Гааз Ф. Азбука христианского благонравия

Об оставлении бранных и укоризненных слов и вообще неприличных на счет ближнего выражений, или о начатках любви к ближним

Ко всем же сказал: «Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и каждый день бери крест свой, и следуй за Мною.
И научитесь от Меня; Ибо Я кроток и смирен сердцем: и найдете покой душам вашим».
Ев. Луки гл. IX ст. 23; Матф. гл. XI ст. 29.

«Во всех словесах твоих поминай последняя твоя, и во веки не согрешиши».
Сираха гл. VII ст. 40.

«Смерть, суд, ад и Царство Небесное».

«Умоляем вас, братия, вразумляйте беспорядочных, утешайте малодушных, поддерживайте слабых, терпеливы будьте ко всем».
Фессал. гл. V ст. 14

«Во всем, как хотите, чтобы поступали с вами люди, так поступайте и вы с ними! Ибо в том состоит закон и пророки».
Матф. гл. 7 ст. 12.

Дозволено цензурою. Москва, 29 ноября 1897 г.

Кто скажет брату своему — рака*, подлежит верховному судилищу; кто же скажет: бессовестный! подлежит геенне огненной. Матф. V. 22.
— Страшно сие слышать! Да убоится сего приговора всякий, почитающий укоризненные слова за малость.
Итак, если ты принесешь дар твой к алтарю, и тут вспомнишь, что брат твой имеет нечто на тебя, — оставь там дар твой перед алтарем, и поди прежде примирись с братом своим, — и тогда приди и принеси дар твой, ст. 23 и 24.
Не судите, чтоб не быть судимым. VII. I.
Злыя беседы развращают добрые нравы. I. Коринф. XV. 33.
Всякая досада, ярость и гнев, крик и злоречие и всякая злоба должны быть удалены от вас. Ефес. IV. 31.
Не воздавайте злом за зло, или ругательство за ругательство, напротив того, благословляйте. I. Петра III. 9.
А теперь отложите и вы все: гнев, ярость, злобу, злоречие, сквернословие от уст ваших. Не лгите друг на друга. Колос. III. 8, 9.
Блуд же и всякая нечистота и любостяжание даже и именоваться не должны у вас. Равно и сквернословие, и пустословие, и шутки неприличны вам. Ефес. V. 3 и 4.
Не злословьте друг друга, братия: кто злословит брата и судит брата своего, тот злословит закон и судит закон. Иакова. IV. II.
Никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших. Ефес. IV. 29. Напоминай им быть готовыми на всякое доброе дело, никого не злословить, не быть сварливыми, но тихими, и оказывать всякую кротость ко всем человекам. Титу III. 1 и 2.
Будьте братолюбивы, друг к другу с нежностию: отдавайте один другому предпочтение. Римл. XII. 18.
Потому узнают все, что вы мои ученики, ежели будете иметь любовь между собою. Иоан. XIII. 35.
Мы знаем, что мы перешли из смерти в жизнь, потому что любим братьев: кто не любит брата, тот пребывает в смерти. I Иоан. III. 14.
Не оставайтесь должными никому ничем, кроме взаимной любви; ибо любящий другого исполнил закон. Рим. XIII. 8.
Не давай злу побеждать тебя, но побеждай зло добром. Рим. XII. 21. Все у вас да будет с любовию. I Кор. XVI. 14.

I
Очевидно, что в вышепоказанных изречениях Слова Божия запрещаются, как унизительные и обидные на счет ближних наших, слова и выражения, так равно и те расположения души, от которых оныя происходят, как то: нелюбовь и злоба, досада и нетерпение, гнев и жестокосердие.
Самый образ запрещения и наставления, строгий и соединенный с великими угрозами и сильными убеждениями, ясно показывает, что здесь запрещаются такие пороки, с которыми чистая христианская нравственность вовсе несовместима, и дается наставление о таком предмете, который руководствует человека к тому образованию, к которому он назначен Создателем Своим. Тот, кто соблюдает только гражданские законы, может называться не более, как только честным гражданином. И язычники исполняют естественные добродетели, например: кротость с кроткими, любовь к любящим, ласковость с послушными; но истинный христианин и в обращении с строптивыми кроток, любит и не любящих и, по-видимому, недостойных любви, ласков со всеми и, по выражению пророка, даже мирен с ненавидящими мир; Пс. CXIX. 6. Соблюдая означенные наставления, душа человеческая является в той красоте, к которой она предназначена при создании ее по образу и по подобию Божию. Все сии наставления и запрещения сокращенно заключаются в словах: во всем, как хотите, чтоб поступали с вами люди, так поступайте и вы с ними. Матф. VII. 12. Цель увещания есть любовь от чистаго сердца и доброй совести, и нелицемерной веры. I. Тим. 1, 5.
Главное основание, почему мы не должны произносить бранных слов, есть то, что употребление их показывает в нас недостаток любви к ближнему; а как важен сей недостаток, это видно из слов св. Иоанна Богослова, который говорит: кто не любит брата, тот пребывает в смерти. I Иоан. III. 14. Бранные слова суть как бы пища или вещество, которым поддерживается и усиливается пламя гнева; а сказано, что гнев мужа правды Божией не соделывает, Иак. 1, 20, и, можно прибавить, даже изгоняет и правду человеческую, а тем паче любовь. Ап. Павел заповедует: Никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших, а только полезное для назидания в вере, дабы оно доставило благодать слушающим; Еф. IV. 29; а бранные слова можно назвать не только гнилыми, но и заразительными, издающими от себя смрад и зловоние, поскольку они не только не приносят слушающим ничего полезного для назидания в вере, но еще растлевают чистоту веры и, вместо доставления слушающим благодати, только возмущают мир и благоустройство жизни. Сию разрушительную силу злых слов Соломон так выразил: усты нечестивых раскопается град**. Прит. Сол. XI. 1. Посему-то и сказано у ап. Иакова: язык есть малый член, но много действует. Где зависть и сварливость, там неустройство и все худое. Иак. III. 5, 16.
Бог, как создал человека по образу и подобию своему, так установил, чтобы и любовь к человеку была подобна любви к Богу, Матф. XXII. 37, 38, 39. Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим... Сия есть первая и наибольшая заповедь. Вторая же, подобная ей: возлюби ближняго твоего, как самого себя. Причина, по которой мы должны любить Бога, есть не иная, как сам Бог: поелику Бог есть бесконечная благость, которая, по самой природе своей, привлекает сердца к любви, а по беспредельности своей и превосходству, выше всякого сравнения, возбуждает в нас к себе любовь бесконечную и высшую всех других привязанностей. Причина, по которой мы должны любить самих себя, есть та, что мы созданы по образу и подобию Божию. Чрез сие мы столь тесно соединены с Богом и столь близко зависимы от Него, что Он не считает для Себя низким называть Себя нашим Отцом, а нас — Своими детьми. Хотя же сей образ Божий и затмился в человеках через прирожденный всем нам грех, но Господь Иисус и Святый Дух Своею благодатию восстановляют оный в верующих, и таким образом мы делаемся способными достигнуть наслаждения бесконечною благостию Божиею и блаженством; и дух наш, соединяясь с Господом и Святым Духом, соделывается, как говорит Ап. Петр, причастником божественнаго естества. 2. Петр. 1, 4. Сие-то духовное благородство и предназначение души нашей и обязывает нас любить самих себя, — любить ради Самого Бога, от Которого дух наш происходит, и к Которому возвращается. Что же касается до плотской любви, по которой мы угождаем своим желаниям и мирским привязанностям и которая живет в нас вместе с духовною любовью и с нею борется, как Исав с Иаковом во чреве матери своей Ревекки, то она не только не может быть примером любви к ближнему, но, напротив, еще первое условие христианской жизни состоит в истреблении сей неправильной любви к самому себе. Измаила, как сына рабыни, — изображение плотской любви, Бог повелел изгнать, дабы остался наследником один Исаак, — изображение духовной любви. Гал. IV. 30. Кто хочет идти за Мною, говорит Спаситель нам, тот отвергнись себя, Лук. IX. 23, т. е. отвергни неправильную любовь к самому себе; и сие-то есть та ненависть, которую велено нам иметь к душе своей, т. е. ненависть к страстям, которые противны любви Божией. Ненавидя их, мы спасаем ту часть нашего существа, которая предназначена к вечной любви Бога, к вечному соединению с Богом. А как все люди украшены сим общим для всех достоянием, то мы и должны любить их, как самих себя, любить их, как носящих в глубине души образ Божества; и та же любовь, которая влечет нас к Богу, производит и действие любви к ближнему. И как Иаков видел, что одна и та же лестница касалась неба и земли, служа Ангелам равно и для нисхождения и восхождения, Быт. XXVIII. 12, так и мы знаем, что одна и та же любовь простирается и к Богу и к ближнему, вознося дух наш к соединению с Богом и низводя нас в искреннее сообщество с ближним. — Любить ближнего силою той любви, которая рождается из мысли о носимом им образе Создателя его и Бога, значит любить тварь единственно ради любви к Творцу ее Богу. Юный Товия, сопровождаемый Ангелом Рафаилом, пришел к родственнику своему Рагуилу, коему, впрочем, он был не известен. Товит. III. Рагуил, как скоро взглянул на Товию, обращаясь к жене своей Едне, сказал: посмотри, как похож сей юноша на сына брата моего; и, сказавши сие, спросил пришедших: откуда вы, братья? Они отвечали ему: мы из колена Неффалимова, из пленных в Ниневии. И сказал им Рагуил: знаете ли вы Товита, брата моего. Товия отвечал: он отец мой. Рагуил тотчас вскочил и со слезами облобызав юношу и сказал: да будет благословение над тобою, сын мой, ибо ты сын доброго и благого мужа. Не видим ли здесь, как Рагуил, не зная Товии, обнимает его, ласкает, лобызает, плачет над ним от любви? Откуда же сия любовь? Откуда, как не от той любви, которую он имел к отцу Товии, на коего сей юноша был похож? Да будет на тебе благословение, сказал он. Но почему? Конечно не потому, что Товия был добрый юноша, ибо сие еще было ему неизвестно; а потому, что он был сын, похожий на отца, доброго и благого мужа.
Ах, поистине, когда мы видим ближнего, сотворенного по образу и по подобию Божию, не должны ли мы сказать: вот это создание всеблагого Отца нашего, похожее на своего Создателя! Не должны ли мы, подобно Рагуилу, кинуться на его шею, ласкать его и плакать от любви к нему; не должны ли дать ему тысячу благословений? А почему сие? Конечно не по любви к нему самому: ибо мы не знаем еще, любви или отвращения достоин он сам по себе, но по любви к Богу, Который его создал по образу Своему и по подобию, и таким образом сделал его способным участвовать в Его благости, благодати и славе; по любви к Богу, из Которого он, Которого он, через Которого он, в Котором он, ради Которого он и Которому он подобен. Таким образом, любовь к Богу не только научает любви к ближнему, но и производит ее и распространяет ее в сердце человеческом, яко свой образ и подобие: ибо как человек есть образ Божий, так и любовь человека к человеку есть истинный образ Божественной любви человека к Богу. Мы просим Высочайшего Любителя человеков, чтобы Он Сам благоволил научить такой любви к ближним всех рабов своих, ибо верим, что высшее усовершенствование любви к Отцу небесному неразрывно соединено с совершенствованием любви к братьям и сотрудникам нашим. Как мы желали бы любить Бога паче всего, и, будучи возбуждаемы чистою ревностью, хотели бы, несмотря на все препятствия, которые плоть, мир и дьявол нам предлагают, стремиться к одному Богу, так, ради Бога, любя ближнего как самих себя, мы желали бы, чтоб и он, наш ближний, любил Бога выше всего, и чтобы вся душа его, равно как и наши души постоянно внимательны были к любезнейшему гласу Господа: иди по Мне. Иоан. XXI. 22. Мы желали бы, чтобы Господь в сердце ближнего нашего начертал то Имя, в Котором одном заключается спасение, Деян. IV. 12, положил его на сердце, яко печать, Песнь Песн. VIII. 6, дабы никакая другая, отводящая от Спасителя, мысль не входила в оное, и никакое другое чувство, кроме посвященного Имени Иисусову, не обитало в нем; мы желали бы, чтобы Господь положил сие Имя, яко печать, на мышцы ближнего нашего, дабы все способности и деяния его никакому другому чуждому предмету не служили; желали бы, чтобы сие Имя сияло, яко знак на знамени, которое всех людей собирает вокруг себя и привлекает к себе, с надписанным призыванием: иди по Мне. Да соединяет сие сладчайшее призывание, происходящее от любви и встречающееся с любовью, да соединяет оно через любовь, никогда не отпадающую, 1. Коринф. XIII. 8, и на земле и в небе всех, которые в сем Имени живут и которые с сим Именем в сердце переселились с земли в неземные места.
Что употребление бранных слов показывает в нас недостаток терпения, на сие каждый бесспорно согласится; а что недостаток терпения доказывается недостатком любви, сему учит ап. Павел, поставляя в исчисление свойств любви, и в начале и в конце, терпение. Сначала говорит он: Любовь долготерпит, а в конце опять: Любовь вся терпит. I Кор. XIII 4. 7. Посему можно сказать, что терпение служит выражением и мерою любви нашей к ближнему, которая является в настоящем своем виде, когда с терпением соединяешь кротость и готовность к благодеяниям. Употребление же бранных слов вовсе противно кроткому духу благодушного терпения и обнаруживает более слабодушие наше и наклонность увлекаться, без рассуждений, первыми движениями сердца и раздражаться и от малых неудовольствий, оскорбляющих наше самолюбие или нарушающих наш обычный покой. Терпение открывается в том, когда мы без гнева, из любви к ближнему, переносим все его недостатки и все его против нас оскорбления. Оно есть сила души, приобретенная многими опытами и лишениями. Оно-то соделывает то искусство, Рим. V. 4, которое учит нас, как побеждать гневные возбуждения души и не давать им изливаться на других в небратолюбивых словах.
Святый и знаменитый патриарх Иосиф, отпуская из Египта братьев своих в дом отца своего, сие только дал им наставление: Не гневайтесь на пути. Быт. XLV. 24. Настоящая, исполненная искушений жизнь наша, есть не что иное, как путешествие к блаженной жизни. Посему и мы не станем гневаться друг на друга на сем пути жизни, но будем проходить оный, с толпою братий своих и сопутников, кротко, мирно и дружелюбно. Да будет решительно и без исключения положено вовсе не гневаться, если возможно, и ни под каким предлогом не отверзать дверей сердца гневу; ибо Св. Иаков прямо и просто говорит, что гнев мужа правды Божией не соделывает. Кто увлекается горячностью и часто сердится, о том можно сказать, что он крайне жалок.
Без сомнения, должно бороться со злом, и пороки людей преследовать постоянно и мужественно, но вместе кротко и мирно. Исправление, к которому примешивается страсть, хотя бы сопровождалось умом, не так принимается, как принимается то исправление, которое проистекает единственно из убеждения ума, без всякой примеси страсти. Ибо разумная душа, будучи по природе своей подчинена разуму, не подчиняется страсти иначе, как с принуждением и насильственно; и потому, когда разум сопровождается страстью, то он делает себя ненавистным, унижая своей законное владычество насилием. Пока ум управляет, наказывает, исправляет и обличает миролюбиво, хотя строго и взыскательно, все любят и одобряют его действия; но когда он соединяет с собою гнев, то возбуждает в других более страх, нежели любовь; а вместе и сам, приводя себя в беспокойство, огорчается и мучится. Лучше вовсе не допускать в сердце гнева, как бы он ни казался справедливым, нежели принимать его в себя, хотя и в самой малой мере; ибо гнев, однажды допущенный в сердце, с трудом изгоняется. При входе он подобен малому растению, но в скорейшем времени делается великим деревом. Если останется на ночь, и солнце зайдет в гневе, что запрещает Апостол, Еф. IV. 26, то, превратившись в ненависть, иногда почти никаким образом не может быть изгнан; ибо он питается тысячью ложных предлогов; поелику редко кто когда гнев свой почитает несправедливым.
Посему полезнее испытать жизнь вовсе без гнева, нежели хотеть пользоваться гневом с умеренностью и благоразумием; и когда мы, по несовершенству и слабости нашей природы, увлекаемся страстью гнева, то лучше тотчас вовсе удалить его, нежели иметь с ним переговоры; ибо если сделаешь ему некоторое послабление, то он тотчас возобладает всею душою, подобно змию, который поспешно вползает весь туда, куда успеет просунуть голову.
Не воспрещается исправлять и вразумлять ближнего, но дается наставление и повеление употреблять для сего способ, который единственно приличен христианину. Настой во время и не во время, обличай, угрожай, увещевай, говорит Апостол к Тимофею, 2 посл. IV. 2, со всяким долготерпением и учением. Итак, от тех, которые поставлены учить других, требуется, во-первых, долготерпение, а потом уже, во-вторых, учение. Как бы ни были упорны грешники, но мы не будем переставать оказывать им помощь и служить. Блажен тот, кто ближнему может сказать, как ап. Павел: я три года непрестанно день и ночь со слезами поучал каждого из вас. А потому свидетельствую вам в сей день, что не повинен я в крови всех вас. Деян. ХХ. 31, 26. Доколе мы находимся среди пределов надежды, что грешник может исправиться, — а сии пределы равняются пределам самой жизни, — дотоле никогда не позволено отвергать его, но следует молиться за него и помогать ему, сколько сие позволяет его несчастное состояние.
Но как обуздывать гнев? Как скоро заметишь в себе приступ гнева, то старайся не возмущаться сим, но тотчас собирай свои силы тихо, но решительно, и с сердцем, сколько можно, спокойным, делай то, что следует делать человеку. И если с тобою случится то, о чем человек Божий говорит: смятеся от ярости око мое, то обратись к Богу и воскликни: помилуй меня Господи! подражая апостолам, волнуемым бурею среди моря, дабы Он повелел страстям твоим престать, и тогда настанет тишина великая. Если же когда не остережешься и заметишь, что ты согрешил гневом, то немедленно поспешай изъявить каким-либо образом кротость пред тем человеком, на которого ты разгневался; ибо как превосходное средство против лжи есть тотчас признаться и исправить ее, так и против гнева, уже вырвавшегося наружу, наилучшее врачевство есть немедленное изъявление кротости и благорасположения; ибо известно, что свежие раны удобнее исцеляются.
А чтобы приучить свое сердце к скорому восчувствованию и изъявлению кротости, для сего запасайся ею заблаговременно, когда ты спокоен и не чувствуешь искушения к гневу. Привыкай заблаговременно все слова твои говорить, и все твои дела, малые и большие, делать как можно скромнее. Да будет всякий человек готов слушать, не скор на слово, не скор на гнев. Иак. 1, 19.
Если же кто думает употреблением бранных слов достигнуть чего-либо полезного в своем ближнем, то можно решительно сказать ему, что бранными словами ни исправить, ни вразумить прочно и верно никого нельзя: они суть большею частью выражение нашего собственного гнева или властолюбия и удовлетворяют больше нашему раздраженному чувству, а вместе обнаруживают только слабость нашего характера, показывая, что мы не можем владеть своими страстями и словами. Поучительны бывают: добрый пример, смирение и кроткое, с участием сердца произнесенное, наставление, а не бранные обидные слова, с каким бы духом и целью ни были они произнесены. Кроткое и назидательное слово есть своего рода благодеяние, часто не менее утешительное и полезное, как и самое богатое даяние. Не гнев, а любовь покрывает множество грехов I. Петр. гл. IV ст. 8.
Посему и увещевает нас апостол. Паче всего облекитесь в любовь, которая есть совокупность совершенства, к Колос. гл. III ст. 14. Вот заповедь моя, сказал Спаситель, чтобы вы любили друг друга, как Я вас полюбил. Если бы люди и ничего не имели достойного любви, кроме того, что их любил Спаситель, то неужели это одно недостаточно побудить меня к тому, чтобы любить их всем сердцем, и не весьма ли странно не быть расположену любить то, что любил Спаситель паче Самого Себя.
Люблю ли я всех людей так, как возлюбил меня Спаситель, то есть так, чтобы я именем своим и жизнью готов был за них жертвовать? Как редка сия нежная любовь в обществе христианском! и однако ж она самая есть настоящая любовь Спасителя и настоящая любовь всех христиан. Не должно сомневаться в том, что цели, которую мы имели при гневе, верно можно было достигнуть, если бы у нас было столько любви, чтобы доставало терпения для разбирательства причин неудовольствия, причиняемого нам ближними. Тогда мы дошли бы до основания, где неправда отделилась бы от правды, а по открытии сего основания легко будет с кротостью обличить ближнего в его несправедливости, и без гнева поставить его на желаемый нами путь правды: в обилии правды чрезвычайная сила: во мнозе правде крепость многа, Притч. XV. 5.
Хотя же иногда бранные слова произносятся не столько из злобы и мщения, сколько по какому-то безотчетному навыку и по какой-то суетной невнимательности к себе, но и в таком случае они бывают не менее вредны и для слушающих и для произносящих. Иисус Христос сказал: За всякое слово праздное, какое скажут человеки, отдадут ответ в день судный; ибо от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься. Мф. XII. 36 и 37. Бранные слова во всяком случае суть жалкое, неразумное извращение слова, сего прекрасного дара Божия.
Посему-то сказано: Кто не погрешает в слове, тот совершен. Иак. гл. III. ст. 2. Иже хранит свои уста, соблюдает свою душу. Притч. гл. XIII ст. 3. Никто не говори, что, произнося бранные или другие, противные братской любви, слова, он не имел намерения оскорбить своего ближнего или сделать какое-либо зло, ибо Господь наш, ведущий помышления сердечные, сказал: от избытка сердца уста говорят. Мф. гл. XII ст. 34. Итак, наполним наперед сердце наше любовью к ближнему, и тогда уже не будут более изливаться из уст наших обидные слова; но все слова и дела наши будут выражать одно только благожелательство и любовь. Плоды будут подобны корню, потому что не может древо доброе приносить плодов злых. Матф. VII, 18. Да хотя бы мы и не помышляли причинить зла оными словами, но очень прилежно помышляет противник наш, дьявол, и непрестанно пользуется ими, дабы поражать недовольно огражденное против внезапных нападений сердце.
Пример воздержания от брани и укоризн имеем мы в существах, высших нас по природе. Апостол Иуда говорит, что, когда архангел Михаил спорил с дьяволом, то он не смел произнести на него осудительной укоризны, а сказал только: да запретит тебе Господь. Иуд. ст. 9. Скромность есть ангельская добродетель. Тем более мы не должны дерзать произносить укоризны на ближних своих, как подобных нам по природе своей. Если же согрешит против нас ближний наш, то всего приличнее сказать ему: Да простит тебя Бог! или: да вразумит тебя Бог! Впрочем, остерегайся, чтоб и сии, сами в себе добрые слова, не были произнесены с сердцем, как это большею частью бывает, но будь внимателен к себе, и старайся, подобно ангелу хранителю, удерживать брата твоего от зла с духом кротости, любви и смирения, и в уши его влагать основания и начатки благочестия, умоляя Бога в глубине души твоей, дабы Он благоволил сию святую росу учения довести до сердца слушающего и дал бы ей послужить к принесению доброго плода. С удивительной силой привлекаются сердца, когда с сладостью и приветливостью предлагается что-либо доброе. Итак, облекитесь, как избранные Божии, святые и возлюбленные, в утробы милосердия, в благость, смиренномудрие, крепость, долготерпение, снисходя друг другу и прощая один другому, если кто на кого имеет жалобу; как Христос простил вас, так и вы. Колос. III, 12, 13.
Терпение, крепость, любовь суть добродетели, которые даруются благодатью Божиею людям, ищущим их. Мы достигаем их не иначе, как по мере успеха в любви Божией. А любовь Божия есть желание соединиться с Богом. В таком совершенном соединении с Богом наша собственная воля потеряется и, так сказать, поглотится волею Божьею, которая одна и должна в нас царствовать и быть нами любима. Как скоро мы признаем, что воля Божия есть распорядительница целой природы, что мы все должны быть ей покорны, то и все случающееся с нами принимаем с радостью, как ее определение и охотно повинуемся Божиим повелениям, советам и возбуждениям. Тогда все сердце наше как бы вдруг получает сладостные расположения к братьям нашим и ближним, потому что мы видим души их в груди Спасителя. О, кто видит ближнего в другом, а не в этом месте, тот находится в опасности любить его не довольно чисто, постоянно и с ровною силою!
Но там — кто не будет его любить? кто не будет терпелив к нему? кто не будет переносить его недостатки? кто будет считать его нелюбезным? И действительно ближний находится там, находится в груди Спасителя, как предмет столь любезный, что Любящий его умер из любви к нему.
Всевышний создал человека, дабы он был счастлив. Сия цель, конечно, достигается во всей полноте своей только в будущей жизни, но по удивительному свойству христианской религии бывает, что и в настоящей жизни всякий человек может быть счастливым, поелику благочестие на все полезно, ибо ему принадлежит обетование настоящей и будущей жизни, I Тим. IV. 8, лишь бы только человек захотел сего, т. е. лишь бы только он захотел усвоить себе и исполнять Евангельское учение, которого главная сущность состоит в том, чтоб все принимать от источника всего, Бога, и все возвращать к концу всего, Богу (Я есмь начало и конец, Апок. I, 8.), дабы во всех делах и приключениях познавать и любить Бога, или, как говорит апостол, дабы Бог был все во всем, I. Кор. XV. 28. Силою сей заповеди бывает то, что обстоятельства, согласные с нашими желаниями, доставляют нам глубокую радость, когда мы признаем, что они так устроены благостию Божией; силою сей же заповеди бывает и то, что острота, претерпеваемых нами страданий, притупляется, когда мы узнаем, что в них скрывается воля того же нашего Бога, ибо все то, чему совершаться с нами повелевает или попускает сия небесная воля, должно быть нам любезно и приятно. Оттого христианин, верный Евангельскому учению, ничем внешним не огорчается: мы знаем, что любящим Бога все содействует ко благу. Рим. VIII. 28. Даже он преимущественно будет любить те приключения, которые при первом взгляде кажутся противными; поелику он в сем случае будет следовать не собственной своей воле, но единственно воле Божией. Даже несчастья обращаются тогда для него в счастье, скорбь в радость. По сей то причине, и потому еще, что через несчастье мы ведемся вернее к Богу, благоразумный, и исполненный любви наставник, каковыми были те, о которых сохранил нам историю св. Иоанн Лествичник, нарочно разными противоречиями, обличениями и другими, имеющими вид огорчений, поступками будет упражнять учеников своих в терпении, смирении и любви, которая единственно делает человека совершенным. Но кто не водится ревностью любви, а, предаваясь гневу, и пренебрегая ближнего своего, огорчает его словом, заставляет пролить слезу, которая не должна была быть пролитою, тот противится действиям благости Божией; нечестивою рукою ставит преграду между человеком и его Создателем, и как бы разрушает Его благодетельные намерения о человеке, а через это дает право ближнему своему сказать: «Бог хочет, чтоб я был счастлив, а ты, мой ближний, не хочешь сего». Пусть эта мысль, обращаясь всегда в уме христианина, предохраняет его от бесполезной, гневной строгости, своевольных и горделивых требований, и мрачной жестокости; и пусть напоминает ему, что если он распространяет вокруг себя счастье ближних, то через это делается участником и споспешником в делах милосердия Божия на земле. Веселое лицо дитяти, отдохновение бедного работника, чистые наслаждения домашними удовольствиями, которые мы успеем доставить ближнему нашему, суть приятная от нас Богу жертва за его бесчисленные нам благодеяния. Помяни последняя и перестани враждовати, Сирах. 28. 6.
Итак в глубине совести своей произнеси вместе с Давидом сей добровольный обет свой: буду я осторожен на путях моих, чтоб не согрешать языком моим, стану обуздывать уста мои, доколь нечестивый предо мною, пс. 38. 2, и на сей обет твой смотри, как на начальное средство для упражнения и приготовление своих сил к высшим подвигам в христианской жизни. Это есть, как выше сказано, как бы азбука в христианском законе о любви к ближним. Как знание азбуки какого-либо языка, конечно, не есть еще знание сего языка, но незнание ее есть едва ли не крайняя степень незнания самого языка, так неупотребление бранных слов, конечно, не есть еще полнота добродетели, но привычка к ним не показывает ли совершенного неведения первых начатков любви христианской? Оставление бранных слов, конечно, есть только одна часть исполнения закона Божия; но и сия часть драгоценна пред очами Божиими, потому что она есть опыт самоотвержения, без которого невозможно последование Господу Иисусу Христу. Итак, будем следовать сему спасительному совету мудрого сына Сирахова: словесам твоим сотвори вес и меру, и устам твоим сотвори дверь и запор; внимай да не како поползнешися ими***, Сирах. XXVIII. 28. 29.
Но если кто-либо, по невниманию или рассеянности, нарушит это свое свободное обещание: то пусть положит он для себя правилом, всякий раз откладывать, или записывать на себя какую-либо сумму денег, хотя бы то было по нескольку копеек, и по прошествии недели или месяца, употреблять их через кого-либо, на какое-нибудь доброе дело. Конечно это не будет плата, или искупление за грех, ничем кроме заслуги Христовой и сердечного покаяния не выкупаемый; но чрез сие внешнее и, по-видимому, маловажное действие дается большая важность и самому внутреннему обязательству. Пусть это будет только обличением тебя перед тобою самим в неверности и слабости, которое заставит тебя быть более снисходительным к слабостям собратий твоих.
Невозможно, кажется, этого исполнить тому, кто обращается с людьми подчиненными, заметила одна госпожа при разговоре о настоящем предположении. Однако ж рассказала при этом следующее происшествие. Один ее знакомый, беспрестанно произносивший бранные слова, более по привычке нежели от сердца, открыл об этом на исповеди. Духовник предложил ему, чтобы он, каждый раз, как выговорит бранное слово, отрезывал на платье своем пуговицу, и потом сам бы ее пришивал. Шедши из церкви до дому, он с одной стороны платья обрезал уже пуговицы, а к вечеру того дня обрезаны были и все остальные. По совету духовника он сам пришил их; но на другой день опять все они были обрезаны. Тогда, пришедши к духовному отцу, просил он отменить эпитимию. Духовник же убеждал его продолжать. — Не прошло двух недель, как он перестал вовсе употреблять бранные слова.
Та же госпожа рассказывала, что сама она с детства имела привычку весьма часто божиться. Получивши из благочестивого дома сочинение преосвященного Тихона Задонского, и прочитывая оное, она возгнушалась сею греховною привычкою и вскоре оставила ее вовсе. Из сих случаев видно, что нет невозможности отстать от употребления бранных слов, хотя бы кто и привык к тому.
Такие непозволительные выражения, употребляемые в простонародии, суть: дурак, пустой человек, бессовестный, негодяй, злодей, проклятый, дьявол, черт, бес, окаянный, каналья, бестия, вор, разбойник, каторжный, плут, мошенник, шельма, мерзавец, подлец, скот, гад, свинья, осел, дрянь, колдун, ведьма, прокаженный, болван, и тому подобные унизительные, бранные и, тем более, так называемые, скверные слова, коих нельзя уже и написать.

II
Случается слышать и то, что некоторые бранят и самих себя не по глубокому чувству своего окаянства, а по легкомыслию и привычке к суесловию, прилагая выше исчисленные и сим подобные бранные слова к самому себе. Но и такое употребление бранных слов неблагоразумно, вредно и несогласно с духом кротости. Неблагоразумно, потому что такою бранью мы ничего не достигаем — ни своей погрешности не исправляем, ни нанесенного нами ближнему вреда не уничтожаем. — Вредно: потому что, браня себя таким, по-видимому, строгим образом, иной подумает, будто довольно уже наказал себя за свой проступок, и потому уволить себя от священнейшей обязанности отыскивать в себе причину своих погрешностей, и употреблять против них приличные деятельные средства, и даже может получить ту ложную мысль, будто он строг к самому себе и преуспевает в смирении перед ближними. Но этот же человек верно оскорбился бы, если бы другие, выслушав его брань против себя, объявили, что и они не иначе о нем думают. Наконец, употребление бранных слов против себя не согласно с духом кротости. Повеление быть кроткими, простирается равно и на обращение наше с ближними, и на обращение с самим собою. Мы должны быть кротки и к самим себе по той же самой причине, по которой мы наблюдаем сие правило в отношении к другим, т. е. потому, что чрез кротость мы вернее достигаем той цели, чтоб исправлять тех, кого нужно исправлять, а на эту цель указывает нам св. апостол в сих словах: Если и впадет человек в какое согрешение, вы исправляйте таковое в духе кротости. Гал. V, 1. И подлинно, кротостию все привлекается и ей все покоряется. Разум твой кротко, но постоянно и благоразумно обуздывая беспорядочные страсти, мучащие тебя, и вместе возбуждая дремлющие силы души, будет, как мудрый царь, владеть всеми способностями души с долготерпением, как выше сказано, и учением, преимущественно же с долготерпением; и сим только образом ты соблюдешь душу свою, и в некоторой степени узнаешь на самом опыте глубокий смысл и силу сего изречения: в терпении вашем стяжите души ваша. Лук. XXI, 19. Если же ты знаешь о своем сердце, что оно недовольно повинуется кротким убеждениям, то можешь употреблять против себя и более строгие способы, дабы возбудить в нем должный стыд и ревность к исправлению. Но, оканчивая жестокие упреки, старайся их умягчить, обращая все свое негодование против себя в сладостное и святое упование на Бога и подражая в этом великому кающемуся, который, чувствуя в душе своей скорбь, ободрял ее таким образом: благослови душа моя Господа, И не забывай всех благодеяний его. Он прощает все неправды твои, исцеляет все немощи твои. Что унываешь, душа моя, и смущаешься? уповай на Бога, ибо я буду еще славословить Его, Спасителя моего и Бога моего. Ис. СII. 2, 3, XLII. 5. Итак после всякой погрешности обличай и исправляй сердце твое не с запальчивою против себя бранью, но с смиренным о себе сожалением, с благосклонностию и ласковостию. Смиряя себя пред Богом и признавая свою бедность, отвращайся всеми силами от своей погрешности, и с полным усердием и упованием на милосердие Божие старайся снова следовать добродетели, от которой ты отстал.

III
Есть и еще слова поругания против души своей, к которым по справедливости можно приложить сие изречение сына Сирахова: Есть беседа облеченная смертью: да не обрящется она в наследии Иакова. Сир. XXIII, 14. Это слова клятвы: черт меня возьми, и подобные. Употреблять их есть великое нечестие, и вместе крайне безумное бесстрашие. Ибо произносящий их изъявляет отчаянное презрение к своей жизни, которая есть драгоценный дар Божий, и в то же время отваживается играть когтями адского дракона и бесстрашно вызывать против себя исконнаго человекоубийцу, который, яко лев рыкая ходит, ища кого бы поглотить, Иоан. VIII, 44, 1. Петр. V, 8, обуздание дерзости и силы которого стоило крестной смерти нашему Спасителю. А посему тот, кто обрекает отчаянно или бесстрашно себя дьяволу, не должен ли опасаться действительного оставления от Бога, которого сам оставляет, и обладания от того дерзкого врага рода человеческого, которому он предает себя. Нельзя не признаться, что таковое обладание от дьявола, которое прежде было часто, и ныне может случиться. Да не обрящется беда сия, облеченная смертью, в наследии Иаковли, в обществе христиан!

IV
Поелику бранные слова заключают в себе осуждение ближних наших (ибо, кто бранит другого, тот открывает его недостатки и укоряет его, так как и ап. Иаков сии два понятия: злословие и суждение брата своего, полагает вместе, говоря: кто злословит брата и судит брата своего, тот злословит закон и судит закон. Иак. IV, II). Поэтому, отказываясь от употребления бранных слов, равномерно обязуюсь воздерживаться и от осуждения других; впрочем кроме тех случаев, в коих обязан буду обсуживать что-либо по своему званию. Но тогда должно поступок сравнивать с законом, дабы закон, а не человек был осуждающим.
Пример Симона прокаженного, который жену, помазавшую миром ноги Господа, ложно назвал грешницей в ту минуту, как она была уже оправдана и принята в покровительство Господом, будет мне напоминать, что предшествовавшая грешная жизнь человека не дает права заключать, что и настоящее положение души его таково же.
Не судите, чтоб не быть судимыми. Матф. VII, 1, говорит Спаситель душ наших. Не осуждайте, и не будете осуждены. Лук. VI, 37. Не судите, увещевает нас и апостол, не судите прежде времени, пока не придет Господь, Который осветит скрытое во мраке, и обнаружит сердечныя намерения, I, Кор. IV, 5. О, как неприятны Богу дерзкие и неосновательные суждения! Суждения сынов человеческих дерзки и неосновательны во-первых потому, что люди частные не поставлены друг над другом судьями, и, произнося о ближнем суд, они присваивают себе право, принадлежащее единственно Господу нашему, Который един есть Законодатель и Судия. Иак. IV, 12; вопервых потому, что главное зло поступка зависит от намерения и советов сердца, которые для нас сокрыты во мраке; в-третьих потому, что каждый так много должен быть занят тем, чтобы судить самого себя, что ему не останется времени судить ближнего. Итак, чтобы не быть осужденным, надобно судить не других, а самого себя. Ибо, как Господь запрещает судить других, так апостол повелевает судить себя, говоря: если бы мы судили сами себя, то не были бы судимы, I, Кор. XI, 31. Но, о Боже! мы поступаем совершенно противно тому; ибо, что нам запрещено, то не перестаем делать, осуждая ближнего при всяком случае; а, что нам велено — судить самих себя, того не делаем. Гордый оный и глупый фарисей мытаря почел великим грешником и, может быть, хищником, неправедным и прелюбодеем, но как Он жестоко ошибся! Ибо мытарь в то самое время был уже оправдан. Подобным образом кто бы разбойника, висящего близ Иисуса Христа на кресте, не почел уже совершенно осужденным и погибшим? Но ему первому покаяние и вера отверзли врата рая. Итак если благость Господа столь бесконечна, что одной минуты достаточно для испрошения и получения Его милости, то как мы можем быть уверены, что человек, который вчера был грешником, и ныне есть такой же грешник? По прошедшему дню не должно судить о настоящем, ни по настоящему о прошедшем: один последний день судит все дни: не судите прежде времени; в последний день обнаружить Господь сердечныя намерения.
Постараюсь же всегда помнить, что нам не предоставлено судить ближнего, а повелено только любить его. Не оставайтесь должными никому ничем, кроме взаимной любви; ибо любящий другого исполнил закон, Рим. XIII, 8. Во всем, как хотите, чтобы поступали с вами люди, так поступайте и вы с ними. Ибо в том состоят закон и пророки. Мат. VII, 12. О как был бы счастлив, кто на страшном суде мог бы сказать Спасителю своему: я надеюсь, что Ты не будешь судить меня, ибо я, сохраняя Твой закон, никого не осудил!

V
Суждения наши о ближних бывают большею частью ложны, потому что нам неизвестно внутреннее расположение других, и потому что мы большею частью судим о них с пристрастием, которое не дает нам видеть и признавать истину. Таким образом мы никогда не можем назвать кого-либо злым, не подвергаясь в то же время опасности солгать. Мы можем, если требует того необходимость, сказать только, что такой-то сделал такое то худое дело, что он жил в такое то время худо, или что он и теперь делает худо; но не можем заключать от вчерашнего к нынешнему, а тем более к завтрашнему, и также по одному частному поступку не можем определять целый характер человека. Ап. Павел заповедует: отложите злоречие, и сквернословие уст ваших, и тут же присоединяет: не лгите друг на друга. Колос. III, 8, 9, и тем показывает, что сии два порока, т. е. злоречие и ложь, заключаются один в другом и бывают неразлучны. А с ними соединено и осуждение ближнего, так что, произнося бранное слово, мы часто творим три греха: брань, осуждение и ложь. Посему, воздерживаясь от брани и осуждения, мы вместе предохраним себя и от лжи.
Ложь человеку ни в каком состоянии не естественна. Она есть свойство и порождение дьявола: он не устоял в истине, ибо истины нет в нем, когда он говорит ложь, тогда говорит свое; ибо он лжец, и отец лжи. Иоан. VIII, 44. В первоначальном падении человека участвовала ложь. Пророк Давид говорит о людях, что они от матерней утробы блуждают, говоря ложь. Пс.LVII, 4; посему то этот порок так всеобщ между людьми. Начало же восстановленной благодатью природы есть истина: Я есм путь и истина и жизнь. Иоан. XIV, 6, говорит о Себе Спаситель. Не оттого ли всякий особенно и стыдится лжи, что она показывает, что нет в нем того основания, которым человек, просвещенный благодатью, отличается от ветхого, погруженного в заблуждение человека. И самая глубина корня сего зла достаточно доказывает причину, по которой человек так трудно освобождается от сего порока. И в самом деле недостаточно только вознамериться, чтобы отстать от сего греха; но необходимо нужно употреблять для того продолжительные вооружения, упражнения, добрые навыки и разные по особенному каждого состоянию средства. Прекрасно определяют добродетель, что она есть навык в добре. Итак и сию добродетель, чтобы не лгать, не иначе можно приобресть, как продолжительными трудами и привычкою.
Посему привыкай никогда не лгать с сознанием, ни для извинения себя, и ни под каким-либо другим предлогом, помня, что Бог твой есть Бог истины; что закон Его истина, пс. CXVIII. 142. Дело рук Его — истина, пс. CX. 7. Все заповеди Его — истина, пс. CXVIII. 151. Он любит истину, пс. LXXXIII. 12, погубляет же говорящих ложь, V. Пс. 7. Пророк Захария, изображая бедствия, постигшие людей за их нечестие и беззакония, за которые Бог попустил, чтобы каждый человек возставал один против другого, возвещает избавление от сего зла и наслаждение благоденствием, но под сим только условием: истину и мир возлюбите, Зах. VIII, ст. 10 и 19. Итак, пусть слова твои будут всегда мирны, истинны, сладостны, откровенны, искренни, чисты и верны. Если же случится тебе произнести ложь нечаянно, и если можешь исправить ее чрез какое-либо объяснение, то сделай это тотчас. А когда ложь твоя причинит кому-либо вред, то почитай это столь же тяжким грехом, как воровство, и немедленно постарайся загладить нанесенный вред. Кто на чистый вопрос нечисто отвечает, тот дает повод подозревать его в нечистой совести. Напротив того, кто на ясный вопрос отвечает прямодушно и совестно, кто к чужим словам, когда их передает другому, ничего не прибавляет и ничего от них не убавляет и не превращает их, кто напрасно не употребляет увеличительных или уменьшительных выражений против того, что на самом деле есть или что он хочет сказать, тот своим чистосердечием заставляет всех его уважать и любить и заслуживает доверенность и честь, и можно о нем думать, что он исполняет сие повеление ап. Павла: праводушие ваше да будет известно всем человекам, Филип. IV. 5. Кто так любит истину в словах, тот будет заботиться о ней и в сердце и делах. Чрез бранные слова мы впадаем, как показано, в три греха: брань, суд и ложь; чрез ревнование же об истине мы предохраним себя от сих трех пагубных уловлений дьявола, и остановив чрез сию первейшую добродетель, не лгать, один из главных источников грехов, утвердим стопы наши в истине и откроем вход к другим добродетелям, начавши сим подражание Господу нашему Спасителю, Который не сделал никакаго греха, и не было лжи в устах Его. I. Петр. II. 22.
Доколь убо сыны человеческие, доколь вам любить суету, искать лжи? Пс. IV. 3. Послушайтесь спасительного увещания, предложенного в слове Божием: отвергнув ложь, все говорите истину пред ближним своим; ибо мы члены в отношении один к другому, Еф. IV. 25. О настави меня, Господи, на истину Твою! Не отыми от уст моих словесе истинна, и я, отвергнув ложь, пойду во истине Твоей, и правдою явлюся лицу Твоему! Пс. XVI. 15. XXIV. 5.

VI
Остается еще напомнить об одном неприличном насчет ближнего расположении, которое обнаруживается смехом. Когда мы замечаем, что другой делает то, чего он не хотел бы делать или показать людям, или что с ним случилось нечто неприятное, чего он не предполагал, тогда одолевает нас смех, если только сожаление, или скромность, или учтивость не успеют нас удержать от того. Таким неожиданным, невольным смехом ближний наш не обижается, когда не нарушаются оным обязанности сожаления, скромности и учтивости. Но когда смех делает насмешкою, т. е. когда мы с намерением так распорядимся, чтобы другой сделал то, чего он не хочет сделать, или чтобы с ним случилось что-нибудь странное, чего он не ожидал, тогда мы без сомнения обижаем ближнего. Обижаем его также и тогда, когда без исследования дела, по одному показанию других или по собственному нерадению и неосмотрительности, верим и говорим, что он сделал, чего не хотел сделать, или что с ним случилось иначе, нежели как он желал. Допуская такие показания или занимаясь делами ближнего нерадиво, мы лишаем его права, которое он имеет на наше справедливое уважение, обижаем его, обременяем его поношением, и наконец, по повреждении любви, можем дойти до презрения и даже до отвращения и ненависти к ближнему. Что было сказано о гневе, что он нам мешает правильно рассматривать дела ближнего, то же можно сказать и о смехе. По причине презрения, которое соединяется со смехом, обида сего рода ближнего нашего часто бывает еще чувствительнее, нежели бранные слова и превратные суждения. Веселое расположение духа не шутками и смехотворством поддерживается, а оно есть один из собственных плодов христианской жизни. Радуйтесь всегда в Господе, писал апостол к Филиппийцам из темницы и уз, и еще говорю радуйтесь. И мир Божий, превышающий всякий ум, утвердит сердца ваши и мысли ваши во Христе Иисусе. Впрочем, братия мои, что истинно, что честно, что справедливо, что чисто, что любезно, что достославно, что составляет добродетель и похвалу, о том помышляйте, Филип. IV, 4, 7, 8. Шутливость не противна дружескому обращению! Но должно быть осторожну, чтобы она не перешла той границы, за которою нарушается право ближнего на нашу внимательность и начинается презрение. — Благочестивое предание свидетельствует о Спасителе нашем, что во время жизни Его на земле никто не видал Его смеющимся.
Итак, уповая на всемогущую помощь Божию, от души обещаюсь, во всех моих отношениях к ближним, помятовать, как правило, наставление св. апостола Павла, содержащееся в послании к Галатам, VI. 1 и 2:

Братия, если и впадет человек в какое согрешение, вы, духовные, (не по званию только), исправляйте такового в духе кротости. Но смотри и за собою, чтобы тебе не впасть в искушение. Носите бремена один другого, и таким образом исполняйте закон Христов.

Для тех особ, которые внимательнее размышляют о случаях в которых можно допустить гнев, мы здесь поместим изъяснение по сему предмету, взятое из трактата Франциска де-Саль, о любви Божией. Т. II, кн. Х. гл. XV. (Traite de l’ amour de Dieu par S. Francois de Sales, 2 vol. Annessi, 1616).

ПРАВИЛА ДЛЯ РУКОВОДСТВА БЛАГОЧЕСТИВОЙ РЕВНОСТИ
Благочестивая ревность есть горячность и сильный порыв любви, а посему ревность должна быть руководима благоразумием, ибо в противном случае она преступит границы скромности и приличия. И это не потому, чтобы Божественная любовь могла сама в себе заключать какое-нибудь излишество: нет, она не может быть чрезмерна, сколь ни была бы велика, и никогда не сообщит нашему духу худых побуждений или наклонностей. Причина, почему ревность должна быть руководима благоразумием, заключается в следующем: Божественная любовь для исполнения своих преднамерений употребляет орудием наше мышление, заставляя его приискивать средства для их успеха, и также употребляет орудием смелость и гнев, дабы преодолевать встречаемые ею препятствия. Но весьма часто случается, что мышление избирает средства слишком крутые и насильственные и что гнев и смелость, однажды возбужденные, не могли удержаться в границах благоразумия, возмущают сердце наше и приводят его в беспорядок, так что от сего ревность действует неприлично и непорядочно, и тем самым становится достойною не одобрения, а порицания. Давид, послав Иоава с войском против мятежного сына своего Авессалома, приказал ему не налагать на него рук, и во всех случаях заботиться о сохранении его жизни; но Иоав, в пылу сражения, живо преследуя побежденных, убил несчастного Авессалома, презрев убеждения и повеление царя. 2. Цар. XVIII. 5, 14. Подобным образом, ревность употребляет орудием гнев противу зла и приказывает ему всегда, очень ясно и определительно, чтобы, истребляя нечестие и грех, он щадил и сберегал, сколько возможно, грешного и нечестивого. Но гнев в пылу своем уподобляется разъяренному коню, который уносит всадника за черту ристания и усмиряется лишь тогда, когда выбьется из сил. Тот добрый хозяин поля, о котором говорит Господь во Св. Евангелии, очень знал, что ревностные и круто действующие слуги, при исполнении приказаний господина своего, привыкли переступать за черту его намерений, и потому, когда работники его предлагали ему, не прикажет ли он им выдергать плевелы, выросшие на поле, ответил: нет, не хочу этого, опасаясь, чтоб они, выдергивая плевелы, не выдергали вместе с ними и пшеницы. Матф. XIII. 28, 29. Подобного опасаться должно от гнева: конечно, он, как слуга сильный, бодрый и весьма предприимчивый, многое выполняет с успехом; но он так горяч, так возмутителен, так не рассудителен и быстр, что не делает ничего доброго без того, чтобы не сделать обыкновенно весьма много худого. Поселяне наши почитают нехорошим хозяином того, кто держит в доме павлинов; ибо хотя павлины гоняются за пауками и очищают от них дом но, с другой стороны, они до такой степени портят кровли и навесы, что этот вред от павлинов гораздо значительнее приносимой ими пользы. Правда, что природа дала нам гнев в пособие уму, и что Благодать иногда употребляет его на служение ревности и для достижения ее целей, но тем не менее справедливо, что гнев — пособие опасное, которого не очень должно желать; ибо когда он действует сильно, то, свергнув с себя начальственную власть ума и исполненные любви законы ревности, сам делается господином; а когда действует слабо, то не совершает ничего, что бы не могла совершить и одна ревность, без гнева; между тем все заставляет иметь справедливое опасение, чтобы он не сделался сильным и не овладел нашим сердцем и нашею ревностью, подчинив их насильственно своей власти. Так, нередко потешные огни внезапно охватывают здание и причиняют пожар, который нелегко потушить можно. Призвать на помощь осажденному городу чужеземное войско, которое может сделаться сильнее внутренних защитников города, есть мера отчаянная.
Самолюбие весьма часто обманывает нас, и под личиною ревности пускает в ход собственные страсти свои. В прежние времена гнев действительно служил орудием или пособием для благочестивой ревности; ныне же, напротив, ревность служит гневу, который, прикрывшись ее личиною, предается постыдному своему неистовству. Гнев, говорю я, пользуется личиною ревности, самою же ревностью пользоваться не может, ибо все добродетели вообще, и в особенности любовь к ближнему, которой второстепенною принадлежностью бывает благочестивая ревность, уже по самой сущности своей столь хороши и благодетельны, что никто не в силах употребить их во зло.
Случилось однажды, что великий грешник пришел к одному добросердечному и достойному священнику, пал к ногам его и просил с великим смирением исцеления недугов своих, то есть святого отпущения грехов его. Это происходило при некоем монахе Демофиле, который, рассудив, что несчастный кающийся дерзнул подступить к Алтарю на слишком близкое расстояние, столь сильно вознегодовал на сие, что бросился попирать несчастного грешника ногами, стал наносить ему удары и, изгнав его из священного места, начал поносить милосердого священника, который только исполнил долг свой, приняв кротко грешника, обратившегося к нему с покаянием. Потом Демофил поспешил в Алтарь и принял стоявшие на нем Святыни из опасения, что приближение грешника могло осквернить место, где они хранились. Совершив такой подвиг ревности, Демофил не удовольствовался тем, но уведомил о всем Великого Дионисия Ареопагитского, и в письме к нему похвалялся своим поступком. Ответ св. Дионисия был превосходен и вполне достоин Апостольского духа, которым одушевлен был сей славный ученик св. Павла. Он ясно указал Демофилу, что ревность о чести, приличествующей Святыне, сама по себе хороша и похвальна, однако он обнаружил ее действиями бесчинными и совершенно безрассудными, позволив себе брань, попирание ногами, обиды и укоризны в святом месте, при священном действии, противу такого лица, которому он должен был оказать честь и которого должен был любить и уважать; а посему ревность его, обнаруженная с таким безчинием, не может быть доброю. В этом же ответе Великого св. Дионисия приводится другой, достойный удивления, пример сильного порыва ревности, овладевшего мужем святым, который, однакож, погрешил, предавшись чрезмерному гневу. Вот что повествует о сем св. Дионисий:

Один язычник совратил к идолопоклонству христианина, жившего в Крите и незадолго пред тем принявшего истинную веру. Св. Карп, один из семидесяти апостолов, сиявший чистотою ума и святостию жизни и, по всей вероятности, бывший тогда епископом Критским, в такой пришел от сего гнев, что проснувшись в полночь для молитвы, не переставал возмущаться в духе, и помыслив, что жизнь нечестивых не должна длиться, молил Бога, да поразит небесный огонь обоих грешников соблазнителя язычника и совращенного христианина. Но подивись тому, что сделал Бог для исцеления его от овладевшего им гнева. Внезапно потряслась храмина, в которой стоял св. Карп, и он узрел отверстое небо и Господа Иисуса Христа, сидящего на небеси и окруженного бесчисленным множеством ангелов, предстоявших ему в человеческом образе. Потом увидел внизу расступившуюся землю и под нею необозримую, страшную и темную бездну. Два бедные грешника, которым Карп желал погибели, стояли у самого края этой бездны, объятые страхом и трепетом от того, что готовы были пасть в нее. Под ними было множество змей которые, выползая из бездны, оплетались около их ног, опаляли их прикосновением зубов и хвостов своих и, заставляя несчастных грешников скользить, тянули их с собою в пропасть. Тут же какие-то люди толкали и ударяли их, в намерении ввергнуть в бездну, так что погибель их казалась неминуемою. Карп смотрел с удовольствием на бедствие двух грешников, так, что даже не помышлял обратить взоров к небу, а еще негодовал, что замедляется их гибель, и пытался сам низвергнуть их; но, не могши тотчас успеть в этом, стал проклинать их с сильною досадой, до того времени, пока, наконец, возведши взоры на небо, увидел, что Господь Иисус, умилосердившись над несчастными грешниками, востал с престола Своего, низшел до того места, где находились они, и простер к ним руку, а святые ангелы поспешили поддержать их и не допустить до падения в ужасную бездну. Тогда благий и кроткий Иисус, покрыв рукою Своею грешников, обратясь к разгневанному Карпу, сказал ему: «бей Меня, Карп; Я готов вновь страдать для спасения человека; это любезно для Меня, лишь бы только люди отвратились от грехов своих. Но вникни, не лучше ли пребывать с Богом и ангелами, столь много любящими человеков, нежели находиться в этой пропасти, вместе со змеями»?

Из этого примера видно, что святой муж Карп имел справедливую причину исполниться ревности против тех двух грешников, и ревность породила в нем справедливым образом гнев против них; но этот гнев, однажды возбужденный, далеко опередил разум, и ревность нарушила заповеди и пределы святой любви, а следовательно и святой ревности, которая есть не другое что, как сила и горячность любви. Ненависть ко греху через гнев обратилась в ненависть к грешнику, а кротчайшее милосердие и любовь — в жестокое бесчеловечие.
По этой-то причине некоторые люди мыслят, что там мало ревности, где нет сильного гнева, и полагают, что нельзя принести и малой пользы, не испортив прежде многого. Напротив того, истинная ревность почти незнакома с гневом.

СЕМЬ ПОБУЖДЕНИЙ ЛЮБИТЬ БЛИЖНЕГО
Взято из сочинения преосвященного Тихона:
«О собственных всякого христианина должностях».

Сей брат мой, всякий человек, есть любезное создание Бога моего, яко же и я, создание по образу Божию и по подобию сотворенное и падшее, кровью Сына Божия, Спасителя моего, как и я, искупленное, и к вечному животу словом Божиим позванное. Надобно мне его любить, яко любезное создание Бога моего; любить, яко же самого себя люблю; не делать ему ничего, чего себе не хочу, и делать то ему, чего себе хочу. Тако бо и Бог мой повелел мне.

Этот и другие материалы о д-ре Гаазе вы можете прочитать на сайте Общественной просветительской организации "Древо добра", издавшей книгу "Врата милосердия"