Щедровицкий Д. Введение в Ветхий Завет. Пятикнижие Моисеево

ОГЛАВЛЕНИЕ

ТОМ III. КНИГИ ЛЕВИТ, ЧИСЕЛ И ВТОРОЗАКОНИЯ

Лекция 13. Священники и пророки. Прерванный и возобновленный путь души (Кн. Второзакония, гл. 18–26)

Глава 18 Книги Второзакония говорит о священниках, левитах и пророках. Относительно священников все достаточно ясно: ими могут быть только потомки Аарона (ст. 1). Священнику помимо десятины принадлежат определенные части жертв, а также начатки от урожая и от шерсти овец (ст. 3–4),—

…Ибо его избрал Господь, Бог твой, из всех колен твоих, чтобы он предстоял пред Господом, Богом твоим, служил во имя Господа, сам и сыны его во все дни. (Втор. 18, 5)

Относительно же левитов сказано, что если кто-либо из них захочет поселиться вблизи Храма, чтобы служить «на месте, которое изберет Господь», то он должен пользоваться такой же долей от приношений, как и остальные левиты, живущие при Храме (ст. 6–7):

…Пусть они пользуются одинаковою частью, сверх полученного от продажи отцовского имущества. (Втор. 18, 8)

Но что же значит «придет из одного из жилищ твоих» и почему речь идет о продаже имущества? Левиты получили дома (с загородными земельными участками) в городах, разбросанных по землям всех колен (Числ. 35, 1–7). Чем более обширен был удел колена, тем больше левитских городов в нем находилось (Числ. 35, 8).

О левитах Моисей сказал:

…Учат законам Твоим Иакова и заповедям Твоим Израиля, возлагают курение пред лицо Твое и всесожжения на жертвенник Твой… (Втор. 33, 10)

Здесь сказано о двойной роли левитов: просвещении народа и служении в Скинии. В то же время «курение» символизирует молитвы, которым левиты обучали народ, а «всесожжения» — жертвенную жизнь, которую они вели. Однако любой левит имел право поселиться рядом с Храмом, чтобы служить в нем. В таком случае он продавал имущество, которым владел в прежнем месте проживания. Это и подразумевается в ст. 8.

…Наряду с левитским служением существует иной, как бы параллельный ему, способ общения Бога с народом — пророчество. Деятельность израильских пророков в корне противоположна культовым прорицаниям ханаанейских жрецов и магов. Вот почему запрет обращаться к последним предпослан разъяснению вопросов, связанных с пророчеством:

Когда ты войдешь в землю, которую дает тебе Господь, Бог твой, тогда не научись делать мерзости, какие делали народы сии:   
     Не должен находиться у тебя проводящий сына своего или дочь свою через огонь, прорицатель, гадатель, ворожея, чародей,           
     Обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых… (Втор. 18, 9–11)

Рассмотрим перечисленные категории языческого «духовенства» более подробно. Его иерархия включает девять ступеней.

Первая — это «проводящий сына своего или дочь свою через огонь». В оригинале сказано ובתו ‹у-вито́› — «и дочь» (а не «или дочь»), что указывает на посвящение «богам» всех своих детей, а не на принесение некоторых из них в жертву. Поэтому не следует отождествлять данную категорию магов с теми, кто сжигает детей, отдавая их Молоху (Лев. 20, 2–5),— здесь речь идет о детях, которые уже с рождения посвящаются темным духам, состоят с ними в связи и впоследствии сами становятся колдунами.

Вторая — קסם קסמים ‹косэ́м кэсами́м›, «начертывающий начертания» или «режущий прорези» (в Синодальном переводе — «прорицатель»). Имеется в виду симпатический маг, который через нанесение «ран» изображению данного человека способен причинить вред самому человеку или даже его убить. Такие колдуны могут также влиять на события человеческой жизни, изменяя их естественный ход.

Третья — מעונן ‹мэонэ́н›, «обволакивающий» (в Синодальном переводе — «гадатель»). Такие маги умеют «обволакивать» (т. е. затуманивать) сознание и волю людей, подчиняя их себе и заставляя выполнять свои желания. Это воздействие сильнее предыдущего: оно не ограничивается влиянием на телесную природу, но связано с вмешательством в психические процессы.

Четвертая — מנחש ‹мэнахе́ш›, «шепчущий» (в Синодальном переводе — «ворожея»). Маги этого уровня могут управлять низшими духами посредством заклинаний, т. е. обладают над ними некой властью.

Пятая — מכשף ‹мэхаше́ф›, «шипящий» (в Синодальном переводе — «чародей»). Она включает тех, кто повелевает темными духами более высокого ранга и поэтому способен причинять вред сразу многим людям.

Шестая — חבר חבר ‹хове́р ха́вер›, «связывающий связью», «оплетающий плетением» (в Синодальном переводе — «обаятель»). Это те, кто умеет магически соединять людей (или целые человеческие сообщества) вопреки их собственным намерениям, а также природным и социальным законам. Спектр действий таких колдунов широк: от «принуждения» к физической близости или брачному союзу до объединения несхожих между собой общественных движений, партий и т. д., которым они навязывают «общие» цели.

Седьмая — שאל אוב ‹шоэ́ль ов›, «вопрошающий (пра)отца»: имеются в виду те, кто получает указания от более сильных магов прошлого, обладающих могуществом в мире темных сил. Достигшие этой ступени входят в ту «черную иерархию», нижние уровни которой достигают преисподней.

Восьмая — ידעני ‹йид 'он ́и›, «ведающий», «ведун»: так именуются маги, посвященные в глобальные планы сил преисподней и выбирающие наиболее успешные пути для их осуществления. Это высокая ступень посвящения в «глубины сатанинские» (Откр. 2, 24).

Наконец, девятая — דרש אל־המתים ‹дорэ́ш эль-hа-мети́м›, «взыскующий мертвых» или «требующий с мертвых». Речь идет о маге наивысшей ступени, распоряжающемся нечистыми духами, в том числе духами ранее умерших магов, по своему усмотрению и координирующем усилия различных темных сил.

В заключение перечня Моисей возглашает:

…Ибо мерзок пред Господом всякий, делающий это, и за сии-то мерзости Господь, Бог твой, изгоняет их от лица твоего… (Втор. 18, 12)

Здесь заключена основная, «корневая» вина ханаанеев: отпав от Бога и постоянно нарушая все семь заповедей сынов Ноевых, они оказались полностью подчинены иерархии черных сил, возглавляемой «мироправителями тьмы» и «духами злобы» (Еф. 6, 12).

Вновь призвав народ к непорочности пред Всевышним (ст. 13), пророк поясняет, что, в противоположность ханаанеям, евреи будут черпать и знания, и силы из самого Источника жизни:

…Ибо народы сии, которых ты изгоняешь, слушают гадателей и прорицателей, а тебе не то дал Господь, Бог твой.       
     Пророка из среды тебя, из братьев твоих, как меня, воздвигнет тебе Господь, Бог твой,— его слушайте… (Втор. 18, 14–15)

Далее следует перечисление свойств истинного пророка. Умение отличать его от ложного жизненно важно, поскольку пророк является «каналом» Божественного воздействия, орудием передачи воли Всевышнего, разъяснителем заповедей. Из этого ясно, насколько необходим истинный пророк — посредник между Создателем и людьми и насколько опасен лжепророк, пытающийся исказить развитие духовных процессов как во всем обществе, так и в каждой душе.

Иеремия утверждает, что именно за грехи лжепророков и священников-отступников был разрушен Иерусалим:

…Враг и неприятель вошел во врата Иерусалима.  
     Все это — за грехи лжепророков его, за беззакония священников его, которые среди него проливали кровь праведников… (Плач. 4, 12–13)

О лжепророках сказано, что они распространяют нечестие по всей земле и за это будут тяжко наказаны:

Посему так говорит Господь воинств о пророках: вот Я накормлю их полынью и напою их водою с желчью, ибо от пророков иерусалимских нечестие распространилось на всю землю. (Иер. 23, 15)

Перейдем к описанию признаков истинного пророка.

Прежде всего подчеркнем, что речь идет о каждом пророке, а не об одном, как утверждают некоторые комментаторы, относя ст. 15 (о «пророке… из братьев твоих») только и исключительно ко Христу. Ведь контекст стиха говорит о постоянной, многовековой деятельности пророков Господних, противопоставляя ее гаданиям и волхвованиям ханаанейских магов. Стих, таким образом, относится к истинным пророкам вообще, а не только к Мессии.

Однако упомянутые толкователи обращают внимание на то, что в новозаветных текстах данный стих цитируется только применительно ко Христу. Так, апостол Петр призывал жителей Иерусалима:

…Покайтесь и обратитесь, чтобы загладились грехи ваши,          
     Да придут времена отрады от лица Господа, и да пошлет Он предназначенного вам Иисуса Христа,    
     Которого небо должно было принять до времен совершения всего, что говорил Бог устами всех святых Своих пророков от века.     
     Моисей сказал отцам: Господь, Бог ваш, воздвигнет вам из братьев ваших пророка, как меня,— слушайтесь его во всем, что он ни будет говорить вам;    
     И будет, что всякая душа, которая не послушает пророка того, истребится из народа.        
     И все пророки, от Самуила и после него, сколько их ни говорили, также предвозвестили дни сии. (Деян. 3, 19–24)

Внимательно вчитавшись в сказанное, мы поймем, что предсказание Моисея о пророке «из братьев ваших» Петр понимал в собирательном смысле — как указание на всех пророков Ветхого Завета, предсказавших пришествие Мессии. Петр в данном случае не разумел под «пророком» только Иисуса (хотя, конечно, Иисус был величайшим пророком). Ведь, призывая своих слушателей уверовать во Христа, Петр ссылается на предсказания о нем «всех святых пророков от века», «всех пророков, от Самуила и после него, сколько их ни говорили». Как раз в связи с необходимостью прислушиваться к голосу «всех пророков» Петр и цитирует вышеприведенные слова о пророке «из братьев ваших»…

Те же слова еще раз упоминаются в защитительной речи диакона Стефана перед Синедрионом:

Это тот Моисей, который сказал сынам Израилевым: пророка воздвигнет вам Господь, Бог ваш, из братьев ваших, как меня; его слушайте. (Деян. 7, 37)

Из речи Стефана также нельзя заключить, что он понимал слова Моисея как относящиеся только ко Христу, а не ко всем вообще пророкам. Ведь далее Стефан нигде не развивает эту мысль, а продолжает рассуждение о Моисее (см. там же, ст. 38–41).

Итак, слова Моисея подразумевают всех пророков — вестников Господних, а не одного только Иисуса.

…Вернемся теперь к признакам истинного пророка (подчеркнем, что речь идет о пророке, посланном проповедовать израильтянам).

Первый из них — то, что он происходит מקרבך ‹ми-кирбеха́› — «изнутри тебя», «из твоей среды», а также «из братьев твоих» (Втор. 18, 15). То есть он сам должен быть израильтянином, «плотью от плоти» народа Божьего.

Это положение считалось аксиоматичным и в новозаветную эпоху — так что Павел для подтверждения своей апостольской (а значит, и пророческой) миссии приводил следующие доводы: «…я израильтянин, от семени Авраамова, из колена Вениаминова» (Римл. 11, 1); или: «…я, обрезанный в восьмой день, из рода Израилева, колена Вениаминова, еврей от евреев…» (Флп. 3, 4–5).

Но, кроме того, выражение «из братьев твоих» призвано указать на братское отношение пророка к окружающим, на отсутствие в нем самопревозношения. Гордость и надменность — верные признаки лжепророка…

Еще одно указание: пророка Господь «воздвигнет тебе». «Тебе», а не кому-нибудь другому. Следовательно, пророк заботится о народе Господнем, стремится к его благу, ко спасению каждого его члена; он обременен страданиями, нуждами и заботами окружающих.

И далее: Господь воздвигнет пророка כמני ‹камо́ни› — «как меня». Это слова Моисея. А значит, каждый пророк в чем-то подобен Моисею, который был «кротчайший из всех людей на земле» (Числ. 12, 3). Моисей, как мы знаем, отдавал все силы на служение народу, будучи самозабвенным ходатаем и заступником за евреев перед лицом Всевышнего (Исх. 32, 30–32).

Напомнив о том, как народ, охваченный страхом, просил его быть посредником при передаче Закона (ст. 16), Моисей продолжает:

И сказал мне Господь: хорошо то, что они говорили;           
     Я воздвигну им пророка из среды братьев их, такого как ты, и вложу слова Мои в уста его, и он будет говорить им все, что Я повелю ему… (Втор. 18, 17–18)

Обетование «воздвигнуть пророка» распространяется на все поколения сынов Израилевых, поскольку о каком-либо ограничении во времени здесь не сказано.

Кроме того, язычники постоянно, в каждом поколении, обращаются к гадателям и кудесникам; а ведь как раз этой их практике и противопоставляется служение пророков Господних. Следовательно, пока Израиль будет верен завету, истинные пророки будут вновь и вновь посылаться к нему. Отсутствие таковых — признак «отчуждения» от Бога, той «стены», которая воздвиглась между Ним и народом, преступившим завет.

Однако наступит день, когда стена грехов падет, и пророчество — «благость Господня» — возобновится:

Ибо долгое время сыны Израилевы будут оставаться без царя, и без князя, и без жертвы, без жертвенника, без ефода и терафима.         
     После того обратятся сыны Израилевы и взыщут Господа, Бога своего, и Давида, царя своего, и будут благоговеть пред Господом и благостью Его в последние дни. (Ос. 3, 4–5)

В связи с обетованием о пророках возникает важнейший вопрос — об инспирации. Является ли она абсолютной, т. е. передает ли пророк слово в слово то, что вложено свыше в его сознание, или же он творчески преобразует услышанное слово, воплощая его в терминах своей культурной эпохи, своего индивидуального языка? Как понимать в данной связи выражение: «вложу слова Мои в уста его»? Играют ли при этом какую-либо роль «уста» самого пророка, т. е. индивидуальные особенности его речи (а следовательно, и мышления), ее образно-поэтический строй — или же речь его целиком «запрограммирована» Богом?

Ответ на приведенный вопрос дает сравнительное исследование литературного стиля, образности, сюжетно-композиционных особенностей дошедших до нас пророческих книг или отдельных проповедей. Без сомнения, пророки обладают яркой, неповторимой индивидуальной речью; кроме того, каждому из них присуща своя, в чем-то оригинальная, система мировидения и концепция исторического процесса. Существуют не только отдельные сравнения, метафоры или притчи, но и целые словесно-мировоззренческие структуры, которые позволяют легко отличить, скажем, пророчества Исаии от пророчеств Осии, Иеремии, Иезекииля…

Пророческая весть, внушаемая Духом Божьим, обретает «в устах» (т. е. на индивидуальном языке, тесно связанном с особенностями мышления и мироощущения) каждого пророка свою неповторимую поэтическую форму, что делает многие пророческие речи шедеврами мировой литературы.

Желая наилучшим образом донести Свое слово до сознания людей, Всевышний избирал с этой целью великих пророков-поэтов, пророков-мыслителей. И Его слово, действующее «изнутри» речи этих гениальных провидцев-писателей древности, рассекает «реку времен», разбивает любые преграды. Оно в первозданной свежести и силе доходит до слуха каждого нового поколения, воспламеняя лучшие сердца на служение Всевышнему:

Слово Мое не подобно ли огню, говорит Господь, и не подобно ли молоту, разбивающему скалу? (Иер. 23, 29)

Но так ли необходимо, в религиозном плане, внимать словам вновь посылаемых пророков? Разве не достаточно прислушиваться к словам самого Закона и стараться исполнять их? На это ясно отвечает Сам Господь:

…А кто не послушает слов Моих, которые пророк тот будет говорить Моим именем, с того Я взыщу… (Втор. 18, 19)

Ведь Тора есть Закон, применяемый к самым различным, притом весьма изменчивым, жизненным обстоятельствам. Следовательно, она должна всегда соответствующим образом интерпретироваться. Понятно, что истинная, безошибочная интерпретация может исходить только от Самого Законодателя — и возвещаться через Его посланников, но никак не через людей «душевных» или «плотских» (см. Римл. 8, 4–8; I Кор. 2, 12–16). Последнего рода толкователей Иисус постоянно обличал в беззаконии и лицемерии. Их деятельность и привела в конце концов Иудею к глобальной катастрофе (Матф. 15, 1–14; 23, 1–39)…

Каждого же истинного пророка следует почитать как вестника Всевышнего, повинуясь приносимой им вести. Ведь он послан указывать, как именно надлежит исполнять заповеди здесь и сейчас.

Тех, кто отвращает слух от пророка, постигает кара — что же тогда можно сказать об издевающихся над ним или его преследующих?!

Посему, вот Я посылаю к вам пророков, и мудрых, и книжников; и вы иных убьете и распнете, а иных будете бить в синагогах ваших и гнать из города в город;           
     Да придет на вас вся кровь праведная, пролитая на земле, от крови Авеля праведного до крови Захарии… которого вы убили между Храмом и жертвенником.          
     Истинно говорю вам, что все сие придет на род сей. (Матф. 23, 34–36)

Гонение на пророков-апостолов в новозаветные времена имело те же последствия, что и в эпоху Северного и Южного царств, когда цари со своим окружением гнали и убивали пророков:

…Тогда Господь чрез всех пророков Своих, чрез всякого прозорливца предостерегал Израиля и Иуду, говоря: возвратитесь со злых путей ваших и соблюдайте заповеди Мои, уставы Мои, по всему учению, которое Я заповедал отцам вашим и которое Я преподал вам чрез рабов Моих, пророков.        
     Но они не слушали и ожесточили выю свою, как была выя отцов их, которые не веровали в Господа, Бога своего;    
     И презирали уставы Его, и завет Его, который Он заключил с отцами их, и откровения Его, какими Он предостерегал их, и пошли вслед суеты и осуетились, и вслед народов окрестных, о которых Господь заповедал им, чтобы не поступали так, как они… (IV Цар. 17, 13–15)

В приведенном тексте עדות ‹эдо́т› (буквально «свидетельства», в Синодальном переводе — «откровения») как раз и означают пророчества, органически дополняющие и интерпретирующие «уставы и завет». Исаия свидетельствует о таком же соотношении между Законом и откровением (в его книге употреблено слово того же корня תעודה ‹тэуда́› — «свидетельство»):

Обращайтесь к Закону и откровению. Если они [предсказатели] не говорят, как это слово, то нет в них света. (Ис. 8, 20)

А как же следует поступать со лжепророками, от которых, как мы знаем, происходят самые страшные беды? —

…Но пророка, который дерзнет говорить Моим именем то, чего Я не повелел ему говорить, и который будет говорить именем богов иных, такого пророка предайте смерти. (Втор. 18, 20)

«Предайте смерти»… Так переведено ומת ‹у-мет› — «и мертв» или «и умрет». Во-первых, имеется в виду духовная смерть, которая постигает лжепророка прежде его физической кончины: сознательно поступая наперекор Господу, он отделяет себя от Источника жизни — и поэтому внутренне «мертв». Во-вторых, подразумевается, что лжепророк умрет по воле Всевышнего, будучи Им наказан. Однако в оригинале нигде не говорится об обязанности людей умерщвлять лжепророка (как это можно заключить из Синодального перевода).

Но если пророчествующий «именем богов иных» — лжепророк по определению (поскольку сами «боги» в данном случае ложны), то с пророчествующим именем Господа дело обстоит куда сложнее:

И если скажешь в сердце твоем: «Как мы узнаем слово, которое не Господь говорил?»    
     Если пророк скажет именем Господа, но слово то не сбудется и не исполнится, то не Господь говорил сие слово, но говорил сие пророк по дерзости своей,— не бойся его. (Втор. 18, 21–22)

Не всегда удается сразу или даже достаточно скоро определить, является ли говорящий от имени Господа истинным пророком или ложным. Особый дар «различения духов» (I Иоан. 4, 1–3; I Кор. 12, 10) имеют немногие. И потому, увы, истинная сущность лжепророков нередко узнается лишь «по плодам их», т. е. по произведенным ими гибельным разрушениям:

Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные.           
     По плодам их узнаете их. Собирают ли с терновника виноград или с репейника смоквы? 
     Так всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые. (Матф. 7, 15–17)

— ведь пророк иногда предрекает события более или менее отдаленного будущего, и до времени исполнения (или неисполнения) пророчества не представляется возможным судить о его истинности.

Иногда окружающим бывает даже затруднительно определить, кто подлинный носитель Духа Божьего: тот, кто именует себя пророком, или же тот, кто обличает его. Так было, например, при дворе израильского царя Ахава, когда пророк Михей и лжепророк Седекия состязались между собой, причем Седекию поддерживало еще около четырехсот (!) лжепророков:

И подошел Седекия, сын Хенааны, и, ударив Михея по щеке, сказал: как, неужели от меня отошел Дух Господень, чтобы говорить в тебе?    
     И сказал Михей: вот ты увидишь это в тот день, когда будешь бегать из одной комнаты в другую, чтоб укрыться… (III Цар. 22, 24–25)

Ахав приказал заключить Михея в темницу до дня, в который сбудется (или не сбудется) его предсказание (III Цар. 22, 26–38). Этому нечестивому царю не было дано отличить истину от лжи. В то же время находившийся рядом праведный иудейский царь Иосафат, хотя и не обладавший даром различения духов, все же интуитивно почувствовал правоту Михея (III Цар. 22, 5–8).

У древних израильтян существовала практика признания новых пророков сначала другими, уже испытанными, их собратьями («сынами пророческими» — IV Цар. 2, 3–15; 4, 38). И лишь после неоднократных проверок по всем указанным в Торе признакам (включая исполнение ряда конкретных пророчеств) данный человек всенародно провозглашался пророком.

Так было, например, с Самуилом:

И возрос Самуил, и Господь был с ним; и не осталось ни одного из слов его неисполнившимся.   
     И узнал весь Израиль, от Дана до Вирсавии, что Самуил удостоен быть пророком Господним. (I Цар. 3, 19–20)

После общественного признания данного человека пророком его речи (если имелось на то указание свыше) вписывались в книгу, передававшуюся затем из рода в род.

Слово, которое было к Иеремии от Господа: 
     Так говорит Господь, Бог Израилев: напиши себе все слова, которые Я говорил тебе, в книгу. (Иер. 30, 1–2)

Впоследствии из таких книг и составился корпус נביאים ‹Нэвии́м› («Пророки») в составе Танаха.

…Глава 19 Книги Второзакония содержит такое предписание:

Не нарушай межи ближнего твоего, которую положили предки в уделе твоем, доставшемся тебе в земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе во владение. (Втор. 19, 14)

Буквальный смысл приведеных слов сводится к соблюдению целостности наследственных уделов (ср. Числ. 33, 53–54). В переносном же смысле предписание относится ко всем правам личности и может рассматриваться как древнейшая и самая краткая «декларация прав человека». Согласно этой «декларации», никто не имеет права незванно вторгаться не только в имущественный удел своего ближнего, но и в его внутреннюю жизнь, в сферу его мнений, желаний, интересов и пристрастий. Не имеет права, конечно, лишь до тех пор, пока замыслы и деяния этого ближнего не представляют угрозы для других людей, т. е., по сути, пока тот сам не «нарушает межу». В последнем же случае вступает в действие закон воздаяния (Матф. 7, 2).

А для того, чтобы «не нарушать межи» другого, надлежит помнить заключительные слова стиха: «…в земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе…». Каждому дана своя «земля». Но если кто-либо ставит под сомнение права ближнего, то может в наказание лишиться собственных прав…

В этой же главе, возвращаясь к теме свидетельства на суде (ст. 15), Моисей определяет участь лжесвидетеля:

…Судьи должны хорошо исследовать, и если свидетель тот — свидетель ложный, ложно донес на брата своего,    
     То сделайте ему то, что он умышлял сделать брату своему; и так истреби зло из среды себя;     
     И прочие услышат, и убоятся, и не станут впредь делать такое зло среди тебя… (Втор. 19, 18–20)

Насколько праведнее были бы суды нашего времени, если бы эта заповедь неуклонно выполнялась! От скольких преступлений было бы ограждено общество!

…Глава 20 Книги Второзакония содержит предписания на случай войны. Они имеют не только прямой смысл, но и иносказательный, поскольку относятся также к битвам духовным, ведущимся против злых сил.

Сколь бы ни были могучи враждебные «воинства», мы должны помнить, что Творец, покровительствующий добру, всесилен:

Когда ты выйдешь на войну против врага твоего и увидишь коней, и колесницы, и народа более, нежели у тебя, то не бойся их, ибо с тобою Господь, Бог твой… (Втор. 20, 1)

О всеобщей победе добрых сил над злыми, уже свершившейся в незримых сферах и ждущей своего нисхождения на уровень земного бытия, говорит апостол Иоанн:

Дети! Вы — от Бога и победили их; ибо Тот, Кто в вас, больше того, кто в мире. (I Иоан. 4, 4)

Войнам древних израильтян, служившим прообразами великих духовных сражений между Светом и Тьмой, предшествовали увещания священника из рода Аарона (напомним, что имя אהרון ‹Аhаро́н› происходит от אור ‹ор› — «свет»):

Когда же приступаете к сражению, тогда пусть подойдет священник, и говорит народу,         
     И скажет ему: слушай, Израиль! вы сегодня вступаете в сражение с врагами вашими — да не ослабеет сердце ваше, не бойтесь, не смущайтесь и не ужасайтесь их,     
     Ибо Господь, Бог ваш, идет с вами, чтобы сразиться за вас с врагами вашими и спасти вас. (Втор. 20, 2–4)

После проповеди священника надзиратели предлагали возвратиться домой всем, чьи мысли были заняты не предстоящим сражением, а незаконченными домашними делами: новым домом, виноградником, женитьбой и т. п. (ст. 5–7). Им не следовало участвовать в битве, которая требует сосредоточенности и самоотверженной преданности Господу и Его народу:

И еще объявят надзиратели народу, и скажут: кто боязлив и малодушен, тот пусть идет и возвратится в дом свой, дабы он не сделал робкими сердца братьев его, как его сердце. (Втор. 20, 8)

В духовном смысле отсюда следуют два вывода. Во-первых, приступая к сражению со злом, человек должен удалить из сердца все отвлекающие мысли и чувства. Во-вторых, в часы совместных молитвенных бдений и духовных браней нежелательно присутствие среди верующих любого, чье сердце занято посторонними заботами: в такие моменты всеобщего единения ослабляющее влияние легко передается от человека к человеку…

Дальнейшие наставления о войне звучат так:

Когда подойдешь к городу, чтобы завоевать его, предложи ему мир;      
     Если он согласится на мир с тобою и отворит тебе ворота, то весь народ, который найдется в нем, будет платить тебе дань и служить тебе… (Втор. 20, 10–11)

Это предписание действительно и по отношению к нашему животному («плотскому») началу, которое враждует с духом и «запирается» от него (Римл. 7, 18–25; Гал. 5, 17). Если удастся «примириться» с ним и уговорить «отворить ворота», тогда животная энергия, преобразуясь, начнет «платить дань» духу — служить его замыслам. В противном же случае плотское начало следует «держать в осаде», не давая ему свободно действовать и избегая, таким образом, разрушительных «дел плоти» (Гал. 5, 19–21):

…Если же он не согласится на мир с тобою и будет вести с тобою войну, то осади его… (Втор. 20, 12)

Но после обуздания животных сил («взятия города») их следует направить на служение духу:

…И когда Господь, Бог твой, предаст его в руки твои, порази в нем весь мужеский пол острием меча;         
     Только женщин, и детей, и скот, и все, что в городе, всю добычу его возьми себе и пользуйся добычей врагов твоих, которых предал тебе Господь, Бог твой… (Втор. 20, 13–14)

Более точный перевод: «и [когда] отдаст его Господь, Бог твой, в руку твою, и [когда] поразишь всякого мужчину его острием меча». А значит, «поражать всякого мужчину» после взятия города отнюдь не требуется, ибо речь идет о сопротивляющихся во время битвы мужчинах-воинах, а вовсе не об истреблении беззащитных мирных жителей.

В иносказательном же смысле имеется в виду полное подавление сил плоти, активно сопротивляющихся духу. После этого подчиненные эмоции («женщины и дети») и животные силы («скот») переходят в распоряжение победившего духа.

…Однако нельзя примиряться с городами, жители которых не согласны отречься от темных культов и ожесточенно воюют с народом Господним:

…Но предай их заклятию: хеттеев, и аморреев, и ханаанеев, и ферезеев, и евеев, и иевусеев, как повелел тебе Господь, Бог твой,         
     Дабы они не научили вас делать такие же мерзости, какие они делали для богов своих, и дабы вы не грешили пред Господом, Богом вашим. (Втор. 20, 17–18)

Так же и в нашем внутреннем мире есть помыслы и влечения, примирение с которыми недопустимо. Их можно только целиком предать заклятию — «изгнанию из Святой земли». Если этого не сделать, в душе воцарится «мерзость запустения» (Дан. 9, 27). Особенно сказанное относится к идолопоклонству, а также магии и другим формам общения с темными духами.

…И еще одно важное указание на случай войны:

Если долгое время будешь держать в осаде какой-нибудь город, чтобы завоевать его и взять его, то не порти деревьев его, от которых можно питаться, и не опустошай окрестностей, ибо дерево на поле не человек, чтобы могло уйти от тебя в укрепление… (Втор. 20, 19)

Израильтяне призваны заботиться об экологии той местности, в которой находятся, и, тем самым, даже в военное время готовить почву для мирной жизни.

Но здесь есть и иной, психологический, подтекст: ведя внутренние брани с животным началом, человек должен быть крайне осторожным, дабы не повредить важнейшим основам своей жизни. Ведь связь между разными уровнями человеческого существа — духовным, душевным и плотским — чрезвычайно тонка и до конца не исследима. Поэтому прежде, чем «ополчиться на брань», надо хорошо усвоить искусство духовных битв — научиться, «осаждая город», щадить и беречь «плодовые деревья» в его окрестностях. Всякий имеющий опыт подобных «битв» поймет, что здесь имеется в виду…

…В первой части главы 21 Книги Второзакония описано очищение земли от пролитой крови: если убийца не наказан (Исх. 21, 12–14), то вину за кровь несут все, кто не способствует правосудию. Но что делать, если убийца неизвестен? —

Если в земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе во владение, найден будет убитый, лежащий на поле, и неизвестно, кто убил его,
     То пусть выйдут старейшины твои и судьи твои и измерят расстояние до городов, которые вокруг убитого… (Втор. 21, 1–2)

Ответственным считается город, наиболее близкий к месту убийства (разумеется, расстояние не измерялось буквально, а определялось на основании географических данных). Ближние города метафорически изображаются как расположенные «вокруг» убитого: они словно бы «толпятся», окружив его, переживают случившееся и размышляют о своей к нему причастности… Эта картина указывает на редкость, исключительность такого события, как убийство: жизнь человека представляется ценностью столь высокого порядка, что целые города готовы нести ответственность за ее насильственное пресечение! Увы, подобная картина уже с трудом представима в наше время…

…И старейшины города того, который будет ближайшим к убитому, пусть возьмут телицу, на которой не работали и которая не носила ярма,
     И пусть старейшины того города отведут сию телицу в дикую долину, которая не разработана и не засеяна, и заколют там телицу в долине… (Втор. 21, 3–4)

Телица, которую не запрягали для пахоты, символизирует человека, чья жизнь была насильно прервана и чьи труды не завершены — он как бы «не пропахал свое поле». А дикая, не засеваемая долина — образ тех дел, которые не смог совершить человек вследствие внезапной смерти. Заклание телицы в такой долине символически воспроизводит происшедшую трагедию…

Эту телицу нельзя рассматривать в качестве жертвы, поскольку жертвы разрешено приносить только на территории Храма (Втор. 12, 13–14). В то же время мясо телицы не вкушается, поэтому она не может быть приравнена и к животным, закалаемым в пищу (Втор. 12, 15–16).

Какую же цель преследует описанный обряд? Он намекает на духовную причину, вызывающую преждевременную смерть (в том числе от руки убийцы): причина — в отказе человека от выполнения своей жизненной задачи («вспахивания своего поля»). Этот грех, совершенный в данном существовании (или в одном из предыдущих), заводит душу, пренебрегающую своим долгом («не носящую ярма»), в такие жизненные лабиринты («дикую долину»), выбраться из которых она уже не может,— и погибает…

Жизненная задача сравнивается со вспахиванием поля и в новозаветной притче:

…Никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия. (Лук. 9, 62)

Однако в первую очередь обряд имеет непосредственную цель: очистить общество (и прежде всего жителей ближайшего города) от пролитой крови. При этом, с одной стороны, дается наглядный духовный урок, с другой — ответственность за содеянное возлагается на убийцу и снимается с судей, не имеющих возможности вынести приговор преступнику. В то же время старейшины города, участвуя в обряде, заявляют этим о своей готовности наказать убийцу, как только его обнаружат:

…И все старейшины города того, ближайшие к убитому, пусть омоют руки свои над головою телицы, зарезанной в долине,   
     И объявят, и скажут: руки наши не пролили крови сей, и глаза наши не видели;           
     Очисти народ Твой, Израиля, который Ты, Господи, освободил, и не вмени народу Твоему, Израилю, невинной крови. И они очистятся от крови. (Втор. 21, 5–8)

Из сказанного ясно, что при невозможности исполнить заповедь (в данном случае — покарать убийцу) следует обратиться к Господу с просьбой о прощении. Поэтому город, во главе со старейшинами, очищается от крови посредством описанного выше обряда:

Так должен ты смывать у себя кровь невинного, если хочешь делать доброе и справедливое пред очами Господа. (Втор. 21, 9)

Конечно, «смывать кровь» подобным способом можно лишь при невозможности отыскать убийцу. Во всех же других случаях надлежит исполнять Шестую Заповедь со всеми относящимися к ней предписаниями (Исх. 20, 13; 21, 12–14; Втор. 19, 1–13 и др.).

…На Древнем Востоке пленные сопоставлялись с мертвыми, поскольку были совершенно лишены человеческих прав. В Египте их даже именовали «живыми усопшими». Поэтому не случайно за предписаниями об убитом следуют заповеди, касающиеся пленницы. Но как разительно отличается библейское отношение к ней от языческих обычаев той же эпохи! —

Когда выйдешь на войну против врагов твоих, и Господь, Бог твой, предаст их в руки твои, и возьмешь их в плен,  
     И увидишь между пленными женщину, красивую видом, и полюбишь ее, и захочешь взять ее себе в жену… (Втор. 21, 10–11)

Прежде всего заметим, что сказанное направлено против беззаконного сожительства с пленницей, тем более — насилия над ней (что почти повсеместно распространено во время военных действий в любую эпоху). На пленнице разрешено только законно жениться (в Синодальном переводе — «захочешь взять ее себе в жену»; в оригинале — «ты должен жениться на ней»). Но поскольку никакую женщину нельзя принудить к вступлению в брак (о чем свидетельствуют все без исключения описанные в Библии случаи женитьбы израильтян), то и здесь речь может идти только о добровольном согласии пленницы.

В каком же случае такое согласие может быть получено? Разумеется, только в том, когда пленница почувствует себя окруженной любовью, заботой и вниманием, а кроме того, воочию убедится, что общество, в котором она оказалась, гораздо более гуманно, чем ее прежнее языческое окружение. Наблюдая отношения между людьми в новом для нее обществе, она поймет превосходство Торы над языческими установлениями, а уже благодаря этому осознает величие и милосердие единого Бога.

Какими же условиями обусловлен брак с пленницей? —

…Приведи ее в дом свой, и пусть она острижет голову свою, и обрежет ногти свои,     
     И снимет с себя пленническую одежду свою, и живет в доме твоем, и оплакивает отца своего и матерь свою в продолжение месяца; и после того ты можешь войти к ней и сделаться ее мужем, и она будет твоею женою… (Втор. 21, 12–13)

Еще одно, притом главное, условие уже оговорено в Торе ранее: поскольку еврею запрещено жениться на идолослужительнице (ср. Исх. 34, 16; Втор. 7, 3–4), брак с пленницей возможен лишь при ее согласии вступить в завет Божий. Вступление же в завет требует значительной внутренней и внешней подготовки — поэтому реально брак с пленницей заключался не сразу по завершении тридцати дней траура, а только после принятия ее в народ Господень.

Пленницу, которая согласна жить по Закону Всевышнего и отвечает израильтянину взаимной любовью, следует «ввести в дом» будущего мужа, что означает официальное представление ее всем родственникам и делает невозможным беззаконное с ней сожительство.

А острижение головы и обрезание ногтей — знак ее траура по погибшим родственникам:

И Господь… призывает вас в этот день плакать и сетовать, и остричь волоса и препоясаться вретищем. (Ис. 22, 12)

Не справив траура по родителям, нельзя готовиться к радостям супружества. Таким образом, соблюдение Пятой Заповеди — первое, чему пленница научается в доме будущего мужа.

Еще один смысл обряда острижения головы и обрезания ногтей, а также снятия «пленнической одежды», т. е. одежды, в которой женщина была взята в плен,— в том, чтобы израильтянин, достаточно продолжительное время созерцая ее в «неприкрашенном» виде, основательно проверил свои чувства…

Далее описывается обращение с пленницей, ставшей женой, в случае развода:

…Если же она после не понравится тебе, то отпусти ее, куда она захочет, но не продавай ее за серебро и не обращай ее в рабство, потому что ты смирил ее. (Втор. 21, 14)

Как видим, прежнее состояние этой женщины никакого юридического значения не имеет: она теперь — полноправная представительница народа Господня, к ней применяются те же правила, что и к любой израильской женщине при разводе (ср. Втор. 24, 1–2).

Тема взаимных обязанностей супругов развивается далее: говорится о ситуации, когда муж отдает предпочтение одной из жен (в Древнем Израиле встречалось многоженство: Тора не содержит требования обязательной моногамии, хотя первоначально она была единственной формой брака — ср. Быт. 2, 23–24; 7, 13). Однако более сильная привязанность мужа к какой-либо из жен не должна отражаться на судьбе детей:

Если у кого будут две жены — одна любимая, а другая нелюбимая, и как любимая, так и нелюбимая родят ему сыновей, и первенцем будет сын нелюбимой,—
     То при разделе сыновьям своим имения своего он не может сыну жены любимой дать первенство пред первородным сыном нелюбимой;   
     Но первенцем должен признать сына нелюбимой и дать ему двойную часть из всего, что у него найдется, ибо он есть начаток силы его, ему принадлежит право первородства. (Втор. 21, 15–17)

Заметим, что соблюдение данной заповеди могло бы в свое время избавить народы Европы от кровопролитных войн из-за престолонаследия. Это еще один пример непреходящей актуальности Закона, который многие считают «ветхим» и «упраздненным»…

Поскольку речь шла о наследниках, далее, по ассоциации, рассматривается вопрос о «буйном и непокорном» сыне:

Если у кого будет сын буйный и непокорный, неповинующийся голосу отца своего и голосу матери своей, и они наказывали его, но он не слушает их… (Втор. 21, 18)

Затем говорится об обращении в судебную инстанцию и об осуждении человека, дерзко нарушающего Пятую Заповедь, на смертную казнь через «побиение камнями»).

Известно, что согласия обоих родителей на предание сына смертной казни не наблюдалось в течение всей истории Израиля. Очевидно, данное установление призвано иллюстрировать ту мысль, что от исполнения Пятой Заповеди зависит сама жизнь человека: ведь если родители и не осудят на смерть дерзкого сына, то это может сделать Сам Создатель (ср. Еф. 6, 1–3)!..

Опять-таки по принципу ассоциативной связи, за упоминанием смертной казни следует предписание о том, что тело казненного не должно быть лишено чести, воздаваемой телу любого покойника. Своей смертью преступник, возможно, уже искупил содеянное, и тело его удостаивается быстрого погребения:

Если в ком найдется преступление, достойное смерти, и он будет умерщвлен, и ты повесишь его на дереве,          
     То тело его не должно ночевать на дереве, но погреби его в тот же день, ибо проклят пред Богом всякий повешенный на дереве, и не оскверняй земли твоей, которую Господь, Бог твой, дает тебе в удел. (Втор. 21, 22–23)

Тело казненного, выставленное на всеобщее обозрение, рассматривается как «проклятое» — наиболее униженное и обесчещенное. Здесь мы находим дополнительное объяснение того, почему именно распятию, казни столь унизительной, подвергся Мессия (Иоан. 3, 14–16; 12, 32–33; Гал. 3, 13–14)…

…Ряд особых установлений содержится и в главе 22. Уже с первых ее слов утверждается принцип братства как основа взаимоотношений между людьми:

Когда увидишь вола брата твоего или овцу его заблудившихся, не оставляй их, но возврати их брату твоему… (Втор. 22, 1)

Отсюда, казалось бы, следует, что бескорыстная помощь (обозначенная на примере возвращения скота) должна оказываться лишь кровному родственнику (др.-евр. אח ‹ах› означает «брат» или «сородич»). Но уже следующий стих безмерно расширяет понятие «брат», прилагая его ко всякому члену общества, испытывающему затруднения и нуждающемуся в помощи:

…Если же неблизко будет к тебе брат твой, или ты не знаешь его, то прибери их в дом свой, и пусть они будут у тебя, доколе брат твой не будет искать их, и тогда возврати ему их… (Втор. 22, 2)

Оказывается, человек может «не знать» своего брата! Следовательно, им может оказаться любой, чей «скот заблудился», т. е. кто нуждается в содействии. Отношения братства распространяются на всех без исключения — «как туземцев, так и пришельцев». Приведенная заповедь охватывает все случаи оказания помощи:

…Так поступай и с ослом его, так поступай с одеждой его, так поступай со всякою потерянною вещью брата твоего, которая будет им потеряна и которую ты найдешь; нельзя тебе уклоняться от сего. (Втор. 22, 3)

Продолжением той же темы служит и следующее предписание о бескорыстной взаимопомощи:

Когда увидишь осла брата твоего или вола его, упавших на пути, не оставляй их, но подними их с ним вместе. (Втор. 22, 4)

Легко представить себе, как изменился бы весь строй современного «общества потребления», если бы эти предписания всеми исполнялись!..

Для полноценной жизни по Закону Божьему необходимо соблюдать еще некоторые принципы. Один из них — запрет כלאים ‹кила́йим›, т. е. сочетания (в быту, земледелии, животноводстве и т. п.) разнородных сущностей, препятствующих друг другу в проявлении природных свойств. Напомним, что это слово можно перевести как «препятствия» (от глагола כלא ‹кала́› — «удерживать», «останавливать», «запирать»).

Запрет «килайим» учит нас внимательно всматриваться в природу различных созданий Божьих, изучать их взаимовлияния, размышлять над их предназначением, вникать по мере сил в тот замысел, который воплощен в каждом из них и направляет все сотворенное к определенной цели.

Без соотнесения всех действий с волей Господней, явленной в природе, ни человек, ни общество никогда не преуспеют в своих начинаниях:

Познал я, что все, что делает Бог, пребывает вовек: к тому нечего прибавить и от того нечего убавить… (Еккл. 3, 14)

Запретам «килайим» предшествует такое предписание:

На женщине не должно быть мужской одежды, и мужчина не должен одеваться в женское платье, ибо мерзок пред Господом, Богом твоим, всякий делающий сие. (Втор. 22, 5)

Словосочетание כלי־גבר ‹кэли́-ге́вер› может означать не только «мужскую одежду», но и «воинское вооружение». При таком понимании выходит, что женщинам запрещается участвовать в сражениях. В общем же смысле предписание учит распределять социальные роли сообразуясь с природными особенностями каждого пола.

К теме «килайим» относятся также запреты сеять злаки в винограднике (ст. 9), пахать на разнородных животных («воле и осле» — ст. 10) и носить одежду, сшитую одновременно из шерсти и льна (т. е. из материалов как животного, так и растительного происхождения — ст. 11). Три последних предписания мы уже встречали в Книге Левит, где они соединены в одном стихе:

Уставы Мои соблюдайте; скота твоего не своди с иною породою; поля твоего не засевай двумя родами семян; в одежду из разнородных нитей, из шерсти и льна, не одевайся. (Лев. 19, 19)

Как видим, в Книге Левит создание препятствий для раскрытия определенных свойств природных объектов рассматривается как нарушение «уставов [חקות ‹хукко́т›] Господних». Однако если в Лев. 19, 19 содержится запрет спаривания удаленных друг от друга видов (подчеркнем, что речь идет не о видах в смысле современной биологической классификации, а о библейских «рода́х»), то во Втор. 22, 9–11 он заменен запретом пахать на животных разной породы. Так или иначе, назначение всех запретов «килайим» — способствовать осуществлению замысла Божьего, вложенного в природу каждой твари. В наш век экологических катастроф и опасных генетических экспериментов человечество с трудом и постепенно, но все же приходит к пониманию важности этих запретов.

Здесь же находим и иные предписания, касающиеся влияния человеческой деятельности на природу и социум. В их числе следующее:

Если попадется тебе на дороге птичье гнездо на каком-либо дереве или на земле, с птенцами или яйцами, и мать сидит на птенцах или на яйцах, то не бери матери вместе с детьми:        
     Мать пусти, а детей возьми себе, чтобы тебе было хорошо и чтобы продлились дни твои. (Втор. 22, 6–7)

Понятно, что птенцы, лишенные матери, выжить не могут, в то время как мать, отпущенная на свободу, способна вывести новых птенцов. Таким образом, Тора учит заботе о природе, воздержанию от хищнического, истребительного пользования ею. Обетование жизненных благ и продления дней относится и к отдельному человеку, и ко всему обществу, заботящемуся о сохранении природной среды своего обитания.

С приведенным тесно связано и другое повеление:

Если будешь строить новый дом, то сделай перила около кровли твоей, чтобы не навести тебе крови на дом твой, когда кто-нибудь упадет с него. (Втор. 22, 8)

На Востоке люди значительную часть досуга проводят на плоских крышах, поэтому ограждение кровли перилами — забота о безопасности домочадцев и гостей. Однако предписание имеет и гораздо более широкий смысл: приступая к любому начинанию («строительству дома»), человек обязан позаботиться о том, чтобы его деятельность не имела опасных последствий. Надо стараться предотвращать даже опасности, на первый взгляд не очевидные («делать перила на кровле»).

…Последний из запретов «килайим» касается одежды (ст. 11). Об одежде говорится и в следующем стихе:

Сделай себе кисточки на четырех углах покрывала твоего, которым ты покрываешься. (Втор. 22, 12)

Слово כסות ‹кэсу́т›, переведенное как «покрывало», означает также «одеяние». На четырех углах накидки, которую древние евреи (как и современные арабы) носили поверх хитона, делались кисточки, в которые вплеталась голубая нить — для постоянного напоминания о «небесном» посреди «земного». Заповедь о голубой нити изложена здесь вторично (ср. Числ. 15, 37–40), поэтому подробности ее исполнения опущены.

Глядя на голубые нити своей накидки (в современной иудейской традиции она именуется «тали́т» и надевается во время утренней молитвы), человек должен вспоминать все заповеди. Об этих нитях сказано:

…И будут они в кистях у вас для того, чтобы вы, смотря на них, вспоминали все заповеди Господни, и исполняли их, и не ходили вслед сердца вашего и очей ваших, которые влекут вас к блудодейству… (Числ. 15, 39)

В оригинале употреблен глагол זנה ‹зана́› — «блудить», «любодействовать». В Библии, как мы знаем, это понятие нередко прилагается к отпадению от истинного Бога в идолопоклонство (см., например, Иер. 3, 1 и 6–9). Но, конечно, важен и буквальный смысл глагола «зана», подразумевающий контекст Седьмой Заповеди. Вот почему за предписанием о голубых нитях следуют повеления относительно супружеской жизни. Они касаются нескольких особых случаев, из которых первый — обвинение жены «возненавидевшим» ее мужем в том, что, вступая в брак, она не была девственницей (ст. 13–14). Если обвинение оказалось ложным (ст. 15–18), старейшины-судьи обязаны наказать распространившего «худую молву»:

Тогда старейшины того города пусть возьмут мужа и накажут его,         
     И наложат на него сто сиклей серебра пени и отдадут отцу отроковицы за то, что он пустил худую молву о девице Израильской; она же пусть останется его женою, и он не может развестись с нею во всю жизнь свою. (Втор. 22, 18–19)

Это предписание тоже следует толковать расширительно: запрещается позорить любого человека, распространяя о нем ложные слухи. Клеветник считается как бы «стоящим при крови», и за содеянное его постигают наказания свыше.

А если обвинение против жены окажется истинным? Тогда к ней применяется закон о прелюбодеянии (ст. 20–21; ср. Лев. 20, 10). Почему? Потому, что здесь речь идет о женщине, изменившей своему жениху в период от обручения до замужества. Дело в том, что обрученная, согласно Торе, должна блюсти верность подобно замужней (особую значимость данному установлению придает тот факт, что на Древнем Востоке повсеместно был распространен обычай раннего обручения — часто с детских лет).

Далее как раз и говорится о прелюбодеянии с замужней или обрученной женщиной. Если оно совершается в населенном месте («в городе»), где женщина, сопротивляясь, могла бы позвать на помощь соседей, то ее постигает та же кара, что обольстителя, поскольку выходит, что она вступила с ним в связь добровольно (ст. 22–24).

Затем рассматривается вопрос о нападении мужчины на замужнюю или обрученную женщину в безлюдной местности («в поле»). В этом случае каре подвергается только мужчина, ведь женщине, если она сопротивлялась, позвать на помощь было некого, и поэтому она, согласно принципу презумпции невиновности, должна быть на суде оправдана:

…А отроковице ничего не делай; на отроковице нет преступления смертного: ибо это то же, как если бы кто восстал на ближнего своего и убил его;
     Ибо он встретился с нею в поле, и хотя отроковица обрученная кричала, но некому было спасти ее. (Втор. 22, 26–27)

Из приведенного следует, что насилие над замужней или обрученной женщиной в глазах Всевышнего приравнивается к убийству: посягательство на честь, достоинство или свободу человека есть то же, что посягательство на его жизнь (ср. Исх. 21, 16).

Но насилие над необрученной девицей Закон рассматривает иначе, потому что в этом случае не нарушается чужой брак и нет опасности появления на свет незаконнорожденного ребенка. За такой поступок мужчина не предается смерти, а несет совсем другое наказание:

Если кто-нибудь встретится с девицею необрученною, и схватит ее, и ляжет с нею, и застанут их,
     То лежавший с нею должен дать отцу отроковицы пятьдесят сиклей серебра, а она пусть будет его женою, потому что он опорочил ее; во всю жизнь свою он не может развестись с нею. (Втор. 22, 28–29)

Разумеется, все описанные выше ситуации следует рассматривать как прецедентные и нарочито упрощенные случаи приложения Седьмой Заповеди: действительность бывает намного сложнее, но Тора излагает лишь необходимые, основополагающие правила судопроизводства.

В заключение приводится такой запрет:

Никто не должен брать жены отца своего и открывать край одежды отца своего. (Втор. 22, 30)

Половые отношения между детьми и родителями (или людьми, находящимися в статусе родителей) являются нарушением одновременно Пятой и Седьмой Заповедей (ср. Лев. 18, 6–8) и потрясают основы семьи и общества.

…Изложение предписаний продолжается в главе 23. Согласно им, как евнух, так и незаконнорожденный — ממזר ‹мамзе́р› (в Синодальном переводе — «сын блудницы»: имеется в виду рожденный от прелюбодеяния или кровосмешения) не могут войти в общество Господне (ст. 1–2).

Но ведь и евнух, и незаконнорожденный, казалось бы, не виноваты в том, что являются таковыми? За что же они не допускаются в общину? Как мы уже говорили, душа ответственна за содеянное ею не только в данном, но и в прошлых существованиях (Иов. 38, 19–21). И если в данной жизни человеку выпало на долю быть евнухом или незаконнорожденным, это, скорее всего, наказание за грехи его предыдущей жизни (Иоан. 9, 1–2). Следовательно, ему надлежит не возмущаться, но покорно принимать диктуемые Законом ограничения и по мере знаний и сил стремиться исправлять содеянное прежде.

К такой душе относится призыв Иеремии:

Поставь себе путевые знаки, поставь себе столбы, обрати сердце твое на дорогу, на путь, по которому ты шла; возвращайся, дева Израилева, возвращайся в сии города твои. (Иер. 31, 21)

Теперь скажем о том, каких же конкретно прав лишается человек, «не могущий войти» в общество Господне. Согласно традиционному толкованию, имеется в виду запрет жениться на «дочери Израилевой». Брак с любой другой женщиной допускается.

Однако если по отношению к незаконнорожденному подобное ограничение вполне понятно (чистота семьи и родословия — отличительный признак народа Господня), то как его можно приложить к евнуху? Какой смысл может иметь для него запрет жениться на ком-либо? Как известно, в брак вступают не обязательно с целью произвести потомство, но и, например, по соображениям экономическим и т. п. Израильтянке же запрещается выходить замуж за евнуха, т. е. человека, о котором известно, что он биологически не способен к зачатию детей. Ведь ее первостепенная обязанность — продолжение рода (Быт. 9, 1)…

Приведенные установления имеют и духовный смысл: в общину Божью — истинную Церковь — не может войти ни «евнух», т. е. человек духовно бесплодный, ни «незаконнорожденный», т. е. не рожденный свыше (ср. Иуд. 1, 19).

Что же касается буквальных «евнухов по плоти», то тем из них, кто живет праведно, обещана великая награда:

Ибо Господь так говорит о евнухах: которые хранят Мои субботы, и избирают угодное Мне, и крепко держатся завета Моего,—  
     Тем дам Я в доме Моем и в стенах Моих место и имя лучшее, нежели сыновьям и дочерям; дам им вечное имя, которое не истребится. (Ис. 56, 4–5)

Если человек по приговору свыше лишен определенных качеств, возможностей и прав, это не значит, что он отвержен Богом. Повинуясь Его воле, покорно принимая свой удел и преданно исполняя свои обязанности, такой человек когда-нибудь скажет вместе с Давидом:

Господь есть часть наследия моего и чаши моей. Ты держишь жребий мой.      
     Межи мои прошли по прекрасным местам, и наследие мое приятно для меня. (Пс. 15, 5–6)

Кроме евнухов и незаконнорожденных упоминается еще одна категория людей, лишенных права войти в общество Господне. Это представители двух народов, происшедших от дочерей Лота (т. е. к ним в какой-то степени может быть применено понятие «незаконнорожденный» — Быт. 19, 30–38):

Аммонитянин и моавитянин не могут войти в общество Господне, и десятое поколение их не может войти в общество Господне вовеки,          
     Потому что они не встретили вас с хлебом и водою на пути, когда вы шли из Египта, и потому что они наняли против тебя Валаама, сына Веорова, из Пефора Месопотамского, чтобы проклясть тебя… (Втор. 23, 3–4)

Интересно, что в качестве причины отвержения этих двух народов указывается не происхождение, а их собственный грех. Они не захотели помочь своим братьям — израильтянам, освобожденным от египетского рабства. Напротив, моавитяне наняли Валаама для причинения Израилю великого зла. Таким образом, эти народы сами подтвердили свою «духовную незаконнорожденность» полным и сознательным отречением от наследия Авраамова.

Однако, поскольку в стихе Втор. 23, 3 упомянуты только мужчины Моава и Аммона, на браки израильтян с аммонитянками и моавитянками запрет не распространялся, и такие браки порой заключались (см. Руф. 4, 5–22; III Цар. 14, 31 и др.).

Упомянув о враждебном замысле моавитян и Валаама против евреев, Моисей добавляет:

…Но Господь, Бог твой, не восхотел слушать Валаама и обратил Господь, Бог твой, проклятие его в благословение тебе, ибо Господь, Бог твой, любит тебя.    
     Не желай им мира и благополучия во все дни твои, вовеки. (Втор. 23, 5–6)

На первый взгляд странно, что слова о любви Божьей к Израилю соседствуют с призывом к злопамятству по отношению к названным народам. Однако смысл в том, что мира и благополучия нельзя желать не народам как таковым, а тем их представителям, которые, подобно царю Валаку, прибегают к темным силам, желая причинить зло народу Господню. Ведь бороться, в конечном счете, следует не против людей, а против «духов злобы поднебесных» (Еф. 6, 12). Как только аммонитяне и моавитяне перестанут служить злым началам, к ним вернется милосердие Господа и братское расположение Его народа (тем более, что начинать с ними войну израильтянам вообще, как мы помним, было запрещено — Втор. 2, 9 и 19). Например, когда во время ассирийского нашествия моавитяне, раскаявшись в своей вражде к Израилю, обратились к иудейскому царю с просьбой дать им приют, пророк Исаия призвал принять их по-братски:

«…Пусть поживут у тебя мои изгнанные моавитяне; будь им покровом от грабителя: ибо притеснителя не станет, грабеж прекратится, попирающие исчезнут с земли.      
     И утвердится престол милостью, и воссядет на нем в истине, в шатре Давидовом, судия, ищущий правды и стремящийся к правосудию». (Ис. 16, 4–5)

Еврейские пророки оплакивали падение Моава, подбирая для своей скорби об этом царстве самые трагические и трогательные слова (ср. Ис. 15, 5; Иер. 48, 31–32).

Что же касается идумеев и египтян, они должны рассматриваться евреями как народы потенциально дружественные, которые в свое время уверуют в Господа:

Не гнушайся идумеянином, ибо он брат твой; не гнушайся египтянином, ибо ты был пришельцем в земле его;      
     Дети, которые у них родятся, в третьем поколении могут войти в общество Господне. (Втор. 23, 7–8)

Несмотря на тяжкие притеснения израильтян в Египте, несмотря на враждебное отношение к евреям потомков Исава (идумеев), народ Божий никогда не должен забывать о том добром, что сделали ему предки этих народов. Ведь Исав в свое время примирился с Иаковом (Быт. 33, 4), а Египет радушно принял семейство Израиля, предоставив ему различные льготы (Быт. 47, 5–6).

Благо более достойно памяти, чем зло, ибо зло — преходяще, а добро — вечно.

Настанет день, когда египтяне полностью перейдут на сторону Господа:

И Господь явит Себя в Египте; и египтяне в тот день познают Господа, и принесут жертвы и дары, и дадут обеты Господу, и исполнят.          
     И поразит Господь Египет; поразит и исцелит; они обратятся к Господу, и Он услышит их, и исцелит их. (Ис. 19, 21–22)

…Разъяснив, что с одними народами следует дружить, а с другими воздерживаться от военных столкновений, Моисей переходит к предписаниям на случай войны:

Когда пойдешь в поход против врагов твоих, берегись всего худого. (Втор. 23, 9)

Победа даруется Господом, который смотрит на сердце. Злые мысли, слова и дела способны привести к поражению, несмотря на военное превосходство; и, напротив, праведники малым числом могут одерживать победы над мощными врагами:

Не на силу коня смотрит Он, не к быстроте ног человеческих благоволит,—
     Благоволит Господь к боящимся Его, к уповающим на милость Его. (Пс. 146, 10–11)

…Праведность в Писании изображается в виде «чистых одежд», а символом беззакония служит нечистота (ритуальная или физическая), «оскверняющая одежды» (в Откр. 3, 4 о праведниках говорится, что они «не осквернили одежд своих»). Поэтому далее выдвигается требование остерегаться всякой подобной нечистоты в период военных действий (ст. 10–13). Это мотивируется присутствием в израильском стане Самого Всевышнего, Который требует от человека чистоты как внутренней, так и внешней:

…Ибо Господь, Бог твой, ходит среди стана твоего, чтобы избавлять тебя и предавать врагов твоих в руки твои, а посему стан твой должен быть свят, чтобы Он не увидел у тебя чего срамного и не отступил от тебя. (Втор. 23, 14)

В связи с требованием «святости стана» даются дополнительные предписания о святости личных и общественных отношений:

Не выдавай раба господину его, когда он прибежит к тебе от господина своего; 
     Пусть он у тебя живет, среди вас на месте, которое он изберет в каком-нибудь из жилищ твоих, где ему понравится; не притесняй его. (Втор. 23, 15–16)

Рассматривая эту заповедь в контексте всего, что сказано о рабстве в Торе, мы понимаем, что речь здесь может идти только о хозяине и рабе — язычниках (см. т. II, лекц. 7). В этой связи вспомним о кардинально различном отношении к рабам в языческих обществах Древнего Востока и в Израиле (см. Втор. 15, 12–18; Исх. 12, 49; Лев. 19, 33–34). Еврей не должен отступать от заповеди о любви к пришельцу ради жестоких законов языческого мира. Зная законодательства рабовладельческих деспотий, легко представить себе, что ожидало беглого раба в случае выдачи его хозяину!..

О рабе же, находившемся в услужении у еврея, здесь речь не идет: права такового охранялись Законом, притеснять его было категорически запрещено, он мог в любой миг обратиться в суд с жалобой на хозяина (Лев. 25, 39–43).

Предписание о беглом рабе следует понимать и более широко: милосердные заповеди Господни всегда надо предпочитать бесчеловечным языческим законам. В случае же выбора между ними нарушить следует законы человеческие, но ни в коем случае не Божьи, ибо последние всегда направлены на спасение человеческой жизни, свободы и достоинства.

…Далее говорится:

Не должно быть блудницы из дочерей Израилевых, и не должно быть блудника из сынов Израилевых. (Втор. 23, 17)

«Блудница» и «блудник» — в оригинале קדשה ‹кэдеша́› и קדש ‹кадэ́ш›. Эти слова образованы от того же корня, что и קדוש ‹кадо́ш› — «святой», «отделенный [для служения высшему]», «посвященный». Однако означают они тех «посвященных» при языческих святилищах, которые за плату любодействовали с прихожанами обоего пола (подобная практика была распространена в Междуречье, Ханаане, Древней Армении и др.). Таких «посвященных» в среде израильтян быть не должно. Это — одно из разъяснений Второй Заповеди, запрещающей идолослужение в любых его формах.

Но возникает вопрос: зачем нужен запрет, относящийся к деталям языческого служения, раз оно запрещено в общем и целом?

Дело в том, что данный запрет имеет в виду недопущение в среде евреев не только развратного языческого культа, но и вообще проституции (которая на Древнем Востоке существовала именно в своей «священной» форме). Израильтяне обоего пола, которые захотели бы подобным образом добывать жизненные средства, именуются теми же словами, что и ханаанейские «посвященные». От их нечестивых доходов даже запрещается отделять десятину или делать иные отчисления в пользу Храма:

Не вноси платы блудницы и цены пса в дом Господа, Бога твоего, ни по какому обету, ибо то и другое есть мерзость пред Господом, Богом твоим. (Втор. 23, 18)

Здесь ханаанский «посвященный» уничижительно назван כלב ‹ке́лев› — «собака». Это свидетельствует об общем отношении Всевышнего к тем, кто использует религиозное служение для извлечения материальной прибыли. Такой образ действий низводит человека на уровень животного:

Человек, который в чести и неразумен, подобен животным, которые погибают. (Пс. 48, 21)

…В этой же главе содержатся важные запреты в области экономических отношений:

Не отдавай в рост брату твоему ни серебра, ни хлеба, ни чего-либо другого, что можно отдавать в рост… (Втор. 23, 19)

Разрешается, однако, давать в рост богатому иноземцу (Втор. 23, 20): ведь Израиль не изъят из системы экономических взаимоотношений между народами мира. Но тому, кто беден и нуждается в помощи, категорически запрещается оказывать ее с корыстным расчетом — независимо от того, является ли он туземцем или пришельцем. Бескорыстная взаимопомощь привлекает благословение ко всему обществу.

Полное же благоденствие наступит, когда придет в гармонию общение людей с Богом и между собой. А для достижения этого человек должен хранить верность как Всевышнему, так и своему ближнему. И если последнее проявляется прежде всего во взаимопомощи, то первое — в исполнении обетов:

Если дашь обет Господу, Богу твоему, немедленно исполни его, ибо Господь, Бог твой, взыщет его с тебя, и на тебе будет грех;   
     Если же ты не дал обета, то не будет на тебе греха.
     Что вышло из уст твоих, соблюдай и исполняй так, как обещал ты Господу Богу… (Втор. 23, 21–23)

Что же касается взаимных обязанностей людей, то они распространяются не только на имущих (запрет давать в рост), но и на неимущих, которым разрешено пользоваться частью урожая более состоятельных соплеменников (ср. Лев. 19, 9–10; 23, 22; Втор. 24, 19–21):

Когда войдешь в виноградник ближнего твоего, можешь есть ягоды досыта, сколько хочет душа твоя, а в сосуд твой не клади.    
     Когда придешь на жатву ближнего твоего, срывай колосья руками твоими, но серпа не заноси на жатву ближнего твоего. (Втор. 23, 24–25)

Такое отношение к чужому имуществу учит обуздывать свои эгоистические желания, заботиться о других — и, в конечном счете, приводит к альтруизму как цели всей педагогики Торы:

Возлюбленные! Будем любить друг друга, потому что любовь — от Бога, и всякий любящий рожден от Бога и знает Бога. 
     Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь. (I Иоан. 4, 7–8)

Однако нельзя и требовать невыполнимого от «умирающих в Адаме» (I Кор. 15, 22) людей: до времени окончательного усовершенствования, исправления всех душ (Откр. 22, 1–5) будут и недопонимание, и взаимное недовольство, и распри. Особенно это относится к проблемам супружества, которые и рассматриваются с начала главы 24:

Если кто возьмет жену и сделается ее мужем, и она не найдет благоволения в глазах его, потому что он находит в ней что-нибудь противное, и напишет ей разводное письмо, и даст ей в руки, и отпустит ее из дома своего… (Втор. 24, 1)

Далее говорится, что если бывшая жена вторично выйдет замуж и снова разведется, то уже не может возвратиться к первому мужу: «сие есть мерзость пред Господом» (ст. 2–4). Однако сам по себе развод, в случае неудачно сложившихся отношений, разрешен и узаконен.

Но как тогда понимать диалог между Иисусом и фарисеями о разводе? На вопрос о причинах, делающих расторжение брака позволительным, Иисус ответил несколько загадочно:

И приступили к нему фарисеи и, искушая его, говорили ему: по всякой ли причине позволительно человеку разводиться с женою своею?       
     Он сказал им в ответ: не читали ли вы, что Сотворивший вначале — мужчиной и женщиной сотворил их? (Матф. 19, 3–4)

Не давая прямого ответа, Иисус ссылается на рассказ о сотворении человека в Книге Бытия. Там сказано, что человек был сотворен «мужчиной и женщиной» (Быт. 1, 27). Согласно объяснению Иисуса, в этом выражении заложен особый смысл: первоначально мужчина и женщина были сотворены в неком единстве — и, следовательно, каждому мужчине предназначена в жены одна определенная женщина, как бы составляющая с ним единое целое (ср. слова Адама после сотворения Евы: «…это кость от костей моих и плоть от плоти моей…» — Быт. 2, 23). И когда такие, изначально предназначенные друг другу, мужчина и женщина вступают в брак, то они сами чувствуют, что их сочетал Бог:

И сказал: посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью, 
     Так что они уже не двое, но одна плоть. Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает. (Матф. 19, 5–6)

Такой союз люди не должны разрушать по своей воле.

На приведенные слова Иисуса последовало возражение оппонентов: если так, то почему Тора, о которой сам Иисус учил, что из нее «ни одна йота и ни одна черта не прейдут», разрешает развод? Иисус ответил им указанием на глубокое помрачение человеческого естества после грехопадения, назвав это помрачение «жестокосердием»:

Они говорят ему: как же Моисей заповедал давать разводное письмо и разводиться с нею?   
     Он говорит им: Моисей по жестокосердию вашему позволил вам разводиться с женами вашими, а сначала не было так… (Матф. 19, 7–8)

Истинный смысл сказанного в том, что грешный и впавший в «жестокосердие» человек очень часто не может найти (да и не ищет) ту женщину, которая ему действительно предназначена свыше, а вступает в брак легкомысленно, руководствуясь иными, например чисто материальными, соображениями. Но можно ли сказать, что вступивших в подобный брак «сочетал Бог»?! Как раз таким-то «жестокосердным» людям, дабы они не жили во вражде, дозволен развод. Употребленное в Евангелии греческое слово σκληροκαρδια ‹склерокарди́а› — «отвердение [или: „ожесточение”] сердца» — указывает на то состояние человека после грехопадения, о котором говорил Иезекииль, противопоставляя «сердце каменное» — «сердцу плотяному»:

И дам вам сердце новое, и дух новый дам вам; и возьму из плоти вашей сердце каменное, и дам вам сердце плотяное.   
     Вложу внутрь вас Дух Мой и сделаю то, что вы будете ходить в заповедях Моих и уставы Мои будете соблюдать и выполнять. (Иез. 36, 26–27)

Речь у Иезекииля идет о таком очищении «каменного» сердца Духом Божьим, что оно становится «плотяным», т. е. способным жить истинно духовной жизнью, отзываясь на каждое движение Духа и повинуясь Ему (в Торе это называется «обрезанием сердца» — Втор. 30, 6). Избавившись от жестокосердия, человек получает возможность всегда, в том числе и при вступлении в брак, совершать верный выбор. Тогда и закон о разводе становится излишним…

Продолжением темы семейной жизни служат следующие слова:

Если кто взял жену недавно, то пусть не идет на войну, и ничего не должно возлагать на него; пусть он остается свободен в доме своем в продолжение одного года и увеселяет жену свою, которую взял. (Втор. 24, 5)

Здесь Закон приспособляется к чувствам людей, которым для упрочения брака требуется определенное время совместной жизни, «взаимной адаптации». Кроме того, здесь видна забота о потомстве, которое может появиться в течение года, а также попечение о судьбе рода: женившись, человек должен стремиться родить детей, дабы в случае гибели на войне не остаться бездетным.

…Дальнейшие предписания охватывают самые разные стороны жизни. Одно из них гласит:

Никто не должен брать в залог верхнего и нижнего жернова, ибо таковой берет в залог душу. (Втор. 24, 6)

Это — призыв к «очеловечиванию» экономических отношений: заимодавец не должен даже на время лишать должника жизненно необходимых вещей (в качестве примера приведена ручная мельница, состоящая из двух камней — верхнего и нижнего; лишившись ее, должник не сможет даже растереть полученное зерно и прокормиться). Подчеркнем, что речь идет о бескорыстном одалживании (хотя и под залог): брать с ближнего рост Тора категорически запрещает (Исх. 22, 25; Лев. 25, 35–37; Втор. 23, 19–20). И вообще Закон санкционирует только такие экономические отношения, которые основаны на милосердии. Он противостоит обезличиванию, «расчеловечиванию» общественных взаимосвязей.

«Берет в залог душу» — значит лишает жизненно необходимого. Но по какой же причине душа (נפש ‹не́феш›) сравнивается с ручной мельницей? В оригинале сказано о запрете брать в залог רחים ורכב ‹рэха́йим ва-ра́хев› — буквально «два жернова и/или движущийся [верхний] жернов». Слово רחים ‹рэха́йим›, «два жернова»,— одного корня с глаголом, означающим «веять», «размахивать». Отсюда רוח ‹ру́ах› — «дух»: так именуется уровень души, на котором находятся волевые способности человека. А словом רכב ‹ре́хев› обозначается не только «движущийся [верхний] жернов», но и «колесница». Вот почему духовная сущность «руах», пользующаяся телом как своей «колесницей», сравнивается с ручной мельницей: она призвана перерабатывать («перетирать») впечатления от внешнего мира («зерно»), извлекая из них более тонкую, духовную субстанцию («муку»).

Но ведь у человека один дух! Почему же здесь употреблена форма двойственного числа — «рэхайим»? Это сделано для напоминания заимодавцу, что при встрече его с должником присутствует не только дух человеческий, но и Дух Божий, всевидящий и судящий:

Бедный и лихоимец встречаются друг с другом; но свет глазам того и другого дает Господь. (Прит. 29, 13)

Тема отношений между заимодавцем и должником развивается и далее: запрещается не только брать в залог жизненно важные вещи, но и заходить в дом должника, чтобы выбрать залог. Должник сам должен решить, с чем считает возможным на время расстаться. Кроме того, богатый обязан проявлять к бедному уважение, ни на миг не ощущая себя хозяином в его доме:

Если ты ближнему твоему дашь что-нибудь взаймы, то не ходи к нему в дом, чтобы взять у него залог,—   
     Постой на улице, а тот, которому ты дал взаймы, вынесет тебе залог свой на улицу… (Втор. 24, 10–11)

Наконец, взятые в залог, но необходимые должнику вещи Закон требует периодически возвращать ему, устанавливая тем самым доверительные отношения между людьми:

…Если же он будет человек бедный, то ты не ложись спать, имея залог его:       
     Возврати ему залог при захождении солнца, чтоб он лег спать в одежде своей и благословил тебя,— и тебе поставится сие в праведность пред Господом, Богом твоим. (Втор. 24, 12–13)

Предписано внимательно относиться и к наемному работнику: надо отдавать ему плату, не задерживая ее даже на полдня («до утра»). При инфляции, когда деньги со дня на день обесцениваются, выполнение этого предписания становится особенно значимым.

Не обижай наемника, бедного и нищего — из братьев твоих или из пришельцев твоих, которые в земле твоей, в жилищах твоих;         
     В тот же день отдай плату его, чтобы солнце не зашло прежде того, ибо он беден, и ждет ее душа его; чтоб он не возопил на тебя к Господу и не было на тебе греха. (Втор. 24, 14–15)

…Среди заповедей о справедливых и милосердных отношениях между людьми есть и запрет коллективной ответственности за вину одного:

Отцы не должны быть наказываемы смертью за детей, и дети не должны быть наказываемы смертью за отцов; каждый должен быть наказываем смертью за свое преступление. (Втор. 24, 16)

Наблюдается видимое противоречие между этим предписанием и предупреждением Второй Заповеди о наказании детей за вину отцов «до третьего и четвертого рода» (Исх. 20, 5). Оно разрешается следующим образом: во Второй Заповеди речь идет о Божьем наказании, а здесь — о человеческом правосудии.

Особое внимание Закон уделяет самым беззащитным членам общества:

Не суди превратно пришельца и сироту, и у вдовы не бери одежды в залог;   
     Помни, что и ты был рабом в Египте, и Господь освободил тебя оттуда: посему я и повелеваю тебе делать сие. (Втор. 24, 17–18)

Права обездоленных нуждаются в защите не только на суде — о них надо помнить всегда и всюду:

Когда будешь жать на поле твоем и забудешь сноп на поле, то не возвращайся взять его; пусть он остается пришельцу, сироте и вдове, чтобы Господь, Бог твой, благословил тебя во всех делах рук твоих. (Втор. 24, 19)

Согласно иудейской традиции, сноп следует намеренно «забыть» на поле, не дожидаясь, пока действительно его забудешь. А это значит, что еще некоторую часть урожая, кроме обязательной десятины (ср. Втор. 14, 28–29), надо отделять в пользу бедняков. Какую — зависит уже от щедрости хозяина и его материальных возможностей.

Когда будешь обивать маслину твою, то не пересматривай за собою ветвей: пусть остается пришельцу, сироте и вдове.     
     Когда будешь снимать плоды в винограднике твоем, не собирай остатков за собою: пусть остается пришельцу, сироте и вдове… (Втор. 24, 20–21)

Святая земля изобилует фруктами и виноградом. И если хозяин имеет право лишь единожды «пройтись» по плодовым деревьям и винограднику, то для бедных остается очень много…

Еврей никогда не должен отделять себя от сирых и убогих, памятуя о египетском рабстве так, словно бы он лично был избавлен от него:

…И помни, что ты был рабом в земле Египетской: посему я и повелеваю тебе делать сие. (Втор. 24, 22)

…Глава 25 открывается описанием того, как должен вершиться праведный суд:

Если будет тяжба между людьми, то пусть приведут их в суд и рассудят их, правого пусть оправдают, а виновного осудят… (Втор. 25, 1)

На первый взгляд предписание кажется излишним: разве не самоочевидно, что правый должен быть оправдан, а виновный — осужден?! Но здесь лаконично выражено повеление продолжать судебный процесс до тех пор, пока правота правого и вина виновного не будут досконально доказаны.

…И если виновный достоин будет побоев, то судья пусть прикажет положить его и бить при себе, смотря по вине его, по счету; 
     Сорок ударов можно дать ему, а не более, чтобы от многих ударов брат твой не был обезображен пред глазами твоими. (Втор. 25, 2–3)

Идея телесного наказания способна смутить современных людей, от него отвыкших. Но мы можем быть уверены, что законодательствам наших дней скорее удалось бы достичь своей цели — сокращения числа преступлений и ослабления их тяжести, если бы они следовали Закону Божьему.

Напомним в этой связи, что в Торе не содержится ни единого предписания о заключении преступников в тюрьму. Как известно, последнее не способствует уменьшению преступности, наоборот — ведет к «обмену опытом» между заключенными, создавая из них особую «касту» со своими законами, обычаями, главарями… Напротив, однократное, не наносящее ущерба здоровью телесное наказание, предписанное Торой, позволяет избежать всего этого — и в то же время «крепко вразумить» виновного (согласно фарисейской традиции, осужденному могли нанести не более 39 ударов: «сорок без одного» — см. II Кор. 11, 24).

Обратим внимание, что преступник должен быть бит «при судье»: такой порядок направлен на устранение злоупотреблений и вымогательств со стороны исполнителей приговора.

Особо остановимся на повелении: «…чтобы… брат твой не был обезображен пред глазами твоими». В оригинале употреблен глагол נקלה ‹никла́› — «быть униженным», «быть обиженным». Осужденный преступник остается «братом твоим», и его человеческому достоинству ни в коем случае не должен быть нанесен урон. Испытав наказание, он возвращается в общество в качестве полноправного члена, а не представителя некой «касты отверженных». Сопоставим эту заповедь с распространенным ныне обращением с преступниками — и сделаем верные выводы…

…Как мы видим, рассматриваемая глава содержит предписания о социальной жизни. И поначалу вызывает удивление, что в ней говорится также и о скоте:

Не заграждай рта волу, когда он молотит. (Втор. 25, 4)

Конечно, эта заповедь имеет буквальное значение, как и другие предписания о милосердии к животным (ср. Исх. 20, 10; 23, 11; Втор. 5, 14; 22, 6–7). Но в связи с предшествующим повелением — о наказании преступника — здесь видится и иной смысл: совершивший проступок, исправившись, вновь становится полезным членом общества — «волом молотящим», и ему не следует в этом препятствовать — «заграждать рот» чрезмерными или длительными карами.

В таком духе приведенный стих понимался уже в древности. Например, апостол Павел объясняет его в применении не к животным, а к людям:

Ибо в Моисеевом Законе написано: не заграждай рта у вола молотящего. О волах ли печется Бог?     
     Или, конечно, для нас говорится? Так, для нас это написано; ибо, кто пашет, должен пахать с надеждою, и кто молотит, должен молотить с надеждою получить ожидаемое. (I Кор. 9, 9–10)

Далее в главе 25 продолжается тема социальных отношений, но теперь уже применительно к семье. Речь идет о так называемом «левиратном» (от латинского levirus — «деверь») браке, который желателен при отсутствии у умершего мужского потомства:

Если братья живут вместе и один из них умрет, не имея у себя сына, то жена умершего не должна выходить на сторону за человека чужого, но деверь ее должен войти к ней, и взять ее себе в жену, и жить с нею,—      
     И первенец, которого она родит, останется с именем брата его умершего, чтоб имя его не изгладилось в Израиле. (Втор. 25, 5–6)

Кроме характерной для Торы заботы о сохранении рода, а также имени умершего в потомстве, некоторые комментаторы видят здесь намек на переселение душ. Тот факт, что человек не оставил сына, может свидетельствовать о «незаконченности» жизненного пути, т. е. о незавершенности земной миссии. Такая душа получает возможность вскоре возвратиться на землю, воплотившись в собственной семье для завершения своих начинаний. Способствовать этому обязан брат умершего. Если же брат, несмотря на уговоры старейшин, отказывается исполнить свой долг (ст. 7–8), невестка имеет право публично пристыдить его как «не созидающего дома брату своему». Принуждение же к женитьбе не допускается (ст. 7–10).

Забота о продолжении рода слышится и в ст. 11–12, содержащих запрет при каких бы то ни было условиях калечить органы воспроизведения (ср. Лев. 21, 17–20; 22, 24–25; Втор. 23, 1).

Наконец, социальные предписания суммируются в следующих заповедях:

В кисе твоей не должны быть двоякие гири, большие и меньшие;          
     В доме твоем не должна быть двоякая ефа, большая и меньшая;           
     Гиря у тебя должна быть точная и правильная, и ефа у тебя должна быть точная и правильная, чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе… (Втор. 25, 13–15)

Здесь — и требование полной честности при торговле; и указание на то, что «вес и объем» — наши суждения и решения — должны быть праведными, т. е. соответствующими мерам Божественных заповедей; и призыв постоянно проверять эти «вес и объем», руководствуясь Торой…

А противоположная жизненная позиция, допускающая нарушение прав ближнего ради своей пользы, именуется «мерзостью»:

…Ибо мерзок пред Господом, Богом твоим, всякий делающий неправду. (Втор. 25, 16)

Чем более отступает человек от צדק ‹це́дек› — правды-справедливости, тем более уподобляется он сознательному, дерзкому богопротивнику — Амалику, который нападал в пустыне на усталых людей, чтобы грабить их и убивать:

Помни, как поступил с тобою Амалик на пути, когда вы шли из Египта:    
     Как он встретил тебя на пути и побил сзади тебя всех ослабевших, когда ты устал и утомился, и не побоялся он Бога… (Втор. 25, 17–18)

Подобно Амалику, не боится Бога и всякий, извлекающий выгоду из страданий других. Поэтому «истребить Амалика» следует, в первую очередь, из сферы наших мыслей и желаний, в которой не должно быть стремления к вампирической жизни — за счет других, «ослабевших» и «утомленных».

Забывать об этой «борьбе с Амаликом» нельзя никогда:

…Итак, когда Господь, Бог твой, успокоит тебя от всех врагов твоих со всех сторон, на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе в удел, чтоб овладеть ею, изгладь память Амалика из поднебесной; не забудь. (Втор. 25, 19)

…Глава 26 открывается заповедью о благодарности за урожай. Поскольку же «урожай» бывает не только в области земледелия, благодарение Богу должен воздавать всякий, кто видит благие результаты своих деяний. Обретая искомое, человек обязан вспомнить, Кому он этим обязан, Чья помощь привела его к успеху.

Хвала Создателю воздается публично, в Святилище, в присутствии священника:

…Возьми начатки всех плодов земли, которые ты получишь от земли твоей, которую Господь, Бог твой, дает тебе, и положи в корзину, и пойди на то место, которое Господь, Бог твой, изберет, чтобы пребывало там имя Его;
     И приди к священнику, который будет в те дни, и скажи ему: сегодня исповедую пред Господом, Богом твоим, что я вошел в ту землю, которую Господь клялся отцам нашим дать нам. (Втор. 26, 2–3)

Свидетельствуя о любви Всевышнего, верующий вспоминает и вновь переживает прошлое, начиная со времен праотцев,— и от скорби переходит к ликованию (ст. 5–10):

…И веселись о всех благах, которые Господь, Бог твой, дал тебе и дому твоему,— ты, и левит, и пришелец, который будет у тебя. (Втор. 26, 11)

Отделение для бедных первинок урожая и десятин есть выражение благодарности Богу и солидарности с братьями, терпящими нужду:

…Тогда скажи пред Господом, Богом твоим: я отобрал от дома моего святыню и отдал ее левиту, пришельцу, сироте и вдове, по всем повелениям Твоим, которые Ты заповедал мне; я не преступил заповедей Твоих и не забыл… (Втор. 26, 13)

Даже самые тяжелые обстоятельства не заставят верующего потратить на себя то, что предназначено неимущим. Отдавая десятину, израильтянин произносит:

…Я не ел от нее в печали моей, и не отделял ее в нечистоте, и не давал из нее для мертвого; я повиновался гласу Господа, Бога моего, исполнил все, что Ты заповедал мне… (Втор. 26, 14)

Никакая «печаль», включая и недостаток пищи, не может служить оправданием для «поедания» десятины. Использование части десятины в свою пользу именуется «нечистотой», а передача ее не по назначению сравнивается с «отдаванием мертвому», в то время как в ней нуждаются живые…

Только праведно пользуясь даруемыми свыше благами, можно и далее надеяться на благословение:

…Призри от святого жилища Твоего, с небес, и благослови народ Твой, Израиля, и землю, которую Ты дал нам — так как Ты клялся отцам нашим дать нам землю, в которой текут молоко и мед. (Втор. 26, 15)

Этой молитвой о благословении Святой земли и тех, кто праведно живет на ней, завершаются заповеди Торы.

Далее излагаются уже не заповеди, но обетования и пророчества — благословения, уготованные верным, и проклятия, ожидающие отступников…

В заключение Моисей напоминает о завете как едином целом:

В день сей Господь, Бог твой, завещает тебе исполнять установления сии и законы: соблюдай и исполняй их от всего сердца твоего и от всей души твоей. (Втор. 26, 16)

Завет основан на соблюдении условий, принятых на себя каждой из сторон. Сначала перечисляются обязанности Израиля:

Господу сказал ты ныне, что Он будет твоим Богом и что ты будешь ходить путями Его и хранить установления Его, и заповеди Его, и законы Его, и слушаться гласа Его… (Втор. 26, 17)

Если Израиль сохранит верность завету, то миссия его среди народов мира будет успешной:

…И Господь обещал тебе ныне, что ты будешь собственным Его народом… если ты будешь хранить все заповеди Его…          
     И… что ты будешь святым народом… (Втор. 26, 18–19)

Это великое обетование проходит сквозь все книги Писания, побуждая стремящихся к Богу очищать пред Ним свои сердца:

…Праведный да творит правду еще, и святый да освящается еще. (Откр. 22, 11)

Комментарии (5)
Обратно в раздел библиология