Асмус В. Платон

ОГЛАВЛЕНИЕ

V. ПЛАТОНОВСКАЯ САМОКРИТИКА УЧЕНИЯ ОБ “ИДЕЯХ”В ДИАЛОГАХ “ПАРМЕНИД”И “СОФИСТ”

Учение Платона об “идеях”не осталось неизменным. В диалогах “Парменид”, “Филеб”и “Софист”Платон подверг выработанную им самим теорию “идей”суровой критике.

Мы видели, что учение Платона об “идеях”было многогранно. В нем совмещались аспекты онтологический, этический, гносеологический, методологический и логический. Во всех этих аспектах “идея”, или “эйдос”, Платона выступает как бестелесная и постигаемая лишь умом причина, через причастность которой только и существуют все вещи чувственного мира, как прекрасный и совершенный образец всех несовершенных вещей, как цель, к которой люди и вещи стремятся, как понятие мышления об общей сущности вещей.

Впоследствии Платон отступил от некоторых черт этого воззрения. В названных выше диалогах он выдвигает ряд веских доводов, говорящих о сомнительности или даже прямо о невозможности принять данное учение. Некоторые из этих доводов, бесспорно

115

, предвосхищают знаменитые возражения, которые ученик Платона Аристотель выдвинул впоследствии против платоновской теории “идей”.

Основное сомнение возникает у Платона прежде всего по вопросу о самой возможности существования “идей”с теми их свойствами, которые он приписал им и которые были охарактеризованы выше. Но даже если мы допустим существование подобных “идей”, возникает вопрос об их отношении к вещам. А именно: придется или принять, будто единая и вечная идея как бы раздроблена, рассеяна в бесчисленном множестве порождаемых ею вещей, или -а это еще хуже-допустить, что, находясь в вещах, идея целиком находится и вне себя, и в самой себе, и при этом как тождественная себе. Все эти вопросы и точки зрения возродились и утонченно разрабатывались в средневековой философии (“схоластике”) в так называемом споре об “универсалиях”, или общих родах.

Ранее, до самокритики, развитой в “Пармениде ”и “Софисте”, Платон отвечал на подобные вопросы ссылкой на то, что вещи якобы “участвуют”в “идеях”, или “причастны”“идеям”. Но теперь -на уровне “Парменида” и “Софиста”-этот ответ уже не удовлетворяет его (так же как он впоследствии не удовлетворит и Аристотеля).

В самом деле. Допустим, что каждая вещь есть то, что она есть, вследствие “участия”в одноименной “идее”. Тогда необходимо

116

представляются две возможности: или “идея”должна целиком заключаться в каждой из вещей, подходящих под эту “идею”, или каждая вещь должна заключать в себе лишь часть своей “идеи”. Но, по Платону, невозможно ни то, ни другое.

Во-первых, “идея”не может присутствовать в каждой из соответствующих этой “идее”вещей: если бы это было так, то единая “идея”должна была бы одновременно существовать в различных местах. Во-вторых, “идея”не может присутствовать в одноименной с ней вещи также и частично. Ведь тогда она окажется делимой и вопреки своему определению будет уже не единой. Кроме того, если каждая вещь, например, велика вследствие присутствия в себе части того, что велико само по себе, то получится нелепый результат: все великое будет велико вследствие участия в том, что меньше великого, так как часть меньше своего целого.

Таким образом, “идея”не может заключаться в вещах ни целиком, ни частью. А это значит, что вещи не могут быть “причастными”своим “идеям”, или “участвовать”в них (Платон, Парменид, 130А-Е).

Далее, невозможно представить не только бытие “идей”, но и способ, посредством которого ум может дойти до их познания. Предпосылку теории “идей”составляет предположение, будто при рассмотрении сходных вещей в уме возникает общий для всех этих вещей образ, или идея. Однако, если мы сличим эту идею с вещами, образом которых в

117

уме она является, то, так как между этими вещами и их идеей в уме существует сходство, необходимо должна возникнуть новая идея, общая для вещей и их первой идеи. Далее, совершенно таким же образом должна возникнуть новая идея -для первых двух и для соответствующих им вещей и т. д. до бесконечности. Но если это так, то получается неожиданный и парадоксальный вывод: для каждой вещи должна существовать уже не только одна единственная “идея”(ее прообраз), как это первоначально утверждала теория, а бесконечное множество обусловливающих ее “идей”.

Это и есть знаменитое возражение против платоновской теории “идей”, которое впоследствии повторит против Платона Аристотель и которое получит название “третий человек”. Лишь в силу какой-то косной традиции большинство историков античной философии обходят вниманием этот замечательный факт и представляют дело так, будто “третий человек”-оригинальное изобретение критической мысли Аристотеля.

Парадоксальность платоновской теории “идей”как будто снимается, если предположить, что “идеи”-только наши мысли, а не само бытие и что они могут существовать в нашем уме.

Однако и эта оговорка не спасает дела. Согласно Платону, мысль -всегда мысль о чем-нибудь существующем (предпосылка Парменида в философии Платона). Поэтому, мысля идею как понятие, мы тем самым

118

мыслим о том едином, вечном, тождественном, что налицо во всех вещах, обнимаемых “идей”. Это и есть не что иное, как “идея”в онтологическом смысле, т. е. первообраз вещи. Больше того. Допустим, что идеи только мысли и что единичные вещи существуют в силу своего “участия”в идеях. В таком случае необходимо допустить одно из двух: или что все вещи состоят из мыслей и, следовательно, все мыслит, или же что все есть безмысленная мысль (Платон, Парменид,132В-С).

Отношение между “идеей”и вещами возможно представить еще и так, будто “идея”-1 прототип вещей, а вещи-подобия “идей”. Но непонятно, как в этом случае согласовать существование вещей несовершенных и даже низменных с совершенством их “идей”. И какие вообще 1 могут быть мыслимы роды “идей”? Можно ли допустить наряду с существованием “идей”благого, справедливого, прекрасного и т. д. существование “идей”столов, волос, грязи и т. п.? (Платон, Парменид, 130В-Е).

Но даже если бы объяснение нашего познания “идей”не встретило всех этих препятствий, то возникла бы, как указывает сам Платон, трудность другого рода. Если бы бытие “идей”и могло быть обосновано, то учение об “идеях” неизбежно должно было бы подвергнуться самому радикальному преобразованию. А именно пришлось бы отвергнуть исходное положение о неизменности “идей”и об их неподвижности. Полное отрицание

119

в истинно сущем бытии движения так же исключает возможность истинного знания о сущем, как и признание его подвижности. Платон доказывает это в диалоге “Софист”. “Против того, -говорит он здесь, -кто уничтожает науку, знание и разумение и, однако же, утверждает что-либо о чем-нибудь, необходимо бороться всеми доводами”(Платон, Софист, 249 С).

Таковы возражения, которые Платон выдвинул в “Пармениде”и “Софисте”против собственной теории “идей”. Но выходом из этих трудностей не может быть, по Платону, и простое отрицание существования “идей”: оно ведет к еще большим затруднениям, так как лишает знание его предмета и делает невозможной верховную философскую науку-диалектику (Платон, Парменид, 135 А-В).

Критика учения об “идеях”, содержащаяся в “Пармениде”и “Софисте”(а также и в “Филебе”), резко выделяет эти диалоги по их содержанию из круга остальных сочинений Платона. При этом бросается в глаза одно важное обстоятельство. Это молчание Аристотеля о “самокритике”Платона. Как ученик Платона, Аристотель должен был, конечно, превосходно знать сочинения своего учителя, тем более те, в которых рассматривались важнейшие философские вопросы. Однако Аристотель нигде ни словом не упоминает о том, что у Платона была собственная критика теории “идей”. Больше того. В своей “Метафизике”Аристотель прямо заявляет,

120

будто Платон никогда не входил в разбор вопроса об “участии”вещей в “идеях”.

Для освещения этого вопроса имеют известное значение- также особенности литературного стиля и изложения “Филеба”, “Софиста”и “Парменида”. На первый взгляд кажется, будто эти произведения принадлежат не автору “Федона”, “Федра”, “Пира”, а какому-то другому писателю. В этих сочинениях, правда, сохраняется форма философского диалога. Но здесь нет характерного для литературных шедевров Платона обилия красок, пластических изображений самих участников философских споров, а в самих спорах -драматической выразительности и напряженности. Вместо всего этого -виртуозный логический анализ понятий, предельно отвлеченная диалектика, порой граничащие с педантизмом приемы логической дихотомии.

Все эти особенности трех знаменитых платоновских диалогов стали для ряда специалистов по истории античной философии поводом к радикально скептическим выводам. Первыми выступили Зохер, Ибервег, Шааршмидт. Они пытались доказать, что диалоги, содержащие критику теории “идей”и включенные в античные собрания сочинений Платона, написаны не Платоном, а другими авторами. Особенно выделяется аргументация Ибервега (Uberweg). Ученый этот подчеркнул, что в “Пармениде”против теории “идей”Платоном выставлен довод: “третий человек”-тот самый, который разработал Аристотель

121

и которому он придавал особо важное значение 1. Но Аристотель нигде не указывает на соавторство Платона в выдвижении этого довода. Следовательно, заключает Ибервег, или мы должны признать, что автором “Парменида”не может быть Платон, или же (если он все же принадлежит Платону), что Аристотель воспользовался, как своим изобретением, тем, что было изобретено Платоном, т. е. совершил плагиат. Но последнее противоречит нравственному облику Аристотеля.

Принятие отрицательного результата критики по вопросу о подлинности “Парменида”равносильно утверждению, что никакой “самокритики”теории “идей”у Платона не было и что теория эта осталась до конца его дней незыблемым философским убеждением.

Скептицизм в “платоновском вопросе”не оставил незатронутыми даже те из дошедших под именем Платона сочинений, которые историко-философская традиция считала самыми

1 Почему аргумент Аристотеля называется “третий человек”? “Первый”человек, согласно учению Платона, -человек как предмет чувственного восприятия.

“Второй”человек -“идея”человека, т. е. человек как умозрительный первообраз человека в бестелесном мире “идей”. Но так как, по учению Платона, для всего сходного должна существовать в качестве причины этого сходства “идея”, то кроме чувственного человека и умопостигаемого человека (“идеи”человека) должен существовать и “третий”человек -“идея”, обусловливающая сходство между человеком “первым”и “вторым”, чувственным и идеальным.

122

важными для характеристики учения Платона. Этот скептицизм, или “гиперкритицизм”, не имел, однако, успеха в русской историкофилософской науке. Известный историк античной философии акад. АН Украинской ССР Алексей Никитич Гиляров, а также советский ученый проф. Алексей Федорович Лосев не сочли доводы против подлинности “Парменида”и “Софиста”ни решающими, ни убедительными. Возбуждение сомнений в том, что им самим с полным убеждением, bona fide, утверждалось, акад. А. Н. Гиляров считает наиболее характерным для Платона методом исследования истины (21, стр. 354), а не основанием для отрицания у Платона взглядов, которые он всесторонне рассматривал, против которых он сам выдвигал возражения, но которые, однако, непреложно удостоверяются всей совокупностью его сочинений.

Что касается полного молчания Аристотеля о платоновской “самокритике”теории “идей”, то, согласно разъяснению А. Н. Гилярова, молчание это ничего не доказывает (там же, стр. 355-). Если основываться только на Аристотеле, то пришлось бы, например, утверждать, будто Платон не допускал существования “идей”отношений, “идей”отрицаний, “идей”продуктов ремесленной деятельности и произведений искусства или будто Платон не видел в “идеях”целей бытия и целей генезиса. Но эти учения налицо в ряде сочинений Платона, тех самых, на которые сам Аристотель по другим поводам и в других случаях ссылается как на бесспорно

123

принадлежащие Платону. Так, об “идеях”отношений и отрицаний Платон говорит в “Федоне”и “Софисте”, об “идеях”произведений искусства -в “Государстве”и “Кратиле”, об “идеях”как целях существующего и возникающего -в “Федоне”, “Филебе”и “Государстве”. А так как нет оснований заподозрить Аристотеля в намеренном искажении учений Платона, то неточность, встречающуюся у Аристотеля в характеристике теории “идей”, естественнее объяснить небрежностью (12, стр. 356).

В частности, что касается довода “третий человек”, то, как указывает А. Н. Гиляров, довод этот совершенно ясно намечен в “Государстве”и в “Тимее”. В “Государстве”Платон доказывает, что бог мог создать только одну идеальную скамью, “так как если бы он создал две, то появилась бы вновь одна, вид которой имели бы те две первые, и истинно сущей скамьей была бы та единая скамья, а не эти две”(Платон, Государство, X, стр. 597). Еще показательнее рассуждение Платона в “Тимее”. Здесь он ставит вопрос: правильнее ли предполагать единый мир или беспредельное множество1 миров ? По Платону, правильнее предполагать, что мир един, если только он построен по образцу: “То, что содержат в себе все умопостигаемые животные, не может существовать как второе при другом, так как в таком случае должно было бы существовать еще другое животное, обнимающее собой те два, как их части, и тогда было бы правильнее

124

сказать, что мир устроен не наподобие их, а наподобие того, которое их обнимает”(Платон, Тимей, 31 А-В).

В литературе о Платоне была высказана и другая точка зрения в объяснении платоновской “самокритики”, т. е. критики Платоном собственной теории “идей”. Авторы этой точки зрения или, точнее, гипотезы -Джордж Грот, Джексон и Гирцель. Все они не отрицают подлинности, т. е. принадлежности Платону “Филеба”, “Парменида”и “Софиста”. Но они полагают, что эти диалоги поздние в творчестве Платона и что они относятся к периоду, когда у самого Платона возникли сомнения в истинности теории “идей”. Однако, согласно А. Н. Гилярову, и в этой гипотезе нет необходимости: все противоречия теории “идей”могут быть выведены из диалектического учения Платона о нераздельном единстве тождественного и иного, единого и многого, пребывающего и подвижного (12, стр. 355).
125

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел философия