Гура А. Символика животных в славянской народной традиции

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение

Cимволике животных в разных этнокультурных традициях
посвящено немало специальных исследований. Из обобща-
ющих работ заслуженной известностью пользуется фундамен-
тальный труд Анджело де Губернатиса о животных в индоевро-
пейской мифологии, включающий обширный материал разных
народов (A de Gubernatis. Zoological Mythology. V. 1, 2. London,
1872; дополненный немецкий перевод: Die Tiere in der indoger-
manischen Mythologie von Angelo De Gubernatis. Leipzig, 1874).
Животные подразделяются здесь на три группы: земные живот-
ные (различные звери и паук), животные воздуха (птицы и ле-
тающие насекомые) и водные животные (рыбы, краб, черепаха,
лягушка, ящерица и змеи). Написанный еще в прошлом столе-
тии, этот труд несет на себе отпечаток научной мысли своего
времени, и многие методологические принципы анализа в наше
время выглядят архаичными. То же самое можно сказать и о
другом обобщающем исследовании, отечественном, относящемся
к началу нашего века, — о книге Витольда Клингера «Живот-
ное в античном и современном суеверии» (Киев, 1909-1911),
где собран богатый античный материал о животном мире, рас-
сматриваемый в сопоставлении с мифологическими представле-
ниями о животных у разных европейских народов, в первую оче-
редь у славян.
Славянские поверья о животных нашли свое отражение во втором томе классического сводного труда Казимежа Мошиньского по славянской народной культуре (K.Moszynski. Kultura ludowa Slowian. T. 2: Kultura duchowa. Cz.l, 2. Warszawa, 1967, 1968). Ряд Работ содержит обширный материал по животным в народной культуре отдельных славянских народов: у сербов это двухтомный

10
сборник Тихомира Джорджевича (Т. Р. Ђорђевић. Природа у ве- ровању и предању нашега народа. Књ. 1, 2. Београд, 1958); у хорватов — сводка материала Драгутина Хирца (D. Hire. Što prica naš narod o nekim zivotinjama / ZNZO. Zagreb, 1896, sv. 1, s. 1-26); у словенцев— книга Винко Мёдерндорфера (V. Moderndorfer. Verovanja, úvere in obicaji Slovencev (Narodopisno gradivo). Knj. 2: Prazniki. Celje, 1948; Knj. 5: Borba za pridobivanje vsakdanjega kruha. Celje, 1946); у болгар — сборники Димитра Маринова (Д. Маринов. Народна вяра и религиозни народни обичаи. София, 1914; Д. Маринов. Жива старина. Етнографско (фолклорно) изу- чвание на Видинско, Кулско, Белоградчишко, Ломско, Берков- ско, Оряховско и Врачанско. Кн. 1-3. Русе, 1891-1893) и книга Алеко Томова, посвященная в основном домашним животным (А. Томов. Животните в българското народно творчество. София, 1945); у поляков— собрание трудов Оскара Кольберга (О. Kol- berg. Dziela wszystkie. T. 1-60. Wroclaw; Poznan, 1961—1985) и обширная публикация Бронислава Густавича (В. Gustawicz. Podania, przes^dy, gadki i nazwy ludowe w dziedzinie przyrody / ZWAK. Krakow, 1881, t. 5, s. 102-186; Kraków, 1882 t. 6, s. 201-317); у украинцев — пятитомное собрание Степана Килимника (С. Ки- лимник. Украінський рік у народніх звичаях в історичному освітленні. T. 1-5. BiHHnnet; Торонто, 1955-1963); у белорусов — работа H. М. Никольского (Я. М. Нікольскі. Жывёлы у звычаях, абра- дах і вераньнях беларускага сялянства / Працы сэкцыі этнографіі Беларускай Акадэміі навук. Менск, 1933, вып. III).
Довольно большое число работ специально посвящено мифологической символике отдельных животных. Из старых работ следует назвать серию статей Н. Ф. Сумцова в «Этнографическом обозрении» (Н.Ф.Сумцов. Ворон в народной словесности / ЭО. М., 1890, кн. 4, № 1; Я. Ф. Сумцов. Мышь в народной словесности / ЭО. М., 1891, кн. 8, № 1; Я. Ф. Сумцов. Заяц в народной словесности / ЭО. М., 1891, кн. 10, № 3; Н. Ф. Сумцов. Из сказаний о пчелах / ЭО. М., 1893, кн. 17, № 2). Заслуживает внимания и серия статей польского этнографа Эразма Маевского в «Висле», ценных в этнографическом и лингвистическом отношении: о змее (E. Majewskl. W^z w mowie, poj^ciach i praktykach ludu naszego / Wisla. Warszawa, 1882, t. 6), аисте (E. Majewski. Bocian w mowie i poj^ciach ludu naszego. Warszawa, 1891), кукушке (E. Majewski. Ku- kulka (Cuculus Canorus L.) w mowie, pies'ni i pojeciach ludu naszego /
11
Wisla. Warszawa, 1898, t. 12, z. 3), летучей мыши (E. Majewski. Nietoperz w poj^ciach i praktykach ludu naszego / Wisla. Warszawa, 1899, t. 13, z. 16), пчеле (E. Majewski. Pszczola (Apis mellifica L.) w poj^ciach i praktykach ludu naszego / Wisla. Warszawa, 1901, t. 15), скоту (E. Majewski, W. Jareeki. Bydlo (Pecus, Bos, Vacca, Vitulus) w mowie, poj^ciach i praktykach ludu polskiego / Wisla. Warszawa, 1903, t. 17) и козе (E. Majewski, K. Stolyhwo. Koza (Capra hireus) w mowie, pojgciach i praktykach ludu polskiego / Wisla. Warszawa, 1905, t. 19). Народным поверьям о кукушке посвящены работы и других авторов: Р. Bulat. Kukavica / Narodna starina. Zagreb, 1933, knj. 12, sv. 31; П.А. Петров. Етнографски елементи на сла- вяно-балто-германска общност. София, 1966. Имеется ряд исследований о ласке (М. Hako. Das Wiesel in der europäischen Volksii- berlieferung mit besonderer Beriicksichtigung der finnischen Tradition. Helsinki, 1956; С. Генчев. Български ритуални практики, свързани с невестулката / Известия на Етнографския институт и музей. София, 1971, кн. 13; Т. В. Цивьян. К мифологическим обоснованиям одного случая табу: ласка (mustela vulgaris) / Проблемы славянской этнографии (к 100-летию со дня рождения чле- на-корреспондента АН СССР Д. К. Зеленина). JL, 1979), о змее (Я. Perls. W^z w wierzeniach ludu polskiego. Lwów, 1937; М. Бенов- ска-Събкова. Змеят в български фолклор. София, 1992), о лягушке (Т. М. Судник, Т. В. Цивьян. О мифологии лягушки (балто-бал- канские данные) / Балто-славянские исследования. 1981. М., 1982; Ф. Ф. Миловидов. Жаба и лягушка в народном миросозерцании, преимущественно малорусском / СХИФО. Харьков, 1913, т. 19; J. L. Holuby. Zaby v reci a v poverách ludu / Slovenské pohlady, 1888, r. 8), о медведе (Г. С. Виноградов. Медведь в воззрениях русского старожилого населения Сибири / СЭ, 1936, № 3; H. Н. Воронин. Медвежий культ в Верхнем Поволжье в XI в. / Краеведческие записки Гос. Ярославо-Ростовского историко-архитектурного и художественного музея-заповедника. Ярославль, 1960, вып. 4; T. Seweryn. Niedzwiedz w zoologii ludowej, wierzeniach i kulcie / Archiwum Muzeum Etnograficznego w Krakowie, nr inw. 1/2268, sygn. П/1943), об аисте (S. Matusiak. Šwifty i przekl^ty. (Bocian) / Lud. Lwów, 1908,1.14; [E.] Janota. Bocian. Opowiadania, spostrzezenia i uwagi / Przewodnik naukowy i literacki, Dodatek do «Gazety Lwowskiej». Lwów, 1876, r. 4; А. Б. Страхов. Балтославянский миф о происхождении аиста и античные параллели /

12
Balcano-Balto-Slavica. Симпозиум по структуре текста. Предварительные материалы и тезисы. М., 1979; Н.И. Толстой. Иван-аист Ц Славянское и балканское языкознание. [Вып. 9]: Язык в этнокультурном аспекте. М., 1984), о воробье {Л. А. Тульцева. Символика воробья в обрядах и обрядовом фольклоре (в связи с вопросом о культе птиц в аграрном календаре) Ц Обряды и обрядовый фольклор. М., 1982) и т. д. Символика животных в широком культурном контексте — тема некоторых работ В. Н. Топорова о пчелах, мышах, божьей коровке: В. Н. Топоров. К объяснению некоторых слов мифологического характера в связи с возможными древними ближневосточными параллелями Ц Славянское и балканское языкознание. [Вып. 1]: Проблемы интерференции и языковых контактов. М., 1975; В. Н. Топоров. Мопааі «Музы»: соображения об имени и предыстории образа (к оценке фракийского вклада) / Славянское и балканское языкознание. [Вып. 3]: В. Н. Топоров. Античная балканистика и сравнительная грамматика. М., 1977; В. Н. Топоров. Балтийские и славянские названия божьей коровки (Coccinella septempunctata) в связи с реконструкцией одного из фрагментов основного мифа / Этнолингвистические балто-сла- вянские контакты в настоящем и прошлом. М., 1978. Мифологические представления о насекомых — предмет этнолингвистического анализа в ряде статей О. А. Терновской: О. А. Терновская. Белые мухи (две жатвы) / Balcano-balto-slavica. Симпозиум по структуре текста. Предварительные материалы и тезисы. М., 1979; О. А. Терновская. Об одном мифологическом мотиве в русской литературе / Вторичные моделирующие системы. Тарту, 1979; О. А. Терновская. К описанию народных славянских представлений, связанных с насекомыми. Одна система ритуалов изве- дения домашних насекомых Ц Славянский и балканский фольклор. [Вып. 3]: Обряд. Текст. М., 1981; О.А. Терновская. Ведовство у славян. II. Бзык (мухи в голове) Ц Славянское и балканское языкознание. [Вып. 9]: Язык в этнокультурном аспекте. М., 1984; О. А. Терновская. Бабочка в народной демонологии славян: 'душа-предок’ и 'демон’ Ц Материалы к VI Международному конгрессу по изучению стран Юго-Восточной Европы. София, 30.?ПІ.89-6.ІХ.89. Проблемы культуры. М., 1989; О.А.Тернов- ская. Несколько слов о культе муравьев и его роли в мифологии финского скотоводства Ц Philologia slavica. К 70-летию академика
Н. И. Толстого. М., 1993; О. А. Терновская. Божья коровка или
13
ночь накануне Ивана Купалы (соотношение микро- и макроструктур) / Славянское и балканское языкознание. [Вып. 11]: Структура малых фольклорных текстов. М., 1993; О.А. Терновская. Блоха / Славянские древности. Этнолингвистический словарь. Т. 1. М., 1995. Тематика, связанная с животными, отражена в ряде работ Р. Попова, Й. Мороза (Болгария), С. Кнежевич (Македония), Эмилии Хорватовой (Словакия) и др.
Помимо работ такого рода, существуют также исследования, посвященные образам животных и териоморфным мотивам в различных конкретных формах народной культуры (в обрядах, народных промыслах, изобразительном искусстве), в разных жанрах фольклорной и книжной традиции (легендах, сказках, анекдотах, детских закличках) и в языке. Назовем лишь некоторые: Д. К. Зеленин. Табу слов у народов Восточной Европы и Северной Азии. Ч. 1: Запреты на охоте и иных промыслах. JI., 1929 (Сборник Музея антропологии и этнографии, [т.] 8); M. Znamierow- ska-Priifferowa. Przyczynek do mágii i wierzen rybaków Ц Prace i materialy etnograficzne. Lublin, 1947, t. 7; T. Seweryn. Ikonografia etnograficzna / Lud. Kraków, 1947, t. 37 za rok 1946; Г. С. Маслова. Орнамент русской народной вышивки как историко-этнографический источник. М., 1978; Н.А. Соболева. Российская городская и областная геральдика Х?ІІІ-ХІХ вв. М., 1981; К. Голейзов- ский. Образы русской народной хореографии. М., 1964; Е.А.Кос- тюхин. Типы и формы животного эпоса. М., 1987; 3.JI. Колма- чевский. Животный эпос на Западе и у славян. Казань, 1882; В. Н. Добровольский. Звукоподражания в народном языке и в народной поэзии / ЭО. М., 1894, кн. 22, №3; В. Данилов. Символика птиц и растений в украинских похоронных причитаниях Ц Киевская старина, 1906, № 11-12 (отд. отт.: Киев., 1907); [X. М. Лопарев.] Древнерусские сказания о птицах. [СПб.], 1896 (Памятники древней письменности, 116); Н. В. Никончук. Полесские названия птиц / Лексика Полесья. М., 1968; О.Н. Тру- бачев. Происхождение названий домашних животных в славянских языках. М., 1960.
В данной монографии предлагается комплексный подход к описанию животных, который в значительной степени определяется этнолингвистическим направлением всего анализа в целом и подчинен задачам дальнейших типологических и сравнительно-генетических исследований.

14
Широкий сопоставительный анализ материала разных славянских традиций в его разнообразных формах и жанрах позволяет вычленить набор смыслоразличительных признаков животных как особых мифологических персонажей и построить модель для возможно более полного описания представлений о животном мире. Характерные признаки животного выявляются на разных уровнях — языковом (названия животных, табуистиче- ские наименования, имена собственные, эпитеты), морфологическом (внешний облик и состояние, стадия развития, целое или вычлененная часть тела, атрибуты), «социальном» (статус животного, его национальные и т. п. признаки, коррелятивные характеристики, связи и отношения с другими персонажами и объектами, генезис) и акциональном (различные действия животного, их функциональная направленность, взаимодействие с животным, различное использование его как объекта). С признаками, характеризующими деятельность животного, тесно связаны его акустические проявления и речевые характеристики, а также модусы (передвижения, появления), локативные и темпоральные характеристики. Такой набор признаков дает возможность всесторонне воссоздать целый фрагмент картины мира, выявить зоологический код языка культуры, понять его глубинный смысл, функциональное назначение и внутреннюю организацию.
Методологическая значимость такого подхода заключается в том, что он может быть применен для других сфер представлений. Аналогичным образом могут быть описаны такие фрагменты системы мифологических представлений, как человек, т. е. участники обрядов, эпические и сказочные герои, лица, наделенные демоническими свойствами (колдун, ведьма), магическими способностями и знаниями (знахарь, пчеловод, строитель, мельник, кузнец, музыкант и т. п.) или национально-этнической принадлежностью (цыган, еврей, турок), собственно демонологические и другие мифологические персонажи (Бог, Богородица, святые), стихии (огонь, вода и др.), растения, пища, утварь и т. д. Каждому из образов животного мира в народной культуре соответствует свой совокупный инвариантный набор характерных признаков, который соотносится с конкретным набором признаков, засвидетельствованным у данного образа в отдельно взятой локальной традиции. Единый комплекс признаков, накладываемый на отдельные образы животных, позволяет выявить типологические
15
различия и сходства между животными персонажами, выявить специфику каждого из них.
Для полного и всестороннего культурологического анализа данного круга представлений необходим учет всего комплекса форм и жанров традиционной народной культуры. Описание животных с помощью системы смыслоразличительных признаков ставит в один ряд и как бы уравнивает и объединяет в одной плоскости материал разного уровня и характера (поверья, обряды, фольклорный, книжный, языковой, иконографический материал), но каждый из этих источиков привлекается к анализу лишь в той мере, в какой он необходим для раскрытия мифологической символики.
Изучаемый предмет рассмотривается в монографии с двух сторон: наряду с классификацией признаков, дающей представление о животном мире в целом, дается анализ отдельных конкретных образов животных. Это дает возможность выявить специфические особенности каждого отдельного образа и одновременно целых групп и классов животных, позволяет определить место отдельного животного в общей структуре.
В системе традиционных народных представлений об окружающем мире животные выступают как образы мифологической картины мира, а значит, как особая разновидность мифологических (в широком смысле слова) персонажей, к которым наряду с животными относится целый ряд других существ: демоны, стихии, болезни и сами люди как образы народных поверий, обрядовые или фольклорные персонажи. В традиционной народной культуре животные фигурируют как особые персонажи, но наряду с этим они являются и объектом различного акционального использования, что объединяет их с широким кругом неодушевленных предметных образов. Различные элементы системы мифологических представлений (животные, люди, демоны, стихии, небесные тела и светила, растения, пища, утварь и т. п.) тесно соприкасаются друг с другом. Каждый из этих элементов как объект структурного описания частично пересекается с другими. Например, к человеку как предмету такого анализа придется отнести колдунов и ведьм, которые являются одновременно и демонологическими персонажами; описание стихий затронет случаи их зооморфизации, антропоморфизации и демонологизации (например, красный петух как образ огня, поверье о том, что огонь ходит

16
по земле в образе человека, а когда-то в прошлом был теленком, представление о ветре как змеё, как старике в изорванной шапке или как демоническом существе Мелюзине); в описание пищи будут включены предметы утвари (сказочный суп из топора) и животные в качестве блюд (например печеные воробьи как ритуальное кушанье). Подобно этому, и сфера представлений о животном мире частично накладывается на другие, смежные с ней сферы и включает элементы из других систем представлений, обнаруживающие в той или иной мере связь с животным миром. Это находит отражение и в схеме описания животных: сюда отчасти попадают и лица (люди и демоны), и стихии, и растения, и еда.
Особо следует сказать о демонологических персонажах, частично вовлекаемых в сферу нашего исследования. Это, прежде всего, животные-оборотни, такие, как «волколак», черт в облике зайца, жаба как обращенная ведьма и т. п. В аспекте нашего исследования с формальной точки зрения это животные, наделенные демоническими свойствами: они способны менять облик и превращаться в человека или демона (человеком становится волк-оборотень по истечении срока заклятия, ведьма-жаба возвращает себе человеческий облик, змея превращается в «вилу»), они могут происходить от человека или демонического существа в результате оборотничества (волколак — от колдуна, принявшего звериный облик, сойка — обратившаяся в птицу смерть и т. д.). Такого рода превращения стоят в одном ряду с другими превращениями или видами происхождения животных: с превращением животного в человека (например в поверьях об аистах, зимующих за морем в человеческом облике), с превращением животного в стихию, в другое животное, а также с происхождением животного из растения, вещества или одного животного из другого.
Строго говоря, между мифологическими и животными персонажами вообще далеко не всегда возможно провести четкую грань, особенно в тех случаях, когда в сходных функциях выступают демон в зооморфной ипостаси и животное, за которым закреплен особый термин, отражающий те или иные его демонические признаки, например птичка btqd у поляков, заманивающая человека в лесную чащу, чтобы он там заблудился, кикимора 'летучая мышь’ у русских, змија чуваркућа 'домовая змея’ у сербов. Ярким примером может служить образ ласки, которая наделяется рядом свойств, характерных также для различных демонических
17
и, шире, мифологических существ: она покровительствует скоту, совершает действия, аналогичные действиям домового, русалки и других демонов: щекочет, лижет, дует, сосет, плетет и т. д. Кроме того, с домовым как демонологическим персонажем ее роднит и особое наименование домовик, свойственное ей в говорах Полесья. Как демонологический персонаж и одновременно как фантастическое животное может рассматриваться летающий змей, нередко отличающийся внешне от обычной змеи лишь наличием крыльев, лужицкая выдра (hudra), имеющая облик обольстительной девы, белорусскаярасамаха — полузверь-получеловек.
Соотношение между животными и демонологическими персонажами можно проиллюстрировать примером, когда и те и другие выступают в общей роли домашнего покровителя. Объектом их воздействия является сфера жилого пространства: само жилище и его обитатели, а также, еще шире, — весь примыкающий к дому крестьянский двор с его хозяйственными постройками и скотом. В данной роли их деятельность воспринимается как благоприятная, приносящая счастье и удачу дому и его обитателям, оберегающая их от зла. При рассмотрении славянского материала в целом можно видеть, что функция домашнего покровителя распределена среди достаточно широкого, но вполне определенного круга животных. В основном это гады (змея, лягушка, черепаха и червь) и близко связанные с ними насекомые, но лишь те, что обитают в доме или появляются в нем (сверчок, паук, черные тараканы и муравьи), а также некоторые другие хтонические животные (ласка и крот) и отчасти птицы, устраивающие свое гнездо на доме (аист и ласточка). У одних животных покровительственная функция представлена ярко и отчетливо, особенно у змеи, у других слабее (например у насекомых), иногда всего лишь на лексическом уровне (как у летучей мыши). У одних она ограничивается собственно домом и его обитателями (у лягушки, сверчка, муравьев, тараканов), у других распространяется также на хозяйственный двор и скотские помещения (у змеи, ласки, паука), у третьих сосредоточена преимущественно на хлеве и скоте (у крота и черепахи).
Если сравнить этот набор животных с набором зооморфных обликов домового как особого демонического персонажа, то он окажется иным: он будет совпадать с выявленным кругом образов лишь отчасти. Здесь также будут присутствовать некоторые хто-

18
нические животные, в частности гады, но весьма ограниченно: например крыса, лягушка или змея (хотя змеиный облик домового встречается не так часто, как можно было бы ожидать). Однако мы не найдем среди зооморфных обликов домового ни одного из тех насекомых, о которых шла речь выше. Зато здесь будет представлен целый ряд животных, которым, когда они выступают как самостоятельные персонажи, функции домашнего покровителя как правило не свойственны: это кошка, собака, корова, свинья, теленок, серый баран, медведь, черный заяц, белка, хомяк, петух, курица, цыпленок.
Такое обстоятельство отчасти объясняется вторичностью рассматриваемого признака у животных, когда они выступают не самостоятельно, а лишь как облик, или ипостасть, другого персонажа — в данном случае демонологического (домового). В этом случае в действие вступают совсем иные коннотации. С одной стороны, они определяются местом домового в системе демонологических персонажей, которые воспринимаются в целом как нечистая сила (так, например, заячий облик домового тесно связан с заячьим обликом черта). А с другой стороны, они могут быть порождены иными функциями самих животных (например, медвежий облик домового связан со способностью медведя устрашать нечистую силу и отвращать порчу, в том числе и от скота). В таких ипостасях домового, как корова, теленок или баран, можно видеть перенесение объекта воздействия (скот) на сам субъект, т. е. на домового как покровителя скота. В принципе такой род семантических изменений — перенос на субъект свойств объекта — вполне возможен. Нечто подобное наблюдается у домового в псковском поверье: это способность домового принимать по ночам облик хозяина дома (СРНГ7: 300).
Тесная взаимосвязь между демонологическими и животными персонажами, доходящая подчас до их полного неразличения или совпадения, существенно расширяет сам предмет демонологии как особой сферы народных верований и дает новый аспект исследованиям в этой области.
В целом животные наделяются в народных представлениях определенными признаками в соответствии с восприятием человеком реальных животных, окружающих его в природе. Однако такое восприятие преломляется сквозь призму мифологического сознания: классификация животного мира по тем или иным
19
признакам подчинена внутренней логике мифологического сознания, которая подчас существенно отличается от логики бытового сознания современного человека, а она, в свою очередь, далеко не совпадает со строгой логикой научного анализа, в соответствии с которой строится непротиворечивая зоологическая классификация видов животных. Естественнонаучная классификация основывается на морфологии животных, т. е. исходит из формы и строения живых организмов. Чем же отличается от нее классификация животных в народной культуре? Как, с помощью каких формальных показателей членит животный мир на отдельные группы и подгруппы традиционное сознание?
Фронтальный сравнительный анализ позволяет определить минимальный набор смыслоразличительных признаков, на основе сочетания которых (пучка дифференцирующих признаков) выделяются большие группы, или классы, животных. Это следующие признаки: 1) единичность (немногочисленность)— множественность (признак, часто сопровождаемый другим: крупный — мелкий); 2)локус (место постоянного, обычного пребывания): «лес, поле, горы» — «земля, под землей» — «воздух, небо» — «вода»;
3) модус передвижения: «ходить, бегать»— «ползать»— «летать» — «плавать». Применяемые в комплексе, они дают возможность вычленить среди животных четыре основных класса: звери, гады (с подгруппой насекомых), птицы и рыбы.
Звери как правило единичны (и преимущественно крупны). Им свойственна большая степень индивидуализации, чем животным других классов, поэтому они чаще выступают как самостоятельные, одиночные персонажи и менее поддаются описанию в целом, у них мало общих, объединяющих признаков (за исключением подгруппы куньих и других пушных зверей). Место их обычного пребывания — лес, поле, горы, а отличительный способ передвижения — ходьба и бег (хотя они характеризуются иногда и как плавающие и ползающие). Для гадов, включая насекомых, наиболее характерен признак «ползать» (в том числе для мыши, рака и летающих насекомых), хотя у них могут быть представлены и другие модусы передвижения: «летать» — у змеи и змея, у летающих насекомых, «ходить» — у змеи (в некоторых легендах и поверьях), «плавать» — у змеи, угря, вьюна, лягушки. Другой отличительный признак гадов— «земля, под землей», хотя у некоторых из них дополнительно могут быть выражены и другие локусы: вода,

20
горы, лес, воздух. Отличительный признак гадов «ползать» присущ также насекомым, которые в целом характеризуются еще и признаком «мелкий», но поскольку он частично представлен у животных других классов, можно говорить лишь об отдельной подгруппе насекомых внутри класса гадов. Другие признаки не объединяют насекомых в одно целое: они выступают и как одиночные персонажи, и во множестве; место их пребывания не только земля, но и воздух, и тело человека или животных; все они ползают, как и гады, но многие, подобно птицам, летают (отдельные также скачут). Для птиц отличительными признаками являются «воздух, небо» и «летать» (у некоторых дополнительно выражен признак «плавать»). Для многих из них характерна единичность, для некоторых — множественность. Специфические признаки рыб — «вода» и «плавать» (единичность выражена лишь у небольшого числа видов). Признак единичности — множественности выступает как дифференциальный только применительно к зверям, а применительно к гадам, птицам и рыбам — как интегральный.
Помимо признаков, членящих всех животных на классы, можно назвать еще целый ряд других признаков, на основе которых тоже выделяются большие группы животных. Эти признаки распределяются среди представителей разных классов. Например: мужские — женские животные (заяц, медведь, соболь, бобр, уж, комар, шершень, воробей — ласка, куница, выдра, лягушка, муха, ласточка, кукушка, сова, лебедь и др.); чистые, божественные, святые — нечистые, дьявольские (медведь, пчела, божья коровка, голубь, ласточка, аист — волк, заяц, змея, мышь, вошь, блоха, таракан, оса, летучая мышь, воробей, филин, ворон, ворона, ястреб, коршун, сорока, угорь и др.); хищные, кровожадные — мирные, кроткие, безвредные (волк, ворон, коршун, ястреб, щука — голубь, ласточка и др.); стайные (волки, змеи, пчелы, тараканы, вороны, гуси, утки, журавли, воробьи и др.); хтониче- ские, имеющие локативную или генетическую связь с землей, с умершими, предками (змея, ящерица, червь, лягушка, вошь и некоторые другие гады и насекомые, мышь, крот, волк, ласка, ворон, сова и ряд других птиц); имеющие главу — своего царя или короля (звери, птицы, рыбы, волки, змеи); имеющие патрона, покровителя, «хозяина» (волки, пчелы, воробьи, рыбы и др.); появляющиеся или кричащие возле жилья (в основном птицы, но также некоторые звери, особенно волки и крот); встречающиеся в пути
21
(практически все животные, за исключением насекомых, рыб и рака); ритуально изгоняемые (змеи, ящерицы, гусеницы, мыши, блохи, вши, клопы, тараканы, воробьи, коршун и некоторые другие); увиденные или услышанные первый раз весной (все перелетные птицы, реже бабочки, лягушки и змеи) и т. д.
Народную классификацию животных отличают следующие особенности:
а) меньшее число классов и иной их состав (например, насекомые слабо выделяются как особая группа, объединяясь в один класс с гадами);
б) подвижность, нежесткость классификационных рамок. Свойства гадов в большей или меньшей степени присущи некоторым животным других классов, например отдельным зверям (кроту, ласке, волку). Возможны гибридные виды, совмещающие в себе признаки разных классов животных: зверя и птицы (ласка), гада и птицы (летучая мышь, летающий змей);
в) смешение, неразличение разных видов животных (объединение их в один животный персонаж), в частности ласки и горностая, змеи и безногой ящерицы, змеи, угря и вьюна, ворона и вороны; кукушки и ястреба («народ думает, что <...> одна и та же птица, по своему желанию, делается ястребом и кукушкою», Добр.ЗНЯ: 88). Иногда такое соединение двух образов имеет жанровую обусловленность (например заяц-горностай в песнях, гуси-лебеди в сказках). Даже часть тела одного животного может отождествляться целиком с другим животным (например хвост ящерицы со змеей) или с частью тела другого животного (например барсук имеет собачью морду). В то же время в ряде случаев обнаруживается тенденция к разделению одного вида животного на два разных персонажа (утка и селезень, курица и петух, гусеница и бабочка, головастик и лягушка, вошь и гнида);
г) изменение, превращение одних видов животных в другие (кукушки в ястреба и орла, сизоворонки в дрозда, воробья в мышь, мыши в летучую мышь, ласточек в лягушек, червей в змей, волчицы в рысь), в том числе в мифических животных (змеи в летающего змея). Животные могут превращаться также в демонические существа (жаба в ведьму), в человека (аист в человека) и даже в предметы (волк в пень);
Д) наличие фантастических видов животных, реально не существующих в природе.

22
В традиционной культуре образы животных служат одним из средств выражения представлений о мире в различных его проявлениях. Можно говорить об особом зоологическом коде языка культуры. Важнейшей сферой применения зоологического кода являются представления, связанные с человеком. Особенно характерно в этом отношении использование названий животных в языке для передачи физических свойств и особенностей характера человека, например: рус. осел 'глупец’, ворона 'ротозей, зевака’, клуша (вид чайки) 'многодетная или неповоротливая женщина’, чеш.páv [павлин] 'чванный, спесивый человек’, словац. liška [лиса] 'подлиза’, dudok [удод] 'простофиля’, пол. tchórz [хорь] 'трус’ и т. п. Через образы животных передаются человеческие взаимоотношения в сказках о животных, в песенном фольклоре — семейные отношения. Например для поэтической терминологии свадебного обряда характерно использование птичьей символики применительно к родственникам и другим участникам свадьбы: невеста — лебедь белая, уточка, голубушка, кукушечка, перепелка, тетерка, иволга, павушка, сизая пташечка, курочка; сестры, золовки — сороки-вещицы; подруги невесты — голубушки, белые лебедушки, стадо лебединое; жених — ясен сокол, орлище, сизый павлин, соловей, селезень, голубь; его отец — сизый орел, тетка — ворона крылатая, бабушка — сова пестрая, поезжане — гуси серые, стадо гусиное, стадо голубей и т. п. В некоторых книжных жанрах, таких как «Физиолог», образы животных служат для истолкования и классификации моральных качеств человека.
Зоологический код используется как средство классификации или характеристики различных предметов и явлений, и прежде всего как средство их языковой номинации: в сфере растительного мира (рус. щучий хвост, волчьи ягоды, укр. заяча крівця 'зверобой’, пол. zajqczek 'гриб зеленый моховик’, серб.-хорв. ку- кавичина трава 'валериана’, болг. вълча ябълка 'крушина’), метеорологии (укр. мэдвежий дошч, серб.-хорв. вук се жени [волк женится] 'грибной дождь’, рус. зайцы 'хлопья снега’), астрономии (рус. волчий хвост 'Плеяды’, гусиная дорога 'Млечный путь’, пол. wilcza gwiazda [волчья звезда] 'Сириус’), медицины (рус. рак 'злокачественная опухоль’, воронья лапа 'лишай’, болг. гръдна жаба 'грудная жаба’, пол. šwinka 'детская болезнь свинка’), техники (рус. воробчик, воробы 'орудие для размотки и намотки пряжи’, собачка 'спусковой крючок ружья’, рус. журавль и пол.
23
zuraw 'колодец с длинным шестом’, словац. vlcek [волчок] 'деревянный крючок между задними раздвоениями дышла’) и т. д. В загадках с помощью животных кодируются самые разнообразные предметы и явления окружающего мира. В иконографической сфере зоологический код находит различное применение в эмблематике, книжной миниатюре, в зверином стиле орнаментальных украшений и т. д.
Названия животных используются в ономастике: в топонимии (например в таких полесских топонимах, как поле Барсукі, луга Баран, Буськовая полянка, Журавель, пастбище Пэрэпеліцка, лесные угодья Гусі, Медзъвежы кладкі, Чайка, озеро Ершовец, омуты Медзведзеу вірок, Рыбеча хата, Чапля, ТСл5: 368, 375, 377, 383-385, 389, 392), в антропонимии — в качестве прозвищ и фамилий, реже — личных имен, например Вук [волк] у сербов, Гавран [ворон] как замена имени Гаврило — в Боснии и Герцеговине (Ђор.ПВП2: 53). Названия отдельных животных могут присваиваться домашним животным со сходной окраской в качестве кличек: например, Лаской называют белобрюхую корову, имя Гавран сербы дают черному коню, волу, барану (там же: 530).
Для воссоздания картины животного мира в его традиционном народном восприятии и осмыслении необходим учет разного рода источников. При этом каждая из форм народной культуры, каждый фольклорный жанр и языковой материал имеют свою специфику и различную ценность в плане реконструкции мифологических представлений. Наиболее непосредственно они отражаются в таких элементах духовной культуры, как поверья и приметы, которые охватывают разные сферы жизни и виды деятельности человека: повседневный быт, народный календарь и хозяйственную практику, включающую различные промыслы и занятия (охота, рыболовство, скотоводство, земледелие, ткачество, знахарство и т. п.). Традиционные народные представления выступают в качестве мотивировок запретов, оберегов и ритуально-магических действий, однако их первоначальный мифологический смысл нередко изменяется или вовсе стирается (например, когда магическая функция вытесняется игровой и лишается мифологического содержания). Богатый материал для раскрытия мифологической символики животных дают обряды, в которых животные фигурируют или непосредственно, часто как центральные обрядовые персонажи (казнь «коршуна», изведение насеко

24
мых, встреча аиста), или символически, в разнообразных «вторичных» формах (персонажи ряжения, фигурки животных и птиц, поэтические образы обрядового фольклора).
В фольклорных текстах мифологические представления о животных в наиболее «чистом» виде представлены в быличках, а также в этиологических легендах и, реже, в топонимических и исторических преданиях. Мифологические мотивы, в том числе относящиеся к животным, находят отражение в различных песенных текстах, прежде всего в обрядовых, но также в эпических и балладных, в меньшей степени в игровых и шуточных, еще слабее — в лирических и исторических. Однако подчас они проявляются даже в таком позднем песенном жанре, как частушка. Во многих фольклорных текстах мифологическая символика предстает в преобразованном виде, подчиняясь внутренним законам поэтики каждого конкретного жанра и используясь как материал для создания новых образных форм по типовым моделям, характерным для того или иного жанра. Особенно это относится к таким фольклорным текстам, как заговоры, снотолкования и загадки, которые сохраняют следы глубокой архаики, но она вскрывается не прямо, а с учетом магической функции слова, поэтической иносказательности и метафорики или специфических механизмов кодирования символов, присущих этим жанрам. В поэтической форме традиционные верования в немалой мере отразились в различных жанрах детского фольклора: в дразнилках, детских песенках и закличках, обращенных к птицам, зверям и насекомым, в потешках (например о ласке, мышке), а также в специфической лексике, употребляемой в общении с маленькими детьми. Мир детей, как и некоторые другие социальные сферы, отличающиеся известной автономностью и закрытостью для внешних влияний (например тюремная, узко профессиональная), представляют собой те маргинальные области культуры, куда оттеснялся и где дольше сохранялся ценный в мифологическом отношении, подчас достаточно архаический материал. Что касается сказок, то при всей их фантастичности они в большинстве своем слабо связаны с глубинно-мифологическими пластами народных верований. Причем это особенно характерно именно для сказок о животных, в которых взаимоотношения между животными служат как правило аллегорией человеческих взаимоотношений в различных бытовых ситуациях. Волшебные
25
сказки содержат больше подлинно мифологических мотивов, но и в этом случае привлекать их материал к анализу следует осторожно, с «поправкой» на жанровую специфику сказки, предполагающую сознательную установку на поэтический вымысел, волшебную фантастику, а часто также назидательно-дидактическую направленность.
Важный материал для реконструкции мифологических представлений содержат малые фольклорные тексты, имеющие устойчивый, формульный характер. Помимо упомянутых заговоров, закличек, загадок, к ним относятЬя заклинания (волка, змей, воробьев и др.), проклятия (например адресованные вороне), формулы увещевания и задабривания зверей, запугивания детей (белым волком, вороной и т. д.), обмана детей (в частности объяснения, откуда берутся дети), диалоги с птицами (вороной, иволгой), вербальная имитация голосов животных и птиц, а также короткие прибаутки и анекдоты (чаще всего о птицах), пословицы и поговорки. Такой же устойчивый характер имеют бранные формулы (типа «иди ты к сучаму батьку!», «сова ты смалёная!») и фразеологические обороты (например, содержащие сравнения с различными животными).
Особую ценность для реконструкции традиционных народных представлений о животных имеют лингвистические данные, прежде всего сама зоологическая терминология, представленная в славянских языках и диалектах. При отсутствии других данных именно названия животного способны прояснить его мифологическую семантику, как это имеет место, например, в случае с божьей коровкой и стрекозой. Для тех же целей необходим также анализ использования зоонимов в других сферах лексики: метеорологической, ботанической, медицинской, в ономастике и особенно в арго (профессиональном, тюремном и молодежном жаргонах).
Немаловажная роль в воссоздании древних мифологических представлений о животном мире принадлежит и иконографическому материалу. Это различные фигурки животных (резные, лепные, кованые, из теста, из материи, растений и т. п.) и иг- РУШки, изображения животных на народных картинках (лубках, гравюре), предметах быта (расписной утвари, одежде, женских Украшениях), на пасхальных писанках, в иконописи, книжной миниатюре, эмблематике (гербы, вывески и т. п.), териоморфные

26
мотивы в орнаменте, деревянной резьбе, вышивке. Особую значимость здесь имеют фигурки животных, функционирующие в обрядах, например печеные «жаворонки» в весенней обрядности, фигурка зайчика из свернутого платка в свадебном обряде, кукушки в обряде крещения и похорон «кукушки», птички из теста на свадебных караваях, календарное зооморфное печенье и др.
Устная народная традиция всегда испытывала влияние книжной, в которую, в свою очередь, тоже проникло немало элементов народной культуры. Поэтому одним из вспомогательных источников для реконструкции мифологических представлений могут служить и различные книжные жанры, в той или иной мере отражающие зоологическую тематику: «Физиолог», гадательные книги (особенно книги гаданий по птицам, по костям и внутренностям животных), апокрифы, духовные стихи, сонники, лечебники, травники и некоторые другие. Наконец, источником сведений о животных в народных верованиях могут служить и чрезвычайно редкие исторические свидетельства (летописный материал, старинные свидетельства путешественников-иностранцев). Довольно незначительной в целом представляется в этом плане и роль «немых» археологических памятников.
В ходе работы над книгой встал вопрос о том, как лучше в композиционном отношении построить описание животных — в соответствии с привычной классификацией животных или же традиционной, народной. Предпочтение было отдано второму решению. В результате насекомые не выделены нами в отдельную главу и описаны вместе с гадами. Трудность заключалась еще и в том, что некоторые животные обладают свойствами животных разных классов. Например, летучая мышь сочетает в себе признаки гада и птицы (она рассматривается в книге вместе с птицами). Представления о змеевидных рыбах угре и вьюне излагаются в главе, посвященной гадам, а не рыбам. В главу о гадах включена мышь, а крот рассматривается в главе о зверях.
Часть I включает схему описания животных с соответствующими примерами и необходимыми теоретическими коммента
27
риями. Часть II посвящена отдельным классам животных в соответствии с их народной классификацией, внутри классов описание строится по отдельным группам и видам животных: глава 1. Звери (волк, медведь, заяц, куньи и другие пушные звери, еж, крот); глава 2. Гады и насекомые (змееподобные, лягушка и жаба, черепаха, домашние насекомые, летающие кусающие насекомые, паук и т. д.); глава 3. Птицы (нечистые птицы, ночные птицы, воробей, чистые птицы, аист и журавль, плавающие птицы, кукушка и т. д.); глава 4. Рыбы (общая характеристика и отдельные конкретные виды). Каждая глава предваряется общей характеристикой данного класса животных. В Заключении подводятся краткие итоги проделанного анализа и намечены перспективы дальнейшего исследования этой темы.
Книга написана на обширном и в значительной степени новом, ранее неизвестном материале. Это прежде всего полевой материал, собранный автором в Полесье, в восточной Польше (в Белостоц- ком и Хелмском воеводствах) и на Русском Севере (в Вологодской области). К анализу привлечен также ценный материал, извлеченный из различных российских, украинских, польских и болгарских архивов. Это Полесский и Карпатский архивы отдела этнолингвистики и фольклора Института славяноведения и балканистики РАН (Москва), Вологодский и Кировский областные архивы, архив Этнографического бюро кн. К. Н. Тенишева, архив Русского географического общества, Рукописный отдел Российской национальной библиотеки (Санкт-Петербург) и некоторые другие фонды; архив Института искусствоведения, фольклора и этнографии НАНУ (Киев); архив отдела Польского этнографического атласа Института истории материальной культуры ПАН, архив Польского этнографического общества (Вроцлав), архив Этнолингвистической лаборатории университета им. М. Кю- ри-Склодовской (Люблин), архив Этнографического музея в Кракове, архив кафедры славянской этнографии Ягеллонского университета, архив Лаборатории документации народного искусства Института искусств ПАН (Краков), архив кафедры этнологии и культурной антропологии Варшавского университета, архив Отделения этнографии Института истории материальной культуры ПАН, архив Института искусств ПАН (Варшава); архив Этнографического института и музея БАН, рукописный фонд библиотеки Софийского университета, архив Цветаны Романской

28
Софийского университета (София). Благодарю сотрудников этих архивов за оказанную помощь в работе.
Автор выражает большую благодарность коллегам— сотрудникам отдела этнолингвистики и фольклора Института славяноведения и балканистики РАН, принимавшим участие в обсуждении работы и высказавшим ряд существенных замечаний и предложений, а также В. В. Усачевой, О. А. Терновской, Н. И. Толстому, Н. К. Гаврилюк и А. Б. Страхову за любезно предоставленные ими ценные материалы.
.

Комментарии (1)
Обратно в раздел культурология