Библиотека Гумер - католицизм

Джордж Вейгел. СВИДЕТЕЛЬ НАДЕЖДЫ ИОАНН ПАВЕЛ II

ПЕРЕД БУРЕЙ

Месяцы насилия и разногласий

14 - 31 августа 1980 - забастовка на судоверфях Гданьска кладет начало профсоюзу и движению «Солидарность».

20 августа 1980 - послание Иоанна Павла II руководству Польской Церкви с требованием оказать поддержку бастующим.

27 августа 1980 - Конференция польских епископов поддерживает призыв бастующих к созданию независимых профсоюзов.

24 октября - 10 ноября 1980 - разворачивается кризис по поводу юридической регистрации профсоюза «Солидарность».

2 декабря 1980 - четыре монахини-американки убиты в Сан-Сальвадоре.

5 декабря 1980 - Советское правительство приостанавливает план вторжения войск стран Варшавского Договора в Польшу.

16 декабря 1980 - Иоанн Павел II пишет письмо Леониду Брежневу в защиту суверенитета Польши.

31 декабря 1980 - апостольское послание «Egregiae Virtutis» называет святых Кирилла и Мефодия покровителями Европы.

15 - 18 января 1981 - Иоанн Павел встречается в Ватикане с делегацией профсоюза «Солидарность».

Март 1981 - кризис в Быдгоще распространяется на всю Польшу. Советская пресса усиливает нападки на Папу Иоанна Павла II.

9 мая 1981 - Иоанн Павел учреждает Совет понтификата по вопросам семьи в качестве постоянного куриального органа.

13 мая 1981 - Папа Иоанн Павел II становится жертвой вооруженного нападения Мехмета Али Агджи на площади Святого Петра.

28 мая 1981 - в Варшаве умирает Примас Польши кардинал Стефан Вышыньский.

3 июня 1981 - Иоанн Павел возвращается в Ватикан после лечения в больнице Джемелли.

20 июня 1981 - Иоанн Павел снова попадает в больницу Джемелли для уточнения диагноза и лечения от вирусной инфекции.

7 июля 1981 - Юзеф Глемб назначен Примасом Польши.

22 июля 1981 - после трехдневного суда в Риме Мехмет Али Агджа признан виновным и приговорен к пожизненному заключению.

14 августа 1981 - Иоанн Павел покидает больницу Джемелли, чтобы продолжить лечение в Кастель-Гандольфо.

5 сентября 1981 - в Гданьске открывается первый общенациональный конгресс профсоюза «Солидарность».

14 сентября 1981 - выходит первая социальная энциклика Иоанна Павла II «Laborem Exercens».

25 сентября 1981 - в официальном письменном вердикте по приговору Агджи содержится вывод о существовании заговора с целью убийства Папы Римского.

5 октября 1981 - Иоанн Павел II назначает «персонального делегата» для руководства иезуитами.

18 октября 1981 - генерал Войцех Ярузельский становится Первым секретарем Польской объединенной рабочей партии.

8 декабря 1981 - Иоанн Павел благословляет икону Марии Матери Церкви, первое изображение Богородицы, на площади Святого Петра.

11 декабря 1981 - Иоанн Павел посещает римскую Лютеранскую конгрегацию.

12 - 13 декабря 1981 - генерал Войцех Ярузельский объявляет в стране военное положение, вводит комендантский час и приказывает арестовать тысячи активистов движения «Солидарность».

18 декабря 1981 - Папа пишет письмо Ярузельскому, требуя положить конец насилию и перейти к национальному диалогу.

1 января 1982 - послание Иоанна Павла по поводу ежегодного Всемирного дня Мира извещает о «лживости мира» в тоталитарном обществе.

Май - июнь 1982 - Папа едет в Великобританию и Аргентину во время войны за Фолклендские (Мальвинские) острова.

13 мая 1981 г. Мехмет Али Агджа, двадцатитрехлетний турок, покинул пансион «Иса» на виа Чичероне, что неподалеку от площади Кавура и замка Сант-Анджело на ватиканском берегу Тибра. Был чудесный весенний день, вместе с 20 тысячами паломников Мехмет отправился на площадь Святого Петра на еженедельную встречу с Папой Иоанном Павлом II.

Агджа не был типичным паломником. За два года до этого, 1 февраля 1979 г., он убил главного редактора весьма популярной стамбульской газеты «Миллиет» Абди Ипекчи. Его тут же арестовали, и он признался в содеянном, но во время суда 3 октября 1979 г. наотрез отказался от своих показаний. 23 ноября, до окончания суда, Агдже удалось сбежать из хорошо охраняемой тюрьмы Картал-Мальтепе, переодевшись в солдатскую форму. Три дня спустя он написал письмо в газету «Миллиет», в котором подтвердил свою угрозу убить Папу Римского, если Иоанн Павел окажется столь безрассуден и осмелится прибыть в Турцию 28 ноября, как было запланировано ранее. Эта угроза так и осталась угрозой, и разыскиваемый полицией по всей стране Агджа сгинул на время в темных закоулках современного мира.

Турецкий суд между тем заочно приговорил его в апреле 1980 г. к смертной казни, но ни турецкие власти, ни Интерпол так и не смогли отыскать преступника. А Агджа, молодой человек из бедной семьи, без каких бы то ни было средств к существованию, тем временем свободно путешествовал по самым разным странам, включая Иран, Болгарию, Швейцарию, Германию и Тунис. Не исключено также, что именно в это время ему удалось посетить Советский Союз. В январе 1981 г. он прибыл в Рим, а февраль провел в Швейцарии и Австрии. Вернувшись в апреле на несколько дней в Рим, он отправился в Перуджу, записался на университетский курс и даже посетил несколько занятий, а потом переехал в Милан, где заказал билет на двухнедельную поездку на Майорку. Во время пребывания на острове туристы из его группы практически не видели Агджу. В начале мая он вернулся в Рим и девятого числа поселился в пансионе «Иса». Причем комнату ему забронировали еще до прибытия в Рим. 11-12 мая Агджа ходил на площадь Святого Петра, чтобы изучить место будущего преступления.

На следующий день он снова отправился туда вместе с тысячами паломников и жителей Рима. Пройдя вверх по виа делла Кончилиационе, он пересек улицу и вошел на площадь, стараясь не отходить от колоннады Бернини. Все огромное пространство площади было разделено деревянными перегородками на отдельные секции, которые создавали узкий коридор, по нему должен был проехать на «папамобиле» с открытым верхом Папа Римский, чтобы поближе приветствовать толпы паломников. Мехмет Али Агджа нашел удобное место за спинами людей, толпившихся у одной из таких перегородок. Его отделяли от Папы не более десяти футов. Он занял позицию и стал ждать.

НАЧАЛО БУРИ

Невероятно, чтобы Папа оставил в стороне все дела Церкви и ее проблемы и в течение нескольких недель или месяцев фокусировал внимание на чем-то одном, даже самом важном, - такой роскоши он себе позволить не может. Папа всегда находится в центре урагана активности, который практически никогда не кончается. Каждый день что-нибудь случается, и где-то происходят события, требующие его безотлагательного вмешательства. Только так Папа может оказывать благотворное влияние на жизнь всей Церкви.

Чрезвычайная сложность возлагаемых на него задач, а также его исключительно важное значение для интеллектуального и духовного развития Церкви было наглядно продемонстрировано в период между визитом Папы Иоанна Павла в Польшу в июне 1979 г. и его двойным визитом в Соединенное Королевство и Аргентину во время Фолклендской (Мальвинской) войны 1982 г.

Первые глобальные попытки Иоанна Павла оживить миссию Петра ради «укрепления христианского братства» и его первоначальные усилия возобновить ответственность Церкви за кризис гуманизма в конце XX в. начались с его родной земли, где в это время развернулась ожесточенная ненасильственная борьба против коммунизма. Издание труда «Теология тела», многочисленные обращения понтифика в ООН и ЮНЕСКО, паломничество в Ирландию, Соединенные Штаты, Бразилию, Африку, Францию, Западную Германию и Восточную Азию, историческая встреча с Вселенским Патриархом, усилия по возрождению Итальянской Католической Церкви, Синод епископов по вопросам семьи и брака и вторая энциклика «Dives in Misericordia», Синод епископов по проблемам Голландии и Украинской Греко-Католической Церкви, неустанные попытки уменьшить разрыв между наукой и верой, множество назначений новых епископов, включая такие важные епархии, как Милан и Париж, - все это произошло в то самое время, когда в Польше разворачивалась деятельность независимого профсоюза «Солидарность», в его первые шестнадцать месяцев триумфального, ничем не ограниченного шествия по стране.

Один день этого беспокойного периода почти графически иллюстрирует все более возрастающее давление на оперативную работу Папы Иоанна Павла II.

2 декабря 1980 г. Пока Ватикан с обеспокоенностью наблюдает за событиями в Польше, Соединенные Штаты, Европейский союз и НАТО настойчиво предупреждают Советский Союз, чтобы он не вмешивался во внутренние дела Польши, считая ее своим сателлитом. В тот же самый день в Риме собирается Синод епископов Украинской Греко-Католической Церкви в изгнании и принимает официальную резолюцию, провозглашающую недействительными решения так называемого Львовского Собора 1946 г., который проходил под присмотром советских властей и именно поэтому фактически ликвидировал основные положения Брестской унии 1596 г., а также провозгласил Украинскую Греко-Католическую Церковь инкорпорированной в Русскую Православную Церковь. В советской прессе с каждым днем усиливается кампания антипапской пропаганды, начавшаяся еще в ноябре 1979 г. Иоанн Павел II подвергается ожесточенной критике и все чаще обвиняется в поддержке президента Джимми Картера и его советника по национальной безопасности Збигнева Бжезинского в их попытках дестабилизировать положение в СССР.

В тот же день в Сан-Сальвадоре были изнасилованы, а затем жестоко убиты три монахини-американки - последние жертвы чудовищной гражданской войны, развязанной в стране после убийства Оскара Арнульфо Ромеро - архиепископа Сальвадорского. Ситуация в Никарагуа продолжала ухудшаться с каждым днем, несмотря на жесткую критику католическим духовенством многочисленных нарушений прав человека со стороны сандинистского режима.

В тот же день была официально опубликована энциклика Папы Римского «Dives in Misericordia».

2 декабря 1980 г. еще на один день приблизило бурю, уготованную Папе Римско-Католической Церковью, которая все еще не пришла в себя после Второго Ватиканского Собора, - той самой Церковью, в которой «инакомыслие» могло означать только одно - отход от истины.

С конца лета 1980 г. и вплоть до начала лета 1982 г. Иоанн Павел постоянно сталкивался с целым рядом дипломатических, церковных и даже личных кризисов, причем ни один из них не мог быть разрешен в то время и в тех условиях. Так или иначе, участвуя в их решении, Папа Иоанн Павел по-прежнему оставался «вселенским пастырем» Церкви - об этом важнейшем факторе необходимо помнить всегда, чтобы понять, как этот ураган выглядит изнутри.

КРИЗИС «СОЛИДАРНОСТИ»

Тот фитиль, который Папа Иоанн Павел зажег в Польше в июне 1979 г., горел медленно, но тем не менее горел. Четырнадцать месяцев спустя, 14 августа 1980 г., его слабый, казалось, огонь, привел к мощнейшему взрыву ненасильственной борьбы, в результате которой в следующем десятилетии наступил крах всей коммунистической системы.

БОЛЕЗНЕННЫЕ РОДЫ

Еще одним поводом к взрыву послужила попытка польского правительства навести порядок в так называемой экономике «Алисы в Стране чудес». 2 июля 1980 г. цены на потребительские товары, такие как говядина, свинина, хлеб и многие другие, подскочили от тридцати до ста процентов. За этим последовала волна массовых забастовок, в ходе которых рабочие и служащие решительно потребовали от правительства навести порядок в экономике, снизить цены на продукты питания и повысить заработную плату. Местные власти вынуждены были подчиниться этим требованиям, в то время как центральное правительство во главе с Эдвардом Гереком подтвердило новые цены и напрочь отказалось повышать уровень доходов. 16 июля диспетчеры железной дороги, соединяющей Польшу с Советским Союзом, прекратили работу и заблокировали железнодорожное сообщение между двумя странами. Вскоре к ним присоединились и другие работники железных дорог, а также работники пищевой и молочной промышленности. Со временем в требованиях рабочих и служащих стали преобладать политические по своей сущности мотивы. Помимо снижения цен на продукты питания, они стали требовать удовлетворения своих законных прав из забастовки, гарантии безопасности участникам подобных акций, новые выборы руководства во всех старых профсоюзах и проведения прямых переговоров с центральными властями. Требования бастующих Люблина были удовлетворены в течение трех дней, однако на этом волнения не закончились. Воодушевленные победой, рабочие стали впервые за послевоенное время требовать предоставления им реальной свободы. Более сытое рабство больше не может удовлетворить народ. Как выразил подобные требования один из поэтов «Солидарности»: «Все кончилось тогда, когда они заткнули нам рот колбасой».

Люблинские требования эхом отдались по всей стране. 7 августа была уволена работница судоверфи имени Ленина в Гданьске Анна Валентинович, опытная крановщица и ветеран независимого профсоюзного движения. Она собирала огарки свечей на кладбище, чтобы сделать новые свечи в память расстрелянных во время демонстрации в Гданьске в 1970 г. рабочих, и была уволена за кражу. 14 августа 17 тысяч рабочих судоверфи объявили о том, что занимают предприятие в знак протеста. Во главе их стоял безработный электрик по имени Лех Валенса, который перелез через забор высотой двенадцать футов, чтобы пробраться на старое место работы. Забастовочный комитет судоверфи издал программу действий из восьми пунктов, которая резко усилила политическую часть требований. В дополнение к чисто экономическим рабочие выдвинули требования образовать свободное профсоюзное движение. Они также потребовали от властей морального удовлетворения - сооружения мемориала в честь рабочих, расстрелянных полицией в ходе массовых выступлений на судоверфи в 1970 г.

Предпринимая попытки связаться с местными партийными органами и правительственными чиновниками, епископ Гданьский Лех Качмарек предложил властям разрешить священнослужителям доступ к бастующим. По его мнению, подобные действия могли бы заметно прояснить обстановку и снять излишнее напряжение в обществе. Власти согласились на это. 17 августа отец Хенрик Янковский, пастырь Леха Валенсы, отслужил первую мессу на открытом воздухе на территории судоверфи имени Ленина, которая собрала не менее 4 тысяч рабочих и служащих. При этом еще около 2 тысяч членов их семей и друзей собралось за пределами проходной. В самом конце мессы отец Янковский благословил огромный деревянный крест, сооруженный усилиями местных плотников. Он был тотчас же установлен рядом с проходной № 2 и с тех пор служил в качестве временного мемориального знака в память о погибших во время забастовки 1970 г.

Первая торжественная месса в Гданьске и водружение мемориального креста придали этому городу и бастующим характер общенациональных героев, мгновенно ставших хорошо известными по всему миру. С тех пор все выступления рабочих в Гданьске стали сопровождаться образом Черной Мадонны и другими религиозными символами, которые со временем превратились в самые настоящие реликвии, посредством которых восставшие поляки подтверждали истину, предсказанную Иоанном Павлом II еще в июне 1979 г. Он еще тогда предвидел, что его соотечественники рано или поздно продемонстрируют возродившееся чувство собственного достоинства и докажут страстное стремление к свободе. Мадонна на воротах судоверфи, месса для бастующих рабочих, а также толпы выстроившихся в очередь бастующих, желающих во что бы то ни стало принять участие в религиозном обряде, - все это символизировало политизированный характер борьбы, которую они отчаянно вели с властями. Это должно было стать ненасильственной и саморегулирующейся революцией, которую так яростно опровергали в свое время Робеспьер, Ленин и многие другие сторонники насильственных действий в пантеоне современных революций.

Многие польские епископы, включая самого Примаса Вышыньского, очень медленно схватывали суть происходящих в Гданьске событий. Епископ Качмарек был в этом смысле весьма примечательным исключением. Проповедь Примаса в Ченстохове по случаю праздника Успения 15 августа не имела прямого отношения к событиям в Гданьске и больше напоминала торжества по случаю победы маршала Пилсудского над Красной Армией в 1920 году во время так называемого «чуда на Висле». Однако уже 17 августа, произнося проповедь в Вамбьежице, в Нижней Силезии, где находится мемориал Марии, Примас Польши упомянул «национальные волнения и национальную трагедию», а также обратился с призывом к «тем рабочим, которые борются за свои социальные, нравственные, экономические и культурные права». Слегка упрошенная версия этой проповеди, из которой были изъяты все решительные призывы и нарочито подчеркнуто все, что нацелено на поддержание «разума и спокойствия», была 20 августа передана по варшавскому телевидению. К этому времени Папа Иоанн Павел II уже предпринял первое вмешательство в эту драму и выслушал подробный отчет о двухнедельном визите в Польшу своего личного секретаря монсеньора Станислава Дзивиша. А во время традиционной встречи с паломниками 20 августа Папа призвал всех помолиться за «мою Польшу», а чуть позже в тот же день отправил личное послание кардиналу Вышыньскому. Обнародованное три дня спустя, это послание Папы самым непосредственным образом связало Церковь с требованиями рабочих гданьской судоверфи:

«Я снова молюсь о том, чтобы польский епископат во главе с Примасом... присоединился к нации в ее борьбе за ежедневный кусок хлеба, за социальную справедливость и за законное право жить по своему усмотрению и в соответствии с результатами своего труда». Подобные послания Папы были отправлены кардиналу Махарскому в Краков и епископу Стефану Бареле в Ченстохову. 21 августа епископ Качмарек отправился в Варшаву, чтобы ввести в курс дела кардинала Вышыньского и секретаря конференции епископов епископа Бронислава Дубровского. Кроме того, он хотел заверить духовенство в том, что лидеры забастовочного комитета действительно представляют интересы рабочих Гданьска. 22 августа позиции бастующих были заметно усилены, когда к ним по их просьбе прибыла группа польской интеллигенции во главе с Тадеушем Мазовецким, издателем ежемесячного католического журнала «Вьензь» [«Связь»]. Они должны были сыграть роль советников и помочь бастующим защитить свои права. Это был прекрасный пример лишенной классовой подоплеки социальной солидарности, основы которой были заложены еще во время визита Папы Иоанна Павла II в Польшу в 1979 г. Кроме того, это было важным сопутствующим результатом открытого диалога между католической и некатолической интеллигенцией, организованного в Кракове по инициативе кардинала Войтылы. На следующий день, вернувшись в Гданьск, епископ Качмарек обнародовал заявление в поддержку рабочих, потребовав, правда, при этом, чтобы намеченные на тот же день переговоры с властями проводились в условиях «взаимопонимания и без ненависти».

Переговоры между правительственной комиссией и забастовочным комитетом судоверфи, который на самом деле представлял интересы рабочих всего Балтийского побережья Польши, достигли весьма деликатной фазы, когда 26 августа, в праздник Богоматери Ченстоховской, кардинал Вышыньский произнес слова традиционной молитвы в Ясногурском монастыре. В условиях, когда ситуация в Гданьске еще не нашла своего разрешения, у всех на уме была реально существующая угроза вторжения советских войск. Давление правительства на участников переговоров, вынуждая их принять предложенный правительством «компромисс», усиливалось с каждым часом, и вся нация хотела знать, что скажет по этому поводу Примас.

Проповедь кардинала горько разочаровала участников забастовки. Они, конечно, могли бы понять его призывы быть «спокойными, уравновешенными, мудрыми, осмотрительными и ответственными за судьбу всей польской нации», но при этом никак не могли взять в толк, почему в этот ответственный момент кардинал счел возможным критиковать польских рабочих за производительность их труда и практически возлагать на них ответственность за ту экономическую катастрофу, в которой оказалась Польша. Предлагаемый в проповеди суверенитет в качестве абсолютного условия для социального и экономического прогресса наводил на мысль о том, что главной заботой Примаса по-прежнему оставалась угроза возможного советского вторжения. Он, казалось, совершенно не осознавал, что в Гданьске наступил весьма специфический момент истины, или «кайрос», говоря словами Библии.

И снова в события вмешался Иоанн Павел II, хотя и осторожно, но тем не менее достаточно твердо. Обращаясь на следующий день к толпе паломников и к представителям мировой прессы, прекрасно зная, что к его словам будут прислушиваться не только рабочие в Гданьске, но также польское и советское правительства, он доверил «великие и важные проблемы нашей страны» Богоматери Ченстоховской, праздник которой отмечали накануне многие польские паломники и постоянно проживающие в Риме поляки. Понтифик всячески защищал бастующих рабочих и постоянно повторял, что те проблемы, с которыми они так неожиданно столкнулись, являются насущными и могут быть окончательно решены только в том случае, если «в нашей стране воцарятся мир и справедливость». В тот же самый день Главный Совет польского епископата, собравшийся на чрезвычайную сессию в Варшаве, предпринял самые решительные действия и обнародовал коммюнике, в котором содержались бескомпромиссная поддержка требований бастующих и их права на создание независимого профсоюза. При этом неоднократно делались ссылки на решения Второго Ватиканского Собора, в которых провозглашалось право рабочих на организацию своих профессиональных союзов. Суть этого послания была предельно ясна - Конференция епископов выражала уверенность в том, что рабочим не следует прекращать забастовку. Более того. Им нужно настаивать на своих правах до последнего и требовать создания независимых от правительства профсоюзов в качестве важнейшего условия обновления страны.

Именно благодаря хотя и осторожной, но все-таки довольно четкой поддержке Папы и решительному заявлению Конференции епископов забастовщики сохранили твердую позицию и в конце концов вынудили правительственных чиновников уступить их требованиям. Соглашение, подписанное 31 августа, предусматривало образование независимого профсоюза. Рабочая революция в Гданьске самым серьезным образом подорвала старую коммунистическую доктрину, смысл которой заключался в том, что рабочие якобы нуждаются в авангардной партии, которая единственная может разъяснить им их собственные интересы. Условия соглашения, основанные на признании права на независимые рабочие союзы, означали также своеобразное разделение власти в стране. А разделение власти, в свою очередь, свидетельствовало о близости конца тоталитарного режима.

Таким образом, движение «Солидарность» громко заявило о своем рождении.

ОСЕННИЙ КРИЗИС 1980 Г

Соглашение в Гданьске стало триумфом забастовщиков и в конечном итоге самого Папы Иоанна Павла II. Однако оно не привело в одночасье к созданию независимого самоуправляемого профсоюза, о котором говорилось в согласительном документе. Постепенно забастовки захлестнули всю страну, охватив металлургов, горняков и многих других рабочих государственных предприятий. Польское правительство и Коммунистическая партия тоже оказались в состоянии полнейшего разброда. В результате ожесточенных дискуссий в парламенте по поводу ставших очевидными для всех провалов в работе администрации пережил сердечный приступ и вскоре после этого 5 сентября был смещен с поста руководителя Польской объединенной рабочей партии Эдвард Герек. Его преемником на посту первого секретаря стал Станислав Каня - бывший министр внутренних дел Польши, который сразу же пообещал членам Политбюро «вернуться к ленинским нормам партийной жизни» и более эффективно проводить в жизнь подкорректированную линию партии.

Несмотря на то что коммунистические режимы всегда незаконно руководили своими государствами, они тем не менее старательно создавали видимость законности и формально соблюдали различного рода юридические процедуры. Именно с помощью законотворческих маневров и весьма туманных юридических формулировок первый секретарь Станислав Каня попытался нейтрализовать движение «Солидарность». Что же до самого этого движения, то оно уже в середине сентября превратилось в поистине общенациональную структуру, когда делегаты от тридцати пяти недавно созданных независимых профсоюзов собрались в Гданьске и официально признали «Солидарность» в качестве нового общенационального профсоюзного объединения. Все были абсолютно убеждены в том, что эти события так или иначе связаны с июньским 1979 г. посланием Папы Иоанна Павла II. В сутолоке и хаосе совершенно обезумевших от счастья людей, с такой радостью переживавших свой первый опыт демократического самоуправления, делегаты съезда составили проект официального Устава движения «Солидарность», который 24 сентября того же года был направлен Лехом Валенсой в Варшавский окружной суд для регистрации. К этому времени, однако, стало совершенно ясно, что «Солидарность» в силу известных обстоятельств - не просто профсоюзная организация. «Это было по меньшей мере массовое и абсолютно уникальное социально-политическое движение, - писал в то время один из обозревателей, - движение, которое, вероятно, можно лучше всего описать как «гражданский крестовый поход за национальное возрождение».

Именно по этой причине польские власти всеми силами старались затянуть выполнение уже принятых на себя в Гданьске обязательств, и на 3 октября того же года была запланирована предупредительная часовая забастовка. Рабочие и служащие по всей стране проявили исключительную дисциплину и ровно в полдень организованно прекратили работу до часу дня. Профсоюз «Солидарность» по-прежнему был лишен доступа к средствам массовой информации, и поэтому местные комитеты профсоюза разослали подробные инструкции по всей Польше. Эта демонстративная забастовка возымела нужное действие. Центральный Комитет Польской объединенной рабочей партии вынужден был собрать чрезвычайный пленум, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию и предпринять соответствующие меры по ее стабилизации. После двух дней напряженных дискуссий ЦК согласился на проведение важных внутрипартийных реформ.

Тем не менее местные судебные органы продолжали отказывать профсоюзу «Солидарность» в регистрации, и поэтому в течение всего октября напряжение в стране усиливалось с каждым днем. В начале месяца Тадеуш Мазовецкий отправился в Рим, чтобы посоветоваться с Иоанном Павлом по поводу дальнейших действий. У Папы был один-единственный вопрос: «Это будет продолжаться и дальше? Есть ли у этого движения будущее?» Мазовецкий заверил его в том, что движение «Солидарность» действительно имеет будущее и не прекратится даже в самом крайнем случае.

Конференция польских епископов, собравшаяся в Варшаве 15 - 16 октября, подтвердила свои прежние обязательства и безоговорочно поддержала требования рабочего профсоюза, касающиеся немедленного выполнения всех требований Гданьского соглашения. Три дня спустя Примас Польши встретился с варшавским лидером «Солидарности» Збигневом Буяком и столь же решительно поддержал его требования, заявив при этом: «Я с вами». 21 октября кардинал Вышыньский провел переговоры с новым руководителем ПОРП Каней, который незадолго до этого встречался с руководителями внешнеполитических ведомств стран - участниц Варшавского Договора. А через пару дней Примас Польши вылетел в Рим для участия в заключительной сессии Синода по вопросам семьи и прежде всего чтобы изложить Папе свои впечатления о происходящих в Польше событиях.

Неповоротливая законодательная система Польши в конце концов пришла в движение, правда, лишь для того, чтобы совершить еще одну политическую ошибку. 24 октября Лех Валенса вновь явился в Варшавский окружной суд, где судья Здзислав Косьцельняк торжественно объявил ему о регистрации профсоюза «Солидарность». Однако впоследствии выяснилось, что он в одностороннем порядке внес в Устав этой организации весьма сомнительный пункт о признании социалистического строя, ведущей роли Коммунистической партии в обществе и всех без исключения международных обязательств Польши. Восемь миллионов членов профсоюза «Солидарность» были вне себя от ярости и возмущения. Лех Валенса тотчас же отверг односторонние поправки и решительно заявил о том, что возглавляемый им профсоюз никогда не согласится с произвольно навязанными ему изменениями в Уставе, принятом демократическим путем.

С тех пор напряжение в стране стремительно нарастало, и не только в Польше, но и во всей Центральной Европе. Руководство «Солидарности» потребовало немедленной встречи с премьер-министром страны, причем не в Варшаве, а в Гданьске. А на многочисленных плакатах, на которых раньше были слова «Мы требуем регистрации «Солидарности», появилось дополнение: «...с неизмененным Уставом». После долгих переговоров с заместителем премьер-министра руководство «Солидарности» в конце концов согласилось на встречу с представителями правительства в Варшаве, но они предъявили ультиматум: если до 12 ноября правительство не зарегистрирует профсоюз на прежних условиях, будет объявлена общенациональная забастовка. 28 октября Чехословакия закрыла границы с Польшей. На следующий день первый секретарь ЦК ПОРП Станислав Каня вылетел в Москву, а средства массовой информации Чехословакии и Восточной Германии развернули ожесточенную критику деятельности профсоюза «Солидарность», и в особенности ее лидера Леха Валенсы. Руководитель ГДР Эрих Хонеккер даже написал советскому руководителю Леониду Брежневу письмо с требованием предпринять срочные действия, пока «социалистическая Польша» еще окончательно не потеряна.

В изданном по итогам встречи Брежнева и Кани коммюнике говорилось, что Москва все еще не потеряла веру в своих людей в Варшаве. Впрочем, возможно, советские власти просто пытались выиграть время. Кризис в Польше, вызванный проблемой немедленной регистрации профсоюза «Солидарность», окончательно завершился лишь 10 ноября, когда Верховный суд Польши отменил решение Варшавского окружного суда и изъял из Устава оскорбительные для бастующих добавления. Однако и «Солидарность» пошла на известный компромисс, приняв поправку о ведущей роли партии в польском обществе в качестве приложения к Уставу.

На тот момент угроза немедленной массовой общенациональной конфронтации была устранена. Кардинал Вышыньский устроил по этому случаю прием для руководителей «Солидарности», на котором вспомнил свое пребывание на посту профсоюзного капеллана в межвоенной Польше, а затем весьма осторожно предупредил, чтобы лидеры профсоюза не выдвигали слишком радикальных требований, которые государство не сможет выполнить. Примас Польши, видимо, так до конца и не поверил, что угроза советского вторжения полностью исключена. После окончания приема Лех Валенса и другие руководители «Солидарности» отправились праздновать победу в местный театр, где главной темой этого вечера стала знаменитая мелодия политической песенки «Чтобы Польша осталась Польшей». В тот момент она как нельзя лучше соответствовала истинным намерениям движения «Солидарность».

А эти намерения делали предстоящую конфронтацию с правящим режимом в Польше и его советским союзником совершенно неизбежной. «Солидарность», которая никогда не была обычным профсоюзом, просто не могла сосуществовать с тоталитарным государством. Руководство Советского Союза прекрасно понимало это и в течение какого-то времени предпринимало немало усилий, чтобы заставить «Солидарность» уйти в тень.

С этой целью на декабрь 1980 г. была запланирована военная кампания по нейтрализации польской оппозиции. В течение первого дня на территорию Польши должны были вступить двенадцать воинских дивизий Советского Союза, две дивизии Чехословакии и одна дивизия Восточной Германии, за которыми на следующий день должны были последовать еще девять советских дивизий. Вся эта информация стала известна правительству Соединенных Штатов из разведданных американских спутников, от одного генерала Советской Армии в Москве, а также из донесений о передислокации советских войск, доставленных в Варшаву хорошо информированным польским офицером, полковником Ришардом Куклиньским, сотрудником Польского генерального штаба и помощником генерала Войцеха Ярузельского. Кроме того, этот польский офицер служил в качестве связного с советским Главнокомандующим Объединенного командования Организации Варшавского Договора. В воскресенье вечером 7 декабря советник по национальной безопасности США Збигнев Бжезинский связался по телефону с Папой Римским и рассказал, что и каким образом стало известно американскому правительству. Советские войска и отдельные воинские части стран Варшавского Договора приближаются к границам Польши и с 4 декабря находятся в состоянии боевой готовности. Из этого следовало, что они в любой момент могут предпринять попытку вторжения. Бжезинский также сообщил, что его правительство считает такое вторжение возможным 8 декабря. Полученная благодаря разведывательным спутникам информация подтверждает тот факт, что в пятницу вечером войска сосредоточились на польской границе и дальше не продвигались, но это могло свидетельствовать о подготовке к осуществлению операции. Всю последующую неделю слухи о предстоящем массированном советском вторжении на территорию Польши настойчиво циркулировали по всему миру.

Опасения, однако, не подтвердились. Как выяснилось много лет спустя, 5 декабря Советское правительство распорядилось остановить войска на границе. Для этого важного шага существовало множество причин. Каня от имени польского партийного руководства заявил Леониду Брежневу, что для ввода войск нет абсолютно никаких причин и что Польская объединенная рабочая партия не может гарантировать пассивную реакцию населения страны, если они увидят на улицах своих городов советские войска. Поскольку советский план наведения порядка в Польше, детально изложенный полковником Куклиньским, предусматривал ликвидацию руководителей движения «Солидарность» с помощью введения военного положения и вооруженных сил, это могло бы вызвать огромные потрясения в стране, которая все еще помнила трагические события Второй мировой войны и расценила бы подобные меры, как аналог резни в Катыни.

На решение Советского правительства оказала влияние и международная ситуация. Реакция Соединенных Штатов на вторжение Советского Союза в Афганистан в 1979 г. со всей очевидностью продемонстрировала, что отношение к подобному вторжению в Польшу уже не будет таким осторожным и вялым, как в 1968 г., когда советские войска вторглись в Чехословакию. Администрация президента Картера, советником по национальной безопасности которого был Збигнев Бжезинский, недвусмысленно и твердо заявила о своей позиции по поводу возможного вторжения советских войск в Польшу. Переданное Кремлю по «горячей линии» сообщение президента США содержало строгое предупреждение о том, что советское военное вмешательство во внутренние дела Польши будет иметь «весьма драматические» последствия для советско-американских отношений. Аналогичные предупреждения Советскому правительству были посланы через Индию, поскольку премьер-министр этой страны Индира Ганди была в хороших отношениях с Брежневым, а также с помощью канцлера Западной Германии Гельмута Шмидта и президента Франции Валери Жискар д'Эстена. Кроме того, войска НАТО были приведены в полную боевую готовность, о чем советское руководство, естественно, было уведомлено. Рассчитывая на утечку информации и на то, что она рано или поздно дойдет до Москвы, Збигнев Бжезинский направил в Государственный департамент США меморандум, в котором был приведен список современного оружия, предназначенного администрацией Картера для продажи Китаю, а несколько позже стал известен даже список того оружия, которое не подлежало продаже другим странам.

Помимо всего прочего, американская администрация провела переговоры с президентом АФТ - КПП (Американская федерация труда - Конгресс производственных профсоюзов) Лэйном Керклендом по поводу всемирного профсоюзного бойкота советских воздушных и морских судов, что позволило бы отрезать СССР от мировой торговли без официального объявления эмбарго. При этом Керкленд высказал абсолютную уверенность в том, что возмущение мирового общественного мнения попытками Советского Союза уничтожить профсоюз «Солидарность» с помощью вооруженной силы будет настолько сильным, что это будет фактически означать мировую изоляцию СССР. Кроме того, Збигнев Бжезинский организовал утечку информации репортерам «Уолл-стрит джорнэл» и поведал им о существовании планов организации всемирной акции профсоюзов в поддержку требований польских рабочих, что тотчас же стало известно советскому руководству.

Примерно такой же позиции придерживалась и новая, незадолго до этого избранная администрация Рональда Рейгана. Еще до инаугурации от ее имени было издано заявление о полной поддержке тех решительных мер, которые предпринимает по данному вопросу уходящая администрация. Учитывая заверения Кани, цена вторжения Советского Союза в Польшу могла показаться советскому руководству совершенно неприемлемой, тем более что оно уже основательно увязло в Афганистане и могло столкнуться в будущем с еще более жесткой антисоветской позицией нового президента США Рональда Рейгана.

Ощутив широкое сопротивление попыткам навязать военное решение проблемы по образцу чехословацкой модели 1968 г., советское руководство решило найти другие способы ликвидации движения «Солидарность».

ВМЕШАТЕЛЬСТВО ИОАННА ПАВЛА II

В самый разгар непрекращающихся слухов о возможном вторжении советских войск в Польшу ради спасения «социалистического строя» Папа Иоанн Павел II решился на собственные энергичные действия. Папские дипломаты традиционно использовали весьма изощренный язык «непрямого воздействия», с тем чтобы оставить возможность как для Святого Престола, так и для того или иного правительства выйти из тяжелого политического кризиса, не потеряв при этом своего лица. Вот и сейчас, используя этот самый язык многоопытной дипломатии и вместе с тем не оставляя никаких сомнений в своих намерениях, Папа отправил 16 декабря совершенно беспрецедентное послание советскому руководителю Леониду Брежневу. Написанное на безукоризненном французском языке с соблюдением всех традиционных дипломатических формулировок и вместе с тем отражающее утонченный стиль самого Иоанна Павла, послание извещало о следующем:

Его Превосходительству господину Леониду Брежневу, Председателю Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик.

От имени Европы и всего мира я выражаю свою озабоченность той напряженностью, которая за последние месяцы возникла вокруг событий в Польше. Польша является одной из стран, подписавших хельсинкский Заключительный акт. В сентябре 1939 г. эта страна стала первой жертвой агрессии, за которой последовала продолжавшаяся до 1945 г. оккупация. На протяжении Второй мировой войны поляки всегда бок о бок сражались со своими союзниками на всех фронтах, где в ожесточенной и кровопролитной борьбе погибло почти шесть миллионов лучших сыновей Польши, то есть фактически пятая часть довоенного населения.

Принимая во внимание весьма серьезные мотивы, которые привели к росту напряженности в современной Польше, я убедительно прошу Вас сделать все возможное, чтобы в конце концов устранить ее причины и успокоить взбудораженное общественное мнение. Этот шаг был бы чрезвычайно важен для укрепления разрядки в Европе и во всем мире. Я полагаю, что добиться нормализации обстановки вокруг Польши можно только благодаря неукоснительному соблюдению основополагающих принципов хельсинкского Заключительного акта, который провозгласил четкие критерии урегулирования отношений между государствами, и в особенности таких важнейших принципов, как уважение национального суверенитета и невмешательство во внутренние дела любого из подписавших этот документ государств. События последних месяцев, происходящие в Польше, вызваны безотлагательной потребностью реформирования национальной экономики, что, в свою очередь, практически неосуществимо без соответствующих моральных преобразований, основанных на активной социальной деятельности людей и солидарности всех здоровых сил общества.

Я выражаю уверенность в том, что Вы предпримете все возможное, чтобы окончательно развеять возникшую напряженность и восстановить нормальное отношение широкого общественного мнения к столь сложной и весьма деликатной проблеме.

Я очень надеюсь, что Вы соблаговолите уделить достаточно внимания тем словам, высказать которые считаю своим важнейшим долгом, принимая во внимание тот непреложный факт, что я старался руководствоваться исключительно интересами всеобщего мира и взаимопонимания между народами.

ИОАНН ПАВЕЛ II

Ватикан, 16 декабря 1980

Несмотря на сдержанные дипломатические выражения, это послание тем не менее было достаточно резким и именно так воспринималось теми, кому было адресовано. То, что происходило в Польше, действительно было внутренним делом поляков и не имело никакого отношения к Советскому Союзу. Неявно выраженная параллель между возможным советским вторжением в Польшу в 1980 г. и нацистской агрессией в сентябре 1939 г. недвусмысленно подразумевала некую моральную подоплеку, с помощью которой Папа Иоанн Павел попытался определить природу советской угрозы. Весьма символичным было также упоминание «солидарности» среди «здоровых сил общества», что само по себе уже связывало все происходящее в Польше с нравственным и экономическим возрождением. Папа не упоминает названия нового движения, однако оно подразумевается в ряду важнейших политических сил страны. Если бы Иоанн Павел не хотел выразить поддержку этим новым силам, он, несомненно, нашел бы другие слова.

Неоднократное обращение Папы к основным положениям хельсинкского Заключительного акта поставило Советский Союз в весьма уязвимое положение, так как СССР сам настаивал на ратификации этого документа в качестве важнейшего нормативного акта послеялтинского статус-кво в Европе. Таким образом, то, что Брежнев и другие советские лидеры представляли себе как средство обеспечения завоеваний сталинской империи, сейчас обернулось против них. Ее трактовки суверенитета и невмешательства во внутренние дела (излюбленные советские увертки в ответ на критику в области прав человека) стали теперь главным доводом против советского гегемонизма в Восточной и Центральной Европе.

Папа Иоанн Павел отнюдь не собирался, как тогда часто говорили, немедленно вылететь в Польшу в случае советского вторжения. Он вообще не принадлежал к тому типу людей, которые способны на подобные угрозы. В его послании не было ни слова о дислокации войск Организации Варшавского Договора вдоль польской границы. Да ему и не нужно было о ней упоминать. Он просто сослался на те положения международного договора в Хельсинки, в которых были четко и ясно зафиксированы права народов на самостоятельное развитие и которые были подписаны как Польшей, так и Советским Союзом. В Хельсинки в 1975 г. Советский Союз отнесся к Польше как к суверенному государству, и поэтому послание Иоанна Павла Леониду Брежневу лишний раз напоминало о моральной обязанности и политических обязательствах одного государства перед другими. Кроме того, он еще раз подчеркнул, что нравственные критерии остаются важнейшим фактором в политических отношениях между отдельными нациями.

ВЕСЕННИЙ КРИЗИС 1981 Г .

Очередное доказательство того, что Иоанн Павел II анализировал разворачивающуюся драму в Восточной и Центральной Европе с позиций преимущественно религиозно-культурных, обнаружилось 31 декабря 1980 г., когда Папа издал апостольское послание «Egregiae Virtutis» [«Люди высочайшей добродетели»], в котором назвал святых Кирилла (826-869) и Мефодия (815-885) первыми евангелистами славянских народов и в то же время покровителями всей Европы наряду со святым Бенедиктом, основателем западного монашества.

Кирилл и Мефодий были братьями, родившимися в благородной семье в Фессалониках. Ради евангелизации Моравии Кирилл создал славянскую азбуку и перевел на славянские языки Евангелие, послания апостола Павла, псалтырь и чин римской литургии, заложив тем самым основы славянской литературы. А Мефодий к концу своей жизни полностью перевел на славянский язык Библию. Таким образом к западным славянам пришла письменность, которая воспринималась тогда как Слово Божие. Наследники бенедиктинского монашества спасали западноевропейскую культуру в течение долгого периода мрачных веков, а Кирилл и Мефодий создали возможность дальнейшего развития духовной культуры в Восточной и Центральной Европе.

Идея прославления двух братьев созревала у Папы в течение года. В 1979 г. Иоанн Павел как бы невзначай спросил епископа Йозефа Томко:

- Как вы думаете, что мы можем сделать для Кирилла и Мефодия?

Первая мысль, которая пришла епископу Томко, - провозгласить их докторами Церкви, этот весьма почетный титул всегда присуждался наиболее влиятельным теологам католицизма. Затем, вспоминает сам Томко, в глазах Папы блеснул тот самый «фантастический огонек», который появляется у него всякий раз, когда его посещает необыкновенное вдохновение. Он посмотрел на епископа и сказал:

- Покровители Европы.

По словам епископа Томко, это было «великое прозрение», знаменательный символ обращения Церкви к народам Восточной и Центральной Европы и высокой оценки их подлинной истории и культурного наследия.

Энциклика «Egregiae Virtutis» была воспринята на Западе как весьма благожелательный, но вместе с тем не совсем последовательный жест Папы в сторону славянского братства. Что же до самих славян Восточной Европы, то для них это был еще один яркий пример того, как христианские образы становятся важнейшими символами возрождения культурной целостности и свободы.

В начале 1981 г. «Солидарность» попыталась оформиться в качестве самостоятельной политической силы и продолжить социальную революцию на основе принципов самоуправления и самоограничения. Еще в августе 1980 г. Лех Валенса пообещал себе, что если переживет забастовку на судоверфи в Гданьске и если независимость профсоюза будет признана властями, то свою первую зарубежную поездку он совершит в Рим, чтобы лично поблагодарить Иоанна Павла II. 15 января 1981 г. делегация профсоюза «Солидарность» встретилась в Ватикане с Папой Римским, который сердечно принял их и провел частную беседу. Папа еще раз продемонстрировал ясное понимание движущих сил истории, отметив во время беседы, что воспринимает «Солидарность» как силу, которая борется скорее не против чего-то, а за что-то. Приверженность «нравственной доброте общества», подчеркнул он, является «краеугольным камнем» всей деятельности профсоюза «Солидарность» и одновременно началом любого «реального прогресса» в деле национального возрождения. Это совершенно иной тип социальной революции. Ее энергия направлена «не против кого-то», а ко «всеобщему благу» национальных реформ. А право на осуществление такого обновления, заключил Папа, намекая на политику Москвы, «признано и подтверждено международным правом».

В воскресенье 18 января делегация вновь посетила Ватикан, чтобы принять участие в торжественной мессе и завтраке в апартаментах Папы. За завтраком Иоанн Павел еще раз напомнил, что «неустанный труд поляков должен служить укреплению человеческого достоинства, возвышению человека, развитию семейных отношений и возрождению всего народа». «Солидарность» будет служить «великому делу» свободы только в том случае, если каждый человек будет неуклонно следовать библейскому завету: «Я иду, Господи, я иду, чтобы осуществить Твою волю».

В следующий раз Лех Валенса увидел Папу в «совершенно другой ситуации», как он сам отмечал в своих мемуарах.

Когда Папа в феврале 1981 г. готовился к визиту в страны Азии, ситуация в Польше вновь обострилась. Десятидневная забастовка в городе Бельско-Бяла закончилась 6 февраля уходом в отставку местного губернатора и трех его помощников. Три дня спустя в разгар продолжающихся волнений по поводу отказа правительства признать сельскую «Солидарность» и попыток фермеров включиться в движение национальных реформ премьер-министром Польши был назначен министр национальной обороны генерал Войцех Ярузельский, который сразу же предложил объявить мораторий на проведение забастовок в течение девяноста дней. В тот же день началась всеобщая забастовка рабочих в городе Зелёна-Гура. Слабый луч света для польской экономики появился 27 февраля, когда ведущие страны Запада согласились перенести выплату польского внешнего долга на более поздний срок. Однако политическое давление на коммунистическое правительство Польши продолжало нарастать и через неделю достигло небывалых размеров. Первый секретарь ЦК ПОРП Станислав Каня и глава правительства Ярузельский были срочно вызваны в Москву, где 4 марта имели продолжительную беседу со всем составом советского Политбюро.

Три месяца спустя после отказа Советского правительства от военного решения польской проблемы советское руководство, очевидно, сочло, что настало время для решительных действий самого польского правительства. «Солидарность» должна уйти в тень, а предпочтение следует отдать введению в стране военного положения, даже несмотря на угрозу международных санкций. В генерале Ярузельском, которому советское руководство доверяло безоговорочно, они увидели человека, способного навести порядок в стране.

Через две недели в Быдгоще разразился еще один кризис после того, как агенты службы безопасности жестоко избили лидеров «Солидарности». 27 марта 1981 г. продолжавшаяся в течение четырех часов забастовка парализовала практически всю страну, и десятки миллионов поляков выступили с резким протестом против коммунистического правления. Это было самое крупное выступление в Восточной Европе за весь послевоенный период. А на 31 марта была назначена всеобщая бессрочная забастовка трудящихся в поддержку сельской «Солидарности» с требованием строго наказать виновных в жестоком избиении в Быдгоще. Рабочие приготовились занимать свои фабрики и заводы, и снова поползли слухи о возможном вторжении советских войск, в особенности когда на границах с Польшей начались военные учения Организации Варшавского Договора под кодовым названием «Союз-81».

28 марта Иоанн Павел отправил письмо кардиналу Вышыньскому, в котором настоятельно рекомендовал продолжить 31 марта политический диалог с властями, избегая опасной конфронтации. Не могло быть никакого национального обновления без согласия властей выполнять «основные принципы, содержавшиеся в подписанном прошлой осенью соглашении». В отношении восточного соседа Папа продолжал настаивать на том, чтобы «поляки имели неотъемлемое право решать все свои внутренние проблемы собственными усилиями». Он заявил, что готов преклонить колени вместе с Примасом Польши «перед образом Богородицы в Ясной Гуре, дарованным нам, чтобы защищать нашу нацию, и я снова вверяю ей многотрудную судьбу в этот чрезвычайно важный момент в жизни нашей страны...»

Послание Папы было подкреплено личной просьбой Примаса Польши. 28 марта кардинал Вышыньский (уже серьезно больной раком) позвонил членам Национального координационного комитета движения «Солидарность» и призвал их к сдержанности. Вышыньский был твердым сторонником сельской «Солидарности», но в то же время считал, что национальные интересы страны требуют отмены уже назначенной забастовки. 29 марта советское информационное агентство ТАСС подлило масла в огонь, сообщив, что движение «Солидарность» готовит план осуществления контрреволюционного переворота в Польше, сооружает на улицах баррикады, готовится к захвату центров коммуникации, запугивает полицию и так далее и тому подобное. В тот же вечер представитель правительства продемонстрировал кардиналу Вышыньскому один из множества напечатанных плакатов, в котором извещалось о введении в Польше военного положения.

30 марта, после достижения компромиссного соглашения с правительством, Лех Валенса и другие лидеры «Солидарности» наконец-то согласились приостановить проведение запланированной на 31 марта забастовки. В соответствии с достигнутыми договоренностями власти обязались провести расследование жестокого избиения в Быдгоще и строго наказать виновных. Правда, власти не решились немедленно признать сельскую «Солидарность», но согласились при этом, что вплоть до официальной регистрации будут действовать так, словно она уже признана. Валенсу тотчас же обвинили в предательстве, и несколько членов национального руководства «Солидарности» подали в отставку. Хотя проходившие на границе с Польшей военные учения «Союз-81», вероятно, были все-таки блефом, угроза введения в стране военного положения со всеми вытекающими отсюда последствиями была вполне реальной. Именно так воспринимали эту угрозу Иоанн Павел II и Примас Польши, действуя соответствующим образом.

2 апреля кардинал Вышыньский встретился с руководством сельской «Солидарности» и заявил, что «Солидарность»... обладает всей полнотой власти, и поэтому можно сказать, что, помимо власти коммунистической партии, в Польше также есть и социальная власть народа». И непременно наступит тот час, заключил он, когда «социально-экономические требования перестанут быть единственным достижением этого поистине массового движения...» Леонид Брежнев не мог с ним не согласиться. Было совершенно очевидно, что контрреволюция в Польше идет полным ходом. В тот же самый день в Москве в полном составе собралось Политбюро, которое подвергло польских товарищей резкой критике. А поздно вечером следующего дня в Брест были вызваны Станислав Каня и Войцех Ярузельский. Там они провели несколько долгих часов в железнодорожном вагоне, обсуждая с руководителем КГБ Юрием Андроповым и министром обороны СССР Дмитрием Устиновым сложившуюся в Польше ситуацию. Встреча продолжалась шесть часов и закончилась в 3 часа утра 4 апреля. Полякам было навязано решение о введении в стране военного положения. Позднее Ярузельский заявит, что Советский Союз грозил ему военной интервенцией. Как бы то ни было, польское руководство смогло убедить Андропова и Устинова в том, что оно полностью и достаточно эффективно контролирует ситуацию в стране и непременно предпримет все необходимые меры для подавления контрреволюционных выступлений в соответствующее, как они выразились, время. А 10 апреля, то есть неделю спустя, польский парламент запретил на два месяца все забастовки в стране.

Весной 1981 г. общественно-политический кризис в Польше, казалось, пошел на спад. 26 апреля Иоанн Павел II отправился в Бергамо, а затем и в Сотто-иль-Монте - родной город Папы Иоанна XXIII на церемонию празднования столетия со дня его рождения. В торжественной проповеди во время поминальной мессы в Сотто-иль-Монте, куда пришли близкие родственники Анджело Ронкалли, Иоанн Павел II назвал Иоанна XXIII «человеком, поистине ниспосланным Богом», который «оставил всем нам необычайно разнообразное и бесценное наследие» в области духовного развития и неустанных трудов во время Второго Ватиканского Собора. В этой проповеди также неоднократно упоминалась озабоченность Иоанна XXIII проблемами современной семьи, в связи с чем две недели спустя, 9 мая, преемник Иоанна XXIII придал этой озабоченности вполне конкретные очертания, торжественно объявив об учреждении Совета понтификата по вопросам семьи в качестве постоянно действующего отдела Римской Курии. А 13 мая того же года Иоанн Павел намеревался начать новый цикл общих приемов, чтобы тем самым отметить девяностолетие выхода в свет энциклики «Rerum Novarum» [«О новых вещах»] - знаменитого исторического документа Папы Льва XIII, ставшего первой главой в современной социальной доктрине католицизма. Вторую часть своих теологических размышлений Папа Иоанн Павел завершил 29 апреля, когда коснулся теологии тела, а 6 мая он выступил с проповедью моральной ответственности художников, изображающих тайну человеческого тела, а также с позиций гуманизма подверг резкой критике порнографию.

И вот сейчас он оказался на пороге нового, весьма опасного испытания.

КАИНОВА ПЕЧАТЬ

В мае 1981 г. в Рим для встречи со старым другом прибыли Тереза Гейдель Жичковская и ее супруг, долгое время бывшие членами «Шродовиско» Кароля Войтылы. 9 мая они посетили мессу, отслуженную папой в Ватиканском саду, а во вторник 12 мая присутствовали еще на одной мессе, устроенной в честь делегации Ягеллонского университета. Несмотря на волнения в Польше, воссоединение с Вуеком оказалось счастливым, и супруги Жичковские с нетерпением ожидали встречи с Папой, намеченной на 13 мая на 5 часов вечера на площади Святого Петра.

Иоанн Павел II обедал в тот день со своими давними друзьями - профессором Жеромом Лежене и его женой. Профессор Лежене был выдающимся французским генетиком, который в свое время идентифицировал хромосомную патологию, вызывающую синдром Дауна, возглавлял международное движение за сохранение жизни. В пять часов вечера, точно по графику, небольшой автомобиль Папы проследовал через Колокольную арку и въехал на площадь. Весело улыбающийся Папа добродушно приветствовал собравшуюся публику. Согласно давнему обычаю, автомобиль должен был сделать один или два круга по площади, а потом остановиться перед «саграто» - невысоким помостом возле базилики, откуда Папа должен был обратиться к публике. Автомобиль медленно продвигался вперед по узкому коридору, ограниченному двумя рядами деревянных барьеров, над которыми собравшиеся люди часто поднимали своих младенцев, чтобы понтифик мог благословить их. Папа как раз вернул родителям маленькую девочку, и автомобиль направился к Бронзовым дверям Апостольского дворца, когда ровно в 17.13 Тереза Жичковская, стоявшая на другой стороне огромного открытого пространства непосредственно перед базиликой, услышала какой-то странный звук. Сотни голубей тут же взмыли в воздух, и через какие-то доли секунды она поняла причину их беспокойства. Тем более что мощная акустика площади заметно усиливала все звуки.

Стоявший за первым рядом паломников почти у самого деревянного барьера Мехмет Али Агджа только что произвел два выстрела в Папу из девятимиллиметрового полуавтоматического пистолета системы «браунинг». Пули попали Иоанну Павлу в живот, и он рухнул навзничь на руки своего личного секретаря монсеньора Дзивиша. Фотография бездыханного Папы Римского, сделанная в ту секунду, облетела весь мир и напомнила многим верующим бессмертные художественные полотна древних мастеров, изобразивших столь же бездыханное тело Христа после снятия с креста. Сестра Эмилия Эрлих, находившаяся среди паломников на площади Святого Петра, вспомнила в тот момент строку из последней поэмы Войтылы «Станислав», где приводились слова обреченного на жестокую казнь епископа Краковского, брошенные им своим палачам: «...если слово не смогло обратить в веру, то это сделает кровь».

Иоанна Павла тотчас же отнесли в находившуюся неподалеку машину «скорой помощи», и она понеслась по вечерним римским улицам в клинику Джемелли, что в четырех милях от площади Святого Петра. Обычно машина Папы добиралась до клиники минут за двадцать пять, а то и больше, но сейчас он был доставлен туда за восемь. В течение всей поездки Папа находился в сознании, тихо повторяя пересохшими губами короткие молитвы. Позже он вспомнит, что «в тот самый момент, когда я упал... во мне поселилась уверенность в том, что я буду спасен». В больничном покое Папа потерял сознание, и всех вокруг охватила безотчетная паника. Когда в клинику позвонили из Ватикана, никто не смог сказать ничего путного. Просто сообщили, что ему плохо, но это могло означать, что его ударили, в него стреляли, он упал, случился сердечный приступ или что-нибудь в этом роде. Врачи решили осмотреть Папу в его персональных апартаментах на десятом этаже клиники, где он обычно лечился. И только там, среди панического хаоса и криков вдруг наступило осознание ужасного факта: состояние раненого критическое. Пульс все время слабел, а кровяное давление быстро падало. Не теряя ни секунды, Папу отправили на девятый этаж в хирургическое отделение и стали немедленно готовить к операции, а монсеньор Дзивиш тем временем отдавал все необходимые в таком случае распоряжения.

Один из трех главных хирургов клиники Джемелли доктор Франческо Кручитти в тот самый момент, когда произошло покушение на Папу, находился в другой больнице, на виа Аврелия. Он тут же сел в машину и помчался через весь город, не соблюдая никаких правил уличного движения, то и дело объясняя вооруженным до зубов полицейским причину такой спешки. К счастью, предусмотрительный персонал больницы заранее подготовил лифты к его приезду, и он сразу же поднялся в операционную на девятый этаж. Там уже ждавшие его приезда медсестры и ассистенты сорвали с него верхнюю одежду, облачили в хирургический халат, а он тем временем лихорадочно мыл руки и готовился к операции. Другой врач неотступно следил за состоянием пациента и кричал из хирургической палаты:

- Давление восемьдесят на семьдесят и постоянно падает.

Кручитти вошел в операционную в тот самый момент, когда Иоанну Павлу уже сделали анестезию, и приступил к операции.

Пуля Агджи нанесла очень тяжелые повреждения. Сделав первый разрез, Кручитти обнаружил обильное кровотечение внутренних органов. «Кровь была везде», - вспоминал он позже, и ее было так много, что, казалось, невозможно ничего сделать. С превеликим трудом кровотечение удалось остановить, обнаружить и быстро перекрыть его источник. Когда кровотечение заметно уменьшилось, давление крови стало понемногу возрастать, а пульс несколько стабилизировался, С этого момента, как выразился сам Кручитти, хирурги стали работать «намного спокойнее». Исследовав полость живота, он обнаружил многочисленные рваные раны, вызванные хаотичным движением пули. В общей сложности врач насчитал восемь сложнейших повреждений в полости живота, каждое из которых требовало немедленного хирургического вмешательства. Понадобилось более пяти часов напряженной работы хирургов, чтобы зашить все раны, удалить двадцать два дюйма кишечника и выполнить временную блокировку толстой кишки.

В восемь часов вечера журналистам было сделано первое предварительное сообщение о состоянии здоровья Папы Римского. Все это время тысячи людей находились на площади Святого Петра и с тревогой ожидали хоть каких-нибудь новостей о здоровье понтифика. Официальное заявление было в целом обнадеживающим, но весьма неопределенным. Группа польских паломников доставила на площадь копию иконы Черной Мадонны, которая, как говорят в Польше, всегда помогает в подобных случаях. Как только машина «скорой помощи» увезла Папу в больницу, они сразу же принесли эту икону и установили ее на том самом кресле, с которого Иоанн Павел должен был обратиться с посланием к своим слушателям. Неожиданный порыв ветра опрокинул ее, и все увидели надпись на обратной стороне, сделанную за несколько дней, а может, и недель до этого: «Да спасет наша Мадонна Святого отца от вездесущего зла». Около часа ночи был обнародован второй бюллетень, в котором говорилось, что операция прошла успешно и состояние Папы оценивается как удовлетворительное. Огромная толпа народа, которая молилась за жизнь Иоанна Павла в течение почти шести часов, наконец-то облегченно вздохнула и стала постепенно рассеиваться. Тереза Жичковская и ее муж вернулись в гостиницу, чтобы дожидаться дальнейших новостей от Вуека.

ПАЦИЕНТ

Иоанн Павел позже скажет, что «одна рука стреляла, а другая направляла пулю». Это было признание того чудесного вмешательства, которое большинство людей постарались бы скрыть. Агджа, профессиональный убийца, стрелял с небольшого расстояния, и все же нацеленная в Папу пуля не попала в жизненно важные органы, пройдя лишь в какой-то доле дюйма от артерии. Если бы она поразила артерию, то Папа истек бы кровью по дороге в больницу. Более того, поразившая его пуля не затронула позвоночник и расположенные поблизости основные нервные узлы. Первая пуля Агджи пробила ему палец, потом пронзила тело навылет и упала на пол автомобиля, где ее и нашли. Вторая же пуля слегка задела локоть, а потом ранила двух американских паломников.

Папа пробыл в отделении интенсивной терапии клиники Джемелли четыре дня. Сразу же после операции он принял Святое Причастие, а 17 мая уже начал участвовать в проведении мессы, не вставая с постели. Едва придя в себя 14 мая, он спросил своего секретаря монсеньора Дзивиша, провели ли они повечерие, заключительную молитву литургического дня, на что тот весьма деликатно ответил, что это будет только на следующий вечер. С того самого дня Иоанн Павел всегда молился во время литургии, которая транслировалась ему в больницу, пока он не набрался сил, чтобы проводить молитву с Дзивишем или другим секретарем, отцом Иоанном Маджи.

17 мая паломники на площади Святого Петра услышали записанный на магнитофонную ленту голос Папы Иоанна Павла II, который решил не пропускать традиционную встречу. Его обращение к паломникам завершилось следующими словами:

- Я очень сочувствую тем двоим, которые были ранены вместе со мной. Я постоянно молюсь за нашего брата, который стрелял в меня и которого я искренне прощаю. Объединенный с Христом, Священником и Жертвой, я адресую свои страдания Церкви и всему миру. А тебе, Мария, я снова повторяю: «Totus tuus ego sum».

В тот же день Италия проголосовала за расширение легализованных абортов, против чего Папа так яростно боролся последние годы.

Вечером 18 мая поправляющийся Иоанн Павел был переведен из отделения интенсивной терапии в свои обычные апартаменты на десятом этаже, которые состояли из гостиной, спальни, ванной, второй спальни для монсеньора Дзивиша и большой приемной, где время от времени собирались лечащие врачи Папы, которых он называл «синедрионом», и обсуждали состояние его здоровья.

Со временем бригада врачей была усилена другими известными специалистами, которых кардинал Касароли пригласил из Западной Германии, Соединенных Штатов, Франции, Испании и Польши. Это было мудрое решение, придавшее всему делу поистине международный характер и к тому же усилившее гарантии скорейшего выздоровления Папы. Польшу в этой международной команде представлял старый друг Иоанна Павла Габриэль Туровский, возглавивший впоследствии отдел трансплантологии и иммунологии Краковской медицинской академии имени Коперника. Туровский пробыл в Риме три месяца, «составляя компанию своему страдающему старому другу» и давая профессиональные рекомендации коллегам. Иоанн Павел даже написал письмо жене Туровского Божене, в котором от чистого сердца поблагодарил ее за то, что она на некоторое время одолжила ему мужа. В то время семья Туровских с нетерпением ждала появления на свет внука. Папа почти каждый день спрашивал друга, не стал ли тот дедом, и когда в конце концов это произошло, радостно отправил свое благословение младенцу и его родителям.

20 мая Иоанн Павел впервые принял пищу обычным способом и отведал немного супа и одно яйцо. До этого его кормили внутривенно. После обеда он вместе с монсеньором Дзивишем прочитал традиционный в таких случаях благодарственный гимн Господу, а три дня спустя лечащие врачи оповестили мир о том, что Папа быстро поправляется и отныне его жизнь находится вне опасности. Но эта благая весть была тут же омрачена. Жар загадочного происхождения несколько обеспокоил врачей.

Папа Иоанн Павел II был весьма активным и любознательным пациентом, стремившимся во что бы то ни стало понять суть процессов, происходящих в его организме, и постоянно вмешивавшимся в дела врачей. Так, например, он вынудил доктора Кручитти объяснить ему все тонкости человеческой анатомии и нормальную работу всех внутренних органов. В особенности его интересовало, каким образом происходит питание организма при поражении желудочного тракта. А когда доктора собирались в большой приемной комнате для взаимных консультаций, Папа часто кивал в их сторону и спрашивал:

- Ну что там говорит сегодня синедрион? Что решил синедрион от моего имени?

Он постоянно шутил, но в его шутках была доля правды. Неотъемлемой частью успешного процесса выздоровления, однажды сказал он своим врачам, является тот факт, что пациенту приходится стать «субъектом своей болезни», вместо того чтобы оставаться «объектом лечения». Достоинство человеческой личности не должно прерываться на пороге больничной палаты.

Подобным же образом не должна прерываться и ответственность Папы за происходящее в мире. В Польше назревал очередной политический кризис, связанный с болезнью фактически умирающего Примаса Польши кардинала Вышыньского. Иоанн Павел отправил в Варшаву своего личного секретаря монсеньора Дзивиша, чтобы тот навестил безнадежно больного Примаса. Дзивиш пробыл в Варшаве 11-12 мая и тотчас же вернулся в Рим с запечатанным конвертом для Папы. Дальнейшее общение Примаса и Папы происходило по телефону. Их последний разговор состоялся 25 мая вскоре после полудня. Кардинал Вышыньский, с трудом превозмогая сильную боль, прерывающимся голосом попросил Папу благословить его. Иоанн Павел отдал должное старому человеку за все, что тот совершил в своей жизни, и сказал, что благословил «все дела и слова его». Примас Польши скончался 28 мая, и Папа отслужил по нему вечернюю мессу. Три дня спустя Папа внимательно следил за похоронной церемонией по радио и снова отслужил мессу в то же самое время, когда в Варшаве началась поминальная служба.

Для Иоанна Павла это был еще один жестокий удар судьбы. Хотя кардинал Вышыньский никогда не был покровителем Кароля Войтылы, как, например, кардинал Сапега, Войтыла все же восхищался в душе его достоинствами. Папа молился за него во время конклава в 1978 г., а также в ходе своей поездки в Польшу в 1979 г., причем делал это совершенно искренне, а не из чувства вежливости или показного почитания. Примас же, со своей стороны, пришел к мысли о том, что его молодой коллега является личностью провиденциальной не только для Польши, но и для всей Церкви. Разумеется, реакция стареющего кардинала на небывалый подъем движения «Солидарность» не слишком соответствовала велениям времени, однако в период весеннего кризиса 1981 г. он все-таки признал, что видит в «Солидарности» будущее Польши.

Пока Иоанн Павел скорбел по поводу кончины Примаса и размышлял над кандидатурой его преемника, лечащие врачи испытывали немалое беспокойство по поводу состояния здоровья своего пациента. Еще 27 мая, то есть за день до смерти Вышыньского, у Папы вдруг заметно осложнилось дыхание, поднялась температура и появились боли в груди. В течение последующих нескольких дней его состояние немного улучшилось, и врачи даже согласились с тем, что 3 июня он может вернуться в Апостольский дворец, чтобы продолжить лечение в домашних условиях. А Папа, в свою очередь, страстно желал поскорее вернуться к делам и принять участие в двух важнейших торжествах 6 и 7 июня: 1600 лет с момента проведения Собора в Константинополе и 1550-я годовщина Эфесского Собора, на котором Дева Мария была единодушно названа Богоматерью. Но подобная нагрузка была ему пока не по силам. Единственное, что он мог себе позволить, так это появиться 6 июня в своей лоджии и обратиться с пятиминутной речью к собравшимся на площади Святого Петра. А на торжества 7 июня в базилику Санта-Мария Маджоре была послана магнитофонная лента с записью речи Папы.

До 10 июня температура у Папы медленно повышалась, достигла отметки 39,5, а затем стала постепенно снижаться. В правом легком у него обнаружили абсцесс, но его можно было вылечить антибиотиками. К тому же, как выяснилось, он не имел отношения к повышению температуры тела и никоим образом не мог помешать общему выздоровлению Папы. Страх за жизнь пациента снова охватил всех его коллег и докторов. Папа выглядел просто ужасно, его серое от недомогания лицо внушало всем наихудшие опасения. Глубоко запавшие глаза утратили прежний привычный блеск, а темные круги под ними еще больше усиливали ощущение безнадежности. Никто не мог толком объяснить, что с ним происходит. Врачи снова перешли на искусственное кормление, а к 20 июня состояние Папы настолько ухудшилось, что его опять отвезли в больницу для дальнейшего обследования. В течение нескольких дней ему сделали серию рентгеновских снимков и компьютерную томографию, однако так ничего и не обнаружили. В конце концов врачи поставили правильный диагноз. Папа Иоанн Павел II был поражен цитомегаловирусом, который проник в его организм во время переливания крови 13 мая. «Вторая агония», как назвал действие этого вируса Габриэль Туровский, была результатом большой потери крови в период между выстрелом и поступлением Папы в больницу. Цитомегаловирус имеет суточный жизненный цикл, и если бы предназначавшуюся Папе донорскую кровь подержали чуть больше двадцати четырех часов, все было бы нормально. Однако ситуация в тот момент требовала решительных действий, и ему была перелита свежая донорская кровь, пораженная вирусом. Как только причина ухудшения здоровья стала известна, Папа тут же захотел узнать, как выглядит этот злосчастный вирус. Доктора показали ему снимки, на основании которых был поставлен диагноз.

Поскольку никакие антибиотики против вируса не помогали, Папе прописали поддерживающую терапию - внутривенное кормление, глюкозу, болеутоляющие и жаропонижающие средства. В конце концов организм сам поборол инфекцию. К 24 июня температура понизилась до нормальной, а изданный в тот же день медицинский бюллетень сообщил: «общее самочувствие пациента неуклонно улучшается», а это является добрым знаком. Во время обострения кризиса доктора сказали Папе, что ему не следует читать деловые бумаги, и посоветовали перейти на триллеры или что-нибудь подобное, чтобы отвлечься от дурных мыслей и отдохнуть. Следуя их рекомендациям, Иоанн Павел перечитал «Камо грядеши» Сенкевича и даже ознакомился с мемуарами Яна Новака «Курьер из Варшавы», посвященными деятельности польской армии и Варшавскому восстанию.

ПРОДОЛЖАЮЩИЙСЯ КРИЗИС

Пока Папа боролся с последствиями выстрела террориста Агджи и с тем, что Андре Фроссар назвал «вспомогательным террористом», имея в виду злополучный вирус, управление деятельностью Церкви осуществлялось из больничной палаты на десятом этаже, куда часто приезжали ближайшие сотрудники Папы, причем чаще всего его навещали кардинал Касароли, глава администрации архиепископ Мартинес Сомало, а также «министр иностранных дел» архиепископ Сильвестрини. Наиболее важной проблемой в то время было назначение преемника кардинала Вышыньского. Кардинал Касароли всерьез опасался, что если все-таки советское вторжение в Польшу произойдет, а в стране в это время не будет Примаса, то Церковь может лишиться возможности утвердить нового представителя. 14 июля должен был состояться очередной съезд Польской объединенной рабочей партии, а в начале сентября того же года планировалось провести съезд движения «Солидарность». Именно поэтому было очень важно, чтобы к началу этих поистине исторических и, возможно, потенциально взрывоопасных событий был назван и приступил к работе новый Примас Польши.

Одним из кандидатов на этот высокий пост был личный секретарь покойного Примаса Юзеф Глемб, епископ Вормии и с апреля 1979 г. - председатель Польской комиссии епископов по вопросам мира и справедливости. Покойный Примас всячески поддерживал его кандидатуру, и вообще эти два человека были тесно связаны узами личной дружбы. Однако кардинал Вышыньский не был сентиментален и, выдвигая Глемба в качестве своего преемника, руководствовался не только личными мотивами. Глемб имел степень доктора гражданского и канонического права, а это, по мнению Вышыньского, могло сыграть важную роль на следующем этапе борьбы поляков за религиозные права и либеральные свободы. Словом, этот человек знал дух и букву закона, что было в тот момент очень важно.

Юзеф Глемб был назначен архиепископом Гнезнинским и Варшавским и соответственно Примасом Польши 7 июля 1981 г., то есть почти шесть недель спустя после смерти кардинала Вышыньского. Это довольно продолжительное «междуцарствие» - что само по себе не могло не повлиять на обострение и без того сложной ситуации в Польше - нельзя относить исключительно на счет физического состояния Папы Иоанна Павла II. Подобное решение вызвало множество противоречивых откликов и споров. Назначение Глемба Примасом Польши могло поставить его в тяжелейшее, почти невыносимое положение. Вышыньский пользовался громадным и бесспорным авторитетом в польском обществе, а это нельзя автоматически передать другому человеку, даже если его назначит сам Папа Римский. Вышыньский был тяжело болен, с чем нельзя было не считаться, а Глемб физически здоров. Вышыньский славился тем, что мастерски умел обращать на пользу Церкви религиозные чувства верующих, а Глембу, который прослыл не менее интеллигентным человеком, чем Примас, недоставало именно этого качества, не говоря уже об отсутствии опыта бюрократического управления и личного обаяния, что не менее важно, чем владение популистской терминологией. Вышыньский мог призвать народ к единству внутри Церкви и говорить с властями от имени человека, который отверг существующий режим своей эпической книгой «Non possumus». Столкнувшись с более молодым активистом движения «Солидарность» или каким-нибудь молодым священником, поддержанным Иоанном Павлом II или руководством «Солидарности», Юзеф Глемб мог полагаться только на авторитет своего положения и в этом смысле мог быть расценен как сторонник авторитарных методов управления церковными делами. Глемб смотрел на все переговоры с властями с точки зрения юриста, что предполагало участие в них экспертов, а подобный подход не позволял ему завоевать крепкое доверие со стороны рабочих и интеллектуальной оппозиции, которые только начали приобретать опыт демократического управления в рамках движения «Солидарность». И наконец, последнее: об этом никто не говорил открыто, но все прекрасно понимали, что со смертью кардинала Вышыньского самый что ни на есть настоящий Примас Польши находится в Риме.

И тем не менее после долгих и мучительных размышлений Иоанн Павел II все же остановил свой выбор на епископе Глембе. Новый архиепископ Гнезнинский и Варшавский был преданным священнослужителем и польским патриотом. Однако его избрание в качестве Примаса Польши не принесет успеха ни ему самому, ни Польской Церкви, ни даже тому человеку, который его назначил.

Три дня спустя после назначения архиепископа Глемба Примасом Польши начался очередной съезд польских коммунистов, который длился четыре дня и отличался необыкновенной хаотичностью и кипением страстей. Перед самым окончанием съезда произошла коренная перетряска всего Политбюро и Центрального Комитета партии. Эдвард Герек был смещен со своего поста и исключен из партии. Станислав Канья на время сохранил членство в партии, однако фундаментальные противоречия в польском обществе так и не были решены. Партия, продолжавшая настаивать на своей «руководящей роли» в общественной жизни, была решительно отвергнута большинством пробужденной к активности нации.

К концу июля Иоанн Павел все более настойчиво стал уговаривать врачей, чтобы те провели операцию раньше, чем планировали. Врачи предложили подождать до осени, когда будет намного прохладнее, и к тому же у них все еще были опасения, что недавно побежденный вирус может вновь заявить о себе. Однако Папа продолжал твердить, что чувствует себя хорошо и готов перенести любую операцию. При этом он добавил своему «синедриону», что, несмотря на их обширные познания в области медицины, он, оставаясь послушным пациентом, тоже имеет право голоса и должен объяснить им свои проблемы. Помимо всего прочего, он не хотел возвращаться в Апостольский дворец до полного выздоровления, чтобы ничто уже больше не напоминало ему о покушении. Всю жизнь, говорил он, я стремился защищать права человека, а сегодня «сам стал человеком», права которого должно уважать. На доктора Кручитти эти слова произвели большое впечатление. Папа напомнил врачам, что они далеко не оракулы и что каждый человек знает себя лучше, чем могут показать все известные науке приборы и тесты.

К концу разговора медики все же согласились с доводами Папы, и он сам назначил себе день операции - 5 августа, день празднования Богоматери Снегов. Длившаяся несколько часов операция прошла весьма успешно, и 14 августа Папа вернулся в Ватикан. А на следующий день он выступил перед собравшимися на площади Святого Петра 50 тысячами паломников и тем самым открыл торжественное празднество по случаю Успения Девы Марии. Это было невиданное по количеству собравшихся зрелище, тем более что происходило оно в то время, когда римляне обычно стараются покинуть Вечный Город и уехать куда-нибудь на лоно природы. Вечером того же дня Иоанн Павел улетел на вертолете в свою летнюю резиденцию Кастель-Гандольфо, где оставался до конца сентября.

5 сентября в Гданьске открылся первый съезд «Солидарности». В тот же день Советский Союз, и прежде никогда не отличавшийся особым политическим тактом, начал на Балтийском море проведение массированных военно-морских учений, включая высадку десанта на побережье Литвы и Латвии. Однако это не испугало 896 делегатов съезда, которые представляли интересы 9 484 000 членов «Солидарности». Их напряженная работа завершилась требованием провести свободные выборы в польский парламент, а также в местные органы власти. Кроме того, было выдвинуто требование самоуправления в промышленности и полной ликвидации так называемой «номенклатурной системы», в соответствии с которой на важные государственные посты назначались только члены правящей партии. Делегаты были настроены весьма радикально. Даже Лех Валенса подвергся резкой критике за слишком умеренные взгляды. Правда, он все-таки был избран лидером «Солидарности», но на сей раз за него проголосовали лишь пятьдесят пять процентов делегатов. Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза отправил своим польским товарищам гневное письмо, в котором первый съезд «Солидарности» был назван «отвратительной провокацией».

Съезд начался торжественной мессой, которую провел новый Примас Польши архиепископ Глемб. На следующий день Папа Иоанн Павел II выразил озабоченность советской реакцией на открытие съезда «Солидарности», заявив группе польских паломников в Кастель-Гандольфо, что «право нашего народа на независимость является непременным условием мира во всем мире». А во время самого съезда «голосом» Папы стал голос его старого краковского друга и единомышленника отца Юзефа Тишнера, капеллана съезда. Его проповедь на второй день работы съезда со всей очевидностью выявила всю гамму различий между движением «Солидарность» и правящим режимом, между христианской концепцией труда и его марксистским пониманием, причем это было сделано путем обращения к принципам христианского гуманизма, которые отец Юзеф на протяжении многих лет обсуждал с Каролем Войтылой:

...Мы должны посмотреть на проблему труда с высоты, как, например, смотрим на мир с вершин Татр, где берут начало воды Вислы. Сам обряд мессы побуждает нас к этому... Этот хлеб и это вино станут через минуту Телом и Кровью Сына Божьего. Этот обряд имеет глубочайшее значение... Если бы не человеческий труд, не было бы этого хлеба и этого вина. А без хлеба и вина не было бы среди нас Сына Божьего. Господь Бог приходит к нам не только через создание самой природы, священных деревьев, воды или огня. Бог приходит к нам прежде всего посредством созидания культуры - хлеба и вина. Труд, создающий хлеб и вино, прокладывает единственно верный путь к Богу. Но туда же приводит практически каждый вид деятельности. И наш труд тоже. И в этом смысле наша работа, работа каждого из нас, прокладывает путь к Богу...

Наша главная забота - сделать труд поляков независимым. Но независимость не означает разрыв с остальными. Труд - это прежде всего взаимодействие, взаимный договор, многосторонняя зависимость друг от друга. Труд создает общину людей...

Мы - живая история, то есть история, которая приносит плоды. Христос сказал: «Предоставь мертвым погребать своих мертвецов» (Мф. 8. 22). Давайте сделаем то же самое. Давайте займемся выращиванием плодов...

Единодушным решением всех делегатов проповедь отца Тишнера была включена в официальные протоколы съезда.

Два дня спустя Иоанн Павел II в первой социальной энциклике представил авторитетное мнение по поводу многих проблем, о которых так страстно молился его старый друг в Гданьске.

ЕВАНГЕЛИЕ ТРУДА

Современная католическая социальная доктрина уходит интеллектуальными корнями в Германию и Францию середины XIX в., однако ее окончательное формирование связано с Папой Львом XIII и с его знаменитой энцикликой «Rerum Novarum» [«О новых вещах»], появившейся на свет в 1891 г. Папа Пий XI в 1931 г. решил отметить сороковую годовщину этой энциклики историческим документом «Quadragesimo Anno» [«В год сороковой»]. Папа Иоанн XXIII продолжил эту традицию ив 1961 г. издал «Mater et Magistra» [«Мать и наставница»]. Папа Иоанн Павел II поначалу хотел продолжать этот обычай и отметить девяностолетие «Rerum Novarum» соответствующим документом, однако годовщина энциклики пришлась на 15 мая 1981 г., когда Папа уже два дня находился в больнице после покушения на его жизнь. Во время лечения он постоянно работал над своей социальной энцикликой, и 14 сентября 1981 г. она наконец-то была опубликована под названием «Laborem Exercens» [«Трудом своим»].

В этой энциклике Иоанн Павел в отличие от своих предшественников попытался усилить гуманистический аспект «социального вопроса» и сфокусировал внимание на социальной природе труда и достоинстве рабочего человека. И в этом смысле его энциклика, несомненно, является наиболее социальной за всю историю развития современной социальной доктрины католицизма. Более того, она является в высшей степени личностной, поскольку Иоанн Павел обратился к собственному трудовому опыту, что позволило ему всесторонне проанализировать нравственное значение человеческого труда.

Наиболее значимые с теологической точки зрения части энциклики раскрывают суть учения Иоанна Павла о роли труда в жизни человека. Только через труд люди приобщаются «к самому акту создания Творцом универсума» и выполняют тем самым первоначальную заповедь Бога «быть плодотворными, умножать результаты своего труда, наполнять землю трудом и подчинять ее». В работе человеческое существо призвано «подражать Богу». Труд - это призвание человека «с самого начала».

Благодаря работе люди начинают понимать, кто они такие, а не только что они делают и что производят. Рабочие - это высший класс общества, вне зависимости оттого, каким трудом они занимаются - сельскохозяйственным, индустриальным или художественным творчеством. А это означает, что только в работе - естественно, правильно понимаемой - человеческое существо всегда становится чем-то большим, чем просто производителем, старающимся произвести как можно больше. Именно такая нравственная, духовная или, другими словами, субъективная сторона дела придает труду его истинную ценность, а рабочему сообщает его особое, специфическое достоинство.

Работа тяжела. И все же именно она облагораживает человека, несмотря на все негативные последствия тяжкого труда. Именно в работе, пишет Иоанн Павел, «человек не только преобразует природу, приспосабливая ее к собственным нуждам, но и всемерно наполняет свою собственную природу, обогащает себя как человеческое существо и в известном смысле становится более человечным». Труд - это еще один сигнал трансцендентности обычной реальности, обратная сторона которой отмечена абсолютной истиной человеческого достоинства. Вот почему, следуя традиционной социальной доктрине католицизма, Папа Иоанн Павел II проповедует «принцип приоритета труда над капиталом» и отвергает так называемый «экономизм», который «рассматривает человеческий труд исключительно с точки зрения его экономических целей». Объявленный Папой приоритет труда над капиталом также затрагивает вопрос собственности. Иоанн Павел подтверждает право на частную собственность, но ставит его гораздо ниже социальных гарантий. Собственность должна обеспечивать человеку свободу, реализацию его творческих возможностей и тем самым служить всеобщему благу. Труженик должен иметь «свою долю ответственности и прилагать максимум творческих усилий в том деле, которым он занимается». Папа приходит к выводу, что участие в принятии решений и в распределении прибылей является несомненным выражением такой экономической системы, которая признает рабочего в качестве «истинного субъекта труда, обладающего собственной инициативой».

В размышлениях о «правах рабочих» Папа Иоанн Павел II защищает право на труд, право на справедливое вознаграждение и соответствующие ему льготы, а также право на организацию свободных профессиональных союзов, что само по себе уже предполагает право на забастовку. Все эти права давно уже стали традиционными темами для католической Церкви, как, впрочем, и подтверждение права на «семейный заработок», что означает доход, вполне достаточный для содержания семьи с одним работающим родителем. При этом Папа Иоанн Павел II придал своим идеям более современный вид, предложив такие альтернативные социальные льготы, как «семейные дотации или гранты одиноким матерям, самостоятельно воспитывающим детей». Мнение Иоанна Павла о том, что общество лишь выиграет, если матери будут более тщательно заниматься воспитанием детей, несомненно, могло оскорбить чувства сторонников феминизма, но оно было основано на личном опыте Папы, который неплохо знал попытки коммунистов разложить семью, вынуждая обоих родителей заниматься подневольным трудом. Как бы то ни было, Папа настаивал на том, чтобы мать не наказывали за рождение и воспитание детей нищетой и не подвергали «психологической или практической дискриминации» в том случае, если она решила посвятить себя исключительно воспитанию детей. Система аргументации по-прежнему основывалась на гуманистических идеях и предполагала конкретные способы обеспечения скользящего графика работы и щедрого вознаграждения в случае отпуска, связанного с осуществлением материнских прав и обязанностей.

Социальная доктрина католицизма всегда считала профессиональные союзы «движением солидарности» и важным инструментом утверждения социальной справедливости. Профсоюзы, говорил Папа, не должны заниматься исключительно повышением заработной платы или улучшением условий труда, хотя это само по себе важно. Они должны воспитывать у людей «субъективные» факторы труда, с тем чтобы рабочие могли не только получать большую зарплату, но и «реализовывать свои способности в самых различных направлениях».

Иоанн Павел очень часто использует в энциклике выражение «Евангелие труда», чтобы лишний раз подчеркнуть, что труд имеет духовное измерение, уходящее корнями в Божественное создание мира Творцом. Труд изначально был облагорожен Христом, который провел первую часть Своей короткой земной жизни в качестве простого плотника. Труд соприкасается с тайной Искупления в тот момент, когда труженик отождествляет тяготы труда со страданиями и смертью Спасителя. Поступая таким образом, труженик принимает участие «не только в развитии царства земного , но также и Царства Небесного» .

Насколько можно судить по теологическому окончанию энциклики, «Laborem Exercens» представляет собой еще одну главу задуманной Папой Иоанном Павлом II книги о христианском гуманизме. В ней отчетливо ощущается влияние польского поэта Норвида, воспевшего бессмертную силу «труда, воспринимаемого с любовью в качестве высочайшего проявления человеческой свободы». Таким образом, энциклика «Laborem Exercens» стала первым документом подобного рода, в котором главным теологическим вдохновителем выступил поэт.

Что же касается анализа современной мировой экономики, то здесь, видимо, энциклика менее убедительна. Экономические проблемы в «Laborem Exercens» остались на уровне экономики промышленной революции, а все драматические трансформации мировой экономики, порожденные компьютерной революцией, оказались за пределами ее досягаемости. Весьма спорными представляются также и некоторые другие аспекты энциклики. Так, например, в ней осуждается постоянно растущая стоимость сырья и энергии, хотя на многие сырьевые товары она за последнее десятилетие значительно снизилась. В документе также выражается озабоченность растущим загрязнением окружающей среды, хотя всем известно, что за последние годы уровень загрязнения в развитых странах пошел на спад. Энергичная защита Иоанном Павлом свободных профсоюзов и права на свободное объединение рабочих, несомненно, была серьезной поддержкой «Солидарности», однако не вполне ясное представление о путях и методах завоевания профсоюзами своего законного места в условиях свободной рыночной экономики заметно ослабляет весь анализ состояния современного тред-юнионизма.

Сразу после выхода в свет энциклика «Laborem Exercens» стала расцениваться наблюдателями как философская защита Папой движения «Солидарность». Однако она представляла собой нечто большее, чем просто защита. Ее бесспорная ценность заключается прежде всего в подробном и богато иллюстрированном анализе того достоинства, которое труд придает человеку, и в этом смысле она заметно обогащает всеохватывающий проект Иоанна Павла по возрождению гуманизма в двадцать первом веке.

ТАЙНА АГДЖИ

Мехмет Али Агджа был арестован на площади Святого Петра в день покушения 13 мая 1981 г. и сразу же препровожден в римскую тюрьму Ребиббия, где подвергся тщательному допросу. Суд над ним открылся 20 июля того же года во Дворце правосудия, где он предстал перед судьей Северино Сантьяпиччи и шестью присяжными. Суд начался с сообщения о результатах расследования. По словам самого Агджи, он был международным террористом, связанным с другими террористами подобного рода, и не делал никакого различия между терроризмом «левым» и «правым». При этом он уточнил, что, принимая решение о покушении на Папу единолично, он не желал понтифику смерти. Если бы он стремился к этому, то разрядил бы в него всю обойму, а не ограничился двумя выстрелами из пистолета, приобретенного им, по его собственным словам, в Болгарии. Показания Агджи изобиловали противоречиями и темными пятнами, которые так и не были проанализированы в обвинительном заключении. Суд был озабочен главным вопросом: покушался Агджа на Папу или нет.

С самого начала адвокат террориста, назначенный в установленном порядке, попытался оспорить юрисдикцию итальянского суда на том основании, что его подопечный был арестован за преступление, совершенное на территории государства Ватикан, а не в Италии. Суд отверг этот протест и сослался на весьма туманные положения Латеранского соглашения от 1929 г. между Святым Престолом и Италией. Во время этого спора Агджа встал и заявил об отводе своего адвоката, а потом выступил с краткой речью, в которой «абсолютно» отверг юрисдикцию итальянского суда и еще раз напомнил, что был арестован на территории «Ватикана... после того, как я дважды выстрелил в главу государства». Вслед за этим Агджа заявил, что подвергался пыткам во время допроса, призвал Ватикан действовать, как и положено независимому суверенному государству, и постоянно кричал, что не будет отвечать на вопросы суда и сотрудничать с ним в ходе разбирательства. Когда судья Сантьяпиччи спросил его, будет ли он отвечать на вопросы суда, он ответил:

- Я не буду этого делать. Я не признаю правомочность этого суда. Этот суд закончен, спасибо.

Почему Агджа выбрал именно такую линию поведения, до сих пор не ясно. Возможно, просто пытался выиграть время. Не исключено также, что он был крайне раздосадован тем обстоятельством, что ему не удалось скрыться с площади Святого Петра, или надеялся, что его освободят из римской тюрьмы. Можно даже предположить, что все это было проявлением самого обыкновенного упрямства, не более того. Как бы там ни было и что бы он ни предполагал, Агджа наотрез отказался сотрудничать с судом и тем самым косвенно признал свою вину, что намного облегчило задачу суда присяжных. В итоге Римский суд признал его виновным и 22 июля приговорил к пожизненному заключению. А на следующий день в тюрьме Агджа заявил своему адвокату, что отказывается подавать прошение о помиловании, что стало еще одной загадкой этого таинственного судебного дела.

Официальный вердикт Римского суда, в котором содержалось обвинительное заключение по этому тяжкому преступлению, был вручен осужденному судьей Сантьяпиччи 25 сентября 1981 г. На основании собранных к тому времени доказательств судья пришел к выводу, что Агджа действовал не один. «Зловещая фигура Мехмета Али Агджи, - говорилось в вердикте, - появилась в толпе паломников, чтобы исполнить почти с бюрократическим хладнокровием ту задачу, которую поставили перед ним другие люди, охваченные ненавистью и составившие основу заговора». И тем не менее судья не мог не признать, что «доказательства... не позволяют нам выявить состав участников или мотивы этого заговора...» Пока Агджа находится в тюрьме Ребиббия и в силу этого обстоятельства вне пределов досягаемости тех сил, которые могли бы заставить его замолчать навсегда, заметил он, расследование может продолжаться.

Кто же такой этот таинственный Мехмет Али Агджа? Первоначальные предположения западной прессы свидетельствуют о том, что Агджа был всего-навсего религиозным фанатиком, который попытался убить Папу Римского по причине сектантского фанатизма. Еще одна версия того времени описывает Агджу как ветерана ультранационалистической террористической организации «Серые волки» - турецкой банды фашистского толка, которая, по словам известного публициста Георгия Анне Гейера, «испытывает ненависть к Западу в целом, к христианству в частности и использует любую возможность для нападения на них».

Правда, нашлись такие, кто считал Агджу просто сумасшедшим. Однако ни одна из этих версий так и не получила должного рассмотрения. Если Агджа действительно был религиозным фанатиком, то почему в его биографии нет абсолютно никаких следов религиозного пиетета или даже сколько-нибудь серьезной исламской религиозной практики? Если же он был фанатично преданным своему делу фашистом или просто правым радикалом, то почему оставил в гостинице записку, явно рассчитанную на всеобщее внимание, в которой говорилось, что он застрелил Папу Римского, чтобы ускорить процесс освобождения Афганистана и Сальвадора? Связь Агджи с группами террористов, которых можно было бы причислить к «фашистам» или «правым экстремистам», несомненно, могла служить своеобразным прикрытием для совершенно других идеологических заказчиков. Если же он был просто сумасшедшим, то как ему удалось открыто путешествовать практически по всему миру и почему он оказался способен действовать вполне разумно и обоснованно в тех случаях, когда ему это было нужно?

Было ясно, что проблема установления личности Агджи так или иначе связана с проблемой мотивации. Почему он стрелял в Папу Римского?

В сущности, каждый симпатизирующий Папе поляк и даже те, кто таких симпатий не испытывал, были уверены в том, что Агджа действовал от имени и по поручению Советского Союза, либо напрямую, либо через каких-нибудь посредников. Причастность Советского Союза давала наиболее достоверный ответ на вопрос: кому это выгодно? Было совершенно ясно, что позиция Папы по многим вопросам представляла собой угрозу не только Варшавскому пакту, но и внутреннему порядку в самом Советском Союзе. Советские средства массовой информации - весьма показательный барометр настроений в Кремле - набросились с нападками на Иоанна Павла еще в начале 1981 г. Так, например, в марте один белорусский журнал назвал Папу «коварным и опасным идеологическим врагом», который еще в годы Второй мировой войны был неотъемлемой частью нацистско-ватиканского сговора с целью полного уничтожения польского народа. Кроме того, ему был навешен ярлык «злобного, презренного, услужливого и льстивого прислужника американского милитаризма», поющего под дудку своего «нового босса в Белом доме». Этот в высшей степени язвительный сарказм был самым непосредственным образом связан с Украинским Синодом 1980 г. Тогда же главный журнал Центрального Комитета Коммунистической партии Украины обозвал греко-католических епископов «сборищем политических трупов... сотрудничавших с немецко-фашистскими оккупантами». Связь Агджи с проживавшими в Риме и в других городах болгарами, по мнению поляков, также косвенным образом подтверждала причастность Советского Союза к этому покушению. Никто из людей, имевших продолжительный опыт проживания в стране - участнице Варшавского Договора, ни секунды не сомневался в том, что какой-то болгарин не может предпринимать какие-либо действия без согласования с Москвой.

Есть также некоторые свидетельства неудавшегося покушения Агджи на Леха Валенсу во время визита лидера «Солидарности» в Рим для встречи с Папой в январе 1981 г. Несмотря на то что Лех Валенса был весьма удобной и вполне доступной мишенью для террористической акции, он все же был человеком несколько другого масштаба, к тому же возглавляющим мощную и хорошо организованную структуру с большим количеством ярких лидеров, которые могли легко и безболезненно заменить его в любую минуту. А Иоанн Павел II был личностью более крупной и обладающей необыкновенной притягательной силой. Когда известие о безнадежной болезни кардинала Вышыньского достигло Москвы, что могло произойти уже к концу марта 1981 г., возникла идея нанести по Польше двойной удар. Если Иоанн Павел будет убит, а вскоре после этого умрет своей смертью кардинал Вышыньский, то вызванный этими событиями шок может до основания разрушить внезапно укрепившийся дух сопротивления поляков, который сам по себе представлял серьезную угрозу для Организации Варшавского Договора и всей советской империи.

Пока все эти предположения усиленно циркулировали среди поляков, ватиканских чиновников и многих других людей, Леонид Брежнев прислал быстро выздоравливающему Иоанну Павлу II прочувствованное послание, в котором говорилось: «Я глубоко возмущен покушением на Вашу жизнь. Желаю Вам скорейшего и полного выздоровления». А советская пресса стала в один голос возлагать всю ответственность за случившееся на Соединенные Штаты Америки. Папа Иоанн Павел II, утверждали советские средства массовой информации, стал непреодолимым препятствием для американской политики на Ближнем Востоке и в Сальвадоре.

Как бы то ни было, многие обстоятельства драматического покушения Агджи на жизнь Папы Римского 13 мая 1981 г., а также вопрос об истинных заказчиках этого преступления, вероятно, никогда не станут известны нам до конца. Предположение, что Агджа действовал самостоятельно и исключительно в силу религиозного фанатизма, не выдерживает сколько-нибудь серьезной критики, в особенности учитывая его финансовые возможности, маршруты передвижения, многочисленные контакты, использованное оружие и всю его предыдущую биографию. Соответствующие советские архивы все еще остаются недоступны, но даже если они будут в конце концов открыты, вряд ли исследователи найдут там что-то такое, что могло бы пролить свет на это таинственное покушение. Все главные участники советского заговора, если таковой действительно существовал, уже давно отошли в мир иной. Именно поэтому расследование всех обстоятельств покушения Мехмета Али Агджи на Папу Римского будет продолжено, если появятся новые документальные источники информации. Самый простой и наиболее интригующий ответ на вопрос «кому выгодно?» всегда будет подпитывать различного рода предположения о том, что Советский Союз вряд ли можно считать совершенно непричастным к этому делу.

Что же касается самого объекта покушения, то он не обнаруживает никакого интереса к поискам документально доказанного ответа. За день до тех трагических выстрелов Папа Иоанн Павел II прочитал небольшой отрывок из Нового Завета, представляющий собой часть вечерней молитвы: «Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища кого поглотить» (1 Петр. 5. 8). В этом кратком тексте Иоанн Павел нашел ответ на вопрос, почему в него стреляли. В мире есть зло, и имя ему легион, и проявляет оно себя через людей. Нет никакой необходимости в поиске более точного определения мотивов этого преступления, и, в сущности, ни одно из них не может быть более ясным и более интересным.

ВМЕШАТЕЛЬСТВО В ДЕЛА ИЕЗУИТОВ

Вскоре после возвращения в Ватикан из своего осеннего послеоперационного пребывания в резиденции Кастель-Гандольфо Иоанн Павел II решительно вмешался в дела внутреннего управления Общества Иисуса - самой престижной мужской организации католической Церкви, известной под названием ордена иезуитов. 5 октября 1981 г. он назначил своим «персональным делегатом» для управления орденом отца Паоло Деззу, а в качестве его заместителя - отца Джузеппе Пито. Этот беспрецедентный акт был кульминацией многолетней напряженности в отношениях между Ватиканом и Обществом Иисуса, вызванной требованием Святого Престола обновить деятельность иезуитов и наполнить ее новым, более современным содержанием.

Принимая выдвинутое в XVI в. Игнатием Лойолой предложение о создании элитной религиозной общины, которая отличалась бы духовной стойкостью, высоким интеллектуальным уровнем, храбростью, самоотверженностью, исключительной дисциплиной и яростной приверженностью папству, католическая Церковь шла на значительный риск. Любая элитарность всегда влечет за собой ревность, зависть, фракционность, всевозможные интриги и в конечном итоге - борьбу за власть. Однако все эти трудности были мало известны в период до Реформации и даже в ходе ожесточенной борьбы с ней. Перед Обществом Иисуса стояли задачи совершенно иного рода: самоуправляемое, самосохраняемое и самообеспечивающееся элитное сообщество клерикалов не впадет в ересь, не перейдет на другую доктринальную и дисциплинарную орбиту, так как постоянно будет находиться под влиянием епископа Рима и сохранит приверженность авторитетной власти католической Церкви. И если это элитное сообщество когда-либо ослабит связь с Церковью или откажется беспрекословно повиноваться ей, то неизбежно выродится в клику изгоев, номинально связанных с материнской Церковью, но убежденных в своем интеллектуальном и духовном превосходстве, что позволит ему продвигаться по своему особому пути.

Каждая великая религиозная харизма в истории католицизма неизбежно несет в себе известное искушение. Такими были искушение францисканцев и соблазн слащавой духовности святого Франциска Ассизского, искушением для доминиканцев стал изощренный интеллектуализм, а главная цель святого Доминика была искажена стяжательством сгруппировавшихся вокруг него высокоинтеллектуальных священников. Бенедиктинцы, неукоснительно следуя заведенному еще в VI в. святым Бенедиктом правилу хранить единство и стабильность общины, стали жертвой обязательства пожизненно оставаться в стенах своего монастыря и таким образом поддались искушению самодовольства и гордыни. Что же до иезуитов, то они с некоторых пор стали испытывать искушение самодостаточности, что неизбежно приводило к гордыне и ощущению большей святости, чем само освященное традицией руководство Церкви. И в этом смысле возникало еще одно искушение: не считаться с мнением церковных авторитетов.

Случилось ли все это с Обществом Иисуса сразу после Второго Ватиканского Собора? Международное руководство Общества настойчиво отрицает этот факт, но некоторые иезуиты, глубоко озабоченные развитием своей общины, недвусмысленно указывают на то, что именно после Собора обнаружились столь драматические изменения в процессе обучения и воспитания молодых членов Общества. Собор, по их мнению, заметно притупил интеллектуальную жизнь общины, ослабил некогда строгую дисциплину и заменил одухотворенный психологизм предсоборной жизни чрезмерно спокойным жизненным стилем, когда трудно отделить чисто религиозные добродетели от мирской суеты и различного рода коррумпированности. Те иезуиты, которых беспокоило постсоборное направление их деятельности, были всецело преданы социальной доктрине Церкви, а некоторые из них относились к числу наиболее способных и последовательных ее исполнителей. Однако они были убеждены в том, что иезуит Фернандо Карденаль, возглавив правительственную программу ликвидации неграмотности в Никарагуа, то есть пойдя в услужение самопровозглашенному марксистско-ленинскому режиму, подверг тем самым свое духовное звание серьезной угрозе. Они также осудили выступающего за разрешение абортов члена Общества Иисуса Роберта Дринана, члена палаты представителей американского конгресса от штата Массачусетс. И они, естественно, интересовались, почему руководство Общества Иисуса не обращает никакого внимания на все эти новые формы политического клерикализма. Некоторые иезуитские теологические факультеты по всему миру, некогда слывшие наиболее ортодоксальными в доктринальном смысле, в последнее время встали на путь совершенно недопустимых теологических спекуляций, вызвав резкую критику даже со стороны своих коллег. А у ведущих иезуитских интеллектуалов за последнее время вошло в привычку публично бросать открытый вызов учению Церкви и даже сомневаться в мудрости ее официальных проповедников.

Разумеется, количество членов Общества Иисуса само по себе не говорило о состоянии этой общины, но резкие демографические изменения также не могли не вызывать беспокойства. Так, например, в 1965 г., в момент окончания работы Второго Ватиканского Собора, иезуитов насчитывалось около 36 тысяч, а к 1975 г. в результате слабой работы по набору новых членов и уходу старых численность общины сократилась до 29 тысяч. Причем эта тенденция сохранилась и в последующие годы, включая 1980-е, хотя в некоторых странах, таких, как Индия, пополнение общины заметно усилилось. И все же Общество Иисуса продолжало оставаться наиболее влиятельной религиозной общиной среди всех римско-католических организаций. Исторически сложилось, что именно иезуиты всегда были ведущей организацией, и поэтому тот путь, по которому развивалось Общество Иисуса после Второго Ватиканского Собора, многими был признан в качестве наиболее перспективного. В конце концов именно это направление развития общины получило поддержку и было с энтузиазмом подхвачено членами 32-й Генеральной Конгрегации в 1974 г.

11 декабря 1978 г. Генерал Общества Иисуса Педро Аррупе, харизматический баск, стоявший во главе иезуитов с 1965 г., получил первую аудиенцию у Папы Римского, чтобы засвидетельствовать верность Общества новому Папе. Десять месяцев спустя, в сентябре 1979 г., на ежегодной Конференции иезуитов, где был рассмотрен вопрос о международной деятельности Общества, Иоанн Павел обратился к ним по инициативе отца Аррупе. Обращение было довольно резким и вызвало в Обществе самый настоящий шок.

За столь малый срок, уточнил Папа, он не мог в полной мере оценить положительную деятельность Общества. Однако он заявил следующее:

- Хочу сказать, что ваша община давно уже вызывала серьезную озабоченность у всех моих предшественников, а также у папы, который сейчас говорит с вами.

В дополнение к этим весьма неприятным высказываниям Иоанн Павел II напомнил, что еще Иоанн Павел I хотел послать отцу Аррупе критический отзыв о деятельности Общества, но не успел сделать этого до своей внезапной кончины. Поэтому Папа Иоанн Павел II ставит в известность членов Общества об этом послании и выражает свое полное с ним согласие.

В июне 1979 г. отец Аррупе начал вести тайные переговоры с генеральными ассистентами - самыми высокопоставленными помощниками и советниками - насчет своей будущей отставки. При этом он часто напоминал, что избран Генералом не пожизненно, а до того времени, пока у него будет достаточно сил для выполнения своих непосредственных обязанностей. И вот настал тот момент, когда силы иссякли и пора найти замену. Ассистенты долго обсуждали создавшееся положение между собой и с отцом Аррупе. Через полгода, 3 января 1980 г., отец Аррупе вновь встретился с Папой Римским, чтобы договориться о следующей встрече с генеральными ассистентами, на которой они могли бы высказать свою точку зрения на будущее Общества и тем самым определить, каким образом это могло бы соответствовать главным направлениям деятельности понтификата. Иоанн Павел согласился с его доводами, но время встречи так и не было назначено.

Отец Аррупе продолжал обдумывать все детали своей предстоящей отставки. В феврале 1980 г. он наконец-то сообщил четырем генеральным ассистентам, что решил уйти окончательно. В течение первой недели марта он потребовал проведения консультативного голосования среди генеральных ассистентов по поводу своей отставки, ссылаясь при этом на свой возраст как на самое важное препятствие для осуществления руководства Обществом согласно его законам. После недели горячих дискуссий генеральные ассистенты в конце концов согласились с тем, что почтенный возраст Генерала является достаточно серьезной причиной для ухода с поста. Это решение было передано Генералу через старшего ассистента, американца по происхождению отца Винсента О'Кифи. В соответствии с установленной процедурой восемьдесят пять иезуитских провинциалов всего мира обсудили вопрос о предстоящей отставке Генерала и подавляющим большинством голосом выразили согласие с таким решением.

В соответствии с законами Общества Иисуса отец Аррупе должен был созвать Генеральную Конгрегацию, высший законодательный орган иезуитов, который только и мог принять окончательное решение об отставке Генерала. Аррупе объявил это Иоанну Павлу во время частной встречи с ним 18 апреля 1980 г., отец О'Кифи, как обычно, должен был присутствовать на этой встрече, но на сей раз его попросили остаться за дверью комнаты, где проходила аудиенция. Это заставило его немного понервничать. Позже он скажет, что отец Аррупе вел себя в присутствии Папы «как ребенок» и даже передвигался так, словно у него вместо ног «спагетти», хотя в нормальной обстановке он никогда не испытывал никаких затруднений в общении с другими людьми. Иоанн Павел выразил искреннее удивление тем, что дискуссия об отставке тянулась так долго, и спросил, имеет ли он согласно законам иезуитов право вмешиваться в процедуру отставки Генерала. Аррупе пояснил, что не имеет, хотя по существующему обычаю Папу всегда информировали о предстоящей Генеральной Конгрегации и обсуждали с ним повестку дня. После этого Иоанн Павел спросил, что станет делать Генерал, если Папа попросит его не уходить в отставку. Аррупе ответил, что Папа стоит выше по должности и он не может этого не учитывать. Иоанн Павел завершил аудиенцию, пообещав хорошенько подумать и письменно сообщить о своем решении.

Две недели спустя, 1 мая, Иоанн Павел прислал отцу Аррупе письмо с просьбой не уходить в отставку и не созывать по этому поводу Генеральную Конгрегацию ради блага Церкви и самого Общества Иисуса. После возвращения из Африки, продолжал уговаривать Папа, они возобновят диалог, чтобы решить важную проблему. Генеральные ассистенты Аррупе решили, что наконец-то состоится их долгожданная встреча с Папой, однако, судя по всему, Иоанн Павел имел в виду нечто иное.

30 декабря трое генеральных ассистентов, отчаявшись организовать встречу с Папой для Аррупе и себя лично, остановили Иоанна Павла в иезуитской резиденции неподалеку от своей церкви, где Папа только что закончил традиционную мессу с членами иезуитской общины Рима, посвященную окончанию года. Когда отец Аррупе привел Папу в дом для встречи с молодыми иезуитами, трое его ассистентов преградили им путь, окружили Папу и сказали:

- Святой отец, мы - главные советники отца Аррупе, мы писали вам о наших проблемах и сейчас надеемся, что вы найдете время для встречи с ним, потому что мы оказались в очень трудном положении.

Иоанн Павел ответил:

- Sara presto [Это произойдет очень скоро].

А когда он и сопровождающие его лица уезжали, монсеньор Дзивиш еще раз заверил Аррупе, что такая встреча действительно скоро произойдет. Она состоялась 17 января 1981 г., но стороны не достигли согласия. Между тем итальянская пресса вовсю продолжала спекулировать на разногласиях между Папой и Педро Аррупе или, точнее сказать, между Ватиканом и Обществом Иисуса.

Очередная встреча произошла 13 апреля 1981 г. Иоанн Павел заявил Аррупе, что серьезно обеспокоен тем, как может повести себя Генеральная Конгрегация без такого авторитетного руководителя. Этой Генеральной Конгрегации предстояло утвердить отставку Аррупе, избрать его преемника, которым могли стать либо отец О'Кифи, либо отец Жан Ив Кальве, еще один генеральный ассистент из Франции, а также заняться всеми остальными делами, которые будут внесены в повестку дня. Иоанн Павел также напомнил, что Папа Павел VI был в 1974 г. чрезвычайно озабочен предполагаемыми результатами 32-й Генеральной Конгрегации. Папа Иоанн Павел II, вероятно, полагал, что уход в отставку отца Аррупе ухудшит ситуацию во время проведения 33-й Генеральной Конгрегации. Отец Аррупе всячески отрицал, что Генеральная Конгрегация бросила вызов и отказалась повиноваться Папе Павлу VI, а вскоре написал Папе пространное письмо, в котором всеми силами защищал ее деятельность. Эта встреча завершилась настойчивым заверением Иоанна Павла, что диалог непременно будет продолжен в самое ближайшее время. А через месяц прозвучали выстрелы в Папу.

7 августа, возвращаясь из поездки на Филиппины, отец Аррупе перенес сердечный приступ в международном аэропорту Леонардо да Винчи и был немедленно направлен в больницу Сальваторе Мунди. Закупорка артерии привела к параличу левого полушария мозга и всей левой части тела. Отец О'Кифи исповедал разбитого параличом Генерала, отослал телеграммы о его болезни всем провинциалам Общества Иисуса, а также сообщил о случившемся кардиналу Касароли, попросив того оценить ситуацию и дать совет. Касароли, в свою очередь, попросил разрешения повидаться с больным Аррупе. Отец О'Кифи ответил, что врачи не рекомендуют допускать каких бы то ни было волнений и эмоциональных срывов во избежание нового сердечного приступа. Когда выяснилось, что Генерал Аррупе вполне способен принимать решения и отдавать себе отчет в происходящем, они вместе вошли к нему в палату и спросили, не желает ли тот назначить своего викария временно исполняющим обязанности руководителя Общества Иисуса на период его болезни. Аррупе охотно согласился.

- Кого вы хотели бы видеть в качестве заместителя? - спросили они.

Он указал на отца О'Кифи. Кардинал Касароли и провинциалы Общества Иисуса были немедленно оповещены о новом назначении с соответствующим указанием на статью 787 Устава Общества.

Несколько недель спустя врачи отца Аррупе вызвали отца О'Кифи и других ассистентов и поставили их в известность, что с медицинской точки зрения Аррупе «не может больше занимать какой-либо ответственный пост». Они также сообщили, что Аррупе вполне в состоянии принять кардинала Касароли. По пути в больницу Сальваторе Мунди тот заехал за отцом О'Кифи в иезуитский генералитет и всю дорогу они обсуждали предстоящую встречу с Аррупе. О'Кифи продолжал уговаривать кардинала Касароли, чтобы тот разрешил созвать Генеральную Конгрегацию, поскольку Общество Иисуса, по его мнению, не может эффективно управляться простым Генеральным викарием. Касароли отверг это предложение. Когда они прибыли в больницу, он попросил О'Кифи прочитать Аррупе личное послание Папы Римского, в котором выражалась его симпатия больному, подчеркивалось, что они оба нуждаются в скорейшем выздоровлении, а также высказывалось пожелание всего наилучшего. На обратном пути отец О'Кифи снова попытался оказать давление на кардинала Касароли и даже заявил, что вынужден будет написать письмо Папе, чтобы добиться его согласия на созыв Генеральной Конгрегации. Касароли согласился с таким предложением и даже добавил, что будет лично держать Папу в курсе всех дел.

Письмо было готово к 3 сентября. В нем говорилось, что Аррупе неспособен в данный момент исполнять свои непосредственные обязанности, и высказывалось предложение, чтобы Генеральный викарий как можно скорее созвал Генеральную Конгрегацию. Однако поскольку именно против этого так решительно выступал Папа Римский, отец О'Кифи и другие ассистенты настойчиво пытались объяснить ему, что, по их мнению, ситуация кардинально изменилась. Подобные письма были отправлены всем иезуитским провинциалам. Отец О'Кифи передал письмо кардиналу Касароли, а тот пообещал, что непременно вручит его Папе. Он также заверил, что все проблемы будут решены только тогда, когда Папа полностью поправится и вернется в октябре из Кастель-Гандольфо в свою резиденцию.

Однако решение оказалось совершенно не таким, каким оно представлялось отцу Аррупе и его генеральным ассистентам. 6 октября, когда отец О'Кифи проводил встречу, в зал вошел секретарь Аррупе и сообщил, что звонил кардинал Касароли и просил о встрече с Аррупе, который находился в лазарете в штаб-квартире Общества Иисуса. О'Кифи спросил, не хочет ли тот поговорить также и с Генеральным викарием, на что секретарь ответил:

- Нет, в этом нет необходимости.

Когда кардинал Касароли прибыл в иезуитский лазарет, О'Кифи перехватил его перед входом в палату Аррупе. Касароли сказал, что хотел бы переговорить с отцом Аррупе с глазу на глаз, и попросил О'Кифи остаться в коридоре. Тот ждал у двери около пятнадцати минут, а потом его пригласили в палату. Оказалось, кардинал просто не мог понять, о чем говорит отец Аррупе. О'Кифи сразу обратил внимание на какие-то документы, лежавшие на небольшом кофейном столике, внимательно выслушал Аррупе, а потом сообщил Касароли, что тот хочет, чтобы О'Кифи организовал кардиналу Касароли встречу с отцом Паоло Деззой. О'Кифи ответил, что непременно сделает это, оставил кардинала в больничном вестибюле, отправился к Деззе и вернулся с ним обратно. Отец Аррупе показал рукой на документы и попросил О'Кифи прочитать их. Это было письмо Папы Иоанна Павла II: в нем он назначал отца Деззу, которому через пару месяцев должно было исполниться восемьдесят лет, своим «персональным делегатом»; в его обязанности отныне входило управление Обществом Иисуса вплоть до особого распоряжения. А заместителем и помощником отца Деззы становился отец Джузеппе Пито, бывший ректор университета Софии в Токио, а также бывший провинциал в Японии.

Таким образом, нормальное управление Обществом Иисуса было приостановлено, а созыв 33-й Генеральной Конгрегации откладывался на неопределенное время. О'Кифи был заметно озадачен и спросил Аррупе:

- Ну и до каких пор, по-вашему, это будет продолжаться? Аррупе ответил:

- Не знаю. Вам нужно поговорить об этом с отцом Деззой.

После этого отец О'Кифи направился на переговоры с другими ассистентами, а вечером того же дня переговорил с отцом Деззой, который уже знал о письме Папы. Самое главное, что они должны были безотлагательно решить, как сообщить об этом всем членам Общества Иисуса. Иезуитский генералитет и Ватикан решили, что вплоть до конца октября на эту новость будет наложен запрет, а к тому времени иезуиты во всем мире будут оповещены в частном порядке. Первое сообщение об этом решении появилось в одной испанской газете в конце октября, после чего новость сразу же подхватили итальянские газеты, и отец Дезза вынужден был согласиться с отцом О'Кифи, что необходимо снять всяческие запреты на информацию. Для иезуитов во всем мире это был самый большой шок после того, как Папа Клемент XIV в 1773 г. запретил Общество Иисуса.

Вмешательство Папы в дела Общества привело в ярость всех, кого устраивало руководство Аррупе и кто надеялся, что положение дел не изменится и при избранном им преемнике. Совершенно неубедительной представляется точка зрения, что все происшедшее - результат недоразумения, основанного на взаимном непонимании того, что случилось на 32-й Генеральной Конгрегации. После Второго Ватиканского Собора религиозная жизнь во всех монашеских орденах пришла в состояние упадка, и хотя Папа Иоанн Павел II вряд ли считал, что положение дел в Обществе Иисуса хуже, чем в других орденах, он все же верил, что пора подумать о переменах. И если бы он не ценил так высоко уникальную харизму Общества и ту роль, которую оно продолжало играть в процессе реализации решений Второго Ватиканского Собора, не отдавал должное огромному потенциалу иезуитов, то вряд ли решился бы на открытое вмешательство в его внутренние дела, о чем Папа неоднократно говорил отцу Деззе и отцу Пито.

Вмешательство Папы было своего рода шоковой терапией, главная цель которой заключалась в прекращении ожесточенной конфронтации внутри самого Общества, а также между Обществом в целом и высшим руководством католической Церкви, что само по себе уже создавало благоприятные условия для укрепления взаимного доверия. Иоанн Павел II, очевидно, полагал, что на 33-й Генеральной Конгрегации, руководимой отцом О'Кифи, подобные вещи будут просто невозможны. То, что О'Кифи и другие ассистенты отца Аррупе не видели абсолютно никакой необходимости в таких весьма драматических переменах, стало очевидным, когда обнаружились их настойчивые усилия добиться от Папы согласия на проведение очередной Генеральной Конгрегации в наиболее выгодных для себя условиях, пока все бразды правления в Обществе Иисуса находились в надежных, то есть их собственных руках. Фундаментальные различия в подходах к оценке сложившейся ситуации требовали совершенно неординарных мер, и Папа Иоанн Павел II нашел их, лично и весьма решительно вмешавшись в руководство Обществом Иисуса.

Оставалось лишь немного подождать и по реакции иезуитов определить, достаточно ли эффективны подобные меры со стороны Иоанна Павла и его соратников.

СОСТОЯНИЕ ВОЙНЫ

Через две недели после памятного визита кардинала Касароли к иезуитам вновь обострилась ситуация в Польше. 18 октября 1981 г. Станислав Каня был смещен с поста Первого секретаря Центрального Комитета партии, а его место занял Председатель правительства генерал Войцех Ярузельский, в руках которого сконцентрировалась практически вся полнота власти - военная, административная и партийная. В ноябре того же года политический кризис обострился еще больше, когда по северной части страны прокатилась волна нелегальных забастовок, участники которых протестовали против быстро ухудшающегося экономического положения. 21 ноября Леонид Брежнев направил Войцеху Ярузельскому письмо, в котором еще раз выразил озабоченность тем, что в Польше «нет никаких возможностей спасти социализм», пока не будут предприняты «самые решительные меры по борьбе с классовым врагом».

Папа Иоанн Павел II был полностью согласен с первой частью утверждения Брежнева. Встречаясь в начале ноября в Риме с группой польской интеллигенции, поддерживающей движение «Солидарность», он обнадежил их заверением, что освободительное движение в Польше носит необратимый характер. Люди, вновь обретшие давно утраченное чувство собственного достоинства, никогда не пойдут на бездумные уступки правящему режиму. С коммунизмом в Польше покончено раз и навсегда. Поляки достигли завершающего этапа борьбы и непременно одержат победу, даже если для этого потребуется много времени. Однако Иоанн Павел и его собеседники чувствовали, что обстановка накаляется, и именно поэтому их встреча закончилась раньше запланированного времени. Лидеры «Солидарности» прекрасно понимали, что в этот трудный момент они должны быть на родине, пока гром не грянул. Предчувствуя приближающуюся грозу, они оставили Рим, разделив с Папой общую озабоченность судьбой своей страны.

Пока Польша приближалась к тому, что многие поляки называли драматическим поворотом в истории страны, Папа Иоанн Павел II продолжал работать в привычном для него сумасшедшем темпе. В промежуток времени между 18 октября, когда Ярузельский был назначен Первым секретарем ЦК, и второй неделей декабря Папа встретился с тринадцатью различными группами епископов - из Анголы, Сан-Томе, Судана, Ганы, Берега Слоновой Кости, Северной Африки, Мали и пяти регионов Италии. 11 ноября того же года Папа начал третью серию выступлений по вопросам теологии тела, прерванных выстрелами на площади Святого Петра. Первое из этих обращений начиналось шутливым замечанием Папы: «После затянувшейся паузы мы сегодня продолжим наши размышления...» А своим посланием от 12 ноября, посвященным 750-й годовщине со дня смерти святой Елизаветы Венгерской, Иоанн Павел предпринял очередную попытку собрать воедино Венгерскую Католическую Церковь. Десять дней спустя Папа подписал апостолическое послание «Familiaris Consortio» [«Семейное единство»], завершив тем самым Синод 1980 г. по проблемам семьи.

8 декабря, в день празднования Непорочного Зачатия Девы Марии, Иоанн Павел отслужил торжественную мессу в базилике Санта-Мария Маджоре и возобновил акт освящения, которым епископы, отмечавшие 1550-летие со дня Эфесского Собора, подтвердили свою приверженность Церкви и всего мира Деве Марии. Незадолго до этого Иоанн Павел благословил мозаичную икону Марии, Матери Церкви, которая была размещена на углу Апостольского дворца, выходящего на площадь Святого Петра. Это был первый образ Марии среди 153 статуй на вершине базилики Святого Петра и ее многочисленных колонн. Через три дня Иоанн Павел посетил лютеранскую церковь в Риме, где усердно молился вместе с ее руководством и всеми прихожанами.

Между тем экономическая ситуация в Польше с каждым днем ухудшалась, что вызывало дальнейшее обострение в отношениях между лидерами «Солидарности» и польским правительством. Национальная валюта практически обесценилась, медицинское обслуживание стало недоступным простым гражданам, а молоко и многие продукты детского питания исчезли с прилавков магазинов. 28 ноября Центральный Комитет Польской объединенной рабочей партии дал указание коммунистам в парламенте голосовать за введение в стране чрезвычайного положения и предоставление правительству чрезвычайных полномочий, включая право на запрет несанкционированных забастовок. Для лидеров «Солидарности», которые уже подошли к опасной черте подрыва своего авторитета среди членов движения, это означало попытку ликвидировать практически все завоевания августа 1980 г. В их распоряжении оставалось единственное оружие - угроза 24-часовой забастовки в случае обсуждения подобного закона и всеобщей бессрочной забастовки в случае его принятия парламентом. Пытаясь добиться от правительства продолжения диалога, архиепископ Глемб отправил письма всем членам польского сейма, генералу Ярузельскому, Леху Валенсе, а также членам Независимого студенческого союза с просьбой соблюдать сдержанность в своих действиях. Но было уже слишком поздно. Вероятно, подобные меры были запоздавшими даже 4 ноября, когда Ярузельский встречался с Примасом Польши и лидерами «Солидарности» с целью организации и проведения нового диалога и создания «Фронта национального согласия».

С 11 по 12 декабря Национальная координационная комиссия движения «Солидарность» провела чрезвычайный пленум в Гданьске, где попыталась определиться с выбором позиции. Те, кто хотел дозвониться до них или послать телекс около полуночи, неожиданно обнаружили, что это невозможно. К этому времени уже началась попытка государственного переворота, организованного генералом Ярузельским.

12 декабря ровно в 23.57 все 3,4 миллиона частных телефонов в Польше были одновременно отключены, а по всей стране на дорогах установлены блок-посты. По улицам Варшавы загрохотали танки, а почти все лидеры «Солидарности» были арестованы в гданьских гостиницах. Лех Валенса был задержан на своей квартире после того, как наотрез отказался искать убежище в более надежных местах. Генерал Ярузельский, опасавшийся, что любое промедление может вызвать яростную реакцию рабочих Гданьска, решил действовать энергично и обезглавить движение «Солидарность» быстрыми арестами его руководителей, собравшихся на пленум Национальной координационной комиссии. Проснувшиеся воскресным утром 13 декабря поляки вдруг обнаружили, что их страна оккупирована и захвачена собственной армией при поддержке службы безопасности, чьи мощные компьютеры, установленные в Гдыне, содержали адреса всех подозрительных граждан. В течение одной ночи аресту подверглись более четырех тысяч мужчин и женщин.

Таким образом, коммунисты лишились возможности ввести законное военное положение, а то, что произошло, можно было назвать только «состоянием войны». Именно об этом заявил генерал Ярузельский во время обращения к нации в 6 часов утра. Когда он объявил о создании Военного совета национального спасения, поляки сразу же сообразили, что произошло в стране. Власть объявила войну обществу.

В воскресенье в 5 часов утра Примас Польши был извещен о том, что генерал Ярузельский вот-вот введет в стране военное положение и это может случиться буквально в течение часа. Архиепископу Глембу также сообщили, что он будет волен свободно перемещаться по стране, а если ему понадобится телефон, то он может воспользоваться одним из аппаратов в Совете министров, расположенном в полутора милях от его резиденции. Что же до Папы Иоанна Павла II, то он был извещен об этом событии примерно в час ночи, когда посол Польши в Италии позвонил ему и сообщил о решении Войцеха Ярузельского ввести в стране «временные чрезвычайные меры». И поскольку все телефонные линии в Польше были одновременно отключены, Папа не имел ни малейшей возможности связаться со своими епископами или с кем бы то ни было.

На следующий вечер на площади Святого Петра прозвучал молебен за Польшу. Иоанн Павел обратился к тысячам собравшихся на площади людей из окна своего кабинета и шесть раз произнес слово «солидарность» в благодарность за то, что они проявили озабоченность по поводу событий на его родине. В среду во время очередной встречи с верующими Папа еще чаще употреблял это слово и даже вспомнил популярный лозунг «Солидарности»: «Чтобы Польша была Польшей», заявив о том, что поляки борются за свободу и за свои права «оставаться самими собой». Заявления Папы, сделанные в воскресенье и в среду, были сразу же переданы по ватиканскому радио - единственному средству общения Польши с внешним миром.

В некоторых частях страны начались акты насилия. Дольше всех продолжала сопротивление Силезия, и репрессии там были наиболее жестокими. Близ Катовице 1300 горняков забаррикадировались в шахте «Пяст» и находились там до окончания Рождества. Попытка освободить шахту 16 декабря с помощью слезоточивого газа и резиновых пуль закончилась гибелью девяти шахтеров и четырех полицейских. Более сорока человек были ранены. Иоанн Павел направил послание Войцеху Ярузельскому, в котором потребовал «немедленного и полного прекращения кровопролития». При этом он воззвал к «вашей совести, генерал, и к совести тех, кто должен был решить эту проблему».

Похоже, именно генерал Ярузельский решил этот важный вопрос. О том, что Советский Союз планировал вторжение в Польшу в декабре 1981 г., нет никаких данных. Более того, советское руководство отклонило просьбу Ярузельского послать туда небольшой контингент советских войск после введения в стране военного положения. (Ярузельский, человек далеко не глупый, вероятно, надеялся заручиться поддержкой своих сторонников в Москве.) Военное положение в Польше было введено в декабре 1981 г. не потому, что это был единственный способ предотвратить советское вторжение, а потому, что Ярузельскому не удалось сделать то, что удалось Владиславу Гомулке в 1956 г., - запугать народ советской угрозой и с помощью этой угрозы навести в стране порядок.

Генерал Ярузельский не был предателем. Он не хотел советского вторжения в Польшу, к которому стремились все твердолобые коммунисты в стране, и не хотел полного уничтожения лидеров движения «Солидарность», когда они все оказались под его непосредственной властью. Однако это могли сделать советские власти в декабре 1980 г., а польские коммунисты - в декабре 1981 г. Он неправильно истолковал угрозу советского вторжения и упустил возможность ускорить процесс обретения Польшей независимости от советского влияния. Советский Союз в декабре 1981 г. уже не имел никакой возможности вмешаться во внутренние дела Польши. Ярузельский настолько твердо держал власть, что мог подавить даже наиболее твердолобых своих сторонников из числа коммунистов, если бы, конечно, дело дошло до этого. Единственным разумным объяснением того, почему он предпринял все эти действия, вместо того чтобы взять курс на национальное примирение и консолидацию национальных сил, является тот факт, что Папа Римский, Польская Церковь и руководство движения «Солидарность» считали его убежденным коммунистом.

Кароль Войтыла всегда любил Рождество, но Рождество 1981 г. было для него, несомненно, наименее счастливым после окончания Второй мировой войны. Накануне Рождества в 6 часов вечера на подоконнике Апостольского дворца появилась свеча - Иоанн Павел выразил таким образом символическое сочувствие соотечественникам и поддержал Польшу в ее освободительной борьбе, начало которой положили два швейцарских священника - Морис Грабер, протестант, и Андре Бабель, католик. Его традиционное рождественское благословение «Urbi et Orbi» заканчивалось особым поздравлением «моим любимым и дорогим соотечественникам» и в особенности всем тем, «кто страдает, кто оторван от родных и близких, кто оказался жертвой репрессий, пребывает в отчаянии». А в своем новогоднем послании в 1982 г. по поводу Всемирного дня Мира Папа решительно отверг «фальшивый мир тоталитарных режимов». В тот же самый день он поблагодарил всех, кто посвятил свою молитву Польше, и попросил их продолжать это благородное дело, потому что это «важно... не только для одной страны, но и для всей истории человечества».

Он говорил как истинный польский патриот, но на самом деле представлял собой нечто большее. Культурологическая точка зрения на всеобщую историю давала ему возможность глубже познать историю собственной страны и перешагнуть границы национализма, а также предчувствовать будущее, в которое его страдающие соотечественники не могли поверить. Военное положение было для них концом всех надежд и весьма серьезным препятствием на пути к свободе. А Иоанн Павел расценивал этот шаг правительства как конвульсию гибнущего несправедливого режима, что нашло свое подтверждение даже в весьма сдержанном ответе генерала Ярузельского на письмо Папы от 18 декабря.

Таким образом, сбывалось все, о чем он говорил в ноябре представителям польской интеллигенции. Подобный прогноз Папа сообщил аккредитованному при Святом Престоле дипломатическому корпусу во время ежегодной с ним встречи 16 января. Поскольку человеческое достоинство плотно «вписано в человеческое сознание», потребность в свободе всегда будет восходящей, а не нисходящей линией в мировом развитии.

ПОЛИТИЧЕСКИЙ КРИЗИС - ЕВАНГЕЛИЧЕСКОЕ РЕШЕНИЕ

Через пять месяцев настало время серьезных испытаний для дипломатических способностей Иоанна Павла II. На конец мая 1982 г. была запланирована его поездка в Великобританию. За восемь недель до прибытия Папы в Лондон военный режим Аргентины захватил контроль над Фолклендскими островами, которые последние 149 лет являлись британскими владениями. Аргентинцы давно уже предъявляли претензии на эти острова, которые они называли Мальвинскими, и в конце концов попытались силой отвоевать их. Они видели в этом справедливый возврат некогда утраченных территорий и не выказывали никаких намерений оставлять их англичанам, которые, разумеется, расценили подобный акт как вторжение на свою территорию. Британский флот был тут же приведен в боевую готовность и направился в Южную Атлантику, чтобы силой оружия восстановить свой суверенитет.

Надвигающаяся война поставила Иоанна Павла в чрезвычайно сложное положение. Запланированный визит в Великобританию уже породил у него большие надежды. Католическое население Соединенного Королевства с воодушевлением ожидало встречи с Папой, а с архиепископом Ранси, главой Англиканской Церкви, была назначена важная экуменическая встреча в кафедральном Кентерберийском соборе. В отдаленной исторической перспективе этот визит мог положить конец давним подозрениям со стороны Великобритании к католицизму вообще и к Ватикану в частности. С другой стороны, Великобритания была на пороге войны с Аргентиной, официально католической страной, которая к тому же выступила в этом конфликте в качестве агрессора, что еще больше затрудняло общую ситуацию для Папы Римского. Ватиканские дипломаты не скрывали своей озабоченности тем обстоятельством, что предстоящий визит Папы в Великобританию может самым серьезным образом подорвать репутацию Святого Престола как традиционно нейтральной стороны во всех международных конфликтах. Британские епископы очень хотели, чтобы этот визит все-таки состоялся, и часто выражали обеспокоенность тем, что его отмена может крайне негативно сказаться на британских католиках и деморализовать их. Что же до аргентинских епископов, то они выражали удивление тем, что Папа помышляет посетить протестантскую страну, которая готовит войну против бедного католического народа. По мнению многих аргентинцев, мальвинский конфликт нужно было рассматривать в качестве примера того, как страна «третьего мира» ведет справедливую войну против колониализма развитых государств. И разве Папа Римский не выступал в качестве борца за интересы развивающихся стран? Разве он не высказывал решительное осуждение всех проявлений колониализма?

Пока аргентинцы окапывались на островах, а британский флот упрямо продвигался в район Южной Атлантики, визит Папы в Великобританию казался совершенно невозможным. И тут Иоанн Павел нашел единственно правильное решение. Первым шагом в этом деле стал для него принцип коллегиальности мирового епископата. 18 мая, в самый разгар фолклендского конфликта, Папа встретился в Риме с кардиналом Безилом Хьюмом и другими британскими епископами, прибывшими туда с последней надеждой спасти визит Папы в Великобританию. Тогда же Папа собрал кардиналов и епископов из Аргентины и через несколько дней напряженной работы с ними объявил, что решение этой сложной проблемы возможно исключительно путем евангелического и пастырского служения. Он посетит как Великобританию, так и Аргентину и во время этих визитов попытается отыскать способ примирения обеих стран в качестве посланника мира и доброй воли. Кстати сказать, это решение настойчиво защищал и кардинал Хьюм. 22 мая Папа завершил все необходимые консультации, отслужив мессу на папском алтаре в соборе Святого Петра вместе с аргентинскими и британскими епископами.

Визит Папы в Великобританию оказался весьма успешным. Кроме Лондона, он посетил Кентербери, Ковентри, Ливерпуль, Манчестер, Йорк, Эдинбург, Глазго и Кардифф. Встретившись с королевой Елизаветой II в Букингемском дворце, Папа Иоанн Павел заверил ее, что постоянно молится о благополучии ее сына принца Эндрю, который на своем вертолете воевал в это время на Фолклендах. Помимо всего прочего, Папа позаботился о давно назревшем церковном примирении. Отслужив молебен в Вестминстерском соборе по погибшим в годы Реформации католикам Джону Фишеру и Томасу Мору, Папа заметил, что «в этой Англии справедливости и щедрого ума никто больше не станет завидовать гордости католической общины, имеющей столь давнюю историю». На следующий день Иоанн Павел и архиепископ Ранси вместе руководили службой в Кентерберийском кафедральном соборе, где вспомнили общее экуменическое прошлое. После этого Папа и архиепископ подписали Общую декларацию единства, возобновившую экуменический диалог после Второго Ватиканского Собора и выразившую общую надежду на благоприятное будущее. Эта Декларация стала важнейшим документом в истории взаимоотношений Римско-Католической и Англиканской церквей за годы после Второго Ватиканского Собора.

Иоанн Павел оставил Соединенное Королевство 2 июня и через девять дней прибыл в Буэнос-Айрес. Несмотря на то что официальная капитуляция Аргентины произошла только 15 июня, было совершенно ясно, что это государство окончательно проиграло фолклендскую (мальвинскую) войну. Спешно организованный и проведенный в течение двух дней визит Папы предоставил ему возможность воодушевить население страны, горько переживавшее поражение. Архиепископ Альфонсо Лопес Трухильо, президент СЕЛАМ (Совет епископов Латинской Америки - высший руководящий и координирующий орган католической Церкви в этом регионе), получил незадолго до визита Папы приглашение прибыть на консультации в Рим, а после возвращения из Колумбии быстро организовал специальную ассамблею СЕЛАМ, чтобы достойно встретить Папу Римского в Буэнос-Айресе. Визит Папы в Аргентину официально имел паломническую направленность, его целью было посещение мемориала Богоматери Лухианской. Во время этой встречи, на которую прибыли епископы из всех стран Латинской Америки, духовенству дали ясно понять, что Папа прибыл на их континент как «посланник мира». Подобная интерпретация визита Иоанна Павла была подкреплена убедительными доказательствами миротворческих усилий Папы по предотвращению чуть было не разгоревшейся войны между Аргентиной и Великобританией в 1982 г.

Двойной визит Иоанна Павла в Великобританию и Аргентину ознаменовал собой конец двухлетнего кризисного периода, когда Папа боролся за официальную регистрацию движения «Солидарность» в Польше, подвергся покушению Агджи, пережил смерть кардинала Вышыньского, долгое время поправлял здоровье, решительно вмешался в руководство Обществом Иисуса, тяжело перенес введение военного положения в Польше и наконец вступил в борьбу за выживание «Солидарности» в условиях ограничения свободы. На фоне всех этих трудностей шестнадцать тяжелых дней мая и июня 1982 г. были финальным аккордом этой фазы его понтификата. Столкнувшись с, казалось, совершенно неразрешимой проблемой, Папа нашел уникальный евангелический способ разрешения конфликта, и все это только потому, что он сумел изменить тот стиль работы, которому следовали все предыдущие папы в отношении как самой Церкви, так и всего мира.

<< назад далее >>