Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Ваш комментарий о книге

Шохов А. Структура ментального мира классической Греции

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава первая. Повседневность в ментальном мире

1. Подступы к структурированию

Повседневность представляет собой тот фундамент, на котором строится все остальное. Даже если историк изучает богословие или историю математики, он должен, во избежание терминологической неразберихи, связывать историю идей с той повседневностью, в которой обитали их авторы. Без изучения повседневности, очевидно, невозможна ни одна гуманитарная наука. Естественные науки, изучающие мир, окружающий человека, имеют с повседневностью иные отношения, и, строго говоря, повседневность не изучают. Изучение природы - это процесс называния явлений, не имеющих имен, и согласования новых имен с уже существующими в естественнонаучных языках.

(2) Повседневность - это система практических знаний, которая включает в себя знание норм поведения и общепринятого в данной социокультуре порядка действий в той или иной ситуации, для достижения той или иной цели. Конечно, физик N, работающий с электронным микроскопом, обладает системой практических знаний, необходимых для наблюдения происходящих в микромире процессов. Однако, эти знания узкоспециальны и их, в силу этого, трудно назвать общепринятыми, если мы говорим обо всей социокультурной общности, к которой принадлежит N. Деятельность профессионалов выходит за рамки повседневности, и ею мы обязательно займемся несколько позже. Однако, несомненно, между процессом изучения природы и человеческой повседневностью существует весьма тесная связь: успехи естественных наук постепенно обогащают повседневность новыми изобретениями, но это происходит только тогда, когда эти изобретения уже перестают интересовать научные круги.

Итак, что же мы вправе отнести к повседневности? Очевидно, первую ее часть составит предметная деятельность как таковая. Прежде, чем говорить об этом, совершенно необходимо определить понятия "деятельность" и "предмет".

(3) Деятельность - это активность индивида или группы, проходящая через несколько связанных друг с другом этапов, следующих друг за другом в строго определенной последовательности:"...-осознание прошлой практики - целеполагание - проект действия+действие - осознание адекватности осуществленного действия поставленным целям (т.е. осознание новой практики)...

Указанная последовательность процессов может быть начата с любого ее звена, существенно же - чтобы реальная деятельность включала в себя весь нормативный цикл."(Шанцер, Косоглазенко)

(4) Предмет - это воспринятый аспектно объект.

Микроскоп, как объект, может быть использован в качестве предмета для украшения комнаты или наблюдения микромира. Все зависит от воспринимающего субъекта. Для человека объект существует в качестве объекта до тех пор, пока человек его для чего-нибудь не использовал или хотя бы для чего-нибудь не предназначил. Объект всегда загадочен, а человек не может чувствовать себя комфортно в окружении загадок, поэтому первое, что делает он приходя в мир, - творит предназначения, превращает объекты в предметы. Горы, океан, небо, звезды остаются загадочными, ибо им можно дать предназначения, но их нельзя использовать для чего-нибудь. Отсюда любознательность = стремление обойти это "нельзя", отсюда боги = существа, которые используют загадочные предметы.

(5) Предметная деятельность состоит в превращении объектов в предметы и в преобразовании предметов.

Итак, предметная деятельность - это первый тип деятельности, свойственный для повседневности. Проиллюстрируем это некоторыми известными цитатами:

"Лишь на Востоке начнут восходить Атлантиды-Плеяды,

Жать поспешай; а начнут заходить - за посев принимайся.

На сорок дней и ночей совершенно скрываются с неба

Звезды-Плеяды, потом же становятся видными глазу

Снова в то время, как люди железо точить начинают.

Всюду таков на равнинах закон, - и для тех, кто у моря

Близко живет, и для тех, кто в ущелистых горных долинах,

От многошумного моря седого вдали, населяет

Тучные земли. Но сеешь ли ты, или жнешь, или пашешь -

Голым работай всегда! Только так приведешь к окончанью

Вовремя всякое дело Деметры. И вовремя будет

Все у тебя возрастать."

<6,Гесиод "Труды и дни", 383-394>

Повседневность, безусловно, включает в себя предметную деятельность, но есть в ней и нечто еще. Ведь для того, чтобы сделать вовремя "всякое дело Деметры", оказывается, нужно не только держать в порядке земледельческий инвентарь, и не только в срок осуществлять все работы (этого, с точки зрения нашего современника, вполне достаточно для достижения успеха), но и "голым работать всегда...". Это-то зачем? А для Гесиода это условие тоже включено в число совершенно необходимых. И не только для него одного. Вспомним Вергилия (Георгики,I,299) "Nudus ara, sere nudus, hiemes ignava colono!"("Паши обнаженным, обнаженным сей, зима для работника праздна!"). <9, 112> Или в Евангелии от Матфея:"И кто на поле, да не возвратится вспять взять одежды свои."<10, Мтф, XXIV, 18>.

Чем бы это ни объяснялось, это есть некая норма поведения, по-видимому, общепринятая, а значит, по определению (2), относящаяся к повседневности. Но она явно не связана с предметной деятельностью. Это нечто иное. То есть это тоже деятельность, ибо она подходит под определение (3): есть осознание прошлой практики, как убеждение, что все и всегда делали так и это совершенно необходимо; есть цель, есть соответствующее действие и есть результат как осознание новой практики и подтверждение старой.

Подобные вкрапления довольно часты у Гесиода.

"Жарко подземному Зевсу молись и Деметре пречистой,

Чтоб полновесными вышли священные зерна Деметры.

В самом начале посева молись им, как только, за ручку

Плужную взявшись рукой, острием батога прикоснешься

К спинам волов, на ярмо налегающих."

<6, Гесиод "Труды и дни", 465-469>

Насчет молитвы - это более понятно, однако, по структуре деятельность совершенно такая же, как и в предыдущей цитате. Цель совершения действия в обеих цитатах предметная (получение хорошего урожая), само действие лежит за пределами предметной деятельности, а осознание практики (= рефлексия действия) всегда представляет собой подтверждение накопленного прошлыми поколениями опыта. Рефлексия здесь связывает предметную цель и непредметное действие. Для сравнения, структура "чисто" предметной деятельности такова: предметная потребность - предметная цель - предметное действие - осознание предметного действия как удовлетворение потребности, сформировавшей цель.

Итак, мы обнаружили второй тип деятельности, заметно отличающийся от первого. Отличающийся прежде всего тем, что действия, совершаемые здесь человеком, совершенно нелогичны "с точки зрения здравого смысла". Примером подобных действий могут служить практически все туземные обычаи, обильно расписанные многими путешественниками-европейцами. Этот тип деятельности всегда освящен традицией и опирается на нее в проектированиии и осуществлении действия. Присмотревшись к структуре этой деятельности более внимательно, мы заметим, что она представляет собою какую-то странную смесь предметного типа деятельности с чем-то еще. В самом деле: если бы эта деятельность могла быть совершенно оторванной от предметных смыслов, присутствующих в ней, благодаря традиции, ее структура выглядела бы иначе: непредметная цель - непредметное действие (=лишенное смысла с "материалистической" точки зрения) - непредметная рефлексия (то есть не значимые для предметной логики результат и оценка действия). Так она могла бы выглядеть, но почему-то выглядит иначе. У Гесиода цель предметного и непредметного действия одна и та же, сами действия разделены не до конца и находятся друг с другом в диалектической взаимосвязи: Деметра всегда помогает тем, кто работает голым, в то же время физический труд имеет для успеха не меньшее значение, чем соблюдение обычая предков, наконец, то и другое действие совершается в одно и то же время, в одном и том же месте ("голым работай всегда", "молись им, как только, за ручку плужную взявшись рукой..."), а рефлексия в равной степени принадлежит обоим действиям.

Во всяком случае очевидно, что предметная деятельность как-то связана "надпредметной" (будем условно называть эту деятельность "второй"), и значение этого факта нам еще предстоит выяснить, совершив небольшую экскурсию в прошлое.

2. Экскурсия в прошлое

Определим те вопросы, на которые нам нужно найти ответ в прошлых тысячелетиях. Прежде всего, необходимо понять, когда и при каких обстоятельствах в ментальном мире произошло соединение двух типов деятельности. Затем хорошо бы проследить динамику их взаимодействия и ее роль в развитии homo sapiens.

Начнем с того, что предметная деятельность свойственна всему живому: растения располагают свои листья так, чтобы солнце освещало максимально возможную площадь, амеба переползает в более освещенную часть водоема, хищники охотятся, травоядные жуют... Каждый вид имеет свои особенности предметной деятельности: термиты "трудятся" иначе, чем бобры. Первые виды человека отличаются от животных тем, что не имеют "данных природой" инструментов для предметной деятельности и вынуждены использовать палки и затачивать камни. При этом технология обработки камня изменяется, и один вид человека сменяет другой. Это очень важное обстоятельство, показывающее, что человечество до homo sapiens шло типично эволюционным путем: для изменения технологии предметной деятельности каждый раз требовался новый вид.

Если появление homo sapiens в результате эволюции объясняет то, что он более умело совершал все трудовые действия, чем неандерталец, то остается совершенно нерасследованным вопрос, результатом чего явилась так называемая неолитическая революция: ведь homo sapiens не был вытеснен какими-то другими видами. Чем объяснить тот факт, что человеку оказалось доступным изменение технологии предметной деятельности? Совершенно очевидный ответ заключается в том, что мозг человека в результате эволюции... Я не спорю с этим, меня занимает другое: какая подвижка в сознании привела к неолитической революции? Что это было за событие в ментальном мире человека? Эволюция здесь уже явно ни при чем. И потом, может быть, ответ коренится в еще более далеком прошлом. Ведь известны совместные поселения неандертальцев с homo sapiens, а палестинские неандертальцы ничем почти не отличаются от разумных... Не значит ли это, что быт человека разумного в первые века существования ничем не отличался от быта неандертальцев? И если это так, какие отличия в ментальном мире обнаруживались уже тогда?

Интересен и еще один аспект проблемы: если все отличие между человеком разумным и предшествующими видами исчерпывалось только более совершенной рукой и большей способностью к труду, непонятно, для чего потребовался человеку язык. Дело в том, что язык для передачи информации в процессе труда и для научения труду не нужен, хотя в антропологической литературе наиболее распространена другая точка зрения. Чтобы разобраться с этим, мы должны на некоторое время оставить основную линию изложения.

Вот характерная цитата:"Трудовой процесс - процесс информативный в самом широком смысле этого слова, ибо он не только постоянно порождает новую информацию, но и сам невозможен без нее и очень зависит от каналов ее передачи и циркуляции. Основным средством передачи информации как от индивидуума к индивидууму, так и от поколения к поколению стала у человека звуковая речь." Ее роль в первобытном обществе "была не меньшей, а, может быть, даже большей, чем в современную эпоху, так как информативная роль других средств передачи информации, распространенных в современном обществе, сводилась к нулю."<15, с.29>

Здесь "само собой разумеется", что передать трудовой навык нельзя иначе, чем посредством речи. Иными словами, чтобы научиться водить автомобиль, Вам нужно только прочесть подробное (можно в нескольких томах) описание необходимых действий, и Вы, сев впервые за руль, уже будете хорошим водителем. Очевидна абсурдность этого утверждения. Гораздо более логичным кажется утверждение, что обучить человека любой предметной деятельности можно вообще без слов. Для этого достаточно показать как и дать попробовать сделать самому. По мнению Н.А.Бернштейна, А.Р.Лурия и Ю.А.Левада <36, с.13> "внутри трудового процесса прагматическая сторона деятельности и смысловая слиты воедино... трудовой процесс является одновременно информационным не по каким-то там, внеположенным ему характеристикам, а по своей сути, будучи основным каналом трансляции "схем действий"... речь в ходе самой предметной деятельности, не может конституироваться в качестве самостоятельной системы кодов. Она не выйдет за рамки симпрактичности, ее роль будет ограничиваться, в основном, уточнением конкретного деятельностного контекста и, в частности, вербальной категоризацией тех качественных характеристик пространства и времени ("над", "под", "внутри", "между", "прежде", "потом" и т.п.), которые складываются на уровне предметных действий."

То есть, в том, что касается предметной деятельности, обучение всегда происходило, по сути, невербально; речь для этого, если и требовалась, то в весьма ограниченном объеме.

(6) Потребности передачи навыков предметной деятельности не могли способствовать развитию примитивных звуковых кодов в речь.

Из вышеприведенных высказываний становится понятно, что эра простых ответов на подобные вопросы кончилась. Начнем с главного: если homo sapiens в первые века существования жил вместе с homo neandertalis и их быт был общим, нет никаких признаков (кроме, разумеется, чисто анатомических), чтобы возможно было признать их людьми разумными. Есть факты, еще более запутывающие картину: я имею ввиду захоронения умерших сородичей, сделанные неандертальцами в Ла-Ферраси и Шанидаре <18>. Значит ли это, что для того, чтобы быть разумным, не обязательно принадлежать к биологическому виду homo sapiens? Тогда где критерий разумности? В существовании второго типа деятельности, может быть? Однако, этот, второй тип деятельности, свойственен и животным: вспомните свадебные обряды журавлей или эротические игры леопардов. И разве не вписывается во второй тип деятельности играющая с клубком кошка? А сложнейшие отношения, существующие в волчьей стае или стаде обезьян - разве все это не говорит о наличии второго типа деятельности у животных?

Где же ответ? Рассмотрим структуру второй деятельности животных. Это именно та, "чистая" внепредметная деятельность, о которой мы упоминали выше: цель действия непредметна (эротическая игра животных никогда не ведется с целью склонить к совокуплению,- у животных ведь нет ограничивающей желания этики, поэтому цель игры непредметна, несексуальна; если цель "стать вожаком стада" завладевает сознанием какой-нибудь обезьяны, она совершает действия, совершенно бессмысленные с точки зрения первой деятельности; насчет играющей кошки уже никаких сомнений быть не может), действие чисто игровое, предметно бессмысленное, якобы действие, рефлексию заменяет собственно непредметное (если хотите, эстетическое) удовольствие от совершения действия. Пожалуй, характеризуя структуру второй деятельности животных, мы нашли, наконец, адекватный термин для ее обозначения: "игра". В дальнейшем вместо словосочетания "второй тип деятельности" будет использоваться термин "игровая деятельность". Сам собою напрашивается еще один термин: "игровая реальность". Итак, игровая реальность существует как для разумных, так и для неразумных тварей. Только у животных эти две реальности (предметная и игровая) практически нигде не пересекаются. То есть игровая деятельность не влияет на предметную: предметная деятельность остается неизменной, какого бы напряжения ни достигала игра. Правда, положение в стае обусловливает роль в коллективной охоте, например, но само распределение функций во время этой охоты и ее способы остаются неизменными, а вернее, изменяются только вместе с мутацией вида.

Итак, появилась гипотеза: разумное существо совместило предметную и игровую реальность, и потому стало разумным на самом деле (а не по принадлежности к виду). Конечно, это стало возможным благодаря развитой руке, прямохождению, увеличившемуся мозгу, но последний (и потому главный) шаг был ментальным.

О том, как это случилось, ничего более-менее конкретного сказать нельзя. Однако, необходимо предположить, что причина была общей, хотя действие этой причины осознавалось как индивидуальное событие (=психическое отклонение). Вполне вероятно, что этой первоначальной, общей причиной, была склонность к фобии, неврозам и прочим психическим отклонениям от нормы. Это предположение выглядит небезосновательным хотя бы потому, что развиваться способна только нестабильная система, склонная к частому нарушению внутреннего равновесия. Утрата психического комфорта вполне могла быть отличительной чертой тех людей, которые впоследствии стали разумными. Мне наиболее резонной представляется гипотеза о выводящей из равновесия фобии. По определению, фобия - это страх перед вещами и явлениями, не таящими никакой "предметной" угрозы.<43, с.254-258>. Склонность к фобии заложена в человеке и проявляется при любых обстоятельствах, сколько-нибудь способствующих этому. Вспомните десятки (если не сотни и тысячи) случаев из Вашей жизни, когда Вы испытывали страх перед тем, что Вам физически никак не угрожало. Если этого никогда не случалось (на мой взгляд, совершенно невероятный случай), желаю Вам пережить полтергейст в собственной квартире.

Жуткий страх, обуявший первого разумного при взгляде на мир, легко представить: вообразите, что у Вас нет никакой информации о мире, а органы чувств разработаны также, как и теперь - на Вас наваливаются впечатления и картины, преисполненные неясного для Вас смысла, Вы ничего не можете объяснить... Или представьте, что Ваше зрение, улавливающее сейчас электро-магнитные волны строго определенного диапазона, приобрело способность видеть волны всех возможных частот, и то же самое произошло со слухом, обонянием и осязанием. По силам ли человеку такая, вдруг навалившаяся гамма ощущений? Приблизительно в таком положении оказались первые люди, в силу какого-то потрясения (психической травмы) выведенные из состояния животной беззаботности: непосредственное восприятие оказалось утраченным, необъясненный мир сделался страшен. Человеку потребовался буфер между миром и им самим. Чем мог быть этот буфер? Для нас его роль исполняют принятые a priori аксиомы, с помощью которых мы опредмечиваем объекты. Для первого человека этим буфером могло стать только игровое действие, но уже не в эросе и не во внутристадных отношениях, а в той области, где до сих пор господствовала "чисто" предметная деятельность. Необходимо было как-то иначе отнестись к миру, выстроить отношения с ним на иной, непредметной основе. Объекты, пугающие первых людей, стали центром внимания: их задабривали приношениями плодов, появлялись какие-то первые ритуалы, помогающие избавиться от фобии тем, кто оказывался под ее властью. Предметная деятельность стала осознаваться как имеющая игровой смысл.

Надо сказать, страх, как и прочие психические состояния, весьма заразителен, так что довольно было одному дестабилизировать свою психику, чтобы у него тотчас обнаружились последователи. Таким образом, игровые действия легко становились традицией. (ср. у З.Фрейда "Третий факт мы наблюдаем у больных с навязчивыми действиями, которых страх удивительным образом как будто пощадил. Но если мы попробуем помешать им исполнить их навязчивое действие, их умывание, их церемониал или если они сами решаются на попытку отказаться от какой-либо из своих навязчивостей, то ужасный страх заставляет их подчиниться этой навязчивости. Мы понимаем, что страх был прикрыт навязчивым действием, и оно выполнялось лишь для того, чтобы избежать страха."<43, с.258>)

Но это одна сторона дела. Когда окружающий мир оказался включенным в игровую реальность, он, естественно, не мог не интегрироваться с другими видами игровой деятельности; все это нашло отражение в мифах и ритуале. Другое направление взаимодействия и взаимопроникновения двух реальностей состоит в том, что человек постепенно начинает осознавать возможность полагания иной предметной деятельности. Этапы, преодолеваемые сознанием на этом пути, следующие: доведение до совершенства существующей технологии преобразования предметов - осознание возможности иной технологии - разработка и реализация новой технологии (действие - рефлексия - целеполагание - действие). То есть в игре естественно содержится логика предметной деятельности, осознанная и отфиксированная сама по себе. (Осознанная и отфиксированная не ввиде аналитически описанной технологии, а как миф, устанавливающий порядок отношений человек - мир. <36, с.12-17>) Кстати, эта фиксация уже требует речи, как и вообще вся игровая реальность. И полагание другой предметной деятельности (другой технологии) выглядит возможным только через логику. Это и есть методологический базис неолитической революции. Говоря проще, человек, поместив предметную деятельность под купол игровой, научился удерживать два смысловых пласта: что я делаю и как я делаю. А следовательно, уже мог задать себе вопрос: почему не сделать иначе?

Животному все ответы на вопрос "как?" подсказала природа, и оно может лишь незначительно варьировать их (то же, по-видимому, относится и к первым видам homo), человек же ответы на вопрос "как?", благодаря совмещению двух реальностей, ищет сам.

Повседневность, таким образом, предстает разделенной на два четко различимых по смыслу деятельности уровня: предметный и игровой, взаимодействие между которыми служит источником развития.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел философия










 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.