Соболев А. Загробный мир по древнерусским представлениям

ОГЛАВЛЕНИЕ

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Книга, которую вы держите в руках, издана в «благословенном» 1913 году. Эту дату принято, и вероятно справедливо, рассматривать как точку отсчета при подведении итогов дореволюционного развития России, в том числе, научного и культурного. Так уж получилось, что этот труд был издан именно накануне тех потрясений, которые изменили и облик страны и сознание ее населения. Он как бы подвел итог в разработке и этой проблематики в дореволюционной отечественной науке.
Во все времена и у всех народов интерес к ней, даже не столько ученых, сколько «рядового обывателя», велик и, конечно, не случаен. И в любом обществе (даже «строящем коммунизм») живым откликом на него является религия, ибо она по справедливому утверждению замечательного русского философа Георгия Федотова «есть прежде всего разрешение, жизненное и умозрительное, проблемы смерти» (1, С. 105). Для христианина жизнь индивида не кончается с его смертью, душа его продолжает бытие в загробном мире. И естественен был интерес человека к своему загробному существованию, которое, с точки зрения русских людей, в подавляющем большинстве воспитанных в православии, было строго дихотомично, делясь на рай, где наслаждаются праведники, и ад с мучающимися грешниками.
Казалось бы проще всего было для удовлетворения этого интереса обратиться к христианской канонической литературе, прежде всего к Библии. Однако в канонических ветхозаветных текстах мотивы мучений грешников практически отсутствуют, не детализируется характер адских мучений и в Новом завете (2, С. 37). Нет в Библии и развернутых характерик рая, с точки зрения строгой теологии о нем известно только одно — там человек всегда будет с Богом, но его чувственных и наглядных образов в ней нет (3, С. 364). Более детализированы картины ада и рая в других христианских книгах, но и эти описания, довольно лаконичные, не удовлетворяли православного человека, тем более, что часть этих книг относилась к апокрифическим, то есть не признаваемым официальной церковью.
Поэтому стали появляться сочинения богословского характера, в которых восполнялся этот пробел. Труд А. Н. Соболева отнюдь не был единственным в своем роде. К началу XX века отечественная литература, посвященная загробному миру, была значительна, о количестве этих работ читателю скажет прилагаемый к данной монографии далеко не полный список соответствующих трудов. Наверное, самым популярным исследованием этого жанра была книга монаха Митрофана «Загробная жизнь» с примечательным подзаголовком «Как живут наши умершие и как будем жить и мы после смерти...», впервые изданная в 1880 году и затем выдержавшая еще несколько изданий, в том числе и в «перестроечное» время (4).
Однако кроме богословских исследований, основой для которых была каноническая христианская литература, существовала литература, отражавшая мощный пласт сугубо народных представлений о характере посмертного существования человека. Они и непосредственно фиксировались исследователями (наприм. 5), и изучались через их отражение в фольклоре, прежде всего в так называемых духовных стихах и похоронной причети. Именно народным представлениям о «том свете» посвящен труд А. Н. Соболева, представлениям, которые в названии его работы определяются через слово «древнерусские». В современной науке это понятие связывается с Древней или Киевской Русью.
Действительно, А. Н. Соболев использовал в своей работе и летописные материалы, и былинные сюжеты, и археологические источники, относящиеся к тому времени, но для него «древнерусскими» были и современные ему «простонародные» представления о загробном мире, и те духовные стихи, которые появились во времена Руси уже Московской, и исполнявшиеся в дни написания им книги похоронные причитания, и рассказы об «обмираниях», случавшихся в то же время. В целом, для автора «древнерусское» — все то, что имеет глубокие исторические корни, пусть оно и существует в наше время, понятие это почти синонимично понятию «народное».
Народные представления о загробном мире не могли не отличаться от канонических христианских, поскольку, как заметил Г. Федотов, «Библия никогда не была обиходной книгой русского человека» (1, С. 20). «Народное православие» — так характеризуется специфическая форма бытования христианской религии в русской народной среде. Оно было обращено к реалиям жизни русского народа, в том числе в формировании списка добродетелей и грехов, которые соответственно определяли посмертную судьбу человека, его «вечное житие» после смерти в раю или в аду. Своеобразию этих представлений и посвящен труд А. Н. Соболева. Написанный более 80 лет тому назад, причем не маститым сотрудником академического учреждения или университетским профессором, а выпускником провинциальной духовной семинарии, преподавателем уездных учительских семинарий, он удивляет профессиональностью подхода к данной проблематике.
Используется практически вся возможная источ-никовая база. Это собранные к тому времени материалы по народным представлениям о загробном мире. Пусть не все они оказались известны автору, зато он сам в ходе своей деятельности священника во Владимирской губернии проводил сбор этого материала, который использовал для написания своего труда. Это и археологические материалы, которые дают возможность реконструировать древнейшие верования, это исторические письменные свидетельства о них — летописи, известия арабских путешественников в Киевскую Русь, поучения отцов церкви, направленные против язычества, и т. д. Не меньшее значение, как источники по народным воззрениям на загробную жизнь, имели для автора произведения различных фольклорных жанров — былины, духовные стихи, похоронная причеть, рассказы об «обмираниях», сказки, пословицы и поговорки. Возможности проникновения в суть представлений русского народа о «том свете» автор обнаружил в лингвистическом материале, шагом вперед для того времени были его выводы, сделанные на основе русской народной обрядности — погребально-поминальной и календарной.
Конечно, современный исследователь вправе предъявить претензии к недостаткам источниковедческой части исследования, например, прямолинейности археологических реконструкций или отсутствию анализа проблемы адекватности отражения народных представлений о загробном мире в духовных стихах. Вряд ли удовлетворительными можно признать его объяснения появления представлений о дихтомичности загробного мира тем, что у «предка-язычника» сложилась «известная сумма нравственных убеждений». Идея загробного воздаяния возникает лишь с формированием представлений о человеке, как о личности, а они появляются на довольно поздних этапах развития общества. Это показал французский исследователь М. Мосс в работе «Одна категория человеческого духа: понятие персоны, понятие «я»». В архаическом обществе человек есть олицетворение его функции — охотник, вождь, жрец, и лишь в античное время появляется представление о человеке как индивидуальности, как носителе собственной судьбы, обладателе личных качеств, мыслимых в категориях добра и зла. Тогда появляется идея о воздаянии после смерти за его поступки, точнее, за их совокупность, оцениваемых в соответствии с этическими нормами общества, которому он принадлежал. Именно в конце античной эпохи появилась религия — христианство — содержащее представления о дуальности загробного мира. Интересна корреляция грехов и наказаний за них, установленная А. Н. Соболевым, можно уточнить, что эта норма загробной юриспруденции, в основном, исходит из правил архаического судопроизводства, по которому наказанию должен быть подвержен согрешивший член тела. Список грехов, наказываемых адом, есть свод этических норм народного правосознания. Согласно классификации Г. Федотова, использовавшего основной источник по народным воззрениям на ад и рай — духовные стихи, грехи делятся на три группы — против матери-земли и родовой религии, против ритуального закона церкви, против христианского закона любви (1, С. 84 - 91). Можно упрекнуть А. Н. Соболева, что он не упомянул среди прегрешений, наказываемых посмертными муками, тех, которые были характерны для простонародной, в основном, крестьянской среды. Это несправедливый дележ пахотной земли и покосов, перенесение межи на пашне в свою пользу, закашивание чужой пожни, потрава посевов: «В полюшках душа много хаживала, Не по пра-ведну землю разделивала: Я межку через межу перекладывала, С чужой нивы земли украдывала. Не по-праведну покосы я разделивала, Вешку за вешку позатаркивала, Чужую полосу позакашивала», «Скотину в поле понапущивала» (7, С. 222).
И в то же время, как известно, ряд запретов и предписаний, характерных для народной среды, связывался с событиями христианской истории: чувство сопричастности к людским и богочеловеческим страданиям, далеким и территориально и хронологически, было не чуждо народному сознанию. Поэтому нельзя было что-то резать и есть круглое в день усекновения главы Иоанна Предтечи, выполнять грязную работу в среду, а особенно в пятницу — дни ареста и распятия Христа, в память о чистоте его помыслов. Эти проступки в народном сознании тоже наказывались адом.
Мало использованы возможности для реконструкции архаических («древнерусских») представлений о «том свете», которые дают материалы по традиционной обрядности русского народа, особенно жизненного цикла — родинной, свадебной и погребально-поминальной. Так, удаление роженицы в баню преследовало не только этические (изоляцию процесса родов от окружающих) и гигиенические (наличие тепла и воды) цели, но и сакрально-магические — баня рассматривалась как сооружение, находящееся на границе человеческого и потустороннего миров, с «того света» роженица получала новорожденного. Невесту для приема пищи уводили в подпольное помещение, ассоциируемое с миром мертвых, ведь в это время «умирало» ее прежнее состояние, чтобы после свадьбы она «возродилась» уже в новом облике. Во время похорон участники идут на могилы своих родственников и «кормят» их, посыпая могилы зерном, — они пользовались тем, что «открывалась» дверца в загробный мир для пропуска туда очередного умершего.
Есть что добавить к книге А. Н. Соболева, есть что уточнить, но, как принято говорить в таких случаях, немногое можно отнять, для своего времени она была важным вкладом в науку, движением вперед. Отметим и определенную научную смелость А. Н. Соболева, как священника, — ведь в его работе фигурируют представления, которые идут вразрез с официальной христианской догматикой, и он не просто включил в свою работу эти материалы, но и подверг их тщательному анализу.
Война, которая началась через год после выхода в свет книги А. Н. Соболева, а затем революционные потрясения не способствовали нормальной научной жизни русского общества, в том числе и исследованиям по данной тематике. Еще меньше возможностей для изучения представлений о загробном мире было в последующее, советское время, время строительства нового общества и «нового» человека. Правда, в первые послереволюционные годы работы по этой проблематике могли появляться, в качестве примера сошлемся на статью Г. С. Виноградова «Смерть и загробная жизнь в воззрениях русского старожилого населения Сибири» (6), вышедшую в 1923 году.
Но уже принимаются партийные и государственные постановления, направленные против религии, уже написана «руководящая» для этой борьбы статья В. И. Ленина «О значении воинствующего материализма» (1922 год), вскоре будет создано общество «Воин ствующий безбожник», а всю страну покроет сеть антирелигиозных музеев, подвергнутся репрессиям священнослужители, будет закрыто большинство церквей. В стране усиленно насаждается материалистическое сознание. Исключение составляет иммигрантская наука, которая еще ждет своей историографии. Мы со своей стороны скажем только, что в 1935 году в Париже вышло одно из самых значительных сочинений, посвященных русскому религиозному (в широком смысле этого слова) сознанию, в том числе и эсхатологическому пласту его.
Как известно, идеологический пресс в отношении религии несколько ослаб после начала Великой Отечественной войны — власть использовала все возможности, чтобы избежать поражения в столь неудачно начавшейся для страны войне. Это отнюдь не означало продолжения изучения народных христианских представлений о потустороннем мире. Но положительным было обращение к исследованию традиционных, то есть языческих, верований русского народа, в том числе и о «том свете».
Оно стало дозволяться по двум причинам. Во-первых, по заявлению Вождя, именно русский народ внес решающий вклад в победу над фашизмом, таким образом было реабилитировано само понятие этничности и подтверждалась необходимость ее изучения, дотоле этничность рассматривалась как противник интернациональности. Во-вторых, языческие представления идеологическими надсмотрщиками рассматривались как подспудно направленные против христианской религии (как, впрочем, ислама, ламаизма и др.), а потому их изучения не только не опасались, но и приветствовали как союзника в борьбе с религиозным сознанием населения.
Впрочем и здесь были свои исключения. Нежелательными (особенно для русской этнографии) считались темы, связанные со смертью и погребальными обрядами, поскольку сильный отпечаток на них отложило христианство, хотя значительная часть этих обрядов имела языческое происхождение. А ведь именно эти явления народной культуры с наибольшей полнотой отражают его представления о загробном мире. Даже общефилософские проблемы смерти человека не считались достойными для обращения к ним в социалистическом обществе — уж слишком мрачна, пессимистична тема. Эсхатология посмертного суда заменяется эсхатологией построения коммунизма.
Перелом начинается со второй половины 80-х годов. Все больше появляется публикаций, посвященных проблемам смерти и взглядам на посмертное существование человека. В 1993 году проводятся конференции «Тема смерти в духовном опыте человечества» и «Жизнь. Смерть. Бессмертие», а в следующем году издается сборник научных работ с не менее крамольной еще десятилетие тому назад тематикой «Смерть как феномен культуры». К читателю приходят издания дотоле труднодоступные, почти все появившиеся до революции, ставшие библиографической редкостью и известные только узкому кругу специалистов. Переиздаются духовные стихи — основной источник по народным представлениям о рае и аде (7), исследования А. Н. Афанасьева, С. В. Максимова, Д. Н. Зеленина и многих других по духовной культуре русского народа, в том числе и о взглядах его на загробную жизнь, наконец-то издается и в России уже упомянутая книга Г. Федотова «Стихи духовные...».
Не менее важна публикация материалов на эту тему, собранных в советское время. В «доперестроечный» период сбор материалов по народным представлениям о загробной жизни производился в фольклорных и этнографических экспедициях, особенно при проведении исследований по погребально-поминальной обрядности, но по указанным причинам они редко появлялись в печати. Чуть ли не единственным исключением была статья В. А. Чистякова 1982 года по народным представлениям о дороге в загробный мир, написанная на материалах похоронной причети (11). Публикации нашего времени свидетельствуют, что представления о загробной жизни, о которых писал А. Н. Соболев, живы в народной среде и в наши дни. Есть возможности дополнения материала, а главное, более глубокого его осмысления.
Духовным стихам о Страшном суде, которые приводил в своей работе А. Н. Соболев, вторят современные фольклорные записи, сделанные в среде уральского старообрядчества: «Услышите, братья, военные звуки, Восстанет народ на народ, И будут болезни, и глады, и моры, И братская кровь потечет» (8, С. 144). И сейчас можно проследить влияние среды на характер грехов, определяющих посмертное существование человека. Так в крестьянском сознании целомудрие (пожизненное) не рассматривалось tea к добродетель, а брак как грех, наоборот, безбрачие считалось несчастьем, но в стихах секты беспоповцев-безбрач-ников восхваляется целомудрие: «О девственницы, собеседницы есте небесным силам, О девственницы, церкви Божия себе», осуждается брак: «Я взамуж пойду — душу погублю» (8, С. 148).
Еще один источник, который в последние годы стал пополняться, благодаря собирательской работе фольклористов и этнографов, и использоваться для изучения народных представлений о загробном мире — рассказы об «обмираниях». «Обмиранием» в народной среде называется летаргический сон, долгий обморок, кома, считается, что в это время душа «обмирающего» пребывает в загробном мире. В народном сознании загробный мир — место, где все известно: прошлое, настоящее и будущее, недаром поэтому кукушку, которая по русским народным поверьям заведует ключами от вырия (одно из названий «того света»), просят количеством кукований сказать, сколько спрашивающему осталось жить лет. Поэтому «обмиравшим» приписывается способность предсказывать судьбу людей, часто они делают это в иносказательной форме. В середине 90-х годов автору в Тамбовской области рассказывали, что во время Великой Отечественной войны три женщины пошли к «обмиравшей» спрашивать о судьбе мужей и братьев, которые были на фронте. Одной из них было сказано: «А ты — скорбящая Пелагея», — и никто из ушедших на войну в ее семье не вернулся. В других случаях встретившиеся на «том свете» «обмиравшим» их умершие родственники предсказывают им их собственную судьбу, срок смерти.
После «обмирания» многие рассказывали, как они побывали на «том свете». Записи этих рассказов делались в дореволюционное время, в частности, известным уральским собирателем фольклора и этнографом И. И. Железновым (9, С. 341 - 352). А. Н. Соболеву было известно об этом явлении, но широкого использования этого особого вида источника у него нет. Этот пробел восполняется. Уже в наше время во 2-й половине 80-х годов несколько записей рассказов об «обмираниях» было сделано в Брянской и Тверской областях, они и упомянутая работа Г. С. Виноградова послужили основой для статьи о специфике изображения загробного мира в этом фольклорном жанре (10).
Источники рассказов о «видении» загробного мира «обмиравшими», судя по их содержанию, различные: христианские представления — «обмиравшего», как и умершего, водят по загробному миру, показывая рай и ад (аналог «мытарств» души); духовные стихи — огненная река в виде преграды, через которую помогает перебраться представитель небесных сил; легенды и предания о побывавших на «том свете» — сюжеты встречи с умершими родственниками; сказка — мотив запрета и др. Здесь указаны только некоторые аналогичные мотивы, на самом деле их гораздо больше. Нельзя конечно не упомянуть еще один источник — жизненные реалии народа и его идеалы, так рай во многом описывается таким, каким хотел бы видеть народ свое земное бытие, отсюда рассказ о столах, накрытых красной скатертью, с неубывающей пищей, которую праведники едят золотыми ложками.
Рассказы об «обмираниях» по своей направленности схожи с духовными стихами эсхатологического содержания и с легендами и преданиями о побывавших на «том свете». Их цель — разграничить грех и добродетель, указать на грехи, которые караются посмертным пребыванием в аду с конкретизацией характера наказаний, это предупреждение живым о необходимости вести праведный образ жизни. Поэтому часто мучающимся в аду «обмиравший» видит своего близкого родственника, обычно, еще живущего, причем неправедно, на «этом свете», пытается ему помочь, но эти попытки всегда неудачны. Как и в других видах источников в рассказах об «обмираниях» описание ада, в отличие от описания рая, более пространно, живописно и детализированно.
По «тому свету» «обмиравшего» обычно водит спутник — умерший родственник или священник, «сивенький старичок», «лепообразные вьюноши» — ангелы, святые Егорий, Никола, а также это может быть Божья Матерь или Господь Бог. «Тот свет» от «этого» может быть отделен преградой — рекой,
обычно огненной или из кипящей смолы, горой, иногда конкретизируется, что она крутая, хрустальная, подчеркивается, что преграда преодолима только для праведников. В рассказах об «обмираниях» отразились очень архаические представления о загробном мире, например, как лесе. Но чаще он изображается согласно христианской традиции. Рай в «обмираниях» представляется небесным садом с экзотическими для Руси растениями: кипарис, финики, виноград и поющими птицами на деревьях, золотыми скамеечками, на которых праведники ублажают себя чтением «книг богодухновенных», с ангелами, поющими для праведников «песни сладкогласные», говорится и о наслаждениях сугубо физиологических, например о неубывающей пище на столах, покрытых красными скатертями, пищу праведники едят золотыми ложками. К этим характеристикам редко, но добавляются другие, так один из «обмиравших» «по святым местам, в пустыне был, в церкви, старцев видел» (10, С. 23).
Когда речь идет о наказании грешников, то в рассказах об «обмираниях», в отличие от духовных стихов, акцент делается не на преступлениях «против ритуального закона церкви» по классификации Г. Федотова, а на проступках сугубо бытового характера. Характер наказаний грешников в аду обычно зависит от греха: матери, делавшие аборт, «сидят — мясо на блюдечке», то есть их заставляют есть мясо и глодать кости своего умерщвленного ребенка; у матерей, которые не хотели кормить грудью детей, груди сосут змеи; разбавлявшие молоко водой, мучаются, пытаясь разделить эту смесь, утопленники стоят по грудь в воде и т. д.
Так же как и во время написания книги А. Н. Соболева перед народным сознанием (впрочем, перед теологией тоже) стоит проблема посмертной судьбы некрещеных детей — они, как нехристиане, не могут попасть в рай, но, как негрешивших, их нелогично было наказывать адскими муками. В рассказах об «обмираниях» решается она двояко. Либо души младенцев, умерших некрещеными или погибших при аборте, все же мучаются на «том свете»: «Некрещеные мучаются, есть им не дают, страдают, по воды все плавают, голодные, которым аборты делали» (10, С. 26), либо народное сознание идет наперекор каноническому православию, определяя эти души в рай, но там их бытие «неполноценно» они там «слепенькие, ничего, значит, не видят, и носят их на руках ангелы-хранители. Это души тех младенцев..., кои, от небрежения родителей, умирают некрещеными» (9, С. 349).
В рассказах об «обмираниях» фигурирует также некое «третье место, где нет ни рая, ни муки». Сюда также помещаются «души в половину праведные и в половину грешные», даже «милостивые татары», которые «были все такие хорошие, смиренные, добрые, много милостыни творили» (9, С. 344 - 346). «Народное православие» таким образом содержит представление о неком аналоге католического чистилища, что противоречит православию официальному.
Работа по изучению современного состояния «народного христианства» еще только начинается. С упомянутыми записями об «обмираниях», сделанными в Тверской и Брянской областях, можно сопоставить результаты работ 1993 - 1995 годов в Архангельской области фольклорно-археографической экспедиции Петрозаводского университета. Интересны сделанные в ходе ее работ записи рассказов о сновидениях, оказалось, что они близки к жанру «обмираний». Рассказчик во сне видит некое место, это может быть лес, луг с цветами, поле, на котором женщины убирают урожай, он знает, что это «тот свет». Входом в него может быть болото, куда «все проваливаются». Рассказчик встречает здесь родственников — сестру, тетку, те могут приглашать его жить среди них. Обитатели «того света» живут в деревнях с домиками (или даже с «вагончиками») «в три окна», «магазинчиком», столовой. Своеобразна дихотомия, то есть деление на две противоположные части, «того света», это не классические ад и рай, но, в одном случае, два места: в одном нет Бога, живущие здесь, исполняют «нехорошие» частушки, а в другом, «за границей», Бог есть. Или это «деревня, в одном конце зима, в другом лето». Умершие родственники могут предсказать посмертную судьбу — «замуж выйдеш дак с нами а не выйдеш так за границей будеш» (переданы особенности записи — авт.). Интересно наблюдение, что современные «эсхатологические пророчества соотносятся с событиями советской истории» (12).
Этот вывод подтверждают и собственные материалы автора. По народным представлениям после своего воскресения Христос освободил всех мучающихся в аду. Этот сюжет нашел отражение в духовных стихах, записывался в качестве легенды. Одна из записей была сделана в 1917 году в Вятской губернии: «Господь пошел в ад после смерти, освободил там всех, вывел вон из аду, в рай определил. Тут в аду и царь премудрый Соломон был. Он и говорит: «Господи, а меня, — говорит, — что не взял. И мне отсюда хочется выйти.» — «Ну ты, царь Соломон, и сам хитер, и мудер, сам выйдешь!» И ушел. Царь премудрый Соломон видит, дело плохо: останешься, пожалуй, совсем. Взял он всю премудрость свою, думать стал. Ну, и надумал. Сажень взял, да ну отмеривать: «Это, — говорит, — под собор, это под часовенку, это под колокольну,» — весь ад измерил, плант, значит, произвел, весь как есть. Только черти и говорят:
«Он, — говорят, — весь ад у нас отнимет; выгоним его лучше». И выгнали: «Поди, — говорят, — поди, убирайся; нам таких не нужно». Царь премудрый Соломон вышел сейчас догонять Господа. «Вот, - -говорит, — Господи, ты меня не взял, а я сам вышел. Спасибо, ты мне мудрость дал» (9, С. 365).
В Тамбовской области в 90-х годах эта легенда была рассказана автору, причем с добавлением, которое меняет смысл, придавая ей иное звучание. Христос после освобождения мучающихся в аду написал на вратах рая: «1900 лет жить» (имея в виду, что после этого настанет Царствие Небесное). Царь Соломон, выйдя из ада, решил, что это срок его жизни, и переправил цифру на 2000. Тогда рассерженный Христос сказал, что жизнь в эти сто лет будет трудная. Рассказчица пояснила, что все у нас плохо, потому что мы доживаем «соломонову сотню».
Изучение «народного христианства» сейчас только начинается; и немалым подспорьем в этом должна стать книга А. Н. Соболева. В определенной степени ее тематика перекликается и с современной ситуацией. Ведь русское мышление всегда отличалось эсха-тологичностью, и такова уж судьба нашего Отечества, что сейчас граждане его вновь находятся в ожидании очередной эсхатологии: некоторые со страхом, часть с сомнением, но большинство с надеждой.
В. С. Вузик

1. Федотов Г Стихи духовные (Русская народная вера по духовным стихам). М., 1991.
2. Ад // Мифы народов мира: Энциклопедия. Т. 1 .М., 1987. С. 36 -39.
3. Рай /' Мифы народов мира: Энциклопедия. Т. 2. М., 1988.С. 363 - 366.
4. Мптрофаи, монах. Загробная жизнь.
5. Семенов О. П. Смерть и душа в поверьях и в рассказах крестьян и мещан Рязанского, Раненбургского и Данковского уезцов Рязанской губернии '/ Живая старина. — Вып. 2. СПб., 1898,
6. Виноградов Г. С. Смерть и загробная жизнь в воззрениях русского старожилого населения Сибири // Сб тр. проф. и преп. Гос. Иркутского у-та. — Вып. 5. 1923.
7. Одно из изданий: Голубиная книга: Русские народные духовные стихи XI - XIX вв. М., 1991.
8. Никитина С. Е «Стихи духовные» Г. Федотова и русские духовные стихи. — В кн.: Федотов Г. Стихи духовные (Русская народная вера по духовным стихам). М., 1991. С. 137 153.
9. Народная проза // Библиотека русского фольклора. М., 1992.
10. Лурье М. Л., Тарабукин А. В. Странствия души по тому свету в русских обмираниях // Живая старина. С. 21 - 26.
11. Чистяков В А Представление о дороге в загробный мир в русских похоронных причитаниях XIX - XX вв. // Обряды и обрядовый фольклор. М., 1982. С. 114 - 127.
12. Пигин А. В Каргопольские экспедиции Петрозаводского университета // Живая старина. 1997. № 4. С. 43 - 45.