Соболев А. Загробный мир по древнерусским представлениям

ОГЛАВЛЕНИЕ

ЗАГРОБНАЯ ЖИЗНЬ ДУШИ

Мы уже сказали, что душа, живя на земле, прини мает различные виды, но этим не исчерпывается вся полнота представлений предка-язычника о загробной жизни души. Жизнь души, по его представлению, подвержена различным изменениям, согласно с изменени ем самой природы. Что делалось с природою, то же самое происходило, по представлению древнерусского человека и в мире загробном с душами умерших. Так, с наступлением зимы, когда вся природа коченела, предку казалось, что и души приходили в состояние, подобное сну и смерти; скованные стужею и морозом, они подвергаются оцепенению и пребывают печальны ми узниками, заключенными в темные, холодные мес та. Весною же, когда вся природа пробуждалась от зим него сна, так сказать, возрождалась, то вместе с приро дою возрождались и души умерших к жизни, радости и вступали в деятельность, вызывая главным образом разные атмосферные явления [13, 237; 123, 507 - 508; 134, 61; 146, 225]. Народ русский до сего времени со хранил это древнее представление и говорит, что «зим ний холод — людям голод, медведю берлога, мертвецу колода», «зима становится — мертвецы спать ложатся». Ходит на Руси также сказание, что где-то далеко есть царство, в котором люди умирают на зиму и вос кресают на весенний Юрьев день (23 апреля) [13, 28].

Есть и поверье, что во время зимы мертвецы испыты вают холод, мрак и тоску, поэтому накануне Рожде ства Христова и Крещения поселяне жгут посреди дво ров навоз, чтобы усопшие могли на том свете немного согреться. [13, 287 - 288]. Одно же древнее верование говорит, что Карачун в декабре месяце будит мертве цов, разбрасывая их кости, и они выходят из своих гробов [134, 92]. В декабре же месяце у древнего пред ка был праздник Коляды. Это праздник поворота солн ца на лето и вообще возрождения благодатных сил при роды [164]. В этот праздник происходило угощение умерших, на что указывает сохранившийся до настоя щего времени обычай в Малороссии и Белоруссии вече ром перед Рождеством Христовом и Новым Годом есть кутью, медовую сыту и подобные поминальные куша нья [123, 516; 134, 92]; угощение же происходило в силу того, чтобы не только принести жертву умершим предкам, но и чтобы задобрить пробуждающихся к жизни вместе с природой от зимнего сна мертвецов [30, 41]. Русалки (которые, как мы знаем, считались за души умерших), по народному верованию, появля ются только весной, а остальное время года они спят в своих хрустальных дворцах [30, 41].

Пробуждаясь вместе с природою, умершие, как мы сказали, проявляют свою деятельность, вызывая раз личные атмосферные явления. У простого народа даже до сего времени сохранилось поверье, что грозу и дождь производят умершие. Вот как это поверье передается в одной свадебной песне:

Матинька пред Богом стоит,

У Бога ся просит:

Спусти мене, Боже,

Над село хмарою,

У село дробным дождичком,

Ясным солнцем-оконцем;

Нехай-же я ся повидело,

Чи красно дитя убрано [165, 277].

Верит народ и в то, что мертвецы могут творить бездождие, посылать засухи, стужи и пр. Эти раз рушительные явления народ особенно приписывает утопленникам, удавленникам, опойцам. Еще в XIII в. Оерапион обращался с укором к современникам, которые воспрещали погребать тела удавленников и утопленников и вырывали их из могил как виновников засухи. Обычай этот в XVI в. настолько был силен, что Максим Грек признал необходимым воо ружиться против него особым посланием, в котором между прочим есть указание, что в его время утоп ленникам приписывалось производство «студеных ветров» и неурожая. «Кий ответ сотворим, — гово рит он, — в день судный, телеса утопленных или убиенных и поверженных не сподобляюще я погре-банию, но на поле извлеките их, отьшяем колием, и еже беззаконнейше и богомерско есть, яко аще слу чи гея в весне студеным ветром веяти и сими сади мая и сеемая нами не нреспевают на лучшее, оста-вивые молигися Содетелю и Строителю всех., аще увемы некоего утопленаго или убитаго неиздавна по гребена... раскопаем окаяннаго и извержем его не где дале и непогребена покинем... по нашему по премногу безумию виновно стужи мняще быти по гребение его» [13, 572; 91, 34]. «Были, - говорит Афанасьев, — на Руси и случаи, что крестьяне во время долгих засух по общему мирскому приговору выкапывали из могилы труп опойцы и топили его в ближайшем болоте и озере, твердо веруя, что после того непременно пойдет дождь. Во время же засухи в 1868 году крестьяне Тихого хутора выкопали из могилы раскольника, били его по черепу и при этом говорили: «Давай дождя!» Некоторые же при jtom лили на усопшего ьоду сквозь решето, как бы ука зывая на то, что мертвец должен делать» [13, 573 - 574; 138, 271]. Все эти верования не плод христианства, а пришли из далекой языческой старины, когда прелок считал души стихийными существами, и хранились, как и хранятся народом как завет язы чества.

Кроме указанного представления у предка было и другое, по которому загробная жизнь души носи ла такой же чувственный характер, как к земная.

Душа, верил предок, е своей новой жизни будет нуждаться в различных предметах и прежде всего в самых первых потребностях живого человека — пище и питье, и вот он ставит с мертвецом «креп кий напиток, плоды, хлеб, мясо и пр.». Характерными для нас в данном случае являются скооания мусуль манских писателей Ибн-Фоцлана и Ибн-Доста, из которых первый описывает обряд сожжения, а второй — обряд погребения знатных русский людей. Вот что говорит первый из них: «Когда умер (у рус ских) глава (начальник), то в птатер, разбитый над ладьою, куда пометили м п ртвеца, принесли: креп кий напиток, плоды, пахучие травы и положили возле него (мертвеца), также хлеб, мясо и лук по ложили перед ним, потом принесли собаку, раз рубили се пч две части и бросили в лады», все оружие покочиикп положили возле нег«, прирули двух логаадой... разрубили их... и мясо s * x бросили в ко рабль; затем бычи приведены два быка, и их тоже изрубили и бросили в корабль, принесли еще курицу и петуха, зарезали их и бросили туда же» [45, 98; 91, 67]. ИСн Доста, описывая погребение знатного русса, говорит: «Когда у русских умирает кто либо знатный, то выкапывают могилу... кладут его туда и вместе с тем к падут в ту же могилу как одежду его, так и браслеты золотые, которые он носил; да лее опускают туда множество съестных припасов, сосуды с напитками и другие неодушевленные пред меты, ценности» [45, 270; 91. 55; 209. 675]. В этих сказаниях мусульманских писателей мы наталки ваемся не на простой обычай, не имевший никако го значения, но на обычай, носивший глубокий смысл. В самом деле, если бы душа, как верят те перь христиане, не нуждалась ни в чем материаль ном в своей загробной жизни, то зачем было бы нуж но предку класть в могилу и сожигать с покойни ком эти разнообразные приношения? Очевидно, что он находил в этом смысл. Предок был уверен, что эти предметы необходимы будут душе в ее загроб ном существовании. На Руси даже до сего времени сохранилась вера, что умершему на том свете будут нужны различные вещи, и крестьянин кладет в гроб мертвецу: хлеб, пироги (Петрозаводский уезд) [18, 304; 220, 534], соль, яйца или яичницу, орехи [59, 566; 220, 534], костяной гребешок, иголку, чтобы умерший (или умершая) мог причесаться и по чинить на том свете что оборвется [18, 303, 304] 103 , кремень и кресиво, если умерший курил при жиз ни, и табакерку (Витебская губ.), если «заживау» табак; небольшой нож в чехле, носовой платок, что бы покойник мог в нужных случаях вытереть свои «вочки, нос и вустинки» 104 , скрипку и струны, если умерший играл. Иногда кладут покойника и с «за-бавушкой», причем роль забавушки играет на не счастье мужика созданная забавушка — водка. В С- вирском монастыре при переделке старой церкви был случай, открывший эту забавушку в гробу; ус тавшие рабочие с удовольствием распили найден ную при раскапывании могилы склянку водки, но водка, лежавшая долго в земле, оказалась настоль ко крепка, что они опьянели и проснулись на другой -

1( " «Болгары — гребень, иголку и конец считают за непременную обязанность оставить при покойнике» [237, 380 - 381].

104 Трубку кладут и угрорусы [68, 215].

день [18, 305; 93, 51]. Кладут в гроб крестьяне также пиво, воду и пр. [220, 534] 10ъ .

Предок, однако, шел и дальше в представлении загробной жизни души. Ему казалось, что положе ние человека на земле вполне определяет и положе ние души его в загробном мире. На земле жили про стые поселяне, ремесленники, воины, и предку каза лось, что и за гробом каждый умерший из этих сословий останется тем же, чем был при жизни: па харь найдет там себе поле и луга и будет их обраба тывать, ремесленник будет заниматься тем же ремеслом, каким занимался при жизни, а воин — сражать ся и охранять владения.

Народ русский до сего времени сохранил эту веру и кладет в гроб умершему плотнику: топор, долото, скобель, пилу [220, 534], а косу, вилы, лопату — зем ледельцу [133]. Раскопки же показывают, что воина предок всегда хоронил вооруженным колчаном, стре лами, копьем и прочими принадлежностями воинского обихода [4].

Видел предок на земле также и рабов, которые несли тяжести земной жизни и служили своему гос подину. Он считал раба низшей категорией, ибо рабы его были по большей части инородцы, которых он ни когда не мог сравнять с собой и с людьми своей расы, и предок-язычник его не равняет. Он не предает его даже сожжению по смерти, а «только когда этот раб умирает, его оставляют, — говорит Ибн-Фоцлан, — как он есть (не сжигают), пока не станет добычею псов и хищных птиц» [45, 96; 91, 65]. Души этих рабов, по представлению предка, не могли в загробной жизни жить так же, как живут там не только души знатно го класса, но и простых поселян, не имущих рабов, а

10 ' Прусаки и жмудины тоже кладут с покойником кувшин пива или меду, а также хлеба для того, чтобы душа не почувствовала жажды или голода.

также как и рабы трудившихся на земле и несших все превратности судьбы. Рабы здесь, должны остаться ра бами и за гробом. Их душа не будет свободна от тяже стей и не увидит там свободы от рабства. Она, подоб но живому рабу на земле, будет за гробом служить сво ему господину. Это представление рабовладельца предка-язычника, считавшего загробную жизнь пол ным реальным отображением земной жизни, — естественно. Подтверждение мысли, что предок-язычник переносил идею родства в потусторонний мир, мы мо жем усматривать из княжеской формулы Игорева до говора; «Да будут раби в сий век и в будущий», гово рит она [105, 52] 10в . Еще лучше мы можем увидеть, что идею рабства предок переносил в загробный мир, ког да будем разбирать, как, по его представлению, будут жить в том мире души умерших знатного класса.

Предок-язычник видел на земле благоденствие знатного класса. Он не мог мириться с мыслью, что со смертью все это благоденствие кончится, и пере носил земную жизнь знатного класса в загробный мир. Душа умершего этого класса, по его представлению, и за гробом живя благоденствовала. Она не посла ни каких тягостей, пользуясь услугою душ рабов, как пользовалась телом и трудом этих рабов на земле''.

1О1 'В полном собрании русских летописей это много читается так: «Да будут раби в весь в ж, в будущий» [143, 20].

""Литовцы, подобно русским, тожр веровали, что различие со стояний, существующее на земле, сохранится и в вечности. А пото му они и были убеждены, чго князья и бочре будут князьями и боярами и по смерти, воины — воинами, ремесленники — ремес ленниками, земледельцы — земледельцами п что за гробом каждый будет нуждаться в том, что составляю при жизни необходимость для его существования. Поэтому с умершими княльями и онатными людьми у них сжигались иа кострах: рабы, рлбыии, лошади, соба ки, соколы, драгоценности, одежды, броня, меч, копье, лук со стре лами, пращи и др. врщи, которые покойник любил. С телами ремес- лекниюв погребали разные ремесленные инструменты: лемехи or сох, топор, посуду и др. орудия, которыми они зарабатывали себе при жизни хлеб [155, 11; 242; 243; 244; 246; 246; 254; 255].

Прямым доказательством высказанной мысли может служить несомненный факт убийства и сожжения рабов с их господами. Ибн-Фоцлан, описывая по гребение начальника, дает нам на это указание. «Когда умирает из них (русских) какой глава (на чальник), — пишет он, — то семья его говорит де вушкам и мальчикам: «Кто из вес умрег с ним?» И кто-нибудь из них говорит: «Я!» Когда он так ска зал, то это уже обязательно для него, ему никак не позволительно обратиться вспять, и если бы он даже желал, это не допускается». При виденном Ибн-Фоц- лпном погребении желание быть сожженной выразила девушка. «Когда настал день, в который над лежало быть сожжену умершему, — продолжает Ибн-Фои,лан, — девушку, обрекшую себя на смерть, подняли на корабль. Здесь старуха, называемая ангелом смерти, втащила ее в шатер к умершему, надела ей на шею веревку, заставив за конец этой веревки тянуть двух мужчин, а сама большой широкий нож вонзила между ребер девушки. Когда с девушкой все было покончено, корабль с покойни ком и все бывшее с ним здесь было сожжено» [45, 68].

Ил этого описания можно усматривать, что с «главой» (начальником) сожжена была его рабы ня, так как Ибн-Фодлан описывает погребение рус ского купца, торговавшего невольницами в Булга ре. Нельзя здесь сказать, что сожженная девушка была его жена, ибо писатель об этом упомянул бы, тогда как он прямо говорит, что «семейство покой ника говорит девушкам». Здесь различается «се мейство» и «девушки». Очевидно, что у купца была уже жена, может быть и умершая, а сожженная с ним девушка совсем не принадлежала к его се мье» — значит, не была и дочерью, притом он ей был «хозяин», [45, 96] очевидно, что девушка была рабыня, которыми русские купцы имели обыкнове ние в то время торговать 108 . Считая загробную жизнь полным реальным отображением жизни земной, предок считал ее вместе с тем и продолжением зем ной жизни. Народ русский даже до сего времени верит, что всякий младенец умерший будет в заг робном мире расти и мужать, и когда ребенок уми рает, то меряют рост отца ниткой, обрывают ее и кладут в гроб ребенка для того, «чтобы он родите- лев не перерос, а рос бы да мерялся, да вовремя ос тановился» [59, 566; 96, 54]. Кладут в гроб и недо конченную умершими работу, напр., заплетенный лапоть, завязанные чулки, в уверенности, что, при дя на тот свет, умерший ее докончит [220, 534]. Кроме того, высказанное положение подтверждает ся и тем, что предок не мирился с понятием, что земная семейная жизнь со смертью должна нару шиться, а верил, что умерший будет нуждаться в загробном мире в своем семейном очаге, и предок- язычник не отпускал на тот свет умершего одного — за ним шла в могилу и его любимая жена. Указание на существование у древнерусского человека пред ставления о продолжении супружеской жизни в заг робном мире мы можем усматривать из былины «О Потыке Михаиле Ивановиче».

Когда, — говорит былина, —

108 Убийство рабов с господами было обыкновенным явлением у языческих народов. Индейцы обыкновенно убивали невольниц [186, 64]. Илиада говорит, что Ахиллес сжег с Патроклом 12 плен ных юношей [52]. Литовцы тоже сжигали рабов и рабынь [153] и т. д. В данном случае интересно привести наставление рабам перед сожжением у племени Каяны о. Борнео. Родственники умер шего окружают готовящихся к смерти рабов и говорят: «Служите господину усердно, ухаживайте за ним, растирайте его тело, ког да он будет болен, не отходите от него и исполняйте все его при казания», после этих слов раба убивают [186, 36]. Наставление служить хорошенько господину дают и буряты слуге, которого решили сжечь с господином [206, 164].

Потык состарился и переставился,

Тогда попы церковные

Его Потыка похоронили,

А его молодую жену Авдотью Лиховидьевну

С ним же живую зарыли во сыру землю

[86, 225].

В этой былине хотя и встречается указание, что она явилась во времена христианские 109 , но и со хранилась в ней древняя архаическая черта, отно сящаяся к дохристианскому периоду, именно, — за- рытие с мертвецом его жены. Былина сохранила и характерное слово: «переставился», т. е. —- только перешел в другой мир, чтобы продолжать там свое существование точно такое же, как и на земле.

Что у предка действительно был обычай отправ лять на тот свет с покойником его жену, мы встре чаем указание на это в сказаниях арабских писате лей: Ибн-Доста 110 и Аль-Масс уди 111 . Массуди в сво их «Золотых Лугах» пишет: «Когда кто-нибудь у славян умирает, жена его сожигается живой» [91, 58] пг . Правда, трудно определить по этому ска занию Массуди: у какого славянского племени су ществовал описанный им обычай, но упоминание им в «Золотых Лугах» о сожжении покойников у русских [91, 59], а также и то, что его сказание не идет существенно вразрез со сказанием Ибн-Доста и былиной о Потыке Михаиле Ивановиче (здесь описывается одинаковый факт — отправление с умершим на тот свет его живой жены), дает нам право заклю чить, что, говоря о славянах, Массуди имел в виду

""Говорится о попах соборных, о церквах и проч.

110 Сказание см. выше.

111 От 20 -50 г . X в. поР. X .

•  «Если умирала женщина, то мужчина, по древнерусскому обы
чаю, не сжигался и не погребался с ней» [45, 129].

и русских, следовательно, вышеприведенные слова Массуди относятся и к обычаю, существовавшему и у нашего предка, только былина и Ибн-Доста гово рят об одном обряде именно — погребении, а Мас суди наблюдал обряд сожжения. Оба же эти обряда (или обычая), как мы видели выше, существовали на Руси у нашего предка-язычника. Правда, приве денные обычаи могут говорить о вере предков в не обходимость для умершего женской души для хода в страну отцов [175, 67\ ni , или, как говорят другие, что жена может пройти в страну отцов только за мужчиной, о чем говорит и Массуди. «Жеиы пламенно желают, — пишет он, — быть сожженными вместе со своими мужьями, чтобы вслед за ними войти в рай» [45], но нельзя отрицать и высказан ного мною взгляда, что в загробной жизни, по пред ставлению предков, умершие имели свой семейный очаг и загробная жизнь, по их представлению, была лишь продолжением жизни земной 114 . Подтвержде ние высказанной мысли мы можем >сматривать и в существовавшем у предка обычае так называемого «посмертного венчания». «Когда кто умирает холо стым, — пишет Массуди, -— ему дают жену по смер ти» [91, 58]. В Лужицком уезде, Витебской губ., даже до сего времени сохранился отго досок древне го «посмертного венчания». Здесь каждый парубок, умерший до брака, непременно сопровождается до могилы поездом, похожим на свадебный [134, 60;

"'Такое утверждение делает историк Соловьев.

•  Родственные нам болгары до сего времени думают, что муж с женою живуг вместе по смерти, поэтому женщины редко выходят во второй раз замуж, а равно и девушка редко выходит за вдовца: она осанеюя одинокою на том гвете, потому что мужа отымет пер вая жрнй То же 1Умают и с^рбы [91, 236]. В моравских народных песнях мер!веды ч>жья или женихи подымаются из могил и уво- дяг с соб>ю еаоих жен и невест [236, 127; 260, 91, 188]

147, 68; 230, 13\ п \ Из этого обычая «посмертного венчания» можно видеть веру предка не только в необходимость для умершего женской души для про водов в страну огцов, но и нужду умершего (по пред ставлению предков) в загробном мире в семейном очаге, если при жизни он еще не успел завести его.

Предок-язычник имел представление и о том, что души умерших в загробном мире будут встречаться, как живые встречаются в этом мире и даже вместе проводят время. «Вот вижу я — сидят вместе все мои умершие родные» [45, 91, 67], — говорит одна деви ца, обрекшая себя на сожжение со своим господи ном. Такие слова в устах язычницы не простые зву ки, а в них выразилось то общее представление о заг робном мире, которое имели наши предки-язычники.

У русского народа даже до сего времени сохрани лось это верование.

Стане облачко со облачком сходиться, Може, с ду другом на стрету постретаетесь [18, 197].

Так причитает на севере над умершим соседом жен щина вдова. И она просит покойника «соседушка» рас сказать своему умершему мужу о ее житье-бытье:

Да как сойдешь ты на иное живленьице, Та пораскажи, спорядный мой соседушко. Про мое да про несчастное живленьицо. Про мое да сирот малых возрастаньицо US , 14].

45 Интересен обычай, суще ci вующий у подолян. Здесь умершей девице на тот свет назначается жених, какой-нибудь парубок, боль- шеи частью любивший покойницу. Он «ообираетця с молодою». Ему перевязывают руку «хуеткою», ч в таком виде он провожает покой ницу «до хагы» (до могилы). После этого в семействе умершей он считается зятем и в общем мнении кажется вдовцом [217, 22, 33]. У сербов, когда умирает «момак», какая-нибудь девушка одевается как к венду, берет два венка и несег их за гробом; ее провожают два брачных деворя, при опущении мертвеца в могилу один венок броса ется к покойнику, а другой надевают на девицу, которая некоторое время носит его «и считается женой умершего» [236, 127].

Просит вдова также передать поклон и бранит себя за то, что не написала «грамотки», которую бы покойник мог на том свете при встрече передать ее мужу.

Скажи низкое поклонно челобитьицо [18, 197];

Глупо сделала кручинная овушка, Не написала скорописчатой я грамотки, Ты бы снес ю на второе на пршествие, Може с ду-другом соседушки свидались бы, Вы на сретушку бы шли да ведь среталися, Ты бы отдал скорописчатую грамотку,

а так как «грамотка» не написана, то женщина просит умершего сказать про ее «про бесчастное жив- леньицо» [18, 15] уже на словах; и в уверенности, что умерший за гробом может повстречаться с ее мужем, она предостерегает его:

Не утаи, скажи, спорядный мой соседушка. Моей милой, законной сдержавушке Ты про мое про безсчастное живленьицо [18, 16].

В Малороссии следы верования в загробные встречи умерших видно из рассказов о мертвецах. Интересен в данном случае рассказ про замерзшую девицу, которая побывала на том свете во время замирания. На ноги этой девицы родственники на дели чулки, «щоб ноги не попекти по мытарству ходитиме». Чулки оказались подаренными замершей покойницей барыней «Когда я пришла на тот свет, — говорила после замиравшая, — я встрети лась с барыней. Увидав на мне свои чулки, барыня «зняла ти чулки», и я должна была ходить босой» [36, 319].

Верование в загробную встречу умерших мы встре чаем и у родственных нам литовцев. Здесь при похо ронах обыкновенно обращаются к умершему и просят его «кланяться на том свете их родителям, братьям, сестрам, родственникам и друзьям»[155, 57] 115а .

Платон в «Федоне» (70-м слове) говорит: «Есть предание самое древнее, какое только помним, что переселившиеся в загробный мир души живут там и опять приходят сюда — на землю» [123, 104]. Но ве рование в приход с того света умерших было не у одних только греков, его мы встречаем у персов и индийцев, которые были убеждены, что «души пред ков посещали своих близких и невидимо странство вали по земле среди живых людей» [121, 134; 204, 49\. Наравне с указанными народами и наш древ нерусский человек верил, что душа умершего, перейдя «по широкой дорожке» в другую область и присоеди нившись к прежде умершим, не все время пребывала там, но по временам могла сходить на землю. Остат ки этого древнего верования предка и доныне сохра нились у русского народа. В народных сказках часто упоминается о явлении мертвецов с того света. Они то приходят за взятыми у них саванами [14, № 205], то сказки рассказывают, что матери приходят по но чам кормить своих детей [15; J 20, 92 - 93] пь , а одна малороссийская сказка говорит о мертвеце, который приносил ткачихе ужин [95, 42].

Простой народ до сего времени верит, что в дни поминовения умерших их души являются в дома своих родных, «чтобы подкрепить свои силы» [92, 122]. Белорусы перед этими днями стараются почище прибрать весь дом и двор и приготовить побольше кушанья, чтобы хорошенько принять неземных гостей. В сам день поминовения у них

115 *В древнейших сказаниях Вед тоже говорится о свидании умер шего со всем «своим исходом», т. е. с опередившими умершего ро дителями, друзьями, супругой и всеми близкими сердцу [123, 82].

ав По мнению чехов, мать, умершая после родов, в продолжение 4-х недель приходит в полночь и кормит грудью своего ребрнка.

происходит такой обряд: после того как на стол поставлены кушанья, старший в семье произносит:

Святы дзяды завиоч вас,

Хадзице до нас'

Иссцы пут усаю, што Бог day ,

III то п для вас ахвировау (т. е. приготови ш)

Чим только хата

Богата!

Святы дзяды 1 просим ьас

Хвдзице, ляцице до нас.

После атих слов все наливают в рюмки вино так, чтобы удобно было немного вина сплеснуть на стол и, сплесиув, приговаривают: «Это для вас, дзяды!» и по том выпивают. После чего от каждого кушанья отделя ется в особый сосуд жидкого кушанья по ложке, а твер дого по куску для умерших душ, и отделенное куша нье ставится на окно или за окном, в надежде, что души будут есть. Только теперь живые начинают пить и есть. По окончании же еды все прощаются с невидимыми умершими, говоря:

Святые дзяды! вы сюда приляцеги

Полицели,

Ляцете ж цатерь до себя,

Скажите, наго ящо вам гпрсба,

А легши (лучше) ляците до неба

[92, 123, 518; 219, ,174].

Еще яснее верование народное в приход души г тот света выступает з обряде угощения покойников у жи телей Олонецкого края. Изготовив помииальньта обед, родственники умершего здесь выходят из избы как бы навстречу невидимым дорогим гостям. «Вы устали, род ные, покушайте же чею-чибудь, — говорят им при вхо де, как бы вместе с ними, уже в сачу избу. — Чпй зазябли, родные. — погрейтесь!». И при этом уверены, будто умершие невидимо располагаются у домашнего очагя, — живые же между тем усаживаются ча стол.

Перед последним кушаньем (обыкновенно киселем) хозяин выпускает из окна на улицу тот самый холст, при помощи которого покойники в свое время опуще ны были в могилу, и говорит им: «Теперь пора бы вам и домой, да ножки у вас устали, не близко ведь было идти — вот тут помягче -- ступайте с Богом!» [120].

Похоронная причеть тоже не исключает возможнос ти для покойников по временам являться с того света на землю, приходить на свое «широкое подворьице» и смот реть «на житье-бытье» своих родных. Поэтому, как толь ко умирает кто, близкая родственница причитает ему:

Когда ждать в гости, любимое гостибище?

В полночь ли ждать по светлому по месяцу,

Али в полдень ждать по красну солнышку?

Аль по вечеру да ждать тебя ранешенько?

[18, 19]

А ци ты зимовок порой придзешь, а ци ты

летней [220, 638 -641]

Видкилъ нам тебе выглядаты?

Из якой стороны? [32, .5.7]

Мы бы вышли тебя сритити

Далеко да во чистом поле, [18, 19]

Не утаи скажи, красно мое на золоте

[18, 19, 103]

Далее плачущая, как бы получив ответ от покой ника о времени его прихода, наказывает ему:

Так прийди

Ты во свои да благодатный дом (мы тебя)

Будем ждать да дожидаться [18, 59, 75].

И умершие, по причети, приходят. Выходи, родимый батюшка, —

причитает невеста в доме после похорон матери, —

На мосты да на кленовые, Ты стричай да дорогу гостью, Свет родиму мою матушку... Бог дает да дорогу гостью, Дорогу гостью сердечную...

У этой гостьи дочь просит благословения:

Так благослови, родима матушка, Меня горюху, бедну сироту!

И, как бы получив просимое, выходя на середи ну избы, кланяется и благодарит ее:

Тебе спасибо, мила матушка,

На честном благословеньице! [18, 77].