Брэнд Пол, Янси Филип. По образу Его

ОГЛАВЛЕНИЕ

19. ЗАЩИТА

«Как вы можете почитать Бога, Который включил гниение зубов в схему мироздания? Зачем Он создал боль?» «Боль? — торжествующе произнесла жена лейтенанта Шископфа. — Боль — очень полезный симптом. Она предупреждает нас об опасности». «А кто сотворил опасности? — требовательно спросил Иосариан. — Почему бы Ему не сделали дверной звонок, чтобы предупреждать нас о них Мог бы и небесный хор задействовать. Или неоновые огни — голубые и красные, неоновые трубки на лбу у каждого человека?»
«Люди выглядели бы глупейшим образом с голубыми и красными неоновым трубочками на лбу». «Зато сегодня они смотрятся прекрасно, когда бьются в предсмертно агонии. Не так ли?»

Джозеф Хелм

На литографии Оноре Демьера изображен знатный господин в ослом камзоле, сидящий на кушетке с высокой спинкой в викторианском стиле — нет, не сидящий, а скорчившийся в неестественной позе. Его ноги как-то неловко поджаты, а сам он согнулся в три погибели так, что голова касается коленок, будто у внутриутробного эмбриона: его скрючило от боли. Четыре ухмыляющихся чертенка злорадно выглядывают из каждого угла кушетки. Двое из них стегают мужчину веревками, а двое других радостно перепиливают ему живот огромной пилой с заострёнными зубцами. На лице человека зашло выражение мучительной боли. Демьер дал своей картине короткое кивание «Колики» (резкая боль).

Почти все, разглядывающие репродукцию Демьера, вздрагивают при виде этой скорчившейся фигуры. Мы все хоть раз испытали приступ резкой боли от мышечного спазма, вызванного непроходимостью или вздутием кишечника. Боль – это печать смерти.

Мы врываемся в мир, проходя через напрягшиеся кровоточащие ткани еле сдерживающей крики женщины. «Мама стонала, а папа рыдал. Так горестно мир сей меня принимал», — писал Уильям Блейк. Наша собственная первая реакция — громкий крик от страха или от огорчения, или от того и другого. Спустя годы мы покидаем этот мир, проходя через страдания, нередко пережив последний приступ боли. Между этими двумя событиями мы проживаем свои дни, а боль постоянно поджидает нас у дверей. Существуют целые отрасли промышленности, направленные на то, чтобы ослабить силу удара стегающих веревок и притупить остроту пилящих зубцов боли. То и дело в различных телевизионных программах мелькают лица лекарей-шарлатанов, обещающих избавление от боли с помощью новейшего метода массажа ступней ног или мочек ушей, или акупунктуры, или суперсовременного электронного чуда, зашиваемого под кожу. Боль — это неприятное ощущение. Само слово «боль», пришедшее к нам из латинского языка, произошло от слова роепа — «наказание». Это явный намек на то, что работающие пилой черти не вымышлены.

По иронии судьбы, я провел почти половину жизни среди людей, чьи лица были искажены этим самым наказанием и мучением, но только совсем по другой — прямо противоположной — причине. Больные проказой страдают оттого, что они не чувствуют боли; они жаждут, чтобы к ним «пришли черти» и предупредили о надвигающейся опасности.

Мои личные отношения с болью — полные как любви, так и ненависти, — начались, как мне кажется, в глубоком детстве. Мы жили в горной местности на юге Индии. Почти каждый день родители уходили по вызовам лечить больных; и каждый раз они брали с собой зубоврачебный инструмент, так как знали, что зубная боль — одна из самых сильных и стойких. Даже в наиболее отдаленных и труднодоступных районах о моих родителях сложилась репутация избавителей от зубной боли.

Сотни раз я прерывал свои игры и широко открытыми глазами с бешено бьющимся сердцем наблюдал, как мама или папа удаляли пациенту зуб — причем без всякой анестезии. Не раз видел, как моя хрупкая мама, вставив щипцы между десной и зубом, старалась покрепче зажать ими основание зуба, чтобы он не обломился, пока она будет тянуть. Если ей попадался очень крупный пациент, она просто крепко сжимала щипцы в руках, а пациент сам мотал головой и тем самым раскачивал зуб, который она потом выдергивала. Пациенты кричали, прыгали, дрыгали руками и ногами и плевали кровью. Но, даже видя все это, люди выстраивались в очередь на удаление. Чтобы избавиться от зубной боли, они были готовы заплатить любую цену.

Иногда в деревнях устраивали представления факиры, демонстрирующие свою чудодейственную победу над болью. Одни из них просовывали тонкое кинжальное лезвие себе через щеку, язык, через другую щеку, и вытаскивали его наружу. При этом их щеки и язык совершенно не кровоточили. Другие подвешивали себя высоко в воздухе за веревки, пропущенные через металлическое кольцо в верхней части шеста и заканчивающиеся острыми крюками, пропущенными через кожу их спины. Величаво и спокойно, без малейших признаков боли они, будто пауки на паутине, раскачивались над головами восхищенной толпы. Или навешивали на себя яркие украшения: брали апельсин и обычной булавкой прикалывали его к своей коже. Каждый из них таким образом подвешивал на себя десятка по два апельсинов. Они громко смеялись и весело танцевали под музыку, а апельсины на булавках равномерно подпрыгивали в такт их движениям.

Уже позже, учась на медицинском факультете университета в Англии, я был удостоен редчайшей чести работать домашним врачом под руководством сэра Томаса Льюиса — одного из первых исследователей боли. Я очень хорошо запомнил то время, потому что сэр Томас проводил опыты по изучению боли, используя в качестве «подопытных кроликов» своих студентов. Думаю, каждый из нас получил исчерпывающее представление о боли, когда его кололи, щипали или перетягивали жгутом. Результаты своих исследований Льюис описал в книге под названием «Боль», ставшей классическим образцом как великолепнейшего языка, так и важнейших медицинских исследований.

После окончания учебы, приехав в Индию, я сразу же получил полное представление о человеческих страданиях: я увидел огромное число жертв полиомиелита, остеомиелита, туберкулеза суставов, туберкулеза позвоночника, параплегии и других калечащих человека заболеваний. Все эти больные поступали в наш христианский медицинский колледж в Веллоре.

Потом совершенно неожиданно я узнал, что существует еще множество больных людей, которые не могут даже добраться до больницы. Эти парализованные, страшно изуродованные калеки лежали у входа в церковь, на вокзалах и у дверей общественных заведений, прося подаяния. Чаще всего у них были скрюченные самым немыслимым образом руки без пальцев и покрытые сплошной язвенной коркой ноги, полностью парализованные или с ортопедическими дефектами. Но ни один врач-ортопед никогда не лечил ни их, ни пятнадцать миллионов других таких же калек, разбросанных по всему миру. Из-за того, что они были больны проказой, больницы отказывались принимать их.

И вот я, конечно, не сразу, решил посвятить свою жизнь лечению больных проказой, уделив основное внимание ортопедическому направлению. Я еще больше, чем раньше, стал изучать, что такое боль, так как проказа разрушает болевые нервные окончания, тем самым делая организм крайне уязвимым для разного рода травм и повреждений. Эти существа с веревками, напоминающими пастушьи кнуты, которых мы видим на литографиях Демьера, — действительно ли они злые духи? Если бы они не причиняли таких мучений, обратил бы этот господин внимание на свои кишечные колики? В течение всей своей жизни, проведенной среди искалеченных страдающих людей, я не раз задавал себе подобные вопросы.

Деятельность, связанная с каким-либо чувственным восприятием, неизбежно влияет на представление человека о самом себе: он начинает считать, что его восприятие — самое сильное и самое лучшее на свете. Так, гурман заплатит тысячи долларов, чтобы поехать во Францию с единственной целью: самому ощутить вкус определенной пищи; знаток вин не пожалеет месячной зарплаты за бутылку выдержанного «Бордо». Оттенки вкуса и запаха начинают заключать в себе слишком большой смысл. Удивительно, но после многолетнего труда я разработал систему восприятия боли, не лишенную точно такого же фанатизма. В основу этой системы было положено не мое личное, субъективное болевое ощущение, а проведенное мной исследование основных характеристик боли — исследование, результаты которого наполнили меня благоговейным страхом.

Механизм действия боли напоминает механизмы всех других чувственных восприятий: подобно вкусу, зрению или слуху, боль регистрируется нервными окончаниями рецепторных клеток, преобразуется в химический и электрический код и передается в мозг, где приобретает конкретное значение и объяснение. Одна часть моего мозга принимает импульсы, которые она объясняет, как работу печатной машинки в моем кабинете; другая часть приводит меня в состояние готовности, когда раздается телефонный звонок. Точно так же нервные клетки через свои сигналы сообщают моему мозгу, что у меня в пояснице случился прострел, который требует особого внимания.

Но боль функционирует так быстро и так грубо, что ее сигнал занимает все внимание нашего мозга, вытесняя все остальные сигналы, передающие нам приятные ощущения. Сигнал боли передается по горячей линии, он вытесняет все другие сообщения, становясь приоритетным. Более того, его воздействие выходит за пределы одного лишь мозга и охватывает все тело целиком. На мышечном уровне мое тело реагирует на боль и пояснице сокращением и напряжением мышц. Если этот сигнал остается без внимания, то может возникнуть порочный круг: мышечное напряжение вызывает еще большую боль, так как сдавливает нервы.

Изменяется мой кровоток: кровяное давление реагирует на боль так же, как на тревогу или страх. Я могу побледнеть или покраснеть, или, в случае сильного сдавливания сосудов, даже упасть в обморок.

Боль может нарушить мой пищеварительный процесс, вызывая спазм кишечника или даже тошноту и рвоту. Моя эндокринная система реагирует на боль, вырабатывая свою состоящую из химических элементов секрецию в виде адреналина. И, наконец, боль начнет действовать на меня уже на психологическом уровне. Я стану жаловаться своим сослуживцам и домашним. Возможно, я даже прерву свою зарубежную командировку, чтобы дать отдых пояснице. А это, в свою очередь, приведет к моральным осложнениям: я буду чувствовать свою вину перед людьми, которых подвел; впаду в депрессию из-за своей нетрудоспособности.

Удивительно, но ощущение боли, вызывающее такой сильный отклик в мозгу и в каждой части моего организма, с течением времени предается полному забвению. Вспомните о самой сильной боли, какую вам только пришлось испытать, и постарайтесь ощутить ее снова. Вы не сможете. У вас в памяти возникнут отчетливые воспоминания того момента: чье-то лицо или дом, в котором вы жили в детстве; а может быть, какой-то звук, например музыкальная мелодия; или даже ощущение вкуса или запаха еды, настолько приятное, что у вас произойдет невольное слюноотделение. Но ощущения той острейшей боли не возникнет. Оно исчезло из вашей памяти.

Всепоглощающая, целиком завладевающая вашей личностью и такая неопределенная, боль подсказывает вам, куда надо направить свои усилия. Но ее подсказка слишком расплывчата.

Что же такое боль? В какой момент она реально присутствует в моем организме — и в каком именно месте? Чтобы получить ответы на эти вопросы, нужно прежде всего изучить те индивидуальные нервные клетки, которые дают начало болевым ощущениям. Мой уже немолодой лондонский учитель (так же, как доктор Бишоп в Америке и доктор фон Фрей, у которого я учился еще раньше) кропотливо изучал и записывал все тонкости и сложности нервной системы, непосредственно связанной с механизмом боли. Работая под руководством сэра Томаса Льюиса, я узнал настоящих героев, принесших себя в жертву ради получения знаний. Это были студенты-медики, поставившие на карту свою будущую карьеру, дав добровольное согласие на участие в серии экспериментов, которые вселили бы страх в самого маркиза де Сада. Многие профессора упорно настаивали на том, чтобы самим участвовать в подобных экспериментах: они считали, что иначе им будет трудно понять, что студенты хотели выразить в своих отчетах об испытанной боли.

Эксперименты включали в себя исследования по усовершенствованию аппаратов для измерения артериального давления. Давление измерялось таким образом: воздух накачивался в манжет, закрепленный на металлической пластинке, которая должна была крепко сжимать руку. Чтобы не допустить ни малейшего зазора между пластинкой и рукой, на место их соприкосновения наносился горячий расплавленный воск. Выше этого места руку перетягивали тугим жгутом, и этой рукой надо было выполнять определенные упражнения. Опыты фон Фрея по измерению давления с использованием свиной щетины и острых булавок, прикрепленных к миниатюрным весам, вскоре привели к созданию нового поколения лабораторного оборудования: ультразвуковых осцилляторов высокочастотных звуковых волн, ультрафиолетовых ламп, приборов с проводами из охлажденной меди, устройств теплового излучения, различных металлических поверхностей, имеющих непосредственный контакт с кожей, 1000-ваттных электрических лампочек, усиленных расположенными в определенном порядке зеркалами. Электричество послужило средством для создания огромного числа разнообразных орудий пытки, таких как генератор повторяющегося искрового разряда и совершенно преступное Устройство, создающее напряжение в пломбе зуба.

Сегодняшние изощренные методы экспериментальных исследований включают: вбрызгивание калия в открытую рану, надувание шара внутри желудка, смазывание слизистой оболочки носа раздражающими химическими веществами и нанесение на кожу разъедающих смесей, таких как разбавленная соляная кислота. Испытуемые опускают руки в ледяную воду, затем сразу в горячую. Им одновременно прокалывают щеки и руки, чтобы узнать, какая боль сильнее. Под громкий звук звенящего колокольчика им называют подряд несколько цифр, а они должны повторить названные цифры в прямом и обратном порядке, одновременно испытывая воздействие одного из пыточных приспособлений.

Эти изнуряющие методы призваны дать ответы на многие основополагающие вопросы. С какого момента начинает ощущаться боль (болевой порог)? Привыкает ли человек к повышенной температуре или давлению (адаптация к боли)? В каком месте ощущается боль (местонахождение боли)? В какой момент человек не может больше терпеть (болевая выносливость)? В отчетах о проделанных опытах также дается словесное описание каждого вида боли и делаются попытки установить степени боли (была установлена 21 степень).

Студенты покидали университет с незначительными травмами, волдырями, следами от булавочных уколов и дипломами, освобождающими их от последующего принесения себя в жертву. Профессора оставались с отчетами о чувствительности каждого квадратного сантиметра кожи. Подобные эксперименты не прекращались много лет по одной простой причине: нервная система имеет невероятно сложное устройство. Каждый мельчайший участок тела воспринимает боль по-своему.

Думаю, мне не стоит приводить здесь графики и диаграммы с результатами тех экспериментов. Каждый знает, пусть даже и подсознательно, принципы распределения боли. Маленькая песчинка (или, что еще хуже, ресничка) попадает вам в глаз. Вы реагируете немедленно: ваш глаз начинает слезиться, веко полуопускается, зрачок приближается к носу. Вы начинаете тереть верхнее веко пальцами, чтобы поскорее удалить попавшую частичку. Эта частичка способна вывести из строя любого, даже супертренированного спортсмена; боль настолько велика, что он не может и думать о продолжении своих выступлений. Но та же самая частичка, попавшая спортсмену на руку, не привлечет к себе ни малейшего внимания. Наверняка за время соревнования тысячи таких песчинок попадают на разные участки кожи спортсмена. Почему существует такое большое различие в чувственном восприятии?

Глаз обязан отвечать определенным требованиям структурной жесткости. В отличие от своего соседа уха, он располагается вровень с поверхностью тела, на одной линии со световыми волнами. Совершенно очевидно, что глаз должен быть прозрачным, а это существенно ограничивает поступление крови (кровеносные сосуды затемнили бы глаз, ограничив его зрительную способность). Любое вторжение вызывает серьезное повреждение, так как испытывающий дефицит крови глаз не может быстро восстановиться самостоятельно. Поэтому тщательно продуманная система болевого восприятия делает глаз сверхчувствительным к малейшему давлению или боли.

Разные участки нашего тела имеет разную чувствительность к боли и давлению, в зависимости от своей функции. Лицо, особенно в области губ и носа, очень чувствительно к тому и другому. Стопы, несущую ежедневную нагрузку при ходьбе, лучше всех защищены плотной кожей и, к счастью, не столь чувствительны. Живот имеет среднюю чувствительность, спина — еще меньшую. Кончики пальцев представляют собой совершенно необычный случай: их постоянное применение требует от них повышенной чувствительности к давлению и температуре, но они слабо чувствительны к боли. В тех местах, где конечности соединяются с телом, защищая жизненно важные органы, клетки в четыре раза более чувствительны к боли, чем к давлению. Легкий удар по ноге может оказаться незамеченным, удар в пах будет уже достаточно чувствительным, а удар в глаз — мучительным.

Изучая воспринимаемую человеческим организмом боль, я проникся глубоким уважением к мудрости Создателя. Иногда я желаю, чтобы внутренняя поверхность трахеи была бы еще более чувствительной к раздражителям, вызывала бы еще боль-Шую боль и усиленный кашель, т.е. создавала бы невыносимые условия для разрушающего легкие табачного дыма. Но разве тогда смогли бы выжить люди со своей сверхчувствительной трахеей во время бури в пустыне или в задымленной и загрязненной современной окружающей среде?

Я снова мысленно возвращаюсь к глазу. Некоторые обладатели контактных линз мечтают о том, чтобы их глаза были менее чувствительными. Но чувствительность — это большое благо: она помогает сохранить зрение многим людям. Глаз снабжен механизмом моментального реагирования на опасность — интенсивной болью, рефлекторным морганием и слезотечением; этот механизм срабатывает несколько раз в день, обычно на подсознательном уровне.

Каждая часть тела по-своему реагирует на различные виды опасности, представляющие угрозу для нее, а, следовательно, и для всего тела.

Ежедневно боль отражается на качестве жизни каждого человека, даже на самой простейшей функции организма — ходьбе. Больной проказой с абсолютно нормальной кожной тканью ступней ног, совершив многокилометровую прогулку, возвращается домой со ступнями, покрытыми язвами. Здоровый человек, испытав точно такую же нагрузку, вернется домой без язв. Почему? Ящик шкафа в моем кабинете переполнен слайдами, иллюстрирующими ответ на этот вопрос.

Слайды с изображением помеченных разными цветами ступней ярко демонстрируют следующее: способ, которым здоровый человек наступает на землю, радикально меняется на протяжении всего пути от первого до последнего километра. Если в начале путешествия основную нагрузку принимает на себя большой палец, то к концу прогулки уже вовсю подключаются другие пальцы и боковые стороны ступни. Через какое-то время после начала прогулки носки и пятка работают вместе. Если вы отправляетесь в далекое пешее путешествие, вы начинаете его, ставя ноги с пятки на носок. Но когда вы устало возвращаетесь назад, вы поднимаете и ставите всю ступню одновременно — все движения координируются на подсознательном уровне. Запечатленное на фотоснимке свидетельство таких перемен просто поразительно.

Мышечная усталость не является причиной подобных изменений. А именно болевые клетки ваших кончиков пальцев, пяток, свода стопы и боковых косточек периодически посылают следующие сообщения в ваш мозг: «Пожалуйста, полегче. Мне надо немного отдохнуть». Вы идете себе и идете, ни о чем не думая, а ваш мозг обеспечивает выполнение необходимых функций на подсознательном уровне, и каждая точка вашего организма постоянно беседует с вами. Даже сейчас, когда я сижу за столом и пишу эти строчки, болевые клетки моих голеней и бедер просят меня выпрямиться и сесть так, чтобы мой вес распределился между ними равномерно. Я непроизвольно повинуюсь их просьбе.

Боль в своем разговоре с нами обращается к нам различными способами. Когда опасность только начинает приближаться, мы чувствуем какой-то непонятный дискомфорт и беспокойно мечемся во сне. Когда угроза опасности возрастает, боль уже заявляет о себе во весь голос: рука начинает ныть и неметь, если долго находится в неудобном положении. А вот когда опасность становится неотвратимой, боль кричит: появляются волдыри, язвы и трещины, что вынуждает нас резко изменить что-то в своем поведении.

Больной проказой, не слышащий непрерывного гула межклеточной болтовни, будет идти несколько километров, не меняя походки и не перераспределяя вес должным образом. Одна и та же сила давления, длительное время воздействующая на одни и те же клетки, непременно приведет к их изъязвлению.

Хромота в немного преувеличенной форме графически Демонстрирует приспособляемость тела к боли. Видимо, вследствие своего профессионального любопытства врача-ортопеда при встрече с хромыми людьми я могу бесцеремонно уставиться на них, забыв о всяких приличиях. Я многое узнаю от них. То, что им представляется серьезным нарушением функций своего организма, я считаю великолепной приспособляемостью. Тело хромого человека устраняет угрозу повреждения одной ноги, перераспределяя всю свою массу и давление на другую, здоровую ногу. Каждый нормальный человек иногда прихрамывает. К несчастью, больные проказой не прихрамывают никогда. Их больные ноги никогда не получают отдыха, столь необходимого для выздоровления.

В крайней форме эта неспособность «слышать» боль вызывает серьезные нарушения в организме, так как им не принимаются необходимые меры реагирования на приближающуюся опасность. Например, когда здоровый человек растягивает лодыжку, он обычно падает. Растяжение может произойти, если вы случайно зацепитесь за какой-нибудь камень или соскользнете с тротуара. В момент вывиха боковые связки лодыжки подвергаются сильнейшему натяжению. Обнаружившие усиление натяжения нервные клетки в категоричной форме приказывают телу немедленно резко уменьшить нагрузку на поврежденную ногу. Бедренные и икроножные мышцы моментально расслабляются. Но если в этот момент ваша вторая, неповрежденная нога занесена над землей для следующего шага, вы лишаетесь опоры и падаете. (По образному выражению анатомов, шаг — это вовремя исправленное спотыкание). Ваше тело предпочитает лучше упасть, чем принять вес на вывихнутую ногу. Поднявшись после падения, вы чувствуете себя неловко, в этот момент вам больше всего хочется, чтобы никто не заметил, как неуклюже вы упали. А на самом деле вы совершили точно скоординированный маневр, спасший вас от растяжения связок или чего-либо похуже.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел душепопечительство