Даниэлу Ж. Христианский милленаризм

Милленаризм, т.е. воцарение на земле Мессии пред концом времен, является одним из тех учений иудео-христианства, которое вызывает постоянно больше всего споров. С одной стороны, трудно отрицать, что она не содержит данных, взятых из Нового Завета. Они присутствуют в (1 Фес.4,17; 1 Кор. 15,23; Апок.20,1-6) Сущность этого учения в том, что Христос возвратится на эту землю в конце времен, чтобы установить Свое Царство во время окончания системы вещей. Это положение оспаривал Маркион и которое Тертуллиан имел основание защищать против него, "Против Маркиона" (3,24). Оно означает, что просто имеется промежуток времени, продолжительность которого нам неизвестна, которое в своем конце содержит возвращение Христа, воскресение святых, общий суд и восстановление нового творения.
Это учение находит свое выражение в Апокалипсисе и в иудео-христианском богословии посредством категорий, заимствованных из иудейской апокалиптики. Концепция мессианского Царства, предшествующего последнему суду, и нового творения, преобладающая в позднем иудействе, появляется уже у пророка Иезекииля. Она позволила распределить на два последовательных момента две серии эсхатологических пророчеств, представленных Традицией: одни были отнесены к земному триумфу Мессии, другие к появ­лению нового творения. Эта концепция точно обрисована в неканонических Апокалипсисах. Она находится в 1 Еноха и 4 Ездры,III,5,3. Апокалипсис Варуха обрисовывает это мессианское Царство в райский тонах (XXIX,4) Именно эти сведения Апокалипсис Иоанна снова берет для описания Храма Парусии. Но можно добавить, что иудео-христианские авторы в зависимости от иудейского влияния добавили более спорные моменты. К мессианскому Царству прилагались пророчества Ветхого Завета (ВЗ) о Христе, касающиеся бу­дущего мира. Сверх того, обещания, данные Израилю были поняты буквально, и тысячелетие считалось триумфом избранного народа. Понятно, что христиане, пришедшие из эллинизма, нашли эти концепции "мифическими" или иудаистическими. Но, не умея различить, что они имели в себе ценного, они отвергали целиком доктрину тысячелетия либо оспаривая каноничность Апокалипсиса, либо, как Ориген, осуждая буквальное понимание текста, либо, как Тихоний и многие современники, видя в тысячелетии время Церкви.

Эсхатология иудео-христианства

Таким образом, милленаризм - это иудео-христианское выражение относительно учения о Парусин. Об этом мы имеем древние свидетельства в "Вознесении Исайи". Описав царство Антихриста, отождествляемого с Велиаром, текст продолжает: "И, после 1332-х дней Господь с ангелами и с армией святых придет с седьмо­го неба в сиянии этого седьмого неба, и Он ввергнет в геенну Велиара и его армию. И Он даст покой благочестивым людям, которых он найдет во плоти на земле. Святые будут сопровождать Господа в своих одеждах, которые помещены на верху, в седьмом небе, с Господом они придут, те, чьи души вновь облеклись в одежду; они спустятся и будут на земле; и Он утвердит тех, которые будут нахо­диться во плоти со святыми в одеждах святых; и Господь будет служить тем, кто будет бодрствовать на этой земле. И после этого они переоденутся в свои одежды на верху, а их плоть будет оставлена на земле". (IV, 14-17)

Этот текст нам показывает стадию трех первичных представ­лений. Контекст тот же самый, что и в Посланиях к Солунянам и Коринфянам. Доктрина появилась здесь в своей общей форме со ссылкой на апокалиптическую образность. Парусия Христа предполагает сначала победу над Антихристом. (Апок. 19,19) Велиар брошен в озеро огненное (Апок. 19,20; 20,3; 2Сол.1,9). Тогда уже мертвые святые воскресают. (Апок.20,4; 1 Кор. 15,23; 1 Сол.4,16) Затем еще живущие святые преображаются. (1 Сол.4,17) Те и другие царствуют на земле со Христом. (Апок.20,4) Это время есть так называемое время покоя. (2Сол.1,7) Или тысячелением (Апок.20,4). Затем наступает конечный суд, воскресение злых и преображение праведных, которое есть второе воскресение и вход в нетленную жизнь. (1Кор.15,25; 1Сол.4,17; Апок.20,13)

Мы имеем здесь первую форму милленаризма, которая представляет собой общую доктрину. Она не выделяется в особую группу. "Вознесение Исайи" - свидетельство для сиро - палестинской области, "Послания к Солунянам" нам показывает, что это было верой греческих христиан, т.к. св.ап.Павел довольствуется уточнениями и предполагает наличие у своих корреспондентов ожидания земного Царства Христа, (см. J.Dupont "Во Христе", Louvain, 1952, р.40-45). Кроме того, в дальнейшем доктрина развивается в формах, данных Апокалипсисом Иоанна. Существенным является наличие того промежуточного состояния, где воскресшие святые суть еще на земле и не вошли еще в свое последнее состояние. Но Апокалипсис ничего не говорит о природе и продолжительности этого состояния. Речь идет об одном из аспектов тайны последних времен.

Крайней противоположностью течению, представляемому "Вознесением Исайи", является эвионейский мессионизм. (см. H.-J. Shoers, Theologie und Geschichte des Judenchristentums, p.82-87) Он является продолжением иудейского временного мессионизма и соответствует той "иудейской" тенденции, которая будет осуждена отцами Церкви. Он характеризуется очень материальным характе­ром ожидаемого мессианского Царства. Это тот милленаризм, на который намекает св. Иероним, когда пишет: "Иудеи и евиониты, наследники иудейских ошибок, принявшие имя "бедных" за смирение, понимают в буквальном смысле все наслаждения тысячелетия". (Со. Jer. LXVI,20; P.L. XXIV, 823) Святой Иероним подчеркивает здесь две важные черты. Первая есть сильное влияние на это течение иудейского мессианизма. Вторая есть тот буквальный характер, с которым будут пониматься пророчества. Свидетельство св. Иеронима подтверждается свидетельством более древним, кото­рого он не заметил. Это Reconnaissances Clementines. Там мы видим, что Caiphe, осуждает православие: "Он пытался нападать на учение Иисуса, говоря, что Он утверждал непостоянные вещи: Он сказал, что "нищие" блаженны, и Он обещал земные воздаяния и источник наград в ином наследстве и обещал, что те, которые исполнят прав­ду, насытятся пищей и питием" (1,61).

Сходство этого текста с текстом св. Иеронима поразительно. В том и другом случае - это вопрос о "нищих", то есть эвионитах. Здесь не ставится акцент на возвращение Христа и Его Царства, но делается упор на материальном воздаянии праведным. С другой стороны, в обоих случаях эта надежда основана на одном буквальном понимании. Но по содержанию текст Reconnaissances Clementines дает важное уточнение. Очевидно, что там есть намек на "Блаженства". Праведные нищие суть "блаженны". То же имеется ввиду у Марка 10,29-30: "Те, кто оставит дом или братьев, или сестер, или отца, или мать ради Меня, получат стократно в этом мире". Это доказывает, что у евионитов существовала милленаристическая экзегеза Нового Завета. Мы снова находим такую экзегезу у православных авторов, таких, как св. Ириней.

Между этими двумя течениями находится истинный милленаризм. Его характеризует развитие общего учения о возвращении и благодатном Царстве Христа в категориях иудейской апокалиптики. Оно составляет, собственно, иудео-христианское богословие мил­ленаризма. Его следы уже находим в Апокалипсисе Иоанна. У нас нет необходимости разбирать здесь в деталях Апок. 19,11-21. Мы заметим только, что там выделяются три элемента. С одной стороны, имеются обычные темы: парусин, воскресения святых, Царства Христова, которые находятся у святого апостола Павла, (см. H.Bietenhard, Das Tausendjahrige, Zurich, 1955, p.60-62; A.Wickenhaurer. Das Problem des tausendjahrigen Reiches in der Johannes-Apocalipse, dans Rom, Quart, 40 (1932), p. 13-27). Во-вторых, Иоанн вдохновляется Иез.36-40. Это решительным образом выразилось в намеке на Гога и Магога (Иез.38,2; Апок.20,7) Наконец, мы встречаем намек на тысячелетие 4 раза (20,2-6), имеющий отношение к иудейской апокалиптике. Нам надо разобраться в его происхождении и значении.

Более древнее и более сильное свидетельство о таком милле-наризме относится к той же самой азиатской среде, что и Апокалипсис. Оно есть у Папия, современника св.Поликарпа. Но мы относим его к более древней традиции, связанной с апостольским временем. Евсевий в заметке, ему посвященной (Папию), делает более явный намек на это учение: "Он же (Папий) передает и другие рассказы, дошедшие до него по устному преданию: некоторые странные прит­чи Спасителя, кое-что скорее баснословное. Так, например, он гово­рит, что после воскресения мертвых будет тысячелетнее и плотское Царство Христово на этой самой земле" Евсевий, ЦИ 3,39,12. Мы вновь находим здесь азиатскую тему тысячелетия. Кроме того, текст совпадает с таким же текстом из "Вознесения Исайи". Речь идет о земном Царстве Христа посреди воскресших праведников, предше­ствующее суду.

Эти сведения Папия будут более хорошо развиты св. Иринеем: благословение Исааку "бесспорно относится ко временам Царства, когда будут царствовать праведные, восстав из мертвых, когда и тварь обновленная и освобожденная будет плодоносить множество всяческой пищи от росы небесной и от тука земнаго. Так и пресвитеры, видевшие Иоанна, ученика Господня, сказывали, что они слышали от него, как Господь учил о тех временах и говорил: Придут дни, когда будут расти виноградные деревья, и на каждом будет по 10000 лоз, на каждой лозе по 10000 веток, на каждой ветке по 10000 прутьев, на каждом пруте по 10000 кистей, и на каждой кисти по 10000 ягод, каждая выжатая ягода даст по 25 метрет вина. И когда кто-либо из святых возмется за кисть, то другая (кисть) возопиет: я лучшая кисть, возьми меня, чрез меня благослови Господа". (ПЕ.5,33,3).

Святой Ириней продолжает, что так будет что касается хлеба и для других плодов земли. Он добавляет: "Все животные, пользуясь пищей, получаемой от земли, будут мирны и согласны между собою и в совершенной покорности людям. Об этом и Папий, ученик Иоанна и товарищ Поликарпа, муж древний, письменно свидетельствует в своей четвертой книги, ибо им составлено 5 книг. Он прибавил следующее: "Это для верующих достойно веры. Когда же Иуда, предатель, не поверил сему и спросил, каким образом сотворится Господом такое изобилие произрастений, то Господь сказал: Это увидят те, которые достигнут тех (времен)". (5,33,3-4) Новый элем­ент, появляющийся здесь - обновление земли. Она будет сама производить, не будет нужды ее засевать и обрабатывать. Она явится необычайно плодородной и будет такой в продолжение земного мессианского Царства, воскресшие будут продолжать питаться материально. Замечено, что св. Максим Исповедник, цитируя Папия, подчеркивает эту мысль: "Папий в своем 4-м томе говорит о наслаждениях пищей во время воскресения" (Схолия на Церковную Ие­рархию,?). Итак, это соответствует тому, что сказано в "Вознесении Исайи", когда там подчеркивается, что после земного Царства люди будут лишены плоти. Это значит, что будет одно первое воскресение, где праведники будут иметь тела преображенные, но еще земные, и которое предшествует второму, более полному преображению.

К тому же, это ясно развито позднейшим автором, который, тем не менее, является, наряду со св. Иринеем, важным свидетелем азиатской традиции милленаризма. Святой Мефодий Олимпский, действительно, пишет: "Потом, следуя за Иисусом, "прошедшим небеса" (Евр.4,14), прихожу, как и они (иудеи), после покоя празд­ика Кущей в землю обетованную, на небеса, не оставаясь в кущах, т.е. (телесная) моя скиния не остается такою же, но после тысячелетия (hiliontaeteris) изменяется из вида человеческого и тленного в ангельское величие и красоту" (Пир.9,5). Св.Мефодий видит здесь во времени, проведенном иудеями в кущах в пустыни перед входом в землю обетования, образ того, что он называет выше "тысячелетием покоя" и "воскресением". "Кущи" означают тела воскресших, которые сохраняют еще в течение тысячелетия свою земную форму. Заметим, что тела остаются тленными. Действительно, в тысячелетии просто имеется особая долговечность, такая же, как у Адама в раю, которая была именно тысячу лет, только после 1000 лет давался дар нетления, как мы увидим далее у Тертуллиана.

Папий связывает мысль о внезапном и чудесном плодородии природы с мыслью о примирении животных между собой и их покорности человеку. Это является очень древней чертой описания мессианских времен, которое находится уже у Исайи. (Ис.65,25) Святой Ириней, комментируя Папия, замечает то же (5,33,4). Оно снова появляется в Апокалипсисах (2Варух 33,6). С другой стороны, мысль о том, что земля будет производить плоды без необходимости человеку возделывать ее и о необычайном плодородии земли, по своему происхождению близка к пророкам (Ам.9,14) и в апокалиптике имеет форму, которую воспроизводит Папий: "Каждое посеянное зерно произведет на тысячу мер более, чем одно." (1 Hen., 10,19). Но у пророков и в апокалиптике эти описания относятся к будущему мира вообще. Они представлены, как преображение земли. Оригинальностью традиции, приводимой Папием, является применение этих райских описаний к земному Царству Мессии. Одна иудейская параллель есть во 2Варуха, но только в том, что касается плодородия земли, отнюдь не мира между животными (29,3-30,2) (тж Sib. VII, 146-149). Заметим, что в Апокалипсисе необычайное плодородие деревьев есть признак не тысячелетия, но нового творения (см.тж. VisioPauli, 21-22; M.R.James, Apocr. Anecd., p.22-23). Это мы встре­чаем в контексте характерных признаков азиатского милленаризма. Он применяет к мессианскому Царству определенные пророчества ВЗ-та, относящиеся к будущему мира. Правда, у пророков эти два вида пророчеств не различаются. Это - пророчества о примирении животных (Ис.65,25), об усилении света сияния солнца и луны (Ис.30,26), о необычайном плодородии природы (Ам.9,13), придающие милленаризму характер "мифического", коробило Евсевия, и что не отражено в Апокалипсисе Иоанна Богослова.

Остается посмотреть, были ли рассмотренные концепции достаточно распространены. Действительно, св. Ириней атрибутирует их сначала пресвитерам, далее он добавляет, что они находятся также у Папия. Таким образом, они заимствованы этим последним. Кроме того, сами пресвитеры, по словам Папия, утверждали, что получили их от Иоанна, который сам говорил, что узнал их от Господа. Эта непрерывная атрибуция составляет загадку, еще не решенную. Ясно, что не может быть вопроса о сообщении этого уче­ния Христом, по крайней мере, речь идет об отношении этого ко всей первохристианской общине. Это объясняет то почтение, с ко­торым на них смотрел человек, по силе ума подобный св. Иринею. Наряду со свидетельством Папия мы имеем другие признаки при­сутствия милленаристических концепция в азиатской среде в инославных учениях. Они, действительно, присутствуют у Керинфа, которого знал св. ап. Иоанн, как говорит св. Ириней (ПЕ.3,3,4). (W.Bauer явно приписывает его (св. Иринея или Керинфа?) милленаризм влиянию иудео-христианства, (см. Chiliasmus в RAC.II, col. 1076) Кай, цитируемый Евсевием так обобщает его доктрину: "Он говорит, что после воскресения Царство Христа будет земным..." (ЦИ.III,28,2). Святой Дионисий Александрийский атрибутирует Керинфу те же взгляды (ЦИ.III,28,3). Он уточняет, в частности, что он верил в восстановление жертвоприношений в Иерусалиме, что вновь встретится в милленаризме Аполлинария в IV веке. Любопытно, что св. Ириней, упоминая о Керинфе в своем сочине­ии, не говорит о его милленаризме. Без сомнения, с этой точки зрения он не рассматривался, как еретический.

Свидетельство Керинфа интересно в двух аспектах. С одной стороны, действительно, оно является документом об азиатском милленаризме, который дополняет милленаризм Папия и подтверждает архаичность тем, которые мы вновь находим у св.Иринея. Мы уже встречались с этим много раз. Также, утверждение о тысячелетии, которое являлось... Встает вопрос о материальной пище в течение тысячелетия, когда воскресшие будут иметь непреображенные еще тела. Наконец, мы встречаемся с новой особенностью - восстановлением земного Иерусалима. Эта мысль чужда Апокалипсису, которому известен только небесный Иерусалим по новому творению. То же у св. Иринея.

И хотя по этим признакам, Керинф относится к азиатской группе Папия и св.Иоанна, но он их трактует в материальном смысле, что говорит о иудейском влиянии и близости к эвионитам. Акцент ставится на чувственных наслаждениях в течение тысячелетия. Даже если Евсевий подчеркивает эту мысль, то он, все равно, при­держивается общей линии Керинфа.

Во-вторых, заметно утверждение о продолжении существования в тысячелетии брака. Эта мысль находится у Коммодия (Inst.,11,3. см. H.Bietenhard The Millenial Hope in the Early Church в: Scott. Journ. Theol., 6(1953), p.24-25). Он соединил в одно две основные точки зрения позднейших споров о милленаризме. Наконец, восстановление земного Иерусалима сопровождается восстановлением жертвоприношений. Это специфически иудейская мысль (см.тж. Commodieen, Carm., Ар., 941-946). Это, без сомнения, милленаризм такого порядка, на который нападал Маркион, когда, по словам Тертуллиана, он критиковал тех, кто ожидает восстановления Иудеи в Палестине в течение тысячелетия (Против Маркиона 3,24). Не следует забывать, что сам Маркион был также родом из Азии.

Эти мысли особенно интересны для нас, так как они помогают нам разобраться с Керинфом. Они, в самом деле, свидетельствуют о тех иудео-христианских азиатских течениях, где иудейский миссионизм был особенно злобным (ядовитым), поскольку он дохо­дил до ожидания восстановления могущества Иерусалима и храмового культа. По замечанию Во Reicke, это нужно сопоставить с фактом существования мощного иудейского течения в Азии, оказывающего сильное влияние на христианские общины и поддерживающего у иудеев, обращенных в христианство, надежду на временное Царство Мессии (Diakonie, FestfreudeundZelos, p.283-287). Присутствие в Азии этих течений, слабых в другом месте, связано, без сомнения, с тем, что в Александрии и Риме иудейский мессианизм вынужден был вести себя более осторожно, чем в Азии, где он был более свободен и более опасен (см. G.Dix, Jew and Greek, p.53-62).

"Первое воскресение"

По-видимому, установлено, что учение о земном Царстве Христа особенно долго держалось среди азиатского иудео-христианства. Оно, действительно, не являлось продолжением в целом православной иудео-христианской традиции. Уже в Азии Ириней после представленной милленаристской интерпретации пророчества Исайи о мире между животными, добавляет: "Знаю, что некоторые пытаются относить это к диким людям, принадлежащим к различным народам и разных занятий, которые уверуют и, уверовав, сойдутся с праведными" (5,33,4). Таким образом, пророчество Исайи здесь применяется ко времени Церкви.

Кажется, такое понимание было у иудео-христианской общины Рима. Послание Петра, занимающее важное место в эсхатологии, не содержит никакого намека на милленаризм. Напротив, все, цитирующие 2Пет.З,8, как классический текст милленаристов: "Один день Господень, как тысяча лет" (Пс.89,4), применяют его ко времени, которое отделяет пришествие Христа от конечной катастрофы. Таким образом, оно (2Пет), очевидно понимает тысячелетнее Царство, как время Церкви. Впрочем, видно, как эта концепция mise в дальнейшем, как мы это увидим всвязи с учением о семи тысячелетиях, могла обосновать ожидание конца мира для тысячного года по Р.Х., седьмой и последней тысячи, которая началась с пришествием Христа.

Впрочем, примечательно, что ни Климент Римский, ни Ерм не намекают на милленаризм, и более того, у них акцент поставлен на время Церкви, которое непосредственно предшествует конечному суду.

Ириней не исключает такую церковную экзегезу. Он считает законным применение пророчества о восстановлении мира между животными к единству народов Церкви (5,33,4, см.тж. Иустин "Диалог" 80,4).

С другой стороны, он утверждает, что такое аллегорическое толкование не исчерпывает смысл пророчества. В самом деле, Бог богат во всем (5,33,4). Кроме того, эта церковная экзегеза не смогла бы исчерпать все пророчество целиком. Здесь Ириней имеет ввиду не эту церковную типологию, но аллегоризм гностиков, отбрасы­вающих все историческое содержание пророчества и преобразующих его во вневременный мир плиромы.

Когда Павел говорит, что Иерусалим является нашей матерью, "он говорит, не думая ни о блуждающем зоне, ни о силе, отделившейся от плиромы " (5,35,2).

Это существенно для оспаривания такой гностической экзегезы - и во-вторых, для защиты азиатского милленаризма, чему, как мы видим, Ириней посвятил главы ПЕ, где он снова возвращается к традиции азиатского милленаризма и поддерживает ее.

В этих главах имеются элементы собственного богословия Иринея и поэтому оно нас здесь не интересует, но Ириней собрал в них весь набор традиционных сведений, что делает эту главу цен­ным источником по азиатскому милленаризму. Именно оттуда мы имеем ряд цитат из Папия и пресвитеров.

А на остальных страницах содержится целое библейское досье, дополняющее наши представления о милленаризме иудео-христиан, и дающее возможность сделать важную оценку (фактов).

Сначала Ириней говорит, что необходимо, чтобы "праведные, воскресая для лицезрения Бога, в обновленном создании должны сперва получить наследие, обещанное Богом отцам, и царствовать в нем, а потом настанет суд" (5,32,1). Первая причина есть та, что "надо, чтобы творение, восстановленое в своем перво­бытном состоянии, было предоставлено незамедлительно в распо­ряжение праведников". Это основывается на Рим.8,19-21. Во-вторых, и только так выполняются обетования, данные патриархам (см. : M.A.Hossian, LachristologiedeSaintIrinee. p. 129-13 5). По этому поводу Ириней дает целый список текстов, относящихся к этим обетованиям.

Далее следует доказательство из Нового Завета. Христос на Тайной Вечери говорит Своим апостолам: "Отныне не будут пить от плода сего виноградного, до того дня, когда буду пить с вами новое вино в Царстве Отца Моего" (Мф.26,29). Таким образом, комментирует Ириней, "Он не может представляться пьющим от произрастения виноградного, когда Он вместе со своими находится в пренебесном месте; имеющие Его опять не могут быть без плоти" (5,33,1)

Также "ко временам Царства" Ириней относит слово о стократном воздаянии "в веке сем" (Мф. 19,29). Здесь он комментирует: "ибо что такое сторичное воздаяние в веке сем за сделанные бедным обеды и ужины? Это имеет место во времена Царства, т.е. в седьмой день освященный, в который Бог почил от всех дел своих, который есть истинная Суббота праведных, когда они не будут делать ничего земного, но будут иметь трапезу, уготованную Богом, доставляющую им всякие яства". (5,33,2). Иринею свойственно пользоваться свидетельствами Папия и пресвитеров о чудесном плодородии земли без всякого труда. Я оставляю в стороне намеки на седьмой день и субботний покой, к которым мы вернемся, и которые не относятся к первичному азиатскому милленаризму.

Затем Ириней переходит также к пророческим текстам (5,34,1). Наиболее важный - это Ис.65,21-25, который он цитирует дважды и который, как мы видели, является основным текстом для азиатского милленаризма. Отмечают, что этот текст в LXX содержит стих: "Ибо дни народа моего будут, как дни древа жизни" (ст.22). Ириней не дает особого комментария, но нельзя забывать, что выше он напоминает, что дни древа жизни были тысячу лет 5,23,2. Мы еще вернемся к этому времени.

Напротив, св.Ириней настаивает на восстановлении животных. Возвращение в рай предполагает возвращение животных к райской пище, которая была растительной. Таким образом, это предполагает изобилие растительности: "Если животное лев питается плевами, то какова будет самая пшеница, от которой плева годна будет в пищу львам?" (5,33,4).

С другой стороны, отмечается важная группа пророчеств, относящаяся к новому Иерусалиму. Она содержит Ис.31,9; 54,11; 65,18; Варух 5. Относительно последнего текста Ириней пишет: "Все такие изречения не могут быть разумеемы в отношении к пренебесному миру; ибо говорится: Бог явит всей поднебесной Твою светлость (Варух 5,3), но они относятся ко временам Царства, когда земля будет воззвана Христом к первобытному состоянию, и Иерусалим будет воссоздан по образцу горнего Иерусалима" (5,35,2). Также цитируя Апок.21,1, Ириней показывает, что небесный Иеру­салим, о котором говорит ап.Иоанн, появится не только после новой земли и нового неба: "С минованием сих, по словам ученика Гос­подня Иоанна, сойдет на землю новый горний Иерусалим... Сего Иерусалима образ - Иерусалим на прежней земле, в котором праведные предварительно готовятся к нетлению" (5,35,2).

Таким образом Ириней явно отличает восстановление земного Иерусалима в течение 1000 лет от явления нового Иерусалима после суда и нового творения. Его экзегеза Апокалипсиса уделяет этому внимание.

Это упоминание о восстановлении Иерусалима важно, ибо оно показывает, насколько мысль, которую св. Ириней выражает здесь, свойственно азиатскому милленаризму Керинфа и Монтана, для которых тема Иерусалима была центральной.

В тоже время, св.Ириней указывает на происхождение этой темы, показывая, что он также связывает его с буквальным понима­нием пророчеств Исайи. Собственно иринеевским в этом месте яв­ляется то, что тысячелетие понимается как первое привыкание к нетлению. Ириней возвращается к этому и далее: "И как истинно он (человек) воскресает из мертвых, а не иносказательно... также истинно будет приготовляться к нетлению и будет возрастать и укрепляться во времена Царства, чтобы быть способным к принятию сла­вы Отчей" (5,35,2).

Последний штрих, которым Ириней возвращается к первоначальному милленаризму - это акцент на то, что наступление тысячелетнего царства застанет живущих на земле: "ибо все эти и другие слова бесспорно сказаны относительно воскресения праведных, имеющего быть после пришествия антихриста... и относительно тех, кого Господь найдет во плоти ожидающими его с неба, которые претерпели гонения" 5,35,1.

В этом заключается связь милленаризма с первоначальным мессианским ожиданием, которое у иудеев было связано с вмеша­тельством Бога в земные дела, триумфом против земных врагов и освобождением преследуемых праведников. Воскресение является не только средством присоединения умерших праведников к этому триумфу, оно есть, собственно оживление, восстановление мертвых в лучшие земные условия, еще не преображенные в град Божий.

Ириней свидетельствует об устойчивости милленаризма в конце II века в Великой Церкви. Это можно сопоставить со св.Милетоном Сардийским (L.GryLemellinarisme, Paris, 1904, p.81-82). Но существует также другое течение, которое свидетельствует о присутствии милленаризма в Азии в эту эпоху - это монтанизм. Его связи с тысячелетием Иоанна и Иринея явно прослеживаются, особенно в том значении, которое придавалась там параклиту. Монта­низм явился консервативным движением, которое в конце II века возвращалось к ревности эсхатологического ожидания первых ази­атских общин и особенно к милленаризму. Поэтому в нем обнару­живаются архаические учения, среди которых присутствует именно учение о тысячелетии Папия или Керинфа, несмотря на то, что да­тировка является более поздней (см.: K.Aland, Der Montanismus und die Kleinasiatische Theologie, в: ZNW, 54 (1955), p. 113-114).

От Тертуллиана мы узнаем о милленаризме Монтана. J.H.Waszink собирает основные тексты в своем издании "О душе" (De Anima, p.591-593). В одном из них мы читаем: "Мы исповедуем, что одно царство нам обещано на земле до неба в другом состоянии, другое - небесное и в другом состоянии. Но после Воскресения, для тысячелетия в Иерусалиме, в городе Божественного Действия в Царстве, сошедшем с неба. Этот Иерусалим слово нового пророчества (монтанизм), которое таким образом свидетельствует в нашей вере, что образ города явится знамением до его явного появления" (Adv. Marc., 111,24; CSEL, 419).

Заметно несколько сжатый стиль Тертуллиана вобрал в себя все черты азиатского милленаризма: земное тысячелетнее царство, следующее за Воскресением и последующее с неба, указывающее на различное состояние тел в тысячелетнем царстве и на небе ("После тысячелетнего царства, которое включает в себя воскресение святых, однажды совершившегося конечного суда, изменение в одно мгновение в ангельскую природу, в одежду нетления, мы преобразимся в небесном царстве" (3,24;420)).

Здесь перемешано "Вознесение Исайи" с св.Мефодием Олимпским (см. "О воскресении, 25). Более интересна мысль о месте, занимаемом Иерусалимом. Между тем, как милленаризм Папия находится в линии пророчеств о новом рае, у Монтана он существует в линии пророчеств о новом Иерусалиме. Этот новый Иерусалим не есть небесный Иерусалим, о котором говорит Апокалипсис Иоанна, но есть земной восстановленный Иерусалим. Мы видели у Иринея их различие. Эта тема сопоставляет милленаризм Монтана с милленаризмом Керинфа и напоминает Аполлинария.

Символизм тысячи лет

Мы несколько раз рассматривали выражение "тысячелетнее", применяемое к царству Мессии, но оно не всегда ассоциируется с ним. Оно отсутствует в тех иудейских текстах, где речь идет о про­межуточном царстве. Оно также оказывается чуждым более древним христианским пластам, что доказывает "Вознесение Исайи". Оно появляется только в определенной группе текстов: у Папия, Пресвитеров, Керинфа и в Апокалипсисе. Выдвигались различные гипотезы о его происхождении. В особенности делают акцент на его связь с учением о космической седмице, составленной из семи тысячелетий. Мы, действительно, увидим, что оно очень близко к этому учению. Но не там нужно искать его происхождение. Также учение о семи тысячелетиях появляется в послании Варнавы, которое относится к иудео-христианскому гносису Египта, и мы попадаем совсем в другую среду того же азиатского мессианизма.

Если мы более близко рассмотрим факты, мы констатируем, что концепция тысячелетия описывается у Папия в райских тонах. Была ли там связь между плодородием земли, примирением живот­ных и тысячелетием? Нам достаточно опять обратиться к текстам пророков и Апокалипсисов, чтобы установить, что одним из призна­ков мессианского царства служит чрезвычайное долголетие. Таким образом, мы читаем в Ис.65 то, что мы цитировали для описания примирения животных: "Там не будет более малолетнего и старца, который не достигал бы полноты дней своих; ибо столетний будет умирать юношей, но столетний грешник будет проклинаем. И будут строить домы и жить в них, и насаждать виноградники и есть плоды их... ибо дни народа Моего будут, как дни дерева..." Ис.65,20-22. То же самое в 1 Еноха, долговечность и плодородие земли как признак мессианского царства (10,17).

И более того, "Книга Юбилеев" в важном для нас тексте действительно сообщает нам, что в райские времена человек должен был жить тысячу лет, и что по причине своего греха это время для Адама сокращается, и он умирает в 930 лет по книге Бытия: "Адам умирает за 70 лет до достижения им 1000 лет, ибо 1000 лет, как один день (Пс.89,4) на небе. И по этому поводу написано о древе позна­ния: в день, в онь же ты вкусишь - смертью умрешь. По этой причине он умер до исполнения лет этого дня". (Юб.4,39).

Здесь мы имеем экзегезу Быт.2,17 через Псалом 89,4: Адам умер в день, когда он вкусил запретный плод; но день означает здесь тысячу лет; значит, Адам умер до исполнения тысячи лет.

О том, что эта традиция Юбилеев была известна в азиатской среде, мы имеем формальное свидетельство Иринея. Комментируя Быт.2,17, он пишет: "Восстановляя в Себе этот день, Господь при­шел на страдание в день накануне субботы, т.е. в шестой день творения, в который и создан человек. Некоторые еще смерть Адама полагают в тысячный год, ибо так, как "день Господень, как тысяча лет", то он не переступил за тысячу лет, но умер в ее пределах, исполняя приговор за преступление" (ПЕ 5,23,2). Итак, Ириней констатирует, что в Азии до него существует определенная традиция, которая есть также у Юбилеев, и где продолжительность райской жизни составляет тысячу лет.

Итак, с тех пор, как мессианское Царство рассматривалось в Азии, в зависимости от апокалиптики, как возвращение в рай, было нормальным, что продолжительность жизни там была равна той, которая была там у Адама. Следовательно, это рассуждение, в ясных ссылках на текст "Юбилеев", очевидно делается Иустином в одном из текстов, где он во имя первичной традиции защищает милленаризм против духовных объяснений, сторонниками которых были гностики, как православные, так и инославные.

Мы вспоминаем, что "Диалог с Трифоном", где находится это место, происходит в Ефесе, следовательно его контекстом является азиатский иудаизм. Иустин в этом месте, без сомнения, связан с азиатской милленаристской средой, только эхом которой он является. Это очевидно, если мы примем во внимание, что те же самые рассуждения встречаютсяя у Иринея, хотя они не наводят нас на мысль, о связи с Иустином.

Цитируем основной текст: "А я и другие здравомыслящие во всем христиане знаем, что будет воскресение тела и тысячелетие в Иерусалиме, который устроится, украсится и возвеличится, как объявляют то Иезекииль, Исайя и другие пророки" ("Диалог", 8,1).

Это точно милленаризм Керинфа и Монтана с намеком на Иерусалим. Иустин продолжает: "Исайя так говорит об этом тысячелетии:" и он цитирует Ис.65,17-25. Я просто отмечаю точные места: "Вот, Я творю Иерусалим веселием... там не будет более малолетнего и старца, который не достигал бы полноты дней своих... ибо дни народа Моего будут, как дни дерева... Волк и ягненок будут пастись вместе". Польза этой цитаты заключается в том, что она дает нам возможность коснуться всех тем азиатского милленаризма в той том пункте, в котором они вновь появляются. Действительно, там находится тема обновленного Иерусалима, примирение животных, долгожительство. Кажется, что азиатский милленаризм должен бы состоять в применении к учению о первом воскресении соответствующих глав Исайи.

Единственным явно отсутствующим там элементом является логия (logion) о плодородии виноградника, которая составляет иу­дейскую апокалиптическую традицию. Возможно, что эта традиция была применена к главе Исайи в иудейско-христианской среде Азии, и которую христиане применили целиком к промежуточному Царству. Однако, собственно тысячелетие там не находится. Тем не менее, Иустин объявляет, что Исайя предсказал тысячелетнее Царство. И так, он снова связывает его с 22 стихом, который мы читаем в LXX: "Якоже бо дние древа жизни будут дние людий моих". Обращение к древу жизни здесь является толкованием LXX, чуждым евреям и которое в этом случае составляет аллюзию (намек) на райское тысячелетие.

Эти сопоставления объяснены Иустином, который является свидетелем древней традиции: "Из того, что сказано в этих словах: "как дни древа жизни будут дни народа Моего, дела трудов их"... ты разумеешь, что здесь таинственно указывается тысячелетие. Ибо когда было сказано Адаму, в какой день он вкусит от древа, в тот умрет (Быт.2,17), то мы знаем, что он не пережил тысячи лет. Знаем также, что к тому же ведет изречение: день Господа, как тысяча лет. Кроме того, у нас некто именем Иоанн, один из апостолов Христо­вых, в Откровении, бывшем ему, предсказал, что верующие в нашего Христа будут жить в Иерусалиме тысячу лет, а после того будет всеобщее, короче говоря, вечное воскресение всех вместе и потом суд; как и Господь наш сказал: "Не будут жениться, ни выходить замуж, но будут равны ангелам Божиим, как дети воскресения Божия"" (Диал.81,3-4). (О последнем стихе этого текста см.: R.Reitzenstein, EinefruhchrislicheSchriftvondendreierleiFruchterBZNVV, 15(1914), p.70-71).

Этот текст соединяет всю документацию и аргументацию Тысячелетия. Он, действительно, группирует Пс.89,4, которые находятся в "Юбилеях", во 2 Пет.З,8, Быт.2,17 и Ис.65,22 по LXX. По­добно "Юбилеям", он считает, что райская жизнь была 1000 лет. Итак, Исайя отождествляет продолжительность жизни в мессианское время с продолжительностью райской жизни. Т.о. ясно, что длительность жизни в мессианское время будет 1000 лет. И это, очевидно, имеет отношение к тысячелетию Апокалипсиса. Но его тысячелетие является здесь без того хронологического исчисления, которое обозначает райское состояние. Т.о. нам кажется, что азиатский милленаризм происходит из представлений о райском характере мессианского времени. И он точно указывает, что после первого воскресения праведники будут жить на обновленной земле, но перемещены из земной жизни на небо будут после суда и уподобления ангелам.

Последнее, может быть, позволяет разъяснить один важный признак милленаризма и обозначить в нем две тенденции. Одним из камней преткновения в милленаризме был вопрос сексуальной жизни, которая, кажется, допускалась в продолжение мессианского времени. Еврейская традиция Апокалипсисов среди признаков мессианских времен объединяла освобожденную плодовитость человека с плодородием природы: "Праведники будут жить живущими до тех пор, пока они не родят тысячу детей", читаем мы в 1 Еноха, 10,17. Керинф, как говорит св. Дионисий Александрийский, понимал месианское время, как время наслаждений всех видов и, как говорит Кай, делая "брачный праздник".

Эта концепция очень материальна, чтобы сохраниться в позднейшем христианстве. Мы снова находим ее у Коммодия и Лактанция, который прямо ссылается на Исайю и Апокалипсис: "После воскресения Сын Божий будет царствовать 1000 лет среди человеков и они будут править очень праведным правлением. Те, кто будут тогда жить, не умрут, но в течение тысячи лет будут рождать бесчисленное множество; что касается воскресших, они будут первенствовать над живущими, как судьи. Тогда солнце будет светить в 7 раз ярче, чем теперь, земля явит свое плодородие и произведет обильную жатву. Животные не будут более питаться кровью." (Div. Inst., 24; PL VI, 810-811). Таким образом, умножение многочисленных потомков являлось признаком мессианского Царства.

Иустин, кажется, допускает эту концепцию, потому что он просто связывает эсхатологическое Царство со словами Христа: "Не будут ни жениться, ни выходить замуж," Но заметим, что ни Пре­свитеры, ни Папий, ни Ириней, ни Монтан не намекают на сохране­ние размножения в течение мессианского Царства.

Если то, о чем мы говорим - верно, то это является их концепцией, которая была бы единственно применимой к мессианскому Царству тысячелетия Адама. Ибо оно будет применимо только к одному поколению, которое покрыло бы всю тысячу лет, и таким образом не допускалось бы рождение потомства.

Эта концепция, также, представлена в III веке св.Мефодием Олимписким вопреки материалистической концепции Лактанция: "все это есть не что иное, как дуновение и образные тени, предвозвещающие воскресение нашей павшей на земле телесной скинии, которую обратно получив бессмертною, в 7-е тысячелетие, мы будем праздновать великий праздник истинных кущей в новом и не­преходящем мире, когда будут собраны земные плоды, и люди уже не будут рождать и рождаться, и когда Бог упокоится от дел миро­здания" (Пир 9,1). Я опускаю те части текста, которые относятся к концепции седьмого тысячелетия и к параллелям с седьмым днем. Мы к ним вернемся. Я просто оставляю ясное утверждение о прекращении размножения в течение мессианского времени.

Заметно, что Мефодий равно отрицает плодородие земли в эту эпоху. В этом он идет гораздо далее Иринея. Возможно, это было реакцией и усилием спасти Милленаризм, одухотворяя его. Но также не исключено, что это было развитием древней милленаристической традиции в направлении типологии покоя седьмого дня, не испорченной апокалиптическим влиянием, которое наблюдается у Папия, которую повторял Ириней и которую Лактанций развил до конца.

Мефодий, действительно, уточняет, что он борется здесь с иудеями, которые "верят, что закон и пророки все объясняли в мате­риальном смысле, и которые стремятся только к благам этого мира" (9,3).

Вновь аналогичная полемика против иудеев встречается по поводу милленаризма у святого Иеронима (Комментарий на Зах.3,14).

Итак, у нас есть древнее свидетельство, которое точно соответствует конецпции Меффодия: это концепция "Сивиллиных пророчеств" иудео-христиан. Описывая последний период существования мира, текст говорит: "тогда твой род прекратит существование, как было прежде; никто не будет более проводить глубокую борозду закругленным плугом; там не будет более ни виноградной лозы, ни колоса; но все будут есть так же самую манну, приходящую с неба, своими белыми зубами." (VII, 145-149). Здесь присутствует та же самая идея, что и у Мефодия: прекращение воспроизводства жизни и покой твари. В другом месте текст явно определяет земное царст­во и не потусторонний мир. Заметно, что тема покоя представлена также в 1Сол. и "Вознесении Исайи". Мефодий эти первичные дан­ные связывает с темой космической недели и седьмого дня. Это нас приводит к тому, чтобы различать в азиатском милленаризме три различных течения: более радикальное - у Керинфа, представляющего тысячелетнее царство, как время материального наслаждения, в котором продолжаются как человеческое размножение, так и пло­дородие земли; среднее течение - у Папия и Иринея, допускающих материальные удовольствия и плодородие земли, но не сохраняю­щих человеческое размножение, кажется, оно более соответствует понятию "адамова" тысячелетия; третье - у Мефодия, предполагающее прекращение не только человеческого разможения, но и плодородия земли, оно появилось в связи с новым представлением "тысячелетия", как седьмого дня космической недели, втечение которой Бог прекращает совершать дела творения.

Теперь мы займемся последним аспектом этого вопроса.

Седьмое тысячеление

Нам уже случалось находить у Иринея и Мефодия намеки на тысячелетие, как на седьмой день. Такое обозначение связано со рассуждениями о космической неделе. Некоторые авторы видят в них источник милленаризма (М.Werner, DieEntstehungdeschristlichenDogmas, p.83-84.) Это нам кажется спорным фактом. Действительно, азиатский милленаризм связан со средой иудео-христианского мессианизма. Между тем, традиционная иудейская среда не знает разделения времени бытия мира на семь тысячелетий. Концепции мировых периодов, которые находятся в 1 Еноха и "Юбилеях", все различаются. Концепции семи тысячелетий родилась в иудео-эллинистической среде, так и концепция семи небес (она засвидетельствована у самаритян, включая мессианскую концепцию седьмого тысячелетия) (W.Bauer, art. Chiliasmus, в: RAC, II, 1075). Она не входит в состав первичного азиатского милленаризма, как и остальные, так и ее мы находим засвидетельствованной изначально.

В самом деле, первым текстом, в котором мы встречаем доктрину седьмого тысячелетия, является послание Варнавы. Он пишет: "о субботе упоминает Писание и при начале творения: "и сотворил Бог в шесть дней дела рук Своих и покончил в день седьмой, и успокоился в тот день и освятил его" (Быт.2,2). Замечайте, дети, что значит "покончил в шесть дней". Это значит, что Господь покончит все в 6 тысяч лет, ибо у него день равняется тысяче лет, Он Сам свиде­тельствует об этом, говоря: "Вот, настоящий день будет, как тысяча лет". Итак, дети, в шесть дней, т.е. в шесть тысяч лет, покончится все" (15,3-8). Мы попробуем извлечь основные данные из этого текста. Сначала мы встречаем твердую связь между эсхатологическим покоем и субботой. Впрочем, это еще не указывает ни на какой милленаризм. Вся традиция, о которой свидетельствует, в особенности Ориген, понимает субботу, как вечную жизнь (Hom.Num. XXIII, 4) (см.: BibleetLiturgie, p.326-328). Мы сталкиваемся с типологией недели, где 6 дней творения представляют время этого мира, а седьмой день - время мира будущего. Это связано с иудейской традицией и транспонировано Филоном.

Напротив, чуждым элементом иудаизма является то, что периоды бытия мира понимаются, как серия тысячелетий. Cumont там видит концепцию иранского происхождения. Эта серия не является необходимо седмеричной, но она получила эту форму среди "греческих магов", скомбинировавшись с планетарной концепцией вавилонского происхождения, которая усматривала семь космических периодов, каждым из которых управляла одна планета. Она же приводится к концепции семи тысячелетий, составляющих полное время бытия мира.

Эта конецпция была чужда иудаизму, для которого продол­жительность бытия мира есть 6 дней, седьмой день представляет вечную жизнь. Итак, она не подтверждается в иудаизме древностью (она находится в "молитве Моисея" (М.R.James, Apocripha anecdota, p. 172), в VisiondeCenez (там же р. 179); у ревизора 2 Еноха (LXX,1)).

Итак, до сих пор у нас есть иудейские данные: покой седьмого дня; и эллинистические данные: семь тысячелетий. В отрывке из Варнавы вставляется третий элемент - восьмой день. Ищется этот элемент в эллинистических источниках. Есть, без сомнения, некоторая роль иудейской огдоады в пифагорейских таинствах чисел, которым Филон отдал дань. Но эта роль неочевидна. Напротив, она основная в гностицизме. Но, как большинство данных, используе­мых гностиками, она заимствована в другом месте CarlShmidt видел, что христианство придает восьмому дню особо важное значение (Carl Shmidt, Gesprache Jesu mit seinen Jungern, p.279). Это, действительно, следующий день после субботы, в который Христос воскрес. Восьмой день - это день Воскресения, который отличает христиан от иудеев. (J.Danielou, Bible et Liturgie, p.329-354).

Это целый комплекс, в который Псевдо-Варнава вставляет архаичное учение о земном царстве Христа. Оно не содержится в азиатской среде, оно же носит у него характер материального плодородия, как у Папия. Напротив, его аллюзия напоминает тоже в "Вознесении Исайи", где есть вопрос покоя. Но в "Вознесении Исайи" этот покой не сопоставлялся со спекуляцией о неделе. "Вознесение Исайи", таким образом, является свидетельством предшествующего слоя, который впоследствии по-разному тракто­вался Папием и Варнавой, азиатами и александрийцами.

Однако, уже у Варнавы оно имеет милленаристический признак, которого не было в "Вознесении Исайи", который есть цитация Пс.89,4. Кажется, совершенное отсутствие земного милленаризма, как мы уже замечали, находится в связи с более тяжелым положением иудеев и иудео-христиан в Египте.

Видно, что оригинальность послания Варнавы, необходимо связывать с первичными данными об эсхатологическом покое вместе со спекуляциями на тему космической недели, унаследованными иудаизмом, эллинизмом и христианством. Варнава сохраняет из эллинизма понятие о семи тысячелетиях, как составляющих полную историю; сохраняет из иудаизма особый характер седьмого дня, как времени покоя; из христианства - концепцию восьмого дня, как веч­ной жизни.

Милленаризм появляется здесь больше, как ответ на спекулятивную проблему отрывка о седмеричности огдоады, как конкретная надежда. Он выступает, таким образом, просто, как покой. Этот милленаризм смешанный то, что долгое время Августин будет за­щищать, совершенно осуждая азиатский милленаризм.

Присутствие спекуляции о седмеричности и восмеричности мы замечаем, впрочем, параллельно православному гнозису послания Варнавы, у еретиков- гностиков. Действительно, любопытно сопоставлять выводы Варнавы, который ссылается на перспективу истории спасения, тому же у гностика Маркиона. Перенося эти спекуляции в мир гностицизма, мы видим наш счет времени в отделе­нии от хебдомады, которая есть падший мир. Вопрос заключается в восстановлении хебдомады в огдоаду. Это осуществилось вмеша­тельством Иисуса. Имя Его Iesus, составлено из шести букв. Таким образом, Его число обозначается буквой waw. Она исчезла из алфавита. Восстановление ее в числе гласных делает из хебдомады огдоаду (Ириней, 1,14,4-7). Видна аналогия с порядком заглавных букв.

Текст Варнавы представляет нам спекуляцию о милленаризме, совершенно отличную от азиатской, где акцент еще сильнее ставится на семи тысячелетиях, за которыми следует за восьмой день, что говорит, собственно, о милленаризме. След этой концепции находится еще у Климента Александрийского, который говорит о "времени, в которое через семь земных лет ведет к восстановлению (apokathistas) высшего покоя (= огдоада)" (Стром.4,25,159).

Но александрийский гнозис, как православный, так и инославный, отказывается от этой исторической перспективы ради космологической, где хебдомада означает земной мир, управляемый семью планетами, а огдоада - небесный град. Это то, что мы сразу встречаем у валентиниан (Ирин. Прот.Е. 1,5,3; Клим.Ал. Excerpt. 63,1 и у Климента (Strom. VI, 14,108).

Но спекуляция Варнавы приведет к связи с азиатским милленаризмом, а именно через Иринея. Он делает синтез азиатской тра­диции райского милленаризма и гностической традиции седьмой тысячи, как времени покоя, и в последнем он отдает дань Варнаве: "Ибо во сколько дней создан этот мир, столько тысяч лет он просуществует. И по этому книга Бытия говорит: и совершил Бог в шестый день все дела Свои, которые сделал, и в день Седьмый почил от всех дел Своих, которые создал (Быт.2,1-2), а это есть и сказание о преждебывшем, как оно совершилось, и пророчество о будущем. Ибо день Господень как тысяча лет, а как в шесть дней совершилось Творение, то очевидно, что оно окончится в шеститысячный год." (5,28,3).

Здесь у нас те же самые элементы, те же цитаты, что и у Варнавы. Трудно не допустить буквальной зависимости. Это подтвер­дает наш взгляд о том, что концепция семи тысячелетий чужда древней азиатской традиции, и что это Ириней соединяет их. Впро­чем, эта концепция космической недели хорошо подходит к богословию Иринея. Она также проглядывается у него в других аллюзиях. Особенно интересен отрывок, который точно отождествляет седьмое тысячелетие с мессианским Царством: "Когда же Анти­христ опустошит все в этом мире, процарствует три года и шесть месяцев,., тогда придет Господь с неба на облаках в славе Отца, и его, и повинующихся ему пошлет в озеро огненное, а праведным даст времена Царства, т.е. успокоения, освященный седьмой день." (5,30,4). Эта линия будет продолжена Лактанцием.

Точная концепция Варнавы, т.е. та, которая развивает первоначальное учение "о покое" праведников в спекуляции о семи тысячелетиях вне связи с азиатским апокалиптическим милленаризмом -есть та, которую мы находим в конце III века у св. Мефодия Олимпского и Викторина Петтавского. Первого мы уже цитировали. Второй пишет: "Исайя и его коллеги нарушили субботу, для того, чтобы истинная и праведная суббота соблюдалась в седьмое тысячелетие, согласно тому, как Господь установил соответствие между седьмым днем и седьмой тысячей лет. Действительно, он (Исайя?) пишет: "В Твоих глазах, Господи, тысяча лет, как один день" это потому, что, как я упоминал, она есть истинная суббота, та в которую Христос воцарится с избранными Своими." (De fabrica mundi, 6; GSEL,6). Этот милленаризм менее материален, чем у Иринея - сохранится на Западе у Иллария, Григория Эльвирского и других до Августина.

В завершение мы можем себя спросить: является ли "Послание Варнавы" действительно источником для этой концепции? В самом деле, она является чуждой египетскому гнозису и представлена в послании, как ошибочная. Поэтому, мы должны искать первоисточник в другом месте: в сирийской среде. Именно там мы действительно видим во II веке в связи с ирано-вавилонскими спекуляциями "maguseens" о космической неделе, появление вычис­лений христианских хронографов для определения времени Парусии (J.Danielou, La typologie millenariste de la semaine, в: VC, 2 (1948), p. 1-5). Кадр из семи тысячелетий, понимаемых в буквальном смыс­ле, предоставлял удобные границы для истории мира. Эти спекуля­ции появились, собственно, в среде иудео-христиан Сирии, где вопрос Парусии был очень важен.

Первый интересный текст находится у св.Феофила Антиохийского. Он является первым христианским автором, интересо­вавшимся богословием истории. Он это делает в том же смысле, что и Ириней. Итак, в своей рекапитуляции хронологии истории мира он фиксирует Рождество Христа в 5500 году (К Автолику 3,28). Он прямо не намекает ни на семь тысячелетий, ни на милленаризм. Но это число показывает верный способ отсчета, по которому Христос родился в середине шестой тысячи. Это предполагает, что шеститысячный год торжественно откроет мессианское Царство, которое заполнит седьмое тысячелетие, и что семитысячный год будет годом конца мира и открытия небесного града.

Впрочем, ценность этих выводов находит новый аргумент в свидетельстве другого автора, чей милленаризм связан с сирийской средой, даже если мы продолжаем видеть в нем римского священника Ипполита (P.Nautin думает, что речь идет о сирийском епископе, а не о римском священнике (Hippolite et Josippe, Paris, 1947, p.87)). Мы читаем в "Комментарии на Даниила": Необходимо, чтобы эти 6 тысяч лет исполнились, чтобы наступила суббота, отдохновение, святой день, в который почил Бог от всех дел своих. Ибо суббота есть образ и подобие того имеющего открыться Царства святых, когда они, как говорит Иоанн в Апокалипсисе, будут царствовать вместе со Христом после того, как Он придет с небес. В самом деле, "день Господа, как тысяча лет." Итак, если Бог сотворил все в шесть дней, то должны исполниться и шесть тысяч лет, но они еще не исполнились, как говорит Иоанн: "Пять пало, и един есть", т.е. шестой, "а другой еще не прииде" (Апок.17,10), разумея под этим "другим" седьмой, в который и будет отдохновение (katapausis)" (4,23).

Здесь мы встречаем ту же традицию, что и у Варнавы, с семью тысячелетиями, типологией субботы, как мессианского покоя, цитацией Пс.89,4, отсутствием азиатских признаков. Но Ипполит добавляет точные хронологии, которые снова возвращают нас к Феофилу. Цитирование Апокалипсиса, действительно, отмечает, что пять тысячелетий исполнились (истекли), что шестое продолжается, а седьмое ожидаемо. Это уточнялось аллегорией: "То, что видел Моисей в пустыне относительно Ковчега, есть фигура и образ ду­ховного таинства, потому что после прихода Истины в конце вре­мен, можно видеть, что эти вещи получили свое исполнение. Периметр Ковчега был 5.5 локтей (Исход 25,10-11), что указывает на то, что 5500 лет исполнились, когда явился Господь. Таким образом, от Рождества Христова нужно отсчитать 500 лет до исполнения шести тысяч, и тогда будет конец" (4,24).

О важности этих спекуляций в азиатской среде во втором веке нам свидетельствует, помимо Феофила, Вардесан. Он, по свидетельству Георгия Араба, считал, что продолжительность бытия мира была 6 тыс. лет, и оправдывал это расчетами планетных обращений (P.S. II, 613-614). Таким образом, это предполагает существование седьмой тысячи. Тем более ясно, что Георгий присоединяет свое свидетельство к свидетельству Ипполита. "Дидаскалия Апостолов", наша редакция которой - III века, но которая содержит древние эле­менты и связана с Сирией, свидетельствует о том же самом: "Суббота есть символ, который был дан до времени. Она есть символ покоя, она объявляет седьмое тысячелетие" (VI, 18,15-18). Заметна умеренность всего этого текста относительно тысячелетнего Царства, которое ассоциируется просто с идеей покоя.

Это то же самое течение, которое нужно относить к третьему веку, палестинца Юлия Африкана, главного хронографа эпохи. Адольф Бауэр пишет, что он (Юлий) берет 7 тысячелетий в качестве основы для своей универсальной хроники. Он различает 6 периодов по 1000 лет: 3 до смерти Фалека, во времена которого имела место Вавилонская башня и рассеяние людей, и 3 до конца мира. Юлий Африкан относит Воплощение Христово к середине шестого тыся­челетия, к 5500 году (A.Bauer, UrsprungundFortwirkenderchristlichenWeltchronik, 1910, p.14). Эта эра 5500 лет, начало милленаризма, как подчеркивает M.Richard, кроме свидетельства Ипполита и Юлия Африкана, свидетельствуется усилиями вычислителей, чтобы приблизиться насколько возможно ("Счет и хронография у св. Ипполита" в: RSR, 38 (1950), р.239)).

Эта тональность нам позволила определить первичные пути развития иудео-христианского милленаризма. Более древним эле­ментом является концепция земного Царства Мессии прежде нового творения, которое составляет "покой святых". Эти данные развива­ются различно в Азии и Сирии. В Азии в среде, где был написан Апокалипсис Иоанна и о котором есть свидетельство Папия, это земное Царство описывается в райских тонах, в которых ВЗ и Апокалипсисы описывают мессианские времена: в примирении животных, необыкновенном плодородии земли, тысячелетнем долголетии людей. Это принадлежит азиатскому милленаризму Папия, Керинфа, Монтана и Тертуллиана.

В другом направлении в Сирии и Египте Мессианское Царство ставилось в связь с вычислениями астрологов о космической неделе, составляющей 7 тысячелетий. Седьмая тысяча, соответст­вующая седьмому дню творения, в который Бог упокоился, связывалась с мессианским Царством, понимаемым, как "покой святых". Эта концепция отличалась от азиатской концепции тем, что она предполагала прекращение творческих действий Бога, тогда как азиатская предполагала их интенсификацию. Это - концепция Вардесана, Феофила Антиохийского, Ипполита, Сивиллиных книг, послания Варнавы. Непосредственно от Феофила оно продолжено Иринеем, который смешал ее с азиатской концепцией (см.: V.Ermoni, Les phases successives de l'erreur millenaire в: R.Q.H., 70 (1901), p.369)).

Если мы сравним эти 2 концепции, мы увидим, что они относятся к двум различным направлениям. Первое покоится на экзегезе рассказа о рае в Быт.2-3; вторая составляет спекуляцию на Шестоднев, т.е. Быт. 1. Следовательно, в настоящей главе мы констатирова­ли, что мы вновь находим 2 те же самые линии для богословия Церкви. Мы приводим одновременно более одного заключения, которое навязывается нам во время нашего изучения богословия иудео-христианства, чтобы знать, что оно развивалось большей частью начиная с иудейского гнозиса на начало Бытия.

Перевод иеромон. Феофана (Арескина)

Источник: Глава "Милленаризм" из книги J. Danielou "Theologie du judeo-christianisme" (Paris, 1958)