Кант И. О педагогике

Пер. с нем. Б.М. Бим-Бада

Воспитание необходимо только для человека. В понятие "воспитания" мы включаем "уход" (присмотр, попечение), "дисциплинирование" (становление поведения) и "обучение" наряду с "формированием нравственного облика". "Уход" необходим младенцу, "дисциплинирование" — дошкольнику, "обучение" и "формирование нравственного облика" — детям школьного возраста.
Постепенно проявляющиеся жизненные силы животных сразу же используются ими по назначению и притом без какого-либо для себя вреда. В самом деле удивительно, что птенцы ласточек, например, едва вылупившись из яиц, еще слепые, умеют делать так, чтобы их помет падал из гнезда, не загрязняя его. Животные, стало быть, не нуждаются в ином уходе, кроме как в питании, согревании и "охране" или некоторой защите. Вскармливание необходимо большинству животных, но не "уход", ибо под последним разумеется забота родителей о том, чтобы, пользуясь своими жизненными силами, дети не приносили себе вреда. Если бы, например, при своем появлении на свет животное закричало бы подобно новорожденному ребенку, то оно неминуемо стало бы добычей волков или других хищников, привлеченных этим его криком.
"Дисциплинирование", формирование способности к самопринуждению возвышает человека над уровнем животных. Животное становится тем, что оно есть, благодаря своему инстинкту, этому как бы "принудительному разуму", и тем самым оно избавлено от заботы о своем становлении, Человеку, напротив, необходимо самому формировать свой разум; у него нет инстинкта, и он вынужден сам вырабатывать свое поведение. Но так как он не способен делать это прямо с момента рождения, ему, беспомощному, вынуждены помогать взрослые.
Человечество принуждено само, собственными усилиями вырабатывать те свойства, что составляют "человеческую природу". Каждое поколение воспитывает последующее. А истоком этого процесса можно считать либо первобытное состояние, либо же полностью развитое состояние человечества. Если принять за исходное состояние — последнее, то придется согласиться, что впоследствии человек одичал и дегенерировал до варварства.
Самодисциплина не дает животным побуждениям человека увести его в сторону от его человеческого назначения; она, например, удерживает его от того, чтобы он не бросался необдуманно, под влиянием страсти в опасности. Дисциплинирование, следовательно, несет чисто негативную функцию: оно — средство, противостоящее "дикости" в человеке. Позитивную функцию в воспитании выполняет обучение вкупе с формированием нравственного облика.
Неспособность следовать законам и есть "дикость". Благодаря самодисциплине люди подчиняются законам человечности и осознают их необходимую ограничивающую силу. И это должно произойти как можно раньше. Так, например, детей посылают в школу поначалу не столько с целью, чтобы они там чему-нибудь научились, сколько для того, чтобы они постепенно привыкли спокойно сидеть и делать то, что необходимо; чтобы впоследствии не сложилась привычка поддаваться любому капризу.
Но необузданность, которая свойственна человеку, столь велика, что, он как только привыкнет к ней, всем ей пожертвует. Именно поэтому необходимо, как уже говорилось, приучать к самоограничению как можно раньше; потом трудно переделать человека: он становится рабом своих прихотей. Это наблюдение подтверждают завезенные в Европу взрослые дикари: даже если они в продолжение довольно долгого времени выполняют ту же, что и европейцы, работу, они все-таки не могут привыкнуть к образу жизни последних. В этом проявляется не благородная любовь к свободе, как полагают Руссо и другие, но известная нецивилизованность, неразвитость, так сказать, собственно человеческих начал. Словом, необходимо как можно ранее приучить ребенка подчиняться предписаниям разума. Если с малолетства все его желания ни в чем не встречали противодействия, человек навсегда останется в той или иной степени дикарем. Плохо приходится тому, кто в детстве был избалован, ибо чем более он был изнежен избытком материнской ласки, тем больше впоследствии будет сталкиваться с противодействием и испытывать неудачи, лишь только шагнет в мир из ворот родительского дома. Подобная ошибка неизменно повторяется при воспитании сильных мира сего, поскольку им как будущим властелинам и в детстве не оказывают никакого противодействия.
Необходимость обтесать человеческое поведение проистекает из прирожденной ему необузданности, которой нет у животных, — их поведение определяется инстинктами.
Человек нуждается в уходе и воспитании. Воспитание включает в себя формирование поведения и обучение. В этом, насколько мы знаем, не нуждается ни одно из животных, ибо они ничему не учатся у старших, исключая певчих птиц, которые обучаются пению. Трогательно наблюдать, как, мамаша-птица изо всех сил распевает перед своими птенчиками, а те точно в школе, стараются извлечь такие же звуки из своих горлышек. Чтобы убедиться в том, что своеобразие птичьего пения определяется не инстинктом, что птицы действительно учатся этому, стоит произвести эксперимент: взять, положим, из-под канареек, половину их яиц и подменить их воробьиными, или даже посадить в гнездо на их место птенчиков-молоденьких воробушков. Если при этом поместить их в такой комнате, откуда они не смогут слышать воробьев с улицы, то они научатся пению канареек, и мы получим поющих воробьев. В самом деле, чрезвычайно удивительно, что всякая порода птиц через все поколения проносит один и тот же основной напев; традиции птичьей песни, по всей вероятности, самая прочная в мире.
Человек может стать человеком только благодаря воспитанию. Он — не более того, что делает из него воспитание. Разумеется, человека могут воспитать только люди, но люди, равным образом получившие воспитание. Поэтому недостаточно воспитанные и образованные люди в свою очередь плохо воспитывают своих питомцев. Если бы когда-нибудь за наше воспитание взялось существо высшего порядка, тогда действительно мы бы увидели, каким может стать человек. Но так как воспитание способно не всему научить человека и все развить в нем, то и нельзя знать, насколько велики его потенциальные возможности. Если бы был проведен, по крайней мере, такой эксперимент при содействии высокопоставленных лиц и при соединенных усилиях многих людей, это дало бы нам некоторые сведения относительно того, до каких высот в состоянии дойти человек. Но — замечание настолько же важное для философа, насколько печальное для того, кто любит своих собратьев, — мы убеждаемся в том, что сильные мира сего заботятся только о себе и не принимают участия в важных экспериментах по воспитанию, которые могли бы приблизить человеческую природу к совершенству хотя бы на один шаг.
Нет никого, кто, будучи в детстве оставлен без призора, в более зрелом возрасте сам не заметил бы недостатков либо в своем характере, либо в своей "культуре" (ибо так можно назвать результаты обучения. Тот, кто не получил морального воспитания — груб; кто не получил привычки к самоограничению — дик. Плохая самодисциплина — большее зло, чем низкая культура, ибо упущения в последней впоследствии еще можно наверстать; невоздержанность же нельзя искоренить и недостаток в самодисциплине возместить невозможно.
Быть может, по мере постепенного улучшения воспитания каждое новое поколение будет делать шаг вперед по пути к совершенству человечества, ибо в воспитании заключена великая тайна усовершенствования человеческой природы. Только в настоящее время появилась возможность что-либо предпринять в этом отношении, поскольку лишь теперь люди начинают составлять правильное и ясное представление о том, в чем, собственно, заключается хорошее воспитание. Осознание того, что, благодаря воспитанию, человеческая природа будет прогрессировать и что ей можно придать такую форму, которая соответствовала бы идеалу, воодушевляет и открывает перед нами перспективу более счастливого будущего человечества.
Создание теории воспитания — прекрасный идеал, и не беда, если мы не в состоянии осуществить его немедленно. Мы не должны считать эту идею несбыточной и порочить ее как прекраснодушное мечтанье только потому, что при ее осуществлении возникают трудности и препятствия.
Идея — не что иное, как понятие о совершенстве, еще не реализованном на практике; например, идея совершенной республики, основанной на принципах справедливости. Разве эта идея неосуществима из-за того только, что не была еще осуществлена? Наша идея должна соответствовать истине и тогда она вполне реальна, несмотря на все препятствия, которые стоят на пути к ее воплощению в жизнь. Предположим, ложь была бы всеобщей, разве вследствие этого правдивое слово стало бы только пустой фантазией? И идея воспитания, которое развивает все природные задатки человека, несомненно соответствует истине.
При современном воспитании человек не вполне достигает цели своего бытия, ибо люди живут в совершенно неравных условиях. Подлинное равенство может быть установлено только тогда, когда одни и те же принципы будут лежать в основе поведения всех людей и эти принципы войдут в их плоть и кровь как "вторая натура". Что пока что в наших силах, так это разработка плана целенаправленного воспитания, который мы могли бы передать потомкам вместе с указаниями о том, как этот план осуществлять на практике, с тем, чтобы они могли постепенно его реализовать.
Мы видим на примере толокнянки, что это растение, выращенное из одного корня, дает цветы одинаковой окраски; если же выращивать толокнянку из семян, то получатся цветы другой и притом различной окраски. Следовательно, природа заложила в растение разнообразные зародыши, и развитие тех или иных зародышей — дело правильного посева и взращивания. Это весьма похоже на воспитание людей.
В человеке заключено много разнородных задатков, и это мы должны обеспечить их рост, гармонически развивая природные возможности человека с тем, чтобы он достигал своего назначения. У животных последнее получается само собой, бессознательно. Человек вынужден приложить усилия, чтобы достичь своего назначения, но это возможно только при условии, что он обладает ясным пониманием цели и сущности его.
Для отдельной личности достижение конечного назначения человека совершенно невозможно.
Давайте предположим, что первая пара людей на Земле не была дикарями, а действительно продвинутыми, развитыми людьми, и посмотрим: как она могла воспитывать своих детей?
Последние подражали бы примерам, которые подавали им первые — родители. Какие именно примеры увидят дети, зависит от случайных обстоятельств. Поэтому у детей развились бы лишь некоторые из их природных способностей — все способности невозможно сформировать сразу.
В прошлом люди не имели представления о том совершенстве, которого может достигнуть человеческая природа, даже и сейчас не вполне ясна эта идея. Понятно только то, что ни одна отдельная личность не может обеспечить своим питомцам достижения их назначения, какую бы высокую степень культуры ни приобрели бы последние. Чтобы преуспеть в достижении назначения человека, понадобится работа не нескольких людей, а всего человеческого рода.
Воспитание есть искусство, которое должно совершенствоваться через опыт многих поколений. Каждое поколение, овладевая знаниями предшествующего, способно осуществлять такое воспитание, которое во все большей степени гармонично и целенаправленно развивает природные способности человека и тем самым продвигает весь род человеческий к его назначению. Проведению было угодно, чтобы человек сам взращивал в себе добро, и оно как бы говорило человеку: "Ступай в мир. Ты получил от меня все необходимое для добра. Развить добро уже твое дело, стало быть, твое счастье и несчастье зависят от тебя самого".
Прежде всего человек должен развивать свои зачатки доброго: они не даны ему в готовом виде, а лишь как тенденции, задатки, нейтральные в нравственном отношении. Человек обязан совершенствовать себя, формировать свой духовный облик и подчинять себя нравственному закону. По зрелому размышлению можно убедиться, что это весьма трудно. Поэтому величайшая и самая сложная задача, решение которой стоит перед человечеством, — задача воспитания. Становление сознания зависит от воспитания, а воспитание в свою очередь зависит от развитого сознания. Из этого следует, что воспитание может подвигаться вперед лишь постепенно, правильное понимание воспитательного метода может возникнуть только благодаря тому, что каждое поколение передает свой опыт и знания (о способах воспитания) последующим, и каждое новое прибавляет что-нибудь в свою очередь, прежде чем передать эстафету. Какую высокую культуру и какой обширный опыт включает в себя понятие правильного воспитания! Вот почему оно не могло возникнуть на ранних этапах развития человечества, и мы сами еще не вполне себе его уяснили. Возникает вопрос, не должны ли мы в воспитании отдельных людей воспроизводить последовательность тех этапов, которое прошло человечество в целом?
Две области человеческого творчества приходится считать самыми трудными, а именно: искусство управлять и искусство воспитывать — еще и поныне люди не пришли к соглашению относительно того, как правильно делать то и другое.
Но с какого же этапа развития человечества в целом следует начинать развитие индивидуальных человеческих способностей? Должны ли мы начинать с этапа первобытного или уже образованного общества? Помыслить себе развитие из первобытного состояния трудно (поэтому-то нелегко и составить представление о первобытных людях), и мы видим, что при развитии, берущем начало в диком состоянии, люди неизменно вновь впадали в дикость, а лишь затем опять возвышались над ней. В древнейших сохранившихся до нас памятниках письменности даже весьма просвещенных народов, мы обнаруживаем пережитки варварства, а между тем сколь высокую культуру предполагает одно только наличие письменности! Настолько высокую, что по отношению к просвещенным народам начало письменности можно назвать началом мира, резкой границей с первобытным состоянием.
Поскольку развитие способностей человека не происходит само собой, то всякое воспитание есть искусство. Для этого природа не вложила в человека никакого инстинкта. Воспитание — и филогенетически и онтогенетически — бывает либо механическим, без плана, обусловленным обстоятельствами, либо рациональным. Воспитание называется механическим, если мы узнаем из опыта, случайно, вредно или полезно что-либо для человека. Всякое механическое воспитание по необходимости несет с собой очень много ошибок и недостатков, поскольку оно не основывается на надежных, определенных принципах. Если воспитание призвано развивать человеческие задатки так, чтобы человек достиг цели своего бытия, то искусство воспитания (педагогика) должно быть рациональным. Уже воспитанные родители предоставляют детям примеры, по образцу которых последние строят свое поведение. Но если дети должны стать лучше родителей, то последним необходимо изучать педагогику. Иного назначения педагогика не имеет, как только помочь плохо воспитанному человеку не воспроизводить в своем воспитаннике собственных недостатков. Механическое воспитание должно уступить место науке; в противном случае воспитание никогда не станет последовательным и целенаправленным, а каждое новое поколение сможет только разрушать то, что создали предыдущие.
Основной принцип, из которого должны исходить те, кто составляют планы воспитания, такой: дети воспитываются сообразно не с настоящим, а с возможно более совершенным будущим состоянием рода человеческого, т.е. в соответствии с идеей человечества и его назначения как целого. Значение этого принципа чрезвычайно велико. Родители обычно воспитывают своих детей таким образом, чтобы они могли приспособиться к современным им жизненным условиям, какими бы плохими они ни были. А им следовало бы давать детям воспитание лучшее, чем современное, чтобы стал возможным и лучший мир. Два препятствия, однако, появляются здесь: 1) родители заботятся только о том, чтобы их дети преуспели в жизни и 2) правители рассматривают своих подданных лишь как инструмент для достижения своих целей.
Родители пекутся о семье, правители — о государстве. Ни те, ни другие не ставят своей конечной целью всеобщее благо и то совершенство, которое является назначением человечества и для достижения которого оно имеет необходимые предпосылки. Правильный план воспитания можно разработать только с общечеловеческих позиций, — разве идея всеобщего блага противоречит нашим личным интересам? Ни в малейшей степени, хотя, казалось бы, ради нее приходится приносить и жертвы. Именно благодаря этой идее мы содействуем собственному благу в нашей сегодняшней жизни. А как значительны и важны вытекающие из этой цели следствия! Все доброе, что есть на свете, берет свое начало в хорошем воспитании. Необходимо, однако, чтобы ростки добра в человеке все более и более развивались, ибо в естественных склонностях человека мы не обнаруживаем злых начал. Только неуправляемое, неподчиненное никаким принципам поведение порождает зло. Рождается же человек с задатками добра.
Но кто должен начать изменение мира к лучшему: правители или подданные? Должны ли и те и другие пойти навстречу друг другу, предварительно самоусовершенствовавшись? Если говорить о правителях, то сначала необходимо улучшить их собственное воспитание, ибо оно с давних пор страдает от чрезвычайно серьезной ошибки; ведь им в ранние годы не оказывали никакого противодействия.
Кривым и приземистым растет в поле одинокое дерево, в лесу же, напротив, именно из-за того, что ему мешают соседние деревья, оно, стремясь к воздуху и свету, вырастает высоким и стройным. Так же обстоит дело и с правителями. Было бы намного полезнее, если бы их воспитывал кто-нибудь из числа их подданных, а не равные им. Словом, мы можем ожидать благих начинаний от правителей лишь в том случае, если будет существенно усовершенствованно их воспитание. Стало быть, успех дела зависит от усилий частных лиц, а не от помощи правителей, как полагали Базедов и другие, ибо мы знаем из опыта, что для правителей важно не столько общее благо, сколько престиж государства, нужный им для достижения их личных целей. Если, однако, они предоставляют средства (для осуществления воспитания в общечеловеческом духе), то, конечно, следует предоставить и им право участвовать в разработке плана воспитания. Однако, во всем, что имеет отношение к формированию духовного облика человека и к расширению человеческих знаний, власть и деньги не обеспечивают успеха дела, в лучшем случае лишь облегчают решение задачи. Они могли бы и обеспечить успех делу, если бы только правительство не утруждало себя подсчетом будущих прибылей и пополнений государственной казны от затраченных сумм. Да и университеты доныне еще не преуспевали в этом деле, и вероятность того, что преуспеют в будущем, никогда не была так мала, как теперь.
Из сказанного следует, что и учреждение школ должно зависеть исключительно от мнения наиболее свободомыслящих экспертов. Носителем культуры является отдельная личность, она же и источник дальнейшего распространения культуры. Только благодаря усилиям людей, свободных от всяких предрассудков, желающих всеобщего блага и способных принять идею прогресса человечества, возможно продвижение человечества к совершенству. А правители нередко смотрят на свой народ как на часть животного царства и обеспокоены лишь тем, чтобы народ размножался. Если они и принимают во внимание образовательную деятельность, то исключительно с корыстной целью эффективнее использовать трудовые умения и навыки своих подданных. Разумеется, и частные лица обязаны руководствоваться естественной целью развития у учащихся умений и навыков, но они должны в особенности иметь в виду прогресс человечества и заботиться не только о знаниях, но и о нравственном совершенствовании людей, а также — что самое трудное — стараться поднять новое поколение на более высокий уровень, чем был достигнут ими.
Итак, воспитание должно:
1) дисциплинировать человека. "Дисциплинировать" — значит не допустить, чтобы животное начало взяло верх над собственно человеческим началом, не помешало человеку исполнить свой долг перед собой и перед обществом, членом которого он является. Следовательно, дисциплинированность есть только самоограничение, противостоящее неуправляемому, импульсивному поведению.
2) Воспитание должно культивировать человека. "Культивация" включает в себя обучение и становление поведения; она необходима для формирования способностей. Последние суть некие возможности осуществлять деятельность, направленную на достижение какой-либо цели. Поэтому не способности определяют цели деятельности, а диктуемые обстоятельствами цели определяют собой способности.
Некоторые способности, например, к чтению и письму, нужны всем без исключения; другие приложимы лишь к ограниченному числу целей, например, музыкальные способности. Поскольку множество целей бесконечно, практически безграничны и способности человека.
3) Воспитание должно сделать человека осмотрительным, ответственным, социально ценным, таким, чтобы его можно было любить, чтобы он пользовался авторитетом — все это особый вид культуры поведения, которую мы назовем утонченностью. В понятие "утонченности" входит также тактичность, вежливость и способность выбирать правильную линию поведения, которая позволяет людям благодаря взаимопомощи достигать конечные цели. Содержание понятия "утонченности" меняется в зависимости от изменчивых вкусов разных эпох. Так, всего несколько десятилетий назад в обращении ценилась церемонность.
4) Воспитание должно обеспечить нравственное развитие личности. Недостаточно, чтобы человек умел осуществлять деятельность, направленную на достижение определенных целей; он должен также выработать в себе способность свободно выбирать исключительно нравственные цели, такие, которые, проистекая из природы и законов мира, не могут не быть общезначимыми, не могут не стать в равной мере целями всех людей без исключения.

* * *

Человека можно или дрессировать, школить, натаскивать или действительно просвещать. Дрессируют собак, лошадей; можно и людей дрессировать. (Слово "дрессировать" происходит от английского "todress", одевать. Поэтому и помещение, где переодеваются духовные лица, — ".............", а не "..............".
Но одной дрессировкой мы ничего не достигнем; главное, основное — научить детей думать. Научившись думать, они смогут выработать принципы, из которых проистекает все поведение. Мы видим, таким образом, что серьезное, подлинное воспитание требует очень многого. На практике же, как правило, совершенно недостаточно осуществляют четвертую, наиважнейшую, составную часть воспитания, предоставляя церкви нравственное воспитание детей. Между тем, бесконечно важно с ранних лет вызвать у детей отвращение к пороку не на том основании, что порок запрещен Богом, а на том, что порок отвратителен сам по себе. Ведь иначе дети легко приходят к мысли, что, если бы только Бог не запрещал, то, пожалуй, было бы вполне и всегда позволительно поступать плохо и что поэтому Бог, вероятно, может время от времени снимать в порядке исключения свой запрет. Но, будучи святейшим сущим, Бог, желает только благого и требует поэтому, чтобы мы поступали добродетельно, ценя достоинство, присущее самой добродетели, а не оттого, что он этого требует.
Мы живем в век дисциплины, культуры и утонченности, но далеко еще не в век нравственности. При современном устройстве человеческого общества можно сказать, что материальное благополучие государств возрастает одновременно с усугублением нравственной нищеты людей. И еще остается вопрос: не были бы мы счастливее в нецивилизованном обществе, без всей этой современной культуры, нежели в нашем теперешнем положении? Ибо как можно сделать людей счастливыми, не делая их нравственными и мудрыми? До тех пор, пока мы не поднимем нравственность, по-прежнему будет торжествовать зло.
Прежде всего необходимо создать экспериментальные школы, и только потом появится возможность строить учебно-воспитательные учреждения для подготовки учителей. Воспитание и обучение в таких школах не должны быть чисто механическими, а основываться на теоретических принципах; они не могут также заключаться только в нравоучительных рассуждениях. В определенном смысле воспитание должно быть и гибким, способным перестроиться сообразно с новым опытом. В Австрии большая часть школ готовила сразу и учителей; а организованы они были по единому плану, против которого высказывалось много основательных возражений. Главный упрек — в слепо-механическом обучении. Тем не менее все остальные школы обязаны были строиться по данному образцу, так как люди, которые не окончили таких школ, даже не продвигались по службе. Вот пример заботы правительства о воспитании народа, из которого видно, что принуждение никогда не может привести к чему-то хорошему.
Распространено мнение, что в экспериментах по воспитанию нет необходимости, что достаточно и здравого смысла, чтобы судить, хорошо или дурно то или иное воспитание. Это — великое заблуждение, и опыт показывает, что результаты наших экспериментов часто полностью противоположны ожидаемым. Из этого, в частности, следует, что, так как мы вынуждены опытным путем проверять наше знание, ни одно поколение не может предложить полностью завершенного плана воспитания. Единственной экспериментальной школой, которая сделала первый шаг в этом направлении, был Филантропин в Дессау. За ним остается эта заслуга, несмотря на многочисленные недостатки, которые можно было бы поставить ему в упрек. Однако эти ошибки, неизбежные в любом эксперименте, как раз и обнаруживают необходимость дальнейших экспериментов. Филантропин в Дессау был в своем роде уникальной школой: в ней учителя имели право разрабатывать собственные методы и содержание обучения; учителя сотрудничали друг с другом, а также со всеми учеными в Германии.

* * *

Воспитание — это уход за ребенком, а когда он подрастет — формирование его духовного облика. Последнее предполагает, во-первых, негативное воздействие: формирование способности к внутреннему самопринуждению, уберегающему от проступков. Во-вторых, формирование духовного облика предполагает позитивное воздействие: информирование и педагогическое руководство, обеспечивающее нравственное воспитание. Педагогическое руководство означает консультирование по поводу того, как применять на практике приобретенные ребенком познания. Отсюда различие между просто информатором, каковым является школьный учитель, и воспитателем, который осуществляет педагогическое руководство. Первый обучает только для школы, второй воспитывает для жизни.
В период младенчества ребенку должно показать полезность для него подчинения и пассивного послушания; на следующем же этапе развития ребенку следует позволить думать за себя и пользоваться своей свободой, необходимо ограничиваемой законами (проистекающими из природы вещей). В период младенчества имеет место механическое ограничение, позднее — нравственное самоограничение.
Воспитание бывает частным (семейным) или общественным. Последнее осуществляет только передачу знаний. Эта функция может всегда оставаться общественной. Научить применять полученные знания на практике остается делом воспитания первого типа. Общественное воспитание в собственном смысле слова есть такое, которое соединяет и обучение и нравственное воспитание. Целью совершенного общественного образования должно быть повышение качества семейного воспитания. Школу, которая достигает эту цель, называют образовательно-воспитательным учреждением. Таких учреждений не может быть много, и число воспитанников в них не может быть велико, потому что плата за обучение в них по необходимости очень высокая: одно уже управление ими требует больших затрат. С ними дело обстоит так же, как с домами для бедных и больницами. На содержание зданий, жалованье директорам, оплату труда надзирателей и прислуги уходит добрая половина отпущенных на них средств, и несомненно, что раздав эти деньги бедным, можно бы оказать им значительно более ощутимую пользу. Поэтому-то и маловероятно, чтобы в подобные учреждения мог поступать кто-либо, кроме детей богатых родителей.
Назначение подобных общественных учебных заведений в том, чтобы совершенствовать семейное воспитание. Как только родители и (или) их помощники в деле воспитания будут сами хорошо воспитаны, надобность в общественных учреждениях этого типа значительно уменьшится. В них должны проводиться эксперименты и формироваться те люди, которые смогут со временем обеспечить хорошее семейное воспитание.
Ныне семейное воспитание осуществляют или сами родители, или, за недосугом последних, отсутствием способности или даже и желания воспитывать своих детей, люди посторонние, нанимаемые за плату. Но при этом возникает серьезная трудность: разделение власти между родителями и нанятыми воспитателями. Ребенка ставят в ненормальное положение, в котором он должен приноравливаться и к требованиям воспитателей и к прихоти родителей. Единственный выход из этого положения в том, чтобы родители совершенно не вмешивались в деятельность воспитателей.
Но в чем же преимущества семейного воспитания перед общественным или же последнего перед первым? Если подходить к вопросу не только с точки зрения развития способностей, но и подготовки к обязанностям гражданина, то вероятно, как я склонен думать, в целом общественное воспитание имеет преимущество перед семейным. Семейное не только очень часто возрождает ошибки, унаследованные от прошлого семьи, но и имеет тенденцию закреплять и усугублять их в новых поколениях.
До какого возраста остается необходимым воспитание? Естественно, до того возраста, когда люди сами могут полностью управлять своим поведением, становиться родителями и сами воспитывать своих детей. Такая возможность появляется у человека приблизительно к шестнадцати годам. По достижении этого возраста можно, правда, еще прибегать к вспомогательным средствам нравственного воспитания и упражняться незаметно от окружающих во внутренней самодисциплине, но в систематическом воспитании как таковом более уже нет нужды.
Послушание ребенка бывает позитивным или негативным. Позитивно то послушание, которое заключается в выполнении требований; оно необходимо до тех пор, пока в ребенке еще не сформировано сознание, способность самостоятельного суждения, пока еще в нем жива склонность к чистому подражанию. Негативно послушание, когда ребенок обязан делать, что другие хотят, если он желает, чтобы другие, в свою очередь, делали что-либо для него приятное. В первом случае непослушание влечет за собой наказание, во втором — роль наказания играет отказ воспитателя делать то, что желательно ребенку; в этом последнем случае, несмотря на то, что он уже способен мыслить, он все-таки еще не умеет ограничивать свои потребности и желания.
Одна из величайших трудностей в деле воспитания заключается в том, чтобы совместить само подчинение необходимости со способностью пользоваться свободой, ибо без внутреннего самопринуждения нет нравственности. Как должен я развивать чувство свободы, несмотря на неизбежное ограничение свободы? Я обязан сделать способность моих воспитанников ограничивать свою свободу их привычкой и вместе с тем должен так руководить ими, чтобы они научились пользоваться свободой. Без этого нет целенаправленного воспитания и, как результат, нет способности свободно выбирать правильную линию поведения. Ребенок с раннего возраста должен столкнуться с ограничивающим его импульсы противодействием, которое проистекает из природы и условий человеческого общежития. Постепенно он сможет научиться переносить лишения, самому содержать себя, чтобы стать независимым.
Для достижения этого необходимо: во-первых, чтобы ребенку, начиная с самых ранних пор, всегда и во всем предоставлялась свобода (исключая такие случаи, когда он может повредить себя, например, если он хватается за острый нож), если только проявления последней не вступают в противоречие со свободой других (например, когда он кричит, или когда он чрезмерно шумно веселится и мешает другим).
Во-вторых, давать ему возможность убеждаться, что он способен достигнуть своих целей, только позволяя и другим достигать своих (например, не оказывать ему желательных для него услуг, если он не выполняет своих обязанностей: не делает уроков и т.п.).
В-третьих, дать ему убедиться, что только ограничение его свободы и позволяет пользоваться ею; что, развивая в себе эту способность к самоограничению, он сможет стать свободным, т.е. независящим от посторонних услуг и опеки. Но это последнее условие, благодаря которому разрешается самая трудная из педагогических задач, применимо лишь к более продвинутому уровню развития, ибо дети сравнительно поздно приходят к мысли, что впоследствии им самим придется заботиться о себе, например, о своем пропитании. Им кажется, что они всегда будут жить под крылышком родителей и что их всегда будут кормить-поить, не требуя за то никаких от них забот и усилий. Если же совсем игнорировать это третье условие, то дети навсегда останутся детьми. Это прежде всего относится к детям из богатых семей и наследникам правителей. В этом отношении общественное воспитание имеет неоспоримые преимущества, поскольку благодаря ему дети привыкают рассчитывать свои силы и ограничивать себя, прини.

1. О ПЕДАГОГИКЕ ПРИРОДНЫХ СПОСОБНОСТЕЙ
("Физическое" воспитание)

Хотя воспитателя редко нанимают к столь маленьким детям, чтобы он должен был заботиться об их физическом воспитании, тем не менее ему полезно знать о воспитании все: с самого начала и до конца. Кроме того, может случиться, что в доме еще родятся дети, и если воспитатель завоевал авторитет, то родители могут обратиться к нему за советом и по вопросам физического воспитания (нередко воспитатель — вообще единственный образованный человек в доме). Поэтому ему необходимо и знание о начальном этапе воспитания.
Собственно физическим воспитанием является только вскармливание ребенка, уход за ним родителей, кормилицы или няни. Естественное питание младенца — материнское молоко. Распространенное мнение, что ребенок вместе с ним "впитывает" характер матери — не более чем предрассудок. И мать и ребенок выигрывают, если мать кормит сама. Но и здесь в случае нездоровья матери возможны исключения. Прежде считалось, что первое молоко, которое бывает у рожениц, похожее на сыворотку, вредно для ребенка, и что мать должна его сцедить еще до первого кормления. Руссо впервые поставил перед врачами вопрос, не может ли и это первое молоко пойти ребенку на пользу. Руссо исходил из посылки, что природа ничего не делает напрасно, и, действительно, оказалось, что это молоко великолепно удаляет накопившиеся у плода шлаки, которые врачи называют ............, и что оно, следовательно, в высшей степени полезно.
Ставился вопрос о том, нельзя ли заменить женское молоко молоком животных. Но женское молоко во многих отношениях отличается от молока всех жвачных животных, которое быстро свертывается в кислой среде, например, при добавлении винной, лимонной кислоты или экстракта желудочного сока теленка (так называемый "телячий сычуг"). А женское молоко совсем не свертывается. Но если мать или кормилица в течение нескольких дней поддерживают вегетарианскую диету, то их молоко свертывается так же, как и коровье и т.п.; если же они затем в течение некоторого времени едят мясо, то их молоко опять приобретает исходные свойства. Отсюда заключили, что полезнее всего для ребенка, чтобы мать или кормилица употребляли в период кормления в пищу мясо. Судя по тому, что ребенок отрыгивает свернувшимся молоком, кислотность его желудочного сока должна быть весьма высокой, иначе не свернулось бы молоко матери. Если бы ребенку стали давать такое молоко, которое слишком легко свертывается, это могло бы принести вред. Но примеры других народов показывают, что здоровье ребенка зависит не только от этого. Киргизы, например, не едят почти ничего, кроме мяса, но отличаются силой и здоровьем. Однако продолжительность жизни у всех таких народов невелика, и можно без больших усилий поднять вполне взрослого и рослого юношу, по внешнему виду которого не скажешь, что он мало весит. Наоборот, шведы, и особенно племена, живущие в Индии, почти совсем не едят мяса, и однако мужчины у этих народов довольно высокого роста. По всей вероятности, самое важное — это здоровье кормилицы и полноценность ее питания. Наилучшим же для нее питанием следует признать такое, при котором она лучше всего себя чувствует.
Спрашивается, чем же кормить ребенка, если нет женского молока? Пытаются заменить его различными кашицами, однако нельзя рекомендовать вводить эти эрзацы слишком рано. В особенности вредны для детей возбуждающие напитки и специи — вино, пряности, соль и т.п. Но удивительна жадность, с какой дети набрасываются на подобные вещи. Очевидно, пряности доставляют им удовольствие, поскольку раздражают и оживляют их еще неразвитые вкусовые ощущения. Детям в России дают даже водку — матери, которые сами ее любят, и однако путешественники отмечают, что русские — здоровые, крепкие люди. Конечно, выдержать такую пищу могут только очень здоровые от природы дети; Но много детей при этом и умирает, тогда как они могли бы остаться в живых. Дело в том, что подобное преждевременное возбуждение нервной системы нарушает нормальное функционирование организма. Даже слишком горячие блюда или напитки ни в коем случае не следует давать детям, потому что и они ослабляют организм.
Детей не рекомендуется излишне укутывать, потому что температура их тела даже выше, чем у взрослых (у детей 110° Фаренгейту, а у взрослых только 96°). Поэтому дети задыхаются при той температуре воздуха, которая взрослым кажется нормальной. Закаливание вообще укрепляет здоровье, и взрослым не показано слишком тепло одеваться, укрываться и употреблять слишком горячую пищу. Ребенку поэтому полезно также привыкнуть к холодной и жесткой постели. Не повредят ему и умеренно прохладные купания. Не следует искусственно возбуждать в ребенке аппетит, последний должен быть всегда лишь следствием его активности и живости, и ни к чему нельзя приучать ребенка настолько, чтобы он не мог без этого обходиться. Даже и хорошее не следует искусственными мерами обращать в привычку.
Первобытные племена совершенно не знают пеленания; в Америке, например, индейцы устраивают своих малышей в ямках, выложенных древесным перегноем (в который впитываются отбросы организма, а благодаря этому дети остаются лежать сухими), и покрывают их листьями; малыши свободно двигаются, как захотят и как могут. Если мы завертываем детей, как мумии, то единственно ради нашего собственного удобства. При этом мы тешим себя иллюзией, что благодаря пеленанию мы предотвращаем искривление членов, хотя на самом деле именно пеленание и способствует деформации скелета. Фиксируя неподвижность ребенка, мы вызываем у него страх, граничащий с отчаянием. Тогда мы пытаемся унять его плач, заклиная его успокоиться. Попробовали бы хоть раз спеленать взрослого человека, чтобы посмотреть, не стал ли бы он кричать и не впал бы в отчаяние.
Что касается собственно воспитания детей новорожденных и младенческого возраста, то оно должно носить чисто негативный характер, т.е. не мешать природе. Исключение делается только для закаливания. От пеленания необходимо отказаться. Чтобы избавить ребенка от многих опасностей, лучше всего поместить его в скрепленный ремнями каркас в форме лодочки; это — распространенное у итальянцев приспособление (.............). Ребенок свободно обживает такой кузовок и даже к груди его подносят вместе с кузовком. Благодаря такой лодочке заснувшая мать никогда не сможет насмерть задавить ("заспать") ребенка, как это у нас очень часто случается. Вместе с тем ребенок имеет возможность шевелить руками и ногами, нормально развиваясь, тогда как пеленание нередко приводит к уродствам.
Укачивание — еще одна традиция воспитания грудных детей. Крестьяне подвешивают люльку к перекладине и легким подталкиванием раскачивают ее из стороны в сторону; это наипростейший способ укачивания. Но укачивание любым способом вредно для ребенка. Даже у взрослого качание влечет за собой позыв к рвоте и головокружение. Этим средством хотят заглушить крик ребенка, а крик для него благотворен. Первый крик новорожденного необходим, чтобы началось легочное дыхание и кровообращение. Энергия крика способствует развитию и укреплению различных органов тела. Для ребенка пагубно, когда на его крик немедля бросаются утешители, начинают ему петь и т.п. Именно так начинается нередко избалованность: ребенок, видя, что ему всего удается добиться криком, все чаще и чаще пользуется этим.
Мы не согрешим против истины, если признаем, что дети простых людей больше избалованы, чем дети высокопоставленных родителей, поскольку простые люди играют с своими детьми, как обезьяны. Они им поют песни, заласкивают, зацеловывают их, танцуют с ними. Они полагают, что приносят пользу ребенку, когда бегут к нему на крик, развлекают его и т.п., а дети оттого кричат еще чаще. Если же, напротив, на их крик не обращают внимания, то они в конце концов, замолкают, ибо ничто живое не имеет склонности утруждать себя напрасно. Но, уже приучив их к выполнению всех их желаний, впоследствии приходится столкнуться с их своеволием. Если же предоставить им возможность кричать, им самим надоест. Потакая с раннего детства капризам и прихотям ребенка, мы портим и характер и поведение человека.
У младенца, разумеется, еще нет представления о правильном поведении, но его естественные склонности извращаются до такой степени, что потом приходится прибегать к весьма суровым наказаниям, чтобы перевоспитать ребенка. Когда детей хотят отучить от того, к чему успели приучить, они обнаруживают такую ярость, на какую способны только взрослые, и им не хватает только силенок, чтобы полностью проявить свое остервенение. До сих пор им стоило покричать, и они тут же получали все желаемое; они вполне деспотически господствовали над взрослыми. Естественно, что их раздражает, когда их господству кладут конец. Ведь это огорчает даже и взрослых людей.
Некоторое время после рождения, как минимум, в первые три месяца, зрение детей крайне несовершенно. Они, правда, имеют светоощущение, но не могут различать предметы. В этом легко убедиться, если перед их глазами водить чем-нибудь блестящим; сразу же видно, что они не следят за этим предметом глазами.
Примерно в то же время, что и зрение, появляется также способность плакать и смеяться. Достигнув этой степени развития, ребенок всегда теперь плачет "сознательно", каким бы туманным ни было еще его сознание. Он при этом всегда чувствует, что его обижают. Руссо рассказывает, что если просто легонько шлепнуть по руке ребенка в возрасте не менее шести месяцев, то он закричит так, как если бы ему на руку упала горящая головня. Стало быть, он явно связывает со шлепком "понятие" обиды.
Родители говорят очень много о ломке характера у детей. Но нет нужды бороться со своеволием, если оно не вызвано к жизни. А потворствовать деспотической воле детей, предоставляя им возможность всего добиваться своим криком, и значит воспитывать извращенное своеволие. Исправить дело впоследствии в высшей степени сложно, почти невозможно. Если применять силу, чтобы ввести поведение ребенка в рамки, то он затаит раздражение и в скрытых уголках сердца озлобится еще больше. Тем самым он будет привыкать к притворству, тайной смятенности чувств. Это может случиться, например, когда родители требуют, чтобы дети, которых они высекли розгой, целовали им руки. Подобными дикими, несообразными требованиями воспитывается криводушие, двуличие, фальшь. Ведь розга не такой, в самом деле, приятный подарок, чтобы испытывать за него благодарность. И легко вообразить, какое смятение царит в душе ребенка, когда он целует эту руку, бившую его.
Нередко, чтобы научить детей ходить, прибегают к помочам или ходулям. Подумать только: учить детей ходить! Как будто кто-нибудь так и не научился ходить из-за недостатка инструктажа. Кроме того, помочи чрезвычайно вредны для здоровья. Один автор считает, что помочи способствуют развитию узкогрудости. Тянущийся ко всему ребенок, стремящийся поднять с земли все, что попадается, всей грудью налегает на помочи; а, поскольку грудная клетка у него еще не окрепла, она деформируется и остается такой на всю жизнь. В дополнение ко всему, дети быстрее и увереннее начинают ходить, когда они учатся этому сами. Ничего нет лучше, как позволить им ползать, пока не начнут ходить сами. Обейте войлоком стены и пол детской, вот ребенок и не занозится и, падая, не зашибется.
Вопреки распространенному мнению, дети падают легко и часто без всяких неприятных последствий. Благодаря падениям они скорее учатся сохранять равновесие, а также — увертливости, юркости, проворству. Чтобы предохранить голову и лицо от травм, детям имеют обыкновение одевать особые шапочки с широкими полями. Это — пример неправильного воспитания, когда прибегают к искусственным средствам вместо того, чтобы предоставить ребенку возможность научиться пользоваться своими природными. Таковые — в данном случае — руки; ребенок учится сохранять равновесие с помощью рук. Чем чаще применяются искусственные средства, тем более зависимым от них становится человек.
Вообще говоря, было бы лучше, если бы воспитатель с самого начала применял бы как можно меньше средств, облегчающих детям самообучение, тогда все, чему они научились, усваивалось бы ими прочнее, основательнее. Так, например, нет ничего невозможного в том, чтобы ребенок сам научился писать. Несомненно, что кто-нибудь уже самостийно доходил до этой, не столь уж великой, премудрости. Для этого надо только сказать, например, если ребенок попросит хлеба: "А сможешь его нарисовать?". Положим, ребенок нарисует тогда что-нибудь, напоминающее овал. В таком случае следует указать ему на то, что остается все-таки неясным, буханка ли хлеба или камень изображены им; таким способом его можно подвести к пониманию того, что слово "хлеб" можно написать. Он попробует обозначить звуки "х", "л" и т.д. со временем же изобретет свой собственный алфавит, который ему останется впоследствии только заменить на общепринятые знаки.
Существуют врожденные недостатки фигуры. Как можно исправить их? Многие специалисты доказали, что корсеты тут не только не помогают, но и усугубляют положение, ибо препятствуют циркуляции крови и лимфы, а также — здоровому развитию тела. Нельзя стеснять свободу движений, благодаря которым ребенок упражняет свое тело; и человек, который носит корсет, оказывается, сняв его, намного слабее, чем никогда его не носивший. Может быть, удалось бы исправлять врожденные дефекты, развивая слабые мускулы упражнениями с отягощением. Но это также весьма небезопасно, ибо трудно найти достаточное и необходимое отягощение. Лучше всего предоставить ребенку самому упражнять свое тело и принимать такие положения, при которых нагрузки на разные группы мышц распределяются оптимальным образом. Лучше, чем подобные упражнения, не помогут никакие приспособления.
Вред искусственных приспособлений усугубляется тем, что они вступают в противоречие с естественными путями становления разумного существа, ибо естественное развитие предполагает свободу, без коей нельзя научиться пользоваться своими возможностями. Воспитание должно только предотвращать изнеженность детей. Но против изнеженности есть средство: закаливание. Однако, и в закаливании опасны крайности: нельзя стремиться приучить детей ко всему. Русские делают ошибку, заходя в этом отношении слишком далеко; оттого-то у них и умирает невероятно много детей. Ведь в результате постоянного повторения какого-либо одного действия, особенно приятного, оно становится необходимостью, потребностью, привычкой. Ни к чему дети не привыкают так легко и ничего для них, следовательно, нет более опасного, чем возбуждающие их табак, водка и горячие напитки. Очень трудно впоследствии обходиться без подобных вещей, и отвыкание от них поначалу вызывает физические страдания, поскольку повторное и частое их употребление приводит к изменениям в различных органах и отправлениях нашего организма.
Но чем больше привычек выработал в себе человек, тем менее он свободен и самостоятелен. С человеком случается то же, что и со всяким живым существом: у него возникает потребность в том, к чему он ранее привык. Вот почему необходимо предотвратить формирование прочно укоренившихся привычек.
Многие родители хотят приучить своих детей ко всему на свете. Но это бесполезно, ибо для человека вообще неестественно, а для некоторых просто и невозможно привыкнуть ко всему без разбору. Многие дети из-за этого так вообще ничему (полезному) и не могут научиться. Например, многие родители хотели бы, чтобы дети ложились спать и вставали в любое время, или чтобы они ели, когда от них этого требуют. Но чтобы выдержать такое, нужно обладать особенно крепким здоровьем, таким крепким, чтобы организм мог компенсировать вред, происходящий от подобного рода действий. Периодичность и регулярность естественны. Животные спят в определенное время и человеку следует привыкнуть спать в одни и те же часы, чтобы не нарушалось нормальное функционирование организма. Что касается вопроса о регулярном принятии пищи, то здесь аналогия с животными не годится, ибо, например, пища травоядных животных настолько мало калорийна, что им приходится есть почти непрерывно. А для человека очень важно принимать пищу в определенное время. Многие родители пытаются приучить детей переносить сильный холод, дурные запахи, любой шум и т.п. Все это совершенно лишнее. Важно только, чтобы не формировались (искусственные) привычки. А для того лучше всего время от времени изменять условия жизни ребенка.
Жесткая постель гораздо здоровее мягкой. Вообще, суровое воспитание весьма способствует закаливанию тела. Но под "суровым воспитанием" мы понимаем только ограничение чрезмерного комфорта. В замечательных примерах, подтверждающих это положение, нет недостатка, но их не принимают во внимание или, точнее сказать, не хотят принимать во внимание.
Что касается формирования характера, которое в известном смысле можно отнести к физическому воспитанию, то здесь самое главное — постоянно помнить, что дисциплина не есть рабство. Ребенку должно всегда давать чувствовать, что он свободен и свободен именно так, чтобы не стеснять свободу других. Отсюда — необходимость в ограничении свободы. Многие родители запрещают своим детям все, пытаясь выдрессировать у них терпение, и требуют поэтому от своих детей большего терпения, чем от самих себя. Но это просто зверство. Ребенку должно дать необходимую ему свободу и затем уже сказать ему: "Ты получил достаточно". И это последнее решение должно быть абсолютно неколебимым. Нельзя только обращать внимание на крик детей и потворствовать им, если они хотят добиться чего-либо криком; однако нельзя и отказывать им в том, что им действительно нужно и чего они просят спокойно и вежливо. Благодаря этому ребенок привыкает быть чистосердечным и видит, что к нему относятся доброжелательно, когда он никому не досаждает своим криком. Как бы самим провидением детям дано ласковое выражение лица, чтобы они могли располагать к себе взрослых. Ничто не приносит большего вреда, чем унизительная рабская дисциплина, с помощью которой хотят сломить чувство собственного достоинства и волю детей.
Мы часто кричим на детей: "Эй, стыдись, этого нельзя делать!" и т.п. Но с самых первых шагов воспитания ничего подобного не должно иметь места. Пока ребенок не составит еще себе понятий о стыде и приличии, ему нечего стыдиться, он не должен стыдиться; подобные выражения вызывают у него только страх. Он становится робким, начинает избегать других людей. Так возникает замкнутость и пагубная скрытность. Он не смеет ничего просить, хотя, конечно же, у него есть, о чем попросить; он скрывает свои желания и кажется всегда не таким, каков он на самом деле, в то время как ему пристало высказывать все искренно и свободно. Вместо того, чтобы быть постоянно около родителей, он избегает их и предпочитает общение с угодливой прислугой.
Но не лучше такого воспитания, унижающего достоинство ребенка, и воспитание в праздности и изнеженности, укореняющее своеволие в ребенке, лживость; лишающее родителей авторитета. Если же его воспитывать таким образом, чтобы он ничего не мог добиться своим криком, то он станет независимым и при этом не бесцеремонным, скромным и притом неробким. Орфография слова dreist ("дерзкий") должна бы, собственно, быть другой — draust, поскольку это слово происходит от "грозить", "угрожать" (drauen, drohen). Наглый, дерзкий человек невыносим. Есть много людей, оскорбительное высокомерие которых откладывает столь явственный отпечаток на их лицах, что самый внешний вид их как бы обещает хамские выпады; одного взгляда на другие лица, напротив, достаточно, чтобы понять, что эти люди не способны дерзить. Толики доброты довольно, чтобы откровенность и прямота в манерах и поведении приобрели характер чистосердечия. О высокопоставленных лицах часто говорят, что у них в облике есть нечто прямо-таки "царственное". Но эта "царственность" — не что иное, как высокомерие, которое они усвоили с младенчества, ни в чем и ни в ком не встречая противодействия.
Все сказанное выше можно считать "негативным" воспитанием, ибо много людских слабостей часто происходит не от того только, что человека ничему не научили, а еще и от того, что ему внушили ложные представления. Так, например, няни приучают детей бояться пауков, кротов и т.д. Дети, конечно, восприняли бы паука так же, как и всякую другую вещь; но так как на лице няни, завидевшей паука, отражается ее отвращение, последнее, понятно, передается и ребенку. У многих этот ребяческий страх остается на всю жизнь, а ведь, представляя опасность для мух, паук безвреден для человека. И крот такое же безобидное животное, как и красивая зеленая лягушка или иная какая тварь.

* * *
В качестве позитивной составной части в педагогику природных способностей человека входит нравственное воспитание. Благодаря ему человек отличается от животного. Оно состоит преимущественно в упражнении его душевных сил. Поэтому родители должны предоставлять детям возможности для этого упражнения. Первое и самое главное правило при этом состоит в том, чтобы как можно меньше применять вспомогательных средств. Так, с самого начала следует обходиться без помочей и без ходуль и позволять ребенку ползать по полу, пока он сам не научится ходить. Тогда он будет ходить скорее и лучше. Дело в том, что вспомогательные средства только разрушают умения пользоваться природными средствами. Так, для измерения длины пользуются маркшейдерским шнуром, но это с успехом можно делать с помощью глазомера; для определения времени — часами, но то же можно сделать по положению солнца; чтобы не заблудиться в лесу — компасом, но можно ведь днем — по положению солнца, а ночью — по положению звезд. Даже преодолевать водные расстояния можно не с помощью лодки, а вплавь. Знаменитый Франклин удивляется, что не все умеют плавать, хотя это так приятно и полезно. Он предлагает также легкий способ самому научиться плавать. В воду, в неглубоком месте, пускают яйцо, которое надо постараться схватить. При попытке нагнуться ноги отрываются от дна, а шея прогибается назад настолько, чтобы нельзя было захлебнуться; таким образом тело принимает необходимое для плаванья положение. Затем остается работать руками, и человек плывет.
Все дело только в том, чтобы культивировать природные способности. Иногда для этого нужно инструктирование, иногда же ребенок достаточно находчив, чтобы обходиться без подсказки или самому изобрести вспомогательные орудия.
Что касается относящейся к физическому воспитанию культуры тела, то следует обратить внимание как на развитие произвольных движений, так и органов чувств. Для развития первых самое важное, чтобы ребенок всегда сам находил выход из затруднительного положения, развивая в себе крепость, ловкость, сноровку, осторожность и уверенность; например, умел бы пройти и по узким тропинкам, и по крутым обрывам, и по шаткому мостику над глубиной. Если человек не умеет этого, он не совсем то, чем мог бы быть. С тех пор, как "филантропин" в Дессау показал в этом отношении пример, много подобных опытов теперь произведено с детьми и в других учебно-воспитательных заведениях. Когда читаешь, как швейцарцы привыкают уже с ранних лет ходить по горам и какого прочного навыка они достигают, чтобы совершенно уверенно карабкаться по самым узким тропинкам и "на глазок", но при этом безошибочно точно, прыгать через пропасти, невольно испытываешь восхищение. Большинство же людей боится воображаемого падения, и этот страх как бы сковывает их члены, так что подобное хождение действительно сопряжено для них с опасностью. Этот страх, как правило, усиливается с возрастом, и оказывается, что он преимущественно свойственен людям, занимающимся умственным трудом.
Упражнения детей в подобного рода движениях на самом деле не особенно опасны. Вес их, пропорциональный их силам, гораздо меньше, чем у взрослых, и поэтому дети падают без тяжелых последствий. Кроме того, и кости у них не такие хрупкие и ломкие, какими они становятся с возрастом. Дети сами часто пробуют, на что хватит их силенок. Так, мы, например, наблюдаем, как часто они лазают и притом без видимой цели. Беганье — здоровое движение, и оно укрепляет тело. Прыганье, поднимание и ношение тяжестей, метанье, бросанье в цель, борьба, бег наперегонки и все подобные упражнения очень хороши. Вводить танцы как искусственные движения для маленьких детей, пожалуй, слишком рано.
Упражнение в бросании и вдаль и в цель направлено также на развитие органов чувств, особенно глазомера. Игра в мяч — одна из лучших детских игр, поскольку она сопряжена с полезным для здоровья беганьем. Говоря в общем, те наилучшие, в которых сочетается упражнение в ловкости с упражнением органов чувств; например, развитие глазомера (способности правильного суждения о расстоянии, величине и пропорции); способности ориентироваться по странам света, учитывая положение солнца и т.д. — все это хорошие упражнения. Полезны также и упражнения зрительной памяти, под которой понимается способность воспроизводить в воображении все на тех местах, где это в действительности видели. Это весьма полезная способность, помогающая, например, выбраться из леса именно благодаря тому, что запоминаются деревья, мимо которых проходили. Способность — memoria localis — проявляется также в том, что человек знает, например, не только то, в какой книге им что-либо прочитано, но и в каком месте книги. Благодаря этой способности музыкант помнит клавиатуру, так что ему нет нужды лишний раз смотреть на нее. Равным образом необходима для воспитания слуха способность различать, издалека ли, вблизи ли и с какой стороны раздается звук.
Игра детей в прятки была известна уже древним грекам, которые называли . Вообще, детские игры существенно однотипны: распространенные вadniumее  Германии встречаются в Англии, во Франции и т.д. В основе их лежит естественная потребность детей — при игре, например, в прятки, убедиться, смогут ли они обойтись без одного из органов чувств. Волчок — другая игра; но он принадлежит к разряду таких детских игр, которые дают взрослым материал для размышлений и иногда даже повод к серьезным изобретениям. Так, Зегнер написал ученый трактат о волчке, а одному английскому капитану волчок послужил основанием для изобретения зеркала, с помощью которого можно измерять высоту звезд, находясь на морском судне.
Дети любят инструменты, производящие шум, например, барабаны, трубы и т.п. Но игры с такими инструментами недопустимы, ибо они могут досаждать окружающим. Кроме того, было бы очень желательно, чтобы дети учились сами изготовлять для себя музыкальные игрушки, например, вырезать дудки из тростника.
Качели также способствуют развитию активных движений; и взрослым они полезны для здоровья; нужно только следить за детьми, чтобы качели не раскачивались ими слишком быстро. Бумажный змей — также идеальная игра, развивающая ловкость, так как, чтобы змей поднялся на достаточную высоту, нужно уметь занять определенное положение с учетом направления ветра.
Подчиняясь правилам игры и будучи увлечен ею, ребенок отказывается от некоторых своих желаний и потребностей и поэтому научается постепенно переносить все большие лишения. К тому же он привыкает к продолжительной занятости определенной деятельностью, и именно поэтому игра должна быть целенаправленной и содержательной.
Чем более таким путем укрепляется и закаляется его тело, тем более он гарантирован от гибельных последствий изнеженности. Гимнастические упражнения должны только помогать совершенствованию естественных активных движений, а не вырабатывать ненатуральные, манерные, жеманные. Сообщение знаний при этом должно следовать за дисциплинированием, а не наоборот. И еще необходимо иметь в виду, что физическое воспитание должно сочетаться с воспитанием общительности. Руссо говорит: "Вы никогда не сможете воспитать добропорядочного человека, если в детстве он был послушным тихоней". Из веселого мальчугана скорее вырастет хороший человек, чем из всезнайки, хитрого, умничающего подростка. Ребенок должен уметь так вести себя в обществе, чтобы и никого не стеснять и ни перед кем не заискивать. По отношению к окружающим он должен быть доверчивым, но не фамильярным; прямодушным, но не настырным. Воспитать эти качества можно так: не балуйте ребенка, но и не навязывайте ему абстрактной идеи приличия; это сделает его только робким и застенчивым, а, напротив, поощряйте его к самопроявлению. Нет ничего нелепее, чем старческая добродетельность или самомнение всезнающего ребенка. В последнем случае мы должны дать почувствовать ребенку его недостатки, не подчеркивая однако слишком сильно нашего превосходства и власти, с тем, чтобы он самовоспитывался именно только как член общества, в котором достаточно места для его индивидуальности, но в котором должно быть место и для других.
В "Тристраме Шенди" Тоби говорит назойливой мухе, которую он выгоняет в окно: "Лети, назойливая тварь; в мире достаточно места и для меня и для тебя!". Эти слова могли бы стать девизом каждого человека. Мы не должны притеснять друг друга; в мире достаточно места для нас всех.

* * *

Что касается религиозного воспитания детей, то первым его вопросом является: целесообразно ли внушать детям раннего возраста религиозные понятия. Об этом очень многие спорили в педагогике. Введение религиозных понятий неизбежно предполагает систему богословия. Но следует ли молодого человека, который еще не знает окружающего мира, не знает самого себя, подводить к действительному пониманию теологии? В состоянии ли молодежь, не усвоившая еще понятие долга, постичь непосредственные обязанности по отношению к богу? Несомненно, целесообразнее всего, чтобы дети не принимали участия в богослужении и даже не слышали самого имени божия прежде, чем их ознакомят с целями и назначением человека, разовьют их способность самостоятельно критически мыслить, научат их видеть порядок и красоту в природе и после этого еще дадут им развернутую информацию о мироздании, — и тогда лишь впервые введут понятие высшего существа, законодателя. Но так как при нашем теперешнем положении дел это невозможно, то в детях, которых подвели к понятию бога только в более позднем возрасте и которые тем не менее все же слышали и ранее его имя и видели так называемое богослужение, это вызовет или равнодушие или превратное представление о боге, например, устрашающее представление о наказующем могуществе бога.
Поскольку необходимо предусмотреть, чтобы этот страх не свил себе гнезда в детском воображении, приходится искать способы вводить религиозные понятия в ранние годы. Однако эти способы не должны сводиться к запоминанию, простому подражанию и чистому обезьянничанью, но всегда должны быть только природосообразными. Дети и без отвлеченных понятий о долге, об обязанностях, о хорошем и дурном поведении поймут, что существует закон долга, что его должны определять не соображения удобства, пользы и т.п., но Всеобщее, не зависящее от людских пристрастий. Учитель сам должен, конечно, составить себе ясное понятие об этом.
Сперва должно все приписывать природе и только потом — самому богу. Например, первоначально вся жизнь сводилась к сохранению видов и их уравновешению, но вместе с тем заранее уже имелся в виду также и человек, которому предстояло самому найти пути к счастью.
Первое понятие о боге лучше всего можно бы выяснить по аналогии с понятием об отце, под опекой которого мы находимся, а затем уже уместно указать на единство человечества, как бы одной семьи.
Но что такое религия? Религия есть закон, живущий в нас, поскольку таковой оказывает на нас свое воздействие благодаря некоему законодателю и судии: это — нравственность применительно к познанию бога. Если не соединять религии с нравственностью, то религия сводится к вымогательству милости. Хвалебные гимны, молитвы, хождения в церковь должны только давать человеку новую силу, новое мужество к исправлению, или же быть излиянием сердца, воодушевленного представлением о долге. Все это только приуготовления к благим делам, а не самые благие дела, и нельзя стать угодным высшему существу никак иначе, как только становясь лучше и лучше.
Исходить нужно из закона, который живет в ребенке. Человек испытывает презрение к самому себе, если он порочен. Это заложено в нем самом и он таков не потому только, что бог воспретил зло. Ведь не необходимо, чтобы законодатель одновременно был и инициатором закона. Так, правитель может воспретить в своей стране воровство, и однако его нельзя за это назвать инициатором этого запрета; исходя из этого, человек учится понимать, что лишь его хорошее поведение делает его достойным блаженства. Божественный закон должен представать вместе с тем и законом природы, ибо он не произволен. Поэтому нравственность есть основа религии.
И все же не следует начинать с богословия. Религия, построенная только на богословии, никогда не может содержать в себе ничего нравственного. Такая религия, с одной стороны, питает страх, с другой — виды на награду, и тогда она представляет собой одно только суеверное поклонение. Итак, нравственность должна предшествовать, богословие следовать за ней, и это называется религией.
Совестью называется закон в нас. Совесть — это, собственно, соизмерение наших поступков с этим законом. Но упреки совести безрезультатны, если человек не будет считать ее "представительницей" бога в себе, бога, который не только занимает трон над нами, но и судейское кресло в нашем сердце. Религия бессильна, если она не соединяется с нравственной совестливостью; без последней религия — не более, чем суеверный культ. Хотят служить богу, например, восхваляя его, превознося его могущество и премудрость, не думая о том, как исполнять божеские законы, мало того — даже не пытаясь постигнуть их силу, мудрость и т.п. и следовать им. Эта аллилуйщина — опиум для совести таких людей, подушка, на которой можно беззаботно почивать.
Детям непосильно понимание всех религиозных понятий, но е некоторым их следует подвести, только эти понятия должны быть более негативными, чем позитивными. Заставлять детей вызубривать молитвы бессмысленно, это формирует у них только извращенное понятие о набожности. Истинное благочестие заключается в том, чтобы совершать поступки в соответствии с волей божией, — и детей следует воспитывать в этом духе. Необходимо следить, чтобы дети — да и мы сами — не произносили всуе имя божие. Даже если его употребляют при пожеланиях счастья, даже с благочестивой целью, то и это, в сущности, — злоупотребление святым именем. Человек должен испытывать благоговение при упоминании имени божьего, упоминании редком и никогда не легкомысленном. Ребенка должно научить испытывать благоговение перед богом как перед зиждителем жизни и всего мира, помыслителем о людях и, наконец, их судией. Рассказывают, что Ньютон никогда не произносил имени божьего, на время не приостановившись и не задумавшись (над ним).
Благодаря предварительному разъяснению, соединяющему понятие о боге с понятием о долге, ребенок лучше научится почитать божественное провидение о тварях и убережется от пристрастия к разрушению и жестокости, которое проявляется в многообразных способах мучить слабых животных. Необходимо также привить детям способность видеть добро во зле: например, видеть, что дикие звери и насекомые чрезвычайно чистоплотны и трудолюбивы, что птицы, истребляющие насекомых, охраняют тем самым сады и т.д.
Итак, необходимо внушить детям некоторые понятия о высшем существе, чтобы они, видя, как молятся и т.п., могли знать, по отношению к кому и почему это делается. Но эти понятия должны быть немногочисленными и, как уже говорилось, только негативными. Начинать воспитание детей в этом духе следует с самых ранних пор, следя при этом, чтобы они не ценили людей по их вероисповеданию, ибо, несмотря на все различия в типах вероисповеданий, существует все же одна-единственная религия.

* * *

В заключение мы хотим привести еще некоторые замечания, которые должны по преимуществу иметь в виду подростки при вступлении в юношеские годы. В это время молодые люди начинают придавать значение известным различиям между людьми, чего они ранее не делали, прежде всего — различиям между полами. Природа скрывает это под неким покровом таинственности, как если бы это было чем-то не совсем достойным человека; лишь животной потребностью. Однако, природа позаботилась и о том, чтобы привести дело продолжения рода в связь со всякой, какая только возможна, нравственностью. Даже дикари поступают в этом случае с некоторой стыдливостью и застенчивостью. Иногда дети задают взрослым любознательные вопросы, например,, откуда берутся дети и т.п. Но их можно легко угомонить, или давая им уклончивые ответы, которые ничего не значат, или отклоняя их вопрос как "ребяческий".
Эти склонности в подростке развиваются автоматически и, как это бывает со всеми инстинктами, они развиваются и в том случае, когда нет объекта, на который они направлены. Невозможно поэтому оставить подростка в неведении и связанной с ним невинности. Замалчиванием только усугубляется зло. Это подтверждается воспитанием наших предков. При современном воспитании правильно считают, что необходимо говорить об этом с подростком откровенно, ясно и определенно. Это, разумеется, деликатная тема, потому и неудобно делать ее предметом публичного обсуждения. Но все уладится, если обсуждать ее со всей серьезностью и отнестись с сочувствием к новым потребностям воспитанника.
Тринадцатый или четырнадцатый год, как правило, становится поворотным пунктом, когда в подростках развивается половая потребность (если это случается ранее, то вероятнее всего, что дети были развращены и испорчены дурным примером). К этому времени уже сформирована в них и способность суждения, так как природа подготовила их к тому, чтобы можно было с ними беседовать на эту тему.
Ничто в такой степени не ослабляет духа и плоти человека, как тот вид сладострастия, который направлен на самого себя, и он совершенно противоестественен. Но и этого не следует утаивать от подростка. Следует изобразить этот вид сладострастия во всей его омерзительности, сказать юноше, что из-за него человек делается неспособным к продолжению рода, разрушаются телесные силы, человек преждевременно стареет и его умственные способности при этом сильно страдают и т.д.
Можно избежать этих импульсов постоянными занятиями, посвящая ложу и сну не больше времени, чем это необходимо. С помощью различных занятий следует избавиться от мыслей об этом, ибо, оставаясь даже только в воображении, эти мысли отрицательно сказываются на жизненной силе. Когда потребность направляется на представителя другого пола, то ее удовлетворение неизменно связано с преодолением некоторых препятствий; если же она направляется на самого себя, то ее всегда легко можно удовлетворить. Как бы ни были вредны физические последствия этого, нравственность страдает еще больше. Здесь нарушаются границы естественного, потребность искусственно подстегивается, ибо человек не получает никакого подлинного удовлетворения.
Воспитатели старших подростков спрашивают, позволительно ли молодым людям вступать в общение с другим полом. Если выбирать из двух зол наименьшее, то последнее приемлемее, по крайней мере, — это природосообразно, не противоестественно. Созревшего для того юношу природа предназначила стать мужчиной и продолжить свой род, но обязанности, которые по необходимости должен исполнять человек в цивилизованном обществе, не всегда позволяют молодому человеку жениться и воспитывать детей. Иначе он преступает гражданский правопорядок. Поэтому для юноши лучше всего, точнее, его прямым долгом является ожидание того времени, когда он будет в состоянии вступить в законный брак. Тем самым он поступает не только как хороший человек, но и как хороший гражданин.
Молодые люди обязаны с ранних лет научиться должным образом уважать другой пол и стараться снискать уважение последнего своим беспорочным поведением, стремясь таким образом к высшей награде — счастливому браку.
К тому времени, когда подросток вступает в общество, он начинает узнавать также и о различиях сословий и общественном неравенстве людей. Пока он мал, ему совсем не следует давать замечать этого. Нельзя позволять ему никогда и ни в чем помыкать прислугой. Если он видит, что родители отдают приказания прислуге, родителям, пожалуй, следует сказать ему: "Эти люди получают от нас свой хлеб насущный и потому повинуются нам; ты тут ни при чем, стало быть, они не обязаны повиноваться тебе". Но детям и не придет в голову ничего подобного, разве только родители сами внушат им это ложное понятие. Подростку следует указать, что неравенство между людьми есть установление, возникшее оттого, что один человек старался получить преимущества перед другим. Можно потом постепенно сформировать в нем сознание равенства людей вопреки их общественному неравенству.