Скирбекк Г., Гилье Н. История философии

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 5. ПОЗДНЯЯ АНТИЧНОСТЬ

Стоики - обеспечение личного счастья

По сравнению с эпикурейцами стоики в целом были весьма пессимистичны относительно нашей способности контролировать внешние блага. Поэтому они рекомендовали, чтобы каждый чело-

157

век сделал себя независимым от внешних обстоятельств. Если мы хотим обеспечить свое личное счастье, то должны учиться быть как можно более независимыми от неконтролируемых внешних факторов и учиться жить внутри нашего внутреннего мира, который мы можем контролировать.

Стоики учили, что на самом деле счастье не зависит от какого-либо внешнего блага. Они придерживались той же позиции, что и Сократ с Платоном. Единственным условием личного счастья является добродетельная жизнь, причем добродетель основывается на знании. Все стоики разделяли эту мысль. Для человека единственным благом является добродетельная жизнь, а единственным злом - недобродетельная. Когда встает вопрос о счастливой жизни, все остальное в конечном счете оказывается неуместным и не имеющим значения. Жизнь, здоровье, процветание или смерть, болезнь, страдания и нищета не могут помешать счастью мудрого и добродетельного человека. Различные внешние условия не определяют счастья или несчастья людей. Наше счастье не зависит от жизненных препятствий и удач, от богатства или бедности, от того, являемся ли мы хозяевами или рабами. Важно лишь различие между теми, кто мудр и добродетелен, и теми, кто не обладает мудростью и добродетелью. Первые счастливы, вторые нет. Знание, добродетель и счастье связаны с внутренней жизнью и не зависят от внешних факторов.

Благодаря чему знание и добродетель могут сделать человека столь невосприимчивым ко всем внешним поворотам судьбы? Стоики отвечают, что добродетель заключается в том, чтобы жить в согласии с разумом, с логосом. Как и у Гераклита, логос является ведущим принципом космоса. Они также называют его Богом, священным огнем или судьбой. Человек может так раскрыть себя логосу, что его душа окажется в гармонии с космосом. В этом случае душа определенным образом отразит порядок и гармонию, которые правят космосом.

Наиболее важное постижение заключается, по-видимому, в осознании того, что все разумно упорядочено, в силу чего и невозможно и нежелательно вмешиваться в происходящее. Все управляется логосом или Богом. Человек должен научиться радостно принимать все, что случается. "Все, что с тобой происходит, ты должен переносить как происходящее по твоему желанию. Поэтому ты должен желать, как бы зная, что все происходит по воле Бога". Так писал Сенека, один из римских стоиков [Quaestiones naturales III, praefatio].

158
Стоики также проповедовали аскетически-моральное отношение к внешнему миру и воспитание внутренней силы характера. Человек должен демонстрировать стоическое спокойствие, то есть "бесстрастие" (апатию) по отношению к внешним поворотам судьбы [1].

1 Ср. со стихотворением Киплинга "Если".

Если эпикурейца можно сравнить с эстетствующим и расчетливым буржуа, то стоик предстает настоящим джентльменом! Он обладает железной волей и безразличием к внешним обстоятельствам и принадлежит к тем, кто ходит по раскаленным углям или во фраке и цилиндре управляет под тропическим солнцем Индии тремя миллионами "туземцев".

Сейчас, конечно, можно оспорить ответ стоиков на вопрос о том, как индивид может обеспечить свое счастье. Господствовать над "внутренним" может быть так же трудно, как и над многими внешними факторами. Без сомнения, это весомое возражение. Но в то же время мы должны помнить, что в эллинистическо-римскую эпоху возможность управлять природой (болезнями, неурожаями и т.д.) и политическими обстоятельствами была относительно небольшой. Если для нас удалить аппендикс проще, чем избавиться от страха или гнева, то для античного человека ситуация была диаметрально противоположной. Поэтому, когда стоики советовали людям управлять тем, что контролируемо, а именно их собственными душевными побуждениями, то это не было полностью нереалистичным.

Соответственно переходу от человека-в-сообществе к частному индивиду душа (mind) начала пониматься как нечто внутреннее, отделенное и от природы, и от общества. Такое понимание в определенном смысле уже не являлось греческим. Этика стала пониматься отделенной от политики. Каждый человек сам формировал свой внутренний мир, независимо от общества и окружения. Возникает представление о частной морали, отделенной от общества.

По-видимому, эпикуреизм никогда не имел много приверженцев, тогда как стоицизм обладал большим влиянием, и не только во времена Рима. Этические и правовые идеи стоиков сыграли существенную роль в средневековой философии.

Стоицизм не был однородным движением. Он претерпел фундаментальные изменения при переходе от греческих к римским стоикам.

159

Киники [1] удалились от общества и вели простой и отчасти примитивный образ жизни, который они считали естественным для человека (и который был полной противоположностью аристотелевскому пониманию человеческой природы). Так, киник Диоген Синопский (Diogenes from Sinope, ок. 404-324 гг. до Р.Х.) жил в бочке, восхваляя "естественное" и осуждая искусственное.

Можно сказать, что учение киников было идеологией низших общественных классов, которые имели мало "благ". Вместо подстрекательства к бесполезному бунту оно учило людей быть довольными и без благ, которыми они в любом случае не могли обладать [2].

Если радикальный гедонизм является эскапизмом [3] высших классов, а отдельные гедонисты (Гегесий) проповедовали идеологию самоуничтожения отчаявшихся общественных низов, то киники учили общественные низы "довольствоваться тем, чем они располагают", даже если им и было трудно приобрести хоть что-нибудь.

1 Киники были известны в качестве одной из так называемых античных сократических школ. Ее название указывает на определенную связь между Сократом (и софистами) и школами "жизненной философии" в эллинистическо-римскую эпоху.
2 Здесь оканчивается их сходство с современными хиппи. Хиппи являются преимущественно детьми представителей высших слоев капиталистического общества потребления. Они добровольно отстраняются от его некоторых аспектов, связанных с материальным потреблением, и в то же время ведут паразитический образ жизни, считая при этом, что они полностью отказались от общества.
3 Эскапизм = бегство.

Эллинистический (греческий) стоицизм - Зенон из Китиона (Zenon Citium, ок. 336-264 до Р.Х.), Клеанф (Cleanthes, 331-232 до Р.Х.) и Хрисипп (Chrysippus, ок. 278-204 до Р.Х.) - стал своего рода отличительной чертой "среднего класса". В нем в качестве важных рассматривались долг и воспитание характера, а не только аскетическое отрешение от мира. Кроме того, стоики начали говорить о естественном юридическом законе, который имеет силу для всех людей.

После того как стоицизм стал идеологией преимущественно общественных верхов, он продолжал изменяться. Стоицистское подчеркивание важности долга и воспитания характера и стоици-стская вера во всеобщие законы были привлекательными для высших римских классов, которые в конце концов превратили стоицизм в своего рода идеологию Римской империи. Одновременно с этим происходили отказ от тех аспектов кинизма низов, кото-

160

рые предполагали уход от мира, и их замена на поддерживающую государство мораль, основанную на долге и воспитании сильного и ответственного характера. От исходной кинической отрешенности от мира осталось только различение между внутренним, приватным, и внешним, публичным. Находясь в уединении, человек записывал свои сокровенные мысли (философ Марк Аврелий) и в то же время активно исполнял свой гражданский долг (император Марк Аврелий).

Следует еще раз подчеркнуть, что эта разделенность внутреннего и внешнего, сокровенных мыслей внутри себя и тяжкой ответственности по правлению внешним обездоленным миром была более понятной именно в те времена, чем сейчас. Что иное мог бы сделать император Аврелий? Ввести минимальную заработную плату и пособия по болезни? Странно было бы ожидать чего-то подобного в рабовладельческом обществе, не обладающем достаточно развитой технологией [1].

1 Мы можем проделать определенный мысленный эксперимент и спросить себя: были ли необходимы наличие рабов и столь большие различия между богатыми и бедными? Разве социальные антропологи, например, не учат нас, что можно создать социально и материально обеспеченное общество без естествознания и промышленности?

У римских стоиков - Цицерон (Cicero, 106-43 до Р.Х.), Сенека (Seneca, 4 до Р.Х.-65 после Р.Х.), Эпиктет (Epictetus, ок. 50- 138), Марк Аврелий (Marcus Aurelius, 121-180) - ранняя аскетическая и индивидуалистическая отрешенность от мира заменяется напряженностью между аскезой (самоограничением) и политическим долгом. Римские стоики развивают также основные греческие политические понятия. Грубо говоря, человек является уже не органической частью группы, а индивидом внутри всеобщего государства и субъектом всеобщего права. В принципе, все индивиды равны перед законом. Права индивида определяются не его функцией, но везде и всегда применимым универсальным законом. Идея естественного права выступает здесь в своей развитой форме.

Аналогично тому, как человеческий мир является частью космоса, так и человеческий разум причастен мировому разуму. Соответственно, человеческие законы являются моментами вечного закона, который царит во всем космосе. Поэтому мы, в принципе, в состоянии выделять среди существующих конкретных законов те из них, которые соответствуют вечному закону, и те, кото-

161

рые ему не соответствуют. Другими словами, это различие между принятыми в обществе законами, которые общезначимы благодаря их близости к вечному закону, и законами, применимость которых вытекает только из их наличия и не обоснована вечным природным законом.
Человеческий разум, который в своих различных формах основывается на едином мировом разуме, является данным, существующим. Это важный момент концепции естественного права. Юридические и политические законы основываются на всеобщем законе природы (космоса). Основание для закона не создается индивидом или группой, например, могущественными лицами, решающими, что есть закон и право ("сила есть право"). Общезначимые законы существуют. И именно потому, что они существуют, мы можем открывать их и понимать, что они гласят. Мы в состоянии открывать законы и провозглашать то, что мы открыли, но мы не можем изобретать законы. Итак, то, что лежит в основе законов, выше произвольных желаний людей. Оно также выше многообразия принятых в обществе законов и частично противоречивых юридических кодексов. Основание законов не является относительным. В силу причастности каждого индивида единому разуму и единому закону существует фундаментальное сходство всех людей. Естественный закон применим везде и ко всем людям.

Основные черты стоицистской концепции права были взяты на вооружение римскими государственными деятелями и правоведами, включая эклектика Цицерона. Его труды стали широко известны в последующие столетия.

Стоики дистанцировали себя от некоторых софистов, отрицавших существование общезначимого права и общезначимой морали и утверждавших относительность законов. Они также выступали против эпикурейцев, учивших, что законы только тогда будут общезначимыми, когда они способствуют индивидуальным человеческим желаниям. Когда дело касалось опровержения релятивизма и допущения существования общезначимого права, стоики соглашались с Платоном и Аристотелем. Однако, когда речь шла об источнике права и об обосновании юридических принципов, стоики расходились с Аристотелем. Согласно Аристотелю, фундаментальные принципы права связаны с человеческим обществом, прежде всего с полисом. Здесь эти принципы присутствуют в качестве возможных и в определенной степени актуализированных. Собирая и систематизируя информацию о правовых системах раз-
162

личных городов-государств, мы можем определить, какие законы функционирования общества являются наилучшими. Таким способом мы находим, какие правовые нормы существуют (и должны существовать) в хорошем обществе. Опираясь на эти нормы, можно исключить из установленного права то, что в нем является плохим, а также разработать новые законы. Например, по Аристотелю, блага в обществе должны распределяться относительно равномерно - слишком большие различия ведут к социальной напряженности. Для того чтобы общество было хорошим, необходимо определенное равенство его граждан. Следовательно, важной задачей правового порядка является достижение разумно сбалансированного распределения благ. Это означает, что Аристотель предлагает определенное уравнивание социальных различий, хотя он ни в коем случае не поддерживает полное равенство. Помимо прочего, он допускает рабство и классовые различия и критикует сторонников демократии за слишком упрощенное понимание равенства.

В отличие от Аристотеля, исходным пунктом стоицистского понимания права был не город-государство и человек-в-сообществе, а универсальный разум, который одновременно присутствует в каждом индивиде. В каждом человеке горит искра божественного огня, то есть разума. В нем стоики видели подлинную и общую для всех природу человека. Они выводили естественное право из этого универсального разума. Именно универсальный единый разум является, по выражению Цицерона, источником права.

Человек не является, как у Аристотеля, социальным существом, но оказывается индивидом, обладающим проблесками универсального логоса. Это позволяет людям формировать общество, устанавливать правопорядок и разрабатывать законы. Мудрыми являются, прежде всего, те люди, которые в состоянии разрабатывать справедливые законы. В них разум наличествует в своей чистой форме. "В душе мудрецов, - говорит Цицерон, - находится совершенный закон" [De legibus, II, 5].

По сочинениям Цицерона видно, каким образом для обоснования существующих законов можно использовать стоицистское понимание естественного права. Это понимание утверждает существование неизменного всеобщего правопорядка, который превыше всех имеющихся и изменяющихся конкретных правовых систем. Цицерон утверждает, что древние римские "законы отцов" более или менее отражали этот всеобщий правопорядок. Благодаря этому естественному закону существующее право и существу-

163

ющее неравенство приобретают в интерпретации Цицерона легитимный характер. Вместе с тем подобный ход мыслей указывает на принципиальную двусмысленность концепции естественного права. Она может использоваться и для обоснования, и для критики существующих законов, а также и для сохранения, и для преобразования общественных устоев [см. Гл. 6 о взаимоотношениях церкви и государства].

Но разве стоицистское естественное право не утверждает фундаментальное равенство всех людей? Как в таком случае можно допускать имеющееся неравенство? Отчасти ответ связан с определенной двусмысленностью стоицистского понимания равенства. Каждый причастен единому логосу, и в этом смысле все равны. В то же время эта причастность не имеет никакого значения для хорошей и счастливой жизни и не определяет, будет ли человек богатым или бедным, царем или рабом. Следовательно, активное вмешательство в мир для его изменения не является главной целью. Главное заключается в том, чтобы каждый встречал повороты судьбы с невозмутимым спокойствием. Другими словами, остается неясным, оказывают ли влияние на это фундаментальное равенство имеющиеся социальные различия и требует ли это фундаментальное равенство экономической и политической актуализации равенства. Цицерон, государственный деятель, нашел ответ на эти вопросы в реальных политических условиях. Вопреки фундаментальному равенству людей, существующее общество функционирует только благодаря их различиям. Мы должны считаться с ними. Поэтому Цицерон не видел необходимости в установлении правопорядка, при котором было бы возможно разумное распределение собственности. Согласно Цицерону, основной принцип правопорядка требует, чтобы человек не причинял вреда другим, например, путем присвоения чужой собственности, и чтобы каждый придерживался своих обещаний. Помимо прочего, это означало, что он придавал большое значение уважению права собственности, а также соблюдению договоров.

Через произведения Цицерона, в особенности О Законах (De legibus), Об обязанностях (De offiis) и О государстве (De re publica), стоицистские представления оказали сильное влияние на римское правовое мышление. "Истинный закон является правовой причиной, согласующейся с природой. Он всеобще применим, неизменен и вечен. Он призывает к исполнению долга через свои требования и предотвращает неправильные действия с помощью своих запретов... Мы не можем быть освобождены от его соблюдения

164

сенатом или народом. ...Не может быть одних законов для Рима, а других - для Афин, или одних законов сейчас и других в будущем, но есть только единственный вечный и неизменный закон, имеющий силу для всех народов и всех времен...

Неповинующийся закону бежит от самого себя и отрицает свою человеческую природу и в силу самого этого факта заслуживает самой суровой кары, даже если он избегает того, что обычно рассматривается в качестве наказания" [1].

Идея неотъемлемых, прирожденных личных прав и идея вечного и всеобщего закона связаны друг с другом [2]. Эти идеи вполне соответствовали условиям Римской империи, включавшей многие народы. Такие идеи обеспечивали основу для определенной степени толерантности (по крайней мере в идеале, хотя и не всегда в реальности). Греческое понимание права с его резким противопоставлением тех, кто юридически является его субъектом (греки), и тех, кто юридически им не является (варвары), вряд ли могло бы стать источником политики управления людьми, если бы оно было перенесено на такое гигантское и сложное общество, как Римская империя.

1 Cicero. De republica. Loeb Classical Library. Translated by C.Keyes. Harward University Press, 1928. Bk. III, xxii.
2 Отметим, что, начиная с XVII века, доктрина естественного права рассматривала разум и неотъемлемые права личности, например, на жизнь и собственность, в качестве своей исходной точки.

Римские стоики обладали до некоторой меры универсальным чувством совместной ответственности, которое в большинстве случаев отсутствовало у греков. Стоики были выразителями космополитической солидарности и гуманности. Они разделяли религиозную убежденность в то, что все люди причастны космологическому и моральному целому.

Идеал такого космополитического братства можно также интерпретировать как идеологическую попытку теоретически преодолеть отсутствие в Римской империи тесных связей. Вифлеем и Рим, индивида и императора разделяла большая дистанция. Чтобы ее преодолеть, стоики постулировали гармонию между индивидом и вселенной. Они говорили об огне, который горит как в Боге, так и в человеке, и который гарантирует братство людей.

Стоики учили об огне, который все уничтожает через регулярные интервалы времени, а также о мире, который возникает после этого вновь. Однако этот мир повторяет то, что уже произошло в

165

предшествующем мире. Возникший мир длится до тех пор, пока его не разрушит новый огонь. Этот процесс далее воспроизводит себя с новыми мирами и новыми пожарами [1]. Таким образом, стоики отстаивали концепцию истории как круговорота. Мир движется не по прямой линии вперед (или вверх или вниз!), но по кругу: все повторяет себя наподобие четырех времен года.

1 Ср. с Гераклитом.

Эти космологические представления об огне, возможно, функционировали как обоснование стоицистской философии жизни. Если все повторяет себя, то мир невозможно улучшить. Наилучшее, что мы можем - это безропотно терпеть. Один является императором, другой рабом, и с этим ничего нельзя поделать. Мы можем только играть предназначенную нам роль с наибольшим достоинством. Подобная циклическая философия истории может быть фаталистической и антиреволюционной. Однако это отнюдь не обязательно. Что если этот повторяющий себя кругооборот предполагает, что на одном из его этапов мы восстаем или проводим общественные реформы?
У некоторых римских стоиков мы находим, по крайней мере, желание осуществления социальных реформ. В противоположность киникам, считавшим, что люди просто являются равными и с этим ничего нельзя сделать, римские стоики полагали, что все в принципе равны перед законом, но не в действительности. Равенство существует только в качестве цели. Человеческое законодательство и человеческая политика являются средствами реализации этого идеала в той мере, в какой он достижим.

Очевидная неидентичность справедливого естественного закона и законов Римской империи содержала зародыш социальной критики. В дальнейшем мы увидим, что противопоставление реально существующего всеобщего (законов империи) и идеально всеобщего (естественного закона) стало теоретической основой для разделения императорской и папской власти.

Римские правоведы, которые в общем были близки стоикам, и заложили основы юридической науки как исследования законов и права.

Упомянутые нами философские течения иногда называют сократическими школами, так как каждое из них своим собственным способом исходит из сократовского наследия. Общим для них является сократовский взгляд на добродетель как на счастье, и то, что добродетели в определенном смысле можно научить.

166

Если придерживаться охарактеризованной выше интерпретации, согласно которой эти течения пытались ответить на вопрос о том, как может быть обеспечено личное счастье индивида, то, по-видимому, мы придем к выводу, что ни один из предложенных "жизненно-философских" ответов не был удовлетворительным. Некоторые из ответов предполагали, что в материальном отношении счастливый индивид обладает благосостоянием, но таковых в античности было относительно немного. Все ответы объединяло то, что они не всегда были способны предотвратить несчастье. Даже самый убежденный стоик не всегда мог заставить чувствовать себя счастливым в случае тяжелой и смертельно опасной болезни. Ни одно из этих учений философии жизни не было в состоянии гарантировать каждому его личное счастье. К концу античности пришли к заключению, что эти учения, созданные людьми для людей, не могут выполнить то, что они обещают.

Как тогда можно обеспечить счастливую жизнь? Ответ находился совсем рядом: с помощью сверхъестественных средств, с помощью религии. В конце античной эпохи мир охватила все усиливающаяся страстная религиозность. Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел философия