Грицанов А., Можейко М. Постмодернизм. Энциклопедия

ОГЛАВЛЕНИЕ

РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ — многозначное понятие, широко употребляется в философии, психологии, социологии, социальном познании в целом

РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ — многозначное понятие, широко употребляется в философии, психологии, социоло-

650

гии, социальном познании в целом. Наиболее общее определение может быть зафиксировано как "представление одного в другом и посредством другого". Р. является конститутивной функцией знака, поэтому понятия "Р." и "знак" взаимно определяют друг друга. Р. задает знак и сама предстает как знаковый феномен. Оба понятия раскрываются через связь с презентацией как присутствием или наличием, что демонстрирует исторически-традиционный подход к их определению. Связь выражается в том, что феномен Р. изначально задается как "запаздывающий" или вторичный относительно присутствия — презентации, то есть Р. возникает в силу отсутствия (в момент репрезентирования) объекта, который она репрезентирует. Отсюда выводится ее значение правомочного "представительства", что показывает историческую сферу возникновения Р. как "сакрально-правового" понятия, по замечанию Г.Гадамера. Понятие "Р." изначально оказалось осложнено значением "отображения" или образного представления, юридическим значением "представительства" как платежеспособности или правомочного замещения. Однако наибольшее влияние понятия "Р." связано не с юридическим, а с теологическим аспектом. Христианство, основанное на идее воплощения, по-новому проинтерпретировало отношение того, что представляется, к тому, что представляет. Представительство Р. раскрывается, таким образом, через проблематику соотношения и онтологического статуса первообраза и отображения, разработанной философией Платона и далее неоплатонизмом и христианской теологией. Соотнесенность объекта с идеей, одним из возможных воплощений (через это и знаком) которой он является, преобразовалась в западной философской традиции в проблематику возможности познания общего посредством связи общего и единичного. В средневековой теологии единичная, чувственно воплощенная религиозная Р. принимает значение "представительства" постольку, поскольку Р. начинает участвовать в силе отображаемого, то есть соотносится с ним в онтологическом плане. Воплощенность абсолютного образа, его явленность в Р. побуждает рассматривать мир как "книгу" (одна из центральных идей средневековой философии) и искать "смысл смысла", "потаенный" смысл вещей. Следовательно, проблематика Р. и их сложного статуса может рассматриваться и в рамках спора об универсалиях (дискуссия о происхождении "идей" и их соотношении с "реальностью"). Понятие "Р." сыграло определенную роль в формировании метода рационализма. В картезианстве и философии Нового времени происходит поворот к методологической интерпретации этого понятия. При этом Р. обретает "математическую" трактовку, где получает достаточно строгое толкование "выражения чего-либо" и — соответственно — связи с "однозначностью" и "подчиненностью". Такая трактовка свойственна и учению об "универсальной Р." Г.Лейбница, разные ступени или уровни которой присутствуют в каждой монаде. Таким образом, ни рационализм, опирающийся на теорию "врожденных идей", ни эмпиризм, вышедший из понимания "идей" как результата обобщения чувственных данных, не ставят под сомнение саму возможность познания и достижения истины посредством Р. То есть способность Р. обеспечить незатененную, "прозрачную" связь между субъектом и объектом познания не проблематизируется. Понятие "Р". оказывается "скрытым" за проблематикой развития методов истинного познания, получившим свое наиболее яркое воплощение в установках позитивизма. Методологический аспект задания понятия "Р." через понятие "презентации" был акцентирован феноменологией, прежде всего, Э.Гуссерлем. Обострение до предела феноменологическим подходом напряженности и неоднородности этих феноменов, то есть принципиального отличия презентации как фактичности и Р. как символичности, проблематизировало базисные установки научного мышления и метода рационализма как такового. Проблематизация означает критическое исследование истоков методов и установок науки, ставших следствием поворота мышления, произведенного философией Нового времени, и получившего свое наиболее полное воплощение в картезианстве и позже — в позитивизме. Позитивизм исходит из "данности" и доступности своих объектов в первоисточнике, а также из отделения объекта и субъекта познания. Прозрачность или незатененность с точки зрения референции отношений субъекта и объекта является одним из оснований возможности неискаженного отображения действительности. Проверка результатов познания на "истинность" производится посредством возвращения к этой "данности" при помощи соответствующих методов. Позитивизмом предполагается, что хотя мышление и основано на представлении, между сознанием и объектом "ничего не стоит": постоянно совершенствующиеся методы позволяют соотнести Р. и презентацию посредством отношения истина — ложь. Таким образом, реальность, с которой имеет дело познающий субъект, задается через понятия "данность", дискурсы идентичности (возможность повторных наблюдений и научно-опытного подтверждения результатов) и тождественности (допускает восприятие объектов или явлений в качестве интерсубъективно "тех же самых", то есть тождественных во множестве восприятий). Введенное Брентано и развитое Гуссерлем понятие "интенциональность" было заложено в основание критического, относительно указанных выше установок, феноменологического подхода. Критичность понятия интенциональности основано на проблематизации отношения объекта и

651

субъекта. Она предполагает их изначальную соотнесенность и несамодостаточность сознания, с необходимостью связанного с предметом, на который оно направлено. Тем самым преодолевается дуализм внешней, физической, и внутренней, психической, реальности, выражая многообразие опыта единой реальности и способов его полагания. Таким образом, мир выступает с необходимостью как коррелят сознания, то есть предстает как всегда осознанный каким-либо образом. Именно здесь напряженность в отношении презентации и Р. оказывается наиболее острой: восприятие объектов и явлений с необходимостью неадекватно, так как возможные способы явления объекта задаются не только как односторонние, но и так, как это предписывается Р. в процессе "нюансирования — проецирования" (Гуссерль). Однако феноменологический проект, проблематизируя методологические установки, исходил из принципиальной возможности исследования "чистого сознания" и постижения "презентации" сквозь феноменальность Р. Впоследствии Хайдеггер также анализировал отношение презентации и Р. с тем, чтобы вернуться к вопросу "о бытии" и присутствию как "несокрытости" посредством исследования оснований дискурса "присутствие". Акцентированные феноменологией проблемы дали толчок к тотальной ревизии принятых установок социального познания. Таким образом, введение понятия "Р." не как служебного, а как одного из основных для понимания процесса познания поставило под сомнение концепцию реальности как присутствия, на чем был основан метод позитивизма. Следовательно, презентация, понимаемая как наличное, присутствующее, непосредственно воспринимаемое, первичное, неискаженно представленная символическими средствами в Р., начинает рассматриваться как недоступная для анализа. Перенесение акцента рассмотрения на понятие "Р." показывает, что познание всегда работало с ним, только понимая его как презентацию или уравнивая с ней. "Присутствие" в данном контексте может быть определено как такая Р., посредством которой происходит выражение и "явление" социального и природного мира. Реальность, понимаемая как доступная для познания только через призму ее возможных Р., задается из их различия между собой. В конечном итоге, через понятие "различие" как таковое. Получается, что любая Р. оказывается "подвешенной" и лишенной классического фундамента реальности — присутствия. В контексте проверки Р. презентацией это означает пересмотр дискурса "истины" и снятие оппозиции "истинное — ложное" через перевод рассмотрения отношений Р. только друг к другу. Р. не могут "схватить" истину, но могут быть более или менее адекватными. Является Р. адекватной или нет зависит от того, расходится ли она с другими Р. или согласуется с ними. Отсюда возникает новая тематика и новая методология социального познания, связанная с исследованием языка, знака, знания, жизненного мира, конструирования социальной реальности, интерсубъективности и других феноменов, научный интерес к изучению которых был стимулирован интерпретацией понятия Р. как методологического принципа. Наиболее ярко указанные методологические установки проявились в феноменологической концепции А.Шюца и проекте социологии знания П.Бергера и Т.Лукмана (1966). На основании исследования Шюцем повседневного жизненного мира, Бергер и Лукман построили модель общества, которая может быть кратко охарактеризована как конструирование социальной реальности посредством Р., производимых в мире повседневности. Исследование функционирования различных типов Р. в культуре и обществе традиционно отсылает к понятию "коллективных представлений" Э.Дюркгейма. Именно французская школа социального познания внесла важный вклад в изучение этого феномена. В середине 1960-х С.Московичи разработал теорию социальных представлений, основываясь на символической (знаковой) и социальной интерпретации этого феномена, введя, тем самым, понятие Р. в широкий социологический и социально-психологический обиход. То есть, вместе с определением "социальная", понятие Р. конституируется относительностью и связанностью с определенными социальными группами, что и позволяет использовать это понятие как ключевое для описания жизни традиционных и современных сообществ, где на передний план выходят проблемы их генезиса, трансляции и трансмутации в социальных процессах коммуницирования и действования. Эта проблематика соотносит исследование со свойствами обыденного практического мышления, обозначая социальные Р. как специфическую форму социально обусловленного познания, свойственную мышлению в повседневном жизненном мире. Линия, задаваемая школой Московичи и социальным конструкционизмом К.Дж.Джерджена и Р.Харре, может быть противопоставлена линии интерпретации понятия "Р." в когнитивной психологии. Когнитивная психология считает понятие "Р." одним из центральных в своей теории, хотя его трактовку нельзя считать устоявшейся. Когнитивная психология исходит из четкого разделения знаний и Р. как постоянных структур и структур, связанных с обстоятельствами, но иногда сохраняется единый термин "Р." для знаний, верований и собственно репрезентаций. В любом случае "Р." исходит из значения замещения в противоположность референции. Р. рассматривается в рамках "информационной" метафоры ментальной деятельности (которая представляет собой попытку преобразовать и усложнить исходную схему "стимул — промежуточная пере-

652

менная — реакция") и раскрывается, в основном, на уровне индивидуального сознания как конструкция, построенная в конкретном индивидуальном контексте для специфических целей (например, решения задачи), по определению Ж.Ф.Ришара. Напротив, социальный конструктивизм понимает ментальные процессы как результат межличностного символического взаимодействия. Понятие "Р." интерпретируется как ментальное образование, имеющее, прежде всего, социальное происхождение. Информационная метафора когнитивизма рассматривается как не дополняющая теорию социальных смыслов, а как являющаяся частью и результатом социального творчества в конкретных исторических и культурных обстоятельствах. Социальный конструктивизм исходит из фиксации кризиса Р., возникшего вследствие традиционного представления об истинности — ложности когнитивных Р., основанных на соотношении с "объективной реальностью", и логико-эмпиристских представлений об объективности научного знания. Оформляясь как антирепрезентационизм (в традиционном понимании Р.) и антиэмпиризм, социальный конструкционизм вбирает в себя понимание языка как языка мотивов, связанных с положением в социальной структуре и структуре власти (исследования по идеологии), также как и идеи деконструкции понятия "присутствие", основываясь на несубстанционалистском толковании понятия "Р.". Таким образом, толкования Р. в феноменологической и психологической традиции пересекаются и согласуются на основании конструктивизма в понимании социальных феноменов. Дальнейшее исследование проблематики Р. продемонстрировало недостаточность конструктивистского решения. Конструктивизм не позволяет провести четкое различение структур (объективированные результаты социального конструирования) и действий (актуальные практики), а также прояснить механизмы опосредования между этими двумя феноменами, что и относит их к онтологически разным областям явлений. В проекте Бергера и Лукмана происходит своеобразная "экспансия" повседневности, которая принимает на себя роль невозможного (так как методологическая установка заключается в равном статусе всех возможных Р.) "естественного центра" Р., относительно которого производятся определения социальной реальности и который задает все другие реальности исходя из различия с собой. Инициируемая понятием "Р." проблема соотношения объективных структур и субъективных практик обретает иное решение при привлечении постструктуралистской концепции полей П.Бурдье. Посредством введения понятий "поле", "позиция", "габитус" Бурдье "децентрирует" Р., освобождая их производство от непосредственной связи с повседневным жизненным миром. Р. фиксируются как таковые и соотносятся с позициями агентов в структурированном социальном пространстве (поле), специфические характеристики которого накладывают ограничения на производимые в данном поле Р. Сохраняя тезис о конструировании социальной реальности в процессах номинирования социальных объектов, концепция полей показывает, что натурализация социальных Р., то есть их приведение к форме презентации, является необходимым условием производства конкретного дискурса в каком-либо поле. Существующие значения понятия "Р." в сжатом виде могут продемонстрировать множественность способов и уровней его употребления. Понятие "Р." в данном контексте охватывает три основных значения: представление или образ, репродукция презентации или повторение, замещение. Во-первых, Р. как представление и есть собственное место идеальности. Во-вторых, Р. с необходимостью участвует в структуре повторения: означающее должно быть узнаваемым, но, так как достижение идеальной идентичности нереально, "простой" акт повторения одного и того же заменяет презентацию Р. Сохранение (условие "научности") дискурсов тождественности и идентичности, в которых факт определяется как равный себе, чем и задается возможность его "объективности", инициирует игру различия презентации и Р. Таким образом, второе занимает место первого и претендует на его статус в социальной онтологии. То есть Р., по определению опосредованные и сконструированные (представляют собой артефакт), занимают место презентации, по определению непосредственной и естественной. В-третьих, замещение как еще одна функция Р. вовлекается в процесс бесконечной Р., освещая неполное присутствие с различных сторон или перспектив. В определенном смысле, разрыв отношения презентация — Р. уничтожает понятие "Р." как таковое, так как определение Р. и ее значения в круге "бесконечной Р." переводит неоднородность презентации и Р. на уровень номинации феномена в качестве одного или другого. Перевод такого рода не только подрывает исторические корни и традицию употребления обоих понятий, основанных на принципиальном (различие онтологического статуса) разведении указанных феноменов, но и снимает само "различение" Р. и презентации. Снятие различения обращает "в ничто" (Деррида) саму Р., конституированную ее отличием от презентации. Таким образом, если исторически-первое толкование Р. соотносит это понятие с понятием знака, определяя и первое, и второе в модусе деривации как вторичные относительно присутствия, то и современная работа над этим феноменом соединяет судьбу Р. и судьбу знака. Деконструкция понятий "присутствия", "тождества" и "истины" помещает любое возможное определение в ситуацию "Р. круга". В такой ситуации наиболее естественный ход — к поискам абсо-

653

лютной инаковости: бессознательного, избавленного от необходимости какой-либо презентации, или Другого, когда "присутствие" переходит в "присутствующего", или к балансированию на грани различия как различения.

С.А. Радионова

РЕТЕРРИТОРИАЛИЗАЦИЯ — понятие постмодернистской философии, введенное в контексте концепции детерриториализации (см. Детерриториализация) для обозначения процедуры повторной территориализации детерриториализированной среды

РЕТЕРРИТОРИАЛИЗАЦИЯ — понятие постмодернистской философии, введенное в контексте концепции детерриториализации (см. Детерриториализация) для обозначения процедуры повторной территориализации детерриториализированной среды как своего рода реставрации территориальной дифференциации социального пространства и самодержавия топологически выделенных в нем центров (центра — см. Ацентризм). Поскольку в рамках номадологического (см. Номадология) и шизоаналитического (см. Шизоанализ) проектов постмодернизма с понятием детерриториализации связывается возможность актуализации и реализации феноменов автохтонности и свободы, постольку процедура Р. осмысливается в качестве связывания (ограничения) таковых. Так, Делез и Гваттари трактуют "социальные машины" как параноидальные инструменты Р. свободных шизопотоков, вылившихся за пределы (= изливающихся вне пределов) социальных макроструктур (см. Машины желания): например, традиционный западный "фамилиализм" (см. Анти-Эдип) рассматривается в шизоанализе как непосредственная "ретерриториализация, фамилиализация детерриториализированных потоков желания" (Делез и Гваттари); психоаналитическая интерпретация сновидения как "перверсивная ретерриториализация по отношению к просто сну и кошмару" (Делез и Гваттари) и т.п. В этом плане одной из фундаментальных задач шизоанализа является задача "разрушения всех ретерриториализаций, превращающих безумие в... заболевание / см. Безумие — М.М. / ", и "высвобождения во всех потоках шизоидного движения детерриториализации так, чтобы это свойство не могло характеризовать частный остаток / неинтегрируемый параноидальными "социальными" машинами элемент индивидуальной свободы как принципиально идиографичный — М.М.; см. Идиографизм / как поток безумия", дабы "безумие перестало бы существовать как безумие" (Делез и Гваттари). (По оценке Делеза и Гваттари, предшественником шизоанализа — с точки зрения постановки аналогичных Р. задач — может быть назван "театр жестокости" Арто.) (См. также Машины желания, Детерриториализация.)

М.А. Можейко

РИДЖИОНАЛИЗМ (от англ. region — область, сфера, регион; и regional — региональный, местный)

РИДЖИОНАЛИЗМ (от англ. region — область, сфера, регион; и regional — региональный, местный) — художественное направление, оформившееся в контексте модернистского неоклассицизма (см. Модернизм) и характеризующееся интенцией на выражение в художественном произведении "духа" ("идеи", "сущности") того или иного культурного (этнокультурного) региона. В русскоязычной традиции иногда обозначается как "местничество", или "почвенничество". Возникновение концепции Р. во многом питалось тем же пафосом, что и возникновение концепций анти-техницизма (см. Философия техники), а именно — критикой тотального рационализма, потеснившего в культуре эмоциональную, интуитивную и т.п. сферы. Кроме того, Р. как культурный феномен тесно связан с аксиологией романтизма: если последний имплицитно предполагает протест против тенденции урбанизма и в своей трансценденталистской традиции фундирован пафосом возврата к природным корням человечества (Г.Торо, Р.Эмерсон и др.), то Р. в той же мере фундирован пафосом возврата к корням этнокультурным. В этом отношении Р. также генетически восходит к немецкой традиции "Heimat Kunst" ("родного искусства"), выступившей в 1910-е с критикой вне-германского (в первую очередь, французского) искусства с позиций идеала "расы и почвы", фундированного презумпцией этнонациональных корней художественного творчества (данная тенденция в некоторой степени проявила себя и в традиции экспрессионизма: так, по формулировке Э.Л.Кирхнера, в творчестве экспрессионистов проявляются "специфические черты германского духа"). Кроме того, Р. связан с экспрессионизмом концептуально (по критерию ориентации не выразительность, а не изобразительность — см. Экспрессионизм), как и с искусством "новой вещественности" (по критерию принадлежности к неоклассицизму — см. "Новой вещественности" искусство). Подобно искусству "новой вещественности", Р. фундирован методологией магического реализма (см. Магический реализм), предполагающей своего рода "заговаривание" среды, непригодной для жизни, и конституирование ее посредством этого в качестве жилой: Р. конкретизирует данную методологическую установку посредством своего фундаментального тезиса "нужно жить, и жить — здесь" (и в этом отношении магический реализм Р. может быть рассмотрен как попытка скрасить "жить" за счет "здесь"). А поскольку художественный Р. может быть оценен как явление, присущее, прежде всего, американской культуре, то поиск "новой вещественности" конкретизируется в данном случае в этнонациональном ключе: "новая" вещественность выступает как "американская". Таким образом, концепция художественного творчества Р. генетически может быть в равной степени возведена как к экс-

654

прессионизму, так и к искусству "новой вещественности": как и искусство "новой вещественности", Р. характеризуется фундаментальным сомнением в наличии каких бы то ни было онтологически заданных метафизических основах бытия. Поиск ноуменальных первооснов локализуется в Р. в иной сфере, а именно — в сфере социокультурной: осуществляя, подобно экспрессионизму, феноменологическую редукцию по отношению к феномену "американской жизни", Р. стремится к экспликации того, что может быть названо автохтонным "духом Америки". Классический Р. оформляется в 1930-е в США на основе, с одной стороны, общей тенденции анти-урбанизма, с другой — конкретного социального движения "Назад, к земле!", основанного на реактуализации идеологии "отцов-пионеров". Существенное влияние на формирование концептуальных основ Р. оказала характерная для этого периода развития американской культуры тенденция культивации "местных интересов" против интегрального федерализма (федеральная политика "нового курса" Ф.Д.Рузвельта). Credo американского Р. ("Америка прежде всего") аранжируется, таким образом, как патриотизм так называемой "малой родины", провинции как явления, генерирующего и воспроизводящего исконные этнонациональные характеристики культуры (и, вместе с тем, явления, исчезающего в унифицирующем урбанистическом контексте). "Городская культура и механическая цивилизация" оцениваются Р. как в принципе нежизнеспособные (Г.Вуд). В соответствии с этим, для живописи Р. с его идеалом "власти почвы" программной становится идеализация патриархального быта фермерских штатов, сельской и в целом провинциальной жизни (например, пейзаж Г.Вуда "Конец дня на пашне" или его же портрет родителей под названием "Американская готика"). Именно в этом своем аспекте Р. подвергался резкой социально окрашенной критике: от осуждения ряда экстремальных художников-риджионалистов американским конгрессом как "шовинистов" — до их интерпретации советской художественной критикой в качестве "заскорузлых приверженцев своего медвежьего угла" ("Модернизм". М., 1973). К художникам-риджионалистам, использующим термин "Р." в качестве самоназвания, относятся Т.Х.Бентон, Г.Вуд, Дж.С.Кэрри и др. (В контексте парадигмы Р. существенно, что все названные художники являются выходцами из штатов американского среднего запада: Бентон — из Миссури, Вуд — из Айовы, Кэрри — из Канзаса и т.п.). Как и для модернизма в целом, для Р. свойственен программный концептуализм, в силу чего продуктом творчества хуждожников-риджионалистов выступают не только живописные произведения, но и, в той же мере, программные теоретические работы, могущие быть отнесенными не только к концептуальной эстетике, но и к философии искусства. Так, перу Г.Вуда принадлежит социально-философский памфлет "Бунт против города" (1935), где подвергаются критике "восточные столицы финансовой жизни и политики", где все пропитано подражанием европейской культуре, а значит, по оценке Вуда, объективно направлено против "американского способа видеть вещи". Аналогично, Т.Х.Бентон в книге "Художник в Америке" (1951) предпринимает попытку вычленения американской культуры из общей западной традиции, разрабатывая своего рода социокультурную программу возрождения этнонациональных корней американской нации, основанную на преодолении засилья интеллигенции, "воспитанной в странном смешении политических и эстетических доктрин, извлеченных из посредственного европейского философствования, более или менее обоснованного посредством различных вариантов мировоззрения Карла Маркса и его русских последователей". Программным требованием Р. стало то, что Т.Кревен (друг и единомышленник Бентона) назвал "подчинением художественной традиции опыту американской жизни". Следует при этом отметить, что все названные выше классики Р. прошли обучение художественной технике в Европе (Бентон и Кэрри — в Париже, Вуд — в Мюнхене), в силу чего концептуально ориентированный на самобытность Р. демонстрирует, тем не менее, укорененность и в общей традиции художественного модернизма. Так, в сфере художественной практики Р. обнаруживает методологическую близость к экспрессионизму и кубизму, ориентируясь на выражение сущности вещей, как мы их знаем, а не на изображение того, как мы их видим. Известно, например, что Т.Х.Бентон при необходимости работы с натуры делал себе специальные глиняные модели изображаемых объектов, но принципиально не писал с натуры как таковой. Кроме того, в 1924 Бентон предпринимает большое путешествие по США, маршрут которого минует большие города и пролегает, в основном, по классической провинции фермерских штатов, и именно сделанные им в этом путешествии зарисовки выполняют для него, по оценке А.Элиота, "роль натуры", поскольку он пишет Америку не так, как он ее видит, а так, как он ее знает. По словам Т.Х.Бентона, "я пишу прошлое, пропуская его сквозь мой жизненный опыт. Я чувствую, что живой анахронизм лучше любой академически правильной исторической подделки". Соответственно, в области художественной техники Р. демонстрирует практически те же приемы, что и искусство "новой вещественности": стремление к педантичной скрупулезности, оборачивающееся застывшей пластикой изображаемых предметов; использование чистых тонов и локальная топика цвета (метод так называемой "раскраски", реализующий характерный для модернистского искусства принцип

655

инфантилизма); жесткая композиция и подчеркнуто строгий контур. По оценке А.Элиота, высказанной в его фундаментальной работе "Три века американской живописи", Р. "заботится главным образом о концепции вещей, о том, что является их духовной сущностью", в силу чего он достаточно "свободно обращается с их пропорциями и отношениями". Если спецификацией методологии магического реализма в искусстве "новой вещественности" выступал веризм, то для Р. такой спецификацией становится метод "жесткой идеализации", предполагающий предельно точную и безжалостную (на грани гротеска) фиксацию всех (в том числе и непривлекательных, что нередко задает риджионалистской живописи минорное звучание) аспектов быта американской провинции (в 'этом отношении "жесткая идеализация" нередко реализуется как "жестокая", типичными примерами чего может служить картина Т.Х.Бен-тона "Как делаются законы", принадлежащий кисти Г.Вуда портрет "Женщина с цветком" или его же витраж "Дочери американской революции"). Целью "жесткой идеализации" выступает моделирование интегральной, целостной "американской жизни" в ее автохтонности, и именно эта автохтонность, максимально точно воспроизведенная художником, должна выступить основой позитивности ее оценки (пафос этой художественной процедуры во многом созвучен русской поговорке "полюбите нас черненькими, а беленькими нас всякий полюбит"). Кроме того, Р. во многом наследует ту тенденцию футуризма (см. Футуризм), которая обозначалась в свое время как "динамизм", трансформируя ее в своего рода "энергетизм", нагруженный в общем контексте Р. семантически не только идеей передачи динамики движения как такового, но и идеей передачи энергичного ритма американской жизни, ее (несмотря на кажущуюся мозаичность) неуклонного движения вперед — но не в смысле механического социального прогресса, а в смысле расцвета ее автохтонного потенциала: согласно концепции Р., собственно искусство как таковое есть не что иное, как "объективированная эволюция" (Т.Х.Бентон), а по оценке критиков, в искусстве Р. "воплощена стремительная Америка" (Т.Кревен). Типичным примером риджионалистского произведения такого рода может служить выполненная Т.Х.Бентоном роспись в Капитолии штата Миссури (Джефферсон-сити), объединяющая в своей не имеющей никакого отношения к реализму композиции все, что, по видению Бентона, олицетворяет собой Америку и является неотъемлемой частью центрирующей фреску общей вертикали подъема: от пионера-разведчика — до фермера за плугом, от колесного парохода на Миссисипи — до паровоза, от избирательной процедуры — до суда Линча, от салуна — до церкви, от политического оратора — до вытирающей попку младенцу матери, от пасторально-идиллической ветряной мельницы — до индустриально-заводского пейзажа и т.д. (О.Паркин сравнил в свое время эту фреску с "версткой полосы в "Полицейской газете"). Таким образом, по оценке Т.Кревена (друга и единомышленника Т.Х.Бентона), в лице последнего Р. "изобразил... капиталистическую Америку и Америку пионеров, ее историю и явления ее современной жизни, — все, что он знал / выделено мною — M . M . / , и что доступно было его пониманию": "энергию и динамизм Америки, ее силу и вульгарность", "ее индивидуалистов" и "ее коллективную психологию". В целом, о каждом из художников-риджионалистов можно сказать, что "он не объективный реалист, — он художник, выполняющий определенную миссию, а именно: желающий выразить концепцию подлинной Америки" (А.Элиот — о Бентоне). Развитие и углубление данного принципа приводит к тому, что в рамках риджионалистского "американизма" конституируются его частные версии, как, например, своего рода "канзасизм" в творчестве Дж.С.Кэрри, который усматривает сущность Канзаса в "общем духе" и "духовном энтузиазме" его жителей, которые были сформированы у жителей этого штата в жестокой борьбе со стихийными силами природы, и выражение которых становится целью художественного творчества Кэрри ("Крещение в Канзасе", "Миссисипи", "Ураган над Канзасом" и др.). Как писал сам Кэрри о своих росписях Капитолия Канзаса, "здесь представлена большей частью историческая борьба человека с природой. Эта борьба была определяющим фактором моего творчества. Это моя семейная традиция и традиция подавляющего большинства населения штата Канзас". В целом, по оценке американских критиков, Р. занимает особое место в истории американской культуры, поскольку в его рамках была создана особая (сугубо американская не только по происхождению или по ареалу распространения, но по содержанию) версия модернизма: Р. оказался "способным создать в американской живописи особо выдающийся стиль, быть может, единственный стиль вообще" (Т.Кревен).

М.А. Можейко

РИЗОМА (фр. rhizome — корневище) — понятие философии постмодерна, фиксирующее принципиально внеструктурный и нелинейный способ организации целостности

РИЗОМА (фр. rhizome — корневище) — понятие философии постмодерна, фиксирующее принципиально внеструктурный и нелинейный способ организации целостности, оставляющий открытой возможность для имманентной автохтонной подвижности и, соответственно, реализации ее внутреннего креативного потенциала самоконфигурирования. Термин "Р." введен в философию в 1976 Делезом и Гваттари в совместной работе " Rhizome " — в контексте разработки базисных осново-

656

положений номадологического проекта постмодернизма, фундированного радикальным отказом от презумпции константной гештальтной организации бытия — см. Номадология, "Ризома" (Делез, Гваттари). Понятие "Р." выражает фундаментальную для постмодерна установку на презумпцию разрушения традиционных представлений о структуре как семантически центрированной (см. Ацентризм) и стабильно определенной (см. Дестратификация), являясь средством обозначения радикальной альтернативы замкнутым и статичным линейным структурам, предполагающим жесткую осевую ориентацию (см. Нелинейных динамик теория). Такие структуры семантически сопрягаются Делезом и Гваттари с фундаментальной для классической европейской культуры метафорой "корня", дифференцируясь на собственно "коренные" или "стержневые" ("система-корень"), с одной стороны, и "мочковатые" или "пучкообразные" ("система-корешок") — с другой. Организационные принципы этих систем мыслятся в номадологии как отличные друг от друга (прежде всего, по критерию механизмов своего эволюционного разворачивания), однако типологической общностью этих структур является характерная для них сопряженность с семантической фигурой глубины, метафорически презентирующей в контексте западного менталитета метафизическую презумпцию линейного разворачивания процессуальности (углубления) и смысла (углубление в проблему) — см. Корень, Метафизика. В противоположность любым видам корневой организации, Р. интерпретируется не в качестве линейного "стержня" или "корня", но в качестве радикально отличного от корней "клубня" или "луковицы" — как потенциальной бесконечности, имплицитно содержащей в себе "скрытый стебель". Принципиальная разница заключается в том, что этот стебель может развиваться куда угодно и принимать любые конфигурации, ибо Р. абсолютно нелинейна: "мир потерял свой стержень" (Делез и Гваттари). Фундаментальным свойством Р., таким образом, является ее гетерономность при сохранении целостности: она есть "семиотичное звено как клубень, в котором спрессованы самые разнообразные виды деятельности — лингвистической, перцептивной, миметической, жестикуляционной, познавательной; самих по себе языка, его универсальности не существует, мы видим лишь состязание диалектов, говоров, жаргонов, специальных языков" — словно "крысы извиваются одна поверх другой" (Делез и Гваттари). Эта отличающая Р. от структуры полиморфность обеспечивается отсутствием не только единства семантического центра, но и центрирующего единства кода (в метафорике Делеза и Гваттари — "Генерала": см. Код, "Генерал"). Логика корня — это логика жестких векторно ориентированных структур, в то время как Р. (в контексте постмодернистского отказа от логоцентризма — см. Логоцентризм) моделируется в качестве неравновесной целостности (во многом аналогичной неравновесным средам, изучаемым синергетикой), не характеризующейся наличием организационных порядков и отличающейся перманентной креативной подвижностью. Источником трансформаций выступает в данном случае не причинение извне, но имманентная нестабильность (конфинальность) Р., обусловленная ее энергетическим потенциалом самоварьирования: по оценке Делеза, Р. "ни стабильная, ни не стабильная, а, скорее, "метастабильна"... Наделена потенциальной энергией". Таким образом, можно утверждать, что ризоморфные среды обладают имманентным креативным потенциалом самоорганизации, и в этом отношении могут быть оценены не как кибернетические (подчиненные командам "центра"), но как синергетические — см. "Становление теории нелинейных динамик в современной культуре" (Можейко). Прекрасной иллюстрацией этого может служить программный для постмодерна текст Э.Ионеско "Трагедия языка": "Произошло странное событие, и я не понимаю, как это случилось: текст преобразился перед моими глазами... Вполне простые и ясные предложения... сами по себе / выделено мною — M . M . / пришли в движение: они испортились, извратились", чтобы уже в следующее мгновение исказиться вновь (см. также Эротика текста). Однако достигнутый в результате этого кажущийся организационный хаос на деле таит в себе потенциальные возможности бесконечного числа новых организационных трансформаций, обеспечивая безграничную плюральность Р. (см. Хаос). Согласно номадологическому видению ситуации, в рамках Р. в принципе невозможно выделение каких бы то ни было фиксированных точек, ибо каждая из них в своей динамике фактически предстает перед наблюдателем в качестве линии, — прочерченной ею траектории собственного движения, в свою очередь, ускользающей от жесткой фиксации (см. Ускользания линии). Говоря о ризоморфной среде, Делез и Гваттари отмечают, что "она состоит из неоднородных тем, различных дат и уровней", — в абстрактном усилии в ней могут быть выделены "линии артикуляции и расчленения, страты, территориальности": "любая ризома включает в себя линии членения, по которым она стратифицирована, территориализована, организована". Эти абстрактные линии определяли бы своего рода статику Р., если бы применительно к последней имело смысл говорить о статичном состоянии как таковом. Однако бытие ризоморфной среды может быть понято лишь как нон-финальная динамика, и динамику эту определяют "линии ускользания, движения детерриториализации и дестратификации": "сравнительные скорости течений вдоль этих линий порождают феномены относительной задержки, торможения или, наоборот, стремительности... Все это —

657

линии и сравнительные скорости — составляет внутреннюю организацию" Р. — ее "agencement". Таким образом, мало того, что фактически линии внутреннего членения оказываются применительно к Р. перманентно подвижными, они еще и предполагают своего рода "разрывы" как переходы ризомы в состояние, характеризующееся отсутствием жесткой и универсальной стратификации. Р., в отличие от структуры, не боится разрыва, но — напротив — конституируется в нем как в перманентном изменении своей конфигурации и, следовательно, семантики: по словам Делеза и Гваттари, "ризома может быть разорвана, изломана в каком-нибудь месте, перестроиться на другую линию... Разрывы в ризоме возникают всякий раз, когда сегментарные линии неожиданно оказываются на линиях ускользания... Эти линии постоянно переходят друг в друга" (см. Разрыв). Аналогичным образом Делез и Гваттари рассматривают и то, что в традиционной терминологии (предельно неадекватной применительно к данному случаю) могло бы быть обозначено как внешняя структура Р. — Р. может быть интерпретирована как принципиально открытая среда — не только в смысле открытости для трансформаций, но и в смысле ее соотношения с внешним. По оценке Делеза и Гваттари, у Р. в принципе нет и не может быть "ни начала, ни конца, только середина, из которой она растет и выходит за ее пределы", — строго говоря, применительно к Р. невозможно четкое дифференцирование внешнего и внутреннего: "ризома развивается, варьируя, расширяя, захватывая, схватывая, внедряясь" (Делез, Гваттари), конституируя свое внутреннее посредством внешнего (см. Детерриториализация, Ре-территориализация, Имманентизация, Складка). Таким образом, процессуальность бытия принципиально аструктурной Р. состоит в перманентной генерации новых версий организации (в числе и линейных), аналогичных по своему статусу тем преходящим макроскопическим картинам самоорганизации, которые выступают предметом исследования для синергетики. Однако любая из этих сиюминутно актуальных и ситуативно значимых вариантов определенности Р. в принципе не может интерпретироваться в качестве финальной, — значимый аспект бытия Р. фиксируется в принципе "нон-селекции" (Делез и Гваттари), регулятивном по отношению к ризоморфной организации (см. Ной-селекции принцип). Среди последовательно сменяющих друг друга виртуальных структур ни одна не может быть аксиологически выделена как наиболее предпочтительная, — автохтонная в онтологическом или правильная в интерпретационном смыслах: "быть ризоморфным — значит порождать стебли и волокна, которые кажутся корнями / выделено мною — M . M . / или соединяются с ними, проникая в ствол с риском быть задействованными в новых странных формах" (Делез, Гваттари). В любой момент времени любая линия Р. может быть связана (принципиально непредсказуемым образом — см. Неодетерминизм) со всякой другой, образуя каждый раз в момент этого (принципиально преходящего, сиюминутно значимого связывания) определенный рисунок Р. — своего рода временное "плато" ее перманентно и непредсказуемо пульсирующей конфигурации (см. Плато). Иными словами, если структуре соответствует образ мира как Космоса, то Р. — как "хаосмоса" (см. Хаосмос). Подобная пульсация Р., предполагающая переходы от стратификации — к ускользанию от таковой и от одного варианта стратификации — к другому, функционально совершенно аналогична пульсационному переходу самоорганизующейся среды от хаотических состояний к состояниям, характеризующимся наличием макроструктуры, в основе которой лежит координация элементов микроуровня системы (см. "Дикий опыт"). Таким образом, в номадологическом проекте постмодернизма "речь идет о модели, которая продолжает формироваться и углубляться в процессе, который развивается, совершенствуется, возобновляется" (Делез, Гваттари), являя каждый раз новые версии своего бытия, соотносимые друг с другом по принципу исономии: не более так, чем иначе. В этом отношении, если структура понимается Делезом и Гваттари как "калька", которая "воспроизводит только саму себя, когда собирается воссоздать нечто иное", то Р. сопоставляется с "картой", которую можно и нужно читать: "речь идет о модели, которая продолжает формироваться" (см. Картографии принцип). По оценке Делеза и Гваттари, "это... одно из наиболее отличительных свойств ризомы — иметь всегда множество выходов" (ср. с "дисперсностью доминантных ходов" у Джеймисона, "садом расходящихся тропок" у Борхеса, сетевым "лабиринтом" у Эко с их бесконечным числом входов, выходов, тупиков и коридоров, каждый из которых может пересечься с любым другим, — семиотическая модель мира и мира культуры, воплощенная в образе библиотеки-лабиринта в "Имени розы" или "космической библиотеки" у В.Лейча — см. Лабиринт). В этом плане Р. конечна, но безгранична; "ризома не начинается и не завершается", и у нее "достаточно сил, чтобы надломать и искоренить слово "быть" (Делез и Гваттари), открывая возможность и свободу бесконечной плюральности своего внеонтологизирующего бытия (см. Онтология). Р. принципиально плюральна, причем процессуально аморальна. По формулировке Делеза и Гваттари, "ризома не сводится ни к Единому, ни к множественному. Это — не Единое, которое делится на два, затем на три, на четыре и т.д. Но это и не множественное, которое происходит из Единого и к которому Единое всегда присоединяется

658

( n +1). Она состоит не из единств, а из измерений, точнее из движущихся линий. [...] Она образует многомерные линеарные множества / ср., например, Эон и Хронос — M . M . / без субъекта и объекта, которые сосредоточены в плане консистенции и из которых всегда вычитается Единое ( n -1). Такое множество меняет свое направление при соответствующем изменении своей природы и самого себя". В соответствии со сказанным, Р. неизбежно конституируется в качестве "антигенеалогичной", т.е. принципиально не артикулируемой ни с точки зрения своего происхождения, ни с точки зрения возможностей введения критериев для оценки ее процессуальности в качестве прогресса или регресса. Процессуальность бытия Р. фундаментально альтернативна преформистски понятому "разворачиванию" исходно заложенного в объекте замысла (смысла),— "разворачиванию", реализующемуся по модели последовательного формирования бинарных оппозиций. Согласно постмодернистской оценке, только для жестко гештальтных систем характерно наличие генетической (эволюционной) оси как линейного вектора развития: "генетическая ось — как объективное стержневое единство, из которого выходят последующие стадии; глубинная структура подобия, скорее, базовой последовательности, разложенной на непосредственные составляющие" (см. Метафизика, Логоцентризм). В противоположность этому, "ризома антигенеалогична", — она как "конечное единство осуществляется в другом / а именно: принципиально не осевом, т.е. не линейном — M . M . / измерении — преобразовательном и субъективном". И в процессуальности этого преобразовательного измерения "ризома не подчиняется никакой структурной или порождающей модели. Она чуждается самой мысли о генетической оси как глубинной структуре". В этом отношении номадологическая концепция Р. конституируется не только в контексте "постметафизического мышления", но и задает новое понимание детерминизма, свободное от идеи внешнего причиняющего воздействия и ориентированное на презумпцию имманентности (см. Постметафизическое мышление, Неодетерминизм). В этом контексте номадология подвергает резкой критике идею жестко заданного разворачивания исходного замысла той или иной предметности посредством бинарной дифференциации содержания последней: по формулировке Делеза и Гваттари, "в отличие от структуры, которая определяется через совокупность точек и позиций, бинарных отношений между этими точками и двусторонних связей между позициями, ризома состоит исключительно из линий членений, стратификации, но также и линий ускользания или детерриториализации подобно максимальному измерению, следуя по которому множество видоизменяется, преобразуя свою природу" (см. Бинаризм). Со гласно номадологическим установкам, эти обозначенные векторы являются принципиально отличными от бинарных векторов "роста древовидных структур": по словам Делеза и Гваттари, "не нужно путать эти линии с линиями древовидного типа, которые представляют собой локализуемые связи между точками и позициями. В отличие от дерева, ризома не является объектом воспроизводства: ни внешнего воспроизводства как дерево-корень, ни внутреннего — как структура-дерево" (см. Дерево). Таким образом, принципы осуществления процессуальности бытия ризоморфной среды могут быть зафиксированы, согласно Делезу и Гваттари, как "принципы связи и гетерогенности", "принцип множественности", "принцип незначащего разрыва", "принципы картографии и декалькомании". Артикулированные в духе номадологического проекта идеи могут быть обнаружены не только у Делеза и Гваттари, но и у других постмодернистских авторов, что позволяет сделать вывод о том, что эксплицитно выраженные в номадологии презумпции являются фундаментальными для философии постмодернизма в целом. Классическим примером ризоморфной среды служит в постмодернистских аналитиках также среда письма: согласно, например, Р.Барту, текст есть продукт письма как процессуальности, не результирующейся в данном тексте (см. Письмо). Постмодернистски понятое письмо принципиально ризоморфно ("метафора... текста — сеть" у Р.Барта), и для него нет и не может быть естественного, правильного или единственно возможного не только способа, но и языка артикуляции: "все приходится распутывать, но расшифровывать нечего, структуру можно прослеживать, протягивать (как подтягивают спущенную петлю на чулке) во всех ее поворотах и на всех уровнях, однако невозможно достичь дна; пространство письма дано нам для пробега, а не для прорыва; письмо постоянно порождает смысл, но он тут же и улетучивается, происходит систематическое высвобождение смысла" (Р.Барт). Аналогично, в самооценке Деррида, "фокус исторического и систематического пересечения его идей" — это "структурная невозможность закрыть... сеть, фиксировать ее плетение, очертить ее межой, которая не была бы метой". (Как замечает А.Ронсон в интервью с Деррида, проблемно-концептуальное пространство его философствования не только не замкнуто, но и принципиально нелинейно: "я спросил, с чего начинать, а Вы заперли меня в каком-то лабиринте".) Р. как организационная модель находит свою конкретизацию в постмодернистской текстологии, — в частности, в фигуре "конструкции" в постмодернистской концепции художественного творчества, в рамках которой идеал оригинального авторского произведения сменяется идеалом конструкции как стереофонического потока явных и скрытых цитат, каждая из которых

659

отсылает к различным и разнообразным сферам культурных смыслов, каждая из которых выражена в своем языке, требующем особой процедуры "узнавания", и каждая из которых может вступить с любой другой в отношения диалога или пародии, формируя внутри текста новые квазитексты и квазицитаты (см. Интертекстуальность, Конструкция). Конституируя идею Р. как принципиально нелинейного типа организации целостности, постмодернизм далек от односторонней трактовки бытия как тотально ризоморфного, полагая корректным применение как линейных, так и нелинейных интерпретационных моделей — соответственно параметрам анализируемых сред Более того, номадология задается вопросом о возможном взаимодействии линейных ("древовидных") и нелинейных ("ризоморфных") сред между собой: как пишут Делез и Гваттари, "в глубине дерева, в дупле корня или в пазухе ветки может сформироваться новая ризома". — В этом контексте актуальными оказываются следующие проблемы: "не обладает ли карта способностью к декалькированию? Не является ли одним из свойств ризомы скрещивать корни, иногда сливаться с ними? Имеются ли у множественности слои, где пускают корни унификация и тотализация, массификация, миметические механизмы, осмысленный захват власти, субъективные предпочтения" и т.д. (Делез, Гваттари). Таким образом, понятие "Р.", интегрально схватывая сформулированные в философии постмодернизма представления о нелинейном и программно аструктурном способе организации целостности, обретая статус фундаментального для постмодернизма понятия, в конституировании которого проявляется базисная функция философии как таковой — выработка понятийных средств для выражения и анализа тех типов системной организации, которые еще только осваиваются наличной культурой (см. Постмодернизм).

М.А. Можейко