Фрезер Д. Золотая ветвь

Исследование магии и религии

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава IX

ПОКЛОНЕНИЕ ДЕРЕВЬЯМ

Духи деревьев. Поклонение деревьям играло важную роль в Европе, в истории религии арийцев. И это вполне естественно. Ведь на заре истории Европа была покрыта безбрежными первозданными лесами, и разбросанные там и сям расчищенные участки представляли собой островки в океане зелени. Вплоть до 1 века до нашей эры к востоку от Рейна простирался Герцинский лес; протяженность его была огромной: германцы, опрошенные Цезарем, путешествовали по нему в течение двух месяцев и не достигали конца. Четыре столетия спустя этот лес посетил император Юлиан, и его уединенность, мрак и молчание произвели глубокое впечатление на чувствительную душу императора. Он объявил, что не видел ничего подобного во всей Римской империи. В нашей собственной стране* в графствах Кент, Суррей и Суссекс леса представляют собой остатки огромного леса Андериды, покрывавшего некогда всю юго-восточную часть острова. Он, видимо, простирался на запад и там соединялся с другим лесом протяженностью от Гемпшира до Девоншира. Еще в правление короля Генриха II (1154-1189) граждане Лондона охотились на дикого быка и кабана в лесах Гампстеда. Даже при последних представителях династии Плантагенетов (XIV в.) число королевских лесов равнялось шестидесяти восьми. Рассказывают, что белка в Арденском лесу вплоть до нового времени могла, перепрыгивая с ветки на ветку, пересечь почти все графство Уорик.

* То есть в Англии.

Раскопки древних свайных построек в долине реки По показали, что задолго до расцвета, а может быть, и до основания Рима северная часть Италии была покрыта густыми вязовыми, каштановыми и особенно дубовыми лесами. Эти выводы археологов находят подтверждение в работах историков: в сочинениях классических авторов содержится множество ссылок на леса Италии, ныне исчезнувшие. В IV веке до нашей эры Рим был отделен от Центральной Этрурии Циминийским лесом устрашающих размеров, который Тит Ливий сравнивает с лесами Германии. Если верить этому римскому историку, ни один купец никогда не проникал в его непроходимые заросли, а когда один римский полководец, предварительно послав двух разведчиков обследовать его дебри, повел в лес свою армию и, продвигаясь по опушке лесистых гор, увидел у своих ног богатые поля Этрурии, это сочли неслыханным по своей дерзости подвигом. В Греции превосходные сосновые, дубовые и другие леса все еще произрастают на склонах высоких гор в Аркадии, украшая своей зеленью глубокое узкое ущелье, в котором река Ладон в бурном порыве сливается со священной рекой Алфей. До последнего времени леса эти отражались, как в зеркале, в темно-голубых водах уединенного Фенейского озера. Но это не более как остатки лесов, которыми в древности были одеты огромные пространства и которые в более отдаленную эпоху, вероятно, покрывали весь Эллинский полуостров от одного моря до другого.

На основании изучения тевтонских слов, обозначающих храм, Якоб Гримм* сделал правдоподобное заключение, что древнейшими святилищами у германцев были естественные леса. В пользу наличия культа деревьев у крупных европейских народностей арийского происхождения имеются многочисленные свидетельства. Всем известно, что друиды у кельтов поклонялись дубам и что слово, которым они обозначали святилище, по происхождению и по значению тождественно с латинским словом nemus (роща или лесная просека), чей отзвук чувствуется в названии Неми. У германцев священные рощи были обычным явлением; поклонение деревьям не совсем исчезло и у их потомков. О том, насколько большое значение придавали этому поклонению в прежние времена, можно судить по жестокости наказания, которое по законам германцев ожидало всякого, кто осмелится содрать кору стоящего дерева. Преступнику вырезали пупок и пригвождали его к той части дерева, которую он ободрал; затем его вертели вокруг дерева до тех пор, пока кишки полностью не наматывались на ствол. Наказание это было явно направлено на то, чтобы заменить засохшую кору дерева живой тканью преступника. Действовал принцип зуб за зуб: жизнь человека за жизнь дерева.

* Гримм Якоб (1785-1863) – выдающийся немецкий ученый, филолог, лингвист, собиратель народных сказок (вместе со своим братом Вильгельмом). Основатель "натурмифологической" ("натуристической") школы в фольклористике, изучении религии и мифологии.

В Упсале – древней религиозной столице Швеции – была священная роща; деревья в ней считались божественными. Деревьям и рощам поклонялись и славяне-язычники. Литовцы были обращены в христианство лишь к концу XIV века. К этому времени культ деревьев продолжал играть у них важную роль. Некоторые из них почитали огромные дубы и другие большие развесистые деревья, от которых получали оракульские указания. Другие литовцы ухаживали за священными рощами рядом со своими деревнями и домами; считалось грехом сорвать в них даже ветку. Они думали, что человек, сломавший ветвь в такой роще, либо тут же умрет, либо будет изуродован. Есть масса доказательств широкого распространения культа деревьев в Древней Греции и Италии. Под угрозой штрафа в тысячу драхм было запрещено срубать кипарисовые деревья в святилище Эскулапа в Косе. Но, пожалуй, нигде в античном мире эта древняя форма религии не сохранилась лучше чем в сердце великой столицы мира. На Форуме, оживленном центре Рима, до имперских времен поклонялись Священному фиговому дереву Ромула. Достаточно было, чтобы оно проявило признаки увядания, и весь город охватывал ужас. На склоне Палатинского холма росло кизиловое дерево, считавшееся в Риме одним из наиболее священных объектов. Если кому-то из прохожих казалось, что это дерево поникает, он поднимал истошный крик, которому вторили люди на улице, и вскоре можно было видеть, как целая толпа людей с наполненными водой бадьями в беспорядке несется со всех сторон, как будто (по словам Плутарха) спешит потушить пожар.

У европейских племен финно-угорской группы языческие культы большей частью отправлялись в священных рощах, огороженных заборами. Нередко такие рощи представляли собой простые поляны или расчищенные участки леса с несколькими деревьями, на которых в былые времена развешивались шкуры принесенных в жертву животных. В самом центре рощи – по крайней мере у волжских племен – стояло священное дерево, которое затемняло собой все окружающее. Прежде чем верующие соберутся и жрец вознесет молитвы, у корней дерева приносили жертву, а ветви его нередко служили чем-то вроде кафедры. В роще воспрещалось рубить деревья и срывать ветви; женщины туда, как правило, не допускались.

Необходимо подробнее исследовать понятия, на которых основывается поклонение деревьям и растениям. Мир в целом представляется дикарю одушевленным; деревья и растения не составляют исключения из правила. Дикарь верит, что они обладают душами, подобными его собственной, и соответственно обращается с ними. "Сообщают, – пишет античный вегетарианец Порфирий, – что жизнь, которую вели первобытные люди, была несчастлива, так как суеверия их не ограничивались животными, а распространялись и на растения. Почему умертвить быка или овцу должно быть большим злом, чем срубить ель или дуб, если принять во внимание, что и в эти деревья вселился дух?" Равным образом североамериканские индейцы-хидатса верят, что у всякого предмета природы есть свой дух или, точнее, тень. Этим теням надлежит оказывать почтение и уважение, хотя не всем в равной мере. Например, тени пирамидального тополя, огромнейшего дерева в долине Миссури, приписывалось обладание разумом, и считалось, что при должном обхождении тень может оказать индейцам помощь в некоторых предприятиях. Зато тени кустарников и трав большим престижем не пользовались. Когда река Миссури во время весеннего паводка разливается и, выходя из берегов, несет в своем течении стволы высоких деревьев, индейцы рассказывают, что духи деревьев испускают крики, ствол, цепляющийся корнями за землю, поднимая брызги, падает в поток. Когда-то срубить хотя бы одно из этих гигантских деревьев считалось у индейцев преступлением. Если же они испытывали нужду в больших бревнах, то пользовались только такими деревьями, которые упали сами. До последнего времени некоторые старики из числа наиболее суеверных заявляли, что несчастья обрушились на их народ по причине распространившегося ныне пренебрежительного отношения к правам пирамидального тополя. У ирокезов бытовало верование, что все виды деревьев, кустарников, растений, трав обладают своими душами: существовал обычай обращаться к этим духам с молитвой. Туземцы племени ваника (Восточная Африка) воображают, что каждое дерево, в особенности кокосовая пальма, имеет свою душу, поэтому "срубить кокосовую пальму приравнивается к матереубийству, потому что дерево это дает им жизнь и пропитание, как мать своему ребенку". Сиамские монахи, будучи уверены, что души имеются повсюду и что разрушить что-то – значит насильственно выселить духа, никогда не сорвут ветку с дерева, "как не сломают они руку невинному человеку". Еще бы, ведь монахи эти – буддисты. Буддийский анимизм является не философской теорией, а присущим всем дикарям догматом, включенным в систему исторической религии. Поэтому предполагать вместе с Бенфеем и другими учеными, что теория анимизма и переселения душ, имеющая хождение среди народов Азии, ведет свое происхождение от буддизма, – значит переворачивать факты с ног на голову.

Иногда считается, что духи обитают только в определенной разновидности деревьев. В Грбале, в Далмации, говорят, что духами или тенями обладают некоторые из больших буков, дубов и других деревьев; если кто-то повалит одно из таких деревьев, он должен будет умереть на месте или по меньшей мере остаться инвалидом до конца своих дней. Если у лесоруба возникает опасение, что срубленное им дерево принадлежит к этому разряду, ему следует тем же топором, которым он срубил дерево, на оставшемся пне отрубить голову курице. Это отвратит от него возмездие, даже если дерево относилось к числу одушевленных. По всей Западной Африке от Сенегала до Нигера с благоговением относятся к деревьям бавольника (silk-cotton trees), огромные стволы которых вздымаются на поразительную высоту, намного превосходя ростом другие деревья. Считается, что они служат пристанищем бога или духа. Эвеязычным народностям с Невольничьего Берега дух этого лесного гиганта известен под именем Гунтин. Деревья, в которых он обитает – такая честь выпадает на долю не каждого бавольника, – обносятся оградой из пальмовых листьев. Жертвы в виде домашней птицы (от случая к случаю и людей) привязывают к стволу или кладут у подножия дерева. Дерево, обнесенное оградой из пальмовых листьев, нельзя срубать или нанести ему какую-либо другую обиду. Даже те из деревьев бавольника, в которых не обитает дух, не могут быть срублены без того, чтобы лесоруб сначала не принес в жертву какую-нибудь домашнюю птицу и пальмовое масло, дабы очиститься от предполагаемого святотатства. Не принести жертву – оскорбление, которое может караться смертью. Обитатели гор Кангра в Пенджабе ежегодно приносили в жертву древнему кедру девочку; все семьи деревни поочередно поставляли эту жертву, пока кедр не срубили.

Одушевленные деревья, конечно, обладают чувствительностью. Порубка их превращается в тонкую хирургическую операцию, которую надлежит проводить с максимальным вниманием к ощущениям пациента; в противном случае дерево может разорвать неосторожного и неумелого хирурга на части. Когда валят дуб, "он издает пронзительные крики и стоны, которые слышны на расстоянии мили. Это гений дуба как бы жалуется. Эсквайр Е. Уайльд слышал такое несколько раз". Индейцы оджибве "в очень редких случаях срубают зеленые живые деревья из боязни причинить им боль, а некоторые из их знахарей уверяют, что слышали жалобы деревьев под ударами топора". Деревья, которые истекают кровью и испускают крики боли и негодования, когда их надрубают или поджигают, очень часто фигурируют в китайских книгах (даже в исторических сочинениях). В некоторых частях Австрии старые крестьяне продолжают верить, что лесные деревья одарены духом и без особой на то причины не позволяют надрезать их кору; они наслышались от своих отцов, что дерево чувствует надрез не меньше, чем человек – рану. Прежде чем повалить дерево, они просят у него прощения. Известно также, что в Верхнем Палатинате* старые дровосеки, прежде чем приступить к рубке, про себя обращаются к красивым, крепким деревьям с просьбой о прощении. До того как срубить дерево в девственном лесу или в горах, илоки, проживающие на острове Лусон, декламируют стихи: "Друг мой, не тревожься, хоть мы и повалим то, что нам приказано повалить". Илоки поступают так, чтобы не навлечь на себя гнев духов, живущих в деревьях, которые способны в отместку наслать тяжкую болезнь на того, кто причиняет им вред. Басога в Центральной Африке полагают, что ДУХ срубленного дерева может поразить смертью вождя и его семью. Для того чтобы предотвратить это несчастье, прежде чем повалить дерево, они обращаются за советом к знахарю. Если этот специалист дает разрешение приступать к рубке, лесоруб, во-первых, жертвует дереву домашнюю птицу или козу; во-вторых, после нанесения первого удара топором он высасывает из надреза немного сока: таким образом он братается с деревом, подобно тому как двое людей становятся братьями, высосав друг у друга немного крови. После этого он может без вреда для себя срубить своего брата – дерево.

* Верхний Палатинат – Ober-Pfalz – часть современной Баварии; главный город – Регенсбург.

Но не всегда с духами растительности обращаются почтительно. Если сладкие слова и доброе обращение не трогают их, прибегают к более крутым мерам. Произрастающее в Ост-Индии дерево дуриан, чьи гладкие стебли нередко возносятся на высоту 20-30 метров, не давая ни единого бокового побега, приносит плоды с восхитительнейшим вкусом и отвратительнейшим запахом. Малайцы, как известно, культивируют это дерево из-за его плодов, а в целях стимулирования его плодородия прибегают к весьма странному ритуалу. В Селангоре* около Югры имеется рощица этого вида деревьев, и в ней в назначенный день собираются сельские жители. Один из местных колдунов берет в руки топорик и наносит им несколько сильных ударов по стволу самого бесплодного из деревьев, приговаривая: "Ты будешь приносить плоды или нет? Если нет, то я срублю тебя". На это дерево отвечало голосом другого человека, взобравшегося на соседнее мангустиновое дерево (на дерево дуриан влезть нельзя): "О да, теперь я принесу плоды. Прошу не рубить меня". В Японии, чтобы заставить деревья плодоносить, в фруктовый сад входят два человека. Один из них взбирается на дерево, а другой стоит у подножия с топором в руках. Человек с топором спрашивает дерево, даст ли оно хороший урожай на следующий год; в противном случае он угрожает срубить его. На это укрывшийся в ветвях человек от имени дерева отвечает, что оно принесет обильный урожай. Каким бы странным ни представлялся нам этот метод садоводства, его прямые параллели имеются и в Европе. В канун Рождества многие югославские и болгарские крестьяне угрожающе замахиваются топором на бесплодное фруктовое дерево, а стоящий рядом человек вступается за него со словами: "Не срубай его! Оно скоро будет плодоносить". Трижды заносится топор, и трижды нависший удар отводится по просьбе ходатая. После этого на следующий год испуганное дерево, несомненно, должно принести плоды.

* Сеангор – местность на западном берегу Малайского полуострова (Малайзия).

Из представления о деревьях и растениях как об одушевленных существах естественным образом вытекает их деление на деревья мужского и женского пола, которые могут сочетаться между собой браком в реальном, а не просто в метафорическом или поэтическом смысле слова. Но в то время как у высших видов животных половые органы обычно распределены между различными особями, у большинства растений они сосуществуют в каждой особи. Правило это, однако, никоим образом не является всеобщим; у многих видов растений растение мужского пола отличается от растения женского пола. Это, видимо, было подмечено некоторыми первобытными народами. Относительно туземцев маори нам сообщают, что "они знакомы с полом растений и т.д. и имеют для мужских и женских особей некоторых деревьев различные наименования". Древние делали различие между финиковыми пальмами мужского и женского рода и искусственно оплодотворяли их, посыпая цветы пальм женского пола пыльцой растений мужского пола. Оплодотворение совершалось весной. У язычников Харрана месяц, во время которого оплодотворяли пальмы, назывался месяцем Фиников; в это же время устраивались брачные торжества всех богов и богинь. Наряду с оплодотворением реальных растений имели место ритуальные браки растений. Например, если индус посадил деревья манго, ни он, ни его жена не отведают их плодов до тех пор, пока не заключат формальный брак между деревом манго мужского пола и деревом другого вида (обычно им бывает тамаринд), произрастающим неподалеку. Если тамариндового дерева женского пола в наличии не оказывается, заменой ему служит жасминовое дерево. Затраты на такого рода бракосочетание часто бывают значительными; ведь чем больше брахманов приняло участие в пиршестве, тем громче слава владельца сада. Известно, что одна семья распродала золотые и серебряные украшения и заняла большое количество денег, чтобы с должной торжественностью отметить бракосочетание дерева манго с жасмином. В канун Рождества немецкие крестьяне также имели обыкновение связывать деревья соломенными веревками, утверждая, что деревья сочетались таким образом браком и будут плодоносить.

Когда на Молуккских островах цветет гвоздичное дерево, с ним обращаются как с беременной женщиной. Рядом с ним нельзя шуметь, ночью мимо него нельзя проносить лампу или огонь; никто не имеет права приближаться к нему с шапкой на голове, в его присутствии все должны обнажать голову. Предосторожности эти предпринимаются для того, чтобы дерево из-за потрясения не стало бесплодным или не дало плоды слишком рано (аналогично тому, как из-за испуга у беременной женщины могут наступить преждевременные роды). На Востоке с побегами растущего риса также обращаются столь же заботливо и деликатно, как с беременной женщиной. Во время цветения риса в Амбоине жители говорят, что он готовится родить. Они не стреляют из ружей и не производят другого шума вблизи полей из боязни, как бы рис, если его потревожат, не сделал выкидыш или не разродился вместо зерна одной соломой.

Некоторые народы верят, что жизнь в деревья вдувают души умерших. Племя диери в Центральной Австралии считает священными деревья, в которые, как гласит предание, превратились их предки: они с почтением отзываются об этих деревьях и делают все возможное, чтобы их не срубили и не сожгли. Когда белые поселенцы просят диери срубить дерево, они серьезно возражают, утверждая, что за такой проступок им перестала бы сопутствовать удача; они боятся понести наказание за то, что не защитили предков. Часть жителей Филиппинских островов верит, что в определенных деревьях обитают духи их предков, и поэтому бережно относится к ним. Если филиппинцы вынуждены свалить одно из таких деревьев, они просят у него прощения, говоря, что сделать это их заставил жрец. Духи находят пристанище преимущественно в высоких, величественных деревьях с большими раскидистыми кронами. Когда ветер шелестит листьями, туземцам чудится голос духа, и они никогда не пройдут мимо такого дерева, почтительно не поклонившись ему и не испросив у духа прощения за причиненное беспокойство. В каждой деревне игорротов есть свое священное дерево, в котором обитают души умерших предков ее жителей. Дереву приносят жертвы; считается, что любое оскорбление, нанесенное ему, повлечет за собой какое-нибудь несчастье для всей деревни. Будь оно срублено, деревня со всеми своими обитателями неизбежно погибнет.

* Игорроты – одно из горных племен в северной части острова Лусона (Филиппины),

По верованиям корейцев, души людей, умерших от чумы или на дороге, а также души женщин, испустивших дух во время родов, неизменно находят себе пристанище в деревьях. На грудах камней, нагроможденных под деревьями, этим духам приносят в жертву пироги, вино и свинину. В Китае с незапамятных времен существовал обычай сажать деревья на могилах, чтобы придать духу умершего силу и тем самым спасти его тело от разложения. А так как вечнозеленые сосны и кипарисы якобы больше других деревьев наполнены жизненной силой, для этой цели избирались преимущественно они. Растущие на могилах деревья иногда отождествляются с душами умерших. У мяо-киа – обитателей Южного и Западного Китая – священное дерево ставится у входа в каждое селение; жители верят, что оно служит обиталищем духа их первопредка и управляет их судьбой. Иногда вблизи селения располагается священная роща; деревья в ней не вырубаются, а умирают и гниют на месте. Сухие ветви устилают землю, но никому не позволено их убирать, не испросив предварительно позволения у духа дерева и не принеся ему жертву. Маравы в Южной Африке всегда придерживались мнения, что земля кладбища священна; на ней нельзя ни вырубать деревья, ни убивать животных, потому что каждая пядь земли там обитаема духами умерших.

В большинстве (если не во всех) приведенных выше примеров дух как бы локализован в дереве; он составляет душу дерева и вместе с ним должен заболеть и умереть. Но согласно другому – вероятно, позднейшему – мнению, дерево является не телом, а только пристанищем духа дерева, который по желанию может его покидать или возвращаться. Жители острова Сиау в Ост-Индии верят в лесных духов, селящихся в лесах или в больших уединенных деревьях. В полнолуние такой дух выходит из своего укрытия и блуждает вокруг. У него большая голова, длинные руки и ноги и увесистое туловище. Для умиротворения лесных духов им в жертву приносят пищу домашнюю птицу, коз и т.д. Жители острова Ниас придерживаются мнения, что после смерти дерева его обретший свободу дух становится демоном, который может, присев на ветвях кокосовой пальмы, погубить ее или вызвать смерть всех детей в доме, примостившись на одном из его опорных столбов. Они считают, что в некоторых деревьях обитают странствующие демоны; если такие деревья повредить, то демоны выйдут на свободу и начнут бедокурить. Поэтому жители Ниаса относятся к этим деревьям с уважением и остерегаются их рубить.

Многие из обрядов, соблюдаемых при порубке деревьев, посещаемых духами, основываются на вере в то, что по желанию и в случае нужды духи могут покинуть деревья. Поэтому, когда туземцы островов Палау приступают к рубке дерева, они заклинают духа дерева оставить его и поселиться в другом дереве. Желая свалить дерево ашорин и зная, что нельзя этого делать, пока там пребывает дух, предприимчивый негр с Невольничьего Берега в качестве приманки выливает на землю немного пальмового масла, а затем, когда ни о чем не подозревающий дух покидает дерево, чтобы полакомиться пищей, спешит срубить его недавнее пристанище. Прежде чем приступить к расчистке лесного участка для того, чтобы засеять его рисом, люди племени тобунгкус на острове Целебес строят миниатюрный домик, оставляя в нем запасы крошечных одежек, пищи и золота. Затем они созывают всех духов леса, предлагают в их распоряжение домик со всем его содержимым и умоляют покинуть участок. После этого они могут рубить лес спокойно, не опасаясь пораниться при этом. Прежде чем повалить высокое дерево, члены другого племени на острове Целебес, племени томори, кладут к его подножию кусок бетеля и призывают обитающий в нем дух сменить жилище. Более того, чтобы дать духу возможность сойти безопасно и с удобством, они приставляют к стволу дерева небольшую лестницу. Манделинги с острова Суматра стремятся возложить вину за такого рода злодеяния на плечи голландских властей. Когда манделинг прорубает в лесу просеку и оказывается перед необходимостью повалить преграждающее ему путь высокое дерево, он не пускает в ход топор, пока не будет произнесена следующая фраза: "Дух дерева, не обижайся, что я подрубаю твое жилище. Делаю я это не по своему собственному желанию, а по приказу инспектора". А когда он хочет расчистить участок леса для земледелия, то до того, как низринуть лиственные жилища лесных духов, нужно, чтобы он с ними договорился. С этой целью он выходит на середину делянки, наклоняется и делает вид, будто поднял листок бумаги. Разворачивая листок, он громким голосом читает воображаемое письмо голландского правительства, в котором ему строго-настрого предписывается незамедлительно приступить к расчистке делянки. После этого он говорит: "Вы слышите меня, духи. Я должен начать расчистку сейчас же, а не то меня повесят".

Дух может продолжать таиться в бревне даже после того, как дерево повалено, распилено на доски и употреблено на строительство дома; поэтому некоторые народности стремятся умилостивить его до или после вселения в новый дом. Когда новое строение готово, тораджи с острова Целебес закалывают козу, свинью или буйвола и вымазывают всю постройку его кровью. Если строение является лобо (жилищем духа), на коньке крыши режут курицу или собаку, и кровь ее стекает по обеим сторонам крыши. Более примитивные тонапу в таких случаях приносят на крыше в жертву человеческое существо. Это жертвоприношение на крыше лобо или храма служит той же цели, что и вымазывание кровью деревянных частей обычного дома. Цель заключается в умилостивлении лесных духов, которые еще могут пребывать в бревнах: они-де придут от этого в хорошее расположение духа и не причинят вреда обитателям дома. По той же причине жители острова Целебес и Молуккских островов при строительстве дома очень боятся всадить столб вверх ногами: ведь остающемуся в древесине духу леса, вполне естественно, такое оскорбление не пришлось бы по вкусу, и он поразил бы жителей дома болезнью. Кайяны с острова Борнео держатся мнения, что духи деревьев очень бдительно стоят на страже своей чести и выражают людям свое неудовольствие за любой нанесенный им ущерб. Поэтому после постройки дома, в процессе которой они волей-неволей дурно обошлись со многими деревьями, люди этой народности в течение года предаются покаянию; в этот период они, в частности, не охотятся на медведей, тигровых кошек и змей.

Благодетельные способности духов деревьев. Когда в деревьях стали видеть уже не тело древесного духа, а только его жилище, которое дух волен покинуть, был сделан значительный шаг вперед в религиозном мышлении. Анимизм* превращается при этом в политеизм.** Вместо того чтобы рассматривать дерево как живое и сознательное существо, человек теперь видит в нем инертную, безжизненную массу, в которую на более или менее длительное время вселяется сверхъестественное существо. Будучи в состоянии свободно перемещаться от дерева к дереву, оно обладает в силу этого правом собственности или владения на все деревья и, перестав быть древесным духом, становится лесным богом. Коль скоро древесный дух отделяется таким путем от отдельного дерева, облик его начинает меняться и в соответствии с особенностями ранних форм мышления – заключать абстрактные духовные сущности в конкретную человеческую оболочку – он принимает форму человеческого тела. Поэтому лесные божества в классическом искусстве изображаются в образах людей, а на их принадлежность к лесной флоре указывает ветвь или какой-нибудь другой недвусмысленный символ. Но это изменение формы не затрагивает сущности духа дерева. В качестве бога деревьев он продолжает пользоваться той же властью, какой он располагал в качестве вселившегося в дерево духа. Остановимся на этом подробнее. Покажем, во-первых, что деревья, принимаемые за одушевленные существа, наделяются способностью вызывать дождь, сияние солнца, размножение стад, посылать женщинам легкое разрешение от бремени, а во-вторых, что те же самые способности приписываются богам деревьев, нашедшим воплощение в живых людях, то есть антропоморфным.

* Анимизм (от лат. anima – душа) – одна из древнейших форм верований, вера в то, что во всех предметах и явлениях заключена таинственная душа, управляющая ими.

** Политеизм – многобожие, поклонение множеству богов, в иерархии которых находили отражение общественные отношения людей.

Прежде всего деревья или духи деревьев дают дождь и солнечный свет. Когда миссионер Иероним Пражский (ок. 1380-1416) стал убеждать язычников-литовцев вырубить свои священные рощи, толпа женщин умоляла короля Литвы его остановить: разрушая леса, уверяли женщины, он разрушает дом божий, который ниспосылал народу дождь и свет солнца. Мундари из Ассама полагают, что, если срубить дерево в священной роще, лесные боги обнаружат свое неудовольствие тем, что откажут людям в дожде. Для того чтобы обеспечить дождь, жители селения Монио Сагайнгской области (Верхняя Бирма) находили рядом с селением самое большое тамариндовое дерево и провозглашали его обиталищем духа дождя ( нат ). Затем они приносили в жертву духу-хранителю селения и духу, дарующему дождь, хлеб, кокосовые орехи, плоды платана и домашнюю птицу с молитвой: "О дух нат! Сжалься над бедными смертными и не удерживай дождь. Как мы с охотой совершаем в твою честь жертвы, пусть и дождь обильно падает день и ночь". После этого совершали возлияние в честь духа тамариндового дерева, и три пожилые женщины в красивых одеждах с ожерельями и серьгами запевали Песнь дождя.

Каждое селение у мундари имеет свою священную рощу; "божества рощи считаются ответственными за урожай, на всех больших земледельческих праздниках им воздают особые почести". Негры с Золотого Берега имеют обычай приносить жертвы у подножия высоких деревьев и полагают, что, если свалить одно из них, земля вообще не будет больше плодоносить. Галласы парами танцуют вокруг священных деревьев, молясь о ниспослании хорошего урожая. Пару составляют мужчина и женщина, соединенные при помощи палки, которую они держат за противоположные концы. Под мышками у них трава или зеленые колосья. Шведские крестьяне втыкают зеленую ветвь в каждую борозду на пашне в уверенности, что это обеспечит обильный урожай. Та же мысль налицо в немецком и французском обычае Жатвенного мая. Так называется большая ветвь или целое дерево, украшенное хлебными колосьями. Его привозят осенью с поля жатвы на последней телеге и до следующего года укрепляют на крыше крестьянского дома или амбара. Маннхардт* доказал, что эта ветвь или дерево символизируют древесного духа, понятого как дух растительности вообще, дух, чье животворящее и оплодотворяющее воздействие распространяется, в частности, на злаки. Поэтому осенью в Швабии ветвь Жатвенного мая укрепляют среди последних стеблей злаков, оставленных стоять в поле; в других местах ее высаживают в поле и прикрепляют к ее стволу последний срезанный сноп.

* Маннхардт В. (1831-1880) – немецкий фольклорист.

Дух дерева делает плодовитым скот и наделяет потомством женщин. Emblica officinalis является в Северной Индии священным деревом. Одиннадцатого числа месяца фалгуна (февраля) у подножия этого дерева совершаются возлияния; к нему обращаются с молитвами о плодородии женщин, животных и посевов. Равным образом к числу наиболее священных плодов принадлежат в Северной Индии кокосовые орехи: их называют шрифала, то есть плоды богини плодородия Шри. Кокос является символом плодородия; жрецы во всей Верхней Индии хранят его в святилище и дают желающим забеременеть женщинам. Неподалеку от Старого Калабара в городе Ква произрастала некогда пальма: по поверью, отведав ее орехов, могла понести любая бесплодная женщина. В Европе, по всей вероятности, считалось, что подобное же влияние на женщин и на скот оказывает Майское дерево и Майский шест. Первого мая в некоторых областях Германии крестьяне устанавливали Майские деревья или Майские кусты у дверей коровников и конюшен, по одному на каждую корову и лошадь; считалось, что от этого у коров будет больше молока. Об ирландских крестьянах известно, что "они воображают, что если на Майский праздник привязать к дому зеленую ветвь, то этим летом молоко польется в изобилии".

У части вендов* некогда было принято второго июля устанавливать посреди деревни дуб, к вершине которого был прикреплен железный флюгер. Вокруг дуба танцевали и гоняли скот, чтобы он лучше размножался. Черкесы считают покровителем скота грушевое дерево. Они срезают в лесу молодую грушу, очищают ее от ветвей и приносят домой, где поклоняются ей как божеству. Такая груша есть почти в каждом доме. В день осеннего праздника дерево с большой торжественностью, под звуки музыки и радостные восклицания всех обитателей, которые поздравляют его с благополучным прибытием, вносится в дом. Грушу украшают свечами, а к вершине прикрепляют головку сыра. Вокруг нее едят, пьют и поют песни. Затем груше желают доброй ночи и снова выносят ее во двор, где, придвинутая к стене, она простаивает остаток года, не получая никаких знаков внимания.

* Венды – прежнее название лужицких сербов (лужичан), живущих по реке Шпрее, – остаток средневекового славянского населения бассейна Эльбы (полабских славян).

Племя тухоэ, входящее в состав народа маори, "приписывает деревьям способность делать женщин плодовитыми. Эти деревья ассоциируются с пуповинами неких мифических предков, и до самого последнего времени на них, как правило, развешивали пуповины всех детей. Стоило бесплодной женщине обнять руками ствол такого дерева, и она зачинала мальчика или девочку (в зависимости от того, обняла ли она дерево с восточной или с западной стороны)". Возможно, что обычай сажать на Майский праздник зеленый куст у дома возлюбленной, распространенный в Европе, берет свое начало в поверье об оплодотворяющей способности древесного духа. В некоторых частях Баварии такие кусты ставят у домов новобрачных; куст стоит до тех пор, пока молодая жена не забеременеет. В таких случаях говорят, что муж "сам для себя посадил Майский куст". У южных славян бесплодная женщина, желающая иметь ребенка, в канун дня святого Георгия вешает на плодородное дерево новую сорочку. На следующее утро она до восхода солнца тщательно осматривает сорочку, и, если оказывается, что по ней проползло какое-то живое существо, женщина питает надежду, что в течение года желание ее исполнится. Она надевает на себя сорочку, будучи уверена, что станет столь же плодовитой, как дерево, на котором провела ночь эта часть ее туалета. У кара-киргизов,* чтобы зачать ребенка, бесплодная женщина катается по земле под одинокой яблоней. Наконец, в Швеции и Африке деревьям приписывается способность даровать женщинам легкие роды. В некоторых районах Швеции рядом с каждым хутором когда-то стояло деревохранитель (липа, ясень или вяз). Со священного дерева нельзя было срывать ни единого листа; любой нанесенный ему ущерб карался несчастьем или болезнью. У некоторых конголезских племен беременные женщины изготовляли себе одежду из коры некоего священного дерева в уверенности, что это дерево освободит их от связанных с родами опасностей. Предание о Латоне, которая, готовясь произвести на свет божественных близнецов Аполлона и Артемиду, обнимала пальмовое и оливковое дерево или два лавра, возможно, указывает на существование аналогичного верования у греков.

* Кара-киргизы – прежнее название киргизов.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел Религиоведение