в безопасные места. Важнейшим из таких убежищ был город и крепость Ла-Рошель.

Тогда в окружении короля Филиппа II в Мадриде и его единомышленников в Париже предположили, что настало время приступить к окончательному искоренению еретиков. Четыре войска разом выступили в поход, чтобы завершить начатое в Варфоломеевскую ночь. Однако на этот раз успех не увенчал оружия ревнителей веры. Сами вожди почти с отвращением следовали за опозоренными знаменами. Оказалось, что, как бы ни была извращена человеческая природа, люди не могут долго жить в атмосфере, насыщенной убийством и кровью и что на тех, кто не окончательно был омрачен фанатизмом, эти кровавые деяния произвели скорее такое впечатление, что Францию не следует отдавать на произвол тех неистовых безумцев, которые были главными виновниками этих ужасов.

Ла-Рошель и Сансэр защищались мужественно и еще не минул год, со времени совершенных в Варфоломеевскую ночь злодейств, как гугенотам вновь был дан довольно милостивый эдикт (6 июля 1573 г.), по которому домашнее богослужение было безусловно освобождено от всяких притеснений, а общественное богослужение допущено для гугенотов в городах: Ла-Рошель, Ним и Монтобан, а равно как и во владениях некоторых знатнейших баронов, которым принадлежало судебное право на их территории.

Еще более важным было то, что злодеяния 24 августа 1572 года дали возможность партии центра, партии политиков, действовать смелее и настойчивее говорить. Она с особой тщательностью ратовала за те государственные интересы, которые напрочь не совпадали с интересами Церкви. Сын старого коннетабля Монморанси, Генрих Монморанси-Дамвиль, губернатор Лангедока, один из видных деятелей этой партии, собственной властью ввел в обиход решения прежних примирительных эдиктов в своей провинции. Ни одна из обеих партий не выразила своего одобрения этим поступком, но это произвело впечатление тем более, что и один из принцев королевского дома (младший сын Екатерины Медичи), герцог Алансонский, также перешел на сторону партии центра. Он жил не в ладах со своей матерью, которая именно потому и отдала предпочтение Генриху, герцогу Анжуйскому, который в 1573 году после смерти Сигизмунда Августа и был избран королем польским.

Смерть Карла IX, 1574 г.

Вскоре Генрих, герцог Анжуйский, был призван к выполнению более важной задачи. Карл IX, слишком слабый волей, чтобы воспрепятствовать убийствам Варфоломеевской ночи, был, однако, не настолько злым и дурным человеком, чтобы легко избавиться от страшного впечатления этих убийств. С этой самой ночи сон его пропал. Время от времени ему чудилось, что он слышит нестройный гул голосов, крики и вопли, проклятия и вздохи, как в ту страшную ночь 24 августа. Его хилое тело не вынесло такого потрясения, которое, под влиянием общего положения дел не проходило, а наоборот, усугублялось. Этот несчастный 24-летний юноша-король скончался 30 мая 1574 года и корона перешла к любимцу Екатерины Медичи, Генриху, герцогу Анжуйскому, который к тому времени уже в течение целого года был королем польским.

Генрих III - король с 1574 г.

Генрих III (1574-1589 гг.) получил извещение о своем воцарении на французском престоле в своей резиденции - в Кракове. Он тотчас же избавился от своих обязанностей польского короля, которые теперь уже утратили для него всякое значение, и так быстро уехал из Польши, что его отъезд был даже похож на бегство.

Генрих III, король французский. Гравюра работы Иоанна Вьеркса

Положение, в котором пребывала Франция, было чрезвычайно сложное. На мгновение он поколебался, обдумывая вопрос: не следует ли и ему перейти на сторону политиков? Но он также принимал некоторое участие в избиении гугенотов и был, что называется, настроен строго католически. Тем более, что он был глубоко испорченный, женственно суетный молодой человек, возросший среди разврата и ветреных удовольствий этого развращенного двора. Вот почему он, следуя советам своей матери и кардинала Лотаринского, решил сначала попробовать свое оружие на гугенотах (1575 г.).

Однако на этот раз "политики" и гугеноты действовали заодно. Герцог Алансонский порвал свои связи с двором, а Генрих Наваррский вновь перешел из католичества в реформатство. Королева английская предоставила денежные средства, а Иоган Казимир Пфальцский прислал в помощь войска. В случае удачи, он получал себе в управление Мец, Туль и Верден, которые, таким образом, вновь бы вернулись к Германии. Однако до открытой вооруженной борьбы в эту пятую войну против гугенотов дело дошло не сразу.

Начались переговоры: одним из эпизодов явилось собрание государственных чинов в Блуа (декабрь 1576 г.). Выборы на этот раз были проведены в исключительно католическом духе и одним из первых шагов нового состава выборных было то, что они обратились к королю с прошением об установлении единой религии в королевстве. Однако при этом государственные чины не доставили королю средств, необходимых для деятельной борьбы с гугенотами. О необходимых финансовых мерах никак не могли договориться и война пошла очень вяло. Голоса в королевском совете тоже разделились. Строго католическому воззрению представителей духовенства противопоставила свои доводы более умеренная партия и к ней присоединился сам король и Екатерина Медичи, которая после смерти Генриха II ничуть не ослабила своего влияния на колебание церковной политики во Франции. Война закончилась в 1577 году новым мирным договором в Пуатье.

Мирный договор в Пуатье, 1577 г.

Этот договор во многих отношениях был благоприятнее предшествующих. Гугенотам допускалось свободное исповедание новой веры всюду, где она существовала в день заключения договора, и, более того, в одном каком-нибудь городе каждого правительственного округа - гугенотам было предоставлено 8 городов, но Париж был из этого общего положения исключен - они могли проживать в полной безопасности. Кроме того, им был дан доступ к бенефициям государства, т. е. к занятию общественных должностей. На мгновение это важное и похвальное решение как бы облагородило Генриха III в его собственных глазах. С гордостью он сам называл этот мир своим, королевским миром, так как он давал возможность государству выпутаться из весьма неприятных финансовых и экономических затруднений. Действительно, в течение последующих семи лет во Франции наблюдалось относительное спокойствие.

Смерть герцога Анжуйского. Гизы, 1584 г.

Но эта попытка улучшения в правлении была у Генриха явлением мимолетным, из финансовых затруднений она его не вывела. Генрих окружил себя молодыми сверстниками, которые вполне разделяли его порочные наклонности и которым он дал возможность усиленно влиять на государственные дела. Наиболее выдающихся из числа этой молодежи он возвел в высшие государственные должности, а это шло как раз вразрез с интересами знатнейших родов, которые по средневековому обычаю привыкли смотреть на место губернатора в провинции и на другие государственные должности как на свою родовую собственность. Еще более опасную оппозицию королю составила строго католическая партия, которая не могла ему простить договора, заключенного в Пуатье, и опиралась, главным образом, в своей борьбе с протестантизмом на Филиппа II, испанского. Дело клонилось к тому, что борьба должна была неминуемо возобновиться, как вдруг (в июне 1584 г.) неожиданно произошло событие чрезвычайной важности: четвертый, младший из сыновей Генриха II и Екатерины Медичи, герцог Алансонский и Анжуйский, умер, а сам король оставался еще бездетным... Пришел конец дому Валуа, и ближайшим наследником французского королевства был теперь не кто иной, как Генрих Бурбонский, король наваррский, гугенот, глава гугенотов, еретик и, мало того, сугубый еретик!

Вожди старокатолической партии уже давно решили между собой, что такое событие ни при каких существующих условиях совершиться не может и потому наметили в наследники короля знатнейшего главу своей партии, герцога Генриха Гиза. В целом ряде отдельных брошюр толковалось о том, что, по своему происхождению, эта побочная линия Лотарингского дома не только более, чем Бурбоны, но даже и более, чем сами Валуа, имеет прав на французский престол. Честолюбие самого герцога Гиза вовсе не простиралось так высоко, но уже сами условия его положения (как главы клерикальной партии) вынудили его принять на себя при французском дворе, около увядающего потомка династии Валуа, положение, отчасти напоминавшее положение древнефранкских майордомов. В этом было одно большое неудобство: вопреки всяким интересам и традициям Франции, клерикальная партия вынуждена была опираться на могущественный столп католицизма во всем мире - на испанского короля, Филиппа

Испания и Священная Лига, 1585 г.

Филиппу удалось в 1580 году значительно расширить пределы своей власти. Португальский король Генрих, последний из сыновей Эммануила III, умер в этом году, не оставив прямых наследников. Филипп заявил свои права на наследование португальской короны, основываясь на своем происхождении от Изабеллы, супруги Карла V, старшей сестры умершего короля португальского. Весьма многочисленная партия в Португалии воспротивилась этим притязаниям и выставила своего кандидата на престол в лице внука Эммануила III. Однако Филипп подтвердил свои права, выставив к пределам Португалии 24-тысячную армию под предводительством герцога Альбы, и в июне 1581 года Филипп - теперь единственный и полновластный обладатель всего Пиренейского полуострова - торжественно вступил в Лиссабон.

В это время в Нидерландах борьба велась с переменным успехом, склоняясь то на ту, то на другую сторону и прямой интерес Франции заключался именно в том, чтобы она могла воспрепятствовать прочному установлению испанского могущества в этой стране. Этим соображением и руководствовался покойный герцог Анжуйский (ранее Алансонский) в то время (1578 г.), когда он, собрав войско, на свой собственный страх и риск, решился вступить в Нидерланды, куда его призывала одна из местных партий. Когда же северные провинции Нидерландов отпали от испанской власти, они избрали герцога Анжуйского себе в правители, и тогда вновь зашла речь о его брачном союзе с Елизаветой английской.

Но принц не обладал теми качествами, которые бы дали ему возможность утвердиться в этом высоком положении и пронести его с честью. После его смерти задача противодействия успехам Испании в Нидерландах выпала на долю Франции и торжественное посольство отпавших провинций явилось (в начале 1585 г.) к королю Генриху III с тем, чтобы предложить ему быть верховным владыкой над этими провинциями. Генрих отклонил предложение потому, что он был слишком ярым католиком и притом слишком боязливым в политике, чтобы решиться на такой смелый шаг.

Между тем, в январе 1585 года, оба брата Гизы - Генрих и Карл, герцог Майеннский - и некоторые другие лица встретились в Жуанвиле с послом Филиппа и вступили с этим королем в Священную Лигу, обязавшись поддерживать католицизм во что бы то ни стало. Папа Григорий XIII не постыдился благословить этот союз, который, и по понятиям того времени, как и по нынешним, был не больше не меньше, как государственной изменой. В апреле 1585 года, лигистами был издан манифест, в котором они настойчиво требовали восстановления апостольской римско-католической религии как единственной во Франции, и к этому требованию, пользуясь общим недовольством знати, возмущенной своеволием королевских любимцев, добавлено и нечто новое, а именно: каждые три года собирать государственных чинов и заставить короля наваррского отречься от прав на французский престол.

Вслед за обнародованием своего манифеста они взялись за оружие, взывая к "лучшей и наиболее здравой части нации". Им даже почти удалось переманить на свою сторону и старую королеву Екатерину Медичи. Король, запуганный, бессильный, ничего не знавший об отношениях Гизов с королем испанским, ни о принятых ими на себя обязательствах, был вынужден подчиниться требованиям лигистов. Последствием этого был новый эдикт, Немурский, составленный в их духе. Согласно этому документу, в течение 6 месяцев все реформаты должны были вновь возвратиться к старой вере.

Война

Но в одном пункте король лигистам не уступил и, несмотря на всю свою испорченность, несмотря на всю слабость воли, не решился изменить традициям французской короны и отменить права Генриха Наваррского на престол. Но он все же должен был подчиниться фанатическим затеям партии лигистов и вновь начать войну с гугенотами. Король и герцог Гиз объединенными силами стали воевать против них, между тем как папа Сикст V особой буллой объявил и короля наваррского, и его младшего брата Конде лишенными всяких прав на французскую корону.

И в эту, шестую, войну с гугенотами повторилось то же, что и в предшествующие войны: немецкие и швейцарские вспомогательные войска присоединились к гугенотам, на сторону которых склонились и "политики", как, например, Дамвилль. К тому же им помогали в значительной степени и те разногласия, которые были в королевском лагере. Крупных военных успехов не одерживали ни та, ни другая сторона, война затягивалась и эта ее продолжительность была как нельзя более по вкусу королю Филиппу II, который одинаково не желал ни большего усиления королевской власти во Франции, ни даже ее полного перехода в католицизм, а только поддерживал в ней междоусобицы. Так длилась война почти два года (1586-1587 гг.). В течение этого времени король успел отвратиться от главы Священной Лиги.

Король Генрих и герцог Гиз

Герцог Генрих был человек заметный: высокий, красивый мужчина с русыми кудрями, с внушительной, воинственной внешностью. Как полководец ничем выдающимся не отличался, но проявил себя как смелый военачальник, решительный и храбрый, обожаемый солдатами, с которыми делил и труды, и радости их жизни, при этом весьма привлекательный в обращении. Проповедники его партии, восхваляя его, выражались о нем словами Библии: "Саул побил тысячи, а Давид - тьмы". И действительно, рядом с ним Генрих III выглядел невзрачно. Даже город Париж, для которого король сделал более, чем кто-либо из его предшественников, стоял за герцога горой. Все население города, избрав себе по числу 16 кварталов 16 начальников, превратилось в одну сплошную военную ассоциацию.

Генрих, герцог Гиз. Портрет работы Чипьяни

Парижские горожане стали укорять короля в том, что он был себя слишком мягким по отношению к гугенотам, а герцог Гиз лично явился в Париж, чтобы придать более настойчивости требованиям лигистов. Король Генрих попытался поддержать свою власть. Он стянул в Париже войска и из предместий ввел их даже в сам город, где они заняли некоторые важнейшие пункты. Так продолжалось до 15 мая - до того дня, когда на улицах появились баррикады, которыми горожане хотели оцепить королевские войска (всего тысяч шесть). Вскоре горожане, благодаря численному перевесу, одолели их и отряд швейцарцев, находившийся в королевском войске. Солдаты-швейцарцы весьма усердно поднимали вверх и показывали парижанам свои четки, чтобы засвидетельствовать о своей принадлежности к католической Церкви и избегнуть верной смерти.

Тогда король вынужден был послать за своим ненавистным подданным, дабы он успокоил общее возбуждение умов. Герцог проехал верхом по улицам Парижа и восстановил всюду спокойствие, а тем временем король ускользнул через единственные ворота города, оставшиеся незапертыми. Он не желал окончательно сдаться в руки лигистов. Но это бегство не помогло - он не избавился от преобладающего могущества Гизов. Король вынужден был призвать герцога (который теперь действительно выполнял роль майордома), возвести его в звание генерал-капитана и государственные чиновники, собранные им на съезд в город Блуа, объявили себя также сторонниками лиги. Они потребовали, совершенно в духе манифеста Гизов, чтобы решения их собраний могли быть прямо приводимы в исполнение, даже и без рассмотрения их в королевском совете. Все помыслы их были направлены только на одно - искоренение протестантов. Издержки этой борьбы против них должны были, по мнению чинов, с лихвой покрыться конфискацией гугенотских имуществ и земельных владений.

Убийство Гизов, 1588 г.

Находясь в этом стесненном положении, король решился прибегнуть к крайней мере итальянской политики, под влиянием которой он вырос и воспитался: к вероломному убийству. Восьмерым из своих телохранителей, беззаветно ему преданным, он дал известного рода поручение, и затем приказал позвать к себе герцога в кабинет. Тот самоуверенно пренебрег всеми предостережениями и пошел на прием. Едва только он приотворил дверь кабинета, как убийцы на него устремились. Последовала отчаянная борьба, в которой герцог изнемог и, истекая кровью, пал мертвый у кровати короля. В то же самое время, в довершение злодейства, брат герцога, кардинал Людовик Гиз, также был схвачен и без долгих разбирательств казнен по королевскому приказу. Однако третьему брату, герцогу Майеннскому, удалось бежать. Примерно в это же время (в январе 1589 г.) умерла и Екатерина Медичи - то, что она посеяла кровью, еще на глазах у нее уже приносило обильную кровавую жатву.

Генрих III умерщвлен, 1589 г.

Из всех героев Варфоломеевской ночи оставался в живых только один король. Последнее деяние его разверзло широкую пропасть между им и партией лигистов. Возбуждение умов, в особенности в Париже, было невероятное. Проповедники со всех кафедр, во всех церквах, прославляли убитых Гизов, как мучеников, и осыпали их убийцу проклятиями. Доктора Сорбонны, 71 человек, объявили, что народ французский не связан более присягой, данной королю, и все еще раз поклялись, что не станут терпеть долее еретика на французском престоле.

И вот, при содействии испанского посла в Париже, было образовано новое временное правительство, во главе которого королевским наместником стал герцог Майеннский. Все предложения короля были с презрением и отвращением отвергнуты и ему ничего более не оставалось делать, как броситься к гугенотам, к которым присоединились и те католики-роялисты, у которых еще хватало мужества держаться на стороне короля. Он вошел окончательно в соглашение со своим наследником, права которого были им теперь торжественно признаны.

И вот вокруг него вновь собралось сильное и значительное войско; и он - увы, слишком поздно - продемонстрировал надлежащее мужество и двинулся к Парижу, где все население готовилось к отчаянной обороне и силой обезоружило всю ту часть горожан, которая не проявляла интереса к борьбе. По улицам двигались процессии с мощами святых, и в то же самое время всюду раздавались возмутительнейшие речи, в которых проповедовалось, что убийство тирана есть дело не только дозволяемое законом, но и богоугодное. Речи эти нашли себе благодатную почву тем более, что городу суждено было долго продержаться в осаде.

Молодой человек, доминиканец, некий Жак Клеман, решился отомстить убийце Гизов. Но он носил сан священника и это одно удерживало его от исполнения своего страшного умысла. А потому он обратился к своим духовным властям с вопросом: поставится ли в смертный грех священнику, если он убьет тирана? Двусмысленный ответ, данный ему властями, ободрил убийцу. Он немедленно пробрался в королевский лагерь, нашел доступ к королю - и в то время, как тот читал поданное им прошение, заколол короля кинжалом. Вечером того же дня или в следующую ночь, 2 августа 1589 года, скончался последний представитель дома Валуа.

Генрих IV, 1589 г.

И вот, действительно, королем Франции стал гугенот - Генрих IV. Великая религиозная борьба на Западе вступила в свой последний период: на французской почве Филиппу II оставалось испытать только последнее, крайнее средство. Но все же случилось по воле судеб то событие, которое уже делало победу Филиппа здесь невозможной, тем более, что год тому назад у берегов Англии весь его флот был уничтожен.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история