Библиотека Гумер - Экономика и менеджмент

Глава VI ФИНАНСЫ ГОСУДАРЯ

ОГЛАВЛЕНИЕ

В этой главе я рассмотрю еще один аспект проникновения рынка в прежде неторговую среду, а именно, влияние охарактеризованных выше денежных и финансовых процессов на само государство.
Если попытаться найти у всех монархов (упоминаемых в исторической литературе в связи с рассмотрением периода, относящегося в основном к нашей Средней фазе) одну общую черту, то она такова: всем им, как правило, не хватало денег. Конечно, такую нехватку они стали испытывать лишь после того, как начали широко использовать деньги, и с тех пор это превратилось для них в настоящее бедствие. Нехватка денег толкала их на самые отчаянные шаги, например, жестокие конфискации собственности евреев и тамплиеров; из-за нехватки денег возникали гражданские войны в Англии и свершались революции во Франции. Нечто подобное, по историческим свидетельствам, происходило и на другом конце света - в Китае, где есть все основания увязать, хотя бы частично, династические циклы с той же проблемой1. А ведь все это время государство было вовлечено в процесс предложения денег, но и это не помогало. Каково же объяснение?
Главной причиной, как мне представляется, была хроническая нехватка налоговых поступлений, являющаяся одной из отличительных черт Средней фазы. Масштабы торговли были достаточно велики для повышения общего богатства экономики, причем намного выше уровня, который мог быть обеспечен на сельскохозяйствен-
1 Reischauer E.O., Fairbank J.K., op. cit., p. 117-118.
ной основе; а расходы государя, определяемые ожидаемыми от него действиями, могли увеличиваться по мере роста возможностей. Пожалуй, лучше было бы сказать, что и сами возможности могли бы возрасти, если бы он нашел деньги для их финансирования. Но вот здесь и возникают его затруднения. Старый поземельный налог, которым облагали крестьянина или крепостного (он оставался главным источником доходов в доторговой системе), если даже преобразовать его в подушный налог, возлагаемый на все население, по своей природе не мог посягать на богатство тех, кто теперь, в новых условиях, был в состоянии платить гораздо больше. Как же обложить налогом это богатство - богатство класса купцов?
В данном случае самые простые способы налогообложения - промысловые налоги, таможенные пошлины и т.п. И конечно, такие налоги практиковались с самого начала Средней фазы (и в целом городами-государствами), однако их применение имеет определенные пределы. И речь здесь идет не столько о таком хорошо известном их экономическом недостатке, как то, что они препятствуют развитию торговли. Наряду с теми ее секторами, которые продолжают успешно функционировать и являются источником налоговых поступлений, существуют сектора, где налоги мешают торговле, что означает чистую потерю возможного дохода для правительства. С исторической точки зрения важнее то, что налоги на торговлю можно собирать дешево и эффективно лишь в том случае, если основные объемы торговли проходят (и предположительно, будут проходить) через небольшое число пунктов сбора налогов; а такие возможности определяются географией. Английским королям очень повезло, что большие (относительно совокупного национального богатства) объемы торговли проходили через немногие порты. Несомненно, это обстоятельство во многом объясняет долговременную эффективность (конечно, относительную) британской администрации2. Иная ситуация
2 По крайней мере, начиная с Эдуарда I.
сложилась в Римской империи. Мы знаем теперь3, что эта империя вела более обширную, чем предполагалось раньше, внешнюю торговлю, но она проходила по очень протяженным и часто нечетким границам и к тому же, даже в пору своего расцвета, была ничтожна по сравнению с общими ресурсами империи4. Если же налогами облагается внутренняя торговля, то их приходится собирать в произвольно выбранных местах, и за полнотой их сбора уследить трудно. Между тем торговля, возникновению которой налоги помешали, становится, как уже говорилось, чистой потерей для страны в целом. Именно такой была ситуация во многих странах континентальной Европы вплоть до самого недавнего времени.
А что можно сказать о прямых налогах? Эффективным мог бы стать подоходный налог. Однако условия для его успешного сбора появились лишь совсем недавно (да и теперь не везде). Его нельзя ввести, если отсутствуют общепринятые способы определения доходов, к тому же доход является довольно сложной экономической категорией5. Торговля может долгое время развиваться и без того, чтобы купец ощутил потребность хотя бы для себя выяснить, а каков, собственно, его доход? Конечно, он должен подсчитывать свою прибыль от каждой конкретной сделки, скажем, от поездки куда-либо для закупки или продажи товара, но у него нет необходимости соотносить эту прибыль с конкретным годовым периодом, что требуется для расчета подоходного налога. И только постепенное накопление общепринятых практических приемов (часть которых экономисты считают странны-
3 См.: Wheeler M. Rome Beyond the Imperial Frontiers. London, 1955.
4 Своим восстановлением и расцветом Восточная Римская империя (Византия) с VIII по XI вв. была обязана торговому пути через Босфор, где легко было собирать налоги.
5 Концепции "дохода" посвящена обширная экономическая литература, в которую внес определенный вклад и автор данной книги (см.: Hicks J. Value and Capital. Oxford, 1946, ch. 14). "Доход", облагаемый налогом (определение которого время от времени меняется), весьма далек от теоретического идеала.
ми) позволяет найти приемлемый способ налогообложения таких прибылей. Так что вряд ли было возможно и целесообразно вводить подоходный налог до того, как сформировался достаточно широкий слой состоятельных людей, доходы которых легко установить, - землевладельцев, получающих земельную ренту, выплачиваемую по договору; чиновников, имеющих твердый оклад, и т.д. Именно эти категории людей являются (на первых порах применения подоходного налога) его главными плательщиками, а доходы от торговли (как, например, во Франции до совсем недавнего времени) в основном "избегали" такого налогообложения.
Положение меняется (и это - одно из нововведений, благодаря которым оно меняется) с появлением компаний с ограниченной ответственностью (корпораций). Если ответственность акционеров ограничена, то что-то нужно предпринять для защиты интересов кредиторов (иначе компания просто не сможет рассчитывать на получение кредитов). Одним из способов подобной защиты является обязанность корпорации не прибегать к выплате дивидендов из уставного капитала: это заставляет ее четко отчитываться о распределяемых прибылях6. Когда же прибыли выявлены, первоначально для этой второй цели (предотвращение растраты капитала), они становятся объектом налогообложения. То, что распределяется, как и нераспределенная прибыль, может облагаться налогом. Но такое положение вещей сложилось лишь во второй
6 Пока ставка налога остается низкой, компания не заинтересована в занижении своих прибылей, ибо, демонстрируя высокую рентабельность (независимо от того, были ли прибыли распределены или нет), она повышает свою кредитоспособность. При современных ставках налога (достигающих во многих странах 50%) положение меняется. Корпорация теряет интерес к честному сотрудничеству с налоговым ведомством, что весьма затрудняет работу его администраторов и бухгалтеров, когда они стремятся эффективно свести к минимуму уклонение от налогов. Из этого, конечно, не следует, что эффективный сбор налога на прибыль возможен только при его низких ставках или очень постепенном их повышении. Тем не менее в пользу такого вывода имеется немало свидетельств.
половине XIX в., и я считаю это поворотным пунктом, когда Средняя фаза уступила место чему-то иному.
В отсутствие подоходного налога приходилось прибегать к налогу на собственность, считая именно ее критерием богатства. Такое положение существовало со времен Рима. Современные экономисты склонны полагать, что налог на собственность (или налог на капитал) предпочтительнее подоходного налога. Действительно, идеальный налог на капитал обладает некоторыми теоретическими преимуществами, но фактически существовавший налог на собственность (думаю, всегда) был очень далек от идеала. Чтобы такой налог стал эффективным, собственность необходимо правильно оценить, а это весьма непростая операция. (Стоимость собственности, например, не подчиняется арифметическим законам: стоимость одного предмета собственности А плюс стоимость другого предмета Б, если А и Б продаются отдельно, не обязательно равна сумме стоимостей А и Б, если они продаются вместе.) Поэтому обложить налогом удается лишь те виды собственности, которые находятся в форме, легко поддающейся оценке; если же собственность воплощена в более неопределенной форме, уплаты налога легко избежать. Далее, раз оценка является столь трудной и дорогостоящей операцией, ее нельзя повторять очень часто. Поэтому налогоплательщик, как правило, вынужден оплачивать то, что стоила его собственность в прошлом, а не на данный момент7. Из этого следует не только то, что налоговая база подвергается эрозии в условиях инфляции. Она "размывается" при всяческих переменах и поворотах, которые повышают стоимость одних видов собственности (так что за нее должны платить более высокий налог, но не платят) и
7 Забавным примером такого временного лага, сохранившегося в современном мире, является налоговая система Ирландской республики. Почему в городе Корк налог на фунт собственности составляет 90 шиллингов? Потому что ставка налога основана на оценках собственности, сделанных в 1850 г.
удешевляют стоимость других (так что налогоплательщик оказывается не в состоянии уплатить требуемый налог и его, в конце концов, приходится оставить в покое). История налогообложения изобилует примерами налогов на собственность, которые оказались практически непригодными.
Итак, существует немало причин сугубо налогового характера, по которым в период Средней фазы правительствам часто и в течение длительного времени не удавалось собрать налоги в требуемом объеме. "Налоговая база" была узкой. Сбор налогов был неэффективным (именно в силу его неэффективности основное бремя налоговых платежей приходилось на тех, чьи обязательства перед казной было легко оценить, что позволяло остальным уклоняться) и несправедливым, и несправедливость системы являлась одной из причин неэластичности доходов казны. Пока ставки налогов оставались неизменными, несправедливость распределения налогового бремени, возможно, не бросалась в глаза. Но при любых изменениях она сразу же ощущалась. Ибо, напомним, система сбора доходов казны сложилась еще в дорыночной экономике, ее основа - традиционные права властителя, и если он пытался увеличить свои доходы, повышая ставки налогов или вводя новые налоги, он, таким образом, превышал свои права. Народ начинал воспринимать его не как легитимного правителя, а как тирана, и тогда он сталкивался с угрозами, которые в истории ассоциируются с такими именами, как Уот Тайлер и Джон Хэмпден, или такими событиями, как "Бостонское чаепитие".
Однако проблема заключается не только в долговременной тенденции увеличения расходов казны. Это увеличение происходит не равномерно и не постепенно, а скачкообразно. Неизбежно возникают какие-то чрезвычайные обстоятельства, среди которых на первое место следует поставить войны, хотя это и не единственный вид чрезвычайных обстоятельств. Как должен был поступить король, чтобы покрыть дополнительные расходы?
Теперь бы мы сказали, что он должен взять деньги взаймы. Но как он мог это сделать? Заем (на все время сохранения чрезвычайных обстоятельств) предполагает последующий возврат денег, но откуда их взять? После завершения войны или иного потрясения возобновляется ситуация, при которой доходы казны достаточны не более чем для удовлетворения обычных нужд, так что средства для возвращения займа надо еще изыскать. Для кредиторов (потенциальных кредиторов) такой ход развития событий очевиден с самого начала. Необеспеченный заем государству ничем не отличается от необеспеченного займа частному лицу, не пользующемуся доверием. Он является очень рискованным и вряд ли будет предоставлен добровольно, разве что под ростовщический процент.
В Средней фазе государство, как правило, было не кредитоспособно. И причина этого лишь отчасти таилась в неэластичности налоговых поступлений, затруднявшей возврат займа в установленный срок. Было бы слишком простым решением объявить дефолт, когда срок платежа наступал. "Эти люди говорят, что ссудили мне деньги, - значит, прежде они недоплатили мне налоги. То, что они предоставили заем, доказывает, что у них водились деньжата". Королю и его окружению нетрудно было прийти к заключению, что в свое время они просто упустили возможность повысить налоги. Подобные обстоятельства не оставляли никакой надежды кредиторам, даже если у них были долговые обязательства короля. Но если государь не хотел их выполнять, как можно было его заставить? Нелепо было обращаться с иском о взыскании с него денег в королевский же суд. Таким образом, кредитование государства оказывалось еще более рискованным, чем кредитование частных лиц.
Из этой дилеммы (как и в аналогичных случаях кредитования частных лиц) можно было, однако, - и мы это видели - найти какой-то выход. Если необеспеченное заимствование денег было невозможным или разорительным для государя, то как насчет обеспеченного займа?
Здесь (особенно здесь) важно провести различие между двумя видами обеспечения, о которых уже говорилось*. Ипотечное кредитование (когда "залог" остается в руках должника) было не слишком привлекательным для кредитора, ибо в случае дефолта ему пришлось бы обращаться с иском в суд, что, очевидно, столь же бесперспективно, как и при займе, не имеющим никакого обеспечения. Несколько иная ситуация возникает, если "залог" оказывается в руках кредитора - в данном случае его позиции намного сильнее. Благодаря этому сохраняется возможность обратиться к механизму ломбардного кредитования. И именно к нему (в широком смысле) то и дело обращались правительства в Средней фазе.
Здесь я имею в виду не залог бриллиантов короны (хотя и такое случалось). Заклад предполагает фактическую передачу его объекта кредитору на весь срок вплоть до погашения долга, после чего он возвращается. (Правда, при кредитовании государства никогда нельзя быть уверенным, что объект, переданный вам, не попытаются отнять силой; но все же в данном случае риск меньше, чем при других формах кредитования казны.) Заложенный актив может представлять собой земельную собственность - королевские поместья, но нередко он может принимать менее осязаемые формы. Это может быть право собирать определенные налоги (передача сбора сельскохозяйственных налогов становилась формой королевского займа). Король мог предоставить кредитору право занять какую-либо должность. Фактически нет большой разницы между залогом собственности со слабыми перспективами ее выкупа в дальнейшем и прямой ее продажей. Так кредитование под залог сельскохозяйственных налогов заканчивается продажей соответствующих земель; это, в свою очередь, приводит к продаже прав на освобождение от уплаты будущих налогов. Ко всем этим методам прибегали наделе, но опыт их применения был не очень
8 См.  выше.
удачным - во многих случаях их использование имело драматические последствия.
Использование метода освобождения от уплаты налогов в долгосрочном плане ведет к тому, что бедняки продолжают платить налоги, а богачи (в свое время "купившие" себе освобождение от налогов предоставлением займа королю) в основном избавлены от этого бремени. Подобная ситуация, символизирующая "гнилость" государственных финансов, послужила толчком к свержению монархии во Франции и, возможно, в России. Отказ от государственной собственности и от права собирать налоги, безусловно, ослабляет правительство. Мы можем отнести к его последствиям крах империи Карла Великого и пришедшей ей на смену Священной Римской империи германской нации. История повторилась в Англии при первых Стюартах9. Было бы неудивительным, если бы подобная ситуация могла, пусть и отчасти, объяснить такие тайны истории, как упадок и крах самой Римской империи10.
9 Весьма интересные детали по этому поводу приводятся в книге: Prestwich M. Cranfield. Oxford, 1966 (особ. chs. I, 8).
10 Финансы Римской империи (и это неудивительно) являются одним из самых темных аспектов ее истории. Мы знаем, что какие-то налоги собирались, но не представляем себе их величину и то, как покрывали их нехватку при чрезвычайных обстоятельствах. Тем не менее даже те скудные сведения, которыми мы располагаем, позволяют предположить, что и в данном случае уместен тот общий вывод, который был изложен выше.
Государство Августа, несомненно, было очень богатым и располагало значительной казной, частично пополнявшейся за счет конфискации имений, а частично благодаря весьма эффективной налоговой системе, охватывавшей столь обширную территорию со столь многочисленным населением, что можно было удовлетвориться налогами, вполне приемлемыми и терпимыми для населения. Тем не менее можно предположить, что в условиях Средней фазы (о которых здесь уместно говорить) система подобного рода, даже при благоприятных исходных предпосылках, со временем неминуемо приходит в упадок. В случае Рима упадок происходил долго и постепенно. Первые два века существования империи прошли без больших войн, и поэтому эрозия финансовой системы могла протекать очень медленно. И все-таки она происходила, а после определенного момента (по-видимому, во времена правления Марка Аврелия) распад системы ускорился. И то, что случилось позднее (в 111 в. н.э.), было не только результатом нашествия варваров, но и проявлением внутреннего краха римского режима.
Однако в подобных ситуациях в конвульсиях погибает власть, а не (или не обязательно) общество, которым эта власть управляла. Чрезвычайные обстоятельства, подобные тем, которые (как мы отмечали) могут перевести полуторговую экономику в категорию "командной", по-видимому, сработали в данном направлении и в рассматриваемом случае с Римом. Элементы "феодализма" просматриваются уже в институтах новой империи (Диоклетиана и Константина), что можно также считать логическим следствием общего хода событий. Конфискации и другие репрессии пополняют и поддерживают казну, но не успевает она восстановиться, как вновь подвергается эрозии. И на этот раз (ибо новая империя не была столь удачлива, как старая) эрозия пошла быстрее.
Могут сказать, что во многих отношениях мы описываем историю Рима так, будто речь идет об истории Китая: уж слишком похоже, в нашем изложении, падение Рима на закат Ханьской династии, происходивший почти в то же время. Однако нам представляется полезным обратить внимание именно на параллели. Конечно, существовали и различия, возможно, более важные, чем сходство. Классическая бюрократия Китая могла возрождаться после каждого краха и возвращаться к старым традициям. Восставшая после темных веков Европа еще раз "сыграла старую драму", но сделала это (как мы уже видели) по-другому
И все же можно задать вопрос: зачем государям понадобилось прибегать к столь отчаянным мерам, если они имели в своем распоряжении другую, не рассмотренную до сих пор альтернативу? Мы уже говорили, что в то время все деньги выпускались королем. Почему же он не попытался выйти из финансовых затруднений, манипулируя денежной массой? Ответ может быть таким: он, действительно, зачастую прибегал к подобной мере; денежная инфляция (в виде уменьшения содержания металла в денежной единице) имела место даже в период обращения металлических денег. Конечно, не все случаи уменьшения стоимости многих денежных единиц, выраженной в золоте и серебре, можно приписать нужде властителей, но весьма значительная часть подобных девальваций, имевших место на протяжении столетий, должна быть объяснена именно этой причиной. И все же, несмотря на обесценение денег, очевидное при межвременных сопоставлениях, в давние времена деньги были значительно стабильнее, чем в наши дни. Это относится к стабильности не только "ключевых" валют, широко использовавшихся в международной или "отдаленной" торговле (их перечень можно начать с солидов Константина, продолжить византийскими номисмами, арабскими динарами и дирхемами, флоринами Флоренции, дукатами Венеции и завершить нидерландскими гульденами и британскими фунтами стерлингов) и сохранявших свою ценность в течение столетий, часто многих столетий". Местные валюты, не имевшие столь широкого обращения, в значительно большей степени зависели от милости государя, испытывавшего нехватку средств. Такие местные валюты обесценивались намного чаще, но все же не так часто, как мы могли бы предположить, исходя из современного опыта12.
Объяснение, полагаю, заключается в следующем. Эмиссия денег (в период чеканки золотых и серебряных монет) зависела от поступления металла в монетный двор. Одним из возможных источников при этом были доходы самого монарха. Получая к тому времени большую часть своих доходов в денежной форме, он мог отправить полученные монеты на переплавку и перечеканку, и тогда возникала возможность выпуска денег более низкой ценности (с более высоким содержанием неблагородных металлов в сплаве) с последующим выпуском их в обращение. Это было возможно всегда, и время от времени так и поступали. Но при чрезвычайных обстоятельствах, когда нужда в деньгах резко обострялась, такой выход из положения оказывался затруднителен. Обеспечить равномерный приток металла в монетный двор было далеко не просто, переплавка и перечеканка монет требовали довольно продолжительного времени, а настоятельно необходимые
11 При такой шкале времени американский доллар вряд ли попадет в этот славный список.
12 Почти повсеместное обесценение "малых" валют в городах-государствах итальянского Возрождения (при том, что "ключевые" валюты сохраняли стабильность) проанализировано в книге проф. Чиполла (Cipolla CM. Money, Prices, and Civilization in Mediterranean World. New York, 1956).
расходы нужно было осуществлять немедленно13. Так что, хотя этот путь и был потенциальным механизмом снижения ценности денег, практически он не имел столь большого значения, как можно было бы предположить.
Главным источником металла (в нормальных условиях, но по указанной выше причине - и при чрезвычайных обстоятельствах) была торговля. Купцы, оказавшись владельцами сильно изношенных монет или не отчеканенного металла, могли явиться с ними в монетный двор, чтобы получить в обмен монеты более приемлемой формы. Подобная процедура оставалась монополией казны и монетный двор оказывал услугу, подлежащую оплате ("сеньоражу"). Сдача старых монет или металла была добровольной, и купцы посещали с данной целью монетный двор, только если им это требовалось.
Именно в данном свете мы можем понять разницу между "ключевыми" и местными валютами. При попытке мобилизовать дополнительные средства путем обесценения "ключевых" валют возникала опасность, что приток монет на переплавку в монетный двор просто иссякнет. Ведь от "ключевых" валют требовалось быть приемлемыми на значительно более обширной территории, чем та, что контролировалась государством-собственником монетного двора. Эти деньги должны были быть приемлемы для профессиональных дилеров-менял, очень бдительно следивших за манипуляциями с монетами14. Так что при попытке смошенничать, предложив монеты худшего качества, поставщики металла просто отправились бы в другой монетный двор. Конечно, их попыткам обратиться в монетный двор другого государ-
13 Этим замечанием я обязан книге проф. Дж. Гоулда (см. Gould J.D. The Great Debasement. Oxford, 1969), посвященной инфляции в Англии при Генрихе VIII.
14 Классическим примером подобной чувствительности может быть история Адама из Брешии, изложенная в "Аде" Данте. Монеты, которые он предлагал, были полновесными, но из золота 21-й (а не 24-й, как требовалось) пробы. Адама уличили в обмане и сожгли живьем (Toynbee P. Dante Dictionary. Art. Adamo, Maestro. Oxford, 1898).
ства стремились помешать, вводя строгие ограничения на вывоз металла в монетах или слитках. Но придать этим ограничениям действенную силу весьма трудно -они не очень эффективны даже в наши дни.
Другое дело - местная валюта, обращение которой ограничивалось территорией, контролируемой властью. Такие деньги можно было сделать приемлемыми, просто объявив их "законным средством платежа". Это означало не только, что приток металла, предлагаемого для выпуска местных денег, не прекратится при снижении внутренней ценности монет - поставщиков металла можно было даже стимулировать, предложив им долю в прибыли15. Цена, предлагаемая поставщикам металла, выраженная в местных деньгах, повышалась, и хотя доля прибыли, которую извлекало государство, несколько уменьшалась, его общая выгода возрастала (и временами весьма значительно) благодаря увеличению количества металла, поступавшего для переплавки и перечеканки. Очевидно, именно таким и был механизм, с помощью которого можно было часто манипулировать предложением местных денег, обеспечивая государю (особенно при чрезвычайных обстоятельствах) дополнительный источник доходов.
Но это, конечно, даже в случае местных валют, еще далеко не все. Если к подобному обесценению денег прибегали неумеренно, цены, вернее всего, повышались, и возникала проблема инфляционного воздействия на нормальные доходы государства. Если значительная часть этих нормальных доходов была фиксирована в денежном выражении (а в условиях Средней фазы дело обстояло именно так), то налоги, не вызывая недовольства и сопротивления, не удавалось повысить пропорционально инфляции и соответственно доходы казны в реальном измерении сокращались. Инфляция как источник
15 Стоит отметить, что этот побудительный мотив к снижению качества может срабатывать при любом уменьшении притока металла, какова бы ни была его причина — хотя бы для того, чтобы монетный двор оставался загруженным работой.
дополнительных доходов, необходимых в чрезвычайных условиях, была не лучше других способов пополнения казны, которые я описал. Подобно продаже собственности или должностей, она ослабляла позиции власти после завершения чрезвычайных событий.
Конечно, налоги можно повышать, не утяжеляя их реального бремени по сравнению с прошлым, но ясно, что проще пойти по другому пути - провести денежную реформу: признать обесценение монет, поменять низкокачественные монеты на более полноценные и потребовать, чтобы отныне налоги уплачивались этими "реформированными" полноценными деньгами. Новый монарх мог осуществить это, взвалив вину на своих предшественников, но тогда неизбежной была бы потеря его престижа, грозившая немалыми неприятностями в будущем16.
Это показывает механизм временного обесценения местных валют, но также объясняет, почему такое обесценение не было столь значительным, как мы могли бы предположить, исходя из современного опыта. И все же в долгосрочном плане существовала тенденция к обесценению денег, что, полагаю, имело свое объяснение. Если доходы казны были жестко фиксированными в денежном выражении, это служило доводом против обесценения; но могло случиться и так, что перевешивали аргументы на другой чаше весов. Денежная реформа, подобная только что описанной, предполагает признание, что деньги в качестве расчетной единицы (в которой выра-
16 Именно так поступила королева Елизавета I в 1559 г. (Практика установления пошлин на основе оценок, долго остававшихся неизменными, означала фактически жесткую фиксацию доходов казны в денежном выражении.)
Интересно отметить, что именно этот довод (помимо риторики о "полноценных деньгах") использовали советники Карла I, чтобы отговорить его, несмотря на отчаянное финансовое положение, от выпуска низкокачественных монет. В данной связи стоит перечитать знаменитую речь, приписываемую сэру Т. Рою (1641 г.), но, что более вероятно, произнесенную сэром Р. Коттоном в 1626 г. (Я благодарен покойному проф. Т. Эштону, чья помощь помогла частично прояснить этот вопрос.)
жаются долги) представляют собой нечто отличное от реальных монет. И если доходы казны можно увеличить переоценкой расчетной единицы, то расходы можно уменьшить ее девальвацией. Тенденция к обесценению "единицы счета", столь явно прослеживаемая на протяжении многих веков, происходила в виде череды постепенных незначительных девальваций. В некоторых хорошо документированных случаях мотив аннулирования долга прослеживается очень четко".
Совершенно очевидно, что "жесткость" (в денежном выражении) временами была большей то с одной (доходной), то с другой (расходной) стороны и если "жесткость" была большей на стороне расходов, преобладала тенденция к обесценению денег, а если она была большей на стороне доходов казны, то это был период значительной стабильности денег18.
Я пустился в столь подробное рассмотрение типичных финансовых затруднений государств времен Средней фазы и их причин отчасти потому, что они, как мне представляется, объясняют обширный ряд исторических явлений, иначе с трудом поддающихся пониманию, а отчасти для того, чтобы пролить свет на случившееся впоследствии. Финансовые позиции современных государств в контексте их отношений с другими секторами контролируемой ими экономики значительно прочнее.
17 Например, в истории финансов французской монархии в XVIII в. луидор (монету) выражали в ливрах (единице счета), избавляя власти от финансовых неприятностей.
18 Интерпретация истории денег в категориях государственных финансов, к которой я прибегал на этих страницах, находится в противоречии с интерпретацией ее с точки зрения классовых интересов (должники против кредиторов), более распространенной у историков экономики. Не буду отрицать, что было немало случаев, когда классовые интересы играли очень важную роль (например, давление со стороны должников-землевладельцев было обычным в греческой и римской истории). И все же, думаю, что прежде чем говорить о влиянии таких интересов, следует подумать о средствах их выражения. Прямое давление, которое должно было оказываться на принимающих решения, зависело от состояния государственной казны, и подобное объяснение происходивших событий представляется вполне достаточным.
Но усиление этих позиций происходило разными, хотя и взаимосвязанными, путями. Некоторые из направлений, будучи результатом развития кредита, истоки которого я отнес (в главе V) к городам-государствам эпохи Возрождения, имеют весьма долгую историю, другие - значительно более позднего происхождения.
Начну с небольшого улучшения инструментов государственных заимствований, которое оказало сильное влияние на кредитоспособность государств, или точнее, как мы увидим, на кредитоспособность некоторых из них.
До тех пор, пока государство прибегало лишь к простейшему способу займа, обещая вернуть долг через год-два, а затем явно пыталось перезанять необходимые средства, вновь обещая вернуть их через очередной короткий срок, - невероятность появления у государства возможности значительно увеличить свои налоговые доходы, чтобы потратить их часть на погашение долга, отпугивала кредиторов. Если, с другой стороны, погашение долга можно было распределить на больший период (так что к сумме ежегодно выплачиваемых процентов добавляются умеренные амортизационные платежи), бремя задолженности становилось для государства не столь тяжким, и обещание погасить долг воспринималось с большим доверием. Но все же возможность подобных заимствований определялась способностью государства долго - в течение десятилетий - сохранять к себе доверие. Легко понять, что было немало стран, испытывавших потребность в кредитах, но неспособных заставить кредиторов поверить в преемственность своей политики. Королевские министры, которые зависели от личности государя, всегда резко меняли свой курс при смене монарха. Даже в том случае, когда отцу наследовал сын, он мог очень критически относиться к политике своего отца и не проявить уважения к долгам, в которые тот влез для проведения такой политики19. В луч-
19 Во Франции, например, даже в 1715 г. считалось, что король не обязан признавать долги своего предшественника (Saint-Simon Due de. Memoirs. Pleiade edition, vol. 4, p. 784).
шем положении находились республиканские государства, менее зависевшие от одного смертного человека. Нетрудно удостовериться, что именно республики первыми прибегли к широкомасштабным заимствованиям на основе принципа "аннуитета"20. Резкий рост кредитов, полученных английским правительством (который сопровождался снижением процентной ставки с 10% при Вильгельме III до 3% при Уолполе и Пелхэме), безусловно, можно объяснить, хотя бы частично, тем фактом, что "Конституция" 1689 г., после того как она прочно утвердилась, придала британской монархии необходимую преемственность и обеспечила ей столь же долгосрочный кредит, какой раньше был доступен только республикам.
Еще большее значение имело развитие банковского дела. В его эволюции четко прослеживаются три этапа, первый из которых, когда банк являлся только финансовым посредником, мы уже упоминали21. Люди отдают свои деньги взаймы банкиру, хотя он берет их под более низкие проценты, чем сам получает впоследствии, предоставляя их в кредит третьим лицам (разница в ставке процента и составляет его прибыль). При этом люди исходят из того, что они не обладают знаниями, которые банкир приобрел в процессе своей деятельности и которые обещают им достаточно надежное и прибыльное размещение денег. Можно предположить, что посредниче-
20 Как часто бывает в данной области, эта практика берет свое начало во Флоренции и Венеции XFV в. Интересно, и в то же время понятно, что получение ежегодного дохода от неподлежащей выкупу ценной бумаги даже тогда не считалось предосудительным. Сапори (см.: Sapori A., op. cit., p. Ill) нашел флорентийский устав 1415 г., который возлагал на попечителей несовершеннолетних обязанность инвестировать доверенные им средства в подобные аннуитеты, "дающие не менее 5% в год". Тот же метод практиковали города-государства Германии в XVI в. (Ehrenburg R. Capital and Finance in the Age of the Renaissance. London, 1928, p. 43—44), а также Голландия в XVII в. Даже в монархиях, если король не мог получить заем на этих условиях, это могли сделать местные власти. Иногда на такой кредит, полученный местными властями, пыталось "наложить лапу" государство (например, французский король).
21 См. выше, с. 106-107.
ство такого рода не должно было повлиять на характер и масштаб государственных заимствований, поскольку потребность государства в привлечении займов является очевидной и для ее понимания не нужны эксперты-посредники. Но это не так: даже на данном этапе появление посредника во многом меняет ситуацию.
Я отмечал уже, что трудность предъявления иска правительству делала предоставление ему кредита менее желательным, чем кредитование надежного торговца, возбудить дело против которого можно незамедлительно. Банк же (или иной посредник) с этой точки зрения полностью включен в действующую правовую систему, и займы, предоставленные ему, являются обычными коммерческими займами, подпадающими под обычное право. Сам банк, предоставляя кредит государству, лишен подобной защиты. Но даже тот факт, что банк может обанкротиться и должен обанкротиться, если государство объявит дефолт по его займу, оказывается на деле своеобразной защитой. Банкротство банка, на который государство привыкло полагаться, представляется опасностью, с которой государство, вероятно, не пожелает столкнуться. Именно таким образом учреждение Английского банка и других великих корпораций (даже "Общество Южных Морей"), сыгравших аналогичную роль в Англии в XVIII в., явилось еще одним средством укрепления кредитоспособности государства.
Но это (неизбежно) могло быть только первым шагом.
Второй этап эволюции банковского дела наступает, когда банкир осознает, что для него безопасно (или обычно безопасно) принимать деньги на вклад с правом изъятия в любое время или при заранее сделанном уведомлении. И хотя это повышает для него риск "бегства капитала", имеются более или менее эффективные средства, способные такое бегство предотвратить. Зачастую использование принципа страхования изображают чуть ли не как суть банковского дела. Однако банки вовсе не обязаны просто принимать вклады. Посреднические функции - вот их подлинное дело.
Значение этого второго этапа заключается прежде всего в том, что он подводит (и часто очень быстро) к третьему этапу, который, тем не менее, логически отличим от второго. Это - момент, когда находящиеся в банке вклады, которые теперь можно изымать, становятся переводимыми - либо по чеку, являющемуся приказом банку о переводе вклада, либо по ноте, фактически являющейся чеком, подлежащим оплате предъявителю, - чеком, имеющим за собой гарантию банка без ссылки на вкладчика, под вклад которого нота была выпущена первоначально. Это очень важно, поскольку именно с этого момента банк получает возможность создавать то, что фактически является деньгами. Когда он предоставляет заем, ему вовсе не приходится предоставлять "старые" наличные деньги -достаточно лишь произвести обмен прав на деньги. Против обязательства заемщика вернуть долг к какой-то определенной дате банк эмитирует собственное обязательство, переводимое по первому требованию и поэтому обладающее качествами денег. Деньги, которые банк дает взаймы, - это деньги, которые он сам же создает.
Следствием этого, проявившимся лишь спустя некоторое время, является то, что контроль государства над предложением денег, который долго был несовершенным, становится полным. Речь идет не просто о введении бумажных денег, которые гораздо легче производить, чем прежние металлические деньги, ибо бумажные деньги, эмитируемые государством в той неблагоприятной среде, которую мы до сих пор рассматривали, не сработали бы". Разница как раз в том и состоит, что банковская система явилась каналом создания денег. Отпадает опасность государственного дефолта в отношении долга, выраженного в его собственной валюте, поскольку государ-
22 Государства пытались выпускать бумажные деньги для содержания своих армий, но солдаты принимали их крайне неохотно. Их воспринимали просто как долговую расписку, которая в лучшем случае будет оплачена в каком-то (весьма неопределенном) будущем. В Китае, возможно, дело обстояло иначе (см. выше, с. 94), но европейский опыт был именно таков.
ство отныне имеет постоянную возможность заимствовать средства у банковской системы. Банки теперь не могут отказать государству в кредите, сославшись на отсутствие денег, ибо у них всегда имеется возможность создать деньги для финансирования своих займов. Мощь, оказавшаяся в руках государства, отныне очень велика, хотя и не беспредельна. На данном сюжете здесь можно не останавливаться в деталях, поскольку это тот момент нашего повествования, когда мы переходим к эпохе Кейнса, тому "новому Евангелию", с которым мы начали жить с 1936 г. Урок, усвоенный нами у Кейнса, - наличие мощи, которую я только что описал. Сила эта уже существовала, и Кейнсу надо было лишь настоять, чтобы ею воспользовались. Впрочем, иногда при чтении его трудов создается впечатление, будто он полагал, что такая сила была присуща государству всегда23, а это, по-моему, неверно. Конечно, в то время, когда он писал свои работы, она уже существовала, но будучи результатом развития современной банковской системы, появилась сравнительно недавно. Это - один из путей, приведший экономику в Современную фазу из той, которую я назвал Средней.
Денежная (финансовая) мощь, взятая сама по себе, есть нечто такое, чем можно злоупотребить, используя ее неверно или чрезмерно. Следуя "новому Евангелию", инфляцию, возникающую при ее чрезмерном использовании, можно довести до крайности; между тем во времена металлических денег гиперинфляция вряд ли была возможна. При умеренном использовании финансовая мощь является средством контроля, при неумеренном -становится угрозой контролю. Если бы государство не обладало иной экономической мощью, кроме финансовой, оно не могло бы доминировать в торговой экономике в той степени, которой оно достигло.
На последних ступенях финансового развития государство усилилось не только благодаря своей роли в де-
23 Это чувствуется в его риторических высказываниях о пирамидах и средневековых соборах.
нежной системе, и возможно даже, что эта роль - не самая главная. Торговая экономика может избежать чисто денежной инфляции, приспособившись к ней24; она может осуществлять свои расчеты, исходя из предположения о долгосрочной инфляции, мало что меняющей, в конечном счете, в реальном выражении. Кроме того, до сих пор государство все еще манипулирует только местной (национальной) валютой, а ведь существуют и международные деньги - прямые потомки флорина и дуката, находящиеся вне его контроля. С начала XX в. государства отказались чеканить такие деньги и тем самым ограничили их обращение. Они попытались направить эти деньги в сферу межгосударственных расчетов или расчетов между центральными банками, представляющими свои государства. И все же до тех пор, пока заключаются сделки между разными государствами, национальных денег недостаточно - всегда ощущается потребность в международной валюте в той или иной ее форме. Платежные балансы - это как раз та область, в которой мы можем наблюдать конфликт между национальными деньгами, контролируемыми государствами, и международными деньгами, которые они, понятно, контролировать не могут.
Таким образом, более важны другие способы, обеспечившие экономическое усиление государства. Мы уже видели, что принадлежащий государству контроль над налоговой системой, в течение многих веков остававшийся рудиментарным, в последние два столетия неимоверно усилился. Подоходные налоги, налоги на прибыль, на продажи, на капитал, даже на наследство, которые теперь стали очень важными источниками доходов государства, оказались возможны лишь благодаря развитию финансовой системы, некоторые аспекты которого я описал. Поскольку доходы проистекают из законных (подчиняющихся закону и защищаемых им) контрактов, они могут стать предметом налогообложения. Поскольку прибыли (в наше вре-
24Высокая ставка процента, к которой мы начали привыкать в 1960-е годы, — наиболее очевидный пример такого приспособления.
мя их большую часть) получают компании, являющиеся сложными юридическими лицами, функционирующими в соответствии с жесткими правовыми нормами, их тоже легко облагать налогом. И поскольку теперь бульшая часть собственности находится в форме ценных бумаг, поддающихся различным трансфертам и имеющих определенные рыночные цены, стали возможны налоги на капитал любой степени эффективности. Во всех этих сферах налоговая мощь государства была усилена коммерциализацией экономики. Об этом свидетельствуют трудности, испытываемые в наши дни многими "слаборазвитыми" странами с получением требующихся им налоговых доходов. Эти трудности порождены не только бедностью, они связаны также с тем, что значительная часть богатств, которыми обладает определенная часть населения этих стран, находится вне контроля государства.
Все эти факторы взаимодействуют между собой, ибо важно также, что современные налоги, гораздо теснее связанные с текущими сделками, чем налоги в Средней фазе, обладают совсем иной реакцией на инфляцию. В частности, прогрессивный подоходный налог, исчисляемый по неизмененной формуле, при росте цен и денежных доходов обеспечивает рост реальных налоговых поступлений в бюджет в отличие от старых налогов, базировавшихся на шатких денежных оценках, которые (как мы видели) повышались в меньшей степени. Падение налоговых поступлений по сравнению с нормальным уровнем, которое в прежних условиях делало инфляцию опасной для правительства, тем самым устраняется. Безусловно, это главная причина, по какой современные правительства (по крайней мере, некоторые из них) так спокойно относятся к инфляции. Обладая сильной налоговой службой, они могут позволить себе такое отношение. Но это, как свидетельствует латиноамериканский опыт, не может быть единственной причиной нынешнего "инфляционизма". Совершенно очевидно, что налоговые службы таких стран, как Аргентина и Бразилия, неспособны справиться с инфляцией, порожденной отчасти их же собственной политикой.

.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел Экономика и менеджмент