ОСНОВОПОЛАГАЮЩИЕ ПОНЯТИЯ АКТУАЛИЗМА
1. ИСТОКИ АКТУАЛИСТИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ
Актуалистическая философия исторически связана с немецкой философией от Канта до Гегеля — напрямую и через последователей, комментаторов и критиков, которых немецкие мыслители того периода имели в Италии на протяжении прошлого века. Но он связан также и с итальянской философией Возрождения (Телезио, Бруно, Кампанелла), с великим неаполитанским философом Джамбаттистой Вико, с реформаторами итальянской спекулятивной мысли эпохи национального Рисорджименто — Галлуппи, Розмини, Джоберти.
Первые работы, в которых начинает очерчиваться актуалистическая философия, восходят к последним годам XIX века [1]. Она развивается дальше в первые десятилетия века нынешнего параллельно с «философией духа» Бенедетто Кроче. Мое постоянное сотрудничество в журнале «La Critica», который был основан в 1903 году Кроче и на протяжении многих лет победно вел в Италии упорную борьбу против позитивистских, натуралистических и рационалистических тенденций мысли и культуры, и тот факт, что «философия духа» созрела где-то в первое десятилетие, привлекая к себе с самого начала всеобщее внимание, заставили возникнуть вообще две очень близкие философии, какими они были сначала. Но расхождения, естественно, проявлялись все больше по мере того, как исходные принципы обеих философий развертывали свои следствия. И сегодня, также в силу стечения обстоятельств, о которых здесь неуместно вспоминать, проявляются гораздо больше различия, чем сходство.
1 Я главным образом ссылаюсь на свою историческую монографию «Розмини и Джоберти», написанную в 1897 и опубликованную в Пизе в 1898 году. См. мои «Критические очерки» (Gentile G. Saggi critici, seconda serie. Firenze: Vallecchi, 1927. P. 11-36).
2. ИСХОДНЫЙ ПРИНЦИП АКТУАЛИСТИЧЕСКОИ ФИЛОСОФИИ
Актуалистическая философия названа так в силу метода, который она отстаивает и который можно было бы определить как «метод абсолютной имманентности», глубоко отличной от имманентности, о которой говорится в других философиях — древних, Нового времени, а также современных. Всем им недостает понятия несводимой субъективности реальности, имманентными которой делаются принцип или мера самой реальности. Аристотель — имманентист по отношению к абстрактному идеализму Платона, чья идея в аристотелевской философии становится формой самой природы, формой, неразрывно связанной с материей в синтезе конкретного индивида, от которого идея, его принцип и мера, могут быть отделены лишь посредством абстрагирования. Но природный индивид для актуалистической философии сам есть нечто трансцендентное, потому что конкретно он непостижим вне того отношения, в котором он, объект опыта, неразрывно сопряжен с субъектом последнего в акте мысли, посредством которой реализуется опыт. Весь реализм, вплоть до кантовского критицизма, остается на почве этой трансцендентности. Там остается всякая философия, которая, даже если она полностью сводится к опыту, понимает последний как нечто объективное, а не как акт мыслящего Я, поскольку оно мыслит, реализуя реальность самого Я, — реальность, вне которой не дано мыслить ничего независимым и самостоятельным.
Такова твердая точка опоры, к которой прикрепляется актуалистический идеализм. Единственная незыблемая реальность, которую мне дано утверждать и с которой поэтому должна быть связана всякая реальность, кою я могу мыслить, — та самая, которая мыслит, которая реализуется и является, таким образом, реальностью лишь в мыслящем себя акте. Стало быть, имманентность всего мыслимого акту мышления, или tout court* акту, и все то, что можно мыслить как отличное от этого акта, конкретно актуализируется, поскольку оно имманентно этому самому акту.
3. АКТ КАК КОНКРЕТНЫЙ ЛОГОС
Поэтому акт, о котором говорится в этой философии, не следует смешивать с актом (+++**) Аристотеля и схоластической философии. Аристотелевский акт — также чистая мысль, но мысль трансцендентная, взятая в качестве предпосылки нашей мыслью. Акт актуалистической философии совпадает как раз с нашей мыслью; и, согласно этой философии, аристотелевский акт в его трансцендентности есть просто абстракция, а не акт — логос, но абстрактный логос, конкретность которого обретается только в конкретном логосе, являющемся мыслью, которая актуально себя мыслит.
Не только аристотелевский акт, но и платоновская идея и вообще всякая метафизическая или эмпирическая реальность, которая реалистически берется в качестве предпосылки мысли, является, согласно актуализму, абстрактным логосом, имеющим смысл лишь в актуальности конкретного логоса. Даже если в последнем она представляет себя и имеет причину представлять себя как независимая от субъекта, самостоятельная, вещь в себе, чуждая мысли, то речь всегда идет об абстрактном логосе, детерминации которого всегда являются продуктом изначальной активности Я, актуализирующегося в мысли как конкретный логос. Поэтому всякий реализм имеет основание (лишь бы он не претендовал исчерпать все условия мышления, к которым и в самом деле всегда будет оставаться что прибавить), чтобы была снята трансцендентность и обретена твердая почва действительной реальности — та, которая станет фундаментальным условием всякой возможности мышления, мыслящей деятельности.
4. БЕСКОНЕЧНОСТЬ Я
Но мыслящую деятельность — для того, чтобы нести бесконечное бремя и бесконечную ответственность за всякую мыслимую реальность, которая мыслима лишь постольку, поскольку она имманентна духовному миру, реализуемому данной деятельностью, — не следует понимать материалистически как осуществляющуюся во времени и в пространстве. Все во мне, поскольку Я имею в себе время и пространство как порядки всего, что предстает в опыте. Стало быть, далекий от того, чтобы содержаться в пространстве и времени, я содержу в себе пространство и время. И, далекий от того, чтобы быть включенным самому — как по простоте души думают, основываясь на ложном воображении — в природу, являющуюся системой всего, что упорядочено в пространстве и во времени, я включаю природу в себя. И внутри меня последняя перестает быть той пространственной и временной природой, которая является механизмом, и одухотворяется и осуществляется в конкретной жизни мысли.
5. СВОБОДА Я
В силу этой бесконечности, которой имманентно все, Я — свободно. И, будучи свободным, оно может желать, познавать и выбирать всегда между противоположностями, на которые поляризуется мир духа — имеющий ценность потому, что противопоставляет себя своей противоположности. Свобода не принадлежит природе в ее абстрактности, но она не принадлежит и ни одной форме абстрактного логоса — ни логической истине, ни истине факта, ни закону, который предстает перед волей с принудительной необходимостью природной силы, — одним словом, ничему, что, противопоставляя себя в мысли субъекту, который мыслит свой объект, определяет его и заключает в строгие границы, фиксирует и лишает той жизни, которая свойственна актуальной духовной реальности. Не свободен человек, поскольку он рассматривает и представляет себя как часть природы, как существо, которое занимает определенное пространство на определенное время, которое родилось и умрет и является ограниченным в любом смысле, и в самом обществе окружено элементами, не находящимися в его власти и воздействующими на него. Но, хотя он и движется в этом порядке идей, и подчеркивает собственные границы, и попирает и обедняет собственные возможности, и начинает подозревать, что его собственная свобода не что иное, как иллюзия, и что он ничего на самом деле не сможет сделать ни для того, чтобы господствовать над миром, ни для того, чтобы познать его, — он, на вершине отчаяния, не сможет не обрести вновь и не подтвердить в глубине самого себя непризнанную свободу, без которой ему было бы невозможно мыслить то, что он мыслит. Hoc unum scio, me nihil scire*. Но, хотя и ограниченное, это знание несет с собой способность познать истину, которая не была бы таковой, если бы не отличалась от лжи и не постигалась и не воспринималась в этом своем различии, являющемся противоположностью. Это было бы невозможно без свободы, т.е. бесконечности того, кто постигает и воспринимает, судя то, что истинно, и произнося это суждение с высшим авторитетом, против которого апелляция недопустима. Авторитетом, который, естественно, не мог бы принадлежать по праву тому, кто был бы замкнут в определенных границах.
6. ГЛУБИННАЯ ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ
Так уж обстоят дела, что внутри эмпирической человечности каждый человек обладает глубинной человечностью, лежащей в основе всего его существа и всякого существа, которое он мог бы отличить от себя; той человечностью, в силу которой он осознает себя, и мыслит, и говорит, и желает; и, мысля, мыслит самого себя и остальное; и постепенно формирует себе мир, который он все больше обогащает частностями и все больше стремится постичь как гармоничное целое, как организм взаимопригнанных частей, связанных внутренним единством. Но в этом мире всегда присутствует он сам — тот, который себе мир представляет и старается все больше превратить в соответствующий своим требованиям, своим желаниям, своей собственной природе; тот, который имеет перед собой не только мир, но и самого себя, одного в отношении с другим, и обоих поставленных в это отношение им, неутомимым и неусыпным творцом и хранителем, автором и зрителем.
Не та ли это человечность, которая хотя и поддерживает отдельного индивида, но объединяет индивидов в мысли (я хочу сказать: в чувстве и мысли), в сложении стихов и в действии, в цивилизации, которая является жизнью духа; связывает в одном-единственном человеке различные поколения и племена — в одном человеке, который познает препятствия лишь для того, чтобы преодолеть их, тайны — лишь для того, чтобы снять с них покров, зло — лишь для того, чтобы исправить его, рабство — лишь для того, чтобы освободиться от него, несчастья — лишь для того, чтобы помочь в них, боль — лишь для того, чтобы исцелить ее? Эта глубинная человечность — та, которую поначалу мы не обнаруживаем ни в других, ни в себе, но все же она — та, благодаря которой только и возможно, чтобы один искал другого, обращал к нему свое слово и протягивал ему свою руку. И эта человечность существует как раз тогда, когда истина освещает нам ум, а чувство овладевает нами, и волнует нас, и вдохновляет, а наш язык, говоря словами итальянского поэта, как бы движется сам по себе — и мы не можем не говорить, и наша душа разворачивается, говорит и поет. Даже если нас при этом никто фактически не слушает, можно сказать, что невидимая толпа находится вокруг нас, чтобы слушать: живые, мертвые, неродившиеся — безымянная толпа судей, которые не имеют лица, но мыслят и чувствуют как мы и находятся именно в нас и, более того, собственно говоря, и суть мы; и они слушают нас — именно потому, что мы, говоря, слушаем себя.
7. АКТУАЛЬНОСТЬ Я
Эта человечность — не Deus absconditus*, тайное, недрступное Я, которое, говоря и являя себя, выходит вовне, объективируется и вырождается, переставая быть тем, что оно есть само по себе. Оно существует постольку, поскольку реализуется — и, реализуясь, являет себя. И поэтому актуальная мысль есть все; и вне актуальной мысли само Я — абстракция, которую должно отправить в большой склад метафизических выдумок — чисто рациональных и несуществующих сущностей. Я — это не душа-субстанция, не вещь, не самая благородная из вещей. Оно — все, потому что ничто. Всегда, пока оно есть нечто, оно — определенный дух; личность, которая осуществляется в своем мире — поэзия, действие, слово, система мысли. Но этот мир реален постольку, поскольку стихотворение слагается, действие совершается, слово произносится, мысль развивается, а система создается. Стихотворения нет и не будет; оно всегда существует, поскольку слагается или, читаясь, слагается заново. Оставленное как есть, оно низвергается в ничто. Его реальность — настоящее, которое никогда не меркнет в прошлом и не боится будущего. Оно вечно той абсолютной имманентностью духовного акта, в коем нет следующих друг за другом моментов времени, которые бы не были соприсутствующими и одновременными.
8. МЕТОД АКТУАЛИЗМА - ДИАЛЕКТИКА
Все это значит, что вечная (без прошлого и без будущего) актуальность духа может быть постигнута не с помощью логики тождества, свойственной старой метафизике субстанции, а только с помощью диалектики. С помощью диалектики, разумеется, как ее может понимать современная философия: понятие не бытия, объекта мысли, но мысли в самой ее субъективности — строго говоря, не понятие, а самопонятие (не Begriff*, но Selbstbegriff**). Если мысль как акт — исходный принцип актуализма, то его метод — диалектика. Не платоновская и даже не гегелевская диалектика, а новая и в подлинном смысле слова диалектика, являющаяся реформой гегелевской диалектики (которая уже противопоставляла себя платоновской, потому что последняя была статичной диалектикой помысленных идей (или, иначе говоря, объекта мысли), а Гегель в своей "Науке логики", напротив, рассматривал диалектику как движение мыслящих идей, или категорий, посредством которых мысль мыслит свой объект).
Итак, диалектика помысленного и диалектика мышления — та диалектика мышления, проблема которой ставится начиная с Фихте; но именно Гегель первый столкнулся с полным осознанием необходимости новой логики, которую следует противопоставить аристотелевской аналитике, т.е. как логике платонизма, так и всей античной философии. Гегель поставил перед собой проблему, но не разрешил ее, потому что, начиная с первых категорий (бытие, ничто, становление), он позволил ускользнуть от себя абсолютной субъективности мышления и трактовал свою логику как движение идей, которые мыслят себя и поэтому должны определяться. Абсурдное движение, потому что идеи мыслятся, т.е. определяются, поскольку они замыкаются в кругу своих границ и остаются неподвижными. Именно по этой причине платоновские идеи — хотя они и связаны все между собой, и поэтому обязывают субъективную мысль, которая хотела бы помыслить одну из них, мыслить также и все другие и двигаться в силу этого от одной к другой без передышки — остаются неподвижными, как стадион, по которому бегут атлеты.
Они остаются неподвижными, и они суть абстрактный логос, который нужно привести к реальной, актуальной мысли. Она существует, поскольку ее нет, и никогда не остается неподвижной, но всегда движется; и определяется и отражается в определенном объекте, чтобы снова и снова определять как-то иначе, все более сообразно с беспрерывной потребностью, в удовлетворении которой состоит ее реализация. Мысль является диалектической в силу этого своего становления, которое не помышленное единство бытия и небытия, не понятие, в коем отождествляется понятие бытия и противоположное понятие небытия, но реализованное единство самого бытия мысли с его реальным небытием. Хотя мы и можем определить понятие этого единства, но наше определение не образ или логический дубликат реальности, трансцендентной по отношению к логическому акту: оно тождественно и едино с этим актом [1].
1 См. две моих статьи в кн. «Реформа гегелевской диалектики» (Gentile G. La riforma della dialettica hegeliana. 2-a ed. Messina: Principato, 1923. P. 1-74 и 209-240).
9. РЕЛИГИОЗНЫЙ ХАРАКТЕР ДИАЛЕКТИЧЕСКОЙ КОНЦЕПЦИИ
В диалектичности мысли — ответ на тысячи скептических сомнений и на тысячи тревожных вопросов, которые возникают из опыта и из противоречий жизни — противоречий между человеком и природой, жизнью и смертью, идеалом и действительностью, наслаждением и болью, наукой и тайной, добром и злом и т. д.; на все старые проблемы, которые были мукой как религиозного сознания, так и моральной жизни всех людей, как заботой теодицеи, так и крестом философии. Актуалистическая концепция — спиритуалистическая и глубоко религиозная концепция, хотя ее религиозность не может удовлетворить того, кто привык понимать божественное как абстрактное трансцендентное или смешивать акт мысли с простым фактом опыта. Но последовательная религиозная концепция мира должна быть оптимистической, не отрицая скорбь, зло и заблуждение; она должна быть идеалистической, не упраздняя действительность со всеми ее недостатками; она должна быть спиритуалистической, не закрывая глаза на природу и на железные законы ее механизма. Но все философии и все религии, несмотря на всякое идеалистическое и спиритуалистическое усилие, обречены потерпеть крах или для того, чтобы отдаться в руки абсурдному дуализму, или для того, чтобы замкнуться в абстрактном и поэтому неудовлетворительном и, стало быть, абсурдном самом по себе монизме, если они останавливаются на логике тождества, согласно которой противоположности исключают друг друга, и там, где есть бытие, нет небытия, и наоборот.
Посредством логики тождества антиномии моральной жизни и религиозного сознания, мира и человека неразрешимы. И нет веры в человеческую свободу, в человеческий разум, в мощь идеала или в милосердие Бога, который мог бы спасти человека — одним словом, поддержать его в его жизни, всей пропитанной, какова она есть, мыслью, являющейся исследованием и сомнением и вечным вопрошением, на которое жизнь оказывается ответом. Являемся мы или не является бессмертными? Существует ли истина для нас? И действительно ли есть в мире место для добродетели? И существует ли Бог, который управляет всем? И стоит ли эта жизнь того, чтобы прожить ее? Эти вопросы всегда вновь и вновь возникают из глубины человеческого сердца, и поэтому люди мыслят и нуждаются в философии, которая побуждает их жить с помощью какого-то ответа. Каждый живущий добывает его себе как может. Но логический, достоверный, обоснованный ответ невозможен, если мысль не удаляется от объектов, которые она раз за разом мыслит и соединяет в железную цепь как систему своего мира, и не направляется на самое себя, где всякая реальность имеет свой корень и откуда поэтому извлекает свою жизнь; где бытие уже не есть, но появляется, не будучи в начале; где знание — постижение, и каждый раз, даже если оно уже известно, — постижение заново; где добро не то, что было сделано и уже существует, но то, что не сделано и поэтому делается; где радость не та, которой насладились, но та, которая рождается из своей противоположности и не останавливается, впадая в монотонность тоски (которая прекращает движение и вызывает смерть), но обновляется и вновь обретается с новой жаждой и новым усилием и поэтому через новые страдания; одним словом, где дух пылает вечно и при сгорании сверкает и искрится, уничтожая всякие тяжелые, инертные и мертвые шлаки. Там сказать: бытие — значит сказать: небытие; там знание — незнание, добро — зло, радость — печаль, обретение — усилие, мир — война, а дух — природа, которая делает себя духом.
10. ТЕЛО И ЕДИНСТВО ПРИРОДЫ
Природа, реальная первозданная природа, вечная породительница, о коей говорил Бруно, прежде чем быть такой, какой мы ее схематизируем в пространстве и во времени и анализируем во всех ее формах через опыт и построение интеллекта, является той глубинной природой, с которой мы сталкиваемся в нашем теле и через наше тело — не как с той совокупностью абстракций, на кою, чтобы мыслить ее, расчленяет ее, дробит, распыляет и делает неосязаемой мысль, систематизируя ее в абстрактном логосе, но как с тем, не могущим стать множеством единством, являющимся бесконечным, неистощимым источником всякой множественной реальности, которая развертывается в пространстве и во времени. Она прежде всего то тело, которое каждый из нас в своем самосознании ощущает как первый и нередуцируемый объект самого его сознания: то тело, посредством которого мы чувствуем и приходим к постижению в сознании всякого качества внешних вещей и всякого особенного, которое было дано обнаружить во всем физическом универсуме. Последний ощущают, потому что он находится в связи с нашим телом, являющимся непосредственным и прямым объектом нашего чувствования; но тело находится в этой связи в своей тотальности, не имея возможности мыслить себе ничего в физическом мире, что не было бы коррелятивным всему остальному в этом самом физическом мире. Таким образом, становится очевидным, что наша голова упала бы на землю, если бы не поддерживалась туловищем, а последнее — ногами; но столь же очевидно, что, если уничтожить хотя бы одну песчинку в глубине океана, были бы повреждены не только смежные песчинки, поддерживаемые ею, но в действительности разрушилась бы Вселенная. Мы живем на нашей планете; но эта планета входит в состав системы, вне которой мы не имели бы на Земле того света и того тепла, благодаря которому мы живем на ней. И все содержится в универсуме; и наше тело, как мы его действительно ощущаем, — центр бесконечной окружности, живой элемент живого организма, который присутствует, и действует, и заставляет ощущать себя в каждом из своих элементов. Рассматривать в качестве нашего тела ту единственную часть физической природы, которая находится внутри нашей кожи, — абстракция, аналогичная той, согласно которой, глядя на кисть своей руки, мы можем даже зафиксировать ее, полностью абстрагируясь от руки, с которой она с необходимостью соединена, и поэтому, будучи оторванной от оной, она была бы лишена не только силы, которую она имеет, но и самого своего материального соединения.
11. ДУХОВНОСТЬ ПРИРОДЫ
Итак, сказать: «тело» — значит сказать: весь телесный универсум, в котором рождаются и умирают, из которого возникают и в который вновь возвращаются все отдельные живые индивиды. Но что такое тело? Где и как имеют его ощущение и научаются познавать? На что я сказал: в первоначале нашего чувствования, когда мы еще не ощущаем ничего частного, но ощущаем потому, что ощущаем себя (мы — ощущение нас самих, та самость, которая потом будет развиваться, как осознание нас (самосознание)). Там, в первом и изначальном зародыше нашей духовной жизни, есть уже ощущающее начало и что-то, что ощущается (и именно тело есть то, что ощущается). Имеется синтез этих двух элементов, каждый из которых существует благодаря другому, а вместе они реализуют акт ощущения — тот синтез, вне которого было бы тщетно искать как ощущающее начало, так и ощущаемый элемент.
12. ОПЫТ КАК МЕРА РЕАЛЬНОГО
Эта изначальная имманентность сущности тела первозданному ядру духа, эта изначальная и фундаментальная духовность и идеальность тела и, стало быть, вообще природы — причина, по которой мысль находит в непосредственном опыте меру существования, свойственную реальности, которая не является абстрактным построением мысли.
Не то чтобы мысль имела свою меру вне самой себя, в фантастической внешней реальности, с которой она вступает в отношение посредством чувственного опыта. Мера мысли находится в самой мысли. Но мысль как субъект, самосознание — прежде всего ощущение себя, душа какого-то тела, т.е. тела вообще, природы. И все, что не связано с этим началом мысли и поэтому не реализуется как развитие этого начала, является как бы зданием, которое строится без необходимого фундамента и которое в силу этого обречено рухнуть.
Мысль — всегда круг, линия которого удаляется от своей начальной точки лишь для того, чтобы вернуться к ней и замкнуться. Там, где конец не совпадает с началом, моя мысль — не моя мысль. В ней я себя больше не обретаю. Она не обладает ценностью. Она — не истина. Точка, в которой круг мысли замыкается и спаивается, есть Я, которое мыслит и реализуется в мысли; так что та самая мысль, которую оно производит (понятие), является конкретным и действительным существованием самого Я (самопонятия). Поэтому личность каждого человека состоит в его деянии.
13. АКТУАЛЬНОСТЬ ИСТОРИИ КАК САМОСОЗНАНИЯ
Не только природа, когда она рассматривается извне и абстрактно, но и сама история стекается вся и выливается в актуальность мыслящей мысли. История — также самопонятие. Она — не сознание, которое человек имеет о деятельности умов, отличных от того, что он осуществляет в своем историческом сознании; или о действиях уже не существующих людей; или о прошлом, являющемся чистой идеальностью, благодаря которой мысль отличает настоящее (которое существует и одно лишь является реальным, значимым и вечным) от того, которое не существует, не имеет значения и поэтому не является настоящим и изгнано из мира вечного (где находится все, что имеет значение с точки зрения духа). История, как и всякая мысль, — осознание себя. И поэтому любая история, как было сказано, является современной историей, поскольку она отражает через представление прошлых событий и страстей проблемы, интересы, склад ума историка и его времени.
И так называемые остатки и документы прошлого — элементы культуры, т.е. настоящей интеллектуальной жизни; и они оживляются благодаря интересу, который заставляет их искать, критиковать, истолковывать; и говорят, и стремятся дать знать о себе посредством историографического труда, являющегося актуальной мыслью, которая развертывается, лишь обретая все более тонкое и осмотрительное осознание себя. Мертвые были бы совершенно мертвы и оказались бы вычеркнутыми из картины реальности, являющейся божественной реальностью, если бы они не были для нас живыми, которые говорят о себе самих, вызывая воспоминание о них в своем сердце и воскрешая их в живой атмосфере самого своего духа.
14. КРИТИКА СОЛИПСИЗМА. ГРАНИЦЫ Я И ОТРИЦАНИЕ ЭТИХ ГРАНИЦ
Солипсизм ли это? Нет. Я солипсиста — особенное и негативное Я, которое в силу этого может ощущать свое одиночество и невозможность выйти из него. Поэтому солипсист — эгоист. Он отрицает добро, как отрицает истину. Но его Я является негативным, потому что оно тождественно самому себе, т.е. оно вещь, а не дух. Его негативность — негативность атома, который всегда атом, неспособный на какое-то изменение, могущий исключать из себя абсолютно другие атомы и быть ими взаимно исключаемым именно потому, что не имеет силы отрицать сам себя и изменяться. Но диалектика Я, как оно понимается актуализмом, — принцип постепенной бесконечной универсализации самого Я, которое в этом смысле бесконечно и ничего не исключает из себя. Любая граница преодолима для этой внутренней энергии, являющейся самой сущностью мыслящей мысли. Эта энергия отрицает и преодолевает границу, потому что этой границей является то, что она полагает самой себе по мере того, как определяется. Начиная с ощущения себя, благодаря которому, ощущая, Я распадается на два элемента — субъект и объект ощущения (а субъект начинает противопоставлять себя объекту и, следовательно, ограничивать себя им), Я являет свою бесконечную энергию, беспрерывно полагая и отрицая свои границы.
Это отрицание — не разрушение. Граница, чтобы быть отрицаемой, как она понимается нами, должна сохраняться; но она должна интериоризироваться в сознании бесконечности субъекта. Любить по-христиански ближнего — значит отрицать других как внешнюю границу нашей личности; однако в силу этого не подавлять личность других, но понимать ее и ощущать как находящуюся внутри самой нашей личности, понятой более глубоко. Таков смысл имманентного превращения абстрактного логоса в конкретный, о котором идет речь в актуалистической Логике.
15. АКТУАЛИЗМ И ХРИСТИАНСТВО
И наконец, является ли эта столь радикальная имманентистская философия атеистической философией? Это наиболее настойчивое обвинение, мишенью которого она сделалась со стороны католических мыслителей и традиционалистов, коим не удается дать себе отчет в различии, находящемся в единстве духовного акта. Они — истинные атеисты во граде философии. Потому что если бы действительно было возможно замыслить абсурдное разделение между божественным бытием и человеческим, то всякое отношение между двумя этими сторонами стало бы совершенно невозможным. И я твердо полагаю, что эта позиция данных мыслителей является атеистической и поэтому антихристианской. И в самом деле, я убежден, что христианство со своей главной догмой о Человеко-Боге имеет тот спекулятивный смысл, что в основу необходимого различия между Богом и человеком должно быть положено единство, кое может быть лишь единством духа, который будет человеческим духом, поскольку он дух божественный, и будет божественным духом, поскольку он также дух человеческий. Тот, кто трепещет и боится принять в душу это сознание бесконечной ответственности, коей человек обременяет себя, признавая и ощущая Бога в самом себе, не христианин — если христианство не что иное, как откровение, т.е. более открытое сознание, которое человек обретает относительно собственной духовной природы, — и даже не человек. Я имею в виду: человек, сознающий свою человечность.
И как он сможет чувствовать себя свободным и, в силу этого, способным признать и принять долг и постичь истину, — одним словом, войти в царство духа, — если он в глубине своего собственного бытия не чувствует, как собирается и пульсирует история, универсум, бесконечное, все? Мог бы он с помощью ограниченных сил, которыми в любой момент своего существования он фактически обладает, смело идти навстречу, как он все же делает и должен делать, проблеме жизни и смерти, которая предстает перед ним ужасной — со своей непреодолимой силой законов природы? И все же, если он должен жить духовной жизнью, нужно, чтобы он восторжествовал над этим законом — и в мире искусства, как и в мире морали, посредством действия и мысли принял участие в жизни бессмертных вещей, являющихся божественными и вечными. И принял бы участие в них самостоятельно, свободно, поскольку не существует внешней помощи, которая могла бы споспешествовать спонтанной способности духа и которая не была бы желаемой, высокоценимой и поэтому свободно искомой и ставшей столь дорогой помощью. Одним словом, ничто не приходит к нам извне, что было бы полезно для здоровья души, мощи ума, силы воли.
И поэтому актуалист не отрицает Бога, но вместе с мистиками и самыми религиозными умами, которые были в мире, повторяет: «Est Deus in nobis»*.