Асланов Л. Культура и власть

ОГЛАВЛЕНИЕ

ЧАСТЬ IV. АНГЛИЯ

Из всех составных частей Великобритании для наших целей наиболее важной является Англия. Очень рано в Англии образовались два слоя культуры: верхний — аристократический, феодальный, и нижний — народный, англосаксонский, североморский. Противоборство двух культур, компромиссы между ними и привели к своеобразному феномену английской культуры.

Глава 17. Начало

Территория Англии знала несколько волн колонизации. Сначала на остров переселились кельты (начиная с 700 г. до н.э.) — гелы, бритты и белги, смешавшиеся с местными жителями. С I в. н.э. начинается римская колонизация, опиравшаяся на римских легионеров, размещавшихся в крепостях.
В начале V в. римские колонисты покинули Британию из-за трудностей в самом Риме. После их ухода и истребления романизованной части населения англосаксами страна полностью сохранила кельтскую основу; романизация оказалась поверхностной [1, 13].
От Римской империи на территории Англии остались только дороги. Их строили для военных нужд; толщина насыпи римских дорог в отдельных местах достигала двух метров. Через реки и овраги сооружались мосты. Такие дороги были очень долговечны, и спустя века в их достоинствах можно было легко убедиться. Достоверно известно, что и Х—XII вв. римские дороги, сходившиеся в Лондоне, даже будучи в очень плохом состоянии, все же использовались за отсутствием лучших. Город Нортгемптон в Х в. стал торговым центром потому, что стоял у старой римской дороги Уотлинг [2, 24, 90].

17.1. Англосаксы

К тому, что было изложено о терпеновой культуре англосаксов в ч. 2, здесь следует добавить сведения о культурных традициях их предшественников, которые могли и должны были быть востребованы, хотя бы отчасти, после переселения англосаксов с маршей в Британию и связанному с этим изменением хозяйства с животноводческого на земледельческое.
Все германские племена вплоть до XI в. назывались обобщенно «народ» (teutho). Это слово очень древнее; оно отражало общность германцев, прежде всего языковую, и противопоставление своей культуры любой чужой. Германские племена уже в начале новой эры оформились в племенные союзы, которых было три — ингевоны, истевоны и гермионы. Людей союза племен северо-запада Германии называли ингевонами, что в переводе означает «прибрежные жители». Племена ингевонов были схожи по способу ведения хозяйства, что определялось особенностями географической среды. По свидетельству Тацита, кораблестроение, например, было развито у древних фризов, шведов и саксов. Англосаксы осознавали море как неотъемлемую часть своего существования. Море выделило ингевонов. Их повседневная деятельность формировала сознание и культуру.
Выделению ингевонов способствовали особенности диалекта. Общегерманский язык (важнейшая часть культуры) очень рано разделился на нижненемецкий и верхненемецкий диалекты, причем ингевоны были носителями первого и говорили на фризском наречии. Из всех ингевонов — англов, саксов, фризов, ютов, денов, варинов и т. д. — только первые четыре племени переселились на Британские острова [3, 72—82].
У германских племен, как и у многих других древних народов, основным средством производства, а значит, и условием существования была земля. Германские племена использовали подсечно-огневую и переложную (залежная система земледелия с сокращенным сроком залежи, т. е. пара) систему земледелия, что вызывало подвижность населения и требовало больших территорий. По этой причине столкновения племен в борьбе за землю были обычными явлениями. Вражда разгоралась даже не из-за земли, а из-за леса, так как после выжигания его образовывался пепел — единственное в то время удобрение, обеспечивавшее высокую урожайность земли. С разрушением родо-племенных отношений и развитием частной собственности лес по традиции оставался в пользовании всех членов племени, а пашня переходила в частную собственность — настолько велико было значение леса. У пашни размещалось и стойбище племени, а лес располагался по периферии владений, поэтому он стал ассоциироваться с понятием «граница», которое играло важную роль в этническом самосознании. Граница отражала всю совокупность этнических противопоставлений (свои-чужие): она отделяла одно племя от другого и объединяло всех членов одного племени. У континентальных германцев существовало особое понятие границы — «марка». Оно означало пограничные территории, жители которых выполняли роль стражей всех внутренних территорий, это название было перенесено и на общину. И после переселения на Британские острова англосаксы сохранили двузначные понятия о марке — об общине и о границах между отдельными областями англосаксонских королевств. Но у ингевонов было еще одно понятие границы — «конец земли», означавшее линию, совпадавшую с берегом моря. Эти этнические термины отражают суть мировоззрения ингевонов, их культуру [3, 113—121].
Враждовавшие между собой кельтские вожди племен, живших на Британских островах, по традиции, оставшейся с римских времен, приглашали на службу дружины англов, саксов, ютов с континента, но не всегда платили им. Дружинники требовали платы, грозили разорением и осуществляли свои угрозы. Такие дружины, оставшиеся на зимовку в Британии, и были первыми завоевателями.
Колонизация британских островов англосаксами началась в V в. с Кента. Она была жестокой и сопровождалась истреблением значительной часть кельтского населения. К 600 г. завоевание острова англосаксонскими дружинами было закончено [1, 15—17], и на нем образовались семь мелких королевств — по три саксов и англов и одно ютов (Кент). В те времена англосаксы не были единым народом и названия королевств происходили из названий племен, например, Кент (Caent). Законы издавались для каждого отдельного королевства, потому что племена строили свои внутренние взаимоотношения на кровородственных связях [3, 179] или, по крайней мере, на традиции таких связей. У этих королевств было много общего, причем такого, что повлияло на развитие английского общества как единого целого.
Земля принадлежала марке. Надел свободного общинника (керла) был равен одной гайде (50 акров), но это было не единое поле. В силу различий плодородия, увлажненности, удаленности от жилья и т. д. разные части земли племени имели разную ценность, и каждая такая часть (кон) делилась между всеми членами племени. В целях поддержания плодородия использовалась двупольная (пашня и пар) система земледелия, а иногда трехпольная (озимые, яровые и пар), поэтому каждый кон делился на две или три части, и в каждой из них керл получал полосу. Полосой земля называлась потому, что керлы пахали ее тяжелым плугом с упряжкой из одной или более пар волов, и при развороте нельзя было залезать на участок соседа или терять необработанный клочок своей земли. Земля периодически перераспределялась по жребию среди общинников, считавших себя произошедшими от общего предка. Позднее клан уступил место договорной артели, имевшей свой устав, свои собрания и избиравшей своих должностных лиц [4, 35] в соответствии с традициями североморской культуры. Община имела также луга, пастбища, воды и леса, но в совместном пользовании.
Такие условия главной деятельности человека — производственной — начиная с VI в., формировали культуру англосаксов. Возникшая при этом культурная традиция позднее, в период феодального землевладения, была перенесена на феодальные наделы, и в итоге рыцари XII в. получали свои 2 гайды земли в виде нескольких участков, отстоящих друг от друга на сотни миль.
В VI—VIII вв. распределение земли в марке было уравнительным, и только в конце периода этот принцип стал нарушаться. Общинный характер земледелия выражался в те времена в системе открытых полей, согласно которой на всех полосах одного поля, принадлежавших разным членам марки, сеялась одна и та же культура и в одни и те же сроки (принудительный севооборот), а после жатвы все поля становились общинным выгоном для скота [1, 21].
Чересполосица, принудительный севооборот и общинный выпас скота по стерне — это те условия, в которых протекала деятельность людей и складывались их отношения. Судя по сведениям о той эпохе, плотность населения на территории, занятой англосаксами, была оптимальной, и лишней земли не было, поэтому в случае конфликта не было возможности бросить общину и поселиться на новой ничейной земле. Конфликты нужно было научиться разрешать на месте.
Дела марки решались на сельском сходе. Староста был главой схода. Несколько марок объединялись в сотни, и ее дела решались на народном собрании сотни, на котором главенствующую роль играли (по крайней мере, начиная с VIX в.) 12 старших тенов — наиболее уважаемых и зажиточных членов сотни. Несколько сотен образовывали графство, дела которого решались на народном собрании графства — фолькмоте, причем издревле особо важной функцией последнего была судебная, т. е. суд в англосаксонском обществе вырастал из народной традиции. Несколько графств объединялись в королевство [1, 22].
В VI в. положение короля немногим отличалось от положения эрла — крупного землевладельца; король и эрлы составляли вершину общественной пирамиды, у подножия которой находились леты и уили.
После вторжения англосаксов в Британию пришельцы строили взаимоотношения с покоренным населением на основе обычного права. Поэтому включить в свой состав покоренное население или сделать всех покоренных рабами англосаксы в силу родовых представлений не могли. Но покоренное население должно было стать слоем общества с малыми правами на пользование своей бывшей землей. Так в Кенте появились леты, а в Уэссексе — уили, причем упоминание о рабах в кентских и уэссекских законах отдельно от летов и уилей означает, что последние рабами не были. Более того, градация уэссекских уилей на три категории по величине земельного надела (или его отсутствия) и величине вергельда указывает на их многочисленность. В отличие от свободных англосаксов, коренное население должно было платить за пользование землей, в чем и выражался их более низкий статус [3, 136].
Христианство в Британии появилось до англосаксонской колонизации, причем в тот период сложились две ветви христианства: британская, тесно связанная с Римом, и ирландская, в значительной мере независимая от Рима. Последняя распространила свое влияние на север Англии, первая — на юго-восток и восток страны. Ирландские монахи были группами аскетов, не имевших земли, так как земля была собственностью рода. Приходов в Ирландии не было. Епископы были странствующими проповедниками, их влияние основывалось на личном моральном авторитете. Наоборот, миссионеры британской ветви всегда признавали римское право, имели развитую иерархию и систему приходов, знали феодальные отношения [1, 19].
Папа Григорий I направил в Британию в 597 г. миссию св. Августина с братьями монастыря св. Андрея, которая добилась успехов в христианизации сначала Кента, затем королевств юга и востока Англии, и наконец, в 664 г. ирландские и римские миссионеры собрались на синоде в Уитби, начиная с которого римская церковь заняла в Британии твердые позиции [1, 19—20]. Католическая церковь строго следила за королями англосаксов и некоторых из них низложила, пусть и не своими руками [4, 39].
Но и господство одной церкви на территории всех англосаксонских королевств не остановило ожесточенных междоусобных войн, которые вели друг с другом англосаксонские короли в VII—VIII вв. Более того, внутри королевств не утихали междуусобицы. Для войн нужны были дружины, которые можно было собрать, лишь пожаловав дружинникам землю. Короли в VIII в. стали изымать землю, принадлежавшую марке, и раздавать дружинникам, причем дружинники получали судебные и финансовые права над населением бокленда — так называлась пожалованная земля. С населения и владельцев бокленда король требовал исполнения трех повинностей: военной, ремонта дорог и мостов и службы по содержанию оборонных сооружений [1, 22]. Первая и третья повинности были известны многим народам, в том числе и на Руси, но дороги и мосты — особая британская повинность, на возникновение которой не могло не отразиться существование древних римских дорог, построенных специально для военных целей.
С 830-х гг. на Британские острова начали совершать набеги скандинавы — датчане и норвежцы. Эти разбойники-язычники искали добычу, уничтожая жилища, людей, особенно христианское духовенство, ведь храмы и монастыри начинали собирать сокровища. В 842 г. скандинавы сожгли Лондон, оставив только те дома, которые смогли откупиться. Успехи скандинавов были обусловлены не только усобицами между англосаксонскими королевствами и внутренними неурядицами, но и лучшими вооружением, военной организацией и превосходством на море.
К 871 г. скандинавы завоевали всю Англию, кроме самого южного королевства Уэссекса. Король Альфред Великий (871—900) откупился от них в том году, но в 876 г. все повторилось вновь, и хотя скандинавы взяли выкуп, они в 878 г. оккупировали Уэссекс и Альфред Великий вынужден был скрываться в сомерсетских болотах.
Англосаксы не могли поступать так, как славяне той поры, которые сначала, убегая от других племен, отступили от Карпат к Днепру, а позже под давлением половцев — в междуречье Оки и Волги. Вокруг Англии был океан, и надо было, напрягая силы, волю, ум, искать путь к спасению.
Спустя год Альфреду Великому удалось нанести поражение скандинавам и заключить с ними Уэдморский мирный договор, по которому Альфред восстанавливал свою власть в Уэссексе, а скандинавы принимали христианство. Однако положение его было критическим. Успех в войне со скандинавами, длившейся с перерывами полстолетия, был неустойчив. Очередной натиск скандинавов мог оказаться последним.
К тому времени скандинавы, в частности, датчане, будучи этнически родственными англосаксам, уже жили на севере и востоке Англии в составе одних и тех же общин. Эта область с тех пор и надолго стала называться областью датского права. Там долго сохранялись общинные порядки и личная свобода крестьян, феодализация шла медленно. Это только осложняло борьбу с датчанами, и надо было находить совершенно новые решения в ходе этой борьбы.
Во-первых, сбор денег для выкупа датчанам стал почти регулярным. Поэтому первый налог в Европе и получил название «датские деньги». Позже он вошел в обычай, и появились другие налоги, что способствовало упрочению государства.
Во-вторых, нужно было найти противоядие внутренним раздорам. Альфред Великий составил сборник законов «Правда», в который были включены наиболее подходившие к условиям IX в. законы из более ранних судебников Ины Уэссекского, Оффы Мерсийского, Этельберта Кентского, т. е. трех из семи англосакских королевств. Эти законы были переработаны и объединены, причем были введены система залогов при заключении различных договоров, устранившая причины многих конфликтов, неприкосновенность королевской особы, означавшая усиление власти короля, охрана авторитета лордов. «Правда» Альфреда совместно с практикой судов сотен и графств укрепила особый вид деятельности англосаксов — решение конфликтов в судах вместо усобиц.
В-третьих, Альфред Великий создал пояс фортификационных сооружений вдоль границ Уэссекса и реорганизовал армию, ядром которой стало профессиональное войско. Но главным было материальное обеспечение этих мероприятий. Каждому форту было приписано необходимое количество гайд земли с крестьянами, а население каждых пяти гайд остальной пахотной земли королевства вооружало и содержало одного тяжеловооруженного тена и поставляло нескольких пеших воинов. Все это привело к ускорению процесса феодализации и разложению родоплеменных отношений. Это способствовало формированию новой этнической общности, для которой значение племенной общности уменьшалось, а региональной увеличивалось [1, 29—30]. Однако вплоть до XI в. англосаксы не были еще единой этнической общностью и осознавали свое родство исходя в основном из нравов и обычаев родоплеменной эпохи. В каждой местности, каждом королевстве жили по законам, присущим населению именно этих мест [3, 185].
В-четвертых, Альфред Великий учился сам и учил других, как только удавалось получать передышки в войне с датчанами. В безграмотной стране судопроизводство по «Правде» Альфреда Великого было бы невозможно, а к тому моменту в Уэссексе не осталось ни одного грамотного священника, датчане перебили их всех. Латинской грамоте Альфред Великий выучился на сороковом году жизни. Он восстанавил монастыри и создал при них школы, учителя для них приглашались с континента. Им была начата энергичная работа по переводу книг с латинского на англосаксонский язык, в которой он сам принимал активное участие.
Весь Х в. и начало XI в. Англия провела в усобных войнах, отражениях вторжений скандинавов, враждебных стычках знати и короля, а также знати между собой. Но время обнажило тенденцию к формированию объединенного государства: с 954 г. благодаря усилиям Уэссекса область датского права вошла в состав королевства, а в период правления короля Эдгара (959—975) произошло окончательное подчинение этой области, жители которой сохранили местные права и обычаи, а знать получила высшие посты в объединенном королевстве. С тех пор страна стала называться Англией. Англосаксам пришлось создавать администрацию, финансы и войско, исходя из своего опыта и здравого смысла. Начиная с Х в. Англия делилась на графства, каждое из которых управлялось элдорменом, военным вождем и шерифом, т. е. чиновником, собиравшим королевские налоги — датские деньги и щитовые деньги, шедшие на оплату наемного войска [4, 38]. Повинности населения оставались прежними, но феодализация страны заметно продвинулась по сравнению с VIII в., и преобладающая часть крестьян была подчинена лорду, получавшему владение (манор) в держание от короля. В маноре уже отчетливо выделялись господская запашка и угодья на фоне крестьянских держаний. Но образование крепостного крестьянства еще не было завершено. Причиной медленных темпов феодализации являлось упорное сопротивление объединенных в общины крестьян. Эти общины были основой фирда — военного ополчения, и неутихавшие войны и раздоры держали общины в состоянии постоянной мобилизационной готовности. Подчинить такие общины лордам было не по силам, ведь в любой момент могла понадобиться их помощь.
Сопротивление крестьян закрепощению, существование ополчения, а не военных дружин феодалов — все это традиции североморской культуры. Англосаксы в V—Х вв. и позже поддерживали очень тесные контакты с континентальными фризами, что неизбежно способствовало сохранению культурных традиций [5, 23].
В этих конкретных условиях наиважнейшим инструментом феодализации стал суд, имевший древние народные традиции и «Правду» Альфреда Великого, в которой утверждалась особая роль короля и лордов.
Издревле в Англии право юрисдикции на иммунитетной территории (сотни, графства) называлось правом соки. Имевший право соки мог творить суд и взимать судебные штрафы. В Х в. манор, как особая феодальная территория, получил право соки, а держатель манора, лорд, получал контроль над местным судебным собранием, которое состояло из двенадцати старших тенов, входивших в число крупных держателей частей манора (вассалов лорда). Судебный иммунитет лордов стал средством не только внеэкономического принуждения литов и уэлей, но и закрепощения свободных земледержателей [1, 34]. Итак, общественно-политические условия в Англии Х в. привели не просто к сохранению, но и к расширению и углублению судебной традиции.
Однако мелкие феодалы, вассалы лорда, не имевшие своей судебной курии и постоянно подвергавшиеся опасности попасть под суд лорда, нашли достойный ответ. Выше упоминалось о существовании собраний сотен и графств. На основе этой традиции мелкие феодалы и подчинили себе органы местного самоуправления и надолго обеспечили их существование.
Таким образом, в английском обществе Х — начала XI вв. противостояли три силы: крестьянский фирд, манориальный суд и органы местного самоуправления. Они обеспечивали тот уровень согласия в обществе, который позволял сохранить жизнь и независимость в условиях существования на краю земли под натиском заморских врагов и разъедавших общество междоусобиц. Однако судьба Уэссекса, объединившего Англию, связана еще с одним нововведением, которое по достоинству можно оценить только в сопоставлении с обычной феодальной практикой. Согласно последней, король опирался на элдорменов, те — на своих вассалов, а те и другие — на крестьян. В Х в. в Англии был высок удельный вес мелких и средних земледержателей, т. е. мелких феодалов, смыкавшихся с зажиточным свободным крестьянством. Королевская власть Уэссекса опиралась именно на эту группу мелких и средних держателей земли. Тем самым был найден механизм сдерживания феодального сепаратизма, который использовался всеми королями Англии и в последующие века. В таких исторических условиях складывалась деятельность англосаксов, требовавшая от них осмотрительности, решительности, настойчивости, отваги и других качеств, характерных для терпеновой культуры, принесенной с маршей континента. Так преломлялись особенности терпеновой культуры в условиях практической деятельности земледельческой общины.
С конца Х в. вновь возросла угроза нового скандинавского вторжения в Англию. Желая обеспечить нейтралитет соседки Англии на южном берегу Ла-Манша Нормандии, король Англии Этельред (979—1016) женился в 1002 г. на дочери нормандского герцога Эмме. Этот факт создал формальные предпосылки для последовавшего в 1066 г. нормандского завоевания Англии. А в начале XI в. скандинавы вторглись в Англию, и после жестокой войны, длившейся 15 лет, королем Англии стал датский король Канут (1017—1040), взявший в жены Эмму, вдову короля Этельреда. Сыновья Эммы от короля Этельреда Эдуард и Альфред остались в Нормандии (что важно для последующего развития событий).
Однако воцарение Канута не внесло перемен в жизнь Англии. Канут распустил датское войско, различий между англосаксами и датчанами не делал, покровительствовал монастырям и церкви, обновил законодательство, создав «Законы Канута», которые объединили англосаксонские законы с датскими. В целом направление развития английского общества не изменилось [1, 35—37].
После смерти Канута и семи лет распрей королем Англии стал Эдуард (1042—1066), воспитанный на родине его матери — в Нормандии. Эдуард, прозванный Исповедником за свое благочестие, был совершенно беспомощным, и с ним в Англию хлынул поток нормандских придворных, советников и пр. Англосаксонский двор стал копией нормандского. Нормандцы назначались даже на высшие церковные должности. Герцога нормандского Вильгельма английский двор встречал как господина и повелителя. Начиная с правления Эдуарда Исповедника и до вторжения Вильгельма, многие события в политической жизни Англии кажутся странными, но становятся вполне понятными, если допустить возможность планомерной работы Вильгельма, готовившего загодя покорение Англии [4, 50].
Засилие нормандцев привело к бунту, и в 1052 г. все они бежали на континент. Но после смерти Эдуарда Исповедника Вильгельм явился в Англию, претендуя на английский престол.

17.2. Нормандия

Нормандское герцогство образовалось в 911 г. после того, как викинги под предводительством Роллона захватили территорию в устье Сены. Это не было миграцией народов, подобно переселению англосаксов с материка на Британские острова. Роллон завоевал землю для себя и распределил ее между своими соратниками. Викинги стали называться нормандцами, приняли христианство, а Роллон принес оммаж французскому королю Карлу Простоватому, став его вассалом. Через 2—3 поколения викинги освоили французские язык и обычаи, забыв свои.
В начале XI в. герцог Нормандии оставался вассалом французского короля, но королевская власть во Франции была чрезвычайно слабой. Король был хозяином только внутри королевского домена, не самого большого среди графств и герцогств Франции. Налогов короли не собирали, законов, общих для всего королевства, не было. Судебная курия короля была совершенно беспомощна в отношении таких своих могучих вассалов, как граф Анжуйский или граф Шартрский. В XI и даже в XII вв. королевство Франции представляло собой лишь совокупность независимых княжеств, окружавших королевский домен. Единственно, что сдерживало полную анархию феодалов — это церковь, которая внушала божественность королевской власти. Да и как было не внушать, если короли Франции произносили во время коронаций присяги, в которых только и говорилось, что об обязательствах по отношению к церкви [4, 19—30].
В связи с этим отмечается, что еще в 1060 г. герцог Вильгельм принес молодому королю Франции Филиппу I на франко-нормандской границе оммаж мира, а не вассальный оммаж, и с того времени в документах король Франции не рассматривался как сюзерен Нормандии. Мощь Нормандии превосходила мощь домена короля Франции и мощь любого его вассала. Исстари герцог Нормандии имел право устанавливать мир и справедливость; воинская служба вассалов соблюдалась много строже, чем где-либо в Франции. Нормандия, в отличие от других частей Франции того времени, имела точные границы и твердые обычаи, была политически едина и независима в феодальной Европе. Тем не менее, став королем Англии, Вильгельм не стал королем Нормандии, несмотря на то, что его власть в Нормандии была практически королевской [6, 18—21].
Контраст Франции с Англией был огромным. И в этих условиях герцог Нормандии Вильгельм поставил себе цель стать королем Англии. Начало правления Вильгельма в Нормандии было нелегким.
Жители таких частей Нормандии, как Бессен и Конантен, с трудом подчинялись господству герцога. Самого Вильгельма, известного в истории Франции как Незаконнорожденный, а в истории Англии — как Завоеватель, чуть было ни изгнали, и только с помощью короля Франции он одолел своих противников. Однако уже к середине XI в. правление герцога окрепло.
В Нормандии раньше, чем где-либо во Франции, упрочилась и развилась феодальная система: аллоды (наследственное владение землей одной семьей) исчезли, лены стали наследственными, инфеодация распространилась даже на доходы с церковных имуществ, лены были сопряжены с точно установленной военной повинностью, повинностью уплаты денежной субсидии и рельефа (пошлины при переходе лена новому владельцу), а в случае несовершеннолетия владельца вводилась суровая опека. Герцог мог запретить возводить замки и укрепления, а те, которые были построены в период несовершеннолетия Вильгельма Незаконнорожденного, были им разрушены позже. Субинфеодация была обычным явлением, и сам герцог учитывал ее при определении военной службы: каждому барону устанавливалось число вассалов, которые должны были его сопровождать в сражении, оно равнялось числу, кратному пяти. Бароны имели право высшего суда. Однако мифом явились сведения о том, что Вильгельм запретил подвассалов и сделал всех подвластными себе. Это он сделал позже в Англии.
Вильгельм в Нормандии заставил выполнять свои указы. Он создал эффективную администрацию в центре и на местах, стал господином духовенства, практически самостоятельно назначал епископов и аббатов, но оберегал богатства монастырей и соборов; вмешивался в деятельность церковной курии, если приговор казался ему недостаточно обоснованным, причем компетенцию церковного суда устанавливала курия герцога. Одновременно он искал и находил в среде духовенства образованных советников, содействовал деятельности Гильдебранда, будущего папы Григория VII, что обеспечило ему поддержку пап.
Герцог Нормандии имел исключительное право чеканки монет. У него были превосходные стрелки из лука и конница, лучшая в Европе. Нигде во Франции не было более храбрых и беспокойных воинов. В течение 40 лет, предшествовавших завоеванию Англии, небольшие отряды разбили войска Папы в 1053 г. Однако их предводитель Роберт Хитрый принес оммаж Николаю II, объявив себя герцогом Апулии, Калабрии и Сицилии в 1059 г. Имея таких соседей, Папа Римский освятил знамя Вильгельма Завоевателя, с которым тот высадился в Англии.
Нормандцы сумели создать на юге Италии и в Сицилии в середине XII в. самое сильное и богатое государство Европы. Всюду, куда приходили нормандцы, они приносили свои навыки управления, опиравшиеся на силу. Они не порывали тесных связей с французской Нормандией, обмениваясь опытом и знаниями, аккумулируя свой опыт и традиции римских, византийских и восточных государств [4, 46—48].

17.3. Завоевание Англии нормандцами

Не вдаваясь в дворцовые козни той эпохи и перипетии баталий (победа англосаксов над норвежцами в битве под Йорком 25 сентября 1066 г. и их поражение в сражении при Гастингсе 14 октября 1066 г.), можно констатировать, что не завоевание Англии, а родство с Эдуардом Исповедником было выдано за законное право престолонаследия. Законность была шита белыми нитками, но коронация Вильгельма по полному обряду в Вестминстере — это исторический факт. Вильгельм поклялся управлять справедливо, принял англосаксонское право, организовал суды, назначил шерифов, ввел практику письменных королевских указов, сохранил народное ополчение (фирд) и государственные налоги (датские деньги, а также налог на каждый монор для содержания королевского двора в течение 24 часов [7, 24]), серебряный пенс и традиции финансового управления, собрания графств и сотен. Он обещал «соблюдать добрые законы Эдуарда» [4, 55—57]. Король получал в казну поступления от вольностей городов, рынков, чеканки монеты, судов и т. д.
В 1069 г. против Вильгельма восстали северные районы Англии. Положение было столь серьезным, что Вильгельм сам возглавил карательную экспедицию. В результате на всем пространстве между Йорком и Даремом не осталось ни одного дома, ни одного живого человека. Йоркская долина превратилась в пустыню, которую пришлось заново заселять уже в XII в. [1, 41]. Вильгельм объявил всех англосаксов мятежниками, а все земли Англии — собственностью короля.
Вильгельм после подавления восстания щедро наделил имениями своих нормандских соратников, введя одновременно феодальную военную службу. Он передал нормандским сеньорам территориальное управление, и все шерифы и их бейлифы стали нормандцами. В порядке инфеодации вассалами главных держателей (баронов) становились рыцари, и они тоже были нормандцами. Управление английской церковью было передано нормандским прелатам, и одновременно был создан церковный суд [4, 59].
В Британии к моменту завоевания в 1066 г. было много свободных землевладельцев, и, кроме того, таких граждан, которые были обременены малозначительными повинностями, но считались независимыми и в этом смысле тоже свободными. Вильгельм ввел другой порядок. Все британцы, за исключением бродяг, стали держателями: каждый из них непосредственно от короля или от его вассала имел держание, но так как вся земля принадлежала королю и он ее раздавал для держания, то и в итоге все держали королевскую землю. Однако внутри этого формального порядка возникла резкая граница между двумя группами населения. Ее провел король преднамеренно, продвигая феодализацию Британии к нормандскому стандарту. Земли Британии были розданы победителям — французам, а англосаксонские землевладельцы стали на этих землях крепостными. Они продолжали называться вилланами, что раньше означало «свободный селянин», но сейчас смысл этого слова коренным образом изменился. То же самое произошло и со сокменами (свободыми крестьянами, осужденными за недоимки и поэтому обрабатывавшими барщину и несшими повинности). Таким образом, пролегла граница между французами и англосаксами [4, 66].
В Англии с тех пор на много веков вперед общество оказалось расщепленным на два слоя с разными культурами — аристократический феодальный слой нормандцев, носителей французской, феодальной культуры, и народ с англосаксонской североморской культурой. Борьба и взаимовлияние этих двух культур в английском обществе, затухая, продолжались много веков подряд.
Этот переворот, в результате которого была введена нормандская манориальная система землепользования вместо англосаксонской, разорил и закабалил население Британии в угоду соратникам Вильгельма. Но манориальная организация не уничтожила сельскую общину. Наоборот, сопротивление завоевателям потребовало сплочения, которое привело англосаксов к выработке отчетливого представления о своих интересах и о способах их удовлетворения. Новая обстановка вызвала и новые виды деятельности [4, 61].
Разбросанность маноров одного владельца по разным графствам возникла еще до Вильгельма Завоевателя, и владения какого-либо низвергнутого англосаксонского сеньора передавались королем новому французскому владельцу. В этих условиях ни один барон не мог проявить сепаратизма. В отличие от Франции XI в., Англия осталась политически единой [4, 63].
Вильгельм Завоеватель постоянно заботился о стабильности своей власти. В 1086 г. в Солсбери рыцари и крестьяне, французы и англосаксы принесли присягу Вильгельму, поклявшись защищать его от кого бы то ни было. Те, кто в Солсбери не был, принесли эту присягу в присутствии шерифов в куриях графств. Этой присягой король поставил свою власть вне вассальной иерархии. Присяга всех держателей королю в Солсбери повлекла за собой важное следствие. Будучи социально и экономически неравной французам, бoльшая часть англосаксов стала им равна перед законом. Эту часть составляли крестьяне и горожане, на которых распространялось общее право [4, 61].
Итог всех этих преобразований Вильгельма был таков. Среди главных держателей, тех баронов, которые получили землю от Вильгельма, их было около двухсот, было только два англосакса, а среди их вассалов (числом от четырех до семи тысяч по разным источникам) англосаксов было лишь полдюжины [8, 25; 5, 67]. Крестьянами были только англосаксы. Бывшая англосаксонская аристократия была бедной и малочисленной [8, 67].
Не доверяя англосаксам, Вильгельм построил в главных городах графств замки, снеся при этом жилые и торговые дома. Население городов после завоевания Англии сократилось, и 20 лет спустя после коронации Вильгельма Завоевателя многие дома в городах стояли пустыми. При сокращении количества жителей Вильгельм обложил города столь высокими налогами, что каждый житель платил столько, сколько целый город во времена Эдуарда Исповедника. Для безопасности своего режима Вильгельм в крупных городах создал отдельные колонии французов, которые, по-видимому, не платили за жилье и присутствие которых встречало враждебное отношение англосаксов. Французские колонии горожан имели свои суды, они освобождались от уплаты податей, обязательных для англосаксов, в них действовали свои правила, особенно право наследования [9, 172]. Королевский двор и бароны говорили только по-французски, учитывались только французские обычаи.
В значительной мере все эти предосторожности Вильгельм Завоеватель принимал потому, что сам он проживал в Англии далеко не постоянно. Его главной заботой была Нормандия, где он продолжал быть герцогом и имел могучих соседей. Но главное — у англосаксов еще были сильны родоплеменные пережитки и вплоть до XII в. существовал обычай кровной мести [3, 94]. Можно себе представить, каково было отношение англосаксов к завоевателям после кровавой бойни в Йоркшире. Оно запечатлено в народном эпосе о Робин Гуде — легендарном разбойнике, борце против нормандцев-захватчиков, атамане лесной вольницы, состоявшей из разоренных крестьян-йоменов, т. е. англосаксов. Робин Гуд грабил только богачей, баронов, чиновников, монахов, т. е. нормандцев. Он был верным защитником бедняков, т. е. англосаксов. По преданию, Робин Гуд жил в XII—XIII вв., т. е. его появление относится к тому времени, когда оборвалась нормандская династия, началась баронская смута 1135—1153 гг. и в Англии развелось множество «вольных лесных стрелков» (из лука), к которым и принадлежал Робин Гуд. Нельзя при этом не учитывать, что первый свод поэтических легенд о нем был напечатан только в 1495 г. и предание могло исказить сроки. Важно одно: народ запечатлел в своей памяти ненависть к поработителям.
В этих условиях английская церковь, даже возглавляемая нормандскими прелатами, не могла долго игнорировать интересы англосаксонского большинства, так как это привело бы ее к отрыву от массы прихожан, породило бы духовный вакуум, который немедленно был бы заполнен, учитывая соседство ирландской церкви. Архиепископ Кентерберийский вынужден был отстаивать перед королем независимость примаса; будучи главой духовной жизни страны и представителем Папы, опираясь на его авторитет, он неизбежно вел английское духовенство к оппозиции светской власти. Реакцию Вильгельма не пришлось долго ждать; он запретил английскому духовенству без его разрешения повиноваться Папе и папским приказам.
Церковь новой Англии работала над слиянием победителей и побежденных, в которых она вынуждена была видеть лишь христиан. Но будучи в оппозиции к монархии (в противоположность Франции тех времен), церковь способствовала такому формированию английской нации, при котором стержнем духовной жизни нации является сопротивление злоупотреблениям королевской власти [4, 65—67]. Не в меньшей мере к такому же результату привели постоянные, тесные контакты англосаксов с фризами и голландцами.
Имеется уникальный документ, по которому можно составить точное представление об английском обществе XI в. В 1085 г. Вильгельм Завоеватель поручил своим чиновникам составить опись населения, земель, имущества и т. д. для рационализации сбора датских денег. Группы чиновников разъехались по графствам Англии и опрашивали присяжных в каждом местечке о состоянии имущества не только на 1086, но и на 1066 г., поэтому получившаяся двухтомная книга документов позволяет видеть процесс развития страны. Эта книга получила любопытное название — «Книга страшного суда» (КСС).
Долгое время историки относились к КСС как к документу, содержащему весьма приблизительные сведения (см., напр.: [8]). Однако два австралийских специалиста, применив методы клиометрии, построив экономические модели в соответствии с правилами экономикса и используя математическую обработку данных КСС, обнаружили, что «данные КСС в высшей степени надежны, они содержат меньше ошибок, чем современная экономическая статистика или результаты переписей населения и имущества» [7, 118]. Рассмотрим выводы, которые при этом были получены.
Главной экономической единицей в экономике Англии в эпоху КСС был манор, который производил сельскохозяйственные продукты, главным образом, для внутреннего потребления, но также и для обмена на предметы роскоши и оружие. Как показала клиометрия, земледелие было в 2,59 раз более важным занятием, чем пастбищное скотоводство. В 1086 г. производство зерна доминировало в манориальном производстве [7, 11, 110]. Культивировались пшеница, овес, ячмень, рожь. Вспомогательным производством было скотоводство: овцы, коровы, свиньи и козы. Лошади держались только для войск и развлечений, на доход маноров их количество никак не влияло [7, 119]. Луга были источником корма для скота, в том числе и тяглового (быков). Однако анализ показал, что значимость пастбищного животноводства за период 1066—1086 гг. возросла, т. е. сельское хозяйство было на пути к диверсификации. Пастбищное животноводство поощрялось налоговой политикой королевской администрации — луга облагались льготным налогом [7, 15, 114, 119].
Как и при англосаксонских королях, пахотные земли маноров были организованы в большие открытые поля, и хотя крестьяне обрабатывали свои наделы индивидуально, общая организация производства была корпоративной. Тем не менее в этой корпоративной системе имелись возможности для проявления частной инициативы и предприимчивости, например, на поприще агрокультуры: в пашню вносились органические удобрения, известь, мергель, торф. Велись исследования в области мелиорации, разведения скота и его содержания и т. д. [7, 17]. По-видимому, весьма высоко ценилось умение эффективно управлять производством: были отмечены два случая управления монорами вилланами [8, 83], т. е. крепостными.
Крупными преуспевавшими предпринимателями стали монастыри. Аббатства, так же как и все магнаты, подчинялись феодальным законам, в частности, все земли аббатства переходили в собственность короля после смерти настоятеля до назначения нового. Это заставило орден бенедиктинцев, чьи монастыри были независимы друг от друга, пойти на закрепление определенных статей дохода по конкретным назначениям, предписанных королем. Например, из средств аббатств оплачивалась рыцарская служба. Для собственных хозяйственных целей аббатства учредили своих оплачиваемых служащих. Главы различных отделов аббатств были администраторами определенных владений, за которые они полностью отвечали. Они были освобождены от церковной службы и ездили по стране, присматривая за вверенной им собственностью. Это стало обычной практикой к середине XII в. Способные люди проявляли интерес к развитию ресурсов их земель, организуя хорошо оснащенные фермы, экспериментируя с удобрениями (навоз и мергель). Они обнаружили, что лучше покупать семена, чем сеять свои, следили за рынком и старались продать свое зерно, когда цена на него была высокой. Цистерцианцы же занимались производством шерсти. Бенедиктинцы и цистерцианцы в определенном смысле стали важными экономическими агентами в XIII в. [10, 244—245].
Было обнаружено [7, 112], что объемы производства в 1086 г. мало влияли на его эффективность, и при увеличении площади манора вдвое объем производства возрастал лишь в 2,15 раза, поэтому стимула к расширению маноров не было [7, 112]. Казалось бы, прибавка производимого продукта в 7,5% на единицу площади пашни весьма существенна, но это лишь означало, что другие использовавшиеся средства повышения эффективности производства намного больше увеличивали доходность маноров.
Клиометрическое исследование данных КСС выявило механизм влияния манориального производства на развитие культуры общества. Главный держатель получал от короля землю, крестьян, команды пахарей с волами и плугами, скот и т. д. У лорда не было возможностей за короткое время изменить объемы производства или соотношение данных ему ресурсов, так как, несмотря на существование рынка, торговля капиталом и рабочей силой почти отсутствовала. Было два пути. Во-первых, реализация долговременных программ, которые были рискованными из-за эпидемий, наводнений, других стихийных бедствий и набегов викингов. Во-вторых, ориентация на краткосрочные программы: лорд или управляющий манором был вынужден, не меняя используемых ресурсов, а следовательно, налогообложения, организовывать производство технически и технологически так, чтобы максимизировать объем производившейся продукции, т. е. добиваться максимальной прибыли. Это порождало тягу к частной инициативе и предпринимательству. Клиометрия показала, что параметр соответствия экономической модели и данных КСС, касающихся соотношения между доходами маноров и их ресурсами, оказался очень близким к пределу — 0,92, а это, согласно принятой модели, означало, что лорды маноров не только старались максимизировать доходы, но главное, достигали этого [7, 100, 119].
Удалось также показать, что датские деньги были налогом не на землю, как предполагалось ранее, а на доход или на совокупные ресурсы манора. Было обнаружено строгое соответствие между размером обложения датскими деньгами и возможностями маноров платить этот налог. Используя регрессионный анализ, авторы показали, что наблюдалось необычайно сильное, положительное соотношение, как между налогообложением и возможностями маноров, так и между годовыми доходами маноров и их ресурсами [7, 72, 118, 119]. Эти факты свидетельствуют о том, что Англия в те времена управлялась весьма высококвалифицированными администраторами, которые умели создать наиболее выгодные условия для сбора максимума налога при минимуме затрат: пропорциональность величины налога возможностям манора снижала сопротивление лордов и затраты на сборщиков налогов, а значит, приводила к максимуму денег в казне [7, 72, 74]. Таким образом, расчетливость всех — от фригольдера до короля — это ежедневный вид деятельности населения Англии второй половины XI в., численность которого, согласно КСС, достигала 1,5—2 млн человек.
В 1086 г. свободные крестьяне и сокмены составляли 14% населения (существенно меньше, чем в 1066 г.) исключительно на востоке и севере Англии, в области действия датского права. 41% населения Англии были вилланами, имевшими обычно 1 виргату земли (30 акров). Бордары составляли 30% населения, а коттары — 2%, бордары имели около 5 акров земли, а коттары — чуть больше, чем садик при их коттедже. Рабы составляли 10%, что было ниже их количества в 1066 г. [7, 16].
Города во времена КСС были небольшими. Лондон (по оценкам, 10—12 тыс. жителей) не был включен в КСС, но один из важнейших городов Йорк насчитывал 8 тыс. человек, Норвич, Линкольн и Винчестер (последний тоже не вошел в КСС) — более 6 тыс. каждый, Оксфорд и Тетфорд — по 5 тыс. Было 11 городов по 2 тыс. жителей с лишним, а более 1 тыс. жителей насчитывалось в 13 городах. Кроме того, 80 малых городов тоже записаны в КСС. В тридцать одном из самых крупных городов Англии жило не менее 5% населения страны. КСС описывает города скупо, лишь настолько, насколько они были связаны с манорами. Не упоминаются ни торговые, ни ремесленные предприятия даже в крупных городах. За некоторыми городами были зарегистрированы пахотные земли, плуги, вилланы и бордары, но ни одного ремесленника с мастерскими. Города еще не расценивались как важные места торговли и ремесла.
Города начинались с укреплений, воздвигнутых еще королем Альфредом Великим и его преемниками. Но преобразовывались только те укрепления, которые стали рыночными местами, т. е. не всякая защита стенами, рвами и земляными валами приводила к формированию городов, нужны были еще и экономические предпосылки. Однако была еще одна причина, почему торговые центры были в городах, а не в деревнях: в деревнях торговля неизбежно попала бы под гнет феодала, а в городах этого можно было избежать. Города были вне феодальной юрисдикции. Купцы создавали систему местного самоуправления, законы и уставы, дававшие им возможность избегать феодальной зависимости [7, 18—20].
Свободы городов, которые перечислялись в хартиях, дарованных королем или крупными лордами, включали в себя право собственности, автономии в сборе налогов и отсутствие налога на торговлю. Деревни же были частными, а не общественными институтами и управлялись местными лордами.
КСС подтверждает важность торговли для городов, некоторые из которых были портами.
Конечно, города имели тесные связи с окружавшими их манорами. Чисто городская собственность принадлежала лордам ближайших маноров. Это было им нужно для получения права торговли.
Хотя любой манор того времени был самодостаточен и сам себя обеспечивал питанием, одеждой, жильем и т. п., он имел одновременно экономические связи с другими манорами, прямые или через городские рынки, а также с купцами других стран. Этими связями пренебрегать нельзя.
Торговля затруднялась плохими дорогами и примитивностью транспорта, и для того, чтобы способствовать ее развитию, Вильгельм Завоеватель учредил надзор за главными дорогами страны.
Согласно КСС, во внутренней торговле преобладали такие товары, как текстиль, металлы (железо и свинец), соль, лошади и сельскохозяйственные продукты (молочные продукты и, возможно, зерно).
Экономика Англии времен КСС не была изолирована от Европейского континента. Фризские и скандинавские купцы к моменту завоевания Англии нормандцами связывали ее со всеми частями континента. Лондон, Саутэмптон, Дувр, Халл и Ипсвич были быстро заселены купцами еще в Х и XI вв. Так как король взимал пошлину за вход кораблей в эти порты, то он был заинтересован в расширении иностранной торговли.
Англия экспортировала в середине XI в. изящные ремесленные изделия из металла, особенно из серебра, вышивку, тонкий текстиль, рукописи, а также зерно, сыр, сливочное и растительное масло, мед и соль, а импортировала предметы роскоши, лес, меха, шкуры, рыбу [7, 20—23].
По завещанию Вильгельма Завоевателя Англия досталась его среднему сыну Вильгельму Рыжему, а Нормандия — старшему сыну Роберту. Обе личности были ничтожными. Нормандская (она же английская) знать сразу стала плести интриги против одного или другого. Это продолжалось до тех пор, пока Роберт не отправился в Первый крестовый поход, заложив Нормандию Вильгельму за 10 тыс. марок серебром. Король Вильгельм Рыжий не только притеснял крестьян жестокими лесными законами, но и грабил церковь. Тринадцать лет спустя после коронации неизвестная стрела поразила его на охоте. Его спешно, за сутки, похоронили, причем многие церкви отказывались звонить по убитому королю. Следствия назначено не было. Поскольку у Вильгельма Рыжего наследников не было, короновался младший сын Вильгельма Завоевателя Генрих I, который присутствовал на охоте. Он тут же отправился в Винчестер, захватил казну и через два дня стал королем, не дожидаясь брата Роберта, которого позже засадил в тюрьму на 28 лет. Те, кто организовывал этот переворот, знали, что делали. Слияние англосаксонских и французских этнических элементов шло медленно, и о каком-то завершении этого процесса можно говорить лишь к началу XIII в. Английская церковь продолжала свои попытки смягчить тяжелую учесть англосаксов ради мира в стране. Правление Вильгельма Рыжего вело к кровавым бунтам.
В начале периода правления Вильгельма Рыжего произошли события, на первый взгляд мелкие, но имевшие важные последствия в начале XIII в. Роберт, оспаривая завещание отца, трижды обращался к королю Франции за помощью для борьбы с братом, принося королю Франции вассальный оммаж. Так Нормандия потеряла свою былую независимость [6, 27].
Каким бы ни был Вильгельм Завоеватель тираном, он избирал безупречных епископов, имея такого советника, как будущий папа Григорий VII. Именно папа Григорий VII начал борьбу за очищение церкви от симонизма (купли-продажи церковных должностей). Для этого ему пришлось провозгласить верховенство папской власти, так как основную причину морального падения духовенства он видел в ее зависимости от власти светской. Опорой Папе был клюнийский монашеский орден, борьба с королями протекала с переменным успехом, но в итоге симонизм в Европе был подавлен.
Англию симонизм не затронул, во всяком случае в той мере, в какой коснулся Франции, но идея превосходства духовной власти над светской проникла во все церкви конца XI в., и церковь, так же как и короли, искала в обществе опору. Она нашла ее в том числе и в самой массовой среде прихожан — англосаксонских фригольдерах и горожанах и позаботилась об их интересах, введя в манифест Генриха I от 5 августа 1100 г. обязательство короля вернуться к законам, существовавшим до нормандского завоевания [4, 78—79].
Коронование было результатом сговора короля с духовенством и баронами, в котором Генрих I обещал магнатам уступки в обмен на власть. Тем самым Генрих I ставил себя в зависимость, абсолютность монархии становилась условной. Условия сговора отражены в манифесте, изданном Генрихом I в день поспешной коронации. Он начинается гарантиями церкви, духовная и материальная независимость которой была уничтожена Вильгельмом Рыжим. Впрочем, последний был тираном и для баронов, поэтому Генрих I брал обязательства не конфисковывать имений баронов, умерших без завещаний, не выдавать насильно замуж наследниц и вдов и не взимать чрезмерных штрафов и рельефов. Генрих выговорил себе лишь леса (старинная ценность тевтонов). Но главное, и в этом видна рука церкви, английское население получило обещание, что «законы короля Эдуарда», т. е. кутюмы (местное обычное право), до которых баронам не было никакого дела, будут сохранены. То был отказ от злоупотреблений предыдущего царствования [4, 66—67].
Для Герниха I была характерна расчетливая политика компромиссов, и манифест был тому доказательством. Спустя 6 лет после восшествия на престол он пресек гражданскую войну, вяло протекавшую в Нормандии, и остальные 29 лет своего правления посвятил консолидации своей страны в условиях мира, действуя в основном убеждением, а не силой, несмотря на свой жесткий характер, о котором свидетельствуют все источники [6, 40, 250, 291]. Некоторые историки называют период правления Генриха I царством расчетливого террора, однако мирная жизнь и условия, созданные правлением Герниха I, приучили баронов и рыцарей к хозяйствованию.
В правление Генриха I развивались два важных процесса — субинфеодализация земель и коммутация. Главный держатель земель от короля (держатель первой руки) мог использовать землю тремя способами: 1) раздать вассалам и перестать быть непосредственным владельцем; 2) управлять своим манором самому или через управляющих (бейлифов); 3) сдать землю в аренду фирмариям. В первом случае лорд попадал в положение сеньора, который получал ренту, рельеф и другие феодальные подати, но вмешиваться в деятельность вассалов не мог. Только непосредственные держатели земли (лорд становился таковым во втором случае) управляли манором на правах его полного владельца. Непосредственные держатели в конце XI в. не обязательно наследовали эту землю, они не имели четких прав и обязанностей. В период правления Генриха I был определен некоторый порядок. Главным результатом субинфеодализации стало понижение положения держателей первой руки (но не их ликвидация). Субинфеодализация увеличивала дробность владений. Иногда вассал получал раздробленную собственность, хотя его лорд мог дать ему относительно компактный участок, причем это правило держания земли было древним английским обычаем, а не нормандским феодальным порядком [8, 105—110, 53—57, 89].
В начале нормандского периода все было подвижно, и различия в способах использования земли переплетены так, как если бы лорд на практике искал наиболее выгодный способ. Третий способ использования земли из упомянутых выше сохранял за лордом владение землей (как во втором случае), но между землей и лордом вставал фирмарий, который арендовал землю за денежную ренту и не имел права наследования земли. Аренда земли существовала веками и до нормандского завоевания, причем традиционно в аренду земля сдавалась на время жизни арендатора, иногда и жизни арендатора и его супруги, вместе и недвижимым и движимым имуществом, вилланами, бордарами, закрепленными за арендуемым участком земли. Эти правила аренды сохранились с англосаксонского периода. Денежная рента вместо натуральной за аренду в начале XII в. была чрезвычайно распространена (в этом и состояла коммутация). Существовала и первоначальная плата сверх ренты. Рента возрастала после первых нескольких лет или при смене владельца. Ренту платили в определенные сроки ежегодно [8, 111—212].
Дробление маноров на владения вассалов и арендаторов, условия держания земли приводили держателей к такой деятельности, которая повседневно вырабатывала волю и решимость принять политическую ответственность в условиях необычайно высокой концентрации власти у короля. Действительно, при решениях локальных дел в судах сотен и графств сталкивались интересы многих лордов. Ни одна значительная территория не подчинялись единой воле местного правительства. Более того, земледержатели сильно различались по положению и богатству. Положение человека в местном обществе часто было несоизмеримо с его значимостью в государстве. Такие условия способствовали тому, что каждый отстаивал свои права и мнение перед лицом своих сограждан, в том числе и в судах. «Местные правительства становились местом дискуссий, а не диктата. Дискуссии часто могли превращаться в обмен угрозами, взрывами гнева, но даже в те достаточно дикие времена оказывалось, что интересы эффективнее отстаивать аргументами и компромиссом, чем силой. Дискуссия была великим политическим воспитателем» [8, 62].
Какими были эти «дикие времена» видно из феодального права, регулировавшего отношения сюзерена и вассала. Если феодальная дань часто, но не обязательно, сопровождалась держанием земли, то держание земли обязательно сопровождалось феодальной данью. Краткие упоминания в хартиях о пожалованиях «за оммаж и службу» становятся обычными только во второй половине XII в. Лишь отдельные хартии указывают на то, что держание земли было обусловлено верностью вассала феодалу, а не оммажем. Нормой того времени было отторжение земли от держателя (вассала) за отказ приносить оммаж феодалу или служить ему [11, 17—21].
Способность исполнять обязанности и пользоваться правами, в том числе и на владение землей, и одновременно сопротивляться несправедливым требованиям была важной составляющей баланса сил, характерного для отношений между сеньорами. Успешная деятельность лорда основывалась на его способности продемонстрировать, а если надо, и употребить свои возможности для того, чтобы заставить выполнить свою волю. Арест имущества в обеспечение долга был одной из мер в ходе конфликта лорда с непокорным вассалом. Постановления суда для ареста имущества, в принципе, не требовалось, но часто лорды сначала проводили свои требования к вассалам через суд, особенно если вассал был влиятелен. Нередко арест имущества начинался с движимого имущества, если же эта мера оказывалась неэффективной, то отторгалась земля. Формальное слушание в суде проводили до лишения прав на имущество. Лишение человека наследства было серьезным делом. Суд был последней попыткой завершить конфликт полюбовно. Слушание в суде приводило к разрешению и тех сложных случаев, когда требовалось определить, обязан ли был вассал служить лорду. Формальный приговор суда до лишения прав на имущество контрастирует с безапелляционностью решений об аресте имущества. Лорд мог столкнуться с могущественным вассалом или с вассалом, имевшим могущественного покровителя. Тогда выполнение любого решения лорда зависело от соотношения сил лорда и вассала. Лорды часто прибегали к помощи сильных соседей. Твердая же защита интересов короля обеспечивалась шерифами, прибегавшими к виндикационным искам (востребование имущества через суд) [11, 22—40].
Генрих I создал выдающуюся систему управления, самую эффективную в Западной Европе со времен Римской империи. Главной его целью была централизация. Генрих значительно усилил контроль за работой центрального и местного аппаратов, введя практику внезапных наездов королевских комиссий для разрешения важных споров и назначений королевских наместников в графствах и сотнях, проверки сборов налогов и чеканки монеты. Он организовал сильное правительство и установил строгий порядок его работы.
Сильной стороной Генриха было умение подбирать себе мудрых и опытных помощников, уметь их слушать и управлять ими. Он приближал к себе людей старых фамилий, участвовавших в завоевании Англии, и новых людей, сделанных им «из пыли», как говорили хронисты тех времен [6, 305, 307].
С 1123 г. епископ Солсбери Роджер был назначен королем править Англией в его отсутствие, с тех пор за ним сохранилась обязанность «творить в Англии справедливость» даже тогда, когда Генрих I был в Англии [6, 230].
У Генриха I была своя номенклатура чиновников двора, прошедших аттестацию и заслуживших особое доверие короля, — так называемые куриалы, которых в 1130 г. было 31 человек, а в 1111 — 24. При Генрихе I были и разъездные шерифы, т. е. шерифы, ответственные перед королем за несколько графств, и король жестко контролировал их. Он перестал назначать шерифами крупных землевладельцев и старался набирать в свою администрацию более послушных людей [6, 239].
Правление Генриха I отмечено сдвигом к систематизации, точности. Были проведены такие важные реформы, как стандартизация мер и монет. Генрих I ввел правила поведения, установил зарплаты и определил побочные доходы королевских дворцовых работников, оплаты баронам за судебные заседания, правила написания королевских указов, лишенных многословия и изложенных максимально рациональным стилем. Указы, даровавшие земли и привилегии, стали копироваться и сохраняться в казначействе в Винчестере. Ежегодно стали регистрироваться не только доходы, но и акты патронажа короля своим подданным, освобождение от датских денег и других налогов, прощение долгов, протекция, выгодная выдача замуж королем, пожалование королем в духовный сан — все за деньги. Судебные и фискальные системы были существенно усовершенствованы [6, 311].
Как и насколько Генрих I централизовал английскую систему правосудия, остается темой для дискуссий. Из папских свитков 1125—1130 гг. следует, что королевские суды этого периода действовали во всех графствах Англии. В 1120-х гг. королевские судьи получили более широкие полномочия разъездных судей [6, 236, 238]. Нововведениями Генриха I были суд по делам казначейства, центральное казначейство, регулярные разъездные суды, специализированные вице-регентства [6, 308,309].
Генрих I издал строгие правила, ограничившие практику реквизиций и установившие твердые цены на местные потребительские товары [6, 225], прекратил с 1113 г. все переделы баронских владений, которые шли непрерывной чередой с момента завоевания Англии.
Многие историки согласны с тем, что в XII в. европейская цивилизация изменилась самым фундаментальным образом, но природа и степень изменений часто находились под завесой старой идеологии. Более очевидными были изменения в период 1450—1550 гг., но изменения культуры в XII в. определенно были более фундаментальными. Изменения, казалось бы, скромные: произошел переход от запоминания к регистрации в письменных документах, рост денежного обращения сдвинул политическую и экономическую власть в руки людей, умеющих мыслить логично и расчетливо. Мыслители XII в. поняли, что физический мир основан на естественных, а не на сверхъестественных принципах. Примитивное представление о неотвратимой справедливости уступило концепции естественного порядка, т. е. постепенной демистификации «волшебного мира». Англичане добились от правящей верхушки признания ценности индивидуума [6, 313]. Это была этапная победа англосаксонской, североморской культуры над феодальной культурой аристократии.
Нормандская династия в Англии закончилась со смертью Генриха I, и после периода баронской анархии воцарилась новая французская династия — Анжуйская.