Кохановский В., Яковлев В. История философии

ОГЛАВЛЕНИЕ

Раздел II. ЗАПАДНАЯ ФИЛОСОФИЯ

Глава 10. Современная западная философия

§ 1. Структурализм и постструктурализм

Востребованность глобальных философских систем до середины XIX столетия была обусловлена необходимостью объединения мира европейской культуры. Поэтому системообразующим началом всех классических философских доктрин, рассматривающих мир как некоторую целостность, являлись единые, а в ряде случаев единственные основания бытия. XX век, открывший эпоху информационной цивилизации, выявил неполноту и ограниченность этих схем, раскрыв неисчерпаемое разнообразие форм бытия в мире развивающихся систем. Единство этого мира предстало как внутренне различное, неоднородное, дискретное, противоречивое и многообразное. Открывшееся бесконечное многообразие мироздания, в свою очередь, потребовало не только новых форм миропонимания и мироот-ношения, но и новых методологических форм, новой технологии построения философских концепций.

С другой стороны, происходит изменение самого способа философствования, содержательной стилистики философского мышления. Это было связано с социальными трансформациями, радикально изменившими образы общества, государства, личности, института науки. К таким трансформациям относятся революция в естествознании и научно-техническая революция, разрушение сословных перегородок и формирование массового общества, распад старых форм коммуникации и возникновение средств массовой информации и т.п. Изменившиеся в силу этих причин мировоззрение и культура породили новые формы искусства, новые формы религиозного поиска. Трансформируется и философия, превращаясь из рационально-аналитической в творческо-художественное самовыражение, призванное отразить и содержательно интерпретировать смыслы культуры. Материалом, в котором теперь «работает» философ, становятся язык, смысложизненные вопросы человеческого бытия, символы культуры.

Одной из линий философского поиска, сфокусировавшей в себе эти процессы, является структурализм. Структурализм, как совокупность направлений в целом ряде наук (лингвистика, литературоведение, этнография, история, эстетика, искусствоведение, психология, социология, философия), объединяемых общими философско-эпистемологическими представлениями, методологическими установками и спецификой анализа, складывался в период с начала XX века и по 40-е годы включительно. Наибольшее распространение получил в 60-е годы во Франции.

Непосредственными предшественниками структурализма, инициировавшими многие его идеи, были такие мыслители, как В. Гумбольдт (динамическая роль языка в моделировании мира человеческого сознания), Ч. Пирс (основоположник семиотики), Э. Дюркгейм и М. Мосс (учение о взаимодействии социальных и когнитивных структур), Э. Кассирер (роль символических систем — языка, мифологии, искусства — в формировании человеческого поведения и сознания).

В формировании собственно структуралистского направления участвовали Женевская школа лингвистики (Ф. Де Соссюр и его ученики), русский формализм, пражский структурализм, американская школа семиотики Ч. Пирса и Я. Морисса, Копенгагенский и Нью-Йоркский лингвистические кружки, структурная антропология К. Леви-Стросса, структурный психоанализ Ж. Лакана, структура познания М. Фуко и др.

Основная специфика структурализма заключалась прежде всего в том, что его сторонники рассматривали все явления, доступные чувственному восприятию, как «эпифеномены», то есть как внешнее проявление («манифестацию») внутренних, глубинных и поэтому «неявных» структур, вскрыть которые они и считали своей задачей.

В решении этой задачи весь пафос структурализма был направлен на придание гуманитарным наукам статуса наук точных. Отсюда его стремление к созданию строго выверенного, точно обозначенного и формализованного понятийного аппарата, широкое использование лингвистических категорий, тяга к логике и математическим формулам* (например, алгебраическое объяснение Ж.-К. Коке «Постороннего» А. Камю или 12 алгебраических формул Дж. Принса при описании структуры «Красной Шапочки»), объяснительным схемам и таблицам. Поэтому структурализм возникает прежде всего как комплекс структурно-семиотических представлений с явно выраженной лингвистической ориентацией.

* По своим логическим основаниям структурализм связан с математическими исследованиями Г. Фреге, Б. Рассела, А. Уайтхеда и логико-семантическими работами Венского кружка (особенно Р. Карнапа и Л. Витгенштейна).

Центральным базовым понятием структурализма является понятие структуры. Структура представляет собой совокупность отношений инвариантных при различных внутренних и внешних преобразованиях или в терминологии структуралистов это синхроническая фиксация любой диахронически развивающейся системы. Любая структура, которую в структурализме очень часто определяют как модель, должна отвечать трем необходимым условиям: (а) целостности — подчинение элементов целому и независимость последнего; (б) трансформации — упорядоченный переход одной подструктуры (или уровня организации составляющих данную структуру элементов) в другую на основе правил порождения; (в) саморегулированию — внутреннее функционирование правил в пределах данной системы. Таким образом, структура выступает не просто в виде устойчивого «скелета» объекта, а как совокупность правил, следуя которым можно из одного объекта получить второй, третий и т.д. При этом обнаружение единых структурных закономерностей некоторого множества объектов достигается не за счет отбрасывания отличий этих объектов, а путем анализа динамики и механики взаимопревращений зафиксированных различий в качестве конкретных вариантов единого абстрактного инварианта.

Следует отметить, что ключевые понятия, используемые структуралистами, разрабатывались в рамках тех специальных предметов, где они и использовались в исследовательских целях. Поэтому целесообразно основные категории и идеи структурализма рассмотреть в связи с главными фигурами этого направления.

Теория знака

Теория знака наиболее последовательно была разработана пионером структурализма в лингвистике швейцарским языкове дом Фердинандом де Соссюром (1857—1913). В 1881—1891 был профессором в Париже, затем — в Женевском университете; с 1907 — глава кафедры общего языкознания в Женевском университете. Основные идеи изложены в работе: «Труды по языкознанию». — М., 1977. С его именем связана философская переориентация языкознания, осуществленная столь радикально, что она по праву рассматривается как методология структурализма.

Соссюр рассматривал язык как универсальную знаковую систему, имеющую вследствие этого четко выраженную структуру. Знак представляет собой некое целое, являющееся результатом ассоциации означающего (акустического образа слова) и означаемого (понятия). Означающее и означаемое неотделимы друг от друга как две стороны бумажного листа (мысль — его лицевая сторона, а звук оборотная; нельзя разрезать лицевую сторону, не разрезав оборотную). Кроме того, язык носит коллективный характер и коммуникативен по своей природе. Отсюда и представление о коде как совокупности правил или ограничений, обеспечивающих функционирование речевой деятельности естественного языка или любой знаковой системы. То есть, код обеспечивает коммуникацию.

Структурная антропология

Леви-Стросс Клод (р. 1908) — французский этнограф и социолог, член Французской академии, создатель структурной антропологии; профессор университета в Сан-Паулу (1935—1938 г.), советник по вопросам культуры французского посольства в США (1946—1947 г.), зам. директора Антропологического музея в Париже (1949—1950 г.), профессор Коллеж де Франс (с 1959). Основные работы: «Тотемизм сегодня» (1962); «Структура мифов» (М., 1970); «Печальные тропики» (М., 1975); «Структурная антропология» (М., 1983); «Первобытное мышление» (М., 1994).

С именем этого представителя структурализма связан радикальный прорыв в изучении примитивных культур. Переход от природно-инстинктивного к примитивно-культурному человеку совершается по Леви-Строссу через запрет инцеста — схему, общую для всех культур. Вырастающие из запрета инцеста отношения между людьми образуют исходную социокультурную организацию (структуру), регулирующую практику. Структура родства, выражающая сдерживаемое либидо, образует либидинальное тело культуры. По мнению Леви-Стросса, это объективный и необходимый процесс, трансформирующий естественно-инстинктивную сферу человека в новое качество.

Бинарная оппозиция «человек-природа» является для него исходной и при анализе проблем познания. Леви-Стросс развивает идею «сверхрационализма», смысл которой заключается в том, что рациональность природы и Вселенной (она существует уже в органической и физической материи) не только определяет первоначальное пассивное мышление первобытных людей, но и является условием ее познания человеком.

Выделение основных этапов развития рационального мышления Леви-Стросс осуществил на материале анализа мифов. В мифологическом мышлении, по его мнению, скрыта объективная логика отношений между предметами, схваченная суждениями и закрепленная в терминах. Логические операции, обозначенные этими терминами, создают своеобразную комбинаторику как бессознательное мышление и основу технических способностей человека. Таким образом, глубинная логика созидательной деятельности формировалась уже в примитивных культурах и является единой для древнего мира и современного человека. Исходя из этого Леви-Стросс приходит к выводу, что все человечество связано единой структурой бессознательного, породившей в различных условиях отличные, лишь на первый взгляд, этнические и национальные культуры.

Развивая идею единого для всех культур коллективного бессознательного, закрепившего в структурах мышления логику деятельности по первоначальному освоению мира, Леви-Стросс по новому прочитывает мифы. В мифологических сюжетах он усматривает не столько отражение истории каких-либо этносов, сколько специфический способ снятия фундаментальных противоречий человеческого бытия (например, противоречия жизни и смерти), через умножение бинарных оппозиций, ранее взятых мышлением из окружающей действительности. Очищая отдельные реальные эпизоды от историчности и конкретности, мифологическое мышление не только «амортизирует» тяжелые жизненные события того или иного этноса, но и поднимается на вневременную высоту, открывающую возможность для человеческого мышления постигать глубочайшие отношения человека и Вселенной.

Язык как порождение смысла

Барт Ролан (1915—1980) — французский литературовед и семиолог. Основатель центра по изучению массовых коммуникаций (1960), профессор Практической школы высших знаний (1962), руководитель кафедры литературной семиологии в Коллеж де Франс (с 1977). Большинство идей изложено в работах на французском языке. На русском языке: «Избранные работы. Семиотика. Поэтика». М., 1994.

Ролан Барт исходил из леви-строссовской посылки о созидании структур культуры силой символизирующей функции сознания, реализующейся в языке и исследуемой как язык. Язык является единственной возможностью понимания любых явлений, в том числе и смыслов социальных структур. По мнению Барта все, что есть в социальной действительности, начиная от социальных систем и до совокупности различных предметов, имеет языковую основу, поскольку когда-то было, как то названо, обозначено. Смысл есть только там, где предметы или действия названы; мир означаемых предметов есть мир языка. Язык несет в себе социальные установления и систему значи-мостей, не может быть изменен или создан по произволу отдельного индивида. Он является коллективным договором, обеспечивающим коммуникацию. Речь, напротив, есть результат индивидуального выбора, регулируемого традициями, достающимися человеку от определенного коллектива.

В контексте культуры как языка Р. Барт исследует и проблемы коммуникации. Главный вопрос — это вопрос взаимодействия индивидуального (личного поступка, действия, высказывания, одним словом речи) и коллективного (языковой структуры не индивидом созданной и его сознанию не открытой). Разрешение этой оппозиции приводит Барта к понятию письма, понимаемого как диалектическое отношение коллективного с его обязательными кодами (язык) и индивидуального с импульсами бессознательного (речь). Письмо, порождаемое взаимодействием языка и речи, превращает культуру в текст, внутри которого действуют различные семантические системы.

При решении собственно литературоведческих проблем Барт, в конечном счете, также выходит на проблемы общечеловеческого. Предмет литературоведения, с его точки зрения, это коллективные возможности индивидов и социальных институтов, а не сами индивиды. Поэтому любое литературное произведение (любой индивидуальный текст) не может иметь однозначного смысла (точного кода), привязанного к его индивидуальному создателю. Оно будет по-разному прочитываться как современниками, так и последующими поколениями.

Достижения Р. Барта в исследовании больших семиотических систем стали значительным явлением в структурализме и благодаря мощному эвристическом потенциалу были взяты на вооружение представителями многих гуманитарных наук.

Структурный психоанализ

Лакан Жан (1901—1981), французский теоретик и практик структурного психоанализа. Практикующий врач, с 1953 г . — профессор в психиатрическом госпитале Сент-Анн, преподаватель в Практической школе высшего образования (с 1963). Основатель и глава Парижской школы фрейдизма (1964—1980). Основные работы: «Функция и поле речи и языка в психоанализе» (1953), "Тексты" (1966).

Основные научные интересы Ж. Лакана были сконцентрированы на рационализации бессознательного, на выяснении роли бессознательного в жизни отдельного человека. Наиболее показательно в этом отношении его учение о личности, построенное в своей значительной части на материалах психоаналитических практик. Личность, по Лакану, состоит из трех слоев: реального, воображаемого и символического.

Реальность актуализируется, по его мнению, только через серии языковых обнаружений. Исходя из того, что не больной (пациент психоаналитика) управляет речью, а речь управляет субъектом в случае болезни, Лакан конструирует слой реального в личности как причину поведения, выраженную в форме языковых эффектов.

Слой воображаемого формируется на основе эффекта узнавания. Шестимесячный ребенок, узнающий свой образ в зеркале, закрепляет его в сознании. В дальнейшей жизни этот образ играет роль психологического ядра, определяющего восприятие человеком всякого «другого». Поэтому воображаемое регулирует межличностные отношения, описываемые Лаканом в терминах господского и рабского сознания.

Слой символического, образуемый языком, составляет главное измерение бытия человека, особенность которого заключается в том, что индивид застает языковые правила, регулирующие речевое поведение, уже готовыми. Сетка символов, составляющая транссубъективную реальность индивида, пронизывает все его бытие. Ассимиляция символического начинается еще до рождения ребенка (брак родителей и соглашение о рождении ребенка) и продолжается после смерти (обряд погребения). Языковые коды, к которым приобщается индивид, оформляют и структурируют бессознательное. Языковые символы, объективирующие бессознательное, окутывают собеседников. Происходит замыкание речевых цепочек, втягивающих в свою орбиту говорящего и слушающего. При этом объективирование бессознательного происходит особым образом; цепи высказываний подвергаются «скручиванию», воспроизводя «ленту Мебиуса», а скольжение по речевой цепочке позволяет исследователю выявить ее «изнанку».

В результате Лакан уходит от пансексуализма 3. Фрейда и связывает бессознательное с историческими порядками социума и культуры. «Окультуренное» таким образом бессознательное не только формирует мышление человека, но и определяет его судьбу. Поэтому «структурный психоанализ» это не практи-ко-терапевтическое, а культурное явление, ибо он нацелен не на выздоровление, не на избавление от страданий (они необходимый элемент человеческой жизни), а на языковую проработку словесных, дискурсивных обнаружений человеческой судьбы.

Археология знания

Фуко Мишель (1926—1984)— французский историк, философ, теоретик литературы. Преподавал в университетах Парижа, Клермон-Феррана, Варшавы, Уппсалы, Гамбурга и др. С 1970 г . — профессор в Коллеж де Франс. Основные работы: «Рождение клиники. Археология взгляда медика» (1963), «История безумия в классический век», (1972), «Слова и вещи. Археология гуманитарных наук» СПб., 1994; «Археология знания», Киев., 1996; «Надзирать и наказывать» (1975), «История сексуальности»; (1976), «Пользование удовольствиями» (1976), «Забота о себе» (1984), «Воля к истине: По ту сторону знания, власти и сексуальности» (1996).

М. Фуко предпринял попытку создать особую дисциплину «археологию знания», предметом которой должны были стать исторически изменяющиеся системы мыслительных предпосылок познания и культуры.

Эти предпосылки, по мнению Фуко, определяются господствующими семиотическими отношениями, или отношениями «слов» и «вещей». Истоки этих отношений не следует искать ни на эмпирическом уровне (на уровне языка, схем восприятия и воспроизведения, ценностей), обусловливаемом базовыми кодами культуры, ни на уровне теорий философского или научного объяснения. Отношения «слов» и «вещей» расположены между эмпирическим и теоретическим уровнями, в «основополагающем» пространстве, предшествующем «словам, восприятиям и жестам». Продуцируемый этой областью порядок признается как очевидный, сопрягается с пространством и временем и связывается с тем, что та или иная культура считает для себя истинным. Однако в связи с действием скрытых структур сознания происходит «проблематизация» каких-либо вещей, фокусирующих на них особое внимание.

Переход на уровень предмета инициирован действием эпи-системы, являющейся мыслительной предпосылкой познания и культуры. Эписистема не только проедпосылочное, но и формообразующее начало познавательных полей культуры.

Фуко выделяет три скачкообазно сменяющие друг друга эпи-стемических образования в европейской культуре: Возрождение (XV—XVI вв.), классический рационализм (XVII—XVIII вв.) и современность. Такой подход к истори делал сомнительным творческий потенциал субъекта и его значение для познания, и культуры. Но это была сознательная установка Фуко, отвергающего подход к творчеству как проявлению особенностей психики или биографии. Автор, по его мнению, лишь выражение некоего единства в дискурсе, статус этого дискурса внутри общества и культуры. На более высокой ступени, считал Фуко, стоят те, кто создает нечто большее, чем собственные тексты, а именно, правила и возможности формирования текстов. К таким «основателям дискурсивности» он относил Фрейда и Маркса.

Фуко неоднократно обращался к проблеме субъекта и его взаимоотношений с обществом и культурой. В трехтомной «Истории сексуальности» он исследует историю и механику сопряжения секса и греха. В сексе человек открывает себя как субъекта удовольствия и опасности одновременно (характерная для структурализма бинарная оппозиция). Повышение сексуальной активности делает человека все более уязвимым для различных бед, которые она влечет за собой. Возникает необходимость установления единых для всех норм, форм овладения собой, самоконтроля, то есть особой морали удовольствия, выраженной в системе ограничений и запретов.

М. Фуко всем своим исследовательским творчеством продемонстрировал, что решение большинства проблем связано не с совершенствованием техники анализа, а с умением их по-новому формулировать. Поэтому его имя также можно отнести к именам «основателей дискурсивности».

Постструктурализм

Общеевропейский кризис рационализма в конце 60-х годов привел к очередной смене парадигмы научных представлений, в результате чего структурализм был вытеснен на периферию исследовательских интересов. Поэтому на рубеже 70-х — 80-х годов те исследователи, которые сохранили верность структуралистским установкам, перешли на позиции постструктурализма. К ним относятся Ж. Деррида, Ж. Делез, Ф. Гватари, Ю. Кристева, поздние М. Фуко, Ж. Лакан, Р. Барт. Как идейное течение философской и социогуманитарной мысли постструктурализм своим возникновением обязан таким изменением в духовной культуре Запада, как: падение престижа науки, углубление процесса дегуманизации отношений в обществе, потеря веры в социальный прогресс общества. Эти изменения имели под собой вполне реальную почву, сделавшую бытие человека в конце XX столетия зыбким, случайным и негарантированным.

Теоретическое сознание зафиксировало радикальную двусмысленность практической реализации заявок новоевропейской рациональности (веру в стабилизирующее действие открытых законов, в идею «роста» в области научных знаний, в прогресс в социально-историческом развитии, в универсальность развития человеческой цивилизации и культуры), на управление и обустройство человеческой жизни. Функциональность рациональной целесообразности, которая должна была обеспечить комфортность бытия, обернулась дегуманизацией социальных связей и выхолащиванием духовности; развитие науки привело к трагедии Чернобыля, к пугающей перспективе гомогенной гетерогенности клонирования.

Идейным следствием этих социальных реалий стала теоретическая реакция, сформулированная в форме исходных интенций и интуиции постструктурализма. Недоверие к целому, к единству, к универсальному знанию, иными словами, ко всему, что отягощено монизмом, абсолютизировало части, фрагментарность, различия, индивидуации, сингулярности. Такая инверсия радикально изменила мировосприятие. Вещь, предмет превращаются во множество не сводимых друг к другу линий и различий. Индивиды и социальные группы тоже состоят из разнородных по своей природе линий. При этом изменяется привычное понимание линии развития: не от точки к точке, а между точками, с непрерывным раздвоением и отклонениями. Любой предмет фиксируется лишь з виде узла становлений, бесконечного процессуирования. Ни одной из линий развития не отдается предпочтение.

В постструктурализме все равноправно, одинаково важно и равноценно. Здесь теряет смыл традиционный категориальный аппарат, выстроенный по принципу диалектической оппозиции: сущность — явление, форма — содержание, причина — следствие и т.п. Явление — это не обнаружение сущности, оно самоценно и представляет лишь самое себя, одну из граней разнообразия жизни. А разнообразие жизни постигается лишь множеством позиций субъектов познания, ни одна из которых не может оказаться в привилегированном положении.

То же самое в социальной жизни, которая в сознании постструктуралистов все больше индивидуализируется, партикули-руется, фрагментируется. Пространством познания становится микроуровень, история превращается в микрособытия, в которых участвуют микроагенты, решающие локальные проблемы. Субъект истории растворяется во множестве, как и сама история, исчезает в становлении настоящего.

Вообще в постструктурализме трудно выделить четко фиксированный понятийный аппарат, категориальный инструментарий, подвергнуть его какой-то систематизации. Постструктурализм в целом можно определить как общеметодологическую основу, на базе которой выстраивается множество концепций (постмодернизм, децентризм, деконструктивизм и т. д), отличающихся лишь исследовательскими приоритетами и имеющими выраженный практический характер анализа, нацеленный на изучение литературы, языка, культуры. Поэтому целесообразно изложить основные идеи постструктурализма, не пытаясь их классифицировать или типологизировать.

Постструктурализм, являясь естественным продолжением изначально присущих структурализму тенденций, как теоретическое движение развивается в форме критики структурализма, которая ведется по четырем основным направлениям: (а) проблема структурности; (б) проблема знаковости; (в) проблема коммуникативности; (г) проблема целостности субъекта.

Критический пафос постструктуралистов выразился прежде всего в радикальной оппозиции к «метафизике», в которую они включали какие бы то ни было попытки рационального объяснения и обоснования действительности, принципы причинности, истинности, идентичности и т.п. Рациональность для них не что иное, как «маска догматизма», «империализм рассудка», ограничивающие свободное движение мысли и воображения Отсюда крайний негативизм в отношении ко всему, что так или иначе связано с рациональностью, начиная от концепции «универсализма» и кончая любым объяснением, в основе которого лежит логическое обоснование закономерностей действительности. Всякое позитивное знание (истины, убеждения, ценности), принимаемое или принятое в обществе, по мнению постструктуралистов, служит инструментом самооправдания и самоузаконивания этого общества и должно быть подвергнуто разрушительной критической работе, исходящей из принципа "эпистемологического сомнения". Оборотной стороной такой позиции, естественно, оказывается тяготение к иррационализму, фрагментарности, случайности, нестабильным процессам, к любым противоречивостям, релятивизму.

Одним из фундаментальных предметов постстуктуралистских инвектив стала критика принципа «структуры структурности», наиболее последовательно осуществленная в исследованиях Ж. Деррида. Деррида Ж. (р. 1930 г .) — французский философ, преподавал в Сорбонне с 1960 по 1964, Высшей нормальной школе, сотрудничал в литературно-критическом журнале «Тель кель», организовал «Группу исследований в области философского образования», один из инициаторов создания Международного философского коллежа в 1983 г . В последние годы преподает в Высшей школе исследований в социальных науках в Париже, читает лекции в ряде европейских и американских университетов. Основные работы: *О граммотологии» (1961), «Поля философии» (1972), «Почтовая открытка. От Сократа к Фрейду и далее» (1980), «Психея: изобретения другого» (1987).

В основе этой критики находится понятие «центра» структуры как начала, организующего структуру, но самого не структурированного. Это понятие, по мнению Дерриды, является наследием западноевропейского образа мышления. Оно имеет множество инвариантов: в философии и психологии — рацио-центризм, утверждающий приоритет дискурсивно-логического мышления; в культурологии — европоцентризм; в истории — футуроцентризм.

Постструктуралисты считают, что «центр» это постулированная наблюдателем фикция, не являющаяся объективным свойством структуры. «Центр» это «cogito», «феноменологический голос» наблюдателя, его «сознание». То, что утверждается как «центр» структуры, обусловлено даже не позицией наблюдателя, а его желанием или волей. А поскольку вся действительность есть коммуникация по обмену сообщениями или текстами, с определенными смыслами, то следствием субъективного и произвольного определения «центра» структуры оказывается навязывание тексту (соответственно читателю или слушателю) смысла, желаемого наблюдателем, но объективно не содержащегося в тексте. В то же время смыслы, навязываемые наблюдателем, трактуются в свою очередь как тексты, собранные из культурных систем и норм своего времени, то есть заданные идеологией эпохи.

В противовес понятию структуры, представляющей собой жестко систематизированный, иерархически упорядоченный принцип организации природных, культурных, социальных и научных явлений, французские постструктуралисты Ж. Делез и Ф. Гватари вводят понятие ризомы, заимствованное ими из ботаники. Сам термин «ризома» обозначает способ жизнедеятельности многолетних травянистых растений типа ириса; в узком смысле ризома — это подземный горизонтально расположенный корешок таких растений, пускающий корни снизу и дающий покрытые листьями побеги сверху. Эти беспорядочно переплетенные отростки и побеги растут во всех направлениях. Ризома, следовательно, не имеет единого корня, связующего центра. Это непараллельная эволюция совершенно разнородных образований, происходящая не за счет дифференциации, членения, разветвления, а благодаря удивительной способности перепрыгивать с одной линии развития на другую, исходить и черпать силы из разности потенциалов.

Постструктуралисты постоянно противопоставляют ризому и дерево как два совершенно разньгх способа мышления. Дерево имеет единство в виде корня, ствола и ветвей, у него есть верх и низ, прошлое и будущее, единая, целостная история, эволюция и развитие. Дерево непрерывно дихотомически ветвится, это — бинарная система. У дерева есть центр (начало), из которого оно вырастает в соответствии со своей генетической информацией и логикой структурной реорганизации. Дерево — это местонахождение, система точек и позиций, жестко фиксирующих его содержание; это иерархическая система передачи свойств с центральной инстанцией и рекапитулирующей памятью. Дерево — символ власти, научные школы организованы древовидно. Мораль, религия, политика тоже деревообразны.

Ризома, в отличие от дерева, с точки зрения постструктуралистов, «парадигматически» более соответствует современному положению действительности. Для постструктурализма понятия центр, целостность, единство, тотальность по содержанию синонимичны. Тоталитаристские и авторитаристские тенденции в обществах XX века становятся оковами дальнейшего движения. Порождаемые ими аналитизм, логоцентризм ограничивают рост, ослабляют становление. Другое дело ризома. Она преодолевает любые ограничения именно в силу того, что ее теснят, обступают и препятствуют развитию. И чем сильнее давление на ризому, тем шире радиус ее действия, тем на большем пространстве периферийной земли она выбрасывает свои щупальца. Ведь не будь периферии, ее жизнеобновляющих и жизнепитающих соков, рост прекратился бы и в материнском лоне начала (центре, фокусе).

Поэтому ризома заполняет все трещины, разломы, пустоты и бреши человеческого бытия. Она не знает границ, какими 6ы; — естественными или искусственными — они ни были. Она помогает умножать стороны исследуемой реальности, видеть полифонию ее граней. Это радикальный разрыв с европейской традицией, фундаментальная переориентация мышления. Мыслить по-современному — значит мыслить ризомно, то есть мыслить в вещах, среди и между вещей. Мыслить ризомно — значит понимать, что история человеческой жизни, социальной реальности, познания, культуры дискурсивна; она прерывается, ломается, рвется, пускает новые корни в самых неподходящих местах, движется множеством разных, не связанных друг с другом линий, она полицентрична и плюралистична, вся в микроскопических прожилках становлениях, без определенного объекта, с массой индивидуальных агентов.

Порожденные ризомным характером развития неожиданные и несистемные различия, неспособные четко противопоставляться друг другу по наличию или отсутствию какого-либо признака, ведут к утрате онтологического значения принципа би-наризма, символизирующего собой структурализм. Отвергаются все бинарные оппозиции: половозрастные (мужчина — женщина, дети — взрослые), расовые (черные — белые), классовые (общественный — частный), познавательные (субъект — объект, образный — понятийный, истинный — ложный) и т.д. Никаких противоположностей — только равноправное разнообразие.

Ризомное мышление породило теорию шизофренического дискурса — языка, отвергающего общепринятую логику и причинно-следственные связи, языка абсурда и парадоксальности, свойственного подлинно творческим людям (писателям, поэтам, художникам) и социально отверженным (безумцам, больным, преступникам), которые в глазах «больной цивилизации» неизбежно выглядят «шизоидными личностями».

Другим предметом постструктуралистской критики стала традиционная концепция знака. Наиболее авторитетно ее провел Ж. Деррида, предпринявший попытку подрыва эпистемологических корней, на которых покоился «классический структурализм». Он считал невозможным разделение ряда означаемого и ряда означающего при функционировании знака, в версии Ф. де Соссюра. По его мнению, любой способ знакового обозначения ведет к оппозиции вещей и законов, ими управляющих. Законы — это порождение западного логоцентризма — стремятся навязать всему, на что направлена человеческая мысль, порядок и смысл, стремление найти первопричину, что соответствует желанию человека во всем отыскать «Истину».

Так, например, восходящая к гуманистам практика работы с текстом предполагает, что сам текст есть некоторая замкнутая в себе ценность, первоисточник, содержащий истинный смысл, который надо понять. «Понять» текст, с этих позиций, значит овладеть им, присвоить его, распредметить, сделать своим, т.е. подчинить его господствующим в обществе стереотипам. Особый негативизм у постструктуралистов вызывает, обоснованное Соссюром, господство устной речи над письменной. Устная речь создает «ложное представление о естественности связи означающего (акустического образа слова) с означаемым (понятием о предмете), так как она не учитывает интециональной направленности сознания, воспринимающего мир по своим имманентным законам и представлениям, и роли культурного контекста.

Следующим направлением критики постструктуралистов стала теория коммуникации. Критика теории коммуникативности сконцентрировалась на выявлении трудности или невозможности адекватно понять и интерпретировать текст. К такого рода трудностям они относили невозможность посредством языка адекватным образом отображать и воспроизводить («репрезентировать») действительность, в силу метафорических корней языка. Другую трудность они видели в принципиальной невозможности объективной интерпретации текста, заданной поиском в нем единого и объективного смысла; существование бесчисленных интерпретаций любого текста свидетельствует об иллюзорных попытках вкладывания смыслов в текст, который сам по себе не имеет никакого смысла. Эти и многие другие аргументы критиков теории коммуникации вобрало в себя ключевое для постструктурализма понятие смысловой «неразрешимости» как одного из принципов организации текста.

Критика концепции целостного субъекта в рамках постструктурализма отталкивалась от декартовского «Я мыслю, следовательно, существую», отождествившего субъекта с самосознанием человека и провозгласившего суверенной субъективность личности. С точки зрения постструктуралистов представления "говорящего субъекта" (= «думающий субъект», как бессловесно говорящий) о независимости и автономности своего сознания и самоценности своего «я» не более как иллюзия. Используя эту иллюзию как право управления текстом, навязывания тексту смыслов или формы, субъект предполагает, что сам он свободен, не подчиняется никаким законам. Но поскольку «ничего не существует вне текста» (Деррида), то и субъект с необходимостью находится внутри текста, в рамках господствующих норм, в границах определенного исторического сознания. Самосознание субъекта есть лишь совокупность различных текстов, воспроизводящих мир культуры. Итогом таких рассуждений стало представление о «смерти субъекта».

Мыслительная практика постструктурализма, несмотря на ее экзальтированность и эпатирующее воздействие, открыла важную область приложения интеллектуальных усилий. В постструктурализме философия, утратившая на исходе XX столетия гарантии и априорные критерии, заявила о себе как конструктивная сила, как непосредственная участница формирования новых культурных объектов, новых отношений между различными областями духовной и практической деятельности. Ее судьба в третьем тысячелетии будет определяться решением вопроса, вокруг которого фактически сконцентрирована вся проблематика постструктурализма: как проблематизировать разум вне форм самого разума, как соединить понятийно и категориально развитую мысль с мыслью без образов и понятий? Ответы на эти вопросы, а значит, и ответы на вопросы о судьбах философии не могут быть даны, пока не пережит до конца опыт содержательного вопрошания.
Комментарии (2)
Обратно в раздел философия