Элиаде М. История веры и религиозных идей. Том второй: от Гаутамы Будды до триумфа христианства

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава XXVIII. РОЖДЕНИЕ ХРИСТИАНСТВА

§219. "Сокровенный иудей": Иисус из Назарета

В 32 или 33 г. нашей эры некий молодой фарисей по и мени Савл, отличавшийся особым рвением в преследовании христиан, шел однажды из Иерусалима в Дамаск. "Внезапно осиял его свет с неба. Он упал на землю и услышал голос, говорящий ему: Савл, Савл! что ты гонишь Меня? Он сказал: кто Ты, Господи? Господь же сказал: Я Иисус, Которого ты гонишь... Встань и иди в город; и сказано будет тебе, что тебе надобно делать. Люди же, шедшие с ним, стояли в оцепенении, слыша голос, а никого не видя. Савл встал с земли, и с открытыми глазами никого не видел. И повели его за руки, и привели в Дамаск. И три дня он не видел, и не ел и не пил. После этого ученик по имени Анания, которому явился Иисус в видении, возложил на Савла руки и вернул его к жизни. "И тотчас как бы чешуя отпала от его глаз, и вдруг он прозрел; и, встав, крестился и, приняв пищи, укрепился" 1 .

Это событие произошло через два или три года после распятия Иисуса (точная дата распятия Иисуса неизвестна: предположительно это могло произойти в 30 или 33 г. Следовательно, обращение Савла имело место не ранее 32 и не позже 36 г. н.э.) из дальнейшего станет ясно, что в основе христианства, и особенно христианства павлинистского толка, лежит вера в воскресение Христа 2 . И это чрезвычайно важно, так как Послания апостола Павла являются первыми документами, отражающими историю возникновения христианской общины. Эти послания дышат верой в воскресение и , значит, в спасение во Христе. "Наконец-то, – пишет выдающийся историк эллинизма Виламовиц-Мёллендорф, – греческий язык становится выражением жгучего и живого духовного опыта" 3 .

3десь важен еще один момент. Это – крайне малый отрезок времени (всего несколько лет), отделяющий экстатический опыт Павла от события, которое открыло предназначение Иисуса. В пятнадцатый год правления императора Тиверия (т.е. в 28-29 г. н.э.) Пустынник Иоанн, по прозванию Креститель, ходил по окрестностям Иордана, "проповедуя крещение покаяния для прощения грехов" (Лк 3:1 и сл.) Историк Иосиф Флавий описывает Иоанна как "человека благочестивого", призывающего иудеев к добродетельной, справедливой и богобоязненной жизни (Иуд. Древн. 18, т. 2, 116-119)* 75 . Итак, Иоанн – подлинный пророк, боговдохновенный, ревностный, пылкий, открыто выступающий против иудейских политических и религиозных властей. Будучи вождем милленаристской эсхатологической секты, Иоанн Креститель возвещал неотвратимость прихода Царства Божьего, причем не призывал принимать себя за Мессию. Его проповедь имела мощный резонанс в народных массах. Среди тысяч людей, сходившихся со всей Палестины, чтобы принять Крещение от рук Иоанна, был и Иисус, родом из Галилейского Назарета. По христианскому преданию, Иоанн Креститель признал в нем Мессию.

Почему крестился Иисус; нам неизвестно. Однако совершенно очевидно, что крещение выявило его мессианское достоинство. Таинство этого откровения передано в Евангелиях образом духа Божия, сошедшего с небес на Иисуса в виде голубя: "Сей есть Сын Мой возлюбленный" (Мф 3:16; ср. Мк 1:11; Лк 3:22). Сразу же после крещения Иисус удаляется в пустыню". Евангелия уточняют, что "Дух ведет Его в пустыню", дабы "Он был искушаем Сатаной" (Мк 1:12; Мф 4:10; Лк 4:13). Мифологический характер этих искушений очевиден, JЮ символика их выявляет особую структуру христианской эсхатологии. Морфологически сценарий состоит из ряда испытаний-инициаций, сходных с испытаниями Гаутамы Будды (ср. §148). Иисус постится в течение сорока дней и сорока ночей, и Сатана его "искушает". Сначала он требует от Иисуса чудес ("скажи, чтобы камни сии сделались хлебами"); потом "поставляет Его на крыше Храма Иерусалимского и говорит Ему: если Ты Сын Божий, бросься вниз" и, наконец, искушает абсолютной властью над "всеми царствами мира и славой их". Иными словами, сатана искушает его самой возможностью уничтожения Римской Империи (что следовало понимать как победу иудеев, предсказанную их апокалипсисами) при условии, что Иисус "пав, поклонится ему" 4 .

Какое-то время Иисус "крестил многих", как и Иоанн, а возможно, даже и более успешно (ср. Ин 3:22-24; 4:1-2). Но, узнав, что пророк взят под стражу Иродом, Иисус оставил пределы Иудеи и вернулся на родину. Иосиф Флавий объясняет действия Ирода страхом: он боялся влияния Иоанна Крестителя на народные массы и боялся восстания. Как бы то ни было, заключение под стражу Иоанна послужило поводом для начала проповеди Иисуса. Прибыв в Галилею, Иисус возвестил Евангелие, т.е. Благую Весть: "Исполнилось время и приблизилось Царствие Божие: покайтесь и веруйте в Евангелие" 5 .Благая весть это эсхатологическое упование, которое, за некоторым исключением, господствовало в иудейской религиозной мысли более столетия. Вслед за пророками и Иоанном Крестителем, Иисус проповедовал грядущее преображение мира: это суть его проповеди (ср. §220).

В окружении своих первых учеников Иисус проповедовал и учил в синагогах и на площадях, обращаясь главным образом к униженным и обездоленным. Он прибегал к традиционным средствам поучения: ссылался на священную историю и почитаемых народом библейских персонажей, используя этот неисчерпаемый источник образов и символов, особенно образный язык притч. Как и другие богочеловеки эллинистического мира, Иисус был врачевателем и чудотворцем; он исцелял любые болезни и изводил бесов из одержимых. Некоторые чудеса навлекают на него подозрение в чародействе – преступлении, наказуемом смертной казнью. Кто-то говорил: "Он изгоняет бесов силой Вельзевула, князя бесовского. А другие, искушая, требовали от Него знамения с неба" 6 .

Слава экзорциста и чудотворца не изгладилась из памяти иудеев; предание не то первого, не то второго века говорит о некоем Иешу, "занимавшемся чародейством и удивлявшем Израиль" 7 * 76 .

Проповедь Иисуса сразу же стала внушать беспокойство двум влиятельным политическим и религиозным группировкам, фарисеям и Саддукеям. У первых вызывало раздражение слишком вольное обращение Назарянина с Торой. Саддукеи же воспринимали мессианскую проповедь как повод для начала народных волнений. В самом деле, Царство Божие, которое проповедовал Иисус, кое-кому напоминало религиозный фанатизм и политическую непримиримость зелотов. Последние отказывались признавать власть Рима, объясняя это тем, что для них"один лишь Всевышний – владыка и Господь" (Иосиф Флавий. Иуд. Древ. 18, 1, 6 §23). По меньшей мере один из двенадцати апостолов, Симон Кананит, 8 был в прошлом зелотом (Мк 3: 18). Лука сообщает о том, как после распятия Иисуса один из учеников сказал: "А мы надеялись было, что Он есть Тот, Который должен избавить Израиль" (24:21).

К тому же один из самых таинственных и ярких эпизодов, рассказанных в Евангелии, свидетельствует о некотором разночтении в трактовке провозглашенного Иисусом "Царства". 9 В тот день, после долгой проповеди, Иисус узнает, что 5000 человек, следовавших за ним по берегам Тивериадского озера, остались без еды. Тогда он просит их сесть на землю и чудесным образом умножает несколько хлебов и рыб, а потом они все совершают совместную трапезу. Речь идет о некоем архаическом ритуале, которым подтверждается или подкрепляется мистическая целостность группы. В данном случае совместная трапеза могла означать символическое предвосхищение эсхатона, так как Лука (9:11) уточняет, что именно тогда Иисус говорил им о Царстве Божьем. Но возбужденная новым чудом толпа не поняла всей глубины и смысла происходящего и увидела в Иисусе страстно ожидаемого "царя-пророка", который принесет Израилю избавление. "Иисус же, узнав, что хотят прийти, нечаянно взять Его и сделать Царем" (Ин 6:15), распустил собравшихся, вошел с учениками в лодку и переплыл Тивериадское озеро.

Эту "неувязку" можно было бы счесть неудавшейся попыткой восстания. Так или иначе, многие оставили Иисуса. В Евангелии от Иоанна сказано: "отошли" (6:66-67), с ним остались лишь апостолы. Именно с ними весной 30 (или 33 г.) Иисус решает отпраздновать в Иерусалиме Пасху. Много спорили – спорят и по сей день – какова же была подлинная задача этого предприятия? Скорее всего, Иисус хотел возвестить и проповедать Благую Весть в религиозном центре Израиля, чтобы добиться от народа окончательного решения: либо так, либо иначе 10 . Когда он был уже близ Иерусалима, люди "думали, что скоро должно открыться Царствие Божие" (Лк 19:11). Иисус вошел в Град как царь-мессия (Мк 11:9-10), выгнал из Храма торгующих и покупающих и учил народ (11:15 и сл.) На другой день он снова вошел в Храм и рассказал притчу о злых виноградарях, которые, убив слуг, посланных хозяином, затем схватят и убьют его сына. "...Что же сделает хозяин виноградника? – заключает Иисус. – Придет и предаст смерти виноградарей, и отдаст виноградник другим" (12:9).

Для священников и книжников значение этой притчи было совершенно однозначно: пророки подвергались гонениям, и последний из посланных, Иоанн Креститель, был убит. Согласно учению Иисуса, Израиль по-прежнему был виноградником Господа, однако его религиозная элита обречена; у нового Израиля будут иные духовные лидеры 11 . Иисус давал понять, что он-то и унаследует виноградник, он, "сын любезный" хозяина – мессианская проповедь, которая могла вызвать кровавые репрессии завоевателей. Первосвященник Кайафа об этом скажет так: "лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели весь народ погиб" (Ин 11:50). Медлить было нельзя, надо было действовать, не вызывая подозрений в стане приверженцев Иисуса. Взять его под стражу следовало тайно и в ночи. В канун Пасхи Иисус совершил последнюю трапезу со своими учениками. Эта последняя агапа станет центром христианского обряда – Евхаристии, к смыслу которой мы обратимся ниже (§220).

"И, воспев, пошли на гору Елеонскую" (Мф 26:30). Из этой, полной волнующих событий ночи, предание, сохранило память о двух эпизодах, и поныне тревожащих христианскую совесть. Иисус предсказывает Петру, что "прежде, нежели пропоет петух", тот трижды отречется от него (Мф 14:26-31). А ведь Иисус видел в Петре своего самого верного ученика, того, кому надлежало поддерживать дух общины верующих: отречение его, несомненно, подтверждало слабость человеческого, однако вовсе не отменяло достоинство и харизматические добродетели апостола. Смысл его тяжкого проступка ясен: в икономии спасения не важны ни людские грехи, ни людские добродетели; главное покаяться и уповать. Без этого "прецедента" с Петром было бы крайне затруднительно обосновать большую часть христианской истории; его отречение и последующее покаяние (Мф 26:74) в определенном смысле стали образцом для всей христианской жизни.

Не менее показательна следующая сцена – "на месте, называемом Гефсиманией". Иисус идет туда с Петром и еще двумя учениками и говорит им: "Душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте со Мною" (Мф 26:38). "И, отойдя немного, пал на лицо Свое, молился и говорил: Отче Мой! Если возможно, да минует Меня чаша сия; Впрочем, не как Я хочу, но как Ты" (26:39). Но, возвратившись, видит Он своих учеников спящими и говорит Петру: "Так ли не могли вы один час бодрствовать со Мною?" (26:40). "Бодрствуйте и молитесь", – вновь учит он их. Но, увы! Придя, "находит их опять же спящими, ибо У них глаза отяжелели" (26:43; ср. Мк 14:32-42; Лк 22:40-46). Еще по истории Гильгамеша (§23) известно, что победить сон, остаться бдящим – это одно из самых тяжелых инициатических испытаний, ибо смысл его заключается в трансмутации профанного, в достижении "бессмертия". В Гефсиманском саду "инициатическое бдение", даже ограниченное всего несколькими часами, оказалось выше человеческих сил. И поражение это также станет назиданием для большинства христиан.

Вскоре Иисус был взят стражей первосвященника, усиленной римскими воинами. Нелегко точно установить последовательность событий. Евангелия говорят о двух судилищах. Синедрион обвиняет Иисуса в богохульстве, так как на вопрос первосвященника: "Ты ли Христос (т.е. Мессия), Сын Благословенного?" Он отвечает: "Я" (Мк 14:61-62; ср. Мф 26:57-68; Лк 22:54, 66:71). Богохульствующего побивали камнями, но нельзя с уверенностью утверждать, что в то время синедрион обладал правом приговаривать к смертной казни. Так или иначе, Иисус затем предстает перед судом Понтия Пилата, прокуратора Иудеи. По обвинению в подстрекательстве к мятежу ("Ты Царь Иудейский?") Он был приговорен к казни через распятие, в соответствии с римским обычаем. Отданный на поругание (одетый в багряницу, с терновым венцом на голове, под крики солдат: "Радуйся, Царь Иудейский!", Иисус был распят между двух "разбойников". Этим словом – lestes – Иосиф Флавий часто называет мятежников. "Итак, контекст казни Иисуса явно представлял собой подавление мятежа против римского правления и его сторонников внутри Иудеи. В глазах иерусалимских властей любая проповедь близости Царства Божьего предполагала реставрацию иудейского царства" 12 .

Взятие Иисуса под стражу, суд над ним и казнь рассеяли его приверженцев. Вскоре Петр, любимый ученик, трижды отрекся от него. Скорее всего, и проповедь Иисуса, и само его имя канули бы в забвение, если бы не один момент, странный и необъяснимый вне веры: воскресение мученика* 77 . Предание, дошедшее до нас через Павла и через Евангелия, придает особое значение опустевшему гробу и многим явлениям Иисуса воскресшего своим ученикам. Что бы ни стояло за этим религиозным опытом, в нем – источник и первооснова христианства. Вера в Иисуса Христа воскресшего превратила горстку растерянных изгоев в сообщество людей решительных и твердо убежденных в своей непобедимости. Можно, пожалуй, утверждать, что апостолы тоже пережил и инициатическое испытание через потерю надежды и духовную смерть, дабы потом возродиться к новой жизни и стать первыми провозвестниками Евангелия.

§220. Благая Весть: приблизилось Царствие Божие

Рудольф Бультман говорил о "невыносимой банальности" биографий Иисуса. В самом деле, свидетельства немногочисленны и не слишком достоверны. Самые ранние – Послания ап.Павла – почти полностью игнорируют историческую сторону жизни Иисуса. Синоптические Евангелия, составленные между 70 и 90 гг., вобрали устные предания первых христианских общин. Но эти предания относятся как к Иисусу, так и к Христу воскресшему, что вовсе не отменяет их документальной ценности; память, памятование – это основной элемент христианства, как, впрочем, и любой другой религии, у которой есть основоположник. Память об Иисусе является назиданием для каждого христианина. Предание, сохраненное первыми свидетелями, и было именно этим "назиданием", а не только "историей"; оно запечатлело сущностные структуры событий и проповеди Иисуса, а вовсе не просто перечень его дел – явление достаточно известное, и не только в истории религий.

С другой стороны, следует считаться с тем фактом, что первохристиане, иудеи из Иерусалима, сами представляли собой апокалиптическую секту, возникшую внутри палестинского иудаизма. Жили они в состоянии страстного ожидания второго пришествия Христа, парусии, и умы их были всецело заняты "концом истории", а не историографией эсхатологических чаяний. Кроме того, как и следовало ожидать, вокруг личности воскресшего Учителя достаточно рано выкристаллизовалась целая мифология, родственная мифологии богов-спасителей и боговдохновенных людей (theios antropos). Эта мифология, о чем пойдет речь в дальнейшем, имеет чрезвычайно важное значение: она помогает нам понять особое религиозное измерение христианства и последующую историю его развития. Мифы, которые помещают Иисуса из Назарета в мир архетипов и трансцендентных фигур, столь же "истинны", как его слова и дела: эти мифы и в самом деле служат подтверждением силы и креативности истоков его благовествования. К тому же, благодаря такой универсальной символике и мифологии, религиозный язык христианства становится вселенским и понятным за пределами очага своего возникновения.

Считается, что синоптические Евангелия донесли до нас суть Благой Вести и, прежде всего, возвестили о Царстве Божием. Итак, мы не забыли о том, что Иисус начинает свое служение в Галилее, проповедуя Благую Весть о Царстве Божием: "...исполнилось время и приблизилось Царствие Божие" (Мк 1:15) 13 . Эсхатон неминуем: "есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Царствие Божие, пришедшее в силе" (Мк 9:1; ср.: 13:30). "О дне же том, или часе, никто не знает, ни Ангелы небесные, ни Сын, но только Отец" (Мк 13:32).

Однако другие слова Иисуса позволяют думать, что Царство уже здесь. После эпизода с изгнанием бесов он говорит: "Если же Я перстом Божиим изгоню бесов, то, конечно, достигло до вас Царствие Божие" (Лк 11:20). В другом случае Иисус утверждает, что со времен Иоанна Крестителя "Царство Небесное силой берется, и употребляющие усилие восхищают его" (Мф 11:12). Смысл представляется таковым: Царству мешают сильные, но оно уже здесь 14 . В отличие от апокалиптического синдрома, которым проникнута вся литература того времени, его Царство придет без потрясений, т.е. без внешних признаков, знамений. "...не придет Царство Божие приметным образом; и не скажут: "вот, оно здесь", или: "вот, там". Ибо вот, Царствие Божие внутри вас есть" (Лк 17:20-21). В притчах Царство сравнивается с постепенным вызреванием семени, растущим само по себе (Мк 4:26-29), с горчичным зерном (30-32), с закваской, на которой поднимается тесто (Мф 13:33).

Возможно, что эти два разных возвещения Царства – в ближайшем будущем и в настоящем – отражают два последовательных этапа служения Иисуса 15 . Можно же считать, что они представляют собой два истолкования одной и той же вести. Это: 1) неотвратимость наступления Царства, о чем возвестили пророки и апокалипсисы, т.е. "конец исторического мира" и 2) предвосхищение Царства для тех, кто благодаря предстательству Иисуса уже сейчас живут в вечном настоящем веры, неподвластном времени! 16 * 79 .

Особенно это второе возможное истолкование вести выявляет мессианское достоинство Иисуса. Нет оснований сомневаться в том, что ученики признали его Мессией (подтверждение – в самом его имени "Христос", греческое "Помазанник", т.е. "Мессия"). Сам себя Иисус никогда так не называет; но дозволяет другим (Мк 8:29; 14:61). Вполне возможно, что Иисус избегал называть себя так, чтобы подчеркнуть разницу между своей проповедью Благой Вести и националистическими формами иудейского мессианства. Царство Божие – не теократия, которую зелоты стремились установить силой оружия. Иисус называл себя, по большей части, "Сын Человеческий". Термин этот, сначала бывший всего лишь синонимом слова "человек" (ср. §203), становится, в конце концов – имплицитно в проповеди Иисуса и эксплицитно в христианском богословии, – означающим для Сына Божия.

Но в той мере, в какой можно восстановить, хотя бы в общих чертах, Иисуса как персонаж, его можно сопоставить с фигурой "Отрока Господня" (Ис 40-50; ср. §196). "Ничто не дает оснований отвергнуть или счесть недостоверными строфы, в которых он говорит о грядущих испытаниях. Его предназначение нельзя объяснить, если не допустить, что он предвидел страдания, поругание и, конечно, саму смерть и принимал все. Войдя в Иерусалим, он принял свое бремя, не отвергая, возможно, мысли о спасительном вмешательстве Бога" 17 .

"Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить". (Мф 5:17). Как и пророки, он превозносит чистоту сердца в противовес обрядовому формализму; он постоянно напоминает о любви к Богу и ближнему. В Нагорной Проповеди (Мф 5:3-12; Лк 6:20-23) Иисус описывает блаженства, ожидающие милостивых и чистых сердцем, кротких и миротворцев, обремененных и изгнанных правды ради. Это самый известный за пределами христианского мира евангельский текст. И тем не менее Израиль остается для Иисуса богоизбранным народом. Он был послан именно к погибшим овцам дома Израилева (Мф 15:24) и лишь в виде исключения обращает свою проповедь к язычникам; своих же учеников учит он избегать последних (Мф 10:6). Однако он все-таки допустил "все народы" участвовать в установлении Царства (Мк 13:10; Мф 8:11). Вслед за пророками и Иоанном Крестителем, служение Иисуса ставило целью радикальное преобразование иудейского народа, другими словами – создание нового Израиля, нового народа Божьего. Молитва Отче Наш (Лк 11:2-4; Мф 6:9-13) превосходным образом излагает "способ" достижения этой цели. Будучи выражением еврейского благочестия, молитва эта пользуется первым лицом не единственного числа, а множественного: Отче Наш, хлеб наш насущный даждь нам днесь, остави нам долги наши, избави нас от лукавого. Ее содержание восходит к древне-синагогальной молитве kaddish и отражает тоску по первоначальному религиозному опыту: эпифании Яхве как Бога Отца. Но текст предложенный Иисусом, короче и проникновеннее 18 . Впрочем, любая молитва должна быть проникнута истинной верой, верой, выказанной Авраамом (ср. §57). "Все возможно верующему" (Мк 9:23), потому что "Все возможно Богу" (Мк 9:23). Благодаря таинственному свойству авраамов ой веры, сам способ бытия падшего человека радикальным образом изменился. "Все, чего ни будете просить в молитве, то получите, – и будет вам" (Мк 11:24; ср. Мф 21:22). Другими словами, Новый Израиль возникает мистическим образом силой авраамовой веры. Именно этим объясняется успех христианской проповеди, призывавшей уверовать во Христа воскресшего.

Во время Тайной Вечери со своими учениками, Иисус "взяв хлеб, благословил, преломил, дал им и сказал: приимите, ядите; сие есть Тело Мое. И, взяв чашу, благодарив, подал им: и пили из нее все. И сказал им: сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая" 19 . Один современный экзегет, ничтоже сумняшеся, пишет: "Не существует более твердо засвидетельствованных слов Иисуса, нежели эти 20 . Но только лишь Лука повествует о наказе Иисуса: "Сие творите в Мое воспоминание"(22:18). Хотя ап.Павел и подтверждает достоверность этого предания (1Кор 11:24), однако нет никакой возможности удостовериться, что эти слова были произнесены Иисусом. Обряд этот является продолжением домашней иудейской литургии, состоящей в благословении хлеба и вина. Иисус часто совершал его, когда бывал в обществе мытарей и рыбаков; очевидно, трапеза эта и была проповедью Царства 21 .

Для первохристиан "преломление хлеба" (Деян 2:42) составляло важнейший культовый акт. С одной стороны, это была реактуализация присутствия Христа и, следовательно, установленного им Царства; с другой же стороны, ритуал предполагал мессианский пир в конце времен. Но слова Иисуса обнаруживают более глубокий смысл: необходимость принести себя в жертву добровольно, чтобы заключить "новый завет" 22 , основание Нового Израиля. За этим стоит убеждение, что новая религиозная жизнь произрастает лишь из жертвенной смерти концепция, как известно, древняя и повсеместно распространенная. трудно с уверенностью сказать, рассматривалось ли самим Иисусом это ритуальное причастие его телу и крови как мистическое отождествление с ним самим. И даже если это подтверждает ап.Павел (1Кор 10:16; ср.: 12:27; Рим 12:5; Еф 4:12), то, несмотря на все своеобразие его богословского видения и языка, Иисус, скорее всего, следует все той же иерусалимской традиции 23 . Но, в любом случае, совместная трапеза для первохристиан имитировала последний поступок Иисуса: это было и воспоминание о Тайной Вечере, и ритуальное повторение добровольной жертвы, принесенной Искупителем.

Морфологически Евхаристия напоминает культовые агапы, практиковавшиеся в античном Средиземноморье и особенно в "мистериальных" религиях 24 . Их целью было посвятить и, следовательно, спасти участников данного ритуала через причащение божеству мистериософской природы. Сходство с христианской Евхаристией знаменательно: оно заключается в типичной для того времени надежде на мистическое отождествление с божеством. Некоторые исследователи пытались объяснить Евхаристию влиянием сотериологических восточных религий, но такой подход не имеет оснований (ср. §222). В той мере, в какой она предполагала imitatio Christi, первохристианская общая трапеза потенциально уже содержала в себе таинство. Заметим здесь же, что Евхаристия – центральный элемент христианского культа, наряду с таинством крещения – веками вдохновляла множество богословов самого различного толка; однако сегодня толкование Евхаристии является моментом разделения римско-католической и реформированной протестантской Церкви (ср. т. III).

§221. Возникновение Церкви

В день Пятидесятницы 30 года ученики Иисуса собрались вместе, "и внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились. И явились им разделяющиеся языки, как бы огненные и почили по одному на каждом из них. И исполнились все Духа Святого, и начали говорить на иных языках..." (Деян 2:1-4). Тема огненных манифестаций Духа Божьего достаточно часто встречается в истории религий: они отмечены в Месопотамии (§20), в Иране (§104), в Индии (Будда, Махавира и т.д.; §152). Но контекст Пятидесятницы более точен: сильный ветер, огненные языки и глоссолалия напоминают иудейские предания о явлении Бога на горе Синай 25 (ср. §59). Иными словами, схождение Святого Духа истолковывается как новое откровение Бога, подобное тому, что произошло на Синае. В день Пятидесятницы рождается христианская церковь. Лишь стяжав дух Святой, апостолы начинают проповедовать Евангелие и совершают "много чудес и знамений" (Деян 2:43).

В тот день Петр впервые обращается к толпе с призывом обратиться. Он и его соработники свидетельствуют о воскресении Иисуса Христа: "Его же воскресил Господь" (2:24, 32; и т.д.). Само чудо давно провозведано Давидом (2:31); стало быть, воскресение представляет собой эсхатологическое событие, проповеданное пророками (2:17-21). Петр призывает иудеев покаяться; "да крестится каждый во имя Иисуса Христа, ради прощения грехов, и вы примете дар Святого Духа" (2:31). Это первое "слово)), став превосходным образцом kerygma [христианской проповеди], послужило началом для обращений многих слушателей(трех тысяч, согласно Деяниям Апостолов 2:41). В другой раз (по случаю исцеления "хромого от чрева матери") (3:1-9) Петр призывает евреев признать, что они, хотя и по неведению, предали Иисуса, когда отреклись от него, и покаяться и принять крещение (3:13-19).

Деяния Апостолов позволяют нам составить представление о жизни первохристианской общины Иерусалима (которую автор, евангелист Лука, называет греческим словом ecclesia). Верующие скорее всего еще придерживаются традиционной религиозной практики (обрезание младенцев мужского пола, ритуальные очищения, субботний отдых, храмовая молитва). Но они часто собираются вместе для учения, преломления хлеба, агап и благодарственных молитв (2:42, 46). Однако Деяния, приводя многочисленные примеры проповеди неверующим, ничего не говорят о поучениях, предназначенных для членов общины. Что же касается организации хозяйственной стороны жизни, те же Деяния уточняют: "все же верующие были вместе и имели все общее. И продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого" (2:44-45). Они пребывали в ожидании второго пришествия Христа.

Несмотря на строгое следование обычаям Моисеева закона, иерусалимские христиане вызывали к себе враждебность первосвященников и саддукеев (4:1-3). Петра и Иоанна берут под стражу во время проповеди в Храме и приводят в Синедрион, но вскоре отпускают (4: 1-3). В другой раз все апостолы были схвачены, но затем также отпущены Синедрионом (5:17-41). Позже, вероятно, в 43 г., по приказу Ирода Агриппы I, который тем самым стремился получить поддержку от дома Анны, был обезглавлен один из апостолов (12:1 и сл.). Позиция фарисеев была не столь однозначной. Гамалиил – учитель Савла – защищает апостолов перед Синедрионом. Однако фарисеи, благожелательно относящиеся к иерусалимским христианам (т.е. "иудеям"), проявляли враждебность по отношению к прозелитам, обращенным из евреев диаспоры ("эллинистам"), ставя им в упрек безразличие к Храму и Закону (6:13-14). Посему в 36 или 37 г. был забит камнями Стефан, первомученик христианской веры (7:58-60); "Савл же одобрял убиение его" (8:1). В тот же день "эллинисты" были изгнаны из Иерусалима и рассеяны по разным провинциям Иудеи и Самарии (8:1). Отныне апостолы и глава их, Иаков, "брат Господень", будут блюсти приоритет Иерусалимской Церкви.

Как видим, уже обнаруживается определенное напряжение между "иудеями" и "эллинистами". Первые – ортодоксы и законники, не смотря на ожидание парусии. Они сохраняют верность ритуальным предписаниям иудейского закона и представляют направление, определенное термином "иудео-христианство". Именно их неукоснительное следование букве Закона отказывается принять Павел. В самом деле, трудно понять столь ревностное соблюдение раввинистического законничества теми, кто проповедовал воскресение Христово и считал себя свидетелем этого воскресения. "Эллинисты же представляли собой небольшую группу евреев, поселившихся в Иерусалиме и обратившихся в христианство 26 . Они не были слишком рьяными приверженцами храмового богослужения. В своем "слове" Стефан восклицает: "Но Всевышний не в рукотворных храмах живет" (Деян 7:48). Рассеяние "эллинистов" ускоряет миссионерский процесс среди иудеев диаспоры и, как исключение, среди язычников Антиохии (11:19). Именно в диаспоре станет развиваться христология. Титул "Сын Человеческий", который на греческом языке более не имел смысла, заменяется на "Сын Божий" или "Господь" (Kyrios); слово "Мессия" переводится на греческий как Christos, и, в конце концов, превращается в собственное имя: Иисус Христос.

Вскоре проповедники идут к язычникам. В Антиохии, в Сирии образуется первая большая община новообращенных из числа язычников; там-то впервые и прозвучало слово "христиане" (Деян 11:26) 27 . Именно из Антиохии распространилась по эллинистическому миру проповедь христианства. Столкновение иудейского мессианского движения с греческой религией и философией будет иметь серьезные последствия для развития христианства. Неоценимая заслуга ап.Павла состоит в том, что он верно понял суть проблемы и мужественно и неустанно боролся за то, чтобы разрешить ее, как он считал, единственно правильным и последовательным способом.

Он родился, вероятно, в начале I в. в Тарсе, в Сицилии 28 , учился в Иерусалиме у Гамалиила, "законоучителя, уважаемого всем народом" (Деян 5:34). Сам он определяет себя как "еврей от евреев; по учению фарисей; по ревности – гонитель Церкви Божией" (Филипп 3:5; Гал 1; 13:14). По дороге в Дамаск, куда он отправился, чтобы возглавить там гонения на христиан, явился ему Христос. Павел стал единственным из тех, кто, лично не зная Христа, удостоился апостольского чина. Он был обращен Христом воскресшим: проповедуемое им Евангелие он принял и узнал не от человека, "но через откровение Иисуса Христа" (Гал 1:11-12, 1Кор 2:16). Став "Апостолом язычников", Павел совершает длительные путешествия, распространяя христианство в Малой Азии, на Кипре, в Греции и в Македонии. Он учит во многих городах, основывает церкви, долгое время живет в. Коринфе и в Риме. Преданный иудеями и взятый под стражу в Иерусалиме, после двух лет, проведенных в тюрьме, он предстает перед судом императора. В Риме он прожил два года под домашним арестом, но Деяния внезапно обрываются, и неизвестно, как прошли последние годы апостола. Умер он мученической смертью в Риме между 62 и 64 гг.

Несмотря на отведенные ему пятнадцать (из двадцати восьми) глав Деяний и на четырнадцать приписываемых ему Посланий 29 , у нас имеются лишь отрывочные сведения о жизни, апостольском служении и взглядах ап.Павла. Свое глубоко личное толкование Евангелия он излагал устно, каждый раз, вероятно, сообразуясь с аудиторией и приспосабливая свою проповедь к верующим и неверующим. Послания не являются главами некоего систематизированного трактата. Они развивают, разъясняют, уточняют некоторые вопросы теоретического или практического характера; положения, тщательно разработанные в его учении, тем не менее, не всегда правильно воспринимались общиной, а решения проблем, как их понимал Павел, нередко подвергались критике, а то и вовсе отвергались другими проповедниками. Следует, правда, сразу же добавить, что Послания представляют собой наиболее древний и важный документ первохристианской Церкви; они отражают серьёзные кризисные явления в нарождающемся христианстве, а также творческую смелость первого христианского богослова.

§222. Апостол язычников

Богословие и kerygma ап.Павла являются результатом экстатического опыта, пережитого им по дороге в Дамаск. С одной стороны, он признал в Воскресшем 30 Мессию, Сына, посланного Самим Богом, дабы избавить людей от греха и смерти. С другой – его обращение устанавливает мистическую связь с Христом. Павел уподобляет свой собственный опыт распятию (Гал 2: 19): он отныне обладает "умом Господним Христовым" (1Кор 2:16) или "Духом Божиим" (7:40). Он смело заявляет: "Христос (ли) говорит во мне!" (2Кор 13:3; Рим 15:18). Он дает понять, что был восхищен "до третьего неба" и получил от Господа "откровения" (2Кор 12:1-4). эти "знамения и чудеса" даны были ему Духом Божиим, "чтобы покорить язычников вере" (Рим. 15:18). Несмотря на свой исключительный опыт, Павел не оговаривает для себя никаких особых привилегий. Таинством крещения каждый верующий совершает мистическое соединение со Христом: "крестившись во Христа Иисуса, в смерть Его крестились", и "погреблись с Ним крещением в смерть, дабы, как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни" (Рим 6:3-4). Через крещение христианин "облекся во Христа" (2 Кор 5:17); стал членом мистического тела. Крестившись одним духом, "крестились в одно тело, Иудеи или Еллины, рабы или свободные, и все напоены одним Духом" (1Кор 12:13).

Смерть и воскресение через обряд погружения в воду представляют собой хорошо известный мифо-ритуальный сценарий, связанный с повсеместно засвидетельствованной акватической символикой 31 . Но ап.Павел связывает таинство крещения с недавним историческим событием: смертью u воскресением Иисуса Христа. Кроме того, крещение не только дарует верующему новую жизнь, но и завершает его становление как члена мистического тела Христова. Такой подход для традиционного иудаизма казался неприемлемым. С другой стороны, в нем было нечто, отличное от типичных для того времени практик крещения, например, от ессейских. У ессеев многочисленные омовения осмыслялись как ритуалы очищения (см. §223). Иудаизму также чуждо таинство Евхаристии. И крещение, и Евхаристия делают верующего членом мистического Христова тела, Церкви. Причащаясь Святым дарам, он причащается телу и крови Господа (1Кор 10:16-17; ср. 11:27-29). Для ап.Павла спасение равнозначно мистическому отождествлению с Христом. Имеющие веру имеют в себе Иисуса Христа (2Кор 13:15). Искупление совершилось как бескорыстный дар Божий, который есть воплощение, смерть и воскресение Иисуса Христа.

Огромное значение благодати в учении ап. Павла (Рим 3:24; 6:14, 23; и т.д.) объясняется, по-видимому, его личным опытом: вопреки его мыслям и делам (ведь он одобрял побиение Стефана камнями!) Бог даровал ему спасение. для иудея, стало быть, бесполезно следовать ритуальным и нравственным предписаниям Торы: человек сам по себе не может обрести спасения. По сути, установив Закон, человек осознал грех; человек не ведал, грешен он или нет, пока он не узнал Закон (Рим 7:7 и сл.). Быть послушным закону значит быть "порабощенным вещественным началам мира" (Гал 4:3). Отсюда же следует, что "все, утверждающиеся на делах закона, находятся под клятвою" (Гал 3:10). Язычники же, если даже и могут познать Бога через "рассматривание творений видимых", то, "называя себя мудрыми, обезумели" и погрязли в идолопоклонстве, источнике блуда и мерзостей (Рим 1:20-32). Другими словами, и для иудеев, и для язычников искупление совершается лишь в вере и таинствах. Спасение есть бескорыстный дар Бога; "жизнь вечная во Иисусе Христе, Господе нашем" (Рим 6:23) 32 .

Такое богословие неминуемо должно было поставить Апостола в оппозицию по отношению к иерусалимским иудео-христианам. Последние требовали подвергать обрезанию новообращенных из язычников и запрещали им присутствовать на совместных трапезах и при совершении Евхаристии. Конфликт между двумя собравшимися в Иерусалиме партиями завершился компромиссом, о чем ап.Павел (Гал 2:7-10) и Деяния (15) дают противоречивые сведения. Новообращенные из язычников увещевались только "воздерживаться от идоложертвенного и крови, и удавленины, и блуда" (Деян 15:29). Вполне возможно, что это решение было принято в отсутствие Павла. Конечно, Апостол язычников воспротивился бы, так как речь шла отчасти об иудейских запретах* 80 . В любом случае, собрание в Иерусалиме подтвердило неожиданный успех распространения христианства в среде язычников: успех, контрастирующий с полупоражением в Палестине.

Между тем ап.Павел столкнулся и с серьезными трудностями, угрожавшими церквям и созданным его руками общинам. В Коринфе верующие страстно желали стяжания духовных даров или "харизм" от Святого Духа. Речь здесь идет, по сути, о религиозной практике, достаточно распространенной в эллинистическом мире: поиск enthusiasmos. "Харизмы" заключались в даре исцеления, чудотворения, пророчества, говорения на разных языках, их истолкования и т.д. (1Кор 12:4 и сл.). Впав в исступление от открывшихся возможностей, некоторые из адептов решили, что уже снискали дух и, таким образом, свободу; отныне, думали они, все им позволительно (1Кор 6:12), вплоть до совокупления с блудницею (6:15-16)33. Павел напоминает им, что тела их "суть члены Христовы" (6: 15). Кроме того, он устанавливает иерархию харизм: самая главная апостольская, за ней – пророческая, на третьем месте – духовный дар дидаскала, или учителя (12:28; ср. 14:1-5). Не осуждая стремления к стяжению духовных даров, Апостол добавляет по этому поводу: "я покажу вам путь еще превосходнейший" (12:31). Далее идет гимн любви, одна из вершин павлинистского богословия: "Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто" и т.д. (13:1-13).

Скорее всего, Павел допускал стремление к харизматическим дарам в силу того, что понимал необходимость перевода евангельского послания на религиозный язык, понятный в эллинистических кругах. Как никто другой, он понимал, что проповедь "Христа распятого" – ("для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие" (1Кор 1:23). Вера в воскресение во плоти, которую разделяло большинство иудеев, казалась грекам, которых интересовало лишь бессмертие души, безумием 34 .

Не менее непостижимым казалось упование на эсхатологическое обновление мира; ведь греки, напротив, были озабочены тем, чтобы найти верный способ освободиться от материального. Апостол пытается приспособиться к этим бьющим представлениям: чем глубже он проникает в эллинистические круги, тем меньше говорит об эсхатологических чаяниях. Кроме того, он вводит в свою проповедь много нового. Он не только щедро использует греческие религиозные термины (gnosis, mysterion, sophia, kyrios, soter), но и усваивает некоторые понятия, одинаково чуждые как иудаизму, так и раннему христианству. Так, например, Апостол заимствует одно из основоположений гностицизма – дуалистическую идею "душевного человека",стоящего на более низкой ступени и противопоставляемого "человеку духовному" 35 . Христианин старается совлечь с себя плотского человека, стать существом духовным (pneumatikоs). Другая дуалистическая черта: противопоставить Бога миру, отныне управляемому "властями века" (1Кор 2:8), иначе говоря, "вещественными началами" (Гал 4:3,9). Однако богословие Павла остается в основе своей библейским. Он отвергает отстаиваемое гностиками различие между Господом Богом и Искупителем, и злым демиургом, ответственным за творение. В космосе правит злое начало, как следствие грехопадения человека, но искупление равнозначно второму творению, и мир восстановит в будущем свое первозданное совершенство.

Христология Павла развивается вокруг воскресения; это событие выявляет природу Христа: он Сын Божий, Искупитель. Христологическая драма напоминает сотериологический сценарий, образы которого известны с куда более ранних времен 36 : Спаситель спускается с небес на землю ради блага людей, и, выполнив свою миссию, возносится на небеса.

В своем самом раннем послании, Первом Послании к Фессалоникийцам, написанном в 51 г. в Коринфе, Павел сообщает "слово Господне" 37 о парусии: "Сам Господь при возвещении, при гласе Архангела и трубе Божией, сойдет с неба, и мертвые во Христе воскреснут прежде; потом мы, оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены будем на облаках в сретении Господу на воздухе, и так всегда с господом будем" (4:16-17). Через шесть лет, в 57 г. он напоминает римлянам: "ближе к нам спасение, нежели когда мы уверовали. Ночь прошла, а день приблизился" (Рим 13 11-12). Но ожидание парусии не должно тревожить жизнь христианских общин. Апостол настаивает на необходимости трудиться, чтобы заслужить хлеб насущный (2Фес 3:8-10), и требует уважать порядки, подчиняться властям и платить подати (Рим 13:1-7). Последствия такой двойной оценки настоящего (в ожидании парусии история идет своим ходом и должно с ней считаться) не заставили себя ждать. Несмотря на многие варианты решения, предложенные еще в конце. первого века, проблема исторического настоящего (времени) и по сей день неотступно преследует христианское богословие.

Незыблемый авторитет ап.Павла в древней церкви является, главным образом, результатом катастрофы, потрясшей иудаизм и парализовавшей развитие иудео-христианства. При жизни апостола его слава была достаточно скромной, но непосредственно после его смерти в 66 г. началась иудейская война против Рима; она окончилась в 70 г. падением Иерусалима и разрушением Храма.

§223. Ессеи в Кумране

Во время войны, в начале дета 68 г. армия римлян под командованием Веспасиана атаковала и разрушила кумранский "монастырь", расположенный в пустыне на берегу Мертвого моря. Скорее всего, его защитники были убиты; но перед тем, как погибнуть, они успели спрятать значительную часть рукописей в большие глиняные сосуды. Открытие их между 1949 и 1951 гг. пролило новый свет на апокалиптические движения у иудеев и на происхождение христианства. Ученые узнали в монашествующей общине с берегов Мертвого моря таинственную секту ессеев, о которой тогда были известны лишь кое-какие скудные сведения, почерпнутые у Иосифа Флавия, Филона и Плиния Младшего 38 . Среди расшифрованных на сей день рукописей есть, кроме толкований на некоторые книги Ветхого Завета, и несколько оригинальных трактатов. Укажем наиболее важные: "Свиток Войны Сынов Света против Сынов Тьмы", "Устав", "Гимны или благодарственные молитвы", "Комментарий на Хабакукка".

С помощью этих новых документов можно в общих чертах восстановить историю секты. Ее предшественниками были хасидеи (hassidim, благочестивые), оставившие по себе память своим религиозным рвением и участием в маккавейской войне (ср. §202). Основателем Кумранской общины, в Кумранских документах называемым "Учителем Праведности", был цадокитский, т.е. принадлежавший к ультра-ортодоксальному сословию, священнослужитель. Когда Симон (142-134) был провозглашен "начальником и первосвященником навек" и храмовое служение безвозвратно перешло от цадокитов к хасмонеям, "Учитель Праведности" с горсткой верных ему людей покинул Иерусалим и удалился в Иудейскую пустыню. Вполне возможно, что "нечестивым жрецом", порицаемым в Кумранских текстах, и был Симон; он подвергал гонениям "Учителя Праведности" даже в изгнании и готовил нападение на Кумран, но был убит правителем Иерихона (1Макк 16:11 сл.). Обстоятельства смерти "Учителя Праведности" неизвестны 39 . Ученики и приверженцы почитали его как посланца Божьего. Совсем как Моисей, воплотивший в жизнь Ветхий Завет, "Учитель Праведности" его "обновил", создав эсхатологическую общину Кумрана, он предвосхитил мессианскую эру.

С момента публикаций первых текстов специалисты отметили явное сходство религиозных взглядов и практик ессеев и первохристиан.* 81 Благодаря этим новым документам теперь известен исторический и духовный контекст (Sitz im Leben) этой апокалиптической иудейской секты. Ессейские текстовые параллели проясняют некоторые аспекты проповеди Иисуса и множество выражений, встречающихся у новозаветных авторов. Но есть и достаточно серьезные отличия. Кумранская община была строго монашеской; первохристиане жили в миру и представляли собой миссионерскую общину. Обе секты были апокалиптическими и мессианскими: ессеи, как и христиане, считали себя народом Нового Завета. Но ессеи жили в ожидании эсхатологического пророка (который в Новом Завете уже пришел в лице Иоанна Крестителя) и двух Мессий: Мессии-священника (дабы он освятил их) и Мессии-царя (дабы он повел Израиль на битву с язычниками, битву, которую победоносно завершит сам Бог). "Свиток Войны Сынов Света против Сынов Тьмы" на деле представляет собой сценарий этого эсхатологического катаклизма. За 6 годами мобилизации последуют 29 лет войны. Войско Сынов Света будет состоять из 28 тысяч пехотинцев и 6 тысяч всадников, поддерживаемых несметным сонмом ангельских сил 40 . Христиане тоже надеялись на второе пришествие Христа во славе как судии и искупителя мира; но, следуя учению Иисуса, они не разделяли идеологию Священной Войны.

Для ессеев, как и для христиан, Мессия должен придти в конце времен, и ему будет дано вечное царство; в обоих мессианских учениях сосуществуют священнические, царские и пророческие элементы. однако в кумранских текстах не засвидетельствована концепция предвечного Мессии (Второго Адама, Сына Человеческого); более того, Мессия еще не стал небесным Искупителем, и эти две мессианские фигуры не совпадают, как в христологии первохриcтианской Церкви 41 . В качестве эсхатологического персонажа "Учитель Праведности" откроет Новое Время. Его приверженцы присваивали ему мессианское достоинство Учителя, который откроет подлинный, эзотерический смысл Писания, и, сверх того, пророческий дар. Некоторые тексты позволяют предполагать, что Учитель воскреснет в конце дней 42 . Но преподобный Кросс, исследователь кумранских текстов, считает так: "Если ессеи даже и ожидали возвращения своего Учителя как Мессии-священника, то они выражали надежду на это весьма расплывчато" (стр. 299) по сравнению с последовательным и настойчивым развитием той же идеи в Новом Завете.

Организационная структуры и системы ритуалов обеих апокалиптических сект обнаруживают удивительное сходство, но в то же время между ними существуют и не менее значительные отличия. Ессеи были одновременно общиной священников и мирян. Всей религиозной деятельностью (обучение, священнослужение, экзегеза) управляло наследное священство, миряне же занимались обеспечением материальной стороны жизни. Правящая верхушка называлась rabbim (буквально: "многие"), это слово встречается в Новом Завете ("собрание", выбирающее своих представителей; ср. Деян 15:12). Двенадцать мирян и трое священнослужителей образовывали внутренний круг. Самая высшая должность была у "надзирателя" (mbaqqer); этот высший чин должен был вести себя как "пастырь" ("Дамасский документ" 13:7-9). Его служение соответствует служению "пастыря" – епископа у христиан.

В Кумране обряд крещения, вводивший неофита в общину, сопровождался ежегодными ритуальными очищениями. Как Христиане в "преломлении хлеба", так и ессеи в совместной трапезе видели предвосхищение мессианского пиршества 43 . Члены общины не вступали в брак, считая себя воинами, предназначенными для священной войны. Это осмыслялось не как настоящая аскеза, а как временное воздержание, налагаемое неотвратимостью эсхатона 44 . Следует отметить еще один момент сходства: сходство герменевтического метода у ессейских экзегетов и у авторов Нового Завета – метода, которому нет аналогов ни в иудаизме раввинистического толка, ни у Филона* 82 . Используя особый прием (pesher), ессеи вычитывали в ветхозаветных пророчествах точные соответствия своей истории и, следовательно, предсказания некоторых важных событий. Те, кто имел доступ к "знанию", т.е. к апокалиптическому гнозису, который открывал им "Учитель Праведности", верили, что последняя битва вот-вот начнется. К тому же, как мы видели (§202), вся иудейская апокалиптическая литература превозносила эзотерическое знание. Христиане также, особенно во втором поколении, придавали большую ценность гнозису: они жаждали распознать знамения, предвещающие парусию. Для ессеев религиозное знание – прежде всего знание откровения, знание эсхатологического порядка. Сходная концепция выявлена также в Посланиях Павла и в Евангелиях от Матфея и Иоанна. Учение высшей ступени и сами таинства общины рассматривались в эзотерической перспективе. В Царство Божие войдет не "плоть", но лишь "дух" 45 . Иными словами, и у иудеев, и у христиан тайное эзотерическое знание составляет часть апокалиптического "метода". После разрушения Кумрана и бегства ессеев, кое-кто из беженцев, очевидно, примкнул к христианским общинам Палестины. Во всяком случае, апокалиптические и эзотерические традиции стойко держались в христианстве двух первых веков и послужили опорой для развития некоторых гностических тенденций (ср. §228)

Бросаются в глаза и аналогии между языком богословия ессеев и языком Евангелия от Иоанна. В текстах Кумранских рукописей встречается большое количество типично иоанновских выражений, как то: "свет жизни" (8:12), "сын света" (12:36), "поступающий по правде идет к свету" (3:21), "дух истины и дух заблуждения" (1Ин 4:6) 46 . Согласно учению ессеев, мир – это поле битвы между двумя сотворенными богом изначально Духами: Духом Истины, называемым также "Князем Света" и "Ангелом Истины", – и духом злобы и нечестия; последний является не кем иным, как Велиалом, "Князем Тьмы", Сатаной. Борьба между двумя Духами и их небесным воинством происходит также между людьми и в сердце каждого "Сына Света" ( Устав 4:23-26).

Правомерно и сопоставление эсхатологического сценария ессеев с некоторыми текстами Иоанна. Устав (3:17-23) напоминает, что, хотя Сынами Праведности руководит Князь Света, им свойственно впадать в соблазн, к которому их склоняет Ангел Тьмы. Первое послание Иоанна также говорит о "сынах божиих" и "сынах дьявола" и призывает паству не дать ввести себя в соблазн антихристу (31:7-10, 4:1-6). Но если ессеи пребывают в ожидании эсхатологической битвы, то в текстах Иоанна, несмотря на то, что битва еще происходит, кризис преодолен, так как Иисус Христос уже победил зло.

Следует отметить и еще одно отличие: в иоаннической литературе под словом "Дух" понимается прежде всего дух Божий или Христов (1Ин 4:13); в Уставе "Князь Света" или "Дух Истины" посылаается на помощь Сынам Света. Однако образ Параклета, Духа Божьего, о котором говорит Иоанн (14:17; 15:26; 16:13 и т.д.), по-видимому, имеет тоже самое происхождение, что и в богословии Кумрана. Христос обещал послать его, дабы тот свидетельствовал и предстательствовал за верных, но Параклет "не от себя говорить будет". Экзегетов всегда интриговала столь странная роль Святого Духа. Тексты Кумранских рукописей позволяют понять природу Параклета; морфологически он сближается с неким лицом из небесного сонма Яхве (ср. §203) – с ангелом или божественным благовестником 47 . Однако под влиянием и иранского дуализма, и прежде всего иранской ангеологии, два ангела из окружения Яхве (ср. §203) превратились в оппозиции: добро-зло, истина-ложь, свет-мрак. Ессеи, как и автор корпуса Иоанновых текстов разделяли эту палестинскую синкретическую эсхатологию, сформировавшуюся под сильным влиянием иранского дуализма.

Несмотря на многочисленные совпадения, о которых идет речь, ессейство и uервохристианство, тем не менее, представляют собой отличные друг от друга структуры с различными целями. Эсхатология ессеев ведет свое происхождение от священнической традиции; христианская же эсхатология укоренена в ветхозаветном профетизме. Ессеи поддерживали и укрепляли священнический сепаратизм; христиане же, напротив, стремились проникнуть во все социальные слои. Ессеи отторгали от своего мессианского пиршества всех, кто был нечист или убог физически или духовно; для христиан одним из знамений царства было как раз исцеление немощных (слепые прозревают, и немые говорят и т.д.) и воскрешение мертвых. И, наконец, само воскресение Иисуса и дар Духа Святого, духовная свобода, идущая на смену строгости Закона, они-то и составляют само "событие", и в этом коренное различие между двумя мессианистскими общинами 48 .

§224. Разрушение Храма; парусия запаздывает

Не желая ввязываться в мессианскую баталию с римлянами, часть иудео-христиан в 66 г. перебралась в Пеплу, в Заиорданье; кое-кто нашел себе пристанище в городах Сирии, Малой Азии и Александрии. Смысл этого отказа участвовать в сопротивлении был правильно "прочитан" восставшими: христиане 49 не желали отождествлять себя с судьбой Израильского народа (Евсевий. История Церкви, III, 5,3). По сути, это событие знаменует собой разрыв церкви с иудаизмом. Но и иудаизм тоже выживет, совершив аналогичный жест. Самый выдающийся религиозный деятель того времени рабби Иоханан бен Заккай, категорически выступивший против вооруженного восстания, был вынесен из осажденного Города завернутым в могильный саван. В скором времени он получил разрешение от Тита учредить начальную школу в Явне, небольшом местечке близ Яффо. Именно заслугами этой основанной Иохананом школы будут спасены духовные ценности еврейского народа, подвергшегося завоеванию и оказавшегося под угрозой исчезновения* 83 .

Падение святого Града и разрушение Храма резко изменили религиозную ориентацию и иудеев, и христиан. Для первых разрушение Храма ставит куда более серьезную проблему, чем для их предков шестью веками ранее. Предсказывая катастрофу, пророки сразу же огласили ее причину: Яхве готовился покарать народ свой за множество отступлений. На сей раз, напротив, апокалипсисы совершенно определенно возвестили окончательную победу Бога в Эсхатологической битве с силами зла. Ответ на эту неожиданную и непонятную катастрофу был дан в Явне: иудаизм продолжит свое существование только в "реформированном", т.е. очищенном от ложных эсхатологических и мессианских ожиданий, виде, и неукоснительно следуя учению фарисеев (ср. §204). Следствием этого решения было, прежде всего, укрепление Закона и Синагоги, валоризация Мишны и, в конечном итоге, Талмуда. Но второе разрушение Храма в глубинном смысле определило основное направление иудаизма; верующим, лишенным святыни, централизованного священного места, где мог осуществляться культ, оставалась молитвенная практика и религиозное обучение 50 .

Во время войны христиане также испытали взрыв апокалиптического энтузиазма: надежды на то, что Бог не замедлит вмешаться, а вернее, что его вмешательство ускорит второе пришествие Христа. Евангелие от Марка служит отражением и продолжением этих апокалиптических чаяний 51 . Но запаздывание парусии поставило ряд трудноразрешимых вопросов. Ответы на них можно разделить на три основных категории: 1) доподлинно утверждается неотвратимость парусии (напр., Послание Петра); 2) парусия откладывается до более отдаленного будущего, и этому продленному interim дано богословское обоснование: для миссионерской деятельности Церкви нужно время (напр., Евангелия от Матфея и от Луки); 3) парусия уже состоялась, так как распятие и воскресение Иисуса фактически суть истинное "последнее событие" (эсхатон), и "новая жизнь" уже открыта христианам (напр., Евангелие от Иоанна) 52 .

В итоге будет принято именно это, третье объяснение. Оно, впрочем, само является продолжением ряда парадоксов, с которыми столкнулись первохристиане: и в самом деле, Иисус-Мессия совершенно не отличался от прочих человеческих существ; будучи Сыном Божиим, он был предан поруганию и умер на кресте. Но воскресение подтвердило его божественную природу. Тем не менее даже столь яркое доказательство не было принято безоговорочно (в сознании большинства иудеев пришествие Мессии неизбежно связывалось с национальным освобождением и явленным преображением мира). Отныне парусия ожидается, дабы ускорить обращение неверующих. Автор Евангелия от Иоанна и его круг дают смелый ответ на вопрос о сроках парусии. Царство Божие уже наступило, однако оно явлено не открыто и не повсеместно: ведь и сам Мессия, воплотившийся в исторической личности Иисуса, не воспринимался в этом качестве большинством иудеев, а божественность Христа и сегодня неявна для неверующих. Речь идет, по сути, об одном и том же диалектическом процессе, хорошо известном в истории религий: явление "священного" в профанном предмете есть одновременно и камуфляж, "сокрытие"; святое отнюдь не явлено для всех, приближающихся к предмету, в котором оно себя являет. На сей раз святое Царство Божие – являет себя в исторически четко определенном человеческом сообществе: в Церкви.

Это новое осмысление парусии открывает простор для религиозного опыта и богословских построений. Вместо привычного сценария парусия как конкретное и блистательное явление славы Божьей, подтвержденное победой над злом и концом истории ~ возникает мнение, что духовная жизнь может возрастать и достигать совершенства в этом мире и что историю можно преобразить; иными словами, и существованию в истории доступно совершенство и блаженство Царства Божьего. Конечно, Царство Божие будет "явлен о" прежде всего верующим, но всякая христианская община может стать образцом освященной жизни и, таким образом, стимулом к обращению. Эта новая интерпретация диалектики священного, открывшаяся в отождествлении Царства Божьего с Церковью, продолжается вплоть до наших дней; она парадоксальным образом проявляется в многочисленных "десакрализациях" (в демифологизации Евангелий и предания, в тенденциях к упрощению литургии и священно-таинственной жизни, в снижении мистического духа и всего пафоса религиозной символики, в повышенном интересе к этическим ценностям и социальной функции Церкви и т.д.), – в процессах десакрализации, которые близки к завершению в современном христианском мире (ср. том III).