Альберт Х. Трактат о критическом разуме

ОГЛАВЛЕНИЕ

Приложение

I. Критицизм и его критики

У нас нет оснований соглашаться с толкованием демократии, выявляющим действительные взаимосвязи в ложном свете, чтобы этим ее оправдать. Согласно критицистской точке зрения, задачей философии — а также и задачей социальной философии — вообще не может быть оправдание каких бы то ни было социальных порядков, институтов или

202

мер. Напротив, у нас есть все основания рассматривать такое положение дел как чреватые ошибками решения проблем, нуждающиеся, во всяком случае, в улучшении и пересмотре. Здесь также не существует никакой архимедовой опорной точки, которая позволила бы считать решение окончательным. В этом смысле ситуация в социальной философии аналогична ситуации в теории познания. Здесь, как и там, мы имеем дело с методом критической проверки, направленным на подрыв всех решений проблем тем, что он подвергает их рациональной аргументации в свете альтернатив и решающих экспериментов. Политические порядки также досягаемы для этого метода. Но это, как мы видели, не может означать, что мы признаем ту радикальную критику, которая, следуя из иррационального метода, внезапно сталкивает неструктурированные и утопические представления — то есть без учета ограниченности наших возможностей, существование которой мы можем допустить на основе нашего познания — с данностями социальной действительности с тем, чтобы таким путем их полностью отвергнуть. Подобная критика намного ближе мышлению Откровения и соответствующему ему инквизиторскому методу, нежели это кажется ее поборникам. Она может быть «диалектической» в том специфическом смысле, в каком это слово используется в словаре некоторых современных философов, ориентированных в своем способе мышления на Гегеля. Она не понимается в духе той, восходящей к греческой мысли, традиции критического мышления, научившей нас решать наши проблемы тем, что мы подвергаем рациональной дискуссии умозрительно очерченные и логически сконструированные решения. Этот метод не вселяет в нас никакой уверенности, даже самой незначительной уверенности чувствовать себя на стороне тех сил, действие которых соответствует смыслу истории. Но он дает нам возможность учиться на наших ошибках и при этом не отклонять помощь наших ближних, даже если они придерживаются как раз иных точек зрения, идей и имеют другой опыт.

Представленные в этой книге тезисы и аргументы стали предметом спора среди многочисленных критиков. При этом нет ничего удивительного в том, что прежде всего раздражение вызвала содержащаяся в ней критика идеи обоснования и потому занялись моей аргументацией посредством трилеммы Мюнхгаузена. Это, по существу, — центральный пункт, так как последствия данной критики имеют значение для каждой из обсуждаемых тем. Однако это отнюдь не единственно существенная составная часть отстаиваемой мною версии критицизма. Имеется целый ряд различающихся в деталях, но все же очень схожих взглядов, которые можно отнести к спектру критического рационализма, и точное разграничение, как это всегда бывает, вряд ли возможно, да и не важно. Ни один приверженец такой точки зрения не может, пожалуй, целиком принять все тезисы, представленные другим, и никто не может относить все высказанные против этого направления возражения к собственным взглядам. В дальнейшем я ограничусь, в основном, критикой представленных в настоящей книге взглядов, не пытаясь при этом отделить их от того, что другие хотят причислить к критическому рационализму.

В этой концепции различают прежде всего три тесно связанные друг с другом составные части: последовательный фаллибилизм, простирающийся на всю сферу человеческого мышления и деятельности, методический рационализм, различающийся от классического рационализма отказом от принципа всеобщего обоснования и принятием принципа критической проверки, и критический реализм, готовый понимать результаты наук не только как содействие в преобразовании повседневной жизни, но и как итог попыток адекватного познания реальности, а тем самым и как структурный элемент нашей картины мира. Отныне одна из существенных задач философского мышления состоит в установлении критическим и конструктивным образом связи между различными областями человеческой культуры, которые выделяются в историческом развитии и формируются более или менее изолированными друг от друга, притязающими на автономию и разграничение сферами: как, например, наука, право, мораль, религия, искусство, литература, техника, экономика и политика. Философия не есть какая-то специальная дисциплина, которая была бы в состоянии каким-то образом подготовить надежный фундамент для одной, нескольких из этих областей или для всех, даже если она берется за основополагающие вопросы. С другой стороны, она также не может ограничиваться описательным осмыслением производимых в этих областях достижений культуры и установлением их

204

значимости. Напротив, она разрешает в первую очередь проблему перехода тем, что критически оценивает данные достижения в плане их претензий на значимость, при этом увязывает их в рациональную связь, позволяющую дать такую оценку, этим делая их плодотворными друг для друга [1]. Подобная задача отнюдь не нова. Она всегда признавалась, по меньшей мере, неявно, как философская задача, даже когда акцент ставился под влиянием принципа абсолютного обоснования на другие аспекты предлагаемых решений проблем. Кантово учение о двух мирах выполняло, по меньшей мере, мимоходом, функцию связующего звена между физикой, моралью и религией, которая могла бы привести к единому миросозерцанию. В этом отношении схожими оказываются усилия Ницше использовать психологические установки и исторические знания для критики западноевропейской морали и религии. Философия, ставящая перед собой задачу решить проблемы такого рода при условии отказа от классической идеи обоснования, представляется мне возможной и сегодня.

Что есть основания отказаться от данного способа мышления, я попытался это показать посредством трилеммы Мюнхгаузена. Предпосылкой для конструирования указанной трилеммы служит всеобщий принцип достаточного обоснования, который я назвал постулатом классической методологии рационального мышления, поскольку, как я считаю, он был характерным для решения основополагающих проблем — за некоторым исключением — вплоть до новейшего времени. Этот принцип связан не с каким-то одним определенным методом, а только с тем, что какой-нибудь метод обозначается как имеющий силу метод обоснования. Прежде всего я исхожу из того, что речь идет при этом о дедуктивном методе, а именно потому, что такой метод выведения кажется особенно надежным постольку, поскольку в данном случае, в соответствии с общепринятой точкой зрения, достижение истины обеспечивается логическим выводом. Но вряд ли можно было бы оспаривать, что в конечном результате моей аргументации ничего не меняется, если принимается во внимание другой способ обоснования [2].

1 Об этом см. мою статью: Kritizismus und Naturalismus. Die Uberwindung des klassischen Rationalitatsmodells und das Uberbruckungsproblem // Kostraktion und Kritik, Hamburg 1972.

2 К тому же я недвусмысленно указал на это, — см. выше с. 39, — что некоторыми моими критиками упорно отвергается. Кроме того, я показал, что в данном случае не важно, включаются ли внеязыковые факторы в метод. К. этому еще вернемся. — Характеризуемая мною в качестве трилеммы ситуация осознавалась уже Аристотелем. Об этом см. его: Lehre vom Beweis Oder Zweite Analytik, hrsg. von Otfried Hoffe, Meiner-Ausgabe, Hamburg 1976, S. 6 ff. [Русский пер.: Аристотель. Вторая аналитика // Аристотель. Собр. соч.: В 4 т. Т. 2. М.: Мысль, 1978. С. 262.], а также: Fritz Kurt v. Die APXAL in der griechischen Mathematik // Archiv fur Begriftsgeschichte, Band 1, 1955, S. 95, и Введение Хеффе к моему изданию, с. XXVI. Впрочем, Хеффе пытается доказать прежде всего, что у Аристотеля есть четвертый путь, а именно: обращение к достигаемым с помощью индукции принципам, но в таком случае он признает, что здесь используется непосредственное, непогрешимое знание. Потому не может быть никакой речи о четвертом пути, тем более рассматривать его в качестве выхода из трилеммы.

205

Кроме того, я сделал акцент на то, что характеризуемая мною трилемма возникает даже тогда, когда проблема анализируется в некоторой степени на вертикальном уровне, а именно: если речь идет об обосновании используемых методов. И наконец, хотелось бы, сверх того, прояснить, что при применении самого принципа обоснования также вновь возникает аналогичная ситуация. Кто требует обоснования и для самого принципа обоснования, — и почему бы этого не делать, если всерьез принимается классическое учение, — оказывается, стало быть, в безвыходной ситуации. Практикуемые в классическом понимании решения очевидны: с одной стороны, догматизм, в поясненном мною смысле, который, разумеется, фактически отменяет принцип в определенной точке, с другой — скептицизм, — например, в смысле так называемого пирронова сомнения, — который является более последовательным, поскольку он всерьез принимает этот принцип и в силу недостижимости требуемого обоснования советует воздерживаться от всякого суждения, стало быть, осознанно отказывается от познания в классическом смысле. Следовательно, этот скептицизм может рассматриваться как последовательный рациональный ответ на трилемму.

В виду этой проблемной ситуации мне представляется уместным переход к последовательному критицизму, который жертвует исходным пунктом трилеммы Мюнхгаузена — принципом достаточного обоснования — и для решения проблемы познания делает ставку на принцип критической проверки, стало быть, следует решению, предложенному Карлом Поппером [3]. Согласно ему, рациональность возможна даже и тогда, когда не существует никаких обоснований в классическом смысле, а тем самым и никакой объективной достоверности. Эта точка зрения относится не только к области познания, — а именно: ко всем наукам, включая математику [4], — но и к всеобщей человеческой практике, к решениям всевозможных проблем, — ибо у нас нет оснований ожидать большую достоверность в других областях, впрочем, даже тесно связанных с познанием. Анализ проблемы применения самого принципа критической проверки встречается впервые у В. В. Бартли, который смог показать, что последовательный критицизм возможен в этом смысле, стало быть, возможна рациональная точка зрения, не подкрепляемая больше аргументом tu quoque* [5], так что, как представляется, не существует больше никакого рационального алиби в защиту иррационализма.

3 Данное решение сближается с так называемым академическим сомнением, однако название, которое, как мне кажется, было приемлемо в рамках классической традиции, применительно к сегодняшней проблемной ситуации вводит в заблуждение. Потому я буду говорить о скептицизме лишь тогда, когда предлагается решение, схожее с пирроновым сомнением.

4 Уже Бертран Рассел, как известно, был вынужден отказаться от надежды найти в области математики абсолютную достоверность. — См.: Russel В. Philosophie. Die Entwicklung meines Denkens, Munchen 1973, S. 36, 215 ff., 220 f. [Имеется русский перевод отдельных глав этой книги. См.: Рассел Б. Мое философское развитие (главы 5,7) // Аналитическая философия. Избранные тексты. М.: Изд-во МГУ, 1993. С. 11-28.] — Его философские идеи были, как отмечает Алан Вуд, а. а. О., S. 273 — «побочным продуктом поиска достоверности, завершающегося каждый раз неудачей». «Хотя потребность в достоверном факте, — говорит он далее, — и естественна для человека, но все же она есть его умственный недостаток». — Russell Philosophy for Laymen, // Unpopular Essays, London, 1950, S. 42.

206

Теперь обратимся к возражениям, выдвинутым мною в моей аргументации против классической идеи обоснования и в защиту последовательного критицизма. Они поступили со стороны всех философских направлений. В новом издании своей первой книги, посвященной научно-теоретическим вопросам [6], Виктор Крафт, философским работам которого я многим обязан, характеризует мою аргументацию в пользу невозможности обоснования как «обоснование» с целью подчеркнуть, что моя критика требования обоснования не является столь всерьез пошлой, как это кажется. Другие критики также определили мои рассуждения как «усилия по обоснованию» [7] или даже упрекнули меня в том, что я не удержался от искушения превратить саму критику в архимедову опорную точку моего мышления [8]. В то время как возражению Крафта можно противопоставить указание на то, что его формулировка может быть принята только, если уяснить себе, что слово «обоснование» используется в данном случае, во-первых, в предпочитаемом мною классическом смысле и, во-вторых, в широком смысле, охватывающем любую аргументацию; другие же критики, как представляется, намерены с помощью таких формулировок вскрыть подлинное противоречие. Уже Герхард Ебелинг пытался мне доказать, что «обнаруженная мною апория идеи обоснования» выполняет фактически «функцию обоснования» критического рационализма [9] и что я сам, несмотря на мой отказ от теорий эпистемологической очевидности, вынужден прибегать снова и снова к очевидности. В другом месте я уже подробно останавливался на этой критике [10] и поэтому ограничусь здесь указанием на то, что моя

* Tuo quoque (лат.) — один за другим. — Прим. пер.
5 Об этом см.: Bartley. Flucht ins Engagement, a. a. О., он же: Rationality versus the Theory of Rationality // Mario Bunge (ed.) The Critical Approach to Science and Philosophy, in Honor of Karl R. Popper, London 1964, S. ff., он же: Wissenschaft und Glaube: Die Notwendigkeit des Engagements // Hans-Georg Gadamer/Paul Vogler (Hgb.) Philosophische Antropologie, II. Teil, Band 7, Stuttgart 1975, S. 64 ff. Только из этой последней работы становится ясным, что его анализ тоже есть, по существу, критика попперовского анализа проблемы выбора рационализма. См., например: а. а. О., S. 86.

6 Kraft Victor. Die Grundformen der wissenschaftlichen Methode, 2. Neubearbeitete Auflage, Wien 1972, S. 11 ff.
7 См., например: Holzhey Helmut. Metakritik des "Kritischen Rationalismus" // Festschrift fur Ernst Fuchs, hrsg. von Gerhard Ebeling/Eberhard Jungel/Gerd Schunack, Tubingen 1974, S. 181. 8 Так, см.: Henke Wilhelm. Kritik des kritischen Rationalismus, Tubingen 1974, S. 21 f. Хенке связывает с этим всякого рода подозрения в отношении моей точки зрения, которых он мог бы избежать сразу же при более внимательном чтении. Вообще его работа являет собой образец легкомысленного рассуждения в силу недостаточного знания критикуемой позиции. Особый колорит ей придает попытка автора осудить меня морально из-за моего полемического стиля.

9 Ebeling Gerhard. Kritischer Rationalismus? Tubingen 1973, S. 21 ff.
10 См. мою работу: Theologische Holzwege, Tubingen 1973, S. 10 ff. В своей статье: Ende des Vernehmens. Hans Alberts Herausforderung an die Theologie. Festschrift fur Ernst Fuchs, а. а. О., S. 203 ff. Гюнтер Клейн присоединяется, по существу, к Ебелингу, пренебрегая моей критикой.

207

аргументация против классической идеи обоснования и в защиту очерченного выше критицизма, безусловно, никак не может быть обоснованием в классическом смысле. Вот почему критицизм сам понимается как философская гипотеза, открытая для критической аргументации и не может требовать для себя никакой достоверности. Лишь поэтому у меня есть основание заняться всерьез попытками опровержения [11].

Альберт Келлер, который в этой связи говорит о «неизбежности идеи обоснования» [12], тоже характеризует мою аргументацию в пользу определенной позиции как попытку обоснования. При этом он забывает, что употребляет слово «обоснование» в другом, нежели я, смысле, к тому же, я ведь не питаю никаких иллюзий, что мои аргументы гарантировали бы истинность соответствующих тезисов. Кроме того, он упрекает меня в произвольном ограничении возможностей обоснования. А именно: существует, как он полагает, возможность обоснования положений посредством восприятия или проницательности. Но в таком случае подобного рода «факты» не нуждаются больше в обосновании в смысле оправдания истины. В силу этого восприятия и проницательность будут теперь рассматриваться с полным правом, как это обычно бывает, в качестве когнитивных усилий, направленных на постижение объектных взаимосвязей [13]. Поэтому теория познания, которая хотела бы с самого начала исключить вопрос об истинности таких усилий, кажется мне безнадежно неадекватной. Аналогичным представляется и другое возражение, что критический рационализм не способен к критике, потому что он не располагает критериями, не позволяет осуществлять критическое сравнение. При этом Келлер напрасно полагает, что подобные критерии нельзя пересматривать. Но это не так. Научно-теоретическая дискуссия,

11 Аргументом очевидности оперирует, между прочим, и Карл-Отто Апель в своей критике критического рационализма. См. его статью: Das Problem der (philosophischen) Letztbegrundung im Lichte einer transzendentalen Sprachpragmatik // Sprache und Erkenntnis. См. ниже примечание 13. Мою критику Апеля см. в работе: Transzendentale Traumereien. Karl-Otto Apels Sprachspiele und sein hermeneutischer Gott, Hamburg 1975, S. 100 ff. — Ханс Кюнг, который хотел бы преодолеть мой «иррационально фундированный критический рационализм» путем перехода к подлинной «критической рациональности» и этим одновременно защитить рационально ответственную веру в бога, также полагает, что нашел путь, позволяющий ему избежать трилеммы Мюнхгаузена; об этом см. его книгу: Existiert Gott? Antwort auf die Gottesfrage der Neuzeit, Munchen/Zurich 1978, S. 496 ff, и далее. Но его апелляция к так называемой «внутренней рациональности» есть фактически возврат к классическому рационализму; об этом и остальных частях аргументации Кюнга см. мою книгу: Das Elend der Theologie. Kritische Auseinandersetzung mit Hans Kung, Hamburg 1979.

12 См.: Keller Albert. Kritischer Rationalismus — eine Frage an die Theologie? // Theologie der Gegenwart, 17, 1974, S. 87-95; а также его статью "Albert" // Karl-Heinz Weger (Hgb.) Religionskritik von der Aufklarung bis zur Gegenwart, Freiburg 1979, S. 22—24.

13 Об этом см. мою статью: Erkenntnis, Sprache und Wirklichkeit. Der kritische Realismus und das Problem der Erkenntnis // Bernulf Kanitscheider (Hgb.) Sprache und Erkenntnis. Festschrift fur Gerhard Frey, Innsbruck 1976. Эта статья опубликована также в сборнике: Kritische Vernunft und menschliche Praxis, Stuttgart 1977, S. 112 ff.

208

напротив, показывает, что вполне можно обходиться гипотетическими критериями [14]. Другое его возражение, заключающееся в том, что моя концепция обладает иммунитетом от критики, поскольку она ничего определенного не утверждает и потому может постоянно избегать нападок, «ссылаясь на временность собственного утверждения» [15] содержит странный тезис о том, что то или иное утверждение нельзя серьезно обсуждать, так как оно является неопределенным. Тем самым исключалось бы также и обсуждение научных гипотез.

Аналогичными оказываются, по сути, и возражения Роберта Шпаемана [16], который, между прочим, придерживается странного представления, что можно иметь твердые убеждения только тогда, когда не готовы подвергнуть соответствующие взгляды критической проверке. Поскольку он пренебрегает моей критикой мышления по схеме: цель — средство и другими аргументами, выдвинутыми в рамках этической проблематики, то у него, вдобавок, создается впечатление, что кто отстаивает рациональное решение проблемы поведения, должен тем самым отодвинуть в сторону этические проблемы и, например, сводить вопрос о допустимости пытки к вопросу о самой целесообразности. Его анализ проблемы достоверности страдает теми же самыми недостатками, которые я в свое время вскрыл уже у Ебелинга и Апеля. Приведенный им самим пример показывает, что субъективная достоверность не несет в себе никакой гарантии истины.

Другие мои критики сами неявно допускают в своей аргументации подвергаемый мною критике принцип обоснования и стремятся вывести из этого критику моей точки зрения. Так, в рамках своего обстоятельного анализа моих взглядов [17], ссылаясь на мое методологическое использование принципа непротиворечивости, Генри Лауенер констатирует, что такой основополагающий принцип нуждается в оправдании, так как с исключением этого закона устранялся бы и отстаиваемый мною метод. Но сам факт того, что я допускаю данный принцип, никоим образом еще не означает, что он нуждается в оправдании в классическом смысле. Едва ли также осознается, как должно выглядеть такое обоснование и как оно создается опытом, который мог бы избежать выявленной мною трилеммы. Я рад, что могу поставить эти вопросы перед приверженцами классического рационализма, которые, конечно, вынуждены отвечать на них в рамках своих притязаний. К этой проблеме я еще вернусь в связи с обсуждением вопроса о месте логики в критицизме.

14 Об этом см. мою статью: Die Wissenschaft und die Suche nach Wahrheit. Der kritische Realismus und seine Konsequenzen fur die Methodologie // Gerard Radnitzki, Gunnar Anderson (Hrsg.) Fortschritt und Rationalist der Wissenschaft, Tubingen 1980, S. 221 ff.
15 См.: Keller Albert, a. a. O., S. 24.
16 См.: Spaemann Robert. Uberzeugungen in einer hypothetischen Zivilisation // Schatz Oskar. (Hrsg.) Abschied von Utopia? Anspruch und Auftrag der Intellektuellen, Graz 1977, S. 311 ff., 323 ff., 326 f.
17 Об этом см.: Lauener Henri. Der moderne Kritizismus. Bemerkungen zu Hans Alberts «Traktat uber kritische Vernunft» // Studi Internationali di Filosofia, 1970, II, S. 143.

209

В критическом анализе моей позиции Хельмутом Хольцхеем [18] я до сих пор не нашел ни одного аргумента против моей критики идеи обоснования. Впрочем, он признает, что нельзя все обосновать и этим сам ставит под сомнение отвергаемый мною принцип, однако, в отличие от меня, ему кажется желательным допустить тезис о самообосновании. Принципиальная возможность сомнения в этом и других тезисах представляется ему либо недопустимой, либо несущественной для проблемы обоснования. Сам факт того, что в моей характеристике классического учения я связывал требование обоснования с поиском достоверности в смысле невозможности сомнения, не совсем ему нравится, хотя он и сам ссылается на картезианские размышления о сомнении, в которых данная связь отчетливо проступает [19]. Я не могу принять накладываемые им на мою точку зрения ограничения, которые кажутся ему убедительными.

В своей критике трилеммы Мюнхгаузена [20] Рудольф Халлер выражает свою готовность вскрыть недостатки моей аргументации и констатирует прежде всего в качестве камня преткновения тезис о существовании абсолютно верных суждений, которые должны служить основанием для оправдания. Затем он пытается показать, что мои нападки на «неверное мнение покоятся на недоразумении». То есть он прямо признает, «что очевидность наших суждений не подразумевает их истинность», так что своим мнением о том, что располагаем твердым знанием, мы можем вводить себя в заблуждение, даже если у нас есть достаточные основания для оправдания его содержания. Но данный факт превратно истолковывается представителями неорационализма. Из этого следует, что здесь вообще не идет речь о достаточном обосновании в смысле критикуемого мною классического рационализма, так что своим аргументом он никак не затрагивает трилемму Мюнхгаузена. То есть с самого начала он становится на точку зрения последовательного фаллибилизма. Насколько я вижу, путаница здесь исходит не с моей стороны.

Конечно, ему не возбраняется определять оправдание, не гарантирующее истину, в качестве достаточного обоснования. Однако из этого, чисто терминологического, определения не может следовать ни одного аргумента против моей точки зрения. Очевидно, во всем этом анализе у него речь идет скорее о защите того, что он называет классическим определением знания, нежели об обсуждении теоретико-познавательной проблематики. Разумеется, определением знания нельзя гарантировать

18 См. выше примечание 7.
19 В моей упомянутой выше работе "Transzendentale Traumereien" я мимоходом касался этого, но упрек, который я здесь не обсуждаю, столь же бессмыслен, как и аналогичный упрек касательно взглядов других мыслителей, — см.: Holzhey, а. а. О., S. 187 f., — ибо неясно, насколько искажена моя аргументация. Его различение между доводами теории науки и принципами теории тоже кажутся мне неприемлемыми для оценки моей позиции, так как выдвинутая мною аргументация основывается на принципиальном обсуждении, сообразующимся также с учением о науке.
20 См.: Haller Rudolf. Uber das sogenannte Munchausen-Trilemma, Ratio, band 16, 1974, S. 121 ff.

210

ни одной истины. Если бы такое определение включало в себя подобного рода гарантию, то знание было бы невозможным; а потому была бы неправомерной и скептическая реакция на классическое учение о познании. Если оно (определение — И. Ш.) не содержит никакой гарантии, как об этом говорит Халлер, то тогда такое знание возможно, и вместе с Поппером можно здесь вести речь о предположительном знании [21], при этом не создавалось бы впечатления, что под наше познание можно подвести «надежное основание». Но именно такое впечатление Халлер производит своей работой, несмотря на его явные заявления о своей приверженности фаллибилизму.

Кроме того, в связи с этим он выдвигает возражение, касающееся взаимосвязи этики и теории познания. В частности, он осуждает привлечение Полом Фейерабендом и мною этических аргументов в борьбе против догматической концепции знания. В то время как большинство философов беспокоились о том, чтобы подвести под познание «надежные основания» «путем недопущения предрассудков», теперь «этически фундированный предрассудок желаний и потребностей становится „основанием" для осуществления выбора в пользу познания без оснований» [22]. Фактически здесь речь идет теперь о выборе, в рамках которого вряд ли можно оспаривать этический аспект. Но исходный пункт этого выбора — опровержение классического рационализма, как раз той концепции, которая стремилась к установлению достоверных оснований познания и морали и потому, в свою очередь, решилась на принятие принципа обоснования. Мы видим, что, если в данной ситуации хотят избежать догматизма, то либо можно стать на сторону скептицизма, либо принять отстаиваемый мною критицизм. Раз так, то мне не понятно, почему те, кто решается на поиск достоверных оснований, — и тем самым предпочитают достоверность абсолютному сомнению или стремлению к постоянно ненадежному познанию, — «не допускают предрассудков», в то же время противник догматической точки зрения, готовый пожертвовать идеей обоснования, может найти применение этически фундированному предрассудку. Досадно, что в этом месте своей статьи Халлер также не приходит к выводу, что он — это мы находим буквально через две страницы — признает отстаиваемый нами фаллибилизм.

21 Тем самым нападки Халлера на попперовскую концепцию знания на с. 124 оказываются необоснованными.
22 См.: Holier, а. а. О., S. 120.

Впрочем, он затем тут же вступает в конфронтацию с нами по проблеме, связанной с тем, что он, кажется, ни во что не ставит решения по таким вопросам. В частности, он вопрошает: не должно ли в этих условиях попытаться «так уладить спор, что нет никакой нужды в дальнейшем решении». В противном случае, он видит опасность в том, что вместо «оправданий наших установок в качестве истинных на различных уровнях мы искали бы теперь решений для выбора», так что с предложенной нами

211

альтернативой мы пришли бы к тому же самому результату, что и критикуемая нами позиция, то есть к ситуации, ведущей к трилемме Мюнхгаузена. Разумеется, она может иметь место только в том случае, если для этих решений используется классический принцип обоснования, а для этого нет никаких оснований. В своем исследовании данной проблемы Халлер, кажется, не понимает, что в отстаиваемой критицизмом позиции решения и аргументы связаны друг с другом, и, кроме того, он, видимо, предается иллюзии, что ему самому удается избежать подобных решений, так как имеет в своем распоряжении оправдание [23]. Здесь, пожалуй, нет больше необходимости подробно заниматься этим заблуждением [24]. Так же я хотел бы отказаться от обсуждения часто используемых в качестве возражений против «сциентизма» тезисов о том, что суждение считается «обоснованным» тогда, когда с ним соглашаются, и точка зрения является истинной, если против нее ничего нельзя возразить [25]. Я ограничусь лишь замечанием, что не могу с ними согласиться, что, видимо, должно быть достаточным для их приверженцев.

В своем исследовании проблематики обоснования [26] Вальтер Гельц среди прочего подвергает критике и мою концепцию рациональности, поскольку в ней прослеживается тенденция распространить децизионизм и на сферу познания, который, согласно Максу Веберу, оправдан лишь в области этики. К сожалению, у меня сейчас нет возможности детально заниматься содержащимися в его интересной книге тезисами и аргументами, с частью из которых я вполне согласен [27]. Я вынужден здесь ограничиться указанием на то, что, по моему мнению, в своей критике роли решений в познавательном процессе Гельц не совсем прав. Его неоднократные ссылки на логику и опыт заслоняют тот факт, что методология естественных наук никак не может быть сведена к логике, и что использование опыта в исследовательском процессе диктует решения, которые зависят отчасти от той или иной отстаиваемой методической точки зрения, отчасти также от содержательных предположений, являющихся, по сути, проблематичными. Так как каждая из этих компонент может

23 Об этой проблематике см. выше третью главу настоящего издания, а о схожей аргументации Апеля см. упомянутую в примечании 11 мою работу: Transzendentale Traumereien, S. 126 f.

24 Другой критик, рассуждения которого изобилуют ссылками на меня, но при этом нет даже никакого намека на понимание обсуждаемых мною проблем, видимо, также не в состоянии допустить хотя бы раз в виде эксперимента, что можно оперировать, не полагая наперед критикуемый мною принцип обоснования. См.: Vollrath Ernst. Zur Kritik der faulen Vernunft, Vierteljahresschrift fur wissenschaftliche Padagogik, 45. Jg., Heft 1, 1969, S. 73. Если уж в этой большой рецензии действительно обнаруживается аргумент, то он бьет мимо в силу недостаточной реконструкции моих рассуждений и аргументов.

25 См., например: Duerr Hans Peter. Ni Dieu — ni metre. Anarchische Bemerkungen zur BewuBtseins — und Erkenntnistheorie, Frankfurt 1974, S. 14, 23.

26 Об этом см.: Golz Walter. Begrundungsprobleme der praktischen Philosophic, Stutt-gart/Cannstatt 1978.

27 Моя переписка с автором не привела еще к полному прояснению наших разногласий, которые, возможно, не столь значительны, как они кажутся.

212

быть принципиально поставлена под сомнение, то в рамках рациональной установки — то есть в рамках принципиальной готовности признать значимые аргументы — также нельзя избежать решений, которые могут основываться на различных оценках соответствующей проблемной ситуации и потому приводить к разным результатам. Впрочем, Макс Вебер признавал, что свободная от оценок наука (как он ее понимал) также дает оценки и принимает основанные на них решения. В этом отношении мой анализ познавательной практики принципиально согласуется с его точкой зрения.

Особого внимания заслуживают те критики моей концепции, которые рассчитывают на то, что моя критика, осуществляемая посредством трилеммы Мюнхгаузена, касается только определенных способов обоснования. Так, Юрген Миттельштрасс утверждает, что в основе моего опровержения идеи обоснования лежит дедуктивная модель обоснования [28], и готов признать ее правомерность для этого случая. Затем речь идет даже о «догматически» ограниченном с самого начала дедуктивными связями понятии обоснования [29], лежащем в основе моего тезиса. Но и без моего прямого указания на это ясно, что моя критика идеи обоснования не зависит от такого ограничения. Между тем очевидно, что данное ограничение не играет никакой роли у меня [30], так что проводимая до сих пор критика моей концепции просто не может иметь силы.

И все же в своих осуществленных в последнее время анализах моей позиции Яних, Камбартель и Миттельштрасс вновь говорят о моем «крайне ограниченном понимании „обоснования" и „оправдания"». Создается впечатление, что они выдвигают против моей концепции действенные контраргументы тем, что они провозглашают в качестве «обоснования» защиту утверждений с помощью определенных методов [31]. Я не вижу другого способа спасти такой метод защиты от трилеммы, как это допус-

28 См. об этом: Mittelstrass Jurgen. Die Moglichkeit von Wissenschaft, Frankfurt 1974, S. 57 и далее. Схожие утверждения обнаруживаются у Карла-Отто Апеля, Юргена Хабермаса и Ханса Петера Дуерра. Об этом см.: Apel Transformation der Philosophie, Frankfurt 1973, Band II, S. 220 und S. 405 f., Habermas Legitimationsprobleme im Spatkapitalismus, Frankfurt 1973, S. 145, где имеются ссылки на Миттельштрасса и Апеля, и: Hans Peter Duerr Ni Dieu — ni metre, a. a. O., S. 71, Anm. 6. Считать ли, что все эти критики в ходе чтения пропустили последнюю страницу — см. выше с. 42 — моей главы о трилемме?

29 Mittelstrass, а. а. О., S. 240, Anm. 39.

30 Об этом см.: Janich Peter, Kambartel Friedrich, Mittelstrass Jurgen. Wissenschaftscheorie als Wissenschaftskritik, Frankfurt 1974, S. 34 ff. Аргументация авторов вводит в заблуждение, ибо в тексте речь идет опять-таки об ограничении «дедуктивными» обоснованиями, в то время как в относящемся к этому примечании признается, что характер применяемого дедуктивного метода не имеет значения, покуда с его помощью переходят от «одних обоснованных утверждений к другим»; см.: а. а. О., S. 36. Но в этом признании также не принимается во внимание мое указание — см. с. 41. выше — на возможную роль внеязыковых инстанций.

31 Об этом см. критику Теодора Эберта в его дискуссионной статье: Uber eine vermeintliche Entdeckung in der Wissenschaftstheorie // Zeirschrift fur allgemeine Wissenschaftslehre, Band V, 1974, S. 308 ff., где показана сомнительность этого подхода.

213

кают авторы, кроме как отказаться от обоснования в характеризуемом мною классическом смысле, стало быть, в смысле, включающем в себя критерий истинности высказываний. Но если отказываются от этого, тогда не стоило бы домогаться опровержения моей концепции. Если несколько подробнее рассмотреть рассуждения авторов, то оказывается же, что они фактически принимают — правда, совершенно непонятным образом — отстаиваемый мною фаллибилизм. Хотя речь идет о «научной конструкции, предохраняемой, по возможности, от опровержения», и «способе защиты от всевозможной (стало быть, и наилучше возможной) контраргументации», все же оговорки, которые авторы постоянно делают, позволяют заключить, что они между тем отказываются в существенных пунктах от классического учения, которое они раньше отстаивали вслед за Гуго Диглером [32], не желая делать из этого никаких выводов касательно оценки других концепций.

Получаемая в итоге аргументация создает впечатление, что она успешно защищает прежнюю позицию от критики идеи обоснования и, более того, выдвигает против критицистской точки зрения веские возражения. На самом же деле она заимствует развиваемое в рамках этой точки зрения учение о гипотетическом характере всех решений проблем и всякой аргументации — разумеется, преподносимое в терминологическом облачении идеи обоснования [33]. Кроме того, из такой защиты извлекается теперь еще и польза, поскольку, как оказывается, из-за этого

32 Об этом см., например, Введение Куно Лоренца и Юргена Миттельштрасса к Dingier Hugo. Die Ergreifung des Wirklichen, Frankfurt 1969, S. 7 ff. В рамках обстоятельной критики концепции Динглера они еще не дистанцируются от динглерова целеполагания абсолютной достоверности. Напротив, они пытаются посредством улучшения своих концепций достичь достоверности, бывшей для него еше недосягаемой; см., например, с. 22 и далее. В качестве недостатка они указывают прежде всего на его апелляцию к «монологической» воле, которая должна быть заменена «коллективной практикой». В своей статье «Wider den Dingier-Komplex» Миттельштрасс пытается — см. его упомянутую выше книгу: Die Moglichkeit von Wissenschaft, S. 88 ff. — отвергнуть мою критику Динглера ссылкой на якобы используемое для этого понятие дедуктивного обоснования, что на самом деле оказывается безосновательным. Апелляция к нормированным действиям, обнаруживаемой у Динглера, относится, разумеется, к критикуемым мною способам обоснования. Позже он дистанцируется от идеи «конечного обоснования» в динглеровском понимании — а. а. О., S. 99 f. — с целью искоренить широко распространенное «неверное представление» об оперативной установке Эрлангенской школы. Этот шаг можно только приветствовать, но он не устраняет очевидного возражения, что как раз упомянутое здесь динглерово целеполагание, по-видимому, могло все же мотивировать оперативную конструкцию искомого им типа, в то же время при упразднении этой мотивации непонятно, в чем должны быть его преимущества. Если «достоверное начало» в динглеровском смысле невозможно, то как тогда понимать критику Миттельштрассом критического рационализма и его идею доказательства? См.: Mittelstrass, а. а. О., S. 102 ff.

33 Об этом см.: Janich/Kambartel/Mittelstrass, а. а. О., S. 37 ff. При этом, например, ошибочно приписывается противоречие, состоящее в том, что критический рационализм рассматривает фактическое переживание утверждения или обоснования в споре мнений как «подтверждение», в то время как конструктивная установка располагает принципом рационального подтверждения. См.: а. а. О., S. 31 f., 38 f. Указанная в связи с этим литература не дает никаких оснований для такого толкования. Об этом см. также: Mittelstrass, а. а. О., S. 126 f., 240 f. Anm. 39 und 40.

214

потеряли силу прежние возражения против «требования обоснованного построения наук». «Разумно понимаемая критическая проверка, — так говорится ниже, — может касаться только рационально понимаемых конструкций обоснования». Потому также недопустимо, как это делает критический рационализм, «противопоставлять друг другу критическую проверку и конструктивное оправдание». Напротив, можно и должно «определять теорию науки как конструктивную критику науки». Однако для обозначения «конструктивной» установки в специфическом понимании Эрлангенской школы, как оно здесь утвердилось, не найти ни одного аргумента «в защиту не догматически используемого понятия обоснования» [34].

Тем временем Райнер Хегельман, который первоначально склонялся больше к конструктивистскому решению [35], осуществил фундаментальный анализ проблематики обоснования, содержавший в некоторых пунктах пересмотр его взглядов [36].

34 Что касается тезиса Поппера о теоретической нагруженности всех высказываний, оказывающегося также камнем преткновения для приверженцев конструктивной установки, — см. об этом, например: Mittelstrass, а. а. О., S. 240, Anm. 39 и Janich/Kambartel/Mittelslrass, а. а. О., S. 90 ff., — то критика ими этого тезиса базируется на различении сфер жизненной и физической эмпирии, которое является несущественным для данного тезиса, поскольку в отношении первого из двух видов эмпирии тоже можно утверждать, что он относится к теоретическим средствам, а именно: кладется в основу результатов исследования; об этом см.: Alfred Bohnen Zur Kritik des modernen Empirismus //Albert H. (Hrsg.) Theorie und Realitat, 2. Auflage, Tubingen 1971. При этом речь отнюдь не идет только о методических (в частности, языковых) соглашениях, как предполагают авторы. Различение двух видов эмпирии в рамках конструктивной установки совпадает с различием, которое постулировалось неоклассическим эмпиризмом в его различении языка наблюдения и теоретического языка. Оно осуществлялось из схожих соображений с целью сохранить так называемый теоретически нейтральный базис для оправдания теоретических конструкций. Критику современного эмпиризма, который пал жертвой тезиса о двух типах языков, можно применить аналогичным образом и к тезису о двух видах эмпирии, а вместе с тем и к признаваемому конструктивизмом Эрлангенской школы «априорному началу», которое мотивируется сферой жизненного опыта и постулируется в качестве фундамента познания.

35 Об этом см: Gethmann Carl Friedrich, Hegelmann Rainer. Das Problem der Begrundung zwischen Dezisionismus und Fundamentalismus // Zeitschrift fur allgemeine Wissenschaftstheorie, Band VIII, 1977, S. 343-368.

36 См.: Hegelmann Rainer. Normativitat und Rationalitat. Zum Problem praktischen Vernunft in der Analytischen Philosophie, Frankfurt/New York 1979, S. 165 bis 203.

Подобно мне, он проводит различие между горизонтальным и вертикальным уровнями обоснования, затем вводит дальше различие между понятиями допрагматическое и прагматическое обоснование и исследует, в какой мере редуктивная и конструктивная стратегии обоснования сталкиваются с теми или иными трудностями, связанными с моей трилеммой Мюнхгаузена. При этом обнаруживается, что в отношении обеих стратегий складывается одинаковая ситуация. Покуда оперируют понятием допрагматическое обоснование, приписываемым, между прочим, мне, сталкиваются, очевидно, с аналогичными трудностями, так что автор в этом случае может подтвердить, по существу, мои результаты. При

215

применении так называемого понятия прагматическое обоснование возможны успешные попытки обоснования в обоих случаях, как в случае редуктивной, так и в случае конструктивной стратегий. Но и здесь каждый успех рассматривается только как временный, так что абсолютные обоснования никогда не достигаются. Ясно, что автор полагает возможным совместить прагматическую концепцию с критическим рационализмом. Он даже считает ее важным дополнением к нему.

Против этой тщательной попытки разрешить и продолжить дальше спор между критическим рационализмом и конструктивизмом, я должен, конечно, выдвинуть веское, по моему мнению, возражение. В процессе перехода от понятия «допрагматическое» к понятию «прагматическое» обоснование создается впечатление, что этим можно достичь лучшего решения той же самой проблемы. Но в действительности этим шагом отвергается важная проблема, которая была связана с первым из двух понятий — классическая проблема познания. Ведь посредством обоснования в рамках классического рационализма должна была достигаться гарантия истины. Закрепленный в критическом реализме интерес к познанию заменяется теперь Хегельманом практическим интересом к «умению выделять коллективно признаваемые положения», чтобы сделать возможной соответствующую деятельность. [37] Элиминация познавательной проблематики и ее замена проблемой достижения согласия находит свое выражение, пожалуй, лучше всего в следующей характерной формулировке: «Истина или обоснованность заключается в согласии» [38]. Стало быть, за переходом к понятию прагматическое обоснование скрывается значительный сдвиг проблем, неприемлемый с точки зрения отстаиваемого мною критического реализма. Принятие научной предпосылки Эрлан-генской концепции приводит Хегельмана к решению проблемы, схожему целиком с критикуемым в настоящей книге динглеровским решением: в обоих случаях познавательная проблематика исключается с прагматической точки зрения [39]; только во втором случае вместо воли Динглера выступает согласие, которое играет такую же значительную роль и в концепциях Хабермаса и Апеля. Потому я никак не могу рассматривать эту концепцию в качестве дополнения к критическому рационализму, посредством которого преодолевается «прагматический дефицит» [40]. Тот факт, что некоторых людей ни при каких условиях нельзя переубедить в чем-то, также никак не может сказаться на введении нового понятия обоснования.

37 См.: Hegelmann, а. а. О., S. 173 f.
38 Аао, S. 175; по поводу критики таких взглядов см. также мою упомянутую выше работу: Transzendentale Traumereien.
39 Об этом см. мою критику Динглера выше, с. 57-60.
40 См.: Hegelmann, а. а. О., S. 196. Исследование проблемы, в условиях которого достигается согласие, в лучшем случае может вскрыть «дефицит», который, разумеется, касается также и отстаиваемой автором концепции.

216

Если признается самоприменимость таких принципов, то очевидно, что в случае принципа достаточного обоснования возникает упомянутая уже трилемма. Ханс Петер Дуерр возражает против усилий Бартли доказать, что подобная безвыходная ситуация никак не может быть обнаружена в случае принципа критической проверки, полагая, что такая самоприменимость вообще невозможна, поскольку не может существовать никаких рефлексивных принципов [41]. Тем самым неприятие Бартли аргумента tu quoque * оказывается несостоятельным. Если бы это возражение соответствовало действительности, то, разумеется, было бы не возможно требовать от концепции, чтобы она устояла также и перед самоприменимостью. Конечно, это никак бы не сказалось на несостоятельности принципа обоснования, так как его опровержение никак не зависит от такой самоприменимости. И, напротив, предложенный в качестве альтернативы принцип критической проверки был бы в этом отношении приемлем непременно. Поскольку смысл критического рационализма так же не состоит в его собственной критикабельности, как и, например, смысл классического рационализма не должен был бы заключаться в возможности самообоснования, то вряд ли бы стоило обременять себя невозможностью самоприменимости. То, что невозможно, того нельзя и требовать. Стало быть, выбор между обоими принципами в этих условиях вряд ли был бы труднее, чем, если бы имела место самоприменимость.

Но если признается самоприменимость, то в одном случае мы имеем дело с трилеммой, а в другом — нет, ибо не требуется никакой апелляции к достоверному основанию. И все же, могло бы создаться впечатление, что всеобъемлющий критицизм, подразумевающий свою собственную критикабельность, уже потому может притязать — оказываясь, правда, тем самым ничтожным — на неуязвимость для критики, что любая критика — как подтверждение критикабельности — должна бы иметь положительные последствия [42]. На самом деле это не так. Поскольку она также неприемлема, как и фальсификация теории, — которая есть подтверждение ее фальсифицируемости, — то эффективная критика критицизма может показаться предпочтительней ей только потому, что она доказывает свою критикабельность. И все же, кто с трудом может себе представить вообще возможность такой эффективной критики, тому следует лишь осознать, что предложенное в рамках критицизма решение познавательной проблематики могло бы иметь недостатки, которые не обнаруживаются при определенных обстоятельствах, например, в предложенной в качестве альтернативы концепции. Кстати, аргументация с помощью трилеммы Мюнхгаузена отнюдь не означает, что мы выбираем только между двумя — или, если принимать во внимание ске-

41 Duerr Hans Peter. Ni Dieu — ni metre, a. a. O., S. 25 ff., и примечания на с. 89 и далее.
* См. прим. пер. на с. 206 наст. изд.
42 Нечто подобное, как представляется, предполагает и Хенке; см. упомянутую выше его работу: Kritik des kritischen Rationalismus, S. 22 f.

217

птицизм, между тремя — альтернативами. Кроме того, можно было бы также доказать, что при использовании трилеммы с целью опровержения классического рационализма упускалось из виду нечто существенное, в частности, доказательство, которого, кстати, добиваются некоторые мои критики [43].

Что касается теперь вопроса о самоприменимости, то я отнюдь не намерен принимать тезис Дуерра о невозможности, который исходит из того, что не может существовать ни одной безобидной саморефлексии (harmlosen Selbstbezug). В определенных случаях саморефлексия кажется даже неизбежной, так что было бы неразумным полагаться нам на концепции, — заметьте: уже не гипотетического характера, — которые с самого начала могут казаться невозможными [44].

Многие мои критики симпатизируют точке зрения, которая, отвергая отстаиваемый мною критицизм, сама сталкивается в связи с проблемой критериев с определенными трудностями, ведущими к трилемме Мюнхгаузена [45]. Кажется, что при поиске надлежащих критериев име-

43 По вопросу о критикабельности критицизма см. также: Bartley W. W. The Retreat to Commitment, a. a. O., S. 146 ff. Как Дуерр обращается с Бартли, свидетельствует, например, фрагмент на с. 28 его книги, где он касается данного пассажа работы Бартли. Из цитаты, в которой речь идет о том, что рациональный образ жизни сам является открытым для критики и должен подвергаться строгим проверкам, чтобы сохранить свою силу, вычитываются некоторые строки требования подвергнуть собственную готовность к критике настоятельным проверкам, что побуждает наших критиков клеймить требуемое критицизмом поведение как поведение навязчивого невротика. Через две страницы нам приписывают требование, что любое отстаиваемое мнение должно подвергаться постоянной строжайшей критике. При этом автор ссылается на высказывание Поппера, что все организмы постоянно заняты решением проблем. Если почитать в связи с этим пояснения Поппера, нетрудно заключить, что практикуемая здесь критика хотя и благозвучна, но совершенно поверхностна. Подобным образом автор ведет себя на многих страницах своей книги. См., например, примечание 95 на с. 89, где ему предоставляется удобный случай примкнуть к Ебелингу; об этом см. мою критику в: Theologische Holzwege, а. а. О., S. 16 f. Его возражения представляют собой отчасти карикатуру на критикуемую позицию, для реконструкции которой он пользуется подходящими образами и занятными замечаниями. Безусловно, читать это — как-то даже забавно.

44 Об этом см. также: Wandschneider Dieter. Zum Antinomienproblem der Logik, Ratio, 16. Band, 1974, S. 74 ff., особенно С. 77, 85 и 89. Ни лингвистика, ни философия языка не могли бы, как справедливо отмечает Вандшнейдер, обойтись без такой саморефлексии. Крайне сомнителен тезис, что высказывание Витгенштейна «Ни одно предложение не саморефлексивно», несомненно (!), не саморефлексивно. — Duerr, а.а. О., S. 26.

45 Об этом см.: Sibel Wigand. Traktat fiber kritische Vernunft (Rezensionsaufsatz) // Schmollers Jahrbuch, 90. Jg., 1970, S. 67 ff., и: Engelhardt GUnther. Politik und Wissenschaft // Zeitschrift fur Politik, Jg. 21, 1974, S. 67 ff. Зибель отстаивает истину в качестве критерия проверки теорий и полагает, что выбор другого критерия подвергся бы опасности трилеммы, потому что существует долг обоснования. Но помимо того, что упоминаемое им традиционное понятие истины еще не есть критерий, существует только долг обоснования, если исходить из классического учения. Критическое обсуждение критериев, типа «работоспособность», «сила объяснения» и т. п. — это все, что можно требовать. Такое обсуждение не может вести к обоснованию в классическом смысле. Мне не понятна в своей сути его альтернатива, согласно которой «доступный опыту весь мир в своей структуре укладывается потенциально в контекст обоснования» — а. а. О., S. 72. У другого критика моих взглядов также создалось впечатление, что своей аргументацией я попадаю в ту же самую безвыходную ситуацию, которую поспешно приписал другим; об этом см.: Hulasa Hajato. Baron Albert im Trilemma // Studia Philosophies, 36,1976, S. 84 ft, а также мой ответ: Hiilasa auf der Kanonenkugel // Studia Philosophica, 37, 1977, S. 235 ff. Так как Ханс Кюнг посчитал возможным сослаться на Хюласа, то я воспроизвел свой ответ в книге: Das Elend der Theologie. S. 223.

218

ет место регресс в бесконечность, который должно прервать в какой-то точке. Мы видим, что имеем здесь дело с проблемой обоснования в вертикальном срезе, на который я указывал выше [46]. Совершенно очевидно, что здесь, если домогаются абсолютного обоснования, должны столкнуться с теми же самыми трудностями, что и при стремлении к такому же типу оправдания. Но с позиций критицистских предпосылок критерии понимаются так же гипотетически, как и другие факторы, играющие роль в решении проблемы поведения. Следовательно, абсолютные, не подвергаемые сомнению, нормы в том смысле, как они понимаются Энгельхардтом, даже не могут при этом возникать [47].

С проблемой обоснования в вертикальном срезе связан специальный вопрос, вызывающий особый интерес, а именно: вопрос о последствиях критицизма для проблемы обоснования логики. Что логика и особенно принцип непротиворечивости должны допускать требуемую данным пониманием критику, это постоянно отмечалось в дискуссиях [48], даже самими сторонниками указанной точки зрения [49]. Что предполагаемая для любой аргументации логика нуждается также и в обосновании, подобное утверждение могло бы оказаться приемлемым только в рамках классической точки зрения. Но здесь, конечно, сразу же возникает проблема: как осуществить такое обоснование, если же, по меньше мере, отдельные части логики уже использовались бы в процессе обоснования, да не говоря вообще о проблеме фундамента такого обоснования, которая с необходимостью привела бы к нашей трилемме.

46 Особый интерес представляют рассуждения Гуго Динглера, приведшие к решению им проблемы обоснования касательно логики, по вопросу о критерии истины. Здесь он занят как раз частным случаем обоснования на данном уровне; см.: Dingier Н. Philosophic der Logik und Arithmetik, а. а. О., S. 21 f. Стало быть, у него речь идет об избежании регресса критериев посредством абсолютного обоснования.

47 Правда, ограничение им соответствующим состоянием познания, — а. а. О., S. 70 — как мне представляется, смягчает остроту проблемы, так как оно фактически точно таким же образом может сказываться, например, на сферу образования теории. Мне также не понятно из его письменного встречного вопроса, почему, несмотря на это, он считает необходимым все же оперировать касательно проблемы критериев идеей бесконечного регресса, хотя ему и не хотелось бы обращаться к классическому принципу обоснования. Также я не могу понять, что общего имеет эта вся проблематика с требованием проводить различие между предметными и ценностными высказываниями; а. а. О.. S. 74.

48 Об этом, например, см.: Kraft W. Die Grundformen wissenschaftlicher Methoden, а. а. О., S. 12; Lauener Der moderne Kritizismus. a. a. O., S. 143; он же: Die erkenntnistheoretischen Grundlagen des kritischen Rationalismus// Studia Philosophica, Vol. XXX/XXXI, 1972, S. 56 ff.

49 Карлу Попперу принадлежит тезис о том, что критический рационализм занимается логикой как «органоном критики»; см. также: Bartley W. W. Retreat to Commitment, a. a. O., S. 161 fT. и: Lenk Hans. Philosophische Logikbegrundung und rationaler Kritizismus // Lenk Hans. Metalogik und Sprachanalyse, Freiburg 1973, S. 88 ff.

219

Но, с другой стороны, кажется, что в этом случае критицизм также сталкивается с трудно разрешимой проблемой, ибо сам факт того, что для критики должна предполагаться соответствующая часть логики, может вызвать сомнение в правомерности относить принцип критической проверки к самой логике. Поэтому Ханс Ленк ставит вопрос о фундаментальной философской трудности, возникающей в связи с включением логики в программу рационального критицизма [50], а именно потому, что может оказаться, что нельзя отказаться от определенных частей логики, — в частности, от некоторых основополагающих правил и констант, — и тем самым они уже также не подвергаются критике. В рамках этой минимальной логики, как он пытается доказать, речь идет о логике следования с отрицанием, которая соответственно этому образует «неотъемлемую составную часть идеи рациональной критики и ее институционализации». Если отказаться от нее, тогда следует одновременно отказаться и от связанного с этой идеей критицизма [51].

Эта защита неопровержимой минимальной логики, как полагает сам автор, не есть, конечно, опыт логики обоснования, она не понимается также и как обоснование металогического тезиса, если предполагается классическое понятие обоснования. Напротив, речь идет об аргументации в защиту металогической гипотезы, которую можно признать, не провозглашая ее вследствие этого неприкосновенной [52]. Она не подходит для того, чтобы с уверенностью исключить возможность пересмотра и ми-

50 Cм.: Lenk,a.a. O., S. 103.
51 Карл-Отто Апель сделал данный тезис о неопровержимости исходным пунктом «трансцендентальной» рефлексии. См. в связи с этим его, упомянутую выше в примечании 21, книгу: Transformation der Philosophic, Band II, S. 406 ff. В моей работе «Transzendentale Traumereien» (С. 84 и далее) я критически рассмотрел данный тезис и одновременно дал оценку аргументации Ленка, так что здесь я могу быть кратким.

52 Аргументация Поппера в защиту принципа непротиворечивости, на которую ссылается Ленк, — см.: Popper Karl. What is Dialectic? // Karl Popper Conjectures and Refutations, London 1963, S. 317 ff. [Русский пер.: Карл Поппер. Что такое диалектика? // Вопросы философии, 1995, № 1. С. 118—138.], — строится, по-моему, примерно так же, ибо при этом, конечно, тоже выдвигаются несамоочевидные предположения, например, предположение, что другие логические правила не изменяются. Йохим Кловски считает тезис о выводимости любых высказываний из противоречивых систем сугубо попперовским; см.: Klowski. Last sich eine Kernlogik konstituieren? // Zeitschrift fur allgemeine Wissenschaftstheorie, Band IV, 1973, S. 305 ff. Его попытка найти в попперовском доказательстве противоречие кажется мне неудачной. Правильное применение логических правил к определенным посылкам не может подвергаться сомнению содержательными рассуждениями, как это имеет место у Кловски. Поппер отнюдь не предполагал, что в постулированной системе «р и не-р» равно как действительны, так и недействительны, он только делал посредством законных правил выводы из «р и не-р». Намерение Кловски — см. его статью: Der unaufhebbare Primat der Logik, die Dialektik des Ganzen und die Grenze der Logik // Zeitschrift fur allgemeine Wissenschaftstheorie, Band IV, 1973, S. 41 ff. — реабилитировать частично концепцию тотальности Франкфуртской школы имеет своим недостатком то, что он придерживается совершенно излишнего тезиса о парадоксальности: а. а. О., S. 50. Если что-то принадлежит целому и потому над ним «нельзя рефлектировать», то это, пожалуй, вовсе не значит, что по этой причине нельзя рефлектировать над целым. Автор сам указывает на несостоятельность данного тезиса, а именно тем, что он — как это всегда бывает — делает целое объектом своих размышлений. Когда он имеет дело с определением, не допускающим, видимо, этого, он вынужден его пересмотреть.

220

нимальной логики — возможность модифицировать что-то на основе результатов лингвистических исследований [53]. Если вследствие этого надо было бы изменить также и «институт критики», то против этого вряд ли можно было бы что-либо возразить, так как у критицизма есть все основания не догматизировать этот «институт». Кто готов применять последовательно идею критической проверки в области логики, должен, по моему мнению, согласиться с предложением Е. М. Барта заменить также и в этой области традиционную проблему обоснования проблемой сравнительной оценки опыта решения различных проблем [54]. Если принять его, то нет никакого риска исключить с самого начала определенные концепции на основании якобы достоверного исследования [55].

Возрождение концепции надежного эмпирического базиса следует, видимо, из аргументации Бруно Брюлизауэра [56], отстаивающего тезис, согласно которому «утверждение о том, что в познании никогда не содержится абсолютной достоверности», имеет смысл только в отношении законов и теорий, но не касательно восприятия. Как явствует из исследования восприятия, «чистое», свободное от толкования, созерцание, признаваемое иногда теоретиками познания, есть теперь фикция, которая не имеет ничего общего с восприятием как познавательной способностью [57]. Восприятие потому уже погрешимо, что оно представляет собой процесс толкования знаков, в котором чувственные данные используются для построения предметного мира. Стало быть, в этой области достоверность также не может считаться признаком истинности.

53 Об этом см. упомянутую выше мою статью: Kritizismus und Naturalismus, a. a. 0., S. 27, Anm. 19„ а также: Marek Johann Christian. Beitrage zum kritischen Rationalismus // Conceptus, Jg. VI, 1972, S. 149 f.; кроме того, см.: Bartley William Warren. On the Criticizability of Logic — A Reply to A. A. Derksen Philosophy of the Social Sciences, 10, 1980, S. 67-77.

54 Об этом см. интересную работу: Barth E. M. Evaluaties, Asse 1972, S. 5-18, в которой он защищает подобное изменение способа рассуждения и по этой причине отходит от логического монизма, считавшегося до сих пор большинством самоочевидным. Логическая теория понимается здесь, вслед за Бертраном Расселом, как гипотеза, которую можно проверять касательно ее способности решать проблемы. О схожем понимании математики см.: Lakatos Imre. Proofs and Refutations. The Logic of Mathematical Discovery, ed. by John Worrall and Elie Zahar, Cambridge 1976. [Русский пер.: Лакатос И. Доказательства и опровержения. (Как доказываются теоремы). — М.: Наука, 1967]; Kalmar Lash. Foundations of Mathematics — Wither Now? И: Lakatos Imre. A renaissance of empiricism in the recent philosophy of mathematics? // Lakatos I. (ed.) Problems in the Philosophy of Mathematics, Amsterdam 1967, S. 187, 199 ff. См также выше с. 70.

55 Об этом см.: Klowski J. Last sich eine Kernlogik konstruieren? а. а. О., где подчеркивается данная опасность по отношению к диалектике, но, по моему мнению, недостаточно внимания обращается на то, что намеки, которыми обычно ограничиваются диалектики, вряд ли могут учитываться для разработки альтернатив.

56 См.: Briilisauer Bruno. Uber kritischen Rationalismus, Kant-Studien, Bd. 60, 1969, S. 344 f.

57 O6 этом см.: Buhler Karl. Die Krise der Psychologie (1927), 3. Auflage, Stuttgart 1967, S. 74-78, а также: Gregory Richard L. Auge und Gehirn. Zur Psychophysiologie des Sehens, Munchen 1966, passim. Кроме того, см. мою упомянутую выше, в Примечании 13, статью.

221

Другая критика, следующая в том же самом направлении, базируется на фризовом варианте кантианства, которого я коснулся лишь вкратце в анализе классического учения о познании [58]. Знакомство с исследованиями Христофа Вестермана лишь может подтвердить мое мнение, что представленная до сих пор критика учения Фриза, к которой я присоединяюсь, вполне достаточна [59]. Анализ Вестерманом моих взглядов страдает, прежде всего, тем, что автор не в состоянии в ходе своего изложения абстрагироваться хотя бы от своих собственных предпосылок. Потому противоречия, которые якобы он вскрыл в моих взглядах, возникают прежде всего из-за его интерпретации [60]. По этой причине ему кажется неясным и смысл моей критики классического рационализма.

Этим, как мне кажется, я затронул существенные аспекты проблем, связанных с критикой классического принципа обоснования. При этом еще остались в стороне специальные вопросы учения о науке, но понятно, что критицизм чреват последствиями также и для этой сферы. Они вытекают не только из замены указанного принципа принципом критической проверки, но и из содержащегося в критическом реализме понимания возможности познания. Сколь в рамках настоящей книги это кажется необходимым, я на этом уже останавливался [61].

Не может быть и речи о том, что критицизм связан с чисто описательной теорией науки, ничего не говорящей о нормативной направленности познания [62]. Конечно, он не видит никаких оснований для того, чтобы обременять обсуждение адекватных критериев понятием обоснования и к тому же еще отождествлять истину и обоснование [63]. Попытка крити-

58 Об этом см.: Westermann Christoph. Untersuchungen zur kritischen Methode und zur Methode der Kritik der praktischen Vernunft, Aalen 1975, I. Band; критика моей точки зрения содержится во второй части второго полутома.

59 См. цитированную выше в примечании 9 на с. 41 книгу Вальтера Дубислава Die Friessche Lehre von der Begrundung, Domitz 1926; между тем в начале 30-х гг. появилась также и попперовская критика Фриза. См.: Popper Karl. Die beiden Grandprobleme der Erkenntnistheorie, Tubingen 1979, V Kapitel: Kant und Fries, S. 81-136; см. также мою оценку фризовой традиции в: Normative Sozialwissenschaft und politische Rationalitat. Zur Kontroverse uber den Weisserschen Ansatz // Archiv fur Rechts-und Sozialphilosophie, Vol. LV, 1969, S. 568 ff.; а также мою книгу: Kritik der reinen Erkenntnislehre, a. a. O., S. 23—29.

60 Моя прежняя переписка с автором подтверждает мою оценку положения дел.

61 Об этом см., например, выше с. 63-72.

62 На такую мысль наводят Яних, Камбартель и Миттельштрасс в своей упомянутой выше книге: Wissenschaftstheorie als Wissenschaftskritik, S. 27 ff, und passim. Ханс-Георг Гадамер также утверждает в Послесловии к 3-ему изданию своей книги Wahrheit und Methode, Tubingen 1972, S. 517 [Русский пер: Гадамер Х.-Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. М.: Прогресс, 1988. С. 619.], ссылаясь на критический рационализм, что теория науки в плане выделения определенных постановок вопросов подвержена „полному иррационализму", а «тематизация такой познавательно-практической точки зрения посредством философской рефлексии считается незаконной». Данный тезис не может иметь под собой никаких оснований. Речь идет, разумеется, о способе обсуждения таких тем.

63 Об этом см., например: Janich/Kambartel/Mittelstrass, а. а. О., S. 85 ff.: Данное отождествление еще сомнительнее, если авторы, как уже отмечалось, жертвуют классическим понятием обоснования и потому готовы признать, что удовлетворяющее их требованиям „обоснование" отнюдь не гарантируется соответствующими высказываниями. Генрих Ла-уенер совершенно справедливо отстаивает тезис о связи отстаиваемой критицизмом идеи истины с метафизической точкой зрения, но из-за этого наша позиция никоим образом не вступает в противоречие с нашей методологией, как он полагает. См.: Lauener H. Die erkenntnistheoretischen Grundlagen des kritischen Rationalismus. a. a. O., S. 54 ff. Критический реализм, напротив, создает плацдарм для методологии, призванной эмпирически проверять теоретические концепции. «Подтверждение» таких концепций лишь потому представляет интерес, что оно, хотя и гипотетически, может восприниматься в качестве признака их аппроксимативной истины; об этом см. мою статью: Erkenntnis, Sprache und Wirklichkeit, а. а. О. Только тот, кто хотел бы утвердить операционализм внутри учения о познании, может согласиться признать тезис о бессмысленности Дуерра, напоминающий позитивистскую установку 30-х годов; см.: Duerr И. P. Ni Dieu — ni metre, а. а. О., S. 20 ff. В этой связи можно согласиться только с Штегмюллером. По этому поводу см. его книгу: Das Wahrheitsproblem und die Idee der Semantik, Wien, 1957, S. 238 f.

222

ковать его как концепцию, ставящую на место подлинных обоснований фактическое согласие ученых [64], завуалирует положение дел. Крах идеи обоснования приводит его, напротив, к поиску нормативно применяемых критериев подтверждения [65].

Здесь нет возможности подробно вдаваться в дискуссии по поводу концепции Куна [66]. Нападки на возможность рациональной реконструкции теории, допускаемой этой концепцией, явились между тем менее серьезными, чем сначала казалось. Да и различие между кунов-ским и попперовским пониманием развития науки было, по сути, менее значительным, чем предполагалось в самом начале дискуссий [67]. Так

64 См.: MittelstrassJ. Die Moglichkeit vonWissenschaft,a.a. O., S. 126 f.; а также мою критику теории согласия Алеля в заключительной главе моей работы: Transzendentale Traumereien, а. а. О., S. 143 ff. См. далее: Janich/Kambartel/Mittelstrass, а. а. О., S. 17, S. 24 f., S. 31, S. 38 f.; где находим схожие с первой книгой рассуждения. — О критике конструктивизма см. также: Abel Bobo. Betriebswirtschaftslehre und praktische Verunuft. Zwei Modelle // H. Steinmann (Hgb.) Betriebswirtschaftslehre als normative Handlungswissenschaft. Zur Bedeutung der Konstruktiven Wissenschaftstheorie fur die Betriebswirtschaftslehre, Wiesbaden 1979, S. 161-191; а также: Gerhard Kirchgassner Zwischen Dogma und Dogmatismusvorwurf // Jahrbuch fur Sozialwissenschaft, 33, 1982, S. 64-91.

65 Миттельштрасс не проявляет ни малейшего сочувствия к идее регулятивной истины, которая не дает никакой достигаемой посредством обоснования гарантии; см. упомянутую выше его книгу: а. а. О., S. 139 f. Однако такая идея, как мне кажется, возможна только в рамках последовательного фаллибилизма. Но поскольку, как оказывается, авторы "Wissenschaftstheorie als Wissenschaftskritik" неявно принимают фаллибилизм, я с нетерпением ожидаю дальнейшего развития их взглядов на проблему истины. Кстати, они уже не принимают динглерово смешение истины и достоверности.

66 Об этом см.: Kuhn Thomas. Die Struktur wissenschaftlicher Revolutionen, Frankfurt 1967 (немецкое издание книги, цитированной выше на с. 54 в примечании 40); между тем появилось и второе английское издание (Chicago 1970) с дополнением, свидетельствующим о значительном смягчении его позиции; об этом см.: Musgrave Alan. Kuhn's Second Thoughts British Journal for the Philosophy of Science, 22, 1971, S. 287.; дискуссии по этой концепции см.: Lakatos Imre, Musgrave Alan. Criticism and the Growth of Knowledge, Cambridge 1970, а также: Stegmiiller Wolfgang. Theorie und Erfahrung, Teil D und E, Berlin/Heidelberg/New York 1973.

67 Об этом см.: Wisdom John O. The Nature of „Normal" Science // Paul A. Schilpp (ed.) The Philosophy of Karl Popper, La Salle 1974, II. Band. S. 820 ff., а также ответ Поппера на С. 1148 и далее; см. также: Anderson Gunnar. Kritik und Wissenschaftsgeschichte, а. а. О.

223

называемая «нормальная наука» фактически оказалась в целом вполне критическим делом, и Кун также уже не утверждает мнимую иррациональность перехода к новым теориям в ходе научных революций. Кроме того, нет никакой необходимости трактовать так называемое «жесткое ядро» теоретической традиции как закрытое от критики. В своей концепции иммунитета от критики этой составной части исследовательской программы Лакатос, кажется, также слишком далеко зашел [68]. Не существует, видимо, больше опасности в том, что с принятием идей Куна социологизм распространится и на учение о науке.

Если мы теперь обратимся к области философии морали, то следует отметить прежде всего, что едва ли, как кажется, еще найдутся работы, использующие клише прежнего позитивизма с целью убедить критицизм в том, что он обсуждает мораль, право или политику как сферы, недоступные рациональному анализу, и потому они отдаются на откуп иррациональности [69]. Выдвигаются даже возражения проти-

68 Об этом см. критику Алана Масгрейва в: Falsification and its Critics, July 1974, опубликованной в сокращенном варианте в: Suppes Patrick (eds.). Logic, Methodology and Philosophy of Science IV, Amsterdam 1973, S. 393 ff. Статья содержит не только попытку показать, что с исторической точки зрения ошибочно допускать — в естественных науках это обычное дело — рассматривать такую составную часть как иммунную, но и аргументацию против допущения соответствующих методологических правил. Поэтому мне представляется неадекватным желание преодолеть так называемый «крайний» или «наивный» рационализм попперовского толка путем перехода к гетерогенной точке зрения с целью иметь возможность учитывать иммунитет определенных составных частей теории и закрыть так называемые бреши рационализма, как это пытается сделать Штегмюллер в своей упомянутой выше книге. Что касается попытки представить историю «попперианства» как трагедию, то я нахожу ее еще менее уместной, и не только в отношении описанной выше схематично проблемной ситуации, но и в виду того факта, что ее автор до недавнего времени не придерживался еще версии неоклассического эмпиризма, которая была подвергнута критике сторонниками критического рационализма в начале 60-х гг. посредством признанных теперь аргументов. Заимствованной от Штегмюллера и представленной ныне в версии Снида концепции Куна присущи, как известно, в отношении так называемого эмпирического базиса черты, общие этой критике эмпиризма. Этим указанием я и ограничусь, да, еще следует признать, что описание проблемной ситуации Штегмюллером не только представляет автобиографический интерес, но и являет собой шедевр с точки зрения риторики. Оно проясняет истоки гуманной версии критического рационализма. О критике структурализма Снида—Штегмюллера см.: Gadenne Volker. Theorie und Erfahrung in der psychologischen Forschung, Tubingen 1984, S. 143-163.

69 Исключением в этом плане является книга Германа Леу и Томаса Мюлпера Kritische Vernunft und Revolution. Zur Kontroverse zwischen Hans Albert und Jurgen Habermas, Koln 1971, которая была написана в основном для читателей, не имеющих никакой возможности или не способных сравнивать важные тексты критикуемых авторов с тем, что утверждается. Из этой книги не только едва ли что-то узнали о существенных чертах моих взглядов, — в ходе анализа моей позиции авторам удается умолчать об основной проблеме, так что у читателя вообще не может сложиться мало-мальски адекватное представление о ней, — но и почерпнутые сведения тоже представляются таким образом, что мои взгляды на те или иные пункты скорее завуалируются. Авторы спешат приводить цитаты из Маркса и Ленина с целью иметь достаточно времени для адекватного изложения критикуемых ими взглядов. Понятно, что согласно линии позиции обоих авторов мой спор с Хабермасом оказывается «отражением противоречий государственно-монополистического капитализма и распрей внутри буржуазного, отнюдь не сплоченного, класса»; а. а. О., S. 13. Кроме того, схожие рассуждения развивает и Мошабер в своей глубокомысленной статье: Dolles Dualitatsprinzip in der Perspective der materialistischen Dialektik // Theo Herrmann (Hgb.) Dichotomie und Duplizitat, Bern 1974, S. 130 IT. Поскольку несостоятельность этой компиляции становится очевидной, как только ее сравниваешь с моими текстами, то я могу лишь пожелать интересующимся студентам познакомиться с этими текстами. Но такое желание, вероятно, возникает там, где не находят никакого отклика.

224

воположного характера. Так, Хельмут Шпиннер, представлявший сам раньше эту точку зрения [70] считает ошибочным предложение распространять критицизм на решения проблем всякого рода и тем самым возводить его во всеобщий образ жизни. Выдвигаемая им в связи с этим аргументация страдает тем, что в ней теряется смысл его предложения. Речь идет, как он предполагает, не о перманентной критике каких-то „объектов", а, как следует недвусмысленно из критикуемых им текстов, о праве оставлять открытыми решения проблем всякого рода для важного критического анализа, так что звучащие забавно выводы, к которым он приходит, вряд ли прямо следуют. Более того, он вряд ли найдет у меня тот принцип максимации критики, который делает его нападки особенно пикантными [71]. Моя защита критического образа жизни не имеет ничего общего с такими ошибочными представлениями.

Что касается применения критицизма к проблематике норм, то я подверг критике веберово решение проблемы ценностей, которая должна была вскрыть узость его границ рациональной дискуссии. Его учение о некритикабельности так называемых ценностных аксиом является, как я попытался доказать, частным случаем тезиса об иммунитете от критики конечных предпосылок, соответствующего классической модели рациональности [72]. Моя попытка решить проблему ценностей путем последовательного применения критицистской точки зрения наталкивается на возражения Юргена Хабермаса, моя программа оказывается также «по сути некогнитивистской, поскольку она придерживается альтерна-

70 См.: Spinner H. Pluralismus als Erkenntnismodell, Frankfurt 1974, S. 224 ff.; см. также: Feyerabend Paul. Knowledge without Foundations, Oberlin 1961. — Сформулированное Шпин-нером «уравнение Поппера», против которого он прежде выступал, — а. а. О., S. 206 ff., — я нигде не смог найти у Поппера. Также не смог выяснить, какую функцию могло бы выполнять такое уравнение. Что касается его критики доктрины рациональности критицизма, то следует отметить, что от такой всеобъемлющей концепции вряд ли стоит ожидать толковую формулировку специальных критериев, ибо критерии такого типа должны разрабатываться в связи со специфическими задачами, решаемыми в различных областях человеческой практики.

71 Тот факт, что супруга не переносит перманентную критику на свое кулинарное искусство, не является еще основанием для защиты догматизации решения проблем в этой сфере.
72 Потому вряд ли прав Ханс-Георг Гадамер, сам фактически поддерживающий этот тезис своим учением о предрассудках, когда характеризует веберовское учение как «слепой децизионизм относительно последней цели» и «грубый иррационализм»; об этом см. Послесловие Гадамера к 3-му изданию его работы: Wahrheit und Methode, Tubingen 1972, S. 522. [Русский пер.: Гадамер Х.-Г. Истина и метод... С. 625.] Каждому, кто хорошо знаком с веберовским анализом, эти суждения должны показаться совершенно неуместными.

225

тивы между решениями, которые не могут быть мотивированы рационально, и обоснованиями, или оправданиями, которые сами возможны в силу дедуктивных аргументов» [73]. Это предложение представляется мне во многих отношениях ошибочным. Хотя можно утверждать, что я представляю некогнитивистскую программу, но только потому, что я не смешиваю, по обыкновению, нормативные высказывания с когнитивными. Однако в работах Хабермаса я не нашел еще ни одного стоящего аргумента против целесообразности такого различения [74]. Что касается приписываемой им мне альтернативы, то она также чужда моему мировоззрению, так как, во-первых, мой отказ от классической идеи обоснования в пользу предпочитаемого мною варианта критицизма сам есть рационально мотивированный выбор. Во-вторых, за каждой попыткой обоснования, как я попытался показать в настоящей книге, также стоят решения определенного типа — например, выбор способа обоснования. В-третьих, формулировка Хабермаса производит впечатление, что в моей критике я следую тому узкому пониманию обоснования — дедуктивной модели, — которое, как мы уже видели, мне несправедливо приписывали представители Эрлангенской школы [75]. В его дальнейших рассуждениях по проблеме оснований философии морали также не находим никаких указаний на то, как достичь здесь действительного обоснования, за исключением намека на трансцендентальный характер обыденного языка, который не может дать ни одного решения проблемы [76].

Исходя из идеи, что критика реальной научной деятельности возможна только, если решена проблема норм, Христиан Тиль пытается дать обоснование рационального метода, «наших действий и устанавливаемых для них норм, которое, как таковое, может считаться непосиль-

73 Habermas J. Legitimationsprobleme im Spatkapitalismus, a. a. O., S. 145 ff.
74 Об этом см.: Adorno Т. el a/., Der Positivismusstreit in der deutschen Soziologie, Neuwied/Berlin 1969, S. 255 ff. und S. 293 ff.
75 Как уже упоминалось, Хабермас позаимствовал это ошибочное представление, видимо, у Миттельштрасса; см. выше примечание 28.
76 Habermas, а. а. О., S. 152 f., текст и примечание 160, где он обращается к статье Апеля Das Apriori der Kommunikationsgemeinschaft und die Ethik // Transformation der Philosophie, а. а. О. [Русский пер.: Апелъ Карл-Отто. Априори коммуникативного сообщества и основания этики // Апель Карл-Отто. Трансформация философии. М.: Логос, 2001. С. 263—335.] Его отчасти критические рассуждения позволяют сделать вывод, что критика «трансцендентальной» установки Апеля, которую я сформулировал в моей уже упомянутой работе „Transzendentale Traumereien", также зиждется на его позиции. Кто постулирует поспешно в той или иной форме необходимое для его концепции согласие, вряд ли можно ожидать от него преклонения перед связанным с этим требованием обоснования. — Если он заранее противопоставляет мне кантовский принцип универсализации в качестве единственного принципа практического разума, — а. а. О., S. 149 ff., — то он не понимает, что ссылкой на этот принцип нельзя выдвинуть ни одного возражения против моего решения проблемы. Чтобы узреть это, ему следовало бы задаться хотя бы раз в ясной форме вопросом об этом «обосновании», вместо того, чтобы полемизировать с представителями Эрлангенской школы по поводу «проблемы децизионистского остатка».

226

ным и для скептика» [77]. Но осуществление этого намерения вскрывает со всей очевидностью недостатки, которыми чревата концепция Эрлангенской школы. Уже в самом начале своей аргументации он сразу же отождествляет искомый им способ рационального обоснования норм с рациональным способом решения в пользу его принятия или отклонения, а затем и с методом рациональной дискуссии. [78] Правда, его анализ — впрочем, вполне доброжелательный — моего предложения использовать в ходе критики ценностей определенные «принципы перехода» показывает, что он признает критическое исследование ценностей посредством таких принципов в качестве вклада в рациональную дискуссию. Но он хотел бы, видимо, дополнить или заменить его (мое предложение. — И. Ш.) «далеко идущими» и «незавершающимися» предложениями Пауля Лоренцена. Однако данные предложения, как мне кажется, являют собой в той форме, в какой они до сих пор существуют, возврат к классической идее обоснования [79]. Они так же ориентированы на идею «достоверного начала», как и работы Эрлангенской школы по теории науки. Сам Лоренцен, видимо, отдавал себе отчет в том, что в рамках требуемого им оправдания норм регресс в обосновании прерывается его принципами [80]. И все же он говорит о том, что они — не произвольные, а единственные принципы, способствующие принятию «разумных» решений [81]. Доказательство этого он, конечно, не дает. Вместо него дается определение разума, которое делает его тезис аналитическим. Вряд ли также можно ожидать лучшего решения в рамках классической идеи обоснования [82].

77 Оно должно иметь силу «для научной деятельности, словно для деятельности в других сферах общества»; об этом см.: Thiel Christian. Grundlagenkrise und Grundlagenstreit. Studien uber das normative Fundament der Wissenschaften am Beispiel von Mathematik und Sozialwis-senschaft, Meisenheim 1972, S. 3 f. Между прочим, в книге содержится здравый и нацеленный на объективность анализ споров о методе в социальных науках и предложение по решению проблемы обоснования норм в духе Эрлангенской школы. В изложении им некоторых аспектов я должен, конечно, внести определенные поправки, например, касательно его тезиса о том, что Вебер и Зомбарт якобы упустили из виду — равно как и их современные последователи, сторонники принципа свободы от оценок — те оценки, на которых покоится само «разграничение понятия науки и высказываний, признанных научными», — а. а. О., S. 57. Это не имеет никакого отношения ни к самому Веберу, ни ко всем приверженцам тезиса о свободе от оценок.

78 А. а. О., S. 157. Но можно вполне представить себе такое обсуждение метода, которое прямо приводит к подобному решению, и, кроме того, можно представить себе способ решения, не нуждающийся в обосновании. В отношении идеи обоснования эта возможность допускается даже критическим рационализмом, подвергаемым критике в работе Тиля. При этом, конечно, уже не даются требуемые Тилем гарантии для применяемых критериев и соответствующих им решений; см.: а. а. О., S. 178. Однако, как мы видим, они функционируют так, что фактически не ощутимы в его концепции.
79 См. об этом: Lorenzen Paul. Normative Logic und Ethics, Mannheim/Zurich 1969; и: Thiel, a.a. O., S. 184 ff.
80 Он констатирует: «Ясно, что я не могу оправдать эти принципы, ибо понятие „оправдание" имеет смысл лишь при условии признания правильности таких принципов», — а. а. О., S. 74. Но стоит усомниться в том, что значение данного понятия определяется, смотря по обстоятельствам, такими особенными принципами.
81 Lorenzen, а. а. О., S. 89.

227

На связанный с его обсуждением концепции Лоренцена вопрос: «как, стало быть, обосновывать сами нормы рациональной дискуссии, кто гарантирует рациональность дискуссии?» [83], Тиль отвечает, ссылаясь на обнаруживаемое фактически в «жизненной практике» согласие, важность которого подкрепляется трансцендентальной формулировкой [84]. Иллюзией есть то, что такое согласие, если бы оно было в состоянии само себя доказать, — но для этого до сих пор не имелось никакого основания, — могло бы проявить в какой-либо форме свою действенность в нормативном смысле слова [85]. Стало быть, у нас есть основание всерьез принять опровержение классической модели рациональности и касательно сферы философии морали.

В связи с моим обсуждением проблемы рациональной политики некоторые критики заняты допущенными мною пробелами [86]. Вполне справедливо их замечание, что в настоящей книге я не обсуждаю ника-

82 См. об этом критику Герберта Кеута в его статье: Dialektik versus kritischer Rationalismus // Ratio, 15. Band, 1973, S. 26 ff., в которой также подробно анализируются отдельные аспекты концепции Лоренцена.
83 См.: Thiel, а. а. О., S. 191 ft
84 Thiel, а. а. О., S. 192 f. Хотя на С. 192 он обращается к обоснованию, рассчитанному на такую чисто фактическую действенность, но его собственное решение на С. 193 сводится все-таки как раз к фактическому согласию. Оно вновь подвергается критике, искусно осуществленной мною в отношении апелева опыта трансцендентального обоснования; см. выше примечания 11, 51 и 76.

85 Вольфганг Штегмюллер предложил недавно свое, сильно отличающееся от карнаповского понимания, толкование теории индукции, вследствие чего он попытался с помощью этой концепции обосновать нормы рационального действия; об этом см.: Stegmuller W. Personelle und statistische Wahrscheinlichkeit, Berlin/Heidelberg/New York 1973, Teil II. Но очевидно, что для такого «обоснования» ставится в качестве само собой разумеющегося определенная цель, — а именно: получение выгоды, — так что вся его попытка может пониматься скорее как разработка технологии с учетом этой цели. Об этом см.: Stegmiiller, а. а. О., S. 528. Он принимает во внимание исключительно только получение «возможного иррационального удовольствия от результатов пари как такового», которым он считает возможным тут же пренебречь; а. а. О., S. 395. Но не трудно вообразить себе и другие исключения, кажущиеся ему, безусловно, менее «иррациональными», как, например, цель — заработать деньги другим незаметным способом. Кто a priori исключает такого рода цели, демонстрирует — либо, что он лишь намеревается разработать специальную технологию, либо намерен догматически исключить другие, известные цели. В какой мере это может содействовать решению проблемы обоснования норм, мне неясно. Даже когда пытаются перенести модель ситуации пари на другие ситуации, никоим образом не достигают «обоснования норм».

86 Об этом см., например, обстоятельную рецензию: Hoffe Otfried. Rationalitat, Dezision oder praktische Vernunft // Philosophisches Jahrbuch, 80, Jg., 1973, где на с. 355. утверждается, что такая философская концепция, как критический рационализм, ставит перед собой, между прочим, задачу обновить интеллектуально «решения актуальных политических проблем»; или интересную статью: Ваит Karl Berthotd, Gonsalez Norman. Politik und kritische Methode // Zeitschrift fur Politik, Jg. 19, 1971, S. 305 ff., где указывается на трудности, связанные с попыткой применить мою концепцию «к конкретной общественной и экономической ситуации», и осуждается моя «модель политического мышления» за ее недостаточное «закрепление» в «особых общественных отношениях» и дифференцирование; S. 309.

228

ких конкретных проблем социального устройства определенной страны, но в данных рамках это было бы и невозможно. Я вынужден довольствоваться формулировкой некоторых общих выводов, следующих из моей основной точки зрения на политическую проблематику. Формирование конкретных политических институтов должно зависеть от характера соответствующей исторической ситуации — это один из тех выводов, который может показаться проблематичным для абстрактного решения политических проблем [87].

Одно из общих следствий критицизма касательно политики состоит в том, что показано, что метод критической проверки и связанное с ним альтернативное мышление закрепляются институционально также и в этой области, ибо не признается, что догматизация решений проблем в данной сфере привела бы с необходимостью к выгодным результатам. Хельмут Шпиннер подверг резкой критике такую институционализацию [88], она выходит практически за рамки догматизации, и в этой связи ссылается на миллеву защиту свободы личности [89], исключающей подобные притязания. Если он пытается таким путем использовать свободу «как фундаментальную ценность» против критики, то я не могу следовать за ним, потому что как раз аргументация Джона Стюарта Милля показывает, насколько индивидуальная свобода тесно связана с возможностью общественной критики [90]. Я вынужден ограничиться этим кратким замечанием, чтобы перейти к следующему кругу проблем [91].

87 Потому мое подчеркивание «институционального априори», открыто подвергаемое критике Баумом и Гонсалесом, «проявляется в этом пункте в том, что критический метод, вопреки их намерению, входит в состав „системы"»; а. а. О., S. 310. Но когда проблема осуществимости характеризуется мною как «ловушка для системы единообразного мышления», то схожим с альтернативой автора мне представляется утопический иррационализм, который я, конечно, вынужден отвергнуть. Если бы критицизм был политически полностью нейтральным, то он одновременно не имел бы никакого значения для решения политических проблем. Я охотно принимаю упреки в моей склонности к либерализму, если под этим имеют в виду отказ от тоталитарных форм жизни. Об этом см.: Weinke Kurt. Der „kritische Rationalismus" // Zeitschrift fur philosophische Forschung, Band 27, 1973, S. 565 ff., где позитивно представлена эта «моя склонность». В то же время Йорг Шрейтер, между прочим, отмечает в своей рецензии, — см.: Deutsche Zeitschrift fur Philosophie, 18. Jg., 1970, S. 112 ff. — что хотя мои выводы «и верны в отношении империалистической и фашистской систем», но «непригодны» для «социализма». Мой политический ревизионизм не годится для него. В книгу Леу и Мюллера, — см. выше примечание 69, — пожалуй, нет больше необходимости вдаваться.

88 См.: Spinner, а. а. О., S. 228 f., ссылкой на: Acham Karl. Vernunft und Engagement, Wien 1972, и мою позицию, высказанную выше на с. 224.
89 См., например: Mill John Stuart. Die Freiheit, Zurich 1945. [Русский пер.: Милль Дж. Ст. О свободе. Лейпциг, 1861]
90 Тезис Шпиннера: Критика предполагает свободу, но не наоборот потому ошибочен, что, по меньшей мере, политическая свобода вряд ли может быть осуществлена без инсти-туционализации критики. Впрочем, институты также могут подвергаться критике, так что нельзя прямо отождествлять институционализацию и догматизацию. — По поводу другого пункта его критики: — а. а. О., S. 231 ff. — Кто внимательно прочитает мои высказывания касательно оценки радикализма альтернатив и тотальной критики, заметит, что они отнюдь не исключают указаний на конкретные недостатки в решении определенных проблем, а исключают лишь мышление, которое определенным образом оперирует фиктивными и абстрактными альтернативами с целью сделать приемлемым конкретное решение.

229

Некоторые критики сделали из моего анализа проблематики смысла вывод, что я принципиально отвергаю герменевтические исследования. Так, например, утверждает Гадамер, ссылаясь на данную книгу: «Герменевтическая рефлексия рассматривается самым последовательным образом как теологический обскурантизм в теоретико-научном эмпиризме, когда он возводит» «„критическую рациональность" в абсолютный критерий истины» [92]. Теперь, несомненно, я подвергну строгой критике ту традицию герменевтического мышления, которая в силу поворота к универсальной герменевтике возвела модель интерпретации текстов в парадигму познания и превратила герменевтическую рефлексию в доминирующий философский метод. У меня нет никаких оснований уходить от этой критики, тем более, что трансцендентально-философские притязания, выдвигаемые сегодня в связи с указанной рефлексией, восходят к этому повороту [93]. Оценку отношения такой герменевтики к теологическому мышлению я также считаю, в основном, правильной [94]. «Техническое понятие науки Нового времени», замыкающее ее, согласно Гадамеру, «на герменевтическом уровне», подчеркивается, как правило, теологическими критиками рационализма с целью исключить возможность критики [95].

91 По некоторым пунктам, которые я здесь не смог затронуть, можно найти рассуждения в моей работе: Traktat uber rationale Praxis, Tubingen 1978. Что касается возражений Георга Гайсмана, — см. его книгу: Ethik und Herrschaftsordnung, Tubingen 1974, S. 89 fF., — то я могу лишь заметить, что мои критические рассуждения о классической теории демократии никак не связаны с кантовским тезисом. Я, правда, согласен с его утверждением, что все фактические способы формирования политической воли являются проблематичными.

92 Gadamer Hans-Georg, а. а. О., S. 516 f. — [Альберт не совсем точно цитирует это место из книги Гадамера. В русском переводе эта мысль звучит так: «Герменевтическая рефлексия рассматривается самым последовательным образом как теологический обскурантизм в научном эмпиризме, когда он поднимает „критический рационализм" до абсолютного масштаба истины». — Гадамер Х.-Г. Истина и метод... С. 619]. — Прим. пер.

93 В этом отношении Карл-Отто Апель справедливо ссылается на Мартина Хайдеггера; см. также: Bubner Rudiger. Uber die wissenschaftstheoretische Rolle der Hermeneutik // Buhner Rudiger. Dialektik und Wissenschaft, Frankfurt 1973. S. 93 f., где речь идет — крайне осторожно — о возрождении трансцендентального сознания.

94 См.: Bubner, а. а. О., S. 92, где в связи с ориентацией Гадамера на прежние формы герменевтики подчеркивается „принципиальное допущение превосходства священного или классического текста, абсолютная истинность которого ограничивает собственные возможности познания". В этом со всей очевидностью проявляется склонность отдавать предпочтение в качестве модели экзегетическому мышлению вместо неэкзегетической интерпретации; об этом различении см.: Kaufmann Walter. Jenseits von Schuld und Gerechtigkeit, Hamburg 1974, S. 21 ff., где также имеется ссылка на Хайдеггера.

95 См.: Gadamer, а. а. О., S. 520. [Русский пер.: Гадамер Х.-Г. Указ. соч. С. 622]; а также: Ebeling H. Kritischer Rationalismus? a. a. 0., passim; и мою критику в: Theologische Holzwege, а. а. О., passim. Мои замечания по поводу подреставрирования аристотелевской качественной картины мира, на которое намекает Гадамер, — а. а. О., S. 523 [Гадамер Х.-Г. Указ. соч. С. 626] — можно пояснить примерами из дискуссий о методах в социальных науках, на которых сказывается таким образом влияние данного типа герменевтики; об этом см. мою статью: Hermeneutik als Heilmittel? Der okonomische Ansatz und das Problem des Verstehens // Analyse und Kritik, 1989, S. 1-22.

230

Несмотря на мои возражения против известного направления герменевтического мышления, я все же выяснил для себя, что проблему понимания и толкования текстов мне никоим образом не хотелось бы обсуждать или выносить за скобки как второстепенную [96]. Даже возможно показать, что в рамках критического рационализма можно принимать и продолжать развивать дальше программу герменевтики в дильтеевском смысле [97].

Я ожидал, что в целом моя критика теологических тезисов и способ аргументации не найдут позитивного отклика у теологов. Герменевтические процедуры, с которыми я столкнулся в ходе возражений на мою критику, меня, конечно, все же отчасти удивили [98]. Я могу понять, что со мной легче справиться, когда мне скромно приписывают «презрение к религии» [99], так, если бы христианская теология отождествлялась с религией как таковой. И все же одно из моих возражений состоит в том, что современные теологи часто не принимают всерьез божественную проблематику и что они пользуются герменевтическими методами весьма сомнительного характера, чтобы достичь желаемых результатов [100]. Мою критику Бультмана частично одобрили только далекие от теологии авторы [101]. Часто мне припоминали, что я защищал консервативных тео-

96 Об этом см. выше с. 176-178, а также мою статью: Hermeneutik und Realwissenschaft // Kritische Vernunft und menschliche Praxis, a. a. O., S. 127-179.
97 Замечания Бубнера касательно моих, относящихся к этому, предложений — Bubner, а. а. О., S. 94 ff. — содержат привычную для меня со спора о позитивизме подтасовку, что без герменевтики гадамеровского типа нельзя «рефлектировать» над какими-либо «предрешениями». Но тем самым этим направлением фактически используются per definitionem* в качестве «герменевтических процедур» только рефлексии такого вида. По поводу его примечания 12 на с. 95 можно вкратце сказать следующее: во-первых, предлагается проводить различие между тезисом как составной частью философской концепции и научной теорией, и, во-вторых, не стоит утаивать наполовину от читателя аргументацию, которую желают раскрыть. Заключительная часть его примечания производит в силу небрежности впечатление, что я якобы имею что-то против признания историко-герменевтического уровня естественных наук. У Бубнера нет ни одного существенного аргумента против моей точки зрения. Он довольствуется намеками, вводящими отчасти в заблуждение. * Per definitionem (лат.) — по определению. — Прим. пер.

98 Об этом см. мою работу: Theologische Holzwege, Tubingen, 1973. См. об этом: Непке W. Kritik des kritischen Rationalismus, a. a. O., S. 25, Anm. 51, где эти процедуры характеризуются как «точные».
99 Как, например, это делает Гюнтер Шольц в своей рецензии в: Philosophische Rundschau, 19.Jahrgang, S. 207.
100 В этом можно удостовериться, если принять к сведению мою работу, упомянутую в примечании 98.
101 С одной стороны, Дороти Зелле в своей книге: Politische Theologie. Auseinandersetzung mit Rudolf Bultmann, Berlin 1971, S. 34 und S. 41 f., где, конечно, политическая теология домогается герменевтического основания, которое подвергается мною критике. А с другой — Вольфарт Панненберг в своей книге: Wissenschaftstheorie und Theologie, Frankfurt 1973, S. 50, где речь идет о бультмановом разграничении миропонимания и самоуразумения. Эта книга — единственный, до сих пор мне известный, теологический труд, в котором детально обсуждаются с позиции теории науки основополагающие вопросы теологии и их реальные последствия для теологического мышления. Одно из следствий состоит в том, что традиционные утверждения религии, включая и догмат о существовании Бога, рассматриваются как подтвержденные проверкой гипотезы. Поэтому кажется, что у Панненберга теология переходит в последовательный критицизм; об этом см. 5 главу: «Теология как наука о Боге», с. 299 и далее, особенно с. 317. Правда, если рассматривать анализ Пан-ненбергом проблематики доказательства, то действительно трудно определить, как можно было бы опровергнуть когда-нибудь предположения, декларируемые им в качестве гипотез. Вероятно, всегда можно найти интерпретацию, которая способна интегрировать в себе проверенные опытным путем значения. До сих пор я не мог принять гипотезу о существовании Бога, используемую в рамках современной теологии для каких-то объяснений. Чтобы быть полезной для христианской теологии, следовало бы из концепции, связанной с этой гипотезой о существовании, сделать, кроме того, еще и позитивные выводы касательно проблемы воскресения и прочих трудных проблем. Чтобы всерьез заниматься упомянутой проблемой существования, современная протестантская теология, вероятно, осознает, по крайней мере, отчасти, трудности, с которыми она уже не смогла бы справиться, если бы отказалась от таких положений, как: «Бог есть движущая причина моего предопределенного бытия (Umgetriebenseins)» и «Иисус воскресает в благовестии (Verkundigung)». Определенный тип герменевтики оказался для нее удобной установкой, чтобы обойти эту проблему. Что подобным образом можно поступать также и в рамках аналитической традиции, показал в своей работе: Etges Peter J. Kritik der analytischen Theologie, Hamburg 1973. Потому ввиду сегодняшней проблемной ситуации мне кажется довольно странным понимать мое требование отказаться от идеи Бога как только «проявление антитеологической вражды»; см.: Pannenberg, а. а. О., S. 51. О Панненберге и других теологах см. теперь мою книгу: Die Wissenschaft und die Fehlbarkeit der Vernunft, Tubingen 1982, S. 158 ff. und passim.

231

логов фундаменталистского толка от «современных» теологов [102]. Но это не так. Чтобы легче справиться с теологией, я якобы намерен связать ее с иррационализмом [103]. Нечто подобное можно утверждать только в том случае, если полностью пренебречь моими рассуждениями по этому вопросу.

102 См. с 150 и далее книги Кюннета и его оппонентов; об этом см.: Ebeling, а. а. О., S. 55 f.: «Это, впрочем, всегда характерно для противников теологии: домогаются теологии, по возможности, примитивной. Они обязаны в некоторой степени иррационализму (в понимании критического рационализма). В этом случае даже критический рационализм становится поборником „скромного нрава"».

103 Для этого обращаются к дискуссии между Вальтером Кюннетом и Эрнстом Фухсом; см: Fuchs Е, Kunneth W. Die Auferstehung Jesu Christi von den Toten. Dokumentation eines Streitgesprachs, Neukirchen-Vluyn 1973. Кто, подобно мне, так же считает неприемлемыми метафизические предпосылки Кюннета, пожалуй, вряд ли сможет поверить в то, что «современный» теолог Фухс прибегает к какой-либо «рационально» представляемой форме аргументации. А что я думаю о рациональности методов, предлагаемых другими представителями современной теологии, об этом предельно ясно высказался, приведя достаточные для этого доводы. — О критике теологического мышления см. также мою статью: Theologie als Wissenschaft. Die Verankerung des Gottesglaubens in der Weltaufiassung // Moser Simon, Pilick Eckhart. Gottesbilder heute, Konigstein 1979; упомянутую выше, в примечании 11, книгу: Das Elend der Theologie; а также мою, упомянутую в примечании 101, книгу: Die Wissenschaft und die Fehlbarkeit der Vernunft.

232

Я сам подчеркивал, что разграничение веры и знания постулируют с помощью надлежащих эпистемологических гипотез, и этим можно оградить догматы веры от критики. Кто намерен до конца следовать догматизму, может достичь этого без особых усилий, а также средствами, открытыми в современных философских направлениях [104]. Как я полагаю, мне удалось показать, что как раз данное обстоятельство приводит к решению отвергнуть всякого рода догматизацию. Теология отнюдь не есть единственная проблемная область, в которой такие вопросы играют какую-то роль [105]. Но она, видимо, являет собой наибольшее количество примеров успешного развития и применения более или менее утонченных способов иммунизации [106].

Последовательного скептика так же нельзя опровергнуть, как и последовательного догматика. При этом дело никоим образом не обстоит так, что последовательный скептик должен был бы воздерживаться от всех рациональных аргументов, чтобы его нельзя было опровергнуть. Напротив, он может прибегать к таким аргументам всякий раз, когда в них есть необходимость, и эти аргументы создают при определенных обстоятельствах значительные трудности поборнику последовательного критицизма [107]. Он может только надеяться извлечь из них уроки.

104 Так, Энтон Грабнер-Хайдер показывает, — в своей статье: Glaube und Wissen. Zu einigen Thesen von Hans Albert // Wort und Wahrheit, XXVIII. Jg., 1973, S. 36 ff., — что с помощью различения эпистемологических сфер и использования в качестве источника познания Откровения можно осуществить разделение областей, соответствующее якобы познавательной ситуации. «Откровения веры, — так он утверждает, — структурированы в своей основе окончательно и не могут подвергаться критике, чего нельзя сказать о познании, основанном на разуме и опыте»; а. а. О., S. 40. Такая-уверенность на фоне споров между теологами, конечно, поразительна. Я не вижу, чтобы высказывания автора по этим проблемам включали в себя что-то, что не затрагивается в этой книге. И все же, пожалуй, вряд ли можно было бы оспаривать возможность оперировать догмой Откровения. — Прежде Грабнер-Хайдер пытался в связи с анализом Чизолма свести к абсурду трилемму Мюнхгаузена. Этого он достигает тем, что очевидность высказываний, с помощью которых выражаются факты непосредственного сознания, провозглашается неприкосновенной. Я не могу в данный момент точно сказать, действительно ли Чизолм ответствен за эту теоретико-познавательную наивность; об этом см. мою критику апелева анализа Декарта в моей, упомянутой выше, работе "Transzendentale Traumereien", S. 130 ff. Между тем я нашел у Ницше превосходную формулировку критики такого рода непосредственных достоверностей; об этом см.: Jenseits von Gut und Bose, Abschnitt 16 // Nietzsche Friedrich. Werke, II. Band, Darmstadt 1966, S. 579 ff. [Русский пер.: Ницше Фр. По ту сторону добра и зла // Ницше Фр. Собр. соч.: В 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1990. С. 252.]

105 С другой стороны, имеются теологические работы, в которых сознательно домогаются недогматической позиции; кроме указанной выше работы Панненберга см. в связи с этим: Siemers Helge. Fiedes quaerens intellectum? Theologie als kritisch-rationale Wissenschaft // Siemers Helge, Reuter Hans-Richard. Theologie als Wissenschaft in der Gesellschaft, Gottingen 1970, S. 197 ff. О критике современной религии и теологии см. также: Groos Helmut Christlicher Glaube und intellektuelles Gewissen. Christentumskritik am Ende des zweiten Jahrtausends, Tubingen 1987.

106 Впрочем, в связи призывом сохранения «христианского наследия», который можно услышать сегодня даже из уст людей, в искреннем отношении к этой религии которых вряд ли можно верить, не следует забывать, какой перверсии морали мы обязаны христианству, а именно: от морали мышления до морали секса. В этом плане Ницше, кажется, почти забыт. И все же неутомимый Дешнер способствовал в какой-то мере тому, чтобы вновь вспомнить о таких вещах; об этом см.: Deschner Karl-Heins. Abermals krahte der Hahn. Eine kritische Kirchengeschichte von den Anhangen bis zu Pius XII., Stuttgart 1962; он же: Das Kreuz mit der Kirche. Eine Sexualgeschichte des Christentums, Dusseldorf/Wien, 1974. Роль нашей церкви в качестве нравственного стража нации, которой она домогается и по сей день, может всерьез восприниматься лишь теми, кто не знает ее истории; см. выше с. 97 и далее.

233

.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел философия