Религиозные традиции мира

ОГЛАВЛЕНИЕ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Религии Мезоамерики. Космовидение и ритуальные центры

Глава 7. Религия ацтеков: дороги воина,  слова мудреца

Ему подражали и хранители ладана, и жрецы. Жизнь Кецалькоатля для каждого жреца стала образцом для подражании: так было установлено, такой был образ жизни в Иоллане так было принято здесь, в Мексике.
«Флорентийский кодекс»31

когда в 1519 г koptеc привел испанскую армию из пяти сотен солдат и нескольких тысяч союзников-индейцев в ацтекскую столицу Теночтитлан (рис. 2), Моктесума Шокойцин поверил, согласно летописям, что «это пришел Топилцин Кецалькоатль». Топилцин Кецалькоатль был образцом вождя-жреца, который в XI в. правил великим тольтекским государством Толланом, до того как был вынужден отправиться в ссылку, пообещав вернуться в один чудесный день. Моктесума послал богатые дары, включая ритуальный костюм великого бога Кецалькоатля,  чтобы приветствовать незнакомцев.
Хотя не ясно, до какой степени местные жители обожествляли Кортеса с Кецалькоатлем или одним из его потомков, все же важные элементы ацтекского космовидения базировались на родовых традициях тольтеков. Как мы видели в предшествующей главе, эта традиция содержала в себе акцент на тесной связи между великим богом Кецалькоатлем и хомбре-диасом Топилцином Кецалькоатлем (Нашим Юным Правителем — Пернатым Змеем). Хотя и частично, но, как и многие другие народы, ацтеки следовали при развитии космологии жречества и религиозной архитектуры канонам тольтекской религии Ацтекская концепция времени и ритуального обновления, определяющая вид ритуальных пожертвований, включавших человеческие жертвоприношения, развилась под влиянием тольтекской традиции. Идентификация Кортеса с великим вождем-жрецом Толлана становится более понятной, когда мы узнаем, что, согласно верованиям ацтеков, Топилцин родился в год се акатль («одного тростника»), покинул свое королевство пятьдесят два года спустя в том же году се акатль и должен был вернуться в такой же год. Удивительно, но ацтекский год се акатль совпал с христианским 1519 годом, годом появления Кортеса в Мексике32.

 
Рис. 2. Карта ацтекского мира

Значимость роли, которую играл Топилцин Кецалькоатль в мезоамериканских религиях после XII в., указывает на его ведущий характер в концепции миросредоточения. Каждое общество организовывалось на власти, коренящейся в священных традициях и событиях. Священная власть часто выражалась через карьеру и деятельность определенных
человеческих индивидуумов или религиозных деятелей («религиозных виртуозов») Многие религии, особенно организованные вокруг религиозных центров, разрабатывают сложные концепции социальной и символической власти, связанной с высоким положением ее носителей и атрибутами этого положения Религиозная власть может принимать многие формы или быть воплощена во многие виды объектов,такие, например, как корона Карла Великого, святой престол папы римского или священная книга Тора в иудаизме. Одна из наиболее распространенных и влиятельных форм власти (то есть власти как системы ценностей и основных символов, возникающих из религиозной традиции) воплощается в определенных типах человеческих персоналий — пророках, основателях, провидцах, чудотворцах или святых. Жизнь и опыт этих лидеров воплощают наиболее священные ценности и традиционные учения, придавая ей наглядный образ или подавая пример образцового религиозного поведения.

Священная карьера   Топилцина Кецалькоатля
один из наиболее важных способов, с помощью которого общество выражает эти ценности и символы власти, состоит в пересказе историй, легенд, гимнов и священных писаний, которыми обрастают жизнь и смерть выдающейся личности. В мезоамериканских городах начиная с XII в. существовала богатая традиция повествований, песен, живописи и скульптуры, описывающих вдохновенный путь Топилцина Кецалькоатля и его связь с его же божественным отражением.
Эта традиция повествует о том, как божественные силы проникли в наш мир с другого космического уровня через жизнь и религиозную практику Топилцина. Его путь может быть сравнен с пьесой из семи актов, описывающей его. 1) чудесное рождение, 2) ритуальную подготовку и экстатические опыты; 3) восхождение на трон; 4) строительство чудесной столицы его государства, 5) низвержение, подготовленное его соперником, Тескатлипокой; 6) ссылку и 7) смерть с превращением в Венеру — Утреннюю звезду, божество. Все эти «акты оказывали влияние на дальнейшую историю, но сейчас мы обратим особое внимание на его рождение и подготовку к жреческой жизни; его карьеру воина-жреца, столицу его государства и его смерть и превращение в Утреннюю звезду. Таким образом, мы сможем проследить, как вокруг драматической карьеры Топилцина Кецалькоатля строилась ацтекская религия.

Рождение и ритуальное обучение
По одной из легенд, Топилцин Кецалькоатль был зачат после того, как его мать, Чимальма (Щит Земли), проглотила изумруд. Он воспитывался своими дедом и бабкой и в течение семи лет прошел трудную школу ритуального обучения, некоторое время ведя аскетическую жизнь горного отшельника. Он занимался ритуальным самоистязанием, пуская себе кровь с помощью спиц или других ритуальных предметов, втыкаемых в различные части тела. Эта техника предполагала и жертвоприношение богам, и то, что отверстия в теле человека способствуют прямому общению с божествами. Он также построил ритуальные храмы для медитации, молитв, песнопений и совершения жертвоприношений. Его влияние на ацтекскую ритуальную жизнь было открыто на рубеже XVI в. испанским монахом Диего Дураном, который записывал рассказы уцелевших в войне с испанцами ацтеков. Дуран писал:

«Все обряды и церемонии, строительство храмов и установка в них идолов, голодание хождение нагишом и сон на полу, хождение в горы для проповеди закона, целование земли, еда руками и издание звуков с помощью груб и раковин во время великих дней поста — все это копировало действия священного человека, Топилцина Кецалькоатля»33

Одним из наиболее важных достижений его священной карьеры было непосредственное общение с Омеотлем, небесным дуалистическим творцом, обитавшим в сердце небес на вершине божественных уровней. Один текст повествует, что в год «одного тростника» се акатль Кецалькоатль построил специальный храм, ориентированный на кардинальные точки света, и начал поститься, приносить покаяния и купаться в ледяной воде Взобравшись на вершину четырех священных гор вблизи Толлана, он обвил терновником свое тело После исполнения  этих ритуальных действий он

«вознес свои молитвы, свою мольбу к сердцу небес и воззвал к Свету Дней, Владычице Жизни, обернутой в уголь, обернутой в черное, той. кто придает земле твердость, той, кто покрывает землю хлопком»

Эта   просьба  общения   с   Верховным   Богом   оказалась  услышанной, потому что

«они знали, что он взывает к обители дуальности, которая лежит над девятыми небесами И они знати — те. кто находится там, — что он взывает к ним смиренно и покорно»34

Эта техника смиренных молитв, самоистязания, купания в ледяной воде и речь, насыщенная дуалистическими метафорами, стали жреческим стилем во время ритуалов «открытия путей общения» с божественными силами в тольтекском мире и более поздних городах-государствах, включая столицу ацтеков

Образец воина—исполнителя жертвоприношений
Карьера Кецалькоатля в качестве воина была противоречивой частью его пути. Очевидно, в процессе жизни он изменил свое отношение к войне и ритуальному жертвоприношению, которые были тесно связаны в мезоамериканской истории.
Топилцин Кецалькоатль родился в мире войн. Согласно многим источникам, боги в мифическое время, до появления человека, находились в состоянии периодических войн друг с другом. В яркой «Historia de los Mexicanos роr Sus Pintuias» боги создали чичимекский народ, чтобы получить жертвенную кровь в человеческих войнах и ритуальных жертвоприношениях пленных воинов. В рамках этого космического мировоззрения Топилцин Кецалькоатль семь лет постоянно тренировался, что было необходимо для его становления как воина, используя священные силы для совершенствования своих воинских качеств. Он доблестно сражался бок о бок со своим отцом, убитым и похороненным в песках врагами. Топилцин извлекает тело отца из могилы и хоронит его возле алтаря на горе Небесного Змея. Вражеские воины, ведомые Апанеткатлем, атакуют его, и Топилцин

«поднимается, бьет его в лицо, опрокидывая вниз, и тот падает к подножию горы Затем он вступает в схватку с Золтоном и Куилтоном и... убивает их, приносит их тела в жертву и отправляется на завоевания»33

Эти действия — атака на врага и совершение человеческих жертвоприношений возле горного алтаря — становятся, как мы увидим далее при описании Великого храма ацтеков, моделью воинского поведения и ритуальных жертвоприношений в ацтекской империи.
Однако, согласно нескольким источникам, Топилцин Кецалькоатль позднее ввел изменения в ритуальную практику: он запретил человеческие жертвоприношения. Как сказано в одном тексте,

«и говорят, что много раз в жизни Кецалькоатля некоторые колдуны пытались принудить его к совершению человеческих жертвоприношений, но он не согласился Не согласился потому, что любил своих людей, тольтеков Он приносил в жертву только змей, птиц и бабочек»36

Эта реформа вызвала провокационные действия со стороны соперничающего культа, возглавляемого жрецом Тескатлипокой, Правителем Курящегося Зеркала, Творцом Всего Сущего. Топилцин, теперь мудрый вождь Толлана, был обманом втянут в пьянку, во время которой он нарушил свою жреческую клятву, и после этого был вынужден отречься и отправиться в ссылку.
Один из источников описывает его стенания:

«На что Кецалькоатль сказал «Несчастный я!» Затем запел жалобную песнь, которую сочинил по случаю своего ухода
Больше никогда!
Не провести мне больше дней в моем родном доме,
И будет он пуст»

После этого поют жалобную песнь его оруженосцы:

Не сможем больше восторгаться им,
Нашим благородным вождем,
Нашим Кецалькоатлем,
Не будет с нами больше нашего вождя!37

Этот спор — человеческие жертвоприношения или другие средства, использовать для того, чтобы добиться общения с божествами, — будет продолжаться на протяжении всей ацтекской истории. Мы увидим это в одном из следующих разделов, посвященных священным словам, а сейчас давайте кратко рассмотрим то, что потерял Топилцин Кецалькоатль в результате своего поражения.

Город великолепия
Когда после испанского вторжения ацтекские старейшины разговаривали с Бернардино де Саагуна об источниках своих культурных достижений, они заявили, что именно тольтеки «первыми начали строить города». Толътеки считались древними гениями, поднявшими культуру на новый уровень. «Тольтеки были мудрыми. Их работы были все хороши, все превосходны, все удивительны, все чудесны, их дома были красивы, украшены мозаикой, гладко оштукатурены, очень красивы»38.
В действительности старейшины описывали великолепный город Тол-лан, возникший во время правления Топилцина Кецалькоатля. О нем помнили как о величайшем достижении урбанизации в человеческой истории. Такое представление сложилось вследствие культурного и художественного богатства периода правления Кецалькоатля.
Богатства тольтекских полей сыпались как из древнего рога изобилия: все «тыквы были очень большими, а некоторые совсем круглыми. И колосья маиса были большими, как жернова, и длинными. Их нельзя было даже обхватить руками». И амаранты — растения, игравшие важную роль в ацтекском земледелии и ритуализме, — были высоки, как деревья:

«. .по ним можно было взбираться вверх. Хлопковые поля были необычайно красочны — ярко-красные, желтые, розовые, фиолетовые, зеленые, лазурные, беловато-коричневые, красно-розовые... Такие они стояли: хлопок тогда не красили»39.

Экологическому изобилию соответствовали технологические и художественные достижения тольтеков. Народ Кецалькоатля остался в памяти как общество искусных ремесленников, ювелиров, врачей, астрономов, архитекторов. Ритуальные сооружения строились так, чтобы соответствовать сторонам света: восточное здание было «домом золота», западное — «домом бирюзы», южное — «домом раковин и серебра», северное было выложено красными драгоценными камнями. Культурные достижения этого народа выражены в следующем пассаже:
«Они действительно изобрели все удивительные, драгоценные, чудесные вещи...»
Но все эти великолепные урбанистические достижения космовидения, земледелия и технологии начали приходить в упадок с уходом вождя-жреца в ссылку.

Смерть и обожествление человеческого тела
Ссылка Топилцина Кецалькоатля отразилась в истории ацтекской столицы Места, где он отдыхал, принимал пищу, исполнял обряды, упоминаются в повествованиях о крахе его правления. По отпечаткам на скале об одном таком месте известно, что там он «пристраивал свои ягодицы». Религиозное значение его жизни становится яснее, когда он приходит на морской берег («божественный берег священной воды»), плачет и сбрасывает свои украшения, зеленую маску и перья. Понимая, что его земная карьера завершена, он устраивает самосожжение и

«из его золы появились и взлетели все чудесные птицы Затем сердце Кецалькоатля поднялось к небесам и, согласно рассказам старейшин, превратилось в Утреннюю звезду    и Кецалькоатль был назван «хозяином рассвета»40

Этот эпизод указывает на одно из наиболее важных понятий ацтекской религии: священность человеческого тела и его способность вернуть свою энергию божественным силам, даровавшим эту энергию. Было широко распространено поверье, что в момент смерти энергия человеческого тела, особенно теолиа, содержащаяся в сердце человека, могла стать обожествленной сущностью или перенестись на божественный небесный уровень. В случае с Кецалькоатлем энергия его сердца стала планетой Венерой в ее явлении на небе как Утренней звезды.
Сейчас мы обратим наше внимание на ацтекскую космологию, храмы, искусство речи и жертвоприношения и поймем, почему ацтеки пели в своих гимнах «с него все началось: с Кецалькоатля проистекло все искусство и знание».

Космовидение и  человеческое  тело
молитва к тескатлипоке, услышанная и записанная де  Саагуна в ацтекской столице:

«О властитель, о наш господин, о хозяин ближних земель, о хозяин дальних земель, о ночь, о ветер! Ты знаешь, ты видишь сущее в деревьях, в скалах И сейчас ты видишь все, ты знаешь вещи внутри нас, ты слышишь их в нас Ты слышишь, ты знаешь все, что в нас что мы говорим, что мы думаем, наши мысли, наши сердца»41

История религии учит нас, что в то или иное время почти все считается священным. Археологические, текстуальные и ритуальные свидетельства показывают, что за долгий и разнообразный опыт человека жесты, игрушки, книги, сооружения, животные, звезды, секс, охота, пища, даже атлетика — все рассматривалось как религиозное по природе. Мы знаем, что существуют священные книги (Тора, Веды, Сутра, Евангелие, Коран), священные здания (собор Св. Петра, Кааба, Гвадалупская базилика); священные города (Яффа, Киото, Иерусалим, Рим); священные горы (Фудзияма, Синай, Тлалок); святые (Иисус, Будда, Конфуций, Топилцин Кецалькоатль), священные должности (папа, аятолла, ашиуанни — жрецы дождя у зуни). У нас также есть свидетельства того, что в некоторых культурах священным считалось и тело человека, понимаемое как священное вместилище космических сил.
Главный ритуал у христиан, например, вкушение «тела и крови» Христа. Его тело, наполненное божественной любовью, принимается символически или в действительности (в зависимости от конкретной формы христианства) внутрь других человеческих тел, которые посредством этого ритуально обновляются. В буддистской традиции существует верование, что останки тела Сакиамуни после его смерти остались в ступах, или каменных монументах. По прошествии некоторого времени эти ступы стали объектами паломничества. В конце концов были построены новые ступы, чтобы содержать останки и реликвии, связанные с выдающимися буддистскими мудрецами. В некоторых случаях набожные буддисты строили рядом дома, чтобы жить вблизи этих святых останков. В некоторых американских индейских религиях поиски видения включают приношение в жертву частей тела — кожу, мускулы и пальцы.
Одним из наиболее удивительных примеров обожествления тела человека является культ мумий, развитый в Египте и Южной Америке. В Египте мертвые тела, набальзамированные и забинтованные, сохраняли с помощью химических веществ, чтобы душа, оставляющая тело после смерти, могла вернуться и взять приношения в виде пищи, оставленной рядом с телом. У инков Перу в XV—XVI столетиях тела правителей мумифицировались, и к ним обращались за советом по основным государственным вопросам живые наследники, верящие, что теперь обожествленная персона правителя пребывает в его трупе. Эти мумии помещались в специальные храмы, и о них заботились группы специалистов.
Эти разнообразные примеры указывают на важное значение, придаваемое человеческому телу в религиозных традициях. Один из наиболее разработанных ритуалов, посвященных человеческому телу как вместилищу священных сил, был разработан в Мезоамерике. В этом разделе мы рассмотрим, как ацтеки понимали человеческий организм в качестве вместилища священных сил и ритмов. В некоторых ритуалах человеческое тело выступало как крайне могущественный живой образ космических сил. Это исследование подготовит нас для дискуссии по наиболее сложным вопросам, с которыми сталкиваются изучающие Центральную Америку: о кровопускании и человеческих  жертвоприношениях.

Тело как центр мира
Мы увидели, что мезоамериканские религии наиболее ярко выражаются в ритуальных центрах. Наиболее распространенным типом священного пространства, где исполнялись ритуальные представления, было человеческое тело. Оно рассматривалось как вместилище космологических сил, живой, перемещающийся центр мира.
Рассмотрим образ мира из «Кодекса Фейервари-Майера», отражающий типичное для Мезоамерики представление о мире. В центре находится Шиутекутли, бог огня, одетый в воинский наряд. Вокруг него мы видим четыре священных дерева с божественной птицей на верхушке. Согласно мнению некоторых ученых, тело Тескатлипоки было разрезано на куски и поделено между четырьмя сторонами света, а его кровь была вылита в центр. Божественная кровь вливается в ось Вселенной, которая перераспределяет божественную энергию между животными, частями тела, растениями и календарем, разделенным космическими четвертями.
Каждый квадрант показывает двух из девяти «правителей ночи», изображенных в ритуальных позах рядом с космическим деревом Точки, окружающие края рисунка, представляют 260-дневный ритуальный календарь, разделенный пространственной структурой Вселенной.
Чтобы понять религиозную мощь человеческого тела и построить фундамент для нашего обсуждения темы человеческих жертвоприношений, давайте сфокусируем наше внимание на важности для ацтекской религии двух частей тела — сердца и головы.
В Мезоамерике космос представлялся как серия тринадцати небесных и девяти подземных уровней, на каждом из которых обитали боги, сверхъестественные существа и силы Эти силы и существа попадают на земной уровень через несколько отверстий или путей сообщения, включающих четыре космических дерева, растущих по краям мира, горы, пещеры, лучи солнца, дуновение ветра и т.д Эти коммуникационные линии рисовались как две пары солнечных полос, называемых малиналли, которые находились в постоянном движении, позволяя силам подземного мира подниматься вверх, а небесным силам спускаться вниз. В этом смысле «бирюзовый» мир (небо) и «обсидиановый» мир (преисподняя) были динамично связаны с миром земной природы, людей и общества Эти сверхъестественные силы каждый день появлялись из священного дерева и распространялись по всему миру С помощью ритуальных средств или вследствие действия природных сил они могли попадать внутрь человеческого тела.

Тоналли
Одна из наиболее могущественных божественных сил называлась тоналли («озарять или передавать тепло с солнечными лучами»), которая концентрировалась в голове человека.
Источником тоналли был Ометеотль, верховный дуалистический бог, обитающий на вершине тринадцатого небесного уровня. Но божественное тоналли передавалось человеку через действия небесных существ, населяющих другие уровни. Существовало верование, что в момент зачатия человека Ометеотль спускался на один из нижних уровней и посылал жизненную энергию внутрь матки женщины. Эта энергия откладывалась в голове эмбриона, определяя изначальный характер и судьбу человека. После того как ребенок рождался со своим первичным количеством тоналли, исполнялся ритуал помещения его вблизи огня, а затем под лучи солнца, чтобы увеличить его тоналли. Хотя солнце считалось наиболее мощным источником тоналли, люди могли получить его и от своих близких.
Термин «тоналли» имеет широкий диапазон значений, связанных с его силой, теплотой, солнечным зноем, летним временем и душой. Тоналли «пропитывало» животных, богов, растения, людей и ритуальные объекты. Волосы на голове, особенно в теменной области, были основным вместилищем тоналли. Они не давали тоналли покинуть тело, и, следовательно, волосы были главной наградой в войне. Верили, что мужество и доблесть воина частично хранятся в его волосах, и на многих изображениях мы видим ацтекских воинов, сдирающих волосы с врагов. Волосы, захваченные в бою, хранились воином для того, чтобы увеличить его собственное тоналли. Головы вражеских воинов были главной добычей и наградой для города, который в ритуальном представлении увеличивал с их помощью свое тоналли.

Теолиа
Другой божественной силой, оживляющей человеческое тело, была теолиа, которая находилась в сердце. Теолиа была «божественным огнем», оживлявшим человеческое существо и придававшим форму чувствам и мышлению человека. Сердце каждого человека содержало этот божественный огонь, но больше всего его было в сердцах жрецов, хомбре-диосов, и мужчин и женщин, представлявших богов во время ритуальных праздников. Каждый из перечисленных людей рассматривался как живой канал передачи теолиа в социальный мир. Экстраординарные ритуальные достижения приводили к увеличению персональной теолиа.
Когда человек умирал, его теолиа отправлялась в мир мертвых, известный как «небо солнца», и превращалась там в птиц. Это пример спиритуальной трансформации, которую мы уже видели в кремации Топилцина Кецалькоатля. Именно его теолиа поднялась из пепла и превратилась в божество. Это была сила, передающая энергию солнцу, сила, которая приобреталась в обряде жертвоприношений сердец воинов. Как ясно указано в одном тексте, «поэтому предки говорили, что, когда они умирают, они не погибают, но начинают жить вновь, как если бы пробудились ото сна, и становятся духами или богами»42.
Теолиа содержалась в горах, озерах, городах и храмах. Вся природа и живые существа имели теолиа, или «сердце», а каждое общество или община имела алтепеолотль, или «сердце города», живую божествен-ную силу, иногда представленную в скульптуре или художественном изображении. Во время недавних раскопок Великого храма ацтеков было обнаружено несколько статуй, представлявших теолиа, или «сердце», священной горы. Теперь мы переходим к описанию и интерпретации этого главнейшего из ацтекских ритуальных мест.

Гора Змея — Великий храм ацтеков
мезоамериканский космос был сосредоточен в физических характеристиках человеческого тела. В этом смысле каждое человеческое существо было центром жизненных сил и процессов. Но каждое сообщество имело публичный ритуальный центр, определяющий направление человеческой активности и социальную жизнь. Наиболее важным священным местом в ацтекской империи был Коатепек, или Гора Змея, — ритуальное название Великого храма в Теночтитлане
Это отождествление храма со священной горой указывает на одну из главных черт мезоамериканских религий, а именно на идентификацию гор как источника богатства, опасности, святости и силы. Ацтекский храм — символическая гора — стоял в центре ритуальной территории столицы, которая была политическим центром империи, объединявшей более четырехсот городов и пятнадцать миллионов человек. Великий храм Теночтитлана имел большое значение не только потому, что это было место поклонения великим богам Тлалоку (богу дождя и земледелия) и Уицилопочтли (богу войны и дани), но и потому, что, как показали недавние раскопки, в его полу были скрыты более сотни тайников, в которых хранились богатые ритуальные   приношения.
Наше обсуждение Великого храма коснется трех важных измерений ацтекской религии: темы священных гор, ацтекского мифа об основании Теночтитлана и рождения бога войны, Уицилопочтли.

Космовидение и священные горы
Одно из последних впечатлений испанцев от великого храма перед осадой и завоеванием Теночтитлана связано с приношением ацтеками в жертву испанских солдат.
Берналь Диас дель Кастильо, испанский солдат, так описывает отступление испанцев после жестокой битвы вблизи Великого храма. Оглядываясь назад, в направлении центра города, они увидели следующее:

«Раздавался гнетущий барабанный бой, звуки труб и рожков, и эти звуки ужасали Мы оглянулись в направлении пирамиды, откуда они доносились, и увидели наших плененных товарищей, воинов Кортеса, которых силой возводили на ступени, готовя к приношению в жертву. Когда их привели к маленькой площадке перед молельней, где хранились проклятые идолы, мы увидели, как на головы многих из них надели перья и с чем-то вроде вееров заставили их плясать, а после того, как они исполнили пляску, их сразу же положили на спину на какие-то узкие камни, места жертвоприношений, и ножами вспороли им грудь и вынули бьющиеся сердца и поднесли их идолам, а затем спихнули тела вниз по ступенькам, где индейские палачи, ждавшие внизу, отрезали руки и ноги, и содрали кожу с лиц, и приготовили ее, как  кожу для перчаток, с бородами наружу,   для   своих праздников, которые они отмечают»43

Эта ужасающая шокирующая сцена может наполниться смыслом, только если мы попытаемся понять несколько основных представлений, связанных с ацтекским космовидением.
Ацтеки называли свой мир Семанауаком, то есть «землей, окруженной водой». Эта земля имела пять частей с четырьмя квадрантами, называемыми научампа, буквально: четырьмя направлениями ветров, исходящих из центральной области. Каждый из этих квадрантов был связан с определенными именами, цветами и силами. Хотя картина варьирует от культуры к культуре, типичной версией было: восток — Тлакопан, «место рассвета», желтый цвет, плодородное и доброе направление; север — Миктлампа, «область преисподней», красный цвет, бесплодное и плохое направление; запад — Сиуатлампа, «область женщин», голубой и зеленый цвет, неблагоприятное, влажное направление; юг — Уицлампа, «район щипов», белый цвет; центр — Тлалшико, «пуп», черный цвет. Вода, окружающая населенную землю, называлась «илуикаатль», небесная вода, простиравшаяся вертикально вверх и поддерживающая тем самым нижние уровни небес.
Через центр — «пуп» — протекал вертикальный космос, состоявший из тринадцати небесных и девяти подземных уровней. Как мы уже видели в нашем историческом обзоре ацтекской столицы, это место считалось центральной связующей точкой неба и преисподней.
В ацтекском космовидении было много связующих точек между областью сверхъестественных сил и средой обитания человека. Наиболее важными из них были горы, которые считались источниками животворящей воды, божеств и болезней, связанных с дождем, Тлалоком (богом дождя) и другими сверхъестественными силами. Существенная роль гор в ацтекской религии отражается в термине «алтепетль», означающем «гора, наполненная водой». Человеческое общество с его различными ритуальными центрами определялось в терминах ландшафта, например Горы Обеспечения (Горы Жизни), которая давала средства к существованию. Многие горы, окружающие долину Мехико, представлялись как огромные полые сосуды, или «дома», заполненные водой из подземных рек. Это подземное царство называлось Тлалоканом, страной великого бога воды, Тлалока. В этом смысле каждая гора была также и аксис мунди («осью мира»), связывающей водный подземный мир с земным уровнем города и небесными сферами.
Помня об этом символизме, мы уже с большим Пониманием можем вернуться к обсуждению Великого храма ацтеков. Великий храм состоял из огромного пирамидального основания, поддерживающего два главных здания. Две лестницы вели к алтарям Тлалока и Уицилопочтли. Южная сторона пирамиды представляла легендарный Коатепек, место рождения бога войны Уицилопочтли. Северная сторона храма представляет Гору Обеспечения, связанную с райской страной Тлалока, дарующей драгоценный дождь и влагу, столь необходимые для аграрного мира столицы. Представьте, какой силы визуальное впечатление производила эта пирамида-храм на людей, живущих в городе и видящих ее как живой образ двух мифологических гор, в центре столицы.

Миф об основании Теночтитлана
Этот «символизм центра» выражен в двух важных мифах, или священных историях, о Теночтитлане. Обе истории сконцентрированы на мироцентристском характере Великого храма и окружающей его ритуальной территории.
О том, как Теночтитлан стал центром мира, рассказывается в ацтекском мифе о его основании, версия которого отображена на флаге современной Мексики. К счастью, мы имеем превосходное описание этого акта миросредоточения из фронтисписа «Кодекса Мендосы», ценнейшего манускрипта, созданного местными художниками спустя десятилетие после испанского завоевания. Первое изображение кодекса рисует огромного орла и камень поверх гигантского ацтекского щита с семью орлиными перьями и семью стрелами. Орел представляет бога Уицилопочтли, приземляющегося на том месте, где ацтеки в будущем построят свой главный храм, вокруг которого будет организовываться все общество. Согласно ацтекским преданиям, Уицилопочтли перед этим появился перед хомбре-диосами, приказав им повести людей на юг до того места, где они увидят бога, сидящего на кактусе. Щит с перьями и стрелами представляет собой идеограмму «места власти», а потому это изображение можно расшифровать как «ацтеки прибыли в Теночтитлан, место власти». Глубокий смысл этого образа — столица тождественна центру, месту власти — демонстрируется тем фактом, что, когда в 1520 г. Кортес написал свое второе письмо испанскому монарху, он рассказывал, что «все правители земли, вассалы Монтесумы, имеют дома в городе и проживают в них некоторое время года». Другими словами, все лидеры империи обосновывались в столице, перенимая ее чрезвычайный престиж как центра власти
Как показывает это описание, центральной фигурой в основании города, в сотворении его социального и архитектурного мира, был ацтекский бог Уи-цилопочтли, который вдохновил предков ацтеков совершить рискованное путешествие к их отдаленному дому Он также известен тем, что «зажег человеческие сердца и подготовил их к войне» И действительно, вся ацтекская мифология пронизана военными темами и символами. Наиболее очевидно этот аспект их культуры проявляется в теокуитатле, или «божественной песне», — эпической поэме о рождении Уицилопочтли близ Коатепека, Горы Змея

Рождение бога войны Уицилопочтли
Сакраментальная песнь о рождении Уицилопочтли повествует следующее. На Коатепеке (Горе Змея) на мать богов Коатликуэ («Она в Юбке из Змей»), появившуюся из храма, «спустился» клубок перьев, который она поместила на груди Позже она обнаружила, что он исчез, и тут же почувствовала себя беременной. Когда Сенцон Уиц-науа (Четыреста Южан, ее дети) узнали об этом зачатии, состоявшемся вблизи священного храма, они были разгневаны Текст говорит об этом так

«Они были очень рассержены, они были очень возбуждены, как если бы сердца покинули их Койольшауки подстрекала их, распалив своих братьев так, что они собрались убить свою мать»44

Ведомые своей сестрой Койольшауки, четыреста братьев

«почувствовали себя очень сильными, готовыми к войне, они распределили между собой свои облачения, свои роли, свои сети их стрелы были очень острыми они шли, выстроившись в войско, Койольшауки вела их»

Коатликуэ испугалась за свою жизнь, но голос из ее чрева сказал ей «Не бойся ничего, я уже знаю что делать». Армия стремительно ворвалась на вершину горы. В момент атаки бог Уицилопочтли выскочил из материнского    лона,    уже    в    расцвете лет и сил, одетый как воин, и вступил в сражение со своими братьями и сестрами Он схватил огненного змея и обезглавил свою сестру одним ударом. Текст гласит.

«Ее тело упало вниз и разлетелось на многие куски, отдельно руки, ноги»

Как и в других мифологических историях, здесь присутствует несколько смысловых значений. С одной стороны, рождение Уицилопочтли и победоносное сражение с четырьмя сотнями братьев представляет солнечное измерение ацтекской религии Это — ежедневный рассвет над священной горой (Земля) и уничтожение Луны (Койоль-шауки) и звезд (Сенцон Уицнауа). С другой, это каждодневное природное явление рассматривается в терминах божественного конфликта, войны и жертвоприношения Естественный порядок — порядок насилия Мир обновляется через ритуальное сражение близ священной горы.
Третий уровень значения мифа — исторический. Легенда рассказывает о жестоком сражении возле горы Коатепек, в котором лидер по имени Уицилопочтли сразил женщину-врага по имени Койольшауки и обезглавил ее.
Важно отметить значение Коатепека в этой драме. Великий храм, названный ацтеками Коатепеком, состоял из огромной пирамидальной базы, поддерживающей два храма: один храм был посвящен Уицилопочтли, другой — Тлалоку. К алтарям вели две огромные лестницы. Камень Койольшауки был найден в 1978 г. во время раскопок остатков Великого храма прямо перед основанием лестницы, ведущей к храму Уицилопочтли По обеим сторонам камня и двух лестниц находились большие усмехающиеся змеиные головы. Великий храм является подобием Коатепека, или Горы Змея Так же как Уицилопочтли праздновал победу на вершине горы, когда его сестра",обезглавленная, падала вниз, так и храм Уицилопочтли и идол находятся на вершине Великого храма, а резные изображения обезглавленной богини помещены у основания лестницы глубоко внизу.
Большинство интерпретаций мифического финала заканчиваются расчленением Койольшауки и осознанием того, что Великий храм и архитектурный строй храма Уицилопочтли и камня Койольшауки представляют мифическую драму. Однако при внимательном прочтении мы обнаруживаем здесь мифологический источник крупномасштабных человеческих жертвоприношений.
После умерщвления Койольшауки Уицилопочтли напал на оставшихся братьев, «четыреста богов юга, он разогнал их, покорил и усмирил»
Рост жертв подчеркивается в тексте. После того как он прогнал четыреста своих врагов с Горы Змея, Уицилопочтли
«отправился за ними в погоню, он гнал их, как кроликов, вокруг горы они ничем не могли защитить себя Уицилопочтли прогнал их, покорил их, разбил их, уничтожил их»
Этот мифический акт жертвоприношения на священной горе, разработка жертвенного ритуала в ранней карьере Топилцина Кецалькоатля стали ацтекской моделью для приношения в жертву большого количества вражеских воинов возле Великого храма в Теночтитлане. Теперь мы можем понять значение приношения в жертву испанских солдат, события, которым открылась эта глава. Происходило нечто гораздо большее, чем просто убийство испанцев. Ибо когда они, одетые в перья, поднялись к храму Уицилопочтли и сплясали перед образом  Уицилопочтли, они повторили мифическую атаку четырех сотен южан возле Горы Змея. И, как и в мифе, они были  принесены в жертву, расчленены и сброшены вниз по священным ступеням, чтобы дать начало ацтекскому веку «Пятого Солнца».

Священные  слова
«Среди мексиканцев мудрые, вышестоящие и превосходные риторики пользовались большим почетом и уважением Ораторов выбирали в жрецы, правители, лидеры вне зависимости от размеров их личного состояния Они управляли государством, вели в бой армии и играли лидирующую роль в храмовых церемониях»45
ошибочно думать об ацтекском обществе и религии как о структурах, озабоченных только насилием и агрессией. Как показывают рисунки и этнографические материалы, представители народов, говорящих на науатле, работали сообща в земледельческих общинах, развивали ремесла и искусства, покровительствовали поэтическим фестивалям, заботились о воспитании детей, любили рассказывать истории (и беспокоились по поводу сплетен) и посещать рыночные площади. Вся эта активность, цикл человеческой жизни, культурное выражение, обработка земли и торговля регулировались и обновлялись в ритуальных представлениях.
Подобно всем традиционным урбанистическим обществам, мир ацтеков   был  пронизан   формальным  чувством   порядка  и   красоты. Изготовление украшений из перьев, танец, гончарное ремесло, скульптура, фресковая живопись и философские размышления были неотъемлемыми элементами социального ландшафта ацтеков. Одной из наиболее утонченных форм искусства была риторика, имевшая большое значение. Ацтеки и их соседи прикладывали много усилий для разработки методов красноречивого и одновременно метафорического речевого общения. Для современного человека, воспитанного в культурной среде, где «свободное слово» составляет основу языка, нелегко оценить силу и значение языков, основанных на традиционно формальных речевых структурах и выражениях. Но науатль был именно сильно формализованным языком, который часто мог быть неправильно понятым «посторонним» слушателем. Например, когда Моктесума Шокойцин произносил приветствие Эрнандо Кортесу, он использовал общепринятое вежливое обращение, возводившее испанского лидера на уровень большого почета и уважения. Некоторые ученые, незнакомые с ацтекским речевым искусством, ошибочно заключили, что приветственная речь свидетельствовала о слабости и послушности правителя. В действительности же он просто приветствовал визитера, имевшего государственный статус, в соответствующем уважительном стиле.
Когда в 1540-х годах францисканский монах Бернардино де Саагуна изучал ацтекскую жизнь и язык, он обнаружил смысловое богатство, красочность и элегантность ацтекских языков. Один из лучших томов 12-томного энциклопедического «Флорентийского кодекса» — книга IV «Риторика и философия морали», в которой отражены формальные выражения языка и мораль ацтеков. Она содержит сорок длинных молитв (некоторые занимают более пяти страниц), а также речи и поучения родителей, правителей, акушерок и граждан. Этот замечательный том заключается собранием пословиц, загадок и метафор, отражающих остроумие, проницательность и богатое воображение ацтеков.
Эти речевые искусства, наполненные красотой и сложностью мысли, сравнимы в своих достоинствах с великой литературой мира.
Мы рассмотрим три уровня. Это тламатинимы (tlamatinime), или мудрые люди, тренированные в речевых искусствах; уэуэтлатолли, или «древнее слово», и загадки. В каждом случае мы рассмотрим, как мезоамериканское космовидение превращает речь в ритуал общения между людьми.

Тламатинимы
Хотя риторический изыск высоко ценился во многих социальных ситуациях, существовала группа специально обученных тламатинимов («знатоков вещей»), применявших искусство речи для обсуждения философских проблем человеческой природы и ее отношения к абсолютной истине. Эта группа исследовала религиозное мировоззрение как альтернативное мистико-военной религии ацтекского класса воинов. Для общения с богами и приношения им даров вместо крови они использовали язык.
Группа тламатинимов состояла из людей, обучавшихся в калмекаках, или высших школах, в которых преподавалось искусство общения и ведения человеческих дел. Они были хранителями традиций, читали и создавали красочные манускрипты, развивали утонченные метафоры и поэмы, чтобы исследовать истинные основы человеческого бытия. Примеры мы видим в серии текстов, показывающих талант и ум таких правителей, как Незауалькойотль (Постящийся Койот), вождь Тескоко; Текайуацин, правитель Айоцинго, и ряд других тламатинимов. Мы видим, что этот вид речевого искусства широко практиковался правящей элитой.
Эти поэты-философы рассматривали человеческое существование как хрупкое и эфемерное по своей сути явление, что проявляется в следующей поэме,   приписываемой  Незауалькойотлю:

Я постигаю секреты, сокрытое
О мои боги!
Таковы мы,
все смертные,
все должны исчезнуть,
все должны умереть на этой земле.
Подобно картине,
мы будем стерты
Подобно цветку,
мы высохнем
на этой земле
Подумайте об этом, о мои боги,
орлы и оцелоты,
будь вы из нефрита,
будь вы из золота,
вы также уйдете туда,
где все бестелесно46.

Драгоценные предметы (нефрит, золото, цветы, картины) скорее преходящи и непрочны, чем устойчивы и тверды. В условиях нестабильности и иллюзорности мира тламатинимы разработали риторическую стратегию, нацеленную на обнаружение и испытание природы истинного, твердого основания бытия. Они верили, что существует такая реальность за пределами человеческого существования, «в области выше царства богов и ниже страны мертвых». Чтобы проникнуть в эти области и обнаружить стабильную реальность, они должны были изобрести технику раскрытия глубин человеческой личности в ускользающем мире истины. Основной техникой было создание ин шочитль, ин куикатль (in xochitl, in cuicatl), или цветов и песен, художественных проявлений в виде речевых выражений, поэм и картин, связывающих человеческое «я», «лицо и сердце» с божественным.
Постящийся Койот написал также в этой связи:

Мои цветы не придут к концу,    
мои песни не придут к концу,
Я, певец, подниму их.
они разбрасываются, они дарятся47.

Говоря о способности поэзии выражать абсолютную истину, он писал:

Хотя цветы на земле
могут вянуть и желтеть,
     они будут принесены туда,
внутрь дома,
птицей с золотыми перьями48

Такой подход к связыванию «лица и сердца» (личности) с божественным через «цветы и песни» был основан на религиозной концепции дуализма. В науатльской культуре космос был первоначально создан и организован верховным дуалистическим богом, Омеотлем. Этот дуализм проявлялся в различных дуалистических структурах, которые в реальности принимали формы мужского—женского, горячего—холодного, подземного—небесного миров, выше—ниже, тьмы—света, дождя—засухи, жизни—смерти. На уровне человеческого языка этот дуализм мог быть выражен в метафорах, состоящих главным образом из двух слов или фраз, объединенных для выражения единой идеи, подобной «цветку и песне», что означало поэзию или истину. На уровне богов верховный бог Ометеотль (Дающий Жизнь) был соединением сил Ометекутли и Омесиуатля. Языковая форма, используемая для выражения этого божественного дуализма, называющаяся дифрасизмо, включает две фразы, объединенные для обозначения одной вещи. Например:

ин шочитль, ин куикатлъ — цветок и песня = поэзия или истина,
ин атлъ, ин тепетль = вода и холм = город,
ин топан, ин миктлан = то, что над нами, страна мертвых = мир за пределами
человеческого мира,
топко, петлакалко = в мешке и в ящике = тайна,
ин куитль, ин уипилли = юбка, блузка = сексуальная природа женщины

В риторической и эстетической программе, разработанной тламатинимами, на основе использования этого речевого искусства выявлялось соответствие, связывающее человеческую личность, поэтические структуры и божественную основу Вселенной. В момент выражения оратором или художником своего сердца в цветке и песне внутреннее «я» обожествлялось или наполнялось божественной энергией. Это означало, что поэзия и человеческая личность становились связанными с небесным божественным дуализмом. Самая глубокая истина — основа мира — бог и богиня дуализма, которые были «вне времени, за небесами в Омейокане». Как в нашем обсуждении космоса и человеческого тела, так и с богом дуализма и языком дуализма сила и истина божественных сил могли быть воплощены в сказанных словах.

Уэуэтлатолли
Одним из наиболее действенных инструментов организации человеческого поведения были уэуэтлатолли, или «древнее слово». Эти риторические речи были цветистыми, элегантными выступлениями, которые запоминались и представлялись по случаю какого-либо праздника, такого, как коронация правителя, вступление юноши в калмекак, время приема родов акушеркой или свадебная церемония. Уэуэтлатолли использовались во время собраний знати каждые восемь дней в специальном месте, когда присутствовавшие получали инструкции о том, как вести себя во время войны и мира. Таким образом эти«древние   слова»   наставляли   ацтеков   в   вопросах   дружбы,   учения, проявлений красоты и надлежащего поклонения богам.
Давайте отметим красоту и нежность, выраженные в уэуэтлатолли, которое произносит акушерка во время рождения ребенка. Отметьте, как эта формальная речь, знание которой требуется для каждой акушерки, отражает тему космоса и человеческого тела, а также тему божественного дуализма и языка.

«И, когда ребенок появился, акушерка запричитала она издала воинственный клич, который означал, что маленькая женщина выдержала хорошую битву, оказалась храбрым воином, взяла пленного, пленила ребенка
Затем акушерка обратилась к ребенку. Это был мальчик, она сказала ему «Ты прибыл на землю, мой младшенький, мой дорогой мальчик, мое дитя»
Если бы это была девочка, она сказала бы «Моя дорогая девочка, моя младшенькая, благородная девочка, ты потратила много сил, ты устала. Твой дорогой отец, творец мира, создатель послал тебя Мое дитя! Наверное, ты будешь жить с нами! Будешь нам наградой? Будешь нашей заслугой9 Узнаешь своего деда, бабушек, свою родословную
Какой тебя сделали твоя мать и твой отец, Ометекутли и Омесиуатль? Чем наделили они тебя?»49

Некоторые из этих же элементов космовидения появляются в следующем отрывке из уэуэтлатолли, которое произносит знатный гражданин для своего сына, убеждая того соблюдать сексуальное целомудрие.

«Ты, мой сын, мой юноша, услышь эти слова, помести в своем сердце то, что оставили нам, уходя, отцы, старые мужчины, старые женщины, почтенные, любимые наши, мудрые Вот то, что дали они нам, слова, которые сказали, уходя Они сказали, что чистая жизнь подобна драгоценной бирюзе, круглому, как тростник, драгоценному зеленому камню Нет на нем ни пятен, ни крапинок Те, кто совершенен сердцем, те, кто чист по жизни, подобны они драгоценным зеленым камням, драгоценной бирюзе, которая блестит, сияет перед богом — правителем жизни, ибо бог-правитель сказал «Одна женщина для одного мужчины» Вы не должны разрушать себя, пожирать, заглатывать плотскую жизнь, как если бы вы были собакой»50

Сила этих метафор, выражающих любовь, сексуальность также и богов, концентрируется на основном послании к слушателю: боги любят тех, кто воздерживается от секса до и вне брака.
Один из францисканских монахов заметил в середине XVI в., что «ни один народ не любил своих детей больше, чем ацтеки» Эта любовь выражалась и в художественной речи. Правители говорили своим дочерям, когда те достигали возраста относительной самостоятельности.

«Моя девочка, мое драгоценное ожерелье, мое украшение, мой человек, рожденный мною  Ты моя кровь, мой цвет, мой образ...
Слушай Больше всего я хочу, чтобы ты поняла, что ты благородная Помни, что ты драгоценность, хотя и все еще маленькая женщина Ты — драгоценный камень, ты — бирюза»51

Загадки
Художественные проявления языка науатль наряду с красочностью, благородством и сильной формализованностью содержали и средства для выражения ума и мысли. Уэуэтлатолли включали загадки, которые были частью повседневной речи. Знание правильного ответа на загадку указывало на принадлежность человека к хорошей семье. Обратите внимание, как в следующих загадках связаны природа и человек, космовидение и человеческие действия:

«Что такое маленький сине-зеленый кувшин с кукурузными зернами? Несомненно, кто-то знает ответ - это небо.
Что такое воинский головной убор, который знает путь в страну мертвых? Несомненно, кто-то знает ответ: это кувшин для зачерпывания воды из колодца.
Что такое гора, в которой есть родник? — Наш нос.
Что сгибается вокруг нас повсюду в мире9 — Маисовые початки»52.

Наконец давайте рассмотрим серию пословиц, используемых при общении, которые отражают многие религиозные величины, обсуждаемые в этой главе.

Моксоксолотитлани = слуга послан. Так говорится о том, кто был отправлен с посланием и не смог вернуться с ответом или не идет туда, куда был отправлен. Так говорится вот почему. Рассказывают, что когда Кецалькоатль был правителем Толлана, две женщины купались в его пруду. Когда он увидел их, то послал нескольких слуг посмотреть, кто это. А посланные просто остались подглядывать за женщинами, не возвращаясь с ответам. Тогда Кецалькоатль послал еще нескольких слуг узнать, кто эти купальщицы, и случилось то же самое: никто не вернулся с ответом... С этого времени пошла поговорка — «слуга послан».
Никваутламелао, тикваутламелао = я — бесплодное дерево, ты — бесплодное дерево. Так говорится, когда изучаешь что-то, но не можешь понять и выучить. Как если бы кто-то был фруктовым деревом и не приносил плодов.
Ипал ноникспатлао = из-за него мое лицо становится широким. Так говорят, когда чей-нибудь ребенок или ученик хорошо воспитан и обучен.

И в заключение о метафорах.

Цопелик, ойяк = сладкий и ароматный. Так говорилось о городе, в котором царят процветание и радость, или о правителе, приносящем людям радость.
Ин отиточтиак, ин отимазатиак = вы превратились в кролика, вы превратились в оленя. Это говорилось о том, кто больше не живет дома. Этот человек больше не обращал внимание на отца с матерью и убегал, когда они начинали поучать его.
Йолотль, эзтли = сердце и кровь. Так говорили о шоколаде, потому что в прошлом он был редкой и очень ценной вещью. Простые люди и бедняки не могли попробовать его. Также говорили, что от него можно сойти с ума, его считали подобным грибу, потому что он опьянял людей53.

С этим пониманием языка давайте теперь по-другому понимать «сердце и кровь» — как шоколад, столь же драгоценное, но не столь уж редкое проявление.

Ритуалы обновления и  человеческих жертвоприношений
МЫ ИССЛЕДОВАЛИ четыре темы в ацтекской религии как средство понимания того, как создавался мир ацтеков, как он организовывался и обновлялся: традицию Кецалькоатля и Толлана, космологию тела человека, Великий храм как аксис мунди и искусство речи Все эти измерения влияли на динамику или ритуальные циклы ацтекской религии, которые включали в себя различные формы жертвоприношений, в том числе человеческие, и «сплетали» вместе экономические, политические, военные и эстетические установления. Высшие жрецы служили и выступали с речами на главных праздниках, во время которых рядом с Великим храмом приносились человеческие жертвоприношения, которые назывались кекецалкоа — в честь вождя-жреца Толлана. Теперь обратимся к двум главным праздникам — ритуалу «нового огня», отмечаемому только раз в пятьдесят два года, и празднику «токскатль», отмечаемому в честь могущественного божества Тескатлипоки, Творца Всего Сущего. Каждая церемония будет относительно детально описана и затем интерпретирована в контексте ацтекской религии в целом.

Ритуал «нового огня»
Утром в середине ноября 1507 г. процессия жрецов огня с пленным воином («упорядоченный строй жрецов в одеяниях богов») вышла из Теночтитлана и направилась к ритуальному центру на Холме Звезды. В течение нескольких дней, предшествующих этой ночи, население ацтекского мира участвовало в публичных ритуалах гашения костров, сбрасывания статуй и каменных очагов в воду и уборке домов, двориков и дорожек. В ожидании этой священной ночи женщин запирали в амбары, чтобы они не превратились в свирепых зверей, пожирающих людей, беременные женщины надевали маски из листьев, а детей щипали, чтобы они проснулись и не превратились во время сна в мышей. В эту ночь календарного круга из 18 980 ночей ацтекские жрецы огня отмечали великий момент, «когда ночь была поделена пополам» — праздник «нового огня», который обеспечивает повторное рождение солнца и движение космоса в течение следующих пятидесяти двух лет. Это рождение солнца достигалось через ритуальное пожертвование сердца храброго пленного воина, специально выбранного вождем для этой цели. Рассказывают, что когда процессия прибыла «глубокой ночью» к Холму Звезды, жители вскарабкались на крыши. В трепетном волнении, устремив взоры к Холму, они были преисполнены страха, что солнце никогда больше не взойдет.
Считалось, что, если огонь не будет зажжен, на землю спустятся демоны тьмы и начнут пожирать людей. Во время церемонии один из жрецов внимательно наблюдал за движением звезд Тианкицли — созвездием, которое мы называем Плеядами. Как только Плеяды проходили меридиан, сигнализируя, что движение небес не прекратилось, маленький очаг зажигался на груди распростертого воина. В тексте говорится: «Когда маленький костер начал угасать, жрецы быстро рассекли грудь кремневым ножом, вытащили сердце и положили его в огонь. На открытой груди возгорался новый огонь, и люди могли видеть это отовсюду»54. Люди надрезали свои уши — даже уши маленьких детей в колыбелях, как гласит текст, и «ритуальными щелчками пальцев стряхивали кровь в направлении огня на горе». Затем новый огонь спускали с горы и несли его к пирамиде храма Уицилопочтли в центре Теночтитлана, где его помещали в специальное место на статуе бога. После этого посыльные, гонцы и жрецы огня, приходившие со всех мест, уносили огонь в свои города, где горожане, дотронувшись до огня, уносили его затем в свои дома, и «все успокаивались сердцами».
Это драматическое представление наполнено богатым смыслом и значением, связанным с астрономией, календарем, ритуальными театральными действиями, человеческим жертвоприношением, даже с воспитанием детей. Это яркий пример того, что мы называем мирообновлением и миросредоточением. Особенно важно, что ритуал «нового огня» объединяет два ритуальных центра и два цикла времени в одной ритуальной церемонии. Миросредоточение и мирообновление дублируются в своем выражении.
Ритуал «нового огня», называемый также Тошиумолпилиа («связывание лет»), действительно связывает два важных, но очень различных ритуальных центра — Великий храм в Теночтитлане и Холм Звезды. Эта редкая церемония, которую можно увидеть только раз в жизни, начинается в столице, когда Моктесума приказывает найти пленного воина с именем, содержащим слово «шиуитль», что значит «бирюза, трава или комета» — символическое имя, дополнительное значение которого — «драгоценное время». Процессия жрецов и имперсонификаторов богов движется по ритуальной дороге к Холму Звезды, толпы людей наблюдают за ее движением. (В другом источнике говорится, что Моктесума особо почитал этот холм и алтарь.) Затем, пройдя двадцать километров и взобравшись на ритуальный холм, группа жрецов и знати, пребывая в возвышенных чувствах ожидания и благоговения, ожидает другую процессию — движение звезд через меридиан. После того как это происходит, в атмосфере всеобщего ликования и кровопускания совершается жертвоприношение сердца и зажигается новый огонь. Затем в первом акте, связывающем два «центра», огонь несется к Великому храму. После этого, что я считаю наиболее значительным социальным и символическим жестом, посланцы, жрецы и гонцы, «пришедшие со всех сторон» к Великому храму, уносят огонь в города и поселки по всей стране, где он зажигает новые очаги, обозначая тем самым новый период времени. Так все части населения страны с их местными алтарями освещаются «новым огнем», связывающим их со столицей и священным холмом. Жестокая ритуальная сцена зажигает «новый огонь» империи, связывая вместе все священные места ацтекского мира.
Время также обновляется в этом ритуале. Мезоамериканская жизнь была организована на основе двух главных календарных циклов — 365-дневного солнечного цикла и 260-дневного ритуального цикла. Оба календаря были поделены на месяцы, которые обозначались тщательно срежиссированными ритуальными представлениями и процессиями, вовлекающими различные культы, жреческие группы и общины. Мезоамериканское жречество по-разному увязывало эти циклы вместе, но всевозможные комбинации, взаимопереплетения исчерпывались по окончании 18 980 дней, или пятидесяти двух лет. Конец этоговеликого цикла ознаменовывался точкой космологического кризиса и перехода. Ритуал «нового огня», в центре которого было приношение в жертву сердца пленного воина, обеспечивал возобновление этих календарных циклов на следующие пятьдесят два года. Энергия для этого толчка исходила из двух сил. сердца (теолиа) человека и «нового огня», который возгорался в «очаге» на месте вырванного человеческого сердца. Ацтеки считали, что в человеческом сердце содержатся божественные силы и после смерти пленного воина теолиа поднимается в Небо Солнца. Они верили, что солнце и небесная динамика, или время, обновлялись с помощью теолиа, которая возвращалась к небесным божествам.

Токскатль — праздник Тескатлипоки
Человеческие жертвоприношения не были случайной ритуальной практикой: они совершались в ацтекском мире каждый месяц. Уже рассмотрев космологию, значение, которое придавалось человеческому телу, и ритуал «нового огня», мы теперь можем понять — несмотря на наше чувство дискомфорта — значение и цель данных ритуалов, описанных в начале этой главы в рассказе потрясенного и шокированного Диаса дель Кастильо. Для более глубокого понимания значения человеческих жертвоприношений в ацтекском мире давайте теперь рассмотрим один из ежегодных праздников — Токскатль. Токскатль праздновался в честь Души Мира, Тескатлипоки (Творца Всего Сущего), одного из четырех творцов, упорядочивших космос. Центральным актом этого праздника было приношение в жертву пленного воина, выбранного за его превосходные физические данные. Этот воин ритуально превращался в теотль ишиптлу, или бога, которого в течение года выставляли напоказ по всей ацтекской столице. В конце года у имперсонификатора Тескатлипоки вырывали из груди сердце на вершине пирамиды-храма, которое затем приносили в жертву солнцу. Воина обезглавливали, а череп его водружали на специальной подставке на ритуальном дворе.
Давайте проследим стадии этого ритуала, как описано непосредственно в тексте «Флорентийского кодекса».
Ацтекские жрецы выбирают наиболее физически совершенного мужчину из группы пленных вражеских воинов. Физические особенности должны были соответствовать ритуальным предписаниям:

«В самом деле тот, кто был выбран, был... быстр в движениях, с чистым телом, стройный... высокий и тонкий... подобен каменной колонне.
В действительности, если кто-то был высок, то это рассматривалось как дефект. Женщины говорили про такого: «Высокий парень, собиратель звезд, сотрясатель верхушек деревьев».

Литания физических характеристик показывает, какой тип человека требовался для ритуала:          
                                                     
«Тот, кто выбирался для имперсонификации [представления] бога, был без дефектов. Он был как что-то ровное, подобное помидору, гальке, как вырезанный из дерева; у него не было кудрявых волос, голова была ровной. Лоб его был гладким, без морщин, у него не было ни одного прыщика на лбу. Лоб его не был бугристым, не был красным... щеки не были пухлыми; глаза не были повреждены; лицо не было опущенным, нос не был плоским, не был изогнутым, был среднего размера Губы его не были толсты, не были большими, не были изогнутыми, он не был заикой, он не говорил на варварском языке У него не было желтых зубов, у него не было некрасивых зубов, у него не было гнилых зубов, его зубы были подобны морским раковинам, они стояли ровно, они стояли в ряд Он не был толстым, у него не было большого живота, у него не было выступающего пупка, у него не было кривого пупка, у него не было сморщенного живота, у негоне было острых ягодиц, у нею не было отвислых ягодиц»55

Мы видим здесь первостепенную важность человеческого тела в ритуале Токскатль. Выбирается совершенное «вместилище» божественной энергии — в знак признания статуса Тескатлипоки, Души Мира. После того как этот человек выбран, он проходит обучение искусству держать себя, игре на лютне, риторике, чтобы предстать совершенным земным образом Тескатлипоки. Имперсонификатор и специально тренированная стража-свита свободно разгуливают по городу в течение года, показывая населению живой образ Творца Всего Сущего. В назначенный час он предстает перед императором Моктесумой, после чего его наряжают в роскошные одежды и вешают на него украшения, стараясь придать ему облик живого бога. Впоследствии ему давали четырех жен, воплощающих образы богинь плодородия и земледелия, с которыми он, по-видимому, имел оргиастические сексуальные связи в течение двадцати дней, предшествующих жертвоприношению. Затем он разбрасывал свои украшения в различных местах, а его волосы коротко обрезались, как подобает опытному и закаленному воину.
Со своими женами-«богинями» он посещает четыре ритуальных округа, где танцует и поет, раздает пищу и дары их жителям, после чего расстается с женщинами и отправляется к храму Тлакочкалко.

«Он самостоятельно поднимался наверх, он шел по своей собственной воле туда, где должен был умереть Как только он поднялся на лестницу, прошел одну ступеньку, там он сломал, разбил вдребезги свою лютню, свой свисток.
И когда он поднялся по всем ступенькам, когда он взошел на вершину, тогда жрецы схватили его Они опрокинули его на спину на жертвенный камень затем один из них вспорол его грудь, он вынул его сердце и поднял его, посвящая Солнцу Они не сбросили его тело вниз по ступенькам, скорее они спустили его А его голову, отделив от тела, установили на подставке»56

В этом необычайном, удивительном обхождении с живым земным воплощением Тескатлипоки мы видим соединение нескольких важных элементов ацтекской религии. Будущей жертвой выступает пленный воин, как и в случае мифологического жертвоприношения возле Коатепека. В этом ритуале происходит нечто большее, чем просто высвобождение божественных сил из сердца в космос Вследствие того что имперсонификатор — это Тескатлипока, тоналли, находящееся в голове воина, также предлагается в жертву богам Мы видим важное значение, придаваемое художественному выражению Тескатлипоки в музыке, одежде, риторике и самообладании. Он является живым примером «цветка и песни», божественной истины на земле Ритуал заканчивается следующим утверждением «истины на земле».

«И это означало нашу жизнь на земле Ибо тот, кто радовался, кто владел богатством, кто искал, кто уважал сладость нашего бога, его запах — богатство, процветание, — заканчивал в великом страдании Воистину сказано «Никто на земле не избежит потери счастья, здоровья, богатства»57

В этой ритуальной традиции мы наблюдаем ацтекскую концепцию совершенной жизни и идеальной смерти для воина: видим, как он шествует по улицам, разодетый и поющий, играющий на лютне, видим его жертвенную смерть на публике
Часто спрашивают, добровольно ли будущие жертвы ведут себя так, как здесь описано. Исторические источники свидетельствуют, что в некоторых случаях воины пытались сбежать во время подготовительной церемонии. Мы знаем также, что иногда жертвы падали в обморок от страха, когда поднимались на вершину лестницы. В других случаях некоторые имперсонификаторы богов, особенно женщины, не знали, что скоро будут убиты. Но также очевидно, что, как, например, на празднике Токскатль, описанном выше, некоторые жертвы шли на заклание добровольно, даже демонстрируя стремление и готовность к жертвенническому концу. Они верили, что их сердца и души превратятся, как у Кецалькоатля, в вечные силы, обитающие на небесах.

Здесь, возможно, заключен смысл утверждения, что Теночтитлан «есть основание небес, где ни один не боится умереть в войне».

Глава 9. Мезоамерика как Новый Свет: колониализм и религиозное творчество

Хотя испанцы и португальцы не использовали термин «Латинская Америка», они думали об Америке как о едином государстве, Новом Свете, таком неизвестном и отличном от их мира, что его нужно было открывать; месте, где легенды о земном рае, амазонках, городах и тысячелетних государствах могли оказаться былью Легенды и фантазии о Латинской Америке продолжают выдумываться и сейчас в форме романтических историй о необитаемых островах вроде того, что посетил Робинзон Крузо, и в глянцевых брошюрах бюро путешествий, приглашающих иностранцев на райские острова и золотые земли.
Уильям Б. Тэйлор78
В Мехико никогда не было трагедии, а было только насилие... город грубого насилия, город — свидетельство всего забытого, город неподвижного солнца, город древнего света, старый город, гнездящийся среди птиц — вестников несчастий, город, наводненный куполами, город, опутанный амнезией, сучий город, голодный город, город в истинном образе гигантских небес. Раскаленная опунция.
Карлос Фуэнтес79

МЫ ПОДОШЛИ К ПОСЛЕДНЕЙ ГЛАВЕ нашего исследования мезоамериканских религий и взаимоотношения космовидения и ритуальных центров. На протяжении всего исследования подчеркивалось, что религия есть и продукт воображения, и предмет социального и материального мира, в котором обитает человек. Теперь перед нами стоит задача рассмотрения некоторых продолжений и изменений мезоамериканских религий в социальной и символической структуре, которая теперь известна как Новый Свет.
В первой главе мы описали некоторые распространенные и дегуманизирующие «открытия» Мезоамерики и ее коренных народов. Европейцы как с цепи спустили и свои фантазии, и свои колониальные экспедиции в Мезоамерику, пытаясь превратить ее земли и народы в продолжение самих себя. Анауак стал Новой Испанией, мексиканцы стали индейцами, а их религия оказалась творением дьявола. Под этой внешней оболочкой туземные и европейские традиции, смешавшись, дали замечательную серию новых культурных комбинаций. Пища, язык, медицинская практика, даже биологический и культурный характер людей трансформировались в новые социальные и символические формы. Как написала Элизабет Вэйсман в работе «Мексика в скульптуре. 1521—1821», «два различных образа жизни пропитали друг друга и дали вещи новые и отличные от всего, что было в мире»80. Эти «новые и отличные» от других вещи должны были установить новые типы отношений между собой. Наиболее критичными, возможно, были попытки определить место коренных американцев и метисов (людей смешанных кровей) в новой социальной и религиозной схеме. Результатом был сложный, многообразный и временами таинственный социальный и символический ландшафт, в котором перемешались традиции ацтеков, майя, отоми, гуиколов и многих других с католическими, испанскими, португальскими, французскими и другими культурными и религиозными традициями Старого Света. Исследователь колониальной и современной Мезоамерики, как писал мексиканский писатель Фуэнтес, сталкивается с миром насилия, христианских церквей, отрицания ущерба, причиненного колониализмом, древними образами, все еще наблюдаемыми в повседневной жизни, и космовидением, отпечатавшимся в крупнейшем урбанистическом центре мира Мехико, «городе в истинном образе гигантских небес». Доколумбовые мезоамериканские традиции продолжали играть жизненно важную роль в колониальных и постколониальных обществах Мексики, Гватемалы, Сальвадора, Гондураса, Никарагуа, Коста-Рики и Белиза. Значимые следы этих традиций можно обнаружить даже в общинах чиканос (американцев мексиканского происхождения) в США. И, как отмечал выше исследователь Латинской Америки Уильям Тэйлор, истории о райских местах Мезоамерики продолжают привлекать людей со всего мира.
В этой главе мы рассмотрим серию творческих религиозных откликов на кризис колониализма, представляющих некоторые изменения и продолжения традиций мезоамериканских религий. Сосредоточимся на человеческой травме, причиненной завоеванием и ранними колониальными событиями, и опишем несколько религиозных традиций современной Мезоамерики. Сюда входит мескализм индейцев-гуиколов, культ Гвадалупской Девы, церемония Диа де лос Му-эртос (Дня мертвых) и Фиеста Сантьяго в Сантьяго-Атитлане, Гватемала. Каждая из этих традиций будет обсуждаться по отношению к двум главным измерениям религиозной жизни Мезоамерики — паломничеству и синкретизму. В каждом из этих случаев люди предпринимают специальные путешествия к святым местам, чтобы испытать или получить новое священное знание. Паломничество вовлекает (в различной степени) три процесса, на которых мы сосредоточили свое внимание в этой книге: миротворение, миросредоточение (мироцен-трирование) и мирообновление. Фиеста Сантьяго включает все три измерения, но делает акцент на мирообновлении посредством символического путешествия от аксис мунди сообщества к четырем странам света и обратно к центру. Мескализм гуиколов акцентирует миросредоточение через путешествие к землям предков, где они собирают и потребляют мескаль, стараясь с помощью вызванного наркотического эффекта испытать общение с родовыми богами и тем самым постичь смысл того, что это значит — быть гуиколом.
Диа де лос Муэртос, отмечаемый почти в каждом доме Тласкалы, Мехико, имеет своим центром семейный алтарь, полный пищи, подарков, фотографий умерших, — пример миротворения. Но в каждом случае центром религиозного действа является паломничество самого человека или его духа Вторым важным измерением религиозной активности является то, что ученые называют синкретизмом. Хотя синкретизм может составлять комплекс из языка, религии и других элементов культуры, его можно определить просто как «комбинирование различных форм верований и практики, дающее новую смысловую картину»81. На языке религии это означает смешивание символов, ритуальных элементов или образов из различных традиций, таких, как обряды плодородия у католиков и ацтеков, поклонение богам у майя и в католицизме или почитание умерших предков.
Сегодня во всей Мезоамерике социальные группы исполняют ритуалы, комбинируя различные туземные и католические символы и верования, приобретающие таким образом новое значение. Именно через ритуальные действия синкретизм становится подлинным измерением жизни. Ибо именно ритуалы создают обстановку и атмосферу для совмещения приемлемым образом несовместимых предметов, символов, звуков и идей. В результате получается новая версия старых традиций. Образы Христа и других святых получили в Мексике новое звучание. Хорошим примером являются многочисленные кресты церквей и кладбищ колониальной поры, все еще стоящие в Мексике. На первый взгляд они являются символами европейского христианского присутствия. Однако при более близком рассмотрении становится ясно, что многие из них отражают строй, идеи и понятия пространственного порядка и стиля доколумбовой эпохи. Дальнейшее размышление приводит к осознанию того, что эти кресты  не европейские и не индейские, а мексиканские — синкретический образ новой силы и нового значения. Часто инициатива создания таких многозначительных комбинаций исходит от индейцев или метисов: для них это средство достижения некоторой духовной силы в новой культурной ситуации, снизившей их социальный статус и ослабившей их силу. В этой главе мы рассмотрим примеры синкретических комбинаций и ритуальной  практики   Мезоамерики.

Социальный и духовный кризис колониального Нового  Света              
важно ВСПОМНИТЬ, что эта глава началась с отчета о европейском вторжении и так называемой «конкисте» Мезоамерики. Насильственный, трансформативный процесс колонизации, начавшийся в 1520-х годах в Мексике, Гватемале и других регионах Мезоамерики, радикально изменил (в различной степени) социальный и символический миры Моктесум, Кецалькоатлей, героев-близнецов, альтепетлей, ритуальных центров и сообществ в целом. Этот процесс привел к созданию Нового Света с его Новой Испанией и затем Новой Мексикой (Нью-Мексико), а вдоль Североатлантического побережья к появлению Нового Йорка (Нью-Йорка), Новой Англии, Нового Джерси (Нью-Джерси) и т.д. Однако коренные жители Мезоамерики, подвергшиеся колонизации, испытывали эту «новизну» больше как форму угнетения, подавления, принесшую голод, болезни, смерть, а не как открывшуюся возможность для спасения души и перерождения. Эта была «новизна»,  без  которой они вполне могли обойтись.  Появление  новых религиозных движений и культов и комбинация доиспанских и католических религиозных идей были стратегией выживания и сохранения личностной и социальной целостности в пределах родных земель.
Хотя мы не можем здесь подробно описать разрушительные социальные и биологические последствия испанского завоевания Центральной Америки, важно прямо подчеркнуть, как пострадало население. И важно помнить, что колониальный процесс в Мезоамерике начался почти за сто лет до того, как англичане исследовали северное американское побережье и основали свои поселения в Плимуте и на берегу залива Массачусетс. К началу 1600-х годов, когда Европа была взбудоражена слухами, рассказами и вымыслами о народе и землях Нового Света (эти истории и предрассудки разносились по всей Европе главным образом из Испании и Португалии), большинство великих ритуальных центров и местных храмов империи ацтеков и других государств были разрушены и заменены христианскими церквами, построенными или строящимися. Американская история не начинается с Новой Англии, как все еще учат в школах США. Она началась на Юкатане, в Теночтитлане, Тлашкале, Чолуле и характеризовалась непониманием, алчностью, войнами, воровством, болезнями, экономическим обменом и жестоким столкновением двух типов космовидения.
Завоевание и процесс колонизации нанесли сокрушительный удар по человеческой популяции Мезоамерики. Отношения между колонизаторами и колонизируемыми часто носили характер насилия и авторитаризма. Но то, что действительно опустошило коренное население, — болезни. Хотя и трудно определить истинный процент потерь, историки могут с немалой долей вероятности оценить количество проживавших в Новом Свете в 1500 г. как 80 млн человек. К 1550 г. осталось только 10 млн коренных жителей. В Мексике к 1500 г. проживало примерно 25 млн человек, а к 1600 г. выжил только один миллион коренных жителей. Это невероятное опустошение было следствием как прямого уничтожения на войне, жестокого обращения на рудниках, полях и в городах, так и «микробного удара», то есть болезней. Большинство коренного населения, умершего в XVI столетии, было жертвами болезней, передающихся через «смертоносное рукопожатие» — физический контакт с европейцами, включая крещение католическими священниками. Эти болезни вызвали эпидемии, усугубленные плохим питанием и изнуренностью, а также разрушением природных социальных связей и медицинской практики коренного населения. Люди в Мезоамерике имели свои собственные болезни и эпидемии, периодически вызывавшие кризисы в доколумбовом прошлом, но их иммунная система оказалась неготовой к новым европейским болезням, и результат был катастрофическим.
При рассмотрении пагубных последствий европейского присутствия в Мезоамерике важно также отметить, что многие европейцы с глубоким уважением относились к коренному народу и делали серьезные попытки понять туземную культуру и найти пути интеграции ее в новое общество. Также очень важно помнить, что коренные жители по-разному воспринимали проблемы нового общества. Некоторые впадали в полное отчаяние, тогда как другие с разной степенью успеха старались найти свое место в обществе, позволяющее сочетать исконные и чужеродные элементы в их жизни. В XVI—XVII вв. в Мезоаме-рике   сформировались   новое   общество   и   культура,   уникальные   в истории человечества.
В следующем отрывке из «Чилам Балам Тизимина» («Книги Пророка Ягуара») мы можем увидеть как давление, которому подвергалось туземное общество со стороны чужеземцев, стремившихся изменить его, так и попытки местного населения найти свое место в этом неизвестном новом мире, сформировавшемся после завоевания Мезоамерики  испанцами82.

«Ваши старшие братья прибывают,
Чтобы изменить ваши одежды,
Обелить ваши платья,
Обелить ваши брюки —
Иностранные судьи,
Бородатые люди
Небес Мериды,
Центра земли
И они —
Жрецы Солнца,
Живого Бога,
Истинного Бога
Ему должны поклоняться
В любом сообществе
Земном,
Что ниже небес
Еще одна власть.
И для сирот без отцов,
И для сирот без матерей
Ягуар был главой
И призывал свой народ
Пройти окропление
В изменившемся городе».

Этот отрывок повествует, как народам майя было представлено, что испанцы пришли изменить общество, обычаи и религию. Майя будут вынуждены сменить свои одежды, новые судьи выпустят новые законы из Мериды, столицы, и будет принесена религия, которую миссионеры называли верой в истинного бога. Наконец, лидер майя, «ягуар» в тексте, принуждает людей принять католическую веру, «пройти окропление в изменившемся городе», то есть колониальной Мериде.
На ранней стадии колониального процесса индейское население пребывало в глубоком кризисе. Тяжесть ситуации отражается в записках францисканского монаха Мотолиниа, сравнившего опустошение местного населения с десятью «казнями египетскими» из Ветхого Завета, посланными Богом, чтобы покарать египтян. Первой «казнью» была оспа: «Они умирали во множестве, как клопы». Второй — смерть от испанского оружия. Третьей был голод, сопровождавший уничтожение испанцами индейских пашен. Четвертой «казнью египетской» были злобные надсмотрщики, мучившие туземцев. Пятой — налоги в виде земель и товаров, которые собирали с коренного населения. Индейцы были под таким гнетом, что, когда у них не было товаров или имущества, они были вынуждены продавать испанцам своих детей и в конечном счете самих себя. Шестой «казнью» была тяжелая работа на рудниках, где индейцы под надсмотром белых вынуждены были трудиться по многу часов, поднимая на поверхность тяжелые грузы, иногда по 100 кг и выше. Седьмой было строительство города Мехико, во время которого сотни индейцев умирали от травм, падали с лесов или были раздавлены внезапно обрушившимися строениями. Восьмой «казнью» было рабство. На теле раба выжигались клейма всех, кто покупал, а затем продавал его, и поэтому иногда тело раба было буквально усеяно этими клеймами. Девятой «казнью египетской» были открытые могилы вокруг рудников. Как написал один из очевидцев,

«на расстоянии полулье вокруг этих рудников и вдоль большей части дорог было столько мертвых тел и костей, что нельзя было найти свободного прохода; стаи птиц и ворон, что кормились этими трупами, были столь многочисленны, что затмевали солнце...»83

Десятой «казнью египетской» для коренного населения Мезоамерики были внутренние раздоры среди испанцев. Их собственные социальные проблемы часто приводили к тому, что испанцы срывали злость на индейцах, "уничтожая их в больших количествах без всяких видимых или рационально объяснимых причин. Обратите, например, внимание на следующий отчет священника Бартоломео де лас Касаса. Как-то раз после пикника испанцы решили проверить, насколько остры у них шпаги.

«Испанец, в котором, по-видимому, сидел дьявол, внезапно вытащил свою шпагу. Затем вся сотня вытащила их, и они начали распарывать животы, резать и убивать этих ягнят — мужчин, женщин, детей и стариков, сидевших и в испуге наблюдавших за испанцами. И в течение двух кредо (кредо — часть мессы — Прим пер) все были убиты, не осталось в живых ни одного человека После этого испанцы вошли в большой дом, ибо это случилось рядом с ним, и стали убивать всех, кого нашли там, так что вскоре потекли ручьи крови, как если бы было зарезано множество коров»84.

Важно повторить, что были и другие группы испанцев, обычно во главе со священниками и монахами, которые не только пытались понять природу индейского общества, но и боролись, иногда с риском для самих себя, против унижения, убийства и эксплуатации местного населения.
Процесс истребления туземцев начал прекращаться в XVIII столетии. К 1800 г., что может показаться удивительным, существовало 6 млн. индейцев, живущих, борющихся и (в отдельных случаях) замышляющих восстания, которые периодически вспыхивали в различных районах Мезоамерики. Были также метисы, то есть люди смешанной крови, имевшие больше прав и привилегий, чем коренные жители, и число их постоянно росло.
Дело в том, что Мезоамерика, как фактически и вся Латинская Америка, стала невероятно сложным комплексным миром. Эта комплексность отмечалась Уильямом Тэйлором в его работах по истории Латинской Америки. Тэйлор замечает, что в колониальной истории Нового Света присутствует ряд общих черт, таких, как

«деградация рабочей силы, сельских районов, деревенских общин (многие из которых были «крестьянскими общинами» в антропологическом смысле), войны за независимость, урбанизация, широкомасштабные коллективные действия... общество конфликтов... испанское завоевание, восстания Комунеро, восстание Тупак Амару, бунты рабов, войны за независимость, реформистские войны, интервенция США, движение сект «тысячелетнего царства Христова», социальные и социалистические революции»85.

Но в то же время ученые были поражены местными особенностями социального развития и религиозных откликов на устройство мира в Новом Свете. Как отмечает Тэйлор,

«последние исследования показывают заметную подвижность общественных групп — значительный процент ухода и возвращения, пересечение этнических границ, переход из одного класса в другой, с одного социального уровня на другой — и существенные региональные вариации в структурных изменениях и институтах...»86

С точки зрения религиозного отклика эту значительную подвижность можно выразить категорией синкретизма, или процесса соединения элементов различных религиозных традиций. Синкретизм является признаком того, что* в культуре происходят важные религиозные изменения, и главным инструментом этих изменений является ритуальная и обрядовая жизнь. В сегодняшней Мезоамерике коренные жители и метисы исполняют обряды, сочетающие местные и католические символы и верования. Одним из наиболее важных христианских образов, укоренившихся на местной религиозной почве, является образ Христа как страдающего Спасителя. Истекающий кровью, страдающий на кресте Христос оказался близким и родным для всех социальных групп и классов Латинской Америки, включая туземные общины, которые видели в истории страданий Христа версию собственных священных традиций. Специфическим примером синкретизма, объединяющего образ распятого Христа с местными религиями, является следующая легенда зинакантана, общины майя, живущей на высокогорье Чьапаса, Мексика. В ней мы видим пример изменения религиозной традиции на уровне мифа и легенды.

Когда Христос был распят
«Когда много лет назад мир был создан, Священный Отец прогуливался. Он создал
скалы и море, маис и деревья — все, что есть на земле. Когда его стали преследовать
дьяволы, он побежал. Но дьяволы были прямо за его спиной. Они увидели, что
уже есть деревья, персиковые сады, белые сапота, все на земле.
«Поторопитесь, вы, ублюдки, он здесь, он теперь близко.
Он уже все посадил».
Наш Отец обежал всю землю. Увы, он устал.
Он спрятался отдохнуть под банановыми деревьями.
«Он здесь», — сказали дьяволы.
Сорока была там. Тогда она была человеком.
«Вы ищете Нашего Отца?» — спросила она.
«Он здесь. Хватайте его!»
Они схватили Отца Нашего. Они заставили его нести крест.
Наш Отец согнулся до земли.
Они повесили его на крест. Он плакал. Он истекал кровью.«Пойдемте есть. Он уже мертв», — сказали дьяволы.
Наш Отец остался висеть.
Петух сел на поперечину креста.
«Скажи мне, когда они будут возвращаться, — сказал Наш Отец. —
Я тотчас заберусь обратно на крест.
У меня еще много работы. Ты позовешь меня!»
«Хорошо, — сказал петух. — Ку-ка-ре-ку!»
Наш Отец быстро взобрался на крест
«Где дьяволы?» — спросил он.
«Нигде, они не идут», — ответил петух.
«Для чего ты тогда годишься? — спросил Наш Отец. —
Только вот для чего!»
Он свернул шею петуху.
Прилетел воробей.
«Ты прочирикаешь мне, — сказал Наш Отец. —
Я собираюсь немного поработать».
Наш Отец сошел с креста. Он нашел голубой камень.
Он бросил его в воздух. Появилось небо.
Воробей зачирикал Наш Отец взобрался на крест.
Появились дьяволы.
«Он все еще висит здесь, — сказали они. —
Мы убили его. Давайте похороним его».
Он умер. Он был похоронен.
«Мы вернемся через три дня», — сказали дьяволы.
«Они думают, что я умер, — сказал Наш Отец. —
Но я воскресну через три дня».
Живой, он поднялся на небеса  Здесь, на земле,
Он оставил замену.
«От петуха нет пользы  Его можно принести в жертву.
Воробью нельзя причинять вреда», — сказал Наш Отец
Так сказав, он, живой, поднялся на небеса.
Он поднялся к правой руке судьи»87.

эту историю нельзя здесь подробно перевести, но синкретизм нагляден в этом переплетении туземного мифа о сотворении мира и истории жизни Христа, его распятия и воскресения. Согласно зинакантекской мифологии, возникшей еще до знакомства индейцев с католицизмом, мир был создан в три этапа. Вначале были созданы скалы и земля, затем появились океаны, деревья и животные. Наконец было сотворено небо. Часть этого мифа проявляется в данной истории о Христе, сходящем с креста и бросающем голубой камень в небо для завершения третьего этапа сотворения мира. «Он бросил его в воздух. Появилось небо». Католические идеи, смешанные с местной космологией, проявляются в эпизоде, когда Христос поднимается в небеса, чтобы сесть по правую руку от судьи. Судья — это христианский святой Сан-Сальвадор, занимающий центр неба. По словам рассказчика этой истории, Ромина Тератола, Сан-Сальвадор является старшим братом Солнца, или Христа, который был послан на землю, чтобы ходить по ней и записывать и доносить на небо о грехах человеческих.
Ясно, что зинакантеки знали и внесли детали евангельской истории в свои мифы о сотворении мира. Мы видим искушение Христа дьяволами, предательство Иуды (здесь — в виде сороки), распятие иразговор на Голгофе с двумя другими распятыми жертвами, воскресение. Этот рассказ сообщает также о ритуальных предписаниях, что петуха можно использовать как жертвенную птицу во время различных лечебных обрядов, освящения жилищ и земледельческих обрядов. В ритуалах, посвященных лечению болезней, эта птица становится «заменой» пациента. Легенда также говорит, что люди не должны убивать воробьев, потому что «Наш Отец» — одновременно и Христос и божество доколумбовой эпохи — благословил эту птицу.
Синкретизм является богатым и многообразным процессом сочетания религиозных элементов различных традиций, но важно подчеркнуть творческий характер формирования новых религиозных и социальных комбинаций, особенно в такой колониальной обстановке, которая существовала в Мезоамерике между 1520 и 1900 гг. Одним из наиболее ярких, живых и красивых примеров творческого синкретизма является культ Гвадалупской Девы в Мексике, зародившийся в последующие за завоеванием два десятилетия и продолжающий процветать и поныне.

Гвадалупская Дева
культ пресвятой Девы Гвадалупской есть часть более широкого культа Девы Марии и непорочного зачатия, который пронизывает религиозное искусство, идеи и практику на всей территории Латинской Америки. Во всех латиноамериканских странах на изваяниях, одежде, ювелирных украшениях можно увидеть изображения различных Пресвятых Дев, они присутствуют в церквах, барах, дискотеках, ресторанах, стадионах, отелях, музеях, парках и автомобилях.
С 1540 г. до наших дней культ Девы Марии господствовал в церквах и даже целых деревнях, представляя ее как посредника между людьми и Богом-Отцом и вселяя веру, что судьба всего сообщества зависит от ее милости и воли Культы, посвященные Деве Марии, включают культ Пресвятой Девы Лос-Ремедиос, Пресвятой Девы Канделариа Сан-Хуан де лос Лагос и культ Запопанской Девы. Очевидно, что культ Девы Марии принесен в Мезоамерику из Европы. Каждое иберийское колониальное вторжение сопровождалось, если не велось, под знаменем Богоматери, защищавшей и вдохновлявшей завоевателей новых территорий и народов для испанской империи. Но в каждом случае метисами, индейцами и креолами (испанцами, родившимися в Новом Свете) испанскому культу Девы Марии придавалось новое значение. Эта замечательная творческая способность, пример которой мы наблюдали в зинакантекской истории об Иисусе, проявлялась главным образом в том, что коренные народности и метисы принимали в различной степени элементы христианства, рассматривали себя как христиан и разрабатывали новые версии христианских сюжетов, искусства и ритуального выражения. Но этот процесс становления и трансформации христианских идей и практики был чрезвычайно сложен, и его трудно описать адекватно.
Культ Гвадалупской Девы содержит много черт богатой религиозной жизни, которую мы изучали в этой книге, включая паломничество, аксис мунди, мирообновление, религиозный экстаз и синкретизм. Согласно официальной мексиканской традиции, темнокожая Гвадалупская Дева явилась простому индейцу,  проходившему мимохолма Тепиак в 1531 г, спустя ровно десять лет после того, как столица ацтеков Теночтитлан пал перед силами Кортеса. Когда индеец Хуан Диего рассказал о видении церковным властям, они тут же высмеяли его, считая, что мать Иисуса не может явить себя индейцу. Тогда Хуан Диего вернулся на холм, чтобы попросить помощи у Божественной Девы, и та сказала ему на науатле, чтобы
он сорвал розы с не по сезону цветущего ближнего куста и спрятал их под своей накидкой. Хуан Диего сделал, как было сказано, и, когда он развернул накидку, на ней проявился чудесный образ Гвадалуп-ской Девы, окруженный сияющей солнечной короной. Затем, согласно популярной легенде, Хуан Диего отнес накидку архиепископу Мексики, и изумительное чудо было признано, а на месте явления Девы решили построить собор. Сегодня величайшая базилика Мексики стоит у подножия холма и ежедневно посещается тысячами верующих, приходящими посмотреть на хранящуюся под стеклянным колпаком накидку с чудесным образом Девы. Некоторые приходят за сотни миль, а последний отрезок пути проделывают на коленях, проговаривая  молитву
Даже в середине XVI столетия священники жаловались, что в храмах были «идолы за алтарями» (языческие статуэтки доколумбовой эпохи, спрятанные за алтарями). Тем не менее, с одной стороны, гвадалупское видение было явлением знакомым и даже принятым испанцами, принесшими традицию явлений и святых мест в Новый Свет. Мексика была страной, в которой, как ожидали священники, видения станут частью их обязанностей. С другой стороны, францисканские и доминиканские монахи, говорившие на науатле и видевшие, насколько трудно и болезненно привыкает местное население к колониальному порядку, сознавали, что индейцы не просто так перенимают испанскую католическую практику, а скорее смешивают туземные и европейские верования и часто, поклоняясь Деве Марии и другим святым, на самом деле поклоняются своим древним духам, божествам и предкам. Было известно, что место видения Хуана Диего совпадает со священным холмом, связанным с культом ацтекской богини-матери Тонанцин, которой поклонялись в течение всей истории ацтекской империи. Недавно археоастрономы и историки религии показали, что холм Тепиак был частью важных доколумбовых ритуальных маршрутов, которые прокладывались к «дожденесущим» горам, чтобы стимулировать их активность и освободить их несущие жизнь воды. Ацтекская ритуальная жизнь включала паломничество и процессии ко многим священным горам, окружающим мексиканскую долину, а Тепиак и близлежащие холмы были местами поклонения богам дождя ацтеков. Суть в том, что культ Гвадалупской Девы, явно католический по смыслу, выражает также и индейский культ священного пространства, и поклонение языческой богине.
При изучении религии одними из наиболее трудных для понимания вопросов являются множественные, иногда противоречивые значения символов или религиозных образов. В религиозном космовидении, будь то в Мезоамерике, Европе или Китае, один символ может иметь множество значений. Наглядным примером является христианский крест. С одной стороны, он представляет предательство, страдание, жертву и смерть Христа. Но, с другой стороны, этот крест — символ воскресения, жизни, победы над смертью, веры в Бога. Эта множественность значений также стимулируется местными особенностями истории, географии, политики и экологии. В Мексике существует множество местных образов Пресвятой Девы и историй, связанных с ними. Но Гвадалупская Дева представляет собой особый случай, потому что она интегрирует индейцев и испанцев, метисов и индейцев, испанцев и метисов в одно общество единой веры.
Мы можем видеть очень различные образы и значения, связываемые с Гвадалупской Девой в течение долгой истории ее культа в Мексике. Во-первых, она — кормящая мать, обнимающая, защищающая и любящая народ Мексики. Она прощает грехи, добра, любвеобильна и доступна благодаря многим храмам и образам, посвященным ей. Во-вторых, она замечательный посредник между людьми и Богом-Отцом, к которому обращаются люди за помощью. В-третьих, она может стать и женщиной-воином, символом революции. В различные кризисные моменты мексиканской истории повстанцы и священники обращались к ее силе и авторитету, чтобы она вдохновила их на борьбу против деспотичного правления. Она становится естественным союзником простых людей, часто индейцев и метисов, укрепляя их дух сопротивления. К ней обращаются за помощью в борьбе против ненавистных налогов. Во время индейского восстания в Туланкинго в 1769 г. лидеры повстанцев потребовали смерти испанских чиновников и замены их индейскими священниками.

«Они мечтали о дне, когда епископы и алькальды будут преклонять колени и целовать кольца туземных жрецов Во главе их новой теократической утопии стояли индеец, называвший себя Новым Спасителем, и его жена, о которой говорили, что это Гвадалупская Дева»88

В образе Пресвятой Девы Гвадалупской мы можем видеть любопытную и даже буйную синкретическую смесь. Она — и индианка и испанка. Она — мать-земля и Богоматерь. Она — и утешитель и революционер. Она — магнит для паломников и сама паломница, она странствует, появляясь перед мятежниками и входя в сердце каждого, кто нуждается в ее защите и утешении, как нуждался в них Хуан Диего в далеком 1531 г.

Мескализм индейцев-гуиколов
НЕ ВСЕ религиозные ТЕЧЕНИЯ в современной Мезоамерике представляют собой смесь местных и привнесенных символов и верований. В некоторых случаях народы, говорящие на науатле или наречиях майя, практикуют ритуалы доколумбовой эпохи, почти не испытавшие на себе католического или протестантского влияния. Одним из ярких примеров, описанных антропологом Барбарой Майерхофф (Barbara Myerhoff), является ежегодное паломничество гуиколов в Уирикуту, землю предков, где растет гикури, или мескаль.
Гуиколы живут в гористых районах мексиканских штатов Дуранго, Халиско, Найярит и Закатекас. Они известны своими ярко раскрашенными картинами из пряжи, изображающими мифы, образы и фантастических существ их воображаемого мира. Социальная и религиозная жизнь гуиколов сложна и многообразна, но больше всего они известны своими ежегодными путешествиями на родовую территорию Уи-рикута, расположенную в двухстах милях от города Гвадалахара, где они ищут мескаль, с помощью которого вызывают наркотические видения. Эти паломничества обычно совершаются под руководством священнослужителя-шамана, или мараакаме, каким был, например, Рамон Медина Сильва, главный источник Барбары Майерхофф, на основе свидетельств которого построено ее исследование «Охота за мескалем: священное путешествие индейцев-гуиколов» («Peyote Hunt: The sacred Journey of the Huichol Indians»).
Жизненный путь Рамона и его решение стать мараакама отражают нашу более раннюю дискуссию о человеческой профессии как о способе миросредоточения. В возрасте от шести до девяти лет Рамону снились удивительные сны, в которых божество гуиколов Тайяупа (Наш Отец-Солнце), разговаривая с ним, открыл Рамону, что тот выбран духовным лидером гуиколов.

«Тайяупа говорил со мной. Он сказал. «Послушай, сынок, не тревожься. Ты должен еще немного подрасти, чтобы стать мудрым и поддерживать себя... Ты сделаешь прекрасные вещи, вещи из цвета. Ты поймешь то и это. Для этого ты был рожден» Сначала я был напуган. Я ничего не знал  Я начал размышлять»89.

Во время этого размышления Рамон был укушен змеей и едва не умер. Его дед, мараакама, вылечил его, и постепенно для общины стало открываться, что Рамон выбран богами гуиколов в качестве жреца-шамана. Эта комбинация религиозных снов и ранения—излечения типична для индивидуума, долженствующего стать духовным лидером общины.
Много лет спустя Барбара Майерхофф была представлена уже взрослому шаману-художнику Рамону Медина и стала доверенным другом его семьи. После двухлетних визитов, разговоров и интервью, записанных на пленку, Барбара была приглашена поучаствовать вместе с Рамоном в священном путешествии в Уирикуту.Поиски мескаля, или мескализм, — обряд, описанный в некоторых деталях Майерхофф и показанный в фильме Петера Фурста «Найти нашу жизнь» (1969), имеет много стадий и переходов. Согласно Майерхофф, путешествие в Уирикуту, на двести миль к северу, есть версия универсального человеческого поиска рая, или центра мира, где бог, человек, животное и растение составляли в изначальные времена единое целое. Это стремление к всеобщему единению, или коммунитас, всего живого на земле отражается в двух главных темах мескализма. Во-первых, посредством исполнения ритуала паломники становятся живыми отражениями первых охотников за мескалем, которые были богами. Паломники становятся богами в человеческом обличье. Во-вторых, мескаль идентифицируется также с оленем (родовое животное). В прошлом гуиколов олени были источником пищи и красоты, магическим животным, дававшим первым охотникам за мескалем первые растения. Отправляясь в каждое последующее путешествие индейцы были уверены, что мескаль оставлен им предком-оленем, спустившимся с небес. Только мараакама может видеть его, а другие индейцы могут видеть лишь его следы, оставленные на земле ввиде мескаля. Это единство животного и растения находит свое отражение и в понятии маиса у гуиколов. Маис — источник сегодняшней жизни, наполняющий все и вся. В космовидении гуиколов поиск мескаля есть время и действие единства, соединяющего животное и растение, прошлое и будущее, предка, бога и человека. Следовательно, поиски мескаля должны осуществляться с максимальной степенью почтения.
Это единство достигается через серию сцен, составляющих «драму» поиска мескаля. Гуиколы поют, танцуют, играют на музыкальных инструментах во время ритуала, который можно разбить на следующие сцены: первая — подготовка и репетиция, вторая — принятие имен божеств, третья — приготовление огня и исповедь. Первые три сцены исполняются дома перед четвертой — отправкой в Уирикуту, которая находится в двадцати днях пути от поселения гуиколов. Сегодня они отправляются туда на машинах и грузовиках. Прибытие в Татеу Матиниери («место, где живет наша мать»), исходному месту в пустыне, есть пятая сцена. Там паломники наблюдают восход солнца и «помогают Тайяупе взойти».
На каждой стадии есть полные смысла и эмоциональной энергии моменты печали, радости, восторга и торжества в зависимости от ситуации. В шестой сцене происходит превращение, после которого люди, теперь живые образы первых искателей мескаля, рассматриваются как нечто противоположное тому, что они есть в действительности. Например:

«Веселье и возбуждение наполнили машину, послышались оживленная болтовня и смех. Объясняя смех, Рамон протянул руку, взял прядь моих волос и сказал, что это теперь волокна кактуса. Указывая на себя, он сказал, что сейчас он — папа римский, Лупе — некрасивый мальчик, Виктория — гринго, а Франциско — нунутси (маленький ребенок)»90.

Значение этих превращений в свои противоположности состоит в том, что мескалисты действуют в другом образе бытия, они сейчас — человеческие существа в религиозном значении и в этом смысле они представляют собой нечто противоположное тому, что они есть на самом деле. Это происходит частично вследствие того, что каждый ритуал поисков мескаля повторяет первые поиски, когда предки-боги отправились в Уирикуту.
Седьмая сцена — прибытие в Уирикуту, которая обозначается «связыванием» — актом унификации паломников, когда они завязывают узлы на веревке, которая соединяет их. Восьмая сцена включает реальную «охоту» за мескалем, который в символизме гуиколов идентифицируется с оленем. Записи Майерхофф помогают нам понять это отождествление растения и животного

«Гикуритаметы («спутники» мескаля) устремляются через пустыню, быстро двигаясь в направлении гор, но рассыпавшись веером, вместо того чтобы идти в шеренгу, как обычно наблюдается в ритуальных процессиях Все спокойны и торжественны, внимательно смотрят в землю, следя за тропинкой Когда они достигают гор, шаги их замедляются, потому что мескаль с большой долей вероятности будет найден здесь, и напряжение возрастает Их движения в точности повторяют поведение охотника при выслеживании дичи. Нет ни резких движений, ни разговоров Индейцы пригнулись к земле, двигаются среди кустарника на цыпочках, осторожно поднимая ветки или заглядывая под кактусы в надежде увидеть такое незаметное, маленькое серо-зеленое растение, растущее почти параллельно земле и точно такого же цвета, что и вся другая растительность Наконец Рамон манит каждого к себе — он нашел мескаль, «увидел оленя» Мы все быстро собираемся вокруг него, а он вытаскивает стрелу и готовит свой лук. Мы вглядываемся в едва заметное круглое плосковерхое растение, два дюйма в диаметре, разделенное на восемь секций Все тихо молятся, а Рамон начинает подкрадываться к нему и, когда находится в нескольких футах, прицеливается и выпускает сгрелу в основание растения в восточном направлении и быстро скрещивает ее с другой, направленной на север, так что мескаль остается нанизанный в центре Мескаль-олень теперь пойман и не сможет убежать»91

Следуя серии предписанных ритуальных действий мескалисты собирают, сортируют, очищают и складывают бутоны мескаля. В течение следующих нескольких ночей индейцы, собравшись вокруг костра, поедают мескаль, вызывая у себя видения. Паломники смеются и обсуждают красивые цвета и маленьких животных, которые возникают в их видениях, пока наконец не замолкают, уставившись взглядом в костер. Все это время мараакама сидит, неподвижно глядя в огонь, переживая видения с предками-паломниками, духами космоса гуиколов. Он сидит и разговаривает с главными божествами, получая новое знание о жизни и святости.
Девятая сцена — отъезд из Уирикуты. Она включает присвоение мескальных имен, поедание соли и развязывание веревки, объединившей группу перед вступлением на священную землю.
В этом замечательном священном походе гуиколы обновляют свою индивидуальность, свое «я». По их словам, они «находят свою жизнь», то есть общаются с красотой и силами Уирикуты, и переживают в ощущениях, что это такое — чувствовать, что ты гуикол. Все это — повторение самого первого акта «охоты» за мескалем.
Познакомившись с паломничеством, путешествиями к священным местам, в которых люди «находят свою жизнь», мы теперь обратимся к ежегодным ритуалам Дня мертвых, во время которых души умерших друзей и родственников совершают паломничество в мир живых.

Диа де лос Муэртос (День мертвых)
одним из наиболее значительных ежегодных праздников в Мексике, да и во всей Латинской Америке, является Диа де лос Муэртос (День мертвых), отмечаемый в течение почти недели в конце октября — начале ноября. Эта церемония, посвященная культу умерших предков и друзей (Тодос Сантос, День всех святых), сочетает доиспанские ритуалы и верования с католической практикой и символами. Центральная идея состоит в том, что в этот период публичных и семейных ритуалов живущие и умершие члены семьи и друзья собираются вместе в атмосфере взаимообщения и духовного обновления.
Важно отметить, что обряды, символы и тщательные украшения домашних алтарей и кладбищ несколько варьируются в зависимости от региона. Некоторые группы делают акцент на кладбищенских алтарях, другие основное внимание уделяют процессии от дома до кладбища, третьи — украшению домашних алтарей, посвященных умершим предкам, в причудливом стиле, напоминающем барокко. Некоторые устраивают на открытом воздухе своеобразные соревнования алтарей и подарков умершим; алтари при этом иногда достигают десяти футов высоты и пятидесяти футов длины. Но все празднования Дня мертвых имеют акцент на духовном согласии между человеческим обществом и сверхъестественными сущностями умерших членов семьи, друзей или святых. Следующее описание относится к празднованию Дня мертвых в мексиканском штате Тласкала, к востоку от Мехико, как оно описано Хуго Нутини.
Ритуалы Дня мертвых комплексны и трудны для категоризации, но мы можем подчеркнуть три главные особенности: приготовления к церемонии (умиротворение), символизм семейного алтаря, посвященного умершим (миросредоточение), и ритуальный пир в духовном единении с умершими дома и на кладбище (мирообновление).
Ученые определили, что основные элементы Дня мертвых практиковались в доиспанские времена и были интегрированы в католические традиции Латинской Америки. Бернардино де Саагуна дает описание следующей ритуальной практики, существовавшей в ацтекской столице и связанной с месяцем тепейлгиутлем. Из этого описания мы видим, какое важное значение занимал культ мертвых.

«Они также помещали изображения мертвых на эти травяные венки Затем на рассвете переносили эти образы в свои часовни, на ложа из тростника или камыша После этого они подносили им пищу, тамаль, блюдо из толченой кукурузы с мясом и красным перцем, жидкую кашу или тушеное мясо цыпленка (индейки) или собачью еду. Затем они предлагали образам вдохнуть благовоний из горелки, представлявшей собой большую, полную углей чашу, и эту церемонию они называли «колоноак».
Богатые в честь этих богов и мертвых пели и пили пулкр (сок агавы), а бедные только подносили им пищу, как уже было упомянуто»92

Подобные же подношения пищи душам умерших предков совершаются в ритуальных часовнях и в наши дни после тщательных и иногда экономически разорительных приготовлений.
В каждой семье, которая является центром этого культа умерших, верят, что души предков уходят в потусторонний мир. Души хороших людей следуют в этот мир прямой и узкой тропинкой, тогда как души плохих людей отправляются по широкой и извилистой дороге. Все души приходят к глубокой и широкой реке, которую можно пересечь только с помощью собаки, сажающей души на свой загривок и переправляет через реку. В Тласкале существует поверье, что «плохим» душам будет отказано в переправе, а «хорошие» души смогут уговорить собаку, и сделать это им будет проще, если они предложат ей монеты, которые во время похорон были вложены им в руки или рот. Многие индейские общины верят, что следует хорошо обращаться с собаками, потому что они духи-помощники в потустороннем мире.
Что примечательно во всех этих случаях, так это вера, что жизнь на земле частично зависит от того, как ты обращаешься с душами предков. Люди верят, что если предкам не поклоняться, не кормить их и не поминать их соответствующим образом, то их собственное экономическое благополучие, стабильность в семье и здоровье могут быть подорваны. Вот почему на приготовления к Дню мертвых не жалеют ни сил, ни средств.

Приготовления (миротворение)
Важное место в украшении семейных и кладбищенских алтарей занимают цветы календулы (ноготков), или земпоалшочитль (слово на науатле означает «двадцать цветков»). Большинство семей выращивают собственные земпоалшочитль в своих садах и сажают семена в середине августа, чтобы цветение пришлось на последние дни октября. Предвкушение Диа де лос Муэртос усиливается в начале октября, когда люди начинают готовить все необходимое для щедрого украшения алтарей, могил, а также ритуальное угощение для живых и мертвых. Они стараются также сделать все необходимое, чтобы быть свободными от работы на этот период и надлежащим образом исполнить свои ритуальные обязанности. В Латинской Америке, где бедность имеет столь широкое распространение, эти приготовления влекут за собой чувство самопожертвования ради семьи. Чтобы достать надлежащее угощение и украшения для алтарей к святой неделе, люди отправляются на местные и даже региональные рынки, которые расположены иногда за сотни миль.
Наиболее важным моментом является приготовление специальной пищи для душ умерших. Она включает выпеченный хлеб, засахаренные фрукты, головы сахара и человеческие фигурки, сделанные из тыквенных семян, а также яблоки, груши и айву. Для украшения алтарей и могил на кладбище покупаются или изготавливаются различные фигурки из папье-маше. Последним и наиболее важным пунктом приготовлений является покупка или сбор цветов земпоалшочитль. Поскольку эти цветы стоят только четыре дня, они приносятся на могилы и алтари, а также ставятся вдоль ведущих к ним тропинок за день до начала Диа де лос Муэртос.

Семейный алтарь (миросредоточение)
Алтари Дня мертвых можно видеть на площадях, в школах и даже во время публичных соревнований, но наиболее важный алтарь установлен в семейных жилищах. В домах он служит аксис мунди ритуальной и церемониальной жизни семейства. Большинство семей в регионе Тласкалы держат алтарь дома круглый год, но тщательно убранным и разукрашенным он становится с приходом ритуальной недели. Этот алтарь становится священным местом или ритуальным центром дома, состоящим из, по крайней мере, десяти видов предметов, хлеба, сладостей, приготовленных блюд, деликатесов, фруктов и овощей, напитков, цветов и растений, одежды, украшений и, возможно, наиболее важных картинок, образов и статуэток. Эти изображения и статуэтки обычно помещаются в ретабло (структуру, составляющую заднюю часть алтаря), где образы Пресвятой Девы, Христа, святых и изображения креста следят за офрендой, или приношениями усопшим. Эти приношения представляют собой некое подобие замечательного празднества, чтобы души усопших могли устроить пир в момент своего возвращения в определенные ночи во время Диа де лос Муэртос. Типичная офренда в Тласкале оформлена в виде четырехсторонней пирамиды, украшенной по краям цветами земпоалшочитль. Возле каждого из четырех углов выкладываются горки мандаринов и апельсинов, на верху которых помещаются палочки из сахарного тростника. Наиболее впечатляющими предметами офренды являются кристаллизованные сахарные головы различных размеров с украшениями разного рода. Эти головы представляют умерших младенцев, детей и взрослых, почитаемых в этом году.
Огромный символический и социальный смысл имеет этот перенасыщенный предметами органический ритуальный центр. Этот «рог изобилия» отражает стремление к плодородию и обновлению связей с умершими друзьями и членами семьи. Но общий образ — священная Гора Всепомоществования (Обеспечения), которая направляет и питает сообщество. Как мы видели в нашей главе об ацтекских пирамидах, Гора Обеспечения является докатолическим символом дождя, плодородия и вместилищем наиболее важных сверхъестественных сил. Алтари Диа де лос Муэртос и офренда отчасти символизируют тело дающей жизнь земли с ее силами обновления и возрождения.

Воссоединение с душами мертвых (мирообновление)
Действительные моменты духовного воссоединения с умершими и восстановления семейных связей организуются очень тщательно. В соответствии с религиозной практикой тласкалского региона существует пять категорий душ мертвых: души погибших при несчастных случаях, души погибших насильственной смертью, души тех, кто умер в младенчестве, в детстве и взрослыми. В такой же последовательности души и возвращаются пять дней во время празднования Диа де лос Муэртос. Второе ноября — главный день Тодос Сантос — является днем поминовения всех умерших.
Согласно исследованиям Хуго Нутини, люди в Тласкале верят, что души мертвых начинают возвращаться и кружить над домами своих семей начиная с 3 часов дня 31 октября. Для того чтобы они могли вернуться к дому, где жили, нужно выложить дорожку из цветов земпоалшочитль. Рано утром женщины приготавливают корзинки цветочных лепестков, окропленных святой водой в церкви. Затем мужчины и дети выкладывают лепестки в ряд, обозначая путь с улицы через двор к семейному алтарю. Этот след должен указывать душам мертвых путь домой   с   церковного   кладбища.   Важно,   чтобы   цветы   благоухали, потому что души слепые, но имеют острое обоняние и могут найти путь домой по запаху, оставляемому лепестками.
К 9 часам вечера 1 ноября все души мертвых должны добраться до своего прежнего дома. В некоторых домах комнаты, содержащие алтарь/ офренду, запираются на время между 10 часами вечера и 6 часами утра, чтобы вернувшиеся души могли насладиться угощением и предаться воспоминаниям о своей прежней жизни в мире людей. Затем, согласно верованию, души возвращаются на кладбище, чтобы присоединиться к живым на всенощной службе.
Эта служба называется «шочатль» на науатле или «ла лорада» по-испански («оплакивание»), и это время единения живых и мертвых как живого духовного сообщества. Души мертвых заверяют живых в неизменности своего покровительства, а живые уверяют мертвых, что будут помнить и «кормить» их в своей повседневной жизни.
На местном кладбище оркестр с тепонакстле и чиримиа (туземные барабаны и флейты) исполняет меланхолические и в то же время звонкие мелодии в течение восьми часов, пока горят свечи на могилах, читаются молитвы, и церковные колокола издают мелодичный звон в честь душ умерших, которые теперь должны вернуться в свои могилы. Живые просят мертвых покровительствовать их семьям, урожаю, делам, здоровью и процветанию в течение следующего года. Часть ритуальной речи гласит: «О благословенные души, вернувшиеся к нам... чтобы участвовать с нами в этом дне поминовения, найдите доброту в своем сердце, чтобы защищать нас и помогать нам»93.
Здесь мы видим трогательный пример из жизни современных мезо-американцев, наследников и доиспанского космовидения, и католической традиции молитв и алтарей, обновляющих свое собственное чувство семьи и единения участием в культе мертвых.

Фиеста  Сантьяго у майя цутуил
ранее мы изучали символизм мирового дерева и ритуалы кровопускания, посвященные обновлению, у классических майя (III—X вв. н.э.), а также путешествовали по преисподней с героями майя — близнецами — с помощью документа XVII столетия «Пополь-Вух». Теперь мы возвращаемся к празднику Сантьяго, проводящемуся на третьей неделе июля в гватемальской общине майя в Сантьяго-Атитлане. Несмотря на пережитые с начала XVI в. испытания, современные майя Сантьяго-Атитлана (известные в Центральной Америке как атитеки) придумали эффективную стратегию для сохранения многих своих традиционных способов мирообновления смешением их с католической практикой и праздниками. Растительное плодородие и обновление были существенным измерением в мире майя. Давайте рассмотрим современные ритуальные методы обеспечения мирообновления во время праздника Сантьяго, или, как называют его майя, ним квидж Сантьяг, или Сантьяго — Большое Солнце.
«Эта церемония проводится во время первой жатвы маиса в высокогорных районах майя примерно 23 июля, что также соответствует Дню святого Сантьяго по католическому календарю. В современной Мезоамерике в различных местных общинах Сантьяго имеет большой диапазон значений, представленных в обрядах, иконографии и теологии. У атитеков Сантьяго идентифицируется как католический святой и одновременно как бокунаб, божество, способное умножать элементы мира, с которыми оно контактирует. Хотя эта характеристика в основном примечательна по отношению к изобилию продуктов земледелия, у Сантьяго она символизируется в его мече. Когда Сантьяго поражает людей мечом, он не убивает их, а делит надвое. Если касается злака, тот увеличивается в числе. Другими словами, бокунабы не только обновляют мир, но и способствуют его изобилию. Эта идея сочетается в религии майя с верованием, что люди ответственны за помощь богам в этом процессе приращения богатств, которая заключается в исполнении ими определенных ритуалов надлежащим образом. Это — способ заботы о божественных силах, с тем чтобы они продолжали обновление космоса».
Следующее описание ритуального празднования Сантьяго взято из интервью с Робертом Карлсеном, антропологом, жившим (с перерывами) среди майя цутуил десять лет, во время которых он наблюдал и участвовал в «ним квидж». Его опыт был существенно обогащен личными и деловыми отношениями с Мартином Пречтелем, шаманом-целителем (акуном), который был посвящен в ритуальные традиции Николосом Чивелейо, известным лидером майя. Рассказывая о почти 12-часовой ритуальной процессии, символизирующей путешествие к четырем частям Вселенной атитеков, Карлсен писал:

«Празднование начинается рано утром, когда члены десяти городских кофрадиа (религиозных организаций) собираются у собора в своих цветистых тканых костюмах. Некоторые кофрадиа несут статуи святых, каждая из которых богато одета и водружена на платформу, которую несут на плечах члены кофрадиа  Эти святые несколько дней находились в церкви в ожидании долгого медленного шествия вокруг квартала, который одновременно есть космос цутуил в миниатюре. В сознании атитеков эти статуи являются живыми образами божеств, сочетающих католическую и местную атрибутику, и эти живые образы довольны тем, что они раз в год собираются в церкви и празднуют. Для атитеков центром церкви является ркуш ручильев, или «пуп земли», центр мира, место рождения всего сущего на земле. В центральном месте церкви тщательно обозначена дыра — центр мира.
К моменту, когда настроение достигает соответствующего состояния, члены кофрадиа выносят статуи святых на ступеньки церкви. В некотором смысле этот праздник начинается на этой древней и полукруговой лестнице. Примерно в 7 часов утра под звуки пения, приветствий, разговоров, с фимиамом, наполняющим утренний воздух, члены кофрадиа со своими женами, детьми, друзьями, теперь уже в количестве до пятисот человек, поднимают платформы со святыми и спускаются по ступенькам в своих цветистых причудливых головных уборах и нарядах. Толпа медленно пересекает церковный двор, и в это время вверх подбрасываются и взрываются бомбы (шашки динамита). Шум настолько сильный, что вы должны открыть рот, чтобы не заболели уши.
Процессия двигается медленно Трудно вообразить, как медленно могут двигаться майя с естественной непринужденностью. Они спускаются по ступенькам, медленно, очень медленно, потом пересекают церковный двор, следуя воображаемой линии, разделяющей ритуальное пространство пополам. Эта линия также представляет середину ритуального года, или ритуального времени. Как мы с Мартином Пречтелем объясняли в наших работах, первичная символическая функция атитекской системы кофрадиа состоит в помощи, содействии перемещению солнца по небу. Начинаясь у точки символического центра года, эта и другие сходные процессии кофрадиа рассматриваются как движение по пути следования солнца Пройти этот путь, который у цутуил называется «нога рассвета, нога солнца», необходимо, чтобы солнце двигалось по своему небесному пути.
Процессия, всегда ведомая барабанщиком и флейтистом, плюс носилки с образом Сантьяго и двух других святых в первые полчаса покрывает примерно 200 ярдов. Туристы снимают их фотоаппаратами и видеокамерами с разных углов, а майя стараются игнорировать их или очищают от них свой путь, когда это необходимо. Покинув двор, процессия сворачивает влево и с пением, разговорами, распитием напитков следует к первому повороту, где расположен покрытый сосновыми иголками алтарь с драгоценным образом святого. Процессия опускает вниз всех святых, все становятся на колени и вслед за кабецера, то есть лидером кофрадиа, произносят молитву и совершают подношение святому в виде священного напитка агуардиенте. Это понимается как приношение, которое служит пищей для святого, питает маленький алтарь и «угол мира», который он символизирует. Кабецера молится с усердием, взывая к божествам и упоминая священные места Затем певчие в течение примерно 45 минут исполняют специальные молитвы. Группа — теперь уже без туристов, которым это наскучило и которые оставили процессию, — выросла за счет местных участников. Эти люди верят, что они исполняют ритуал, который должен состояться в этом «углу мира», чтобы «запустить» процесс космического обновления.
Затем, сопровождаемая новыми взрывами динамитных шашек, процессия так же медленно устремляется дальше, а люди подходят ко второму углу уже изрядно навеселе. Они проходят примерно 100 ярдов за 45 минут и приближаются ко второму алтарю. Происходит то же самое: опускают святых, молятся, поют и пьют в течение примерно часа или около того. Общие чаши, наполненные одним из двух типов спиртного, пускаются по кругу. Это может быть де да леи, или легальный напиток, известный как агуардиенте, крепкий напиток, после нескольких доз которого вы приходите в определенное состояние. А может быть контра леи, или нелегальный пцигуан я, или «вода каньона» Это очень крепкий напиток, но от него нельзя отказываться. К этому моменту процессия представляет собой опьяненную массу, своеобразный отряд Диониса — пьяные, счастливые люди, громко и серьезно говорящие друг другу всякий вздор, делающие обещания на будущее, помогающие друг другу держаться на ногах
К моменту, когда они все уже хороши, группа с пением, музыкой, исполняемой на маримба, сопровождаемая взрывами «бомб», отправляется к третьему «углу мира» Но на полпути к нему все останавливаются и опускают образы святых Это точка передачи «груза», или религиозного материала/ответственности, от кофрадиа прошедшею года следующей группе Это очень печальный момент для первой группы Ее члены плачут, клянутся в вечной верности Сантьяго и говорят о силе и божественном благословении, которые они чувствовали в течение года, когда им была поручена забота о его священной жизни. Опять взрывают «бомбы», отмечая момент перехода ответственности за Сантьяго к другой группе, а члены кофрадиа прошедшего года встают и покидают процессию В этой церемонии ясно отражается тот момент, что передача заботы и ответственности гарантирует продолжение действия священной силы святого в человеческом мире
После этого цветистая, поющая, растущая толпа, теперь превышающая тысячу человек, поднимает носилки со святыми и медленно, все так же медленно, если не еще медленнее, бредет к третьему углу. На этом углу расположен большой дом, и его веранда служит алтарем для установки образов святых и поклонения им Опять «бомбы», распитие напитков, молитвы, растущее чувство единения и священного долга  Затем толпа направляется к четвертому углу.
Здесь ритуальный символизм характеризуется особенной сложностью и богатством идей. На этом углу, месте естественного нахождения алтаря, расположена церковь Центро Американо, старейшая и самая большая протестантская церковь в Гватемале Передняя дверь этой церкви находится как раз там, где должна была быть часовня Св Сантьяго. Когда огромная процессия приближается, члены церкви сидят на ступеньках перед входом и смотрят презрительно и неодобрительно на эту толпу «язычников» Поэтому процессия переходит через улицу и устраивается на другой стороне. И на этом же углу расположена кантона (бар с магазином). К этому моменту процессия превратилась в пьяную, поющую, галдящую толпу. Распеваются длинные молитвы, взрываются «бомбы», мир кажется размытым в цвете, шуме и дыме, и все же над людьми витает чувство святости и жертвенности
Ритуал продолжается уже девять часов, и процессия, символически обойдя весь мир, возвращается к входу на церковный двор. Прямо напротив церкви расположено здание муниципалитета, и, в зависимости от религиозных и политических взглядов мэра, процессия либо допускается во внутренний дворик здания, либо ей приходится останавливаться на ступеньках Опять произносятся молитвы, тосты, поднимаются и показываются святые, люди все вместе поют под сопровождение группы маримба, играющей священную музыку уже в течение нескольких часов. Процессия насчитывает уже несколько тысяч человек. Одно чувство охватывает, окружает, пронизывает — в атмосфере разъединенной реальности — общее для всех, радостное и в то же время на грани рвоты, случавшейся уже много раз к этому времени. Это состояние подобно мифическому времени, когда все виды существ и божественных сил сходились вместе, чтобы сотворить мир.
Затем община медленно возвращается внутрь церковного дворика, изможденная, усталая, почти в бреду. До сего момента мы шли медленно, очень медленно, еле передвигаясь в течение десяти часов Затем собираются приспособления для запуска «бомб» и складываются на одном из участков двора. Внезапно все «бомбы» взрываются в серии колоссальных взрывов — бах! бах! бах! — и вся масса ринулась со всей возможной скоростью вверх по ступенькам лестницы, толкаясь, распихивая друг друга, падая и вставая, стремясь внутрь церкви. Во главе всего этого носилкисо святыми. Все происходит так, будто ритм мира резко изменился — от медленного к очень быстрому Такое сильное ощущение, что внешний мир оставлен позади. Святых поднимают на главный алтарь. Опять следуют молитвы, гимны, святые и люди стоят за «пупом земли» — они совершили путешествие и переделали мир В церкви индейцы со всех концов страны, в сумерках дня она залита светом от тысяч белых свечей.
Спустя некоторое время группа начинает расходиться Члены кофрадиа остаются в церкви, в то время как индейцы подходят и молятся святым, благодарят их, просят о благословении, исцелении, счастье. Члены кофрадиа охраняют также одежды и балдахины святых, некоторые из которых были сделаны в XVII—XVIII вв. из чеканного серебра Но они охраняют эти ценные предметы от церковных служителей, которые, как они думают, могут отобрать и конфисковать их.
Я остаюсь с женщинами майя, одетыми в цветистые шкапы, или одежду с венчиками, которые молятся, возжигают свечи, поют и в конце концов покидают церковь и возвращаются домой.
Что удивительно — члены новой кофрадиа Сантьяго возвращаются в свой ритуальный дом и празднуют еще три дня! Затем, спустя пять дней, вся община вновь повторяет это пешее путешествие вокруг четырех сторон своей Вселенной»94.

Что можем мы понять в религиозном смысле из этого удивительного отчета, полученного из первых рук, о путешествии современных майя вокруг мира? В понятиях этой книги можно отметить по крайней мере три пункта. Во-первых, ясное утверждение, что космовидение проявляется в отношениях людей со святыми. В рамках мировоззрения майя жизнь есть священный дар богов, перед которыми люди ответственны и должны их за это «кормить». Как отмечал Мартин Пречтел, «мир — это дар, но небезвозмездный дар. Вы должники. Если вы не будете устраивать эти костумбрес (ритуалы), если не будете возвращать долги, тогда мир прекратит свое существование». Майя буквально верят, что если они не будут делать эти вещи, то мир умрет. Необходимо возвращать долг в форме ритуального действа, чтобы эффективно использовать силу богов и святых в своей жизни.
Во-вторых, этот ритуал помогает нам понять одну из главных особенностей мезоамериканских религий, а именно жертвоприношения. Для майя исполнение этого ритуала означает жертвование очень многим. Майя говорят, что ритуал означает сакрифисио (жертвование) в том смысле, что приходится нести большие расходы членам кофрадиа, которые заботятся о святых, «кормят» их и оплачивают расходы по этому и некоторым другим ритуалам. К тому же приходится напиваться до бесчувствия, тяжело, болезненно, и это отражается на состоянии человека в течение последующих нескольких недель. Это опьянение есть переход в священное время Сантьяго, время, отмеченное темой разделения реальности. Как Сантьяго обладает способностью делить вещи надвое, чтобы их становилось больше, так и ритуальное опьянение приводит к тому, что человек ощущает самого себя, единение с окружающими людьми, время и здоровье в большей степени, более глубоко и мультивалентно. Это одновременно и жертва, потому что сопровождается болью, рвотой, «ритуальной болезненностью», которые необходимы, чтобы поднять человека на другой уровень реальности. В этом ритуале, как поясняет Карлсен, майя истощают свои финансовые и экономические ресурсы, чтобы вернуться на исходный экономический, социальный и эмоциональный уровень, характеризующий новый старт, состояние «свежести» и нового потенциала.
В-третьих, ритуальное жертвование и забота о святых должны обновить мир Это мирообновление осуществляется через символическое путешествие от центра к четырем сторонам света. Символично, что космология великих городов, таких, как Теотиуакан, Толлан и Теночтит-лан, с их ритуальными центрами и четырьмя кардинальными направлениями находит свое отражение в микрокосмосе квартала, окружающего главную церковь Сантьяго -Атитлана.

Заключение
мы, подобно пилигримам Сантьяго-Атитлана, прошли полный круг. Во вступительной главе отмечалось, что изучение мезоамериканских религий есть изучение ритуальных центров, в которых люди разыгрывали свою собственную драму космовидения, отражающего отношения богов и людей. В каждый исторический период народы майя, ольмеки, тольтеки, теотиуаканцы и ацтеки строили монументальные ритуальные города, в которых находили отражение образы и символы их отношений со сверхъестественными силами. Человеческое тело, горы, звезды, правители, воины, предки, язык, здания, растения и подземный мир воспринимались и рассматривались как живые вместилища духовной силы, берущей начало над и под человеческим уровнем существования. И мы наблюдали различные ритуальные средства, используемые людьми в многочисленных ритуальных центрах для творения, сосредоточения (центрирования) и обновления своего мира. В условиях постиспанского завоевания, характеризующихся удивительным продолжением традиций и в то же время изменением исходной туземной религиозной картины, сочетание туземных и европейских религиозных элементов приводило к созданию новых типов ритуальных центров в домах, пустынях, на доколумбовых ритуальных площадках и вокруг христианских церквей. Подобно майя-атитекам, мы обошли часть истории религий Мезоамерики, на каждой остановке находя ритуальный центр, организующий религиозное мироощущение и мировыражение.
Важно помнить, что одним из наиболее отличительных аспектов истории мезоамериканских религий является их взаимосвязь с урбанистическим миром, и в первую очередь с урбанистическим населением. Религиозная картина, способствующая рождению мезоамериканской урбанистической традиции, является одним из ключей к пониманию роли религии в том, что ученые назвали «рождением цивилизации в человеческой истории». Изучая религии Мезоамерики, мы наблюдаем и интерпретируем одну из величайших трансформаций и эволюций в сознании и социальной организации человеческого рода. С точки зрения социологии мы изучаем роль религии в появлении и развитии иерархических обществ, организованных на политическом и территориальном базисе вокруг монументальных ритуальных центров, служивших квинтэссенциальной священной точкой встречи сверхъестественных сил и человека. В некотором смысле можно сказать, что, изучая религии Мезоамерики, мы изучаем формирование и историю этого великого артефакта — города, который, хотя и претерпел значительную трансформацию, является одной из основ нашей сегодняшней жизни.
Но что есть будущее Мезоамерики и ее религиозного выражения? Рисунок будущего можно увидеть в картине прошлого. Мезоамериканская   космология   и   история   характеризовались   «эксцентричной периодичностью», означающей периоды стабильности, прерывающиеся крушениями цивилизаций, восстаниями, насильственными трансформациями и новым началом. Некоторые люди рассматривают царствование Гвадалупской Девы как «шестой век» или «Шестое Солнце» Центральной Мезоамерики. И в необыкновенной сложности изменений, происходящих в некоторых частях сегодняшней Латинской Америки, мы можем увидеть нечто большее, чем проявления синкретизма, описывающиеся в научных отчетах, антропологических исследованиях и научной литературе. Мезоамериканская религия сегодня представляет одно из величайших полей для исследования социальных и религиозных изменений, новшеств и традиций. Как показывают культы Гвадалупской Девы, Сантьяго и мескализм, даже под влиянием новых урбанистических традиций (европейских) древние ритуалы соперничают с более могущественными (в политическом смысле) теологическими идеями за место в появляющихся новых религиозных комбинациях. Трудно сказать, учитывая новую технику и оружие, распространившиеся по всей Мезоамерике, какое будущее ее ожидает, какие города появятся, какие формы культов Гвадалупской Девы, Сантьяго и «охоты» за мескалем выберут люди. На основе материала, рассмотренного в этой части, можно предположить, что, пока у них останутся свои ритуальные центры для поклонения, ориентации и воображения, они будут продолжать сочетать местные и привнесенные религиозные идеи.
Существует и иронический аспект европейской победы над туземной урбанистической традицией. Каждый год в мезоамериканских городах и сельских районах, где когда-то стояли древние города, обнаруживаются их остатки, и это пробуждает чувствительность к навязчивому присутствию доколумбового ритуального мира. Когда в Мехико строилось метро (1960—1980 гг.), постоянно обнаруживались все новые следы древних храмов, погребений, различные статуи и предметы. В некотором смысле, чем более современной становится Мезоамерика, тем более она возвращается к своим доиспанским корням. Как писал Карлос Фуэнтес о современном Мехико, это «город древнего света... город-свидетель всего, что мы забыли».
Один из наиболее интересных откликов на новые условия мы видим у чиканос в США. Этот отклик включает в себя усвоение и прославление доиспанского прошлого в эстетическом и политическом выражении, что направлено на достижение политического равноправия для американских чиканос. Чиканос являются американцами мексиканского происхождения, создавшими движение за освобождение от стереотипов в сознании англоязычных американцев, преодоление политического угнетения, бедности, неравных возможностей и сомнений духа. Это движение, называемое также «Возрождение чиканос», было наиболее заметно представлено Союзом работников ферм с лидером Сезаром Чавесом, «Сентро де ла Раза» из Денвера с Корки Гонсалесом во главе и Движением за возвращение земель предков в штате Нью-Мексико. Оно получает свое наиболее яркое выражение в музыке, настенных фресках и общественных программах, которые можно найти в каждой общине чиканос — от Эль-Пасо, штат Техас, до Вашингтона. В этом движении проявляется заметный интерес к символизму ацтеков, майя, ольмеков и теотиуаканцев.
В Пилзенской общине Чикаго, например, городе, где чиканос достигли значительной политической власти, стоит «Каса Ацлан», мно-гоцелевой общинный центр, в котором имеются фрески, описывающие мексиканскую историю от тольтекских времен до наших дней. «Каса Ацлан» («Дом Ацлана») названа так в честь мифического места рождения народа, расположенного к северу от ацтекской столицы, которое предки мексиканцев оставили, чтобы построить великий центр Теночтитлан. Чиканос в Чикаго утверждают, что их баррио (район поселения) и есть место их первоначального происхождения, где борьба и празднование исторических дат объединены в форму общественного движения, направленного на преодоление боли урбанистического бытия Они, конечно, знают, что, с географической точки зрения, Ацлан находится южнее. Но в религиозном сознании священное место может быть везде, где есть источник духовного откровения и человеческих судеб. «Каса Ацлан» представляет собой современный ритуальный центр, где чиканос воссоздают в памяти доколумбовое прошлое и с помощью этого воспоминания укрепляют свой дух. В каждой общине чиканос в США существуют программы обучения (некоторые названы в честь Кецалькоатля), политические движения (названные в честь Куаутемока) и культурные центры (названные тольтекскими или центрами майя), что отражает обращение чиканос за духовной силой и вдохновением к далеким предкам, которым, подобно семейным духам во время Диа де лос Муэртос, указывается путь для возвращения в мир живых. Здесь проявляется особый дар религиозного воображения, позволяющего народу, пережившему пять веков колониализма, зависимости, угнетения и сопротивления, обратиться к древнему мезоамериканскому прошлому за символами космовидения, которые могут помочь наполнить мир смыслом и значением, способствовать его социальному и духовному обновлению.
И этот пример использования творческих сил прошлого для возрождения настоящего показывает нам отчасти значимость изучения Мезоамерики. Исследование ее ритуальных городов и религиозного воображения ведет нас к сопоставлению с другими древними урбанистическими традициями А рассмотрение уникальной колониальной истории Мезоамерики приводит нас к осознанию того, каким неизведанным был и остается Новый Свет. Как писал Диас дель Кастильо много веков назад, вспоминая о боях за ацтекскую столицу,

«и некоторые из наших солдат даже спрашивали, не сон ли все это Не стоит удивляться тому, что я здесь пишу, ибо есть столько всего, что следует изучить, и что я не знаю, как описать все те вещи, что мы видели, но о которых никто раньше не слышал, не видел их наяву и даже во сне»95

Конечно, и мезоамериканцы никогда даже во сне не видели европейский мир, и, когда эти два мира пришли в соприкосновение, они произвели необыкновенно сложный и комплексный мир, который мы должны продолжать пытаться понять и оценить. Цель этого эссе — помочь нам понять и оценить мезоамериканские религии, не только потому, что они мезоамериканские, но и потому, что они открывают нам величину человеческого воображения и его выражение в работе человеческой плоти.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел Религиоведение