Рабинович В. Алхимия как феномен Средневековой культуры

ОГЛАВЛЕНИЕ

ОТ РЕДАКТОРА
Не так давно наш читатель мог познакомиться с двумя книгами, вышедшими в свет почти одновременно: «История химии» М. Джуа в переводе с итальянского (М., «Мир», 1966; 1975) и «Очерк общей истории химии» Н. А. Фигуровского (М., «Наука», 1969). У этих книг много общего. Их авторы повествуют об истоках химии в древности, о химических знаниях в средние века и в эпоху Возрождения, подымая занавес над сценой, на которой разыгрывается и «драма идей», и «драма людей». Но читатель мог отметить и то, что в этих книгах совершенно по-разному освещается история алхимии. В первой она характеризуется как величественная эпопея, отмеченная выдающимися событиями. Ведь алхимики занимались не только попытками приготовления золота и поисками эликсира долголетия, но, «стремясь к достижению самой привлекательной цели— созданию неисчислимых богатств, разрешали многие практически важные задачи..., открыли столько процессов, наблюдали столько реакций, что это способствовало становлению новой науки... Алхимики в поисках философского камня заложили фундамент для создания химии» (c. 31—32). Во второй книге алхимия трактуется совсем иначе. Деятельность алхимиков сводится только к поискам превращения неблагородных металлов в золото «в полном отрыве .... от практики» (с. 123). «Алхимию можно образно представить в виде бесплодного отростка на живом дереве химии .... наследие алхимического периода в теоретическом отношении было фактически равно нулю, а что касается нового фактического материала, он весьма невелик по своей значимости для развития химических знаний» (с. 124, 127). В этой книге читатель находит не только отрицание того, что алхимия— мать химии, но и критику в адрес тех, кто защищает этот тезис, в адрес Ю. Либиха например.
Но о сущности алхимии спорят не только химики. Это удивительное явление занимает философов, историков, психологов. При этом для одних алхимия представляется необходимым этапом в формировании научных оснований нынешней картины мира, для других — лжеучением. Атеисты видят в ней одну из платформ еретических учений, а современные теософы — источник оккультных знаний. Психологи интересуются ею как объектом, в котором представлено исключительное своеобразие
5

творческой активности человека. А ученик Фрейда, известный швейцарский психолог К. Г. Юнг квалифицирует алхимическое символотворчество как иллюстрацию «коллективного бессознательного», укорененного в извечных культурно-биологических детерминантах. Кто же из них прав? Где критерии достоверности этих оценок? Нелегко ответить на эти вопросы. Результаты многочисленных исследований не дают однозначных ответов на основные вопросы об алхимии — о её сущности и её месте в истории культуры и общества. И причины этого заключаются не только в сложности самого объекта исследования, но и в односторонне аналитическом их характере. Даже такие фундаментальные по количеству и достоверности изученных источников, по объему затраченного труда работы — Марселена Бертло, например,— отличаются не столько системой различных сторон алхимии — этого многогранного общественного явления, сколько подходом к ней как прародительнице нынешней химии. Между тем особая многогранность объекта требует и особой многоаспектности исследования — комплексного подхода в постановке исследовательских задач.
Предлагаемую вниманию читателя книгу можно считать первой попыткой осуществить это. Задача, которую поставил перед собой ее автор, заключается в том, чтобы рассмотреть алхимию как некую целостность, включающую в себя взаимосвязанные и взаимообусловленные компоненты— научные обобщения и фантазию, рациональную логику и мифологию, грани прогресса и консерватизма. Оборотной стороной этой задачи является стремление увидеть в алхимии как существенном фрагменте средневековой жизни отражение самой этой жизни — материальную и духовную культуру средневековья, что, собственно, и определяет все особенности алхимии. Автор исходит при этом из методологически правильной мысли о том, что средневековое целое — это, говоря словами Маркса, органическая нерасторжимость производства идей и производства вещей. Автор априори полагает, что из этого целого невозможно вычленить и рафинировать отдельно непорочную практику ремесел, которая будто бы только и способна послужить эмбрионом научной химии, и совершенно отдельно философские учения или искусство, которые почему-то должны быть смиренно подчинены церкви, схоластике, нервическим стремлениям к золоту и потому должны стать источником лишь лженауки.
Исходя из того, что получено в результате исследования алхимических первоисточников, автор выдвигает гипотезу, химический аспект которой состоит в следующем: алхимия играла — наряду с химическими"ремеслами— определяющую роль в подготовке современной химии; эту роль можно понять не через вычленение из алхимии ее рациональных фрагментов, но путем изучения ее как единого целого — феномена средневековой культуры.
В связи с первым положением нельзя не указать на замечательную мысль Энгельса, высказанную в полемике с Дюрингом и непосредственно относящуюся к вопросу о роли алхимии. Показывая свое «ужасаю-
» 6 «

взирал на них с презрением, их мысли называл лишь фантазией, а самих именовал не иначе, как «социальными алхимиками». «Пусть так,— отвечает на это Энгельс.— Алхимия в свое время была необходима»1. И эту необходимость, и эту увлеченность алхимиков поиском философского камня Энгельс сопоставляет с деятельностью утопистов как «основателей социализма», которые лишь в силу незрелости общественного производства «были вынуждены конструировать элементы нового общества из своей головы, ибо в самом старом обществе эти элементы еще не выступали так, чтобы быть для всех очевидными; набрасывая свой общий план нового здания, они вынуждены были ограничиваться апелляцией к разуму именно потому, что не могли еще апеллировать к современной им истории»2.
Собственно, и второе положение выдвинутой гипотезы отвечает той же параллели Энгельса. Характеризуя механизм превращения социализма из утопии в науку, Энгельс рассматривает деятельность утопистов именно как единое целое во всей его многогранности. «Гениальное открытие» классового характера французской революции Сен-Симоном, мастерское владение диалектикой Фурье, проекты коммунистических колоний Оуэна он описывает в неразрывной связи с общей «гениальной широтой взглядов» одного, французским остроумием и сатирическими настроениями другого, «детски чистым и благородным характером» третьего и вместе с тем с классовой, исторической и, наконец, просто человеческой ограниченностью каждого, с их ошибками, слабостями. Применительно к алхимии анализ — расчленение ее организма на клеточки— достиг уже своего апогея. Пользуясь пассивностью тех, кто увидел в алхимии примат прогресса над консерватизмом, ее клеточки стали растаскивать функционеры различных модных философских партий, любой ценой защищающих реакцию. При этом они даже не хотят затруднять себя поиском оригинальных путей установления связей между прошлым и настоящим. Чаще всего они идут по пути Дюринга, изготовляя подобно ему новые философские теории «просто из своего высочайшего черепа»3,— не на основе эмпирического материала истории науки, а вопреки ему, отмечая лишь одни — далеко не главные — стороны алхимии. Прибегая опять-таки к характеристике Дюринга, данной Энгельсом, можно сказать, что они поступают как тот, «кто после открытия и установления законов современной химии вздумал бы воскресить старую алхимию и пожелал бы воспользоваться атомным весом, молекулярными формулами, валентностью атомов, кристаллографией, спектральным анализом единственно для того, чтобы открыть... философский камень»4. Но если задачу поставить с головы на ноги, то надо
1 Маркс К-Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е, т. 20, с. 277. 2 Там же, с. 276..
3 Тан же, с. 277.
4 Там же.
» 7 «

формировалось в нем. Пришло время показать, что с поисками философского камня, духовидением и черной магией, отрицать которые так же неправомерно, как неправомерно зачеркивать позитивные стороны, явления, в алхимии как единой целостности в силу объективных обстоятельств сживались, крепли и в конечном итоге брали верх силы светлого разума и предметной практики. Пришло время показать, что и в этом колодце вода не такая уж мутная, что и алхимия — именно она — мучительно медленно, но и неизбежно верно, торила дорогу научным знаниям. Но чтобы это показать, нужен синтез! Нужно исследование синтетического характера, призванное сказать, как, какими способами осуществлялось в алхимии взаимодействие материального и духовного, ремесленной практики и своеобразной теории, алхимической ереси и христианского послушания, рецептурной точности и артистического символотворчества в контексте всей средневековой культуры. Как все это уживалось вместе и, очевидно, находилось вне статического равновесия; как и когда одно преобладало над другим? Каковы исторические последствия напряженной и не простой жизни алхимии в интеллектуальной летописи человечества?
Можно уверенно сказать, что автору настоящей книги удалось это сделать. Противопоставление и одновременно сопоставление христианского средневековья и его алхимической окраины — неофициальной области средневековой культуры дали возможность с позиций подлинного историзма, укорененного в марксистской методологической традиции, выявить механизм действия алхимии в ее исторических преобразованиях на пути к новой науке. В книге убедительно показано, как и почему именно «герметическая сакральная алхимия Черной страны» стимулировала «самое большое чудо: обращение ортодокса в новатора, послушника в еретика», содействуя переходу от средних веков к новому времени. Вместе с тем это не означает, что книга будет встречена одинаково восторженно всеми читателями. И концепция автора, и соответствующий ей стиль, действительно, настолько неожиданны, что вызовут радостное приятие у одних читателей и, вероятно, полемическое несогласие у других. Однако никто не останется к этой книге равнодушным. И это важно для решения одной из сложнейших историко-культурных, истори-ко-научных и — одновременно — гносеологических задач. И наконец, ясно, что в этой необычной работе, по-марксистски освещающей историю средневековой алхимии, позиция автора сообщает активно гуманистический характер всему исследованию в целом, свободному от вульгаризаторских натяжек и упрощений.

В. И. Кузнецов, профессор, доктор химических наук

ПРЕДИСЛОВИЕ

В чем состоит замысел исследования?
В самом общем виде его можно обозначить так: воспроизвести целостный образ средневековой алхимии в ее еретическом, взрывном противостоянии официальному, каноническому средневековью. Разнородный характер алхимии, этого удивительного явления средневековой культуры, обязывает исследовать выбранный феномен во всех его связях с иными сферами интеллектуального средневековья, определенного в конечном счете социальными особенностями материальной жизни средневековой эпохи, феодальным способом производства. При этом неизбежно проступят черты радикальных исторических преобразований средневековой культуры в ее алхимическом фокусе на пути к культуре нового времени— науке, искусству, литературе, осмысленным в контексте становления теоретического мышления XVII века.
Ясно, что воссоздание явления прошлого как социально обусловленной целостности с учетом всех связей в естественной среде его исторического бытования и взятого в развитии основательно укоренено в марксистской философии истории.
Многоаспектность исследования, коренящаяся в полифункциональной, синкретической природе самого предмета — средневековой алхимии — предопределила междисциплинарный характер творческого общения. Вот почему реальный состав «соучастников» работы широк и многообразен.
Было бы, однако, несправедливо не назвать тех, кто более всего помог первоначальной интуиции воплотиться в книгу, которая перед Вами.
Асмус В. Ф., Бахтин М. М., Грязное Б. С, Юдин Э. Г., которых уже нет с нами, благосклонно изучили данное сочинение, приняв предложенную концепцию. Память моя сохранит это доброе дело.
Действенная поддержка со стороны В. И. Кузнецова, полезные советы, данные им в ходе ответственного редактирования, также помогли делу.
Конструктивное обсуждение работы на всех ее этапах отличает помощь В. С. Библера. Его историологические исследования способствовали становлению замысла, стимулируя его развитие.
Аверинцев С. С, Ахутин А. В., Баткин Л. М., Блауберг И. В., Визгин Вик. П., Волков В. А., Гуревич А. Я., Жданов Ю. А., Карпушин В. А., Кедров Б. М., Кузнецов Б. Г., Мамардашвили М. К., Маркова Л. А., Микулинский С. Р., Огурцов А. П., Погодин С. А., Рожанский И. Д., Рутенбург В. И., Садовский В. Н., Соколов М. Н., Тимофеев И. С, Харитонович Д. Э., Шмидт С. О., Юшкевич А. П. внимательно прочитали текст и высказали важные соображения.
Многократные обсуждения рукописи среди коллег сопровождались ценными замечаниями по существу развиваемых идей. Мнения, высказанные в этих дискуссиях, прямо или косвенно пошли впрок. А. И. Полекутина, сотрудники отдела рукописей и отдела редких книг Государственной библиотеки им. В. И. Ленина, библиотеки ИНИОН АН СССР, Публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде, научной библиотеки Тартуского университета неизменно оказывали мне содействие в библиографических разысканиях. Всем, кто так или иначе помогал мне в моей работе,— моя совершеннейшая признательность.
Работа выполнена в секторе истории химии и секторе общей истории естествознания и методологии историконаучных исследований Института истории естествознания и техники АН СССР.
Основные результаты исследования доложены и обсуждены в ряде научных учреждений Москвы, Ленинграда, Ростова-на-Дону — Институтах АН СССР: истории естествознания и техники, всеобщей истории, истории СССР, философии, социологических исследований; Институте теории и истории искусства; Ленинградском и Ростовском университетах; Московском Доме ученых АН СССР; на XIII Международном конгрессе по истории науки и техники.
Основные мои статьи по теме исследования указаны в приложении «Литература».

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел культурология