Элиаде М. История веры и религиозных идей. Том третий: от Магомета до Реформации

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава XXXV. МУСУЛЬМАНСКОЕ БОГОСЛОВИЕ И МИСТИКА

§277. Аль-Халладж, мистик и мученик

Аль-Халладж (Хусейн ибн Мансур), родившийся в 244/857 г. на юго-западе Ирана, до встречи в Багдаде со знаменитым шейхом аль-Джунейдом, учеником которого он стал (в 264/877 г.), проходил обучение у двух духовных учителей-суфиев. Аль-Халладж отправился паломником в Мекку, где соблюдал пост и молчание, там же он впервые получил мистический опыт экстаза. "Дух мой смешался с Его Духом, подобно тому, как мускус смешивается с амброй, а вино с чистой водой"40. Джунейд удалил от себя возвратившегося из паломничества аль-Халладжа, тот прекратил общение с большинством багдадских суфиев и на четыре года покинул город. Позже, начав публичное проповедование, он вызвал ярость не только традиционалистов-ортодоксов, но также и суфиев, которые обвинили его в разглашении "тайн" непосвященным. Его также упрекали в том, что он "творит чудеса" (как пророки!), в то время как другие шейхи демонстрировали свою силу лишь посвященным. Тогда аль-Халладж сбросил одежду суфия, чтобы смешаться с толпой. 41

В 291/905 г. в сопровождении 400 учеников аль-Халладж совершил свой второй хадж. Затем он отправляется в длительное путешествие по Индии и Туркестану и добирается до самых границ с Китаем. После третьего хаджа в Мекку, проведя там два года, аль-Халладж окончательно обосновывается в Багдаде (294/908) и посвящает себя публичной проповеди (ср.: Massignon. Passion, I, p. 268 sq.). Он проповедует, что высшей целью любого человеческого существа является мистическое слияние с Богом, совершающееся через любовь ('ishq). В этом слиянии поступки правоверного освящены и обожены. В экстатическом состоянии аль-Халладж произносит знаменитые слова "Я есмь Истина (=Бог)", которые стали его смертным приговором. На этот раз аль-Халладж настроил против себя и законников, обвинивших его в пантеизме, и политиков, упрекавших его в подстрекательстве толпы, и суфиев. Поразительно то, что аль-Халладж хотел умереть, преданный проклятию. "Желая заставить правоверных прекратить этот соблазн и убить человека, осмелившегося заявить о слиянии с богом, он выкрикивал в соборной мечети аль-Мансура: "Бог разрешил вам пролить мою кровь: убейте меня... В мире для мусульман нет более срочного дела, чем моя казнь""42.

Столь странное поведение аль-Халладжа наводит на мысль о malamatiya, сообществе созерцателей, которые ради любви Господа искали поношения (malama) со стороны своих братьев по вере. Они не носили одежды суфиев и приучились скрывать свой мистический опыт; более того, они провоцировали правоверных своим эксцентрическими и внешне неблагочестивыми поступками43. Впрочем, это явление еще с VI в. известно в среде восточно-христианского монашества и имеет аналогии в Южной Индии.

Арестованный в 301/915 г. и проведший почти девять лет в тюрьме44, аль-Халладж был казнен в 309/922 г. Свидетели рассказывают, что последними словами мученика были: "Испытавшему восхищение достаточно, когда в нем его Единый и лишь Он один свидетельствует о Себе" (дословно: "для экстатика существен лишь Единый, приводящий его к слиянию")45.

Написанное им сохранилось лишь частично: это фрагменты толкования Корана, некоторые письма, несколько максим и поэм и небольшая книжечка "Kitab at-tawasin", в которой аль-Халладж рассуждает о единобожии и профетологии46. Его стихи проникнуты глубокой тоской по высшему слиянию с Богом; иной раз он прибегает к выражениям, заимствованным из "алхимического деяния" (ср.: Passion, III, 369 sq.) или дает намеки на тайный смысл арабского алфавита.

Все эти тексты и свидетельства, собранные, описанные, изданные и блестяще проанализированные Луи Массиньоном, раскрывают нам цельность веры аль-Халладжа и глубину почитания им пророка. "Путь" его не предполагал разрушение личности человека, который искал страдания, лишь чтобы постичь "страстную любовь" ('ishq), т.е. сущность Бога и тайну творения. Выражение "Я есмь Истина!" не содержит в себе пантеизма (в котором его обвиняли), так как аль-Халладж всегда подчеркивал трансцендентность Бога. Лишь в редком экстатическом опыте тварный дух может слиться с Богом47.

Выдвинутую мистиком концепцию "преобразующего слияния" достаточно точно, несмотря на свою тенденциозность, изложил один из противников его богословия. Согласно этому автору, Халладж утверждал, что "тот, кто подчиняет свое тело обрядам, занимает свое сердце благими делами, отказывается от удовольствий и владеет своей душой, запрещая себе иметь желания, поднимается до "остановки" тех, кто уже "приближен к Богу". Затем он беспрерывно проходит отрезки пути до тех пор, пока его природа не очистится от всего плотского. И затем... нисходит на него сей дух Божий, от которого родился Иисус, сын Марии. Тогда он становится "тем, кому повинуется всякая вещь (muta)", он хочет лишь того, что ведет к исполнению заповеди Божией; отныне любое его деяние – это деяние Бога, и любая заповедь – это заповедь Бога"48.

Почитание аль-Халладжа как святого после его мученической смерти непрестанно распространялось в мусульманском мире49. Немаловажное влияние на суфиев и на некоторые направления мистического богословия имел он и после смерти.

§278. Аль-Газали и примирение между каламом и суфизмом

Мученическая смерть аль-Халладжа повлекла за собой, среди прочего, требование к суфиям демонстрировать в своих публичных выступлениях, что они вовсе не противопоставляют себя ортодоксальному учению. Некоторые скрывали свой мистический опыт и богословские идеи за эксцентрическими выходками. Например, Шибли (247/861-334/945), друг аль-Халладжа, переживший его на двадцать три года, задал ему вопрос о смысле unio mistica в момент, когда тот висел на виселице. Чтобы вызвать смех на свой счет, Шибли сравнивал самого себя с жабой. Парадоксы и поэтические импровизации давали ему "право на неприкосновенность" (Массиньон). Он говорил: "Любящий Бога за его благие деяния есть многобожник". Однажды Шибли попросил своих учеников оставить его: дескать, где бы они ни находились, он всегда будет с ними и будет оказывать им покровительство50.

Еще один мистик, выходец из Ирака Нифари (ум. 354/856) тоже прибегал к парадоксам – но без претенциозности Шибли. Он, может быть, первым заявил, что молитва – дар Божий. "Это Я, дающий; если бы Я не отвечал на твою молитву, я не заставлял бы тебя искать ее"51.

В течение столетия после мученической смерти аль-Халладжа появились труды, представляющие учение и практику суфиев. Обратим внимание на ставшую классической теорию "этапов", или "остановок" (maqamat), и "состояний" (ahwal) пути (tariqah). Различаются три основных этапа: ступень ученика (murid), ступень совершенствующегося (salik) и ступень достигшего совершенства (kamil). Под присмотром своего шейха новоначальный должен упражняться в аскезе, проходя путь от покаяния до искреннего приятия всего, что ему посылается. Аскеза и обучение выливаются во внутреннее сражение, за ходом которого пристально наблюдает учитель-наставник. Но если макеты, "остановки", являются результатом личных усилий, то "состояния" бескорыстный дар Бога52.

Необходимо напомнить, что в мусульманской мистике VIII-IХ в. существовало три учения о слиянии с Богом. "Слияние воспринимается: а) как соединение (ittisal или wisal), исключающее идею тождества души и Бога; б) как отождествление (ittihad), имеющее два различных смысла: первый совпадает с предыдущим, а второй означает слияние природ божественной и человеческой; в) как пребывание (hulul); Дух Божий пребывает, не смешивая двух природ, в прошедшей через очищение душе мистика. Учители ортодоксального ислама принимают слияние только в смысле ittisal (или его эквивалента, первого смысла ittihad) и категорически отвергают какую бы то ни было идею hulul" 53.

Заслуга превращения суфизма в учение, приемлемое для мусульманской ортодоксии, по праву принадлежит знаменитому богослову аль-Газали (род. в 451/1059 г. в Восточной Персии). Изучив калам, Абу Хамид аль-Газали сделался преподавателем в Багдаде. Он освоил вдохновленные греческой философией системы аль-Фараби и Авиценны и подверг их критике и осуждению в своем трактате "Самоопровержение философов"54. В 1095 г., вследствие личного религиозного кризиса, аль-Газали прекратил учительствовать и отправился в Сирию, затем побывал в Иерусалиме и в некоторых областях Египта. Он изучил иудаизм и христианство – в его религиозной философии исследователи отмечают некоторые христианские влияния. Те два года, что он находился в Сирии, аль-Газали исповедовал суфизм. После десятилетнего отсутствия он возвратился в Багдад и на непродолжительный срок возобновил свою преподавательскую деятельность. Однако, в конце концов, он удалился со своими учениками в родную деревню, где основал семинарию (медресе) и суфийскую "обитель". Его многочисленные произведения уже давно принесли ему известность, но он продолжал писать. Признанный и почитаемый всеми, он умер в 505/1111 г.

Неизвестно, кто именно был духовным наставником аль-Газали и какой именно тип инициации он прошел. Но бесспорно то, что узость официального богословия (калама) открылась ему в результате пережитого мистического опыта. Он пишет об этом с юмором: "Те же, ученость коих в вопросе о некоторых редких формах развода столь велика, по поводу простейших вещей касательно духовной жизни, как то: смысл искренности перед Богом и веры в Него, – ничего вам сказать не могут"55. Аль-Газали после своего мистического обращения и посвящения в суфизм понял, что учению суфиев нельзя оставаться тайным и предназначенным лишь для духовной элиты – оно должно стать доступным для всех правоверных.

Подлинность и мощь мистического опыта56 аль-Газали нашли свое подтверждение в его самом значительном труде – "Воскрешение наук о вере". Речь идет о собрании в сорок глав, где аль-Газали исследует вопросы ритуала, обычаи, послание пророка, "вещи, ведущие к гибели, и вещи, ведущие к спасению". Именно здесь, в последнем разделе трактуются некоторые аспекты мистической жизни. Однако аль-Газали всегда старается держаться золотой середины, дополняя закон и предание учением суфизма, но не отводя главенствующее положение мистическому опыту. Благодаря такому подходу, "Воскрешение наук о вере" было принято ортодоксальными богословами и возымело беспримерное влияние.

Плодовитый автор, обладавший энциклопедическими познаниями, аль-Газали был также великим полемистом, неустанно критиковавшим исмаилизм и другие гностические течения. Все же в его мистических спекуляциях по поводу Света ощущается гностическая основа.

По мнению многих исследователей, аль-Газали потерпел поражение в своем стремлении "оживить" исламскую религиозную мысль. "Сколь бы блистателен он ни был, труд его не смог предотвратить застой, спустя два или три века "заморозивший" мусульманскую религиозную философию"57.