Томпсон М. Философия науки

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 5. РЕЛЯТИВИЗМ, ИНСТРУМЕНТАЛИЗМ И РЕЛЕВАНТНОСТЬ

Время от времени философы делают попытки отыскать критерий абсолютной достоверности, чтобы подвести фундамент под здание человеческих знаний. Пожалуй, самый яркий пример этого показал Декарт, решивший все подвергать сомнению, лишь бы найти единственное бесспорное утверждение (им, как известно, стало его знаменитое «cogito ergo sum» — «я мыслю, следовательно, существую»). Подобная приверженность к ясному, однозначному языку видна, кстати, и у Дэвида Юма, жаждавшего отвергнуть метафизическую бессмыслицу и основать свое понимание на чувственном опыте. Логические позитивисты тоже искали некую языковую форму, которая не допускала бы метафизики или всего того, чего нельзя проверить чувствами.
К сожалению, подобные надежды оказались иллюзорными. Явления можно истолковывать различными способами. Поэтому главный вопрос философии науки таков: как осуществить выбор между альтернативными теориями.
Настоящую главу мы начнем с анализа зависимости научных наблюдений от теоретической подготовки на-
160
блюдателя. Затем мы обратимся к инструментализму как способу выбора релевантных данных и теорий.

ВЛИЯНИЕ ТЕОРИИ НА НАБЛЮДЕНИЯ

Во главе 2 мы узнали, что процесс индукции базируется на представлении о возможности получения сведений о мире независимо от того, кто их собирает. Фрэнсис Бэкон настаивал, чтобы ученый отбрасывал все личные пристрастия при оценке данных, надеясь, что в этом случае всякая выводимая теория не будет зависеть ни от наблюдателя, ни от времени.
Но в состоянии ли мы на самом деле изучать мир без всякого влияния на него с нашей стороны? Если нет, то следует признать, что многое представляемое нами в качестве фактов в действительности определено и отобрано человеческим разумом.
Иногда исследования в одной области могут привести к появлению общей теории в другой сфере. Например, Дарвин в Происхождении видов, прежде чем сформулировать теорию естественного отбора, рассматривает, как человек занимается разведением животных и растений. Он заметил намеренное вмешательство в обычный ход воспроизводства ради улучшения или исключения определенных признаков. Эти наблюдения натолкнули ученого на мысль, что определенные внешние факторы в дикой природе могут привести к схожим прогрессивным изменениям. Таким фактором Дарвин посчитал борьбу за существование в условиях ограниченных ресурсов (как в работах Мальтуса), что и привело к теории естественного отбора.
Выдвигая свои аргументы, Дарвин исходит из наблюдений за селекционным разведением. Имел ли он это в виду в процессе сбора данных для своей теории? Если да,
161
то как он представлял себе это? Влияли ли эти представления на проведение наблюдений, сбор информации и формулировку доказательств?
В Происхождении видов Дарвин переходит от наблюдений к разработке учитывающих эти наблюдения моделей, а от них — уже к общей теории. Можно проследить воздействие на него идей Мальтуса и Ламарка. Создается впечатление, что Дарвин занимался наблюдением за обитателями дикой природы Галапагосских островов, имея определенную теоретическую задачу. Он интерпретировал получаемую информацию с помощью признанных в то время теорий, пытаясь отыскать всему свое объяснение. В его подробных записях видно, что он считал важным для своих исследований.
Все вышесказанное имеет основополагающее значение для науки. Наблюдения и факты не свободны от влияния теорий. Мы изучаем вещи, задавшись некой целью, а значит, имея некие представления о чем-то.
Комментарий
К данному выводу научное сообщество подтолкнули отчасти теория относительности и квантовая теория, ведь ни та, ни другая не укладываются в представление о существовании единственной, объективной истины.
В квантовой теории утверждаются новые отношения между наблюдателем и наблюдаемым. Мир невозможно разделить на независимые, объективные вещи и наблюдателей. Мы воздействуем на все, что наблюдаем. Бор и Гейзенберг показали, что мы не должны изучать что-либо на субатомном уровне, не учитывая самого акта наблюдения. Действительно, в квантовой теории лишены всякого смысла рассуждения об изолированности процесса наблюдения за тем, что «реально» присутствует в данный момент; получаемые нами ответы зависят от задаваемых нами же вопросов.
162
Очевидно, что ученый не может стать беспристрастным наблюдателем, то есть сделать так, чтобы его привычный взгляд на мир не влиял на формирование образа исследуемого им явления или объекта.
В связи с этим часто упоминаются имена Куна и Фейерабенда. Кун подчеркивал, что парадигма, в рамках которой творит наука в периоды «нормальной науки», служит мощным фактором в определении направления работы ученых, и этот налаженный ритм не меняется, пока не отыщется несовместимый факт. Он также указывает на трудность сравнения парадигм, поскольку при истолковании фактов в свете той или иной парадигмы сами факты не могут быть свободны от всевозможных влияний. Фейерабенд придерживался более решительных взглядов, утверждая, что вероятно существование любого числа соперничающих точек зрения при отсутствии изначально какой-либо возможности определиться с выбором между ними.
Разумеется, ученые не работают в отрыве друг от друга. Карл Поппер доказывал, что наука не субъективна, так как не является плодом усилий одного ума, но в то же время она не может претендовать на объективность, поскольку формируется из неистолкованных данных опыта. Наука выходит далеко за пределы представлений отдельных людей, и ее следует понимать соответственно общему пониманию всего научного сообщества. Данная мысль прослеживается и в трудах Лакатоса, говорившего о том, что теории разрабатываются в рамках «исследовательских программ», а не обособленно. Эта же мысль отражает и позицию Куна, который утверждал, что парадигмы меняются при достижении общего согласия внутри научного сообщества.
163

Альтернативные модели

Мы уже упоминали о том, что самые требовательные подходы к фальсифицированию допускали отказ от теории лишь в случае нахождения ей альтернативы, способной учесть все те факты, применительно к которым первая теория доказала свою несостоятельность. Иначе говоря, процесс научного поиска должен быть постоянно нацелен на выявление альтернативных теорий.
Пример
Если вас интересуют сугубо механические построения на поверхности нашей планеты, то физика Ньютона здесь не допустит никаких огрехов. Она, конечно, ограниченна, но не ошибочна. Эйнштейновские теории относительности предпочтительны просто потому, что они в состоянии прогнозировать события, выходящие за пределы Ньютоновых знаний.
Совершенно несхожие теории в равной мере могут согласовываться с фактами. Какую же тогда из них выбрать? Одним из критериев может стать степень их соответствия существующим фактам и теориям. Так, у Куна новые теории в периоды «нормальной науки» не выходят за рамки существующей парадигмы.
Кроме соответствия существующим теориям, новую теорию можно испытать на простоту и стройность. Как мы уже видели (с. 130), Кун полагает, что принимать во внимание следует пять различных характеристик добротной научной теории.
Но все это никоим образом не устраняет трудности, сопряженные со множеством различных истолкований данных. Куайн утверждал, что теории столь недоопределены имеющимися фактами, что можно произвольно придерживаться любой из них. Кстати, подобную точку зрения раз-
164
деляли Лакатос и Фейерабенд. Проблема в том, что одних фактов недостаточно для выбора между теориями, ведь многие из этих теорий в одно и то же время могут удовлетворительно толковать имеющиеся данные. Недоопределенность (понятие, обычно используемое для указанной проблемы) служит главным фактором в обосновании релятивистского подхода к научным теориям.
Комментарий
Существует любопытное сходство в точках зрения на множество возможных теорий философов науки, в частности, Куна и Фейерабенда и представителей философии языка, принявших деконструкцию1, например француза Жака Деррида2 (р. 1930). Так, в литературе возникло представление о том, что текст может иметь множество интерпретаций и в нем отсутствует всякий определенный «смысл». Текст может означать все, что угодно, и нет никакого окончательного критерия истолкования.
Некоторые писатели и теоретики литературы утверждают, что это чревато анархией и хаосом и не согласуется с намерением сочинителя, создающего в первую очередь текст. В научном мире также возможны подобные оценки, согласно которым отсутствие критерия выбора соперничающих теорий препятствует достижению прогресса в науке.

64
Лакатос, в частности, полагает, что необходимо работать с новой теорией, принимая ее на веру за отсутствием доказательств обратного и защищая от нападок более устоявшихся теорий, даже если она еще не предъя-
165
вила положительных результатов. Он считает, что иначе у науки будет мало практических шансов прогрессировать, поскольку большинство новых возможностей так и не смогут утвердиться, чтобы серьезно оспорить существующую теорию либо парадигму. Ведь именно результаты практического эксперимента могут подтвердить или опровергнуть теорию, а подготовка его далеко не простая задача.
На практике исследовательская программа должна стать источником как новых фактов, так и новых теорий, являющихся стимулом прогресса. Теории недостаточно быть просто единой и связной. Так, например, Лакатос критиковал марксизм как теорию, утверждая, что с 1917 года он не предоставил никаких новых «фактов». Подобной критики достойна всякая теория, показавшая свою косность. Лакатос подчеркивает, что:
«Направление науки в первую очередь определяется творческим воображением людей, а не окружающим нас миром фактов».
Из собрания трудов Лакатоса, опубликованных в 1978 году, спустя четыре года после его смерти

ИНСТРУМЕНТАЛИЗМ

Одной из характеристик добротной научной теории, по мнению Куна, является ее плодотворность, то есть способность делать точные прогнозы, ее практическая пригодность как подручного средства науки. Он утверждал, что главным для науки является ее умение решать головоломки. Если теория позволяет это сделать, она полезна и развивается; если же терпит провал, то ученые обращаются к другой.
166
Отсюда, если мы не в состоянии определить, верна ли теория, то, по крайней мере, можем проверить, что она способна сделать для нас. Говоря об индуктивном методе (с. 88—90), мы отмечали, что формулирование и проверка основанных на теории гипотез — обычный способ ее научной оценки. То есть, согласно инструменталистскому подходу, теории являются средством прогнозирования.
Наука склонна прагматически подходить к истине, а не абсолютизировать ее. У нас не может быть уверенности в том, что какие-то из теорий полностью правильны, но мы знаем, что, по всей вероятности, они в итоге будут заменены лучшими. Поэтому нам приходится довольствоваться наиболее практичным из способов постижения мира, даже если у него есть определенные недостатки.
Данный взгляд далеко не нов. Гелиоцентрическая картина мира Коперника стала удобным средством расчета движения планет, пусть даже представлялась ложной сама по себе. Утверждение Осиандера3 (1498—1552) о том, что теория есть лишь полезное орудие для облегчения расчетов движения планет, — это пример инструменталистского подхода к научным теориям. Действительно, из-за трудностей в доказательстве истинности теории Коперника разумнее было принять подобную точку зрения.
Итак, мы можем подразделить научные теории с точки зрения их «активной» и «пассивной» роли. Пассивная роль соответствовала бы традиционному эмпиризму, где теория отражает запечатление данных опыта в нашем уме. При активной же роли теории разум воспринимает данные чувств и работает с ними, выдвигая гипотезы и испытывая их, стремясь выразить опыт в суждениях, которые укладывались бы в прежние представления.
На философском языке об активной роли теории заговорил еще Кант. Он утверждал, что категории, по-
167
средством которых мы постигаем опыт, например пространство, время и причинность, не предопределяются неким образом «вовне», в свидетельствах наших ощущений, а налагаются на наш опыт рассудком. Они служат тем орудием, с помощью которого ум упорядочивает то, что поступает к нему от органов чувств. Но были и такие мыслители, в частности французский математик, физик и философ Анри Пуанкаре4 (1854—1912), которые шли дальше и считали, что разум играет еще более активную роль, создавая схемы, позволяющие нам понять данные опыта.
65

Комментарий

Дюэм считал, что результатом прогресса в науке может стать некий грядущий идеал научного знания. Эта мысль порождена временем, в которое он работал, — конец XIX — начало ХХ века. То были годы радужных надежд. Наряду с этим Лакатос говорил о необходимости выявлять возможности для реального прогресса в соперничестве между исследовательскими программами; это противоречило релятивистской позиции Фейерабенда.
168
Карл Поппер доказывал, что при наличии выбора среди теорий, объясняющих какое-то явление, следует предпочесть ту, которая лучше подтверждена, легче проверяема и связана с верными концепциями. Другими словами, необходимо остановиться на теории, наиболее
пригодной для решения текущих задач. Причем так надо поступать, даже если известно, что теория на самом деле ложная!
Теперь настала очередь задать вопрос: как подобное прагматическое отношение может сказаться на положении и предназначении теорий? Прежде всего, они служат орудиями, изобретаемыми нами ради постижения мира. О них судят по эффективности объяснения того, что случилось, или по предсказанию того, что случится.
Итак, теории находятся вовсе не «вовне», ожидая своего открытия. Они есть людские творения, подручные средства в ходе постижения мира.
Поппер назвал их «орудиями мышления». Ни одна из теорий не может быть абсолютно достоверной, не имеет полного и окончательного доказательства своей истинности.
Выводы
1. Теории следует рассматривать в контексте общего строя мыслей, в рамках которого они создаются.
2. Законы не просто истинны или ложны, это способы выражения наблюдаемого порядка. Они являются инструментами для получения выводов в рамках общего строя мыслей.

РЕЛЕВАНТНОСТЬ

Томас Кун утверждал, что несколько ученых могут иметь один и тот же взгляд на мир и что теория может оцениваться по ее релевантности данному взгляду на мир и допущениям научным сообществом в целом.
С этим можно не согласиться, ибо даже если ученые в какой-то момент работают над одним и тем же вопросом, их отличают друг от друга образование, опыт, ус-
169
ловия деятельности, наконец, мировоззрение в целом. А это значит, что один с большей готовностью воспримет новую теорию, чем другой.
Фейерабенд идет еще дальше. Процесс появления новых теорий видится ему непрерывным. Он не находит абсолютного критерия выбора среди выдвигаемых теорий, потому что всегда будет существовать опасность того, что знание сведется к пристрастиям отдельной части научного сообщества. То, что теория совпадает с интересами одной группы, не может служить залогом того, что она будет удовлетворять остальных.
Разумеется, можно также утверждать, что совпадение проявляется, по сути, в способности предсказывать, и тогда релевантность как некий критерий предстает частным примером предсказуемости. Лакатос говорит о науке, прогрессирующей посредством соперничающих исследовательских программ, в которых «мысленные эксперименты» подбрасывают новые теории, уточняющие исследуемые вопросы. Теория испытывается самой исследовательской программой, разработавшей ее, и поэтому оценивается по степени соответствия результатам проведенных исследований.
Лакатос делит исследовательские программы на прогрессивные (если они приводят к прогнозам, подтверждаемым в дальнейшем, сохраняя тем самым общую когерентность, или связность, программы) и дегенеративные (если они ошибаются в прогнозах или теряют общую связность). Иными словами, исследовательская программа должна находиться в движении, потому что наука не может стоять на месте.
Комментарий
Нельзя точно предсказать, какие исследования окажутся успешными. Возможно, что признаваемое в данный момент безнадежным направление однажды докажет свою верность, а признанное в свете нынешних
170
знаний в будущем окажется несостоятельным. Хотя Лакатос предлагает удобный способ определения прогрессивности исследовательских программ, судить об этом приходится в основном задним числом. Далеко не ясным остается вопрос, как выбрать в настоящий момент перспективное направление. Наука полна неожиданностей.
Проблема состоит в том, что если, согласно «теории релевантности», законы и наблюдения нужно оценивать по их соответствию всему строю мыслей, то это впоследствии может привести к выводу, что теории следует оценивать по тому, в какой мере они соответствуют отдельным 304
66
озарениям и пристрастиям нынешнего научного сообщества. А если дополнить этот вывод концепцией о зависимости наблюдений от теоретической подготовки и ожиданий наблюдателя, то получается, что невозможно сравнить соперничающие теории, определить относительную ценность исследовательских программ и рассудить представителей научного сообщества.
Комментарий
Поднятые в этой главе вопросы выходят далеко за пределы решения проблемы истинности теорий, поскольку они исследуют их реальное присутствие и развитие внутри научного сообщества.
Здесь-то и таится опасность прийти к убеждению, что любая группа ученых может принять любые теории, какие они сочтут нужными, не имея действенного способа их оценки. Подобная научная анархия, очевидно, отрицательно сказалась бы на продуктивности науки, ибо только цель испытать и сравнить теории позволяет ей развиваться. Одна из задач философии науки и заключается в установлении связи этих проблем с основными вопросами эпистемологии (теории познания)
171
и метафизики (основополагающими структурами реальности), чтобы попытаться определить верность или ошибочность теории, имеющей неоднозначные отзывы ученых. Будет ли решен этот вопрос или нет, но мы, при нынешнем состоянии нашего знания, все-таки располагаем возможностями эффективно сравнивать
Такую позицию занимает Фредерик Зуппе, редактор сборника докладов Структура научных теорий (Иллинойский университет, 1974; второе изд. 1977), прочитанных на организованной им в 1969 году в Техасском университете конференции, участниками которой были, в частности, Коэн, Кун, Гемпель, Патнэм, Суппес, Тулмин. Комментируя изменения, произошедшие в 60—70-х годах ХХ века, он сравнивает жесткость старых позитивистских подходов и крайнюю гибкость Фейерабенда и делает вывод: «Добротная философия науки должна напрямую соприкасаться с животрепещущими вопросами эпистемологии или метафизики, и попытка заниматься эпистемологией или метафизикой безотносительно к науке крайне опасна».
Иначе говоря, при определении положения научных теорий с точки зрения их полезности и релевантности необходимо также рассмотреть их в свете общих философских вопросов о природе бытия, пусть даже не удастся получить какие-то определенные ответы.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Деконструкция — особая стратегия по отношению к тексту, включающая в себя одновременно и его деструкцию, и его реконструкцию. Сам термин предложен Деррида как перевод хайдеггеровского Destruktion — переосмысление европейской философской тра-
172
диции метафизики, где главным моментом является не разрушение, а позитивное смыслостроительство. Исходный пункт деструкции — невозможность находиться вне текста. Всякая интерпретация и критика, допускающие внеположность исследователя тексту, считается заведомо несостоятельной. На рус. яз. см.: Жак Деррида в Москве: деконструкция путешествия (М.: Ad Marginem, 1993).
2 Деррида Жак — французский философ, близкий к структурализму. Выступает с критикой метафизики как основы европейской культуры. Преодоление метафизики связывает с нахождением ее исторических истоков посредством аналитического расчленения («деконструкции») понятий, составляющих основу онтологии, и прежде всего понятия бытия. Грамматология (наука о письме) Деррида утверждает примат письменности над звучащим словом (логосом). Основные сочинения: L'origine de la geometrie (1962), La Voix et le plienomene (1967), L'Ecriture et la difference (1967; Письмо и различие. М.: Академический проект, 2000), De la Grammatologie (1967; О грамматологии. М.: Ad Marginem, 2000), Marges de la philosophic (1972), Positions (1972), La Dissemination (1972), Glas (1974), La Verite en peinture (1978), Eperons, Les styles de Nietzsche (1978), La Carte Postale: de Socrates a Freud et au-dela (1980; О почтовой открытке от Сократа до Фрейда, и не только. Минск: Современный литератор, 1999), Psyche, Invention de l'autre (1987), De l'esprit Heidegger et la question (1987), Signeponge (1988), Du droit a la philosophic (1990); L'autre cap (1991); Jacques Derrida/G. Bennington, J. Derrida (1991); Points de Suspension: Entretiens (1992).
3 Осиандер Хосеман Андреас — немецкий протестантский богослов и библеист. Изучал классические языки в Лейпциге. В 1520 г. стал католическим священником. Преподавал древние языки, в том числе еврейский, в университете Нюрнберга. Осиандер был одним из первых последователей Лютера. Порвав с католицизмом, он женился и занял должность пастора в Нюрнберге (1522). В это время им была издана Biblia sacra (по пересмотренному тексту Вульгаты). В 1537 г. выпустил книгу Гармония Евангелия (Harmonia evangelica), в которой соединил повествования четырех евангелистов. В 1548 г. Осиандер покинул Нюрнберг из-за конфликта, вызванного религиозно-политической борьбой. В богословие лютеранства Осиандер вошел как создатель учения о преображающей силе благодати. В последние годы жизни он был профессором богословия в Кенигсбергском университете и прославился как крупный ученый-гуманист. Осиандер подготовил первое издание книги Коперника о вращении небесных тел, хотя сам считал теорию гелиоцентризма чисто умозрительной.
4 Пуанкаре Анри — французский математик и философ. Занимался вопросом о происхождении научных принципов. Математика, со-
173
гласно Пуанкаре, является творением духа, покоящимся на молчаливо принятом соглашении, то есть на произвольной системе знаков, принятой для изображения реальных связей (конвенционализм). Принципы физики являются свободными принятиями духа: они ни истинны, ни ложны, но удобны и лишь соответствуют тем опытам, в которых они будут развиваться. Пуанкаре провел, в частности, четкое разграничение между теорией и гипотезой. Философия Пуанкаре имеет антиматериалистическую и антимеханистическую направленность. Основные сочинения, опубликованные на рус. яз.: Наука и гипотеза (СПб., 1906); Ценность пауки (1906); Математика и логика (В сб.: Новые идеи в математике. Вып. 10, 1915). Современное издание его научно-философских трудов: Наука и метод (М.: Наука, 1983).
.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел философия