Щедровицкий Д. Введение в Ветхий Завет. Пятикнижие Моисеево

ОГЛАВЛЕНИЕ

ТОМ II. КНИГА ИСХОД

Лекция 8. Разъяснение заповедей. Предписания Закона и стремление сердца (Кн. Исход, гл. 21–22)

В 21-й главе Книги Исход содержатся не только предписания о рабах, но и подробные разъяснения некоторых из Десяти Заповедей, прежде всего Шестой («Не убивай»), соблюдение которой составляет важнейшую предпосылку совместной жизни людей. С Шестой Заповедью связано следующее постановление:

Кто ударит человека так, что он умрет, да будет предан смерти… (Исх. 21, 12)

Израильский народ за время пребывания в египетском рабстве отчасти утратил те чистые основы нравственности, которые были свойственны его праотцам-патриархам (ср. Исх. 2, 13–14). И заповедь о любви к ближнему, провозглашенная «голословно» без живых примеров ее осуществления, оставалась бы для израильтян в лучшем случае отвлеченным идеалом. Прежде чем понять, что ближнего можно и следует любить, надо научиться хотя бы ценить его жизнь, подобно собственной. Человек непросвещенный и необузданный может приобрести подобный навык только через страх. Он должен понять, что с ним в наказание произойдет то же самое, что он сделал своему ближнему. И дорожить чужой жизнью он научится лишь тогда, когда поймет, что, убивая другого, рискует сам быть убитым; нанося другому повреждение, может получить точно такое же. Поэтому постановление «око за око, зуб за зуб» (Исх. 21, 23–25) не является, как думают некоторые, «противоположностью» евангельской заповеди о любви к ближнему, но оказывается ее необходимым предварительным условием! Прежде чем человек научится видеть в своем соседе ближнего и любить его, он должен привыкнуть ценить саму жизнь соседа и дорожить его глазом, зубом, рукой и т. д., как своими собственными. Постепенно, по мере того, как мрак полного эгоизма будет рассеиваться, такой человек станет все лучше «различать» и весь облик своего ближнего… Если же преступника не остановить в самом начале, то он не научится даже элементарным основам обхождения с другим человеком:

Если нечестивый будет помилован, то не научится он правде,— будет злодействовать в земле правых и не будет взирать на величие Господа. (Ис. 26, 10)

Однако что же делать с человеком, который убил другого неумышленно? С подобным вопросом сталкивались законодатели всех времен и народов. Закон Божий отвечает следующим образом:

…Но если кто не злоумышлял, а Бог попустил ему попасть под руки его, то Я назначу у тебя место, куда убежать убийце… (Исх. 21, 13)

Такие места впоследствии были определены отдельно для каждой части Святой земли: это шесть специальных «городов для убежища» (Числ. 35, 11–15), и еще таковыми считались все города, принадлежавшие левитам, общим числом 42 (Числ. 35, 6–8). К этим особым городам были проложены прямые дороги из всех населенных мест, дабы невольный убийца мог быстро достигнуть города-убежища, пока мститель за кровь (обычно из числа родственников убитого) не успел его настичь (Втор. 19, 16).

…А если кто с намерением умертвит ближнего коварно, то и от жертвенника Моего бери его на смерть. (Исх. 21, 14)

Преднамеренное убийство, как мы видим, каралось смертной казнью. Согласно талмудическому преданию, во всех тех случаях, когда род казни специально в Пятикнижии не оговаривается, имеется в виду удушение — аналог казни через повешение (ср. Втор. 21, 22–23; Иис. Н. 8, 29; II Цар. 21, 9). Убийца, умертвивший ближнего «коварно» (др.-евр. בערמה ‹бэ-орма́› — буквально «по хитрости», «с умыслом»), должен быть казнен даже в том случае, если он, по древневосточному (впрочем, известному и древним грекам) обычаю, скроется в Храме и ухватится за «рога» (выступающие углы) жертвенника, ища защиты в святом месте. По другому толкованию, и священник, потомок Аарона, служащий в Храме, подлежит такой же каре за убийство, как и всякий другой.

Заповеди Декалога призваны быть жизненным руководством и для отдельного человека, и для всего общества. Так, например, заповедь «Не убивай» осталась бы только призывом и благопожеланием, не будь она всесторонне объяснена и «ограждена» должной карой за свое нарушение. Мало того, смертной казни подлежал и человек, злостно и дерзко нарушивший Заповедь Пятую — о почитании родителей:

Кто ударит отца своего или свою мать, того должно предать смерти.     
     ‹…›  
     Кто злословит отца своего или свою мать, того должно предать смерти. (Исх. 21, 15–17)

Поднявший руку на отца или мать либо проклинающий их (др.-евр. מקלל ‹мэкале́ль› образовано от глагола קלל ‹киле́ль›, означающего «проклинать», «клясть») словно бы сам свидетельствует, что он недостоин жизни, уничижая родителей — источник своего физического существования. Конечно, такое постановление стало важной воспитательной мерой по внедрению в сознание народа Пятой Заповеди. Особым почитанием родителей и вообще старших еврейские семьи отличались на протяжении тысячелетий.

И еще одно преступление Закон Божий оценивает как заслуживающее смерти преступника:

Кто украдет человека и продаст его или найдется он в руках у него, то должно предать его смерти. (Исх. 21, 16)

Украсть человека, т. е. лишить его свободы, дарованной Господом, считается смертным грехом наравне с физическим убийством. Мы уже рассматривали отношение Закона к свободе и рабству, и поэтому нам вполне понятны причины такого постановления. Подчеркнем, однако, что купить украденного человека мог только язычник-идолослужитель, потому что израильтянину или пришельцу, принявшему Закон Божий, строжайше запрещалось покупать человека подобно тому, как покупают скот. Надо было обязательно знать происхождение раба и причину, по которой он потерял независимость. Попав к идолопоклоннику, раб не мог исполнять многие заповеди (о Субботе и т. д.), особенно если его продавали в другую страну, откуда он терял возможность вернуться даже в юбилейный год. Его могли там принудить к идолослужению, что связано было с опасностью духовной гибели. Но и независимо от этого сам факт похищения и продажи человека непростителен.

Заметим также, что речь идет не только об израильтянине или пришельце, но о человеке вообще (др.-евр. איש ‹иш› означает «мужчина», «человек»; но, конечно, это установление распространялось и на женщину). Закон Божий заботится об улучшении жизни земной и о достижении жизни вечной каждым человеком, независимо от принадлежности его к завету Авраамову. Что касается многобожника, то и для него пребывание в земле Израиля представляло много преимуществ как физического характера (его не имели права притеснять или угнетать), так и духовного (он имел возможность обратиться к истинному Богу и наследовать вечную жизнь). Поэтому похищение и продажа такого человека полностью приравниваются к подобным действиям, совершенным по отношению к израильтянину.

Остановимся на выражении «…или найдется он в руках у него…». По-древнееврейски здесь сказано: ונמצא בידו ‹вэ-нимца́ бэ-йадо́› — «и [он] найдется в руке его». Как мы видим, вместо «или» стоит «и». Как же может «найтись в руке» продавшего человек, уже им проданный? По смыслу постановления речь идет о том, что найдены доказательства преступления, настолько же неопровержимые, как если бы укравший человека «держал» его в момент продажи. Этим Закон Божий побуждает судей быть предельно внимательными во время следствия.

Тщательность следствия предписывается и в том случае, когда дело касается нанесенных человеку повреждений:

Когда ссорятся, и один человек ударит другого камнем или кулаком, и тот не умрет, но сляжет в постель,      
     То, если он встанет и будет выходить из дома с помощью палки, ударивший не будет повинен смерти; только пусть заплатит за остановку в его работе и даст на лечение его. (Исх. 21, 18–19)

Нанесший повреждение не только должен материально поддержать потерпевшего, но и под надзором судей приложить все усилия для его излечения: древнееврейское выражение רפא ירפא ‹рапо́ йерапэ́› означает «излечивая, да вылечит», а не просто «даст на лечение его», как это читается в Синодальном переводе. Следовательно, вина с нанесшего повреждение снимается только при полном исцелении пострадавшего, а до того времени виновный должен содержать потерпевшего, прилагая все усилия к его излечению и платя врачам. Несомненно, зная о таком законе, ссорящийся с ближним постарается быть поосмотрительнее и не наносить ему увечий. Все это, как мы уже говорили,— первые ступени лестницы, ведущей к жизни по принципу «возлюби ближнего, как самого себя», или, как сформулировал тот же принцип Иисус Христос,

…Во всем как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом Закон и Пророки. (Матф. 7, 12)

Далее следует предписание о наказании человека, жестоко обращающегося с зависимыми от него людьми:

А если кто ударит раба своего или служанку свою палкою и они умрут под рукою его, то он должен быть наказан… (Исх. 21, 20)

Мы уже знаем, что убийство человека каралось смертью. Здесь же специально говорится о «рабе» и «служанке» (рабыне), ибо в древневосточных обществах жизнь рабов ценилась намного дешевле, чем жизнь свободных людей, а в определенных случаях хозяин имел право калечить своих рабов и даже их убивать. Например, один из ассирийских законов конца II тысячелетия до н. э., сохранившийся на глиняной табличке из города Ашшура, говорит о правах рабовладельца следующее: «Если ассириец или ассириянка… взяты за полную цену [т. е. куплены как рабы], то он может их бить, таскать за волосы, бить по ушам и просверливать их».

Однако Закон Божий, дарованный Израилю на Синае приблизительно в то же самое время (конец XIV в. до н. э.), ставит жизнь раба столь же высоко, как и жизнь его господина. На это указывает повеление об убившем раба. Слова, переведенные как «он должен быть наказан», звучат в подлиннике гораздо более сурово: נקם ינקם ‹нако́м йинаке́м›, буквально «ему отмщением отмстится». Это выражение недвусмысленно свидетельствует о том, что господин, убивший раба, будет подвергнут той же самой участи, ибо глагол נקם ‹нака́м› — «отмщать», «мстить» — имеет однозначный смысл: воздавать за подобное подобным, следовательно, за убийство — смертью.

Читаем, однако, дальше:

…Но если они день или два дня переживут, то не должно наказывать его, ибо это его серебро. (Исх. 21, 21)

Здесь надо сделать существенную оговорку. Выражение, переведенное как «день или два дня переживут», имеет в оригинале совершенно другой смысл. Слова יום או יומים יעמד ‹йом о йома́йим йаамо́д› означают «[через] день или два дня будет стоять [или: „встанет”]». А из этого следует, что постановление имеет смысл, противоположный тому, который, как может показаться, вытекает из перевода. Судьи должны ждать день-другой или несколько дней, пока решится участь покалеченного раба (или рабыни), и, если в течение этого срока избитый раб умирает, господина ожидает смертная казнь. Если же он выживает («встанет», «будет стоять»), то господин должен поступить с ним так же, как и с независимым человеком в подобном случае: добиться полного его излечения, нанимая врачей (см. выше, ст. 18–19). Что же касается денежного возмещения за простой в работе, то оно «взыскивается» с господина уже тем, что раб во время болезни недееспособен, и господин сам несет убытки: таков смысл слов כי כספו הוא ‹ки хаспо́ hу› — «ибо это его серебро», т. е. в данном случае речь идет уже не об отмщении смертью, а об убытках господина.

Нарушение постановлений относительно рабов, их неисполнение и даже прямое извращение их смысла в разные времена было предметом резкого обличения со стороны пророков Господних. Так, пророк Иеремия непосредственно перед разрушением Иерусалима вавилонянами обличает книжников («софри́м»), искажающих постановления Торы своими «комментариями» к ним:

Как вы говорите: «Мы мудры, и Закон Господень у нас»? А вот лживая трость книжников и его превращает в ложь. (Иер. 8, 8)

(под «тростью» здесь понимается инструмент для письма).

Одним из сильнейших обличителей тех, кто нарушал и даже извращал Закон Божий, был великий пророк Исаия, который призывал властителей народа возвратиться к праведному суду по этому Закону:

И когда вы простираете руки ваши, Я закрываю от вас очи Мои; и когда вы умножаете моления ваши, Я не слышу: ваши руки полны крови.         
     Омойтесь, очиститесь; удалите злые деяния ваши от очей Моих; перестаньте делать зло;      
     Научитесь делать добро, ищите правды, спасайте угнетенного, защищайте сироту, вступайтесь за вдову.        
     ‹…›
     Если захотите и послушаетесь, то будете вкушать блага земли;   
     Если же отречетесь и будете упорствовать, то меч пожрет вас: ибо уста Господни говорят. (Ис. 1, 15–20)

К тем, кто искажал законы Торы, давая им в собственных корыстолюбивых целях превратное толкование, Исаия обращался с грозными предостережениями:

Восстал Господь на суд — и стоит, чтобы судить народы.  
     Господь вступает в суд со старейшинами народа Своего и с князьями его: вы опустошили виноградник; награбленное у бедного — в ваших домах;   
     Что вы тесните народ Мой и угнетаете бедных?— говорит Господь, Господь воинств. (Ис. 3, 13–15)

Пророк призывает во всем следовать Закону (Торе) как источнику различения добра и зла, света и тьмы:

Горе тем, которые зло называют добром, и добро — злом, тьму почитают светом, и свет — тьмою, горькое почитают сладким, и сладкое — горьким!    
     Горе тем, которые мудры в своих глазах и разумны пред самими собою!    
     ‹…›  
     За то, как огонь съедает солому и пламя истребляет сено, так истлеет корень их и цвет их разнесется, как прах; потому что они отвергли Закон Господа воинств и презрели слово Святого Израилева. (Ис. 5, 20–24)

Только исполнение всех положений Торы, и в первую очередь законов о бедствующих и угнетенных, приносило стране благословение:

…И придут на тебя все благословения сии и исполнятся на тебе, если будешь слушать гласа Господа, Бога твоего. (Втор. 28, 2)

О том же говорит пророк Исаия:

…Разреши оковы неправды, развяжи узы ярма, и угнетенных отпусти на свободу, и расторгни всякое ярмо;
     Раздели с голодным хлеб твой, и скитающихся бедных введи в дом; когда увидишь нагого, одень его, и от единокровного твоего не укрывайся.         
     Тогда откроется, как заря, свет твой, и исцеление твое скоро возрастет, и правда твоя пойдет пред тобою, и слава Господня будет сопровождать тебя. (Ис. 58, 6–8)

После предписаний о рабе Закон переходит к рассмотрению иной ситуации:

Когда дерутся люди, и ударят беременную женщину, и она выкинет, но не будет другого вреда, то взять с виновного пеню, какую наложит на него муж той женщины, и он должен заплатить оную при посредниках… (Исх. 21, 22)

Конечно, речь идет о ссорящихся мужчинах, и женщину при этом могут ударить нечаянно: о намеренно нанесенном повреждении говорится ниже (Исх. 21, 23–25).

Нам следует иметь в виду, что законы, приведенные в Торе, имеют не только ограниченно-буквальный смысл, но и значение прецедента. Так, приведенный стих учит нас осторожности не только в действиях, но и в мыслях и словах, лежащих в их основании. В Притчах Соломоновых содержится особенно много советов и указаний на данную тему:

Кроткий ответ отвращает гнев, а оскорбительное слово возбуждает ярость. (Прит. 15, 1)

Или:

Глупый весь гнев свой изливает, а мудрый сдерживает его. (Прит. 29, 11)

Ясно, что к драке приводят споры и ссоры, и мудрый Соломон, глядя в корень, советует их крайне опасаться:

Начало ссоры — как прорыв воды; оставь ссору прежде, нежели разгорелась она. (Прит. 17, 14)

Указывается в Писании и на то, какие черты характера способствуют ссорам, и воспитание каких свойств души от них избавляет:

Надменный разжигает ссору, а надеющийся на Господа будет благоденствовать. (Прит. 28, 25)

В ряде случаев предписывается молчание для угашения вражды, могущей разгореться. Говорится и о том, что злая мысль — источник оскорбительных действий, и потому самообуздание должно начинаться с мысли:

Если ты в заносчивости своей сделал глупость и помыслил злое, то положи руку на уста;           
     Потому что, как сбивание молока производит масло, толчок в нос производит кровь, так и возбуждение гнева производит ссору. (Прит. 30, 32–33)

— см. также Сир. 8, 19; 22, 28; 27, 15; 28, 9–14.

…Слово, переведенное в рассматриваемом нами стихе Книги Исход (21, 22) как «посредники», в оригинале обозначает судей — פללים ‹пэлили́м›, от глагола פלל ‹пала́ль› — «решать», «судить». Все перечисляемые в этой главе случаи подлежат именно судебному разбирательству, а не решению путем некоего «посредничества».

Следующие стихи описывают основы так называемого jus talionis — «права возмездия», имевшего место в разных обществах, в том числе и в древнем Риме:

…А если будет вред, то отдай душу за душу,  
     Глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу,     
     Обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб. (Исх. 21, 23–25)

Мы уже говорили о том, что этот закон является не противоположностью заповеди о любви к ближнему, а начальной, низшей, стадией ее исполнения. Благодаря ему человек нравственно дикий, с «необрезанным сердцем» (Лев. 26, 41; Иез. 44, 6–7), постепенно приучается относиться к ближнему, как к самому себе, ибо знает, что его постигнет то же, что он причинит ближнему. Однако уже в древние времена существовало устное предание, возводившееся к самому Моисею, о том, что данный закон имеет в виду не буквальное нанесение преступнику телесных повреждений, а взыскание с него определенной платы. При такой интерпретации выражение «око за око» понимается как «[цену] глаза [до́лжно отдать взамен] за выбитый глаз». Назначить же цену должен сам пострадавший, и поэтому предписание прямо следует за 22-м стихом, где сказано о пени, которую «наложит на него муж той женщины», т. е. о пени, произвольно назначенной потерпевшим (разумеется, в пределах, установленных традицией). Доводы в пользу «смягчающей» интерпретации приводились такие: если, например, одноглазый человек выбил в драке глаз двуглазому, то при буквальном понимании закона ему тоже следует выбить глаз. Однако он в таком случае станет совершенно слепым, в то время как потерпевший останется зрячим, и поэтому воздаяние нельзя признать справедливым. Закон же настаивает именно на воздаянии, равном содеянному:

Кто сделает повреждение на теле ближнего своего, тому должно сделать то же, что он сделал:
     Перелом за перелом, око за око, зуб за зуб; как он сделал повреждение на теле человека, так и ему должно сделать. (Лев. 24, 19–20)

Постановление о лжесвидетеле, замышлявшем против ближнего зло, также повелевает: «…сделайте ему то, что он умышлял сделать брату своему…» (Втор. 19, 16–21). А коль скоро в одном из рассмотренных случаев равного воздаяния быть не может, то эта же ситуация проецируется и на остальные случаи, и потому логично говорить о замене ответного увечья определенной (по преданию, весьма большой) денежной суммой.

Отметим, что по поводу данного закона на рубеже новой эры возникли серьезные разногласия между двумя религиозными партиями в Иудее: саддукеями, отстаивавшими буквальное его понимание, и фарисеями, утверждавшими правомочность выкупа. Победу в споре одержали фарисеи, вообще склонявшиеся к более мягкому толкованию Закона и тем снискавшие расположение у простого народа. Тот факт, что учение фарисеев в своей теоретической части является верной интерпретацией Закона Божьего, подтвердил своим ученикам Иисус:

…На Моисеевом седалище сели книжники и фарисеи;      
     Итак, все, что они велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте; по делам же их не поступайте, ибо они говорят и не делают… (Матф. 23, 2–3)

Таким образом, одобряя теоретическое учение фарисеев, продолжающее традицию истолкования Моисеева Закона («на Моисеевом седалище»), Иисус строго обличает лицемеров из их среды, чьи гордыня и корыстолюбие противоречат их же собственному вероучению (Матф. 23, 4–14).

Описав основы jus talionis, Закон переходит к применению его в случаях, касающихся рабов (работников, служителей) и рабынь (работниц, служанок):

Если кто раба своего ударит в глаз или служанку свою в глаз и повредит его, пусть отпустит их на волю за глаз;   
     И если выбьет зуб рабу своему или рабе своей, пусть отпустит их на волю за зуб. (Исх. 21, 26–27)

Заметим, что одно и то же слово אמה ‹ама́› переводится в соседних стихах то как «служанка» (ст. 26), то как «раба» (ст. 27). Как «раба», «рабыня» оно переводится и в стихах 7 и 32 той же главы, и во многих других местах Писания, хотя, как мы уже говорили, более точный перевод — не «раб» и «рабыня», а «работник» и «работница» (тем не менее во избежание путаницы мы будем и дальше следовать лексике Синодального перевода). И то, что за повреждение глаза и зуба господин обязан отпустить на волю раба или рабыню, т. е. фактически списать им все долги, в уплату за которые они и попали в услужение, еще раз свидетельствует в пользу того, что речь в предписании «око за око» идет не о буквальном возмездии, но о выплате компенсации. Еще раз подчеркнем, что она должна быть весьма значительной, судя по тому, что рабу отпускаются все долги и он оказывается «выкуплен» вследствие происшедшего несчастья.

Следующие постановления касаются случаев убийства человека домашним животным по вине или без вины хозяина:

Если вол забодает мужчину или женщину до смерти, то вола побить камнями и мяса его не есть; а хозяин вола не виноват;          
     Но если вол бодлив был и вчера и третьего дня, и хозяин его, быв извещен о сем, не стерег его, а он убил мужчину или женщину, то вола побить камнями и хозяина его предать смерти… (Исх. 21, 28–29)

Закон не просто предписывает воздаяние за определенное действие, но рассматривает психологические и иные факторы, предшествовавшие событию. И то, что в одном случае квалифицируется как несчастное происшествие, в другом оценивается как преступление, достойное смерти. В наше время подобное именуется «преступной халатностью», т. е. опасной недобросовестностью, могущей стоить кому-то жизни, и об этом слово Божье грозно предупреждает. Однако за легкомыслие и неосмотрительность, обернувшиеся трагедией, суд может присудить к смертной казни лишь в том случае, если родственники погибшего не соглашаются принять «выкуп за душу»:

…Если на него наложен будет выкуп, пусть даст выкуп за душу свою, какой наложен будет на него. (Исх. 21, 30)

Мы видим, что жизнь хозяина вола в подобной ситуации целиком находится в руках семьи или родственников погибшего. И это точно соответствует положению самого погибшего в момент смерти: его жизнь оказалась в зависимости от человека, предупрежденного об опасности, но не принявшего должных мер. И снова мы ясно видим воспитательный метод Закона Божьего: человек постепенно учится любви к ближнему через уравнение его участи со своей собственной…

Сына ли забодает, дочь ли забодает,— по сему же закону поступать с ним. (Исх. 21, 31)

Жизнь ребенка ценится так же, как и жизнь взрослого, и в этом Закон Божий существенно отличается от других древневосточных законодательств, предписывающих в случае умерщвления ребенка (в том числе случайного) совсем иные меры наказания. Так, к примеру, судебник знаменитого вавилонского царя Хаммурапи (библейский Амрафел, современник Авраама — Быт. 14, 1) содержит такое предписание: «Если строитель, строя кому-нибудь дом, сделает свою работу непрочно, так что построенный им дом обвалится и… причинит смерть сыну домохозяина, то должно предать смерти сына строителя». В противоположность этому Закон Божий возглашает:

Отцы не должны быть наказываемы смертью за детей, и дети не должны быть наказываемы смертью за отцов; каждый должен быть наказываем смертью за свое преступление. (Втор. 24, 16)

Данный важнейший принцип неоднократно нарушался в истории человечества: дети зачастую объявлялись «правопреемниками» родительской вины и вынуждены были за нее расплачиваться…

Если вол забодает раба или рабу, то господину их заплатить тридцать сиклей серебра, а вола побить камнями. (Исх. 21, 32)

Это постановление должно восприниматься в контексте всех предыдущих, относящихся к данной теме. Поскольку речь идет о выплате определенной суммы, она должна производиться с учетом всего, сказанного ранее (Исх. 21, 28–30), и еще дополнительно хозяин вола выплачивает 30 сиклей серебра («сикль» — שקל ‹ше́кель›, от глагола שקל ‹шака́ль›, означающего «взвешивать»,— древнееврейская мера веса, равная приблизительно 14,5 грамма). Хозяин, не знавший, что вол бодлив, смерти не подлежит.

Почему же за независимого человека он дополнительной компенсации не выплачивает, а за раба заплатить обязан? По-видимому, эти 30 сиклей предназначались семье погибшего раба, лишенной средств к самостоятельному существованию и поддерживаемой господином (см. Исх. 21, 4 и наше объяснение к этому месту). С компенсацией в 30 сиклей за жизнь раба уместно сопоставить и сумму в 30 сребренников, выплаченную Иуде Искариоту за предательство Иисуса (Матф. 26, 14–16), о котором сказано, что он «уничижил себя самого, приняв образ раба» (Флп. 2, 7). Такое воззрение на общественный статус Иисуса могло сложиться у властей в связи с тем, что он не обладал ни земельной, ни какой-либо иной собственностью (ср. Марк. 10, 21–23)…

…Обратим внимание также на запрет вкушать мясо побитого камнями вола (Исх. 21, 28): животное, не зарезанное в пищу по ритуальным правилам, считалось «падалью», и питаться его мясом не дозволялось (ср. Исх. 22, 31; Лев. 17, 3–4 и 13–15). Поскольку же предписания о бодливом воле даны ранее законов о пище, в них специально оговаривается запрет на употребление в пищу побитого камнями животного.

В конце главы даются указания, касающиеся имущественного ущерба:

Если кто раскроет яму или если выкопает яму и не покроет ее, и упадет в нее вол или осел,      
     То хозяин ямы должен заплатить, отдать серебро хозяину их, а труп будет его. (Исх. 21, 33–34)

Конечно, это предписание имеет также и характер прецедента: в случае нанесения хозяйственного ущерба следствие должно доискаться до первого, настоящего виновника. И опять Закон Божий учит нас осмотрительности в заботе о ближнем, в том числе и о его имуществе.

Если чей-нибудь вол забодает до смерти вола у соседа его, пусть продадут живого вола и разделят пополам цену его; также и убитого пусть разделят пополам… (Исх. 21, 35)

Будучи понято символически, это предписание имеет глубокий моральный смысл: человек должен разделять с ближним своим и радость («живого вола»), и горе («убитого вола»), как об этом напоминает и апостол:

Радуйтесь с радующимися и плачьте с плачущими. (Римл. 12, 15)

Однако тот, кто не позаботился о благе другого заранее, должен взять на себя всю тяжесть последствий:

…А если известно было, что вол бодлив был и вчера и третьего дня, но хозяин его не стерег его, то должен он заплатить вола за вола, а убитый будет его. (Исх. 21, 36)

Мы видим, что в 21-й главе Книги Исход соседствуют различные темы, переплетаются между собой разнообразные постановления, разъясняющие заповеди Декалога. Иногда темы разделены: сначала говорится, скажем, об убийстве, затем — об имущественном ущербе; иногда они соседствуют по ассоциации (например, в стихах 32 и 33 в обоих случаях говорится о волах). Однако так ведь происходит и в жизни: нарушение одного устоя нравственности ведет к нарушению других, воровство и убийство часто связаны между собой и т. д. (ср. Иак. 2, 10–11).

Однако такое расположение тем в Писании имеет и другую причину: каждые два рядом стоящие предписания находятся между собой в особой связи — в этом нетрудно убедиться, изучая Закон самостоятельно. Потому не будем иллюстрировать данный принцип многими примерами, приведем лишь один. В 16-м стихе говорится о похищении и продаже в рабство человека, а в 17-м — о злословящем отца и мать. Понятно, что похищающий человека позорит этим своих родителей, показывая, что они не сумели воспитать достойного сына…

Собственно, и сами Десять Заповедей — корень и основа всего Закона Божьего — тесно связаны друг с другом, что мы уже обсуждали. Так же связаны и переплетены между собою и разъясняющие их 613 постановлений, отражающие словно в зеркале все обстоятельства человеческой жизни:

Будьте же исполнители слова, а не слышатели только, обманывающие самих себя.     
     Ибо, кто слушает слово и не исполняет, тот подобен человеку, рассматривающему природные черты лица своего в зеркале:           
     Он посмотрел на себя, отошел и тотчас забыл, каков он. (Иак. 1, 22–24)

Через пророка Осию Всевышний, говоря об Израиле, напоминает, что Он Сам написал ему на скрижалях Десять Заповедей как основу Закона:

Написал Я ему важные законы Мои, но они сочтены им как бы чужие. (Ос. 8, 12)

В оригинале сказано: רבי תורתי ‹рубе́й Торати́›, дословно — «многие [заповеди] Учения Моего [Торы Моей]», или «главные [из] Учения Моего». Это может быть понято и как буквальное начертание главных Десяти Заповедей перстом Божьим (ср. Исх. 31, 18; 32, 16), и как символическое «начертание» всех 613 постановлений (если слово «рубей» переводить как «многие», «множество»).

Переходя к 22-й главе, заметим прежде всего, что стихи 1–15 относятся к случаям кражи и имущественных споров вообще, в то время как остальные стихи главы содержат различные судебные, нравственные и даже ритуальные предписания. Такое соединение разных тем в пределах одной главы Пятикнижия встречается несколько раз (ср. Исх. 23; Лев. 19 и др.). О причинах этого мы скажем дальше, пока же рассмотрим первый стих:

Если кто украдет вола или овцу и заколет или продаст, то пять волов заплатит за вола и четыре овцы за овцу. (Исх. 22, 1)

Итак, за кражу полагается возмещение в четырех- или пятикратном размере в зависимости от ценности украденного. Понятно, что вол, на котором пашут,— более ценное животное, чем овца: похитив единственного вола у бедного земледельца, можно обречь его семейство на голод. Поэтому за вола вор платит больше.

Обратим внимание, что ни здесь, ни в каком-либо другом месте Пятикнижия не предусматривается в качестве наказания тюремное заключение. Тюрем Закон Божий не знает, а если и упоминает о «содержании под стражей», то лишь на самое краткое время до объявления приговора (Числ. 15, 34–36). Мы хорошо знаем, что представляли собой тюрьмы в течение веков: там не только унижалось, вплоть до полного попрания, человеческое достоинство, не только катастрофически ухудшалось здоровье заключенных, но и происходил своего рода «обмен опытом» между ними, дальнейшее «усовершенствование профессии». Заключенный в тюрьму за карманную кражу часто выходил оттуда уже «мастером на все руки»: и взломщиком, и вором-«домушником», и уличным грабителем. Конечно, в еще гораздо большей мере все сказанное относится к «исправительно-трудовым» лагерям. По-видимому, как раз во избежание всего этого Господь не учредил тюремного (а тем более лагерного) заключения в качестве наказания, ибо цель Закона Божьего — не возмездие, но вразумление и исправление человека (ср. Прит. 3, 11–13).

В то же время практически во всех странах Древнего Востока темницы существовали. Они представляли собой «ямы» — подземные камеры, часто крайне душные и тесные; заключенные голодали и к тому же их били, как это нередко происходит и в наши дни. В темницу заключили в Египте Иосифа (Быт. 39, 20), хотя та темница названа просто בית־הסהר ‹бейт hа-со́hар› — «дом заключения», от глагола סהר ‹саhа́р› — «быть круглым», «замыкать», «заключать», и о ее устройстве ничего не говорится. Зато в других случаях Библия ясно называет темницу словами שחת ‹ша́хат› (родственное «шахта») — Ис. 51, 14 или בור ‹бор› — Иер. 38, 6, которые означают «яма». В Исх. 12, 29 египетская тюрьма даже именуется בית הבור ‹бейт hа-бор›, т. е. «дом ямы». Впоследствии цари Израиля и Иудеи переняли языческий обычай заключать виновных в тюрьмы. Это заранее предсказал псалмопевец Давид:

Яму вырыли мне гордые, вопреки Закону Твоему. (Пс. 118, 85)

В оригинале слово «яма» стоит во множественном числе — שיחות ‹шихо́т›, а זדים ‹зеди́м› лучше перевести не как «гордые», а как «свирепые» или «нечестивые». Данный стих содержит пророчество о том, что в будущем жестокие правители, в нарушение Закона Божьего, станут заключать узников в подземные темницы.

Итак, Закон не лишает человека свободы за воровство, но требует взыскать с него четырех- или пятикратную стоимость похищенного, давая ему в то же время возможность остаться на свободе и исправиться. Однако совершëнный грех требовал обязательного покаяния с принесением жертвы повинности:

…И за вину свою пусть принесет Господу к священнику в жертву повинности из стада овец овна без порока, по оценке твоей; 
     И очистит его священник пред Господом, и прощено будет ему, что бы он ни сделал, все, в чем он сделался виновным. (Лев. 6, 6–7)

Конечно, такое публичное покаяние в сочетании со значительным материальным ущербом и одновременно получаемое свыше через священника прощение (Лев. 6, 7) могли несравненно лучше предостеречь и оградить вора от повторного проступка, нежели тюремное заключение.

И еще одна существенная деталь: в Синодальном переводе Книги Левит (6, 7) говорится, что после предписанной процедуры вору будет прощено «…что  бы  он  ни  сделал, все…».  В оригинале же сказано, что он будет прощен על אחת מכל אשר־יעשה ‹аль а́хат мико́ль аше́р йаасэ́› — буквально «за одно из всего, что он сделает». А значит, в каждом отдельном случае кражи требуется особое покаяние, и ритуал покаяния следует повторять.

Если кто застанет вора подкапывающего и ударит его, так что он умрет, то кровь не вменится ему; 
     Но если взошло над ним солнце, то вменится ему кровь. Укравший должен заплатить; а если нечем, то пусть продадут его для уплаты за украденное им… (Исх. 22, 2–3)

Вор, решившийся на ночной подкоп, приравнивается к убийце, поскольку хозяин вправе посчитать, что вор вооружен. Тогда хозяин имеет право, защищая жизнь своих домочадцев, убить вора (ср. Исх. 21, 14). Другое дело, если нападение совершается при солнечном свете, когда хозяин бодрствует и может быстро созвать домашних и соседей, а также убедиться в том, вооружен ли вор. И, если в таком случае захваченному вору нечем расплатиться, он продается в рабство (ср. Исх. 21, 2).

…Если украденное найдется у него в руках живым, вол ли то, или осел, или овца, пусть заплатит вдвое. (Исх. 22, 4)

Ясно, что здесь говорится о воре, успевшем скрыться с украденным, потому что речь идет об имуществе, которое будет впоследствии «найдено у него». Однако почему же сказано: «…пусть заплатит вдвое»? Разве ранее Закон не называет совсем иное возмещение за украденное животное (Исх. 22, 1)? Здесь имеется в виду существенно бо́льшая тяжесть проступка проникшего в дом вора в сравнении с похищением, скажем, животного, оставленного на поле без присмотра. Наглость вора, через подкоп вошедшего в чужой дом, соответственно и наказывается вдвойне: на самом деле слово «вдвое» относится к возмещению, указанному в первом стихе, и тогда вор должен отдать уже десять волов за вола и восемь овец за овцу…

А вот что написано о воре, похитившем вещи, отданные хозяину на хранение:

Если кто отдаст ближнему на сохранение серебро или вещи, и они украдены будут из дома его, то, если найдется вор, пусть он заплатит вдвое… (Исх. 22, 7)

Слово שנים ‹шна́йим›, «вдвое», относится, возможно, не к цене украденных вещей, а к двойному возмещению (Исх. 22, 1): похитивший должен заплатить, во-первых, владельцу вещей за причиненный урон и, во-вторых, хранителю вещей за моральный ущерб, ведь не найдись вор, подозрение могло бы пасть на хранителя. Об этом случае сказано так:

…А если не найдется вор, пусть хозяин дома придет пред судей и поклянется, что не простер руки своей на собственность ближнего своего. (Исх. 22, 8)

Возможно двоякое истолкование и следующего стиха:

О всякой вещи спорной, о воле, об осле, об овце, об одежде, о всякой вещи потерянной, о которой кто-нибудь скажет, что она его, дело обоих должно быть доведено до судей: кого обвинят судьи, тот заплатит ближнему своему вдвое. (Исх. 22, 9)

То же самое выражение «заплатит вдвое» некоторые комментаторы понимают как безусловное предписание и поясняют, что только кража домашнего скота возмещалась в четырех- или пятикратном размере, а похищение домашних вещей — только в двукратном, так как скот составлял жизненно необходимую часть имущества. При другом же понимании речь идет о возмещении, двойном по отношении к первоначальному, так как здесь имеет место не только кража, но и запирательство в ней, попытка обмана ближнего и судей, которая должна быть наказана особо.

Если кто отдаст ближнему своему осла, или вола, или овцу, или какой другой скот на сбережение, а он умрет, или будет поврежден, или уведен, так что никто сего не увидит,—    
     Клятва пред Господом да будет между обоими в том, что взявший не простер руки своей на собственность ближнего своего; и хозяин должен принять, а тот не будет платить… (Исх. 22, 10–11)

Народ, видевший чудеса Господни в пустыне, конечно, должен был особенно бояться ложной клятвы именем Божьим. Если бы она была произнесена, то нарушенными оказались бы сразу несколько заповедей Декалога — в настоящем случае Третья, Восьмая и Девятая…

…А если украден будет у него, то должен заплатить хозяину его;           
     Если же будет зверем растерзан, то пусть в доказательство представит растерзанное: за растерзанное он не платит. (Исх. 22, 12–13)

Одолживший имущество у ближнего отвечает за него собственным имуществом:

Если кто займет у ближнего своего скот, и он будет поврежден или умрет, а хозяина его не было при нем, то должен заплатить… (Исх. 22, 14)

Если хозяин отсутствует, то одолживший у него рабочий скот полностью отвечает за его сохранность: имущество ближнего должно быть столь же дорого человеку, как и его собственное.

…Если же хозяин его был при нем, то не должен платить; если он взят был внаем за деньги, то пусть и пойдет за ту цену. (Исх. 22, 15)

Здесь перевод несколько расходится с оригиналом. По-древнееврейски сказано: אם שכיר הוא בא בשכרו ‹им сахир hу ба би-схаро́›, что означает: «если он [т. е. взявший скот взаймы] наемник, то пусть [ущерб] войдет в цену его найма». Следовательно, речь идет о случае, когда хозяина рядом не было, а ущерб, ему нанесенный, наемный работник выплачивает из собственных средств, лишаясь тем самым части своей платы. Смысл совершенно прозрачен, в то время как в переводе он затемнен.

От разъяснения обстоятельств, связанных с заповедью «Не укради», Закон переходит к постановлениям, связанным с Седьмой Заповедью — «Не прелюбодействуй».

Если обольстит кто девицу необрученную и переспит с нею, пусть даст ей вено и возьмет ее себе в жену;      
     А если отец не согласится выдать ее за него, пусть заплатит столько серебра, сколько полагается на вено девицам. (Исх. 22, 16–17)

Представим себе, сколько судеб не было бы изломано, сколько жизней сложилось бы счастливее и сколько детей не чувствовало себя несчастными, если бы и в наши дни исполнялось это повеление Божье!

Дело здесь касается и чести женщин, и имущественного положения наиболее бедных из них. Ведь, если отец отказывался выдать дочь за обольстителя, то тот был обязан заплатить весьма солидную «откупную» сумму, а женщине с таким приданым куда легче было потом выйти замуж.

От этого предписания Закон переходит к грозному предупреждению против черной магии:

Ворожеи не оставляй в живых. (Исх. 22, 18)

Словом «ворожея» передается древнееврейское מכשפה ‹мехашефа́›, от глагола כשף ‹каша́ф [или: кише́ф]› — «нашептывать», «ворожить», «колдовать». Такое название, очевидно, связано с заклинаниями, произносимыми шепотом. А выражение לא תחיה ‹ло техайе́›, переведенное как «не оставляй в живых», буквально означает «не оживляй» — иначе говоря, «не сообщай жизненных сил». Дело в том, что одна из основ черной магии — присваивание себе жизненной силы других существ, в первую очередь людей, своего рода духовный вампиризм. Участвовать в этом, хотя бы и пассивно, предоставляя ворожее (а подобным видом магии на Востоке занимались главным образом женщины) отнимать у других жизненную энергию, Закон Божий как раз и запрещает. Понятно, что общение с темными духами, с нечистой силой оскверняет человека настолько, что он может утратить разум, преступить самые главные заповеди и лишиться жизни вечной. Апостол Павел говорит в Послании к Коринфянам:

…Я не хочу, чтобы вы были в общении с бесами. (I Кор. 10, 20)

Господь через Моисея неоднократно предостерегал народ, выведенный Им из идолопоклоннического Египта, от занятий черной магией:

Когда ты войдешь в землю, которую дает тебе Господь, Бог твой, тогда не научись делать мерзости, какие делали народы сии:   
     Не должен находиться у тебя проводящий сына своего или дочь свою чрез огонь, прорицатель, гадатель, ворожея, чародей,          
     Обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых;  
     Ибо мерзок пред Господом всякий, делающий это, и за сии-то мерзости Господь, Бог твой, изгоняет их от лица твоего… (Втор. 18, 9–12)

Из этих слов мы видим, что не только в Египте, но и в Ханаане всевозможные виды ворожбы были в то время чрезвычайно распространены (ср. IV Цар. 21, 2–6; Ис. 2, 6). Писание с умыслом перечисляет различные их формы, чтобы не находилось у занимающихся колдовством такой, например, отговорки: «Не все виды ворожбы указаны в Библии как явно запрещенные, а лишь такие-то и такие-то». Девять разновидностей волшебства, упомянутые во Втор. 18, 10–11, являются не видовыми, а родовыми, и ими исчерпываются или к ним сводятся все его частные виды. Расположены в этом перечне разные формы черной магии «по возрастающей», и каждый следующий ее «этап» дает человеку, его «достигшему», бо́льшую причастность к силам тьмы и, следовательно, большее могущество. Начинается перечень «проводящим сына своего или дочь свою чрез огонь», т. е. отдающим своих детей под покровительство демонических сил, что в различных языческих культах символизируется их пронесением или «проведением» через пламя ритуального костра, а кончается список «вопрошающим мертвых» — магом высшей степени посвящения, находящимся в контакте с духами уже умерших колдунов, верных служителей царства мрака. Подробнее обо всех этих видах магии говорится в Том III, лекция 13.

Однако почему же предписание не оставлять в живых ворожею следует за объяснениями Седьмой Заповеди?

Во-первых, очень часто именно средствами черной магии достигается «обольщение», «приворот» другого человека (см. выше, Исх. 18, 16), чей разум в этот миг как бы застилается пеленой. Заметим, что содержание предшествующих стихов (Исх. 18, 16–17) относится как раз к случаю добровольного согласия девушки, к «обольщению», а не к принуждению, которое карается гораздо более строго:

Если кто-нибудь встретится с девицею необрученною, и схватит ее, и ляжет с нею, и застанут их,
     То лежавший с нею должен дать отцу отроковицы пятьдесят сиклей серебра, а она пусть будет его женою, потому что он опорочил ее; во всю жизнь свою он не может развестись с нею. (Втор. 22, 28–29)

Во-вторых, заповедь «не прелюбодействуй» второй скрижали, как мы помним, соотносится с заповедью «Да не будет у тебя других богов пред лицом Моим…» первой скрижали. И это связано с тем, что отступление от Господа, общение с нечистыми духами и силами тьмы — «иными богами» — является духовной аналогией прелюбодеяния. Обращаясь к израильскому народу и изображая его в виде жены, многократно изменявшей мужу, Всевышний восклицает:

Говорят: «Если муж отпустит жену свою, и она отойдет от него и сделается женою другого мужа, то может ли она возвратиться к нему? Не осквернилась ли бы этим страна та?» А ты со многими любовниками блудодействовала, и однако же возвратись ко Мне, говорит Господь. (Иер. 3, 1)

Данные слова могут быть отнесены к каждой душе, отступившей от Бога и вошедшей в сношение с нечистыми духами. Все это показывает глубокую связь между предписанием об обольщенной девице и повелением о ворожее.

И как бы продолжением запрета черной магии являются следующие два стиха:

Всякий скотоложник да будет предан смерти.          
     Приносящий жертву богам, кроме одного Господа, да будет истреблен. (Исх. 22, 19–20)

Первый из них содержит запрет скотоложества, которое, судя по данным археологии, намеренно практиковалось адептами темных культов и черной магии для привлечения помощи демонических сил. Подобные ритуалы эротического характера совершались, например, в ханаанейских языческих кумирнях, причем различные животные олицетворяли тех или иных богов ханаанейского пантеона (ср. Иез. 23, 20). Запрет подобного рода более подробно представлен в Книге Левит:

И ни с каким скотом не ложись, чтоб излить семя и оскверниться от него; и женщина не должна становиться пред скотом для совокупления с ним: это гнусно. (Лев. 18, 23)

В данном контексте запрет тоже связан с «гнусными обычаями» язычников-ханаанеев (Лев. 18, 30). Словом «обычаи» переведено древнееврейское חקות ‹хуко́т›, т. е. «уставы» — имеются в виду уставы идолопоклоннических культов.

И с этим стихом тесно связан следующий, запрещающий приносить «жертву богам, кроме одного Господа». Он поясняет Вторую Заповедь. Действительно, жертвующий «иным богам» признает тем самым не только их существование, но и их власть, а следовательно, и законы жизни, предписываемые язычеством. Таким образом, ему становится свойственно разрешать то, что Закон Божий строго воспрещает.

Так между четырьмя предписаниями (об «обольщенной девице», о ворожее, о скотоложнике и о жертвующем «другим богам»), кажущимися на первый взгляд «случайными соседями», обнаруживается глубокая связь.

Не случайно здесь помещены и повеления относительно пришельца, сироты и вдовы:

Пришельца не притесняй и не угнетай его, ибо вы сами были пришельцами в земле Египетской.           
     Ни вдовы, ни сироты не притесняйте… (Исх. 22, 21–22)

Понятно, что жертвующий «другим богам» и принимающий языческие законы общежития будет пренебрегать заповедями Божьими относительно прав самых обездоленных членов общества: пришельцев, сирот и вдов. Поэтому заповеди о них следуют прямо за запретом идолослужения.

Господь часто вразумляет человека для того, чтобы он научился сочувствовать ближним своим, когда те окажутся в подобных же обстоятельствах. Так и народ Израиля, пройдя через страшное египетское рабство, призван проявлять сочувствие ко всем угнетенным. В Египте евреи постоянно чувствовали себя бесправными пришельцами, а жены и дети тех из них, кто погибал под ударами надсмотрщиков, становились вдовами и сиротами. Однако если человек не вразумляется прежними своими страданиями и не научается любить обездоленных и помогать им, то с ним случается то же, что и с обиженными им:

…Если же ты притеснишь их, то, когда они возопиют ко Мне, Я услышу вопль их,         
     И воспламенится гнев Мой, и убью вас мечом, и будут жены ваши вдовами и дети ваши сиротами. (Исх. 22, 23–24)

Так ученик, не выучивший урок, вынужден вновь твердить его, а если это происходит многократно, то он может быть оставлен «на второй год»…

Однако кроме пришельцев, вдов и сирот существует еще один класс обездоленных — бедняки. И понятно, почему слово Божье говорит о них именно здесь:

Если дашь деньги взаймы бедному из народа Моего, то не притесняй его и не налагай на него роста. (Исх. 22, 25)

В оригинале здесь употреблен очень интересный и своеобразный оборот речи. Говорится о займе, предоставляемом את־עמי את־העני ‹эт-ами́ эт-hе-ани́›, буквально — «народу Моему, бедняку». Бедные как бы составляют особый «народ Господень». У них нет иного защитника, кроме Бога, и им остается уповать только на Него. Ими Господь испытывает людей состоятельных. Псалмопевец Давид поучает:

Блажен, кто помышляет о бедном! В день бедствия избавит его Господь.    
     Господь сохранит его и сбережет ему жизнь; блажен будет он на земле. И Ты не отдашь его на волю врагов его. (Пс. 40, 2–3)

Человеку воздается свыше той же мерой, какой мерит он ближнему своему, как это недвусмысленно выражено в Нагорной проповеди:

…Ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить.
     ‹…›  
     Итак, во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом Закон и Пророки. (Матф. 7, 2–12)

Итак, Закон Божий запрещает ростовщичество. Бедняки вообще ставятся Законом в такие благоприятные условия, о каких и не мечтали обедневшие жители соседних со Святой землей стран. Для них специально оставляли недожатым край поля, на каждом поле в их пользу «забывали» целые снопы хлеба, они имели право «добирать» ягоды с виноградных лоз и плоды с деревьев (Лев. 19, 9–10; 23, 22; Втор. 24, 19–22). Их должны были приглашать на все праздничные пиршества состоятельных людей (Втор. 16, 11 и 14) — именно этот закон подразумевается в притче Иисуса Христа о гостях богатого господина (Лук. 14, 12–24). Бедные имели право наравне с владельцами полей питаться плодами земли в течение каждого седьмого (субботнего) года (Исх. 23, 10–11). Им предназначалась так называемая «третья десятина» ото всех произведений земли (Втор. 14, 28–29). Их обязаны были беспроцентно ссуживать серебром и продуктами питания, при этом каждый седьмой (субботний) год все долги аннулировались, однако существовал специальный запрет отказывать бедному в займе на данном основании (ср. Исх. 22, 25 с Втор. 15, 1–2 и 7–11). Наконец, любой израильтянин или пришелец, как бы он ни обеднел и что бы ни случилось с его родовым земельным наделом, в юбилейный год получал его обратно без всякой платы (Лев. 25, 11–13 и 28). И сверх всего этого Господь предписывает возвращать бедному на ночь его одежду, взятую в залог при ссуде ему денег:

Если возьмешь в залог одежду ближнего твоего, до захождения солнца возврати ее,   
     Ибо она есть единственный покров у него, она — одеяние тела его: в чем будет он спать? итак, когда он возопиет ко Мне, Я услышу, ибо Я милосерд. (Исх. 22, 26–27)

Взывая к совести заимодавца, Господь данной заповедью старается пробудить в нем милосердие, заставляет его как бы почувствовать себя на месте бедняка. Само собой разумеется, что предписание имеет в виду не одну только одежду, но и вообще всякую жизненно необходимую вещь (вспомним, что образные выражения Закона Божьего скорее создают прецеденты, нежели очерчивают границы буквального исполнения). Бог здесь говорит о Себе: «Я милосерд», призывая людей по мере сил подражать этому божественному качеству, формируя свой внутренний мир по подобию Божьему (ср. Быт. 1, 26). Писание призывает:

Освящайте себя и будьте святы, ибо Я Господь, Бог ваш, свят.   
     Соблюдайте постановления Мои и исполняйте их, ибо Я Господь, освящающий вас. (Лев. 20, 7–8)

Все постановления Закона Господня, относящиеся к жизни общественной, осуществляются судьями, которые призваны бдительно следить за их исполнением. Поэтому злословие по поводу судей или правителя (נשיא ‹наси́› — «князя», буквально — «возвышенного») Законом категорически воспрещается: если эти люди оказываются недостойны своего звания, то они смещаются, а если достойны, то злословить их — великий грех:

Судей не злословь и начальника в народе твоем не поноси. (Исх. 22, 28)

И следом дается предписание о том, что все «первое», начальное, чем Бог одаряет человека, будь то плоды земли, первенцы скота или первородный сын человека, должно посвящаться и отдаваться Господу.

Не медли приносить Мне начатки от гумна твоего и от точила твоего; отдавай Мне первенца из сынов твоих;  
     То же делай с волом твоим и с овцою твоею: семь дней пусть они будут при матери своей, а в восьмой день отдавай их Мне. (Исх. 22, 29–30)

Предписание имеет в виду содержание сословия священнослужителей-левитов за счет приношений в Храм (Втор. 18, 3–5). Что же касается первородного сына, то он, конечно же, не «приносился в жертву», как пытались проинтерпретировать это место некоторые горе-толкователи, а должен был либо посвящаться на служение Господу при Скинии (Храме) для оказания помощи левитам, либо выкупаться у священников символическим выкупом в память спасения еврейских первенцев в Египте (Исх. 13, 12–15; 34, 20; Числ. 3, 40–48). Однако повеление о «первинках» и первенцах имеет и символическое значение: первая мысль человека должна быть всегда обращена к Богу, первый порыв его чувства должен быть направляем к любви Божьей, и тогда благословение снизойдет на все дела рук его…

И, наконец, последний стих 22-й главы:

И будете у Меня людьми святыми; и мяса, растерзанного зверем в поле, не ешьте, псам бросайте его. (Исх. 22, 31)

Предписание о мясе, «растерзанном зверем» (תרפה ‹тэрефа́› — «растерзанное»; это слово стало у евреев собирательным названием всякой пищи, запрещенной Законом), дается здесь как пример «освящающих» предписаний. Ведь возвещены законы о чистой и нечистой пище будут лишь позже (Лев. 11), но для освящения плоти (а вместе с ней и «животной» части души, находящейся в крови — Лев. 17, 14; Втор. 12, 23) дается указание на то, что не всякая пища чиста (ср. Лев. 17, 15–16).

Это же предписание было признано впоследствии апостолами Иисуса одним из необходимых для обращающихся в веру язычников (см. Деян. 15, 20 и 29 — здесь слово «тэрефа» передано греческим πνικτος ‹пникто́с›, а в Синодальном переводе — русским «удавленина», т. е. мясо животного, не закланного по способу, предписанному Законом; см. Лев. 17, 13).

Соблюдение ритуальной чистоты, по смыслу стиха Исх. 22, 31,— одно из условий «святости». Древнееврейское слово קדש ‹ко́деш›, здесь употребленное, буквально означает освящение в смысле «отделения» (от будничного, профанного, нечистого) и является производным от глагола קדש ‹када́ш› — «отделять», «делать сакральным», «посвящать». «Кодеш» — нечто, предназначенное Господу (Который Сам абсолютно свят) и выделенное из обычных условий существования: Скиния или Храм с их принадлежностями (сакральное пространство), суббота и другие праздники (сакральные «времена», или дни), племя левитов (сакральное колено), освящающий себя для Бога человек (например, назорей — Числ. 6, 1–3) и т. д. Итак, быть «людьми святыми», буквально אנשי־קדש ‹анше́й-ко́деш› — «мужами святыни», «мужами отделения», значит отделяться от зла, греха и нечистоты, выходить из-под власти своей животной природы (см. сравнение с псом — Исх. 22, 31) и служить Богу духом.

В последнем стихе главы особенно поражает соседство предписания о святости с указанием на необходимость избегать нечистой пищи. Казалось бы, эти два положения несопоставимы по своей значимости и не могут стоять рядом в одном стихе! Однако в том-то и состоит жизненная сила и непреходящая актуальность Закона Божьего, что он принимает во внимание духовно-душевно-телесный состав человека и рассматривает все его уровни и сферы в их взаимосвязи: как без одоления низших ступеней лестницы невозможно взойти на высшие ее ступени, так и без обуздания и очищения телесно-душевного естества нельзя достичь духовных высот.

На примере нескольких предписаний из числа 613, помещенных в главах 21–22 Книги Исход, мы видим, насколько совершенен Закон Божий и как все его заповеди составляют то мудрое, высшее единство, о котором сказал царь Давид:

Я видел предел всякого совершенства, но Твоя заповедь безмерно обширна. (Пс. 118, 96)

Комментарии (5)
Обратно в раздел библиология