Чернявская Ю. Народная культура и национальные традиции

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 1. Что такое “этнос”?

§ 3. Этническое самосознание

Этническое самосознание — это представление народом собственной сущности, своего положения в системе взаимодействий с другими народами, своей роли в истории человечества, в том числе, осознание своего права на свободное независимое существование.

Этническое самосознание включает в себя такие важнейшие компоненты, как: этноним; комплиментарность; этнические установки и ориентации; этнические авто- и гетеростереотипы; этнический нрав и темперамент; этнические интересы; психологический настрой и умонастроение этноса; этнические ценности и идеалы и др.

Этническое самоназвание (этноним). Можно утверждать, что этнос состоялся, в том случае, если его члены обладают такой важнейшей характеристикой, как самоназвание (этноним). Самоназвание может восходить к наименованию местности или топониму (белорус, русский, украинец и др.) или быть собственно этнонимом (слово “папуас” в переводе значит “курчавый”; пикт – “раскрашенный”; эфиоп – “опаленный солнцем”; каракалпак – “черная шапка”). Но как в том, так и в другом случае, люди, принадлежащие к этой общности считают, что в этом самоназвании и содержится основное их отличие от других этносов. Само наличие этнонима предполагает, что у членов данной общности есть этническое самосознание, т.е., что они – народ. Этноним — своего рода этнический маркер, выполняющий функцию отделения данного этноса от всех остальных. Другая функция самоназвания — функция социо-этнической памяти. Вот как пишет об этом С.А.Арутюнов: “С момента возникновения такого более или менее всеобщего в рамках определенной группы населения самосознания и самоназвания этногенез , т.е. становление данной группы как этноса (курсив мой — Ю.Ч.) может в целом считаться завершенным и все остальные процессы составляют дальнейшую этническую историю данного этноса : продолжающееся включение в его состав отдельных инородных групп или, напротив, отделение от него некоторых групп и их переход в иные этносы; дальнейшая консолидация этноса, а иногда, наоборот, временное ослабление внутриэтнических связей, не ведущее однако к распаду этноса как целостности; возникновение или стирание локальных особенностей малых этнографических групп внутри этноса и т.д. Несмотря на все эти явления, существенно меняющие конфигурацию, структуру и облик этноса на разных этапах его этнической истории, этнос непрерывно сохраняющий свое самосознание и самоназвание, сохраняет тем самым преемственность своего существования, точно так же как индивид продолжает оставаться одной и той же личностью, несмотря на происходящие в нем возрастные и иные изменения” [ 6, 8-9 ] .

При этом этноним вовсе не обязательно предстает в одном и том же виде: он может выражаться несколькими диалектными вариантами синонимов. К примеру, группы ирландцев говорят на разных языках и соответственно называют себя разными именами, но эти имена в их понимании воспринимаются ими как одно и то же. Можно вспомнить и достаточно долгий период из истории Беларуси, когда в одно и то же время белорусы именовали себя и “литвинами”, и “белорусцами”, и “русинами”, понимая при этом себя как этническую целостность. Просто этноним “литвины” означал ощущение своей причастности к Великому Княжеству Литовскому, “русины” - осознание своих корней в Киевской Руси, а самоназвание “белорусцы” предполагало принадлежность народа именно к этой земле. Этнос воспринимал себя однородным, единым, и разные названия всего лишь указывали на разные аспекты этого единства.

Имя становится необходимо, когда народ в виде некоей общности уже прошел определенный участок своей истории, и коль скоро оно существует и признается группой, значит, существует и этническая общность того или иного типа или уровня.

Комплиментарность. Но и этноним появляется не сразу. Сначала члены племенных коллективов делили человечество на две части - “люди”, т.е. “наше племя” и остальные, которых определяли как “нелюдей”. Вот где можно вспомнить о “людях с песьими головами” или, например, о повсеместно распространенных в древнем мире представлениях о том, что по соседству с каким-то племенем обитает племя обезьян. Скорее всего, это означало, что “племя обезьян” просто-напросто имело менее развитую и специализированную культуру, нежели его высокомерные соседи. Показательно, что многие самоназвания переводятся как “люди” (например, старонем. “Deutch”, древнетур. “тюрк”). Слово “ненец” переводится как “человек”, причем, часть ненцев называет себя “неняй ненец”, что означает “настоящий человек”. Это уже шаг вперед, ибо предполагает, что другие народы – тоже люди, хотя, может быть, и не вполне “настоящие”. В любом случае, мы можем говорить о существовании некоего барьера, зачастую не допускающего пришельцев извне в собственную культуру. Иногда имя народа может означать “чужой” или “враг” (как, например, называли друг друга враждовавшие одно время чукчи и коряки).

Люди разных народов интуитивно, не всегда осознанно различают “своих” и “чужих”. Об этом свидетельствует даже чисто бытовые факты: так, белорусы, русские и литовцы, несмотря на сходство условий труда, исторически пользовались разными сохами; карелы и вепсы, настолько тесно связанные с русскими в быту, что и говорят-то в основном по-русски, все же сохраняют некоторые специфические особенности материальной и духовной культуры (жилища, пищи, одежды, устного народного творчества и т.п).

Согласно исследованиям Б.Ф. Поршнева, древнейшим принципом конституирования человеческой общности является психологическое размежевание с какими-то “они” , т.е., внешними по отношению к данной общности людьми. Есть даже предположение, что понятие “они” первичнее понятия “мы”. Ведь для того, чтобы появилось некое “мы” как осознание общности, требовалось повстречаться с “они” и обособиться от них. В тот миг, когда первобытный человек отделил себя от представителей иного племени как от “чужих” и “непонятных”, он стал воспринимать сородичей как “своих”, как “друзей” и впервые осознал себя частью могущественного целого — “мы”, способного защитить его от “врагов”. Потому нет такого “мы”, которое явно или скрыто не противопоставлялось бы понятию “они”. В последние годы такое противопоставление принято называть комплиментарностью (термин Л.Н.Гумилева).

Комплиментарность выполняет функцию необходимого для существования этноса “порога коммуникации” (термин К.Леви-Стросса), отсутствие которого привело бы этническую общность к растворению в массиве других более сильных общностей. С другой стороны, это противопоставление не стоит абсолютизировать. Степень такого отталкивания в разных культурах различна. Так, например, у австралийских аборигенов отсутствуют резкие этнические границы. Меланезийские общества, напротив, акцентируют мельчайшие различия в поведении и произношении, усугубляя пропасть “мы — они”. А в полинезийской культуре даже более сильные различия не мешают сознанию единства народов. Можно предположить, что причины усиления или, наоборот, ослабления комплиментарности связаны с конкретной исторической судьбой данного народа, с его ментальностью и, наконец, с временной динамикой этнических процессов: в сегодняшнем мире ведущий процесс - интеграция, консолидация народов.

Этнический стереотип поведения. Комплиментарность тесно связана с понятием “этнических стереотипов поведения”. Стереотип поведения - неизменная составляющая самосознания любого этноса.

Этнический стереотип - упрощенный, схематизированный, эмоционально окрашенный и чрезвычайно устойчивый образ какого-либо этноса, с легкостью распространяемый на всех его представителей. Его можно сравнить с благодушным шаржем или злой карикатурой: нейтральным он бывает крайне редко.

Возникают стереотипы на основе этнических установок . Этнические установки — это убеждения, мнения, суждения людей, касающиеся исторического и современного бытия их этноса, а также — взаимоотношений членов данного этноса с другими народами.

Стереотипы - непременный атрибут нашей обыденной жизни. Даже относительно внешности человека мы часто выстраиваем в своем сознании какие-то схемы, под которые “подгоняем” встречающихся впервые людей. Кто не слышал утверждений типа: “Блондинки кокетливы и легкомысленны”, “Толстяки - люди добрые”, или, к примеру, “Красивые женщины, как правило, глупы”. Условность подобных сентенций очевидна: каждый из нас сталкивался и со злобными толстяками, и с застенчивыми блондинками, и с умными красавицами. Тем не менее, нередко мы продолжаем первично оценивать новых знакомых с этих позиций. Дело в том, что человек психологически неспособен каждый раз, сталкиваясь с новой личностью или ситуацией, относиться к ней творчески, не используя опыта, нажитого им самим и коллективом, в котором он живет. Стереотип помогает нам выстроить каркас мировидения, направляет наше поведение. Истинный или ложный, он выражает установку определенной группы или личности по отношению к определенному явлению.

Этническая культура во многом зиждется на устойчивых убеждениях членов этноса. Когда человек находится в привычных условиях, в группе людей общей культуры, он изначально настроен на то, что и он, и члены его группы видят мир примерно в одном ключе, и знают, чего можно ожидать друг от друга, а чего - нет. Но когда человек попадает в новую обстановку, в чужую страну, он теряется, не зная, чего ожидать от представителей народа, непохожего на собственный. Во многом это потрясение (по выражению американского антрополога Ф.Бока, “культурный шок” ) при встрече с “чужими” и явилось началом этнографии и этнологии. Чтобы преодолеть его, человеку надо хоть в какой-то степени “выстроить” приблизительную модель, руководствуясь которой он мог бы знать, чего ожидать от членов незнакомого ему этноса и на какой основе общаться с ними. Часто такого рода модели приходят через третьи руки, и человек, никогда не видевший ни одного иностранца, с пеной у рта может доказывать, что негры тупые, евреи — хитрые, украинцы — жадные, а итальянцы — легкомысленные. Как-то в разговоре с молодым французом автор этих строк с интересом выяснил, что, оказывается, все славяне - алкоголики. Впрочем, разве многие из нас не выросли в убеждении, будто французы только тем и занимаются, что пьют вино в бистро и ухаживают за дамами? Ведь стереотипы возникают очень рано и используются уже в детском возрасте.

Для понимания этнических (или национальных) стереотипов крайне важно осознать, что они всегда представляют собой эмоциональное, субъективное, во многом иррациональное и почти всегда искаженное отражение действительности . Тем не менее, даже самые ложные из них достаточно устойчивы: вероятно, по той причине, что члены этноса воспринимают свою линию поведения как единственно верную, а все остальные как “дикость”, нелепицу. Именно поэтому античные греки называли все остальные народы “варварами”, хотя среди этих народов были носители более древних и не менее развитых культур, чем греческая (персы, египтяне, финикийцы и т.д.). То же самое можно сказать об отношении европейских колонизаторов 18-20 вв. к народам завоеванных ими стран.

Важнейшая составляющая этнического стереотипа - этнический образ , т.е., образ типичной для данного этноса личности. Такой образ отражает собирательное представления членов какого-либо народа о себе ( интраобраз ) или о членах другого народа ( экстраобраз ). В этническом образе присутствуют особенности внешнего типа человека, наиболее характерного для данного народа: русский часто изображается в меховой шапке или в тулупе, белорус — в соломенной шляпе, украинка — в венке из ярких цветов. Этнический образ меняется в соответствии с временными и социальными изменениями жизни народа. Так, например, тип “русской женщины”, в течение нескольких столетий существовавший в достаточно стабильном варианте, претерпел значительную трансформацию в процессе социальных бурь нашего века.

Этнический образ нередко напоминает об исторических событиях в жизни этноса, об основных занятиях его представителей, а также — об их ментальных особенностях. Так, по наблюдению Я.В.Чеснова, Джон Буль (английский интраобраз) — “юмористическая персонификация солидности и других черт английского характера; в то же время в нем отразились целые исторические периоды жизни английского этноса, прежде всего, промышленный подъем Англии, приведший к выдвижению демократических слоев (отсюда массовое имя Джон); развитое животноводство страны и процветание Англии в XVI в. воплотилось в комплекции Джона Буля: в эпоху Елизаветы I “обжорство среди знати являлось нормой сословного этикета” [80 , 60 ] . Этнический образ символизирует одновременно народ и страну через типическую личность, причем, сама эта личность является абстракцией, лишь отчасти совпадающей с реальными членами этноса. Этнический образ меняется гораздо медленнее, чем этнос, так и во многом “отстает от времени”. С другой стороны, он удивительно жизнестоек: так, французы до сих пор зовут итальянцев “макаронниками”, хотя макароны уже несколько десятков лет являются одним из самых популярных блюд во всей Европе. В свою очередь, итальянцы называют французов “лягушатниками”, несмотря на то, что запеченные лягушачьи лапки давно пополнили ассортимент ресторанов многих стран.

Этническому образу отводится ключевая роль в структуре этностереотипа: это та основа, вокруг которой и возникают представления о том или ином народе.

“В содержании национальных стереотипов, — пишет И.Гасанов, — следует различать относительно устойчивое ядро — комплекс представлений о внешнем облике данного народа, о его историческом прошлом, особенностях образа жизни и трудовых навыках — и ряд изменчивых суждений относительно коммуникативных и моральных качеств данного народа. Изменчивость оценок этих качеств тесно связана с меняющейся ситуацией в межнациональных и межгосударственных отношениях. Адекватность содержания национальных стереотипов действительности весьма проблематична... Скорее, < ... > национальные стереотипы отражают прошлый и настоящий, позитивный или негативный опыт взаимоотношения народов, особенно в тех сферах деятельности (торговля, сельское хозяйство и др.), где данные народы наиболее активно контактировали” [ 19, 12 ] . Так, в 1935 году большинство американцев характеризовали японцев как “прогрессивных”, “умных” и “трудолюбивых”. Но в пору второй мировой войны эти определения уступили место другим: японцы стали “хитрыми” и “вероломными”. Когда Калифорнии были нужны рабочие-китайцы, они считались “бережливыми”, “здравомыслящими” и “законопослушными”, тогда как в период кампании за введение закона о запрещении въезда в США нежелательных иммигрантов китайцы стали “грязными”, “отвратительными”, “ неассимилирующимися ” и “опасными”.

Этнические стереотипы подразделяют на автостереотипы и гетеростереотипы . Автостереотипы - это образ собственного народа, включающий в себя мнения, суждения, оценки, преимущественно положительные. Цель автостереотипа — воспитание и поддержание чувства патриотизма. Для этих целей используются определенные приемы такие как поиск божественных предков; стремление отодвинуть происхождение этноса как можно дальше вглубь истории; культ национальных героев — реальных и вымышленных. Гетеростереотипы значительно менее доброжелательны. Главная точка этого вида стереотипов — так называемый “комплекс ино-странности”, предполагающий, что член другого этноса не только “иной”, но и “странный”.

Такой стереотип не всегда враждебен. Он бывает и положительным, но лишь в том случае, если две группы содержат значительное количество черт общей культуры, а их различающиеся черты не мешают их взаимоотношениям. Иногда благожелательный вариант стереотипа возникает из осознания идеологически активной частью народа, формирующей в большинстве случаев эти стереотипы, определенных психологических особенностей другого народа, которые желательно было бы привить или усилить в собственном народе. Таков, например, был с петровского времени идо середины 19 столетия русский стереотип англичан как особо мастеровитого и практически изобретательного народа. Вспомните, например, текст “Дубинушки”.

Англичанин, мудрец, чтоб природе помочь,

Изобрел за машиной машину...

Но в большинстве случаев осознание национальных различий приводит к тому, что стереотип зачастую перерастает в предубеждение , а затем и в предрассудок . При этом особое значение имеют социально-психологические, бытовые и исторические причины. Предубеждение — это общественное явление. Ведь мы, люди, усваиваем свои взгляды на тот или иной этнос из сферы общественного сознания. А значит, чтобы понять природу этнического предубеждения, нам недостаточно изучить психологию конкретного расиста или просто предубежденного в национальном отношении человека.

Итак, откуда же берутся этнические и национальные предубеждения? Часто это — историческое наследие колониализма. Многие годы считалось, что зависимая народность именно потому и зависима, что не может сама решить свои проблемы, а нуждается в “руководстве” со стороны, причем, руководство это может осуществляться какими угодно средствами — в том числе, “огнем и мечом”. Не случайно, в американском фольклоре индеец, африканец, американский негр предстают чаще всего в облике детей. Нет, они не обязательно злы и порочны, но в любом случае инфантильны, незрелы. А детям нужен отец, в процессе воспитания чередующий приемы “кнута” и “пряника”. Но такое положение длится недолго: как только “дети” вырастают и требуют независимости, стереотип превращается в предубеждение: вчерашние “дети” становятся “смутьянами” и “врагами”.

Бывает и так: какой-то этнос или этническая группа воспринимается как экономический конкурент. А конкурент всегда воспринимается как “алчный”, “безжалостный”, “лицемерный”. И не случайно народы наиболее предубеждены по отношению к тем этническим группам, которые являются наиболее опасными экономическими конкурентами. В этом смысле показательно отношение к евреям, которые на протяжение столетий считались хитрыми торгашами. Во многом оно базируется на том, что евреи диаспоры (рассеяния) были, в основном, купцами, ремесленниками, учеными. При этом забывается, что в большинстве европейских стран евреи были лишены права на владение землей и были вынуждены осваивать городские профессии. Отсюда следует и высокий престиж образования, распространенный среди евреев с давних пор и по сей день.

В работе “Психология предрассудка” И.Кон пишет о том, что отрицательные черты, приписываемые в Европе евреям, в других частях света ассоциируются с совершенно другими этническими группами: в Закавказье - с армянами, в странах Азии - с китайцами, которых король Таиланда Рама VI назвал “евреями Востока”. Но эти народы совершенно различны и по культуре, и по ментальности! Отсюда следует , что зерно этнического предубеждения кроется не столько в действительно существующих недостатках того или иного народа, а, скорее, является продуктом соответствующей социальной или экономической ситуации.

Предубеждение или негативный этнический стереотип — та начальная форма антипатии между народами, которая предшествует межэтнической нетерпимости.

Естественно, человек, как правило, идентифицирует себя с членами своего этноса и предпочитает его всем другим, “чужим”. Но когда он утверждает, что предпочитает свою этническую общность не потому, что связан с ней жизнью и культурой, а потому что она реально лучше , чем иные общности, и даже пытается доказать это — значит, он заражен вирусом этноцентризма . “Этноцентризм (или в современном общепринятом смысле слова - национализм — Ю.Ч. ) - это склонность воспринимать все жизненные явления сквозь призму культуры, традиционных установок и ценностных ориентаций “своей” этнической группы, рассматриваемой как эталон, т.е. при известном ее предпочтении ” [15 , 181-182 ] .

Люди, настроенные этноцентристски, большей частью не ограничиваются стереотипами и предубеждениями: они находятся во власти этнических предрассудков . Этнический или национальный предрассудок - крайняя форма проявления негативного стереотипа. Он всегда связан с существованием в общественном сознании так называемого “образа врага” . Долгое время бытовало мнение, что именно благодаря наличию у той или иной этнической группы “образа врага” и происходят межэтнические конфликты, войны. Теперь все больше этнопсихологов и культурологов считает, что именно ситуация конфликта, напряженности и являет собой ту почву, на которой взрастает “образ врага”. Думается, что одинаково существенны оба эти фактора, образующие своеобразный “порочный круг”, который крайне трудно разорвать. Несмотря на то, что направленность этнических предрассудков с течением лет меняется, напряжение в отношении к какому-то народу ослабевает, исчезает, однако, процесс это очень медленный. Так, спустя и пятнадцать, и двадцать пять лет после краха нацизма, играя “в войну”, дети делились на две команды — “наши” и “немцы”. И закончилось это лишь с началом “перестройки”, а также с аварией на Чернобыльской АЭС, когда жители Германии начали оказывать гуманитарную помощь нашей стране.

Что касается психологии отдельного члена этноса (как его называют специалисты — “этника” или “этнофора” ), то обычно он не осознает свои этнопредрассудки как предрассудки. Он уверен, что его враждебное отношение к членам другого этноса совершенно оправдано, т.к. вызвано их плохим поведением и дурным характером. Показательно, что такой “бессознательный этноцентрист” всегда готов доказать на примерах, что его отрицательное отношение имеет право на существование: он может упомянуть грузина, недовесившего ему апельсинов на рынке; не очень умного казаха, служившего с ним в армии; скуповатого украинца... В общем-то, кто ж спорит: бывают и жадные украинцы, и ограниченные казахи, но ведь нет никакого основания думать, что целые народы соответствуют этим не самым их лучшим представителям. Когда подобные претензии возникают к членам своего этноса, они так и остаются претензиями к какому-то определенному человеку. В том же случае, если повздорившие люди относятся к разным национальностям, конфликтная ситуация немедленно обобщается и отрицательные черты приписываются всем представителям чужого народа.

Это происходит, вероятно, потому, что отрицательные эмоции индивида накладываются на готовый стереотип, на установки, впитанные, что называется, “с молоком матери”. В этом — причина того, что из черт характера чужого народа предубежденный человек непременно выберет отрицательные и проигнорирует положительные. В то время, как в отношении к собственному народу будет произведено обратное действие. Эта мысль образно сформулирована И.А. Бодуэном де Куртене, а затем использована М. Горьким в “Жизни Клима Самгина”: “Когда русский украдет, говорят: “Украл вор”, а когда украдет еврей, говорят: “Украл еврей” [60, 17] .

Из этого можно сделать вывод: структура национального предрассудка иррациональна . Это особенно страшно потому, что сама сила такого рода антипатии, помноженная на мощь массового бессознательного, соответствует поведению, имеющему дискриминирующий, резко конфликтный характер. Во многих случаях пассивное или завуалированное ощущение национального превосходства переходит в открытую вражду - в неприятие, презрение, нетерпимость к иноэтническому, инонациональному, и, следовательно, в его отторжение. А отсюда недалеко и до погромов, судов Линча и геноцида. К сожалению, для того, чтобы этнонациональные предрассудки реализовались таким образом, обычно не нужны веские основания, достаточно лишь внешних поводов.

Что же касается этнических стереотипов, то они неизбежны до тех пор, пока на земле существуют этносы и нации. Ведь стереотипы выполняют в бытии этноса несколько в высшей степени важных функций.

Основная из них, которая уже была упомянута, это функция “экономии мышления” или “экономии усилий” , выражающаяся в том, что люди стремятся не реагировать каждый раз по-новому на новые факты, а “подводить” их под какую-то схему. Это не уберегает от ошибок, зачастую умножают их, но дают хоть какие-то предварительные критерии ориентации в малознакомом мире.

Вторая важнейшая функция этнических стереотипов — защита групповых ценностей и консолидация этноса : ведь стереотип — это крепость, защищающая наши традиции, за стенами которой мы чувствуем себя безопасно и комфортно.

Существенна также и функция самооправдания : если к какому-нибудь этносу относишься плохо, то оправдываешь свое отношение к нему как к низшему по развитию и культуре, или по моральному облику и образу жизни при помощи соответствующего отрицательного стереотипа.

Стереотипы в высшей степени устойчивы, но не неизменны: они динамичны в той степени, в которой динамичен и сам этнос. В одних культурах они меняются быстрее, в других - медленнее, но меняются и обряды, и обычаи, и нормы взаимоотношений. Л.Н.Гумилев пишет об этом: “Взглянем, например, на Англию. Разве можно узнать потомка свирепого сакса, убивавшего кельтских ребятишек, в веселом браконьере Робин Гуде или в стрелке из “Белого отряда”, а его прямого потомка - в матросе-корсаре Френсиса Дрейка или в “железнобоком” солдате Кромвеля? А их наследник — клерк лондонского Сити, то аккуратный и чопорный в викторианскую эпоху, то длинноволосый декадент и наркоман XX века? А ведь Англия всегда была страной консервативной. Что же говорить о других этносах, на облик которых влияет не только внутреннее развитие, но и посторонние воздействия - культурные заимствования, завоевания, влекущие за собой принудительные изменения обычаев, и наконец, экономические нажимы, меняющие род занятий и насильственно регулирующие потребности этноса.

Говоря о стереотипе поведения этноса, мы обязаны всегда указать эпоху, о которой идет речь. И не следует думать, что так называемые “дикие” или “примитивные” племена более консервативны, нежели “цивилизованные” нации... Достаточно было организовать в Канаде продажу водки, а на Таити — консервов, и сразу же менялся стереотип поведения дакотов и полинезийцев, причем редко к лучшему. Однако во всех случаях изменения шли своим путем, на базе уже сложившихся навыков и представлений” [27, 94-95 ] . В свою очередь, достаточно вспомнить, что именно осознание своего поражения во Второй Мировой войне как во многом заслуженного оказало колоссальное положительное воздействие на изменение национальной психологии немцев и их отношение к другим народам.