Мюллер Ф. Введение в науку о религии

ОГЛАВЛЕНИЕ

ЧЕТВЕРТАЯ ЛЕКЦИЯ

прочитанная в Лондонском Королевском
институте 12 марта 187 0 года

Когда я пришел читать первую лекцию этого краткого курса,
признаюсь, я сожалел, что недооценил трудность стоящей пе-
редо мной задачи; и если бы я мог выйти из этого положения с
честью, я с радостью сделал бы это. Теперь, когда осталось про-
читать только одну лекцию, я почувствовал не меньшее сожа-
ление и хотел бы продолжить мой курс, чтобы сказать нечто
большее, чем то, что я хотел и сумел не вполне совершенно ос-
ветить в этих четырех лекциях. Из названия моих лекций вы
должны понять, что я называл «Введением в науку о религии», и
я не собираюсь затрагивать какие-то иные, кроме некоторых
предварительных вопросов. Главным образом я хотел показать,
в каком смысле возможно подлинно научное изучение религии,
какие материалы имеются в нашем распоряжении, чтобы обре-
сти достоверное знание о главных религиях мира, и по каким
принципам эти религии могут классифицироваться. Быть мо-
жет, некоторым из моих слушателей было бы интереснее, если
бы мы сразу же вошли в древние храмы, чтобы увидеть разру-
шенных идолов прошлого и открыть, если это возможно, неко-
торые основополагающие идеи, которые нашли свое выраже-
ние в древних системах веры и культа. Но чтобы исследовать
какие-то руины камней или мыслей с реальной пользой для
себя, необходимо знать, на что и как смотреть. В большинстве
работ по истории древних религий нас ведут как заблудших ту-
ристов в огромном музее, где хранятся вместе древние и совре-

менные статуи, самоцветы Востока и поделки европейских ре-
месленников, подлинные произведения искусства и простые
копии, и в конце нашего путешествия мы чувствуем лишь рас-
терянность и неуверенность в себе. Несомненно, мы увидели
много, но очень мало вынесли для себя из этого путешествия.
Гораздо лучше прежде, чем вступать в эти лабиринты, посвятить
несколько часов уяснению того, что мы хотим действительно
увидеть, а на что мы можем не обращать внимания, и если в
этих вводных лекциях мы только приблизились к четкому по-
ниманию данных моментов, то тогда вы осознаете, что наше
время прошло не совсем даром.
Вы заметите, что я всячески воздерживался от вступления во
владения того, что я называю теоретической теологией, чтобы
отличить ее от сравнительной теологии. Теоретическая теоло-
гия, или, как ее иногда называют, философия религии, насколь-
ко я могу судить, не предшествует сравнительной теологии, а
следует за ней. Я не скрываю моего убеждения в том, что изуче-
ние сравнительной теологии произведет в теоретической тео-
логии такую же революцию, какую произвело изучение сравни-
тельной филологии в отношении того, что принято называть
философией языка. Вы знаете, как все спекулятивные размыш-
ления о природе языка, его происхождении, развитии, есте-
ственном росте и неминуемой гибели подверглись кардиналь-
ному пересмотру после того, как благодаря сравнительному
методу был пролит новый свет на историю языка. Я ожидаю до-
стичь тех же результатов, предпринимая философские исследо-
вания природы религии, ее происхождения и развития. Я хочу
сказать, что все прежние рассуждения об этих предметах стали
бесполезными. «Кратил» Платона*, даже «Гермес» Харрисона* и
«Жаргоны Пели*» Тука Хорни* не потеряли значения после ра-
бот братьев Гримм, Боппа, Гумбольдта и Бунзена. Но я уверен,
что философы, которые рассуждают о происхождении религии
и о психологических условиях веры, в дальнейшем будут писать
более осмотрительно и с меньшей долей догматической уве-
ренности, дух которой до сих пор присущ большинству фило-
софских спекуляций о религии, не исключая работ Шеллинга и
Гегеля. До возникновения теологии было легко рассуждать о
происхождении земли; до возникновения глоссологии любые

124

125

теории об откровенном, подражательном, восклицательном
или конвенциональном происхождении языка могли с легкос-
тью выдвигаться и защищаться. Теперь место теории занимают
факты; когда те, кто наиболее тщательно работал над проблема-
ми debris* земли или языковых пластов, с большой неохотой
подходят к великой проблеме первоначал, все предстает в ином
свете.
Я сказал так много, чтобы объяснить, почему в этом вводном
курсе я ограничился, к удивлению некоторых моих слушателей,
такими узкими рамками. И теперь, поскольку у меня еще остает-
ся время, я попытаюсь его использовать наилучшим образом,
полностью посвятив эту лекцию еще не затронутой мною про-
блеме, а именно тому духу, в котором должны изучаться и ин-
терпретироваться древние религии.
Ни один судья, даже если перед ним будет наихудший из пре-
ступников, не станет обращаться с ним так, как большинство ис-
ториков и теологов обращались с религиями мира. За каждый
поступок из жизни их основателей, показывающий, что они
были обыкновенными людьми, страстно цеплялись и выносили
о нем беспощадное суждение; каждое учение, которое было не-
достаточно обосновано, интерпретировалось наихудшим обра-
зом; всякое культовое действие, отличное от нашего пути служе-
ния богу, подвергалось насмешкам и подозрению. И это делалось
не случайно, а с заранее обдуманной целью и даже с каким-то на-
думанным чувством долга, которое заставляет адвоката видеть в
своем подзащитном ангела, а в истце другой стороны — кого
угодно, кроме ангела. Результатом этого было, и не могло быть
иначе, — полное пренебрежение справедливостью, крайнее не-
приятие действительного характера и цели древних религий че-
ловечества; и, как необходимое следствие, неудача в открытии
характерных черт, которые действительно отличают христиан-
ство от всех религий мира и обеспечивают его основателю осо-
бое место в мировой истории в сравнении с Васиштхой*, Зарату-
строй и Буддой, Моисеем и Мухаммедом, Конфуцием и Лао-цзы.
Но напрасно мы, принижая все другие религии, поставили нашу
собственную в положение, которого для нее никогда не желал ее
основатель; мы вырвали ее из священного контекста мировой
истории; мы проигнорировали или сознательно сузили разные
126

времена и различные способы, которыми в прошлом Бог гово-
рил с нашими предками через пророков; и вместо того чтобы
признать христианство пришедшим в полноте времен, как ис-
полнение надежд и чаяний всего мира, мы сами рассматриваем
его пришествие как звено, вырванное из единой цепи, которую
справедливо называют божественным управлением миром.
Даже хуже этого; есть люди, которые из-за простого незна-
ния древних религий человечества приняли доктрину более ан-
тихристианскую, чем та, которая может быть обнаружена на
страницах религиозных книг древности: а именно, что все на-
роды Земли до возникновения христианства были просто из-
гнанниками, оставленными и забытыми их Небесным Отцом,
не знали Бога и не надеялись на спасение. Если сравнительное
изучение религий мира не даст никаких результатов, кроме вы-
теснения этой безбожной ереси из сердца каждого христиани-
на и заставит нас вновь увидеть во всей истории мира извечную
мудрость и любовь Бога ко всем его творениям, оно сделает
благое дело.
И сейчас самое подходящее время сделать это благое дело.
Мы научились быть справедливыми к древней поэзии, полити-
ческим институтам, законодательству, философским системам
и произведениям искусства народов, отличающимся от нас во
многих отношениях; мы заставили себя оценить даже грубые и
несовершенные начинания во всех этих сферах умственной де-
ятельности; и я уверен, что таким образом мы извлекли из древ-
ней истории уроки, которые больше ниоткуда не могли бы из-
влечь. Мы можем восхищаться храмами древнего мира, будь то
в Египте, Вавилоне или Греции; мы можем в восторге стоять перед
статуями Фидия*; и только когда мы приближаемся к религиоз-
ным понятиям, которые находят свое выражение в храмах Афи-
ны и в статуях Зевса, мы отворачиваемся и с жалостью называем
этих богов простыми идолами и образами, а их почитателей —
Перикла*, Фидия, Сократа и Платона — идолопоклонниками.
Я не отрицаю, что религии вавилонян, египтян, греков и рим-
лян несовершенны и полны ошибок, особенно на их поздних
стадиях, но я утверждаю, что эти древние народы имели какую-
то, пусть несовершенную, религию, и это возвышает их и при-
ближает к нам больше, чем все их искусство, вся их поэзия и вся
127

их философия. Их искусство, их поэзия, их философия были бы
невозможны без религии; и если мы посмотрим без предрас-
судков, если мы будем справедливы, как должны быть справед-
ливы всегда, с неустанной любовью и милосердием, мы изуми-
мся, увидев новый мир красоты и истины, который, подобно
лазури весеннего неба, возникает перед нами из-за облаков,
скрывающих древние мифы.
Мы можем говорить свободно и бесстрашно, мы можем по-
зволить себе быть милосердными. Было время, когда все это
было по- другому. Было время, когда люди воображали, что ис-
тина, особенно высшая истина религии, могла быть завоевана
только в слепом рвении, огнем и мечом. В то время считалось,
что все идолы должны быть повергнуты, их алтари — разруше-
ны, их поклонники — разрублены на куски. Но пришло время,
когда меч нужно было вложить в ножны... И если даже после
этого была необходимость работы и борьбы, требующая ог-
ромного рвения апостолов и жертв, то сейчас и это в прошлом;
все завоевано, и у нас есть время спокойно подумать о том, что
осталось в прошлом и что ждет нас в будущем.
Конечно, нам не стоит бояться Ваала или Юпитера. Сейчас
наши опасения и наши трудности совсем иного характера. Те,
кто верит, что существует Бог, что он сотворил небо и землю и
что он управляет миром благодаря его непрекращающемуся
провидению, не могут верить в то, что миллионы человеческих
существ, сотворенные, как и мы, по образу и подобию Бога,
были во времена их неведения настолько отвергнуты, что их
религия в целом была ложной, весь их культ — фарсом, вся их
жизнь насмешкой. Честное и независимое изучение религий
мира покажет нам, что это было не так, преподаст нам тот же
самый урок, который преподал Бл. Августин*, утверждавший,
что не существует религии, которая бы не содержала в себе зер-
но истины. Это научит нас большему; это сделает нас способ-
ными увидеть в истории древних религий мира более ясно, чем
где-то еще, божественное просвещение человеческой расы
Я знаю, что эта точка зрения вызывает много возражений, но
я придерживаюсь ее так же строго, как всегда. Если мы не можем
обнаружить в человеческой истории ежедневные уроки боже-
ственного учителя и наставника, если не существует цели, все-

возрастающей цели в развитии религий мира, тогда мы должны
захлопнуть безбожную книгу истории насовсем и смотреть на
людей как на траву, которая сегодня — на поле, а завтра сгорает
в печи. Люди тогда будут представлять меньшую ценность, чем
воробьи, ибо никто из птиц не забыт Богом.
Но те, кто считает, что для достижения спасения нужно вы-
рыть глубокую пропасть между собой и всеми другими народа-
ми мира, между своей собственной религией и религиями За-
ратустры, Будды или Конфуция, едва ли осознают, насколько
сильно истолкование истории религий мира и просвещения
человечества может зависеть от авторитетов, перед которыми
они сами, возможно, склоняются в молчании. У нас нет необхо-
димости обращаться к английскому епископу или к немецкому
философу, чтобы доказать истинность данной точки зрения.
Если бы нам нужны были авторитеты, мы сослались бы на пап,
отцов церкви, на самих апостолов, потому что они высказывают
туже самую точку зрения без дрожи или неуверенности в голосе.
Я указывал прежде, что одновременное изучение Ветхого и
Нового Заветов с обращением время от времени к религии и
философии Греции и Рима преподает некоторые очень полез-
ные уроки христианским теологам для более широкого сравне-
ния всех религий мира. Изучая Ветхий Завет и замечая в нем
отсутствие некоторых наиболее существенных истин христи-
анства, они также с удивлением спрашивали, почему интервал
между грехопадением человека и его искуплением так велик,
почему людям было разрешено так долго блуждать во мраке, и
действительно ли язычники не имели божественного покрови-
тельства. Вот ответ папы Льва Великого* (440-461)144:
«Пусть те, кто нечестивым ропотом выискивает недостатки
божественного милосердия, кто жалуется на позднее прише-
ствие в мир нашего Господа, прекратят свои злобствования, ибо
для того, что было привнесено в мир в последнее время, нужна
была тщательная подготовка в прошлом... То, о чем проповедо-
вали апостолы, что ранее было провозглашено пророками и во
что всегда верили, не может быть исполнено слишком поздно.
Отсрочив спасение, Бог своей мудростью и любовью сделал нас
144 Hardwick. Christ and other Masters. Vol. I. P. 85.

128

129

более .подготовленными к нашему призванию, ибо то, на что
указывалось посредством многих знаков, слов и таинств в тече-
ние многих столетий, должно быть несомненным и определен-
ным во времена Евангелия... В интересах людей Бог не помог им |
ни новым советом, ни последующим состраданием; но он с са-
мого начала установил для всех людей единый путь спасения».
Таково мнение папы Льва Великого.
Теперь давайте послушаем, что говорит Ириней* и как он
объясняет самому себе неизбежное несовершенство ранних
религий человечества. «Мать, — утверждает он, — из благих по-
буждений может предложить своему ребенку разнообразную
пищу, но ребенок еще не в состоянии ее усвоить, поскольку она
предназначена взрослым людям. Точно так же Бог мог бы с са-
мого начала предложить людям истину во всей ее полноте, по
человек был ^бы неспособен принять ее, потому что он был еще
ребенком».
Если и это считается самонадеянным прочтением боже-
ственных указаний, то в качестве последней инстанции мы
имеем высказывание Св. Павла о том, что «закон был для нас
детоводителем ко Христу...» вместе со словами св. Петра: «Ис-
тинно познаю, что Бог нелицеприятен. Но во всяком народе
боящийся Его и поступающий по правде приятен Ему».
Но, как я уже сказал выше, у нас нет необходимости обра-
щаться к каким-то авторитетам, если мы прочитаем свидетель-
ства древних религий мира с открытым сердцем и в духе мило-
сердия — в духе, который не замышляет зла, по наслаждается
истиной, где бы ее ни обнаружил.
Я полагаю, что большинство из нас рано или поздно почув-
ствовали, что весь мир — этот, как мы его называем, злой мир —
изменяется, словно под воздействием магической силы, если
однажды мы решимся поверить, что в поступках людей есть
добрые мотивы — никогда не быть подозрительными, никогда
не замышлять зла, никогда не думать, что мы лучше, чем наши
ближние. Поверьте, что человек честен и добр, и даже если он
не таков, ваша вера будет стремиться сделать его честным и
добрым. То же самое и с религиями мира. Пусть однажды мы
решимся искать в них доброе и истинное, и мы увидим древние
религии в новом свете. Если они — дело дьявола, в чем уверены

многие из нас, то никогда не существовало царства, столь раз-
деленного в себе с самого начала*. Не существует ни одной ре-
нигии, — или если существует, то я ее не знаю, — которая не
] Провозглашала бы: «Делая добро, избегай зла». Не существует ни
• >дной религии, которая бы не содержала в себе того, что рав-
нин Гиллель* называл квинтэссенцией всех религий, — просто-
го предупреждения: «Будь добр, сын мой». «Будь добр, сын мой»
может показаться самым коротким катехизисом, но давайте
добавим к этому: «Будь добр, сын мой, ради Бога» и мы будем
i тень близки к духу Закона и Пророков.
Я хотел бы и я мог прочитать вам выдержки, которые я ото-
нрал из священных книг древнего мира, крупицы истины, бо-
мсс ценные для меня, чем крупицы золота; их молитвы так
просты и так верны, что мы все могли бы повторять их, если
им однажды привыкли к странным звукам санскрита или ки-
i лйского языка. Сегодня я приведу вам только несколько при-
меров.
Вот молитва Васиштхи, ведического пророка^ обращенная к
Внруне, греческому Oupccvoq, древнему наименованию неба и
пога, обитающего на небе.
Я прочитаю вам по крайней мере одну строфу в оригинале —
>то 86-й гимн седьмой книги Ригведы, — чтобы вы сами могли
услышать звуки, которые более трех тысячелетий назад впервые
оыли произнесены в местечке на границах Сатлиджа, называе-
мом тогда Сатфдру, человеком который чувствовал так, как чув-
iтвуем мы, который говорил так, как говорим мы и который ве-
I >ил во многое из того, во что верим мы, — темнолицым индусом,
пастухом, поэтом, жрецом, пачриархом неопределенно, челове-
ком, заслуживающим в благородном семействе пророков места
рядом с Давидом*. И разве это не показывает несокрушимость
духа, если мы видим, как волна, рожденная поэтическим вдохно-
нением, вливается в огромный океан мысли, распространяясь и
расширяясь, пока через многие столетия она не ударится о наши
берега и не заговорит с нами тем языком, который не может
быть непонятен, который прошел через разум этого древнего
арийского поэта, когда он чувствовал присутствие всемогущего
бога, творца неба и земли, и в то же время чувствовал тяжесть
своего греха и молил своего бога, чтобы он снял с него эту

130

131

тяжесть, чтобы он смог простить ему его грех? Когда вы слушаете
странные звуки этого ведического гимна, даже в этом Королевс-
ком институте вы чувствуете присутствие духа — реальное при-
сутствие духа Васиштхи среди нас, и если я удовлетворяю вас в
качестве переводчика, то каждый из вас сможет понять сказан-
ное древним поэтом145:
«Dhira ty asya inahina ganumshi,
vi yas tastambha rodasi Md urvi,
pra nakam rishvam nunude brihantam,
dvita nakshatram papratha/c Aa bhuma».
«Только могуществом того мудры поколения,
Кто укрепил отдельно два мира, как ни велики (они).
Высоко вверх протолкнул он небосвод,
А также светило и разостлал землю».
«И говорю я с самим собой вот о чем:
„Когда же я окажусь внутри Варуны?
Будет ли он наслаждаться моей жертвой, не гневясь?
Когда же, успокоившийся, я увижу (его) снисхождение?"».
«Я спрашиваю себя об этом грехе, о Варуна, желая понять,
Прихожу я к умным, чтобы расспросить,
Одно и то же сказали мне мудрецы:
„Ведь этот Варуна гневается на тебя"».
«Что же за величайший грех был (это), о Варуна,
Что ты хочешь убить восхвалителя, друга?
Поведай мне это, о (ты, которого) не обманешь, о самосущий,
Я хотел бы покаяться перед тобой с (поклонением, спеша
быть) безграничным:
„Отпусти нам прегрешения предков!
Отпусти те, что мы сами сотворили!
Отпусти, о царь, Васиштху, как (отпускают)
Вора, укравшего скот, как теленка — с веревки"».
145 Mullet M. History of Ancient Sanscrit Lliterature. P. 540.

„He своя (была на то) воля, о Варуна. Это соблазн:
Хмельное питье, гнев, игральная кость, неразумие.
Старший участвует в заблуждении младшего.
Даже сон не предотвратил зла".
.Да буду служить, как раб — щедрому господину,
Я, безгрешный, — яростному богу!
Благоразумный бог вразумил неразумных.
Сметливого еще более умный (бог) подгоняет к богатству".
„Эта хвала, о Варуна самосущий,
Да ляжет тебе прямо на сердце!
Да будет нам счастье в мире! Да будет нам счастье в войне!
Защищайте вы нас всегда (своими) милостями!"»*146.
Я не настолько слеп, чтобы не видеть недостатки этой древ-
ней молитвы, но я не слеп, чтобы не увидеть также и ее красоту,
и я думаю, вы согласитесь, что открытие без всякого внешнего
влияния даже одной такой поэмы среди гимнов Ригведы и уве-
ренность в том, что такая поэма была создана в Индии по край-
ней мере три тысячи лет назад, может стать трудом всей жизни
того, кто самостоятельно сделает это открытие. Это показывает,
что человек никогда не был покинут Богом, и такая убежден-
ность для историка дороже знания всех вавилонских и египетс-
ких династий, всех деревень эпохи свайных построек, дороже
черепов и челюстей неандертальцев и аборигенов.
Я приведу еще несколько переводов ведических гимнов, ко-
торые были изданы ранее в разных местах, а один здесь цити-
руется впервые147.

МОЛИТВА ПРОЩЕНИЯ
(РИГВЕДА,УП.89)

1. Не хотел бы я, о Варуна,
Уходить в земляной дом, о царь.
Прости, о добрый повелитель, помилуй!
146 Benfey. Gottinger Gelehrte Nachrichten. 1874. S. 370.
147 Einleitung in die Vergleichende Religionswissenschaft. S. 211.

132

133

2. Когда я иду, как в трясучке,
Раздувшийся, словно мехи, о хозяин давильных камней,
Прости, о добрый повелитель, помилуй!
3. От слабости воли, невзначай,
Пошел я против течения, о светлый.
Прости, о добрый повелитель, помилуй!
4. Жажда настигла певца,
Стоящего посреди вод.
Прости, о добрый повелитель, помилуй!
5. Если против божественного рода, о Варуна, какой-нибудь
Проступок мы, люди, здесь совершаем
Или если по неразумию нарушили твои законы,
Не карай нас, о бог, за этот грех!*
ПЕСНЬ ПОХВАЛЫ, ОБРАЩЕННАЯ К ВАРУНЕ
(РИГВЕДА1. 25)
1. Есл 11. о бог Варуна,
Мы станем нарушать изо дня в день
'Гнои завет, как племена (— завет царя),
2. Разгневанный, не выдавай нас (своему)
Смертельному оружию па убийство.
Ни ярости (своей), когда ты разгневан!
3. Хвалебными песнями, о Варуна, мы хотим развязать
Твою мысль для милосердия,
Как колесничий — спутанного коня.
4. Далеко ведь летят мои
Обезоруживающие (слова) в поисках лучшего,
Словно птицы к гнездам!
5- Когда же мужа, воплощающего блеск власти,
Варуну мы побудим
К милосердию, (его), далеко смотрящего?

6. Той самой (власти) равно они двое достигли.
Любя, не пренебрегают они
Почитателем, чьи обеты крепки.
7. Кто знает след птиц,
Летающих по воздуху,
Знает челны морские.
8. Знает тот, чей завет крепок двенадцать
Месяцев с (их) потомством.
Он знает (того), кто рождается в придачу.
9. Он знает путь ветра
Широкого, высокого, сильного.
Он знает тех, кто восседает.
10. Варуна, чей завет крепок,
Расположился в водах
Для безраздельной власти, (он) очень умный.
11. Откуда все сокрытое
Наблюдает внимательный,
Сотворенное и что будет сотворено.
12. Пусть вседневно очень умный
Адитья создает нам прекрасные пути!
Пусть продлит он сроки наших жизней!
13. Нося золотой покров,
Варуна одет в праздничный наряд.
Вокруг сидят соглядатаи.
14. (Он тот), кого не стремятся обмануть ни любители обманов,
Ни вредители среди людей,
Ни злоумышленники — (его) бога,
15. А также тот, кто среди людей
Создал себя безраздельное величие,



134

135

(Как и) в утробах наших.
16. Прочь уходят мои молитвы,
Как коровы по пастбищам,
В поисках далеко смотрящего.
17. Поговорим же мы вдвоем сейчас снова,
Поскольку принесен мне сладкий напиток,
Чтобы (его), прекрасного, ты пробовал как хотар148,
18. Вот бы мне сейчас увидеть того, кого хотят увидеть все!
Вот бы мне увидеть (его) колесницу, (спускающуюся) на
землю!
Пусть возрадуется он моим хвалебным песням!
19. Услышь, о Варуна, этот зов мой
И будь милостив сегодня!
К тебе я стремлюсь в поисках помощи.
20. Ты царишь надо всем
О мудрый: над небом и землей!
Обрати слух к (моей) молитве!
21. Вверх — верхнюю отпусти нам,
Посреди среднего петлю расслабь,
Вниз — нижние, чтобы мы жили! *
Однако в большинстве гимнов Ригведы боги имеют более
мифологический характер, чем в этих песнях, обращенных к
Варуне, хотя духовный и этический характер божества нередко
полностью утрачивается, если мы возьмем, например, короткий
гимн, обращенный к Агни, или Огню, мы легко увидим, что Агни
(огонек) понимается как частица огня, и все же даже в этом случае
мы усматривает далеко на втором плане подлинно божественный
элемент, лишь скрытый под мифологической оболочкой.
148 См.: Bollensen // Orient und Occident. Vol. II. S. 147. Он может чи-
таться hotrd-iva, «потому что мною, как священником, был принесен
мед, сладкий на вкус».

ГИМН АГНИ
(РИГВЕДА,П.6)
1. Эти мои дрова, о Агни,
Эта служба пусть понравится тебе!
Эти песни слушай хорошенько!
2. Этой (песней), о Агни, мы хотим почтить тебя,
О дитя силы, о отыскиватель коней,
Этим гимном, о прекраснорожденный.
3. Тебя, такого любящего песни, песнями,
Стремящегося к богатству, о дающий богатство,
Мы хотим уважать, (мы) склонные к уважению.
4. Будь щедрым покровителем,
Господином благ, о дающий блага!
Отврати от нас враждебные происки!
5. (Дай) нам дождь с неба!
(Дай) нам бесспорную награду!
(Дай) нам тысячные жертвенные услады!
6. К тому, кто призывает (тебя), ища поддержки,
О самый юный, о вестник, приди
На нашу песню, о лучше всех жертвующий хотар!
7. Ты путешествуешь, о Агни, как знаток
Между обоими родами, о поэт,
Как вестник, близкий племени дружелюбный.
8. Как знаток настрой благожелательно (богов),
Почти их жертвой по порядку, о внимательный,
И сядь на эту жертвенную солому!*
Здесь мы можем ясно увидеть, что специфическое сочетание
этического и физического элементов в характере одного и того
же божества, сочетание, кажущееся нам странным, должно быть
совершенно естественным на ранней стадии религиозной мыс-

136

137

ли, поскольку мы встречаемся с теми же идеями везде, где мо-
жем проследить развитие религиозных понятий от их истоков,
и не только среди арийских народов, но и в Африке, в Америке
и даже в Австралии, хотя нигде с той же ясностью и полнотой,
как в гимнах ведических ариев.
Последнее время я часто высказывал суждение о том, что
мы должны быть осторожны, относя к глубокой древности все,
что описано в Ригведе. Не то что бы я отказался от той идеи,
которую пытался обосновать в моей «Истории древней санск-
ритской литературы», что все собрание гимнов до самой пос-
ледней буквы было завершено в добрахманистский период.
Я не испугался того, что кто-то из многочисленных критиков
обнаружит слабое звено в цепи аргументов, которые я приво-
дил. Однако научная честность обязывает меня открыто при-
знать, что я не могу теперь чувствовать себя совершенно уве-
ренным в том, что все гимны, все строфы, все слова и слоги в
нашем тексте Ригведы действительно относятся к периоду глу-
бокой древности. Несомненно, мы должны подходить к по-
добным вопросам без предубеждений, но тем не менее мы не
можем забыть все то, чему научила нас постведическая или
другая древняя литература. Мы должны ждать будущего дока-
зательства и быть осторожными, чтобы не пустить эти иссле-
дования по ложному направлению из-за преждевременных ав-
торитетных заявлений. Чтобы объяснить специалисту, что я
имею в виду, я приведу перевод хорошо известного гимна
Вишвакарман* из последнего Мандала*, Мандала, который, как
считают, хотя и без достаточных на то оснований, содержит в
себе наиболее современные поэмы.
Само имя божества, к которому обращаются в этом гимне,
Вишвакарман, показывает, что создавший его поэт жил не в са-
мый ранний период ведической религии. Оно встречается как
собственное имя только в десятом Мандале. Первоначально
Вишвакарман, творец всех вещей, — эпитет нескольких древ-
них богов. Индра именуется Вишвакарман149, равно как и Су-
рья*, солнце150 и Вишвакрит, создавший все, употребляется это

имя и в Атхарваведе'51 как эпитет Агни, огня, который в Брахма-
нах152 также отождествляется с Вишвакарманом. Вишвакарман
как независимое, но очень абстрактное божество, появляется,
подобно Праджапати* и другим божествам, как творец, или бо-
лее правильно, как демиург и архитектор Вселенной. В гимнах,
посвященных ему, то здесь, то там сквозь мрачный мифологи-
ческий фон, из которого возникло понятие «Вишвакарман»,
прорываются лучи света. Иногда мы все-таки можем узнать сле-
ды Агни, иногда — Сурьи, хотя сами поэты думают о нем глав-
ным образом как о Творце. Так, мы читаем в одной строфе:
«Пророк и жрец, приносящий в жертву все миры, снизошел
к нам как наш отец, он, явившись впервые, вступил в мир смерт-
ных, желая благословенного изобилия».
На первый взгляд эта строфа не очень ясна. И я бы не назвал
ее до конца попятной, несмотря на старания многих перевод-
чиков и комментаторов. И все-таки мы можем сделать ее по-
нятнее, если вспомним, что Вишвакарман, творец всех вещей,
первоначально был Агни, богом огня, а точнее, богом огня и ут-
реннего света. Агни, как бог утра (аушасья) представляется жре-
цом, который во всем своем великолепии изливает весь мир и
приносит его в качестве утренней жертвы. Считается, что та-
кое жертвоприношение осуществляется либо в начале каждого
дня, либо в начале нового года, либо, делая следующий шаг, при
сотворении мира. Свет утреннего солнца понимается поэтом
как освещение мира, подобно реальным огонькам, зажигаю-
щимся по утрам в каждом очаге. Или поэт мог видеть в свете
восходящего солнца силу, рождающую весь мир, придающую
ему видимость и существование, фактически создавая или тво-
ря его. Это — поэтическая, быть может, фантастическая идея;
тем не менее она вполне вероятна; но мы никогда не должны
останавливаться в интерпретации ведических гимнов до тех
пор, пока не получим по крайней мере нечто вероятное.
И снова поэт, кажется, думает об Агни, огне, когда говорит,
что Вишвакарман поселился среди людей в качестве отца. За-
чатки этого понятия лежат в утреннем свете, появляющемся

м5 ftg-Veda. VIII. 98. 2.
150 Ibid. X. 170.4

151 Atharva-Veda. VI. 47. 1.
15- Satapatha-brahmana. IX. 2. 2.

138

139

впервые как что-то отдаленное и божественное, но затем, в от-
личие от других божественных сил, остающемся с людьми на
земле в каждом очаге каждого селения. Мысль, что Агни являет-
ся первым, кто поселился с людьми, что его присутствие есть
условие всей человеческой деятельности, мастерства и искусст-
ва, и что лишь благодаря его покровительству люди обретают
здоровье и богатство, выражается различными способами во
многих ведических гимнах.
Если мы перенесем эти мысли на Вишвакармана, создателя и
творца всех вещей, некоторые непонятные слова первой стро-
фы станут более ясными, в то время как в опубликованных до
сих пор переводах ощущается отсутствие действительной свя-
зи у части ведических поэтов между их мыслями и поэтическим
вдохновением.
2. «Что это была за точка опоры?
Которое начало? Кто же был тот,
Из кого Вишвакарман, охватывающий взглядом все,
Порождая землю, обнаружил небо (своим) величием?153
3. Имея повсюду глаза и повсюду лицо,
Повсюду руки и повсюду ноги,
Порождая небо и землю, один бог,
Он сплачивает (их) вместе (своими) руками, (своими)
крыльями.
4. Что это был за лес и что за дерево154,
Из которого вытесали небо и землю?
О вы, способные думать, спросите мыслью (своей):
На что он опирался, укрепляя миры?155
153 Возможен иной перевод этой строфы:
«Риши*, отец наш, занял место (как жрец), Который приносит в
жертву все эти миры, Ища молитвой богатство, он
Проник в последующие (поколения), скрыв первые»*.
В переводе Лангло на французский она звучит так:
«Que le richi (divin), notre pontife et notre pere, qui par son sacrifice a
forme tous ces mondes, vienne s'asseoir (a notre foyer). Qu'il desire et be-
nisse nos offrandes. Habitant des regions superierieures, ii descend aussi vers
nous»*.
154 Мы говорим избили materies, материя; Rig-Veda. X. 31. 7.
155 Cp. Svetasvatara Upan. III. 3.
140

5. Те твои состояния, которые высшие, которые низшие,
А также средние, о Вишвакарман,
Помоги понять их при жертвоприношении, о Самосущий,
Принеси себе в жертву (свое) тело, (тем самым) укрепляя
(его)156.
6. О Вишвакарман, укрепляющий себя жертвоприношением,
Принеси себе в жертву землю и небо!
Да собьются с пути другие люди вокруг!
Да будет нам здесь щедрый покровитель
жертвоприношения!
7. Повелителя Речи, Вишвакармана, подгоняющего мысли,
Будем мы призывать сегодня на помощь при состязании.
Пусть радуется он всем нашим призывам,
Приносящий всем благо, совершающий добрые дела (нам)
в поддержку!»*
Мой следующий пример будет из Зенд-Авесты, священной
книги зороастрийцев, написанной на более древнем языке, чем
клинописные тексты Кира*, Дария* и Ксеркса*, тех древних ца-
рей Персии, знавших, что они были царями по милости Аура-
мазды, зендского Ахура-Мазды157, и увековечивших его священ-
15(5 Это выражение — «Принеси себе в жертву (свое) тело, (тем са-
мым) укрепляя (его)» — первоначально также относится к Агни. Это
была идея, близкая брахманам, — смотреть на огонь и как на субъект, и
как на объект жертвоприношения. Пламя охватывает жертву и, являясь
своего рода жрецом, несет эту жертву богам, выступая таким образом
посредником между богами и людьми. Но огонь представлял собою
также нечто божественное — бога, которого надо было почитать, и та-
ким образом он стал и объектом, и субъектом жертвоприношения. Сле-
довательно, существовала идея, что Агни жертвует собой, что он при-
носит жертву себе, и подобным же образом, что он предлагает себя в
качестве жертвы. Это привело к возникновению многих более поздних
легенд (см.: Roth. Nirukta. P. 142). Агни также понимался как олицетворе-
ние восходящего солнца и утра, и с этой точки зрения восход солнца
представлялся как великая жертва в природе, как свет, служащий, по-
добно жертвенному огню, во славу неба и земли и в то же время во
славу себя самого. Однако позднее эти космогонические идеи, подра-
зумевавшие ежедневные жертвоприношения самого себя, стали вос-
приниматься иначе и стали жертвоприношениями в честь сотворения
и во славу творца.
157 Miiller M. Lectures on the Science of Language. Vol. I. P. 2 39.
141

ный образ в надписях на высоких горах Бехистуна. Эта древняя
книга или, по крайней мере, фрагменты из нее пережили много
династий и царств, и до сих пор в нее верят немногочисленные
представители персов, живущие сейчас в Бомбее и известные
всему миру под названием парсы.
Первая выдержка взята из Ясна*, составляющего тридцатую
главу. Ее пытались перевести или, точнее говоря, расшифровать
несколько ученых, в частности профессора Шпигель и Хог158.
К этому тексту также обращается Бунзен в своей работе «God in
History» (Vol. 1. P. 277. Пер. Винкворз), и я могу процитировать от-
рывок из него, который сможет послужить жизненным и в то же
время образным фоном для этого поразительного гимна.
«Давайте, — пишет он, — представим себе одну из священ-
ных высот, на которой происходило поклонение огню, располо-
женной по соседству с древним городом чудес Центральной
Азии — Бактрией, „славным", называемом теперь Бахди, „мате-
рью городов". С этой высоты мы с изумлением смотрим вниз на
возвышающееся плато, лежащее на высоте почти 200 футов над
уровнем моря; к северу оно спускается вниз и заканчивается
песчаной пустыней, не позволяющей даже потоку Бактрии дос-
тичь соседнего Оксуса. На южном горизонте горы Хиндукуша
или, как их называет историк Александр, Индийского Кавказа
поднимают свои пики на высоту 5000 футов. В этих горах — Па-
рапамисусе, или Хиндукуше, — берет свое начало главная река
страны — Бактрия, или Дехас, которая около города делится на
сотни каналов, превращая страну в единый цветущий сад с ред-
чайшими плодовыми растениями. В этой точке сходятся кара-
ваны, идущие через горы к земле чудес и увозящие оттуда .со-
кровища. Туда по случаю мирного жертвоприношения огню
Заратустра созвал благородных людей Земли, чтобы выбрать из
огнепоклонников прорицателей и продемонстрировать вели-
кое публичное религиозное действо. Прибыв туда во главе сво-
их учеников, пророков и жрецов, он требует от принцев стать
рядом с ним и сделать выбор между верой и предрассудком».
Я даю перевод гимна, выполненный частично Хогом (1858),
частично — Шпигелем (1859); помимо этого, я воспользовался
158 Essays on the Sacred Language of the Parses. 1862. P. 141.

некоторыми важными замечаниями, сделанными д-ром Хьюб-
шманном159. И все-таки я должен признать, что мой перевод
многих отрывков весьма приблизителен, и я могу передать
только общий настрой гимна.
1. «Провозглашу, о пришедшие! хвалы тебе, Ахура-Мазда! все-
ведущему, и песни доброму духу (Воху-Мана*); мудрая правед-
ность (Аша)! молюсь, чтобы через небесные светила бы показа-
ли свою милость».
2. «Внемлите ушами лучшему, узрите душою явное, чтобы для
себя самого каждый выбирал веру. До великого дела, да являют-
ся возбуждающие нас к этому».
3. «Те два первобытных Духа (Спента-Манью и Анхра-Ма-
нью), будучи близнецами, считаются160 противоположными
друг другу в мыслях, словах и делах. Они — Добро и Зло, и меж-
ду ними верно различали добродетельные, но не грешные».
4. «Когда эти два Духа сошлись впервые, они создали жизнь
и тленность, и (назначили их), когда будет конец мира, Лука-
вый — для грешников, а для праведников — Добрейший Дух».
5. «Из этих двух Духов выбрал Лукавый худшие дела, правед-
ность же (выбрал) Святейший Дух, облаченный в твердейшие
небеса, и те, которые удовлетворяют Ахуру правдивыми делами,
веруя в Мазду».
6. «Между ними не сумели различить поклонники дэвов, так
что они, советуясь между собою, попали в обман, выдуманный
Лукавым Духом, и помчались к Айшме, чтобы мучить болезнями
жизнь человека».

7. «И ему достались богатства, и добрые мысли, и правед-
ность, а телу его дала крепость вечная Армайти*; из них тебе
(одному) досталось, что ее дарами ты полон (богат)».
8. «А когда наступит наказание этих злодеев, — о Мазда! твое
царство достигается добрыми мыслями, приобретается теми,
Ахура! которые дают Друдж* (Ложь) в руку Аме (Правде)»,
159 Hubschmann H, Ein Zoroastrisches Lied, mit Rucksicht auf die Tradi-
tion ubersetzt und erkiart. Munchen, 1872.
160 Хог не придает большого значения слову asrvBtem, но берет его в
смысле audiverunc или audit/ sunt, то есть: они были известны, они су-
ществовали.

142

143

9. «Тогда именно вследствие того, наступит поражение па-
губного Друджа. Но, сделавшись вечными, соберутся в прекрас-
ное обиталище Доброго Духа, Мазды и Праведности (Аша) те,
которые вели себя достойно лучшей славы! чтобы мудрый пре-
бывал там, где обитает премудрость».
10. «Итак, да постараемся мы поспешествовать этому миру
твоему, о Мазда-Ахура и дающая благодать Праведность (Аша)».
11. «Если вы поверите в эти откровения, которые дал Мазда,
о люди, во счастие и славу, и которые — долгая беда для грешни-
ков, а польза для праведника, то ими вы достигнете блажен-
ства»*.
Следующие три строфы взяты из 43-й главы «Ясна»161.
3. «Сие спрашиваю тебя, скажи мне правду, о Ахура! Кто был
изначальным отцом Арты (Духа огня) при зарождении его? Кто
проложил путь Солнцу и звездам? Кто заставляет Луну прибы-
вать и убывать? Это и многое другое, о Мазда, хочу я узнать!»
4. «Сие спрашиваю тебя, скажи мне правду, о Ахура! Кто вод-
рузил землю на место и удерживает здание облаков? (...)
Кто впряг в одну упряжку быстрых жеребцов с ветрами и
облаками?
Кто был создателем Воху-Маны (Духа скота), о Мазда?»
5. «Сие спрашиваю тебя, скажи мне правду, о Ахура!
Какой мастер сотворил свет и тьму?
Какой мастер сотворил сон и бодрствование,
Дабы разумному человеку напомнить о заботах его?»*.
С какими бы трудностями мы ни встречались, (а они, несом-
ненно, огромны), от них спасут нас верно расшифрованные
слова Зенд-Авесты, из которых ясно, что, согласно Библии За-
ратустры, каждый человек призван принять участие в великой
битве между добром и злом, продолжающейся вечно, и должен
быть уверен, что в конечном счете добро победит.
161 Yasna. XLIV. 3 / Ed. Brocrhaus. P. 130; Spiegel. Yasna. P. 146; Hang.
Essays. P. 150.

Что же процитировать мне из Будды? У нас осталось так
много его изречений и его притч, что действительно трудно
что-нибудь выбрать. В собрании его изречений, написанных
на языке пали, перевод которого я недавно опубликовал162, мы
читаем:
1. «Дхаммы* обусловлены разумом, их лучшая часть — разум,
из разума они сотворены. Если кто-нибудь говорит или делает с
нечистым разумом, то за ним следует несчастье, как колесо за
следом везущего».
49. «Как пчела, набрав сока, улетает, не повредив цветка, его
окраски и запаха, так же пусть мудрец поступает в деревне».
62. «„Сыновья — мои, богатство — мое", — так мучается глу-
пец. Он ведь сам не принадлежит себе. Откуда же сыновья? От-
куда богатство?»
121. «Не думай легкомысленно о зле: „Оно не придет ко мне".
Ведь и кувшин наполняется от падения капель. Глупый наполня-
ется злом, даже понемногу накапливая его».
122. «Не думай легкомысленно о добре: „Оно не придет ко
мне". Ведь и кувшин наполняется от падения капель. Умный на-
полняется добром, даже понемногу накапливая его».
173- «Кто добрым делом искупает сделанное зло, тот освеща-
ет этот мир, как луна, освобожденная от облаков».
223. «Да победит он гнев отсутствием гнева, недоброе — доб-
рым. Да победит он скупость щедростью, правдой — лжеца»1б3.
252. «Легко увидеть грехи других, свои же, напротив, увидеть
трудно. Ибо чужие грехи рассеивают, как шелуху; свои же, на-
против, скрывают, как искусный шулер несчастливую кость»164.
2б4. «Непослушный и лживый не становится отшельником
только благодаря бритой голове, что за отшельник, если он ска-
реден и исполнен желаний?!»
162 Дхаммапада*. Собрание стихов, одна из канонических книг буд-
дистов, переведенная с языка пали Ф. Максом Мюллером. См.; Sacred
Books of the East. 1881. Vol. X.
1йз См.: Рим. 12:21: «He будь побежден злом, но побеждай зло добром».
164 См.: Мф. 7:3: «И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а
бревна в твоем глазе не чувствуешь?»

144

145

394. «Что за польза тебе в спутанных волосах, о глупец! Что
за польза тебе в одежде из шкуры! Ведь внутри тебя — джунгли, ты
заботишься только о внешности» *165.
Ни одна религия не напоминала нам с таким постоянством
нашу собственную, как буддизм, и все-таки ни в одной религии
человек не был настолько далек от истины, как в религии Будды.
Если рассматривать наиболее существенные положения рели-
гий, то буддизм и христианство являются двумя противополож-
ными полюсами: буддизм не знает никакого чувства зависимости
от высшей силы и, следовательно, отрицает само существование
высшего Божества; христианство всецело опирается на веру в
Бога-Отца, в Сына Человеческого и Сына Божьего и делает всех
людей детьми Бога благодаря вере в Его Сына. И все же между
языком Будды и его учеников и языком Христа и Его апостолов
существуют странные совпадения. Даже некоторые буддистские
легенды и притчи звучат так, как будто они взяты из Нового Заве-
та, хотя мы знаем, что многие из них существовали до начала
эры Христа.
Так, мы читаем об Ананде*, ученике Будды, который после
долгой прогулки встречается недалеко от колодца с Матанги,
женщиной из низшей касты Чандалов*, и просит у нее напить-
ся. Она рассказывает ему о себе и о том, что не должна прибли-
жаться к нему. Но он отвечает: «Сестра моя, я не спрашиваю у
тебя, к какой касте или семье ты принадлежишь, я прошу у тебя
только глоток воды». После этого она становится последова-
тельницей Будды166.
Иногда то учение, которое в Новом Завете встречается в
простой форме обращения, излагается буддистами в форме
притчи.
Буддистский жрец, читаем мы, проповедовал множеству лю-
дей, собравшимся вокруг него. В толпе находился царь, чье сер-
дце было полно скорби, ибо у него не было сына, чтобы про-
должить род. Пока он слушал, проповедник говорил:

«Говорят, что в жизни мирской величайший подвиг — раздать
богатство, ибо того, кто отдает богатство, называют отдающим
жизнь — она зависит от богатства. Будда же, чье сердце было
преисполнено жалости к другим людям, ради них отдал свою
душу, словно был это всего лишь стебелек травы! Что в сравне-
нии с этим богатство? Благодаря такой стойкости и решимости
избавился Будда от мирских желаний и, достигнув истинного
знания, стал он истинным Буддой. Поэтому надлежит всякому
желающему блага избавиться от любых соблазнов и стремиться
к достижению просветленности»*.
«Жил в стародавние времена один царевич, и не знал он ни-
каких страстей. И хотя был он и юн, и красив, отверг он мирс-
кие радости и стал странствующим монахом. Пришлось ему од-
нажды войти за милостыней в дом купца. Увидела его молодая
жена купца и, восхищенная красотой его глаз, подобных листь-
ям лотоса, спросила: „С чего это ты возложил на себя столь тяж-
кий обет? Счастлива та женщина, которая любуется твоими гла-
зами!"
Только она так молвила, как вырвал он один глаз и протянул
ей на ладони, говоря при этом: „Смотри, матушка, на это пре-
зренное соединение крови и мяса. Возьми, коли нравится! Таков
и другой. Скажи, какой из них милее?"»*.
Проповедник продолжал в том же духе, пересказывая другие
притчи, и закончил свой урок тем, что истинный мудрец не бу-
дет интересоваться ни богатствами, ни своей жизнью, не будет
привязан к своей жене и детям, ибо они подобны скошенной
траве.
Невозможно читать эти притчи, не вспомнив такие стихи из
Библии, как: «Если же правый твой глаз соблазняет тебя, вырви
его и брось от себя»167 (Мф. 5:29); «И всякий, кто оставит домы,
или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или де-
тей...» (Мф. 19:29); «...Траву на поле, которая сегодня есть, а завт-
ра будет брошена в печь...» (Лука. 12:28).

"" См.: Лука. 11:39: «Но Господь сказал ему: ныне вы, фарисеи, вне-
шность чаши и блюда очищаете, а внутренность ваша исполнена хище-
ния и лукавства».
1Ы' Burnout. Introduction a 1'histoire du Buddisme. P. 205.

|6-> В Dialogi Creaturarum, p. D. 4b, приводится рассказы о Демокрите,
который вырвал свои глаза, (1) потому что они отвлекали его от меди-
тации; (2) потому что он видел процветание зла; (3) потому что он не
мог смотреть на женщину без похоти.

146

147

В том же самом собрании «Океан сказаний» Сомадевы* (VI. 27)
мы можем прочитать о купце, который принял религию Сид-
дхартхи и оказывал великое почтение монахам. Его юный сын,
однако, презирал своего отца и называл его грешником.
«Спрашивал его отец: „За что, сынок, ты меня осуждаешь?"
И отвечал ему сын с отвращением: „Неправедной вере ты, ба-
тюшка, служишь! Отверг ты тройственную веру*. Ты гонишь от
себя брахманов, привечаешь буддистских монахов. Зачем приве-
чаешь ты всех этих бритоголовых из низших каст*, жадных и об-
ревающих головы лишь ради места в обители, точно стыд свой
прикрывающих, устремляющихся в любое время к еде, презрев-
ших обряды омовения, очищения и другие? К чему тебе этот
обычай, которому они следуют?" Возражал ему на это купец: „Не
одна вера на белом свете, сынок. Одно дело — вера высшая, дру-
гое — мирская. Говорят, что вера брахманская отвергает страсти
и прочее, открывает истину, являет милость ко всем существам, а
не порождает ложные споры о касте. А что до моей веры, то дает
она всему сущему свободу от страха, и ты не должен порицать ее
за пороки, присущие некоторым людям. Никто не спорит, когда
нужно помочь, никому из живущих нечего бояться. Вот поэтому
и стою я за веру эту. Она учит ненасилию, она дает освобожде-
ние — так разве вера моя неправдивая?" Ничего на это не ответил
купцу сын, только еще пуще стал осуждать отца.
Пошел с горя купец к радже Калингадатте, наставнику в де-
лах веры, и рассказал ему все. А раджа велел привести купече-
ского сына и, притворившись разгневанным, приказал палачу:
,Дошло до меня, что этот сын купеческий — злодей и преступ-
ник, и без долгих размышлений его, изменившего родной стра-
не, сегодня же надобно казнить!" Взмолился отец, и тогда раджа
на два месяца отсрочил казнь, для того, чтобы мог недостойный
понять веру. „Когда срок кончится, тогда пусть снова его приве-
дут ко мне", — и, сказав так, поручил он купеческого сына отцу.
Отвел отец того домой. Сын купеческий, перепуганный слу-
чившимся, думал: „В чем это я перед раджой провинился? Ведь
безо всякой вины через два месяца мне придется умереть!" В та-
ких вот мыслях, без сна и без пищи, проводил он дни и ночи.
Вот проходят два месяца, и снова отец привел его, мертвенно-
бледного, к радже. Раджа, увидев его такого немощного, и гово-

рит ему: „Что это ты так ослабел? Я ведь не запрещал тебе есть".
Отвечал купеческий сын на это радже: „До еды ли мне было,
раджа! С той поры как услышал я твое повеление казнить меня,
все жил в страхе и все думал о том, что вот-вот придется с жиз-
нью расстаться!" Тогда раджа ему сказал так: „Вижу я, сынок, что
приговор мой тебя научил бояться за жизнь. Вот так-то и живут
все существа, страшась смерти! Есть ли иное средство спастись
от смерти, кроме веры, скажи-ка мне? Вот и сделал я так, чтобы
и веру тебе показать, и вызвать желание спастись. Всякий разум-
ный человек в страхе перед гибелью будет искать спасения. Не
следует тебе осуждать веру отца". Выслушал его купеческий сын
и смиренно ответил: „В вере меня повелитель наставлял, и по
его слову я все исполнил. Хочется мне, повелитель, чтобы наста-
вил ты меня, как достичь освобождения!"
Запомнил раджа просьбу купеческого сына и, когда пришел
день праздника, дал ему в руки сосуд, до краев наполненный
маслом, и так ему сказал: „Возьми эту чашу и ступай по всему го-
роду. Но смотри, сынок, чтобы ни капли из нее не пролилось.
Если хоть каплю наземь уронишь, тотчас мои слуги тебе голову
отсекут!" Вот так отправил он купеческого сына бродить по го-
роду, а с ним нарядил слуг с обнаженными мечами.
Идет купеческий сын по городу, от страха дрожит, боится
каплю пролить и, наконец, обойдя весь город, снова приходит к
радже. Тот, видя, что не пролил масла купеческий сын, спросил
его: „Ты видел кого-нибудь, пока по городу шел?" Отвечал на это
купеческий сын, молитвенно сложив руки: „Коли правду ска-
зать, божественный, никого я не видел и никого не слышал. Шел
я по городу и из страха, что меч может опуститься, все только и
думал, как бы не пролить мне масла". Тогда сказал ему раджа:
„Ничего ты не видел, потому' что думал лишь о том, как бы масла
не пролить. Так же надлежит тебе сосредоточиться и на раз-
мышлении о высшем. Сосредоточенный человек, отбрасывая
всякие внешние проявления, постигает сущность вещей. Того
же, кто постиг ее, не поймает карма* в свои сети. Вот тебе и со-
вет, как достичь спасения!" Кончил говорить раджа, и упал купе-
ческий сын ему в ноги, поблагодарил и радостный пошел до-
мой к отцу.
Так-то вот раджа Калингадатта наставлял своих подданных»*.

148

149

Согласно Будде, мотивом всех действий должно быть состра-
дание или то, что мы называем любовью к ближнему, и то же са-
мое чувство повторяется вновь и вновь в священной поэзии
брахманов. Так, мы читаем в «Махабхарате», «Удьйога-парва»*, j
гл. 38: «Ты не должен другим делать того, чего не желаешь себе. ,
Это краткое правило, все остальное рождается из страсти».
«Махабхарата», «Анушасанапарва»*, гл. 145:
«Не обижай никого словом, мыслью или делом и будь благо-
желательным и милосердным. Это вечный закон добра».
«Махабхарата», «Шантипарва»*, гл. 160:
«Прощение и терпение, доброта и уравновешенность, ис-
кренность и правота, сдержанность чувств и энергии, нежность
и скромность, серьезность, щедрость и спокойствие, удовлетво-
ренность, доброжелательность речи и отсутствие ненависти и
злобы — все это вместе взятое составляет самоконтроль».
«Махабхарата», «Шантипарва», гл. 119:
«Тот, кто никого не боится и кто сам никого не пугает, кто
рассматривает все человечество как самого себя, преодолевает
все трудности».
«Махабхарата», «Анушасанапарва», гл. 144:
«Только тот, кто всегда относится и к друзьям, и к врагам с
одинаковой сердечностью, являясь другом для всех, будет на
небесах»*168.
Как в буддизме и брахманизме, так и в текстах Конфуция мы
снова находим то, что более всего ценим в нашей собственной
религии. Я процитирую одно изречение китайской мудрости169:
«Не делай другим того, чего не желаешь, чтобы делали тебе
самому».
Я приведу только одно высказывание основателя второй ки-
тайской религии Лао-цзы (гл. 25)170:
«Вот вещь171, в хаосе возникающая, прежде неба и земли ро-
дившаяся».
168 См.: Mu/'r. Metrical translations. Passim //The Pandit. December, 1867.
is? Legge. Life and Teachings of Confucius. P. 47.
17U le livre de la Voie et de la vertu, compose dans le VI-е siecle avant Гёге
chetienne, par Lao-tseu /Traduit par Stanislas Julien. Paris, 1842. P. 91.
171 Ст. Жюльен переводит «Л est un tre con/us»*, и он объясняет confus,
согласно китайским комментаторам, как «се qu'il est impossible de dis-

«O беззвучная! О лишенная формы! Одиноко стоит она и не
изменяется. Повсюду действует и не имеет преград. Ее можно
считать матерью Поднебесной. Я не знаю ее имени. Обозначая
иероглифом, назову ее дао; произвольно давая ей имя, назову ее
великое. Великое — оно в бесконечном движении. Находящееся
в бесконечном движении не достигает предела. Не достигая
предела, оно возвращается [к своему истоку]»*.
Следует ли говорить о том, что греческие и римские писате-
ли выражают самые возвышенные чувства по отношению к ре-
лигии и к морали, несмотря на их мифологию, несмотря на их
идолопоклонство? Когда Платон говорит о том, что люди долж-
ны стремиться походить на Бога, думаете ли вы, что он имеет в
виду Юпитера, Марса* или Меркурия*? Когда другой поэт про-
возглашал, что совесть есть бог всех людей, был ли он так уж да-
лек от познания истинного Бога?
На Африканском континенте иероглифические и священные
тексты древних египтян демонстрируют ту же самую странную
смесь возвышенных и наивных, даже хуже, чем наивных, мыслей,
к которым привыкли все исследователи первобытной религии и
из которых они должны научиться извлекать некоторые наибо-
лее важные уроки. Легко понять то, что есть простого, верного и
прекрасного в Священных книгах Востока, но те, кто довольству-
ется этими драгоценностями, напоминают ботаников, интере-
сующихся лишь розами и лилиями и в чьих глазах шипы и ко-
лючки — просто сорняки и мусор. Это не есть истинный дух, в
котором может быть изучено естественное развитие цветов на
земле или результаты мыслительной деятельности, и удивитель-
но наблюдать, как много времени требуется специалисту-антро-
пологу, чтобы усвоить столь простой урок.
В папирусах Турина17-, следующие слова вкладываются в уста
«всемогущего Бога, самосущего, создавшего небо и землю, воды,
дыхание жизни, огонь, богов, людей, животных, крупный рога-
тый скот, рептилий, птиц, рыб, царей, людей и богов: „Я создатель
inguer clairement. Si par hazard on m'interroge sur cet etre (le Tao), je
repondrai: II n'a ni commencement, ni fin»*, etc. См., однако: LeggeJ. The rel-
igins of China. 1889. R 213.
172 RenoufP.le. Hibbert Lectures. P. 221.

150

151

неба и земли, я воздвиг ее горы и сотворил все, что есть на ней,
я создал воды и дал жизнь Мехуре. ...Я создатель неба и тайн
двойного горизонта. Я тот, кто дал всем богам душу, которой
они обладают. Когда я открываю глаза, становится светло; ког-
да я их закрываю, наступает мрак... Я создал время, и время на-
чало свой отсчет. Утром я — Кхепера*, днем — Ра, вечером —
Тему*"».
И дальше: «Приветствуем тебя, о Пта-Татенен*, великий бог,
скрывающий свои формы... Ты наблюдаешь за всем, даже когда
отдыхаешь; отец всех отцов и богов. ...Наблюдатель, способный
обозреть сменяющие друг друга эпохи вечности. Небо не было
еще сотворено, не была сотворена земля, не текла вода; ты со-
единил землю, ты объединил свои конечности, ты подсчитал
свои члены; то, что ты обнаруживаешь разделенным, ты соеди-
няешь; о Бог, архитектор мира, ты существуешь без отца, благо-
даря своему собственному благословению, ты существуешь без
матери, рожденный через повторение себя самого. Ты выхо-
дишь из мрака благодаря лучам своих глаз. Ты поднимаешься в
зенит неба, но снисходишь даже тогда, когда поднимаешься.
Когда ты пребываешь в нижнем мире, твои колени находятся
над землей, а твоя голова — высоко в небе. Ты поддерживаешь
основы, которые создал. Ты движешься благодаря своей соб-
ственной силе; ты поднимаешься благодаря силе своих соб-
ственных рук... Гром твоего голоса — в облаках, твое дыхание —
на горных вершинах; воды насылаемого тобой наводнения по-
крывают самые высокие деревья каждой местности... Небо и
Земля подчиняются твоим командам, они следуют тем путем,
что ты проложил для них, и не сходят с него, ибо ты предопре-
делил и открыл им этот путь... Ты отдыхаешь, и наступает ночь;
когда твои глаза открываются, мы озаряемся светом... О давайте
славить Бога, поднявшего небо и направляющего движение
своего диска над грудью Нут, создавшего богов и людей и все их
поколения, сотворившего все земли и страны и великое море,
называемого „Пусть-будет-земля". ...Ребенок, рождающийся
каждый день, старец, проходящий по любой тропе, высота, ко-
торая никогда не может быть достигнута».
Теперь я приведу выдержки из хранящегося в Музее Булака
гимна, обращенного к Амону*, великому божеству Фив:

«Приветствуем тебя, Амон Ра, Господин правителей земли —
древний на небе, старейший на земле, Господин всего существу-
ющего, поддержка всех вещей. Неповторимый в своей работе,
единственный среди богов; прекрасный бык в кругу богов, Глава
всех богов; Господин истины, отец богов, создатель людей, тво-
рец диких животных, создатель растений, кормилец крупного
рогатого скота, добрая сила, родившая Птаха... которого почита-
ют боги... Самый славный, Господин ужаса, главный творец земли
по своему образу, как велики его мысли по сравнению с мыслями
других богов! Приветствуем тебя, Ра, Господин закона, чья гроб-
ница спрятана, Господин богов, по чьему распоряжению были
созданы боги. Атум*, создатель людей, дающий им жизнь... слуша-
ющий с нежностью в сердце бедных в их отчаянии, когда они
жалуются ему. Господин мудрости, чьи наставления мудры, к чьей
радости Нил выходит из берегов; Господин милосердия, самый
любящий, давший людям жизнь; открывший каждый глаз, нисхо-
дящий с неба, источник радости и света; в котором находят весе-
лье богини и боги; их сердца оживают, когда они видят его. О Ра,
обожаемый в Фивах; высоко почитаемый в доме, отмеченном его
знаком (Гелиополе); Господин жизни, здоровья и силы, Верхов-
ный Господин, кто видим в середине горизонта, правитель про-
шлых поколений и более низкого мира, чье имя сокрыто от его
творений... Приветствуем тебя, одного со множеством рук, бодр-
ствующего в то время, когда все люди спят, ищущего добро в сво-
их творениях, Амона, поддерживающего все вещи! Тьму и Гор го-
ризонта почитают тебя во всех своих словах. Приветствуем тебя,
потому что ты живешь в нас, восхищаемся тобой, потому что ты
сотворил нас!»
Много ли существует молитв, подобных молитве, произне-
сенной фараоном Рамсесом II*?
«Кто тогда ты, о мой отец Амон? Забыл ли отец своего сына?
Конечно, несчастна участь ожидающего тебя, противостоящего
твоей воле; но благословен тот, кто знает тебя, поскольку твои
дела исходят из сердца, полного любви. Я взываю к тебе, о мой
отец Амон! Сохрани меня среди множества людей, неизвестных
мне; все народы объединяются против меня, и я один; никого нет
со мною. Многие мои воины изменили мне, никто из моих всад-
ников не смотрит на меня; и когда я зову их, никто не слышит

152

153

моего зова. Но я уверен, что Амон для меня значит больше, чем
миллион воинов, чем сотни тысяч всадников и десять тысяч
братьев и сыновей, даже если они все соберутся вместе. Труд
многих людей бессмыслен; Амон господствует над ними».
Вот несколько отрывков, переведенных из книги Птаххоте-
па*, которую называют «самой древней книгой в мире» и которая
на самом деле заслуживает такое название, поскольку, как мы
упоминали, Парижский манускрипт, содержащий ее, был напи-
сан задолго до рождения Моисея, ибо автор жил во времена
правления царя Асса (Ашша) Таткара V династии173.
«Если ты мудрый человек, то ты воспитываешь сына своего в
любви к Богу».
«Бог любит послушных и ненавидит непослушных».
«Говорят, что добрый сын как божий дар».
В «Папирусе Ани»* мы читаем:
«В святилище Бога неуместно шумное проявление чувств.
Молись покорно, с любящим сердцем, всеми словами, которые
произносишь втайне. Он защитит тебя в твоих делах, он выслу-
шает твои слова, он примет твои приношения».
«Бог мира сияет над небосводом. Его следы на земле; именно
им поклоняются ежедневно».
В заключение я добавлю несколько изречений с надгробий,
вложенных в уста умерших174.
«Я не обидел ни одного маленького ребенка. Я не притеснял
вдов. Я не обращался плохо с пастухами. Не было нищих в мои
дни; никто не голодал в мое время. И когда пришли голодные
годы, я вспахал все земли в провинции от северных до южных
границ, кормя ее жителей и обеспечивая их пищей. И не было
ни одного голодающего в ней, и я заботился о вдовах, как о них
заботились их мужья».
В другой надписи умерший говорит:
«Делая то, что правильно, я ненавидел то, что неправильно, я
был хлебом для алчущего, водой для жаждущего, одеждой для
нагого, я был убежищем для того, кому это было нужно; то, что я
сделал для него, великий Бог сделал для меня!»

Трудно остановиться в цитировании. С каждым годом новые
сокровища древней литературы Египта появляются на свет, и я
не сомневаюсь в том, что со временем, особенно если иерогли-
фические документы будут и дальше расшифровываться в ис-
тинно научном духе, Египет станет самой интересной страной
для исследователя религии.
Теперь мы должны обратить свои взоры по крайней мере на
некоторых черных обитателей Африки; я имею в виду тех, чьи
язык и религия тщательно изучались и расшифровывались для
нас людьми, заслуживающими доверия, такими, как епископ Ко-
ленсо, епископ Коллвей. д-р Блик, д-р Теофил Хам, в особеннос-
ти это касается племен Банту, занимающих восточное побере-
жье от экватора к Ксйпу. В какой темноте находятся сейчас эти
народы, мы можем узнать из истории последних войн; но мы не
должны забывать, сколь высоко отзываются английские мисси-
онеры о некоторых из этих народов, особенно о зулусах. По
всей видимости, хорошо, что число обращенных среди них все
еще мало. Епископ Коллвей рассказывает нам, что один юноша,
первый из крещенных им в Натале, говорил ему, что его мать,
которая была свидетельницей битвы между английскими войс-
ками и бесутами под Катхкартом и наблюдала страшную мощь
нашей артиллерии, была поражена ею и сделала вывод о том,
что те, кто мог так сотрясти саму землю, не могут ошибаться ни
в чем, и посоветовала своему сыну принять их религию. Это
только подтверждает старую мысль о том, что правда — на сто-
роне сильных. Но тот же самый епископ, очевидно, приобрета-
ет влияние лучшими средствами и главным образом благодаря
школам, которые, как он верно говорит, «должны сеять семена
церкви, потому что христианство цветет с большей пышностью
на возделанном, чем на невозделанном, сознании». Один из зу-
лусов, чьего доверия удостоился д-р Коллвей, сказал ему175:
«Мы не от белых людей впервые услышали о Царе, находя-
щемся над нами. В летнее время, когда гремит гром, мы гово-
рим: „Царь играет". И если кто-то сто боится, старики говорят
ему: „Не бойся! Что принадлежащее Царю ты съел?"»



173 RenoufP. le. Hibbert Lectures. P. 76.
174 Ibid. P. 72.

"' Calls-way. Unkulunkulu. P. 19

154

155

Другой очень старый человек рассказывал: «Когда мы были
детьми, нам говорили: „Царь на небе"» (с. 50). «Мы постоянно
слышали это, когда были детьми; нам обычно указывалось, что
Царь находится высоко, мы не слышали его имени; мы слышали
только, что Царь высоко. Нам говорили, что Творец мира (Ум-
добуко) — это Царь, который над нами» (с. 60).
Очень старая женщина, когда ее расспрашивал один из ее
земляков, сказала (с. У): «Когда мы говорили о происхождении
кукурузы, спрашивая: „Откуда это произошло?", старики отвеча-
ли: „Это произошло от Творца, который сотворил все вещи; но
мы не знаем его". Когда мы продолжали спрашивать: „Где нахо-
дится Творец? Ведь наших вождей мы видим", — старики отве-
чали на это, говоря: „И эти вожди, которых мы видим, тоже были
созданы Творцом". И когда мы спрашивали: „Где же он? Ведь он
совсем невидим; где он сейчас?", — мы видели, как наши отцы
указывали на небо и говорили: „Творец всех вещей находится
на небесах. И там также есть люди..." Нам постоянно внушалось:
„Он Царь царей". Когда молния поражала скот в какой-то дерев-
не, нам также говорили, что небеса съели его или что Царь взял
скот из такой-то деревни. И когда гремел гром, люди, набрав-
шись мужества, повторяли: „Царь играет"».
И вновь другой, очень старый человек, принадлежащий к
племени Амантанья, чьи люди были побеждены армиями Утша-
ка, показал нам четыре раны и сказал (с. 56): «Это старая вера
наших праотцов; они говорили: „Существует человек, живший
на земле и называемый Ункулункулу". И они использовали вы-
ражение: „Существует Царь на небе". Когда сыпался град и гре-
мел гром, они говорили: „Царь показывает свою силу; он вызы-
вает град; приводит вещи в порядок..." Что касается источника
существования, то я знаю, что он есть только на небе (с. 59).
Древние люди говорили: „Источник бытия (Умдобуко), дающий
жизнь, над нами". ...Впервые это было сказано, когда Царь нис-
послал дождь и когда солнце пришло от него и луна, дающая
бледный свет, позволяющий людям беспрепятственно ходить
ночью.
Если молния убивала крупный рогатый скот, люди не рас-
страивались. Они говорили по этому поводу (с. 60): „Царь заби-
рает скот для своей собственной пищи. Разве она не Царская?

Он голоден, он убивает скот для себя". Если в деревню ударяла
молния и убивала корову, говорилось: „Эта деревня будет про-
цветать". Если молния ударяла в человека и убивала его, говори-
лось: „Царь обнаружил за ним вину"».
Другое название Творца — Итонго*, Дух, и оно упоминается
в рассказе дикаря (с. 94): «Когда он говорит Итонго, он не гово-
рит о человеке, который умер и снова воскрес, он говорит о
том, кто поддерживает людей и крупный рогатый скот. Удержи-
вающий является землей, на которой мы живем, и существует
Поддерживающий землю, благодаря которому мы живем, и без
которого мы не могли бы быть, и благодаря которому мы есть».
Таким образом, мы обнаруживаем у людей, о которых гово-
рят, что у них нет религии и какого-то понятия божественной
силы, некоторые существенные и высокоразвитые элементы
религии — веру в невидимого Бога, Творца всех вещей, восседа-
ющего на небесах, ниспосылающего дождь, град и гром, нака-
зывающего злых и требующего, чтобы ему приносили в жертву
крупный рогатый скот на тысячах гор. Это показывает, сколь
осторожными мы должны быть, рассуждая об отсутствии сви-
детельств в пользу существования религии или отсутствия вся-
кой религии среди диких племен. Допустим, что образованный
житель Индии или Китая смог бы внезапно появиться в деревне
угольщиков и задать несколько вопросов на едва понятном анг-
лийском языке176 запыленному возчику угля, пытаясь выведать у
него, что рассказывали ему об источнике бытия его предки, —
что мог бы он сообщить своим соотечественникам о состоянии
религиозной веры в Англии, если вся его информация была бы
собрана из ответов, которые, вероятно, он мог получить от та-
кого рода свидетелей! Возможно, он никогда бы не услышал
упоминания о Боге, кроме как в выражении «Благослови вас
Бог», которое используется в Англии, Германии и во многих
других странах, когда кто-нибудь из присутствующих чихает.
В таком восклицании д-р Коллвей впервые открыл одно из
176 CaJlaway. Unkulunkulu. P. 67: «Когда англичане прибыли к нам,
среди них был миссионер, которого звали Уйегана. Он стал учить лю-
дей, но они не понимали, о чем он говорил... И хотя он не знал языка
этого народа, он постоянно болтал с людьми, а они не могли понять,
что он говорит».

156

157

названий божества у зулусов. Спрашивая старика, который жил
в их миссии, появилось ли в их обиходе слово «Утиксо» после
прибытия миссионеров, он получил ответ (с. 64): «Нет, слово
„Утиксо" мы узнали не от англичан; оно является нашим собст-
венным старым словом. Оно употреблялось и говорилось все-
гда, когда человек чихал: „Пусть Утиксо всегда будет благоскло-
нен ко мне"». Предполагалось, что Ункулункулу спрятал Утиксо
и его никто не может увидеть (с. 67). Люди видели Ункулункулу
и говорили, что он был творцом всех вещей (Умвеликванги);
они говорили это, потому что они не видели Того, кто создал
Ункулункулу; поэтому они говорили, что Ункулункулу и есть Бог.
После этих лапидарных фрагментов, дошедших до нас от не-
культурных народов Африки, пока еще не достигших какой-то
позитивной формы веры, давайте теперь в заключение рассмот-
рим несколько образцов религиозной мысли, распространен-
ной среди людей, уже более не придерживающихся какой-либо
позитивной формы веры. Я возьму в качестве примера Фаизи,
брата Абу-л-Фазла, одного из той небольшой компании при дво-
ре императора Акбара, кто после сравнительного изучения ре-
лигий мира, отрекся от религии Мухаммеда и, как мы увидим177,
не мог изобрести достаточно сильных выражений в адрес орто-
доксальных Бадаони, чтобы высказать свое возмущение. Фаизи
был одним из тех людей, кого их современники называли ерети-
ками и богохульниками, но кого позднее часто стали называть
святыми и мучениками, солью земли, светом мира — людьми ис-
тинной преданности, действительно любящими своих собра-
тьев, действительно верящими в Бога, Непознаваемого Бога,
которому мы, не ведая, поклоняемся, который непостижим че-
ловеческой мыслью и невыразим в языке и чей алтарь — тот же
самый, что увидел св. Павел в Афинах, — останется навсегда в
сердцах истинно верующих.
«Возьмем в качестве свидетельства высказывания дивана*
Фаизи — изумительные речи свободомыслящего, который при-
надлежит тысячам сект.
„Я стал прахом, но от запаха моей могилы люди узнают, что
человек возникает из праха".
"СМ.: Р. 218.

„Они с самого начала могут знать о конце Фаизи178 незави-
симо от того, когда он покидает мир и когда возрождается".
„В день всеобщего воскрешения из мертвых, когда прошлые
дела будут забыты, грехи Кабаха будут прощены во имя проро-
ков христианских церквей1"0".
„О Ты, который существует от века и пребывает в мире все-
гда, взгляд не может вынести твоего света, хвала не может выра-
зить Твое совершенство".
„Твой свет растапливает понимание, и Твоя сила опрокиды-
вает мудрость; помыслы о Тебе разрушают разум, Твоя сущность
смущает мысль".
„Твоя святость указывает па то, что кровавые капли челове-
ческой медитации тщетно падают в поисках познания Тебя: че-
ловеческое понимание — лишь частица праха".
„Твоя ревность — страж у Твоих дверей — парализует чело-
веческую мысль ударом в лицо и дает пощечину человеческому
невежеству".
„Наука подобна слепящим пескам пустыни на пути к Твоему
совершенству. Литературное городище покажется жалкой дере-
вушкой в сравнении с миром Твоего знания".
„Моим ногам недостает сил идти той тропой, которая заво-
дит в тупик мудрости; у меня нет сил вдыхать аромат вина, оно
смущает мой разум".
„Человеческий разум, стремящийся все предвидеть и всем
руководить, блуждает в растерянности вокруг Твоей славы".
„Человеческие знания и мышление совместно могут произ-
нести лишь первую букву алфавита Твоей любви".
„Только начинающие и те, кто уже продвинулся в познании,
все они стремятся объединиться с Тобой; но начинающие —
это болтуны, а те, кто продвинулся, — шутники".
„Каждый мозг полон мыслью о постижении Тебя; даже Пла-
тон сгорел в лихорадочном жаре этой безнадежной мысли".
178 Слово «фаизи* означает сердце.
179 Грехи ислама также не стоят внимания, как и пороки христиан-
ства. В дет, иоскрешения и магометане, и христиане увидят суетность
сноих религиозных учений. Люди ведут борьбу вокруг религии на зем-
ле; на небесах они обнаружат, что существует только одна истинная ре-
лигия — почитание Божественного духа.

158

159

„Как бездумному человеку, подобному мне, преуспеть в этом,
когда Твоя ревность, подобно кинжалу, пронзает печень свя-
тых?"
„О, пусть Твоя милость очищает мой мозг, ибо, если это не
будет так, мое беспокойство закончится сумасшествием".
„Склонять голову перед пылью Твоего порога, а потом взи-
рать вверх — это неправедно с точки зрения веры и запрещено
истиной".
„О человек, ты подобен монете, несущей двойную печать
тела и духа, и я не знаю, что составляет твою природу, посколь-
ку ты выше неба и ниже земли".
„Ты вмещаешь в себя образы небесной и низшей сфер; быть
тебе небесным или земным, ты свободен выбрать сам".
„Не поступай против твоего разума, поскольку он твой ис-
тинный советник; не окунай сердце в иллюзии, поскольку сер-
дце — это лгущий глупец".
„Если ты хочешь понять тайный смысл слов 'предпочесть
благополучие других своему собственному', лечи себя ядом, а
других — сладостью".
„Принимай несчастье с веселым видом, если ты служишь
Тому, кому служат люди".
„Погрузившись в мудрость греков, мой разум поднялся вновь
из глубин земли Инда; ты как будто бы упал в эту глубокую без-
дну (моего знания, т. е. изучения меня)".
„Если бы люди сняли вуаль с лица моего знания, они обнару-
жили бы, что далеко продвинувшиеся в познании называют не-
сомненным то, что для меня лишь слабый рассвет мысли".
„Если люди уберут завесу с глаз моего знания, они обнару-
жат, что являющееся откровением (экстатическим знанием) для
мудрого, для меня есть пьяное сумасшествие".
„Мне было бы интересно, вынесет ли Дух эпохи, если я выра-
жу то, что содержится в моем разуме".
„Мой сосуд не требует вина временной дружбы; вино моего
энтузиазма замешано на моей собственной крови"».

Я хочу, чтобы мы вместе могли исследовать в этом духе древ-
ние религии человечества, поскольку я убежден: чем больше мы
будем знать о них, тем яснее мы увидим, что не существует ни
одной религии, которая была бы всецело ложной, более того, в
известном смысле, каждая религия была истинной религией,
единственно возможной в то время; она была тесно связана с
языком, мыслями и чувствами каждого поколения и соответ-
ствовала определенной эпохе мировой истории. Я прекрасно
знаю те возражения, что будут высказаны против данной точки
зрения. Moiyr сказать, было ли поклонение Молоху подлинной
религией, если его последователи бросали в огонь своих сынов
и дочерей во имя своих богов? Можно ли сказать, что поклоне-
ние Милитте или поклонение Кали* является истинной религи-
ей, если в святилищах их храмов совершались такие мерзости,
что их нельзя выразить словами? Было ли учение Будды истин-
ной религией, если людей спрашивали, верят ли они в то, что
высшей наградой за добродетель и медитацию является полное
уничтожение души?
Такие аргументы могут быть приведены в среде военных,
хотя даже там они бы вызывали яростный отпор. В ответ на
это следует спросить: была ли истинной религия, которая по-
сылала людей святой простоты на костры лишь потому, что они
считали, что Сын подобен Отцу, но не является единосущным
ему, потому, что они не поклонялись Деве и святым? Может ли
быть истинной религия, которая скрывает те же самые безы-
мянные преступления за священными стенами монастырей?
Может ли быть истинной религия, которая учит о вечном на-
казании без какой-то надежды на прощение или спасение для
грешника, не раскаявшегося в нужное время?
Люди, которые судят о религиях в таком духе, никогда не
поймут их действительной цели, никогда не достигнут их свя-
щенных истоков. Существуют внешние наросты, неизбежные
наросты на всех религиях. С тем же успехом мы можем судить о
здоровье народа по количеству госпиталей или о его морали —
по количеству тюрем. Если мы хотим судить о религии, мы дол-
жны попытаться изучить ее, насколько это возможно, в том
виде, в каком она существовала в сознании ее основателя, а
когда это невозможно, что бывает довольно часто, попытаться

160

161

обнаружить ее скорее в одинокой спальне и комнате больного,
чем в коллегиях авгуров и собраниях жрецов.
Если мы сделаем это, и если мы будем подразумевать, что
религия сама должна приспосабливаться к интеллектуальным
способностям тех, на кого она может влиять, мы будем удивле-
ны, обнаружив много истинных религий там, где мы ожидали
встретить лишь унижающий предрассудок или нелепое покло-
нение идолам.
Цель религии везде, где мы встречаемся с ней, всегда священ-
на. Религия может быть и несовершенной, и наивной, но она
всегда ставит человеческую душу радом с Богом; и каким бы не-
совершенным, каким бы наивным ни было понятие Бога, оно
всегда представляет собою высший идеал совершенства, кото-
рый человеческая душа за время своего существования может
постичь и охватить. Следовательно, религия ставит человечес-
кую душу рядом с высшим идеалом, она поднимает ее выше уров-
ня обыденных добродетелей и по крайней мере рождает тоску
по высшей и лучшей жизни — жизни в божественном свете.
Выражение, которое придается этим ранним демонстрациям
религиозного чувства, несомненно, часто наивное: оно может
быть непочтительным или даже отталкивающим. Но разве каж-
дый отец не дает урок милосердной интерпретации, наблюдая
первые бессвязные рассуждения о религии у своих детей? Поче-
му же тогда люди находят таким трудным изучение того же само-
го урока по древней истории мира и возможность судить в том
же духе о религиозных высказываниях детства человеческой
расы? Кто не вспомнит поразительные и кажущиеся непочти-
тельными вопросы детей о Боге, кто не знает, насколько дей-
ствительно непочтительным является совершенно невинный
детский разум? Едва ли могут быть повторены такие проявле-
ния детской религии. Я упомяну только один пример. Я хорошо
помню испуг, который вызвал ребенок, воскликнув: «О, я хочу,
чтобы в доме была по крайней мере одна комната, где бы я мог
играть один и где бы меня не видел Бог!» Люди, которые услы-
шали это, были шокированы; но, по-моему, и я убежден в этом,
такое детское восклицание звучит более правдиво и прекрасно,
даже чем Псалом Давида: «Куда пойду от Духа Твоего и от лица
Твоего куда убегу?»*.
162

То же самое происходит и с детским языком древней рели-
гии. Мы очень спокойно говорим, что Бог всемогущ и всезна-
ющ. Гесиод говорит о солнце как о глазе Зевса, который видит
и постигает все вещи. Арат* писал: «Все улицы, все рынки лю-
дей полны Зевсом; полны им море и гавани... и мы также Его
творения».
Ведический поэт, хотя и более современный, чем тот, кого я
цитировал до этого, говорит о том же самом Варуне, взывая к
которому, Васиштха произносит: «Великий господин этих ми-
ров видит так, как будто он находится вблизи. Если человек ду-
мает, что он делает что-нибудь тайком, то боги знают об этом.
Если человек стоит или гуляет или едет верхом, если он ложит-
ся или встает, Варуна знает это, он знает и то, о чем шепчутся
люди, сидящие рядом, потому что он присутствует там в каче-
стве третьего. Эта земля так же принадлежит Варуне, царю, как
и его широкое небо с удаленными друг от друга концами. Эти
два моря (небо и океан) есть поясница Варуны; он также есть в
этой маленькой капле воды. Тот, кто смог бы скрыться далеко за
небо, даже и тогда не избавился бы от Варуны, царя. Его по-
сланники нисходят с неба в этот мир; тысячами своих глаз они
осматривают эту землю. Царь Варуна видит все то, что соверша-
ется между небом и землей, и то, что происходит за ними. Он
учитывает каждое движение наших глаз. Как игрок бросает иг-
ральную кость, он устраивает все вещи»180.
Я не отрицаю, что в этом гимне есть много детского, что он
содержит в себе выражения, недостойные величия божества;
но, если я наблюдаю за языком и мыслями людей, создавших
эти гимны более трех тысячелетий назад, я удивляюсь скорее
хорошему и чистому звучанию, которое они придали этим глу-
боким мыслям, чем случайным фальшивым нотам, раздражаю-
щим наш слух.
Сохранились слова новообращенного индуса, сказанные
им, когда он вернулся в Индию, чтобы проповедовать Еванге-
лие: «Сейчас я еду в Индию не для того, чтобы оскорбить чув-
ства людей, говоря: „Ваше Писание является ерундой, и все, что
не относится к Ветхому и Новому Заветам, — ничего не зна-
180 Chips from a German Workshop. 1.41; Atharva-veda. IV. 16.
163

чит". Нет, я говорю вам, я обращаюсь к индийским философам,
моралистам и поэтам, одновременно неся им мой свет и рас-
суждая с ними в духе Христа. Вот в чем будет состоять моя ра-
бота. У нас есть изречения по этому поводу: „Многие же будут
первые — последними и последние — первыми"*. Вы не може-
те назвать это ерундой, поскольку это изречение нашего Спа-
сителя: „...и сказал им: кто хочет первым, будь из всех последним
и всем слугою". Миссионеры, добрые, честные, преданные, та-
кие, как они есть, не учитывают этого и сразу же исключают
все, имеющее индийское название. Поезжайте в Египет, и вы
обнаружите каменные обломки, покрытые прекрасным орна-
ментом, которые кажутся частями какого-то огромного зда-
ния, и, рассматривая их, вы можете вообразить, сколь велико-
лепно должно было быть это здание. Очутившись в Индии и
изучая обыденный язык живущих там людей, вы будете удив-
лены, увидев, какой прекрасной должна быть религия инду-
сов»1^1.
Много схожего можно сказать о религии индейцев Северной
Америки, хотя существует разница в развитии их религиозных
идей по сравнению с их тезками на Востоке. Первые миссионе-
ры среди краснокожих индейцев ничем не были так сильно по-
ражены, как их очевидцы пантеизмом, их видением присутствия
божества во всем, даже в том, что сделано самим человеком. Так,
Роджер Вильяме повествует: «Когда они говорят между собой об
английских кораблях и больших зданиях, о возделывании их
полей и особенно о книгах и буквах, они заканчивают так: Ма-
ниттовок, (они есть боги), кумманиттоо, (ты есть бог)». Он видит
в этих идиомах выражение «естественного для души человека
убеждения в том, что бог заполняет собою все вещи и места, и
что все Лучшие Качества пребывают в боге и исходят из него, и
что благословенны только те, у кого есть Яхве, разделяющий их
участь». Возможно, именно так и было, когда Роджер Вильяме
писал об этом, но научное изучение североамериканских язы-
ков, предпринятое позже несколькими американскими учеными,
показывает, что если это было так, то двусмысленный характер
181 Brief account of Joguth Chundra Gangoola, a brahman of high caste
and a convert to Christianity. London, I860.

языка связан более с возникновением этой особенности амери-
канского пантеизма, чем с независимой эволюцией мышления.
Манито, буквально «Манит», множественное число манитоог (см.
Trumbull. Transact Am. Phil. Assoc. I. P. 120), несомненно, является
индейским названием Высшего Духа. Лафонтен давно определил
его как имя, данное дикарями «всему, что выходит за рамки их
понимания и происходит по причине, которую они не могут ус-
тановить» (Voyages / Engl. ed. 1703. Vol. 2. P. 29). Но этот Манит не
является названием неба, или солнца, или какого-нибудь другого
физического явления, постепенно развившегося в блистающего
бога, подобно Дьяусу или Зевсу, и затем обобщенное в названии
божества, как deva или deus. Если мы можем доверять лучшим
специалистам в области американских языков, имя Манит нача-
лось с абстрактного понятия. Оно было образовано с помощью
приставки неопределенной и безличной частицы «т» к сослага-
тельному причастию (ал/'t) от глагола, который означает «пре-
восходить», «быть более, чем». Апие, которое является безличной
формой того же самого глагола (в изъявительном наклонении)
было признаком сравнительной степени и переводилось как
«больше», «скорее». Как и слово «Манит», будучи названием Выс-
шего бога, оно, однако, продолжало использоваться в обыден-
ном языке в значении исключительного, экстраординарного,
чудесного; миссионеры слышали, как индейцы превозносили
какие-то исключительные качества мужчин, женщин, птиц, жи-
вотных, рыб и т. д., выкрикивали при этом: «Маниту», — вклады-
вая в данное слово смысл «это бог». Возможно, в умах индейцев
два значения слова могут также объединяться, и если это так, то
мы здесь имеем другой пример влияния языка на мышление или,
если хотите, окаменения живой мысли, хотя в данном случае это
происходит не благодаря полиномии*, а благодаря омонимии*.
Результат то же самый, но те шаги, которые ведут к выраже-
нию «это Манит», отличаются от шагов, которые ведут от «Дья-
ус» — небо к нашему изречению «это божество».
Древний язык является сложным инструментом, особенно
когда он используется в религиозных целях. Невозможно выра-
зить абстрактные идеи иначе чем с помощью метафор, но в то
же время нельзя сказать, что весь словарь древних религий со-
стоит только из метафор. Мы забыли все эти метафоры, мы

164

165

говорим о духе, не думая о дыхании, о небесах, не думая о небе,
о прощении, не думая об освобождении, об откровении, без
мысли о тайне. Но в древнем языке каждое из этих слов, более
того, каждое слово, которое не отражает чувственные объекты,
все еще находится в зачаточном состоянии. Они наполовину
материальны, наполовину духовны; и возвышенное и низкое в
их характере соответствует различным способностям говоря-
щих и слушающих. Здесь находится источник постоянного не-
допонимания многого из того, что свойственно религии и ми-
фологии древнего мира. Наблюдаются две различные тенденции
в развитии древних религий. С одной стороны, существует борь-
ба разума против материального характера языка, постоянная
попытка оторвать слова от их грубого смысла и приспособить
их, чаще всего насильственно, к служению абстрактной мысли.
Но, с другой стороны, существует постоянный переход от ду-
ховного к материальному, более того, как это ни странно зву-
чит, существует склонность к использованию материального
смысла вместо духовного. Эти действие и противодействие су-
ществуют в языке религии с самых ранних времен и продолжа-
ют существовать даже теперь.
Изначально фатальным элементом в религии кажется то, что
она не может избежать этих приливов и отливов человеческой
мысли, которые повторяются по крайней мере один раз в каж-
дом поколении во взаимоотношениях между отцом и сыном,
между матерью и дочерью; но если мы присмотримся внима-
тельнее, я думаю, мы обнаружим, что эти приливы и отливы со-
ставляют саму жизнь религии.
Поставьте себя в положение тех, о ком говорят, что они пер-
выми поклонялись небу или что небо было их богом; в некото-
ром смысле это верно, но в смысле, совершенно отличном от
того, который обычно приписывается таким утверждениям. Если
мы используем слово «Бог» в его теоретическом смысле, тогда
сказать, что небо было их богом, — значит просто сказать нечто
невероятное. Такого слова, как «бог», в употребляемом ныне
смысле — даже такого слова, как deus или беод — на латинском и
греческом языках, или deva — на санскрите, которые могли бы
быть использованы как всеобщий предикат, не было и не могло
существовать на том раннем этапе в истории мысли и языка.

Если мы хотим понять древнюю религию, мы в первую очередь
должны попытаться понять древний язык.
Давайте вспомним, далее, что первичные материалы языка со-
ставляли выражение только тех впечатлений, которые были по-
лучены посредством чувств. Если, следовательно, был корень, оз-
начающий «гореть», «светить», «греть», то такой корень можно
было узнать в названии солнца и неба.
Теперь давайте представим, насколько это возможно, про-
цесс, происходящий в человеческом разуме до того, как наи-
менование неба смогло быть отделено от его материального
объекта и использовано в качестве названия для чего-то, совер-
шенно отличного от неба. В сердце человека с самого начала
было чувство незаконченности, слабости, зависимости, как бы
мы ни называли его на нашем абстрактном языке. Мы можем
объяснить его в столь же малой степени, в какой мы можем
объяснить, почему новорожденный ребенок чувствует присту-
пы голода и жажды. Так было изначально, и даже теперь это так.
Человек не знает, откуда он приходит и куда идет. Он ищет про-
водника, друга; он тоскует о ком-то, на кого он мог бы опереть-
ся, он хочет чего-то, подобного небесному отцу. В дополнение
ко всем впечатлениям, которые он получил из внешнего мира, в
сердце человека существовал очень сильный внутренний им-
пульс — вздох, томление, зов чего-то, что не было бы приходя-
щим и уходящим, подобно другим вещам, что было бы и прежде
и после, всегда, что держало бы и поддерживало каждую вещь,
что заставляло бы человека чувствовать себя дома в этом чуж-
дом мире. Прежде чем это смутное томление смогло принять
какую-то определенную форму, оно нуждалось в словесном вы-
ражении: оно не могло быть полностью схваченным или ясно
понятым кроме как через его наименование. Но где взять это
наименование? Несомненно, существовали языковые запасы,
но из каждого названия разум человека пытался вырваться, по-
скольку оно не подходило и казалось скорее сковывающим, чем
окрыляющим мысль, которая бьется и жаждет света и свободы.
Давайте посмотрим, что случилось, когда, наконец, имя или
даже много имен были испробованы и отобраны и произошла
концентрация человеческого разума. Несомненно, благодаря об-
разованию имени или нескольких имен, хотя и несовершенных,

166

167

было получено некоторое удовлетворение, но эти имена, по-
добно всем другим именам, были только знаками — бедными,
несовершенными знаками; они были лишь предикатами, весьма
неполными предикатами, различными маленькими частями
чего-то смутного и огромного, что дремало в разуме. Когда
было выбрано название для блистающего неба, а это произош-
ло раньше или позже почти у каждого народа на земле, стало ли
небо полным выражением того, что было внутри разума, кото-
рый желал этого выражения? Был ли удовлетворен разум? При-
знал ли он небо в качестве своего бога? Это отнюдь не так Люди
очень хорошо знали, что они подразумевали под видимым не-
бом; осмотревшись вокруг, первый человек наконец в изнемо-
жении останавливался на названии неба, считая, что это лучше,
чем ничего; он знал, и очень хорошо, что его успех был все-
таки лишь жалкой неудачей. Блистающее небо, несомненно,
было наиболее возвышенным и бесконечным бытием, получив-
шим название и способным передать свое название той еще не
рожденной идее Бесконечного, которая волновала человечес-
кий разум. Но давайте осознаем со всей ясностью, что человек,
избрав это имя, не подразумевал, не мог подразумевать, что это
видимое небо было всем, чего он желал, что голубой свод над
ним был его богом.
Посмотрим теперь, что произошло, когда небу было дано и
признано за ним это название. Поиски и нахождение такого на-
звания, хотя и несовершенного, явились результатом деятель-
ности разума выдающегося человека — поэта, пророка, пат-
риарха, — который мог бороться, подобно Иакову, носящему в
себе идею Бога, до тех пор, пока не постиг ее, не выдвинул ее и
не дал ей названия. Но когда это название должно было исполь-
зоваться молодежью и стариками, неразумными детьми и пре-
данными им бабушками, тогда стало невозможным сохранить
его в неискаженном виде. Первым шагом к отступлению был
взгляд на небо как на жилище существа, носящего то же самое
имя; следующим шагом было забвение всего того, что стояло за
названием, и мольбой к небу, видимому своду над нашими голо-
вами, ниспосылающему дождь, защищающему поля, скот и ку-
курузу, дающему человеку его каждодневный хлеб. Более того,
очень скоро на тех, кто предупреждал мир, что имелось в виду

вовсе не видимое небо, а нечто существующее высоко над, глу-
боко под, далеко от голубого небосвода, стали смотреть едва ли
ни как на фантазеров, которых никто не мог понять, или как на
неверующих, презирающих небо, великого благодетеля мира.
Наконец, после того как многие вещи, бывшие истинными по
отношению к видимому небу, оказались приписаны его боже-
ственному тезке, после того как возникли соответствующие ле-
генды, был уничтожен всякий след божества, скрытого за этим
двусмысленным названием.
Я считаю это разнообразие в трактовке значения слова, это
непонимание, неизбежное как в древней, так и в современной
религии, диалектическим ростом и упадком, или, если угодно,
диалектической жизнью религии, и снова и снова мы видим,
сколь важное, сколь большое значение имеет для нас возмож-
ность сформулировать правильную оценку религиозного языка
и мышления. Диалектические оттенки в языке религии беско-
нечны, они объясняют упадок, но они также говорят и о жизни
религии. Вы можете вспомнить, что Якоб Гримм, будучи в од-
ном из своих поэтических настроений, объяснял происхожде-
ние верхне- и нижненемецкого языка, санскрита и пракрита,
дорийского и ионического диалектов, рассматривая верхние
диалекты как изначальный язык мужчин, а нижние диалекты —
как изначальный язык женщин и детей. Я уверен, мы можем на-
блюдать те же самые параллельные потоки и в языке религии.
Там существуют широкие и узкие диалекты; существуют диа-
лекты взрослых людей и диалекты детей; духовенства и мирян;
шумных улиц и тихих, уединенных уголков. И как ребенок, пре-
вратившийся в мужчину, должен забыть детский язык, его ре-
лигия также должна быть переведена с женского на мужской
диалект. Это не происходит без борьбы, и эта постоянно возоб-
новляющаяся борьба, это негасимое желание открыть себя,
охраняет от неотвратимой стагнации. С начала и до конца ре-
лигия колеблется между этими двумя противоположными по-
люсами, и если притяжение одного из двух полюсов становится
слишком сильным, то здоровое движение прекращается и на-
чинается этап стагнации и упадка. Если религия сама не может
примирять, с одной стороны, способности детей, а с другой
стороны, удовлетворять требованиям взрослых людей, она

168

169

утрачивает свою жизненность и становится либо просто пред-
рассудком, либо чистой философией.
Если я преуспел в ясном выражении своей мысли, вы пойме-
те, в каком смысле можно говорить о том, что во всех, даже низ-
ших религиях содержится истина. Стремление, которое приве-
ло к первому произнесению названия, подобного небу, привело
и к тому, что данное слово недолго использовалось в его мате-
риальном значении, а стало употребляться в высшем смысле,
что было вполне правомерно. Дух жаждал, но язык был слаб.
Обычно предполагают, что в мыслительном процессе происхо-
дило отождествление определенной идеи божества с небом.
Этот процесс с трудом постигается. Напротив, это была первая
попытка определить неопределенное восприятие божества с
помощью названия, которое приблизительно или метафизи-
чески передавало бы по крайней мере одну из его наиболее вы-
дающихся черт. И я вновь повторяю, что первый создатель это-
го названия божества мог столь же мало думать о материальном
небе, как и мы, когда мы говорим о царстве небесном182.
А теперь давайте посмотрим на другую черту древней ре-
лигии, которая часто так'сильно удивляет, но которая, если мы
только вспомним, какова природа древнего языка, становится в
то же время совершенно понятной. Хорошо известно, что древ-
ние языки особенно богаты синонимами или, правильнее ска-
зать, что в них один и тот же объект имеет много названий, что
фактически представляет собой полиномию. В то время как в со-
временных языках большинство объектов имеет только одно на-
звание, в древнем санскрите, в древнегреческом и арабском язы-
ках мы находим огромный выбор слов, называющих один и тот
же объект. Каждое название могло выражать только одну сторо-
ну того, что стояло за ним, и ни одно частное название не было
удовлетворительным, поэтому древние создатели языка приду-
мывали одно название за другим и по прошествии времени ос-
тавляли те, что казались наиболее пригодными для отдельных
случаев. Так, небо могло быть названо не только блистающим, но
и мрачным, нависшим, грохочущим громом, дождливым. Это и
есть полиномия языка, то, что мы привыкли называть политеиз-
182 Medhurst. Inquiry. P. 20.

мом в религии. Тот же самый тоскующий ум, что находит свое
первое удовлетворение в употреблении названия блистающего
неба как указании на божество, вскоре улавливает иные названия
неба, не выражающие блеска и, следовательно, более подходя-
щие для религиозного настроения, в рамках которого боже-
ство понимается как мрачное, ужасное, всемогущее. Так мы об-
наруживаем рядом со словом Дьяус другое название небесного
свода — Варуна, — первоначально лишь очередную попытку на-
именования божества, вскоре, однако, подобно имени Дьяус, по-
лучающего отдельное и независимое существование.
И это еще не все. Само несовершенство всех выбранных на-
званий, сама неадекватность выражения с их помощью пол-
ноты и бесконечности божества сохраняли возможность для
поиска новых названий до тех пор, пока наконец для каждого
уголка природы, где могла бы быть обнаружена близость к бо-
жеству, не было выбрано такого названия, как Вездесущий. Если
присутствие божества обнаруживалось в силе ветра, то сила
ветра становилась его названием, если его присутствие прояв-
лялось в землетрясении или огне, то землетрясение и огонь ста-
новились его именами.
Стоит ли после этого удивляться существованию политеиз-
ма или мифологии? Ясно, что они неизбежны. Они есть, коль
вам угодно, parler enfantin* религии. Ведь мир переживал тогда
свое детство, и, когда он был ребенком, он говорил как дитя, он
понимал как дитя; и я снова повторяю: в том, что он говорил
детским языком, была истина, та религия, в которую он верил,
как ребенок, была истинной. Наша вина, если мы упорствуем,
принимая язык взрослых людей, если мы пытаемся перевести
буквально древний язык на современный, восточный — в запад-
ный, поэзию — на язык прозы183.
Совершенно верно, что в настоящее время найдется немно-
го переводчиков, если вообще таковые найдутся, которые будут
трактовать такие выражения, как голова, лицо, рот, губы, дыха-
ние Яхве в буквальном смысле.
183 Как отметил в своих прочитанных под эгидой Chritian Evidence
Society лекциях каноник Раулисон, «древний восточный историк не пи-
сал в точном и аккуратном стиле европейского критика девятнадцато-
го столетия».

170

171

Per questo la Scrittura condescende
A vostra facultate, e piedi e mano
Attribuisce a Dio, et altro intende*184.
Но что же тогда значит, если мы слышим, как один из наших
самых честных и самых образованных теологов провозглаша-
ет, что он не может долго читать перед алтарем строки из Биб-
лии: «И сказал Господь... говоря...»? (Числа. 35=9). Если мы можем
допустить наличие рта, губ и дыхания, мы, конечно, можем сде-
лать то же допущение для слов и их произнесения. Язык древно-
сти — это язык детства: ведь и мы сами даже теперь, когда пыта-
емся постичь Бесконечное и Божественное посредством более
абстрактных терминов, разве мы лучше, чем дети, стремящиеся
приставить лестницу к небу?
Parler en fan tin в религии не угас; он никогда не угаснет. Не
только в некоторых древних детских религиях, которые сохра-
нились и живут до сих пор (как, например, в религии Индии,
похожей на полуокаменевший реликт мегатерия, прогуливаю-
щийся в ярком дневном свете девятнадцатого столетия), но и в
нашей собственной религии, и в языке Нового Завета есть много
вещей, раскрывающих их истинный смысл только тем, кто знает,
из чего состоит язык, кто имеет не только уши, чтобы слышать,
но и сердце, чтобы понимать действительный смысл притчей.
Я придерживаюсь той точки зрения, что мы, дав наиболее
благоприятную интерпретацию высказываниям детей, должны
дать такую же интерпретацию очевидным нелепостям, глупос-
тям, ошибкам и даже, ужасам древней религии. Когда мы читаем
о Беле*, высшем боге вавилонян, отрубившем свою голову для
того, чтобы истекающую из нее кровь можно было смешать с
прахом, из которого был создан человек, это звучит достаточно
устрашающе, но будьте уверены, что первоначальным стремле-
нием этого мифа было не более чем показать, что в человеке
есть элемент божественной жизни: что «мы также являемся Его
кровью или Его творением».
Та же самая идея существует в древней религии египтян: мы
читаем в 17-й главе их Писаний, что Солнце покалечило себя и
184 Dante. Paradise. Vol. IV. P. 44-46.

что из потока своей крови оно сотворило всех существ185. И ав-
тор книги Бытие, когда он хочет выразить ту же самую мысль,
может использовать лишь человеческий и символический язык;
он может только сказать: «И создал Господь Бог человека из пра-
ха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни...».
В Мексике на празднике Гуштзилпочтли, образ бога, сделан-
ный из семян растений и крови принесенных в жертву детей,
жрец пронзал стрелой в конце церемонии. Царь ел сердце, а ос-
тальное распределялось среди его свиты. Этот обычай поеда-
ния тела Бога, который может быть правильно объяснен сим-
волически, способен выродиться в грубый фетишизм, так что
последователи этой религии начинают в конце концов верить в
то, что они действительно съедают своего Бога не в истинном,
духовном, а в ложном, материальном смысле186.
Если мы однажды научимся быть благожелательными и ра-
зумными в интерпретации священных книг других религий, мы
сможем с большей легкостью научиться быть благожелательны-
ми и разумными в интерпретации наших собственных книг. Мы
не станем больше пытаться навязывать буквальный смысл сло-
вам, утрачивающим в этом случае свою истинную и первона-
чальную цель, мы не станем более переводить Закон и Проро-
ков так, как если бы они были написаны на английском языке в
нашем веке, но мы будем прочитывать их в истинно истори-
ческом духе и будем готовы ко многим трудностям, не испуга-
емся многих противоречий, которые не опровергают аутентич-
ности текстов и которые станут для историка древнего языка и
древней мысли сильнейшим и убедительным доказательством
очевидности времени написания, подлинности и действитель-
ной истинности древних священных книг. Давайте будем обра-
щаться с нашими священными книгами не лучше и не хуже, чем
со Священными книгами любых других народов, и они вскоре
снова приобретут то положение и влияние, которое они когда-
то имели, но которое искусственные и неисторические теории
последних трех столетий почти уничтожили.
185 Rouge de, vicomte // Annales de philosophe chretienne. Nov. 1869.
P. 332.
IR6 См.: Wundt. Vorlesungen iiber Menschen und Thierseele. Vol. II. S. 262.

172

173

КОММЕНТАРИИ

Платон (427-347 до н. э.) — древнегреческий философ, ро-
доначальник европейского объективного идеализма. Создал
учение об идеях, существующих независимо от человеческого
ума в потустороннем «умном месте» и служащих образцами
(парадигмами) вещей. Разрабатывал онтологические, гносеоло-
гические, космологические, психологические, этические, эсте-
тические, социально-политические проблемы. Один из выдаю-
щихся философов античности. Основные работы — «Менон» (о
248

сущности риторики, образовании понятий как воспоминаний),
«Кратил» (о языке), «Федр» (теория идей), «Теэтет» (о знании)
«Тимей» (о космологии), «Хармид» (о благоразумии), «Государ-
ство» (о справедливости), «Пир» (об эросе) и многие другие
(с. 125).
Харрисон Джейн (1850-1928) — английский историк,
основные работы — «Введение в историю греческой рели-
гии» (1903), «Темис» (1912), «Эпилегомена» (1921) (с. 125).
Пели — портовая часть Лондона (с. 125).
Хорни Тук (настоящее имя Хорни Джон, 1736-1812) — из-
вестный английский политик, один из активных борцов за
парламентскую реформу и предоставление свободы амери-
канским колониям. Помимо политической деятельности увле-
кался филологией и был, по существу, фил слогом-самоучкой.
Одним из первых стал рассматривать язык как продукт исто-
рического развития, а не как застывшее неизменное образова-
ние. В 1782 году взял имя Тук в честь своего друга Вильяма Тука
(с. 125).
debris (фр.) — осколки, обломки, захламленный лес (с. 126).
Васиштха — в ведической и индуистской мифологии один
из семи божественных мудрецов-риши. В индийской тради-
ции Васиштха служит идеалом брахмана; он и его потомки
считались домашними жрецами Солнечной династии — одно-
го из двух главных (наряду с Лунной династией) царских ро-
дов (с. 126).
Фидий — выдающийся греческий скульптор, творивший во
второй трети V века до н. э. Будучи другом и помощником Пе-
рикла, принимал большое участие в реконструкции Акрополя в
Афинах. Под его руководством исполнено скульптурное убран-
ство Парфенона, некоторые скульптуры сделаны его руками.
Наиболее сильное впечатление на его современников и потом-
ков оказала Афина Парфенос — статуя, облицованная золотом
и слоновой костью (с. 127).
Перикл (ок. 495-429 до н. э.) — выдающийся афинский го-
сударственный деятель, сторонник демократии, покровитель
249

философов, ученых, писателей, архитекторов и скульпторов.
Годы правления Перикла в Афинах были самой блистательной
эпохой в истории этого города (с. 127).
Августин Аврелий (354-430) — христианский теолог и
философ, признанный в православии блаженным, а в католи-
цизме — святым и учителем церкви (с. 128).
Лев I Великий — папа римский (440-461). Согласно цер-
ковному преданию, спас Рим от нападений гуннов, договорив-
шись с их вождем Атгилой, и от вандальского короля Гейзери-
ха. Стремясь к усилению папства, Лев I добился от императора
Валентиниа III издания декрета о подчинении епископов пап-
скому суду и о придании решениям папы силы закона. Все это
способствовало превращению римского епископа в главу цер-
кви на Западе (с. 129)-
Ириней Лионский (ок. 130 - ок. 200) — раннехристианс-
кий писатель, римский отец церкви, был епископом в Лионе и
Вьенне. Основная работа — «Обличение и опровержение лже-
именного знания, или Пять книг против ересей». Оказал боль-
шое влияние на христианскую догматику (с. 130).
Галатамю 3:24 (с. 30).
Деяния. 10.-34-35 (с. 130).
«...Всякое царство, разделившееся само в себе, пустеет»
(Мф. 12:25) (с. 131).
Гиллель из Вероны (1220-1295) — еврейский еретик и фи-
лософ, исследовал проблему посмертного существования души
и воздаяния. Был отчасти последователем Аверроэса в вопросе
о воздействии мирового разума на отдельные души, отвергал
взгляд, согласно которому бессмертие состоит в соединении
индивидуального человеческого разума с мировым разумом
(с. 131).
Давид (конец 2-го тысячелетия - ок. 950 года до н. э.) — из-
раильско-иудейский царь, создатель централизованного госу-
дарства со столицей в Иерусалиме. Ветхозаветное повествование
придает ему черты эпического героя, а последующая иудео-хри-
250

стианская традиция связала с ним и его родом мессианские ча-
яния^. 131).
Ригведа. Мандалы V-VIII. / Пер. с санскрита Т. Я. Елизаренко-
вой. - М.: Наука, 1995. С. 257-258 (с. 133).
Ригведа. Мандалы V-VIII.C. 259-260 (с. 134).
Ригведа. Мандалы I-IV. / Пер. с санскрита Т. Я. Елизаренко-
вой. — М.: Наука, 1989. С. 30-31 (с. 136).
Ригведа. Мандалы I-IV. С. 243 (с. 137).
Вишвакарман — в ведической и индуистской мифологии
божественный творец вселенной, созидатель, поэт. Вишвакар-
ман всевидящ (он смотрит во все стороны), в мифах упомина-
ются его лицо, руки, крылья. Он мудрец, жрец, повелитель речи,
устроитель и распорядитель, обладающий быстрой мыслью,
знанием всех мест и всех существ, благосклонностью. Выступа-
ет как ваятель, плотник, кузнец. Он создает землю и раскрывает
небо; чтобы сотворить мир, Вишвакарман приносит самого
себя в жертву (с. 138).
Мандала — часть Ригведы, цикл гимнов. Слово «мандала»
имеет также и другие значения: 1) круг, диск, участок неба с оп-
ределенными созвездиями; 2) геометрическая фигура, симво-
лизирующая присутствие бога. Боги мыслились как сидящие в
мандале. С ее создания начиналось строительство индуистско-
го храма, ведического алтаря, дома (с. 138).
Сурья — в древнеиндийской мифологии: 1) солнечное бо-
жество мужского рода, сын Дьяуса и Адити. В Ригведе ему по-
священо 10 гимнов; 2) дочь солнечного божества Сурьи и Са-
витара. Ей посвящен гимн в Ригведе, в котором описывается
свадьба Сурьи и Сомы — одного из богов ведического пантео-
на, олицетворяющего жертвенный напиток, а позже и Луну
(с. 138).
Праджапати — в Ведах и Упанишадах высшее божество,
«господин творения». В дальнейшем функции Праджапати по-
степенно передаются Брахме и другим богам-творцам, а его об-
раз оттесняется на второй план. Именем Праджапати стали на-
251

зывать мудрецов, праотцов человеческого рода, а также одну из
восьми узаконенных норм брака (с. 139).
Риши (провидец) — легендарные мудрецы, родовые певцы
и жрецы арийских племен, создатели Вед, обретенных ими, со-
гласно традиции, через откровение (с. 140).
Ригведа. Мандалы!-1У.С. 243 (с. 140).
«Ты, Индра, превосходишь (всех).
Ты зажег солнце.
Ты всеобщий творец, всеобщий бог, ты велик».
(Ригведа. Мандалы V-VIII. С. 439.) (с. 140).
Ригведа. Избранные гимны. С. 257 (с. 141).
Ригведа. Избранные гимны. С. 257-258. (с. 141).
Кир II Великий (Старший) — царствовал с 558 по 529 годы
до н. э.; основал Персидскую державу, захватил Мидию, Лидию
и Вавилонию. Согласно античной традиции, Кир II был смел,
добр и терпим к покоренным народам (с. 141).
Дарий I Гистасп (522-486 до н. э.) - персидский царь, про-
водивший активную внутреннюю и внешнюю политику и укре-
пивший основанное Киром II государство. Сведения о деяниях
Дария I даны на трех языках в наскальной надписи в Бехистуне
(с. 141).
Ксеркс — персидский царь с 486 по 465 год до н. э, сын и
преемник Дария I. Ксеркс вступил на трон во время внутренних
смут и, усмирив их, продолжил дело отца — создание мировой
Персидской монархии. Выступил против греков, но потерпел
поражение. Политические неудачи Ксеркса привели к его гибе-
ли от рук заговорщиков в 465 году до н. э. (с. 141).
Ясна (авест. — йаз — почитать, поклоняться; йашт — мо-
ление, ритуал; тадж. — чашан - праздник) — часть Авесты,
включающая молитвы, произносимые при жертвоприношени-
ях и богослужении, восхваления и литургические обращения к
божествам. Состоит из 72 глав, именуемых «ха», в том числе
17 глав, называемых гатами (тадж. — гах — музыкальный такт,
252

песня). Гаты — самая древняя часть Авесты, авторство которой
приписывается Заратустре. В Гатах прослеживается противо-
стояние кочевнического и земледельческого образов жизни.
Первый осуждается и рассматривается как проявление мирово-
го зла, второй поощряется как проявление добра. Это противо-
поставление отражает многовековые войны древнеиранских
земледельцев с окружающими их кочевыми племенами (с. 142).
Воху-Мана — в иранской мифологии одно из божеств вер-
ховной божественной триады (Ахурамазда, Воху-Мана, Аша Ва-
хишта). Дух-покровитель скота и общины оседлых скотоводов
(с. 143).
Армайти — в иранской мифологии одно из божеств Амеша
Спента — ближайшего окружения Ахура-Мазды, добрый дух,
покровительница земли и персонификация преданности (на-
божности). Вне ортодоксального зороастризма Армайти —
богиня земли, иногда жена, сестра или дочь Ахура-Мазды, пре-
бывающая с ним в кровнородственном браке — мотив миро-
образующего инцеста, прослеживаемый еще на индоиранском
уровне (с. 143).
Друдж, Друг — в иранской мифологии один из дэвов — злых
духов, противостоящих добрым духам — ахурам. Создан главной
силой зла, тьмы и смерти Анхра-Манью на погибель «праведнос-
ти миров», при его помощи Анхра-Манью пытался уничтожить
или искусить Заратустру (с. 143).
Ригведа. Избранные гимны. С. 257 (с. 144).
Авеста в русских переводах (1861 -1996) / Сост., общая ред.,
примечания и справ, раздел И. В. Рака. — СПб., 1997. С. 131-132
(с. 144).
Авеста в русских переводах (1861-1996). С. 135 (с.144).
Дхаммапада (от «дхамма» — добродетель, закон, учение,
религия, элемент, качество, вещь, явление и т. д. — и «пада» —
стезя, путь, место, средство, причина, основа, слово, стих, нога,
след и т. д.) — знаменитый буддистский сборник изречений,
составленный на языке пали. Он входит в буддистский канон и
помещается обычно в пятой части Сутта-питаки (с. 145).
253

Дхамма — один из центральных терминов индийской фило-
софии, однозначный перевод которого на другие языки невоз-
можен. В связи с интерпретацией данного термина возникла
дискуссия, кратко освещенная Ф. М. Мюллером (сам он перево-
дил данный термин на английский язык как «all that we are»). Не-
сомненно, что различные направления внутри буддизма пони-
мали этот термин в соответствии с общей системой их взглядов,
а позднейшие интерпретаторы — в зависимости от тех ассоциа-
ций, которые возникали у них при анализе дхаммы (с. 145).
Дхаммяпада / Пер. с пали, введение и комментарии В. Н. То-
порова. - СПб., 1993. С. 60,70,72,84,94,106,112,114,141 (с. 146).
Ананда — двоюродный брат царевича Гаутамы, любимый
ученик Будды, сопровождавший его в течение 45 лет. После
смерти Будды со слов Ананды был составлен свод поучений —
Сутта-питака (с. 146).
Чандала — ребенок от отца-шудры (низшая каста) и мате-
ри-брахманки (высшая каста), одна из наиболее презираемых
каст (с. 146).
Сомадева. Необычайные похождения царевича Нараваха-
надатты/ Пер. с санскр., послесловие и примечания И. Д. Се-
ребрякова. — М., 1972. С. 19 (с. 147).
Сомадева. Необычайные похождения царевича Наравахана-
датты. С. 20. (с. 147).
Сомадева (XI век) — кашмирский поэт, автор обладающего
огромным художественным и историческим значением эпоса
«Катхасаритсагара» («Океан сказаний»), созданного между 1063
и 1082 годами (с. 148).
Тройственная вера (траивидья) — имеется в виду либо
брахманизм как учение, основанное на трех Священных кни-
гах древних индийцев: Ригведе, Яджурведе и Самаведе, либо
ранний индуизм, базирующийся на трех началах (прастханаг-
рая): Упанишадах, Брахмасутрах и Бхагаватгите (с. 148).
...Бритоголовых из низших каст — буддизм, отрицатель-
но относившийся к кастовому делению, привлекал много пос-
254

ледователей из низших каст. Для буддистского монаха бритье
головы было обязательным (с. 148).
Карма — предопределение судьбы человека, выражающееся
в том, что нынешнее его положение обусловлено добрыми или
злыми поступками, совершенными им в предшествующих рож-
дениях. Учение о карме является составной частью многих ин-
дийских религий (с. 149).
Сомадева. Необычайные похождения царевича Наравахана-
датты. С. 8-10 (с. 149).
«Удьйога-парва» («Книга о страдании») — 5-я книга древне-
индийского эпоса «Махабхарата» (с. 150).
«Анушасанапарва» («Книга о наставлениях») — 13-я книга
древнеиндийского эпоса «Махабхарата» (с. 150).
«Шантипарва» («Книга об умиротворении») — 12-я книга
древнеиндийского эпоса «Махабхарата» (с. 150).
II est un tre confus (фр.) — Оно очень туманно (с. 150).
се qu'il est impossible de distinguer clairement. Si par
hazard on m'interroge sur cet etre (le Tao), je repondrai:
II n'a ni commencement, ni fin (фр.) — не поддающееся
точному определению. Если случайно меня спросят по по-
воду этого (дао), я отвечу: «Оно не имеет ни начала, ни кон-
ца» (с. 150-151).
Дао дэ цзин I/ Древнекитайская философия. — М., 1972. Т. 1.
С. 122 (с. 151).
Марс (Маворс, Мармар, Марспитер) — в римской мифоло-
гии бог войны, входящий в триаду наиболее почитаемых бо-
жеств (Юпитер, Марс, Квирин). В древней Италии он был также
богом плодородия. Считалось, что он мог наслать гибель уро-
жая и падеж скота или отвратить их. В его честь первый месяц
римского года был назван мартом (с. 151).
Меркурий — в римской мифологии бог торговли (парал-
лель древнегреческого Гермеса). Как бог прибыли и обогаще-
255

ния Меркурий часто изображался с кошелем и носил эпитет
«счастливый». Считалось, что Меркурий может обеспечить не
только торговую прибыль, но и указать зарытый клад. В Риме и
городах Италии существовали вербовавшиеся из плебеев и ра-
бов коллегии почитателей Меркурия, впоследствии ставшие
коллегиями императорского культа (с. 151).
Кхепера — в Древнем Египте воплощение восходящего
солнца, его место — в ладье бога Солнца. Это бог материи
(находящейся на грани между инертностью и жизнью) и мер-
твого тела, из которого готово вырваться духовное и про-
славленное небом тело человека. Символом этого бога был
жук (с. 152).
Тему (Тьму) — в древнеегипетской мифологии воплощение
Ра и символ ночного солнца; считался саморожденным богом и
провозглашался создателем богов и людей (с. 152).
Пта-Татенен (Пта, Птах) — в древнеегипетской мифологии
бог-творец и бог мертвых в Мемфисе, позднее (в эпоху Средне-
го и Нового царств) занял место во всеегипетском пантеоне как
демиург всего сущего, был распространен также в Нубии, Пале-
стине, на Синае. Изображался в виде мумии с открытой голо-
вой, с жезлом, стоящим на иероглифе, означающем правду, или
в виде человека в одеянии, плотно облегающем и закрывающем
его, кроме кистей рук, держащих посох «уас». Пта приписывали
способность открывать уста умерших для возвращения им жиз-
ни. В позднейшие времена культ Пта слился с культом бога зем-
ли и плодородия Татененом, и появилось синкретическое бо-
жество Пта-Татенен (с. 152).
Амон — в египетской мифологии бог солнца. Центр культа
Амона — Фивы, покровителем которых он считался. Священное
животное Амона — баран. Обычно Амона изображали в виде
человека (иногда с головой барана) в короне с двумя высокими
перьями и солнечным диском. С XVI-XIV веков до н. э. Амон
становится всеегипетским богом, его культ приобретает госу-
дарственный характер. Амона отождествляют с богом солнца
Ра (синкретическое божество получает имя Амон-Ра, впервые
встречающееся в «Текстах пирамид»), он почитается как «царь
всех богов», считается богом-творцом, создавшим все сущее
(с. 152).

Атум — в египетской мифологии бог солнца, один из древ-
нейших богов, демиург, возглавляющий илиопольскую эннеа-
ду — девятку изначальных богов города Гелиополь, которые
считались первыми царями Египта. Во многих текстах Атум на-
зывается вечерним, заходящим солнцем. Изображался в виде
человека с двойной короной на голове (его эпитет — «владыка
обеих земель», т. е. Верхнего и Нижнего Египта), воплощался в
образе змея (с. 153).
Рамсес II Мериамон — царствовал 67 лет в конце XIV — на-
чале XIII веков до н. э. С десяти лет был соправителем отца, уча-
ствовал в военных походах, был наместником в Эфиопии, где
ему приходилось бороться с набегами туземцев. После вступ-
ления на престол продолжил традиционные войны с хеттами,
которые вел с переменным успехом. Рамсес II был одним из
наиболее популярных царей в Египте, народ называл его умень-
шительным именем Сутсу-р (греч. — Сесострис), о нем слагали
легенды, он был символом египетского могущества. Лучшие
статуи Рамсеса II находятся в Туринском и Берлинском музеях
(с. 153).
Птаххотеп (ок. 2004 до н. э.) — древнеегипетский визирь,
известный как автор мудрых наставлений и поговорок. Трактат
«Максимы Птаххотепа» — наиболее раннее из дошедших до нас
произведений египетской литературы. Адресовано молодым
людям из знатных семей, написано в форме поучений (с. 154).
«Папирус Ани» — древнеегипетская книга, в которой че-
ловеческое сердце рассматривается как метафизическая сущ-
ность человека, а не только как телесный орган (с. 154).
Итонго — легендарный отец зулусов, глава духов, которых
именовали аматонго (с. 157).
Дивана — в мифологии мусульманских народов юродивый,
считающийся святым (суфием). От доисламской мифологии
дивана воспринял в мифах и эпосе функции чудесного помощ-
ника героя, прорицателя и кудесника, способствовавшего рож-
дению детей, скрепляющего браки, устраняющего трудности на
пути героя. Обычно он безымянен, но иногда так называются и
известные святые (как реальные исторические лица, так и ми-
фические) (с. 158).

256

257

Кали (черная) — в индуистской мифологии одна из ипос-
тасей Деви — жены Шивы, олицетворение грозного, губитель-
ного аспекта его божественной энергии. Культ Кали восходит
к неарийским истокам, связан с кровавыми жертвоприноше-
ниями и во многом чужд ортодоксальному индуизму. Он за-
нимает центральное место в верованиях различного рода
тантристских и шактистских сект. Почитание Кали в качестве
истребительницы демонов и могущественной богини-покро-
вительницы особенно распространено в Бенгалии, где нахо-
дится посвященный ей храм Калигхата (англ. — Калькутта, от-
сюда название бенгальской столицы) (с. 1б1).
Псалом 138:7 (с. 162).
Арат (ок. 310-245 до н. э.) — греческий писатель из города
Солы в Килкии, выходец из знатного рода, жил в Афинах, а так-
же при дворах Антигона Гоната в Македонии и Антиоха I в Си-
рии. Ему принадлежит известное стихотворение «Явление»,
описывающее звездное небо и звездные явления. Использова-
лось в средние века в качестве учебного пособия (с. 1бЗ).
Матфей. /Р.-30(с.1б4).
Марк. 9:35. Ср. Лука. 13:30: «И вот есть последние, которые
будут первыми и есть первые, которые будут последними»
(с. 164).
Полиномия (греч. — polyonomia — многоименность) — в
языкознании термин, фиксирующий наличие в языке несколь-
ких названий для одного и того же объекта (с. 165).
Омонимия (греч. — homonymia — одноименность) — в язы-
кознании звуковое совпадение различных языковых единиц,
значения которых не связаны друг с другом (с. 165).
Parler enfantin (фр.) — детский лепет (с. 171).
К природе вашей снисходя, Писание
О божией деснице говорит
И о стопах, вводя иносказание.
Данте Алигьери. Божественная комедия / Пер. М. Лозинско-
го (с. 172).

Бел — в данном случае М. Мюллер имеет в виду вавилонско-
го бога Мардука, который в греческой передаче носил имя Бе-
лое, производное от слова Балу, означающего «владыка», «гос-
подин» (с. 172)
Бытие. 2:7 (с. 173).