Деррида Ж. О грамматологии

ОГЛАВЛЕНИЕ

Деррида и грамматология

Перед читателем — книга, очень нелегкая для чтения. Тема ее обозначена заглавием — "О грамматологии". Граммато-логия — наука о письме, о предмете, которого нет: есть конкретные знания о разных видах письменности, но нет знаний о письме в абстрактном и философском смысле слова. Предлог "о" (французское "de" еще менее определенное — нечто из области грамматологии) выражает суть подхода: предмет (тем более отсутствующий) не берется прямо, мы блуждаем "вокруг да около", обходим с разных сторон то место, где он должен (был бы) или мог бы, по нашему мнению, находиться. В книге высказывается парадоксальный тезис: письмо возникло раньше речи, раньше языка. На этих страницах мы постараемся прояснить смысл этого парадокса.
Конечно, были свои причины, по которым письмо стало главным героем толстой книги. Их много, и они разные. Одна из причин связана с тем, о чем сейчас много говорят: это разрастание, разбухание слоя посредников, а также умножение форм деятельности, порождаемых затрудненной коммуникацией в обществе. Приходится вводить много промежуточных звеньев, чтобы люди могли понять друг друга. Это стало заметно и в обыденной жизни, и в познании. Казалось, не осталось ничего прямо и непосредственно данного, наличного, несомненного. Где только ни искали новые опоры: в очевидностях обыденного человеческого существования, в механизмах бессознательной психики, в мельчайших фактах познания, в самой жизненной стихии. Одним казалось важным целиком очистить сознание, с тем чтобы увидеть механизм его работы в действии, другим, напротив, как можно полнее учесть все наслоения культурной жизни и социальные предпосылки, которые никогда не позволяют надеяться на чистые данные сознания. В результате те основные направления европейской мысли, для которых наука и познание были важными предметами (рационализм с опорой на исходные интуиции и эмпиризм с опорой на чистые научные факты), разочаровались в своих программах и пришли, по сути, к общей теме — к посредникам и предпосылкам познания, без которых ничто "очевидное" и "достоверное" невозможно.
Прошло уже немало времени с тех пор, как философам стало ясно; подобно тому, как в XIX веке главной проблемой для философии была

[8]
проблема сознания, так в XX веке на это место претендует язык: самодостаточный субъект стал "учеником текста". Само слово "язык" понимается при этом достаточно широко: это и естественный язык, и языки науки и культуры, и язык как способ человеческой связи. Без языка, без осознания его роли было бы невозможно, по сути, ни одно философское построение в аналитической или герменевтической философии, у Хайдеггера или Витгенштейна. Уже в 1943 году, когда над Парижем кружили бомбардировщики, вышла в свет книга Сартра "Бытие и ничто", а в далеком Нью-Йорке, в Школе свободных исследований, встретились Роман Якобсон и Клод Леви-Стросс, и эта встреча стала историческим событием, предвестником французского структурализма 50—60-х годов, основанного на перенесении методов исследования языка на такие социальные предметы, как мифы, системы родства, маски, различные установления и механизмы, факты истории идей. Французский структурализм был научной программой, а не философией, но его цели соответствовали главным интересам современной философии, ищущей новые модели значения и понимания.
Общая картина умонастроений во Франции 60-х годов определялась различными темами, сосредоточенными вокруг "конца философии". Выражалось это по-разному: и как призыв перейти от теории к политической практике (марксисты и сартровцы), и как призыв строить научную философию ("теоретический антигуманизм" Альтюссера) на месте идеологических конструкций, и как подведение итогов эпохи господства имперского западного разума (в мире заканчивалась эпоха колониализма) и критика "этноцентризма", сопровождавшаяся широким интересом к "экзотическим" объектам. Деррида отвечает на эти запросы к философии двояко: широкомасштабной и все более расширявшейся критикой всех "центризмов" европейской мысли и вместе с тем — спокойной и совсем не революционной радикальностью (в этимологическом значении слова — укорененность) мысли о том, что принадлежность эпохе не обязательно есть признак рабства, равно как и попытки из нее выйти — не обязательно есть признак свободы. Деррида был с самого начала замечательно точен в обозначении сомнительного и несомненного: ограниченность (тупик) метафизики не есть конец философии — можно строить любые проекты критики разума, однако уже одна только необходимость формулировать эту критику в языке обрекает ее на провал, с чем не могут не считаться самые новаторские начинания. Эти установки по-своему преломляются в проекте грамматологии Деррида1.
1 Эта фамилия, конечно же, не склоняется!!! Деррида (род. в 1930 году в местечке Эль-Биар вблизи города Алжира) - выходец из алжиро-еврейской семьи, которой позднее пришлось иммигрировать во Францию. Может быть, это его "аутсайдерское" положение дало начало тому нестандартному пути, который прокладывался книгами и преподаванием - в престижных, но необычных преподавательских местах - при явной его несовместимости с традиционным университетом. С середины 70-х годов он систематически посещал Америку с докладами и лекциями, в чем тоже выражалась его маргинальная позиция.
Поначалу Деррида хотел быть писателем, потом - философом. Впервые он обратил на себя внимание в 1966 году в Балтиморе на коллоквиуме с именитыми французскими участниками. В следующем году он издал в Париже три книги ("Голос и явление", "Письмо и различие", "О грамматологии"), о которых заговорили; потом еще три ("Рассеяние", "Границы философии", "Позиции"), о которых заговорили еще громче; далее писал и печатался обильно и непрерывно - за 40 лет 40 книг. В 1980 году он удостоился посвященного ему коллоквиума в Серизи-ла-Салль ("Цели человека"); это повторилось в 1992 ("Переход границ") и в 1997 ("Автобиографическое животное") годах. Сейчас имеет статус главной нестандартной знаменитости в западном философском (или литературно-философском) мире.

[11]
Сначала предполагалось, что Деррида напишет небольшое вступление для данного русского издания, однако от этой мысли пришлось отказаться. Неизбежная ретроспективная модернизация стала бы еще одним — и притом очень трудным — посредником между читателем и текстом. Нам показалось лучше следовать принципам собственного подхода Деррида к Соссюру, изложенным в данной книге: намерения Соссюра, говорил Деррида с подчеркнутой резкостью продуманной позиции, его не интересуют, а интересует лишь текст. А потому и мы прежде всего обратимся непосредственно к тексту книги. Презумпция непонимания и попытка самостоятельно разобраться представляются более уместными, чем презумпция мнимого диалога без тяжелой предварительной работы.
Именно поэтому нам представляются неверными и обреченными на неуспех попытки "следовать букве и духу" Деррида: для нас - людей другой культуры, других мыслительных привычек и читательского опыта- это почти неизбежно оборачивается подражанием, неосуществимыми перевоплощениями. Наверное, более важно сейчас читать, стараясь думать о том, что читаешь, а потом внятно написать о том, что удалось (или же не удалось!) понять. К такой внятности мы и стремились, конечно по мере сил. И если читатель захочет проработать книгу целиком (а может быть, даже и с карандашом в руках), он сможет сам наметить (или продолжить) цепочки и ряды сплетающихся терминов — и на материале данного текста, и на других текстах, развертывая, укрепляя, обогащая и свой концептуальный язык, и свои возможности понимания.
Эта книга — перевод текста "О грамматологии"; и эта вступительная статья посвящена в основном представляемой работе, хотя и с некоторыми выходами вовне: она ни в коей мере не претендует быть общим очерком творчества Деррида. Поскольку тема деконструкции и принципы де-конструктивной работы были впервые запечатлены именно в "О грамматологии", после нее легче будет следить за развертыванием дер-ридианских тем в других работах. В данной статье несколько разделов:

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел философия