Егер О. Всемирная история (том 3. Новая история)

ОГЛАВЛЕНИЕ

КНИГА ВТОРАЯ. РЕФОРМАЦИЯ И АНТИРЕФОРМАЦИЯ 1555-1618

ГЛАВА ПЯТАЯ. Англия: царствование Елизаветы с 1588 года. Стюарты. Иаков I. Нидерланды с 1581 года. Франция с 1589 года. Генрих IV. Испания с 1588 года. Конец Филиппа П. Филипп III. Восточная Европа. Московское государство

Царствование Елизаветы с 1588 г.

В Англии последний период царствования Елизаветы прошел сравнительно мирно. Однако это вовсе не значит, что война с Испанией прекратилась. Напротив, она велась горячо и упорно, но с той только разницей, что англичане теперь узнали себе цену и поняли, что настоящее их могущество - на море. Поэтому они обратили особое внимание на свой флот и, наряду с военными морскими победами, одерживали еще и иного рода победы, а именно: торговля. Теперь война Англии с Испанией вошла в тот период, который некогда наступил для афинян в их борьбе с Персидской монархией, после победы при Саламине и при Платее.

Вскоре повсеместно и во всех отношениях благоденствие Английского государства стало быстро разрастаться, даже несмотря на непрерывные военные действия. Авторитет королевы стоял очень высоко, она последние пятнадцать лет своего царствования властвовала так полно и безраздельно, как еще не властвовал до нее никто из ее предшественников на английском престоле, потому что никто менее нее не злоупотреблял этой властью. Вся сила ее могущества заключалась в умении выбирать себе сподвижников, оценивать их и ладить с парламентом, как с представителем народных интересов, тогда как именно нелады с последним и послужили поводом к роковому для ее преемников перевороту.

Успехи на море

Елизавета относилась к парламенту вполне уважительно, а парламент, в свою очередь, соблюдал по отношению к ней полную покорность. Между тем Елизавета не пренебрегала повелениями парламента и не считала для себя унизительным считаться с его желаниями. Наиболее важные события ее царствования совершались с помощью и с участием парламента, с которым она не враждовала еще и потому, что избегала вступать с ним в споры относительно границ королевской власти и власти парламента. Продолжительная война с Испанией положительно отозвалась на обхождении с протестантами-нонконформистами, которых обобщили под названием пуритан, и вредно повлияла на католиков, которым, в целом, жилось все-таки лучше, нежели протестантам в католических владениях. Только в одном отношении война с Испанией подействовала безусловно положительно на жизнь английского народа: она удовлетворила и усилила стремления и искусство англичан в морских предприятиях, она показала им их превосходство перед другими державами на этом поприще.

Лорд Вильям Бурлэй. По гравюре XVI в.

Стремление англичан к морским походам все возрастало. В 1577 году Мартин Фробишер совершил северо-западное кругосветное путешествие из Атлантического в Тихий океан. С 1577 по 1581 год Фрэнсис Дрейк совершил свое кругосветное плавание. В 1583 году сэр Вальтер Ралей, герой морских плаваний и предприятий, отвез в Северную Америку и поселил там первых ее колонистов, на земле, которую он захватил и которую в честь своей королевы-девственницы назвал Виргинией. В 1591 году одно английское судно впервые посетило берега Ост-Индии, а в 1600 году была выпущена льготная грамота, установившая торговые отношения с Ост-Индией, так называемого "Общества торговых предпринимателей". Таково было начало обширной торговой кампании, лишь в конце XIX века достигшей полного своего развития.

Граф Эссекс

Последние годы царствования Елизаветы омрачились печальным событием, которое вторглось и в ее личную жизнь. В связи с испанско-английской распрей в Ирландии вспыхнуло восстание коренных ее жителей, во главе которых стал богатый человек кельтского происхождения, по имени Тирон, величавший себя "графом" О'Нил. Все единородное ему (по происхождению) кельтское население Ирландии признало за ним эти оба титула и ревностно повиновалось его воле. Против мятежников Елизавета послала войско под предводительством своего тогдашнего любимца Роберта Девере, графа Эссекса, пасынка графа Лейстера (который скончался в 1588 г.). Престарелой королеве нравился молодой, рыцарский в обращении, смелый и красивый граф Эссекс и вопреки советам своего статс-секретаря Роберта Сесиля (сына сэра Уилльяма Сесиля, занимавшего при ней тот же самый пост), она поручила ему трудное и щекотливое дело усмирения взбунтовавшихся ирландцев.

Граф Эссекс. Гравюра работы И. Грантома

Опасения сэра Сесиля оправдались: Эссекс не сумел повести переговоры с отважным и ловким героем мятежников, который требовал заключения договора, обеспечивавшего Ирландии почти полную независимость. Елизавета не согласилась на это, и Эссекс, бросив на время свое войско, прибыл к королеве в надежде уговорить ее подписать этот договор, при чем он особенно рассчитывал на ее расположение к нему. Но он упустил из виду то, что Елизавета прежде всего была царственной особой и, вдобавок, происходила из гордого дома Тюдоров. Он явился к ней неожиданно и вошел без доклада - эта неслыханная дерзость вывела ее из себя. Граф был арестован, лишился своих должностей и должен был высидеть у себя, взаперти, столько, сколько заблагорассудится ее величеству королеве. Это было еще очень легкое наказание, но и оно вызвало раздражение надменного царедворца. В нем зародилось безумное намерение с оружием в руках требовать от Елизаветы изменения ее системы государственного управления, и в феврале 1601 года, собрав в своем доме толпу вооруженных людей, он вознамерился поднять против нее весь город. Но повсюду были мир и тишина, и только он один был схвачен, уличен в государственной измене и предан позорной казни.

Казнь и разочарование в ее бывшем любимце, а также и подоспевший невыгодный и принудительный договор с Ирландией разом болезненно отозвались на здоровье почти семидесятилетней королевы. Силы ее стали быстро угасать, она видела, что смерть близится к ней поспешными шагами. Пора было подумать и о наследнике английского престола, хотя, по закону, в назначении его и не могло быть колебаний. Однако Елизавета, как ни были законны права последнего, не особенно жаловала этого будущего преемника своей власти, короля Шотландии, Иакова VI. Созвав совет, она все же официально указала на Иакова, как на сына Генри Дарнлея и Марии Стюарт. 24 марта 1603 года Елизавета скончалась. Так закончилось ее блестящее и достославное сорокапятилетнее царствование. Но и после смерти она еще как бы заботилась о славе своего государства, так как даже сама смерть ее послужила к его укреплению. Оба престола, шотландский и английский, соединились навсегда под властью одного, общего повелителя - Иакова VI, воцарившегося в Англии под именем Иакова I.

Смерть Елизаветы. Иаков I, с 1603 г.

Английский король Иаков I царствовал с 1603 по 1625 год и явился, таким образом, первым представителем новой царственной линии - дома Стюартов. Его неоспоримые права на английский престол не оставляли ему ни малейшего сомнения относительно того, какой политике ему надлежало придерживаться в своих отношениях с Елизаветой, как правительницей тех владений, которыми ему предстояло рано или поздно править. При организации бервикского наступательно-оборонительного союза оба правительства пришли ко взаимному соглашению по вопросу защиты общей их веры. Иаков окончательно отказался от вмешательства в католические настроения своей матери и даже взял себе в супруги датскую принцессу, т. е. протестантку. Его политика в отношении духовенства велась в соответствии с политикой Елизаветы. Именно поэтому он усилил в Шотландии власть епископов и в 1591 году, собрав в Перте церковный собор, достиг, наконец, осуществления своих религиозных целей. Созданный им же в 1600 году парламент уже имел в своих рядах двух епископов. Еще до кончины Елизаветы, окончательно решившей его дальнейшую участь как государя, Иаков действовал согласно с ее желаниями, по ее советам и потому для него не был особенно резок перелом, произошедший при его королевском правлении, благодаря слиянию в единое государство Шотландии и Англии.

Религиозная политика Иакова I

У короля Иакова I не было недостатка в уме, политическом здравом смысле или самолюбии. И это сразу проявилось при первых же его начинаниях, особенно после того, как под его властью объединилась вся "Великобритания". Он всеми силами стремился к тому, чтобы это объединение было как можно более полным и действенным и потому поставил себе целью, насколько возможно сделать жизнь католиков, проживающих в его владениях, вполне сносной - в пределах законной терпимости, конечно. Иаков I мечтал о том, чтобы управлять одинаково мирно как протестантской, так и католической частью своего населения и всю свою ненависть обратил на так называемых "пуритан", число которых быстро возрастало. Они еще тем более были ему ненавистны и нежелательны, что часть их представителей и приверженцев вошла в состав парламента.

В декабре 1604 года Иаков созвал церковный собор в Хэмптонкорте и сам на нем председательствовал. Чрезвычайно довольный собой в этом отношении, он не раз высказывал мнение: "Кто не епископ - тот не король!" Ему особенно нравилось выражать свои убеждения в таких кратких, полупророческих изречениях. Но постепенно он до того начал ими увлекаться, до того сам подчинился им, что стал терять свои замечательные способности государственного деятеля. Опять-таки, следуя этим своим воззрениям, он не задумываясь грубо поступал с пресвитерианами, не ликвидировав возможности их столкновения с шотландцами, его старыми друзьями. Такой образ действия вызвал недовольство в кругу его подданных, а особенно соправителей, привыкших видеть у его предшественников более независимое направление в политике. Королю сохранили, как и всегда, его пошлинные доходы, так называемые "фунтовые и боченочные" деньги, до самого конца его царствования. Но его стремления ни в ком не нашли поддержки - ни в католиках, ни в протестантах.

Пороховой заговор, 1605 г.

Иакову пришлось несколько изменить свою политику, когда в 1605 году был раскрыт так называемый "пороховой" заговор. Католическая часть английского населения Великобритании, видя, что король, все-таки, не дает им полной воли, тогда как парламент всячески проявляет свои протестантские настроения, взволновалась настолько, что решила буквально взорвать одновременно весь парламент, а вместе с ним и его главу - короля. Злоумышленникам удалось получить доступ в нижнее, сводчатое помещение, над которым должен был собраться на открытие парламента весь его состав. Громадные груды пороха уже лежали наготове, ожидая лишь наступления 5 ноября, т. е. дня открытия. Но слишком многим была известна эта тайна и весть о ней, с помощью анонимного письма, дошла до короля и до его министерств. Иаков I, как человек безусловно умный и энергичный, не растерялся. Произведен был строжайший осмотр подвала, в котором находился порох, и на месте преступления застали за "работой" одного из негодяев, некоего Гай Фокса, офицера.

Последствием этого заговора было то, что законы и правила, касавшиеся католиков, проживавших в английских владениях, стали еще строже и неумолимее, а почти все пойманные злоумышленники жестоко поплатились за свою дерзость - за свое преступное намерение. До этих пор Иаков слабо и довольно вяло продолжал антииспанскую политику своей великой предшественницы. После этого случая он примкнул к генеральным штатам и к Генриху IV, французскому и решительно стал на сторону противников Испании. Последней он не изменил и тогда, когда французский монарх пал от руки убийцы в 1610 году. Но, вероятно, на его политику оказало влияние еще и то обстоятельство, что в 1609 году испанцы заключили на двенадцать лет перемирие с теми из своих провинций, которые прежде не давались им в руки. Иаков установил также близкие отношения и с немецкими протестантами, выдав замуж за их пфальцграфа, курфюста Фридриха V, свою дочь, Елизавету. Для того, чтобы сблизиться также и с французским двором, английский король уже присмотрел там невесту для своего сына Генриха, принца Уэльского. К несчастью, в 1612 году этот молодой, богато одаренный умом и талантами, преданный протестантизму наследник неожиданно скончался, и отец его уже больше не сумел или не успел удержать свое видное место в антииспанской общеевропейской партии.

Последний период его царствования, с 1612 по 1625 год, по его собственной вине оказался внешне совершенно бесцветным и готовил его преемникам незавидную будущность.

Правление Иакова I

Иаков был полной противоположностью своей великой предшественницы, Елизаветы. Она была настолько умна, что принимала к сведению советы и мнения парламента и своих соправителей, понимая свою королевскую власть совершенно просто и беспристрастно. Он же был весьма высокомерен и слишком высоко ставил свое значение, как короля соединенных владений: Англии и Шотландии. Раз составив себе преувеличенное понятие о своем сане, значении и власти, он естественным образом пришел к заключению, что он умнее всех своих советчиков. Понятно, что при таком условии его правление не могло идти успешно.

Иаков I, король английский. Гравюра работы Криспена де Паса

Умная и рассудительная Елизавета не была скрягой, но умела разумно тратить деньги, которых у нее в запасе всегда было немало. Иакову же их никогда не хватало по причине необдуманного распределения денежных милостей, которыми он жаловал своих любимцев. В то время, как Елизавета не считала унизительным для своего сана и для своей власти выслушивать мнение мудрых и опытных советников, Иаков только и твердил о своей власти и мудрости, желая убедить всех и вся, что только ему - и ему одному - принадлежит законная и карательная безграничная власть.

В результате оказалось, что этот пришелец Английского государства, вместо осторожности и рассудительности, необходимых для человека еще не освоившегося с настоящими условиями и потребностями вверенной ему страны, действовал совершенно необдуманно, постоянно расходясь во мнениях с парламентом (1614г.). Иаков I так и не смог научиться жить с ним в ладу, потому и смог создать себе такие условия, чтобы народ и представители народных интересов питали доверие ко внешней или внутренней политике своего государя. Политику его в таких важных вопросах, как, например, положение в Германии, пожалуй, можно определить выражением, что он на одном луке натянул две тетивы: одной из них был его зять - протестантский курфюрст и его собственные протестантские убеждения, а другой - его стремления породниться с Испанией посредством брака сына своего - Карла.

Проект брачного союза с Испанией

Желания английского народа сводились теперь к одному: чтобы германское брожение 1618 года послужило прямым и энергичным подспорьем делу протестантизма. Казалось теперь, когда богемские перевороты (целью которых было стремление избавить эту обширную страну от габсбургского обскурантизма) закончились неудачно для протестантов, Иаков I, наконец-то, сойдется во взглядах с парламентом, снова собранным в 1621 году. Парламент охотно предложил свою денежную помощь, но при этом члены его потребовали отмены злоупотреблений и недопущения их впредь, т. е. беспорядков в монополии, взяточничества представителей закона, судей и других лиц, наделенных властью.

Этим требованиям был дан должный ход и жертвой их, к сожалению, стал знаменитый писатель и ученый, лорд-канцлер Англии, Фрэнсис Бэкон. В 1620 году он получил еще звание "Веруламского", но в литературе он известен исключительно под своим первым именем. В 1621 году, когда только появился в печати его новый труд "Organum Novum", лорд-канцлер был уличен в двадцати двух случаях взяточничества и объявлен недостойным занимать не только этот высокий пост, но и место в парламенте. Бэкон и сам не отрицал своей виновности и только смиренно просил быть снисходительнее к нему, как к "лишней спице в колеснице".

Бэкон Веруламский.

Гравюра работы Хубрэкена с картины неизвестного художника

Король, в сущности, и не желал проведения слишком энергичной политики. В то время, как романтически настроенные иезуиты обагряли кровью свое торжество над захваченной ими Богемией, Иаков I в своем непомерном высокомерии прирожденного порфироносца, в душе которого царственные наклонности уживались с резкими противоречиями, только о том и думал, как бы женить на испанке сына своего, Карла. Он имел в виду сестру нового короля Испании Филиппа IV (с 1621 г.). По-видимому, Иакова I испанцы считали весьма недалеким, но он и сам отчасти дал этому повод.

В то время, как велись переговоры о браке, английское оружие лежало себе преспокойно в ножнах, тогда как Германское государство быстро шло от одного успеха к другому с помощью испанцев, которые отнимали части владений у зятя, дочери и внуков английского короля. Принц Уэльский и герцог Бекингем (Жорж Виллье), занимавший уже с 1615 года место королевского любимца, неожиданно появились инкогнито при дворе в Мадриде и провели там целых восемь месяцев. Но и это ни к чему не привело, и англичане были счастливы, когда их принц к ним вернулся, хоть и после неудавшегося сватовства.

Так как испанский проект окончательно провалился, то англичанам пришлось обратить теперь свои взоры в другую сторону. На этот раз дело увенчалось успехом и принц Уэльский был помолвлен с дочерью короля Франции Генриха IV, - Генриетой Марией, французской. Любимец короля, тщеславный, горячий человек, не сочувствовал испанской политике Иакова I, и вместе с парламентом придерживался стороны французов. С целью побудить своего повелителя окончательно порвать всякие отношения с Испанией, Бекингем сошелся с некоторыми из парламентских вождей, и созванный в 1624 году парламент вынудил короля совершенно отшатнуться от испанцев и примкнуть к французам. Однако дальнейшим целям государственного тщеславия и ловкости Бекингема не суждено было свершиться. В марте 1625 года скончался Иаков I, смерть которого мало огорчила его подданных - до того превратно понимал он задачи государственного управления. Противоречия в самом устройстве государства дошли уже до того, что и более умный и рассудительный человек, чем Иаков I, уже не смог бы предотвратить их гибельных последствий.

Смерть Иакова I, 1625 г. Нидерланды с 1588 г.

С разгромом Армады в 1588 году для Нидерландов, а именно для штатов Утрехтской Унии, исчезла или до известной степени уменьшилась всякая опасность со стороны испанцев. Полководческому искусству герцога Пармы мало поддавалась двойная задача: одолеть французов и те нидерландские провинции, которым помогали англичане. В этих обеих странах он натолкнулся на замечательное, энергичное и ловкое ведение военного дела, во главе которого стояли: во Франции - король Генрих IV, а в Нидерландах - сын Вильгельма Оранского, Мориц, уже взрослый юноша, заменивший отца на важном посту штатгальтера Голландии и Зеландии. В 1590 году вследствие смерти графа Ниувенара и Моерса, к Морицу перешло также штатгальтерство и над Гельдерном, Утрехтом и Оверисселем. С тех пор в истории Нидерландов год за годом фигурируют отдельные военные походы.

Мориц Оранский, штатгальтер нидерландский. Гравировано (1625 г.) Дельфом по картине Мъеревелъдса

В 1592 году в Руане, во французских владениях, умирает герцог Пармский, а в 1594 году, с завоеванием обратно Гронингена, снова восстанавливается полное объединение всех владений Унии. Между тем, война все еще шла своим чередом и дошла до того, что Филипп II уже начал серьезно подумывать: не лучше ли ему совсем выделить Нидерланды из числа своих владений и отдать их в качестве независимой земли дочери своей, Изабелле, и эрцгерцогу Альбрехту, предназначавшемуся ей в супруги. Но для северонидерландских провинций это уже было поздно: эрцгерцог был разбит наголову Морицом в 1599 году. В то время, как этот, по-видимому, уже нашедший свое решение вопрос претерпевал еще различные перемены и колебания, скончался и Филипп II.

После этого, с 1607 года, еще продолжались пару лет военные действия, а затем начались серьезные переговоры, приведшие в 1609 году к перемирию на двенадцать лет. Обе стороны по-прежнему владели теми же территориями, которые находились в их власти на момент заключения перемирия. Были освобождены военнопленные, возвращено друг другу захваченное имущество и была признана на время перемирия пока еще не установленная окончательно независимость северонидерландских провинций.

Распря "Гомаристов"

При новых условиях государственная жизнь в Нидерландах приняла новый и разнообразный вид. Во главе федерации находились высшие сословия или "генеральные штаты", постоянным местопребыванием которых с 1593 года была Гаага. Отдельные же провинции жили вполне самостоятельно. Им воспрещалось только заключать союзы с иностранными державами. Внутри береговых и пограничных провинций, среди горожан и сельского населения не было недостатка в самых резких противоположностях. Так, например, в одной из провинций, Фрисландии, было господство демократии, в других же управляли исключительно аристократы, а простолюдину, "Яну Хагель", не полагалось принимать ни малейшего участия в управлении. Вражда частных лиц (перешедшая по наследству от Германии) не допускала дружного объединения государственного управления. Но среди этой разрозненности, все-таки бывали минуты единства, периодически возникал противовес федеральным элементам.

Среди провинций особенно возвысились две самые главные: Голландия и Зеландия. В Голландии сосредоточивалось почти две трети всего населения соединенных нидерландских земель. Центром власти (государственной) служил ее главный город, Амстердам, бургомистр которого был весьма важным лицом. Банк Амстердама был также главным финансовым центром для всей республики. Внешние дела находились в руках так называемого "пенсионера совета",- лица, соединявшего под этим скромным названием обязанности и важное значение союзного канцлера. С 1586 по 1619 год это место занимал некто Ян Ольденбарневельдт, энергичный представитель аристократического элемента в соединенном нидерландском управлении. Монархический же элемент, главным образом сосредоточивался на власти штатгальтера и дома Оранского, представители которого были богаты выдающимися и разнообразными талантами.

Противоречие и серьезная рознь между военно-монархической и государственно-торговой властью особенно сильно разгорелись в последующие годы. Вместе с политической рознью также резко обозначилась и церковная, проявившаяся тотчас же по окончании перемирия во время диспута двух профессоров города Лейдена: Якова Германни и Франца Гомара. Как на кафедрах, так и в пивных вспыхивали шумные споры приверженцев того или другого учения. Сторонники Германии, "арманиане", проповедовали учение Кальвина, но придавали ему больший оттенок кротости и милосердия, нежели это допускают кальвинистские верования в предопределении, между тем как "гомаристы" высоко держали знамя суровых и непреклонных законов своего великого учителя Кальвина.

Распрями этих церковников Мориц Оранский решил воспользоваться для того, чтобы разом поразить и преобладание аристократов, и их главных вождей. Нельзя сказать, чтобы с его стороны это было религиозным стремлением: богословское значение этой распри было для него безразлично. Он был одинаково безучастен к каждой из враждующих сторон. Но Мориц видел, как разгорались страсти и какую выгоду можно было извлечь из них на пользу страны - разумеется, с его точки зрения. Он видел еще, что толпа была на стороне крутых мер, а высшие слои общества - против них и, наоборот, отстаивали более мягкое обращение, христианскую кротость и милосердие, хотя в то же время и нападали на федеральные основы, определенные при заключении Утрехтской Унии, а именно - свободу вероисповедания для каждой провинции в отдельности.

Арминиане в 1620 году предъявили резкое возражение - "ремонстранцию" (Remonstranz) - против насилий и оскорбительных речей своих противников, равно как и против некоторых пунктов, которые те хотели им навязать в вопросах веры. Сословные представители всей Голландии сочувствовали арминианам и старались ограждать их от противников. Но те не унимались. Они выпустили, в свою очередь, "контрремонстранцию" (Kontraremonstranz), и распря снова пошла своим чередом, с той только разницей, что враждующие стороны стали теперь называться ремонстран-тами и контрремонстрантами. За Морица стояло большинство Генеральных Штатов, в чем ему помогали выборные от второстепенных провинций, и, наконец, в 1618 году он рискнул нанести государственному управлению страны решительный удар, арестовав пенсионера совета.

В том же 1618 году в Дордрехте состоялся церковный собор, которому предстояло решить эту богословскую распрю. О добровольном обсуждении вопросов и соглашении здесь, понятно, не могло быть и речи, хотя "собор" и должен был в равной мере состоять из представителей как той, так и другой стороны. Но общество богословов, которые и сами-то не могут хорошенько уяснить для себя богословские истины, не может дать никаких положительных результатов. Оно может судить только пристрастно и односторонне. Поэтому на арминиан смотрели здесь не как на равноправных и "сочленов", а скорее как на подсудимых. После геройской защиты Епископия (одного из последователей Арминия) арминиане потерпели окончательное поражение. Все их верования, сведенные лишь к пяти главным пунктам, были преданы проклятию, как еретические.

В то время, когда богословская распря близилась к концу, было принято окончательное решение по делу заключенных: Ольденбарневельдта, Гуго Греция и Хогербестса. Комитет, составленный из двадцати четырех судей, перед которым ему (т. е. Ольденбарневельдту) приказано было предстать, приговорил его к смертной казни за то, что он хотел порвать узы Нидерландов и произвел смуту в христианской Церкви, стремясь к тому, чтобы общность государственного управления была сосредоточена в отдельных провинциях. Очень может быть, что штатгальтер Мориц, во власти которого было казнить или миловать, только того и ждал, чтобы старик-республиканец попросил у него помилования. Но Ольденбарневельдт был слишком горд и независим, чтобы унизиться перед своим врагом. Он сам, семидесятидвухлетний старец, и его жена говорили (или, вернее, кричали) своему народу по дороге к эшафоту: "Не верьте, что я изменник! Я жил, как честный патриот, и патриотом хочу умереть!" С твердостью истого христианина и сорокалетнего слуги на пользу отечества, Ольденбарневельдт принял смерть в мае 1619 года.

Смерть Ольденбарневельдта. Мориц Оранский

Теперь, когда Мориц уже добился своего, он бы не прочь был и защитить арминиан, но, волей-неволей, раз уже разнуздав нетерпимость богословов, не приходилось ее обуздывать... до поры до времени, конечно. Блестящему развитию общественности, как следствию сорокалетней борьбы, не могли помешать ни богословская, ни политическая распри. Как в Англии, так и в Нидерландах торговые дела особенно процветали в эту пору. Открытие новых земель и торговых пунктов следовали одни за другими. Почти одновременно с "торговыми искателями приключений" (Merchant Adventurers) англичан, возникла в Нидерландах, в Амстердаме, соединенная Ост-Индская компания, получившая от правительства право вести войну, заключать союзы и мировые сделки. Успехи Нидерландцев на этом поприще стали еще значительнее с окончанием перемирия.

В 1610 году англичанин Гудзон, организовавший путешествие по поручению и на средства Нидерландов, открыл новую реку, названную его именем, на которой и была им же основана колония Новые Нидерланды. С 1623 года на том месте, где ныне красуется город Нью-Йорк, начали появляться кое-где домики с соломенными крышами и холмиками под высокопарным названием Новый Амстердам. С 1609 года нидерландские суда стали посещать японские гавани, ас 1610 года было образовано главное управление "наших восточных владений", т. е. назначен генерал-губернатор в нидерландской части Индии, местопребыванием которому был назначен Бантам (остров Ява).

Естественно, что наряду с завоеваниями и морскими торговыми успехами, быстрыми шагами шли вперед и успехи в прикладных науках, особенно в математике. Еще сравнительно юный Лейденский университет уже успел дать целый ряд ученых с громкими именами: Липсия, Скалигера, Гейнсия и, наконец, Гуго Греция, который на пятнадцатом году жизни получил степень доктора. По его словам в то время даже среди народа появился живой интерес к наукам. Дух ясного разумения и милосердия разлился повсеместно. Здесь уже не случалось больше, как ранее, так называемых процессов "колдовства". Вскоре и английские пуритане, гонимые Иаковом I, с радостью узнали, что в Голландии царит полная и беспрепятственная свобода вероисповедания. С посторонними, чужеземными властями и даже с бывшими подданными Испанского королевства, своими же соотечественниками, нидерландцы обходились мирно и дружественно. Достойно внимания еще и то обстоятельство, что республика заключила в 1611 году торговый договор с Портой, и что примерно в это же время англичане также завязали сношения с государством Османлисов. Республика соединенных Нидерландов уже стояла тогда на одном уровне со многими европейскими государствами, а когда разгорелась знаменитая германская война ей пришлось снова бороться против своего бывшего врага.

Франция с 1589 г.

Этот враг - Испания - продолжал терпеть неудачи и потому Франция, освободившаяся, наконец, от гнета сорокалетних войн и неурядиц, вздохнула свободнее, вступив на путь мира и благоустройства.

Генрих IV. Война с Лигой и с Испанией

С 1589 года Генрих IV, избранный народом королем, оказался полноправным владыкой французского престола. Но владеть престолом еще далеко не означает владеть связанной с ним властью, и это испытал бы на себе Генрих IV, если бы ему не пришел на помощь сам Филипп II, явно стремившийся к своей гибели.

Поражение "Непобедимой Армады", потрясшее его авторитет в Англии и в Нидерландах, равно как и его нескрываемое желание превратить Францию в зависимое, вернее, подвластное ему владение, окончательно подорвало его славу. Между тем, некоторые из правителей французских провинций достигли известной доли самостоятельности. Города с завистью смотрели на независимое положение немецких имперских городов.

Весьма возможно было предположить, что некоторые города и даже провинции Франции отпадут от нее и соединятся под протекторатом Испании. Особенно сильно это мнение имело место в кругу Священной Лиги. Но придерживалась его только известная ее часть, другая же настаивала на том, чтобы герцог Майеннский провозгласил себя королем. Его хотели подобно древним франкам избрать поднятием на щиты. Все ревностные приверженцы старокатолической партии единодушно согласились бороться против "Беарнца" и "Наварца" до последней капли крови.

Герцог выступил из Парижа во главе 24 000 войска с целью сразиться с Генрихом. Этот поход состоялся от имени прежнего кандидата Лиги, короля-кардинала Карла Бурбонского, которого католики звали Карлом X. В сущности же это был ничтожнейший из всех претендентов на французский престол, который и сам-то находился во власти законного короля, своего же племянника. Для католической партии Лиги было большим несчастьем то, что помимо Карла X она не могла противопоставить Генриху IV другого полноправного, независимого, словом, настоящего короля.

Надо отдать справедливость Генриху IV, что он, несмотря на свое крайне щекотливое и опасное положение, вел себя мужественно и тактично. Он наотрез отказался тотчас же перейти в католичество, мотивируя свой отказ тем, что никто не стал бы уважать человека, который так легко меняет свои убеждения, а тем более такие, за которые многие не побоялись заплатить своей жизнью. Но при этом дал понять, что он отчасти допускает и понимает это учение. Этих слов было достаточно для того, чтобы надежда на его обращение в католицизм не была утрачена и чтобы в неприятельских войсках произошло некоторое колебание. Отдельные города, округа и немалое количество людей перешли на его сторону. Из чужеземных владений первой признала его Венецианская республика.

Военные силы Генриха подкрепились еще и англичанами, присланными Елизаветой, с которой он вступил в тесный союз. Наконец, в марте 1590 года при Иври - торговом пункте на реке Ере, в Нормандии, он решился дать сражение. Дело было уже наполовину проиграно, когда сам Генрих IV, которого никто не мог бы превзойти в рыцарской отваге и доблести, бросился в самую сечу. Роялистские инстинкты окружавших короля дворян взыграли, и они с криком "Vive Dieu!" бросились туда, где мелькал быстро колыхавшийся белоснежный султан короля. Победа оказалась на их стороне. Вскоре после описываемых событий скончался король-кардинал, и Генрих, оцепив Париж, довел его до страшной голодовки и пребывал в твердой уверенности, что теперь-то уж он попадет, так сказать, прямо в цель.

Но тем временем испанский посол Мендоза не дремал. Он усердно раздувал чаяния черни на помощь его повелителя-короля, и необразованный народ поминутно выкрикивал ему на улице: "Виват! Виват!". Как раз вовремя подоспел с севера герцог Пармский на помощь к осажденным, и неприятель был отбит. Таким образом, неудачно закончился первый поход Генриха IV, которому не удалось вовлечь в битву своего противника, знавшего военное дело еще лучше него. Неудача Генриха ободрила сторонников Лиги, рассчитывавших как-нибудь подвести Францию под защиту или под власть короля испанского.

Простой народ и духовенство были особенно склонны принять покровительство Испании. Испанский посол Мендоза, который, казалось, готов был завладеть для Испании хотя бы всем миром, был, собственно говоря, самым могущественным лицом во Франции, насколько власть Лиги распространялась на ее владения. Даже сам Филипп II не предавался так ревностно своим планам, как члены Лиги, эти преданные сыны своего отечества. Они единодушно согласились провозгласить королевой Франции дочь его, Изабеллу (от его брака с Елизаветой французской) - внучку Генриха II, вопреки всем правилам салического закона, исключающего женщин из престолонаследия.

Однако Генрих все еще не считал себя побежденным. Два последующих года миновали в непрестанной борьбе, и отдельные провинции стали уже серьезно готовиться к междоусобной войне. В то же время роялисты и приверженцы Лиги заключили договор, по которому каждая сторона имела право беспрепятственно возделывать свои поля. На стороне Генриха IV оказались, кроме преданных его делу вассалов и дворян, еще и англичане, а также немцы-протестанты. За противником же стояли: присланные папой Григорием XIV отряды и герцог Пармский, который наступал с севера во главе своих испанских войск.

Война шла с переменным успехом и для того, чтобы выяснить, наконец, какого положения должно держаться Французское государство, в Париже в 1592 году герцогом Майеннским были созваны все государственные чины. Туда должен был прибыть и герцог Пармский, но, к довершению этой критической минуты, последний неожиданно скончался. Французские депутаты собрались в январе 1593 года, когда прибыли туда и испанские уполномоченные. Салический закон был решительно отвергнут и права испанской инфанты на французский престол признаны действительными.

Тогда, по желанию Филиппа II, его послы объявили имя будущего супруга инфанты: то был один из потомков габсбургского дома - эрцгерцог Эрнест - брат царствующего императора Рудольфа. Но эта дерзость была уже слишком велика, чтобы французы могли ее безропотно снести. Они протестовали, и испанские послы предложили назначить вместо него Карла Гиза, сына "Блуасского мученика", т. е. племянника герцога Майеннского. Однако и тут явилось некоторое препятствие со стороны его дяди, который не хотел подчиняться своему же племяннику и полагал, что если сажать на престол француза, так и он сам еще может рассчитывать на него.

Одновременно с церковными и гражданскими настроениями поднялась еще одна, весьма значительная власть, в защиту салического закона, как одной из основ государственного строя Франции. Этой властью был французский парламент, верховное государственное судилище. Высшие сословия и так не особенно были расположены к испанцам, а теперь лишь ухватились за пример такого верховного органа как парламент и смело пошли по указанному им пути. Таким образом, перевес снова оказался на стороне Генриха IV, тем более, что теперь уже не было другого Пармы, который был бы для него так же опасен, как первый.

Генрих католик

Таков был тот удачный и умно выбранный момент, когда Генрих IV решил принести свои религиозные убеждения в жертву своему королевскому долгу. 25 июня 1593 года в церкви Сен-Дени (Saint-Denis) он покаялся в своем заблуждении и принес торжественную клятву отныне вернуться в лоно римско-католической Церкви. Обычно говорят, что это ему было не трудно, что он только вскользь выразился, что "Париж стоит того, чтобы за него отслужить благодарственную службу", но вряд ли это далось ему так легко. Не может быть, чтобы отречение от тех духовных правил и убеждений, которые составляют святая святых души человека, могло кому бы то ни было достаться легко, а тем более такому человеку, в высшей степени достойному занимать высокий пост короля Франции. "Бог и мои права!" ("Dieu et mon droit") - эти слова стали Генриху девизом, но мало было выражать это на словах - надо было доказать и на деле. И Генрих понимал, что его права, как законного властителя французского престола, имеют свои жесткие требования: ничто не должно стоять на дороге между ними и его обязанностями, как государя - главы и представителя интересов вверенного ему, волею Божией, народа, который ему, Генриху, предстояло объединить и укрепить в борьбе против его многочисленных врагов.

Единственным препятствием оказывалась его вера и ее то он должен был принести в жертву своему сану и благу своего народа. И в самом деле, тысячи людей, целые города и провинции только и ждали этого решения, чтобы соединиться с ним, своим королем и защитником. В том числе и город Париж, губернатор которого, Бриссак, ярый сторонник Лиги, также перешел на сторону Генриха IV, как законного главы и представителя интересов французского народа.

22 марта 1594 года началось вступление королевских войск в Париж под звуки благоговейного "Те Deum'a" и восторженные приветствия толпы. Испанцы удалились, в Париже полновластно водворился законный его повелитель, который явился спасти свой народ от сорокалетних распрей и неурядиц.

Правление Генриха IV с 1594 г.

Самый трудный шаг был сделан. Теперь уже Генрих спокойно мог приступить к выпавшей ему на долю миссии. Но эта задача была для него особенно легка, потому что именно он соединял в себе все те качества, которые французам было отрадно видеть в своем короле - выразителе их светских и духовных стремлений. Умный от природы, царственный в обращении и в осанке, Генрих IV умел вовремя сострить, посмеяться и ободрить окружающих благосклонной простотой обращения. Ему нравилось иногда смешаться с толпой, он любил заговаривать с простыми солдатами, но папа был прав, когда предупреждал своих делегатов не слишком доверяться его солдатскому простодушию. Кроме того, король не был равнодушен к своим успехам у прекрасного пола и вовсю пользовался ими. Однако французы не считали это помехой для его царственного достоинства, которое было ему всегда и везде присуще.

Генрих IV, король Франции. Гравюра работы И. Голъциуса

Примирение с папой

Генрих IV умел пользоваться своей властью и обаянием, которому подчинялись все его окружавшие. Так же, как он вышел победителем в борьбе за свои права на королевский престол, он решил и остальные вопросы внутри своего государства. Постепенно изменились воззрения; настроение и дух народа - они стали совершенно иными, чем прежде. Бывало, с церковной кафедры звучали речи, оправдывавшие убийство тиранов, теперь же, наоборот, говорилось о святости королевской власти. Между тем, орден иезуитов - хотя и сравнительно новая организация - достиг уже значительной власти, но покушение на жизнь короля, совершенное одним из его членов, неким Жаном Шателем, побудило парламент принять решение об изгнании этого ордена из пределов Франции.

Необходимо заметить, что оба высших учреждения - парламент и Сорбонна - примкнули к королю отчасти из зависти к могуществу иезуитов. Но этим дело еще не ограничилось. Кстати припомнилось и о том, что бывали случаи, когда королевская власть успешно противилась папским притязаниям, опираясь на народные чувства. Начали поговаривать о примере, который подал Генрих VIII, английский, отделившись от папы. Если ему удалось выгородить духовные интересы своего народа из-под папской власти и образовать свою самостоятельную Церковь,- отчего бы не последовать и французам его смелому примеру? Генрих IV ничего не имел против этого, но он был человек настолько же предусмотрительный, сколько и мужественный. Он знал, что Франции нужен был отдых, знал и то, что герцог Майеннский и вся староиспанская партия еще сторонились его, пока папа не снял с него своего отлучения. Генрих IV воспользовался моментом смущения, которое породили при папском дворе слухи, приведенные нами выше, и послал туда своего представителя с извещением, что король французский возвратился в лоно католической Церкви. Даже и в таком щекотливом вопросе Генрих сумел сохранить свое царственное достоинство. Его посол не обмолвился ни единым лишним словом кроме точной передачи свершившегося, но красноречивого факта. Никаких извинений или хотя бы намека на них, ни обещаний на будущее время не было поручено послу передать папе. В таких условиях папа Климент VIII объявил 17 сентября 1595 года, что снимает вину с короля французского, который, таким образом, стал уже в полной мере "христианским" королем (roi treschretien) прежних времен. Между папой и Генрихом IV водворилось теперь полное согласие.

Война с Испанией. Вервенский мир

В том же 1595 году король французский по всем правилам объявил Испании войну, хотя и до сей поры не было между ними мира, так как испанцы не признавали Генриха IV королем Франции. Близ Фонтен-Франсэзе (Fontaine-Francaise), на границе Бургони и Франш-Контэ, соединенные силы французов и их сторонников, англичан и нидерландцев, вступили в сражение с испанским войском. Результат был неслыханный: Филипп II сам предложил заключить мир, который и состоялся при посредничестве папы Климента VIII в мае 1598 года в Вервене, на Эне (Vervins-sur-Aisne). Собственно говоря, это было как бы возобновлением мира 1559 года, причем все французские земли, бывшие во владении испанцев, были возвращены французам. Вскоре после этого был заключен еще один мирный договор, хотя и с менее беспокойным неприятелем - с герцогом Савойским: Салуццо осталось у герцога, а округ Бресс (или Энский) ему пришлось отдать Франции.

Нантский эдикт, 1598 г.

За несколько недель до заключения мирного договора в Вервене, 13 апреля 1598 года появился, так называемый, знаменитый "Нантский эдикт", ограждавший прежних единоверцев короля. До своего перехода в католичество Генрих IV говорил своим приверженцам, что делает это для их же блага, а теперь, когда этот переход уже состоялся, Нантский эдикт подтвердил его слова. Статьи нового акта дополнили статьи предыдущих примирительных эдиктов. Теперь, когда католичество было признано главенствующим вероисповеданием во всей Франции, исповедание реформатской веры, ее служение и обряды не были допущены в Париже и в других больших городах. Но король принял на себя заботу о выделении средств реформатам для поддержания их богослужения. Еще на восемь лет были им предоставлены те места, где они были до сих пор в безопасности. Реформаты были допущены к участию в государственном управлении, даже в парламенте предполагалось образовать палаты католиков и протестантов.

На этот эдикт, выданный королем, преисполненным мужеской доблести и королевского могущества, подданные могли вполне положиться. Прежде эдикты плохо ограждали интересы народа, так как выполнению их не могли не вредить слабохарактерность королей и фанатизм населения. Однако парламент не решался исполнить волю своего государя и ему самому пришлось рассеять все сомнения. Одетый запросто, Генрих по-домашнему принимал всех его членов и беседовал с ними, искренне убеждая как тех, так и других, т. е. католиков и протестантов, быть истыми, добрыми французами. Постепенно колебания и противоречия совершенно сгладились и даже папа стал благосклонно относиться к своему новообращенному духовному сыну особенно с тех пор, как последний в угоду ему расторг свой несчастный брак с Маргаритой Валуа и женился на итальянке, дочери великого герцога Тосканского, Марии Медичи. Затем Генрих разрешил снова иезуитам доступ во Францию, расположил их к себе и даже избрал из их среды себе духовного отца. Постепенно приверженцы различных вероисповеданий научились жить в мире и согласии, ярость религиозных распрей утихла и на развалинах старых церковных воззрений стали возникать новые, более человечные.

Правление Генриха IV

Понятно, что после многолетних войн и неурядиц материальное состояние страны приходит в упадок и весьма нуждается в обновлении. Поэтому, естественно, что политика Генриха IV, как главы такой страны, должна была быть направлена на восстановление благосостояния вверенного ему народа. Идеал Генриха в этом отношении хорошо известен, он определен словами самого монарха, что он "желал бы, чтобы каждый из простолюдинов мог по воскресеньям есть курицу". Желание это вытекало из действительности, прямо противоположной ему.

Поднять материальный уровень государства было нелегко. Прежде всего надо было поправить финансы. Выбор короля в этом важном деле пал на строжайшего, ревностного гугенота, человека богатого и независимого, который принес в жертву государству свое спокойствие и независимость. Это был Максимилиан Бэтгон, владелец Рони (de Rosny), впоследствии пожалованный титулом герцога Сюлли - верный слуга короля и отечества, умный и деятельный, вполне достойный вверенного ему ответственного поста. Поэтому Генрих IV и предоставил ему, как министру финансов, полную свободу действий. Владельцам должностей или торговых прав, которые покупались за деньги, было теперь даровано право на потомственное владение ими, то есть на сохранение их в своей семье при условии ежегодной уплаты 60-й доли стоимости всего права. Это дало возможность людям относиться более внимательно и, так сказать, участливо к своему делу, они стали чувствовать себя сильнее и более независимее.

Максимилиан де Бэтгон, герцог Сюлли. Гравюра работы Тардьё-младшего

Внутренняя политика

Для благосостояния страны больше всего потрудились средние классы населения; но и Генрих IV немало заботился о том, чтобы поднять в народе дух трудолюбия и, вместе с тем, работой кормить обедневшую чернь. С этой целью король затеял большие стройки, дававшие, таким образом, хлеб беднякам и служившие на пользу и славу отечества. Этим постройкам и сооружениям Сюлли придавал большое значение. Генрих IV, кроме того, мечтал воплотить в жизнь замыслы Колиньи о присоединении к Франции некоторых атлантических портов и о колонизации заокеанских земель. В этих целях и был основан в 1604 году Порт-Ройяль в Канаде.

Для развития промышленности необходимо было сознание наступившего мира и безопасности. Это чувство еще более возросло в 1601 году, когда от брака короля с итальянской принцессой родился дофин - наследник престола. В самом деле, после заключения Вервенского договора, то есть с 1598 года и до самой смерти Генриха IV во Франции царили мир и благоденствие. Если и случались за это время незначительные заговоры, то их можно было скорее считать предвестниками грядущих неурядиц или запоздалыми проявлениями застарелого недовольства. Однако в 1602 году был казнен маршал Бирон, как изменник, поддерживавший преступную переписку с герцогом Савойским и строивший преступные планы вместе с другими недовольными дворянами.

Внешняя политика

В своей внешней политике Генрих придерживался древнефранцузских воззрений. Как до, так и после Вервенского мира, Франция одинаково недружелюбно относилась к дому Габсбургов и, главным образом, к немецкой и испанской его ветвям. Хотя последняя с воцарением Филиппа III и обращалась к французскому двору с предложением породниться брачными узами или вообще возобновить родственные отношения, но Генрих IV продолжал помогать Нидерландам в борьбе против испанцев и даже способствовал заключению в 1609 году благоприятного для Нидерландов двенадцатилетнего перемирия.

В ходе естественных событий становилось очевидным, что французам с испанцами не миновать нового столкновения. Его ускорил вопрос о наследственности Клэве-Юлих-Бергских земель, возникший в марте того же 1609 года, когда осада крепости Юлих вывела из терпения короля французского. Эту осаду вел австрийский эрцгерцог Леопольд, а Генрих считал бы для себя крайне невыгодным и оскорбительным дать австрийско-испанским союзникам завладеть такими пунктами на Нижнем Рейне, откуда они могли угрожать Франции и разжигать дело нидерландской реставрации, которое до тех пор еще не имело почвы во Франции. Это угрожало бы также и германским протестантам, интересы которых были Генриху также близки, как его собственные. Он намеревался и готов был начать войну с Испанией, а также возобновить свои требования о возвращении отнятых у Франции прав на Неаполь и Сицилию. Он чувствовал, что его силы в полном расцвете, но считал, что цели его жизни еще не вполне достигнуты.

Убийство Генриха IV, 1610 г. Испания

Приняв решение отправиться к войску 15 мая, Генрих 13 мая торжественно короновал свою супругу. В 4 часа пополудни 14 мая король ехал в экипаже по городу и как только выехал с улицы Сент'Оноре на улицу де-ля-Ферронри, как дорогу ему преградили две телеги. Слуги оставили королевский экипаж и побежали устранять препятствие. В ту же минуту на подножку вскочил какой-то человек (по имени Франсуа Равальяк) и дважды нанес Генриху удар длинным ножом. Король умер на месте, убийцу арестовали, пытали и, наконец, казнили. Сообщников у него не оказалось, да, вероятно, и не было, так как он и сам не знал точно, ради чего решился на такое злодейство. То он говорил, что король, по его мнению, не старается обратить гугенотов в прежнюю веру, то, что он (король) идет против папы, то возмущался тем, что он ведет войну... Наконец, говорил еще, что никогда не решился бы его убить, если бы знал, до какой степени его любит народ.

Но со смертью Генриха IV его династия на французском престоле не угасла. Королем был провозглашен его малютка-сын, под именем Людовика XIII, а регентшей оказалась его мать, вдовствующая королева, Мария Медичи.

В течение всего периода, начиная с 1588 года и до начала Великой Германской войны, история Англии, Нидерландов и Франции одновременно является и историей Испании. Дерзновенные замыслы Филиппа II усердно поддерживались и всеми соправителями государства. Народ и дворяне видели в нем не просто короля, а именно короля-католика - как он сам себя называл. Католицизм же был национальной религией испанцев и главным рычагом их высокомерных политических затей, а, следовательно, и всех войн и событий, произошедших за минувшие сорок лет.

Между тем, этот же самый ревностный католик не останавливается перед несправедливостью или даже убийством, что совершенно не согласуется с истинным духом христианской веры. Так, например, чтобы помешать замыслам своего брата (не родного) Дон-Жуана, Филипп II отдает приказ слуге, Антонию Перецу, умертвить доверенное лицо своего родственника, а затем, когда дело сделано, сам же сажает убийцу в тюрьму. Такими делами и страшным высокомерием король испанский сам себе подготовил ужасную кару. Без раскаяния, без смирения, но с мужеством переносил он страшные муки долгого и тяжкого недуга до самой своей смерти 13 сентября 1598 года. Своим правлением он проложил Испанскому государству путь к погибели. К тому же и преемник его, единственный сын Филипп III, был человек слабый и бесхарактерный.

Во время его царствования (1598-1621 гг.) закончилось освобождение Нидерландов от испанского ига. Единственным проявлением энергии Филиппа III было окончательное изгнание мавров из пределов Испании. Их насильно заставляли принимать католичество и при этом пользовались такими грубыми мерами, что даже вызывали этим сомнение, может ли быть хороша вера, допускающая подобное обращение с ближним. Гнев Божий не замедлил проявиться. В народе прошел слух, что где-то икона Богоматери прослезилась, в другом месте - на лике Ее выступали капли холодного пота, и т. п. ужасы. Во время этого "мирного" царствования возобновились войны и прочие бедствия. Хотя король и был мягкого нрава, но правил государством, в сущности, его любимец, граф, а впоследствии герцог Франциск Гомец де Лерма, тянувший за собой своих родных и друзей. Его политика, правда, была все-таки более миролюбива, чем политика Филиппа II, но и на него нашлась управа. По наговору король сместил и удалил своего любимца. Когда тот был, наконец, возвращен ко двору, он уже не застал в живых своего короля, Филиппа III.

ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА. МОСКОВСКОЕ ГОСУДАРСТВО Утверждение самодержавия на Руси. Иоанн IV, первый царь московский

Иоанн IV. 1538-1584 гг.

В то время, когда в Англии правила королева Елизавета, когда Филипп II, король испанский, держал в руках своих нити всей европейской политики, а во Франции происходила ожесточенная религиозно-политическая борьба, которая подготовила вступление на престол Генриха IV, на крайнем востоке Европы, в Московском государстве, которое начинало все больше и больше обращать на себя внимание европейцев, появился талантливый и дальновидный правитель, который, значительно расширив пределы своего государства на Востоке и Юго-Востоке, вступил в ожесточенную борьбу с западными соседями, стремясь к укреплению русской границы и к обладанию прямым и ближайшим морским путем в Европу. То был сын великого князя Московского Василия III, Иоанн IV Васильевич (1538-1584 гг.).

Юность и вступление на престол

Одаренный от природы умом быстрым и впечатлительным, пылкий и восприимчивый по характеру, неудержимый в страстях и порывах Иоанн, оставшийся круглым сиротой после смерти отца и матери, с самого раннего детства видел вокруг себя все ужасы беспощадной борьбы партий в окружавшей его боярской среде, которые, пользуясь малолетством царя, заботились исключительно о своем обогащении, о захвате власти в свои руки и об удовлетворении самых низких страстей и инстинктов. Правя именем царя, бояре грабили народ и губили друг друга на глазах у подраставшего царственного юноши, о воспитании которого никто не проявлял ни малейшей заботы. Когда юноша (много раз подвергавшийся в детстве тяжким обидам от бояр, оскорблениям и даже лишениям) стал подрастать, он доказал боярам, что дурной пример, поданный ими, принес свои плоды, и стал жестоко расправляться с теми из них, которые ему не нравились. Однако же добрые советы митрополита Макария и в особенности влияние, оказанное на Иоанна его новым духовником, новгородским священником Сильвестром, образумили юношу и направили его на иной путь.

Вступление Иоанна IV Васильевича на престол. Рисунок из рукописной "Царственной книги"

Венчание на царство и брак с Анастасией

Несомненно, под влиянием этих лиц Иоанн заявил боярам, что он желает венчаться не на великое княжение, а на царство, царским венцом. 16 января 1547 года он венчался на царство и принял титул "царя Московского и всея Руси", а 3 февраля того же года сочетался браком с девицей, происходившей из знатного и весьма древнего рода московских бояр - с Анастасией Романовной - дочерью боярина Романа Юрьевича Захарьина-Кошкина. Анастасия, прекрасная собой, отличалась высокими добродетелями и кротким нравом. Она сумела оказать на своего супруга самое благотворное влияние и окончательно отвлекла его от тех порочных и шумных увеселений, которыми старались развлекать и тешить царя любимцы из бояр. С другой стороны, Сильвестр способствовал сближению Иоанна с Алексеем Адашевым, человеком незнатным, но умным, честным и благонамеренным. Сильвестр и Адашев, связанные между собой тесной дружбой, были особенно полезны юному царю тем, что ознакомили его с народными нуждами, которые бояре старались скрывать от Иоанна.

Первый Земский Собор. Стоглав

Под влиянием этих добрых советников, Иоанн пожелал лично услышать от своих подданных об их нуждах и желаниях и потому приказал в 1550 году съехаться в Москву выборным людям со всей Русской Земли - на первый Земский Собор. Этому земскому собору предложен был на обсуждение и утверждение новый царский Судебник, так как старый, введенный в употребление дедом царя, Иоанном III, оказывался уже во многих случаях непригодным. Более того, внимательно и благосклонно были выслушаны Иоанном многочисленные жалобы на недостатки и беспорядки в общем государственном устройстве, на тягости, непосильные для служилого сословия, на угнетение сильными слабых, на непорядки в церковном устройстве и главные недостатки духовного сословия.

Последствием Земского Собора был созванный в следующем году собор духовных властей, которому царь предложил на обсуждение и разрешение целый ряд вопросов. Ответом на эти вопросы явилось соборное постановление из ста пунктов, потому и названное Стоглавом. Дальнейшим последствием собора было: новое распределение земель, предоставленных во владение служилым людям (дворянам и детям боярским), которые несли на себе всю тягость военной службы. При этом распределении служилые люди получили значительные льготы и выгоды. Затем, важное послабление было дано и народу: во многих отдаленных краях Московского государства, где население страдало от бездействия власти, городским и сельским общинам было даровано право самосуда, по которому общины могли сами выбирать из своей среды правителей и судей, обязанных наблюдать за справедливой раскладкой податей и повинностей, а также за тишиной и безопасностью от "всяких недобрых людей".

Покорение Казанского царства

После всех этих весьма важных внутренних преобразований Иоанн обратился к делам внешним, которые давно уже занимали его внимание. Прежде всего он решил покончить с Казанским царством, которое вместе с Крымской ордой наносило большой вред Московскому государству, препятствовало его распространению на Восток и причиняло неисчислимые беды волжской торговле. Для покорения Казани потребовалось два похода. Первый в 1550 году закончился основанием на Волге мощного опорного пункта во вновь построенном небольшом городке, Свияжске, на нагорной стороне Волги. Второй поход (1552 г.), в котором участвовали 150 000 войска при весьма сильной артиллерии, закончился взятием Казани, против которой велась осада по всем правилам, с подкопами и минами. Однако осада была весьма продолжительная, так как казанцы защищались упорно. Помимо этого русскому войску приходилось постоянно отражать нападения со стороны волжских племен (чувашей, черемисов и мордвы), подвластных казанским царям. Наконец, в стенах города были пробиты проломы и русское войско устремилось через них на штурм. Казанцы отчаянно бились и резались в городе, потом вышли за город, в открытое поле, и все пали в битве. Затем Иоанн въехал в город как победитель, и сам назначил в нем места для постройки первых православных храмов.

Завоевание Астрахани

Последствием падения Казани было весьма быстрое и легкое завоевание Астрахани (1556 г.), где правили цари Ногайского племени, а впоследствии и добровольное подчинение Московскому государству всех племен, живших в Поволжье, и всех кочевников (башкир и ногайцев), бывших в зависимости от Казани. После присоединения Астрахани, Московское государство вынуждено было вступить в сношения с соседними кавказскими народами (черкесами, кумыками, абхазцами), которые жили по рекам Терек и Кубань. Эти народцы жили в постоянных раздорах с Астраханью и Крымом, и потому весьма охотно перешли под покровительство и защиту московского царя. Они прислали в Астрахань послов и заявили о своей готовности платить дань Иоанну.

Одновременно с этим быстрым и успешным распространением власти московского царя на Востоке и Юго-Востоке, были приняты новые меры защиты от набегов крымского хана. Вдоль всей южной степной окраины государства выстроен был ряд укреплений, сторожевых городов (так называемых сторожевых линий), а эти городки были заселены ратными людьми, обязанными нести на себе тяжкую сторожевую службу и наблюдать в степи за движением хищников.

Враждебные отношения Ливонии к Московскому государству

В этот блестящий и деятельный период царствования Иоанна, он был чрезвычайно огорчен тем неприязненным и даже прямо враждебным отношением, какое демонстрировала по отношению к Московскому государству Ливония. Не следует забывать, что во второй половине XVI века вся западная граница была закрыта для прямых сношений Руси с Западной Европой. Такие сношения были возможны только через литовско-польские владения, где полностью зависели от разрешения короля и воли сейма, или же через Ливонию, так как никаких гаваней на Балтийском море у Московского государства не было. А между тем, Ливония, опасаясь того, что западное просвещение придаст еще больше силы и без того уже могущественному Московскому государству, старалась всеми силами препятствовать этим сношениям Руси с Западом, не пропуская иноземцев в Россию, и действовала при этом нагло вызывающим образом.

Особенно явно проявилась враждебность Ливонии в 1547 году, когда Иоанн отправил в Германию саксонца Шлитте с поручением - пригласить в Москву всяких мастеров, художников и ученых. Шлитте исполнил поручение добросовестно, но ливонское правительство не пропустило иностранцев в Москву. Когда же один из них, несмотря на запрещение, попытался перейти границу, ливонцы его нагнали и казнили. Иоанн не забыл этой обиды и, управившись на Востоке с Казанью и Астраханью, обратил оружие против Ливонии, решившись утвердиться на берегах Балтийского моря.

Ливонская война. Первый период

Предлогом к войне послужила неуплата дани, которую Дерптский епископ, по прежним договорам, обязался платить Московским князьям. Договор, умышленно или неумышленно, был забыт епископом и Иоанн потребовал уплаты всей накопившейся дани в определенный срок. Когда она в срок не была уплачена, Иоанн двинул сильное войско в Ливонию, овладел 20 городами (в том числе Нарвой и Дерптом) и страшно опустошил страну.

Магистр Ливонского ордена, Кетлер, не мог и думать о борьбе с Иоанном, а потому обратился с мольбами о защите и помощи к трем соседним государствам: Дании, Швеции и Польше. Первые два не решились вступиться за Ливонию, а польский король Сигизмунд Август заключил с ней оборонительный и наступательный союз (1559 г.), так как сам имел виды на Ливонию. Но Кетлер ничего не выиграл от этого союза, потому что король польский не спешил защитить Ливонию и спокойно смотрел на быстрые военные успехи русских. Увидев это, Кетлер решился прибегнуть к последнему средству, чтобы сохранить за собой хоть часть владений ордена. Для этой цели он уговорил эстляндское дворянство отдаться под покровительство Швеции, Лифляндию просто уступить польскому королю в полное владение, а за собой оставил только Курляндию, признав ее зависимость от Польши. В то же время он продал остров Эзель датскому королю. Этим хитрым маневром он уклонился от непосредственной войны с Московским государством, вовлекая его в войну с тремя государствами, которым так легко и дешево достались их права на новые владения.

Увлеченный своими успехами Иоанн решился принять навязываемую ему войну со Швецией и Польшей, и даже сам начал войну с Сигизмундом. В 1553 году он вступил в Литву с сильным войском и множеством пушек. Здесь он осадил и взял город Полоцк, очень важный пункт и в торговом, и в военном смысле. Хотя примерно в это время Сигизмунду удалось одержать победу над русскими воеводами при городе Орше, однако он не мог вознаградить себя за потерю Полоцка и предложил мир Иоанну на самых выгодных условиях для Московского государства. Сигизмунд уступал Иоанну все города и земли, занятые русскими войсками в Ливонии, и хлопотал только о возвращении Полоцка.

Но Иоанн не захотел и слышать о мире, тем более, что в это время ему удалось сблизиться с Данией (при помощи брачного союза между датским принцем Магнусом и племянницей Иоанна). Он намеревался образовать из Ливонии отдельное королевство, зависимое от Московского государства, а Магнуса посадить в нем королем. С такими планами на будущее Иоанн заключил с Польшей не мир, а только перемирие на три года. Однако обширным планам Иоанна не суждено было сбыться, потому что в Польше в течение этого времени произошли важные события, а внутри Московского государства последовал целый ряд весьма печальных перемен в отношениях Иоанна к своим приближенным и к среде, его окружавшей.

Внутренние осложнения. Перемена в Иоанне

Вскоре после взятия Казани и присоединения Астрахани к Московскому государству, ближайшие советники царя, Сильвестр и Адашев, возгордились и стали вмешиваться во все распоряжения Иоанна - даже в семейные его дела. Это постоянно порождало ссоры с братьями царицы, боярами Романовыми и даже с самой царицей. Как бы в довершение этих неприятных отношений, которые царь сносил весьма терпеливо, наступило еще новое бедствие. Царь заболел, оказался при смерти, задумал писать духовное завещание и потребовал от своих родственников и бояр, чтобы они присягнули его малолетнему сыну. Но бояре стали шуметь и спорить, кричали, что не хотят после смерти царя повиноваться боярам Романовым. И больной царь видел, что Сильвестр также держит в этом деле сторону бояр... Оправившись от тяжкой болезни, Иоанн отдалил от себя Сильвестра и Адашева, а вскоре после того его самого постигло новое горе.

В 1560 году скончалась кроткая и добродетельная царица Анастасия, которая умела сдерживать пылкий и жестокий нрав Иоанна. Иоанн долго оплакивал любимую жену, тосковал по ней, а затем стал искать развлечений в шумных пирах и забавах, недостойных его сана. Это оттолкнуло от него лучшую часть бояр и придворных, которые стали относиться неодобрительно к поведению царя. Льстецы и угодники, окружавшие царя, постарались ради собственной выгоды настроить царя против его порицателей. Он поспешил удалить их от двора; многие из них подверглись опалам и ссылкам, иные были даже казнены. Напуганные этими незаслуженными опалами и казнями, некоторые из бояр стали помышлять о бегстве из Москвы в Литву.

Иоанн IV и Курбский

Первым бежал туда (в 1561 г.) князь Андрей Михайлович Курбский - герой казанской осады, один из способнейших русских воевод и один из самых образованных русских людей того времени. Русского изменника приняли в Литве ласково и наградили богатыми поместьями. Он решился даже вступить с Иоанном в переписку и стал защищать боярство перед царем, объясняя его заслуги. Он старался доказать, что только их трудами и было сделано все, чем царствование Иоанна было прославлено. Иоанн - также весьма начитанный и превосходно знакомый с Св. Писанием - отвечал на письма Курбского и в своих посланиях к нему доказывал, что Самим Богом призван и поставлен для обуздания боярского своеволия и для утверждения неограниченной державной власти. Но, в сущности, бегство Курбского и его укоризненные письма оказали на Иоанна самое пагубное влияние: в нем окончательно укоренилась мысль о том, что он не может доверять никому из окружающих, что все бояре готовы изменить ему, что все они в заговоре и сношениях с изменником Курбским.

Это настроение дало повод вновь пробудиться в сердце Иоанна врожденной жестокости. Он перестал сдерживать порывы своей горячей, страстной натуры, поддался ее ужасным влечениям и всю дальнейшую жизнь свою построил на необходимости разоблачать мнимую измену на Руси с такой настойчивостью и свирепостью, которая невольно заставляет предполагать, что у Иоанна бывали временные приступы исступления и умственного помрачения. Под влиянием этого мрачного настроения Иоанн окружил себя многочисленной вооруженной стражей и уехал из Москвы в Александровскую слободу, где построил себе большой дворец, а саму слободу укрепил и окружил валами и рвами. Начались нескончаемые розыски, опалы и казни, которым часто подвергались люди совершенно невинные, по доносу или только по подозрению. Иногда страдали целые семьи без различия возраста и пола, а в 1570 году даже и все население Новгорода было подвергнуто неслыханным мучениям и страшному избиению ни в чем неповинных граждан. Все эти ужасы поколебали те добрые и прекрасные начинания, которыми так богато было первое десятилетие царствования Иоанна.

Разумеется, что при таких условиях внутренней жизни государства, и внешняя политика его не могла следовать прежним путем успехов и удач. К тому же, во главе Польского государства встал знаменитый полководец того времени, воевода трансильванский, Стефан Баторий, избранный сеймом польским королем после смерти бездетного Сигизмунда Августа. Иоанн вскоре понял, что вынужден вести борьбу одновременно со Швецией, принявшей Эстляндию под свое покровительство, и с Польшей, защищавшей Лифляндию. Эта борьба оказалась ему тем более непосильной, что и польское, и шведское войска были устроены значительно лучше русского войска, а во главе обоих войск стояли талантливые полководцы - Стефан Баторий и Делагарди.

Ливонская война. Второй период

В 1578 году шведы и поляки одновременно стали теснить русских с двух сторон и нанесли им жестокое поражение под Венденом, где русские войска понесли огромные потери. Среди убитых было четверо воевод. Это поражение оказалось тем более пагубным, что после него принц Магнус перешел на сторону поляков. Но Иоанн еще упорствовал, еще хотел продолжать борьбу с Польшей в Ливонии. Однако Баторий не дал ему подготовиться к войне, устремился на Полоцк, овладел им после отчаянной обороны со стороны русского гарнизона, а затем сразу же перевел войну в пределы Московского государства, в Псковскую область. В то же время шведский полководец Делагарди после многочисленных успехов подступил к Нарве, занятой русскими войсками, и взял город. Во время штурма погибло более 8000 русских воинов.

Быстрые военные успехи Батория открыли ему, наконец, доступ к самому Пскову - сильнейшей из всех русских пограничных крепостей того времени. В 1581 году Стефан Баторий осадил Псков, защищаемый мужественным воеводой, князем Иваном Петровичем Шуйским, и встретил такое упорное сопротивление, о которое сломался боевой дух польских войск, и все усилия Батория и все его военное искусство оказались тщетными. В конце августа началась осада по всем правилам военной науки того времени. К началу сентября были подготовлены проломы в городской стене, сквозь которые поляки, литовцы, венгры и шведы устремились на приступ города, но псковичи бились отчаянно между стеной и второй линией внутренних укреплений. Псковское духовенство, под градом пуль и стрел, вышло на место битвы со святынями и хоругвями, с чудотворной иконой Псково-Печерской Божьей Матери и мощами Св. князя Всеволода-Гавриила...

Старинный план города Пскова, XVI век.

На этом плане ясно выделяются две главные части города, обнесенные стенами со множеством башен. 1) собственно город, между р. Великой и р. Исковой, расположенный в виде треугольника. В остром углу этого треугольника обращает на себя внимание наиболее крепкая часть города, окруженная особой стеной - это Псковский Кром (или Кремль), в котором находилась главная святыня Пскова, Троицкий собор. Здесь же хранилась городская казна и собиралось вече; 2) часть города, за р. Исковой, носила название "Запсковья". В нижней части плана помещена неукрепленная часть города, которая была расположена за р. Великой и называлась "Завеличьем"

Древняя чудотворная икона Псково-Печерской Божьей Матери, которую во время осады Пскова Баторием носили по стенам. Доска иконы во многих местах пробита польскими пулями

Ценой огромных потерь враги были отбиты, а псковичи воспряли духом и до глубокой осени отбивались от внезапных нападений Батория. Он снял осаду только в ноябре, и примерно тогда Иоанн IV приступил к переговорам.

Заключение мира с Польшей и Швецией

Иоанн сознавал, что ему не под силу одновременно воевать с Польшей и Швецией, и потому он стал искать возможности примирения с Баторием. Этим случаем воспользовался папа Григорий XIII, который давно уже пытался привлечь Иоанна к союзу с германским императором в войне против Турции. Папа предложил Иоанну свое посредничество в сношениях с Польшей и прислал в Москву иезуита Антония Поссевина для посредничества при переговорах Иоанна с Баторием. Хитрый прелат попутно старался склонить Иоанна и к принятию католичества. Но Иоанн поразил его твердостью своих религиозных убеждений и своими обширными богословскими познаниями. Поссевин вынужден был отказаться от своего тайного намерения, но зато устранился и от посредничества в переговорах с Баторием.

В январе 1582 года было заключено перемирие с Польшей на десять лет, на самых невыгодных для Московского государства условиях: Иоанн должен был уступить полякам все свои завоевания в Ливонии и отказаться от Полоцка. В следующем году на таких же тяжелых условиях было заключено перемирие и со Швецией, которой Иоанн вынужден был уступить даже русские пограничные города: Ям, Иван-Город и Копорье. Таким образом, почти 20-летняя борьба за Ливонию окончилась для Московского государства не только полной неудачей, но даже потерей небольшой части исконных русских владений в северо-западной части Руси.

Раскрашенная гравюра на дереве

Подпись к гравюре напечатана на длинном листе и гласит следующее: "Подлинное изображение легации или посольства великого князя из Москвы к римско-цесарскому величеству: также в каком платье и виде каждый из них прибыл ко двору, когда они римско-цесарскому величеству подносили верительные грамоты и подарки в Регенсбурге на сейме 18 июля 1576 г.". Эта гравюра изображает посольство князя Захара Ивановича Сугорского к императору Максимилиану II. В верхней части приводимого снимка с этой гравюры, шестая фигура справа изображает дьяка, несущего царскую грамоту, завернутую в шелковую ткань, поверх которой, в ковчежце, лежит прикрепленная к грамоте печать. За дьяком, посольская свита несет сорок соболей, прикрытых чехлами

Завоевание Сибири. Ермак.

Последние годы долгого и тревожного царствования Иоанна IV ознаменовались приобретением обширного пространства земель на Востоке, за Уральскими горами. Во второй половине XVI века один из богатейших русских торговых людей, Григорий Строганов, испросил у царя Иоанна дозволение занять незаселенные земли по реке Каме и взялся их населить и обработать. Строганову с братьями даны были обширные права и льготы, а также разрешено было даже содержать за свой счет ратных людей, иметь в запасе пушки и порох - для отражения набегов и грабежей со стороны зауральских племен.

Строгановы для обеспечения своих владений решились покорить ближайшие зауральские земли и привести их в подданство Московского государя. С этой целью они пригласили к себе на службу одного из вольных казацких атаманов Ермака Тимофеевича, который воевал на Волге с ногаями и другими кочевниками. Ермак охотно принял предложение Строгановых и поступил к ним на службу. Два года он готовился к дальнему походу за Урал, подбирал себе надежную дружину. Наконец, 1 сентября 1581 года он двинулся за Уральские горы с небольшой, но хорошо вооруженной огнестрельным оружием ратью в 850 человек. Недостатка в припасах не было, было даже несколько небольших пушек.

Перевалив через Уральские горы, войско Ермака построило себе суда и по огромным сибирским рекам проплыло внутрь страны. Здесь Ермаку пришлось выдержать долгую и упорную борьбу с войсками Сибирского хана Кучума. Несмотря на то, что против маленького казачьего войска выступили целые полчища Кучума, казаки везде одержали верх, потому что были вооружены огнестрельным оружием, действие которого местные жители, подобно американским индейцам, принимали за молнию. После нескольких удачных битв Ермак занял столицу Кучума, город Сибирь, от которого впоследствии и вся страна получила название Сибирского царства. Здесь он зазимовал, а на следующий год продолжил покорение окрестных городков и нанес жестокое поражение соединенным силам Кучума, при этом взял в плен и главного их вождя, богатыря Маметкула.

Только после этой победы Ермак решился отправить посольство в Москву - просить царя Иоанна принять "новую землицу, Сибирское царство, под свою высокую руку". Царь, обрадованный таким нежданным расширением своих владений на Востоке, после своих ливонских неудач принял посольство милостиво, приказал благодарить Строгановых и Ермака, наградить казаков и в помощь им отправил воевод с войском.

Вскоре после того Иоанн IV скончался (18 марта 1584 г.), оставив после себя двоих сыновей: Федора, которому предстояло наследовать престол, и младенца Дмитрия (от седьмого брака своего), которому в удел отведен был город Углич на Волге. Долгое и бурное царствование Иоанна ознаменовалось многими темными и кровавыми делами, многими жестокостями, которые были прямым следствием его крутого, неукротимого нрава. Потомки назвали его Грозным, однако русский народ сумел оценить по достоинству все то, что было сделано этим государем на благо Московского государства и всей Русской Земли, и до сих пор прославляет его деяния в своих исторических песнях.

Иоанн IV, первый царь московский. По древнему оригиналу из рукописной книги XVI века

Отношения с Англией

В заключение того, что было рассказано нами о царствовании Иоанна IV, необходимо еще добавить, что в 1553 году английский корабль, случайно занесенный бурей в Белое море, зашел в устье Северной Двины и капитан того корабля, англичанин Ченслер, завязал первые торговые отношения между Англией и Московским государством. В конце XVI и начале XVII века из этой торговли англичане сумели извлечь для себя весьма большие выгоды.

В царствование Иоанна IV введено было на Руси книгопечатание. С разрешения царя и по благословении митрополита, в 1563 году был построен в Москве "печатный двор" и в нем открыта первая русская типография. Печатаньем здесь занимались двое русских мастеров: дьякон Иван Федоров и Петр Тимофеев Мстиславец. Первой книгой, напечатанной русскими мастерами, были "Деяния Апостольские" (1564 г.).

Царствование царя Федора и Бориса Годунова. История Западной Руси. Смутное время и избрание на царство Михаила Федоровича Романова

Царствование царя Федора

После кончины Грозного русским царем стал кроткий, добродушный, болезненный и слабоумный Федор Иоаннович (1584-1598 гг.), неспособный нести на себе тяготы правления. Всей душой преданный Церкви и строгому, ревностному исполнению всех ее обрядов, Федор Иоаннович старался всеми силами отдалить от себя государственные заботы и весьма охотно предоставил их приближенным лицам из боярской среды. Такими ближайшими к нему лицами были его родственники: родной дядя, боярин Никита Романович Захарьин-Юрьев и боярин Борис Годунов, шурин (брат жены) царя. Оба эти боярина еще в последние годы царствования Иоанна Грозного принимали участие в управлении государством и имели большой опыт в таких делах. Получив в свои руки все бразды правления государством, главной задачей этих бояр стала забота о том, чтобы оберечь кроткого и благочестивого царя Федора от всяких тревог и волнений.

Дипломатические успехи Годунова

В 1586 году боярин Никита Романович умер, и Годунов, управляя страной от имени государя, оказался полновластным владыкой всего государства Московского. Будучи человеком весьма умным, дальновидным и хитрым политиком, он способствовал распространению и утверждению власти московских государей в Сибири (где уже появились русские города и укрепления на берегах Енисея) и на Кавказе, где царь Кахетии Александр принял подданство Московского государя, а также были установлены первые сношения с Персидским шахом. Даже ливонские неудачи предшествующего царствования были отчасти исправлены тем, что Борис необычайно искусно сумел воспользоваться раздорами Польши и Швеции.

Поводом к раздорам послужило то, что шведский наследный принц Сигизмунд, избранный польским сеймом королем после смерти Стефана Батория, стал править Польшей под именем Сигизмунда III, но не отказался и от своих прав на шведский престол. Однако после смерти его отца шведским престолом завладел дядя Сигизмунда, избранный королем Швеции под именем Карла IX. И Сигизмунд III, и Карл IX, враждуя друг с другом, естественно, хотели видеть Московское государство в стане своих союзников. Но Борис, не желая вмешиваться в их распрю, придерживался выжидательной политики и уклонялся от союза и со Швецией, и с Польшей. Тогда Карл IX, чтобы развязать себе руки, решился вместо перемирия заключить "вечный мир" с Московским государством и возвратить отвоеванные шведами русские города: Ям, Копорье, Иван-Город и Корелу (Кексгольм).

Внутренняя политика Годунова

Немаловажной была деятельность Бориса Годунова и по отношению к внутреннему управлению государством. По его плану в царствование царя Федора были претворены в жизнь две важные государственные меры: 1) учреждение самостоятельного всероссийского патриаршества; 2) прикрепление крестьян к земле.

Учреждение патриаршества было вызвано тем, что митрополит Московский и всея Руси, высший представитель церковной власти обширного и могущественного государства, должен был подчиняться восточным патриархам, которые даже у себя дома не обладали ни властью, ни авторитетом и постоянно нуждались в материальной помощи московских государей. Когда в 1588 году Константинопольский патриарх Иеремия (старейший из восточных патриархов) прибыл в Москву, Борис Годунов от имени царя Федора предложил ему окончательно поселиться в Москве и принять на себя сан патриарха Всероссийского. Но Иеремия отклонил предложение и посоветовал возвести в этот сан Московского митрополита Иова, который и был провозглашен первым патриархом Всероссийским.

Другая мера - прикрепление крестьян к земле - была вызвана экономическими особенностями жизни Московского государства. До конца XVI века крестьяне представляли собой сословие вольных землепашцев, которые не имели собственной земли, жили и работали на землях, отведенных в поместья дворянам и детям боярским. За право пользования помещичьей землей, крестьяне были обязаны часть времени работать на помещика. Помимо этого они обязаны были платить определенные подати и нести известные повинности в пользу государства. Осенью, по окончании работ на землях одного помещика, крестьяне имели право переселяться на земли другого, т. е. пользовались "правом свободного перехода". Это право было весьма выгодно для богатых помещиков и для монастырей, владевших огромными землями. И те, и другие переманивали к себе крестьян отовсюду, предлагая им разные льготы, что вызывало отток рабочей силы от хозяйств мелких помещиков, что нередко приводило к разорению. Но мелкие помещики и составляли главную военную силу государства. Более того, при таком "праве свободного перехода" распределение нагрузки податей и повинностей оказывалось весьма затруднительным. Поэтому Борис Годунов особым царским указом окончательно прикрепил крестьян к земле и всякий переход от одного помещика к другому запретил под страхом суровых наказаний (1597 г.).

Воцарение Бориса Годунова

В начале 1598 года царь Федор скончался бездетным, и с ним пресеклась династия царей московских, восходившая к Александру Невскому и еще дальше, вплоть до первоначальных русских князей Рюриковичей. За шесть лет до смерти Федора его младший брат, царевич Дмитрий, был умерщвлен в Угличе, и народная молва утверждала, что убийцы были к нему подосланы Борисом Годуновым, который надеялся быть избранным на царство после смерти бездетного царя.

Однако после смерти царя Федора все бояре, как бы опасаясь этого избрания, поспешили присягнуть вдовствующей царице Ирине. Но она отказалась от престола и удалилась в монастырь. Борис также временно удалился от дел, пока преданный ему патриарх и сильная партия его приверженцев побуждали всех граждан московских предложить престол Борису. Но Борис притворно отказался. Он желал быть избранным не только Москвой, а всей Русской Землей, а для этого нужно было собрать Земский Собор. Собор был действительно созван в Москве, и 17 февраля 1598 года на соборе было решено еще раз просить Бориса принять престол. На этот раз Борис принял престол, рассчитывая, что после такого торжественного избрания будет править Московским государством спокойно и беспрепятственно, а также передаст его своему сыну. Но его расчеты не оправдались.

Воцарение Бориса никого не порадовало и ни в ком не пробудило сочувствия. Все знали, что он правитель искусный и опытный в управлении государством, но никто не верил в прочность его власти. Более того, бояре его опасались и завидовали ему, а народ роптал против него за стеснения, которые он внес в их жизнь закреплением крестьянства к земле. Борис, со своей стороны, также не доверял боярам, опасался их козней и всех подозревал в заговорах против себя. Подозрительностью Бориса воспользовались недобрые люди и стали перед ним выслуживаться доносами. За этими доносами последовали репрессии, розыски и ссылки.

В числе многих других, пострадавших от подозрительности Бориса, оказалась и вся семья бояр Романовых, сыновей Никиты Романова, брата царицы Анастасии. Старший из них, Федор Никитич, умный, начитанный, красивый, в цвете лет, был против воли пострижен в монахи (под именем инока Филарета), разлучен с женой и семьей и сослан в дальний монастырь на севере Руси [Его сыну Михаилу Федоровичу Романову, тогда еще младенцу, суждено было впоследствии стать царем - родоначальником династии Романовых.]. Братья его также были разосланы по ссылкам и подвержены такому жестокому обращению, что спустя год только один из четверых остался в живых. Эти опалы и ссылки ни в чем не повинных людей еще более озлобили против Бориса бояр и вельмож, а то отношение, которое Борис проявлял к иноземцам (посылая молодых людей за границу для обучения), отдалило от него и духовенство.

К довершению всего этого прибавилось недовольство и ропот со стороны народа, так как на него последовательно обрушились страшные бедствия. Три года подряд, с 1601 по 1604, в Московском государстве продолжались неурожаи, которые, в итоге, привели к неслыханному голоду. Страшный мор - неизбежное следствие голода - разразился над изнуренным населением Московского государства. Голодные, доведенные до отчаяния люди выходили на дороги разбойничать и грабили хлебные склады богатых людей и запасливых монастырей. Но как ни старался Борис Годунов помочь голодающим, все его усилия перед лицом этого страшного бедствия оказывались тщетными. Он щедро раздавал и хлеб из царских житниц, и деньги из своей казны, предоставлял народу возможность заработка на казенных постройках, но народ продолжал роптать на него и говорил, что бедствия посылаются на Русскую Землю Богом в наказание за прегрешения Бориса и за те темные дела, которыми он незаконно добился престола. Припоминалось ему и то, что он закрепостил народ, отдав его, вместе с землей, во власть помещиков...

Появление Самозванца

И вдруг, в это страшное, бедственное время, из-за границы с Литвой начали доходить вести о том, что "настоящий, законный русский царь" появился во владениях польского короля, что этот царь есть никто иной, как Дмитрий, младший сын Иоанна Грозного, который будто бы каким-то чудом спасся от убийц, некогда подосланных Борисом в Углич... Под влиянием этих слухов, народ заволновался в ожидании каких-то новых, необычайных событий. Действительно, вскоре оказалось, что во владениях польского короля появился смелый и ловкий самозванец, и явился в такое именно время, когда его успех можно было считать вполне обеспеченным и по ту, и по эту сторону границы.

Взгляд на историю Западной Руси. Церковная уния

Следует заметить, что во второй половине XVI и в начале XVII века, и Польша, и в особенности русско-литовские области, расположенные в приграничных районах Московского государства, были переполнены весьма беспокойными элементами. Польское государство сложилось на аристократической основе, при огромном преобладании крупного землевладельческого дворянства, которое совершенно парализовало слабую власть избираемых королей, в большинстве случаев чуждых Польше. Около крупных магнатов-землевладельцев группировалось весьма многочисленное мелкое землевладельческое сословие, которое пользовалось правом голоса на сеймах, где являлось составной частью партий, поддерживавших того или другого магната. Народ находился в полном принижении и забвении, представляя собой только рабочую силу, которая давала возможность шляхте жить безбедно и праздно. Его интересы и вообще интересы государства менее всего принимались в расчет правящим сословием, съезжавшимся на сеймы, где преобладали личные интересы. Партийные вопросы решались криком подкупленной шляхты, а иногда пускались в дело и сабли.

Этой внутренней неурядицей прекрасно умело пользоваться католическое духовенство, которое в лице разных прелатов и папских легатов оказывало сильнейшее давление на весь ход польской политики как внутренней, так и внешней. Духовенство еще более усилилось с тех пор, как в Польше появились иезуиты, а Виленский епископ Валериан Протасевич вызвал их из Польши в Литву и направил их рвение на борьбу с православием в русско-литовских областях, где православие было господствующей религией. Иезуиты, основав в Вильне высшее учебное заведение - духовную академию - стали привлекать сюда избранных юношей из лучших литовско-русских дворянских фамилий и не пренебрегали никакими средствами для убеждения православных к переходу в католичество. Затем, при Сигизмунде III (преемник Стефана Батория), они стали уже открыто теснить православие и затруднять православному духовенству доступ к высшему образованию. Но когда иезуиты решились, наконец, вступить с православием в открытую борьбу, то встретили такой сильный отпор, какого не ожидали. После долгой и напрасной борьбы иезуиты пустились на хитрость: они стали демонстрировать усердное желание примириться с православием, стали усиленно хлопотать о Церковной Унии, т. е. о воссоздании Восточной и Западной Церкви под верховным главенством папы на самых, по-видимому, льготных условиях для православного населения западнорусских и южнорусских областей Польско-Литовского государства. Стараясь склонить на свою сторону наиболее влиятельных православных епископов, они предлагали им сохранить для православных все обряды православной Церкви и богослужение на русском языке, а самим епископам сулили щедрые награды и большие выгоды в будущем. Этими посулами им удалось склонить на сторону Унии двух весьма влиятельных православных епископов и киевского митрополита Рагозу, которые прибыли в Рим в конце 1595 года и дерзнули просить папу "от лица всего русского духовенства" о принятии русской Церкви под его верховное главенство и о присоединении ее к Унии.

Такой самовольный поступок этих троих отступников тотчас же вызвал открытый протест со стороны всего православного населения русско-литовских областей. Все православное духовенство и русское дворянство собралось на собор в Бресте (1596 г.) и потребовало отступников к себе на суд, но те не явились, и Собор объявил их лишенными сана. Однако никакие протесты православных на сейме и никакие их петиции к королю не помогли - епископы-отступники при поддержке иезуитов и польских властей открыто предложили всем православным принять Унию. Когда же это предложение было с негодованием отвергнуто, то начались систематические преследования и гонения православных, которые привели к целому ряду волнений и к массовым выселениям русского народа из южных областей Литвы за рубеж - в степные места, занятые привольными поселениями казаков и всякого сброда, бежавшего сюда из Литвы, Руси и Польши.

Самозванец и иезуиты

Именно в это время, столь благоприятное для всяких смут, в Литве появился тот самозванец, о котором мы упомянули выше. Он выдавал себя за царевича Дмитрия, хотя на самом деле, как полагают, был сыном галицкого служилого человека и именовался Григорием Отрепьевым. Это был не простой обманщик, а человек, по-видимому, уверенный в том, что он действительно был царского рода и что ему каким-то чудом удалось ускользнуть из-под ножа убийц, подосланных в Углич Борисом. Есть основание думать, что эта уверенность, вселенная в душу юноши некоторыми случайными признаками сходства с убитым царевичем, была, вероятно, отчасти внушена ему с детства лицами из боярской среды, у которых он жил и воспитывался и которые, может быть, даже преднамеренно готовили из него орудие для отмщения Борису.

Портрет Лжедмитрия

Рано выучившись грамоте, он рано постригся в монахи и странствовал по разным монастырям. Как человек не только грамотный, но и начитанный, он некоторое время даже состоял писцом при патриархе Иове, но за дерзкие речи против царя Бориса чуть было не попал в ссылку и спасся от нее бегством в Литву. Здесь он вел скитальческую жизнь: бродил по монастырям в Киеве и на Волыни, потом скинул рясу и довольно долго жил среди запорожских казаков, где научился владеть оружием и ездить верхом. По возвращении из Запорожья на Волынь, Григорий Отрепьев попал в руки иезуитов и, вероятно, под их руководством пополнил свое образование и совершил свой дальнейших путь.

Хорошо знакомые и с общим положением Польши, переполненной всякими беспокойными элементами, и с положением соседних русских областей, в которых было в ту пору такое множество недовольных, иезуиты сообразили, что дерзкие притязания способного и смелого юноши могут произвести в Московском государстве смуту, которой можно будет воспользоваться в самых разных целях, а в случае удачи - даже прямо перенести католическую пропаганду в самое сердце недоступного для нее Московского государства. При помощи иезуитов, наиболее знатные польские вельможи приняли Григория Отрепьева под свое покровительство и, представив мнимого царевича королю Сигизмунду III в Кракове, убедили польское правительство оказать поддержку этому "Лжедмитрию".

Успехи самозванца, его воцарение и гибель

Мы не будем излагать в подробностях дальнейшую историю самозванца, а заметим только, что расчеты иезуитов вполне оправдались. Все беспокойные элементы Польши, все бродячее приграничное население и недовольное Борисом население ближайших русских областей, в том числе и казачество - встали на сторону Лжедмитрия, а та мрачная и кровавая легенда, которая придавала известный ореол его имени, довершила остальное. Борис оказался бессилен в борьбе с этим страшным именем. Войска его бились вяло против "законного, прирожденного государя", а когда Борис в самый разгар борьбы умер, то царские войска открыто перешли на сторону самозванца, очистив тем самым ему путь к Москве, и передали в его руки несчастную семью Бориса. 20 июня 1605 года Лжедмитрий торжественно въехал в Москву и был провозглашен царем.

Могила семьи Годуновых на кладбище в Троице-Сергиевой лавре

За управление государством он принялся смело и толково, делами занимался усердно, проявляя при этом ум и недюжинные способности. Но боярам он не нравился тем, что слишком мало давал им воли, намеревался провести быстрые и кардинальные реформы, к тому же был явно неравнодушен к иноземцам и иноземным обычаям. Много вредили ему и поляки, которые, прибыв в Москву в большом количестве и в войске Лжедмитрия, и в свите его тестя, польского магната Мнишека, держали себя дерзко и нагло и распоряжались в древней русской столице, как в завоеванном городе.

Этим положением воспользовался один из бояр, хитрый и умный царедворец, князь Василий Шуйский. Он организовал в среде бояр заговор против царя и его польских приверженцев, поднял московскую чернь и изгнал Лжедмитрия вместе с поляками, приехавшими с ним в Москву. Самозванец погиб во время мятежа. Вслед за этим приверженцы Шуйского развернули настолько бурную деятельность, что через два дня после гибели самозванца, князь Василий Шуйский был избран московским царем. В то же время собором высшего духовенства низложен был патриарх Игнатий, приверженец самозванца, и на его место был возведен в сане патриарха митрополит Гермоген - человек твердый, разумный и высоконравственный.

Царь Василий IV (Шуйский). Новый самозванец

Но Шуйский, воцарившись, не смог умиротворить мятеж и смуту, поднятые по всей Русской Земле привлекательным и страшным именем "царя Дмитрия". Убийство Лжедмитрия и воцарение Шуйского последовали одно за другим настолько быстро, что на окраинах Московского государства узнали об этой перемене не скоро, а узнавши - не поверили. Получилось так, что многие близлежащие города и области признавали двух разных царей и вступали между собой в борьбу: одни стояли за царя Дмитрия, другие - за царя Василия, и всюду из-за этого шли распри и междоусобия.

А между тем иезуиты успели подготовить нового самозванца. В пограничных с Литвой областях пронесся слух, будто "царь Дмитрий" еще раз успел спастись от убийц, что вместо него был убит царский конюх, и многие области тотчас же перешли на сторону нового самозванца, а под знамена хитрого и сметливого обманщика стали быстро стекаться все, кому была выгодна смута, кому хотелось безнаказанно пограбить и нравилось жить за чужой счет. К нему перешла и казацкая вольница с Дона, и запорожцы из Приднепровья, толпами приходили самые отчаянные головорезы из польской шляхты, которым было тесно в Польше.

Весной 1608 года новый самозванец двинулся с войском к Москве, разбил по дороге царское войско и, подойдя к стенам столицы, расположился станом в селе Тушине, в 12 верстах от Москвы, перерезав тем самым подвоз съестных припасов к городу, так что царь Василий оказался как бы осажденным в своей столице. Это значительно затруднило его связь с остальными областями Московского государства, а новому самозванцу дало возможность даже в окрестностях Москвы насаждать свою власть то силой, то обманом. Особенно много усилий ему пришлось положить на то, чтобы овладеть Троице-Сергиевым монастырем, в котором хранились большие запасы продовольствия и накоплены были большие богатства. Но монастырь, в котором, кроме иноков и монастырских крестьян, было всего несколько сот стрельцов, защищался так мужественно, что разбойничьи дружины самозванца осаждали его целых 16 месяцев, и все же вынуждены были снять осаду.

Общий вид Троице-Сергиевской лавры

Враждебные отношения Польши по отношению к Руси. Война. Осада Смоленска

В связи с тем, что польский король вопреки условиям заключенного договора действует крайне двусмысленно и лицемерно и не принимает никаких мер к отзыву поляков, постоянно прибывавших в лагерь самозванца, царь Василий заключил союз со Швецией, по которому Карл IX, король шведский, обязывался прислать ему небольшое вспомогательное войско и помочь в изгнании поляков за пределы Московского государства. Но этот союз только ухудшил его положение. Сигизмунд III, узнав о союзе с его личным врагом, королем шведским, объявил войну Московскому государству и с сильным войском подошел к стенам Смоленска.

В это тяжкое время у царских войск появился юный полководец, который всех сумел воодушевить - то был племянник царя Василия, князь Михаил Скопин-Шуйский. Во главе русских и шведских войск он нанес самозванцу и его скопищам несколько поражений, очистил путь к Москве и вывел царя Василия из его затруднительного положения. Все взоры обратились к нему, все видели, что он один был способен подавить смуту смелостью и решимостью и собрать все силы Русской Земли против главного врага - короля польского.

Но вскоре после торжественного вступления в Москву юный князь Скопин-Шуйский внезапно заболел и скончался, и "глас народа" не без основания приписывал его смерть отраве, так как его быстрые успехи породили в окружении царя немало зависти и опасений... Эта смерть всех опечалила и всех лишила надежды на избавление от бедствий смуты. В довершение всего, царь Василий, отправивший под Смоленск сильное войско, поручил командование над ним человеку неспособному и всеми нелюбимому - брату своему Дмитрию, против которого Сигизмунд выслал лучшего из своих полководцев, гетмана Жолкевского. Войска сошлись недалеко от деревни Клушин (в Вяземском уезде, Смоленской губ.) 24 июня 1610 года. Русские бились храбро, но в самом разгаре битвы шведский вспомогательный отряд изменил им и перешел на сторону поляков. Царское войско было разбито наголову и рассеяно, а весь его обоз и артиллерия достались победителю.

Отречение Василия от престола. Междуцарствие

Так как царь Василий не мог немедленно собрать и выставить в поход новое войско, то его враги решились воспользоваться сложившимся положением. К Москве одновременно с двух сторон двинулись и поляки, под предводительством Жолкевского, и скопища самозванца. Тогда и московское население, преданное царю Василию, стало волноваться. 17 июня 1610 года бояре и люди других сословий собрались на Красной площади и порешили просить царя Василия, чтобы он отрекся от престола. Царь Василий не противился народному решению и удалился из дворца в свой прежний боярский дом, а Русская Земля осталась без царя и в ужасном положении полного безвластия.

Действительно, на западной окраине стоял король Сигизмунд, осаждая Смоленск и собирая около себя русских изменников. В Новгородской области воевали шведы, которые из союзников превратились в лютых врагов и, пользуясь бедствиями Московского государства, задумали за его счет расширить свои владения. Южнее Москвы все области были на стороне самозванца. Всюду бродили отдельные отряды поляков, казаков и всякой иной вольницы, которые не были ни на чьей стороне, а занимались только грабежом и разорением страны.

Избрание королевича Владислава царем

В таком безвыходном положении московский патриарх и бояре, к которым перешло временно управление государством, решили вступить в переговоры с Жолкевским, настолько же хитрым дипломатом, насколько и отличным полководцем. Жолкевский предложил им избрать в цари королевича Владислава, сына Сигизмунда III. Бояре и патриарх с этим согласились, но при непременном условии, что королевич перейдет в православие. На основании этого условия, принятого Жолкевским, Москва (27 августа 1610 г.) присягнула Владиславу, и Жолкевский, отогнав от Москвы скопища самозванца, уговорил бояр впустить в Москву польский гарнизон под видом охраны столицы. Патриарх был против этого замысла но бояре его не послушали и впустили поляков в Москву. Затем хитрый Жолкевский посоветовал боярам отправить к Сигизмунду почетное посольство и усиленно хлопотал о том, чтобы в состав посольства были назначены наиболее знатные представители бояр и митрополит Филарет (Романов) которые, находясь в Москве, могли представлять опасность для выполнения дальнейших польских замыслов. Вскоре после отъезда посольства Жолкевский и сам уехал из Москвы, захватив с собой в качестве пленников бывшего московского царя Василия (Шуйского) и его двух братьев

Борьба с поляками в Москве

Однако вскоре обнаружилось все коварство польской затеи. Оказалось, что Сигизмунд и не думал отпускать королевича в Москву на царство, а, наоборот, сам предполагал сесть на московский престол. Посольству, которое к нему прибыло из Москвы, он поставил прежде всего непременным условием сдачу Смоленска. Все это еще более усложнило и затруднило общее положение дел...

А между тем, именно в это время самозванец был убит одним из своих приближенных и в Москве почти одновременно узнали о происках Сигизмунда и о гибели самозванца. Тогда под влиянием патриарха Гермогена все население Москвы поняло, что поляки собираются погубить Московское государство. Из Москвы пошли во все стороны Руси грамоты, в которых русский народ призывался к избавлению древней столицы из-под власти поляков и подавалась всем мысль о необходимости избрания царя из русских и православных людей. Хотя поляки и русские изменники и заключили патриарха Гермогена под стражу, но семя, посеянное его грамотами и поучениями, взросло и принесло плоды.

В то время, когда Смоленск после отчаянной обороны, был, наконец взят поляками, и Сигизмунд торжествовал свою победу на его развалинах, население Москвы уже вступило в борьбу с польским гарнизоном и выжгло весь город вокруг Кремля, в котором заперлись поляки оказавшиеся таким образом в осаде. В то же время на помощь москвичам шло уже многочисленное ополчение, собранное из весьма разнородных элементов под командованием трех воевод, которые постоянно между собой ссорились и не ладили. Ополчение подошло к Москве, вступило в бой с поляками, но их действия не могли освободить Москву, тем более, что в любой момент можно было ожидать, что на помощь полякам, осажденным в Москве, придет польский король со своим войском.

Троицкие грамоты. Минин и Пожарский

В эту критическую минуту двое энергичных деятелей этой страшной эпохи - архимандрит Троице-Сергиева монастыря Дионисий и Авраамий Палицын, его келарь и помощник, стали по всей Русской Земле рассылать грамоты, увещевая всех "сразиться с врагами Московского государства и до конца постоять за веру и отечество". В октябре 1611 года одна из таких грамот была доставлена в Нижний Новгород и оглашена в соборе перед народом. Грамота вызвала сильное воодушевление в толпе. По прочтении ее один из почтеннейших горожан Козьма Минин (по роду деятельности - мясной торговец) стал говорить согражданам: "Чтобы помочь Москве - ничего не пожалеем: дома продадим, жен и детей заложим и будем искать себе начальника!" Побуждаемые Мининым нижегородцы решили, что следует немедленно созвать ратных людей и собрать казну на жалованье им. Они избрали воеводой своего ополчения храброго князя Пожарского, который уже бился под Москвой с поляками, а управление казной и все заботы о содержании войска возложили на Минина. Как только поднялись нижегородцы, к ним отовсюду стали стекаться и ратники, и пожертвования. Увидев такое одушевление, нижегородцы стали уже от себя рассылать всюду грамоты с призывами "быть с ними в одном совете и идти на врага поспешно".

Освобождение Москвы и избрание царем Михаила Федоровича Романова

Пожарский и Минин шли к Москве медленно и осторожно, постепенно стягивая к своему ополчению подкрепления, подходившие из разных городов. Под Москвой они стали отдельным станом, не смешивая свои полки с нестройным войском первого ополчения. Однако с воеводами было согласие действовать заодно. Оказалось, что нижегородское ополчение подошло к Москве как раз вовремя. На помощь осажденным в Москве полякам подходило уже сильное польское войско, под командованием гетмана Хоткевича и с большим обозом припасов. 22 и 24 августа под стенами Москвы произошли жестокие сражения, победа в которых осталась на стороне русского народного ополчения. Хоткевич вынужден был отступить с большими потерями, так и не успев ни провести в Москву свежие войска, ни доставить запасы осажденным в Кремле полякам, которые уже испытывали голод. Однако поляки продержались в Кремле еще три месяца и только в конце ноября сдались Пожарскому и Минину. 27 ноября 1612 года ополчение и народ с духовенством и воеводами во главе вступили в Кремль, очищенный от страшных следов разорения и долгой осады.

Могила князя Пожарского в часовне Спасо-Евфимиевского монастыря

Гробница Козьмы Минина в усыпальнице Нижегородского собора

Вскоре после очищения Москвы от поляков все вожди народного ополчения, бояре и высшее духовенство решили приступить к избранию царя "всей Землей". На Земский Собор были созваны в Москву представители от всех городов и всех сословий. Когда же в Москву съехались все выборные, они в течение трех дней готовились к выборам постом и молитвой, а затем уже приступили к совещаниям. 21 февраля 1613 года выборные на Соборе единодушно постановили: избрать царем юного Михаила Федоровича Романова, сына Федора Никитича (в иночестве Филарета), в то время томившегося в плену у поляков.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история