Илюшенко В. Отец Александр Мень: жизнь и смерть во Христе

Более восьми лет прошло с тех пор, как был убит священник Русской Православной Церкви отец Александр Мень. Его смерть потрясла многих в России, и не только в ней одной. Священников у нас не убивали с 30-х годов. Но о. Александр был не просто священником - он был духовным лидером России. Те, кто задумал это убийство, хорошо сознавали это.

Я познакомился с о. Александром в середине 70-х. Очень быстро я понял, что встреча с ним - поворотный пункт в моей жизни. Она была подарком судьбы. Он поразил меня с первого взгляда. Я увидел необычайно красивого, мудрого и абсолютно свободного человека. Свободного в несвободном обществе. Его эрудиция, гармоничность, переполнявшая его радость бытия завораживали. Общение с ним неизменно приводило в восторг: он заряжал вас (и надолго) духовным озоном; всё начинало как бы искриться и входить в резонанс с его настроем. Любая ваша мысль ловилась на лету и возвращалась преображенной. Не было вопроса, на который он не мог дать исчерпывающего и, казалось, окончательного ответа. Его доброжелательность и интерес к собеседнику были неподдельными. Он был чужд какой-либо позы, не любил внешних эффектов. Во всем он был прост и искренен. Его обаяние было непреодолимым, его чувство юмора - неподражаемым, причем часто оно выражалось в самоиронии. В каком бы обществе он ни появлялся, он немедленно становился его центром.

Одним словом, вы наяву встречались с "положительно прекрасной личностью", воплотить которую в своих романах пытался, но так и не сумел Достоевский. Да и никому не удалось сколько-нибудь убедительно воплотить идеал христианина - а именно его имел в виду Достоевский - в художественной форме (в нехудожественной - тем более). Оказалось, однако, что это возможно не в романе, а в жизни. О. Александр и был реализованным идеалом христианина. Но сказать так - значит ничего не сказать, потому что все сказанное - лишь намёк на ту тайну, которую представлял собой этот человек. Только позднее я смог сформулировать для себя главное в Александре Мене: религиозный гений, живущий верой и действующий любовью, живая икона Христа.

Вряд ли можно что-то понять в о. Александре, если упустить из виду, что он прежде всего пастырь, духовный наставник вселенского масштаба, слово которого именно потому обладало такой мощью, что он был образцом христианина, а значит образом Христа. Он внутренне соединился с Сыном Человеческим и вслед за апостолом Павлом мог бы сказать: "Уже не я живу, но живет во мне Христос". Всё, что он делал, каждый его шаг, каждый помысел были освещены тем Светом Разума, Который воссиял миру две тысячи лет назад. Мне часто приходило в голову: если у Христа могут быть такие служители, значит Его дело действительно непобедимо.

О. Александр не раз подчеркивал, что христианство - не новое учение и не новая этика, а новая жизнь. По его убеждению, сущность христианства - в личности Богочеловека Христа, соединившего небесное и земное, бросившего вызов силам тьмы, прежде всего человеческому эгоцентризму, отдавшего жизнь за спасение людей.

О. Александр говорил, что Христос неизменен, но христианство может и должно изменяться. Он понимал его как динамическую силу, преображающую и душу человека, и общество в целом. Христианский взгляд на мир позволял ему рассматривать земную жизнь как мистерию, как грандиозную битву Добра и Зла. Он, как никто, осознавал глубокое извращение человеческой природы, вытекающее из попрания духовного начала. На социальном уровне это проявилось, в частности, в рабском подчинении Церкви государству. Это извращение, культивировавшееся в России на протяжении нескольких веков, в конце концов привело к тяжелому кризису христианства и явилось главной причиной победы тоталитаризма в нашей стране, который, в свою очередь, продолжил и довел до опасной черты процесс дехристианизации России.

"В христианстве - сказал о. Александр накануне своей гибели, - есть освящение мира, победа над злом, над тьмой, над грехом. Но это победа Бога". Человечество же далеко не одержало здесь победы. Ради нее и работал всю жизнь Александр Мень.

Для победы добра необходимы вера, твёрдость духа и непрестанное духовное усилие. Но гарантии это не даёт. Необходимо некоторое количество праведников, которые оправдывают человечество в глазах Господа. Не только село - вся земля не стоит без праведников. Не стоит она и без пророков, духовных вождей, ведущих человечество из мрака в свет. "Я верю, - говорил о. Александр, - что если в минувшие эпохи находились люди, которые выводили мир из духовного тупика, то найдутся они и в наши дни".

Таким праведником, таким человеком и был Александр Мень. Он понял: надо заново христианизировать тяжело больную страну, выход России из духовного тупика возможен лишь на пути её новой евангелизации. И он не только понял это - он реально вел Россию по этому пути. Его вклад в духовное возрождение страны трудно переоценить.

Что же успел сделать о. Александр? Он дал новое, современное прочтение христианства, углубил и развил мировую религиозную мысль. Он обратился к истокам - к Евангелию, к живому и вечному христианству, восходящему к Самому Спасителю, к апостолам и отцам Церкви. Он говорил с людьми о добре и зле, о вере, о смысле жизни на понятном им языке. Он не уставал повторять, что наша главная беда - размывание нравственных ценностей, а они могут возродиться лишь на духовной, религиозной основе. Между тем потеря духовных ориентиров, отход от идеалов ввергают мир в хаос и одичание.

Нетерпимости, фанатизму, насилию о. Александр противопоставил евангельские принципы, дух свободы, любви и терпимости, уважение к личности человека - образа и подобия Творца. Он хранил верность прежде всего духу Евангелия, потому что христианство ориентированно именно на дух, на высшее начало. Истинный идеалист, он в то же время был необычайно активным человеком и считал своим долгом противостоять злу в любой его ипостаси.

Человек трезвый, он не заблуждался насчёт того, чем чревато помрачение духа. Он говорил о "стихии зверя" в существе, наделенном рассудком, об "эскалации демонизма", которая привела к "мировой гражданской войне детей Адама, терзающей его единое тело". Он писал: "Невольно рождается чувство, что народы и племена, страны и правительства, вожаки и толпы - весь род человеческий катится в бездну самоистребления". Он был уверен, однако, что верность Христу, жертвенность и героизм подвижников, служение ближнему и милосердие позволят нашему общему дому, Земле, избежать участи Содома. И сам он делал все, что в человеческих силах, чтобы остановить сползание к вселенской катастрофе.

Слово о. Александра проникало в сердца людей, потому что он наделен был пророческим даром, и это в первую голову дар видеть и открывать людям высшую правду. Пророк, в библейском смысле, - это не только человек, обладающий даром предвидения. Это - прежде всего посланник, вестник Царства Божия, провозвестник Истины.

И тут надо сказать, что самую большую опасность для России о. Александр видел не в атеизме, а в контрнаступлении язычества, которое все чаще выступает в "православной обёртке", сбивая с толку миллионы людей, затуманивая их сознание, извращая веру. Это ведет к трансформации религии, исповедники которой все настойчивее прибегают к внешнему принуждению, опираются на фанатизм и насилие, вовлекаются в водоворот политических страстей и "интересов" отдельных, подчас экстремистских, общественных групп.

Русская Православная Церковь не избежала этой опасности. Десятилетия тоталитарного режима не прошли бесследно. Имперская, великодержавная идеология все еще определяет сознание большинства клириков и многих верующих. Чувство национальной исключительности, национального превосходства является преобладающим. Обрядоверие, нетерпимость к инакомыслию, консервация отечественной старины получили самое широкое распространение.

Для Русской Православной Церкви в целом характерна закрытая модель христианства, основанная на традиционалистских ценностях, ксенофобии и шовинизме. Агрессивный национализм в православном обличье представляет собой новое язычество, антихристианское по своей сути.

Для охранительно-консервативной разновидности православия чрезвычайно характерно то, что можно назвать духовным и культурным нарциссизмом - самоупоение, самообожение, идеализация себя и своего прошлого. Эти клерикальные круги, как говорил о. Александр Мень, "в восторге от себя". И он же за два дня до смерти, в интервью испанской журналистке, указал на новую реальность нашего времени: "Произошло соединение русского фашизма с русским клерикализмом и ностальгией церковной". Он говорил, что это очень опасная тенденция, потому что люди приходят в Церковь за проповедью добра, а встречаются с изоляционизмом, антисемитизмом и т.д. Он с горечью констатировал: "...Общество ожидало найти в нас какую-то поддержку, а поддержка получается для фашистов".

И действительно, многие священники стоят на крайне шовинистических позициях, а иные даже становятся идеологами нацизма. В свою очередь, экстремистские силы надеются получить от Церкви некую сакральную санкцию на проведение погромной, ксенофобной политики. Те и другие стремятся превратить православие в этническую религию, в элемент "национально-религиозной идеологии". Те и другие превращают христианство из религии любви в идеологию ненависти.

Борьба Александра Меня с фашизированным лжеправославием, его проповедь духовной свободы, бескомпромиссное отстаивание Христовой истины встретили ожесточённое сопротивление со стороны спецслужб, настроенного державно-националистически консервативного крыла Церкви, включая ряд её иерархов, а также со стороны околоцерковных идеологов, стоящих на почве "православного" антисемитизма. Клевета, как и постоянная слежка, сопровождала о. Александра на протяжении десятилетий.

С 70-х годов "патриотическая" пресса начинает обвинять его в том, что он тайно служит иудаизму, стремится превратить православие в орудие сионизма, а к тому же хочет объединить православную Церковь с католической, которая будто бы погрязла в ересях. Со временем эти нападки становятся всё более частыми и всё более озлобленными. Из самой новодеревенской церкви, где служил о. Александр, в патриархию текут доносы. Их авторы в унисон с профессиональными "патриотами" утверждают, что он превращает церковь в синагогу. В середине 80-х годов в официозной газете появляются инспирированные КГБ статьи, в которых о. Александра обвиняют в "попытке создания антисоветского подполья под прикрытием религии". Эта кампания проходит под аккомпанемент допросов, где из священника пытаются вытянуть признание в "антисоветской деятельности".

Между тем люди жадно тянутся к о. Александру, читают его книги, впитывают каждое его слово. С конца 80-х, когда отношение государства к Церкви изменилось, он стал выступать с лекциями в массовых аудиториях. Потом к ним прибавилось радио и телевидение. В результате его услышали миллионы людей. Тысячи и десятки тысяч он обратил в христианство - не угрюмое и замкнутое, а радостное и открытое.

Поразительно, сколько успел сделать этот человек за свою короткую жизнь: написал множество книг и статей, утверждающих непреходящую новизну христианства; прочитал десятки, если не сотни, лекций; провел сотни домашних бесед; произнес тысячи глубоких и проникновенных проповедей; сделал слайд-фильмы о Христе и апостолах; перевел ряд книг христианских писателей; создал первые в России малые группы для изучения Библии, первые воскресные школы, первые группы милосердия в детских больницах; писал стихи и прозу; крестил тысячи людей.

И это лишь небольшая часть сделанного им. Причем темп его деятельности становился всё более ускоренным , время его как бы спрессовывалось. Летом 1990 г. он писал моей сестре: "Я погружен в свои обычные (для него обычные. - В.И.) труды, Вам известные: храм, писание, школа, воскресная школа, Библейское общество, издательские дела и пр. Теперь меня спокойно публикуют в разных органах - "Огонёк", "Наше наследие", "Знание - сила", "Наука и жизнь", "Лат. Америка" и т. д., включая газеты. За всё слава Богу. От лекций отдыхаю до 1 сентября... Веду постоянные передачи по радио. Приходят сотни писем, даже из тюрем. Сам не пойму, как успеваю отвечать хотя бы на часть".

Однажды я спросил его: "Как Вы это выдерживаете? Где Вы берете силы?" Он ответил: "Силы мне даёт Евхаристия. Без неё не выдержал бы. Она удесятеряет силы". Для тех, кто этого, быть может, не знает, поясню: Евхаристия - центральный момент христианского богослужения, таинство Благодарения, во время которого хлеб и вино прелагаются в Мистическую Кровь и Плоть Христа. Человек несокрушимой веры, о. Александр черпал силы именно в Евхаристии, глубоко переживая реальное присутствие Христа.

Незадолго до смерти он написал моей сестре: "Я воспринимаю это время как суд Божий. Теперь мы всё узнаем, кто на что способен. Думаю, что сделать что-то можно лишь с помощью свыше. Обычных сил недостаточно".

И помощь свыше была ему дарована. Чувствуя, а может быть, и зная, что конец близок, он торопился, брал на себя всё больше и больше...

На похоронах о. Александра высокий человек в монашеской скуфье, с мутными глазами цвета бутылочного стекла, заявил с паперти новодеревенской церкви, что священника убили "свои". "Свои" - значит, евреи, сионисты. Получалось, что еврей Александр Мень - ещё один "умученный от жидов". Монах (если это был монах) первым озвучил "сионистскую" версию преступления, с радостью подхваченную "патриотами".

Зачем "своим" убивать о. Александра? У "патриотов" наготове был ответ. А как же - они ("свои") сразу достигали этим несколько целей: убирали с дороги священника, "соблазнившего" сотни, если не тысячи, евреев принять христианскую веру и, стало быть, толкнувшего их на путь измены иудаизму; путая следы, они бросали тень на истинных патриотов, которым наверняка будет приписано это преступление; они тем самым способствовали раздуванию антисемитизма в России, чтобы вызвать новую волну отъезда соплеменников на историческую родину.

"Сионистская" версия, представлявшая собой один из вариантов известного мифа о жидо-масонском заговоре, быстро приобрела популярность не только в "патриотической" среде, но и в ... органах прокуратуры. Некоторые из её следователей, с подачи Лубянки, строили своё дознание на том, что убийство - ответ на подрывную работу о. Александра внутри Русской Православной Церкви. Стратегической целью его, на полном серьёзе утверждали эти пинкертоны, было разрушение православия путём создания внутри РПЦ особой "еврейской" церкви. Таким образом, "сионистская" версия, слегка модифицированная, была взята прокуратурой на вооружение.

Впрочем, основной всё-таки оказалась не "сионистская", а уголовно-бытовая версия. Выдвинул её немедленно после убийства и до всякого расследования тогдашний министр внутренних дел Баранников. Позднее её повторили такие ответственные люди, как Степашин, Ильюшенко и Куликов. Суть её сводилась к тому, что убийство никак не связано с политикой и было совершено то ли в целях ограбления, то ли на почве личной мести.

Я никогда не верил в эту версию. С самого начала я был убеждён, что убийство носило религиозно-политический характер. Не раз я писал об этом, не раз говорил публично, в том числе и как свидетель по делу в генеральной прокуратуре. Я пришёл к этому выводу чисто логически, зная, кем был о. Александр и кому он мешал. Я был уверен, что он, как некогда Джон Кеннеди, пал жертвой заговора, но не жидо-масонского, а вполне реального заговора с участием спецслужб. Только в случае с Кеннеди отсутствовал религиозный компонент, а здесь он играл важнейшую роль.

В печать просочилась информация, что первоначально военно-фашистский переворот планировался не на август 91-го, а на сентябрь 90-го года. Я исходил из того, что те, кто задумал эту акцию, давно уже не верили в коммунистическую идеологию и готовились заменить ее новой - "русской национальной", государственным православием на черносотенный манер. Александр Мень был главной духовной преградой на пути этих замыслов, поэтому устранить его надо было в первую очередь.

Однако в цепи моих рассуждений не доставало ключевого звена - фактического доказательства, что дело обстояло именно так. Неожиданно я нашёл подтверждение своим мыслям. Как ни странно, оно содержалось в книге Александра Лебедя "За державу обидно..." (М.,1995). Генерал вовсе не ставил перед собой задачи раскрыть заговор. Более того, он вообще не упоминает в своей книге имени о. Александра. Но приведённые им факты говорят сами за себя.

Напомню, что о. Александр был убит ранним утром 9 сентября 1990 года. А. Лебедь, который тогда командовал Рязанской дивизией воздушно-десантных войск, пишет в своей книге: "Вечером 8 сентября 1990 года от командующего ВДВ генерал-полковника Ачалова я получил очередной смутный приказ: "Привести дивизию в состояние повышенной боевой готовности "по южному варианту"... Ничто нигде не было напряжено до такой степени, чтобы требовалось наше присутствие..." (с.343).

"Южный вариант" означал бросок на Москву. Приказ вызвал тревогу, неуверенность и нервозность, потому что причины этой странной передислокации, как и задачи десантников, не объяснили даже комдиву. Нервозность, видимо, вызывалась и тем, что не так уж давно, в апреле 1989 г., произошёл кровавый разгон митинга тбилисцев с помощью армии. Генерал пишет: " Неопределённость продолжалась до 20 часов 9 сентября. В 20 часов поступило распоряжение: двумя полками, Костромским и Рязанским, совершить марш и в 6.00 10-го сосредоточиться на парадной площадке аэродрома имени Фрунзе" (с.344). Тогда же пришли в движение ещё 4 дивизии ВДВ, которым была поставлена аналогичная задача.

Приказ был выполнен. Рязанская дивизия, на танках и бронетранспортёрах, с полным набором боеприпасов, в 5.30 утра 10 сентября сосредоточилась на аэродроме. Передвижение войск такого масштаба невозможно было скрыть ни от общественности, ни от журналистов, ни от депутатов, которых тогда называли народными. Все задавали вопрос: "Зачем вы сюда прилетели?". Была создана депутатская комиссия для ответа на этот вопрос, а также и на другие вопросы: "Зачем автоматы, зачем бронежилеты, зачем каски, зачем танки?". Лебедь пишет, что вразумительного ответа на эти вопросы не было, а врать не хотелось. Пришлось тем не менее изворачиваться и что-то придумывать. Комиссия придумкам, естественно, не верила.

Лебедь описывает ситуацию не без комизма, пересыпая изложение фактов смачным армейским юмором. Но дело было вполне серьёзным. Москва была в тревоге. Депутаты требовали разъяснений. В конце концов генерала вызвали в штаб ВДВ, к командующему. Вот как Лебедь описывает свой разговор с Ачаловым:

"Командующий был взвинчен и сильно нервничал: - Значит так! Ты сюда прибыл для подготовки к параду. Полки-то у тебя парадные, понял? - Понял! А куда мне 113 единиц рязанской брони девать? Куда боеприпасы? Сроду не бывало, чтоб на парадную площадку войска с боеприпасами выходили. - Что ты мне дурацкие вопросы задаёшь! Думай! Думай, как машины на парадной площадке спрятать, думай, куда боеприпасы девать. Решение доложить через три часа и ... лично!" (с.347).

Лебедь - человек сообразительный, и он сделал правильный вывод: поднять 5 дивизий командующий ВДВ самостоятельно не мог. Такой приказ мог отдать только министр обороны СССР Язов. Но Язов, пишет он, "был человеком дисциплинированным и осторожным. Значит, ещё выше. Кто - можно было только догадываться. Министр и выше сразу были отсечены и никоим образом ко всему этому безобразию причастны быть не могли. А командующему ВДВ была поставлена задача: аргументированно и доказательно объяснить, чем это он и вверенные ему войска в субботу и воскресенье занимались и что вынудило его против всяких правил привести в повышенную боевую готовность кучу дивизий. Доказать научно это было нельзя, оставалось наукообразно". (с.347).

Итак, заговор. Язов потом объяснил народным депутатам с трибуны съезда, что войска прибыли для того, чтобы помочь жителям Подмосковья убирать картошку, почему Лебедь и назвал главу своей книги, где он всё это описывает, "Картошка в мундирах". Смешно... Депутаты проглотили идиотское объяснение, но о. Александр уже был убит. Заговор состоялся, но реализацию его остановили на начальной стадии, и Александр Мень был принесён в жертву. Уверен, что эта жертва сорвала переворот. А ведь в 1990 г. он имел все шансы на успех...

Убийц о. Александра следовало бы разделить на три категории: исполнители, организаторы и вдохновители. Исполнители - профессиональные убийцы, люди с опытом, уже имеющие на совести тяжкие преступления. Им хорошо заплатили и посулили если не отпущение грехов, то защиту от закона. Этих людей, очевидно, нет в живых: такие свидетели смертельно опасны и от них избавляются сразу после "акции". Как ни парадоксально это прозвучит, исполнители менее всего виноваты в этом преступлении.

Организаторы - те, кто обладал огромной и бесконтрольной тайной властью, те, кто имел в своём распоряжении практически неограниченный запас киллеров и в любой момент мог использовать их для деликатных операций. Это люди циничные и не столько идеологизированные, сколько использующие идеологию в интересах собственной власти, которые они отождествляют с интересами государства. Эти люди и сейчас сохраняют свои связи и огромное влияние. У них достаточно сил и средств, чтобы надёжно упрятать концы в воду, чтобы преступление, о котором мы говорим, никогда не было раскрыто. Вина этих людей необычайно тяжела.

И наконец, вдохновители (инспираторы, заказчики). Это те, кто принадлежал к высшей церковной иерархии. Говорю (и подчеркиваю это) лишь об отдельных князьях Церкви, зависевших от тайной государственной власти и в то же время оказывавших на неё немалое влияние. Эти люди, по сути, враждебны христианству, пронизанному духом истины, любви и свободы. Для них православие - русский этнографический заповедник, охраняемый государством, и, более того, религия ненависти к общему врагу - иноверцу, инородцу, инакомыслящему. Люди бездарные, они полны были лютой ненависти и зависти к о. Александру, одарённому свыше сверх всякой меры.

Эти люди убедили своих патронов, что о. Александр - "скрытый иудей", он представляет смертельную угрозу для России, для Русской Православной Церкви, для безопасности государства. Пока он будет жив, он будет мутить народ и угрожать священным интересам Державы. В подобном же духе они воспитали свою паству. Эти люди ведали, что творили. К ним в полной мере относятся слова Христа: "...Кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы ему повесили мельничный жернов на шею и потопили его в глубине морской" (Мф 18,6). Я не завидую участи этих людей.

Христианский святой - человек, всецело посвятивший себя служению Богу. О. Александр Мень отдал себя без остатка Богу и людям. Известный религиозный мыслитель Георгий Федотов однажды сказал: "Святые неизбежно становятся мучениками". Так и произошло с о. Александром. Он был убит за Христа, за свою пламенную веру в Него.

Клевета сопровождает о. Александра и после смерти. Нападки на него становятся всё более ожесточёнными. Его книги, за редчайшими исключениями, не продаются в церквах и монастырях, где его самовольно объявляют еретиком, а теперь уже и сжигаются, как это проделали недавно в Екатеринбурге по приказу (или по благословению?) местного архиепископа Никона. Реакция патриархии была холодно-отстранённой, прикровенно-одобрительной. Это печальный знак. Это свидетельство глубокого духовного неблагополучия, точнее, глубокой духовной болезни, охватившей не только общество, но и Церковь.

О. Александр не раз напоминал, что отцы Церкви, как и русские религиозные мыслители, "подчеркивали, что существуют две формы религиозности: "открытая", свободная, человечная, и "закрытая", мертвящая, унижающая человека. Вечным примером столкновения между ними является антитеза Евангелия и фарисейства". Он не разделял взгляда, по которому любая религиозность служит этическому возрождению. Нет, тот, кто заявляет о любви к Богу, а брата своего ненавидит, тот, по слову апостола, лжец. "... Служение истине и Богу невозможно без верности нравственным заветам, данным человеку".

О. Александра чрезвычайно беспокоила ситуация, сложившаяся у нас и в Церкви, и в обществе. Он понимал, что тёмные силы могут обуздываться только духовным началом, но если идеалы отсутствуют, никакая политика и никакая экономика не помогут. Он писал: "Одни лишь социальные перемены помогут не больше, чем манипуляции крыловского квартета". В правоте его слов мы убедились сегодня в полной мере.

"Мы живём в последствиях колоссальной исторической патологии ... которые и сейчас живут в душах людей", - его диагноз был точен. И это относится не только к России, но и ко всей современной цивилизации, потому что "мир стоит на распутье, дойдя до последней роковой черты ... мы должны знать, что если не пойдём верной дорогой, наше столетье может стать последним в истории. Не волен ли Творец начать её сызнова ..?"

Однако несмотря на грозные знаки апокалипсиса, о. Александр был полон надежды. Он любил повторять слова Альберта Швейцера: "Моё знание пессимистично, но моя вера оптимистична". Он разделял этот оптимизм. Он говорил: "...надежды мои чисто мистические, потому что я всё равно верю в победу светлых сил. Я убеждён, что сила зла базируется на нашей трусости и тупости, но то, что на протяжении эры беззаконий всегда находились стойкие люди, праведники, мученики ... - утешает, это залог того, что дух непобедим и чёрные призраки всё равно рассеются рано или поздно".

В эти дни, когда нашу страну сотрясают социальные бури, как призыв, обращённый к нам, с необычайной силой звучат слова Александра Меня: "Сегодня, когда напряженность в обществе достигла точки почти критической, я не хотел бы давать людям никаких поводов полагать, что у меня есть иллюзии, - я человек без иллюзий, - но я верю, что Промысел Божий не даст нам погибнуть, и всех, у кого есть искра Божья в сердце, я призываю к тому, чтобы твердо стоять и не поддаваться ужасу и панике: мы пройдём через все эти полосы в конце концов, пройдём, я убеждён".