Плас ван Д. Запрет на изображения в монотеистических религиях

Запрет на изображения в монотеистических религиях

1. Религию можно воспринимать как феномен, элемент или функцию человеческой культуры. В подобном контексте сама культура выступает как совокупность представлений людей об окружающем их мире - в котором они рождаются, воспитываются и живут. Культура, иными словами, - результат взаимодействия людей с той реальностью, в которой они физически пребывают. В отличие от этого религия может быть представлена как сумма опыта, впечатлений, умозаключений и деятельности отдельного человека или сообществ людей относительно того, что мнится им реальностью более высокого порядка. Обычно человек воспринимает эту сакрализуемую им реальность как нечто приходящее к нему извне, как нечто ему открывающееся. Конкретные формы, в которых религия себя проявляет, зависят от конкретного места и времени, однако чаще всего человек переживает откровение как встречу с существами, имеющими телесное воплощение. В большинстве религий многообразие действительности воспринимается как проявление множественности божеств, однако наряду с политеистическими религиями существуют, как известно, религии строго монотеистические, признающие существование одного-единственного бога. Основной характерный признак монотеизма состоит в том, что его божество абсолютно трансцендентно, т.е. существует за пределами физической реальности, в то время как боги политеизма имманентны, т.е. мыслятся проявляющими себя в ее пределах.

Различные религии представляют своих богов по-разному: антропоморфными, зооморфными, сочетающими в себе черты того и другого; в виде живописных образов или скульптурных; в виде двухмерных или трехмерных изображений. Порой боги почитаются в конкретной телесной форме, как в нее воплотившиеся: царь в древнем Египте, японский император в наши дни, Иисус из Назарета до своей смерти - с одной стороны, и древнеегипетский бык Апис и индийская кобра, с другой, суть примеры этого. Однако не все религии и не на всем протяжении своего существования создавали физические изображения своих божеств. Индуизму и буддизму, например, они изначально не были известны. Часто они отсутствуют и в религиях бедуинов, что может быть объяснимо особенностями их кочевого образа жизни, по необходимости ограничивающего круг материальных предметов. Эти бедные на изображения религии мы именуем аиконическими. Все это, однако, принципиально отличается от запретов на изображения, которые мы находим в религиях строго монотеистических по характеру.

2. Египет

Самый ранний пример подобного рода запрета можно обнаружить, как ни удивительно, в истории той самой религии, которая представляет собой как раз классический вариант политеистических, обожествляющих природные феномены, верований, а именно в религии древнего Египта. В период правления XVIII" династии Аменхотеп IV (ок. 1372-1354 гг. до н.э.), известный больше как Эхнатон, сделал попытку введения монотеизма сначала в Фивах, а девятью годами позже - в Ахетатоне (Телль эль-Амарна). Возвратясь во многом к культу гелиопольского солнечного божества эпохи Старого царства и несколько развив его, Эхнатон пришел в конце концов к поклонению одному-единственному божеству - Атону. Египтяне в общем всегда признавали превосходство солнечного божества под различными его именами и в разных обличьях, однако Эхнатон подошел к идее единобожия радикально. При нем солнечное божество уже было не просто "первым среди (других) богов", каковым оно провозглашалось гимном Амону-Ра в P. Cairo 58038 (I, 5). В широко известном гимне Атону, авторство которого несомненно принадлежит самому царю-реформатору (1), к божеству уже обращены другие слова: "О, бог единственный, (кроме) которого нет другого; создал ты землю по желанию своему, (когда) был ты один" (2). Прочие боги древнеегипетского пантеона при Эхнатоне безмолвствовали, в конце концов культ их был ограничен, а потом и вообще запрещен: царь распорядился закрыть их храмы и уничтожить изображения. В течение последних трех лет его правления культ Амона подвергался особым гонениям (3), самое имя его на памятниках истреблялось. Совершенно новым для Египта было то, что Эхнатон лишил божество каких-либо антропоморфных черт: начиная с 9-го года его правления, солнечный диск с расходящимися от него лучами становится единственной зримой формой Атона. Один лишь антропоморфный элемент был сохранен при этом - ладони на концах солнечных лучей, которые протягивали знак жизни царствующей паре (рис. 1). Одна из амарнских надписей сообщает об Атоне, что тот "сотворил себя сам своими собственными руками, и не знал его делающий (=скульптор)" (4).

Корни эхнатоновой монотеистической и аиконической реформы неоднократно служили темой дискуссий. Одна из гипотез полагает ее результатом чужеземного, возможно, митаннийского влияния. В гареме отца Эхнатона, Аменхотепа III, действительно находились две "иностранки" - митаннийские принцессы - Гулихепа и Тадухепа, однако же религия хурритского племени митаннийцев, населяющих Северную Месопотамию, была политеистической и иконической по характеру. Разумеется, на идеи Эхнатона могла оказывать некоторое влияние политика, однако решающим фактором всех преобразований несомненно был он сам (5). Царь был, несомненно, сильной интеллектуальной и творческой личностью с ярко выраженным религиозно инспирированным самосознанием. Своими идеями о боге-солнце он значительно повлиял также на самую концепцию царственности и по существу создал теократию pur sang. В соответствии с традиционными представлениями царь, выступая в своей культовой роли, являл собой воплощение божественного Хора, сына солнца-Ра. Отправляя службы в храме в окружении богов, он обеспечивал установление мирового порядка, маат, гармонию и космосе, и в обществе. Но в Амарне этот порядок обеспечивался уже и самим существованием Эхнатона и его семьи. Присутствие, или явление, царя и его семьи было вообще единственным физическим проявлением бога (6). На рельефах, изображающих царскую семью за выполнением ритуальных служб,

связанных с культом Атона, сам царь изображался вкушающим от жертвенных приношений божеству. Придворные в своих собственных домах совершали ритуальные службы перед жертвенниками (рис. 2) и стелами (рис. 3) с изображениями царской семьи, над которой солнце простирало свои лучи. Вместе с Атоном царь и царица составляли триаду, или, можно сказать, троицу (7): Атон и Эхнатон при этом были единосущны (8). Придавая имени Атона царские титулы и сопровождая его царскими картушами, Эхнатон тем самым радикально менял традиционное содержание самой идеи царственности бога: не только Атон провозглашался царем, но и его сын, Эхнатон, становился богом. Функции, которые выполнялись Атоном на космическом уровне, Эхнатон осуществлял в обществе: он был подателем света и жизни, отмерял людям сроки из земного бытия, обеспечивал их хлебом насущным. Возможно, именно с этой полной сакрализацией царственности и следует связывать запрет на изображение божества, введенный царем: единственным физическим проявлением божества Эхнатон мыслил себя самого.

В древнем Египте как монотеизм, так и запрет на изображение богов продержались, как известно, весьма недолго. После смерти Эхнатона в 1354 г . до н.э. его столица Ахетатон была покинута и обратилась в руины. Все, что хоть сколько-нибудь напоминало об Эхнатоне, было истреблено. Культ Амона и всех прочих божеств был восстановлен, и все вернулось на круги своя. В памяти последующих поколений царь-реформатор остался как "преступник из Ахетатона" (9).

Так называемый амарнский период занял от силы два десятилетия. Дошедшие от него памятники не оставляют никаких сомнений относительно степени распространенности монотеистических и аиконических воззрений Эхнатона за пределами его столицы и поддержки ее широкими слоями общества: по всей стране ее жители продолжали осуществлять традиционные формы культовой практики, включая поклонение изображениям богов. Даже в том поселении, где проживали обслуживающие столицу работники, были найдены тексты, содержащие обращения к запретному Амону (10).

3. Израиль

Судя по Танаху, собранию священных текстов древнего Израиля и иудаизма, религия израильтян была с самого начала монотеистической и аиконической. Однако для времени, предшествующего последней жреческой и девтерономической редакциям Ветхого Завета, исследования позволяют выявить отчетливый облик религии, в которой бог проявляет себя в изображениях, а благочестие широких слоев общества - в имеющем длительную традицию почитании идолов.

В Исходе говорится о том, что когда народ Израиля под водительством Моисея ушел из Египта и у горы Синай получил завет от Бога, тот вручил Моисею две каменные скрижали, на которых были начертаны предписания завета. Второе из них гласило: "Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли" (Исх. 20:4). Этому ясному запрету изготовлять какие-либо изображения ортодоксально настроенное общество следовало строго: археологические исследования не выявили ни одного изображения Яхве (11). Яхве - божество, которое присутствует в храме незримо, восседая на Ковчеге завета меж двух херувимов. Тем не менее создается впечатление, что изначально его культ не был аиконическим. Из перечней чужеземных стран, составленных в правление Аменхотепа III (1402-1364 гг. до н.э.) и помещенных в солебском храме Амона, известно, что Яхве поклонялись мадианитяне и кенеяне - племена, кочевавшие по синайской пустыне. Согласно Исходу (2:15-21), бежавший из Египта Моисей пришел к человеку по имени Иофор (Йетро), который был священником в Мадиаме (Мидиане), и взял в жены дочь того, Сепфору (Циппору). В ходе археологических раскопок в районе Акабского залива, в нескольких километрах к северу от него, были обнаружены остатки египетского святилища, которое было разрушено мадианитянами. Последние уничтожили там изображения египетской богини Хатхор и, судя по всему, на месте бывшего святилища воздвигли священную скинию - совершенно таким же образом, как об этом рассказано в Ветхом Завете об израильтянах. При раскопках в этом месте был найден лишь один предмет - бронзовая фигурка змеи. Вполне естественно связать эту находку с библейской историей из книги Чисел, повествующей о том, как Моисей изготовил бронзового змия и поместил его на знамени: взиравшие на изображение израильтяне не умирали от смертельных укусов тех ядовитых гадов, которые были насланы на них Богом в наказание (Чис. 21:6-9). Много лет спустя, как сообщает тот же источник, царь Езекия (715-686 гг. до н.э.) уничтожил Моисеева змия, "потому что до самых тех дней

сыны Израилевы кадили ему..." (IV Цар. 18:4). Современные исследования подтверждают также другой факт: весьма рано может быть обнаружен процесс слияния Яхве и угарйтского Эла - бога, который обычно изображался в облике быка (12) (рис. 4). Как повествует Исход, в то время, когда Моисей пребывал на горе Синай (которая именуется иначе Хорив, или горой Яхве, или Эла, или же просто горой Бога), израильтяне сотворили "литого тельца" из золота, при этом Аарон сказал: "Вот бог твой, Израиль, который вывел тебя из земли Египетской!" (Исх. 32:4). После этого, как сообщает тот же источник, "принесли всесожжение и привели жертвы мирные". Историко-критический анализ текста Ветхого Завета свидетельствует о том, что запрет на изображения Яхве должен относиться лишь к VIII в. до н.э., при этом важную роль в его введении сыграл пророк Осия (13). Гнев Моисеев по поводу изготовления израильтянами золотого тельца, о котором сообщает текст, следует рассматривать как результат этого позднего антииконического религиозного движения. Наличие связи между Яхве и изображаемым в виде быка богом Элом может быть прослежено также в истории Иеровоама (931-910 гг. до н.э.). Как сообщается в I книге Царств, Иеровоам построил в северном Ханаане, в Пенуиле (Бет-эл, доел.. "Дом Эла", Вефиль) святилище для золотого тельца, для того, чтобы жителям не было необходимости совершать длительные путешествия в Иерусалимский храм. Здесь снова сообщается о том, что именно этот Бог вывел израильтян из Египта (I Цар. 12:25-32). Когда пророк Осия полутора столетиями позже возопил: "Оставил тебя телец твой, Самария! ...художник сделал его, и потому он не бог; в куски обратится телец Самарийский!" (Ос. 8:5-6) - мы можем сделать вывод, что и в его время израильтяне поклонялись тельцу как манифестации Яхве.

Если из истории о Пенуильском святилище убрать ее "антииконический пласт", то окажется весьма вероятным, что целью Иеровоама было создание в северной части страны подобия Ковчега завета Иерусалимского храма Соломона. В ходе попыток логического объяснения ветхозаветного текста, теологическая редакция девтерономистов свела

значение Ковчега до простого вместилища скрижалей завета (Втор. 10:1-5; III Цар. 8:9) (14). Авторы ее, однако, забыли о том, что изначально Ковчег являл собой символ присутствия божества в храме. На крышке Ковчега были изображены два херувима (Исх. 25:18-20), описание

которых в тексте, к сожалению, отсутствует. Изображение захваченного римлянами после разрушения Иерусалимского храма в 70 г . Ковчега, которое было помещено на триумфальной арке Тита в Риме (рис. 5), также не содержит точных на этот счет деталей. По недоразумению херувимы представлялись

обычно в виде ангелов (рис. 6). Тексты сообщают о наличии у них крыльев и ног; судя по книге пророка Иезекииля (41:18-19), у каждого из херувимов должно было быть два лица: "человеческое" и "львиное". Это описание напоминает сфинксовые троны, известные у других, живущих no-соседству народов (15). Например, изображение подобного трона известно

по саркофагу финикийского царя Ахирама, датируемого примерно 1000 г . до н.э. (рис. 7). Аналогию может составить также табличка из слоновой кости из Мегиддо, которая относится к XIII-XII вв. до н.э. (рис. 8). Восседающими на подобного рода тронах часто изображались бородатые боги (рис. 9, 10) - с одной рукой, простертой в жесте благословения, другой - сжимающей

некий неидентифицируемый предмет,. Между прочим и бога Эла тоже можно видеть занимающим подобного рода трон (рис. 11). Несомненно, в процессе слияния Яхве и Эла на первого был перенесен и эпитет второго - "сидящий на херувимах" (II Сам. 6:2). Напрашивается очевидный вывод: изначально Ковчег должен был представлять собою не что иное, как сакральный сфинксовый трон. Однако Яхве, в отличие от земных правителей, никогда не изображался сидящим на троне в физическом своем проявлении: в Иерусалимском храме трон всегда оставался пустым. Божество Израиля мыслилось восседающим на

херувимовом троне и Ковчеге в своем не доступном созерцанию величии (16).

Возможно, Иеровоам создал своего золотого тельца по подобию сфинксового трона Иерусалимского храма - в качестве пьедестала для невидимого, аиконического божества. Статуи Эла и некоторых других богов, изображенных стоящими на быке, известны (рис. 12). Вероятно, израильтяне на севере страны могли забыть изначальное значение подобных изображений: они стали воспринимать фигуру быка как образ самого Яхве. Популярность Баала, который также почитался в виде быка, могла способствовать формированию этих представлений.

Немало страниц было исписано по поводу истоков запрета на изображения в древнем Израиле. Прежде всего отмечался тот факт, что у бедуинов-кочевников, как правило, вообще отсутствовали обожествляемые идолы. Например, среди набатеев, группы живущих в Синайской пустыне и чрезвычайно приверженных своему кочевому образу жизни арабских племен, запрет на какие-либо изображения существовал вплоть до III или II в. до н.э.(17) С другой стороны, обращалось особое внимание на такие присущие Яхве черты, как абсолютная его трансцендентность и непознаваемость. Однако здесь следует иметь в виду, что отмеченные черты были присущи и многим другим древнепереднеазиатским богам, и стало быть сами по себе они не способны в достаточной мере дать объяснение исследуемому феномену (18). Кажется гораздо более вероятным предположить, что запрет нужно понимать как реакцию на сакрализацию царской власти и связанную с ней иконографию, каковыми они были в Египте, пребывание в котором оставило по себе тяжкую память у израильских колен. Иначе говоря, возможно предположить, что запрет на изображения в Израиле (изначальный вариант которого был короче, вмещая в себя лишь слова "не делай себе кумиров" (19)) был тесно связан с тем активным протестом, который с самого начала был направлен против царской власти. Образ сидящего на троне Яхве, воспроизводящий иконографию царя, который с точки зрения культа воспринимался в качестве царя земного, мог бы служить легитимизацией человеческой природы царственности (20). Для израильтян же с древнейших времен царем был один лишь Яхве.

На практике, однако, запрет на изображения не соблюдался израильтянами так строго, как это могло бы показаться на первый взгляд. Археологические источники показывают, что позднеантичный иудаизм также не следовал букве второй заповеди. Так, известно, что стены многих еврейских синагог были расписаны фресками. Наиболее известным примером служит датируемая серединой III в. синагога, раскопанная в Дура-Европос - поселении на западном берегу Евфрата. Ее фрески, хранящиеся ныне в Национальном музее Дамаска, запечатлели сюжеты из Ветхого завета, цель которых - представить в поучительной форме историю Спасения и эсхатологические ожидания израильтян (21).

Например, изображение храма и жертвоприношения Авраама над святилищем со свитками Торы (рис. 13) должно было иллюстрировать мысль о том, что на последнюю были перенесены функции разрушенного Иерусалимского храма. Было также отмечено, что некоторые ветхозаветные сюжеты, которые присутствуют на фресках катакомб на Виа Латина в Риме и датируются IV в., восходят к еврейским образцам (22). В Палестине было обнаружено несколько относящихся к первым векам н.э. синагог с мозаичными полами, на которых помещены изображения Зодиака и Гелиоса в солнечной колеснице.

Это свидетельствует о наличии богатого еврейского изобразительного искусства несмотря на существование второй заповеди и групп его ревностных сторонников. Письменные источники, относящиеся к позднеантичному времени, подтверждают, что запрету были подвержены только те изображения, которые могли иметь отношение к поклонению божеству, особенно - связанные с императорским культом. Что же касается всех прочих изображений, то они допускались (23). Вместе с тем всегда существовали ортодоксально настроенные слои общества, которые придерживались строгих запретов на все изображения. Для этих последних любой вид изобразительного искусства был нарушением второй заповеди. И по сей день наряду с художниками, подобными М. Шагалу (рис. 14), можно найти благочестивых евреев, которые не приемлют любой тип изображений, включая живописные.

4. Христианство

Христианство, возникшее как секта иудаизма, восприняло для себя Ветхий завет с десятью заповедями. В течение первых веков бытования христианства его приверженцы строго придерживались второй заповеди, накладывавшей запрет на изображения. Этому отношению несомненно способствовало то, что им приходилось существовать среди населения, поклонявшегося языческим идолам. Даже в IV в. епископы Восточной части империи, такие, как, Евсевий Кесарийский и Епифаний Кипрский, открыто объявляли себя противниками изображений, опасаясь возрождения язычества. После победы Константина и христианства в 312 г . общая атмосфера изменилась, и рядовое население стало поклоняться изображениям. В этом процессе важную роль сыграли мемориальные изображения, которые вели свое происхождение от портретов, прежде возлагаемых на лица мумифицированных усопших. Христиане имели обыкновение устанавливать на своих кладбищах памятные стелы мученикам и святым, на которых помещались их изображения. Важную роль сыграли также портреты императоров, рассылавшиеся часто во все концы необъятного государства. Портреты выставлялись во время судебных заседаний и в церквах как замещение телесного присутствия самого оригинала. Отцу греческой церкви Афанасию Александрийскому (умершему в 373 г .) принадлежат следующие строки об императорском портрете: "В изображении присутствует понятие об императоре и его облик, и сходство в обоих - одинаково". "В уста" императорского портрета он вложил такие слова: "Я и император - едины. Я есмь в нем, и он - во мне. То, что вы видите на мне, вы видите на нем" (24). Иными словами: через сходство изображение становится тождественным оригиналу. Именно это, судя по всему, привело христиан к идее изображения Христа и Богоматери. В этой идее их поддерживали монахи, и монастыри стали центрами иконописи. В знаменитом монастыре Св. Екатерины на Синае уцелело несколько икон, датируемых до периода иконоборчества (длившимся с 725 по 843 г . с перерывом в 780-813 гг.). Иконоборчество преследовало как изготовление изображений, так и поклонение им. Один из текстов того времени свидетельствует: "...самые разные и странные формы культа начали процветать. Изображения носились на процессиях. Их окропляли в ходе служб, им кадили, их целовали и совершали помазание маслом. Их облекали в одежды и избирали в свидетели при крещении. Люди клялись на иконах. Иконы оживляли усопших и излечивали больных. Они изгоняли дьявола и помогали обрести детей. Руку преступника они заставляли отсохнуть. Они кровоточили, когда их касались" (25). В 724 г . император Лев III ввел запрет на изображения. Демонстрируя свою решительность, он приказал снять распятие, которое висело над вратами его дворца. В 753 г . на Иерийском соборе близ Константинополя епископы утвердили этот запрет. В соответствии с их вердиктом поклонение иконам считалось остатком язычества. Всякий поклонявшийся иконам предавался анафеме, особенно же строгому наказанию подвергались монахи. По решению Иерийского собора Святое Причастие (евхаристия) признавалось единственным возможным образом Христа. Этот образ не был антропоморфен, не имел человеческого облика. Подобно тому как человечество стало сопричастно божеству через воплощение Христа, хлеб и вино Святого Причастия было исполнено Святого Духа. Две сущности Христа - божеская и человеческая - сосуществовали в нем, не сливаясь. Икона же способна была запечатлеть лишь последнюю, разрывая связь между божественным и человеческим в Христе. С этой точки зрения поклонение иконе было лишь битием поклонов перед доступным зрению неодушевленным образом. Налагался запрет и на изготовление изображений Марии и прочих святых. Живой образ святых мог обнаруживать себя только в писаниях, которые сами святые оставили по себе или которые о них сочинили позднее.

Подобно иконоборцам, приверженцы иконопочитания также черпали свои аргументы в учении о воплощении Христа. Во времена Льва III Иоанн Дамаскин, уроженец Палестины, защищал поклонение иконам следующим образом: "мы не сотворяем, утверждал он, изображений незримого Бога, что было бы отступлением от истины. Изобразить бестелесное, невидимое, неопределенное, не имеющее формы вообще невозможно. Мы были бы нечестивцами, поклоняйся мы, как богам, изображениям людей. Этого мы не делаем. Но мы не совершаем никакого отступничества, творя лик божьего воплощения - а именно того, кто явился на Землю в телесной форме, кто жил с людьми и перенял их характер, их облик, цвет их плоти". Феодор Студит, умерший в 826 г ., говорил так: "икона представляет собой модель...честь, которую оказывают иконе, направлена на оригинал" (26). Иначе говоря, символизированная в иконе религиозная реальность, обретает реальность в самом символе.

В 843 г . управление империей после смерти своего супруга, императора Феофила, приняла Феодора: принадлежа к числу иконопочитательниц, она положила конец иконоклазму. Начиная с этого времени изготовление и поклонение иконам получило общее признание, однако самые правила, которые при этом должны были соблюдаться, еще долго служили предметом обсуждений. Например, разгорелась упорная и длительная дискуссия по поводу того, каким образом надлежит изображать Святую Троицу. Сначала утвердилось и находило воплощение аллегорическое толкование ветхозаветной истории из книги пророка Даниила о трех отроках в пещи, а также, особенно, история о трех ангелах, явившихся Аврааму в дубраве Мамре (Быт. 18:2).

Однако при этом помечать одного из ангелов крестом или титлом для того, чтобы выделить в нем Христа, запрещалось, поскольку это противоречило бы тезису о единосущном характере Троицы. Равным образом запрещалось изначально и изображение Троицы, которое сложилось под влиянием западных образцов, в которых Отец изображался в виде старца, Сын - в виде мужчины средних лет и Святой Дух -в виде голубя (рис. 15). Бога-отца не разрешалось изображать вообще. По этой причине мы часто видим лишь Его руки - так, например, как на изображении крещения Христа в Иордане, выполненном в соответствии с западными канонами. Эта работа Вероккио, дописанная Леонардо да Винчи около 1453 г . во Флоренции, может быть вполне использована для демонстрации различий между западной живописью на религиозные сюжеты и восточной иконописью. На иконах изображение персонажей регламентируется строгими правилами и традицией. Поскольку икона является портретом в точном смысле слова, характер изображаемого человека, его положение или должность, степень его духовности должны быть воспроизведены в соответствии с нормами, которые были созданы и зафиксированы традицией. Таковые касаются прежде всего нимба вокруг головы, выражения глаз, символики цвета, использования золота, тонкого красочного слоя. Но еще в большей степени - сбалансированности композиционного решения. В противоположность иконам, персонажи западной религиозной живописи и пластики не являются портретными. Они не могут привлечь к себе молящегося, в отличие от икон, которые этой способностью обладают, будучи объектами культа, sacramentalia. Западная живопись в лучшем случае может способствовать привлечению зрителя к почитанию изображенной фигуры. Французский язык хорошо передает это различие: восточная икона - это "sainte image", западная религиозная живопись - "image sainte". Художник, творящий свободно в соответствии со своими собственными представлениями, неминуемо покушается на самую сущность иконы. По этой причине восточной православной церковью религиозная живопись по-прежнему рассматривается как литургическая обязанность (27).

В отличие от православной церкви на Востоке, Римская католическая церковь в Западной Европе всегда воспрещала поклонение образам. В ответ на дошедшее до него известие, что в Германии распространяются и размещаются во многих церквах изображения Святого Духа в виде юноши (рис. 16), папа Бенедикт XIV направил официальное послание, озаглавленное "Sollicitudini Nostrae", епископу Аугсбурга (28). После длительных изучений сочинений отцов церкви и обсуждения вопроса с современными ему богословами, он пришел к заключению, что

только Священное писание может рассматриваться в качестве критерия того, как надлежит изображать Троицу. Поскольку Бог явил себя человечеству в некоторых явственно зримых формах, в принципе изображать его разрешалось. Вместе с тем, поскольку в Библии не существовало единого указания на то, что Дух Святой имел облик юноши, этот образ должен быть отвергнут. С другой стороны, разрешалось, по

мнению папы, запечатлевать третий персонаж Троицы в виде голубя, поскольку Библия свидетельствует, что именно в этом образе Бог явил себя при крещении Иисуса в Иордане. Воспрещались кроме

того изображения Троицы в виде трехликой главы (рис. 17), а также в виде трех идентичных мужских фигур. Напротив, изображения Бога-отца в виде старца, с Христом, сидящим на Его коленях или на правой руке, и Святым Духом-голубем между или над ними (рис. 18) предписывались. Конец своего послания папа сопроводил двумя перечнями изображений, которые были разрешены для вопроизведения без опасений за верующих: один касался Троицы как единства, другой имел в виду ее составные части, например, Бога-отца в виде старца (рис. 19).

В реформаторских церквах Мартин Лютер всегда предоставлял место изображениям. Отрицая поклонение им, он вместе с тем ценил их дидактические возможности для иллюстрации сюжетов Священного писания. Изображения, на его взгляд, помогали понять Библию. В противоположность Лютеру и основываясь на буквальном толковании второй заповеди, Жан Кальвин и кальвинисты всегда неукоснительно порицали изготовление и поклонение всем видам изображений. Они полагали, что все это должно быть изобличено как идолопоклонство. В XVI в. кальвинисты ввели жесточайшее иконоборчество во многих странах Западной Европы. В строго фундаменталистски реформированных протестантских общинах и поныне отрицаются все виды визуальных и пластических видов искусств, включая фотографию.

5. Ислам

Около 610г. в Мекке начал свою религиозную деятельность Мухаммад. В соответствии с традицией он приказал уничтожить все 360 идолов Каабы (рис. 20), установленных почитавшими их племенами арабов-кочевников. Вместо них Пророк стал поклоняться единому и вездесущему Аллаху, о котором в Коране говорится следующее: "Он - Аллах - един, Аллах, вечный; он не родил и не был рожден, и не был Ему равным ни один". Абсолютная непознаваемость Аллаха - основная причина того страха, который в исламе внушает любая попытка изображения или представления (в том числе - мысленного) Бога; его следствием стало запрещение всех видов изобразительного искусства. Бог - вездесущ. Самая мысль о возможности зафиксировать Его присутствие в конкретном месте посредством изображения или символа - богохульство и святотатство. По этой причине мечеть - не священное место, но лишь пространство, где мусульмане встречаются для вознесения молитв и слушания слов Аллаха. В любой мечети в стене, перпендикулярной кибле,

направлению, в котором возглашаются молитвы, находится мираб- ниша, указывающая сторону, где расположена Мекка. В мирабе нет ничего - ни изображений, ни культовых объектов: пустота сама по себе свидетельствует присутствие Бога. Поскольку бог присутствует везде, он нигде не видим. В исламе ничто не может отвлечь внимания верующих от единственности и непознаваемости Бога. Эти Его свойства могут быть постигнуты лишь в ощущении упорядоченности и бесконечности: именно в этом лежит основа зарождения арабесок с их бесконечным повторением геометрических форм, линий, изломов и углов, в которые вплетены выдержки из Корана - слова Бога, каллиграфически выписанные или вырезанные на стенах как знаки Его присутствия (рис. 21).

Сам по себе Коран не содержит исходящих от Бога запретов на изображения. Таковые могут быть обнаружены в хадитах, традиционной литературе. Во многих ее текстах этот запрет выражен в общей форме: в виде утверждения, например, что ангелы не войдут в дом, где есть собака, или изображение, или нечестивый человек. В соответствии с другими текстами, изготавливать и держать дома изображения запретил сам Мухаммад. Как показывают исследования, подобные запреты впервые были введены в ислам между 675 и 725 гг.(29) Изготовление изображений не только противоречило тезису о непознаваемости Бога, но воспринималось также как дерзость или безрассудство: ведь создание любых образов есть акт творения, каковое - промысл Божий. От нарушителей запрета в День Судный Бог потребует вдохнуть жизнь в их творения: если они не сумеют этого выполнить, будут отправлены в ад (30). Однако не все хадиты содержат запрет в подобном виде. Во многих текстах изображения живых существ, например на стенах домов или занавесях, запрещаются, но вполне допускаются на коврах и подушках. Равным образом не возбраняются изображения, лишенные головы.

Однако несмотря на запрет на изображения, который и в наши дни соблюдается весьма строго фундаменталистскими группами, в исламских странах тем не менее процветают визуальные виды искусства. Известны в том числе и изображения обнаженной натуры в эротических сюжетах.

Для всех правил, конечно же, есть свои исключения. Например, предполагается, что лицо самого Мухаммада должно быть всегда закрытым тканью (рис. 22), однако известны изображения Пророка, в которых его лицо остается открытым (рис. 23).

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Монотеистическим религиям, о которых шла выше речь, строгий запрет на создание и поклонение изображениям не был свойствен изначально. Он возник как результат преобразовательных движений внутри самих религий в соответствии с определенными теологическими концепциями. Особенно строго вето на изображения толковалось и соблюдалось в ортодоксально-фундаменталистских группах.

Очевидно, что найти объяснение этому запрету в пределах какой-либо одной гипотезы вряд ли возможно. Конкретные практические, теологические, идеологические факторы играли очень важную роль. Делались попытки объяснить страх перед изображениями ссылками на практику магии и осознание опасности общения с божеством. Однако, с одной стороны, магия - не изолированный феномен религии и не просто совокупность противоречивых религиозных ритуалов. Магия неотторжимо связана со взаимоотношением бога и человека. С другой стороны - во всех религиях существует различие между самим богом и его изображением, которое выступает в качестве praesentia realis dei. Это означает, что бог проявляет себя в своем изображении, но они не тождественны.

Во многих случаях мы можем установить различия между официальной идеологией и доктриной и благочестием и формами религиозности рядового населения. Поклонение Богу через посредство его изображений относится к числу глубочайших религиозных потребностей человека, в особенности - масс простого населения, для которого грамотность оставалась недоступной. Люди ощущают настоятельную потребность визуализировать божество и создать изображение того "ты", с которым связан их религиозный опыт, кого они стремятся увидеть, с кем мечтают соприкоснуться. С этой точки зрения изображение божества выступает особенно важным, поскольку именно оно и делает возможной эту встречу "лицом к лицу" -встречу, которая означает много больше, чем просто "ощущение" или "слыщание". Во всех религиях, которые составили предмет обсуждения в данной статье, усилия теологов были направлены на то, чтобы свести взаимоотношения с невидимым божеством лишь к слышанию его слов, к молитвам, послушанию. Они воспрещали созерцание Бога через посредника - его изображение, икону. Однако усилия эти оказывались напрасными и впредь таковыми и останутся. Совершенно непознаваемый Бог не только находится за пределами человеческого разумения, но также вступает в противоречие с сокровеннейшей религиозной потребностью во взаимоотношении с Богом, которого можно не только лицезреть, но и осязать.

Д. ван дер Плас

THE VETO ON IMAGES IN MONOTHEISTIC RELIGIONS

D. van der Plas

The author undertakes a comparative analysis of some known monotheistic religions tracing the reasons, preconditions and specific manifestations of the prohibition of the manufacture and worship of divine images. He comes to the conclusion that strict prohibition on that score existed not at the earliest stages of the development of the said religions but was a result of some of their internal reformation processes. Those processes can hardly be accounted for within the framework of the same model of their appearance. Theological, ideological and purely practical factors may have played a different role in that. In many instances it is possible to bring to light considerable differences between the official theological doctrine and the beliefs and religious practices of the ordinary people.

ПРИМЕЧАНИЯ

1) Assmann J. Agypten. Theologie und Frommigkeit einer friihen Hochkultur. Stuttgart-Berlin-Koln-Mainz, 1984. S. 246.

2) Sandman M. Texts from the Time of Akhenaten. Bruxelles, 1938. P. 94. Line 17.

3) 3)Brunner H. Altagyptische Religion. Darmstadt, 1989. S. 40-41; Grimai N. Histoire de l'Egypte ancienne. P., 1988. P. 280-282.

4) Sandman. Op. cit. P. III. Line 7.

5) Brunner. Op. cit. S. 42.

6) Vergnieux R. Recherches sur les monuments Thebains d'Amenophis IV a l'aide d'outils informatiques. V. I. Lyon, 1992 (These d'Etat). P. 245.

7) Assmann. Op. cit. S. 251 f .

8) Ockinga B. Die Gottebenbildlichkeit im alten Agypten und alten Testament. Wiesbaden, 1984. S. 117-124.

9) Brunner. Op. cit. S. 43 f .

10) Grimai. Op. cit. P. 274.

11) Hallo W.W. Texts, Statues and Cult of the Divine King // Congress Volume. Jerusalem, 1986 (=Suppl. to etus Testamentum. V. XL). Leiden, 1988. P. 85.

12) Mettinger. The Veto on Images and Aniconic God in Ancient Israel / Ed. H. Diezais. Religious Symbols am their Functions. Stockholm, 1979. P. 17.

13) Ibid. Р . 23.

14) Ibid. P. 22.

15) Hendel R.S. The Social Origins of the Aniconic Tradition in Early Israel // The Catholic Biblical Quaterly. 1988. V. 50. P. 376 f .

16) Mettinger. Op. cit. P. 27.

17) Weinfeld M. The Tribel League at Sinai / Ed. P.O. Muller. Ancient Israelite Religion. Essays in Honour of Frank Moore Cross. Philadelphia, 1987. P. 310.

18) Hendel. Op. cit. P. 371.

19) Ibid. P. 366.

20) Ibid. P. 380 f .

21) Schubert К . Die Bedeutung des Bildes fur die Ausstattung spatantiker Synagogen - dartstellt am Beispiel der Toraschreinnische der Synagoge von Dura Europos // Kairos. 1975. V. 17. S. 11-23.

22) Idem. Sundenfall und Vertreibung aus dem Paradies in der Via Latina im Lichte der Judischen Tradition // Kairos. 1974. V. 16. S. 13-18; Stemberger G. Die Partriarchenbilder der Katakombe in der Via Latina im Lichte der Judischen Tradition // Ibid. S. 19-78.

23) Schubert K. Das Problem der Entstehung einer Judischen Kunst im Lichte der Literarischen Quellen des Judentums // Ibid. S. 1-13.

24) Theunissen W.P. Ikonen. Hasselt, 1973. S. 9 f .

25) Beck H.-G. Geschichte der Orthodoxe Kirche im byzantinischen Reich. Gottingen, 1980. S. 68 f .

26) Theunissen. Op. cit. P. 21.

27) Ibid. P. 24 f .

28) Boespflung F. Dieu dans l'art. Sollicitudini Nostrae de Benoit XIV (1745) et l'affaire Crescence de Kaufbeuren. P., 1984.

29) Reenen van D. The Bildverbot, a New Survey // Der Islam. 1990.V. 67. P. 27-77.

30) Wagtendonk K. Images in Islam. Discussion of a Paradox / Ed. D. Van der Plas. Effigies Dei. Essays on the History of Religions (=Suppl. to Numen. V. X). Leiden, 1987. P. 119.