Баландин Р. Сто великих богов

ОГЛАВЛЕНИЕ

ПУРУША

Тысячеглавый, тысячеглазый и тысяченогий Пуруша. Он закрыл собою всю землю и возвышался над ней на десять пальцев.

Пуруша — это все, что стало и станет. Он властвует над бессмертием, [над всем],

что растет благодаря пище.

Огромно его величие, но еще огромнее [сам] Пуруша. Четвертая часть его — все сущее, три [другие] — бессмертное в небе...

От него родилась Вирадж, а за ней пуруша. Родившись, он распростерся на запад и на восток.

Так начинается гимн Пуруше. Обратим внимание на последние две строки. Вирадж — олицетворение женского начала. Выходит, что первоначальный Пуруша (будем считать, что это — имя собственное, хотя нередко слово пишут с маленькой буквы) самопроизвольно породил мужское и женское начало (слово пуруша означает «человек», «мужчина»).

В космогоническом плане Пуруша приобретает черты единого инертного первоначала Вселенной, включающего и первоматерию (все сущее) и одухотворяющее начало. Это — образ вечности «духомате-рии». Пожалуй, упоминание в начале гимна «тысячи» следует понимать как «бесчисленное».

Пуруша, надо подчеркнуть, не столько материален, сколько (на три четверти!) духовен. Поэтому, как сказано: «Боги, совершая жертвоприношение, приносили пуру-шу в жертву. Но ему это не наносило вреда, ибо: «Весна была его жертвенным маслом, лето — жертвенными дровами, осень — [самой]

жертвой». Его обратили в самые разнообразные живые существа. Из него, принесенного в жертву, возникли гимны и песни, стихи и заклинания...

Дальше идет фрагмент, оправдывающий сложившуюся кастовую систему изначальным строением мироздания:

Брахманом стали его уста, руки — кшатрием, Его бедра стали вайшьей, из ноги возник шудра.

Таково установление, данное свыше, таково положение в обществе жрецов, воинов, свободных работников и слуг, рабов — самого низкого сословия. Автор счел эту концепцию настолько важной, что лишь после нее заговорил о строении мироздания и даже о богах. Выходит, социальное значение данного произведения, подобно многим другим гимнам и мифам, для автора имело особенно важное значение.

Об этой закономерности приходится помнить при осмыслении преданий о богах. Мы склонны преувеличивать стремление древних авторов постигать природу и обдумывать общие философские проблемы. Все-таки представители древних цивилизаций вольно или невольно концентрировали свое внимание на своем ближнем окружении, на социальной среде, отношениях между людьми. Некоторые мыслители, конечно, всерьез и основательно размышляли о начале всех начал, строении Вселенной, происхождении людей. Но и в этих случаях любой мудрец оставался представителем, частичкой своего общества и окультуренной (техногенной) среды обитания.

Итак, после описания социальной структуры общества следует в гимне космологическая часть, в которой проявляется не столько знание природы, сколько поэтическое воображение автора:

Луна родилась из мысли, из глаз возникло Солнце. Из уст — Индра и Агни, из дыхания возник ветер. Из пупа возникло воздушное пространство,

из головы возникло небо. Из ног — земля, страны света — из слуха. Так распределились миры.

Если вспомнить гимн «Ригведы» о происхождении богов, где упоминается Адити, то нетрудно заметить, что там дана иная версия творения. В приведенном нами еще раньше космогоническом гимне «Ригведы» тоже изложена совершенно другая версия, не похожая на эти две. Только с большой натяжкой можно отождествить Пурушу с Единым («Без дуновения само собой дышало Единое, И ничего, кроме него, не было... От великого тапаса зародилось Единое...»). В гимне Пуруше нет вовсе упоминания о неведомом. Напротив, подробно описано жертвоприношение первых богов, совершаемое на основе все того же Пуруши или его отпрысков:

Вокруг него положили семь поленьев,

трижды семь поленьев было приготовлено, Когда боги, совершая жертвоприношение,

связывали пурушу, [как] жертвенное животное. Жертвой совершали боги жертвоприношение;

эти дхармы были первыми. И им, могущественным, досталось небо,

где первые боги — садхьи.

Садхьи — низший класс богов. Выходит, и тут — кастовое разделение. Но проглядывает и явный намек на то, что самое важное деяние — совершение жертвоприношения, выполнение священных ритуалов под пение гимнов. Тем самым автор — жрец — лишний раз превозносит свою касту, стоящую в иерархии сразу за низшими богами. Пуруша превращается в символическую фигуру.

Если в «Ригведе» Пуруша представлен как нечто определенное и понятное, то в «Атхарваведе» («Веде заклинаний») дается своеобразный скептический анализ этого гимна и самой идеи вселенского человека, человекомира. Вопросы следуют один за другим:

«Кто создал пятки Пуруши? Кто — мясо? Кто — лодыжки? Кто красивые пальцы? Кто — отверстия? Кто — части тела, [что] посредине? Кто — опору?

Сколько богов? Кто из них сотворил грудь и спину Пуруши? Кто [соединил] грудь и тело? Кто [создал] локти? Кто — плечи? Кто — ребра?..»

После перечисления материальных частей следует переход к духовным качествам, чувствам:

«Приятное и неприятное, сон, страх, утомление, радость и блаженство — откуда это у сильного Пуруши?

Страдания, нужда, гибель, незнание — откуда они у Пуруши? Успех, благо, удача, богатство, знание — откуда?

Кто дал ему облик? Кто — рост, имя, движение?..»

Возникают все новые и новые вопросы. Среди них: Откуда смерть? Откуда бессмертие? Кто предопределил его жизнь? Чем очертил он небо? Кто вложил в него мысль? Ответ на подобные вопросы один: будучи брахманом и став знатоком вед, можно постичь все это.

Однако в дальнейшем оказывается, что и этого еще недостаточно. Начинается серия новых многочисленных вопросов: В каком его члене находится земля? В каком его члене содержится пространство? В каком его члене находится небо? Куда стремится пылающий огонь? Куда — дующий ветер? В чем все живое познает миры? Где сущее и не-сущее?

Ответ вновь дается в неопределенной форме: «Те, кто знает в Пуруше Брахму, знают [и] высшее божество. И тот, кто знает высшее божество, и тот, кто знает Праджапати, знают высшего Брахму...» Создается впечатление, что тут уместно выражение — «А бог его знает!» Во всяком случае вопросы, связанные с бытием Пуру-ши, порождают сомнение в том, что все они могут иметь определенный ответ. Впору спросить: а откуда известно о, Пуруше? Кто его видел? Кто рассказал о нем людям? В конце этого гимна-заклинания дается ссылка на Индру, но и она мало что объясняет.

В космогоническом аспекте Пуруша, представленный как вселенский человек, человекомир, заставляет вспомнить идею, высказанную в античной Греции: человек — микрокосм, малое подобие космоса. В Индии обрела популярность по сути та же идея: космос — мегачеловек, огромнейшее подобие человека. Иначе говоря, во Вселенной изначально присутствуют жизнь и разум, наряду с материей, движением, пространством, временем, энергией, вечностью.

Впрочем, в Индии одновременно высказывались, как мы уже убедились, самые различные представления о происхождении и структуре мира, включая ссылки на Неведомое или неопределенное. Этим мыслители древности существенно отличались от создателей современных научных космогонии, склонных к выработке «единственно верного» учения (не проявляется ли таким образом единообразие, а другими словами, стадность мышления?).

В Упанишадах образ Пуруши приобретает поистине вселенские масштабы и необычайное величие. Если Атман, индивидуальная душа, конкретное сознание, отождествляется с Брахманом, всеобщей душой, Вселенским Разумом, то Пуруша все более напоминает Единство, предстает как Всеединство:

«Этот жародышащий, бессмертный Пуруша, состоящий из тела, — он поистине есть этот тман. Он бессмертен, он — Брахман, он — все это». В другом тексте: «Поистине у этого Пуруши два места пребывания: в этом и в том мире. Имеется третье соединяющее место: во сне».

Правда, и тут древние мыслители избегли единомыслия. В одной из версий мир вначале был одним Атманом, и он стал создавать своими волей и разумом миры, а затем и «охранителей миров», для чего извлек из вод Пурушу и придал ему облик. Не исключено, что в этом случае автор имел в виду индивидуальное разумное начало, познающее мир — через Пурушу — и воссоединяющееся со вселенским разумом Брахмана.

В «Катха-упанишаде» шаг за шагом приводит к этой мысли:

Цель выше чувств,

Мысль выше целей

Рассудок выше мысли

Великий Атман выше рассудка.

Неявное выше великого,

Пуруша выше неявного,

Выше Пуруши нет ничего.

Он — завершение, он — конечный путь.

В Мундака-упанишаде сказано:

«Как текущие реки исчезают в море, теряя имя и облик, так знающий [мудрец], отрешенный от имени и облика, приходит к божественному Пуруше, что выше высокого».

Там же, но в другом гимне, высказана идея вечных круговоротов (одна из гениальных идей Вед — на все времена), которые при постоянном движении сохраняют цельность и единство: «Вот истина:

Как равные друг другу искры тысячами возникают из пылающего огня, так, дорогой мой, разные творения возникают из непреходящего и вновь возвращаются в него.

Пуруша божественен и бестелесен, он снаружи и внутри, не-рожден, без дыхания и без мысли, чистый и выше, чем высшее непреходящее.

Из него возникают дыхание, мысль и все чувства, пространство, воздух, свет, вода и земля — носитель всего...

От него рождаются многоразличные боги, небожители, люди, скот, птицы, вдыхание и выдыхание, рис и ячмень, тапас, вера истина, воздержанность и закон...

От него [рождаются] все моря и горы, из него текут многоразличные реки; [от него рождаются] и все растения и их сок, коими вместе с первоначалами (первоэлементами. — Р.Б.) поддерживается внутренний атман.

Пуруша есть все это, деяние, тапас, Брахман, он выше смерти. Он, знающий то, что скрыто в тайнике сердца, разрубает узел незнания в этом мире, дорогой мой!»

Как видим, Пуруша соединяет в себе и материальные, и духовные субстанции, реальность и мнимость, знание и незнание. Несмотря на то что в Упанишадах из всех богов первенство отдается обычно Брахману (в христианстве ему соответствует, по-видимому, Дух Святой), что естественно для системы брахманизма и для касты брахманов, образ Пуруши не тускнеет в этом сиянии:

«Я знаю великого Пурушу, цвета солнца, по ту сторону тьмы. Лишь зная его, минуют смерть. Туда нет другого пути.

Нет ничего выше его, нет ничего меньше его, нет ничего больше его. Он один стоит, как дерево, на небе. Весь этот мир заполнен Пурушей...

Этот Пуруша есть поистине великий властитель, зачинатель сущего. Его приобретение незапятнано. Он — владыка, свет, непреходящее.

Внутренний атман есть пуруша величиной с перст, он всегда пребывает в сердце людей. Он создан сердцем, разумом, мыслью. Те, кто знает это, становятся бессмертными...

Пуруша поистине есть весь этот мир, есть прошлое и будущее. Он есть владыка и бессмертного и растущего благодаря пище...

Он — озаренный свойствами всех чувств, лишенный всех чувств. Он господин и владыка всего, он великое убежище для всего...

Без рук и ног, он быстр и цепок, он видит без глаз, слышит без ушей, он знает то, что должно знать, но его никто не знает. Его называют первым Пурушей, великим...»

Таков облик Пуруши, лишенного облика, соединяющего в себе все мыслимые и немыслимые облики, соединяющего ничтожное с величайшим, мгновение с вечностью, изменения с неподвижностью, живое с неживым, людей и богов, смертное с бессмертным.

Существует несколько толкований того, что в Древней Индии подразумевали под этим именем. Каждое из них обладает своей долей истины, ибо Пуруша поистине тысячелик. Но в конце концов мыслители прошлого пришли к идее, созвучной той, которая стала одной из центральных в русской философии второй половины XIX — начала XX века — о Всеединстве. Действительно, рассуждения и споры о первенстве духа или материи снимаются, если признать основой бытия Всеединство.