Кузнецов В. Русская Голгофа

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава четвертая

«ВСЕГДА ВЕРНАЯ И ЛЮБЯЩАЯ»

Во время поездки на родину, в Дармштадт, в 1870-х годах Государыня Императрица Мария Александровна, супруга Александра II, Царя-Освободителя, попросила принцессу Алису Гессенскую, дочь королевы Виктории, показать ей своих детей. Их было четверо: Эрнст-Людвиг и три дочери — Виктория, Елизавета и Ирэна. Четвертую, младшую дочку, Аликс, принцесса принесла на руках: та была еще младенцем. Обратившись к своей фрейлине, баронессе А. К. Пилар, Государыня проговорила:
— Поцелуйте у этой крошки ручку — это ваша будущая Императрица.
Предсказание Царицы сбылось. Младенец женского пола, родившийся 25 мая (6 июня) 1872 года, крещенный по протестантскому обряду, получил имя Алиса-Виктория-Елена-Луиза-Беатриса. Домашние ее звали Аликс. Девочку нарекли Алисой в честь матери, английской принцессы Алисы, третьей дочери из девяти детей британской королевы Виктории. Принцесса вышла замуж за Великого Герцога Гессенского Людвига IV.
«Принцесса Аликс родилась милой, веселой крошкой, всегда смеющейся, на одной щечке — ямочка», — писала счастливая мать своей родительнице — королеве Виктории. Оттого-то она и дала малютке ласкательное имя — Солнышко. Крестными отцами Аликс стали будущий русский Царь Александр III и будущий английский король Эдуард VII. В 1878 году от дифтерита умерла четырехлетняя сестричка Аликс — Мэй. Маленький Эрни, которому не сообщили о смерти сестрички, то и дело спрашивал о ней, посылал ей книжки и подарки. Пытаясь утешить ребенка, мать склонилась к мальчику, и тот поцеловал мать. По словам английского премьера Дизраели, это был «поцелуй смерти». Вскоре маленький Эрни выздоровел, а мать, измученная ночными бдениями у постелей больных детей, заразилась дифтеритом, начала бредить. Ей виделись покойный отец, Фритти и Мэй. Они звали ее к себе. Утром 14 декабря принцесса Алиса скончалась. Ее похоронили в усыпальнице Старого замка. Со временем скульптор Йозеф Бем изваял прекрасное надгробие — принцесса Алиса держит на руках мертвую Мэй.
Смерть родительницы (ей не было и тридцати шести) потрясла шестилетнюю Аликс. Всякий, кто видел портреты Государыни Императрицы Александры Феодоровны, заметил печать грусти на ее прекрасном лице. По-видимому, она осталась у ней с младенческой поры. Аликс подолгу гостила и, по существу, воспитывалась у бабушки — королевы Виктории. Королева, всю оставшуюся жизнь олакивавшая своего супруга, принца-консорта Альберта, настаивала на том, чтобы всее ее близкие оплакивали тех, кто отошел в мир иной. Это наложило отпечаток на склад ума маленькой Аликс.
Вкусы и манеры у нее стали типично викторианскими. Будущая Императрица Всероссийская получила блестящее образование. Ей была присуждена ученая степень доктора философии. К пятнадцати годам Аликс превосходно знала историю, географию, английскую и немецкую литературу.
От своей матери, принцессы Алисы, она унаследовала любовь к Англии, строгие принципы нравственности. Одевались и питались дети скромно. На завтрак овсяная каша, на обед вареное мясо с картофелем. Стол разнообразили рисовые пудинги и печеные яблоки. Спали дети принцессы Алисы и Людвига IV на походных солдатских койках — совсем, как дети Императора Александра III.
Благотворительная деятельность родителей — принцессы Алисы и Великого Герцога, основавших больницы, отделения Красного Креста и подобные им учреждения, очевидно, передалась по наследству и будущей русской Царице. После смерти матери и сестренки Мэй (выжили брат Эрнст, сестры Виктория, Ирэн, Элла и сама Аликс) девочка замкнулась в себе. Особенно застенчивой она становилась с незнакомыми людьми. Для развития ее характера и воззрений много сделала англичанка Маргарет Джексон, с которой Александра Феодоровна поддерживала отношения до конца жизни.
После того, как внучка Аликс осиротела, королева Виктория стала ее покровительницей. В течение многих лет Granny (бабушка) составляла планы образования Аликс, решала, какие книги ей читать, какие музыкальные произведения исполнять на рояле, когда устраивать каникулы. И даже решила, за кого должна выйти замуж привлекательная, застенчивая внучка. Аликс должна была стать женой принца Эдди, затем герцогиней Кларенс и Эвондейл, принцессой Уэльской и, наконец, королевой Великобритании и императрицей Индии.
Королева Виктория прочила Аликс блестящее будущее. Если бы не личность принца Эдди. Сын распутного принца Уэльского, будущего короля Эдуарда VII, принц родился недоношенным. По этой причине у него наблюдалось замедленное умственное развитие. Принц Эдди не умел вести себя в обществе и не блистал способностями. После службы на флоте он поступил в Кембриджский университет. Наставником его стал некий Джеймс Стивен — ученый, поэт, личность психически неуравновешенная и «голубой» ориентации. Чему он мог научить своего подопечного, можно только догадываться. Ходили слухи, правда, неподтвержденные, будто бы принц Эдди был тем самым «Джеком-Потрошителем», который наводил ужас на лондонских проституток.
Непутевый Эдди мог угрожать прочности британского престола. Королева Виктория решила, что ему нужна жена, которая окажет плодотворное влияние на него. С ее точки зрения, Аликс могла составить ему хорошую партию. Но Аликс решительно воспротивилась планам Granny. Никакие — даже самые блестящие — титулы не прельщали юную принцессу Гессенскую. Отвергла она и сватовство принца Макса Баденского. Полюбив же русского Цесаревича Николая Александровича, ни о ком другом Аликс не хотела и слышать. Королева Виктория, выступавшая против брака Аликс и русского Наследника, была, в конце концов, вынуждена смириться с ее выбором. Тем более, что к личности Цесаревича, любившего ее, королева относилась с симпатией.
Прекрасно изучившая принца Эдди Великая Княгиня Елизавета Феодоровна, вышедшая замуж за Великого Князя Сергея Александровича, решительно осудила планы выдать Аликс за принца. Брату Эрнсту Элла писала:

«Я нахожу кошмарной мысль женить Эдди на Алики. Браков между близкими родственниками следует избегать. Но главное — это то, что он не очень здоров и очень глуп. Не дело, чтобы Аликс жила с таким мужем в Англии. Я хочу, чтобы она была так же счастлива, как мы трое [Великая Княгиня имела в виду свой брак и браки ее сестер]».

Своего будущего супруга двенадатилетняя Аликс впервые увидела во время бракосочетания старшей сестры Эллы и Великого Князя Сергея Александровича, дяди Цесаревича Николая Александровича. Встречаясь во время поездок в гости к Элле, называвшейся отныне Великой Княгиней Елизаветой Феодоровной, молодые люди убедились, что они созданы друг для друга. Аликс в 1889 году было 17 лет. Именно тогда Николай Александрович, которому исполнился 21 год, решил, что она должна стать его женой. Однако Александр III, ориентировавшийся на сближение России и Франции, воспротивился желанию сына, проча ему в жены дочь графа Парижского, принцессу Елену из Орлеанского дома. Формальным поводом для отказа был юный возраст жениха и невесты. Если бы Царь пошел навстречу своему сыну, то, возможно, в его жизни, как и в жизни России, многое пошло бы по-другому. Ведь, став Цесаревичем, сам Александр Александрович женился на датской принцессе Дагмар, которая за пятнадцать лет (с 1866 года, года вступления в брак, до 1881 года, когда после злодейского убийства Александра II ее супруг, Цесаревич, стал Императором, а она — Императрицей) успела изучить и русский язык, и нравы, царившие в русском высшем свете, — словом, освоилась в России. Если бы брак между Николаем Александровичем, тогда Наследником Цесаревичем, и любимой им Аликс, состоялся пятью годами раньше, то и Александра Феодоровна оказалась бы в гораздо более выгодном положении, чем это произошло после кончины Александра III в октябре 1894 года. Возможно, не было бы косых взглядов, которыми встретил ее холодный Петербург во время похорон Царя-Миротворца. Не было бы змеиного шепота кумушек: «она пришла к нам за гробом, она принесет нам несчастье». Впрочем, злые языки всегда найдут чем укорить тех, кто выше и благороднее их.
Своей настойчивостью Цесаревич преодолел упрямство отца, который все же согласился на брак сына и принцессы из «захудалого немецкого рода». Однако его родная мать, Императрица Мария Александровна, принадлежала к тому же роду, так что негоже было попрекать Аликс ее происхождением. Тем более, что в числе предков принцессы были Император Священной Римской Империи Карл Великий и королева Шотландская Мария Стюарт. Быть удостоенным любви столь прекрасной и возвышенной души было бы честью и счастьем для представителя любого владетельного дома. Саму же Аликс никакие титулы не прельщали. Ею двигало лишь чувство любви. Однако перед нею, как будущей русской Царицей, стояла проблема смены религии. Она была лютеранкой, и переход в православие казался ей отступничеством от веры отцов. Лишь через два года, после того, как ее старшая сестра, Великая Княгиня Елизавета Феодоровна, перешедшая в православие (хотя ей, как супруге Великого Князя Сергея Александровича, который не имел права на престолонаследие, делать это было необязательно), убедила Аликс, что обе религии весьма близки, юная принцесса согласилась переменить религию. Этому способствовали и глубокая религиозность, преданность русской истории, неразрывно связанной с православием, ее суженого, Цесаревича Николая Александровича. 1 марта 1891 года скончался отец Аликс, Великий герцог Гессенский Людвиг IV. Совсем молоденькая девушка почувствовала себя совершенно одинокой. Старшая сестра — в России. Там же и ее любимый Ники.
2-го апреля 1894 года в обществе дядей, Великих Князей, их супруг и свиты Цесаревич поехал в Кобург на свадьбу брата Аликс Эрнста и принцессы Виктории. Была и другая цель —- сделать предложение Аликс. Главное препятствие — возражение Александра III против брака — было устранено. Осталось не менее важное препятствие — добиться согласия Аликс на перемену религии.
В дневнике Цесаревич записал: «5-го апреля. Вторник. ...[Аликс] замечательно похорошела, но выглядела чрезвычайно грустно. Нас оставили вдвоем, и тогда начался между нами тот разговор, которого я давно сильно желал и вместе очень боялся. Говорили до 12 часов, но безуспешно, она все противится перемене религии. Она бедная много плакала». 6-го, 7-го апреля влюбленные почти не виделись. Зато 8-го для Цесаревича настал праздник: «Чудный, незабвенный день в моей жизни — день моей помолвки с дорогой, ненаглядной моей Аликс. После 10 часов она пришла к т. Михен [Михен или Михень — Мария Павловна-старшая, жена В.К. Владимира Александровича — В. К.] и, после разговора с ней, мы объяснились между собой. Боже, какая гора свалилась с плеч; какою радостью удалось обрадовать дорогих Мама и Папа! Я целый день ходил как в дурмане... После завтрака пошли в церковь т. Мари и отслужили благодарственный молебен...»
Узнав, что принцесса Гессен-Дармштадтская согласилась стать женой Цесаревича, Император Александр III чрезвычайно обрадовался, о чем сообщил своему сыну в письме:

«Гатчина. 14 Апреля 1894 г.
Мой милый, дорогой Ники, ты можешь себе представить, с каким чувством радости и с какой благодарностью к Господу мы узнали о твоей помолвке! Признаюсь, что я не верил возможности такого исхода и был уверен в полной неудаче твоей попытки, но Господь наставил тебя, подкрепил и благословил и великая Ему благодарность за Его Милости. Если бы ты видел, с какою радостью и ликованием все приняли это известие; мы сейчас же начали получать массу телеграмм и завалены ими и до сих пор.
Сегодня Владимир и Михень первые передали нам некоторые подробности, потом твое письмо к Мама, так что наконец мы знаем, как все это происходило и через что ты прошел в эти дни. Но теперь я уверен, что ты вдвойне наслаждаешься, и все пройденное, хотя и забыто, но я уверен, принесло тебе пользу, доказавши, что не все достается так легко и даром, а в особенности такой великий шаг, который решает всю твою будущность и всю твою последующую семейную жизнь!
Не могу себе представить тебя женихом, так это странно и необычно! Как нам с Мама было тяжело не быть с тобой в такие минуты, не обнять тебя, не говорить с тобою, ничего не знать и ждать только письма с подробностями.
Передай твоей милейшей невесте от меня, как я ее благодарю, что она наконец согласилась и как я желал бы ее расцеловать за ту радость, утешение и спокойствие, которые она нам дала, решившись согласиться быть твоей женой. Не пишу ей, так как это было бы повторение моего письма к тебе, но ты ей передай все это.
Обнимаю и поздравляю тебя, милый, дорогой Ники; мы счастливы твоим счастьем и да благословит Господь вашу будущую жизнь, как благословил ее начало!
Твой счастливый и крепко тебя любящий
Папа»

Дни до 20-го апреля были сплошным праздником для юных влюбленных. Невеста подарила суженому кольцо. «В первый раз воздел его на перст!» — записал счастливый жених. 16-го из С.-Петербурга приехал фельдъегерь, который привез письма, орден и дорогой подарок от Императора и Императрицы, а также письмо к Аликс, в котором Мария Феодоровна просила нареченную своего сына называть ее не тетей, а мамой. Вдвоем влюбленные отвечали на многочисленные поздравительные телеграммы, ездили на шарабанчике в горы, поля, где собирали цветы. Все эти дни Аликс брала уроки русского языка, занималась с протопресвитером о. Иоанном Янышевым, приобщавшим ее к православию. Вместе с бабушкой, королевой Викторией, в сопровождении драгун Аликс уехала в Англию. Николай Александрович — в Россию. «В Гатчино прибыли в 4.20, — записал он 22-го апреля. — На станции вошли в вагон дорогие Папа и Мама, Ксения, Миша, Ольга и Сандро. Огромная радость снова увидеться и при таких счастливых обстоятельствах».
Целых полтора месяца продолжалась переписка между влюбленными, которые не могли дождаться новой встречи. Наконец, Император разрешает старшему сыну отправиться в Англию на Императорской яхте «Полярная Звезда». Едет он в сопровождении протопресвитера о. И. Янышева. Погода благоприятствовала путешественникам. «... Вот мы уже прошли половину Немецкого моря, а переход до сих пор можно назвать озерным — до того он был удачен. Итак, даст Бог, завтра увижу снова мою ненаглядную Аликс «, — написал в дневнике Цесаревич 7-го июня. На следующий день «... В 10 1/2 вошли в Темзу и начали подниматься вверх без лоцмана... В половине второго пришли в Гревзенд, где [в]стали на бочку». На экстренном поезде Цесаревич помчался в Лондон, оттуда в Уолтон, где встретился с невестой, которая гостила у своей сестры в семье принца Баттенбергского. «Я очутился в объятиях моей нареченной, которая показалась мне еще более прекрасной и милой», — написал матери Цесаревич.
Целых три дня они провели в Уолтоне-на-Темзе. Гуляли, рвали цветы, катались на электрической шлюпке по реке. Сидели в саду под старым каштаном. Аликс вышивала, Николай читал вслух. Затем поехали в Виндзор к королеве Виктории. «Отправились в королевской коляске цугом». Почти все время им приходилось быть на людях. Лишь урывками удавалось побыть влюбленным вдвоем. Узнав, что ее суженый ведет дневник, Аликс делала в нем собственноручные записи по-немецки, а чаще по-английски, как бы вклиниваясь в текст дневника: «много поцелуев с любовью», «да благословит тебя Господь, мой Ангел». Ежедневно к 12 часам дня Аликс возвращалась в Виндзорский замок, где ее ждал о. Янышев, продолжавший занятия, чтобы подготовить Высоконареченную невесту Цесаревича к восприятию православия. Последние дни июля, наполненные счастьем, влюбленные провели в обществе королевы Виктории на острове Уайт, возле которого стояла Императорская яхта «Полярная Звезда». Дважды на яхте побывала и принцесса Аликс. И снова запись ее рукою: «Мой драгоценный, да благословит и защитит тебя Господь. Никогда не забывай ту, которая жаждет и молит Бога лишь о том, чтобы сделать тебя счастливым!» «Есть дни и минуты, бросающие свой свет на долгие годы». «20 апреля. Пасхальная ночь! Неужели мы забудем ее, мой милый славный муженек!» Слова эти на немецком и английском, были, очевидно, вписаны позднее, когда оба вступили в брак.
Наполненные теплом, светом, счастьем, предвкушением новых радостей, дни, казалось, были дарованы молодым свыше, чтобы укрепить их чувства, вдохнуть в них силы перед грядущими испытаниями. Недаром, уже находясь в Тобольском заточении, Государыня вспоминала счастливые дни, проведенные в Англии.
Молодой, невинной девушке, очевидно, было больно услышать от суженого о связи, существовавшей в свое время между ним и балериной Кшесинской. Однако она оказалась достаточно мудрой и великодушной, чтобы его простить: «Мой дорогой мальчик, всегда постоянный, всегда преданный. Верь и надейся на свою девочку, которая не в силах выразить словами любовь, восхищение и уважение. Что прошло, то прошло и никогда не вернется, и мы сможем спокойно оглянуться назад. Все мы на этом свете подвергаемся искушениям, а в юности нам бывает трудно им противостоять. Но как только мы раскаиваемся и возвращаемся к добру и на путь истины, Господь прощает нас. «Если мы каемся в грехах наших, Господь нас милует и прощает». Господь прощает кающихся. Прости, что я так много пишу, мне хотелось бы, чтобы ты был во мне вполне уверен и знал, что я люблю тебя еще больше после того, что ты мне рассказал. Твое доверие ко мне меня глубоко тронуло, и я молю Господа быть всегда его достойной. Да благословит тебя Господь, бесценный Ники!» «Всегда верная и любящая, преданная, чистая и сильная, как смерть», — вписала она в дневник жениха.
12 июля 1894 года, в половине четвертого утра, яхта «Полярная Звезда» снялась с якоря, увозя Цесаревича от берегов Англии, где осталось самое для него любимое на свете существо — его нареченная.
И снова началась переписка между влюбленными. В сентябре Наследнику удалось на несколько дней вырваться в Дармштадт, но их безоблачное счастье затянули тучи. Александр III, по мнению многих, подорвавший здоровье во время железнодорожной катастрофы в Борках, когда он на собственных плечах удержал крышу вагона, чтобы дать возможность своим детям, супруге и слугам выбраться наружу, тяжело заболел. Из охотничьего дворца в Польше по совету врачей Царь переехал в Крым, который он всегда не любил: именно в Крыму он потерял многих друзей.
Аликс получила телеграмму, срочно вызывавшую ее в Ливадию. Со слезами на глазах, держа в дрожащих руках поднесенные ей бумаги, она направилась к вагону. В Берлине ее провожал Император Вильгельм II. 8-го октября на границе с Россией, в Александрове, ее встретила старшая сестра Элла — Великая Княгиня Елизавета Феодоровна, которая получила телеграмму от Московского губернатора: «В минуту вступления Ее Великогерцогского Высочества на нашу родную русскую почву, Москва сердцем и мыслями, вместе с Вашим Императорским Высочеством, встречает Вашу Августейшую Сестру. Горячие наши молитвы сопутствуют Вашим Высочествам туда, где ныне сосредоточены все надежды и сердца России».
Принцесса Гессенская Алиса ответила: «Глубоко тронута, что Москва вспомнила обо мне в минуту вступления моего на почву новой для меня, но уже давно дорогой Родины. Сестра и я от души благодарим древне-престольную столицу и не сомневаемся в горячности ее молитв о здоровье нашего возлюбленного Государя. Да поможет нам Бог. Алиса».
Из Александрова же принцесса направила длинную телеграмму Цесаревичу, суть которой сводилась к тому, что по приезде она желала бы миропомазаться.
Какое-то время здоровье Государя продолжало было улучшаться. Правда, несколько раз 9 октября у него из носа шла кровь. Затем ему стало хуже.
Последние десять дней жизни Александра III принцесса Алиса вместе с сестрой жила в свитском доме. Каждый день с нареченным совершала прогулки по живописным окрестностям Ливадии. В Ореанде они оба присутствовали на литургиях, которые служил о. Иоанн Кронштадский. В свободное время Аликс вышивала воздухи для Святых Даров ко дню своего первого причастия. Если Государь, Государыня и жених встретили ее с любовью и радостью, то Двор отнесся к ее появлению прохладно. А. А. Танеева (Вырубова) впоследствии вспоминала:

«Окружающие встретили ее холодно, в особенности, княжна А. А. Оболенская и графиня Воронцова. Ей было тяжело и одиноко; не нравились ей шумные обеды наверху... собравшейся семьи, в такой момент, когда доживал свои последние дни и часы Государь».

Нужно сказать, что принцесса Алиса нашла пылкую сторонницу в лице младшей сестры Наследника, Великой Княжны Ольги Александровны. В своих мемуарах она писала:
«Я сразу же полюбила Алики. А какой радостью был ее приезд для Папа! Я помню, что он долго не отпускал ее из своей комнаты».
И юная Великая Княжна, и Высоконареченная Невеста черпали друг в друге поддержку. Они находились в сходном положении. Всеобщее внимание было приковано к Августейшему больному, его супруге, Императрице Марии Феодоровне. Ни до «немецкой принцессы», ни до 12-ти летней девочки никому, казалось, не было дела. Особенно возмутило Аликс то, что и к ее суженому, будущему Императору, относились без должного внимания. В дневнике жениха она записала: «Дорогое дитя! молись Богу. Он поможет тебе не падать духом. Он утешит тебя в твоем горе. Твое Солнышко молится за тебя и за любимого больного. Будь стойким и прикажи Лейдену и другому Г. приходить к тебе ежедневно и сообщать, в каком состоянии они его находят, а также все подробности относительно того, что они находят нужным для него сделать. И если д-ру что-нибудь нужно, пусть приходит прямо к тебе. Не позволяй другим быть первыми и обходить тебя. Ты — любимый сын Отца, и тебя должны спрашивать и тебе говорить обо всем. Выяви свою личную волю и не позволяй другим забывать, кто ты. Прости меня, дорогой!»
Несмотря на все старания врачей, на беспрерывные молитвы о его исцелении, 20 октября Царь-Миротворец скончался. Если бы не приезд принца Уэльского, будущего короля английского Эдуарда VII, вместе с его супругой, сестрой Марии Феодоровны, растерянность, воцарившаяся в Ливадийском дворце, были бы невыносимы. Принц и принцесса Уэльские приехали через два дня после кончины Императора Александра III. Именно дядя Берти, как называли в Императорской семье принца, принялся наводить порядок и успокаивать расстроенных, вконец растерявшихся русских родственников. Служащие Двора, казалось, потеряли головы; прислуга лишь оплакивала усопшего в Бозе Державного хозяина. Императрица, убитая горем, не отдавала никаких распоряжений и, казалось, не желала, чтобы их отдавал кто-то другой. Принц Уэльский тотчас пресек нападки Великих Князей на молодого Императора, постарался приободрить молодого племянника, «привел в чувства» придворных. Много часов он потратил на то, чтобы нужными действиями и советами помочь приготовлениям к погребению Царя.
В первом своем манифесте молодой Император заявил:

«Богу Всевышнему угодно было в неисповедимых путях Своих прервать драгоценную жизнь горячо любимого Родителя Нашего Государя Императора Александра Александровича. Тяжкая болезнь не уступила ни лечению, ни благодатному климату Крыма, и 20 октября Он скончался в Ливадии, окруженный Августейшей Семьей Своей, на руках Ее Императорского Величества Государыни Императрицы и Наших. Горя Нашего не выразить словами... и Мы верим, что не будет места в обширном государстве Нашем, где бы не пролились горячие слезы по Государе, безвременно отошедшем в вечность и оставившем родную землю, которую Он любил всей силой Своей русской души...
 Но да будет святая воля Всевышнего и да укрепит Нас незыблемая вера в премудрость Небесного Промысла... Скорбь Наша — скорбь всего возлюбленного народа Нашего, и да не забудет он, что сила и крепость Святой Руси в ее единении с Нами и в беспредельной Нам преданности. Мы же, в этот скорбный, но торжестьвенный час вступления Нашего на Прародительский Престол Российской Империи и нераздельных с нею Царства Польского и Великого Княжества Финляндского вспоминаем заветы усопшего Родителя Нашего и, проникшись ими, приемлем священный обет, пред лицом Всевышнего, всегда иметь единой целью мирное преуспеяние, могущество и славу дорогой России и устроение счастья всех Наших верноподданных.
Всемогущий Бог, Ему же угодно было призвать Нас к сему великому служению, да поможет Нам. Вознося горячие молитвы к Престолу Вседержителя об упокоении чистой души незабвенного Родителя Нашего, повелеваем всем Нашим подданным учинить присягу в верности Нам и Наследнику Нашему Его Императорскому Высочеству Великому Князю Георгию Александровичу, Которому быть и именоваться Наследником Цесаревичем, доколе Богу угодно будет благословить рождением сына предстоящий брак Наш с принцессою Алисою Гессен-Дармштадтскою».

Вторым манифестом Государь извещал подданных о принятии Святого Православия Высоконареченной Невестой:

«Совершилось Священное Мvропомазание над нареченной Невестой Нашей. Прияв имя Александры. она стала Дщерию Православной нашей Церкви, к великому утешению Нашему и всей России... Все верные подданные Наши соединятся с Нами в молитве, да ниспошлет Господь благословение на судьбы Наши и вверенного Нам волею Его народа.
Возвещая всем верным Нашим подданным о сем желанном событии, повелеваем Высоконареченную Невесту Нашу, Ее Великогерцогское Высочество принцессу Алису именовать Благоверной Великой Княжной Александрой Феодоровной с титулом Императорского Высочества».

Занятый делами домашними и вопросами внутреннего устройства, уже 28 октября Николай II известил через дипломатических представителей за границей о своем намерении посвятить «все Свои заботы мирному развитию внутреннего благосостояния России и ни в чем не [уклониться] от вполне миролюбивой, твердой и прямодушной политики, мощно содействовавшей всеобщему успокоению».
Но молодому Государю еще предстояли тяжкие хлопоты и церемонии прощания с Державным Родителем, прах которого следовало перевезти из Ливадии в Санкт-Петербург.
После того, как траурный поезд прибыл в Москву, гроб с прахом Александра III отвезли в Архангельский собор. По распоряжению молодого Императора в память об усопшем в Бозе Государе в Москве и Петербурге беднякам раздавались бесплатные обеды. Сутки спустя, 31 октября, после литии, гроб поставили на колесницу и повезли на вокзал. И снова на страницах дневника Николай Александрович увидел слова ободрения, начертанные рукой его нареченной: «Господь ведет тебя, Свое дитя. Не страшись. Где бы ты ни был, повсюду рядом с тобой Ангел-Хранитель. Где ты — там твой Бог, где твой Бог, там твоя поддержка».
После похорон Александра III в Петропавловском соборе молодой Император, не желавший остаться без верного друга, не захотел отпустить Аликс в Дармштадт. Начались приготовления к свадьбе. Аликс жила у сестры, Эллы. Ее жених — у матери, Вдовствующей Императрицы, в Аничкове дворце. Встречались с ним лишь урывками. В нижнем этаже дворца устраивалось гнездо для молодоженов. 14 ноября, в день рождения Марии Феодоровны, когда разрешалось некоторое послабление траура, в церкви Спаса Нерукотворенного Образа при Зимнем дворце состоялось бракосочетание Императора Николая II и Великой Княжны Александры Феодоровны. «Я надел гусарскую форму и в 11 1/2 поехал с Мишей [Великим Князем Михаилом Александровичем] в Зимний, — вспоминал молодой Государь. — По всему Невскому стояли войска для проезда Мама с Аликс. Пока совершался ее туалет в Малахитовой, мы все ждали в Арабской комнате. В 10 минут первого начался выход в Большую церковь, откуда я вернулся женатым человеком. В Малахитовой нам поднесли громадного серебряного лебедя от семейства. Переодевшись, Аликс села со мной в карету..., и мы поехали в Казанский собор. Народу на улицах была пропасть — едва могли проехать!»
Во время бракосочетания, помимо особ Императорской фамилии, присутствовали Датский король Христиан IX, Греческий король с королевой, Великая герцогиня Саксен-Кобург-Готская и принцесса Валлийская. Шаферами были Великие Князья Михаил Александрович, Кирилл Владимирович и принц Греческий Георг. Таинство брака совершали протопресвитер Иоанн Янышев, протоиерей Иоанн Кронштадтский и придворное духовенство. После церемонии митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Палладий вместе с членами Святейшего Синода и придворным духовенством совершили благодарственный молебен. Как только в храме зазвучали слова: «Тебе, Бога хвалим», раздался орудийный салют, прозвучавший с бастионов Петропавловской крепости. Был произведен триста один выстрел. После молебна митрополит Палладий благословил Августейших Новобрачных иконами.
«Свадьба наша, — вспоминала Государыня, — была как бы продолжением панихид, только что меня одели в белое платье».
Государь Император Николай Александрович оповестил своих подданных о радостном событии, которого так много лет ждал, манифестом:

«Благословением Божиим совершилось сегодня в соборной церкви Зимнего дворца, в присутствии духовных и светских особ, бракосочетание Наше с Возлюбленной Невестой Нашей Благоверной Великой Княжной Александрой Феодоровной, дочерью Великого герцога Гессенского.
Посреди глубокой скорби, коей преисполнены сердца Наши и всех верных сынов России, да будет день сей светлым праздником упований народных на продолжение к нам Милости Божией в наступившее новое царствование. Помышляя о судьбах его, сочли Мы за благо не отдалять совершение сердечного желания Нашего, священного к Нам завета в Бозе почившего Родителя и радостных ожиданий всего народа, да укреплен будет таинством Святой Церкви благословенный Родителями Нашими брачный союз Наш.
Все верные подданные Наши соединятся с Нами в молитве, да ниспошлет Господь благословение союзу Нашему и дарует Нам, во благо России, то же безмятежное счастье, коим благословен был в доме своем незабвенный Наш Родитель, к назиданию и утешению всего народа».

Желая поделиться своей радостью, молодой Император простил значительные долги крестьянства, а те, что относились к периоду до 1866 года, были прощены сполна. Получили послабление, а то и прощение содержавшиеся в тюрьмах. Был создан особый фонд для вспомоществования нуждающимся ученым, литераторам, писателям и студентам.
Государь сохранил за собой пост Председателя Комитета по постройке Великого Сибирского пути, на который был назначен еще покойным Александром III.
В отличие от Императрицы Матери, хотя и выросшей в небогатой Дании, но, приехав в Россию, ставшей довольно расточительной, молодая Императрица, выросшая при бедном Дворе, сохранила свои воззрения, когда заняла высокое положение. Она разделяла взгляды супруга и избегала роскоши.
Первое время молодые жили в Аничкове дворце. Юная Царица прилежно занималась русским языком. Преподавала ей гоф-лектриса Екатерина Адольфовна Шнейдер. 3 декабря Александра Феодоровна записала в дневнике молодого супруга: «Надобно учиться трудному искусству — ждать. Я сегодня хорошо училась, и Шнейдерлейн [уменьшительная форма от «Шнейдер» — В.К.] мною довольна».
У молодой четы не было даже своей столовой. Они завтракали и обедали вместе со всеми за столом, во главе которого восседала Императрица Мать. Впрочем, Мария Феодоровна разрешала приносить в комнаты молодоженов первый завтрак и чай. Юная Императрица подружилась с младшей сестрой супруга, Ольгой. Их связывало многое, в том числе любовь к музыке и живописи. Что же касается Вдовствующей Императрицы, то она, придя в себя после утраты Венценосного супруга, снова окунулась в светскую жизнь. В глазах высшего петербургского общества сравнение между Императрицей Матерью и молодой Императрицей было не в пользу Александры Федоровны. Она была скромна, застенчива и не любила суетный свет. Образовались как бы два двора — двор старой и двор молодой Императрицы. Между ними происходили трения, и Мария Феодоровна, увы, делала мало, чтобы их сгладить. Ее чересчур деятельная натура, которую прежде сдерживала строгость супруга, теперь не знала границ. Доходило до того, что она сама выбирала наряды для невестки, которые, впрочем, та не носила, так как предпочитала платья строгого покроя. К юной Царице придирались по всякому поводу. Стоило ей улыбнуться, как злые языки заявляли, что она насмешница. Если у нее был озабоченный вид, то утверждали, что она бука.
Молодой Император, любивший мать и боготворивший молодую и прекрасную жену, оказался между двух огней. Никто, кроме сестер Императора — Ксении и Ольги — не знал, какую огромную поддержку своему супругу оказывала Александра Феодоровна, которую они звали Алики. Не удивительно, что Государь называл ее Солнышком — детским ее именем. «Алики никогда не произносила ни одного лишнего слова и не допускала ни единой оплошности», — вспоминала впоследствии Ольга Александровна
Летом молодая чета жила в Петергофе. Мария Феодоровна была в это время в Дании.
Отношения с матерью Император поддерживал с помощью переписки. Мария Феодоровна начинала письмо несколькими русскими фразами, затем переходила на французский. Почерк у нее был стремительный, как стрела. Очевидно, что и характер был такой же — огневой. Ведь Императрица Мать была еще не старой женщиной. «Состоявший при ней» князь Шервашидзе стал ее гражданским мужем. Брак они зарегистрировали после февральской революции.
В письме к матери от 16 сентября 1895 года Царь писал:
«Оба были в грустном настроении, покидая Петергоф, а главное наш маленький домик у моря, где мы так спокойно провели первое время вместе!»
В это время в Александровском дворце, по указанию молодой Императрицы, происходил ремонт, переделка помещений. Приехав в Царское Село, Государь пишет родительнице: «...Но когда мы вошли в комнаты Аликс (которые совсем переделаны и ничего не напоминает прежнее отвратительное устройство их), печальное настроение прошло».
Молодая чета ждала своего первенца, и Царь писал матери:
«Боль в животе <Аликс> была довольно сильная, особенно, когда дитё прыгало внутри. Оно стало очень велико и прыгает и дерется внутри очень сильно» (28 сентября 1895 года).
2/16 ноября 1895 года родилась Великая Княжна Ольга Николаевна. Там же, в Царском Селе, родились и остальные дочери: Великие Княжны Татьяна Николаевна (29 мая/11 июня 1897 года), Мария Николаевна (14/27 июня 1899 года) и Анастасия Николаевна (5/18 июня 1901 года).
С Царским Селом у Августейшей Семьи будут связаны самые теплые воспоминания. Жила она главным образом в Александровском дворце.
Многое о Царской Семье и, особенно, об Императрице мы узнаем из воспоминаний ее близких подруг А. А. Вырубовой, Ю. А.(Лили) Ден и немногих других лиц.
Анна Александровна Вырубова и Юлия Александровна Ден, хорошо знавшие Государыню, отмечали, что она была великолепной пианисткой и играла с удивительным подъемом, но ее крайняя застенчивость зачастую мешала ей проявлять свое искусство в присутствии посторонних. Лили Ден писала впоследствии:

«Государыня была более русской, чем большинство русских, и в большей степени православной, чем большинство православных. Ее любовь к Богу и вера в Его милосердие были для Государыни важнее любви к мужу и детям, и она находила наивысшее утешение в религии еще в ту пору, когда ее окружали великолепие и блеск Царской власти. И в горькие годы заточения, на пути к Голгофе, Императрица черпала силы в своем религиозном чувстве. Если же она действительно встретила свою кончину в том страшном екатеринбургском подвале, то, я уверена, именно все та же горячая вера поддержала ее в смертный час. Ее Величество когда-то призналась мне, что не решалась выйти замуж за Государя до тех пор, пока не почувствовала, что не пойдет против своей совести, если примет его предложение, сказав с полной убежденностью: «Твоя страна будет моей страной, твой народ — моим народом, и твой Бог — моим Богом».
«Государя она полюбила на всю жизнь. Она сама призналась, что он был первой ее любовью, но чем больше становилась ее любовь, тем сильней становился страх, что она может оказаться недостойной своего возлюбленного. Выйдя замуж, она всецело отдала себя России и сочла, что ее священный долг — заботиться о благе России. Однако Их Величества всегда были в большей степени супругами, чем Императором и Императрицей. Они жили счастливой семейной жизнью, у них были простые вкусы, они избегали посторонних взглядов, им претила всякая популярность. И вот это стремление к уединенной жизни послужило причиной возникновения многих клеветнических измышлений, объектом которых становилась Царская Семья... Меня иногда удивляло, почему она предпочитает друзей попроще, а не из более привилегированных кругов. Однажды я набралась смелости и задала ей такой вопрос. Она мне призналась (хотя я об этом догадывалась), что она болезненно застенчива и незнакомые лица чуть ли не пугают ее.
— Меня не заботит, богата та или иная особа или же бедна. Для меня друг, кем бы он ни был, всегда остается другом.
Действительно, этого у нее не отнять, Государыня поистине была верным другом, и дружбу, как и обязанности, которые она накладывала, ставила выше всяческих материальных выгод. Как женщина, она поступала правильно, а как Императрица, возможно, и нет».

Великосветская чернь никогда не пыталась понять подлинную натуру Императрицы. Ослепленные гордыней аристократы ополчались на нее, не зная никакого снисхождения. Лили Ден вспоминала:

«Ее Величество не переносила какой бы то ни было снобизм. Однажды во время японской войны она работала в одном из помещений Зимнего дворца. Окна его выходили на набережную Невы. Оттуда, где сидела Ее Величество, можно было наблюдать за солдатами и офицерами, проходившими мимо дворца. Неожиданно Государыня внимательно посмотрела в окно и сокрушенно покачала головой. На лице ее появилось выражение крайнего негодования. Кто-то из офицеров, находившихся во дворце, осмелился спросить у нее, в чем дело. Ее Величество указала на набережную:
— Посмотрите, — проговорила она. Выяснилось, что проходившие мимо одного из офицеров солдаты отдали ему честь, но тот им не ответил. — Почему же офицер не уважает солдат, рядом с которыми он может однажды пасть? Терпеть не могу таких снобов, — добавила она с холодком в голосе...
Ее Величество вела довольно уединенную жизнь. Зачастую уединение это было вынужденным: у Ее Величества было слабое здоровье, но, хотя многие авторы утверждают, будто она страдала болезнью, унаследованной от отца, сама Императрица никогда мне об этом не говорила. Она страдала пороком сердца из-за частых родов, иногда ей становилось тяжело дышать. Но я не замечала в ней ни малейших признаков истерии. Иногда Ее Величество охватывал внезапный гнев, но она обычно умела сдерживать свои чувства. Кроме хрупкого здоровья, были и другие причины для того, чтобы она чуралась общества. Цесаревич и Их Высочества часто хворали, а Государыня, как преданная мать, непременно находилась рядом с детьми и выполняла обязанности сиделки. В Государыне было очень развито материнское чувство; она чувствовала себя счастливой, когда могла о ком-то заботиться. Если какое-то лицо завоевывало ее привязанность и доверие, то она начинала проявлять интерес к малейшим сторонам жизни этого человека.
Ее склонность к оккультизму сильно преувеличена. Она была суеверной, но ее суеверия были вполне невинного свойства: она полагала, что в путешествие следует отправляться в ясную погоду; что когда дарят икону — это недобрый знак. Что же касается ее пристрастия к свастике, то оно объясняется следующим. В глазах Ее Величества она представляла собой как бы амулет, некий символ. По ее словам, древние считали свастику источником движения, эмблемой Божественного начала в природе».

Лили Ден вспоминает:

«Государыня была ранней пташкой. При ней состояло шесть горничных. Старшая из них, Мадлена Занотти, итальянка по происхождению, принадлежала к семье, исстари состоявшей на службе у Великих Герцогов Гессенских. Луиза Тутельберг, которую все звали «Тутель», стоявшая на втором месте, была родом из Прибалтийского края. В их распоряжении состояло еще четверо помощниц. Камеристки, в обязанности которых входило одевать и раздевать Императрицу, служили по три дня в неделю, однако ни одна из них ни разу не видела Ее Величество раздетой или принимающей ванну. Государыня поднималась с постели и принимала ванну без всякой посторонней помощи. Когда же ей требовалось привести в порядок свои волосы, поверх белья она набрасывала японское кимоно — шелковое или же ситцевое. Причесывалась и одевалась Ее Величество чрезвычайно скромно, в чем снова проявлялось влияние викторианской эпохи. То же можно было сказать и об убранстве ее спальни, где соблюдалась мода Виндзорского и Букингемского дворцов, восходившая к 1840 году. Ей претило все броское, театральное как при выборе белья, так и в убранстве спальни. Белье она носила из тонкого полотна, с чудными вышивками, но простого покроя. Ее рыжевато-золотистых волос никогда не касались щипцы для завивки, прическу она предпочитала самую простую и лишь для праздников и важных приемов изменяла своей привычке и позволяла себе более замысловатую прическу.
Опочивальня их Величеств представляла собой просторную комнату с двумя окнами, выходящими в парк. Находилась она на первом этаже: из-за слабого сердца Ее Величеству было трудно подниматься по лестнице. С помощью лифта, расположенного в коридоре, можно было попасть в детские, но во время революции водоснабжение было отключено, и лифт не работал. И тем не менее Ее Величество непременно навещала больных Великих Княжон. Я всякий раз сопровождала Государыню, поддерживая ее под руку, когда она с трудом преодолевала ступени. Я не могла сдерживать слезы, видя, как слаба Ее Величество, которая, тем не менее, была полна решимости не упустить ни единой возможности повидаться со своими любимыми чадами.
Большая двухспальная кровать светлого дерева стояла около окон, в простенке между которыми помещался туалетный столик Ее Величества. Справа от кровати в стене была пробита небольшая дверь, которая вела в крохотную молельню без окон, освещенную лампадами, где любила молиться Государыня. В молельне размещался столик и аналой, на котором лежало Священное Писание и образ Спасителя. Образ этот Ее Величество впоследствии подарила мне в память о тех днях, которые мы вместе прожили в Царском Селе. Это одно из самых больших моих сокровищ.
Мебель в Императорской спальне была обита тканью с орнаментом из цветов, на полу — мохнатый ковер лилового цвета. Туалетная комната Его Величества отделялась от спальни коридором. Напротив нее находилась туалетная комната и ванная Государыни, где не было ни следа показной роскоши и «странных» затей, о которых твердили злые языки. Ванна была не из серебра и не из мрамора, а самая обыкновенная, старинная ванна, помещенная в нишу. Ее Величество, которой никогда не изменяло ее викторианское стремление к аккуратности, требовала, чтобы в дневное время ванна драпировалась занавеской из кретона. В туалетной комнате Ее Величества стоял камин. На тот случай, если понадобятся их услуги, горничные находились в соседней комнате. Здесь хранились платья Государыни. В комнате между этажами, в которой стояло множество больших шкафов, хозяйничали горничные, в обязанности которых входило глаженье и починка одежды Ее Величества.
Государыня предпочитала обувь с длинным заостренным носком. Она обычно носила замшевые, золотистого или белого цвета туфельки. Атласные туфли она никогда не надевала.
— Терпеть не могу атласных туфлей, они меня раздражают, — признавалась Императрица. За исключением платьев, которые Ее Величество надевала в торжественных случаях, они у нее были совсем простого покроя. Она любила носить блузки с юбкой...
Ее Величество обвиняли в пристрастии к драгоценностям. Ничего подобного я за ней не замечала. Правда, у нее было множество чудных самоцветов, но ее положение Императрицы Всероссийской давало ей право владеть ими. Перстни и браслеты она действительно любила и всегда носила перстень с крупной жемчужиной, а также крест, усыпанный драгоценными камнями. Некоторые авторы утверждают, будто бы крест был усыпан изумрудами. Я не согласна с этим. Я уверена, что это были сапфиры и, поскольку я видела этот крест каждый день, то думаю, что я права. У Ее Величества были мягкие, красивой формы руки. Руки, которые никогда не оставались без дела. Ногти она никогда не полировала, поскольку Его Величество терпеть не мог наманикюренные ногти.
В девять утра Государыня завтракала вместе с Августейшим супругом. Завтрак был простой, a l'anglaise [по-английски]. После завтрака Ее Величество поднималась наверх к своим детям. Потом появлялась Анна Вырубова. Если было необходимо кого-то принять, то аудиенции давались утром. Однако в том случае, если Государыня оказывалась «свободной», то она отправлялась в училище для детских воспитательниц, организованное по английскому образцу. Она была твердо убеждена в необходимости таких воспитательниц и вкладывала всю душу в работу и надлежащее руководство этим учебным заведением.
Ленч был в час дня, а по воскресным дням — в половине первого; но если Государыня испытывала недомогание, что происходило с ней довольно часто, то ленч ей или подавали в лиловую гостиную или же она трапезовала вместе с Цесаревичем. После ленча Ее Величество прогуливалась, не то каталась в легкой открытой коляске. Чай подавали в пять часов. Иногда в промежуток между ленчем и чаем устраивались приемы. Вся Императорская Семья встречалась за чаем, происходившим совсем «по-семейному». Обедали в восемь. Постоянной столовой не было: Государь не любил обедать в каком-то одном помещении, поэтому обеденный стол несли в ту комнату, в которой ему в тот вечер хотелось пообедать. После обеда (обычно очень простого, без затей) Императорская Семья проводила остаток вечера вместе. Их Высочества, питавшие страсть к головоломкам, обычно ими и занимались. Иногда Его Величество читал вслух в то время, как дочери и их родительница работали. Эта дружная семья жила бесхитростной жизнью — жизнью, которой не одобрялась светская чернь.
Гостиная Ее Величества, известная, как «лиловый будуар Императрицы», представляла собой чудную комнату, где можно было наблюдать пристрастие ее хозяйки ко всем оттенкам лилового цвета. Весной и в зимнее время воздух в ней был напоен ароматом сирени и ландышей, которые корзинами ежедневно присылали во дворец с Ривьеры. Стены украшены великолепными картинами. Над кушеткой — огромная картина «Сон Пресвятой Богородицы», на другой стене полотно, изображающее св. Цецилию, напротив нее — портрет принцессы Алисы, Великой Герцогини Гессен-Дармштадтской, матушки Ее Величества. Мебель лиловая с белым, множество уютных уголков. На большом столе множество семейных фотографий, на самом почетном месте — фотография королевы Виктории.
Вторая гостиная представляла собой просторную комнату, где предметы убранства и обивка мебели были всех оттенков зеленого цвета. По желанию Ее Величества в одном углу были пристроены небольшая лесенка и антресоли, утопавшие весной в фиалках. В этой комнате висели портреты Их Величеств и несколько изысканных миниатюр Их Высочеств, выполненных Каульбахом. Особенно хорош был портрет Великой Княжны Марии Николаевны.
Книг было множество; Ее Величество очень много читала, но ее главным образом интересовала серьезная литература. Библию она знала от корки до корки. Библиотека находилась рядом с зеленой гостиной, где на круглом столике лежали книжные новинки и свежие номера журналов, заменявшиеся самыми последними, по мере их выхода в свет» .

Не курившая до революции, Императрица в заточении приохотилась к папиросам: курение успокаивало ее издерганные нервы.
Сколь чуждо российским подданным, в особенности интеллигенции и значительной части дворянства, было чувство государственности, видно из следующего факта. Если Королеву Викторию — даму немецкого происхождения, бывшую замужем за немецким принцем — никто не попрекал ее германскими корнями, то в России дело обстояло иначе. Едва во главе русской армии встал Государь Император и счастье повернулось лицом к русскому оружию, как начали говорить и о немецком происхождении, и о мнимых германских симпатиях Императрицы. В лазаретах Императрица разговаривала с дочерьми по-английски. Слышавшие это солдаты потом утверждали, что Царица говорит по-немецки. Поражения (их при Царе уже не было) приписывались «доброхотами» влиянию «немки». А в некоторых светских салонах ее язвительно называли «полковницей». Вот откуда корни заговора, направленного на дискредитацию Царского имени и Царской власти. Вот кто раздувал «искру, из которой разгорится пламя», на котором сгорят и многие из глупых мотыльков, взмахивавших крылышками над едва теплившимся поначалу огоньком.
Узнав об анонимных письмах в адрес Императрицы, обвинявших ее во «вмешательстве в русские дела», лежавшие в лазаретах офицеры, хорошо изучившие подлинную натуру Царицы, были страшно возмущены.
Но Государыня была уверена, что против нее общество настраивали журналисты, падкие до сенсации, простой же люд всецело был на ее стороне.
Пожалуй, за всю историю Государства Российского не было такой любящей и преданной друг другу Царской четы. О красоте Царицы рассказывает Лили Ден:

«Среди густой зелени неторопливым шагом выступала высокая, стройная женщина. Это была Императрица! Сердце у меня забилось, я с восхищением смотрела на нее. Я даже не представляла себе, что она настолько прекрасна. Никогда не забуду ее красоту, открывшуюся мне в то июльское утро [1908 года], хотя гораздо глубже в мою память врезался иной образ Государыни, вынесшей множество невзгод и страданий — трогательный и святой образ.
Государыня была в белом. Шляпка драпирована белой вуалеткой. Нежное белое лицо; но когда она волновалась, щеки ее покрывались бледно-розовым румянцем. Рыжевато-золотистые волосы, синие глаза, наполненные печалью. Гибкий, тонкий, как тростинка, стан. Помню великолепные жемчуга. При каждом движении головы в бриллиантах ее серег вспыхивали разноцветные огни. На руке простой перстенек с эмблемой свастики — излюбленным ее символом возрождения — с которой впоследствии было связано множество всяких домыслов и предположений, будто Императрица была склонна к оккультизму. Эти досужие люди просто не понимали, что на самом деле значила для нее эта эмблема.
Государыня главным лицом считала Государя Императора. Только и было слышно от нее: «Так желает Его Величество», «Так сказал Его Величество»; она была очень нежна с ним; материнское чувство проявлялось даже в любви к своему супругу. Государыня очень заботилась об Императоре, возможно, это объяснялось тем, что он много страдал из-за любви к Ее Величеству».

Став с младенческих лет сиротой, Государыня заботилась о детях-сиротах. Создавала для них школы и приюты, дома для грудных детей. Не были оставлены ее заботами безработные, престарелые, душевнобольные. Ею создавались библиотеки, читальни, различные заведения, в которых могли трудиться инвалиды, способные работать.
Во время русско-японской войны Государыня превратила залы Зимнего дворца в мастерские, в которых работали сотни знатных дам и барышень. Она и сама вместе с Великими Княжнами — тогда совсем еще крошками — трудилась в этих мастерских. Этот пример оказался заразительным, и во всех частях России дамы и девушки своим рукоделием помогали армии. Одно лишь депо (склад) в Харбине получил из Зимнего дворца до 12 миллионов швейных изделий. Кроме того, по инициативе Императрицы было создано 70 походных госпиталей, более чем на миллион золотых рублей было приобретено хирургических инструментов и приспособлений, облегчавших страдания раненых.
По инициативе Государыни в России были учреждены работные дома, школы для сиделок, ортопедические клиники для больных детей. С целью возрождения вымирающих крестьянских ремесел Государыня Императрица основала школу, где молодые крестьянки и монахини обучались народному рукоделию и изобразительному искусству. Курс обучения был рассчитан на два года.
Получившая прекрасное образование, Императрица Александра Феодоровна мечтала усовершенствовать женское академическое образование. Однако аристократия, опекавшая частные учебные заведения, недовольная критикой непрактичной и устаревшей системы образования, отвергла предлагавшиеся Государыней планы реформ.
Во время русско-японской войны у Царственной Четы родился долгожданный, вымоленный у Бога Наследник Цесаревич. Как рассказывает игумен Серафим (Кузнецов), при крещении, когда Царственного младенца помазывали святым миром, он поднял ручку, как бы благословляя находившихся в храме.
Еще в младенческом возрасте выяснилось, что у Наследника болезнь кровеносных сосудов, унаследованная им от прабабки, английской королевы Виктории. Некоторые авторы называют ее гемофилией. Но если эта болезнь неизлечима, то возникает вопрос, отчего же нынешняя королева Англии, Елизавета II, не передала своему потомству эту болезнь. Не страдали ею ни Георг V, ни Эдуард VII, ни Георг VI. Правда, при ушибах ребенок мучился, и поэтому, узнав о том, что сибирский крестьянин Распутин наделен даром целителя, Императрица прибегала к его помощи. Но и значение Распутина в жизни Царской Семьи чересчур преувеличено. Об этом свидетельствует учитель французского языка Царских Детей Пьер Жильяр:

«У меня был длинный разговор с швейцарским посланником в Петрограде. Подробности... не оставили во мне ни малейшего сомнения насчет.. личности Распутина... Но я никогда до этой беседы не подозревал того значения, которое... придавали политической роли Распутина».

Странное дело, не правда ли? Много лет живший при Царской Семье учитель не подозревал значения сибирского крестьянина, но вдруг приехал из Швейцарии посланник и открыл ему глаза? Очевидно, Пьер Жильяр, понимая, что доводы его неубедительны, признавался: «Значение его сильно преувеличивали». Думается, не было бы Распутина, придумали бы что-то другое. Ведь задача врагов Царской Семьи и России состояла в том, чтобы развенчать ореол Царской власти и ее носителей. «Если бы не было Распутина, то противники Царской Семьи и подготовители революции создали бы его своими разговорами из Вырубовой, не будь Вырубовой, из меня, из кого хочешь», — говорил лейб-медик Евгений Сергеевич Боткин.
Распутина уже не было в живых, но нападки врагов на Императрицу продолжались. Теперь ее обвиняли в германофильстве. Причем, те же самые люди, которые будут склоняться впоследствии к союзу с немцами, как, к примеру, «профессор исторической клеветы» Милюков.
Государыня возражала:
— С какой стати эти люди утверждают, будто я симпатизирую немцам? Двадцать лет я прожила в Германии, но двадцать лет и в России. Все мои интересы, будущее моего сына связаны с Россией. Следовательно, разве я могу быть кем-то другой, а не русской?
Только русская Царица могла с такой самоотверженностью отдавать свое здоровье, помогая раненым в лазаретах. В 1915 году журнал «Русский паломник» писал: «Нельзя без волнения... читать о великодушной, самоотверженной деятельности Августейших сестер милосердия Государыни Императрицы Александры Федоровны, ее Августейших дочерей Великих Княжен Ольги Николаевны, Татианы Николаевны и Марии Николаевны. Ее Величество ежедневно посещает Царскосельский дворцовый лазарет, где изволит лично ухаживать за ранеными, ободряя и утешая их, причем изволит лично забинтовывать раны и делать перевязки, измерять температуру, пульс и дыхание. Великие Княжны работают в том же лазарете в качестве сестер милосердия... Искусно и осторожно, своими мягкими нежными руками Великие Княжны, так же, как и их Августейшая Мать, делают перевязки у раненых офицеров и солдат, которых до слез трогает такая заботливость».
Любящая жена, преданный друг, заботливая мать — такой нам предстает Государыня. Без волнения нельзя читать строки из ее писем. Вот отрывок из одного из них, написанного в декабре 1914 года, когда Государь находился в Ставке:
«...Так тоскливо здесь без тебя, сокровище мое, горячо любимый мой! Постоянно жду, что откроется дверь и увижу тебя вернувшимся с прогулки... Бог да благословит и сохранит моего драгоценного Ники!... Навсегда твоя старая Солнышко».
Несмотря на недомогания, Государыня продолжала работать в лазарете: «Сердце все еще расширено, болит голова, но двигаюсь. Новость: сын Боткина, не желавший сдаться, был убит. Дети отправились в госпиталь поработать... Благословляю и обнимаю... Аликс». (Телеграмма № 60 от 15 декабря 1914 г.)

«Мой родной, бесценный,
...Отгадай, что я делала вчера вечером в постели? — Я откопала твои старые письма и перечла многие из них, — и те немногие, которые были написаны до нашей помолвки, — и все твои слова, исполненные горячей любви и нежности согрели мое больное сердце, и мне казалось, что я слышу твой голос...» (Ц. Село. 11 июня 1915 г.)

«Мой родной, любимый!
Не нахожу слов, чтобы выразить тебе все, чем наполнено сердце... Ты вынес один, с решимостью и стойкостью, тяжкую борьбу ради родины и престола... Бог помазал тебя на коронации, поставил тебя на твое место, и ты исполнил твой долг... И твой Солнечный Луч появится около тебя, чтобы тебе помочь — твой родной сын...» (Ц. Село. 22 августа 1915 г.)

«Мой горячо любимый.
Крепко целую тебя за твое дорогое письмо... Все время льет дождь, что ужасно действует на настроение. У нас была операция и много тяжелых перевязок со стонами и со слезами... Прощай, мое дорогое сокровище. Бог да благословит и защитит тебя! Нежно целует тебя твоя старая Детка. (Ц. С. 16 августа 1916 г.)

Постепенно над головами Царственной Четы сгущаются тучи, о чем свидетельствует отрывок из письма:
«...По словам Сандро Л<ейхтенбергского>, Ник. Мих. <либерал-историк, Великий Князь> распространяет ужасные вещи, все возмущаются его рассказами в клубе, и он постоянно видается с Родз(янко) и компанией. Прости, что постоянно пишу тебе все о неприятностях, но голова устала от дел... 1000 нежных поцелуев и благословений. Навеки всецело Твоя». (Ц. Село. 9 ноября 1916 г.)
Великий Князь Николай Михайлович еще не знал, что, подкапываясь под Царскую власть, он роет и себе могилу. Когда его приговорили к смерти за принадлежность к Дому Романовых, Максим Горький походатайствовал перед «Ильичом» о снисхождении, сославшись на то, что Николай Михайлович известный историк. «Самый человечный человек» заявил: «Революции историки не нужны».
Когда началась «бескровная» февральская революция и Императора заставили отречься от престола, Государыня не стала его упрекать, а заявила, что как муж и отец ее детей он ей еще дороже, чем как Император.
И в царскосельском заточении, и в сибирской ссылке, как Государыня, так и ее Семья несли свой крест страданий и унижений с истинно христианским смирением.
И об этой подвижнице «скверноподданные» пели: «За ерманскую Царицу пошлют парня на позицу». «Ерманская Царица», о которой пели неумные люди, близко к сердцу принимала нужды и страдания подданных.
«... Следовало бы сделать заранее большие запасы, так как у нас масса беженцев, которые будут страдать от голода и холода, — писала она Государю 27 августа 1915 года. — О, через какие мучения они проходят! Масса народу умирает по дороге, сбивается с пути, и всюду подбирают заблудившихся детей...»
Императрица посещала места скопления беженцев и, естественно, помогала беднякам. «...Мы поехали без предупреждения и осмотрели 5 мест, — один ночлежный дом, который стоял пустым — около Нарв. заст[авы], где женщины с детьми спят в двух лагерях; в соседнем доме помещаются мужчины... Там есть баня и столовая... Все целовали мне руки, но со многими я не могла объясниться, так как они польки или латышки... Рядом с пакгаузом выстроено прекрасное новое деревянное здание, с большой кухней, столовой, спальнями и ванными — поезда подходят прямо туда», — сообщает Государыня супругу (5 сентября 1915 г.).
И п о н ы н е то и дело говорят недоброжелатели о вмешательстве Императрицы в дела управления. Как же обстояло дело?
«О, мой друг, я так тронута, что ты просишь моей помощи, я всегда готова все сделать для тебя, но не люблю вмешиваться непрошенно...» — Об этом мы узнаем из письма Государыни в Царскую Ставку от 28 августа 1915 г.
Императрица была убеждена: ее помощь угодна Богу.
«...Дружок, слушайся моих слов, — писала она супругу 9 сентября 1915 г. — это не моя мудрость, а особый инстинкт, данный мне Богом п о м и м о  м е н я, чтобы помогать тебе».
С улучшением дел на фронте усилились нападки на Царскую власть в тылу.В Думе, в земских учреждениях. И не только в них.
Государыню беспокоили бунтарские настроения в Синоде и и правительстве Удивительно ли, что приходилось менять чиновников, не оправдавших доверия Государя и Императрицы. Заботило Государыню и будущее России — дети:
«...За эти три месяца устроено множество яслей по всей России нашим обществом материнства и младенчества, — докладывала она супругу 11 сентября 1915 г. — Для меня большая радость, что все так горячо откликнулись и сознали важность этого вопроса, — особенно теперь нужно заботиться о каждом младенце, ввиду тяжелых потерь на войне...»
Сколько справедливости в суждениях Государыни, сколько проницательности. Ее заботит Сазонов — этот «министр иностранных дел для иностранцев».
«Хотелось бы, чтобы ты нашел подходящего преемника Сазонову, не надо непременно дипломата! Необходимо, чтоб он уже теперь познакомился с делами и был настороже, чтоб на нас не насела позднее Англия и чтоб мы могли быть твердыми при окончательном обсуждении вопроса о мире... Он [Сазонов] такой трус перед Европой и парламентарист, а это было бы гибелью России. Ради Бэби мы должны быть твердыми, иначе его наследие будет ужасным, а он с его характером не будет подчиняться другим... Ты не можешь делать уступок, вроде ответственного министерства и т.д. и всего, чего они [думцы] хотят. Это должна быть т в о я война, т в о й мир, слава твоя и нашей страны, а во всяком случае не Думы...» — Так писала Императрица супругу в Царскую Ставку 17 марта 1916 года.
Тот факт, что Император был лишь благодарен супруге за ее «вмешательство» в государственные дела, подтверждается таким письмом:
«...От всего сердца благодарю за твой добрый совет. Я всегда думал, что продовольств. вопрос лучше решить сразу... Теперь это сделано: помоги нам Бог!» (31 октября 1916 г.)
Несмотря на страдания и унижения, которые пришлось пройти Государыне после февральского переворота, она не переставала верить в русский народ.
«Вот 11 человек верхом прошли, хорошие лица, мальчики еще... это уже давно не виданное зрелище. У охраны комиссара не бывают такие лица... Атмосфера электрическая кругом, чувствуется гроза, но Господь милостив... Хотя гроза приближается — на душе мирно — все по воле Божией», — писала в апреле 1918 года А. А. Вырубовой Императрица. Даже находясь в заточении и стесненных материальных условиях Государыня не забывала о друзьях, отправляла им продукты, вещи, беспокоилась о судьбе знакомых и не знакомых ей людей.
Она не страшилась смерти. Страшилась лишь разлуки с любимой Семьей.
Самозваные правители, отрешившие от власти Государя Императора, зачастую не знали, что с этой властью делать. Казалось бы, пусть они разбираются сами со своими проблемами. Но не таковы были Государь и Государыня. Они болели за Россию, за ее народ. Об этом свидетельствуют их письма к друзьям в России и за ее пределами. Вот выдержка из письма Государыни от 5 (18) июня 1917 года из Царскосельского заточения, адресованного Лили Ден:
«...О как я рада, что нового Командующего <Балтийского> флота назначили <адмирала Развозова>. Дай Бог, теперь лучше будет — настоящий моряк, и надеюсь, что ему удастся постепенно подтянуть дела. Сердце дочери и солдата ужасно болит, смотреть на многое — не могу привыкнуть и не хочу, такие чудо-богатыри, которые были — все с ними можно <было> делать — и как их испортили, именно, когда нужно начинать избавляться от врагов — а то сколько лет еще будем воевать. — Вы понимаете, как Он <Император> страдает, — читает <газетные сообщения>, а слезы все время на глазах... Столько у нас друзей там на фронтах — могу представить, как безумно больно и тяжело им... Сегодня молебен в 12 ч. для 16 л. Анаст<асии> — вот как время летит.
...Бог даст нам сил и терпения и не оставит нас. Прошло вот уже три месяца <после революции>! Народу обещали, что у него будет больше продовольствия и топлива, но все стало хуже и дороже. Они всех обманули... Но такова Божья воля... Лишь теперь я узнала, как Вы провели первые дни <в тюрьме>. Это ужасно, но Бог вознаградит Вас».

* * *

«Душка нежно любимая, — писала верной подруге Лили Ден Императрица 29 ноября 1917 года из Тобольска. — Очень, очень давно не имею от Вас вестей... Я хочу знать так много. Как граф Келлер? Видели ли Вы его в Харькове? Все происходящее так ужасно, что нет слов... но Бог милосерден...
Крепко, крепко целую. Христос с Вами».
В письме от 2 марта 1918 года Государыня снова вспоминала о благородном графе Келлере, начальнике 3-го кавалерийского корпуса, который во время февральского переворота отказался отречься от Царя: «Если Вы увидите милого графа Келлера снова, передайте ему, что его бывший Шеф <Государыня имела в виду себя> шлет ему самый сердечный привет и постоянно молится за него... Надеемся исповедоваться на следующей неделе, если нам разрешат. С нетерпением жду эти великолепные богослужения — так хочется помолиться в храме.
Вспоминаю наш храм <Феодоровский Государев Собор в Царском Селе> и мою маленькую моленную возле алтаря... Не беспокойтесь за нас, душка нежно любимая. — Вам всем плохо и Родине!!! Что больнее всего и сердце сжимается от боли — что в один год наделали. Господь допустил — значит, так и надо, чтобы поняли и глаза открыли на обман и ложь... Все больно — все чувства затоптаны ногами... Мы должны понять, что Бог превыше всего и хочет приблизить нас к Себе через наши страдания. Любите Его всей душой. Но моя Родина — Боже мой — как я люблю ее всем своим существом, и ее страдания вызывают во мне физическую боль... Нежно целую Вас и Тити <сына Лили Ден>. Христос с вами, мои душки. Привет Маме и Бабушке. Дети Вас целуют и любят, а Он <Император> шлет наилучшие пожелания. Ваша старая Крестная».
Письма эти, отрывки из которых мы приводим, дошли до адресата — Юлии Александровны (Лили) Ден — лишь три года спустя, когда ни Императрицы, ни Царской Семьи и верных Ей слуг не было в живых.
В наши дни, когда все (или, во всяком случае, многие) красивые девушки мечтают или выйти замуж за иностранца или уехать на заработки за рубеж, вспоминается любовь Царицы к России и к русскому народу несмотря ни на что. Увидев после февральского переворота, каким унижениям подвергается Императрица и Ее Семья, Лили Ден воскликнула:
— Ненавижу Россию!
— Не смейте говорить этого, Лили! — возмутилась Императрица. — Подобными словами Вы причиняете мне боль. Не надо осуждать людей. Они не ведают, что творят.
Уже находясь в заточении в Тобольске, под охраной, словно преступница, Императрица в разговоре с Е. С. Боткиным заявила:
— Я лучше буду поломойкой, но я останусь в России.
«Я думаю, что этого не скажет ни одна русская женщина, так как ни одна из них не обладает той горячей любовью и верой в русского человека, какими была проникнута Государыня Императрица, несмотря на то, что от нас — русских — Она ничего не видела, кроме насмешек и оскорблений, — писала дочь лейб-медика, умученного вместе с Царской Семьей. — Нет кар, которыми русский народ может искупить свой великий, несмываемый грех перед Царской Семьей...» , — вырвалось у Татьяны Мельник-Боткиной.
В дни после убийства Распутина Лили Ден находилась в Александровском дворце. Она боялась, что должно произойти какое-то еще несчастье. Но была поражена тем, что Императрица не испытывает страха.
— Ваше Величество, Вы совсем не боитесь смерти. А я боюсь умереть — я ужасная трусиха.
— Неужели, Лили, Вы действительно боитесь смерти? — удивленно посмотрела на молодую женщину Государыня.
— Действительно, Ваше Величество.
— А я всегда смотрела на смерть, как на друга, как на избавление от земных страданий.
Преданная Царской Семье Лили (Юлия Александровна) Ден была арестована вместе с Анной Вырубовой и не смогла разделить участь любимой ею больше жизни Императрицы. Слухи о гибели всей Семьи достигли ее уже в эмиграции, в Англии, куда муж Лили, командир крейсера «Варяг», был откомандирован.
Императрица была чрезвычайно одаренной натурой. Она была не только прекрасным музыкантом и певицей (по словам профессора Консерватории Ирецкой, своим голосом Императрица «могла бы зарабатывать хлеб»).
Была она и художницей, превосходно разбиралась в живописи. Во время одного из сеансов работы В. Серова над портретом Николая II к супругу пришла Императрица. Произошел эпизод, который Грабарем и Теляковским был описан совершенно по-разному. Грабарь, со слов Серова, писал, будто бы Императрица указала художнику на замеченные ею погрешности в рисунке. Мастер протянул ей палитру и сказал:
— Так Вы, Ваше Величество, лучше уж сами и пишите...
«Царица вспылила, топнула ногой и, повернувшись на каблуках, надменной походкой двинулась к выходу», — писал Грабарь.
В дневнике Теляковского эпизод выглядит иначе.

«Императрица, когда показывали портреты, сделанные Серовым, просила некоторые детали рисунка дописать, — гласит запись. Серов согласился и когда пришел к барону [В.Б. Фредериксу, министру Императорского двора], то сказал — я уже согласился, хотя напрасно дописывать портреты, но, видя, что работа моя не нравится Императрице, я отказываюсь писать следующие портреты».

Как видим, ни о каком топоте ногой не было и речи. Версия Грабаря-Серова появилась в советское время, когда считалось хорошим тоном и прибыльным занятием набрасывать черные тона на портреты Августейших особ, в частности, Императрицы. Впрочем нынешнее время немногим отличается от советского. Как и нравы авторов.
Их симпатии, как и симпатии ряда зарубежных биографов Императрицы, на стороне палачей, а не их жертв.
Впрочем, у английской писательницы Э.Э.П.Тисдолл, автора книги The Dowager Empress («Вдовствующая Императрица»), где Мария Феодоровна изображена в радужных красках, а ее Августейшая невестка — в темных , пробудилась-таки совесть. По ее словам, после убийства Распутина «Императрица Алики [Александра Феодоровна] из занятой лишь самою собой неврастенички превратилась в героиню, каковой и оставалась до самой своей ужасной смерти в екатеринбургском подвале полтора года спустя» .
Похвала сомнительная, но и на том спасибо. По словам Сиднея Гиббса, Императрица «была добрая и любила делать добрые дела».
Доброту, как отличительную черту Царицы-Мученицы отмечала и г-жа Битнер: «В ней [Императрице] самым характерным отличием была величавость... Бывало, идет Государь, нисколько не меняешься. Идет она — обязательно подтянешься. Однако она вовсе не была гордячкой. Она не была и женщиной со злым характером. Она была добра и в душе смиренна».
Юлия Александровна Ден свидетельствовала:
«В трагические дни <переворота>, когда счастье отвернулось от Царской Семьи, никто из ее членов не сожалел об утраченном ими положении и престиже. Единственно, что их тревожило — это страх расстаться друг с другом. К ним можно было бы отнести слова, нацарапанные кем-то на стене старинной итальянской тюрьмы: «Лучше смерть, чем жизнь без тебя».
Если одним словом охарактеризовать сущность натуры Императрицы — то это слово — Любовь. Любовь к России, несмотря на ее неблагодарность по отношению к Государю и Царской Семье. Любовь к Супругу, Дочерям, Сыну — Наследнику Цесаревичу. Который был для Государыни, как и всей Ее Семьи — Солнечным Лучом. Это понял английский поэт Освальд Норман, который посвятил Царице стихотворение, озаглавленное им

ЦАРСКОЕ СЕЛО

* * * *

Ее Императорскому Величеству

убиенной Государыне Императрице Всероссийской
Александре Феодоровне

Adieu, c'est pour un autre monde!

Капризный Рок на трон Тебя вознес,
К ногам Твоим поверг он Царство
И дал взамен бессчетные мытарства,
Замест нектара — чашу горьких слез.
Не знала Ты, что минут годы счастья
И разобьется Твой державный челн
О скалы средь кровавых волн
В годину черную ненастья.
Как Ты сумела все это сносить,
Когда убийство коршуном кружило
И чернь Твою пролить алкала кровь?
К Престолу Божию молитвы возносить
Душе Твоей что придавало силы?
Святая вера: Бог — это Любовь.

(Перевод В. К..)

Многие образованные англичане помнили, что русская Императрица была любимой внучкой британской королевы Виктории, что связи между Россией и Великобританией не прерывались.

Глава пятая
ВЕСТИ ИЗ РЕВЕЛЯ

Частные лица и такие политики, которым было не по душе намечавшееся в 1908 году сближение России и Великобритании, относились к предстоящей встрече двух монархов — Николая II и Эдуарда VII — с неприязнью, к которой примешивалась тайная надежда, что из встречи ничего путного не выйдет — давно ли произошел досадный инцидент на Доггер-банке в Немецком море, когда японские миноносцы, затесавшиеся в гущу рыболовецких судов — главным образом, английских — попытались атаковать под покровом ночи русские броненосцы эскадры вице-адмирала Рожественского, но огнем орудий были отбиты а, возможно, потоплены.
Уже после Великой и гражданской войн Клапье де Колонг, бывший начальник штаба эскадры вице-адмирала Рожественского писал в рижской газете «Сегодня» (№ 19), вспоминая о Гулльском инциденте:

«Эскадра встретила ночью у Доггер-Банки 2 японских миноносца, которые, прикрываясь темнотой и присутствием на этом месте флотилии английских рыбаков, пытались атаковать русские корабли, но были отбиты их огнем. — Опытный моряк, автор статьи продолжал: — Основания для этого вывода: 1) еще за месяц до Гулльского инцидента на восточном побережье Англии заканчивалась постройка двух миноносцев для Японии; 2) миноносцы, по настоянию из Петербурга, покинули Англию; 3) в штаб эскадры Рожественского все время поступали донесения агентов тайной разведки о двух судах неизвестной национальности типа миноносцев, замеченных у норвежских берегов; 4) у мыса Скаген эскадру встретил транспорт «Балкан», возвращавшийся из плавания по Белому морю. Командир его, Качинский, доложил, что специально отклонился от своего курса, чтобы предупредить эскадру о двух миноносцах, не имевших флага и прятавшихся в фьордах».

Английская печать возмущалась: «Один из русских миноносцев до утра оставался на месте происшествия и не оказал никакой помощи тонущим рыбакам».
«В действительности, — указывает Клапье де Колонг, — все русские миноносцы находились за 200 миль от эскадры, о чем не преминул официально сообщить адмирал Рожественский.
Заподозрить же английских рыбаков в том, что они не сумели отличить миноносец от рыбацкого судна, немыслимо. Следовательно, то был японский миноносец, который мог быть поврежден огнем русских кораблей».

Сколько шуму было поднято в прессе, особенно английской и, следовательно, прояпонской. Но «кто старое помянет, тому глаз вон». Доброжелатели и просто умные люди — как среди англичан, так и среди французов — теперь понимали, что Россия, которая развивается невиданными темпами, строит военные суда, согласно данным британской разведки, превосходящие по своим тактико-техническим данным все существующие корабли, — это держава, с которой стоит считаться. Тем более, в условиях все большей агрессивности Германии. Нет, пусть уж лучше дружат «дядюшка Берти» и «Ники», чем «кузен Вилли» и «кузен Ники». Дуэт кайзера и царя, возможно, поставил бы под угрозу само существование Британской Империи.
«Санкт-Петербургские ведомости» от 29 мая (9 июня) 1908 года сообщали:
«Киль. После полудня сюда прибыла через канал английская королевская яхта «Виктория и Альберт». Принц Генрих с супругой и принц Сигизмунд Прусские посетили яхту и обменялись сердечными приветствиями с королем, королевой и принцессой Викторией. Через 3/4 часа они покинули яхту, которая в сопровождении 9 германских миноносцев направилась дальше, на пути в Ревель».
Сидней Гиббс еще не знал, что визит короля — полноватого, с небольшой бородкой, похожего на прелата, не чурающегося житейских радостей, внесет изменения в жизнь его, скромного учителя английского языка в Петербурге. Как верноподданный, он испытывал теплые чувства к королевской чете. Возможно, недостатки — некоторая легкомысленность монарха и деспотичность по отношению к домашним королевы — делали их более человечными, приземленными и оттого более близкими ему. Признаться, Сидней Гиббс, которого «правоведы» называли Сиднеем Ивановичем, обожал принцессу Викторию. Домашние ее называли Торией. Милая, славная девочка, увы, не может постоять за себя. Несмотря на то, что у королевы сонм придворных дам, она то и дело посылает за дочерью. Когда же принцесса, оставив все свои дела, прибегает к родительнице, выясняется, что та совсем забыла, зачем звала дочь. Не желая отпускать дочь от себя, своенравная королева так и не даст возможность Тории выйти замуж.
Англичанин внимательно изучал газету:
«Ревель. В расцвеченном флагами городе, в ожидании предстоящего свидания Монархов, царит необычайное оживление. Гостиницы переполнены. Гавань готовится принять праздничное убранство. Сотни флагов развеваются на коммерческих судах. На рейде пока военных судов нет. Броненосец «Александр Второй» и крейсер «Россия» ушли в Балтийский порт. В гавани — четыре миноносца. Погода великолепная».
«Ревель. Завтра утром ожидается прибытие Их Императорских Величеств. Государь Император, Государыни Императрицы, королева Эллинов, Августейшие Дети: Наследник Цесаревич и Великие Княжны, Великая Княгиня Ольга Александровна, Великий Князь Михаил Александрович и Принц Ольденбургский со свитой изволят прибыть в Новый порт и отсюда проследовать на Императорскую яхту, стоящую на рейде. В 11 часов утра предположена встреча венценосного гостя».
А вот и сообщение о приходе яхт:
«В 8 часов утра на рейд прибыли Императорские яхты «Штандарт», «Полярная Звезда» и «Царевна» и крейсер «Азия» в сопровождении 18 эскадренных миноносцев, 4 миноносцев типа «Циклон» и 4 номерных миноносцев».
Тут же сообщается и о реакции французов на статью, опубликованную в «России», где обстоятельно опровергается агрессивный характер русско-английского сближения. Французские политические деятели с сочувствием встретили ее появление.

* * *

Синие вагоны с золотыми орлами; черный, словно лакированный, паровоз с начищенными до блеска латунными деталями — таков был Императорский поезд, подошедший рано утром 27 мая к дебаркадеру Ревельского вокзала. Едва осмотревшись, Августейшие пассажиры пересели на экстренный поезд, доставивший их в Нижний Город. Пересев на катера, они отправились на Императорские яхты «Штандарт» и «Полярная Звезда». О важности предстоящей встречи можно было судить по тому, что, кроме лиц Свиты, Государя сопровождали председатель совета министров, министр иностранных дел, морской министр, директор канцелярии МИД, русский военный агент в Англии генерал Ермолов. Состоять при английском короле были назначены светлейший князь Голицын и Свиты Его Величества контр-адмирал Гейден. При ее величестве королеве Великобритании — светлейший князь Горчаков и другие лица.
Строгий Ревель с его мрачной средневековой крепостью, сторожевыми башнями — Длинный Герман, Толстая Маргарита, Кик-ин-дэ-Кэк — древними церквами и соборами, казался веселым и нарядным. Повсюду развевались флаги — русские и английские. Суда в гавани были украшены флагами расцвечивания. Солидные бюргеры, чопорные дворяне, исполненные чувства собственного достоинства коммерсанты и простой люд — все они так и светились от радости. Да и как было не радоваться. Золотое солнце плясало на ярко-голубом небе; легкий ветерок, веявший с моря, освежал взволнованные лица, шуршали волны, набегавшие на белый песок.
Еще недавно с моря дул холодный ветер, небо было обложено тучами, сеял дождик. Нынче же стояла «Царская погода». Давно заметили, что повсюду, где появляется Государь, вместе со своей светлой улыбкой он приносит и солнечную погоду.
«За несколько дней до прибытия в Ревель Английского Короля в море был командирован <контр> адмирал Эссен со своим отрядом миноносцев, которым было приказано встретить и проводить к Ревелю английскую эскадру.
Накануне в восьмом часу утра с Ревельской брандвахты заметили в море дымки, показавшиеся позади о. Наргена. Это была английская эскадра, медленно подвигавшаяся к Ревелю, чтобы прибыть на Ревельский рейд в 11 часов утра.
Императорские яхты и другие военные суда, прибывшие в Ревель накануне, разместились на внешнем рейде в две колонны, носом в море и под прямым углом к гавани.
В левой колонне головным судном был «Штандарт», величественная двухтрубная яхта, на которой имел пребывание Государь Император, Государыня Императрица, Наследник Цесаревич и Августейшие Дочери.
За «Штандартом», ближе к Ревелю, стоял крейсер «Алмаз», на котором прибыли из Санкт-Петербурга председатель Совета Министров Столыпин, морской министр Диков и министр иностранных дел Извольский. «Алмаз», как известно, пробился в Цусимском бою, совершив весь путь от Либавы, и благополучно прибыл во Владивосток.
Позади «Алмаза» выстроились крейсер пограничной стражи «Кондор», назначенный в распоряжение Прибалтийского генерал-губернатора, и три эсминца.
В правой колонне головным судном стояла красивая Императорская двухтрубная яхта «Полярная Звезда», на которой пребывают Их Величества Вдовствующая Императрица Мария Феодоровна, Королева Эллинов Ольга Константиновна, Их Высочества Великий Князь Михаил Александрович и Великая Княгиня Ольга Александровна с Августейшим Супругом Принцем Петром Александровичем Ольденбургским.
Позади «Полярной Звезды», ближе к гавани, стояли однотрубная яхта «Царевна» и три эсминца.
Впереди Императорских яхт, в качестве дозорного судна, далеко в море стоял миноносец «Войсковой». Никаких коммерческих пароходов, кроме одного временно задержанного, не было на внешнем рейде.
Выход из гавани на рейд сторожили крейсера пограничной стражи: «Беркут», «Страж», «Роксана» и посыльное судно «Азия». Кроме того, два миноносца держались в море для наблюдения за частными судами и два миноносца оставались в гавани. Всего в Ревеле находилось одиннадцать эсминцев.
В 10 часов утра суда английской эскадры стали ясно вырисовываться на горизонте и, благодаря прекрасной солнечной погоде, можно было издали отличить по белым трубам две светлые королевские яхты и между ними два мрачных бронированных крейсера с четырьмя трубами на каждом: «Виктория и Альберт», «Минотавр», «Ахилл» и «Александра».
Впереди шел миноносец «Сибирский стрелок» под флагом начальника отряда <контр-> адмирала Эссена, который вел английскую эскадру к Ревелю. За английскими судами виднелись русские и английские миноносцы, шедшие в кильватерной колонне (один позади другого).
Когда английская эскадра стала приближаться, «Штандарт» произвел салют, приветствуя Короля Англии. Английские броненосцы ответили таким же салютом, приветствуя Русского Царя. На всех английских судах были подняты Русские Андреевские флаги, на русских судах — Английские военные флаги.
...На передней мачте «Штандарта» был поднят Русский Андреевский флаг, на задней — Английский Королевский Штандарт, изображавший гербы Англии, Шотландии, Уэльса и Ирландии. Государь был в форме Своего Шефского Шотландского драгунского полка и в ленте ордена Подвязки.
Государь Император с «Штандарта» сошел на катер и в сопровождении князя Голицына, графа Гейдена, флаг-капитана Нилова и дежурного флигель-адъютанта направился для встречи Короля и Королевы. Раздался салют орудий.
Вслед за Государем на яхту «Виктория и Альберт» прибыла Государыня Императрица Мария Феодоровна, встреченная гимном и салютом. Государь и Эдуард VII облобызались.
Государь, Король, Королева и Принцесса Виктория в сопровождении свит последовали на яхту «Штандарт», а Государыня Императрица Мария Феодоровна отбыла на «Полярную Звезду». Когда Их Величества сошли с катера, рейд вновь огласился орудийной пальбой. Салютовали «Минотавр» и «Ахиллес». Прибыв к «Штандарту», Их Величества были встречены при звуках английского гимна Государыней Императрицей Александрой Федоровной, Королевой Эллинов и Их Высочествами, а также пребывающими на рейде Председателем Совета Министров, министрами иностранных дел и морским и свитой. На грот-мачте взвился Королевский штандарт, раздался новый салют.
Среди присутствующих находились:

• английская придворная дама Ноллис,
• министр иностранных дел Извольский,
• главнокомандующий английским флотом адмирал Фишер,
• бывший посол в России Гардинг,
• оберкамергер Английской Королевы граф Гоу,
• Прибалтийский генерал-губернатор генерал Меллер-Закомельский,
• штабс-капитан Горчаков,
• капитан Фортескью,
• английский шталмейстер полковник Понсонби,
• английский военный агент в Санкт-Петербурге полковник Вандэм,
• фрейлина княгиня Оболенская,
• чиновник английского МИД граф Эррингтон,
• художник-маринист де Мартини, который сопровождал короля Эдуарда VII,
• эстляндский предводитель дворянства барон Деллингсгаузен».

Эти сведения мистер Гиббс нашел в «Ревельских известиях» от 28 мая. Приехав в Россию не на год и не на два, он старался быть в курсе всех важных событий, происходивших в Российской Империи.
«Их Величеств сопровождают: министр Императорского Двора (барон Фредерикс), свитные фрейлины: Государынь Императриц графиня О. Ф. Гейден, княжна Оболенская и Бюцова, Королевы Эллинов — Бальтацци, гофмаршал граф Бенкендорф, дворцовый комендант Дедюлин, начальник канцелярии Министерства Двора, начальник военно-походной канцелярии, флигель-адъютант Дрентельн, лейб-медик Боткин, состоящий при Государыне Императрице Марии Феодоровне генерал-майор Дашков и адъютант Великого Князя Михаила Александровича ротмистр Мордвинов.
Также прибыли в Ревель председатель Совета Министров (Столыпин), морской министр (Диков), директор канцелярии МИД, русский военный агент в Англии генерал Ермолов, назначенные состоять при английском короле (светлейший князь Голицын и свиты Его Величества контр-адмирал Гейден) и при ее величестве королеве Великобритании — светлейший князь Горчаков и другие».
Чтобы представители печати — как русской, так и зарубежной — смогли освещать события, на двух портовых судах их перевезли на северный волнолом, отделяющий гавань от рейда. Волнолом представлял собой высокую стену, с которой открывается широкая панорама моря, рейда, лесистых берегов залива, островов Карлос, Вульф, Нарген, гавани и сбегающего к морю города.
Среди журналистов находился корреспондент лондонской газеты «Таймс» Роберт Вильтон. Он отмечал: «Впервые в истории русский и английский штандарты реяли рядом, так как это первый визит английского монарха в Россию». Эстонские журналисты дали обед вечером 29 мая в Екатерининском Салоне в честь коллег, прибывших в Ревель.
В «Санкт-Петербургских Ведомостях» от 29 мая (11 июня) 1908 года появилось сообщение: «В понедельник, 26-го сего мая, Его Величеству Государю Императору имел счастие представляться свиты Его Величества генерал-майор граф Менгден». Без малого девять лет спустя, 1 марта 1917 года, бунтовщики и агитаторы пытались заставить благородного графа отречься от Императора. Граф Менгден отказался предать своего Царя и был поднят на штыки.
Сидней Гиббс нашел еще одну корреспонденцию, озаглавленную «Свидание Монархов в Ревеле».

«Ревель. 28 мая. Сегодня утром на Императорской яхте «Штандарт» имели счастие представляться Государю Императору и Государыням Императрицам: депутация от дворянства, поднесшая Государыням Императрицам букеты цветов; депутация от города Ревеля, преподнесшая Государю Императору хлеб-соль и Государыням Императрицам букеты; депутация от податного управления, поднесшая Его Величеству хлеб-соль; депутация от русского населения города Ревеля, поднесшая Его Величеству хлеб-соль, и депутация от волостных старшин, поднесшая Его Величеству хлеб-соль на резном блюде местного изготовления и Государыням Императрицам — букеты из полевых цветов, а также эстляндский губернатор и вице-губернатор. Его Величество изволил обратиться к депутации от дворян со следующими словами:
«Благодарю вас за ваши приветственные слова, за службу и преданность, неоднократно доказанные эстляндским дворянством. От Имени Императрицы и Своего благодарю вас за прием и надеюсь, что не последний раз здесь видимся».
К депутации от города Государь Император изволил обратиться со словами:
«Передайте благодарность населению города за радушный прием. Особенно порадовала Меня вчера детская встреча; Мне памятен еще 1904 год, когда Я был в Ревеле».

«Ревель. 28-го мая. В час дня состоялся Высочайший завтрак на яхте «Штандарт». За столом Высочайшие особы и приглашенные лица занимали места в следующем порядке. По правую руку Государя Императора — ее величество королева английская, Принц П. А. Ольденбургский, графиня д'Антриним и министр Императорского Двора; по левую — Государыня Императрица Мария Феодоровна, лорд Гамильтон, принцесса Виктория, председатель Совета Министров и другие лица. Напротив Государя Императора изволила занимать место Ее Величество Государыня Императрица Александра Феодоровна. По правую руку Ее Величества места занимали: его величество король английский, Великая Княгиня Ольга Александровна, английский посол сэр Никольсон, фрейлина Королевы Эллинов госпожа Бальтацци и министр иностранных дел; по левую руку — сэр Гардинг и ее величество Королева Эллинов. Во время завтрака Его Величество Государь Император был назначен адмиралом английского флота».
Дотошный мистер Гиббс, по своему обыкновению коллекционировавший памятки, вырезал и сохранил напечатанное в газете

«Меню завтрака на «Полярной Звезде»
в первый день торжественной встречи Монархов 27 мая (1908 г.)
Супы: «Принцесса» и «а-ла Тулуз».
Маленькие пирожки.
Омар холодный на шампанском.
Рулетт де-Желинотт с трюфелями.
Утка Нанта с горошком.
Персики а-ла-Ваниль и земляничное мороженое.
Сыр. Десерт».

«Ревель. 29 мая (11 июня). Вчера вечером на «Штандарте» состоялся парадный обед у Их Величеств в честь августейших английских гостей. Между Государынями Императрицами за Высочайшим столом сидел король, по левую руку Государыни Императрицы Марии Феодоровны — королева, Государь Император, Королева Эллинов, Великий Князь Михаил Александрович, Великая Княгиня Ольга Александровна, генерал-губернатор и особы русской и английской свиты; по правую руку Государыни Императрицы Александры Феодоровны сидели Принц Ольденбургский, принцесса Виктория, посол граф Бенкендорф и особы русской и английской свиты. Напротив Государыни Императрицы Марии Феодоровны сидел министр Императорского Двора, имея по правую руку сэра Чарльза Гардинга, графа Гоу, председателя Совета Министров, адмирала Фишера и других приглашенных лиц, а по левую руку — лорда Гамильтона, сэра Артура Никольсона, министра иностранных дел, генерала Френча, морского министра и других приглашенных лиц. Во время обеда Государь Император провозгласил на английском языке тост за здоровье августейших гостей, причем был исполнен английский гимн. Король отвечал тостом за здоровье Августейших Хозяев, причем был исполнен русский гимн».
Сидней Гиббс, коллекционировавший театральные билеты, меню торжественных обедов и другие памятки, впоследствии получил в подарок и это меню:

«Меню обеда на «Штандарте» 27 мая».

Супы: «Петр Великий». «Мария Луиза».
Маленькие пирожки.
Двинская стерлядь на шампанском.
Дикая козуля по обер-егермейстерски.
Гусиная печенка на портвейне.
Пунш на зеленом чае.
Жаркое: пулярда и бекасы. Салат.
Спаржа. Соус мусслин.
Персики. Мороженое а-ла-Паризьен.
Дессерт».

Меню завтрака и обеда были отпечатаны на белой бумаге, украшенной Гербом Государя Императора. Герб представлял собой следующее: на щите Государственный Двуглавый орел, охраняемый Архистратигом Михаилом и Архангелом Гавриилом; над ними сень, увенчанная Императорской короной, усыпанная Российскими орлами. Сень подбита горностаем, на ней надпись: «С нами Бог».
После стола Их Величества и августейшие гости выходили на балкон яхты и слушали пение соединенного хора местных певческих обществ: «Mдnnergesang», «Liedertafel», Estonia и «Гусли», окружавших Императорскую яхту на трех пароходах. Тут же на четвертом пароходе находились представители печати (преимущественно иностранной) в числе до тридцати человек. Певческими обществами до и после серенады были исполнены русский и английский гимны, на которые стоящие на рейде суда отвечали громовым «ура».
«Полярная Звезда» и некоторые русские и английские суда были иллюминованы, представляя огненные контуры и очертания судов. На прибрежных возвышенных скалистых берегах горели многочисленные огни.
Все газеты привели текст речей, произнесенных английским королем и русским Императором во время обеда на яхте «Штандарт». Государь Император заявил:

«С чувством самого глубокого удовлетворения и удовольствия приветствую Ваше Величество и Ее Величество королеву в русских водах.
Я убежден, что это свидание, являясь новым подтверждением многочисленных и прочных уз, соединяющих оба Наши Дома, будет иметь счастливым последствием еще более тесное сближение обеих Наших стран и споспешествование поддержанию общего мира.
В течение минувшего года Нашим правительством было улажено, к общему удовольствию, несколько вопросов, одинаково важных для России и для Англии.
Пью за здоровье Вашего Величества, Ее Величества королевы и за процветание королевской фамилии и британского народа».

В ответной речи король Эдуард VII сказал:

«Сердечнейшим образом благодарю Ваше Величество за радушный прием, оказанный Нам в Балтийских водах, и за дружелюбные слова, в которых Вы предложили Наше здоровье. Я сохраню самое счастливое воспоминание о приеме, который Я встречал, во время Моих прежних посещений России, со стороны Вашего славного Деда, Вашего любимого Отца и Вас Самих, и настоящий случай новой встречи с Вашими Императорскими Величествами является для Меня источником искреннейшего удовлетворения. Я сердечнейшим образом присоединяюсь к каждому слову, которое упало с уст Вашего Величества, относительно соглашения, недавно заключенного между Нашими двумя правительствами. Я думаю, что оно послужит к еще большему укреплению уз, связующих народы Наших двух стран, и Я уверен, что оно поведет к успешному и дружественному разрешению некоторых вопросов в будущем. Я убежден, что оно не только теснее сблизит Наши две страны, но будет также содействовать в значительной степени поддержке всеобщего мира. Я надеюсь, что за этим свиданием в скором времени последует другой случай встречи с Вашими Величествами. Я пью за здоровье Ваших Императорских Величеств, Государыни Императрицы Марии Федоровны и членов Императорской Семьи и особенно за благоденствие и счастье Вашей великой Империи».

Во время завтрака 27 мая Государь Император был назначен Адмиралом Английского флота.
От министра Двора из Ревеля была получена следующая телеграмма:
«За сегодняшним обедом на яхте «Виктория и Альберт» Король Эдуард, подняв бокал за здоровье Государя Императора, выражал Его Величеству ту радость, которую ему доставило принятие Государем мундира Английского Адмирала.
Отвечая Королю, Государь Император в прочувствованных словах благодарил за оказанное Ему высокое внимание, просил с своей стороны Его Величество принять звание Адмирала Русского флота и пожелал Их Величествам Королю и Королеве благополучного плавания».
Корреспондент «Ревельских известий» рассказывал:
«Для русского общества «Гусли» был назначен пароход «Молодец», для эстонских обществ «Эстония» и «Лоотус» — пароход «Карлос», для немецких обществ «Мэннергезангферайн» и «Лидертафель» — пароход «Лот».
Хоры были смешанные, мужские и женские, и только от немецких обществ хоры были мужские. Дамы русского хора были в светлых нарядных платьях. Многие дамы эстонского хора были в национальных эстонских костюмах, девушки с кокошниками, а замужние — в особых головных уборах. Множество бус и лент довершали убранство красивого костюма.
Около 9 часов вечера с рейда донеслись салюты, сопровождавшие тосты за благоденствие и счастье Обоих Монархов и Их Великих Империй.
Пароходы с певческими обществами вышли в море. Их сопровождало судно «Могучий», предоставленное в распоряжение представителей печати. На этом судне находился начальник временного бюро печати в Ревеле делопроизводитель канцелярии Министерства Двора действительный статский советник Оприц, русские и иностранные корреспонденты и фотографы».
Ночь выдалась тихая, светлая. Западную часть горизонта окрасила алая заря. На небе сверкал серебром полумесяц. В спокойных водах залива отражались огни иллюминации.
Государь Император и его Августейший гость выходили на палубу и поклонами благодарили исполнителей прекрасной серенады, находившихся на судах, окруживших яхты. Исполнялся русский гимн «Боже, Царя храни» и английский — «Боже, храни Короля!» Звучали русские, немецкие и эстонские песни. Празднество окончилось около 12 часов ночи.
В среду, 28 мая, серенада и пение повторились.
«29-го мая на Императорской яхте «Штандарт» в половине двенадцатого часа утра было совершено молебствие по случаю дня рождения Великой Княжны Татианы Николаевны. На богослужении присутствовали Государь Император, Государыни Императрицы, Великая Княгиня Ольга Александровна с Августейшим Супругом Принцем Ольденбургским, командир, офицеры и команда «Штандарта».
Исполняющий должность Эстляндского Губернатора полковник Коростовец имел счастье поднести Великой Княжне Татиане Николаевне по случаю дня Ее рождения букет.
В тот же день, в 3 часа дня, Государь в сопровождении флигель-капитана вице-адмирала Нилова посетил на ревельском рейде пришедший утром из Тулона вновь построенный крейсер «Адмирал Макаров». Его Величество, приняв рапорт от командира, вахтенного начальника и поздоровавшись с караулом, изволил подробно осмотреть крейсер. Затем Государь благодарил офицеров и команду за трудный и усиленный переход.
На крейсере Его Величество Государь Император изволил осматривать внутренние помещения, где был встречен священником с крестом и святой водою.
При отбытии Государя был произведен установленный салют.
Его Величество пожертвовал 4000 рублей на бедных города Ревеля», — отмечал ревельский корреспондент «С.-Петербургских Ведомостей».
Многие начальствующие и служащие лица были осчастливлены пожалованием Высочайших подарков. Регенты всех трех местных певческих обществ, певших серенады, Высочайше награждены золотыми часами с цепочками. Следующие четыре телефонистки, по две от каждой смены, получили золотые брошки с бриллиантами: Юлия Клейн, Наталья Галкина, Леонтина Иогансон, Эльфрида Патрик.
На рассвете 29 мая английская эскадра и английская королевская семья покинули Ревельский рейд. Тогда же из Ревеля в Петербург отбыла Королева Эллинов. Днем выехал в Гатчину Е. И. В. Великий Князь Михаил Александрович. Е. И. В. Мария Феодоровна и Великая Княгиня Ольга Александровна с принцем Ольденбургским на яхте «Полярная Звезда» ушли в море 30 мая.

30 мая 1908 года «Ревельские известия» писали:
«Все эти дни город был украшен флагами. Здание городской ратуши красиво убрано русскими и английскими флагами. Вход в ратушу задрапирован материей национальных цветов. Перед ратушей поставлены большие лавровые деревья. Над входом два щита, изображающие Русского Государственного орла и английский герб.
Вечером на берегу гавани в разных местах зажглась иллюминация. Над газовым заводом были зажжены две огромные буквы Н и Е — инициалы Государя и Короля.
Порядок в городе, гавани и Екатеринентале был все время образцовый.
Порядок в порту поддерживался морскими, жандармскими и полицейскими чинами. 8 флотских офицеров дежурили днем и ночью и наблюдали за всеми судами, которые входили и выходили из гавани. Во главе жандармской охраны находился полковник Мезенцев, морской — капитан 2-го ранга Дмитриев. Общее начальство над порядком и всей охраной в порту было вверено командиру порта контр-адмиралу Ирецкому.
Сегодня (30 мая), перед отходом «Штандарта» в море, контр-адмирал Ирецкий был вызван на Императорскую яхту, где Государю Императору благоугодно было пожаловать контр-адмиралу Ирецкому Свой портрет с Собственноручной надписью.
Его Величество Король Эдуард пожаловал контр-адмиралу Ирецкому золотую табакерку, осыпанную бриллиантами и рубинами, при Королевском рескрипте.
Государь Император изволили пожаловать два серебряных портсигара корпуса штурманов подполковнику Мейеру и лейтенанту Шевелеву, вводившим на ревельский рейд английскую эскадру. Четыре эсминца: «Внимательный» (командир капитан-лейтенант Кротков), «Выносливый» (капитан-лейтенант Лагоди), «Боевой» (старший лейтенант Ружик) и «Инженер механик Зверев» (старший лейтенант Глазенап) поддерживали постоянную охрану на рейде и в гавани. На обязанности миноносцев было встречать в море около банки Мидельгрунд (между о. Карлосом и о. Наргеном) все прибывающие частные суда и лайбы, вручать им портовые правила и провожать их до гавани, а также провожать все суда, выходящие из гавани в море.
В дни пребывания в Ревеле Августейших Особ все офицеры и Государь Император с «Штандарта» сошел на катер и в сопровождении князя Голицына, графа Гейдена, флаг-капитана Нилова и дежурного флигель-адъютанта направился для встречи Короля и Королевы. Раздался салют орудий.
Вслед за Государем на яхту «Виктория и Альберт» прибыла Государыня Императрица Мария Феодоровна, встреченная гимном и салютом. Государь и Эдуард VII облобызались.

Государь, Король, Королева и Принцесса Виктория в сопровождении свит последовали на яхту «Штандарт», а Государыня Императрица Мария Феодоровна и Государыня Императрица Александра Феодоровна с Августейшими Детьми 30-го сего мая изволили на Императорской яхте «Штандарт» отбыть с ревельского рейда.
Подписал: министр Императорского Двора генерал-адъютант барон Фредерикс».

* * *

Сидней Иванович Гиббс, съездив летом 1908 года домой, в Англию, задолго до возобновления занятий в Императорском училище правоведения вернулся в Петербург. Хотя его и ценили, как опытного преподавателя, кое-кто из начальства посматривали на него косо. Мистер Гиббс понимал, в чем дело: некоторые родители его учеников жаловались на англичанина, недолюбливавшего ябедников. Среди учащихся других учебных заведений ходила ядовитая шутка: «Чижик-пыжик, где гулял, на кого ты настучал?» «Чижиками» юных правоведов звали за желтые отвороты их мундирчиков.
Наушничество было такой же традицией среди правоведов, как «цуканье» — то есть издевательство старших юнкеров — «корнетов» над младшими — «зверьми» в Николаевском кавалерийском училище (почему-то одобрявшееся Великим Князем Константином Константиновичем); суровое равноправие среди «павлонов» — юнкеров всех курсов в Павловском военном пехотном училище и покровительственное отношение со стороны старших «гардов» в Морском Кадетском корпусе к их младшим товарищам.
Разумеется, поломать устоявшиеся традиции Гиббсу было не под силу, но потакать кляузникам он не желал. Но именно эта его черта характера, среди прочих достоинств англичанина, и привлечет внимание лиц из окружения Императрицы Александры Феодоровны.
После встречи с королем Эдуардом VII Императрица решила взять другого учителя английского языка своим детям. «Дядюшка Берти», сам не блиставший правильным произношением, заметил со свойственной ему прямолинейной грубостью, что Великие Княжны «щеголяют шотландским выговором»
Осенью Императорская яхта «Штандарт» вернулась из плавания по финским шхерам. Царские Дети, еще маленькие, очень любили вылазки на изрезанные фьордами, с песчаными отмелями берега, лесные прогулки вместе с Августейшим Родителем, купанья на прогретом солнцем мелководье.

Глава шестая

НА ВЗЛЕТЕ

Как мы попытались показать выше, отношения между Англией и Россией к 1908 году улучшились настолько, что в июне 1908 года в Ревеле состоялась встреча Николая II и Эдуарда VII. Инициатива принадлежала лукавому «дядюшке Берти», который опасался усиления мощи германского Императорского флота. Однако и сам король был игрушкой в руках тех сил, которые давно стремились к мировому господству. Но на пути к этому господству стояли три державы: «Россия сильная верой, Германия крепкая государственным порядком, и Япония, несокрушимая национальным духом». Так отмечал в 1922 году игумен Серафим (Кузнецов). Помимо прочих причин, по которым в сентябре 1911 года был убит Столыпин, была и та, что он выступал против союза с Англией и Францией. Масонская твердыня — Англия испокон века стремилась покончить с православной, самодержавной Россией. Франция мечтала о реванше и хотела с помощью несметных полчищ русского Царя вернуть утраченные ею в 1870 году Эльзас и Лотарингию.
Первая мировая война могла разразиться еще в 1912 году, но тогда Государю Императору удалось избежать военного конфликта, в который ее намеревались втянуть участники войны на Балканах.
Шел двадцатый год царствования Императора Николая II. Россия достигла наивысшего уровня материального благополучия. Последние несколько лет Всевышний даровал ей обильные урожаи. «Дайте нам двадцать лет мира, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России». Эти слова Столыпина были известны не только друзьям, но и недругам русского государства и народа.
И уж они постараются лишить такой возможности государство и народ. Помогут в этом недостойном деле и русские либералы и «образованцы», ищущие ценности на Западе, а не в православной религии и истории собственной страны.
Напоминанием о крестовом походе «двунадесяти языков» против православной России была 100-я годовщина Бородинской битвы. В ознаменование памятного сражения, в котором и французы и русские показали чудеса храбрости и отваги, под Бородином были воссозданы знаменитые редуты, позиции французских и русских батарей, отмечены места и направления пехотных и кавалерийских атак. От полков, принимавших участие в грандиозном сражении, были выделены подразделения. Они выстроились на Бородинском поле, и Император Николай II, верхом на белом коне, объехал поле, отдавая честь войскам. Те громовым «ура» приветствовали Державного вождя. Оказалось, что жив участник битвы, бывший фельдфебель Войтинюк, которому исполнилось 122 года.
Император от души поздравил ветерана и обнял его.
Своей родительнице, Вдовствующей Императрице Марии Феодоровне, 10 сентября 1912 года Государь писал: «Там все мы прониклись общим чувством благоговения к нашим предкам».
Торжества закончились в древней столице. Сто лет назад ее сожгли жители, чтобы не позволить наполеоновским войскам возможности укрепиться в ней и перезимовать. В Москве по случаю 100-й годовщины сражения устраивались приемы, парады, служились благодарственные молебны. Царская Семья также участвовала в церемониях. Император дал смотр войскам и учащимся военных заведений.
Особенно утомительными оказались торжества для Государыни Императрицы. Она с радостью поехала вместе со всей Семьей в Польшу, чтобы отдохнуть в охотничьих дворцах. Она еще не знала, сколько страданий ждет ее впереди. Именно в Спале получит тяжелую травму ее «Солнечный Луч», от которой он оправится лишь через много месяцев. За одиннадцать дней в золотистых волосах Государыни впервые появятся серебряные нити седины — следы мук ее.
1913 год был ознаменован 300-летней годовщиной царствования Дома Романовых. Император со свитой и младшей сестрой Ольгой Александровной совершил путешествие в сердце России, в частности, Кострому, древнюю вотчину бояр Романовых.
Великая Княгиня свидетельствовала:

«Повсюду, где бы мы ни появлялись, мы видели проявления преданности со стороны народа, доходившие до экстаза. Когда наш пароход плыл вниз по Волге, мы наблюдали толпы крестьян, вошедших по пояс в воду, чтобы получше разглядеть Царя. Я свидетельница того, как в ряде городов ремесленники и мастеровые падали на колени, чтобы поцеловать его тень. Громко звучали приветственные возгласы. При виде этих восторженных толп кто мог бы подумать, что не пройдет и четырех лет, как само имя Ники <Императора Николая II> будет смешано с грязью и станет предметом ненависти!»

В 1913 году было совершено крупнейшее географическое открытие в истории географических исследований. 21 августа участники Гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана открыли обширный архипелаг, получивший название Земли Императора Николая II, остров Цесаревича Алексея и ряд других островов. Экспедиция была снаряжена Морским ведомством и возглавлялась в это время капитаном 2-го ранга Российского Императорского флота Борисом Андреевичем Вилькицким. Год спустя экспедиция обнаружила проход между Землей Императора Николая II и материком. После прихода к власти большевиков Земля не имела никакого названия, а в 1926 году была переименована в Северную Землю. Нужно сказать, что эпоха царствования Николая II была отмечена успехами не только в географии, но также в химии, медицине и других науках. В 1904 г. И. П. Павлов за труды в области биологии получил Нобелевскую премию. Развивались литература и искусство.
Генерал от инфантерии Н. А. Епанчин отмечал:

«...Современники Императора Николая II совершенно не обратили внимания на одну из блестящих сторон Его Царствования, а именно на постепенно возраставшее благосостояние России, достигшее к концу царствования крупного развития. Только после крушения Империи было обращено внимание на это выдающееся условие, как русскими, так и иностранными учеными. И не без основания полагают, что это экономическое благосостояние, значительно увеличившее силы России, было одной из причин Мировой войны, а именно, опасение наших «друзей» на Западе, особенно Германии, что через несколько лет Россия будет так могущественна, что одолеть ее будет трудно или, может быть, невозможно».

Между Германией и Россией действительно всегда существовала дружба, но и примеров враждебного отношения с ее стороны к Российской Империи было предостаточно. Александр II, которого обвиняли в германофильстве, решительно выступил против второго разгрома Пруссией Франции, намечавшегося на 1875 г. После русско-турецкой войны 1877—1878 гг. Германия продолжала враждебную политику. В 1879 г. возник тайный австро-германский союз. Правда, во время русско-японской войны Германия поддерживала Россию. Немецкие пароходы снабжали углем русские суда.
Противоречия между Германией и Россией не были непреодолимыми. Первую мировую войну развязали силы, враждебные и Германии, и России. Кто выиграл в результате войны, можно видеть на основании следующих цифр. Два миллиона лучших воинов России и пять миллионов раненых и искалеченных. Такова была ее плата за спасение Франции и Англии. В то время как англичане потеряли всего от 60 до 80 тысяч. Потери французов были гораздо значительнее, зато в результате победы над Германией и ее сателлитами бывшие союзники России выиграли многое. Франция вернула себе Эльзас и Лотарингию, получила Саарскую область, богатую углем. К Англии перешли Багдад, Иерусалим, Дамаск, Алеппо, Мосул, Аравия, Персия, весь Египет. Америка потеряла убитыми 60 тысяч и ранеными 150 тысяч, зато выкачала из Европы все золото и покончила с германской, русской и австро-венгерской монархиями.
Россия же, которая понесла самые большие потери и сделала самый большой вклад в дело победы над государствами Центральной Европы, осталась «при своих интересах». И виной тому отнюдь не Государь Император, как пытаются уверить нас и «февралисты», и «октябристы» (а также их идейные подельники), а те, кто пошли на поводу у антирусских сил и вздумали присвоить себе победу: ведь до нее было подать рукой. Февральская революция послужила отмычкой, а уж ею воспользовались другие преступники, которые произвели очередной, октябрьский переворот.
Но до тех роковых событий оставалось еще без малого три года, поэтому нам не удалось устоять перед соблазном, чтобы взглянуть краешком глаза на ту Россию, какой она была до войны. Вернее, на ее правителей, отличающихся, как небо от земли, от тех, какие придут им на смену.
Во время встречи в Берлине германского кайзера Вильгельма II и русского Императора Николая II в 1913 г. Великий Князь Гавриил Константинович имел возможность сравнить обоих монархов.

«[Германский] Император говорил очень много и очень громко, при этом стучал по столу рукой, унизанной кольцами. Его левая рука была сухая и маленькая, и из-за этого короче правой. Она тоже была в кольцах. Но Император так ловко ее держал, что этого недостатка почти не было заметно. Меня научили, что если Император будет пить за мое здоровье, я должен встать...
Мне не понравилось, как себя держал [германский] Император. Я невольно сравнивал его с нашим дорогим Государем, который был само благородство, спокойствие и достоинство. Вильгельм II скорей походил на фельдфебеля, вносил много шума, и в нем не было того, что называется породой. Также и утонченной воспитанности не замечалось в нем, а скорее, наоборот... Кроме того, он вообще производил несимпатичное впечатление, тогда как наш Государь был очень симпатичен, в нем было много обаяния, чего у Вильгельма совсем не было».

В день Крещения Господня 6 января 1914 года в Зимнем дворце состоялся последний в истории Российской Империи большой Высочайший выход и Крещенский парад. В залах дворца выстроились взводы от военно-учебных заведений и войсковых частей гарнизонов со знаменами и штандартами. Царское Семейство собралось во внутренних покоях Августейшей четы, в двух гостиных между кабинетом Государыни Императрицы и Малахитовой гостиной. Великий Князь Гавриил Константинович рассказывает:

«Вошли Государь и Государыня. Государь держал себя с большим достоинством и очень спокойно. Обе Царицы были в русских платьях, в сарафанах декольтэ, с длинными шлейфами и в кокошниках. На них были замечательные драгоценности. Императрицу Марию Феодоровну я представляю себе в серебряном платье, в колье из громадных бриллиантов и с бриллиантовой диадемой в виде лучей на кокошнике...
Императрица Александра Феодоровна была писаная красавица, высокого роста, она держала голову немного набок. В ее улыбке было что-то грустное. Она была очень величественная, очень породистая. Редко можно встретить такую красивую и вместе с тем такую породистую женщину с такими изящными манерами. ... Когда входили Государь и Государыни, я испытывал трепет и волнение. Трудно передать эти чувства, они выходили из недр душевных и появлялись при виде Их Величеств...
Государь, входя из залы в залу, здоровался с выстроенными в них частями. Музыканты играли «Боже, Царя храни». Дивные звуки гимна плыли по залам и наполняли сердца благоговением и любовью к Царю. Незабываемые эти минуты неописуемо красивы и торжественны!»

Выступая на Вашингтонской конференции о морских сооружениях 9 ноября 1921 года, президент США Гардинг заявил:
«Предложение ограничить вооружения путем соглашения между державами не ново... Уместно вспомнить благородные стремления, выраженные 23 года назад в Императорском рескрипте Его Величества Императора Всероссийского [Николая II]».
Это ли не свидетельство миролюбия Николая II? И не его вина, что в июле началась драма, известная, как первая мировая война.
Ученые и политики продолжают изучать причины ее возникновения. Тут и борьба за раздел рынков, и агрессивность Австро-Венгрии и Германии и т. д. На наш взгляд, основной причиной была борьба влиятельных кругов — как стран Антанты, так и Центральных держав — с самодержавной Россией, которая все решительнее заявляла о себе. Отнюдь не борьба с «тиранией». Уже после первой мировой войны бывший член Государственной Думы барон А.Д. Мейендорф отмечал: «Российская Империя была самой демократической монархией в мире». При назначении на высшие государственные должности происхождение и расовая принадлежность играли весьма незначительную роль.
Весной 1914 года Морис Беринг, английский писатель и поэт, проживший в России несколько лет и хорошо ее изучивший, отмечал:

«Не было, пожалуй, еще никогда такого периода, когда Россия более процветала бы материально, чем настоящий момент... У случайного наблюдателя могло бы явиться искушение воскликнуть: да чего же большего еще может желать русский народ?» Английский писатель заметил, что недовольство распространено, главным образом, в высших классах. Широкие же массы населения страны, как и крестьянство, находятся «в лучшем экономическом положении, чем когда-либо».

Улучшилось не только экономическое благосостояние России, но и народное образование. К 1914 году расходы государства, земства и городов на нужды народного образования составили около 300 миллионов рублей, то есть почти в восемь раз превысили расходы на эти нужды в начале царствования Николая II (около 40 миллионов рублей). Ширилось кооперативное движение. Число сельских кооперативов за время с 1897 по 1914 год увеличилось в двенадцать раз. По словам кн. Е.Н. Трубецкого, «пугачевский» социализм отходил в прошлое, и в России создавалась основа «буржуазной демократии», опирающейся на крестьян-собственников.
Не видя никакого «гнета», «произвола» и наблюдая рост благосостояния народных масс, «образованцы» разочаровались в своих идеалах. Стали возникать религиозные кружки студентов. В 1913 году русское студенчество впервые участвовало в работе всемирной организации христианской молодежи. Съезд этой организации состоялся в Соединенных Штатах. Пробудился интерес молодежи к различным видам спорта. Возникали футбольные, теннисные клубы, гимнастические общества для детей и подростков. В них входили «потешные», занимавшиеся допризывной военной подготовкой (название было заимствовано у первых товарищей игр Петра Первого). Соколы представляли собой славянскую спортивную организацию. Бой-скауты или разведчики были преемниками английской организации, созданной полковником Баден-Поуэллом.
При советской власти они превратятся в пионеров, чья символика и лозунг «Будь готов!» заимствованы у масонов.
В начале 1914 года В.Н. Коковцов, преемник П.А. Столыпина на посту премьер-министра, получил Высочайший рескрипт, извещавший его о том, что Государь вынужден расстаться с ним. Несмотря на то, что Император ценил премьера, по коренным вопросам они расходились. Так, Коковцов заботился не о борьбе с пьянством, а о пополнении государственной казны за счет продажи алкоголя. Государь писал, что «видел светлые проявления даровитого творчества и трудовой мощи; но рядом с этим с глубокой скорбью приходилось Мне видеть печальные картины народной немощи, семейной нищеты и заброшенных хозяйств — неизбежные последствия нетрезвой жизни». Император предполагал провести широкие реформы, направленные на борьбу с пьянством. С особым интересом он наблюдал за развитием спортивных организаций и намеревался создать особое ведомство физического воспитания. Выделял на нужды спорта средства из десятимиллионного фонда. Но В. Н. Коковцов не разделял планов Государя и указывал, что Государственная Дума едва ли захочет выделить кредиты на новое ведомство. Отрицательной была политика Государственной Думы и в отношении планов правительства по созданию министерства народного здравоохранения.
Назначенный на пост председателя Совета Министров И. Л. Горемыкин был исключительно лоялен по отношению к Государю, умел подчиняться его предначертаниям и выполнять их. Это было очень важно, когда следовало выполнять важные задачи. Благоприятные перемены происходили и в военном строительстве. Государю пришлось дважды преодолевать сопротивление думских деятелей, чтобы смог возродиться флот.
Перемены эти были отмечены и за рубежом. Редактор издания «Экономист эропьен» Эдмон Тери, обследовавший экономику России по поручению двух французских министров, в начале 1914 года писал:

«Если дела европейских наций будут с 1912 по 1950 г. идти так же, как они шли с 1900 по 1912 г., Россия к середине текущего века будет господствовать над Европой как в политическом, так и в экономическом и финансовом отношении».

Глава седьмая
«ЗА ВЕРУ, ЦАРЯ И ОТЕЧЕСТВО!»

Лето 1914 года выдалось поразительно жарким. От сильной жары самопроизвольно возникали лесные пожары. Со стороны лесных массивов в окрестностях Петергофа тянуло гарью. Лишь дожди, проливавшиеся порой, прекратили пожары. По обыкновению, Царская Семья весну провела в Ливадии. 25 мая, в Троицын день, праздновали день рождения Государыни Александры Федоровны. 29 мая исполнилось 17 лет Великой Княжне Татьяне Николаевне. На Императорской яхте «Штандарт» Царская Семья прибыла в Констанцу. Одной из целей визита было сближение с румынской королевской семьей. Наследник румынской короны Кароль просил руки Великой Княжны Ольги Николаевны. Но ей Кароль не пришелся по душе, и помолвка не состоялась. Вернувшись в Одессу на яхте, 2-го июня Семья поездом поехала домой, в Царское Село. 5-го июня, в день рождения Анастасии, самой младшей из Великих Княжон, которой исполнилось 13 лет, поезд прибыл в Царское, остановившись у дебаркадера Императорского железнодорожного павильона. В отсутствие Царской Семьи в апреле над парком пронесся ураган, который поломал много деревьев. 19 июня на Императорской Ферме состоялось заседание Совета Министров. Выстрел в Сараеве, сразивший эрц-герцога Франца-Фердинанда, хотя и не был никем воспринят, как повод для начала войны, тем не менее, встревожил некоторых политиков. Как оказалось, не зря. Прозвучавший 15 июня выстрел боснийца Гаврилы Принципа, который даже не был сербским подданным, послужил Австрии поводом предъявить ультиматум Сербии.
Однако подлинные враги эрц-герцога находились не в Белграде, а в Вене. Их не устраивало политическое кредо Франца-Фердинанда. Он откровенно заявлял, что его политика будет основываться на трех китах: «полное единение с Россией, союз трех империй — Австро-Венгрии, Германии и России — и укрепление всеобщего мира». Эрцгерцог полагал, что сближение с Россией необходимо Австрии, которая исторически и идеологически с нею связана. Как и в состав Российской Империи, в Австро-Венгрию входят многие славянские государства. Он желал восстановить Священный Союз, который помог бы оградить монархический принцип правления от происков адептов «мировой революции». Что же касается балканского вопроса — постоянного источника распрей между Австро-Венгрией и Россией — то Франц-Фердинанд был против насильственной экспансии в этом районе.
Во время своего пребывания в Петербурге в 1891 году эрцгерцогу представилась возможность ознакомить Императора Александра Третьего со своими политическими воззрениями. Государь очень дружелюбно встретил своего австрийского гостя, в честь его устроил охоту на медведя. Между Августейшим хозяином и его гостем было какое-то сходство. Оба могучего роста, главная черта обоих — миролюбие.
Пять лет спустя, летом 1896 года Государь Император Николай Александрович и Ее Величество Александра Феодоровна, посетившие Австро-Венгрию, встретили не слишком радушный прием. Ничего положительного визит этот не дал. Граф Муравьев, русский министр иностранных дел, откровенно заявил другу эрцгерцога, что, хотя Россия искренно желает мира и добрососедских отношений с Австрией, при графе Голуховском — тогдашнем министре иностранных дел Австрии — это невозможно. Этого поляка в России называли «свинья Голуховский».
Эрцгерцог знал, что Голуховский англофил. Сам же не скрывал неприязни к коварному Альбиону, который всегда выступал против Священного Союза и стремился вбить клин между Австрией и Россией. Именно Россия была для эрцгерцога образцом государства, где лишь монарх может крепкой рукой управлять многими народностями, входящими в состав империи. В год трехсотлетия Дома Романовых Франц-Фердинанд решительно заявил:
«Я никогда не стану вести войну с Россией. Я готов принести много жертв, чтобы избежать такой войны. Возникни война между Россией и Австрией, то она закончится либо гибелью Дома Романовых, либо Дома Габсбургов, а скорее всего — падением обеих династий».
Несмотря на республиканский образ правления, Франция была дружественно расположена к России, но эрцгерцог видел в ней рассадник мирового воинствующего масонства и родину революций. К тому же, именно благодаря Франции Австрия лишилась своих лучших провинций в Северной Италии. Как политик, эрцгерцог был на голову выше многих своих соотечественников. В 1909 году он пророчески заявил: «Франция кокетничает с Россией и оказывает последней всяческую помощь, чтобы в удобный для нее момент доставить нам множество бед. Впрочем, и России тоже».
У эрцгерцога были враги не только в дипломатических, но и в военных кругах. Начальник австрийского генштаба Конрад фон Гетцендорф был ярым сторонником уничтожения Сербского королевства, за сохранение которого выступал Франц-Фердинанд. Он решительно заявил начштаба: «Войны с Россией необходимо избежать. Франция, в особенности, французские франкмасоны стремятся ввергнуть мир в войну, чтобы стереть с лица земли христианские монархии». Эрцгерцог очутился между молотом и наковальней. Кроме внешних врагов, у него оказалось и немало внутренних. В том числе и в союзной Австрии Германии. Узнав об убийстве Франца-Фердинанда, принц Генрих Прусский, игравший в теннис, как ни в чем не бывало продолжал игру.
Пал он от руки собственных подданных: террористы были гражданами Боснии и Герцеговины. Организаторы убийства хотели создать у мирового сообщества мнение, будто угнетаемые сербы решили свести счеты с поработителем. Между тем еще за год до убийства эрцгерцогу стала известна фраза одного видного швейцарского масона: «Эрцгерцог—выдающаяся личность, человек сильной воли. Жаль, что по дороге к трону он должен умереть».
Вовсе не террористы из «Черной руки» убили Франца-Фердинанда. Преступление было спланировано в Будапеште венгерскими масонами и готовилось с ведома известных австрийских кругов. Но и в семье австрийского императора враждебно относились к покойному эрцгерцогу. Правительственные круги с императором Францем-Иосифом во главе пытались в свое время склонить эрцгерцога к политическому браку. Одно время предполагалось сочетать его браком с дочерью будущего короля Англии Эдуарда VII. Но Франц-Фердинанд, знавший, что все европейские дворы тесно связаны родственными узами, считал, что от подобного брака пострадает наследственность. Он нашел жену по любви. Но даму, принадлежавшую к старинному богемскому дворянскому роду, император австрийский счел недостойной своего племянника. Однако, Франц-Фердинанд, как человек чести, дал слово графине Софье Хотек, обожавшей его, сочетаться с ней браком.
Брак оказался счастливым и продолжался четырнадцать лет. Несмотря на всяческие унижения, которыми подвергалась графиня, его супруга, эрцгерцог оказался рыцарем и не покинул любимую жену, подарившую ему троих детей. А намеки ему делались, и весьма прозрачные. Престарелый император долгое время был уверен, что то был лишь флирт с придворной дамой. А оказалось, что это была любовь на всю жизнь.
Вести жизнь частного лица, по примеру других членов австрийского императорского дома, он не захотел. Эрцгерцог рассчитывал в конечном счете занять австрийский трон. Но пуля убийцы помешала осуществлению его планов. Убийство племянника было последним звеном в череде несчастий, преследовавших австрийского кайзера. Кто не ведал о трагедии Франца-Иосифа. Его единственный сын, крон-принц Рудольф, который знал, что ему никогда не удастся жениться на возлюбленной, по их обоюдному согласию в местечке под названием Майерлинг сначала застрелил любимую женщину, а затем застрелился сам.
Несмотря на все старания Государя Императора Николая II сохранить добрососедские отношения с кузеном, кайзером Вильгельмом II, тот, скорее всего под натиском своего окружения, объявил России войну.
На яхте «Александрия» Царь, недавно вернувшийся из Дивеевской обители вместе с Государыней, прибыл в Петербург. Подписав манифест об объявлении войны Германии, прочитал его в Николаевской зале Зимнего дворца. Был отслужен молебен. Пели «Спаси, Господи, люди Твоя» и «Многая лета». Выйдя на балкон, Царь звучным голосом обратился к толпе, заполнившей Дворцовую площадь. Толпа вздрогнула. Опустившись на колени, люди запели «Боже, Царя храни». Не скрывая слез, Государь и Императрица низко поклонились своим подданным. Зазвучал величественный гимн:

Боже, Царя храни!
Сильный, державный,
Царствуй на славу, на славу нам!
Царствуй на страх врагам,
Царь православный!
Боже, Царя, Царя храни!..

(Музыку написал композитор А. Ф. Львов, слова — В. А. Жуковский. Гимн он назвал «Молитвой русского народа».)

Напрасно Григорий Ефимович Распутин отговаривал Государя от войны. Весь народ готов встать грудью на защиту Руси! Ведь не Россия же первой объявила войну.
И все же из головы у Государя никак не выходили страшные строки, которые своим корявым почерком написал сибирский крестьянин.
Не в силах приехать в Петербург, поскольку лежал в Сибири  в больнице после покушения на него, Григорий Ефимович написал Царю письмо на большом листе бумаги:
+
«Милый друг, еще раз скажу грозна туча над Рассеей. Беда горя много и просвету нету. Слез-то море и меры нет, а крови... Что скажу? Слов нету неописуемый ужас. Знаю все от тебя войны хотят верно не зная, что ради гибели Божье тяжко наказание, когда ум отымет, тут начало конца. Ты Царь отец народа, не допусти безумным торжествовать и погубить себя и народ. Вот Германию победят, а Рассея? Подумать, так воистину не было от веку горшей страдалницы, вся тонет в крови. Велика погибель без конца печаль.
Григорий».

Государь был связан обязательствами перед союзниками и не мог отвернуться от православной Сербии, воззвавшей о помощи.
Благородное движение души Царя поддержало большинство населения страны. Рабочие, которые еще несколько недель назад бастовали на заводах и строили баррикады на улицах Петербурга, пришли на Дворцовую площадь с портретами Государя, с национальными знаменами и пением национального гимна.
В «Летописи войны 1914 года» (№ 3) указывалось:

«Угрюмые финны всеподданейше просят своего Августейшего Повелителя разрешить им «ударить по немцу» и встать в ряды русской армии. Эти просьбы настолько были часты и искренни, что на-днях воспоследствовало Всемилостивейшее Высочайшее соизволение не только принимать финнов в ряды великой русской армии, но и оказывать им в этом патриотическом порыве всяческое содействие. Посмотришь на юг, и там уже «чеченец точит свой кинжал» для общего врага России. Рижская печать давно уже сообщает, что и на западе Руси латыши, литовцы и эсты до того рвутся на ратное дело, что освобождение от возможности попасть в ряды русского войска буквально считают для себя неутешным горем».

Вскоре стали известны исторические слова, произнесенные Государем перед военными.
«С спокойствием и достоинством встретила Наша Великая Матушка Русь известие об объявлении Нам войны. Убежден, что с таким же чувством спокойствия Мы доведем войну, какая бы она ни была, до конца», — по окончании молебствия в Зимнем Дворце 20 июля 1914 года сказал Государь Император и дальше продолжал:
«Я здесь торжественно заявляю, что не заключу мира до тех пор, пока последний неприятельский воин не уйдет с земли Нашей.
И к вам, собравшимся здесь представителям дорогих Мне войск гвардии и Петроградского военного округа и в вашем лице обращаюсь ко всей единородной, единодушной, крепкой, как стена гранитная, армии Моей и благословляю ее на труд ратный».
4 августа Царская Семья приехала в Москву. После молебна в Успенском соборе она отправилась в Чудов монастырь, затем в другие храмы.
5 августа 1914 года Государь Император обратился с речью к представителям дворянства, города, земства и купечества, собравшимся в Большом Кремлевском дворце:
«В час военной грозы, так внезапно и вопреки Моим намерениям надвинувшейся на миролюбивый народ Мой, Я, по обычаю Державных Предков, ищу укрепления душевных сил в молитве у святынь московских. В стенах древнего Московского Кремля в лице вашем, жители дорогой Мне Первопрестольной Москвы, Я приветствую весь верный Мне русский народ повсюду — и на местах, в Государственной Думе, и в Государственном Совете — единодушно откликнувшийся на Мой призыв встать дружно всей Россией, откинув распри, на защиту родной земли славянства. В могучем всеобщем порыве слились воедино все без различия племена и народности великой Империи Нашей, и вместе со Мной никогда не забудет эти исторических дней Россия. Такое единение Моих чувств и мыслей со всем Моим народом дает Мне глубокое утешение и спокойную уверенность в будущем. Отсюда, из сердца Русской Земли, Я шлю доблестным войскам Моим и мужественным иноземным союзникам, заодно с Нами поднявшимися за попранные начала мира и правды, горячий привет! С Нами Бог!»
После возвращения из Москвы 18 (31) августа Император повелел, чтобы Санкт-Петербург впредь назывался Петроградом. Ряд высших чиновников выступили против переименования. По этому поводу министр земледелия Кривошеин говорил:
— Государь держится молодцом. Многие на него за Петроград нападают. Рухлов будто бы сказал: что же это Вы, Ваше Величество, — Петра Великого поправлять! — И знаете, как Государь ответил? Не рассердился, а отшутился: «Что же! Царь Петр требовал от своих генералов рапортов о викториях, а я рад был бы вестям о победах. Русский звук сердцу милее…»

Вначале Государь Император решил возложить Верховное Командование армией и флотом на себя, однако Совет Министров и Государственный Совет выступил против этого намерения Государя. Необходимо было сделать выбор между военным министром Сухомлиновым и командующим Петроградским военным округом Великим Князем Николаем Николаевичем (Младшим). Императором был издан

«Именной Высочайший Указ
Правительствующему Сенату»
1914 года Июля 20.

«Не признавая возможным, по причинам общегосударственного характера, стать теперь же во главе Наших сухопутных и морских сил, предназначенных для военных действий, признали мы за благо Всемилостивейше повелеть Нашему Генерал-Адъютанту, Главнокомандующему войсками гвардии и петроградского военного округа, генералу от кавалерии Его Императорскому Высочеству Великому Князю Николаю Николаевичу быть Верховным Главнокомандующим».

На подлинном Собственной Его Императорского Величества
рукой подписано:          «НИКОЛАЙ»

В С.-Петербурге.
20 Июля 1914 года.
Скрепил Председатель Совета Министров
статс-секретарь Горемыкин»

Существует мнение, будто бы в том случае, если бы Великий Князь оставался Верховным Главнокомандующим, то никакой февральской революции и не было бы. А между тем, если сравнить личность Государя и Великого Князя, то сравнение отнюдь не в пользу Николая Николаевича.
Английский представитель в Ставке, генерал Хенбери-Вильямс в течение многих месяцев общался с Великим Князем, прежде чем познакомиться поближе с Императором, и симпатизировал Николаю Николаевичу. Тем более ценен его отзыв о Государе Императоре:

«Этот очерк, посвященный покойному Императору Николаю II и ряду лиц и событий, связанных с ним, написан отчасти в форме дневника, поскольку это позволяет передать верные впечатления, которые я получал время от времени в период военных лет, проведенный мною в штаб-квартире русской армии.
Пожалуй, я видел Императора чаще и узнал его ближе, чем многие другие лица, находившиеся за пределами непосредственного окружения Государя во время его пребывания в должности Верховного Главнокомандующего, когда, вследствие его продолжительных отлучек из столицы, мне приходилось становиться посредником и по другим, а не только военным вопросам.
Когда меня направили в Россию в начале августа 1914 года, я имел лишь смутное представление об этой стране и ее народе. Однако во мне жил интерес к ней, поскольку один из моих предков был там посланником и хорошим знакомым Императрицы Екатерины Великой. Прибыв в эту страну, я убедился, что его имя по-прежнему окружено ореолом некоей таинственности, восходящей к тем дням, когда Императрица в своих письмах обращалась к нему: «Мадам», а он к ней — «Месье».
Я предполагал, что на каждом шагу буду встречать препятствия, что увижу Императорскую семью подавленной заботами, тревогами и страхом за собственную жизнь от бомбы анархиста или ножа убийцы.
Но, познакомившись с Императором, Императрицей и их детьми, я убедился, что все обстоит совершенно иначе, чем я думал. Я увидел счастливую и дружную семью. В этой стране слишком часто упоминалось слово «революция», а ее пророки были чересчур многочисленны и кровожадны, но все почему-то полагали, что Империя просуществует до конца войны.
Ее население и площадь были настолько велики, что в Англии многие говорили о «русском паровом катке».
Популярность и одушевление, охватившее народ, поддерживавший дело союзников, в отличие от минувшей — русско-японской войны — позволяли надеяться, что Россия сумеет успешно преодолеть тяжелые испытания, выпавшие на ее долю, покрыв себя славой и связав себя более прочными узами с теми из своих союзников, дружба с которыми не была прежде особенно тесной.
Возникновение Думы — то есть парламента — явилось шагом в нужном направлении и, хотя ее полномочия были ограниченными, появилась надежда, что положение улучшится и она станет ближе к аналогичным органам в иных странах.
Пьянство, которое было бичом в русско-японской войне, мешавшим успехам русских армий, стало недопустимым в мировой войне благодаря решительным и суровым мерам, принятым Императором, запретившим продажу водки. Меры эти оказались весьма полезными. Это подтвердили не только трезвое поведение солдат, но и рост вкладов в крестьянские банки, а ведь основным ядром армии были крестьяне.
Кроме того, Польша, на которую обрушились самые тяжелые удары военной судьбы, должна была получить самоуправление, которое эта несчастная страна так долго ждала. Таким образом, ее народ стал бы связан с Россией более прочной дружбой и вел бы более решительную борьбу с врагом, стоявшим у ее ворот.
Когда противники России опубликовали свои ультиматумы, военный министр России заверял широкие массы публики в том, что русская армия во всеоружии и готова к войне. Когда Верховным Главнокомандующим русской армией стал Великий Князь Николай Николаевич, население восприняло это назначение одобрительно. Правда, ходили слухи о германских симпатиях и интригах при дворе, но общее настроение было оптимистичным. Настроения были, можно сказать, «шапкозакидательскими». Все были убеждены, что война будет непродолжительной и веселой прогулкой.
Самоотверженные усилия Великого князя Николая Николаевича помочь союзникам даже ценой потерь со стороны русских войск, действовавших на северо-западном фронте, сделали русских еще более популярными на Западе. Однако неожиданно для всех, кроме узкого круга осведомленных лиц, стало известно о нехватке вооружения и боеприпасов, причем не из-за недостатка средств, что стало неожиданностью и для других союзников, а в результате коррупции.
И люди начали качать головой. Какой прок от парового катка, если для него нет топлива? Как водится, стали искать виноватого.
Пока положение начали исправлять, да еще и с задержками, неизбежными для такой страны, как Россия, в отличие от других стран, у злопыхателей нашлось достаточно времени для того, чтобы распускать клеветы и скандальные истории. Так возникли слухи о предательстве, о «германской партии» при дворе, о вредном влиянии Распутина. Оказалось, что во всем виноват министр, а затем — союзники. Недовольство начало приобретать угрожающие размеры.
В стране росла тревога, волнения. Первоначальные успехи сменились неудачами и отступлением, хотя ни Верховный Главнокомандующий, ни солдаты не были в этом виноваты.
Тогда в чем же дело? Все упиралось в административные вопросы. Под этим словом подразумевается снабжение боеприпасами, снаряжением, надлежащая эксплуатация шоссейных и железных дорог, а также коммуникации вообще.
Последние четыре фактора касались не только гражданского населения, но и армии. Вопрос усложнялся большим количеством беженцев, которые мешали действиям войск. Вопрос снабжения топливом и продовольствием — водораздел между довольством и недовольством, особенно, в условиях русской зимы — требовал, для своего решения, значительных усилий и работы слаженной, четкой системы.
Кому же следовало отдать при этом предпочтение — войскам или гражданскому населению? И в какой степени? Для решения проблемы была нужна твердая рука. Следовало также учесть и наличие коррупции и противодействие властям. И когда человек, обладающий такими качествами, был найден, преданность своему делу и добросовестность столкнулись с предательством и интригами, которым способствовали враги и недовольные.
Неудачи на фронте только поощряли противников власти. Но так продолжалось до тех пор, пока Император не возложил на себя обязанности Верховного Главнокомандующего. С его приходом на этот пост счастье, казалось, повернулось лицом к русской армии, но революция успела слишком глубоко пустить свои корни, а почва оказалась чересчур для этого благоприятной. Поэтому у Государя было мало надежды на успех.
Коррупция и интриги процветают в каждой стране, даже в Англии, которая и в прошлом не отличалась неподкупностью чиновников. Что же касается России, то эти дурные стороны были особенно заметны.
Если говорить о двух наших народах, то необходимо отметить их отличия. Русские, хотя во многих отношениях располагают к себе, — добрые люди, но обладают неустойчивым характером. Они очень быстро переходят от восторга к состоянию полной депрессии. Или наоборот. Правда, состояние депрессии, в котором они сейчас находятся, слишком продолжительно и глубоко.
Оценить их положительные качества можно лишь тогда, когда долго живешь среди них, хотя русские могут понравиться и при встрече с ними в какой-то другой стране. Повсюду я сталкивался с их гостеприимством, добротой, дружелюбием. Иногда мне кажется, что их искреннее желание угодить незнакомому человеку, доставить ему удовольствие восполняет слабохарактерность и неуверенность в себе.
Во всяком случае, таково было мое впечатление о России до того, как большевики захватили власть.
Я не намерен ни соглашаться, ни спорить с теми, кто писал о покойном Императоре и осуждал его. Хочу лишь отметить, что авторами рассказов о Государе были в основном лица, которые не были так хорошо знакомы с ним, как я. По большей части эти авторы враждебно настроены к Императору. Один из его критиков, пробыв всего сутки в России, описал личность Государя. Судя по этому описанию, я решил, что упомянутый критик провел эти сутки в сточных канавах Петрограда, поскольку нигде иначе он не мог бы почерпнуть столь же несправедливую, сколь и лживую, к тому же еще и злонамеренную информацию. Причем, рассказ этот относится к дореволюционному периоду.
Если Император и совершал какие-то ошибки, то их причиной отнюдь не было равнодушие к собственной стране или союзническому долгу.
Думаю, что у каждого перед умственным взором возникают видения, которые проходят, «словно корабли в ночи». Для меня одним из самых трагичных воспоминаний стал образ покойного Императора Всероссийского и его близких.
Печальные эти воспоминания освещены неизменной добротой, которую Государь проявлял ко мне в трудные для меня лично или моей страны минуты, его солнечной, жизнерадостной натурой, его неистребимым мужеством, которое не оставляло Государя даже в те минуты, когда все, казалось, складывается из рук вон плохо.
Верность союзническому долгу Царя сравнима лишь с его решимостью вести войну до конца.
«Забрасывать камнями» — не в моем характере. Я лишь честно расскажу, каким я его запомнил. Светлый образ Императора омрачается для меня его трагическим концом и запоздалым сожалением о том, что я мало что смог сделать для спасения Государя и его семьи, когда чаша весов еще могла склониться в другую сторону.
По ряду причин многие страницы моих воспоминаний не могли быть опубликованы, но те из них, которые приводятся в этой книге, выбраны отнюдь не для того, чтобы создать однобокий портрет монарха, не однажды подвергавшегося клевете, а чтобы отметить некоторые стороны его личности, на мой взгляд, представляющие интерес.
С самодержавием в России покончено. Мои воспоминания написаны вовсе не ради защиты Царского строя. А ради защиты личности Царя.
«Господин Критик» тотчас отзовется: «Конечно, все это очень хорошо, но в данном случае оба понятия так тесно связаны между собой, что трудно провести границу между ними». В известной степени это так, но до сих пор на весах богини правосудия гири установлены неточно.
Чтобы хоть как-то восстановить справедливость, я и решил написать свои воспоминания».

Этими словами Хенбери-Вильямс заканчивает предисловие к своей книге.
Несмотря на симпатии к Великому Князю, генерал признает, что в свою бытность Верховным Главнокомандующим Николай Николаевич старался держаться подальше от фронта. Был, по существу, трусоват.
В отличие от него (как впрочем, и от генералиссимуса И. В. Сталина, ни разу не побывавшего хотя бы вблизи от фронта) Император Николай II был человеком недюжинного мужества и храбрости. Он посещал фронтовые части в непосредственной близости от передовых, зачастую в сопровождении Цесаревича.
Это было не только в тот период, когда Император занимал должность Верховного Главнокомандующего, но и во время поездок «на Ставку» как в 1914, так и в 1915 году. Храбрость (впрочем, как и трусость) заразительны. Вот почему солдаты и матросы русской армии и флота проявляли чудеса стойкости и мужества. Каждый русский воин и подданный знал, что «за Богом молитва, за Царем служба не пропадет».
На Южном фронте произошла такая история. Русские разведчики должны были обследовать берег, занятый мадьярами. Стефан Веремчук, крестьянин деревни Бабалоки Княгининской волости Дубенского уезда Волынской губернии, тридцати лет от роду, перевозил на лодке разведчиков. После того, как они выполнили задание, крестьянин вернулся назад. Заметив происходившее, мадьяры схватили его. До разведчиков стали доноситься жуткие крики:
— Ой, ратуйте, православные, я же вас звиручав. За вас, православные, за Царя муки приймаю.
Не в силах слышать полные страданий вопли, один из разведчиков обратился к офицеру:
— Дозвольте, Ваше Высокоблагородие, сплавать на тот берег. Мочи нет, как кричит, болезный.
Поручик покачал головой:
— Нельзя. В воде вас перебьют. Подождем, как стемнеет.
С трудом дождавшись темноты, разведчики вернулись на австрийский берег. Добрый их помощник уже не кричал. На теле его обнаружили следы пыток: сухожилия на руках и ногах подрезаны, кости перебиты, в боках множество ран.
— Царствие Небесное рабу Божию умученному Стефану,— истово перекрестился унтер-офицер.
Выяснилось, что у страдальца осталась семья. Слепая мать, Мария Веремчук, 62 года. Жена Иустиния, 28 лет. Трое детей — мал-мала меньше. Макар 7 лет, Леонтий 5 лет и Федор одного года и трех месяцев от роду.
Главнокомандующий армиями фронта распорядился выдать семье Веремчука единовременное пособие в двести золотых рублей. Когда стало известно о кровавой расправе над беднягой, солдаты, пришедшие на подмогу разведчикам, разгромили вражеский гарнизон. Узнав о подвиге Стефана Веремчука, Государь повелел назначить пенсию матери и вдове погибшего. А малолетние сыновья, достигнув соответствующего возраста, будут определены на казенный счет в учебное заведение по усмотрению матери. Скорее всего, с тем, чтобы они получили сельскохозяйственное образование.
Начальник штаба предложил организовать подписку на сооружение часовни. Император согласился. Кроме того, он повелел настоятелям церквей объяснять мирянам значение подвига Стефана Веремчука, а также распространять описание его жизни как среди воинов, так и мирного населения Империи.
Великий князь Константин Константинович перед самым началом войны очутился в приграничных местах и видел толпы беженцев, уезжавших вглубь Империи. С большим волнением Великий Князь воскликнул: «Зачем же они бегут? Немцы не сделали бы им ничего дурного; ведь они же не варвары». Действительность опровергла его слова. Когда с началом войны Императрица Мария Феодоровна, гостившая в Дании, решила вернуться в Россию через Германию, ее не пропустили. Толпа на вокзале осыпала ее ругательствами, стала бить стекла в ее вагоне, и Императрице Матери пришлось вернуться назад, в Данию, чтобы оттуда поехать через Швецию и Финляндию в Россию.
В начале войны успех сопутствовал русским войскам. В Восточной Пруссии русские перешли границу и нагнали страху на пруссаков. Но из-за несогласованности, а, возможно, предательства, наступление окончилось поражением. Армия была еще не отмобилизована, недоставало военного снаряжения. Немцы назвали разгром русских армий «победой под Танненбергом». «Все историки на всех языках говорят о Танненберге, но никто не говорит о русской победе под Гумбиненом, — писал генерал Н. Н. Головин в 1934 году, — слава русского оружия умышленно замалчивается». Виной тому было поведение тогдашнего Верховного, В. К. Николая Николаевича, не допускавшего, чтобы славили кого-то кроме него. Героем же дня тогда был генерал-лейтенант Н. А. Епанчин, командир III корпуса.
Неудачным оказался план Великого князя разбить все армии на две равные части: одна против австрийцев, другая против немцев. Следовало сначала разбить слабейшего противника — австрийцев, а уж затем, собрав все силы в кулак, разбить немцев. Но у Великого князя не было твердо обозначенной цели. Он шел на поводу у союзников, которых интересовало одно — отвлечь от Франции как можно больше германских войск. Ходила мрачная шутка: «союзники готовы сражаться до последней капли... русской крови». Русские армии, разбитые в Восточной Пруссии, спасли Париж, до которого немцам было рукой подать.
Офицер-артиллерист Э. Н. Гиацинтов, уже в эмиграции, вспоминал:

«Весна 1915 года... нам, кроме огорчения, ничего не принесла... Снарядов у нас по-прежнему было очень мало, отпускали их, как в аптеке... и под давлением немецких войск нам пришлось продолжать отступление. Главнокомандующим продолжал оставаться Великий Князь Николай Николаевич, который, как я считаю,— писал Гиацинтов,— был более французом, чем русским,— потому что он мог пожертвовать русскими войсками совершенно свободно только с одной целью, чтобы помочь французам и англичанам».

Государь Император старался не вмешиваться в управление войсками, отлично понимая необходимость единоначалия.
Но судьба армии, моральный дух ее войск всегда интересовали его. И Император часто бывал в войсках действующей армии.
Можно убедиться, насколько велико было моральное воздействие от присутствия на фронте Государя Императора.
Мы приводим отклики в русской прессе того времени, следившей за каждым шагом Державного вождя.
Особенно большую художественную и историческую ценность представляют собой выпуски Министерства Императорского Двора, озаглавленные «Государь Император в действующей армии». Текст был составлен генералом Дубенским.
Выпуски иллюстрировались художниками. Стоимость их была совсем невелика — рубль двадцать копеек. Весь доход от продажи изданий поступал на нужды раненых и их семейств, о чем заботилась Государыня Императрица Александра Феодоровна.

Мы приводим выдержки из одного из таких выпусков:

«Отбытие Его Величества.
Государь Император отбыл в действующую армию 18 ноября 1914 года.
В это время вся Россия жила в большом волнении, ожидая исхода происходивших серьезных боев. Германский император приказал своим войскам начать новое наступление на Варшаву. Германская армия под командованием фельдмаршала Гинденбурга развила свои операции на обширном фронте между Вислой и Вартой. Но немецкое наступление было отбито. Немцам были нанесены огромные потери, и часть их армии, окруженной русскими войсками, еле пробилась к северу к сильной крепости Торну.
В это тревожное время Государь направился в действующую армию. Его сопровождали: обер-гофмейстер Василий Долгоруков, генерал-адъютант граф Бенкендорф, флаг-капитан Его Величества генерал-адъютант Нилов, дворцовый комендант Свиты Его Величества генерал-майор Воейков, начальник военно-походной канцелярии Свиты Его Величества генерал-майор Орлов, флигель-адъютанты: граф Шереметев, Дрентельн, Саблин, лейб-хирург Федоров, генерал-майор Дубенский, командир 1-го железнодорожного полка генерал-майор Цабель, церемониймейстер барон Штакельберг и другие.
В Царской Ставке.
19 ноября Государь Император прибыл в Ставку. Верховный Главнокомандующий Великий Князь Николай Николаевич встретил Его Величество на вокзале и вошел в вагон к Государю. До завтрака Государь выслушивал доклад Верховного Главнокомандующего о положении дел на фронтах. После завтрака Государь принимал доклады генералов Янушкевича и Данилова, а затем, после прогулки, у Его Величества опять состоялось совещание с Верховным Главнокомандующим. В эти дни продолжались ожесточенные бои между Вартой и Вислой. Видимо, германцы прилагали все усилия, чтобы прорваться к Варшаве. Серьезность положения чувствовалась и здесь, в Ставке. В тот же день, после 11 часов вечера, Государь Император, подробно ознакомившись с положением дел на западном театре, пожелал предпринять обширное путешествие через многие центральные и южные губернии на Кавказе.
[Описывая эту поездку, Государь сообщал Августейшей супруге:
«Мы едем по живописному краю, с красивыми высокими горами по одну сторону и степями — по другую... На каждой станции платформы набиты народом, особенно детьми, их целые тысячи... Мы катим вдоль берега Каспийского моря; глаза отдыхают, глядя на голубую даль: она напоминала мне наше Черное море... Невдалеке горы, чудесно освещенные солнцем...»
Затем Императорский поезд ехал по Кубани:
«Великолепен и богат этот край казаков. Пропасть фруктовых садов. Они [казаки] начинают богатеть, а главное, непостижимо чудовищное множество детей-младенцев. Все будущие подданные. Все это преисполняет меня радости и веры в Божье милосердие; я должен с доверием и спокойствием ожидать того, что припасено для России», — продолжал Государь.]
Путешествие Государя по России.
Всю ночь и утро навстречу Царскому поезду шли воинские поезда, направляющиеся на театр военных действий. Солдаты восторженными кликами «ура» приветствовали Державного Вождя русской армии. Они хотели, чтобы Государь слышал их радостные возгласы и почувствовал, что они, русские воины, с отвагой идут в бой. Первым городом, который посетил Его Величество, был древний Смоленск. В книге подробно описывается восторженная встреча Царя народом как в Смоленске, так и в других городах, которые Его Величество изволили посетить.
Государь поклонился святыням, принимал депутации, посещал лазареты, милостиво беседовал с ранеными, награждал отличившихся Георгиевскими медалями.
В Смоленске Государь милостиво разговаривал с мальчиком лет четырнадцати, «сыном 21-го Сибирского стрелкового полка» Сергеем Барамзиным, который был ранен и контужен за Вислой под Брезинами.
Этот худенький бледный ребенок вел себя очень скромно и застенчиво, а между тем, по словам сестер милосердия, он много помогал солдатам и храбро держался в боях.
После Смоленска Его Величество посетил города Тулу, Орел, Курск, Харьков, Екатеринодар и 26-го ноября прибыл в Тифлис.
Царские слова о содержании пленных.
В Орле произошел следующий эпизод. Государю Императору доложили, что в одном госпитале среди раненых много австрийцев и немцев и что со многими приходится говорить по-немецки, так как они не понимают русского языка. Государь Император при этом разговоре заметил:
— Надеюсь, что не делается никаких различий в содержании раненых и мы не поступаем так, как наши противники.
Потом, немного помолчав, добавил:
— Да будет им за это стыдно!
Государь у раненых.
При проезде всех попутных городов, как мы уже выше говорили, Государь посещал раненых как офицеров, так и нижних чинов. Надо было видеть радость раненых, удостоившихся счастья беседовать с Царем, видеть его ласковую улыбку, слышать милостивые слова. При посещении офицерских лазаретов слышались слова Государя:
— Садитесь, вам будет удобнее.
— Не вставайте, не вставайте.
— Я вам приказываю сидеть.
Раненым солдатам Государь также ласково говорил:
— Садись на кровать, тебе легче будет.
И при этом клал Свою руку на плечо раненому. Слезы радости и счастья блестели на глазах раненых при посещении Царем их лазаретов.
В Харькове при посещении лазарета Государь сказал раненому, уряднику 2-го Сунженско-Владикавказского полка Московцу:
— Вчера я видел двух твоих однополчан... А не правда ли, ваш начальник дивизии всегда впереди, — замечает Государь, вспоминая генерала графа Келлера, который ныне уже ранен.
— Так точно, — улыбаясь, отвечает солдат, — они уж не отстанут.
На Кавказе.
Разноплеменное население Кавказа, узнав о приезде Великого Государя, сейчас же стали посылать своих выборных для выражения Ему своих чувств преданности и верности России.
Сразу рушилось то, о чем мечтали турки. Они думали, что мусульманское население Кавказа сразу встанет на сторону врагов России и облегчит им борьбу с русским солдатом. Турки мечтали о волнениях и мятежах в горных областях. Но это-то население и проявило тот необыкновеный подъем духа, в эпоху Великой войны, который привел к формированию целых шести полков исключительно из кавказских туземцев.
В конце подробно описывается восторженная встреча Царя кавказским населением в Дербенте, Тифлисе, Карсе, Сарыкамыше, Меджингерте и Владикавказе.
[В Своем дневнике Государь так описывает эти встречи:
«26-го ноября [1914 г.]. Среда. Встал чудным солнечным утром. Оба хребта гор видны были отчетливо справа и слева. Утром вошел в поезд ген. Мышлаевский [помощник по военной части наместника на Кавказе], кот. я принял. В 11 час. прибыл в Тифлис. Граф Вор[онцов] был нездоров, и потому графиня встретила на станции с придворными дамами. Почетный караул от Тифлисского воен. уч. и начальство. Поехал с Бенкенд[орфом] в моторе; в одной черкеске было тепло. Народа на улицах была масса. Конвой Наместника сопровождал впереди и сзади. Посетил древний Сионский собор, Ванский армянский собор и Суннитскую и Шиитскую мечети. Там пришлось подыматься и спускаться по крутым извилистым улицам старого живописного Тифлиса. Порядок большой. Приехал во дворец после часа... Днем посетил три лазарета с ранеными: армянского благотворительного общ[ества], купеческого общ. и судебного ведомства...
27-го ноября. Четверг. Праздник Нижегородского полка провел в Тифлисе, а полк проводит его в Польше! В 10 час. начался большой прием военных, гражданских чинов, дворянства, городской думы, купечества и депутации крестьян Тифлисской губ. ... Принял двух раненых офиц[еров] — Нижегородцев и подп[оручика] кн. Туманова 4-го стр. И[мператорской] Ф[амилии] полка. После завтрака посетил больницу Арамянца — 180 раненых и лазарет в зданиях не открытой губ. тюрьмы — свыше 600 раненых. Вернулся после 6 час. и пил чай и сидел с Воронцовыми. После обеда воспитанники гимназий прошли с фонарями и пропели гимн перед окнами дворца. Вечером читал бумаги...
1-го декабря. Понедельник. Самый знаменательный для меня день из всей поездки по Кавказу. В 9 час. прибыл в Сарыкамыш. Радость большая увидеть мою роту Кабардинского полка в поч[етном] кар[ауле]. Сел в мотор и поехал в церковь, а затем через два перевала на границу в с. Меджингерт. Тут были построены наиболее отличившиеся ниж[ние] чины всей армии в числе 1200 чел. Обходил их, разговаривал и раздавал им Георгиевские кресты и медали. Самое сильное впечатление своим боевым видом произвели пластуны! Совсем старые рисунки кавказской войны Хоршельта. Вернулся в Сарыкамыш в 4 ч. и посетил три лазарета. Простился с ген. Мышлаевским, нач. штаба ген. Юденичем, другими лицами и с моей чудной Кабардинской ротой, в которой роздал 10 Георг. крестов...]
Какой бы город ни посещал Государь, он непременно посещал соборы, монастыри. «В Новочеркасск приехал к 10 час. Прямо в новый громадный собор...» «В 10 час. приехал в Воронеж, принял представляющихся и депутации и в 10 1/2 встретил дорогую Аликс с Ольгой и Татьяной... Поехали в собор, отстояли архиерейскую обедню, поклонились мощам свят. Митрофана и осмотрели небольшой лазарет тут же в монастыре...» «В 10 час. [7 декабря] прибыли в Тамбов. После встречи поехали в собор... Владыко Кирилл отлично и скоро отслужил литургию. Приложились к мощам св. Питирима и пошли к его колодцу. Заехали в военный лазарет и в поезд к завтраку. После завтрака посетили еще три лазарета...» О поездке Государя по Кавказу далее сообщалось:
Герой.
При посещении Сарыкамыша, обойдя выстроившийся караул роты Кабардинского Его Величества полка, Государь остановился перед знаменщиком, который был украшен тремя Георгиевскими крестами. Командир полка, полковник Барковский, доложил Его Величеству, что этот знаменщик, подпрапорщик Яковенко, был дважды контужен в бою, за выбытием офицеров командовал ротой и, несмотря на тяжелую контузию, оставался в строю почти всю ночь и пошел в лазарет только после настойчивого приказания командира батальона.
Государь лично навесил на грудь Яковенко Георгия 1-ой степени.
После того Государь спросил командира полка:
— Я думаю, что прибыли сюда не на несколько дней?
— Так точно, Ваше Императорское Величество, мы считаем Сарыкамыш как бы столицей...
Государь улыбнулся и направился далее.
Русские честно поступают.
В селении Меджингерт, находившемся на пути к передовым позициям, произошел случай, высоко характеризующий русского солдата.
Государь Император раздавал войскам боевые награды. Подойдя к правофланговому, Его Величество передал ему Георгиевский крест.
— Покорнейше благодарю, Ваше Императорское Величество, — сказал тот. Когда же Государь начал передавать крест второму солдату, тот отчетливо произнес:
— Я, Ваше Императорское Величество, не участвовал в бою.
Государь быстро взглянул на рядового, немного помолчал и затем громко сказал:
— Молодец, наверно, скоро заслужишь. Хорошо, что по совести заявил Мне.
И велел солдату оставить крест у себя. На всех этот случай произвел глубокое впечатление. Русский человек не мог обмануть Царя.
После этого Государь приказал солдатам говорить, участвовали ли они в боях.
... Русский народ везде один и тот же в своих чувствах к Монарху. В Москве какая-то старушка с костылем в руке, тряся подбородком, просила пропустить вперед:
— Пропустите, родимые, меня наперед; хочу перед смертью повидать Свет-Царя-Батюшку.
На земле донских казаков.
Возвращаясь с Кавказа, Государь посетил землю донских казаков. Население края с восторгом встречало Царя.
— Теперь и помирать можно, Царя видели, — говорили, крестясь и плача, старики.
— Я счастлив, что в это грозное, знаменательное для России время я мог посетить старый Дон, — сказал Государь в ответ на речь генерала Покотило в Новочеркасске.
В дальнейшем пути Государь посетил Воронеж, Тамбов, Рязань и Москву.
Опять у раненых.
В Москве, в одном из лазаретов, Государь наградил медалью раненого солдата Шарахутдинова.
— Ваше Императорское Величество, — просит солдат. — Разрешите мне Вашу ручку поцеловать.
— Это не полагается, — отвечал Государь. Однако руку протянул.
Шарахутдинов покрывает руку Государя поцелуями. Когда Государь отошел, к солдату приблизились Великие Княжны Мария и Анастасия Николаевны. Шарахутдинов обратился к Ним с вопросом:
— А как будет имя Ваших Высочеств? Я так сразу признать не могу.
Великие Княжны ответили и расспросили солдата о том, где он ранен. Во время беседы подошла Государыня Императрица и, нагнувшись, передала солдату образок.
— Ты знаешь, кто с тобой говорит? — спросила Императрица.
— Не могу знать. А Вы кто будете?
— Я — Ее Мать,— отвечала Государыня, указывая на Великую Княжну Марию Николаевну.
— А, так Вы будете Государыня Императрица. Здравия желаю, Ваше Императорское Величество! Дозвольте мне Вашу ручку поцеловать.
Государыня жалует Шарахутдинову Свою руку.
Ласково улыбаясь, Государыня отошла от солдата. Дворцовый комендант генерал Воейков, заметив, что Шарахутдинов держит образок в руках и целует его, произносит:
— Ты надень этот образок на шею.
— Никак нет. Я татарин. Мне Магомет запрещает носить образа. Я всю жизнь буду беречь образок, который дала мне Императрица, но по нашей вере надевать и носить его не могу.
Спустя немного времени, проходя мимо Шарахутдинова, Государь сказал ему:
— Прощай, желаю тебе скоро поправиться.
В лазарете Императорского Величества Великой Княгини Ольги Александровны в Новочеркасске Государь подходит к раненому кубанскому казаку Демьяну Сергееву, передает ему медаль и ласково говорит:
— Я недавно был на твоей родине, Кубани.
Казак радостно взглянул на Его Величество и, улыбаясь, сказал:
— Ну, что там, Ваше Императорское Величество?
— Ничего, — улыбнулся Государь. — Казаков там еще много. Очень хорошо Меня принимали.
— Ну, а то как же, Ваше Величество!
Улыбнувшись простым речам казака, Государь отошел. Государь второй раз посетил Ставку Верховного Главнокомандующего, посетил гвардейские части и 19 декабря вернулся в Царское Село».
И Императрица, и Царские Дети делали все, что могли, чтобы помочь сражающимся за Русь Святую русским (точнее, российским, так как, кроме русских, воевали за нее и татары, и кавказцы, и прибалтийские немцы) воинам.
Об этом свидетельствуют записи в дневнике княжны Гедройц, старшего врача одного из Царскосельских лазаретов.
Хирург княжна В. И. Гедройц, о которой часто (и не всегда благожелательно) упоминается в мемуарах А. А. Вырубовой, записала в своем дневнике 20 августа 1914 года:

«...Коллегия постановила для нужд военного времени занять хирургическое отделение госпиталя. ...Открыть его предполагалось в сентябре, и за такое короткое время если и удалось выполнить это задание, то только благодаря тому состоянию внутреннего подъема, который охватил, казалось, все слои населения. И в самом деле, какие-то незнакомые купцы с жирными животами приходили и привозили мед для раненых, жертвовали муку, папиросы, конфеты, белье; раненых еще не было, но пожертвования сыпались точно из рога изобилия.
Более 30 дачевладельцев предложили свои особняки и полное оборудование для лазарета. Другие жертвовали деньгами, и в короткое время, при энергии Евгения Сергеевича Боткина, Сергея Николаевича Вильчковского и моей скромной помощи 30 лазаретов в Царском Селе были готовы к принятию раненых, а чтобы не томить их пересылкой через Петербург, был устроен Царскосельский эвакуационный пункт. ...С первых же дней началась подготовка санитарных поездов имени Императрицы и Великих Княжон, которые должны были привозить раненых прямым маршрутом в Царское с позиций. Поезда эти были обставлены просто, но снабжены всем необходимым; благодаря быстрой и целесообразной доставке раненых для операций спасли жизнь не одному из этих страдальцев.
Все придворные автомобили и экипажи были отданы для перевозки раненых. ...Цветы из оранжерей, сладкое придворных кондитеров — все это направлялось в лазареты для раненых. Казалось, чугунная решетка Александровского дворца раскрылась, и дыхание народной жизни обожгло душу ее обитателей.
И ежедневно черное ландо с тремя сестрами милосердия скользило по заросшим зеленью улицам мирного городка, останавливаясь то перед одним, то перед другим лазаретом».

О своей работе в лазарете Государыня регулярно сообщала Императору, то и дело выезжавшему в Ставку.
«Какие ужасные раны! — писала она Государю 21 октября 1914 года. — В первый раз побрила солдату ногу возле и кругом раны...» В тот же день, в другом письме она сообщает: «3 большие операции — одному раненому пришлось отрезать 3 пальца, так как начиналось заражение крови... Меня преследуют ужасные запахи от этих зараженных ран». «Княжна [Гедройц] осмотрела бедного мальчика и одного офицера 2-го стрелкового п., ноги которого уже стали темного цвета; опасаются, что придется прибегнуть к ампутации. Я вчера присутствовала при перевязке этого мальчика — ужасный вид, он прижался ко мне и держался спокойно, бедное дитя». 20 ноября она написала: «Сегодня утром мы присутствовали (я, по обыкновению, помогаю подавать инструменты, Ольга продевала нитки в иголки) при нашей первой большой ампутации (рука была отнята у самого плеча)».
Императрица не щадила себя, обрабатывая даже жуткие раны в пах. «Мне пришлось перевязывать несчастных с ужасными ранами..., они едва ли останутся мужчинами в будущем, так все пронизано пулями, быть может, придется все отрезать, так все почернело, но я надеюсь спасти, — страшно смотреть, — я все промыла, почистила, помазала иодином, покрыла вазелином, подвязала, — все это вышло вполне удачно... Я сделала три подобных перевязки, — у одного была вставлена туда трубочка. Сердце кровью за них обливается, — не стану описывать других подробностей, так это грустно, но, будучи женой и матерью, я особенно сочувствую им. Молодую сестру (девушку) я выслала из комнаты...»
Со смертью Царица встречалась ежедневно. «Один солдат умер во время операции... гемораргия, — отметила она 25 ноября 1914 года. — Все держались стойко, никто не растерялся. Девочки (Ольга и Татьяна) тоже выказали мужество, хотя они, а также Аня Вырубова, никогда не видели смерти вблизи. Он умер в одну минуту... Как близка всегда смерть».
В ноябре Государыня подружилась с одним юным офицером и часто рассказывала о нем в своих письмах мужу: «Мальчик просил меня приехать пораньше... Нахожу, что ему становится все хуже... по вечерам он в полубредовом состоянии — до того слаб. Он постепенно угаснет — надеюсь, только не в наше отсутствие».

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история