Кузнецов В., Кузнецова И., Миронов В., Момджян К. Философия: Учебник

ОГЛАВЛЕНИЕ

Раздел 1 ИСТОКИ, СМЫСЛ И ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ ФИЛОСОФИИ

Глава 3
СМЫСЛ И ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ ФИЛОСОФИИ

§ 1. Философия как стремление к мудрости. Проблемное поле философии
§ 2. Предметные уровни, дисциплины и метод философии
§ 3. Философия как герменевтическая деятельность

§1. ФИЛОСОФИЯ КАК СТРЕМЛЕНИЕ К МУДРОСТИ. ПРОБЛЕМНОЕ ПОЛЕ ФИЛОСОФИИ

Как мы уже отмечали в первой главе, древнегреческое слово "философия" означает любовь к мудрости. Уже в античности мы встречаемся с различными толкованиями мудрости. Данный термин обозначал "всякую осмысленную деятельность, умение, сноровку и вообще любого рода целесообразную деятельность" [1]. Одновременно мудрость - это, как отмечает А.Ф. Лосев, некоторая гибкость ума, или, в обычном понимании, - хитрость: "София противопоставлялась неучености и глупости (Plat. Prot. 360 d, Apol. 22 f) и отождествлялась либо с практической мудростью (как у Солона, Herod. 1 30), либо даже с хитроумием (как у афинян, 1 60)" [2].

Гераклит определял мудрость как говорение истины и действие в соответствии с природой [3], т.е. в соответствии с некими всеобщими законами, лежащими вне субъекта.

Сократ дополняет перечисленные характеристики мудрости пониманием ее как целостности (можно сказать гармоничности) ума. Кроме того, "сократовская София имеет ближайшее отношение к добродетели вообще, вернее же, к целесообразной практической деятельности вообще" [4]. Таким образом, в мудрости соединяются мыслительная и практическая деятельности. Одновременно с этим, по Сократу, мудрость есть еще и владение художественным словом, поэзией. Платон видит олицетворение мудрости в смысловой структуре Космоса, определяющей всю духовную деятельность человека.

Аристотель считает мудростью особого рода знание: "Мудрый тот, кто не только знает сущность вещи и факт существования этой сущности, но еще знает также и причину вещи и ее цель" [5]. Позже в античности к свойствам мудрости относят также знание критериев оценки поступков человека и его добродетельности. Согласно Сенеке, мудрость - это знание о сущности и причинах добра и зла. Кроме того, мудрость - это еще и познание Бога, и некое сознание, которое выходит за рамки рационального [6].

Мудрец - это тот, у кого мудрость проявлялась как "непосредственное совпадение с личностной, жизненной программой и позицией человека-философа. "Софос" был не только представителем

120

философского мышления, но и идеалом человека вообще, который в своем жизненном пути "проигрывал" принципы своей теории, подчас в форме крайнего ригоризма, доходящего до житейского парадокса и эпатажа обычных норм... но всегда с наглядностью личного примера и опыта" [7].

Такая позиция мудреца придавала его жизни в некоторых случаях характер подвижничества, что сближало мудрость, а затем и философию с религией [8]. Позже возникает восприятие мудрецов как носителей абсолютных истин. Это представление было перенесено и на философов. Если к философу обращаются по поводу той или иной проблемы, то желают получить от него однозначный ответ. В этом случае рассуждения о сложности мира, об относительности критериев истинности, о нравственности и т.д. и т.п. воспринимаются с иронией. Большинство людей воспринимает философские положения как познавательные и поведенческие императивы, а их обоснования им безразличны и представляются слишком специальными.

Философия с самого начала стремится построить связную систему понятий, ибо "философия как любовь к мудрости есть не что иное, как любовь к мудрому слову..." [9]. Исторически этот факт означает преодоление житейской мудрости и переход к рационально обоснованной системе знания. Построить систему абсолютного и окончательного знаниями философ не может (и не сможет никогда), но стремление к этому, т.е. стремление к мудрости, становится сутью философии. Оно выражается, с одной стороны, в выработке рациональных представлений о сущности мира и человека, а с другой - в регулировании поведения и общежития людей [10].

Стремление к мудрости отражает момент "ценностного отношения к бытию. Может даже стоять вопрос: а не является ли мудрость, или мудрое философствование, той осью координат (выделено нами. - Авт.), на которой "завязаны" все другие разновидности философских размышлений?" [11]. Стремление к мудрости придает философии особый целостный характер и делает ее открытой системой, представляющей собой рефлексию над наиболее общими, предельными вопросами бытия и одновременно над конкретно-практическим использованием результатов данной рефлексии в жизни людей. Стремление к мудрости придает философии особую ценностную позицию, направленную на интегративное восприятия мира.

Философия как особого рода мудрость возникает (в античной Греции) "между узкой специальной, профессиональной мудростью и мудростью сверхразумной. Философия - интеллектуальная рациональная, логическая и логичная мудрость. Не может быть алогичной философии" [12]. По остроумному замечанию А.Н. Чанышева, если мифология была матерью философии, то ее отцом был интеллект. "Теряя связь с науками, философия вырождается в "служанку теологии", а через нее религии. Теряя связь с художественно-мифолого-религиозным мировоззренческим комплексом, философия вы-

121

рождается в "служанку науки"" [13]. Как любовь к мудрости философия приобретает новый смысл для нашего времени, в котором "все больше знаний и все меньше мудрости, т.е. умения употребить эти знания не во вред, а на пользу человеку" [14].

Вечное стремление к мудрости не позволяет философии уйти в область чистых абстракций, превратиться в игру ума, ненужную человеку. Философская мудрость - бесконечный процесс поиска истины - никогда не может приостановиться. Не овладение истиной, а поиск ее - вот цель философии. При этом она исследует все, в том числе и знания (которые иногда кажутся их носителям абсолютными), с точки зрения их значимости для человека, с целью выяснения возможностей человека и его места в мире.

Мудрость не тождественна многознанию, которое, как говорили древние, "уму не научает". Кант писал: "Одно многознание есть циклопическая ученость, которой недостает глаза философии" [15]. "Мудрый понимает, а не только знает: своим интеллектуальным взором он охватывает жизнь в целом, не останавливается на констатации эмпирических ее проявлений, не ограничивается установлением того, что есть "на самом деле". Размышления о жизни, уразумение жизненного опыта не могут быть выведены из обучения" [16].

Философии нельзя выучиться, усвоив одну или несколько философских систем. Цель должна заключаться в том, чтобы научиться философски мыслить, философствовать, развить определенную культуру мышления. Философ должен уметь чувствовать специфику философской проблематики, ее предельность, что бы ни выступало в качестве объекта его исследований. Философия в отличие от науки не всегда ответ, но философия - всегда вопрошание, для нее значима сама постановка проблемы. Отсюда сократовское понимание процесса философствования как реального, речевого диалога. По Сократу, истина должна "сама родиться в голове человека; человек должен сам из себя произвести необходимое знание, лишь тогда оно будет делом его истинной убежденности, частью его самосознания" [17]. Любопытно, что искусство нахождения истины Сократ называет майевтикой, т.е. повивальным искусством. Подобное понимание встречается и в языках других культур. Например, в немецком языке "мудрость" - Weisheit, "повивальная бабка" - die weise Frau; во французском, соответственно, la sagesse и la sage-femme; в английском - wisdom и the wise woman [18]. Причем la sage-femme обозначает также колдунью, целительницу. Но не всегда и не всеми философия воспринималась как целительница души или разума человека.

Сократ считал, что он исцеляет души, просвещая их. Однако общество квалифицирует его действия как "растление душ" юношей и осуждает его на смерть (причем вполне демократично и легитимно). Государство часто осуждало людей, которые учили других задумываться и мыслить, и истина, достигаемая мудрецами, не всегда устраивала общество.

122

"Вечность" философской проблематики объясняется предельным характером философских вопросов, тем, что они касаются наиболее общих проблем бытия и человеческого существования и "мигрируют" из эпохи в эпоху, получая то или иное решение, в зависимости от социокультурной ситуации и личности философа. "Человеческая мысль постоянно переосмысливает их в свете нового опыта, новых знаний, применительно к уникальной конкретной ситуации" [19]. Философия в целом выступает как вневременной диалог мыслителей всех эпох и воззрений, в котором сталкиваются разнообразнейшие точки зрения и синтезируются в едином общечеловеческом мыслительном процессе противоположные концепции. В рамках этого общего диалога происходит возвращение к "старым" проблемам и открытие новых.

Философ "как никто другой должен постоянно отдавать себе отчет, что всегда стрит лицом к лицу с знанием о незнании" [20].

Утверждение Сократа: "Я знаю только то, что ничего не знаю" - не просто философская бравада с целью эпатировать общественное мнение, а гносеологическая установка, отражающая сущность философского отношения к миру, силу и одновременно слабость философии, даже определенный трагизм ее положения. Философ стремится ответить на глобальные вопросы, осознавая, что для полного ответа знаний принципиально недостаточно. "От философии неотделимо требование занимать теоретическую позицию при рассмотрении любой проблемы - не обязательно решать ее, но тогда убедительно доказывать невозможность ее решения. Этим философия отличается от других наук. Когда последние сталкиваются с неразрешимой проблемой, они просто отказываются от ее рассмотрения. Философия, напротив, с самого начала допускает возможность того, что мир сам по себе - неразрешимая проблема" [21].

То, что философ должен ставить проблемы и давать ответы на них, осознавая всю неполноту и относительность таких ответов, открывает огромные возможности для философии как особой творческой деятельности, не знающей границ своего исследования.

Философскую мудрость следует отличать от житейской интуиции, практической мудрости, так как ей присуща глубокая рефлексия, основанная на интуиции и одновременно на рациональном поиске предельных оснований знаний и ценностей, тогда как выражением практической мудрости является стереотипная реакция на похожую ситуацию. Философ рефлексирует на уровне надличностного сознания не как отдельная личность (Петров, Гегель, Сидоров, Иванов), а как особое философское "Я". Все это находит отражение в языковой системе философии, где наряду с абстрактными понятиями используются также образы и символы, средства художественного освоения мира.

123

Подводя итог, можно сказать, что философия - это особая форма рефлексии человека над бытием и над самим собой (философская мудрость), которая основывается не только на мыслительно-дискурсивном способе мышления, но и на непосредственно-интуитивном, художественно-эмоциональном его постижении, имеющем своей целью отразить целостность и единство мира.

§ 2. ПРЕДМЕТНЫЕ УРОВНИ, ДИСЦИПЛИНЫ И МЕТОД ФИЛОСОФИИ

Рассматривая различные варианты понимания философии на всем протяжении ее истории, можно обнаружить, что для них характерно признание своеобразной "двойственности" ее предмета. Философия всегда рассматривалась, с одной стороны, как рационально-теоретическое постижение бытия, а с другой стороны, как определенная форма ценностного сознания. В конкретных философских системах эти две стороны философии могут сочетаться самым различным образом. Мы уже упоминали о сциентистской ориентации, в рамках которой философы пытаются строить предмет философии по образу точных наук, и антисциентистской, представители которой исходят из того, что философия вообще не является и не может быть наукой. Однако даже в этих крайних случаях "двойственность" предмета философии сохраняется.

Выступая как рациональное познание бытия, философия, безусловно, устремлена к науке как к некоему идеалу, хотя сама философская рациональность внутри философии понимается гораздо шире, так же как и поле применения такой рациональности. Чем отличается философия от науки? Чтобы ответить на этот вопрос, сначала надо определить, как понимается здесь понятие "наука"? Отвечаем: "Самым традиционным образом, на уровне обыденного сознания: наука - это прежде всего естествознание, иногда к нему прибавляется математика, и весь этот комплекс называется точными науками". Дискуссии о критериях научности применительно к философии, со времен Канта потрясавшие мировое сообщество философов, логиков и методологов, не имели никакого результата, но привели к ситуации, которую мы ранее обозначили как "конец классической философии" и которая поставила под сомнение правомерность философии именоваться наукой.

Кроме того, философия - многосистемное и многофункциональное образование, которое при решении тех или иных проблем оборачивается к ним одной из своих сторон. Этими сторонами выступают конкретные философские концепции. Единая цель, объединяющая все философское знание, - выяснение сущности бытия и человека, а также взаимоотношения между миром и человеком, между человеком и обществом - достигается различным образом, что создает целостную палитру представлений, хотя каждая из философских концепций претендует на единственно правильное понимание проблемы.

124

Прежде всего это связано со сложностью вычленения собственного предмета философии, поскольку в философию долгое время включались знания о самых различных сторонах бытия, и эти знания позже становятся объектами специальных наук. "Философия подобна королю Лиру, который раздал своим детям все свое имущество и которого вслед за тем как нищего выбросили на улицу" [22]. Однако наряду с "отпадением" от философии ряда специальных дисциплин происходит как бы процесс "очищения" ее собственного предмета, который П.В. Алексеев удачно обозначил как процесс "предметного самоопределения философии".

Философия рассматривается как высший вид теоретического знания о фундаментальных основах бытия и принципах его познания. Как учение о всеобщем. В этом смысле на протяжении всей истории предмет философии, как справедливо отмечает П.В. Алексеев, оставался стабилен. "Процесс дальнейшего развития проблематики, дифференциация и интеграция не изменяют раз найденного предмета науки, а лишь уточняют, углубляют его понимание" [23].

Для философии всегда представляла интерес проблема выявления сущности и предназначения Человека, размышление о его месте в мире, о его отношениях с миром и с другими людьми и т.д. В этом плане философия отвечала на "запросы" эпохи, выступая самосознанием культуры.

Наиболее четко предметная область философии представлена у И. Канта. Прежде всего он выделяет два самостоятельных уровня философии, выполняющих разные задачи в общественном сознании.

Первый он обозначает как "школярскую" философию. Данная характеристика не является негативной. Это некоторая совокупность наиболее общих представлений о философии, философах, проблемах, которые стояли в ее истории и с которыми должен ознакомиться каждый культурный и образованный человек в рамках своего самовоспитания, так же как он должен знакомиться с религией, искусством, правом, не становясь при этом обязательно верующим, художником или юристом. Знакомиться с такой философией следует на ранних стадиях обучения, в школах, гимназиях и лицеях, говоря современным языком, в рамках среднего школьного образования. Сами по себе эти знания не учат философии, а лишь дают знания о том, что понимали под философией другие люди.

Однако, кроме этого, существует философия как особая наука о последних целях человеческого разума, которая придает ценность всем другим видам знания, выявляя их значение для человека. Именно в этом плане она выступает как философская мудрость. Философ, стремящийся к такой мудрости, должен постигать то, насколько знание может способствовать достижению высших целей Человека

125

и Человечества. "Если существует наука, действительно нужная человеку, то это та, которой я учу - а именно подобающим образом занять указанное человеку место в мире - и из которой можно научиться тому, каким быть, чтобы быть человеком" [24].

Кант формулирует основные вопросы, на которые должна отвечать это философия в ее всемирно-историческом значении:

Что я могу знать?
Что я должен делать?
На что я могу надеяться?
Что такое человек?

Ответы на эти вопросы, пишет Кант, позволяют философии определить: "1. Источники человеческого знания, 2. Объем возможного и полезного применения всякого знания и, наконец, 3. Границы разума" [25]. Попробуем проанализировать вопросы, поставленные философом, и дать им более широкую интерпретацию.

"Что я могу знать?" Ответ на данный вопрос связан с особым пониманием взаимоотношения человека с миром. Человек познает мир, но это познание - не просто слепок бытия, а результат сложного взаимоотношения между человеком и предметом познания. По Канту, часть знаний содержится в разуме в априорной форме, носит доопытный, надприродный характер. Исследование процесса познания и знания в целом является одной из важнейших сторон философского предмета, которая обозначается как гносеология, или учение о познании. Но это в свою очередь требует от философа выработки неких общих представлений об устройстве мира, сущности бытия в целом, что и входит в область онтологии - другой важнейшей стороны философского предмета.

"Что я должен делать?" Для ответа на этот вопрос требуется предварительно исследовать "объем и возможности применения наших знаний" и уже на основе этого рассматривать проблемы этического характера, связанные со взаимоотношениями между людьми, а также такие общие проблемы, как: что есть нравственность вообще; существуют ли абсолютные критерии нравственности; может ли человек следовать этим критериям в жизни; что есть добро и зло и пр. Таким образом, можно очертить этико-праксеологическую сторону философии.

"На что я могу надеяться?" Ответ на этот вопрос предполагает исследование феномена веры (в том числе и религиозной) как одной из фундаментальных предпосылок человеческого существования. Анализируя данные проблемы, философ выделяет основные параметры человеческого существования, поэтому данную предметную область можно обозначить как экзистенциальную часть философии.

"Что такое человек?" Это, по Канту, итог философствования, когда на основании решения предшествующих проблем выясняются роль, место и предназначение человека в мире. Это предмет того, что сегодня мы называем философской антропологией.

126

Еще раз оговоримся, что мы даем здесь определенную интерпретацию кантовской философии и что делаем это сознательно, усматривая именно в этом смысл философствования.

Таким образом, можно сказать, что в общем плане предметом философии является бытие как особая сложная система, включающая такие его подсистемы, как Мир и Человек. Философия выступает как знание о предельных взаимоотношениях (закономерностях) между миром и человеком на всех уровнях бытия.

Мир - это окружающая нас природа на всех ее уровнях, включая общество. Это то материально-всеобщее (вспомним чувственно-материальный космос у древних греков), что противостоит человеку и частью чего он одновременно является в качестве одухотворенного существа. Человек, с одной стороны, рассматривается в философии как творческий субъект познания и носитель сознания и мышления, а с другой стороны, как самостоятельный объект философского познания, объект самосознания. Человеческое "Я" - это и сознание, и мышление, и дух, и особая мыслящая структура бытия. Поэтому противопоставление мира и человека, духа и материи является условным, так как они слиты в едином бытии. Выявление сущности человека есть фактически выявление различных сторон его взаимоотношений с миром, базирующихся на представлениях об истинном знании. "Истина есть отношение Человека к Миру, Действие есть действие Человека в Мире, Красота есть переживание Человеком Мира" [26].

Человек, будучи частью бытия (мира) и взаимодействуя с ним, ставит вопросы о сущности и происхождении мира, вопросы о том, что лежит в основе мира: материальная или духовная субстанция. Он пытается выявить основные формы проявления мира, ставит вопросы о том, един или множественен мир, в каком направлении он развивается и развивается ли вообще. Частные науки также отвечают на данные вопросы в рамках собственного предмета. Но лишь философия ставит их в предельной форме, говоря о наиболее общих предпосылках бытия, о наиболее общих взаимоотношениях между миром и человеком. Данный предметный уровень мы можем обозначить как онтологический.

Различные философские решения онтологических проблем задают и различные философские направления. Например, философы, по-разному решающие вопрос о том, что лежит в основе мира: дух или материя, дают нам идеалистическое или материалистическое решения данного вопроса. Философы, которые кладут в основу мира одну или несколько субстанций (духовных или материальных), подразделяются на монистов или плюралистов (чаще всего дуалистов).

Являясь частью бытия, человек в то же время противостоит ему и осознает это свое противостояние. Это позволяет ему рассматривать весь окружающий мир как объект познания, причем не только внешний мир, но и самого себя как часть мира, а также организо-

127

ванную совокупность людей - общество. На этом уровне философия в предельной форме ставит вопрос о познаваемости мира и обоснованности наших знаний о нем. Представитель частных наук в рамках своего предмета никогда не ставит вопрос о познаваемости мира, ибо сам предмет науки строится на ограничении бытия, и это позволяет воспринимать его как принципиально познаваемое.

Если математик выделил некую систему количественных отношений, т.е. описал мир математически, то он тем самым познал некоторые его структуры. Если ему это не удалось, значит, математика в данной области просто не применима. Если физик выявляет физические закономерности каких-то процессов, он познает лишь их физические характеристики, не вникая в сущность данных объектов.

Общая гносеологическая проблематика находит самые разнообразные варианты ее решения в философии. Есть философские направления, представители которых не признают познаваемости мира. Есть философские концепции, в которых познаваемость мира признается, но выводится это из разных начал, как материалистических, так и идеалистических. Имеются философские системы, которые значительно огрубляют процесс познания, сводя его к воздействию объекта на субъект, или отрицающие возможность познания части бытия, например социального. Для представителей частных наук такие вопросы могут показаться с точки зрения предмета их наук просто бессмысленными. Здесь вопрос о том, возможно познание или нет, не может даже ставится, ибо тогда не будет науки. Наука всегда реализует познавательную установку, философ вправе в ней сомневаться.

Человек является существом одухотворенным. Он не только познает мир, но и эмоционально переживает свое существование, взаимоотношения с другими людьми, свои права и обязанности, а также трагичность своего существования: невозможность абсолютного познания, смертность, греховность, отсутствие абсолютных критериев добра, красоты, истины и пр. Философия исследует эти ценности человеческого существования, их обоснованность и необходимость. Эту область философских исследований можно обозначить как аксиологический предметный уровень. Соответственно, и здесь возможны самые различные варианты философских решений, от атеистических до религиозных.

Человек осуществляет свою деятельность в результате практического освоения бытия, предметного мира. Практика является как бы активным связующим моментом между миром и человеком, между бытием и мышлением. Человек познает закономерности бытия, оценивает их значимость для своего развития и развития человечества в целом, имея возможность творчески использовать полученные знания. Он способен активно воздействовать на окружающую его действительность, может направить течение тех или иных

128

событий в желаемое русло, практически осуществляя, например, свои собственные представления об устройстве мира и общества. Однако человек может осуществить и такие преобразования, которые представляют угрозу существованию самого человечества. В этом плане задача философии - на основании познания общечеловеческих ценностей и интересов выработать некую общую систему норм данной деятельности, ее параметры и ограничения. Эта область исследований относится к праксеологическому предметному уровню философии.

Каждому уровню философии соответствует определенная философская дисциплина. Кроме того, имеются "вспомогательные" философские дисциплины. Рассмотрим области философского знания.

Философская антропология в качестве предмета исследования рассматривает человека. Попытка выявить общечеловеческое в существовании людей способствует самосознанию человека и выяснению его собственного места в мире, отличия его от живой природы. Особое значение приобретает данная дисциплина в наше время, когда развитие человечества в целом становится все более осмысленным и человек остро ощущает, что его саморазвитие должно сочетаться с развитием общества, последнее же должно обеспечить каждому человеку достойное существование.

Этика в основном рассматривает вопросы, связанные с проблемой добра. Цель этики - выявить фундаментальные, предельные основания справедливых и разумных действий в совместной жизни людей. При этом выдвигаемые этические принципы должны быть общезначимыми и понятными, их обоснование не должно опираться на какие-то внешние авторитеты или соглашения. Поэтому по отношению к действующей морали, господствующей на конкретном историческом этапе, этика занимает критическую позицию, подвергая эту мораль (эмпирически данную) критическому осмыслению (теоретическому анализу). В рамках данной дисциплины развивается также метаэтика, задача которой заключается в анализе языковых форм морали, этических высказываний.

Эстетика предлагает общие определения прекрасного и исследует формы его проявления в искусствах и природе, а также его воздействие на воспринимающего. Эстетика может быть либо чисто функционально-описательной (анализ эстетических объектов), либо нормативно-дискурсивной (анализ некоторых критериев прекрасного). Эстетика включает в себя теорию искусств, анализ эстетического суждения, а также форм эстетического ощущения и переживания. В современной эстетике активно используются информационно-коммуникативные и логические подходы к анализу эстетического языка.

Метафизика и онтология. Первая представляет собой раздел философии о принципах и началах бытия. В ряде философских систем она отождествляется с онтологией. Вторая традиционно, от Аристо-

129

теля, считается важнейшей частью метафизики и исследует бытие как таковое, его наиболее общие свойства, сущности и категории. Кроме этого, в ряде философских концепций исследуются божественное бытие (философская теология), душа (психология) и общая взаимосвязь всего сущего (космология).

Социальная философия - дисциплина, связанная с выяснением вопросов о том, что такое общество, что можно отнести к общественным явлениям, как реализуют себя в общем бытии социальные закономерности. Разделом социальной философии является философия истории, которая исследует сущность, смысл и ход истории общества и человека как субъекта исторического процесса.

По своему формальному статусу данная дисциплина должна быть отнесена к разряду вспомогательных, о которых речь пойдет ниже. Однако поскольку человек реализует себя как личность прежде всего в обществе, вопросы общественного развития, путей его изменения чрезвычайно важны для человека, что и позволяет говорить о социальной философии как одной из основных философских дисциплин.

Логика, представляющая собой учение о последовательном и упорядоченном мышлении, изучает формы выражения мыслей и формы развития знаний, приемы и методы познания, а также особые законы мышления. Классическая формальная логика подразделяется на элементарные учения о понятии, суждении и умозаключении, а также учение о методах логического исследования, доказательства и опровержения. Кроме того, в ней выделяются логико-методологические и логико-семиотические проблемы [27]. Современная логика стремится к предельной формализации и математизации. Она работает с логическими исчислениями, понимаемыми как система знаков (символов) с соответствующими правилами оперирования над ними. Современная логика изучает также многозначные системы, в которых высказывания могут принимать большее количество значений, чем истина или ложь. Важный раздел современного логического знания - неклассические логики, изучающие своеобразные способы рассуждений, связанные с использованием модальностей, времени, нормативных и оценочных понятий, вопросно-ответных методик, нестандартных условий истинности (например, без использования некоторых основных законов логики или с ограничением области их применения).

Гносеология выступает как раздел философии, исследующий условия, сущность и границы познания, отношение знания к реальности, а также условия достоверности и истинности познания. Кроме того, в теории познания исследуется и теория науки (эпистемология), как один из видов познавательной деятельности. Сюда наряду с общегносеологическими вопросами включаются также исследования особых познавательных процедур в науке, критериев и способов создания идеализированных объектов, которыми опери-

130

рует наука, изучение соотношения эмпирического и теоретического уровней исследования и пр. Весь комплекс указанных проблем часто выделяют в специальный раздел знания, который называют методологией науки.

Философия языка рассматривает возникновение, развитие и функции языка, а также его значение в жизни человека и общества. Традиционно, вслед за Витгенштейном, анализ языка подразделяется на два направления. Первое - анализ посредством критики языка и использования средств логики и создание языка высокой логической точности, соответствующего требованиям точной науки. И второе - "философия естественного языка", в которой анализируются высказывания обыденного языка с позиции их использования и значения.

Философия религии ставит вопрос о сущности феноменов религиозной веры и религиозного сознания, о специфике их функционирования в обществе, о значении религии для человека. Здесь выясняются фундаментальные предпосылки такого феномена, как вера, критически анализируются религиозные положения.

Философия права решает проблемы обоснования права. Исследует, из чего исходит право, существует ли некая высшая правовая норма. Она занимается проблемами соотношения права с моралью, религией, политикой, государством, властью, экономикой.

Политическая философия конкретизирует положения социальной философии, рассматривает построение, функцию и смысл государства, закономерности его развития и особенности управления, основные движущие силы (социальные группы, партии).

Сущность философии как формы теоретического сознания определяется не только предметом, но и методом. Проблема выделения общего философского метода достаточно сложна.

Философия представляет собой прежде всего работу разума - это размышление, или рефлексия. Философская рефлексия - это особое понимание мира посредством его познания и переживания, когда познанные закономерности преломляются сквозь призму интересов Человека, а ценностно-эмоциональное восприятие мира подвергается рациональному осмыслению. "Это поиск логических и иных (нравственных, ценностных, эмоциональных и пр.) оснований и форм духовной жизни, культуры в целом" [28].

Конкретное осуществление рефлексии может быть различным, что и создает богатство философских подходов к миру. "Характерными примерами специфики философской рефлексии могут служить постановка и разработка Платоном проблемы относительно самостоятельной и устойчивой жизни понятий, картезианское радикальное сомнение, кантовская проблема априорных условий познания" [29]. В то же время разнообразие подходов реализуется, как мы указали, в рамках относительно единой философской проблематики, приводя к постоянному обогащению философской рефлексии

131

новыми методами. Таким образом, осуществляется процесс самопознания и самосознания Человека и человеческой культуры в целом.

В истории философии конкретными вариантами философской рефлексии выступали: диалектика (у Платона, средневековых схоластов и Гегеля); радикальное сомнение (у Декарта); априорное познание и критика разума (у Канта); материалистическое понимание истории (у Маркса); материалистическая диалектика в марксизме и т.д.

Важная особенность проблемного поля философии - широкий исходный базис, на который она опирается в своих исследованиях. Материалом для ее выводов могут служить и результаты всего научного познания и знания, в том числе полученные через "внетеоретические" формы постижения мира, и даже отдельные факты, которые тоже могут быть подвергнуты философской интерпретации. В качестве последних можно говорить о тех фактах, которые носят устойчивый, массовидный характер, "вечные факты", факты социального и жизненного опыта. Кроме того, философ размышляет над теми фактами, которые по тем или иным причинам не получили или принципиально не могут получить своего объяснения в науках. Существует и прямо противоположный взгляд на данную проблему, согласно которому философия как форма рационального познания должна опираться лишь на теоретические выводы наук.

Для философии как мировоззрения важно ее отношение к обыденному сознанию. Одна из задач философии, как мы отмечали, - выдвижение системы ценностных ориентиров, по которым должны жить человек и общество. Философия не должна замыкаться в самой себе. Борясь с предрассудками здравого смысла, она не игнорирует то положительное, что в нем имеется. Это помогает ей ориентироваться на интересы человека, в том числе на ценностно-эмоциональное переживание им бытия. Если наука стремится в максимальной степени отвлечься в познании от конкретного человека, что придает "чистоту" ее теориям и объективность ее результатам, то философия принципиальным образом неотделима от субъекта. Осознавая себя как личность, человек глубже познает и понимает мир.

Не случайно процесс обучения философии кардинально отличается от обучения конкретной науке. Здесь огромное значение придается истории предмета, которая не только знакомит с развитием философских проблем и их хронологией, но и является собственным проблемным полем философских исследований. В науке знание ее истории является лишь вспомогательным и не всегда обязательным. Можно усвоить теорию относительности Эйнштейна, не зная каких-либо тонкостей истории физики. Последняя по времени научная теория считается, как правило, и наиболее истинной, тогда как в философии ее концепции не устаревают и могут быть в любой момент затребованы сознанием человека и общества [30].

132

Дело в том, что задача конкретной науки состоит в получении конечного знания. Его может со временем заменить более истинное, более адекватное, но само оно остается в истории как нечто завершенное. Философия, кроме получения общих знаний, исходит также из задачи понимания мира, которое модифицируется в зависимости от изменения исторического контекста и социокультурной ситуации.

Кроме того, "широкий "квазиэмпирический базис" позволяет философии выполнять ряд познавательных функций по отношению к науке. В противном случае она могла бы возвращать науке лишь то, что у нее взяла, хотя, может быть, и в более логически рафинированном виде" [31].

Особый интерес представляет сам процесс философствования, философской деятельности, которая также носит специфический характер, отличающий ее от естественных наук и ставящий в особое положение среди наук гуманитарных.

§ 3. ФИЛОСОФИЯ КАК ГЕРМЕНЕВТИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

Какой бы проблемой ни занимался философ, будь то вопросы логики, онтологии, этики или эстетики, в центре его внимания оказывается человек, который мыслит, живет, верит, оценивает и преобразовывает мир. Такая нацеленность философии на человека позволяет ее рассматривать прежде всего как гуманитарную науку.

"Гуманитарные науки - науки о человеке в его специфике, а не о безгласной вещи и естественном явлении" [32]. Естественные науки, определив собственный объект исследования, даже если последний не является проявлением только естественных закономерностей, рассматривают его вне системы иных присущих ему связей и отношений. Так, например, человек может выступать объектом естественнонаучного исследования лишь с позиции отстраненности от его внутренней духовной сущности. Это главное условие естественнонаучного познания, делающее возможным таким образом взглянуть на исследуемый феномен, чтобы раскрыть в нем специфические закономерности, исследуемые данной наукой. Целью является исследование не объекта как такового, а тех предметных закономерностей, которыми занимается наука.

Именно это позволяет наукам достигать высокой точности результатов, но в заведомо ограниченной рамками предмета области. "Пределом точности в естественных науках является идентификация (а = а)" [33]. Конечно, такой подход присущ и некоторым гуманитарным наукам, но в них его осуществление невозможно в такой же степени. Более того, если такая степень "научной объективности" будет достигнута, то наука фактически перейдет из своего гу-

133

манитарного состояния в естественнонаучное. Это, например, произошло с психологией. Когда-то это была типично гуманитарная наука, одна из составляющих частей метафизики, или философии, исследующая душу человека, наряду с онтологией (учением о бытии), космологией (учением о мире), теологией (учением о Боге).

Специфика философии заключается, как мы уже говорили, в "квазиэмпирическом характере" ее обобщений. Это особенно наглядно проявляется в философском языке. Философ осуществляет оформление своей рациональной рефлексии над бытием, используя все богатство языка, от научных понятий до художественных средств выражения. Поэтому в понятийном аппарате философии можно встретить и слова обыденного языка, и научные термины, и элементы поэзии или иного словесного творчества. Уже здесь заложена проблема принципиальной многозначности понятий, которыми оперирует философ. Нередко философ создает собственную сетку понятий, значение которых может не совпадать с общепринятым.

Относительная "однозначность" понятийного аппарата науки достигается за счет сильного, иногда предельного "огрубления" действительности, в результате которого создается идеализированный концептуальный каркас, отличающий данную науку. Соответственно, область применения такой "сетки понятий" довольна узкая. Научные понятия - это застывшее знание, некая данность, фиксация каких-то сторон бытия. Точность в науке - это всегда предметная точность. Однако "точность отображения теорией предметной области тоже не является абсолютным количественным показателем, а зависит от гносеологических предпосылок и, следовательно, определяется выделенной (абстрагированной) предметной областью и наличными методами ее исследования" [34]. Поэтому говорить о точности теории по сравнению с другой теорией будет логически неправомерно. Все научные теории в этом смысле точны, адекватны собственной предметной области. Абсолютных же критериев точности просто не существует, если совершенно произвольно не принять (что иногда и делается) за таковой математическую или логическую точность. Но тогда, например, и биология не является наукой, так как она неточна по сравнению с математическим знанием.

Естественно, что философия, определяя свою предметную область, отличную от других наук, оперирует и иными параметрами точности. Меньшая однозначность и большая гибкость философских понятий - важнейшее условие философской рефлексии. Понятия философии отражают наиболее общие стороны бытия, его диалектичность, поэтому они "должны быть также обтесаны, обломаны, гибки, подвижны, релятивны, взаимосвязаны, едины в противоположностях" [35]. В.И. Ленин приводил удачный пример этого, когда анализировал категорию практики как критерия истины. Он был прав, говоря о его неопределенности, которая отражает специфику понятийного аппарата философии и вовсе не является

134

негативной характеристикой. Поэтому упреки в адрес философии в том, что ее понятия слишком многозначны, туманны и неопределенны, отражают лишь факт ее специфики. "Неточность" философии предоставляет ей возможность наиболее широкого охвата бытия. Точность же математики недостижима не только в гуманитарных, но даже во многих естественных науках, где более существенное значение имеет качественная (предметная) сторона исследуемых объектов, не всегда доступная математической количественной обработке.

Философские понятия и категории диалектически сочетают в себе моменты определенности (устойчивости) и моменты неопределенности (изменчивости), которые содержатся в самом бытии. Гибкость понятий связана с тем, что философия опирается на все богатство духовного освоения мира человеком, на весь его совокупный опыт. Они могут охватывать области еще не познанного или принципиально непознаваемого бытия. Познание в таком случае часто формулируется в виде неопределенных, "смутных" идей (Н. Винер), которые фактически являются предварительной философской оценкой исследуемого объекта.

Кроме того, для философии, опирающейся не только на научное, но и на художественное освоение мира человеком, эстетические критерии не менее важны, и (по крайней мере в некоторых ее вариантах) весьма значимой представляется "игра понятий", которая может доставлять чисто эстетическое удовольствие. Как бы то ни было, язык философии почти всегда труден для понимания, а в некоторых случаях "непереводим" на язык другой культуры. Например, тексты Хайдеггера или Сартра представляют огромную проблему для переводчиков. Перевод философского текста, т.е. языковой системы, перенасыщенной смыслами и значениями, связанными с конкретной культурой мышления, всегда является некоторой интерпретацией, адаптацией к воспринимающей культуре.

Наука и философия различаются не только языком, но и формой изложения. Наиболее адекватной формой естественнонаучного знания выступает монолог: "Интеллект созерцает вещь и высказывается о ней. Здесь только один субъект - познающий (созерцающий) и говорящий (высказывающийся). Ему противостоит только безгласная вещь" [36]. Напротив, ученый-гуманитарий или философ имеет перед собой в качестве объекта исследования человека, от качеств которого он полностью абстрагироваться не может, даже если сущность последнего реализована в каких-то отчужденных структурах (тексты, другие художественные произведения). Поэтому формой выражения гуманитарного знания является диалог, в котором активность обеих сторон (субъекта и объекта) очень высока и важна не точность, достигаемая за счет сильного огрубления, а глубина проникновения в исследуемый объект. "Познание здесь направлено на индивидуальное. Это область открытий, откровений, узнаваний, сообщений. Здесь важна и тайна, и ложь (а не ошибка)" [37].

135

Познание в гуманитарной науке выступает как проникновение в смысл исследуемого явления. Достигается это на идеальном уровне, который реализуется через диалог текстов. Текст есть особое смысловое единство, или смысловая целостность. Понять текст и через него целостный смысл явления - это не то же самое, что познать его. Познать, в узком (естественнонаучном) смысле, означает наложить на исследуемый объект некую познавательную форму или структуру, заведомо отвлекаясь от его целостного смысла.

Представитель гуманитарного знания имеет перед собой не бытие как таковое, не совокупность каких-то явлений или феноменов, а их смысл, зафиксированный в текстах. Это как бы вторичный уровень бытия. Посредством текста бытие говорит с нами. Целостность текста, т.е. проявление в нем смысла, который отсутствует в отдельно взятом знаке совокупности, возникновение нового как бы из ничего - вот с чем неизбежно имеет дело представитель гуманитарного познания. Как отмечал Бахтин: "Всякая система знаков (т.е. всякий язык)... принципиально всегда может быть расшифрована, т.е. переведена на другие знаковые системы (другие языки)... Но текст (в отличие от языка как системы средств) никогда не может быть переведен до конца, ибо нет потенциального единого текста текстов. Событие жизни текста, т.е. его подлинная сущность, всегда развивается на рубеже двух сознаний, двух субъектов" [38]. Познание текста - это общее коммуникационное поле двух сознаний, а в более широком смысле двух культур. В таком диалоге глубинное значение текста (не формально-логическое) определяется всем социокультурным контекстом.

Абсолютно адекватное понимание текста невозможно, что и порождает как следствие бесконечное множество его истолкований. Текст содержит некое (вряд ли чем-то ограниченное) потенциальное множество смыслов, которые постигаются людьми, вносящими в эти смыслы свое собственное "Я", признаки собственной культуры. Полного адекватного понимания текста в узком смысле (как смыслового тождества, полной адекватности) смог бы (гипотетично) достичь только человек, его создавший (автор), и то если бы он предстал перед нами как некий идеальный участник диалога, находящийся в абсолютно сходной пространственно-временной ситуации. Но текст всегда создается и для другого. Он вовсе не предназначен для абсолютного понимания. Идеальная модель абсолютного понимания - это сфера тождественности. Если бы оно было возможным, это было бы скучное зеркальное понимание, подразумевающее совпадение жизненных пространств субъектов. Понимающий субъект в данном случае "не может внести ничего своего, ничего нового в идеально понятое произведе-

136

ние" [39]. Но такого совпадения достичь невозможно, так же как невозможно отождествить жизненные пространства отдельных людей или их общественных совокупностей. Любое реальное понимание смыслов текста есть особое взаимодействие в рамках диалога, субъектами которого могут выступать как отдельные личности, так и целые культуры.

Таким образом, можно сказать, что любое понимание текста осуществляется через его личностную интерпретацию, которая представляет собой адаптацию не менее двух индивидуальных "Я" или культур друг к другу. Интерпретация - это поиск смысла сквозь призму собственного "Я". Поэтому точность здесь не может выступать в качестве единственного критерия адекватности той или иной интерпретации. Перевод Пастернаком Шекспира - это уже отдельное самостоятельное произведение, а не просто приведение в однозначное соответствие одной системы знаков с другой. Более того, формальная точность может даже исказить понимание смысла. Передача смысла может быть осуществлена за счет совершенно иных языковых средств и приемов воспринимающей культуры, которые при первом взгляде могут показаться даже искажением [40].

В гуманитарной интерпретации важна передача смысла, а это неизбежно связано с поиском механизма смыслообразования воспринимающей культуры, чего не требуется, например, математике, которая всегда одинаково отражает сущность объекта по определенной количественной характеристике.

Поскольку философия имеет дело со смысловыми конструкциями разных культур, она также неизбежно представляет собой разновидность интерпретации. Вечные тексты Платона и Аристотеля, Шекспира и Гёте предоставляют нам безграничные возможности в этом плане. "Предмет гуманитарных наук - выразительное и говорящее бытие. Это бытие никогда не совпадает с самим собою и потому неисчерпаемо в своем смысле и значении" [41].

Конечно, и в естественных науках происходит некоторая персонификация научных теорий, но это не меняет их содержания, тогда как в явлениях, исследуемых с гуманитарных позиций (с позиции наук о духе), без учета этого явления постижение смысла просто не состоится. Читая Платона, я персонифицирую его текст, я не могу читать его так, как его читал бы сам Платон. Я вношу в него свое "Я", развиваю близкие мне смыслы, которые детерминированы иным пространственно-временным положением, другими социокультурными обстоятельствами.

Не случайна, например, в истории сложность "объективного изложения" уже свершившихся событий. Естественнонаучная или математическая объективность здесь выполнима лишь в простых случаях, например, в более или менее полном перечне имен, дат рождений. Но это формальное (математическое, или, как говорил Хайдеггер, калькулирующее) познание не затрагивает глубин целостного исторического процесса. Ведь пишется бесконечное количество историй стран и народов, хотя в основе вроде бы лежат одни и те же факты.

137

Ю.М. Лотман в связи с этим обращал внимание на противоречивость отношения общества к своей истории. С одной стороны, она "плохо предсказывает будущее, но хорошо объясняет настоящее... время революций антиисторично по своей природе, время реформ всегда обращает людей к размышлениям о дорогах истории. Жан Жак Руссо... писал, что изучение истории полезно только тиранам. Вместо того, чтобы изучать, как было, надо познать, как должно быть. Теоретические утопии в такие эпохи привлекают больше, чем исторические документы" [42]. С другой стороны, как только общество оказывается на эволюционной стадии своего развития, интерес к истории оборачивается чаще всего ее переписыванием, интерпретацией. Происходит конструирование, "но уже не будущего, а прошлого. Рождается квазиисторическая литература, которая особенно притягательна для массового сознания, потому что замещает трудную и непонятную, не поддающуюся единому истолкованию реальность легко усваиваемыми мифами" [43].

Причина заключается в том, что история прошлого предстает перед нами в виде текстов, в которых могут быть смешаны как реальные, так и вымышленные события. Летописец, дающий оценки действиям исторических лиц и событий, ранжирует их согласно собственным представлениям или даже, выполняя определенный заказ, сознательно искажает действительные события.

Следовательно, мы имеем здесь дело не с самой реальностью, не с фактами, а с вторичной действительностью, выраженной в текстах. Весь массив исторических текстов - лишь цитаты различных авторов прошлого. Поэтому у одних историков Иван Грозный - это собиратель земли русской, а у других - он разрушитель экономической структуры, подорвавший опричниной ее основы. При написании истории первичной оказывается идея автора, который интерпретирует события.

Л.Н. Гумилев показал, что оставленные нам исторические тексты требуют очень большой осторожности при их восприятии в качестве адекватного описания реальных событий. Из его наиболее нашумевших выводов относительно реконструкции русской истории коснемся лишь проблемы специфики изложения истории в летописях. Ссылаясь на текстологические работы Д.С. Лихачева [44] по данной проблеме, Гумилев, в частности, подвергает критическому анализу "Повесть временных лет" Нестора, которая грешит неточностями и авторскими интерпретациями. Это и ложная схема событий, когда варяги и хазары предстают врагами, а не союзниками, и знаменитый эпизод со щитом, прибитым "на врата Царьграда" (событие такой важности почему-то не было зафиксировано историками самой Византии).

138

Гумилев связывает такие "неточности" с тем, что летописец описывал события 200-летней давности, а не современные ему, что он был сторонником Святополка II и Владимира Мономаха и соответственно врагом черниговского князя Олега. "Нестор понимал историю "как политику, обращенную в прошлое" и защищал интересы своего монастыря и своего князя, ради чего грешил против истины. Д.С. Лихачев охарактеризовал "Повесть временных лет" как блестящее литературное произведение, в котором исторические сведения либо преображены творческим воображением автора, как, например, легенда о призвании варягов, либо подменены вставными новеллами, некоторые из которых восходят к бродячим сюжетам" [45]. Таким образом, перед нами предстает не объективное описание событий, а особого рода историческая интерпретация - интерпретация не только самих фактов, но и первичных источников об этих фактах, что уже является предвзятым толкованием. Да и само понятие исторического факта не тождественно его естественнонаучному пониманию.

На особенность исторического познания указывает и Р.Дж. Колингвуд. В частности, критикуя позитивистский подход к изучению истории, он указывает, что исторический текст не может быть понимаем нами как исторический факт и к нему необходимо применять другие методы, в частности филологические. Использование же последних на примере анализа сочинения Ливия, сделанного Нибургом, доказало, "что большая часть того, что обычно принимали за раннюю историю Рима, на самом деле является патриотической выдумкой, относящейся к значительно более позднему периоду; самые же ранние пласты римской истории у Ливия, по Нибургу, - не изложение истинных фактов, а нечто, аналогичное балладной литературе, национальному эпосу... древнеримского народа" [46]. Это дало повод ученому иронизировать и представлять историю, как "историю ножниц и клея". История есть "не что иное, как воспроизведение мысли прошлого в сознании историка" [47]. Собственно говоря, именно поэтому история всегда излагается в близкой к художественному изложению форме, имея целью убедить нас в истинности прежде всего идей, а не фактов, т.е. воздействуя не только на рациональные, но и на эмоциональные структуры нашего сознания. Это справедливо и для других гуманитарных наук и в наибольшей степени для философии, особенно в ее экзистенциалистских вариантах. Для "объективного" изложения истории достаточно было бы просто составить список дат и деяний, что и было бы полной и окончательной единой историей. Идеи, выраженные в истории, принадлежащие перу того или иного автора, "принадлежат прошлому, но это прошлое не мертво; понимая его исторически, мы включаем его в современную мысль и открываем перед собой возможность, развивая и критикуя это наследство, использовать его для нашего движения вперед" [48].

139

Таким образом, объектом гуманитарного знания выступает текст в его наиболее широком значении как знаковой системы, "которая способна быть (или в действительности есть) носителем смысловой информации и имеет языковую природу" [49]. Это может быть и некоторая сложная организованная система (например, наука, искусство, религия и т.д.), и отдельный факт, явление, действие. Как мы уже отмечали, культура представляет собой некоторую конкретно-историческую организационную структуру, связывающую в единое целое какую-то группу людей. Но поскольку люди являются не безличными элементами, а активными и деятельностными существами, то фактором, их связывающим, выступает система коммуникации, или форма общения. Следовательно, "культура есть форма общения между людьми и возможна лишь в такой группе, в которой люди общаются" [50]. Опосредствующим звеном общения между людьми выступает язык. Таким образом, культуру можно еще рассматривать как знаковую систему, Текст с большой буквы, а значит, она также выступает источником смысла, т.е. имеет коммуникационную и символическую природу.

Исследование тех или иных феноменов культуры - предмет гуманитарных наук, а выяснение сущности всей системы культуры - предмет философии. Именно поэтому философию часто обозначают как самосознание культуры. Философское исследование культуры предполагает, что познающий субъект сознательно ставит себя внутрь конкретной культуры, при этом он одновременно должен уяснить ее локальные ценности и традиции и быть свободным от них. Только такая позиция помогает осуществлению диалога.

Центральной категорией герменевтики как искусства интерпретации "текстов" является "понимание". Это сближает герменевтику с философией культуры и с философией языка, открывает возможность для создания философской герменевтики. Понимание так же, как и способность к труду, способность к разумной деятельности, языку, вере, так же как социальность, является сущностным свойством человека. Это важно учитывать особенно сегодня, в век компьютерной и научно-технической революции, когда информационно-коммуникативные процессы значительно влияют на изменение характера общения между людьми. Происходит разрушение границ между традиционно понимаемыми локальными культурами, и возникает единое коммуникационное культурное пространство. Возникает опасность утраты того глубокого смысла, который всегда содержался в диалоге между культурами.

Если рассмотреть, как предлагает Ю.М. Лотман, диалог двух культур в виде своеобразного пересечения двух множеств, то обнаружится, что область пересечения (тождества) относительно невелика, а сфера непересекаемого огромна. Область тождества выступает лишь предпосылкой для проникновения в сферу нетождественного, неизвестного для проникающей культуры, а потому нетри-

140

виального и интересного. "Ценность диалога оказывается связанной не с той пересекающейся частью, а с передачей информации между непересекающимися частями. Это ставит нас лицом к лицу с неразрешимым противоречием: мы заинтересованы в общении именно с той ситуацией, которая затрудняет общение, а в пределе делает его невозможным" [51]. Создание же общего коммуникационного пространства, напротив, может значительно увеличить массив людей, участвующих в диалоге, но это значительно уменьшит его смысловую глубину. Для системы локальных культур диалог осуществлялся в условиях принципиальной разности (отличия) культур друг от друга. Все попытки искусственного создания некого метаязыка общения (типа эсперанто) заведомо были обречены на провал, так как неизбежно вели к огромным смысловым потерям. Достижение формального понимания вело в прямо пропорциональной зависимости к потере смысла. Смысл всегда определяется в результате диалога, ищется в нем. В рамках единого коммуникационного пространства возникает пространство тождества смыслов, и оно может разрушить культурный диалог.

Действительно, современные изменившиеся формы коммуникации приводят к тому, что в общемировом культурном общении начинают господствовать интегративные языковые тенденции. Возникает единый язык общения - это либо какой-то живой язык (например, английский), который в наибольшей степени распространяется в мире, либо язык искусственный (сейчас в наибольшей степени на это претендует язык компьютерного общения, который, впрочем, базируется также на английском языке). В обоих случаях смысловая глубина диалога резко снижается вследствие либо элементарного незнания естественного языка и невозможности полной интерпретации в нем языка собственной культуры, либо упрощения смыслов.

Некая интегративная культура может строиться как на основе взаимообогащения множества культур, так, напротив, и на основе упрощения общего коммуникационного поля. В последнем случае человечество может оказаться в ситуации, когда представители разных культур хотя и будут понимать друг друга, но на уровне усредненного, примитивного диалога, может быть, даже на уровне общения, почти лишенного смысла. При этом наука как мощный фактор интеграции культурных процессов действительно может способствовать значительному сужению области смысловой неодинаковости, которая, как мы отмечали, является с содержательной точки зрения наиболее интересной и составляет суть диалога культур. В результате может произойти подчинение всех культур некой искусственной суперкультуре (например, компьютерной) или то, что менее развитые (в техническом плане) культуры просто растворятся в более развитой [52]. В таком коммуникационном поле будут господствовать общие стереотипы, общие оценки, общие параметры тре-

141

буемого поведения, т.е. наиболее простые и доступные компоненты. Безусловно, это дает массу удобств, но одновременно может лишить диалог между культурами всякого смысла.

В этих условиях понимание философии именно как герменевтической деятельности, основанной на раскрытии смыслов, становится актуальной культурной задачей.

Объектом философии как герменевтической деятельности является текст как некая смысловая вторичная реальность. Эта реальность живет по своим законам.

Каждая эпоха, каждый исторический пласт в жизни человеческого общества шифрует знаки этой реальности по-своему, в соответствии со своими целями и представлениями об истине, добре, справедливости и красоте. Задача философского исследования заключается в расшифровке символов посредством интерпретации. Методы философской интепретации отличаются спецификой и разнообразием. Дело в том, что в философии очень часто интерпретация осуществляется на вторичном или на еще более удаленном от реальности уровне, т.е. философия выступает как "интерпретация интерпретаций" (Поль Рикёр). При этом "герменевтика - искусство интерпретации, постижения смысла диалогических отношений - "сплетается" с философскими методами исследования, обогащает их и сама выводится на рациональный уровень, приобретает философский статус" [53].

Следует особо подчеркнуть, что герменевтика, гуманитарные науки и философия развиваются в едином историко-культурном контексте, зависят друг от друга, оказывают влияние друг на друга.

С одной стороны, исследование герменевтики невозможно без осмысления пути ее исторического развития и исследования ее исходных принципов, оснований, т.е. без философского осмысления ее как определенного типа знания.

С другой стороны, изучение философских проблем гуманитарных наук невозможно без герменевтического проникновения в социокультурный контекст, без исторического анализа среды функционирования гуманитарной культуры, в которой гуманитарные науки сами становятся неотъемлемым ее моментом, сами живут в истории и творят историю. Они развиваются вместе с развитием общества и его культуры.

При этом есть существенное отличие интерпретации в гуманитарном знании и в философии как особом знании о предельных основаниях бытия. Конкретное гуманитарное знание посредством интерпретации текста пытается прежде всего соотнести находимые им смыслы с фактами. Направленность интерпретации здесь понятна - это как можно более адекватная интерпретация, т.е. по возможности максимальное приближение к действительному положению дел. Данная задача, как мы уже видели в случае с историей, представляется трудно выполнимой (вряд ли вообще выполнимой полностью).

142

Философская интерпретация в некоторых случаях вообще может не иметь никакой связи с реальной действительностью, с материальными фактами и явлениями. Если любая интерпретация представляет собой работу мышления, "которая состоит в расшифровке смысла, стоящего за очевидным смыслом, в раскрытии уровней значения, заключенных в буквальном значении" [54], то философская интерпретация одновременно выступает как деятельность мышления, которая приумножает смыслы, создает новые, которые изначально могли и не содержаться в тексте. А это в свою очередь означает, что анализ культуры (как своеобразного метатекста) не может быть сведен к филологическим, лингвистическим или другим специальным исследованиям. Он должен представлять собой именно философское осмысление, осуществляемое на "рубеже двух сознаний, двух субъектов" для реализации герменевтических устремлений по раскрытию имеющихся смыслов и созданию новых, так как диалог культур есть прежде всего смысловой диалог.

Философия, таким образом, является своеобразной квинтэссенцией гуманитарного знания, так как она увеличивает, если так можно сказать, сам массив смыслов. Она стоит в центре того, что когда-то было принято называть "науками о духе". Она оперирует не просто со вторичным бытием, представленным нам в виде текстов, а с интерпретациями этого бытия. Поэтому предметная область философии, т.е. область применения герменевтического метода, принципиально не ограничена. Анализируя "вторичный" материал в качестве "первичного", философ имеет дело с иной реальностью, отличающейся от фактического, материального бытия. Работая на уровне понятий и категорий, на уровне идей, он в каком-то смысле всегда является идеалистом, мир идей - это его жизненная стихия.

Если наука стремится к однозначности результатов, то в философии такая установка имеет место в гораздо меньшей степени. Субъект и объект познания в ней слишком тесно переплетены. В качестве объекта могут выступать субъективные переживания, мысли субъекта о мире. Поэтому и понятие объективности в философии столь многозначно и не должно рассматриваться лишь как соответствие действительности.

Действительность текстов составляет особое герменевтическое поле философской деятельности как совокупности бесконечных потенциальных смыслов, где стираются временные и пространственные грани. Это особое образование, в котором осуществляется вневременной диалог между эпохами и мыслителями, их представляющими. Здесь нет понятия истории как чего-то прошедшего и нет понятия будущего как чего-то наступающего. Здесь царство одновременности (в смысле возможности осуществить диалог), в котором все мыслители и реального прошлого, и настоящего становятся современниками, ведут между собой диалог, взаимно отрицая и взаимно

143

дополняя друг друга. Преодолевая временное расстояние, "становясь современником текста, интерпретатор может присвоить себе смысл: из чужого он хочет сделать его своим, собственным; расширение самопонимания он намеревается достичь через понимание другого. Таким образом, явно или неявно, всякая герменевтика выступает пониманием самого себя через понимание другого" [54].

Осуществляя герменевтическую работу, философ выступает как наиболее свободный интерпретатор текста, что выводит его размышления за рамки самого текста, а интерпретаторское творчество здесь может достигать наивысшей силы. В науках, если однажды открытый смысл, зафиксированный в соответствующей концепции, подвергается интерпретации, то на его базе возникает другая концепция, а к той первой концепции возвращения не происходит.

Поэтому научные концепции, как только возникают новые теории, превращаются в научно-исторические памятники, которые интересны лишь историкам науки. Смысловое поле науки как бы "вытянуто" к будущему, и связь с предшествующими концепциями проявляется лишь генетически. Философский текст (кроме специальных историко-философских задач) не является только культурно-историческим памятником, но представляет собой открытую концептуальную систему: философ ищет в тексте новые смыслы и вправе допустить любую его интерпретацию с целью поиска смысла и ценностей, заложенных в тексте потенциально и раскрывающихся в контексте новой социокультурной и пространственно-временной заданности. То, что в результате такой интерпретации в некоторых случаях происходит отступление от канонизированного философского текста, тесно связано с одной из задач философии - приращением философского знания. Часто мысль, в контексте ушедшей эпохи второстепенная, оказывается современной. Изучение истории философии ценно не само по себе, не ради удовлетворения праздного любопытства, а ради уяснения наших сегодняшних мыслей о бытии и человеке. Платон или Кант современны для нас в силу потенциальной возможности интерпретации их текстов сегодня, в силу возможности учиться у этих мыслителей силе и красоте мысли.

Таким образом, подводя некоторые итоги, можно сделать вывод, что философия выступает как реализация творческих потенций человеческого сознания, которые осуществляются на самом обширном первично-бытийном, вторично-коммуникационном и семиотическом поле, включающем в себя рациональное исследование феноменов бытия, конструирование новых смыслов, позволяющих взглянуть на мир "с иной стороны", со стороны эстетическо-художественного восприятия мира и человеческих взаимоотношений.

Философия реализуется в пульсирующем многообразии вариантов решения тех или иных проблем, исторических подходов. И все

144

вместе это создает поле философской деятельности. В ней никогда предшествующий материал не отбрасывается полностью как устаревший и ненужный (как часто бывает в конкретных науках), но зато он постоянно интерпретируется последующими философами, которые могут весьма значительно изменить смысл, стиль и даже ценностные ориентиры автора.

Философия является интегральной формой интерпретации, осуществляемой на уровне самосознания всей общечеловеческой культуры. Это особая герменевтическая деятельность, ищущая, находящая и конструирующая смыслы бытия и человеческого существования.

Философ интерпретирует, учитывая весь социокультурный контекст эпохи, те ценности, которые носят общечеловеческий и индивидуальный характер, но всегда преломляя их через свое собственное миропонимание и мироощущение.

Богатство квазиэмпирического базиса философии, особое отношение к историческим текстам задает и совершенно отличную от других наук и иных форм творчества структуру философского текста. Он всегда синтетичен. Конкретно-научный текст стремится избавиться от многозначности понятий, метафор, эмоциональных форм выражения мыслей. Художественный текст, напротив, стремится к метафорически символической форме изложения. Философский же текст представляет собой гармоничное соединение фрагментов научного, обыденного и художественного языков, границы между которыми размыты и слиты в одном содержании. Но это не мозаичный текст, составленный из случайных языковых фрагментов, так как последние проходят особую философскую интерпретацию.

Философский текст - это совокупность интерпретаций автора по поводу предельных вопросов, заданных бытию и самому себе.

Процесс создания философского текста (что аналогично созданию философской концепции или системы) иногда обозначают как "концептуализацию философского знания". Это переход от уровня обыденного с помощью определенной экспликации на уровень достижения "предельного абстрактного уровня категориального содержания философских терминов" [56]. Экспликация (обработка, уточнение) понятий означает их анализ "сквозь призму категориального аппарата философских терминов" [57] с целью выявления их философской значимости, т.е. возможности отражать предельные стороны бытия и человека.

Категории философии отличаются, с одной стороны, высокой степенью экстраполяции, а с другой - богатством содержания, что позволяет философской мысли переходить "от одного обобщения к другому между предельно общим и предельно единичным предметом" [58]. Реализуется данный процесс концептуализации построением философской категориальной системы. Поскольку философия является не только теоретическим отражением мира, но и ценностно-

145

эмоциональным его переживанием, специфической чертой языка философии остается "размытость границ между языком философии и языками конкретных наук, как и между языком философии и обыденным, естественным языком" [59].

Для философии также характерна принципиальная незавершенность и некоторая неопределенность. "В абстракции завершенного знания нет места ничему неопределенному, но там нет места и философским категориям... есть знание, но нет познания. В любом реальном (человеческом) познании всегда существует непознанное, для предварительного охвата которого необходимы ступени познания - философские категории" [60].

Конечно, эта неопределенность может быть в некоторых случаях абсолютизирована, и тогда характеристиками философской концепции являются только "смутность" и непонятность, затрудняющие ее трактовку как формы рационально-понятийного освоения бытия. В отличие от естественных наук философия не претендует на обязательное открытие чего-то нового. В философии такое случается чрезвычайно редко, да и неясно, что значит новое в философии. Разве устарела философия Сократа, Канта или Платона?

Это обусловливает особенности философской аргументации. Доказательство в конкретной науке ограничено сферой предметной области последней, и наука получает своеобразную "льготу" - не замечать выходящих за эти рамки фактов и явлений. "Научную истину отличают точность и строгость ее предсказаний. Однако эти прекрасные качества получены экспериментальной наукой в обмен на согласие не покидать плоскость вторичных проблем, не затрагивать конечные, решающие вопросы... Но экспериментальная наука - только ничтожная часть человеческой жизнедеятельности. Там, где она кончается, не кончается человек" [61].

Философия не имеет возможности обосновать исходные принципы в какой-то метанауке, занимающей по отношению к ней более высокую степень общности.

Кроме того, в философии аргументация не сводится к утверждению истинности тех или иных положений. Ведь различие философских позиций позволяет одновременно сосуществовать разным истинам, разным ответам на один и тот же вопрос. Убедительность обосновываемых положений зависит от умения философа сочетать в своей аргументации не только логику, но и психологию, он должен воздействовать на субъекта, формировать в нем идею, в истинности которой человек уверен.

Философии свойственны и особые языковые средства. Зная терминологический аппарат математики, человек, по-видимому, будет способен воспринимать любой математический текст. Знание же терминологического аппарата одной философской системы вовсе не гарантирует понимания других концепций. Причем на современной

146

стадии развития философии, когда многие философские концепции исходят непосредственно из обыденного сознания и происходит усиленное "размывание" традиционных границ классической философской терминологии, данная проблема даже усиливается.

Не случайно Ортега-и-Гассет предостерегает философов от запутывания своих учений. "Я всегда полагал, что ясность - вежливость философа, к тому же сегодня, как никогда, наша дисциплина считает за честь быть открытой и проницаемой для всех умов в отличие от частных наук, которые с каждым днем все строже охраняют сокровища своих открытий от любопытства профанов, поставив между ними чудовищного дракона недоступной терминологии. По моему мнению, исследуя и преследуя свои истины, философ должен соблюдать предельную строгость в методике, однако когда он их провозглашает, пускает в обращение, ему следует избегать циничного употребления терминов, дабы не уподобиться ученым, которым нравится, подобно силачу на ярмарке, хвастать перед публикой бицепсами терминологии" [62]. Поскольку философия оперирует понятиями, то их "ментальное содержание... можно изложить. То, чего нельзя высказать, что является невыразимым, не является понятием, и познание, состоящее из невыразимого представления об объекте, будет чем угодно, пусть даже - если вам угодно - высшей формой познания, но никак не тем, что мы ищем за словом "философия"" [63].

Философия является двойственной формой сознания, в которой органично переплетаются рационально-теоретические и ценностные аспекты духовного взаимодействия Человека с Миром. Разнообразие концепций в ней отражает различные стороны философского отношения к миру. Философию нельзя усвоить, не пропустив ее через собственное сознание, факторы же, влияющие на приобщение человека к той или иной философской системе, чрезвычайно разнообразны. Ценность философии определяется тем, насколько удается ей выразить цели и интересы отдельного человека и человечества в целом.

Двойственность философии и широкий квазиэмпирический базис придают ей характер предельного, хотя и не абсолютного, знания. Если философ анализирует такую форму сознания, как науку, то он этот анализ проводит не изнутри последней и не с точки зрения другой науки, например логики, а с позиции выявления мировоззренческого и гуманистического содержания ее предельных оснований в культуре. И это "не размывание границ методологического анализа, не утеря присущих ему строгости и четкости, как этого опасаются некоторые защитники "чистоты" методологии, а вполне закономерное продолжение и расширение собственно методологической проблематики" [64]. Философия опирается на весь познавательный опыт человечества и не должна замыкаться в рамках

147

"новейшей супернаучной" методологии. Это позволяет ей видеть ограниченность и относительность любого познания и его недостаточность для ориентации человека в мире.
В то же время наука рассматривается в философии как важнейший, хотя и "один из", элементов общечеловеческой культуры, который на современном этапе занимает своеобразную позицию "лидера", вынуждая ориентироваться на нее иные формы постижения мира. Анализируя познавательную деятельность, философия показывает, что она не сводима к науке и познание мира имеет более широкий, не ограниченный наукой характер.

Таким образом, философия занимает в культуре интегрирующее положение, противостоя абсолютизации отдельных сторон последней. В качестве рационально-теоретической формы сознания философия выступает как самосознание теоретической деятельности, как ценностная форма сознания - самосознание всех форм ценностно-мировоззренческого постижения мира, что позволяет ей быть самосознанием общечеловеческой культуры и выдвигать рациональные и ценностные ориентиры перед Человеком и Человечеством. В основе философской рефлексии лежит герменевтическая интерпретация, в процессе которой отыскиваются и конструируются общекультурные и личностные смыслы бытия и человеческого существования.

1 Лосев А.Ф. Термин "София"// Мысль и жизнь. Ч. 1. Уфа, 1993. С. 7.
2 Там же. С. 8.
3 См.: Там же.
4 Там же. С. 13.
5 Там же. С. 16.
6 См.: Чанышев А.Н. Мировоззрение и философия // Мысли и жизнь. 2.1 Уфа, 1993.
7 Дробницкий О.Г. Философия и моральное воззрение на мир // Философия и ценностные формы сознания. М., 1978. С. 89.
8 См. например: Зеньковский В.В. История русской философии. Т. 1.4. 1. М., 1991. С. 42.
9 Чанышев А.Н. Указ. соч. С. 226-227.
10 "Философия эксплицирует, систематизирует, углубляет смысл своих понятий, но не устраняет их и общий, обыденный смысл" (Пушканский Б.Я. Обыденное знание. Опыт философского осмысления. Л., 1987. С. 78).
11 Алексеев П.В., Панин А.В. Философия. М., 1996. С. 72.
12 Чанышев А.Н. Указ. соч. С.232.
13 Там же. С. 237.
14 Там же. С. 231.
15 Кант И. Трактаты и письма. М., 1980. С. 353.
16 Алексеев П.В. Предмет, структура и функции диалектического материализма. М., 1978. С. 146.
17 Подосинов А.В. К проблеме сократовского диалога // Античная культура и современная наука. М., 1985. С. 24-25.
18 См.: Миронов В.В. О понимании философии как мудрости // Философские науки. 1986. № 6.
19 Алексеев П.В., Панин А.В. Философия. М., 1996. С. 35.
20 Дубровский Д.И. О специфике философской проблематики // Вопросы философии. 1984. № 11. С. 63.
21 Ортега-и-Гассет Хосе. Что такое философия? М., 1991. С. 79.
22 Виндельбанд В. Прелюдии. Философские статьи и речи. СПб., 1904. С. 16.
23 Алексеев П.В. Предмет, структура и функции диалектического материализма. М., 1978. С. 26.
24 Кант И. Соч. в 6-ти томах. Т. 2. М., 1964. С. 206.
25 Кант И. Трактаты и письма. С. 332-333.
26 Алексеев П.В. Указ. соч. С. 48.
27 См.: Ивлев Ю.В. Логика. М., 1994. С. 4.; Бочаров В.А., Маркин В.И. Основы логики. М., 1994. С. 7-11.
28 Юдин Э.Г. Системный подход и принцип деятельности. М., 1978. С. 87.
29 Там же.
30 "На примере Платона и Аристотеля стало возможным учиться тому, что любое философское мышление есть дальнейшее продумывание изначального опыта мира, что оно стремится додумать до конца энергию понятий и созерцаний того языка, в котором пребываем" (Гадамер Г.-Г. Философия и герменевтика //Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного. М., 1991. С. 11).
31 Панин А.В. Диалектический материализм и постпозитивизм. М.,1981. С. 195.
32 Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1986. С. 301.
33 Бахтин М.М. К методологии литературоведения // Контекст - 1974. М., 1975. С. 205.
34 Диалектика точного и неточного в современном научном познании (Материалы "круглого стола") // Вопросы философии. 1988. № 12. С. 30.
35 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 29. С. 131.
36 Бахтин М.М. К методологии литературоведения // Контекст-1974. М., 1975. С. 206.
37 Там же. С. 204-205.
38 Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1986. С. 300-301.
39 Бахтин М.М. К методологии литературоведения // Контекст-1974. С. 204.

149

40 Здесь можно привести в пример и перевод Лермонтовым известного стихотворения Гёте ("Горные вершины..."). История перевода этого стихотворения показательна. Дело в том, что оно попало в Японию в переводе стихов Лермонтова. Затем переведенное на немецкий с японского оно вернулось в Германию и в подстрочнике выглядело приблизительно следующим образом: "Мы с тобою простились//Я сижу в беседке один//Надо мною летят журавли//Я сижу и плачу". Как мы видим, перед нами совершенно иное стихотворение, адаптированное к иной культуре. Но самое поразительное, что даже в этом виде оно передает изначальное настроение Гёте (ну как если бы он был японцем).
41 Бахтин М.М. Указ. соч. С. 205.
42 Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. СПб., 1994. С. 12.
43 Там же. С. 13.
44 Д.С. Лихачев сам указывает на это (см.: Лихачев Д.С. Предисловие // Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. М., 1992. С. 9).
45 Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. С. 172; см. также с. 172-180.
46 Колингвуд Р. Дж. Идея истории. Автобиография. М., 1980. С. 125.
47 Там же. С. 218.
48 Там же. С. 219.
49 Кузнецов В.Г. Герменевтика и гуманитарное познание. М., 1991. С. 128.
50 Лотман Ю.М. Указ. соч. С. 6.
51 Лотман Ю.М. Культура и взрыв. С. 15.
52 В свое время на это обстоятельство обращал внимание В.В. Миронов: "Последствия проникновения вместе с современной технологией американских стереотипов культуры и поведения представляют сейчас мощный фактор усиления полной зависимости ряда стран от США. Страны, менее развитые в области информатики, под воздействием такого глобального информационного империализма постепенно могут быть включены в некую суперинтеграционную культуру американского образца... страна с новейшими аудиовизуальными компьютерными средствами может оказать значительное влияние на проникновение, восприятие и закрепление именно тех ценностно-мировоззренческих ориентиров, которые пропагандируются данной страной" (Миронов В.В. Компьютеризация: проблемы и перспективы (социальный аспект) // Философские науки. 1987. № 7. С. 33-34).
53 Кузнецов В.Г. Герменевтика и гуманитарное познание. М., 1991. С. 4.
54 Рикер П. Конфликт интерпретаций. М., 1995. С. 18.
55 Там же. С. 25.
56 Маркарян Э. О семантических уровнях языка философии // Вестн. общественных наук АН Арм. ССР. 1979. № 7. С. 55.
57 Брутян Г.А. Концептуализация философского знания // Вопросы философии. 1980. № 11. С. 89; см. также: Юдин Э.Г. Системный подход и принцип деятельности. М., 1978. С. 83.
58 Лосев А.Ф. О значении истории философии для формирования культуры мышления // А.Ф. Лосеву к 90-летию со дня рождения. Тбилиси, 1983. С. 150.
59 Горский B.C. Историко-философское истолкование текста. Киев, 1981. С. 116; Маркарян Э. Указ. соч. С. 49-50.
60 Баженов Л.Б. Строение и функции естественнонаучной теории. М., 1978. С. 79.
61 Ортега-и-Гассет X. Указ. соч. С. 80.
62 Там же. С. 54.
63 Там же. С. 104.
64 Швырев B.C., Юдин Б.Г. Методологический анализ науки. М., 1980. С. 60.

150

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел философия