Чернявская Ю. Народная культура и национальные традиции

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 5. Взаимодействие культур как путь к единому человечеству

§ 2. Национальное и общечеловеческое в культуре и бытии этноса

Сознание члена любого этноса имеет в основе общечеловеческое. Еще в XVII столетии это ощущение замечательно выразил Джон Донн: “Смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит колокол: он звонит по тебе” [ 53 , 7].

Но в каждом конкретном этносе общечеловеческое преломляется через призму его ментальности, а также присущих народу и эпохе ценностей. Многие из этих ценностей являются определяющими для большого количества народов, но отношение к ним трансформируется в зависимости от того, в каком этносе и в какое время живет человек. То же относится и к определяющим чертам характера членов различных этносов – и мужество, и патриотизм, и целеустремленность являются чертами общечеловеческими. Следовательно, когда мы говорим о национальном, речь идет не о монопольном обладании какой-либо этнической общностью той или иной из этих черт, а лишь о различии между отдельными народами в формах и стиле ее проявления, зависящих от специфики социально-экономических, религиозных, географических и других условий существования, а также — в значительной мере — от ментальности членов данного этноса.

Рассмотрим на примере. В течение нескольких веков самым радикальным способом защиты чести являлась дуэль, и все европейские народы в той или иной степени практиковали ее. Но до чего по-разному они это делали!

В прошлом веке практически каждый студент Гейдельбергского университета считал долгом чести участвовать в дуэли. Но предварительно немецкий студент тщательно дезинфицировал шпагу, поддевал под одежду утолщенные повязки, словом, относился к делу по-немецки осторожно и дотошно. Француз же, или испанец, кидался в бой по любому поводу и, что называется, “без забрала”. Процедура “американской дуэли” была разработана из расчета бескровности и практицизма: она состояла в том, что соперники просто выпивали по идентичной с виду таблетке, только одна была – плацебо, а в другой содержался яд. Интересно, что в России дуэль осталась уделом узкого круга воспитанных во французском духе аристократов (ср. с Францией, где на дуэли сражались все слои населения – от герцога до лавочника). Думается, причина этому – недооценка понятия личной чести у простого человека. Ему никак нельзя отказать в храбрости и в понимании чести общественной, но за честь личную русский человек сражаться не привык (да иначе и быть не могло при существующем монархически-бюрократическом строе правления и при крепостном праве).

Так преломляется в жизни этносов общечеловеческое понятие чести в зависимости от социокультурного опыта и национального характера. Однако, само это преломление возможно лишь ввиду самого существования общечеловеческого “начала”.

Во многом наличие общечеловеческого компонента диктуется биологическим единством человечества. Все мы, в какие бы исторические периоды ни жили и каким бы общественным слоям и группам не принадлежали, имеем общую биологическую природу: воспринимаем жизненные импульсы посредством интеллекта; имеем пять внешних органов чувств, и наши бесконечные индивидуальные различия не выходят за пределы биологического сходства.

Общечеловеческое проявляется и в самой природе культуры как деятельности, пределы которой задаются биологически и архетипически обусловленной “организацией” человека, с одной стороны, и исторически обусловленным характером среды и эпохи, с другой. В рамках этих пределов имеется огромное количество вариантов и способов, которыми может осуществляться тот или иной вид деятельности, причем главенствующий способ его реализации является своеобразным маркером данного народа и его культуры. Даже в таком, казалось бы, полностью детерминированном биологическими потребностями человека виде деятельности, как дыхание, можно обнаружить региональную культурную специфику (например, хатха-йога).

Сферы культуры общечеловечны в разной степени: среди них существуют практически интернациональные (наука, техника) и почти сугубо национальные (все, что связано с народным творчеством). Но, если присмотреться, мы увидим некоторую условность этого деления. С одной стороны, даже в области станкостроения можно выделить различия, тяготеющие к определенным национальным “школам” — английской, американской, японской — правда, эти различия касаются не столько технологии, сколько дизайна и компоновки. С другой, само народное творчество во многом основывается на тех предметах, установках и ценностных ориентирах, которые тяготеют к общечеловеческому — на темах любви, верности, измены, распри и т.п.

Наиболее своеобразно диалог национального и общечеловеческого проявляется в искусстве — сфере образного самосознания культуры. Прав русский художник И.Крамской, заметивший: “Что ни говори, а искусство — не наука, оно только сильно, когда национально” [36, 415 ] . Но в чем заключается это национальное? Может быть, в том, чтобы изобразить как можно больше примет национального быта, использовать по возможности большее количество элементов национального искусства? На это исчерпывающе ответил Н.В. Гоголь: “... истинная национальность состоит не в описании сарафана, но в самом духе народа. Поэт даже может быть и тогда национален, когда описывает совершенно сторонний мир, но глядит на него глазами своей национальной стихии, глазами всего народа, когда чувствует и говорит так, что соотечественникам его кажется, будто это чувствуют и говорят они сами” [25, 34 ] . О том же говорил и Г. Белль в “Ирландском дневнике”: “... национальный дух — как наивность. Когда ты осознал, что она у тебя есть, — считай, что ее у тебя уже нет” [20, 28 ] .

А.С. Пушкин подчеркивал, что основным источником национального своеобразия литературы является отражающийся в “зеркале поэзии” национально-неповторимый “образ мыслей и чувствований”, составляющий “особую физиономию” народа [36, 414 ] ., т.е. ментальность в нашем сегодняшнем понимании этого термина.

Но, если художественное произведение предопределено ментальным, где же тогда место “общечеловеческого”? Да и существует ли оно? Для ответа можно провести аналогию, уподобив искусство народа, да и саму его культуру, дереву с толстыми корнями, вросшими в родную почву, и со стволом и густой кроной, открытыми всем ветрам. Корни — ментальное, кровное, то, что поддерживает, питает нашу силу своей природностью. Крона и ствол — то, что открыто солнцу и ветрам, “мирооткрыто” всем веяниям Вселенной. Противоположны ли эти начала в дереве, в народе? Нет, скорее диалектически едины. Если земля перестанет питать корни — дерево погибнет. А если ураганом сломает ствол? Или зловредные насекомые уничтожат листья? Печальная участь дерева тоже предрешена.

Если продолжить аналогию с растением, то в его начале — зернышко, из которого оно и вырастает. В том, что роднит деревья. В том, что крепкими узами связывает людей — в единстве происхождения нас как вида... Младенец не знает ни своего этнического, ни национального происхождения. Он — человек, и это первично. Но с самого детства он вбирает в себя культуру конкретного народа, видоизменяющую общечеловеческие архетипы. А “проникаясь” своей культурой, он одновременно входит и в пространство иных культур — посредством книг, музыки, живописи, словом, искусства.

Реально диалектическое единство этнонационального и общечеловеческого выглядит как “общечеловеческое — национальное (этническое) — общечеловеческое” . Но это второе — “высшее” общечеловеческое, ибо оно уже обогащено множеством разнонациональных достижений и завоеваний. Именно диалектическая связь национального и общечеловеческого дает нам возможность осознать, почему тот или иной художник (музыкант, композитор, литератор и т.д.), а то и целая национальная школа в искусстве (к примеру, французский импрессионизм) становятся не только известными, но и весьма влиятельными в других странах, да и в мире в целом. Любая национальная (этническая) культура всегда ставит общечеловеческие проблемы , но в том-то ее непреходящая ценность, что решает она их по-своему , самим разнообразием способов и характера решений обогащая культуру мировую.

Любая общечеловеческая проблема имеет различное значение в исторической жизни разных народов . Для одного народа на определенном этапе его бытия наиболее наболевшими являются вопросы, связанные с экологией (как для многих современных северных народностей), для другого — проблема взаимоотношений национальных и расовых меньшинств (это свойственно многонациональным государствам), и т.д. С другой стороны, те же проблемы, пусть и в меньшей степени, волнуют и другие народы. В этом причина того успеха, который на Западе имел перевод романа В. Распутина “Прощание с Матерой” и фильм Л. Шепитько “Прощание”, снятый по этому роману. Потому людей разных стран и национальностей бесконечно трогает история Вождя Бромдена из фильмя М. Формана “Полет над гнездом кукушки”. Тема “лишнего человека”, родившегося “не в свое время” и тратящего жизнь впустую, нередко встречалась в культуре самых разных народов, но особенную остроту в 19 веке она обрела в русской литературе, где была так или иначе затронута всеми нашими классиками. А вот в 20 веке эта тема начала свое “триумфальное шествие” по Европе и Америке. Достаточно вспомнить многих героев Д. Керуака, Дж. Сэлинджера, Дж. Апдайка и др. В этом — одна из причин популярности русской классики 19 века у современной интеллигенции Западе.

Что же делает произведение искусства не только общечеловеческим, но и своеобразно-национальным: особенно, в наше время, время всесторонних контактов и диалога народов и культур? Вот что пишет по этому поводу видный петербургский эстетик М.С.Каган: “Можно было бы заключить, что по мере развития межнациональных художественных контактов основным носителем национального своеобразия формы искусства становится не неповторимость тех или иных ее элементов (композиции, колорита, гармонии, ритма и т.п.), а особенности их структурной связи , тогда как трактовка каждого элемента формы, взятого абстрактно, уже не является специфической для какой-то одной национальной школы” [36 , 417 ] .

Какими же качествами должно обладать произведение искусства, чтобы стать общечеловеческим? Единственным условием вхождения произведения искусства в мировую общечеловеческую культуру является его непреходящее значение.

Вопрос о том, что же в культуре преходяще, а что — нет, человеку определенного времени решить практически невозможно: мы – рабы своего времени, и нам кажутся незыблемыми те ценности, та “картина мира”, в которых мы обретаем свое самосознание. Но некоторые общие закономерности исчезновения одних явлений культуры и существования других в течение столетий — все-таки существуют.

Преходяще злободневное, особенно – социальная ложь, да и все, что связано с модой, с “сиюминутными” интересами классов и социальных групп.

Вторая причина исчезновения явлений культуры — отмирание тех инноваций, которые расходятся с самой ментальностью народа . Яркий пример такого явления —попытки онемечивания русской православной церкви, обреченные на провал в силу того, что полностью расходилась с системой исконных народных ценностей.

Преходящи произведения абсолютно традиционные по форме, стилю, манере, если они не поднимаются до образов мирового значения , т.е., не имеют глобального внутреннего наполнения и большой выразительной силы. В этом причина того, что живопись Шишкина уместна сейчас разве что на конфетных обертках, а живопись не менее традиционного по манере письма Левитана осталась на века.

И наконец, преходящ “голый эксперимент” , не содержащий ничего нового, по смыслу всецело базирующийся на форме. Сотни художников, считавших себя авангардистами, уже ушли с горизонта искусства, сотни уйдут еще до конца нашего столетия, ибо главной целью их творчества был эпатаж или “непохожесть” на остальных. А “Герника” Пикассо, портреты Модильяни и полотна Шагала останутся на века, ибо эти художники наполнили новую форму вечным человеческим содержанием.

Вечное человеческое наполнение как результат совокупного исторического опыта человечества и является непреходящей культурной основой бытия народов.