Грицанов А, Можейко М. Постмодернизм. Энциклопедия

ОГЛАВЛЕНИЕ

А

"АВС"- АRТ — художественное направление в модернизме (см. Модернизм), конституированное в контексте авангарда "новой волны" (см. "Новой волны" авангард), основой эстетической программы которого является понимание художественного творчества как манипулирования с сериями однотипных (или одинаковых) модулей, а художественного произведения — как продукта пространственной конфигурации расположения данных модулей друг относительно друга

"АВС"- АRТ — художественное направление в модернизме (см. Модернизм), конституированное в контексте авангарда "новой волны" (см. "Новой волны" авангард), основой эстетической программы которого является понимание художественного творчества как манипулирования с сериями однотипных (или одинаковых) модулей, а художественного произведения — как продукта пространственной конфигурации расположения данных модулей друг относительно друга. Расцвет традиции "А."-А. приходится на конец 1960-х; наиболее яркие представители — К.Андре, Д.Джадд, Р.Блейден, Т.Смит, М.Стейнер и др. Интенция на программную анти-декоративность и отказ от изобразительности как таковой сближает "А."-А. с ранними формами искусства модерн (см. Экспрессионизм, Кубизм, Футуризм, Дадаизм), а ориентация на использование "готовых" предметов в создании произведения как конструкции — с неоконструктивизмом (см. Неоконструктивизм, Ready made, Конструкция). Однако с точки зрения радикальности в реализации данной позиции "А."-А., безусловно, может рассматриваться как значительно более продвинутая традиция по сравнению с предшественниками. Принципиальным отличием "А."-А. от неоконструктивизма является то, что его представители используют в качестве исходных модулей для создания своих конструкций не "банальные" (бытовые или технические) предметы (см. Pop-art, Кинетическое искусство), но специально избранные унифицированные объекты (как правило, индустриального происхождения), обязательным свойством которых является их принципиальная семантическая не-нагруженность (в силу этого Л.Р.Липпард называет "А."-А. "антискульптурой"). В качестве подобных модулей выступают серийно произведенные объемные фигуры (откуда одно из названий "А."-А. — "серийное искусство") из различного материала (чаще металла или керамики) и различной формы: пластины, формованные параллелепипеды, граненые стержни, стилизованные "треугольники", Х-образные балки ("андреевские кресты"), "таблетки" и т.п. (например, К.Андре "144 куска свинца", "12 стальных пластин"; Д.Джадд "Без названия", "Композиция в галерее Кастелли"; Р.Блейден "Черный треугольник", "X"; Т.Смит "Блуждающие скалы"; М.Стейнер "Композиция в галерее Двен"; В. де Мариа "Пласт очень острых гвоздей" и т.д.). Модули композиции рассматриваются в традиции "А."-А. в качестве своего рода букв, из которых могут быть составлены любые слова, — литер в руках наборщика, открывающих для последнего возможность создавать путем их комбинаторики любые тексты (в силу чего данная традиция и получила название "ABC", т.е. "алфавит-искусство" или, как версия — "литералистическое искусство"). Таким образом, главный акцент в произведении "А."-А. делается не на качестве модулей (типичной для традиции "А."-А. может считаться ситуация, когда Т.Смит заказал модули для своего будущего произведения по телефону), но на конфигурации их пространственного соотношения друг с другом, т.е. на структуре, понимаемой в контексте "А."-А. в качестве основы любого существования (одно из названий школы "А."-А. — "искусство первичных структур"): например, предложение К.Андре Гаагскому музею представляет собой лист бумаги в клетку, на котором от руки сделан набросок возможных экспозиций из квадратных пластин. В соответствии с этим цель творчества интерпретируется в традиции "А."-А. сугубо когнитивно: а именно — как экспликация "первичных структур" мироздания (ср. с программой поисков "элементов мироздания" в раннем модернизме — см. Экспрессионизм). Несмотря на бросающуюся в глаза близость подобных установок структурализму, следует отметить, вместе с тем, что структура как таковая трактуется в "А."-А. в нетрадиционном ключе: прежде всего она понимается как принципиально не-иерархичная (откуда резкие нападки представителей "А."-А. на традицию художественной композиции) и принципиально подвижная ("вещи — в их элементах, а не в их отношениях", по К.Андре), в си-

7

лу чего можно говорить о данном художественном направлении как об одной из предпосылок современной номадологии (см. Номадология, Ризома). Продукт творчества не должен представлять собой, согласно программной презумпции "А."-А., даже минимальной художественной ценности (соответственно этому данное направление авангарда "новой волны" иногда обозначается как "минимальное искусство"). В свете данной установки на фиксацию в произведении искусства объективированной структуры как таковой "А."-А. программно постулирует отказ от каких бы то ни было форм выражения в искусстве чувственной (как сенсорно, так и эмоционально артикулированной) сферы, в силу чего традиция "А."-А. носит также название "холодной школы" (генетическая соотнесенность данной программы анти-психологизма с ранним модернизмом зафиксирована в таком обозначении данной традиции, как "посткубистическая скульптура" — см. Кубизм, Анти-психологизм). В рамках неортодоксальных версий "А."-А. в качестве своего рода модулей композиции могут использоваться нанесенные на поверхность цветовые линии (например, росписи стен Бюррена на выставке "Проспект", 1968) или вплавленные в контекст повторяющиеся элементы, образующие целостность — как в своей совокупности друг с другом, так и в единстве с контекстом (например, стеклянные трубки флуоресцентных ламп в интерьере рабочего кабинета — в композиции Д.Флейвина "Флуоресцентные полосы", 1968). Творчество представителей "А."-А. положило начало традиции авангарда "новой волны", выступив предпосылкой формирования концептуального искусства (см. Концептуальное искусство) и "Невозможного искусства" (см. Невозможное искусство). Со второй половины 20 в. элементы художественной техники "А."-А. используются в контексте более широких подходов к видеоряду художественного произведения, в частности — стилизации в духе "А".-А. находят свое место в живописи (например, квадратные и прямоугольные модули цвета в картине П.Никифорова "Человек до горизонта и двое за горизонтом"). Концепция художественного творчества "А."-А. может быть рассмотрена в качестве одного из шагов в формировании номадологической парадигмы в современной философии и характерного для культуры постмодерна "постметафизического мышления": если для классической культуры была характерна интенция на усмотрение в объекте имманентного ему смысла ("подобно буквам слова, жизнь и история имеют смысл" у В.Дильтея—см. Метафизика), то современной культуре, напротив, ближе характерная для "А."-А. презумпция отсутствия семантической нагруженности объекта (см. Постметафизическое мышление, Различия философия, Метафизика отсутствия).

М.А. Можейко

AFTER - POSTMODERNISM — современная (поздняя) версия развития постмодернистской философии — в отличие от постмодернистской классики деконструктивизма (см. Постмодернистская чувствительность, Пустой знак, Деконструкция, Означивание, Смерть субъекта, Номадология)

AFTER-POSTMODERNISM — современная (поздняя) версия развития постмодернистской философии — в отличие от постмодернистской классики деконструктивизма (см. Постмодернистская чувствительность, Пустой знак, Деконструкция, Означивание, Смерть субъекта, Номадология). В своем оформлении во многом стимулирован таким феноменом современной культуры постмодерна, как "кризис идентификации", и содержательно разворачивается как генерирование программ преодоления последнего (см. Воскрешение субъекта). В этом контексте может быть выделено два фундаментальных вектора трансформации парадигмальных установок постмодернизма на современном этапе его развития: 1) вектор программного неоклассицизма, т.е. "культурного классицизма в постмодернистском пространстве" (М.Готдингер), предполагающий существенное смягчение критики референциальной концепции знака (см. Пустой знак) и отказ от радикальной элиминации феномена означаемого в качестве детерминанты текстовой семантики (см. Означивание); указанная установка инспирирует формулировку такой задачи, как "реанимация значения" (Дж.Уард) или "возврат утраченных значений" — как в денотативном, так и в аксиологическом смыслах этого слова (М.Готдинер), что приводит к оформлению (восстановлению) соответствующих проблемных полей в рамках постмодернистского типа философствования (проблемы денотации и референции, условия возможности стабильной языковой семантики, проблема понимания как реконструкции исходного смысла текста и т.п.); 2) коммуникационный вектор, смещающий акцент с текстологической реальности на реальность коммуникативную и центрирующийся, в связи с этим, вокруг понятия Другого. Современная культура обозначается Бодрийяром как культура "экстаза коммуникации" (показателен в этом отношении аксиологический сдвиг философской традиции, зафиксированный в динамике названий фундаментальных для соответствующих периодов философской эволюции трудов: от "Бытия и времени" Хайдеггера к "Бытию и Другому" Левинаса). Если в классическом постмодернизме Другой интерпретировался как внешнее (социокультурное) содержание структур бессознательного (что фактически было унаследовано от лакановской версии структурного психоанализа, где бессознательное было артикулировано как "голос Другого"), то А.-Р. задает концепту "Другой" новую (коммуникационную) интерпретацию, в системе отсчета которой реальность языка перестает быть для постмодернизма самодовлеющей (см. Другой). В качестве водораздела между классическим постмодернизмом и современным может быть оценена концепция Апеля, — в частности, понимание им языка и языковых игр. Апель

8

рассматривает язык не в контексте субъект-объектных процедур праксеологического или когнитивного порядка, но в контексте субъект-субъектных коммуникаций, которые в принципе не могут быть сведены к передаче сообщений. — Язык выступает в этом контексте не столько механизмом объективации информации или экспрессивным средством (что означало бы — соответственно — объективистскую или субъективистскую его акцентировку), сколько медиатором понимания в контексте языковых игр. Если трактовка последних Витгенштейном предполагала опору на взаимодействие между субъектом и текстом, а в понимании Хинтикки — на взаимодействие между "Я" и реальностью как двумя игроками в игре, ставка в которой — истинность высказывания, — то Апель трактует языковую игру как субъект-объектное отношение, участники которого являют собой друг для друга текст — как вербальный, так и невербальный. Это задает особую артикуляцию понимания как взаимопонимания. Апелевская версия постмодернистской парадигмы смягчает примат лакановского "судьбоносного означающего" над означаемым, восстанавливая в правах классическую для философской герменевтики и генетически восходящую к экзегетике презумпцию понимания как реконструкции имманентного смысла текста, выступающего у Апеля презентацией содержания коммуникативной программы игрового и коммуникативного партнера. Выступая в качестве текста, последняя не подлежит произвольному означиванию и, допуская определенный (обогащающий коммуникационную игру) плюрализм прочтения, тем не менее, предполагает аутентичную трансляцию семантики речевого поведения субъекта в сознание Другого, который вне этой реконструкции смысла не конституируется как коммуникационный партнер. — Ставкой в игре оказывается не истина объектного, но подлинность субъектного.

М.А. Можейко

АБРАМ ТЕРЦ — псевдоним и литературная маска русского писателя, ученого-гуманитария, мыслителя Синявского Андрея Донатовича (1925—1997)

АБРАМ ТЕРЦ — псевдоним и литературная маска русского писателя, ученого-гуманитария, мыслителя Синявского Андрея Донатовича (1925—1997). Творческую и научно-педагогическую деятельность А.Т. начинает в годы "оттепели" в Москве, своей важнейшей задачей считает реабилитацию культуры Серебряного века, подключение к оборванной модернистско-авангардистской традиции современной русской литературы, борьбу за свободу искусства. Оппозиционные настроения А.Т. получают преломление в его художественных произведениях ("Суд идет", 1956 — изд. в 1959; "Пхенц", 1957; "Любимов", 1963 и др.) и статье "Что такое социалистический реализм?" (1956), нелегально переправленных за границу и изданных во Франции. В 1966 А.Т. арестован, помещен в Лефортовскую тюрьму, по обвинению в антисоветской агитации и пропаганде осужден на семь лет лагерей и пять лет поражения в правах. В 1966—1968 в Дубровлаге (Мордовия) пишет книгу "Прогулки с Пушкиным", рассматривавшуюся как "завещание в предсмертной ситуации", под видом писем к жене переправленную на волю, окончательно оформленную после освобождения в 1971. Разрушая границы между наукой и искусством, создает русскую модификацию паралитературы. В 1973 эмигрирует во Францию. Становится профессором Сорбонны; воспринимается как неформальный лидер либерального крыла третьей волны русской эмиграции. Творчество А.Т. развивается в двух основных руслах: продолжая линию "Прогулок с Пушкиным", он трансформирует литературоведение и философию в паралитературу ("В тени Гоголя", 1973 — изд. в 1975; "Концентрат парадокса — "Опавшие листья" В.В.Розанова", 1982 и др.), параллельно создает художественные произведения в духе литературного барокко ("Крошка Цорес", 1979; "Золотой шнурок", 1987 и др.). Стремится к раскрепощению литературной критики, сближая ее с эссеистикой ("Литературный процесс в России", 1974; "Диссидентство как личный опыт", 1989 и др.), и в то же время не чуждается академизма ("Иван-дурак. Очерк русской народной веры", 1991 и др.). В 1991 удостоен звания почетного доктора Оксфордского университета. Творческие новации А.Т. наталкиваются на эстетический консерватизм приверженцев учительско-тенденциозной литературы. Особенно много споров вызывает главная книга писателя — "Прогулки с Пушкиным", воспринимающаяся сегодня как манифест зарождавшегося русского постмодернизма. Сам автор постмодернистской терминологией еще не пользуется, но развиваемые им идеи эквивалентны представлениям постнеклассической философии. А.Т. выступает в "Прогулках..." одновременно как теоретик и один из зачинателей новой русской литературы. Книга создается посредством деконструкции культурного интертекста, с которым творческая мысль писателя образует ризому (на границах лирической прозы, метафорической эссеистики, литературоведения, культурологии). Используется авторская маска "нарушителя закона" А.Т. Писатель вступает в схватку с Трансцендентальным Означаемым, роль которого попеременно исполняли религия, мораль, идеология, стремится вырвать из жестких оков линейного детерминизма русскую литературу (а с нею — и русскую мысль), отвоевать для нее свободу. Любой из используемых им знаков-симулякров благодаря феномену скольжения означающего

9

отсылает ко всему миру-тексту, выступающему, таким образом, в качестве означаемого, а оно — множественно в степени стремления к бесконечности. Обращение к авторской маске "литературного бандита" служит развенчанию культа Писателя — "Владыки Истины". Для обозначения специфики литературы, идущей на смену литературе ангажированной, тенденциозной, А.Т. воскрешает понятие "чистое искусство", но переосмысляет его, дополняет новыми значениями. Точкой отсчета и материалом для размышлений и языковых игр становится у автора "Прогулок..." творчество Пушкина, расцениваемое именно как чистое искусство и высший тип художественного творчества. А.Т. осуществляет переоценку эстетических ценностей, подвергает деканонизации образ Пушкина-Памятника, утвердившийся в официальной культуре и — благодаря ей — в массовом сознании, путем соотнесения с ним комического имиджа Пушкина-Петрушки, созданного в анекдотах и байках о нем. Отталкиваясь от анекдота, позволяющего преодолеть мертвящие догмы канона, писатель идет дальше — к игре со всей совокупностью написанных Пушкиным текстов, рассматриваемых как единый текст, все "микроэлементы" которого связаны между собой и с культурным интертекстом нелинейными связями, трансформирует этот общий текст в ризому, подвергает не только литературоведческой, но и культурологической и психоаналитической интерпретации. Обобщить такой огромный объем материала ему позволяет эстетика симулякров. Научные методы мышления А.Т. соединяет с художественными, пользуется метафорическим языком, разнообразными литературными приемами, включая пастиш. Олитературивание литературоведения, балансирование между научным исследованием, метафорической эссеистикой и лирической прозой позволяет преодолеть рационалистическую однозначность научного дискурса, использовать многозначные образные характеристики творчества и личности Пушкина. К тому же А.Т. часто подшучивает над собой, что лишает его суждения значения догмы. У автора "Прогулок..." "двоятся определения, нет окончательных оценок, все подвижно, диалектично" (И.Роднянская). А.Т. явно наделен паралогическим типом мышления, основанным на "полярности", включающим в себя противоречия, бинарные оппозиции, демонстрирующим логику алинейного игрового "сверх-колебания" (Деррида). Благодаря этому ему удается дать адекват динамической самоорганизующейся множественности единого, чем предстает на страницах книги пушкинское наследие. А.Т. постоянно подчеркивает стремление Пушкина ускользнуть от тяжеловесных заданий, навязываемых ему со всех сторон, "от глаз начальства, от дидактической традиции семнадцатого века" в чистое искусство, жестко не детерминированное Трансцендентальным Означаемым, делающее поэта свободным в постижении жизни. Русский гений наделен у него способностью вбирать в себя все и смотреть на мир сразу со всех сторон, сверху и снизу. Это дает ему возможность уловить невероятную сложность бытия, включающего в себя и непримиримое, отразить его диалектику, многозначность, вариативность, позволяет максимально приблизиться к веществу самой жизни. Чистое искусство в интерпретации А.Т. оказывается синонимом действительно свободного (не только от цензуры, социального заказа, давления традиции, но и от тоталитаризма мышления, пребывающего во власти Трансцендентального Означаемого, и тоталитаризма языка) — деонтологизированного, самоценного искусства, способного к нелинейному, многомерному, процессуальному, бесконечно разветвляющемуся смыслопорождению и открывающего возможность подлинной новизны художественной мысли. Адетерминированность мышления творца чистого искусства внетекстовым референтом акцентирует у А.Т. понятие "пустота". "Чтобы написать что-нибудь стоящее, нужно быть абсолютно пустым", — подчеркивает А.Т. важную для него мысль в "Голосе из хора" (1973), где уподобляет писателя рыбаку, который непременно что-то выудит из чистого листа. "Пустота" А.Т. аналогична "пустоте" Фуко — это "нейтральное пространство" дискурса, наделенное кративным смыслообразующим потенциалом; в нем "все только рождается, и ничто еще не родилось" (В.Подорога). Именно такова у А.Т. "пустота" Пушкина: "То была пустота, чреватая катастрофами, сулящая приключения, учащая жить на фуфу, рискуя и в риске соревнуясь с бьющими как попало, в орла и в решку, разрядами, прозревая в их вспышках единственный, никем не предусмотренный шанс выйти в люди, встретиться лицом к лицу с неизвестностью...". "Пустота" — среда, в которой возникает событие (см. Событие, Событийность). А чистое искусство, согласно А.Т., — не доктрина, а именно событие: не поддающаяся контролю и принуждению сила непроизвольной творческой активности, свободного излияния в слово духа, который "веет, где хощет". Мысли настигают писателя "врасплох", их развитие имеет непредсказуемо-прихотливый характер, что соответствует самой природе художественного творчества — интуитивно-иррационального в своей основе, корнями уходящего в сферу бессознательного. Вслед за Ницше А.Т. реаби-

10

литирует дионисийское начало жизни и творчества и вместе с тем исповедует необходимость "сотрудничества" Диониса и Аполлона, разрушает бинарные оппозиции "сознательное — бессознательное", "рациональное — иррациональное", "гармоническое — хаотическое". Хаос не только не отделен у А.Т. от порядка — он является его предпосылкой. Писатель акцентирует творящий, порождающий потенциал хаоса, составляющий творческую подкладку аполлонизма. Дионисийство Пушкина, по А.Т., — оживший хаос коллективного бессознательного, взрыв ничем не ограниченной, неукротимой, первобытной энергии. "...Это в обычае Диониса — развязывать страсти, отворять стихии и повергать вакханта в экстаз, покуда исступление не перейдет в свое светлое производное, безумство не обратится в гармонию", — утверждает автор "Прогулок...". В культурологическом ключе интерпретируя "Медный всадник" Пушкина, А.Т. изображает примирение Диониса и Аполлона, равно необходимых друг другу. Служение Аполлону ("пребывание в духе Поэзии") истолковывается А.Т. в духе А.Шопенгауэра: как отрешение от внешнего мира (от которого бежит призванный Аполлоном) и от самого себя (гениальный поэт "себе не принадлежит, от себя не зависит, и даже пугает этим отсутствием личного элемента"), погружение в сферу чистого созерцания (прекрасного), в котором полностью растворяется художник, превращающийся в демиурга, творящий из хаоса космос. Никакому Трансцендентальному Означаемому здесь места нет. Творческий процесс (как его изображает А.Т.) подпадает под определение создания "порядка из хаоса" (И.Пригожин) и демонстрирует плодотворность такого подхода. "Спусковой крючок" (М.Можейко) производства события (= чистого искусства) у А.Т. — игра как свободная активность, имеющая цель в самой себе. (В.Непомнящий констатирует: "Автор играет в эту книгу, играет в Абрама Терца, играет в прогулки, играет в Пушкина".) Демонстрацию отношения к тексту как к удовольствию, игровой стихии, игру в текст, игру с текстом, игру с культурным интертекстом, игру с читателем, вовлечение его в чтение-сотворчество Р.Барт считает важнейшими качествами новой, деидеологизированной литературы. Сам тип игры, приверженцем которого является А.Т., эквивалентен чистой игре ("броску костей") Делеза. Это игра разветвляющегося случая — условие порождения множественности, создания пространства неограниченных возможностей. У Пушкина, по наблюдениям А.Т., случайность играет значительную роль. "Достаточно сослаться на его произведения, в которых нечаянный случай заглянуть в будущее повторяется с настойчивостью идеи фикс". В "Капитанской дочке" "все вертится на случае, на заячьем тулупчике", в "Пиковой даме" — на непредсказуемой случайности игры в карты. И пушкинское понимание жизни включает в себя категорию случайности ("Дар напрасный, дар случайный..."). В рецензии на "Историю русского народа" Н.Полевого Пушкин писал: "Ум человеческий, по простонародному выражению, не пророк, а угадчик. Он видит общий ход вещей и может выводить из оного глубокие предположения, часто оправданные временем, но невозможно ему предвидеть случая, мощного, мгновенного орудия провидения". Случайность — это то, чего могло бы не быть, но тем не менее произошло. Она подрывает власть Трансцендентального Означаемого, оспаривает линейный детерминизм (фатализм), в роли которого у Пушкина выступает рок. "Случай — вот пункт, ставящий эту идею в позицию безликой и зыбкой неопределенности...", — констатирует А.Т. Писатель показывает, что у Пушкина случайность выступает "не в своей разрушительной, но в конструктивной, формообразующей функции. ..", оппозиция "детерминизм — индетерминизм" разрушается. Включая случайность в процесс мировой динамики, Пушкин тем самым придавал ему вероятностный характер. "Случайность знаменовала свободу..." — неожиданные перспективы, непредсказуемые повороты судьбы, несла в себе, как в зародыше, плюралистическую множественность становления. А.Т. воссоздает в "Прогулках..." образ вероятностного мира как мира неограниченных возможностей: "... С воцарением свободы все стало возможным. Даль кишела переменами, и каждый предмет норовил встать на попа, грозя в ту же минуту повернуть мировое равновесие в ином, еще не изведанном человечеством направлении. [...] Скача на пуантах фатума по плитам международного форума, история, казалось, была готова... разыграть свои сцены сначала: все по-новому, все по-другому. [...] Все шаталось. Дух захватывало от непомерной гипотетичности бытия". В сущности, это образ постмодернистского мира, в котором чистая игра случайности открывает возможность бесконечно разветвляющегося смыслопорождения, продуцирует неограниченное число "принципиально непредсказуемых вариантов космизации хаотичной среды" (М. Можейко). Ратуя за чистое искусство, AT. тем самым выступал за дототалитаризацию мышления и языка, деидеологизацию сферы духовной жизни, отстаивал автономию художественного творчества, указывал путь к его деонтологизации, обретению способности к нелинейному, многомерному, процессуальному познанию становящегося мира.

И.С. Скоропанова

11

АБСУРД (лат. absurdus — нелепый, от ad absurdum — исходящий от глухого) — термин интеллектуальной традиции, обозначающий нелепость, бессмысленность феномена или явления

АБСУРД (лат. absurdus — нелепый, от ad absurdum — исходящий от глухого) — термин интеллектуальной традиции, обозначающий нелепость, бессмысленность феномена или явления. (Разработку "философии А." в первую очередь принято ассоциировать с экзистенциализмом Сартра.) Понятие "А." стало использоваться экзистенциализмом как атрибутивная характеристика отношений человека с миром, лишенным "смысла" и враждебным человеческой индивидуальности: не стоит придавать смысл всему тому, что происходит. Осознание отчуждения человека от мира и самоотчуждения индивида порождает "абсурдное сознание" (Камю, "Миф о Сизифе. Эссе об абсурде"). Согласно сознанию такого типа адекватная коммуникация с "другими" невозможна: взгляд иных невыносим, эти "другие" суть посюсторонний ад. Любая попытка покинуть эту ситуацию А. — по определению абсурдна сама по себе. Лишь Существование (а не Бытие) реально, но это — реальность прибрежного песка, зыбкая и ненадежная. Свобода абсолютна, все безразличны друг другу — выбор не обсуждаем, он неизбывно задан. Единственный не-А., согласно экзистенциализму, — постоянная честность перед самим собой, готовность к помощи любому человеческому существу. Это — единственная деятельность, достойная уделосоразмерного выбора. Либо помощь несчастным и убогим, либо самоубийство — такова альтернатива, по Сартру, подножия "Стены", стены А. Понятие "А." нередко использовалось в середине 20 ст. и для критики претензий научного разума, бессильного перед непостижимостью мира, которую можно постичь лишь через кардинальную переинтерпретацию подходов и установок традиционного естествознания, либо через художественное сознание. Тема А. была присуща творчеству С.Беккета, Э.Ионеско, С.Дали, А.Тарковского и мн.др.). В традиционной логике "доведение до А." предполагает доказательство внутренней противоречивости утверждения. В повседневной жизни понятием "А." принято обозначать утрату субъектом действия его смысла. При условии недостаточности инструментария и информации для адекватной оценки ситуации и принятия сбалансированного решения как "абсурдную" оценивают саму ситуацию.

А.А. Грицанов

АВАНГАРДИЗМ (от фр. avant-garde — впереди идущий) — компонента культуры, ориентированная на новаторство и характеризующаяся резким неприятием традиции

АВАНГАРДИЗМ (от фр. avant-garde — впереди идущий) — компонента культуры, ориентированная на новаторство и характеризующаяся резким неприятием традиции. Исходно термин "А." был перенесен Т.Дюре из сферы политики в область художественной критики (1885). В широком своем смысле понятие "А." может быть апплицировано на соответствующую тенденцию любой культурной традиции (например, известная интерпретация позднеримской культуры в качестве А.); в строгом (узком) своем смысле относится к творческим поискам первой половины 20 в. Формирование А. связано с отказом от позитивизма в эстетике и реализма в искусстве, а также с доминированием в сфере политики коммунистических и анархистских теорий. Общекультурными предпосылками становления А. выступают: философские идеи Шопенгауэра, Ницше, Кьеркегора, Бергсона, Хайдеггера, Сартра; конституирование лингвистики в качестве дисциплины, имеющей выраженную философскую размерность (см. Язык); обращение психологии к фрейдизму; а также отход от европоцентризма и повышенное внимание к восточным культурам; возникновение в культуре такого феномена, как антропософия. В качестве непосредственных предтечей А. могут рассматриваться эстетика романтизма, разработавшая концепцию антиимитационной (так называемой "музыкальной") живописи и обозначившая вектор внимания художественного творчества к феноменам подсознания, а также импрессионизм, заложивший такие тенденции (оказавшиеся чрезвычайно важными для развития А.), как массовый внеиндивидуальный характер героя и весьма индивидуальная, остро личная точка зрения самого художника. По своему происхождению А. — это художественная программа искусства изменяющегося мира — мира ускорения индустриального прогресса на базе продвинутой технологии, урбанизации, омассовления стиля и образа жизни. Проблема соотношения А. с модернизмом имеет несколько измерений. С одной стороны, с точки зрения своих концептуальных оснований А. тесно связан с модернизмом своим неприятием реалистической эстетики и практически представлен теми же школами, что и модернизм в художественном своем измерении, однако в функциональном отношении А. может быть специфицирован как значительно более отчетливо педалирующий тенденции социального протеста, нежели модернизм. Вместе с тем модернизм как социокультурный феномен существенно шире А. как по своему содержанию, так и по социокультурной значимости. С концептуальной точки зрения А. фундирован той презумпцией, что связь искусства с действительностью не имеет ни обязательного характера, ни стабильных форм своего осуществления, но, напротив, находится в постоянном трансформационном процессе, и что именно это позволяет искусству поддерживать подлинный контакт с действительностью, позволяет постоянно обновлять этот контакт (Маринетти, М.Дюшан, Т.Тцара, Ф.Пикабиа, С.Дали). Применительно к началу 20 в. А. постулирует ситуацию компрометации "здравого смысла" и "банкротства" традиционных систем ценностей (см. Футуризм, Дадаизм, Маринетти). Такие феномены, как закон, по-

12

рядок, поступательное движение истории и культуры, подвергаются со стороны А. сокрушительной критике как идеалы, не выдержавшие проверку временем (в данном пункте своей концепции А. весьма близко подходит к моделированию концепции постистории). Таким образом, А. постулирует: 1) отказ "современного" (modem) общества от традиционной интенции культуры на поиски стабильной основы того, что феноменологически предстает в качестве хаоса социальной процессуальности и 2) переориентацию на рассмотрение хаоса как такового в качестве основы социального движения (см. Хаос). В соответствии с этими концептуальными основаниями характерной особенностью А. является его программная эпатажность, имеющая своей целью активное (вплоть до скандального, шокирующего и агрессивного) воздействие на толпу ради пробуждения последней от сна здравого смысла. Сверхзадачей А. выступает разрушение традиционных нормативно-аксиологических шкал, сопряженное, соответственно, с ниспровержением традиционных авторитетов и распадом традиционных оппозиций: "синтез "да" и "нет" — путь к окончательному пониманию, где тезис — подтверждение, антитезис — отрицание, а их синтезом будет понимание" (Дж.Мак-Фарлайн). В этом отношении А. может быть оценен как обладающий мощным потенциалом культурной критики, находящей свое выражение также и в формальном негативизме: "охваченные горячкой вычитаний, художники отделяли от искусства и отбрасывали одну за другой составляющие его части. По мере того, как сокращалось искусство, возрастала свобода художника, а вместе с ней — и значимость жестов чисто формального бунта" (Р.Поджоли). П.Пикассо определил живопись А. как "сумму разрушений": "раньше картина создавалась по этапам, и каждый день прибавлял к ней что-то новое. Она была обычно итогом ряда дополнений. Моя картина — итог ряда разрушений. Я создаю картину и потом я разрушаю ее". С авангардной концепцией художественной и эстетической революции связана программа революции политической, претендующей на тотальное изменение мира. При этом большинство представителей А. не имели твердых политических убеждений, однако, как правило, декларировали оппозиционные взгляды в отношении к наличному социальному состоянию (вплоть до откровенно скандального фрондерства): в стремлении к "новизне" дадаизм был близок анархизму; многие представители русского А. приветствовали социалистическую революцию; итальянский футуризм активно принял идеи Муссолини; многие французские сюрреалисты были членами компартии Франции. Данная установка негативизма обнаруживает себя в отказе А. не только от традиций искусства, но и от самого термина "искусство" — целью А.

становится "анти-творчество" в "рамках анти-искусства". Это находит свое проявление в стремлении А. конституировать так называемую "нефилософию", которая была бы близка их "неискусству", раскрывая творческие возможности человека в процессе плюрального видения мироздания. Решительно порывая с классическими традициями изобразительного искусства, А. ориентирован на то, чтобы посредством абстрактных композиций спровоцировать интеллектуальное соучастие зрителя, разбудить обыденное сознание, предлагая ему радикально новый опыт видения мира (сходство позиций поп-арта, дадаизма, футуризма, сюрреализма, экспрессионизма в самооценке своей деятельности не в качестве художественного направления, но в качестве образа мышления). В этом контексте манифесты А. постоянно апеллируют к так называемому "чистому" сознанию, т.е. сознанию, не отягощенному культурными нормами в их конкретно-историческом (и, стало быть, изначально ущербном) варианте. В поисках такого сознания А. прокламирует абсолютную ценность непредвзятого взгляда на мир, присущего детскому мышлению, на основе чего формируется такой программный принцип А., как принцип инфантилизма (начиная от самых ранних версий экспрессионизма). Пафос А. фундирован, таким образом, идеей плюрализма различных (и при этом аксиологически равноправных, т.е. равновозможных) типов восприятия действительности — и если с точки зрения художественной техники произведения А. могут быть отнесены к абстракционистским, то основой данного абстракционизма выступает программное смешение опыта с импровизацией. В соответствии с этим проблема собственной социальной легитимности не артикулируется для А. в качестве острой: "авангард ставит под сомнение смысл подражания античному образцу; вырабатывает, в противоположность норме абсолютной красоты, кажущейся независимой от времени, масштаб зависимой от времени, относительной красоты" (Хабермас). Вместе с тем А. пытается утвердить себя в качестве нового слова в понимании человека, социума, искусства, творчества и морали (в этом плане А. апеллирует к Фрейду, обратившему внимание на творческо-креативный потенциал бессознательного). Столь же противоречива и позиция А. в отношении оппозиции элитарного и массового искусства: с одной стороны, для А. характерны ориентации на предельно повседневное сознание (нашедшие программное выражение в позиции искусства поп-арт), с другой — А. тяготеет к интеллектуальной элитарности, ибо массовость предполагает отрицаемые А. унификацию и стандарт. В этом отношении А. не может быть отнесен к массовой культуре, хотя в нем присутствуют элементы массовости (китч, реклама и др.). Таким образом, дейст-

13

вие двух сил определяет волны взлетов и падений всех течений А.: с одной стороны — А. поддерживает элитарная публика, с другой — стандартизирующая и тиражирующая новизну мода. Одним из мощных факторов собственной социальной адаптации А. считает моду, функция которой — непрерывная стандартизация, включение нового в сферу всеобщего потребления: "вследствие влияния моды авангард обречен завоевать ту самую популярность, которую сам презирает — и в этом начало его конца. Фактически это и есть неизбежная, неумолимая судьба каждого движения: восставать против уходящей моды старого авангарда и умирать, когда появляется другая мода" (Р. Поджоли). (См. также Молодость.)

Е.П. Коротченко

АВТОКОММУНИКАЦИОННЫЕ ПРОЦЕССЫ - (гр. autos — сам, само- и лат. communicatio — разговор; букв, "общение, разговор с самим собой") — одна из основных культурных моделей коммуникации (см. Коммуникация), в которой сообщение передается по каналу "Я — Я"

АВТОКОММУНИКАЦИОННЫЕ ПРОЦЕССЫ (гр. autos — сам, само- и лат. communicatio — разговор; букв, "общение, разговор с самим собой") — одна из основных культурных моделей коммуникации (см. Коммуникация), в которой сообщение передается по каналу "Я — Я", т.е. сам отправитель является также и адресатом сообщения (в коммуникации отправитель и адресат разные — сообщение передается по каналу Я — Он). Примером А.П. могут являться дневники, автобиографии, прочтение собственных текстов и др. По мнению Лотмана, в ходе А.П. качественно изменяются все их переменные: происходит "сдвиг кода" и "сдвиг контекста", меняется смысл передаваемого сообщения (измененные в ходе передачи переменные не могут быть обращены в исходные). В результате возрастает, трансформируется и переформулируется информация. Происходит и перестройка самого Я, поэтому с точки зрения А.П. можно трактовать Я как постоянно меняющийся набор социально значимых кодов. В семиотической культурологии Лотмана А.П. расматриваются как обусловленные воздействием внешних добавочных кодов и шумов: они заимствуют их ритмику и размерность (ср. шум дождя, ветра, моря во внутреннем монологе романтических переживаний), и этот ритмический фон отражается в "дыхании" текста А.П., организуя его и придавая ему поэтическое и стилистическое своеобразие. А.П. характеризуются редукцией как знаковой (упрощения, сокращения, превращения слов в знаки слов), так и грамматической формы (незаконченные предложения, ритмическое повторение фраз). В ходе А.П. текст одновременно порождает беспорядочные ассоциации и инкорпорирует индивидуальные смыслы, ассоциативно накапливающиеся у коммуниканта. Данный механизм А.П. может быть представлен как характеристика процессов поэтического творчества, но лишь в сочетании с механизмами коммуникативного канала

Я — Он, в котором творческий потенциал автокоммуникативного ритмо- и смыслопорождения транслируется в художественных формах культуры (Лотман). В психологии А.П. рассматриваются как невокализуемая, молчаливая "внутренняя речь", функционально и структурно обособленная от внешней речевой активности (Л.С.Выготский). Внутренняя речь одновременно является также универсальным механизмом интериоризации, присвоения коммуникативных и социальных ролей, смыслов, норм и ценностей. С другой стороны, экстериоризация, овнешнение внутренней речи определяет потенциал и активность человека как автора (отправителя) в коммуникации. Тем не менее А.П. принадлежат внутреннему интимному миру личности. Это тот одинокий разговор, в котором вырабатывается и реализуется моральный дискурс "заботы о себе", индивидуальная концепция самоопределения и саморазвития (Фуко). А.П. лежат в основе одного из главных принципов практики себя: "быть во всеоружии, всегда иметь наготове "дискурс-подспорье", заранее изученный, часто повторяемый и служащий предметом постоянных размышлений" (Фуко). Его культивирование с точки зрения протестантизма, например, может стать основой для сакрального диалога с Богом (Истиной) в глубинах внутреннего мира человека. В Новое время сочетание религиозных запретов и рационализации культуры вытесняет в сферу интимного одинокого разговора также и табуированную тематику тела и жизни пола (И.С.Кон). Таким образом, с одной стороны, А.П. относятся к культуре индивидуального, приватного, интимного и романтического. По сути, автокоммуникативный проговор себя или дискурс о себе есть основа культурной идентичности человека. С другой стороны, А.П. выступают как креативный культурный механизм порождения новых идей, смыслов и художественных форм, а также механизм социализации и личностного развития. (См. Автокоммуникация.)

Д.В. Галкин

АВТОКОММУНИКАЦИЯ — тип информационного процесса в культуре, организованный как такая передача сообщения, исходным условием которой является ситуация совпадения адресата и адресанта

АВТОКОММУНИКАЦИЯ — тип информационного процесса в культуре, организованный как такая передача сообщения, исходным условием которой является ситуация совпадения адресата и адресанта. Термин "А." введен Лотманом в работе "О двух моделях коммуникации в системе культуры" (1973) в рамках бинарной оппозиции коммуникации и А. как двух возможных вариантов направленной передачи сообщения. Если коммуникация реализует себя в структуре "Он — я" (эквивалентно "Я — он"), то А. — в структуре "Я — Я". Позволительность усмотрения в этих процессах факта передачи информации обеспечивается в первом случае — изменением субъекта (от исходного носителя информа-

14

ции к узнающему), во втором — изменением самой информации, достигаемым за счет ситуативного привнесения добавочного или нового кода, задающего "сдвиг контекста" ("исходное сообщение перекодируется в единицах его структуры"), причем это качественное трансформирование информации приводит и к трансформации ее носителя ("перестройка этого самого "Я"). Таким образом, "передача сообщения по каналу "Я — Я" не имеет имманентного характера, поскольку обусловлена вторжением извне некоторых добавочных кодов и наличием внешних толчков, сдвигающих конкретную ситуацию". В качестве типового примера таких кодов Лотман приводит ряд поэтических текстов, "воспроизводящих зависимость яркой и необузданной фантазии от мерных ритмов" езды на лошади ("Лесной царь" Гёте, ряд стихотворений в "Лирических интермеццо" Гейне), качания корабля ("Сон на море" Тютчева), ритмов железной дороги ("Попутная песня" Глинки на слова Кукольника); примером функционирования архитектонического кода, развернутого не во времени, а в пространстве, может служить созерцание японским буддистским монахом сада камней, которое "должно создавать определенную настроенность, способствующую интроспекции". Механизм передачи информации в канале "Я — Я" может быть, таким образом, описан как наложение формального добавочного кода на исходное сообщение в естественном языке и создание на этой основе квазисинтагматической конструкции, задающей тексту многозначную семантику с ассоциативными значениями. — Пропущенный через процедуру А., текст "несет тройные значения: первичные общеязыковые, вторичные, возникающие за счет синтагматической переорганизации текста, со- и противопоставления первичных единиц, и третьей ступени — за счет втягивания в сообщение и организации по его конструктивным схемам внетекстовых ассоциаций разных уровней, от наиболее общих до предельно личных". (С точки зрения Лотмана, важно, что один и тот же текст в различных функционально выделенных системах отсчета "может играть роль и сообщения, и кода, или же, осциллируя между этими полюсами, того и другого одновременно"). Важной характеристикой артикулируемого в А. текста выступает редукция формализма используемых им языковых средств: "возможность чтения только при знании наизусть" (так, по Лотману, в факте прочтения Кити записанной Левиным аббревиатуры, воспроизводящем в тексте "Анны Карениной" реально имевшую место ситуацию объяснения Л.Н.Толстого со своей невестой С.А.Берс, "мы имеем дело со случаем, когда читающий понимает текст только потому, что знает его заранее... Кити и Левин — духовно уже одно существо; слияние адресата и адресанта происходит на наших глазах"). Применительно к широкому социокультурному контексту, по мнению Лотмана, могут быть выделены как культуры, в рамках которых в качестве типового функционирует информационный процесс, организованный по принципу "Он-я", так и культуры, ориентированные на А. Первые — при всем своем очевидном динамизме — проигрывают в плане активности индивидуального сознания ("читатель европейского романа Нового времени более пассивен, чем слушатель волшебной сказки, которому еще предстоит трансформировать полученные им штампы в тексты своего сознания; посетитель театра пассивнее участника карнавала"), вторые — при меньшей социальной динамичности — содержательно креативны и "способны развивать большую духовную активность". Данная типология культур типологически совместима с предложенной Лотманом дихотомией "текстовой культуры" как ориентированной на тиражирование текстовых прецедентов и "культуры грамматик" как ориентированной на творческое воссоздание и авторское создание текстов на основе рефлексивного осмысления порождающих моделей "грамматик", т.е. правил структурирования текстов ("Проблема "обучения культуре" как ее типологическая характеристика", 1981). Предложенная Лотманом модель А. как типичная для "культур-грамматик" весьма операциональна и без редуцирующих потерь апплицируется на конкретно-исторический материал. Так, в свете проблемы становления философского мышления как культурного феномена концепция А. позволяет интерпретировать античную культуру как "культуру грамматик" с доминированием А. (см. "я выспросил самого себя" у Гераклита), что и стимулировало оформление в ее основоположениях идеала вариабельности и нормативной плюральности авторских философских моделей в отличие от традиционной восточной культуры как "текстовой". Концепция А. Лотмана приобретает особую значимость при погружении ее в контекст проблематики философии постмодерна: феномен "деконструкции текста" (Деррида), "означивания" как текстопорождения (Кристева) и др. процедуры смыслопорождающего структурирования и центрации текста, фундированные презумпцией "смерти Автора" (Барт) (см. Смерть субъекта) и идеей Читателя как "источника смысла" (Дж.Х.Миллер), фактически могут быть описаны как протекающие в режиме и посредством механизма А. (См. Автокоммуникационные процессы.)

М.А. Можейко

АВТОМАТИЗМА ПРИНЦИП — одновременно конститутивный и регулятивный принцип концепции художественного творчества в модернизме (см. Модернизм), постулирующий снятие дискурсивного контроля с процесса письма (как вербального, так и живописного) в качестве единственно адекватной художественной техники, обеспечивающей свободное самовыражение подсознания — вне контроля и ограничения со стороны сознания

АВТОМАТИЗМА ПРИНЦИП — одновременно конститутивный и регулятивный принцип концепции художественного творчества в модернизме (см. Модер-

15

низм), постулирующий снятие дискурсивного контроля с процесса письма (как вербального, так и живописного) в качестве единственно адекватной художественной техники, обеспечивающей свободное самовыражение подсознания — вне контроля и ограничения со стороны сознания. В философском отношении фундирован исходными презумпциями классического фрейдизма. В контексте эволюционной трансформации модернистской теории творчества (поздний pop-art и концептуальное искусство) и, особенно, в контексте становления постмодернистской художественной парадигмы семантика А.П. была подвержена существенным изменениям (см. Pop-art, Концептуальное искусство, Постмодернизм). Тенденция ее трансформаций может быть обозначена как переход от презумпции свободного самоизъявления бессознательного (см. Сюрреализм) — к свободному самоизъявлению процессуальности языка как такового, вне сознательной или бессознательной артикуляции его субъектом. Таким образом, основной вектор эволюции А.П. может быть обозначен как сдвиг в сторону анти-психологизма, в силу чего А.П. сыграл значительную роль в формировании парадигмальной установки современного анти-психологизма в постмодернизме (см. Анти-психологизм).

М.А. Можейко

АВТОМАТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ДИСКУРСА — методология исследования дискурсивных феноменов, предложенная Пеше на основании моделирования механизмов социокультурной детерминации дискурсивных практик

АВТОМАТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ДИСКУРСА — методология исследования дискурсивных феноменов, предложенная Пеше на основании моделирования механизмов социокультурной детерминации дискурсивных практик. Согласно Пеше, лингвистический и идеологический анализ дискурса должны быть жестко дистанцированы друг от друга, что не только не ограничивает лингвистическую аналитику текстовых сред, но, напротив, приводит, по мнению Пеше, "к плодотворной переформулировке лингвистической проблематики с учетом процессов производства актов высказывания". Что же касается А.А.Д., то он, учитывая как языковую, так и социокультурную артикулированность любого дискурсивного акта, принципиально противостоит и сугубо лингвистическому рассмотрению дискурсивных феноменов, и сугубо социологистскому выведению их характеристик из факта социокультурной обусловленности последней. (В этом отношении А.А.Д. Пеше может считаться классическим образцом переосмысления неомарксистской методологии в контексте постмодернистской парадигмы.) Так, согласно позиции Пеше, "идеология должна характеризоваться посредством некоторой специфической материальности, связанной с экономической материальной системой". В данном контексте Пеше вводит понятие "идеологической формации", под которой понимает "некий элемент, могущий выступать в качестве силы, противопоставленной другим силам в идеологической ситуации, характерной для данной общественной формации в данный момент времени", — таким образом, "каждая идеологическая формация представляет собой сложную совокупность позиций и репрезентаций, которые не являются ни индивидуальными, ни универсальными, но более или менее соотносятся с классовыми позициями, для отношений между которыми характерны конфликты". В этом плане сфера дискурса выступает для Пеше в качестве "одного из материальных аспектов" указанной "идеологической материальности". Иными словами, "дискурс как вид ... принадлежит роду идеологии", т.е. "дискурсивная формация исторически существует внутри данных классовых отношений", что имеет своим следствием неустранимое содержательное влияние недискурсивных идеологических факторов на сферу дискурса. Прежде всего, это проявляется в том, что "каждая дискурсивная формация поддерживает некоторые специфические условия производства". Согласно Пеше, в содержании понятия "условия производства" фиксируется "влияние системы мест, к которой субъект оказывается приписанной, и одновременно ситуацию в конкретном эмпирическом смысле этого слова, т.е. материальное и социальное окружение субъекта. Более или менее сознательно исполняемые им роли и т.п." (ср. с трактовкой производства в контексте концепции соблазна Бодрийяра — см. Соблазн). Таким образом, порождение смысла фактически оказывается "неотделимо от отношения парафразирования между текстовыми последовательностями, парафразическое множество которых образует то, что можно было бы назвать матрицей смысла". Отношения референции, по Пеше, никоим образом не являются исходными для речевых актов: "конституирование эффектов смысла происходит начиная с ... внутренних отношений парафразирования", в то время как "референциальные отношения имплицируются этими эффектами". Феномен смысла оказывается в этом контексте порождаемым этой "дискурсивной формацией": "смысл некоторой текстовой последовательности материально постижим только тогда, когда эта последовательность рассматривается с привязкой к той и / или иной дискурсивной формации", — согласно Пеше, именно эта генетическая сопряженность дискурсивных практик с различными идеологическими формациями, а вовсе не индивидуальные особенности означивания (см. Означивание) объясняет тот факт, что любая текстовая последовательность может иметь несколько смыслов. Таким образом, под дискурсивным процессом в концепции Пеше понимаются "парафразические отношения, реализующиеся внутри ... матрицы смысла, присущей данной дискурсной формации". Таким обра-

16

фосинтаксического анализа дискурсивного ряда является, согласно Пеше, открывающаяся для исследователя возможность осуществить "специфически лингвистическую процедуру делинеаризации текстов, связанную с явлениями иерархии, сложения, детерминированности". Именно отказ от линейного видения дискурсивных феноменов (см. Нелинейных динамик теория) позволяет, согласно Пеше, рассмотреть дискурсивную среду как самоорганизующуюся, т.е. "функционирование языка по отношению к самому себе" — вне однозначно линейной детерминации со стороны как идеологических, так и субъектных факторов (в терминологии Пеше, — разрушение иллюзии "я-здесь-сейчас-говорящего" — см. Анти-психологизм, "Смерть Автора", Эротика текста).

М.А. Можейко

АВТОНОМИЯ (греч. autos — собственный и nomos — закон) — понятие философии истории, социальной философии и социологии, фиксирующее в своем содержании феномен дистанцирования личности от социального контекста

АВТОНОМИЯ (греч. autos — собственный и nomos — закон) — понятие философии истории, социальной философии и социологии, фиксирующее в своем содержании феномен дистанцирования личности от социального контекста. Выделяя этапы исторического становления А. как социального феномена, можно зафиксировать: 1) исходное выделение человека из природы (А. социума или нулевой цикл формирования А.) и индивида из рода (индивидуальная А. или собственно А.); 2) формирование в рамках традиционного общества парадигмы автаркии (autarkia — независимость, самоудовлетворение), основанной на имплицитной идее А. (стоицизм в античной Греции, буддизм в Древней Индии и др.). Уже на этом этапе конституирования А. может быть зафиксировано существенное отличие протекания данного процесса в контексте восточной культуры и культуры западного образца: если на Востоке А. мыслится как дистанцирование от социального контекста в условиях растворенности человека в природных (космических) циклах, то применительно к Европе, где отношение к природе конституируется в парадигме природопользования, феномен А., в тенденции, конституируется в экстремальном своем варианте — А. как тотальное противостояние среде. Вместе с тем, на данном этапе принцип А. не конституирован в качестве эксплицитно сформулированного идеала, — напротив, в культурном пространстве доминирует идеал принадлежности к общности (так, если, согласно законодательству Солона, человек, во время уличных беспорядков не определивший своей позиции с оружием в руках, изгонялся из общины, то этот факт значим не только содержательно, но и с той точки зрения, что демонстрирует процедуру изоляция от общины в качестве одной из крайних пенитенциарных мер традиционного общества); 3) оформление в рамках христианской традиции (особенно после "Исповеди" Августина) не только идеалов, но и технологий глубинной интроспекции и скрупулезной морально-психологической рефлексии, культивация рафинированного интеллектуального самоанализа. Христианство, в целом, существенно сдвигает культурные акценты: безусловно сохраняющая свой статус идея всеобщего единения (в духовном аспекте) дополняется и уравновешивается идеей А. в плане отношения к наличному социальному контексту. Интерпретация последнего в свете презумпции Второго Пришествия предполагает перенесение аксиологических акцентов (при осмыслении феномена социальной темпоральности) с настоящего к будущему, что задает в христианстве парадигму А. как радикального дистанцирования от социального контекста как воплощения несправедливости и источника страданий: "не имеем здесь постоянного града, но взыскуем грядущего" (Посл, к евр., 13, 13—14). Согласно позиции Тертуллиана, христиане есть "одиночные частные лица", признающие над собой лишь "божественную Божью власть", — именно в раннем христианстве закладываются эксплицитно конституированные идейные основы А. индивидуального субъекта по отношению к светской власти (равно как и космополитизма и индивидуализма): "для нас нет дел более чужих, чем дела государственные", и "для всех только одно государство — мир" (Тертуллиан). В этом контексте существенно трансформируется семантика религиозных таинств: если в традиционной дохристианской культуре культ выступал именно в функции регулятора сферы повседневности, то христианские таинства, напротив, мыслятся как акты реального приоткрывания сакральной сферы в сфере повседневности. В целом, христианство формирует культурную ориентацию на А., понятую в конкретном аксиологическом контексте как нормативную ориентацию на нездешнее: "быть в мире, но не от мира сего". Таким образом, ядром христианства как особого типа культуры является его центрация на личности особого типа, ориентированной на сохранение самотождественности и духовной А. в социально-политических и духовно-идеологических контекстах, и, вместе с тем, на индивидуальную ответственность за судьбы мира; 4) новый импульс развитию культурного идеала А. был придан феноменом индивидуализма Нового времени: развитие книгопечатания привело к формированию "культуры зрения", фундированной презумпцией А. "собственного видения", "личной точки зрения", "индивидуального взгляда на вещи" (в противоположность суггестивно ориентированной традиционной "культуре слуха"). Масштабная интеграция человечества в условиях индустриальной системы хозяйствования отнюдь не предполагает содержательного духовного единения, которое

18

бы делало доступным для индивида переживание своей принадлежности к общности, что вызывает к жизни такие феномены, как знаковая демонстрация принадлежности к виртуальной группе (например, феномен моды); неизменно обреченные на неудачу модернизационные попытки реанимации экстатических технологий переживания единства, свойственных архаической культуре (суррогатный характер подобных поисков проанализирован Фроммом в работе "Иметь или быть?") и т.п. — Платой за А. индивида, репрезентированную как в когнитивно артикулированной А. точки зрения, так и в социально артикулированной А. частной жизни, оказывается утрата чувства общности, последняя начинает рефлексивно осмысливаться в качестве ценности (в отличие от культуры традиционного общества, где она выступала как данность и в силу этого не подвергалась эксплицитному осмыслению). Однако конституирование идеи А. в качестве аксиологического экстремума шкалы культурных ценностей индустриализма обусловило не подвергаемую ни малейшему сомнению готовность человечества заплатить эту цену: в системе отсчета субъекта западного типа индивидуальность и индивидуальная А. выступают абсолютным мерилом ценностного пространства; 5) в 20 в. понятие "А." было не только аксиологически актуализировано в

новом культурном контексте, но и получило радикально новое содержательное развитие в неклассической философской традиции, а именно — в концепции экспертократии, которая к 1980-м сменяет собой концепцию технократии. Концепция экспертократии отличается от последней тем, что, органично впитывая в свое содержание идеи гуманизации и гуманитаризации культуры, она в новом ключе интерпретирует статус и роль интеллигенции в обществе. По оценке Гоулднера, интеллигенция выступает в социальной системе в качестве "значимого маргинала". Концепция экспертократии базируется на теории "нового класса", под которым понимается группа высокообразованных специалистов, чей доход не определяется собственностью, но является прямо пропорциональным интеллектуально-творческому потенциалу. В центре концепции экспертократии стоит, таким образом, не технический специалист и не менеджер, но эксперт — специалист-ученый. И если неоконсервативное направление концепции экспертократии фокусирует внимание на интерпретации интеллигенции в качестве класса ("класс экспертов"), объединенного общностью образования, стиля мышления и ценностных идеалов (Д. Мойнихен), то радикальное направление данной концепции акцентирует идеологический характер данной общности и критический потенциал его коллективного сознания. Так, Гоулднером показано, что интеллигенция как класс обладает не только высоким и во многом универсально-общим культурным потенциалом, но и "культурой критического дискурса" (см. Дискурс). Феномен дискурса содержательно переосмыслен в рамках данного направления и получает свою расширительную трактовку, которая основывается на трактовке дискурса в качестве своего рода рефлексивной речевой коммуникации, предполагающей самоценное обсуждение (проговаривание) и интерпретацию всех значимых для участников коммуникации ее аспектов. Это создает своего рода коммуникативную реальность, не совпадающую с реальным социальным фоном ее протекания: последний и не принимается на уровне позитивистской констатации, и не отрицается на уровне субъективного алармизма, — он просто дистанцируется, освобождая место для "коммуникативного пространства" (Гоулднер). В радикальном направлении концепции экспертократии семантико-аксиологический фокус смещается с коммуникативных аспектов дискурса на социально-критические. По мнению Гоулднера, дискурс принципиально идеологичен, ибо А. является как целью, так и способом существования интеллигенции как "нового класса", а дискурс выступает средством ее, А., достижения; между тем, формирование в структуре общества класса, который, с одной стороны, автономен, дискурсивно дистанцирован от нормативной социальной структуры, а с другой — критически ориентирован по отношению к последней, означает конституирование не просто маргинальной, но дестабилизирующей социальной силы, поскольку в рамках критического дискурса как средства достижения А. интеллектуалами проговариваются деструктивно-критические интерпретации наличной социальной среды, являясь готовыми идеологическими программами для оппозиции. Более того, в случае если социальный фон дискурсивных практик оказывается неадекватным (оказывает сопротивление автономизации), он выступает специальным целеположенным объектом деструкции — во имя все той же возможности А. Подобная, казалось бы, маргинальная позиция интеллигенции как субъекта А. на деле оказывается социально акцентированной и доминирующей, а решающее значение "критической свободной мысли интеллектуалов" (Гоулднер) в истории позволяет говорить о реальной экспертократии, целью которой оказывается А. интеллектуалов.

М.А. Можейко