Волков А. Фундаментализм в Израиле и палестинская проблема

ОГЛАВЛЕНИЕ

ОТ НАУЧНОГО КОНСУЛЬТАНТА

Перед читателем книга весьма многоплановая и необычная как по постановке проблемы, так и по фактологическому наполнению. Читающая публика за последние десятилетия уже достаточно привыкла к тому, что с понятием “фундаментализм” ассоциируется, как правило, деятельность различных мусульманских организаций и движений, чаще всего граничащая с экстремизмом или терроризмом. Одновременно с этим, в связи с вопросами ближневосточного урегулирования и, более конкретно, — палестинской проблемой, анализируется либо активность палестинских организаций (также, по преимуществу, мусульманских), либо деятельность израильского правительства.

А.Б.Волков выбрал иной аспект проблемы Палестины: стержень его исследования — фундаменталистское течение в иудаизме и его влияние на идеологию сионизма и политику Израиля в отношении палестинской проблемы.
При всей очевидной значимости такой постановки проблемы (уже хотя бы в силу ее неразработанности в научной литературе), важно отметить и другой аспект исследования. Речь идет об общетеоретической стороне вопроса о фундаментализме как явлении общественной мысли и одной из реальностей современной политики не только в иудаизме (и в Израиле), но и в ареалах распространения других религий и других культурных традиций (прежде всего ислама и христианства).

Применительно к тем или иным течениям и организациям, называемым фундаменталистскими (как правило — мусульманским), нередко используют также и другие термины: интегристы, возрожденцы, традиционалисты... А.Б.Волков ставит знак равенства между ортодоксальным иудаизмом, традиционализмом и фундаментализмом (забегая вперед, отметим, что, на наш взгляд, применительно к иудаизму это вполне оправданно), противопоставляя это течение как консервативному, так и реформаторскому.

В этой связи возникает необходимость, во-первых, более четкого определения фундаментализма как явления, свойственного не только иудаизму или исламу; во-вторых, соотнесения его с другими течениями: пользуясь терминологией А.Б.Волкова, — консерватизмом и реформаторством; и, в-третьих, попытаться найти соотношение терминологическое между понятиями, которыми оперируют А.Б.Волков и авторы работ по исламу (интегризм, возрожденчество, модернизм и др.), с некоторыми из которых он полемизирует в начале книги. Эта необходимость диктуется тем соображением, что автор предлагаемой монографии строго ограничивает свое исследовательское поле только иудаизмом.

Прежде всего напомним, что термины “фундаментализм” и “интегризм” возникли в христианской среде в связи с конкретными течениями — первый в протестантизме, второй — в католицизме, — и значительно позднее их возникновения стали применяться в отношении других конфессий, в основном — ислама. При этом первый чаще употребляют германоязычные (английский, немецкий) авторы, второй — романоязычные .

Термин “фундаментализм” (от “основа”, “фундамент” религии) впервые ввели протестанты в начале XX в., хотя само фундаменталистское течение зародилось в середине XIX столетия: фундаменталистами называют представителей тех протестантских общин, которые отвергали модернистский и либеральный подходы в теологии, настаивая на абсолютной безошибочности Священного Писания и необходимости его буквального понимания. Отвергая открытия библеистики, фундаменталисты рассматривали все библейские тексты в качестве исторических фактов.
Основу фундаменталистского течения составили преимущественно американские кальвинисты из реформатских церквей, пресвитериане, баптисты и сторонники некоторых других деноминаций. В целом уже в ранний период фундаментализм представлял собой межконфессиональное течение внутри протестантизма.

Сторонники этого течения (называемого иногда также “протестантской ортодоксией”) с 1876 г. стали регулярно собираться на т.н. Ниагарские библейские конференции (США), где и были выработаны пять основных принципов (“основа”, “фундамент”), ставших базовыми в идеологии фундаментализма:
1. Богодухновенность и абсолютная непогрешимость Библии.
2. Признание божественной природы Иисуса Христа.
3. Признание непорочного зачатия как реального факта.
4. Искупительная жертва Иисуса.
5. Признание физического воскресения Иисуса и его грядущего второго пришествия.
Необходимость принятия этих положений, по мнению фундаменталистов, определяется порочностью человека (особенно усилившейся в эпоху капитализма) и неспособностью познания Бога через его творение (материальный мир и рациональное познание), в связи с чем единственным источником истины становятся только Божественные откровения, переданные через Священное Писание.
По определению самих последователей течения, “фундаментализм является доктриной, согласно которой Библия богодухновенна и поэтому непогрешима и безошибочна по всем вопросам догматики и истории” .

Среди фундаменталистов конца XIX в. был целый ряд крупных религиозных деятелей из различных протестантских деноминаций. Среди них важное место занимает Дуайт Муди (1837-1899), известный проповедник-баптист, основатель Библейского института Муди. Часть активистов фундаменталистского движения вела активную деятельность не только на собственно религиозном поприще, но и пытаясь повлиять на различные сферы светской жизни общества. Так, в начале 20-х гг. нашего столетия инициативы фундаменталистов привели к т.н. “Обезьяньему процессу”, в результате которого в некоторых штатах США было запрещено преподавание теории Дарвина.
Значительная активизация фундаменталистского движения относится к началу XX столетия. В 1909-1915 гг. было осуществлено издание 12 выпусков “Основ” (“The Fundamentals”), давшее название движению, а через несколько лет (1919) создана Всемирная христианская фундаменталистская ассоциация. В 30-х гг. была предпринята попытка формирования самостоятельной конфессиональной структуры фундаментализма, однако создание Независимой фундаменталистской церкви Америки не привело к превращению ее в центр всего движения: оно так и сохранило свой межконфессиональный облик.

Межконфессиональность протестантского фундаментализма особенно проявилась в рамках религиозно-политического движения т.н. “новых религиозных правых” в США и некоторых странах Западной Европы, где ведущую роль играют как протестанты-фундаменталисты, так и католики (в основном — интегристы) и иудаисты-ортодоксы.

Весьма близкий к фундаменталистскому подход проявился в среде других направлений христианства как реакция на либерально-модернистские тенденции в христианской теологии. В католицизме наиболее близко фундаментализму (не столько в теологии, сколько в религиозно-политических вопросах) интегристское течение (в литературе нередко называемое также традиционалистским), истоки которого восходят к первой половине прошлого столетия и связаны с противостоянием церкви идеям Просвещения в эпоху Реставрации во Франции. Организационное оформление движения связано с именем папы Пия Х (понтификат с 1903 по 1914 г.), ведшим активную борьбу с модернистскими тенденциями в католицизме; по его инициативе было создано интегристское Общество святого Пия X.

Одна из наиболее ярких фигур современного интегризма — французский архиепископ Марсель Лефевр (1905-1993). Около 30 лет он работал в католических миссиях в Африке — в Габоне, затем в Сенегале, стал епископом Дакара, но затем отказался от этого поста в знак протеста против рукоположения африканцев в сан священников. Вернувшись во Францию, он начал активную борьбу против обновления католической церкви, резко критиковал решения 2-го Ватиканского собора (1962-1965 гг.). В 1969 г. Лефевр создал учебный центр, затем перенес его в швейцарский монастырь в Эконе, превратившийся вскоре в Братство святого Пия Х — центр интегристского течения в католицизме. Разногласия Лефевра и его сторонников с Ватиканом все более углублялись по мере осуществления папским престолом шагов по либерализации и привели в конце 80-х гг. к отлучению от церкви лидера интегристов.

Применительно к исламу, как уже отмечалось, одни и те же организации, течения и движения нередко обозначают различными терминами: фундаменталисты, интегристы, возрожденцы, а иногда и традиционалисты. Априори можно сказать, что первые три термина в данном случае — очевидные синонимы, традиционализм же в исламе имеет свою значительную специфику.
Почти вся история мусульманской мысли представляет собой перманентное возникновение идейных течений, рождавшихся в ходе столкновения различных мнений по тем или иным проблемам. При этом ислам отнюдь не утерял своей общей мировоззренческой целостности и системной устойчивости. В средневековом исламе движения и течения возникали, как правило, в связи с полемикой по вполне конкретным проблемам. Так, полемика по вопросу о власти породила три существующих и поныне направления (сунниты, шииты и хариджиты), по вопросам права — целый ряд религиозно-правовых школ и т.д. Уже в классическом исламе выделилось течение салафийа, которое и явилось основой современного возрожденчества, течения, которое в литературе именуется также фундаментализмом или интегризмом.

В новейшее время ключевой вопрос полемики (и, соответственно, формирования различных направлений и течений) — соотношение традиции и новаций в связи с проблемами общественного устройства.

Многие авторы связывают возникновение возрожденческого течения в исламе исключительно с реакцией мусульманского мира на воздействие европейской цивилизации. Ф.Рахман, например, видит начало этого движения в возникновении ваххабизма в Аравии и деятельности Шаха Валиуллы в Индии во второй половине XVIII в. и рассматривает его как ответ на “вызов” Запада.
Однако, обращаясь к истории, мы видим, что проблемы соотношения традиции и новаций (другими словами — проблема правоверия и отхода от правоверия) стали предметом споров уже в первые века ислама. Весьма жесткие формы эта полемика приобрела в период михны — исламской инквизиции IX в.

Один из наиболее ярких эпизодов михны связан с именем Ахмада Ибн Ханбала — эпонима-основателя ханбалитского течения в исламе. Именно это течение и явилось самой ранней формой возрожденчества в исламе.

В отечественном исламоведении более принятым по отношению к ханбалитам является термин “традиционалисты”. Этот же термин применяют к ваххабитам, Братьям-мусульманам и другим организациям и общинам. Вместе с тем исследователи мусульманской общественной мысли новейшего времени (Л.Р.Полонская, А.В.Малашенко и др.) и ваххабизм и движение Братьев-мусульман обозначают другим обобщающим термином — “возрожденчество”. Видимо, в данном случае нет принципиального противоречия, поскольку и те и другие авторы предлагают практически одинаковые критерии принадлежности к традиционалистам или возрожденцам. Однако здесь возможна и некоторая корректировка. Дело в том, что сторонники собственно традиционализма, как правило, выступали не столько за “возврат” и “возрождение”, сколько за сохранение существующего status quo, тогда как последователи возрожденческого течения (салафиты, фундаменталисты) — за status quo ante (“первоначальное положение дел”). Для уточнения значения терминов “традиционализм” и “возрожденчество” обратимся к средневековым источникам.

В основе возрожденческого течения лежит ряд ключевых положений, которые в самом общем виде могут быть сведены к следующему:
? строгое следование принципу единобожия;
? опора на Коран и сунну, отвержение поздних комментаторов;
? строгое осуждение “нововведений” (бида), во всяком случае в теории; на практике — в основном отношение “творческое”, поскольку Коран и сунна не позволяют точно определить весь спектр возможных новаций;
? понимание общины — государства Мухаммада как идеальной модели организации исламского общества;
? негативное отношение к официальному духовенству как “посредникам” между Аллахом и верующими.

Таким образом, на примере ислама мы видим, что, во-первых, термины “возрожденчество”, “фундаментализм” и “интегризм” употребляются в качестве синонимов применительно к течению, выступающему за возрождение первоначальной чистоты веры. Во-вторых, в исламе наиболее определенно прослеживается грань между возрожденчеством и традиционализмом, значительно менее заметная в христианстве и практически стирающаяся, как это показывает А.Б.Волков, в иудаизме.

Говоря о возрожденчестве — фундаментализме, необходимо отметить одну из его важных особенностей. Фундаментализм как форма общественной мысли может выступать не только в виде собственно религиозного течения, но и как направление политической идеологии, базирующейся либо на религиозной, либо на секулярной основе. Обобщающая характеристика такой идеологии — признание абсолютной безошибочности ее идейного первоисточника и недопустимости любых отклонений от него.

Такой подход к идейным “первоосновам” содержит в себе объективно положительные качества, обеспечивающие выживание и сохранение идейной чистоты и целостности учения. Фундаментализм несет в себе и мощный интеграционный потенциал, консолидирующий его последователей. Реальная действенность этих качеств прекрасно показана в книге А.Б.Волкова. Она может быть проиллюстрирована и на некоторых примерах мусульманского мира.

Вместе с тем многочисленные примеры истории показывают, что религиозный фундаментализм почти всегда имеет бoльшие или меньшие выходы в политику и на этой грани нередко перерастает в политический экстремизм. Это и вполне естественно, поскольку борьба за возрождение “первооснов” встречает жесткое сопротивление не только со стороны модернистов — реформаторов, но и со стороны традиционалистов — ортодоксов. Причем последние, как правило, имеют возможность противопоставить не только словесные аргументы, но и оказать прямое силовое давление, поскольку занимают ключевые позиции в религиозной (религиозно-административной) иерархии и одновременно связаны с светской властью. Эта закономерность хорошо просматривается, например, в борьбе католических интегристов с Ватиканом или противостоянии фундаменталистов — мусульман официальному исламскому духовенству (как правило, стоящему на позициях традиционализма). В современном иудаизме возможности фундаменталистов удвоились в силу их главенствующей роли в религиозной иерархии Израиля.
Было бы неверным, однако, полностью отождествлять фундаментализм, понимаемый как течение общественной мысли, с политическим экстремизмом. Эти явления различны прежде всего по своей природе, а смыкание их обусловлено социально-политическими причинами, а не имманентно присуще фундаментализму.

В этой связи уместно процитировать оценку фундаментализма, которую дает известный английский автор, настоятель собора в Йорке Джон Янг. Фундаменталисты, — пишет он, — “считаются опасными и непредсказуемыми людьми. К сожалению, это подозрение довольно часто бывает обоснованным. Христианские фундаменталисты не гнушаются насилием по отношению к врачам, практикующим аборты; мусульманские фундаменталисты участвуют в террористических акциях ... Еврейские фундаменталисты ставят препоны мирному процессу в Израиле ... Поэтому фундаментализм стал синонимом фанатизма, непоколебимой уверенности и страстного, часто насильственного рвения в достижении сомнительных целей”. Далее, однако, Дж. Янг переходит на более оптимистические ноты: “но сравнительно немногие христианские фундаменталисты поддерживают насилие, в то время как большинство является вполне добропорядочными гражданами и членами церкви” .
С последним утверждением Янга (впрочем, как и с общей оценкой фундаментализма) в целом можно согласиться и применительно к другим конфессиям. И все же хотелось бы обратить внимание читателя на мысль английского священника относительно рвения фундаменталистов в достижении сомнительных целей: даже для христианского автора их цели видятся сомнительными. Стремление любыми средствами возродить ушедшее, каким бы привлекательным оно ни представлялось, вряд ли может увенчаться успехом и тогда весь религиозный пафос неизбежно выльется во вполне мирские политические баталии, далекие по своим целям и средствам от идеалов веры в ее первоначальной чистоте...

Возможно, к тому же выводу склонится читатель, закрыв последнюю страницу этой книги.

Г.В.Милославский