Шестаков В. Эрос и культура: философия любви и европейское искусство

ОГЛАВЛЕНИЕ

Философские тексты о любви

ГОТФРИД ВИЛЬГЕЛЬМ ЛЕЙБНИЦ - Из письма Мальбраншу

Ганновер, 13-23 марта 1699 г.

Буду чрезвычайно рад познакомиться с Вашим трактатом о чистой любви. Вы всегда умеете высказать нечто глубокое, а я в свое время изучал этот вопрос, когда рассматривал принципы права, и даже сформулировал следующие определения в моем предисловии к "Дипломатическому кодексу международного права": я указал, что быть справедливым - значит быть милосердным, но так, чтобы это согласовалось с мудростью; что мудрость есть знание о высшем благе, что милосердие - это всеобъемлющее благорасположение, а благорасположение - привычка любить; что любовь есть склонность находить удовольствие в благе, совершенстве, счастье другого человека, или (что то же самое) склонность соединять благо другого с нашим собственным благом. И там же я добавляю (еще до того, как заговорили об этих дискуссиях), что такое определение служит для решения трудной проблемы, а именно: каким образом любовь может быть бескорыстной, в то время как люди в своих поступках всегда руководствуются только собственными интересами. Дело в том, что сущностью любви является наше благо, но не наша корысть. То, что доставляет наслаждение, есть добро само по себе, но не добро для корысти; оно принадлежит цели, а не средствам. Я также указал там, что божественная любовь, или радость, которую испытывает человек от чувства счастья и высшего совершенства Бога, до такой степени необходима для нашего истинно высшего блага, что сама по себе является этим высшим благом. А значит, и все прочие любовные чувства, и все прочие наслаждения подчинены любви к Богу и не могут иначе дать прочного наслаждения, т. е. такого, которое необходимо для содействия высшему благу, каковое, в свою очередь, является не чем иным, как долговременной радостью. В то время мне казалось, что этого почти достаточно для решения проблемы. Однако когда эти вопросы рассматривают высокоученые люди, подобные Вам, они всегда находят повод для множества прекрасных мыслей. Хочу, чтобы Вы и впредь еще долго делились ими с публикой. Остаюсь истинно уважающий Вас и проч.

Лейбниц Г. В.
Соч.. В 4 т.
М., 1984. Т. 3. С. 335-336.

ШАРЛЬ МОНТЕСКЬЕ - Из книги "О духе законов"

ГЛАВА ХI - О других формах домашнего рабства

В некоторых странах Востока затворничество женщин вызывается не только многоженством, но и климатом. Всякий, кто прочтет об ужасах, преступлениях, коварствах, низостях, отравлениях, убийствах, которые являются следствием свободы женщин в Гоа и в португальских владениях Индии, где религия запрещает многоженство, и сравнит это с чистыми нравами женщин в Турции, Персии, Китае, Японии и государстве Могола, - ясно увидит, что часто бывает столь же необходимо отделять женщин от мужчин при единоженстве, как и при многоженстве.
В этих случаях все определяется климатом. Зачем было бы, например, подвергать заключению женщин в наших северных странах, где их нравы хороши от природы, где страсти их так спокойны, так мало Стремительны и так безыскусственны, где любовь так благоразумно властвует над сердцем, что достаточно самых легких мер для того, чтобы управлять ими?
Счастливы люди, живущие в этих климатах, которые дозволяют им общение друг с другом, где прекрасный пол составляет украшение общества и где женщины, составляя счастье одного, в то же время являются источником радости и для всех.

ГЛАВА XII - О естественной стыдливости

Все народы единодушно относятся с презрением к распущенности женщин, потому что всем им внятен голос природы. Она установила нападение, она же установила и защиту и, внушив обеим сторонам желание, дала одной стороне дерзость, а другой стыд. Она дала людям много времени для забот о самосохранении и лишь короткие моменты для воспроизведения своего рода.
Поэтому неправильно мнение, будто невоздержанность порождается законами природы, напротив, она является их нарушением, скромность и самообладание - вот что предписывается этими законами.
Кроме того, в природе разумных существ заложена способность чувствовать свои несовершенства; потому-то природа и дала нам стыдливость, т. е. чувство стыда перед этими несовершенствами.
И если физическое воздействие некоторых климатов нарушает и естественный закон обоих полов, и закон, управляющий поступками разумных существ, то дело законодателя - дать гражданские законы, которые противодействовали бы природе климата, восстановляя силу первоначальных законов.

ГЛАВА XIII - О ревности

Следует тщательно различать у народов ревность, которая порождается страстью, от ревности, которая имеет основание в обычаях, нравах, законах. Одна - все пожирающее лихорадочное пламя; другая же, холодная, но порою страшная, может соединяться с равнодушием и презрением.
Одна, будучи извращением любви, любовью же и порождается. Другая зависит единственно от нравов и обычаев народа, от законов страны, от морали, а иногда даже и от религии.
Она почти всегда является результатом физического воздействия климата и в то же время целительным средством против этого воздействия...

ГЛАВА VII - О согласии родителей на брак

Требование согласия родителей основано на их власти, т. е. на их праве собственности. Кроме того, оно основано на их любви и разуме, а также на неразумии детей, невежественных по причине их молодости и легко поддающихся опьянению страстей.
В малых республиках или при тех особенных учреждениях, о которых мы говорили, возможны законы, предоставляющие должностным лицам наблюдение за браками детей граждан, т. е. дающие им право, которым природа наделила отцов. Любовь к общественному благу может быть там не слабее, а даже сильнее всех других чувств. Поэтому Платон требовал, чтобы браки устраивались властями; правители Лахедемона, действительно, вмешивались в заключение брачных союзов.
Но при обыкновенном строе право устраивать браки детей принадлежит отцам; они проявляют большее благоразумие, чем какое бы то ни было учреждение. Природа внушает родителям желание обеспечить своим детям наследников - желание, которое у самих детей проявляется в гораздо более слабой степени. В различных поколениях отцы видят свое собственное постепенное восхождение к будущему. Но что произошло бы, если бы насилие и алчность захотели похитить эту власть у отцов? Послушаем, что говорит Томас Гаж о поведении испанцев в Америке:
"Для увеличения числа плательщиков податей было приказано, чтобы все индейцы, достигшие пятнадцати лет, вступили в брак; был даже установлен возраст брачащихся - 14-летний для мужчин и 13-летний для девушек. При этом ссылались на правило, гласящее, что "злонравие восполняет возраст". Автор видел одну из таких переписей: это было, говорит он, нечто позорное. Таким образом, в житейском деле, которое более всякого другого нуждается в свободе, индейцы остаются еще рабами.

ГЛАВА VIII - Продолжение той же темы

В Англии девушки часто злоупотребляют законами, выходя замуж во собственному выбору, не посоветовавшись с родителями. Мне кажется, что в Англии этот обычай может быть терпим более, чем в какой-либо другой стране, потому что английские законы не знают монастырского безбрачия, и девушки, не предвидя в будущем иного состояния, кроме брачного, не могут от него воздерживаться. Во Франции же существует учреждение монашества, и потому девушки всегда могут избрать безбрачие; поэтому и закон, связывающий их родительским согласием, может считаться в этом случае более уместным. С этой точки зрения наименее разумными следует признать обычаи Италии и Испании: монашество в них утверждено законом и в то же время допускается брак помимо родительского согласия.

ГЛАВА IX - О девушках

Девушки, которым только брак открывает путь к удовольствиям и свободе, ум которых не дерзает мыслить, а сердце чувствовать, глаза не смеют видеть, а уши слышать, - девушки, которые являются в общество только для того, чтобы показать, как они глупы, которые осуждены на бесконечный вздор и стеснительные правила, не обнаруживают отвращения к браку. Не их, а молодых людей приходится поощрять к нему.

ГЛАВА X - Что побуждает людей к браку

Всюду, где только есть место для спокойного существования двух человеческих существ, заключается брак. Людей располагает к тому сама природа, если только ей не препятствуют трудности в добывании средств существования.
Вновь нарождающиеся народы размножаются и быстро растут; жизнь в безбрачии составляет для них большое неудобство, тогда как многодетность их не страшит. Обратное происходит в народе уже сформировавшемся.

Монтескье.
Избр. произв.
М., 1955. С. 382-383. 510-512.

ЖЮЛЬЕН ОФРЕ ЛАМЕТРИ - Из "Трактата о душе"

Любовь и ненависть - две страсти, от которых зависят все остальные. Любовь к находящемуся налицо предмету доставляет мне радость; любовь к предмету, находящемуся в прошлом, представляет собой приятное воспоминание; любовь к будущему предмету - это то, что называют желанием или надеждой, когда им желают или надеются воспользоваться. Зло в настоящем возбуждает печаль или ненависть; зло в прошлом вызывает досадное воспоминание; страх проистекает от зла, ожидаемого в будущем. Другие переживания души представляют собой лишь различные степени любви или ненависти. Но если эти чувства настолько сильны, что оставляют в мозгу столь глубокие следы, что опрокидывают весь наш душевный строй и он перестает считаться с законами разума, то это бурное состояние называется страстью, увлекающей нас к ее предмету вопреки нашей душе. Идеи, не возбуждающие ни радости, ни печали, называются безразличными, как, например, представление о воздухе, камне, круге, доме и т. п. Но, за исключением подобных представлений, все остальные связаны с любовью или ненавистью, и в человеке все дышит страстью. Каждому возрасту свойственны свои страсти: всякий, естественно, стремится к тому, что соответствует состоянию его тела. Сильная и энергичная молодость любит войну, радости любви и все виды наслаждения; бессильная старость не воинственна, а боязлива; она скупа, а не расточительна; смелость является в ее глазах безрассудством, а наслаждение - преступлением, так как оно создано не для нее. Подобные же вкусы и такое же поведение наблюдаются и у животных, которые, подобно нам, веселы, резвы и влюбчивы в молодом возрасте, но мало-помалу теряют вкус ко всяким наслаждениям. В связи с состоянием души, вызывающим любовь и ненависть, в теле происходят мускульные движения, посредством которых мы можем - физически или мысленно - соединяться с предметом нашего влечения или отстранять предмет, присутствие которого вызывает в нас возмущение.

Ламетри.
Соч. М.. 1983.
С. 94-95.

Из статьи "Антн-Сенека, или Рассуждение о счастье"

Так будем же антистоиками! Эти философы суровы, печальны, строги; мы же будем кротки, веселы и снисходительны. Проникнутые одною только духовностью, они отвлекаются от своего тела; сохраняя всю свою телесность, мы будем отвлекаться от нашей души. Они заявляют о своей недоступности для радости и страдания; мы же будем гордиться, что испытываем то и другое. Стремясь к возвышенному, они поднимаются над всеми событиями и считают себя лишь постольку истинными людьми, поскольку перестают быть таковыми. Мы же не будем претендовать на власть над тем, что управляет нами, не будем ничего предписывать нашим ощущениям, признавая их власть и наше рабское подчинение им; мы постараемся только сделать их приятными для нас, будучи убеждены, что в этом состоит счастливая жизнь; мы будем считать себя тем более счастливыми, чем более мы будем людьми, или тем более достойными существования, чем более будем чувствовать природу, человечество и все общественные добродетели. Мы не будем признавать никаких других добродетелей, никакой иной жизни. Из сказанного вытекает, что цепь истин, необходимых для счастья, гораздо короче, чем цепь Гегезия, Декарта и множества других философов; что для объяснения механизма счастья следует советоваться только с природой и разумом. Они одни являются путеводными звездами, способными просветить и вести нас, если мы откроем свою душу их лучам так, что она будет абсолютно закрыта для всех отравляющих атмосферу миазмов фанатизма и предрассудков. Перейдем же к сути дела,
Найти органы восприимчивы к некоему чувству, или к известной модификации, которая нам нравится и делает нашу жизнь приятной. Если впечатление от этого чувства коротко, мы испытываем удовольствие; если оно более продолжительно - наслаждение; если оно постоянно - счастье. Но во всех случаях мы имеем налицо одно и то же ощущение, отличающееся только продолжительностью и степенью интенсивности, я прибавляю последнее слово, так как нет более восхитительного блага, чем великое наслаждение любви.
Чем более продолжительно, упоительно и нежно это чувство, чем меньше оно нарушается и смущается, тем глубже ощущение счастья.
Чем оно кратковременнее и менее интенсивно, тем больше оно относится к разряду удовольствия.
В зависимости от его продолжительности и спокойствия это ощущение дальше или ближе к счастью.
Чем более беспокойна, взволнованна и смущена душа, тем больше бежит от нее счастье.
Отсутствие страха и желаний, о котором говорит Сенека, составляют отрицательное счастье в том отношении, что душа освобождается от того, что нарушает ее спокойствие. Декарт хотел доказать, почему не следует ничего ни желать, ни бояться. Соображения, которые имел в виду наш стоик, без сомнения, придают нашему уму большую твердость и непреклонность; но если не испытывать никакого страха, то все равно, происходит ли это в силу устройства нашей машины или в силу нашей философии.
Иметь к своим услугам хорошее телосложение, красоту, ум, изящество, таланты, почести, богатства, здоровье, удовольствия, славу - вот в чем заключается действительное и совершенное счастье.
Из этих кратких положений следует, что все, что производит, поддерживает, питает или возбуждает врожденное чувство благополучия, становится в силу этого причиной счастья; поэтому для того, чтобы открыть ему дорогу, достаточно, как мне кажется, выяснить все причины, вызывающие у нас приятные ощущения и благодаря последним счастливые восприятия, которые могут быть внутренними и внешними, или существенными и побочными.

Ламетри.
Соч.
С.242-243

ДЭВИД ЮМ - О многоженстве и разводах

Так как брак есть соглашение, в которое вступают по взаимному согласию, и имеет своей целью продолжение рода, то очевидно, что он должен соответствовать всему разнообразию условий, устанавливаемому по согласию, если только они не противоречат указанной цели.
Мужчина, соединяя себя с женщиной, связан с ней в соответствии с условиями своего соглашения. При рождении детей он обязан в силу всех уз природы и человеколюбия обеспечить их существование и воспитание. Когда он выполнил обе эти части своего долга, никто не может упрекнуть его в несправедливости или в нанесении ущерба. А так как условия его соглашения, равно как и способы, которыми он заботится о своем потомстве, могут быть различны, то было бы сплошным предрассудком воображать, будто брак может быть совершенно единообразен и допускает только один способ или форму. Если бы законы, принятые людьми, не ограничивали естественной свободы мужчин, каждый отдельный брак так же отличался бы от других, как контракты и сделки всякого иного вида или рода.
Так как обстоятельства бывают различны, а законы предлагают различные выгоды, мы обнаруживаем, что в разные времена и в разных местах они вводили различные условия в связи с этим важным договором. В Тонкине у моряков принято жениться на один сезон, когда корабли приходят в гавань; и, несмотря на ненадежный характер этого соглашения, говорят, что они уверены в строжайшей верности своих временных жен их ложу и вообще в заботливом их отношении к интересам мужей.
В данный момент я не могу припомнить источника, но я читал где-то, что Афинская республика, потеряв множество своих граждан в результате войны и чумы, позволила каждому мужчине взять по две жены, чтобы скорее восполнить те потери, которые были причинены этими бедствиями. Случилось так, что поэт Эврипид женился на двух сварливых мегерах, которые так досаждали ему своей ревностью и ссорами, что он с того времени навсегда сделался открытым женоненавистником; и он является единственным драматургом, а может быть, и единственным поэтом, который когда-либо испытывал отвращение к женскому полу.
В приятном для чтения романе под названием "История Севарамбов", где описывается, как большое число мужчин и несколько женщин оказываются, потерпев кораблекрушение, на пустынном берегу, предводитель группы, чтобы избавиться от тех бесконечных ссор, которые начались, упорядочивает их браки следующим образом: берет хорошенькую женщину себе одному, отдает по одной каждым двум офицерам, которые ниже его по званию, а пятерым самого низкого звания предоставляет одну общую жену.
У древних бриттов была единственная в своем роде форма брака, которая не встречается ни у одного другого народа. Некоторое число их, например десять или двенадцать человек, объединялись в одно общество, которое, видимо, требовалось для взаимной защиты в те варварские времена. Чтобы теснее сплотить это общество, они совместно брали равное число общих жен и, сколько бы ни родилось детей, последние считались принадлежащими всем и соответственно обеспечивались всем обществом.
Низшим созданиям сама природа, будучи верховным законодателем, предписывает все законы, которые регулируют их браки; и она разнообразит указанные законы в соответствии с различными условиями жизни этих созданий. Там, где она легко предоставляет новорожденному животному пищу и защиту, брак ограничивается одним кратковременным объятием и забота о потомстве полностью передается самке. Там, где пищу добыть более трудно, брак продолжается в течение одного сезона, до тех пор пока общий отпрыск не сможет сам себя обеспечивать, и тогда союз сразу же распадается и оставляет каждую сторону свободной вступать в новую связь в следующем сезоне. Но природа, наделив человека разумом, не определила с такой же точностью все статьи его брачного контракта, а предоставила ему возможность изменять их, руководствуясь собственным благоразумием в соответствии с его частными обстоятельствами и положением. Гражданские законы являются источником мудрости для каждого отдельного человека и в то же время, ограничивая естественную свободу мужчин, заставляют частные интересы подчиниться интересам общества. Поэтому все постановления, выносимые по данному вопросу, являются в равной степени законами, соответствующими принципам природы, хотя не все они в равной степени удобны или полезны обществу. Законы могут разрешать многоженство, как у восточных народов, добровольные разводы, как у греков и римлян, или же связывать одного мужчину с одной женщиной на все время их жизни, как у современных европейцев. Может быть, не было бы излишним рассмотреть преимущества и недостатки, вытекающие из каждого из этих установлений.
Сторонники многоженства могут рекомендовать его как единственное эффективное лекарство от любовных расстройств и единственное средство освободить мужчин из того рабства у женщин, в которое мы попали из-за природного неистовства наших страстей. Только при помощи этого средства можем мы вернуть наше право верховной власти и, удовлетворив свои желания, восстановить авторитет разума в наших душах и, следовательно, наш собственный авторитет в своих семьях. Мужчина, как слабый монарх, неспособный выступить против хитростей и интриг своих подданных, вынужден натравливать одну сторону против другой и может стать абсолютным властелином, используя взаимную ревность женщин. Разделяй и властвуй - общеизвестное правило; и, пренебрегая им, европейцы подвергаются более мучительному и позорному рабству, чем турки или персы, которые действительно подчинены властелину, находящемуся на некоторой дистанции от них, но в своих домашних делах обладают неограниченной властью.
С другой стороны, можно с большим основанием утверждать, что указанная верховная власть мужчины является подлинной узурпацией и разрушает ту близость в положении, если не сказать равенство, которую природа установила между полами. Мы от природы их возлюбленные, их друзья, их защитники. Неужели же мы охотно обменяем такие внушающие любовь слова на варварский титул хозяина и тирана?
В качестве кого получим мы выгоду от этого бесчеловечного поступка? Как возлюбленные или как мужья? Состояние возлюбленного полностью исключается; и ухаживание - это самое приятное зрелище в жизни - не может больше иметь места, если женщины не могут свободно распоряжаться собой, а продаются и покупаются как самые презренные животные. Муж также мало что может выгадать, открыв замечательный секрет того, как уничтожить все проявления любви, за исключением ревности. Нет розы без шипов; но должен быть воистину жалким глупцом тот, кто выбрасывает розу и оставляет себе только шипы.
Но азиатские манеры губительны для дружбы так же, как и для любви. Ревность исключает всякую близость и приятельские отношения мужчин друг с другом. Никто не осмеливается пригласить друга в свой дом или к столу, чтобы не привести любовника к своим многочисленным женам. Отсюда по всему Востоку каждая семья настолько отделена от других, словно все они составляют самостоятельные королевства. Неудивительно, что Соломон, живя как восточный владыка со своими семьюстами женами и тремястами наложницами и не имея ни единого друга, мог столь жалостно писать о тщете мирской. Если бы он испытал секрет того, как иметь одну жену или любовницу, нескольких друзей и большое число собеседников, он мог бы найти жизнь несколько более приятной. Уничтожьте любовь и дружбу, останется ли в мире еще что-либо достойное?
Плохое воспитание детей, особенно детей знатных родителей, является другим неизбежным следствием этих восточных установлений. Те, кто проводит ранние годы жизни среди рабов, сами годны только на то, чтобы быть рабами и тиранами; и при обращении в будущем с людьми, стоящими ниже или выше их, они склонны забывать о естественном равенстве людей. К тому же какое внимание, скажем, может родитель, сераль которого дал ему пятьдесят сыновей, уделить внушению принципов морали или науки какому-либо своему отпрыску, едва зная его и любя его со столь незначительной долей нежности? Поэтому варварство является согласно как разуму, так и опыту неотделимым спутником многоженства.
Чтобы многоженство предстало в еще более отвратительном виде, мне нет необходимости напоминать об ужасных следствиях ревности и о том принуждении, в котором она держит прекрасный пол всего Востока. В тех странах мужчинам не разрешается иметь никакого общения с женщинами, даже врачам, и притом, когда можно предположить, что болезнь погасила все бурные страсти в груди представительниц прекрасного пола и в то же время сделала их неподходящими объектами вожделения. Турнефор рассказывает нам, что, когда его как врача привели в сераль одного знатного господина, он был немало удивлен, посмотрев вдоль галереи и увидев большое число обнаженных рук, протянутых к нему со всех сторон помещения. Он не мог понять, что это могло означать, пока ему не сказали, что эти руки принадлежат телам, которые он должен вылечить, зная о них не больше, чем то, что мог узнать по рукам. Ему не разрешили задать вопрос больной или даже ее прислуге из опасения, что он мог счесть необходимым спрашивать об обстоятельствах, которые щепетильные обычаи сераля не позволяют разглашать. Поэтому врачи на Востоке делают вид, что определяют все болезни по пульсу, так же как наши шарлатаны в Европе берутся вылечить больного, посмотрев лишь на его мочу. Я предполагаю, что если бы г-н Турнефор принадлежал к этому последнему виду, то ревнивые турки в Константинополе не дали бы ему материалов, необходимых для демонстрации его искусства.
В другой стране, где также разрешено многоженство, мужья калечат своих жен и делают их ноги совершенно бесполезными, дабы заточить их в своих собственных домах. Но возможно, покажется странным, что в одной европейской стране ревность могла быть доведена до такой степени, что там считается неприличным полагать, что у благородной женщины есть ноги. Послушайте следующую историю, которую мы заимствуем из очень авторитетного источника.
Когда мать покойного испанского короля ехала в Мадрид, она проезжала по пути небольшой городок в Испании, известный своим производством перчаток и чулок. Правители города думали, что они не могут лучше выразить свою радость в связи с приемом своей новой королевы, чем подарив ей образцы указанных товаров, ибо только этим и был знаменит их город. Мажордом, сопровождавший принцессу, весьма милостиво принял перчатки. Но когда были преподнесены чулки, он отбросил их с большим негодованием и сурово отчитал правителей города за это вопиющее проявление неприличия. Знайте, сказал он, что у королевы Испании нет ног. Молодая королева, которая в то время весьма плохо понимала испанский язык и часто бывала напугана рассказами о ревности испанцев, вообразила, что ей хотят отрезать ноги. Поэтому она принялась плакать и умоляла спутников отвезти ее обратно в Германию, ибо она ни за что не выдержит этой операции, и они лишь с большим трудом смогли ее успокоить. Говорят, что Филипп IV единственный раз в своей жизни чистосердечно смеялся, когда ему рассказывали эту историю.
Отвергнув многоженство и связав одного мужчину с одной женщиной, давайте рассмотрим теперь, какую продолжительность установим мы их союзу и допустим ли мы те добровольные разводы, которые были приняты в Греции и Риме. Те, кто будет защищать такую практику, могут выдвинуть следующие аргументы.
Как часто возникают отвращение и антипатия из-за самых пустяковых случаев или из-за несходства характеров после свадьбы, когда время, вместо того чтобы залечивать раны, возникающие от взаимных обид, каждый день растравливает их все больше новыми ссорами и упреками. Давайте отделим друг от друга сердца, которые не созданы для того, чтобы быть связанными. Каждое из них, может быть, найдет себе другое, которому оно лучше подойдет По крайней мере нет ничего более жестокого, чем насильно сохранять союз, который вначале был скреплен взаимной любовью, а теперь фактически расторгнут взаимной ненавистью.
Но свобода разводов есть не только средство избавиться от ненависти и домашних ссор. Это также замечательное практическое средство их предупреждения и единственный секрет того, как сохранить любовь, которая сначала объединила супружескую пару. Сердце мужчины наслаждается свободой, даже подобие принуждения мучительно для него. Когда насильно привяжешь его к тому, что в противном случае было бы предметом его свободного выбора, то его расположение немедленно меняется и желание превращается в отвращение. Если интересы общества не позволяют нам наслаждаться многоженством и доставляемым им разнообразием, которое столь приятно в любви, то по крайней мере не лишайте нас этой свободы, которая жизненно необходима. Напрасно вы говорите мне, что я сам выбирал то лицо, с которым соединился в браке. Правда, я сам выбрал свою тюрьму, но это слабое утешение, поскольку все же это должна быть тюрьма.
Таковы доводы, которые можно привести в пользу разводов. Но представляется, что против них есть следующие три непреодолимых возражения.
Во-первых, что должно стать с детьми после того, как родители разведутся? Должны ли они быть переданы на попечение мачехи и вместо нежной заботы и внимания родителя чувствовать равнодушие или ненависть чужого человека или врага? Эти неудобства достаточно чувствуются там, где природа осуществила развод посредством неизбежного для всех смертных исхода; так неужели мы будем стремиться умножить такие неудобства, умножая число разводов и предоставляя родителям власть делать несчастными собственных детей из-за каждого каприза?
Во-вторых, если, с одной стороны, справедливо, что сердце мужчины от природы наслаждается свободой и ненавидит все, к чему его насильно привязывают, то, с другой стороны, справедливо и то, что сердце мужчины от природы подчиняется необходимости и скоро теряет склонность к чему-либо, если выясняется абсолютная невозможность удовлетворения склонности. Эти принципы человеческой натуры, скажете вы, противоречивы. Но что такое человек, как не клубок противоречий! Впрочем, примечательно, что там, где эти принципы, как в данном случае, противоположны по своим действиям, они все же не всегда уничтожают друг друга, но тот или другой могут преобладать в каком-либо конкретном случае в зависимости от того, более или менее благоприятны условия для его действия. Например, любовь - беспокойная и нетерпеливая страсть, полная капризов и перемен, она возникает мгновенно из мелочи, из воздуха, из ничего и вдруг исчезает подобным же образом. Такая страсть требует свободы прежде всего, и поэтому Элоиза была права, когда, чтобы сохранить эту страсть, отказалась выйти замуж за своего любимого Абеляра

Как часто, когда меня убеждали
Выйти замуж, я говорила
Проклятье всем законам, кроме тех,
которые создала любовь,
Любовь свободная, как воздух,
при виде человеческих уз
Распускает свои легкие крылья и
мгновенно улетает

Но дружба - это спокойная и тихая привязанность, направляемая разумом и укрепляемая привычкой, возникающая из долгого знакомства и взаимных обязательств, лишенная ревности или страхов и тех лихорадочных приступов жара или холода, которые вызывают такое сладостное мучение в любовной страсти. Поэтому такая разумная привязанность, как дружба, скорее расцветает в условиях ограничения и достигает своей наибольшей высоты тогда, когда какой-либо серьезный интерес или необходимость связывают двух лиц и дают им какую-либо общую цель, которую следует достигнуть. Поэтому нам не следует бояться затягивать как можно туже брачный узел, который существует главным образом благодаря дружбе. Дружеские отношения между людьми, если они прочны и искренни, скорее только смогут выгадать от этого. А если они колеблются и лишены определенности, то это самое лучшее средство для их укрепления. Как много бывает пустячных ссор и столкновений, которые люди, обладающие нормальным здравым смыслом, пытаются забыть, коль скоро они связаны необходимостью провести вместе свою жизнь, но которые вскоре разгорелись бы в пламя самой смертельной ненависти, если бы их довели до крайности при наличии перспективы легкого развода
В-третьих, мы должны учесть, что нет ничего более опасного, чем соединить двух лиц во всех их интересах и заботах столь тесной связью, как мужа и жену, не сделав этот союз полным и совершенным. Малейшая возможность самостоятельного интереса должна явиться источником бесконечных ссор и подозрений. Жена, не уверенная в прочности своего положения, будет все еще добиваться какой-либо самостоятельной цели или объекта, а эгоизм мужа, который обладает большей властью, может стать еще более опасным.
Если эти доводы против добровольных разводов окажутся недостаточными, я надеюсь, никто не откажется от свидетельства опыта. В тот период, когда среди римлян наиболее часто имели место разводы, браки были наиболее редки, и Август был вынужден, введя наказания, заставлять знатных людей вступать в брак, обстоятельство, которое едва ли можно обнаружить в любом другом государстве или в какую-либо другую эпоху. Более древние законы Рима, которые запрещали разводы, чрезвычайно восхваляются Дионисием Галикарнасским. Чудесной была гармония, говорит историк, которую этот неразрывный союз интересов порождал между супругами, когда каждый из них считался с неизбежной необходимостью, которой они были связаны друг с другом, и оставлял все расчеты на какой-либо иной выбор или союз...

Юм. Д. Соч. В 2 т.
М., 1965
Т. 2 С. 694-703

КЛОД АДРИАН ГЕЛЬВЕЦИЙ - Из "Записных книжек"

- Прелести возлюбленной даже в ее отсутствие преследуют ваши глаза, ее голос звучит в ваших ушах, все питает любовь, чтобы она крепла и росла.
- Любовь - это дар небес, который требует, чтобы его лелеяли самые совершенные души и самое прекрасное воображение. Пылкие наслаждения усыпляются браком, дар небес утрачивается под влиянием грубого и безвкусного разврата, а выгода превращает его в товар.
- Любовь ненасытна в наслаждениях, и ее желания занимают место сил...
- Сущность любви заключается в том, чтобы никогда не быть счастливым. Ревность, тревога, потеря имущества, много сказано о хорошей и плохой стороне этой страсти. Чтобы быть счастливым, нужно знать любовь не страстную, а сладострастную.
- Любовь. Желания - это цветы любви, а наслаждения - ее плоды.
- Любовь нередко предпочитает креп ночи сверкающей вуали дня.
- Любовь в соответствии с различными характерами по-разному пылает. Во льве жгучее и кровожадное пламя выражается в рычании, в высокомерных душах - в пренебрежении, в нежных душах - в слезах и унынии.
- Говорят, что Адам откусил яблоко в том же месте, что и Ева, где осталась ее слюна. Это было начало, которое зажгло огонь вожделения в сердце человека, и поэтому-то губы и язык влюбленных так любят сближаться.
- На лице нашего кумира появилась морщина. Любовь содрогается и убегает, не смея оглянуться.
- Факел любви несет свой огонь в ледяные пещеры, куда уходят киты. Он проникает в глубь морей и приводит в движение их чудовищ, он проник в ледяной дворец Нептуна. Ярость, вооруженная у римлян мечами и шлемами, безбоязненно встретилась со смертью. Она презирает молнию, вылетающую из бронзовых стволов, которые заряжает убийство, она мечет красные стрелы. Радость пляшет у варваров под звуки нестройной музыки при свете звезд, как у нас под звуки Люлли и при свете факелов в тех волшебных залах, где искусство при помощи красок подбирает все стихии и собирает по очереди весь мир в узком пространстве, которое оно увеличивает на глазах. У Любви одни и те же восторги во всех странах, она наслаждается одним и тем же сладострастием, имеет одни и те же желания и хочет равным образом достигнуть обладания теми, кого она любит. Ревность, которая за ней следует и которая ведет за собой гнев, имеет то же самое желание разделаться со своими соперниками. Во Франции она дерется на дуэли, где условия для соперников равны, в Италии она совершает убийство. Грусть во всех странах проливает слезы и лишь испускает вздохи различного звучания. Смелость повсюду слепа перед опасностью и не может отступить ни на шаг. Отчаяние везде мчится и с яростью бросается на смерть, различную в различных странах...
- Тщетно хотели бы избежать любви. Мудрец бежит, а любовь летит.
- Любовь, даже счастливая, которая умножает наше бытие, умножает и наши печали. У нас два тела, чтобы принимать печаль, две души, чтобы принимать грусть, две жизни и т. д. (Описать.)
- Живая, ты была моей любовью, мертвая, я буду твоей фурией.
- Любовь еще более тонка, чем ревность.
- Одинаковое счастье - быть победителем или побежденным в битвах любви.
- У любви больше уловок, чем у Аргуса глаз...
- У любви, как у розы, только один день.
- Страсти. Нет ничего более опасного, чем страсти, которыми разум управляет в запальчивости.
- Страсти - это пресмыкающиеся, когда они входят в сердце, и буйные драконы, когда они уже вошли в него.
- Страсти - как ядовитые травы. Только дозы делают их ядами или противоядиями.
- Огонь, который все разрушает, искусственно управляемый, породил множество чудес, так же как и страсти, руководимые разумом.
- Ветры колеблют землю, а страсти - душу мудреца, если они не опрокидывают ее.
- Страсти, которые порождают как добродетели, так и пороки, подобны пище. Источник жизни есть источник смерти.
- Желание погасить одну страсть при помощи другой - это не что иное, как желание перенести костер из одного места в другое.
- Искра в страстях сопровождается пожаром.
- Слабость, пренебрегающая страстями, укрепляет себя. Песчинки образуют горы. Их следует избегать...
- Мало-помалу мы превозмогаем себя и разрушаем наши страсти. Тщетно мы будем пытаться погасить их сразу. Давайте подражать временам года. Холод постепенно прогоняет тепло, и плоды постепенно заставляют падать цветы. Но в нашем климате не видно, чтобы лето, которое управляло нами при помощи мгновенно исчезающего огненного спектра, сменялось зимой, восседающей на ледяном троне и дышащей снегом, а изморозь покрывала землю, еще горячую от летнего зноя. Не видно также, как тутовая ягода появляется на месте цветка, который падает...
- Мудрец защищает себя от приближения страстей, но не может их задержать в их движении. Человек может защитить себя от приближения к пропасти, но не может остановиться, когда падает в пропасть.

Гельвеций К. А.
Соч.: В 2 т. М., 1973. Т. 1.
С. 87, 135, 136, 137.

ИММАНУИЛ КАНТ - Из трактата "Метафизика нравов"

Любовь есть дело ощущения, а не воления, и я могу любить не потому, что я хочу, и еще в меньшей мере - что я должен (быть принужденным) любить; следовательно, долг любить - бессмыслица...
Только любовь удовольствия (amor complacentiae) была бы, следовательно, прямой любовью. Но иметь своим долгом такую любовь (как удовольствие, непосредственно связанное с представлением о существовании предмета), т. е. быть принужденным испытывать удовольствие от чего-то, есть противоречие...
Половое влечение называется также любовью (в самом узком смысле слова) и в действительности есть величайшее чувственное наслаждение каким-либо предметом; не просто чувственное наслаждение предметами, которые нравятся при одном лишь размышлении о них (восприимчивость к ним называется вкусом), а наслаждение, получаемое от пользования другим лицом и относящееся, таким образом, к способности желания, и притом к высшей ее ступени - страсти...
Однако любовь мы понимаем здесь не как чувство (не эстетически), т. е. не как удовольствие от совершенства других людей, и не как любовь-симпатию (ведь со стороны других не может налагаться обязанность питать чувства); любовь должна мыслиться как максима благоволения (практическая), имеющая своим следствием благодеяние...
Долг любви к ближнему может быть, следовательно, выражен и так: это долг делать цели других (если только эти цели не безнравственны) моим; долг уважения к моему ближнему содержится в максиме не низводить людей до степени простого средства для [достижения] моих целей (не требовать от другого человека, чтобы он унизил себя, став рабом моей цели).

Кант И.
Соч.: В 6 т. М., 1965
Т. 4. ч. 2. С. 336, 337. 364, 389, 390.

ИОГАНН ГОТЛИБ ФИХТЕ - Из работы "Основоположения естественного права согласно принципам наукоучения ...первое приложение естественного права"

Очерк семейного права

ПЕРВЫЙ ОТДЕЛ - Дедукция брака

...Брак - это не просто юридический союз (Gesellschaft), как, скажем, государство, брак - это естественный и нравственный союз.
Следующая дедукция, таким образом, не является юридической, но в учении о праве она необходима для того, чтобы прийти к пониманию подлежащих далее установлению юридических положений.

<> 1 <>

Природа под свою цель - продолжение человеческого рода - подвела основание в виде естественного влечения двух различных полов, которое кажется существующим только ради самого себя и ни к чему не стремящимся, кроме своего собственного удовлетворения. Оно является самоцелью нашей природы, несмотря на то что оно - всего лишь средство для природы вообще. В то время как люди не стремятся ни к чему иному, как к удовлетворению этого инстинкта, цель природы достигается как естественное следствие этого удовлетворения без дальнейшего соучастия [воли] человека.
Человек, правда, впоследствии может узнать, благодаря опыту и абстракции, что это есть цель природы, и, благодаря моральному облагораживанию удовлетворения влечения, может сам поставить себе эту цель. Но до опыта и в естественном состоянии у него этой цели нет; [его] конечной целью является простое удовлетворение влечения; так и должно быть, если цель природы должна быть непременно достигнута.
(Поскольку исследование этого вопроса, собственно говоря, относится не сюда, я лишь вкратце остановлюсь на причине, почему природа должна была создать два различных пола, через союз которых только и возможно продолжение рода.)
Образование существа определенного вида есть последняя ступень творческой силы в органической природе, и эта сила обязательно действует постоянно, когда созданы условия для ее действенности. Если бы эти условия существовали постоянно, то в природе имел бы место постоянный переход в другие формы, но никогда не существовала бы устойчиво та же самая форма, - было бы постоянное становление и никогда - бытие. А так как не существовало бы ничего, что могло бы переходить, то не был бы даже возможен и переход, [а это] немыслимая и противоречивая в самой себе мысль. (Это то же самое состояние, которое я выше назвал борьбой бытия и небытия.) В таком виде никакая природа невозможна.
Если бы она и была возможна, то род, кроме существования в виде рода, должен был бы обладать еще другим органическим бытием, однако, чтобы продолжаться, он должен все-таки существовать и как род. Это было бы возможно только за счет того, что сила, создающая род, стала бы разделяться на две абсолютно взаимозависимые половины и была бы разорвана на две части, создающие продолжающееся целое только в их объединении. В таком разделении этой силой создается только индивидуум. Индивидуумы, объединенные в той мере, в какой они могут быть объединены, только и существуют и образуют только род. Ибо быть и создавать - это Единое в органической природе. Индивидуум существует исключительно как тенденция образовывать род. И только так наступило спокойствие и равновесие силы, а со спокойствием - [образование] форм (Gestalt) в органической природе, и только таким образом она стала природой; поэтому данный закон взаимообособления двух создающих полов проходит неукоснительно через всю органическую природу.

<> 2 <>

Специфическое определение этого природного установления состоит в том, что при удовлетворении влечения или осуществлении цели природы, что, собственно, относится к акту зачатия, один пол ведет себя только как деятельный, а другой только как страдательный.
(И для этого более конкретного определения можно привести причину. Система всех условий для порождения тела такого же вида должна быть где-то объединена во всей целостности и, однажды приведенная в движение, развиваться по своим собственным законам. Пол, в котором содержится эта система, во всей природе называется женским. Только первый движущий принцип может и должен был отделиться, если должна существовать устойчивая форма. Пол, в котором порождается этот принцип, отдельный от субстанции, подлежащей созданию, во всей природе называется мужским.)

<> 3 <>

Природа разума есть абсолютная самодеятельность: одно только страдание ради страдания противоречит разуму и совершенно уничтожает его. Следовательно, то, что первый пол ставит целью удовлетворение своего полового влечения, вовсе не противно разуму, ибо оно может быть удовлетворено [именно] посредством деятельности; а то, что второй пол ставил бы целью удовлетворение своего полового влечения, совершенно противно разуму, ибо здесь целью сделалось бы чистое страдание. Стало быть, либо второй пол по своей природной способности не является разумным, что противоречит предпосылке, что они [женщины] суть люди, либо эта способность не сможет развиваться вследствие своей особой природы, а это противоречит самому себе, поскольку тем самым в природе предполагается способность, которой не существует; либо, наконец, он никогда не сможет поставить удовлетворение своего полового влечения [своей] целью. Такая цель и разумность совершенно уничтожают друг друга.
Однако все-таки этому второму полу присуще половое влечение, и его выражение и удовлетворение заложены в природе. Поэтому необходимо, чтобы это влечение у женщины появилось в другой форме и чтобы оно смогло существовать наряду с разумностью даже как влечение к деятельности, а именно как характерное природное влечение к такой деятельности, которая подобает этому полу.
Поскольку вся последующая теория основывается на этом положении, я попытаюсь представить его в надлежащем свете и предупредить возможные неправильные толкования.
1) Речь здесь идет о природе и естественном влечении, т. е. о том, что женщина без какого-либо ущемления ее свободы, предоставленная самой себе, найдет в себе нечто данное, первородное и не объяснимое из каких-либо ее предшествующих свободных действий, если только присутствуют оба условия природы и природного влечения - разум и поведение пола. Однако для женщины вовсе не отрицается возможность ни опуститься ниже своей природы, ни, благодаря свободе, возвыситься над ней; такое возвышение не многим лучше падения. Ниже своей природы опускается женщина, если унижается до неразумности. Тогда половое влечение в своей подлинной (wahren) форме может стать сознательной и обдуманной целью действий.
...Второй пол стоит согласно устройству природы на одну ступень ниже первого; он является объектом силы первого; так и должно быть, если оба пола соединены. Но как моральные сущности оба должны быть равны. Это было возможно лишь благодаря тому, что у второго пола появилась совсем новая ступень, которой совершенно недостает первому. Эта ступень есть форма (Geshalt), в которой проявляется его половое влечение; у мужчины оно проявляется в его подлинной (wahren) форме...

<> 4 <>

...Женщина вообще не может предаваться страсти, чтобы удовлетворить собственное влечение, а так как она все-таки должна ему покоряться, оно не может быть ничем иным, кроме как стремлением удовлетворить мужчину. В этом действии она становится средством для цели другого, так как она не могла бы быть своей собственной целью, не теряя своей конечной цели - достоинства разума. Несмотря на то что она становится средством, она утверждает свое достоинство тем, что делает это добровольно, из благородного своего естественного влечения, которое есть любовь.
Любовь, стало быть, - это форма, в которой в женщине проявляется половое влечение. Любовь есть тогда, когда приносят себя в жертву ради другого, исходя не из понятия (Begriff), а из естественного влечения. Половое влечение само по себе не должно никогда называться любовью; предавать забвению все благородное в человеческой натуре - это грубое злоупотребление, которое, видимо, проистекает отсюда. И вообще, по моему мнению, нельзя ничто называть любовью, кроме того, что выше указано. У мужчины первоначальна не любовь, а половое влечение; вообще любовь у него не первоначальное, а приобретенное, производное, развитое лишь благодаря связи с любящей женщиной влечение и имеет совсем иную форму, как это мы глубже увидим далее. Любовь, благороднейшее из всех природных влечений, врождена только у женщины, и только благодаря ей распространилась она среди людей... У женщины половое влечение получает нравственную форму, ибо в природной форме оно вовсе бы устранило его нравственность. Любовь - это самая интимная точка соединения природы и разума, это единственное звено, где природа вторгается в разум, она, стало быть, есть превосходнейшее среди всего природного. Нравственный закон требует, чтобы себя забывали в другом, любовь сама отдает себя другому.
Все это я изложу короче: неиспорченной женщине присуще не половое влечение, а исключительно любовь, эта любовь - естественное влечение женщины удовлетворить мужчину. Правда, это влечение, настоятельно требующее удовлетворения; но удовлетворение его есть чувственное удовлетворение не женщины, а мужчины, для женщины это есть только удовлетворение сердца. Ее потребность - только любить и быть любимой. Только так влечение сохраняет характер свободы и деятельности, который ему необходим, чтобы оно могло существовать наряду с разумом...
Поэтому в соединении полов женщина не во всяком смысле - средство для целей мужчины, она есть средство для своей собственной цели: удовлетворить свое сердце. И только поскольку речь идет о чувственном удовлетворении, она является средством для цели мужчины.
Приписывать образу мышления женщины самообман и говорить, что все же в конечном счете именно только половое влечение скрытым образом владеет ею, было бы догматическим заблуждением. Женщина не видит дальше любви, и ее природа не идет дальше любви...

<> 5 <>

Становясь средством удовлетворения мужчины, женщина отдает свою личность, но она приобретает ее и свое достоинство благодаря тому только, что поступает так из любви к этому Единственному [избраннику]...

<> 7 <>

...Как в природе женщины нравственное содержание выражается через любовь, так в мужчине оно выражается через великодушие. Он хочет прежде всего господствовать, а кто ему отдается с доверием, перед тем раскрывает он свое могущество.
...Вследствие этого природного великодушия мужчина в отношении со своей супругой самым настоятельным образом вынужден быть достойным ее уважения, ибо полное спокойствие ее зависит от того, чтобы она могла уважать его превыше всего. Ничто так не умерщвляет неукоснительно любовь женщины, как подлость и бесчестность мужчины. Другой пол прощает нашему вообще все прочее, только не трусость и слабость характера.
...Чем больше жертва, тем полнее удовлетворение ее [женщины] сердца. Отсюда зарождается брачная нежность (нежность чувств и отношений). Каждая сторона отдает свою личность, с тем чтобы господствовала только личность другой половины, только в удовлетворении другого каждый находит свое удовлетворение, обмен сердец и стремлений станет совершенным. Только в союзе с любящей женщиной мужское сердце открывается любви, только в брачном союзе узнает женщина великодушие, самопожертвование - сознательное и в соответствии с идеей (nach Begriffen); и с каждым днем брачный союз становится сердечнее.

<> КОРОЛЛАРИИ <>

1) В союзе мужчины и женщины, т. е. в осуществлении целостного человека как законченного продукта природы, и только в этом союзе находится внешнее побуждение к добродетели. Благодаря естественному влечению к великодушию мужчина вынужден быть благородным и достойным уважения, ибо от этого зависит судьба свободного существа, которое отдалось ему с полным доверием. Женщина вынуждена соблюдать все свои обязанности благодаря прирожденной стыдливости.
...Мужчина, в котором еще сохраняется великодушие, и женщина, в которой еще сохраняется стыдливость, способны, каждый из них, к облагораживанию, однако они становятся на путь порока, если первый делается подлым, а вторая - бесстыдной. Это без исключений подтверждается на опыте.
2) Так здесь разрешается задача: как привести человеческий род к добродетели? Я отвечаю: исключительно посредством того, что между обоими полами восстанавливается естественный союз. Помимо этого, не существует никакого нравственного воспитания человечества.

<> 8 <>

Союз, описанный выше, называется браком. Брак - это совершенный союз двух лиц обоего пола, основанный на половом влечении и являющийся своей собственной целью.
Для исследующего философа он учреждается благодаря половому влечению, присущему каждому полу. Однако вовсе не обязательно, чтобы кто-либо из двух лиц, желающих вступить в брак, это осознавал. Женщина вообще никогда не может этого сознавать, она может сознавать только любовь. И постоянство брака никоим образом не обусловлено удовлетворением полового влечения. Цель эта может полностью отпасть, и тем не менее брачный союз в полной своей сердечности может сохраняться в дальнейшем.
Философы, считавшие себя обязанными указать на цель брака, отвечали на этот вопрос различным образом. Однако брак не имеет какой-либо цели, помимо его самого. Он есть своя собственная цель. Брачное состояние - подлинный, требуемый природой способ существования взрослого человека того и другого пола. Только в этом союзе раскрываются все его способности (Anlagen). За его пределами многие и как раз самые замечательные стороны человечества остаются нереализованными (unangebaut). Насколько мало следут относить существование человека вообще только к какой-либо чувственной цели, настолько мало она является необходимым способом [существования] брака.
Брак есть союз двух лиц: одного мужчины и одной женщины. Женщина, отдавшаяся полностью одному, не может отдаваться другому, ибо ее достоинство зависит от того, чтобы она полностью принадлежала одному этому Единственному. Мужчина, который должен стремиться к удовлетворению стремлений и малейших желаний [своей] Единственной, чтобы сделать ее счастливой, не может выполнить желаний еще и других, которые не соединены с ним. Полигамия послужила предпосылкой мнения, [распространенного среди] мужчин, будто женщины в отличие от мужчин - неразумные существа, безвольные и бесправные орудия в руках мужчин...

<> 9 <>

Следовательно, брак - не выдуманный обычай и не произвольное установление, но это необходимое и совершенное отношение, определенное природой и разумом в их единении... К учреждению или установлению брака не имеет никакого отношения правовой закон, но стоящее гораздо выше него законодательство природы и разума, которое благодаря своему наличию создает сферу юридического законодательства. Рассмотрение брака только как юридического союза привело бы к непристойному и безнравственному представлению. Возможно, из-за этого создалось ошибочное мнение, что брак - это [всего лишь] совместная жизнь свободных существ, как и все, что определяется через понятие права. Было бы дурно, если бы эта совместная жизнь основывалась а регулировалась всего-навсего принудительными законами. Брак должен быть прежде брачного права, так же как сначала должны быть люди, прежде чем можно вообще вести речь о праве. Откуда появляется первое, об этом правовое понятие спрашивает так же мало, как и откуда появилось и последнее. Если брак уже дедуцирован, как это и произошло, то тогда только пора поставить вопрос: насколько к этой [взаимной] связи [людей] применимо правовое понятие, какие судебные тяжбы могли бы возникнуть и каким бы образом они разрешались или, поскольку мы обучаем реальному естественному праву, какие права и обязанности могло бы иметь государство - воплощение (der sichtbare Verwalter) права - в частности, в брачных делах и вообще в области взаимоотношений полов...

Из работы "Система учения о нравственности согласно принципам наукоучения"

<> 27 <>

Об обязанностях человека в соответствии с его особым природным состоянием

Среди разумных чувственных существ, которых мы называем людьми, существует только два природных отношения, оба из которых основаны на природном установлении, [направленном] к продолжению рода: отношения супругов друг к другу и отношения родителей и детей. И о тех, и о других мы обстоятельно говорили в нашем естественном праве. Поэтому мы отсылаем читателя туда, а здесь только подведем итоги сказанному.

А. О взаимоотношениях супругов

<> I <>

Отношения супругов основываются, как сказано раньше, на организации природы в двух различных полах для продолжения рода. Средство, природа которого служит здесь, как и повсюду, достижению цели в свободном существе, - это природное влечение, и отношение этого особого влечения к свободе [такое же], как и отношение всех природных влечений, что достаточно обсуждалось выше. Само влечение не может ни создаваться, ни уничтожаться посредством свободы - оно дано. Природная цель достигается постольку, поскольку действие свободного существа порождается непосредственно влечением. Это правило действует при природном стремлении полов к соединению в большей мере, чем при каком-либо другом влечении. Идея (Begriff) может лишь препятствовать или способствовать тому, что влечение становится действием, но его самого искоренить или себя поставить на его место так, чтобы действие было обосновано непосредственно в понятии цели, а не только дано опосредованно во влечении, она не может. Человеческий род продолжается не согласно идеям, возникающим в результате свободных решений воли.
Следовательно, на первый взгляд кажется, что об удовлетворении этого природного влечения следовало бы сказать то же самое, что уже было сказано об удовлетворении природного влечения вообще. Влечение, действительно, должно иметь место, а его потребность не должна искусственно создаваться силой воображения. Его удовлетворение можно себе позволить исключительно как средство для достижения цели Ближайшая цель здесь - продолжение нашего рода. Эта цель должна быть отнесена к нашей высшей конечной цели - господству разума.

<> II <>

Наше исследование было бы закончено и не было бы никакого брачного отношения и никаких брачных обязательств, если бы цель природы требовала только деятельности двух лиц. Известно, и выше напоминалось снова, при каких условиях можно действовать, исходя из требования природного влечения, и также не представляет затруднений считать дозволенным свободное взаимодействие двух лиц при условии согласия обоих.
Но это сюда не относится...
Невозможно, чтобы разумное существо стремилось вести себя только как страдательное и подвергаться чужому влиянию в качестве простого объекта пользования. Голое страдание противоречит разуму и исключает (hebtauf) его. Из этого следует: в женщине, несомненно, разум присутствует и оказывает влияние на формирование ее характера, ее половое влечение не может проявляться как влечение к простому страдательному состоянию, напротив, оно должно точно так же превратиться во влечение к деятельности. Без ущерба для природного установления, которое ведь также должно существовать, это может быть только влечением удовлетворить мужчину, но не самое себя, отдаваться не ради себя, а ради другого. Такое влечение называется любовью. Любовь - это природа и разум в их первоначальном объединении.
Нельзя сказать, что долг женщины - любить, ибо к любви примешивается природное влечение, не зависящее от свободы; но можно сказать, что там, где только есть расположение к нравственности, природное влечение не может проявляться ни в какой другой форме (Gcstalt), кроме любви... Нецеломудрие сердца женщины, заключающееся как раз в том, что половое влечение проявилось у нее непосредственно, - если даже оно по каким-либо причинам никогда не выражается в действиях, - является причиной всех пороков; напротив, женская чистота и целомудрие, состоящие как раз в том, чтобы ее половое влечение никогда не проявлялось как таковое, а только в форме любви, являются источником всего благородного и великого в женской душе Для женщины целомудрие - принцип всей ее нравственности.

<> III <>

Если женщина отдается мужчине из любви, то отсюда с моральной необходимостью возникает брак,
Прежде всего о женщине.
...В простом понятии любви содержится понятие брака в вышеуказанном значении, и сказать, что нравственная женщина может отдаваться только из любви, - значит одновременно сказать она может отдаваться только при условии брака.
О мужчине. Весь нравственный характер женщины определяется данными условиями. Однако никто не может требовать жертвы человеческого характера. Мужчина поэтому может принять отдачу себе женщины только на условиях, на которых она сама может отдаваться. В противном случае он обращался бы с ней не как с моральным существом, а как с вещью. Даже если бы женщина отдалась по свободной воле на других условиях, мужчина не мог бы принять ее покорности Это ни в коей мере не касается законодательства с кем поступают в соответствии с его волей, с тем не поступают несправедливо. Но мы не могли бы воспользоваться безнравственностью другого -- здесь это абсолютная подлость, - сохранив при этом собственную нравственность.
Из этих положений вытекает, что удовлетворение полового влечения позволительно только в браке (в указанном смысле слова), а вне его означало бы для женщины полное уничтожение ее нравственности, для мужчины же - соучастие в этом преступлении и использование животной склонности. Никакой другой союз лиц обоего пола, заключенный для удовлетворения влечения, не может быть нравственным, помимо совершенного и неразрывного брака. Только в браке союз полов, несущий на себе следы животности, приобретает совсем иной, достойный разумного существа, характер. Он становится совершенным сплавом двух разумных индивидуумов в единое целое. Безусловная отдача со стороны женщины, обет сердечной нежности и великодушия со стороны мужчины. Женская чистота остается нетронутой в браке, и только в нем. Женщина всегда отдается только любви, и даже у мужчины природное влечение, в котором, кроме того, он может себе признаться, принимает иную форму, - оно становится взаимной любовью.
Союз супругов расширяется с помощью взаимных отношений, сердечность его растет вместе с длительностью брака..
Нельзя указать на какие-либо требования к брачным отношениям. Если таковые есть и должны быть, то брак сам есть свое требование, если он не таков, то он оказывается единственным обоюдным преступлением, которое не поддается исправлению посредством правил нравственности.
Я хотел бы сделать некоторые выводы. Абсолютное предназначение каждого индивидуума обоих полов вступить в брак Физический человек, так же как и человек моральный, - это не есть мужчина или женщина, но есть их единство (beides). Имеются черты человеческого характера, и притом самые благородные, которые могут сформироваться только в браке, - преданная любовь женщины, жертвующее всем для своей подруги великодушие мужчины, необходимость быть достойным уважения, когда хотят исходить не из собственных желаний, а из желаний супруга, истинная дружба - дружба возможна только в браке, так как она обязательно в нем возникает, отцовские и материнские чувства и т. д. Первоначальные стремления человека эгоистичны; в браке сама природа направляет его забываться в другом человеке; брачный союз обоих полов единственный способ облагородить человека, [выводя его из состояния] природности. Не состоящее в браке лицо - человек лишь наполовину.
Однако нельзя сказать женщине: "Ты должна любить" - и никакому мужчине1 "Ты должен быть любимым и любить в свою очередь", так как это не совсем зависит от свободы. Но можно представить как абсолютную заповедь: от нашего знания не может зависеть наше решение остаться вне брака. Ясно продуманное намерение никогда не вступать в брак абсолютно противоречит долгу. Остаться в безбрачии не по своей вине - большое несчастье, а по своей вине - большая вина. Эту цель не позволено приносить в жертву другим целям, например служению церкви, требованиям государства или фамилии или же спокойствию спекулятивной жизни и т. п., ибо цель быть целостным человеком выше любой другой цели...

Философские науки
1972. N 5
С. 120-125

СТЕНДАЛЬ - Из книги "О любви"

ГЛАВА I - О любви

Я пытаюсь дать себе отчет в этой страсти, всякое искреннее проявление которой носит печать прекрасного. Есть четыре рода любви:
1. Любовь-страсть: любовь португальской монахини, любовь Элоизы к Абеляру, любовь капитана Везеля, любовь жандарма в Ченто
2. Любовь-влечение, которое царило в Париже в 1760 году и которое можно найти в мемуарах и романах этого времени - у Кребильона, Лозена, Дюкло, Мармонтеля, Шамфора, г-жи д'Эпине, и т. д , и т. д.
Это картина, где все, вплоть до теней, должно быть розового цвета, куда ничто неприятное не должно вкрасться, ни под каким предлогом, потому что это было бы нарушением верности обычаю, хорошему тону, такту и т. д. Человеку хорошего происхождения заранее известны все приемы, которые он употребит и с которыми столкнется в различных фазисах этой любви; в ней нет ничего страстного и непредвиденного, и она часто бывает изящнее настоящей любви, ибо ума в ней много, это холодная и красивая миниатюра по сравнению с картиной одного из Карраччи, и в то время, как любовь-страсть заставляет нас жертвовать всеми нашими интересами, любовь-влечение всегда умеет приноравливаться к ним. Правда, если отнять у этой бедной любви тщеславие, от нее почти ничего не останется; лишенная тщеславия, она становится выздоравливающим, который до того ослабел, что едва может ходить.
3. Физическая любовь.
Подстеречь на охоте красивую и свежую крестьянку, убегающую в лес. Всем знакома любовь, основанная на удовольствиях этого рода, какой бы сухой и несчастный характер ни был у человека, в шестнадцать лет он начинает с этого.
4. Любовь-тщеславие.
Огромное большинство мужчин, особенно во Франции, желают обладать и обладают женщинами, которые в моде, как красивыми лошадьми, как необходимым предметом роскоши молодого человека; более или менее польщенное, более или менее возбужденное, тщеславие рождает порывы восторга. Иной раз, но далеко не всегда, тут есть физическая любовь; часто нет даже физического удовольствия. "В глазах буржуа герцогине никогда не бывает больше тридцати лет", - говорила герцогиня де Шон, а люди, близкие ко двору короля Людовика Голландского, этого справедливого человека, до сих пор еще улыбаются, вспоминая об одной хорошенькой женщине из Гааги, не решавшейся не найти очаровательным мужчину, если он был герцог или принц. Но, соблюдая верность монархическому принципу, она, едва лишь при дворе появлялся принц, тотчас давала отставку герцогу; она была как бы украшением дипломатического корпуса.
Наиболее счастливо складываются эти пошлые отношения тогда, когда физическое удовольствие усиливается благодаря привычке. Воспоминания придают ей тогда некоторое сходство с любовью; покинутый испытывает укол самолюбия и грусть; образы, встающие из романов, волнуют его, и он воображает себя влюбленным и тоскующим, ибо тщеславие жаждет казаться великой страстью. Несомненно то, что, какому бы роду любви мы ни были обязаны наслаждением, оно становится острым, как только к нему примешивается экзальтация, и тогда воспоминание о нем бывает увлекательно; а в этой страсти, в противоположность большинству других страстей, воспоминание об утраченном всегда кажется выше того, чего мы можем ждать от будущего.
Иногда привычка или отсутствие надежд на лучшее превращает любовь-тщеславие в наименее привлекательный вид дружбы: она хвастает своей прочностью и т. д. {Известный разговор Пон-де-Вейля и г-жи Дюдефан у камина}
Физическое удовольствие, свойственное природе человека, знакомо всем, но нежные и страстные души отводят ему лишь второстепенное место. Однако, если такие души кажутся смешными в салонах, если светские люди часто причиняют им страдания своими интригами, им зато даны радости, совершенно недоступные сердцам, которые сильно бьются только из-за тщеславия или из-за денег.
Некоторые добродетельные и нежные женщины не имеют почти никакого понятия о физических наслаждениях; они, если можно так выразиться, редко достаются им, и даже, когда это случается, восторги любви-страсти заставляют их почти забывать о телесном наслаждении.
Среди мужчин есть жертвы и орудия адской гордости, гордости в духе Альфьери. Эти люди, жестокие, может быть, потому, что они всегда трепещут, подобно Нерону, судя о всех своих ближних по собственному сердцу, эти люди, говорю я, испытывают физическое наслаждение лишь тогда, когда оно сопровождается величайшим удовлетворением гордости, то есть когда они изощряются в жестокости над женщиной, доставляющей им наслаждение. Отсюда ужасы "Жюстины". Эти люди не могут приобрести чувства уверенности менее дорогой ценой.
Впрочем, вместо того чтобы различать четыре рода любви, вполне возможно допустить восемь или десять разновидностей ее. У людей, пожалуй, столько же способов чувствовать, сколько точек зрения, но различия в номенклатуре ничего не меняют в дальнейших рассуждениях. Всякая любовь, которую случается наблюдать на земле, рождается, живет и умирает или возвышается до бессмертия, следуя одним и тем же законам.

{Эта книга - вольный перевод итальянской рукописи Лизио Висконти, в высокой степени выдающегося молодого человека, недавно умершего у себя на родине Вольтерре. В день своей нежданной кончины он позволил переводчику опубликовать его "Опыт о любви", если переводчик окажется в состоянии дать ему пристойную форму.

Касте ль Фьерентино. 10 июня 1819 }

ГЛАВА II - О зарождении любви

Вот что происходит в душе:

1. Восхищение.

2. Человек думает: "Какое наслаждение целовать ее, получать от нее поцелуй!" и т. д.

3. Надежда.
Начинается изучение совершенства; чтобы получить возможно большее физическое наслаждение, женщине следовало бы отдаваться именно в этот момент. Даже у самых сдержанных женщин глаза краснеют в миг надежды; страсть так сильна, наслаждение настолько живо, что оно проявляется в разительных признаках.

4. Любовь зародилась.
Любить значит испытывать наслаждение, когда ты видишь, осязаешь, ощущаешь всеми органами чувств и на как можно более близком расстоянии существо, которое ты любишь и которое любит тебя.

5. Начинается первая кристаллизация.
Нам доставляет удовольствие украшать тысячью совершенств женщину, в любви которой мы уверены; мы с бесконечной радостью перебираем подробности нашего блаженства. Это сводится к тому, что мы преувеличиваем великолепное достояние, которое упало нам с неба, которого мы еще не знаем и в обладании которым мы уверены.
Дайте поработать уму влюбленного в течение двадцати четырех часов, и вот что вы увидите.
В соляных копях Зальцбурга, в заброшенные глубины этих копей кидают ветку дерева, оголившуюся за зиму; два или три месяца спустя ее извлекают оттуда, покрытую блестящими кристаллами; даже самые маленькие веточки, которые не больше лапки синицы, украшены бесчисленным множеством подвижных и ослепительных алмазов; прежнюю ветку невозможно узнать.
То, что я называю кристаллизацией, есть особая деятельность ума, который из всего, с чем он сталкивается, извлекает открытие, что любимый предмет обладает новыми совершенствами.
Путешественник рассказывает о прохладе апельсиновых рощ в Генуе, на берегу моря, в знойные дни; как приятно вкушать эту прохладу вместе с нею!
Один из ваших друзей сломал себе на охоте руку; как сладостно пользоваться уходом женщины, которую любишь! Быть всегда с ней и непрерывно видеть, что она любит тебя, да это заставило бы чуть ли не благословлять страдание! И, взяв за отправную точку сломанную руку друга, вы перестаете сомневаться в ангельской доброте возлюбленной. Одним словом, достаточно подумать о каком-нибудь достоинстве, чтобы найти его в любимом существе.
Это явление, которое я позволяю себе назвать кристаллизации, исходит от природы, повелевающей нам наслаждаться и заставляющей кровь приливать к мозгу от чувства, что наслаждения усиливаются вместе с увеличением достоинств предмета нашей любви, о котором мы думаем: "Она моя". Дикарь не успевает ступить дальше первого шага. Наслаждение он испытывает, но деятельность его мозга тратится на погоню за ланью, которая убегает в лес, между тем как он должен как можно скорее восстановить свои силы с помощью ее мяса, чтобы не погибнуть от секиры врага.
На вершине цивилизации, я не сомневаюсь, женщины с нежной душой доходят до того, что испытывают физическое удовольствие только с мужчинами, которых они любят {Если эта особенность не наблюдается у мужчин, то это происходит оттого, что им не приходится жертвовать стыдливостью ради одного мгновения}. Это полная противоположность дикарю. Но у цивилизованных народов женщины пользуются досугом, а дикари так поглощены своими делами, что им приходится обращаться со своими самками, как с вьючными животными. Если самки многих животных более счастливы, то лишь потому, что самцы их более обеспечены вcем необходимым.
Но оставим леса и вернемся в Париж. Страстный человек видит в любимом существе все совершенства; однако внимание его еще может рассеяться, ибо душа пресыщается всем, что однообразно, даже полным счастьем {Это значит, что один и тот же оттенок жизни дает лишь мгновение полного счастья; но поведение страстного человека меняется по десять раз в день.}.
Вот что происходит тогда для фиксации внимания:

6. Рождается сомнение.
После десяти двенадцати взглядов или любого другого ряда действий, которые могут продолжаться либо один миг, либо несколько дней, - действий, сперва вселивших, а потом и укрепивших надежду, влюбленный, опомнившись после первой минуты удивления и привыкнув к своему счастью или следуя теории, всегда основывающейся на наиболее распространенных случаях и потому касающейся лишь доступных женщин, влюбленный, говорю я, требует более реальных доказательств и жаждет ускорить свое счастье.
Если он выказывает чрезмерную самоуверенность, ему противопоставляют равнодушие {То, что романы XVII века называли внезапной вспышкой, решающей судьбу героя и его возлюбленной, есть движение души, затасканное бесконечным числом бумагомарателей, но от этого не менее существующее в природе; оно происходит от невозможности долго вести оборону. Любящая женщина слишком счастлива чувством, которое она испытывает, чтобы быть в состоянии искусно притвориться, благоразумие ей надоедает, она пренебрегает всякой осторожностью и слепо отдается счастью любви. Недоверие делает внезапную вспышку невозможной}, холодность или даже гнев; во Франции - легкую иронию, которая как будто говорит: "Вам кажется, что вы достигли большего, чем это есть на самом деле". Женщина ведет себя так либо потому, что она пробуждается от мгновенного опьянения и повинуется стыдливости, либо потому, что боится насилия, либо просто из осторожности или кокетства.
Влюбленный начинает сомневаться в счастье, казавшемся ему близким; он строго пересматривает основания для надежды, которые ему чудились.
Он хочет вознаградить себя другими радостями жизни и обнаруживает их исчезновение. Боязнь ужасного несчастья овладевает им, а вместе с этой боязнью появляется и глубокое внимание.
7. Вторая кристаллизация.
Тогда начинается вторая кристаллизация, образующая в качестве алмазов подтверждение мысли:
"Она меня любит".
Каждые четверть часа ночи, наступающей после зарождения сомнений, пережив минуту страшного горя, влюбленный говорит себе: "Да, она меня любит"; и кристаллизация работает над открытием новых очарований; потом сомнение с блуждающим взором овладевает им и резко останавливает его. Грудь его забывает дышать; он спрашивает себя: "Но любит ли она меня?" Во время всех этих мучительных и сладостных колебаний бедный влюбленный живо чувствует: "Она дала бы мне наслаждение, которое может дать только она одна во всем мире"
Именно очевидность этой истины, эта прогулка по самому краю ужасной бездны и в то же время соприкосновение с полным счастьем, дает такое преимущество второй кристаллизации над первой.
Влюбленный непрерывно блуждает между тремя мыслями:
1. В ней все совершенства.
2. Она меня любит.
3. Как добиться от нее величайшего доказательства любви, какое только возможно?
Самый мучительный миг еще молодой любви тот, когда влюбленный замечает, что им сделано неправильное умозаключение и приходится разрушать целую гроздь кристаллов.
Он начинает сомневаться в самой кристаллизации.

ГЛАВА III - О надежде

Очень малой степени надежды достаточно, чтобы вызвать к жизни любовь.
Через два-три дня надежда может исчезнуть; тем не менее любовь уже родилась.
При решительном, смелом, порывистом характере и воображении, развитом жизненными несчастьями, степень надежды может быть меньше; она может исчезнуть, не убивая любви.
Если влюбленный испытал несчастья, если у него нежный и задумчивый склад души, если он отчаялся в других женщинах, если в нем живо восхищение той, о которой идет речь, никакие обычные радости не будут в состоянии отвлечь его от второй кристаллизации. Он предпочтет лучше мечтать о самой неопределенной возможности понравиться ей когда-нибудь, чем получить от обыкновенной женщины все, что она может дать.
Другое дело, если бы в это время - и, заметьте хорошенько, никак не позже, - любимая женщина каким-нибудь ужасным способом убила в нем надежду и уничтожила его тем публичным презрением, которое не позволяет больше встречаться с людьми.
При зарождении любви возможны гораздо более длинные промежутки между всеми этими периодами.
Оно требует гораздо больше надежды, и надежды гораздо более обоснованной, у людей холодных, флегматичных и осторожных. То же можно сказать и о людях пожилых.
Длительность любви обеспечивается второй кристаллизацией, во время которой каждую минуту очевидно, что нужно добиться взаимности или умереть. После этой ежеминутной уверенности, обращающейся в привычку за несколько месяцев любви, как вынести хотя бы только мысль о том, чтобы перестать любить? Чем сильнее у человека характер, тем менее склонен он к непостоянству.
Эта вторая кристаллизация почти совершенно отсутствует в случаях любви, вызванной женщинами, которые слишком быстро отдаются.
Как только сказывается действие кристаллизации, особенно второй, гораздо более сильной, безучастные глаза перестают узнавать ветку дерева; ибо, 1. она украшена совершенствами или алмазами, которых они не видят; 2. она украшена совершенствами, которые для них не суть достоинства.
Совершенство некоторых прелестей, о которых ему говорит бывший друг его возлюбленной, и особый оттенок оживления, подмеченный в ее глазах, - вот алмаз кристаллизации Дель Россо *. Эти представления, мелькнувшие в течение вечера, заставляют его мечтать всю ночь.

* _{Я назвал этот опыт идеологической книгой. Моею целью было указать, что, хотя она и называется "Любовь", это не роман, и особенно, что она лишена занимательности романа. Прошу прошения у философов за употребление слова идеология, в мои намерения, конечно, не входило присваивать термин, на который имеют право другие. Если идеология представляет собою подробное описание идей и всего того, что может входить в их состав, то настоящая книга есть подробное и тщательное описание всех чувств, входящих в состав страсти, именуемой любовью. К тому же я извлекаю из этого описания несколько выводов, например способ исцелиться от любви. Я не знаю слова, означающего по-гречески рассуждение о чувствах, подобно тому как идеология означает рассуждение об идеях. Я мог бы попросить моих ученых друзей выдумать подходящее слово, но мне уже в достаточной мере неприятно, что я вынужден был прибегнуть к новому слову кристаллизация, и я вполне допускаю, что, если моя книга найдет читателей, они этого слова мне не простят. Сознаюсь, что, избежав его, я проявил бы некоторый литературный талант; я пытался сделать это, но безуспешно. Без этого слова, выражающего, по-моему, основную сущность безумия, именуемого Любовью, безумия, которое все же доставляет человеку величайшее наслаждение, какое только дано испытать на земле существам его породы, без употребления этого слова, которое постоянно пришлось бы заменять весьма длинной перифразой, мое описание того, что происходит в уме и в сердце влюбленного, сделалось бы неясным, тяжелым, скучным даже для меня, автора: каково же было бы читателю?
Вот почему я предлагаю читателю, который почувствует, что его слишком шокирует слово кристаллизация, закрыть эту книгу. К моему великому счастью, конечно, я вовсе не жажду иметь много читателей. Мне было бы отрадно очень понравиться тридцати или сорока парижанам, которых я никогда не увижу, но которых люблю до безумия, не будучи знаком с ними. Например, какой-нибудь молоденькой г-же Ролан, читающей тайком книгу, которую она при малейшем шуме поспешно прячет в ящик рабочего станка своего отца, гравирующего крышки для часов. Душа, подобная душе г-жи Ролан, простит мне, надеюсь, не только слово кристаллизация, употребляемое для обозначения акта безумия, открывающего нам все красоты и все виды совершенства женщины, которую мы начинаем любить, но и некоторые слишком смелые эллипсисы. Стоит только взять карандаш и вписать между строк пять или шесть недостающих слов.}_

Неожиданное замечание, благодаря которому мне яснее открывается нежная, пламенная или, как принято говорить, романическая * душа, ставящая выше королевских утех простую радость полуночной прогулки вдвоем с возлюбленным в отдаленном лесу, тоже на всю ночь погружает меня в мечты.
Кто-нибудь скажет, что моя возлюбленная недотрога, я скажу, что его возлюбленная - девка.

* _{Все ее поступки сразу же приобрели в моих глазах тот небесный ореол, который мгновенно превращает человека в некое особенное существо, отличающееся от всех остальных. Мне казалось, я читал в ее глазах жажду более высокого счастья, невысказанную тоску, стремящуюся к чему-то лучшему, чем то, что мы находим на земле, к чему-то такому, что при всяких положениях, в которые превратности судьбы и революций могут поставить романическую душу

Still prompts the celestical sight,
For which we wish to live, or dare to die

Ultima lettera di Bianco a sua madre Forh 1817

Вызывает небесное видение, ради которого
мы жаждем жить или дерзаем умирать (англ.)

Последнее письмо Бьянки к ее матери, Форм, 1817 (итал).}_

ГЛАВА IV

В душе совершенно не затронутой, у молодой девушки, живущей в уединенном замке, в деревенской глуши, легкое удивление может перейти в легкий восторг, и, если появится еще хоть самая незначительная надежда, она породит любовь и кристаллизацию.
В этом случае любовь привлекает прежде всего своей занимательностью.
Удивлению и надежде сильнейшим образом способствует потребность в любви и в тоске, свойственная шестнадцатилетнему возрасту. Достаточно известно, что беспокойство в такие годы есть жажда любви и что отличительным признаком этой жажды служит отсутствие чрезмерной взыскательности к происхождению напитка, предложенного случаем
Перечислим еще раз семь периодов любви, это:
1. Восхищение.
2. Какое наслаждение и т. д.
3. Надежда.
4. Любовь родилась.
5. Первая кристаллизация.
6. Появляются сомнения.
7. Вторая кристаллизация
Может пройти год между Э 1 и Э 2.
Месяц - между Э 2 и Э 3, если надежда не спешит на помощь, человек незаметно для себя отказывается от Э 2, как от чего-то приносящего несчастье
Мгновение ока - между Э 3 и Э 4.
Промежутка между Э 4 и Э 5 нет. Их может разделять только наступившая близость.
Между Э 5 и Э 6 может пройти несколько дней в зависимости от степени настойчивости и от склонности человека к дерзанию, промежутка нет между Э 6 и Э 7.

ГЛАВА V

Человек не волен не делать того, что доставляет ему больше наслаждения, чем все другие возможные действия {В отношении преступлений хорошее воспитание сказывается в том, что возникает раскаяние, предвидение которого ложится грузом на чашу весов.}.

Любовь подобна лихорадке, она родится и гаснет без малейшего участия воли. Это одно из главных различий между любовью-влечением и любовью-страстью; можно радоваться качествам любимого существа только как счастливой случайности.
Наконец, любовь свойственна всем возрастам: вспомним страсть госпожи Дюдефан к малопривлекательному Горацию Уолполу. Может быть, в Париже еще сохранилось воспоминание о более недавнем и, главное, более привлекательном случае.
Я признаю доказательством больших страстей только такие проявления их, которые смешны и нелепы; например, робость - доказательство любви; ложный стыд при выходе из коллежа сюда не относится.

ГЛАВА VI - Зальцбургская ветка

Кристаллизация в любви почти никогда не прекращается. Вот ее история.
Пока еще не наступила близость с любимым существом, налицо кристаллизация воображаемого разрешения: только воображением вы уверены, что данное достоинство существует в женщине, которую вы любите. После наступления близости непрерывно возрождающиеся опасения удается разрешить более действительным образом. Таким образом, счастье бывает однообразно только в своем источнике. У каждого дня свой особый цветок.
Если любимая женщина уступает испытываемой страсти и, совершая огромную ошибку, убивает опасения пылкостью своих порывов {Диана де Пуатье в "Принцессе Клевской"}, кристаллизация на время приостанавливается, но, теряя отчасти свою напряженность, то есть свои опасения, она приобретает прелесть полной непринужденности, безграничного доверия; сладостная привычка скрадывает все жизненные горести и придает наслаждениям повышенный интерес.
Если вас покинули, кристаллизация начинается опять, и каждый акт восхищения, вид каждой формы счастья, которое она может дать и о котором вы уже больше не помышляли, приводит к мучительной мысли "Это столь пленительное счастье никогда уже не вернется ко мне! И я утратила его по собственной вине!" Если вы ищете счастья в ощущениях иного рода, ваше сердце отказывается воспринять их. Правда, фантазия ваша рисует реальные картины; она сажает вас на быстрого коня и мчит на охоту в Девонширские леса {Ибо, если бы вы могли представить себе в этом счастье, кристаллизация дала бы вашей возлюбленной исключительную привилегию доставлять вам это счастье.}, но вы видите, вы с очевидностью чувствуете, что это не доставило бы вам ни малейшего удовольствия. Вот оптический обман, который приводит к выстрелу из пистолета.
В игре есть тоже своя кристаллизация, вызванная предполагаемым употреблением денег, которые вы выиграете.
Придворные игры, столь оплакиваемые аристократами, называющими их законной монархией, были так притягательны только кристаллизацией, которую они вызывали. Не было придворного, который не мечтал бы о быстрой карьере какого-нибудь Люина или Лозена, и прелестной женщины, которой не мерещилось бы герцогство г-жи де Полиньяк. Ни одна разумная форма правления не в состоянии дать этой кристаллизации. Ничто так не враждебно воображению, как правительство Американских Соединенных Штатов. Мы видели, что их соседям-дикарям почти не знакома кристаллизация. Римляне не имели о ней понятия, и она проявлялась у них только в физической любви.
У ненависти есть своя кристаллизация: стоит лишь появиться надежде на месть, как снова вспыхивает ненависть.
Если всякое верование, в котором есть что-то противоразумное или недоказанное, всегда стремится избрать своего главу среди самых неразумных людей, это опять-таки одно из следствий кристаллизации. Кристаллизация есть даже в математике (вспомним ньютонианцев 1740 года), в умах людей, которые не в состоянии в любой момент представить себе всех звеньев доказательства того, во что они верят.
Чтобы убедиться в этом, проследите судьбу великих немецких философов, бессмертие которых, провозглашавшееся столько раз, никогда не длилось больше тридцати или сорока лет.
Мы не можем отдать себе отчета в причине наших чувств, и оттого самые разумные люди фанатичны в музыке.
Нелегко доказать себе свою правоту пред лицом какого-нибудь спорщика.

ГЛАВА VII - О различиях между зарождением любви у обоих полов

Женщин привязывают их же собственные милости. Так как девятнадцать двадцатых их обычных мечтаний относятся к области любви, то после наступления близости мечтания эти бывают сосредоточены вокруг одного-единственного предмета, они ставят себе целью оправдать шаг столь необыкновенный, столь решительный, столь противоречащий всем привычкам стыдливости. Такого занятия для мужчин не существует; затем женское воображение разбирает на досуге подробности этих восхитительных минут.
Так как любовь заставляет сомневаться в вещах вполне доказанных, та самая женщина, которая до близости была вполне уверена, что ее возлюбленный выше пошлых побуждений, начинает бояться, что он лишь стремился увеличить еще одним именем список своих побед, как только она убеждается, что ей уже не в чем отказать ему.
Лишь тогда появляется вторая кристаллизация, которая гораздо сильнее первой, так как ее сопровождают опасения {Вторая кристаллизация отсутствует у доступных женщин, весьма далеких от всех этих романических идей.}.
Женщине кажется, что она из королевы превратилась в рабыню. Это душевное и умственное состояние поддерживается нервным опьянением, которое вызывается удовольствиями, тем более ощутительными, чем более они редки. Наконец, женщина, сидя за вышивкой - работой бессмысленной и занимающей только руки, - думает о возлюбленном, в то время как он, мчась галопом по равнине со своим эскадроном, подвергается аресту, когда по его вине совершается неправильный маневр.
Итак, я склонен думать, что вторая кристаллизация гораздо сильнее у женщин потому, что опасения у них живее: гордость и честь задеты, рассеяться им во всяком случае труднее.
Женщиной не может руководить привычка к рассудительности, которую я, мужчина, поневоле приобретаю за своим письменным столом, работая по шесть часов ежедневно над холодными и рассудительными вещами. Даже помимо любви они склонны предаваться собственному воображению и привычной экзальтации: забвение недостатков в предмете любви должно происходить у них быстрее.
Женщины предпочитают чувства разуму; это очень просто: так как в силу наших глупых обычаев на них не возлагается в семье никакого дела, разум никогда не бывает им полезен и они никогда не убеждаются в его пригодности для чего-либо.
Напротив, он всегда вреден им, так как выступает на сцену только для того, чтобы пожурить их за вчерашнее наслаждение или повелеть им не наслаждаться завтра.
Поручите вашей жене вести дела с фермерами двух ваших имений; держу пари, что счетные книги ваши будут в большем порядке, чем при вас, и тогда, жалкий деспот, вы приобретете по крайней мере право жаловаться, если уж вы не способны вызвать к себе любовь. Как только женщины пускаются в рассуждения общего характера, они предаются Любви, не замечая этого. Для них становится вопросом тщеславия быть в мелочах строже и точнее мужчин. Половина мелкой торговли доверена женщинам, которые справляются с нею лучше, чем их мужья. Общеизвестна истина, что, говоря с ними о делах, никогда не рискуешь показаться слишком серьезным.
Все это потому, что они всегда и всюду жаждут чувства: вспомните развлечения на похоронах в Шотландии.

ГЛАВА VIII

This was her favoured fairy realm, and here
she erected her aerial palaces.

Lammermoor. I, 70*

{Это было ее любимое сказочное царство,
в котором она воздвигала свои
воздушные замки.

В. Скотт "Ламермурская невеста"}

Восемнадцатилетняя девушка не обладает достаточными средствами для кристаллизации; она испытывает желания, слишком ограниченные ее малым жизненным опытом, чтобы быть в состоянии любить с такой же страстью, как женщина двадцати восьми лет.
Сегодня вечером я изложил эту теорию одной умной женщине, утверждающей противное. "Так как воображение молодой девушки не охлаждено никаким неприятным опытом, огонь ранней юности - в полном разгаре; вот отчего возможно, что она создаст восхитительный образ из первого попавшегося человека. Встречая своего возлюбленного, она неизменно будет наслаждаться не тем, что он представляет собою на самом деле, а прелестным образом, созданным ею самой.
Позже, когда она разочаруется в этом возлюбленном и во всех мужчинах, опыт печальной действительности уменьшит в ней способность к кристаллизации, недоверие подрежет крылья воображению. Какой бы мужчина ни повстречался ей, хотя бы самый значительный, она уже не будет в состоянии создать столь увлекательный образ, следовательно, она не будет в состоянии любить с пылом первой юности. И так как в любви мы наслаждаемся лишь иллюзией, порождаемой нами самими, никогда образ, созданный ею в двадцать восемь лет, не будет иметь блеска и величия того образа, на котором зиждилась первая любовь в шестнадцать лет, и вторая любовь неизбежно покажется более низкой по качеству".
"Нет, сударыня, присутствие недоверия, которого не было в шестнадцать лет, есть, очевидно, то, что должно придать иную окраску этой второй любви. В первой молодости любовь подобна огромному потоку, увлекающему все на своем пути; чувствуешь, что ему невозможно противиться. А в двадцать восемь лет нежная душа уже познала себя; она знает, что если ей суждено еще счастье в жизни, то искать его нужно в любви; в бедном встревоженном сердце начинается страшная борьба между любовью и недоверием. Кристаллизация подвигается медленно; но, если ей удается выйти победительницей из страшного испытания, во время которого все движения души совершаются пред лицом самой ужасной опасности, она в тысячу раз ярче и прочнее, чем кристаллизация в шестнадцать лет, когда в силу преимуществ возраста все сводилось к веселью и счастью.
Итак, любовь должна быть менее радостной и более страстной" {Эпикур говорил, что умение различать необходимо для обладания наслаждением.}.
Этот разговор (Болонья, 9 марта 1820 года), опровергающий пункт, казавшийся мне таким ясным, заставляет меня все больше думать, что мужчина не может сказать почти ничего дельного о том, что происходит в сердце нежной женщины; другое дело - кокетка: чувственность и тщеславие присущи и нам.
Несходство между рождением любви у обоих полов происходит, должно быть, от различного характера надежды у них. Один нападает, а другой защищается; один просит, а другой отказывает; один смел, другой очень робок.
Мужчина думает: "Сумею ли я ей понравиться? Захочет ли она полюбить меня?"
Женщина: "Не играет ли он мною, говоря, что любит меня? Положительный ли у него характер? Может ли он поручиться за продолжительность своих чувств?" Вот почему многие женщины смотрят на молодого человека двадцати трех лет, как на ребенка, и обращаются с ним, как с ребенком; стоит ему проделать шесть походов - и все меняется: это новый герой.
У мужчины надежда зависит просто от поступков любимой женщины: нет ничего легче для истолкования. У женщин надежда должна быть основана на моральных соображениях, с большим трудом поддающихся правильной оценке. Большинство мужчин просят доказательств любви, которые, по их мнению, рассеивают все сомнения; для женщин, к несчастью, не существует таких доказательств; и жизнь так печально устроена, что то самое, что дает спокойствие и счастье одному из любящих, для другого является опасностью и почти унижением.
В любви мужчины подвергаются риску тайного мучения души, а женщинам грозят насмешки окружающих; они более робки, и, кроме того, общественное мнение играет для них гораздо более значительную роль, ибо "будь уважаемой, это необходимо" {Вспомним изречение Бомарше: "Природа говорит женщине: будь прекрасной, если можешь, добродетельной, если хочешь, но будь уважаемой, это необходимо!" Без почтения во Франции нет восхищения, этой первоосновы любви.}.
Они лишены возможности подчинить себе общественное мнение, на минуту подвергнув свою жизнь опасности.
Поэтому женщинам приходится быть гораздо недоверчивее. В силу их привычек все движения мысли, образующие фазисы рождения любви, у них более мягки, более робки, более медленны, менее решительны; У них поэтому больше склонности к постоянству; им труднее остановить уже начавшуюся кристаллизацию.
Встречаясь со своим возлюбленным, женщина торопливо размышляет или предается счастью любви, счастью, от которого ее тягостно отрывает малейшее его домогательство, ибо тогда она вынуждена оставить все удовольствия и поспешно взяться за оружие.
Роль любовника проще: он смотрит в глаза любимой женщины, одна улыбка может вознести его на вершину счастья, и он непрерывно ищет ее *. Мужчину унижает долгая осада; женщину, наоборот, она покрывает славой.

* {Когда прочли мы, что его любимой
Был так отраден поцелуев миг,
Он, от меня досель неотделимый,
Затрепетав, к устам моим приник.

Данте. "Ад", песнь V. Эпизод Франчески да Римини}

Женщина способна любить и в течение целого года сказать лишь десять или двенадцать слов человеку, которому она отдает предпочтение. В глубине ее сердца ведется счет всем случаям, когда она его видела; она два раза была с ним в театре, два раза обедала с ним в гостях, он три раза поклонился ей на прогулке.
Однажды вечером, во время какой-то игры в салоне, он поцеловал ей руку; мы заметили, что с тех пор она ни под каким предлогом, даже рискуя показаться странной, никому не позволяет целовать свою руку.
"У мужчины такое поведение в любви назвали бы женственным", - говорила мне Леонора.

ГЛАВА IX

Я прилагаю все усилия к тому, чтобы быть сухим. Я хочу заставить молчать свое сердце, которому кажется, что оно может о многом сказать. Я трепещу все время от мысли, что, желая высказать истину, я записываю только вздох.
В доказательство кристаллизации я расскажу лишь следующий случай {Эмполи, июнь 1819.}.
Молодая девушка слышит разговоры о том, что Эдуард, родственник ее, возвращающийся из армии, - юноша, обладающий величайшими достоинствами; ее уверяют, что он влюбился в нее по рассказам, но что, по всей вероятности, он захочет увидеться с ней перед тем, как объясниться и попросить у родителей ее руки. В церкви она обращает внимание на молодого приезжего, слышит, что его называют Эдуардом, думает только о нем, влюбляется в него. Неделю спустя приезжает настоящий Эдуард - не тот, которого она видела в церкви; она бледнеет и будет несчастна всю жизнь, если ее заставят выйти за него.
Вот что нищие духом называют одним из безрассудств любви.
Великодушный человек осыпает несчастную молодую девушку самыми утонченными благодеяниями; лучше быть нельзя, и любовь вот-вот должна родиться; но у него плохо вылощенная шляпа, и он неуклюже ездит верхом; молодая девушка признается себе, вздыхая, что она не может ответить на его чувства.
Человек ухаживает за добродетельнейшей светской женщиной; она узнает, что в прошлом у него были смешные физические неудачи: он становится невыносим ей. Между тем у нее не было ни малейшего намерения когда-либо отдаться ему, и эти тайные неудачи нисколько не умаляют ни ума его, ни его любезности. Просто-напросто кристаллизация стала невозможна.
Для того чтобы человеческое сердце могло с восторгом приняться за обожествление любимого существа, где бы оно ни предстало ему: в Арденском лесу или на балу Кулона, оно прежде всего должно показаться влюбленному совершенным не во всех возможных отношениях, а в тех отношениях, которые он наблюдает в данный момент; оно покажется ему совершенным во всех отношениях лишь после нескольких дней второй кристаллизации. Весьма понятно: в этом случае достаточно подумать о каком-нибудь совершенстве, чтобы увидеть его в любимом существе.
Ясно, почему красота необходима для рождения любви. Нужно, чтобы безобразие не представляло препятствия. Вскоре любовник начинает находить красивой свою возлюбленную такою, какая она есть, не думая нисколько об истинной красоте.
Черты истинной красоты обещали бы ему, если бы он их увидел, - да позволено мне будет так выразиться, - количество счастья, которое я обозначил бы единицей, а черты его возлюбленной - такие, какие они есть, - обещают ему тысячу единиц счастья.
Для рождения любви красота необходима, как вывеска; она предрасполагает к этой страсти похвалами, расточаемыми в нашем присутствии той, которую мы должны полюбить. Очень сильный восторг придает решающее значение малейшей надежде.
В любви-влечении и, может быть, в первые пять минут любви-страсти женщина, которая заводит любовника, больше считается с представлением о нем других женщин, чем со своим собственным.
Отсюда успех принцев и военных *.

*{"Люди, замечавшие в лице этого молодого героя разнузданную смелость в соединении с крайним высокомерием и равнодушием к чувствам ближних, не могли все же отказать ему в той красоте, которая свойственна открытым чертам, изящно вылепленным природой, искусно приспособленным к обычным законам рыцарски-вежливого обращения и в то же время столь правдивым и честным, что, казалось, они отказывались скрывать естественные движения души. Такое выражение часто ошибочно принимают за мужественную правдивость, между тем как на самом деле она бывает следствием беспечного равнодушия, распущенного характера, сознающего превосходство своего рождения и состояния, или каких-либо иных преимуществ, не имеющих ничего общего с личными заслугами.
В. Скотт. "Айвенго", т. I, с. 145 английского издания 1820 года}

Хорошенькие женщины при дворе состарившегося Людовика XIV были влюблены в своего государя.
Нужно крайне остерегаться облегчать путь надежде, пока нет уверенности, что восхищение уже налицо. Иначе может появиться скука, делающая любовь навсегда невозможной, которая в лучшем случае излечима только уколом самолюбия.
Нас не привлекают ни глупость, ни улыбки, расточаемые всем и каждому; вот отчего в свете необходим блеск волокитства: в этом - благородство манер. С чересчур простенького растения не сорвешь даже смеха. В любви наша гордость пренебрегает слишком легкой победой, и человек во всех областях не склонен преувеличивать цену того, что ему предлагают.

ГЛАВА ХI

Когда кристаллизация уже началась, с упоением наслаждаются всякой новой красотой, которую открывают в любимом существе.
Но что такое красота? Это обнаружившаяся способность доставлять вам удовольствие.
Удовольствия каждого человека различны и часто противоположны, этим очень хорошо объясняется, почему то, что для одного индивидуума - красота, для другого - безобразие (убедительный пример - Дель Россо и Лизио, 1 января 1820).
Для того чтобы обнаружить природу красоты, следует выяснить, какова природа удовольствий каждого индивидуума; например, Дель Россо нужна женщина, допускающая некоторые вольности и поощряющая своими улыбками весьма веселые забавы, женщина, которая каждую минуту вызывала бы в воображении чувственное удовольствие и которая в одно и то же время возбуждала бы любовную предприимчивость Дель Россо и дозволяла бы ему проявлять ее.
По-видимому, под словом "любовь" Дель Россо понимает любовь физическую, а Лизио - любовь-страсть. Совершенно очевидно, что они не могут сойтись в понимании слова "красота" {Моя красота, обещание характера, полезного моей душе, стоит выше чувственного влечения; такое влечение - лишь разновидность красоты (1815)}.
Ибо красота, которую вы открываете, представляет собою обнаружившуюся способность доставлять удовольствие, а удовольствия так же разнообразны, как и индивидуумы.
Кристаллизация, совершающаяся в уме каждого человека, должна принимать окраску удовольствий этого человека.
Кристаллизация возлюбленной человека, или ее красота, есть не что иное, как собрание всех родов удовлетворения всех желаний, которые последовательно возникали в нем по отношению к ней.

ГЛАВА XII - Кристаллизация

Почему мы так наслаждаемся каждой новой чертой прекрасного в существе, которое мы любим?
Потому, что каждая новая черта прекрасного приносит нам полное и совершенное удовлетворение какого-нибудь желания. Вы хотите, чтобы она была нежной, - и она нежна; затем вы хотите, чтобы она была гордой, как Эмилия Корнеля, - и, хотя эти свойства, вероятно, несовместимы, она в тот же миг являет вам душу римлянки. Вот нравственная причина, по которой любовь - самая сильная из страстей. В других страстях желания вынуждены приспособляться к холодной действительности. Здесь действительность спешит придать себе форму, соответствующую желаниям; значит, это такая страсть, при которой сильные желания ведут к наибольшим наслаждениям.
Существуют общие условия счастья, распространяющиеся на всякое удовлетворение отдельных желаний.
1. Она кажется вашей собственностью, ибо только вы можете сделать ее счастливой.
2. Она - судья ваших достоинств. Это условие было очень существенно при галантных и рыцарственных дворах Франциска I и Генриха II, а также при изящном дворе Людовика XV. При конституционных и резонерствующих правительствах женщины теряют всю эту область своего влияния.
3. Для романических душ - чем возвышеннее ее душа, тем более божественны и свободны от грязи вульгарных побуждений радости, которые вы найдете в ее объятиях.
Большинство молодых французов восемнадцати лет ученики Ж. Ж. Руссо; это условие счастья для них важно.
От всех этих соображений, столь обманчивых для жажды счастья, теряешь голову.
Полюбив, самый разумный человек не видит больше ни одного предмета таким, каков он на самом деле. Он преуменьшает свои собственные преимущества и преувеличивает малейшие знаки расположения любимого существа. Опасения и надежды сразу же приобретают характер чего-то романического (wayward) {Причудливый, капризный (англ.).}. Он ничего больше не приписывает случаю; он теряет чувство вероятного, воображаемое становится существующим и оказывает влияние на его счастье {Тут действует физическая причина, начало безумия, прилив крови к мозгу, расстройство нервной системы и мозговых центров. Вспомним мгновенную храбрость оленей и окраску мыслей сопрано. В 1822 году физиология даст нам описание физических сторон этого явления. Обращаю на это внимание г. Эдвардса.}.
Ужасным признаком потери соображения является то, что, думая о каком-нибудь мелком факте, с трудом поддающемся наблюдению, вы видите его белым и толкуете его в пользу вашей любви; минуту спустя вы замечаете, что в действительности он черен, и опять-таки делаете из него вывод, благоприятствующий вашей любви.
В такие минуты душа становится жертвой смертельной неуверенности и испытывает острую потребность в друге; но для влюбленного нет друзей. При дворе это знали. Вот источник единственного рода нескромности, которую может простить тонко чувствующая женщина.

ГЛАВА XIII - О первом шаге, о высшем свете, о несчастьях

Что удивительнее всего в любовной страсти - это первый шаг, необычайность перемены, совершающейся в разуме человека.
Высший свет с его блестящими празднествами оказывает услугу любви, благоприятствуя этому первому шагу.
Для начала он превращает простое восхищение (Э 1) в нежное восхищение (Э 2): какое наслаждение целовать ее и т. д.
Быстрый вальс в зале, озаренном сотнями свечей, наполняет молодые сердца опьянением, которое побеждает робость, увеличивает сознание силы и, наконец, дает им смелость любить. Ибо недостаточно видеть очень привлекательное существо; наоборот, крайняя привлекательность отнимает мужество у нежных душ; нужно видеть его если не любящим вас {Отсюда возможность искусственно вызванных страстей, как страсть Бенедикта и Беатриче (Шекспир).}, то по меньшей мере лишенным величия.
Кто дерзнет влюбиться в королеву, если она сама не сделает первого шага? {Например, любовь Струэнзе в "Северных дворах" Броуна, три тома, 1819}
Ничто поэтому так не благоприятствует рождению любви, как сочетание скучного одиночества с редкими и долгожданными балами; так поступают хорошие матери семейств, у которых есть дочери.
Настоящий высший свет, такой, каким он был при французском дворе {См. "Письма" госпожи Дюдефан, м-ль де Леспинас, "Мемуары" Безанваля, Лозена, г-жи д'Эпине, "Словарь этикета" г-жи де Жанлис, "Мемуары" Данжо, Горация Уолпола.} и какого, по-моему, не существует больше с 1780 года {Исключение, может быть, составляет петербургский двор.}, мало благоприятствовал любви, потому что в нем почти отсутствовала возможность одиночества и досуга, необходимых для действия кристаллизации.
Придворная жизнь создает привычку видеть и выражать большое количество оттенков, а самый маленький оттенок может служить началом восхищения и страсти {Например, Сен-Симон и "Вертер". Как бы нежен и тонок ни был одинокий человек, душа его рассеянна, частица его воображения занята предвидением общении. Сила характера относится к числу привлекательных черт, больше всего соблазняющих истинно женственное сердце. Отсюда успех очень серьезных молодых офицеров. Женщины отлично умеют отличать бурность страстных порывов, столь возможных, как они чувствуют, и в их сердцах, от силы характера: самые умные женщины позволяют иногда вводить себя в заблуждение некоторым шарлатанством в этой области. К нему можно прибегать совершенно безбоязненно, как только вы заметили, что кристаллизация началась.}.
Если к несчастьям, свойственным любви, примешиваются другие страдания (страдание тщеславия, если возлюбленная оскорбила вашу законную гордость, чувство чести и собственного достоинства; невзгоды из-за здоровья, денег, политических преследований и т. д.), любовь усиливается благодаря этим несчастьям только кажущимся образом; отвлекая воображение в другую сторону, они мешают кристаллизации в любви, питающей надежду, и зарождению легких сомнений в любви счастливой. Сладость любви и ее безумие возвращаются с исчезновением этих несчастий.
Заметьте, что несчастья благоприятствуют рождению любви у натур легкомысленных или нечувствительных; а после ее рождения, если несчастья уже позади, они благоприятствуют любви в том смысле, что воображение, опечаленное другими обстоятельствами жизни, доставлявшими ему лишь грустные образы, целиком отдается действию кристаллизации.

ГЛАВА XIV

Вот следствие любви, которое будут оспаривать и которое я предлагаю на рассмотрение только людям, имевшим, я бы сказал, несчастье любить со страстью в течение долгих лет - любовью, встречавшей на своем пути неодолимые препятствия.
Вид всего чрезвычайно прекрасного в природе или в искусстве с быстротою молнии вызывает воспоминание о той, кого любишь. Ибо, подобно тому, что происходит с веткой дерева, украсившейся алмазами в копях Зальцбурга, все прекрасное и высокое в мире привходит в красоту любимого существа, и этот внезапный вид счастья сразу наполняет глаза слезами. Таким образом, влечение к прекрасному и любовь дают жизнь друг другу.
Одно из несчастий жизни состоит в том, что радость видеть любимое существо и разговаривать с ним не оставляет по себе ясных воспоминаний. Душа, очевидно, слишком потрясена своими волнениями, чтобы быть внимательной к тому, что их вызывает или сопровождает. Она само ощущение. Может быть, именно потому, что эти наслаждения не поддаются притупляющему действию произвольных повторений, они возобновляются с огромной силой, лишь только какой-нибудь предмет оторвет вас от мечтаний о любимой женщине, особенно живо напомнив ее какой-нибудь новой подробностью {Духи.}.
Один старый черствый архитектор каждый вечер встречался с нею в свете. Увлеченный непосредственностью и не думая о своих словах, я его расхвалил ей однажды нежно и высокопарно, а она посмеялась надо мной. У меня не хватило духу сказать ей: "Он видит вас каждый вечер".
Это чувство настолько могущественно, что распространяется даже на моего врага - особу, которая постоянно бывает с нею. Когда я вижу ее, она так напоминает мне Леонору, что, несмотря на все мои усилия, я не могу ненавидеть ее в эту минуту.
Можно подумать, что благодаря странным причудам сердца любимая женщина придает окружающим больше очарования, чем имеет его сама. Образ далекого города, где нам удалось на минуту повидаться с нею *, погружает нас в более глубокую и сладостную задумчивость, чем самое ее присутствие. Таков результат суровости.

* {...Тот страждет высшей мукой,
Кто радостные помнит времена
В несчастии...

Слова Франчески в пятой песне "Ада" Данте}

Любовные мечтания не поддаются учету. Я заметил, что могу перечитывать хороший роман каждые три года с одинаковым удовольствием. Он навевает на меня чувства, соответствующие тому роду нежности, который властен надо мной в данную минуту или вносит разнообразие в мои мысли, если я ничего не чувствую. Я могу также слушать с удовольствием одну и ту же музыку, но для этого нужно, чтобы память не стремилась помогать мне. Должно быть затронуто исключительно воображение; если какая-нибудь опера доставляет больше удовольствия на двадцатом представлении, то это происходит оттого, что я лучше стал понимать музыку, или оттого, что она пробуждает во мне первоначальное мое впечатление.
Что касается новых мыслей, углубляющих знание человеческого сердца, которые возникают благодаря романам, то я отлично помню свои старые мысли; я даже люблю находить на полях заметки о них. Но этот род удовольствия связан с романами постольку, поскольку они увеличивают мои знания о человеке, и нисколько не связан с мечтанием, в котором и заключается истинная прелесть романа. Это мечтание нельзя записать. Записать его - значит убить его для настоящего, ибо при этом впадаешь в философский анализ наслаждения, и, еще более несомненно, убить для будущего, потому что ничто так не сковывает воображения, как призыв к памяти...

Стендаль.
Собр. соч.: В 15 т. М., 1959.
Т. 4 С. 363-389

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел философия