Григулевич И. Инквизиция

ОГЛАВЛЕНИЕ

Инквизиция до инквизиции

Истоки

своих потугах во что бы то ни стало оправдать преступную деятельность инквизиции, Жозеф де Местр писал, что она, подобно всем институтам, созданным для свершения великих дел, «возникла неизвестно как» '. Между тем не для «великих дел» была создана инквизиция и причины, вызвавшие ее появление, вовсе не загадочны, они кроются в самой социальной сущности христианской религии и церкви, надклассовой по своей теории, апеллирующей к обездоленным массам, составляющим основной контингент верующих, но на практике служащей интересам эксплуататорских классов.
Одна из особенностей христианства состоит в том, что его всегда раздирали острейшие противоречия, в начальный период — в виде ожесточенной борьбы между различными направлениями, а позже — между господствующим течением, возглавлявшимся церковной верхушкой, и оспаривавшим ее истинность и «праведность» бесчисленным количеством самых разнообразных оппозиционных течений, которые отражали настроения обездоленных масс и объявлялись этой верхушкой незаконными, еретическими.
Связав свою судьбу с эксплуататорскими классами общества и их государством, церковь отвергла мечту ранних христиан о построении «божьего царства» на земле и стала освещать социальное неравенство, призывала страждущих и угнетенных примириться со своим положением, обещая за это загробное воздаяние. Такова одна из важнейших причин, порождавших на протяжении столетий самые разнообразные христианские ереси, оспаривавшие авторитет и власть церкви и освещавшийся ею эксплуататорский общественный строй. Поэтому ересь, точно неотступная
' Maistre I. de. Considerations sur la France suivi de l'essai sur le principe generateur des constitutions politiques, et des lettres a un gentilhomme russe sul l'Inquisition Espagnole, p. 285.

51


тень, следует за церковью на всем протяжении ее истории. Она многолика и неистребима. Ее нельзя было победить ни уговорами, ни угрозами, ни заклинаниями, ее не удавалось уничтожить ни огнем, ни мечом.
Ересь — это всегда оппозиция господствующей церкви. Эта последняя, опасаясь потерять власть, естественно стремится всеми силами и любыми средствами искоренить, уничтожить ересь.                            »
Отражая в различные исторические эпохи противоречивые интересы социальных групп и прослоек, ереси выступали как против церковной иерархии, так и против несправедливости господствующего эксплуататорского строя, с которым церковь была неразрывно связана. Ереси были своеобразной формой классовой борьбы, характерной для средних веков, для феодального мира, мыслившего только религиозными категориями. Ереси выражали взгляды той или другой прослойки горожан или крестьян, национальные или местные интересы.
На эти несхожие и часто беспощадно боровшиеся не только с официальной церковью, но и друг с другом ереси каждая эпоха накладывала свой собственный особый отпечаток, уготавливала им различные судьбы.
Религиозная нетерпимость зарождается с первыми христианскими общинами в атмосфере той борьбы, которую они вели, с одной стороны, между собой за завоевание приверженцев, а с другой стороны — за право на существование в римском государстве.
Первые христианские общины, разбросанные по обширной Римской империи, представляли пестрый конгломерат самых различных школ и направлений. Об этом можно судить и по большому количеству разноречивых евангелий и посланий, имевших хождение среди ранних последователей христианства.
Борьба велась среди них за и против сохранения демократического устройства христианских общин, за и против признания существующего общественного строя, за и против окончательного разрыва с иудейством, из среды которого христианство вышло и жесткая обрядность которого сдерживала распространение новой религии среди так называемых язычников.
Отголоски внутренней борьбы в раннем христианстве мы находим в Новом завете. В наиболее ранних христианских общинах была распространена вера в то, что «царство божие» на Земле наступит в самое ближайшее время. «Истинно говорю вам,— читаем в Евангелии от Матфея,—

52

есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят сына человеческого, грядущего в царствии своем» (Мф. 16:28). Можно себе представить, какой энтузиазм, какой прилив энергии и фанатизма вызывали подобные радужные обещания среди последователей христианства.
Однако проходили годы, десятилетия, одно поколение христиан сменялось другим, а эти обещания не осуществлялись, «милленниум» — тысячелетнее царство — не наступал. Верующие осаждали своих проповедников, требуя объяснить, когда же это наступит. Те же им отвечали, судя по Деяниям апостолов: «Не ваше дело знать времена или сроки» (Деян. 1:7).
Подобного рода ответы не могли удовлетворить недовольных. Руководители христианских общин стремились всеми имевшимися в их распоряжении средствами избавиться от подобного рода «ропотников», ссылаясь на соответствующие места Нового завета.
В Евангелии от Иоанна Христос говорит сомневающимся, непослушным: «Кто не пребудет во мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет; и такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают» (Ин. 15:6). Этот пассаж в особенности был дорог инквизиторам, ибо оправдывал использование костров, венчавших аутодафе.
Столь же нетерпимы к инакомыслящим и апостолы. Во Втором послании апостол Павел грозит недовольным жесточайшими карами, на что также будут ссылаться впоследствии инквизиторы для оправдания своих преступных деяний. Петр как бы предвидит, какие острые формы приобретет со временем борьба различных течений в христианстве, когда он пишет: «Были и лжепророки в народе, как и у вас будут лжеучители, которые введут пагубные ереси и, отвергаясь искупившего их господа, навлекут сами на себя скорую погибель» (2 Пет. 2:1). Бог, предупреждает Петр, так же беспощадно, как он карал падших ангелов, будет карать еретиков, «а наипаче тех, которые идут вслед скверных похотей плоти, презирают начальства, дерзки, своевольны и не страшатся злословить высших» (2 Пет. 2:10). Говоря о таких людях, Петр не стесняется в «острых» выражениях. Он уподобляет их псам, возвратившимся к своей блевотине, и свиньям, валяющимся в грязи. «Это,— говорит разгневанный апостол,— безводные источники, облака и мглы, гонимые бурею: им приготовлен мрак вечной тьмы» (2:17). Христианской кротостью здесь даже не пахнет.

53

Такие же высказывания против «ропотников» и «ругателей» мы находим и в соборном послании св. Иуды. Напомнив, как господь расправлялся огнем и мечом с ослушниками в Ветхом завете. Иуда угрожает: «Так точно будет и с сими мечтателями, которые оскверняют плоть, отвергают начальства и злословят высокие власти» (Иуд. 1:8).
Не менее строг по отношению к инакомыслящим и апостол Павел. В Послании к галатам он предупреждает: «Но если бы даже мы или ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема» (Гал. 1:8).
В Первом послании к Тимофею Павел ополчается против «бесовских» ученых аскетов, «запрещающих вступать в брак и 'употреблять в пищу то, что бог сотворил, дабы верные и познавшие истину вкушали с благодарением» (1 Тим. 4:3). Там же он сообщает, что предал сатане Именея и Александра, дабы они «научились не богохульствовать».
Во Втором послании к Тимофею с еще большей остротой звучат те же мотивы нетерпимости. Павел наставляет своего сторонника, что недалеко то время, «когда здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учителей, которые льстили бы слуху; и от истины отвратят слух и обратятся к басням» (2 Тим. 4:3—4). Более того, Павел сообщает, что он уже сам становится жертвой этих лжеучителей. Он призывает Тимофея к энергичным действиям: «Проповедуй слово, настой во время и не во время, обличай, запрещай, увещевай... Будь бдителен во всем» (2, 5).
Это «прямо по Дарвину,— как отмечает Энгельс,— борьба за идейное существование» ' заканчивается победой епископального направления, выражавшего настроения и интересы наиболее богатой и влиятельной прослойки верующих, тесно связанной с римской знатью. Оппозиционные элементы изолируются и подавляются путем отлучения; вместо разобщенных первоначальных христианских общин возникает централизованная церковная организация, возглавляемая епископами, главенствующую роль среди которых с течением времени начинает играть римский епископ — папа.
Влияние христианства растет вглубь и вширь, одновременно в него вливаются мощные эллинистические и во-
' Маркс К-, Энгельс ? Соч., т. 19, с. 314.
54


сточные течения, привносящие с собой элементы враждебных христианству «языческих» учений и верований. Возникают и новые ереси. Самые опасные в середине II в. были ереси гностиков и монтанистов, против которых в первую очередь ополчается образовавшаяся церковная иерархия.
Гностики пытались объединить христианство с эллинскими мистическими учениями.
Иное содержание имело монтанистское учение, названное так по имени его основателя Монтана. Оно продолжало эгалитарные и аскетические традиции раннего христианства.
Борьба против этих учений происходила в сложной обстановке, в которой периоды открытой — «легальной» — деятельности церкви чередовались с периодами преследований как против нее, так и других христианских учений, с которыми она боролась. В силу указанных обстоятельств борьба эта велась мирными средствами Следуя апостольской традиции, враждующие стороны, не стесняясь в выражениях, поносили и обвиняли друг друга во всевозможных нарушениях христианского вероучения, в различного рода пороках — в обмане, лжи, клевете, корыстолюбии, алчности, разврате, короче — во всех смертных грехах.
Писания гностиков, монтанистов и других еретиков были уничтожены церковью и не дошли до нас. Что же касается полемических приемов сторонников церкви, то о них можно получить представление по сочинению «Обличение и опровержение лжеименного знания (пять книг против ересей)» епископа Лионского Иринея, жившего во -второй половине II в.
Ириней считает гностиков и монтанистов вероотступниками, а поэтому «сынами дьявола и ангелами лукавого», «ворами и разбойниками». Согласно Иринею, как отец лишает непослушных сыновей наследства, так и бог отвергает и лишает благодати всех, кто ему не повинуется.
В полемике с монтанистами Ириней рьяно защищал законность правительства империи, доказывая, что оно, как и всякое земное правительство, установлено богом, «чтобы, боясь человеческой власти, люди не поедали друг друга подобно рыбам, но посредством законодательства подавляли разнообразную неправду народов» '.
Правда, Ириней вынужден признать, что не всякое правительство действует в интересах своих подданных.
' Сочинения святого Иринея, епископа Лионского. М., 1871, с. 645

55

«Некоторые цари,— пишет он,— даются для устрашения, наказания и укорения, иные для обольщения, поношения и высокомерия, как того достойны (подданные.— И. Г.)...» '. Однако, предупреждает своих противников Ириней, не людям судить своих царей, а богу, который каждому из них воздает по заслугам. Защита Иринеем императорской власти не спасла его самого от расправы, жертвой которой он стал во время массовых преследований христиан
В борьбе с враждебными течениями епископальная церковь укрепляла свои позиции, формулировала свое собственное вероучение, укрепляла свою организацию. В известной мере это относилось и к еретикам, но в конечном итоге все преимущества оказывались на стороне победителя, т е. церкви. Полемика с еретическими богословами породила пропагандистскую — апологетическую — литературу, которая стремилась укрепить влияние церкви.
С распространением христианства в нем все более укреплялись консервативные элементы, проповедовавшие повиновение властям и рабовладельцам. Призывы к повиновению встречаются уже в раннехристианской литературе, что свидетельствует о настойчивом стремлении руководителей общин убедить низы верующих воздержаться от насильственных действий и повиноваться государству и своим господам. С возникновением церковной организации эти призывы звучат все более настойчиво. Епископы, связанные с богатыми семьями империи, всячески подчеркивали мирный характер христианского учения, настаивали на «непротивлении злу», уверяя, что христианство победит не путем насильственного свержения господствующего несправедливого порядка, а при помощи нравственного, духовного совершенствования, праведной жизни, соблюдения церковной обрядности. Возможно, что эта непротивленческая проповедь рассматривалась некоторыми христианскими руководителями как тактический ход, усыплявший недоверие правящих кругов империи. Политический опыт побуждал христианских руководителей к тактике «мирного проникновения». Насильственные действия против господствующего порядка сулили только поражение.
И все же как ни старалось епископальное руководство церкви усыпить бдительность императорской власти своими верноподданническими заявлениями, сам факт возник-
' Сочинения святого Иринея, епископа Лионского M , 1871, с. 646
56


новения широко разветвленной и дисциплинированной церковной организации, претендовавшей на руководящую роль в обществе, не мог в конечном итоге не вызвать против нее репрессивных мер. Во второй половине III в. императорская власть пытается, используя террор, сломить чуждую ей церковную организацию, завладеть ее богатствами. Но христианство пустило уже слишком глубокие корни, чтобы его можно было выкорчевать с помощью одной грубой силы. Преследования только способствуют сплочению христиан, сглаживанию внутренних противоречий, затуханию догматических споров, очищению рядов верующих от неустойчивых, малодушных элементов, отрекающихся от своей веры под угрозой репрессий.
Убедившись, что террором не сломить сильную к тому времени церковь, императорская власть меняет тактику и приходит к соглашению с церковной верхушкой. Соглашение стало возможным потому, что само христианство проделало к этому времени (конец III — начало IV в.) большую эволюцию, превратилось из религии рабов и угнетенных в религию, оправдывающую рабство и угнетение. Императорская власть нашла для себя выгодным прийти к соглашению с церковью и опираться на ее поддержку. В 311 г. император Галерий издает эдикт о веротерпимости. Два года спустя, в 313 г., император Константин Миланским эдиктом уравнял христианскую церковь в правах с другими распространенными в империи культами.
Эдикт Константина положил начало союзу христианской церкви с государством. В связи с новым положением в церкви возникли новые противоречия, появились новые ереси. Духовенство апеллировало к императору, который, оставаясь язычником, стал выступать в роли, как он говорил, «епископа внешних дел церкви» — верховного арбитра при решении внутрицерковных споров.
Один из таких споров при Константине касался отношения к отступникам, главным образом из состоятельных христиан, которые во время гонений (при императоре Деции в 249—250 гг.) по трусости или из желания сохранить состояние отрекались от христианской веры, выдавали «священные» книги властям для сожжения или откупались от репрессий, в то время как другие предпочитали мученическую смерть отступничеству. Эти люди — их называли «падшими» или «предателями» — хотели теперь вернуться в лоно церкви. Большинство римского духовенства, связанного с богатыми христианами, выступило за прием отступников, меньшинство — ригористы во главе с римским

57

епископом Новатианом — высказались против возвращения в церковь «падших». Новатиан, отстраненный от своего поста и осужденный за свои взгляды поместными соборами, нашел поддержку в христианских общинах Северной Африки. Значительная часть клира этой римской провинции под руководством епископа Доната требовала для «падших», желавших вернуться в лоно церкви, повторного крещения. Движение донатистов поддерживалось демократическими кругами верующих.
Радикальное крыло донатистов — циркумцеллионы (странствующие, бродячие), они же агонистики — громили крупные поместья, освобождали рабов, нападали на ростовщиков, господ и епископов. Официальная церковь, опираясь на императорскую власть, в течение столетия безуспешно пыталась подавить донатистское движение. Призыв донатистов возвратиться к традициям раннего христианства находил более широкий отклик среди христиан Северной Африки, чем призывы римской иерархии подчиниться императорской власти.
Новые ереси возникли в процессе и в связи с выработкой основ христианского вероучения. В начале IV в.— это прежде всего арианская ересь. Арианство зародилось в Египте, его основоположником был александрийский священник Арий, живший во второй половине III — начале IV в. Арий находился под влиянием античной философии. Он считал, что Иисус Христос — существо не предвечное, а сотворенное богом, он подобен, но не равен богу.
Несмотря на осуждение арианства Никейским (325) и Константинопольским (381) соборами и жестокие преследования, арианство еще долго оказывало свое влияние на христологические споры.
В V в. возникла несторианская ересь, основателем которой был Несторий, патриарх Константинопольский. Он считал, что в Христе — два отдельных лица, божественное и человеческое, что сын божий соединился с человеком Иисусом. Следовательно, Иисус Христос был обыкновенным человеком, а мать его не богородицей, а человекородицей, так как родила человека, а не сына божия. Учение Нестория было признано еретическим и осуждено на III вселенском соборе в Эфессе в 431 г. Против несториан начались гонения, вынудившие многих из них бежать за пределы империи.
На том же Эфесском соборе была осуждена пелагианская ересь, зачинателем которой был британский монах Пелагий (около 360 — около 418), отрицавший церковную

58


доктрину о первородном грехе. Он утверждал, что верующие могут спастись по своей воле помимо церкви. После осуждения Пелагия возникла «полупелагианская» ересь — попытка примирить учение ПелаТия с церковью, но и она была осуждена, а ее сторонники подверглись преследованиям.
В IV в., кроме арианства, много хлопот доставило церкви манихейское дуалистическое учение, возникшее столетием раньше в Иране и быстро распространившееся в Азии и Европе.
Основателем манихейства считается перс Мани (около 215—276), обвиненный в ереси и казненный иранским шахом. Манихеи проповедовали, что в мире происходит постоянная борьба света и тьмы, бога и дьявола, что окружающий мир — воплощение зла и задача человека — содействовать торжеству света. Эту цель можно достигнуть, по учению манихейства, соблюдением аскетизма, безбрачия, отрицанием богатств и даже частной собственности. Такой праведный образ жизни был обязателен только для «избранных» — манихейских монахов, в число которых рядовые верующие вступали на старости лет.
Манихейство пустило глубокие корни, особенно в Византийской империи, где одна из его разновидностей — павликианство, вопреки преследованиям, сохраняло свои позиции еще в IX в.
Мы перечислили далеко не все ереси, которые раздирали как раннее, так и позднейшее христианство. Под внешней религиозной оболочкой борьба велась за вполне материальные интересы людей, различных общественных классов.
Церковная иерархия, интересы которой отождествлялись с эксплуататорскими классами, всегда вела ожесточенную борьбу с ересями.
Однако неспособность справиться с ними мирными средствами все больше убеждала церковных иерархов в необходимости применения к ним насильственных мер воздействия.
Одним из первых богословов, обосновавших необходимость применения к еретикам силы, вплоть до их физического уничтожения, был Августин (354—430), «доктор церкви», крупнейший христианский теолог периода раннего феодализма, возведенный церковью в ранг блаженных и почитаемый ею по сей день как непреложный богословский авторитет.
Августин в молодости был сторонником манихейства.

59


Отказавшись впоследствии от своих еретических взглядов, он повел энергичную борьбу против донатистов, ариан, манихеев, пелагианцев и последователей других еретических учений, раздиравших в то время христианский мир.
Взгляды Августина на борьбу с еретиками претерпели три стадии. Вначале он пытался как бы средствами пропаганды — путем богословской полемики — переубедить донатистов и других вероотступников. Затем стал рекомендовать относиться к ним с «ограниченной строгостью» (temperata severitas), т. е. применять к ним всякого рода репрессии, за исключением пыток и смертной казни. Под конец Августин стал ратовать за применение всех средств воздействия к еретикам, включая пытки и казнь, чем вполне заслужил «славу» первого «идеолога» инквизиции.
Как же аргументировал этот «доктор церкви» необходимость принятия крутых мер по отношению к еретикам? Аргументы его были двоякого вида: церковные и мирские. Ссылаясь на уже цитированные нами места Ветхого и Нового заветов о расправах с вероотступниками, Августин делал следующий вывод: христианская любовь к ближнему обязывает не только помогать вероотступнику спасти самого себя, но и принуждать его к этому, если он добровольно отказывается отречься от своих пагубных воззрений.
Августин уподоблял еретиков заблудшим овцам, а церковников — пастухам, обязанность которых вернуть этих овец в стадо, пуская в ход, если надо, кнут и палку. Нет необходимости казнить заблудшую овцу, достаточно ее высечь, чтобы как следует проучить.
Порка не такое уж строгое наказание, ведь порют же своих непокорных детей родители, непослушных учеников — учителя, и даже епископы, возглавляющие светские суды, присуждают к порке обычных правонарушителей.
Законно с этой целью применять и пытки, наносящие вред всего лишь грешной плоти — «темнице души», если с их помощью можно возвратить еретика на путь истинный.
Если, согласно библейскому учению, неверная жена подлежит наказанию, то с тем большим основанием подлежит наказанию изменяющий церковным догматам вероотступник. Неважно, уверял Августин, что еретик откажется от своей ложной веры из-за страха перед наказанием,— «совершенная любовь в конечном итоге победит страх». Церковь вправе заставить силой своих блудных сынов вернуться в ее лоно, если они заставляют других губить свои души.

60


Логический вывод из такого умствования: лучше сжечь еретика, чем дать ему возможность «костенеть в заблуждениях». «Они (еретики.—Я. Г.),—писал Августин,— убивают души людей, в то время как власти только подвергают пыткам их тела; они вызывают вечную смерть, а потом жалуются, когда власти осуждают их на временную смерть» '. По Августину, наказание ереси — не зло, а «акт любви».
Исчерпав таким образом богословские аргументы в пользу своего тезиса и как бы сомневаясь в их убедительности, Августин переходит к рассмотрению этой проблемы с прагматической точки зрения. О действенности мер судят по их результатам. Применять насилие к вероотступникам церкви выгодно, ибо это приносит желанный результат. Угроза пыток и смерти ставит вероотступника перед выбором: пребывать в своем заблуждении, пройти «через горнило мучений» и лишиться жизни или «стать умнее» — отречься от ложных учений и вернуться в лоно церкви. Многие еретики избегают сделать такой выбор из-за свойственной людям в делах веры нерешительности или опасений заслужить презрение своих единоверцев. Чтобы решиться, им нужен толчок, коим и является применение «сильных лекарств», рекомендуемых этим «доктором церкви».
Средневековые инквизиторы ссылались на авторитет Августина, стремясь оправдать пытки и костры. Однако современные апологеты церкви пытаются смыть с Августина черное пятно предтечи инквизиции.
Один из таких «обелителей» Августина англичанин У. Дж. Спарроу-Симпсон рассуждает так: «Трудно быть более антиисторичным и более несправедливым, чем представляя Августина преждевременно родившимся Торквемадой. То, что его несчастное ошибочное толкование библейских слов явилось убийственным прецедентом и привело к печальным последствиям, к сожалению, как это ни больно признать,— правда. Но Августин не единственный великий мыслитель, который не смог предвидеть всех последствий своего учения, последствий, которые, можно смело сказать, никто другой не осудил бы столь решительно, чем он сам» 2.
Сказать можно все что угодно. История же инквизиции
' Vacandard E. The Inquisition. A critical and historical study of the coercive power of the church. New York, 1940, p. 15.
2 Sparrow-Simpson W. J. The Letters of St. Augustine. London, 1919, p. 113—114.

61


показывает, что подобного рода «теоретики» редко меняют свои изуверские взгляды, их не пугает «практика»; муки еретиков только услаждают душу этих праведников, для которых конечная цель все, а кровь, пролитая во имя ее,— ничто...
Спарроу-Симпсон и ему подобные прекрасно знают это, и если они с таким усердием выгораживают Августина, то только для того, чтобы сузить инквизицию до ее средневековых рамок, доказать, что она была хотя и прискорбным, но всего лишь случайным эпизодом в истории церкви, в то время как в действительности она, вплоть до самого последнего времени, была неотъемлемым и постоянным атрибутом ее деятельности.
Августин не был одинок в своей проповеди крестового похода против еретиков. Его современник «святой» Иероним (около 342—420) призывал во имя спасения души умертвить Вигилянция, пресвитера Аквитании, которого обвинил в отрицании культа реликвий святых и мучеников. Иероним доказывал, что такое проявление рвения в деле защиты «божьего дела» не есть жестокость, ибо покарание грешника является лучшей формой благочестия; оно ведет через смерть тела к спасению, бессмертию души.
Христианская церковь, став союзницей императорской власти, опиралась на ее помощь в подавлении своих соперников — языческих и других культов и внутренней оппозиции — многочисленных еретических течений. По ее наущению римский император Феодосии I (379—395), при котором христианство было признано государственной религией, запретил языческие культы и конфисковал земли языческих храмов в пользу христианской церкви. Благодарная церковь провозгласила его «великим».
В 382 г. Феодосии I издал ряд эдиктов (указов) о преследовании манихеев (и язычников), согласно которым они присуждались к смертной казни, а их имущество подлежало конфискации в пользу государства. Закон обязывал префектов преторий назначать инквизиторов (следователей) и доносчиков (тайных агентов) для розыска потайных манихеев.
Закон против манихеев является как бы прообразом будущей инквизиции. Впервые в истории империи последователи негосударственного религиозного культа возводились в степень государственных преступников и учреждался специальный тайный следовательский аппарат с неограниченными полномочиями для их выявления и наказания.

62


Впоследствии, когда возникнет инквизиция, церковные апологеты будут для ее оправдания ссылаться именно на этот закон.
С переносом столицы империи в Константинополь (в 330 г.) Италия постепенно становится западной окраиной государства, которую стремятся разорить и покорить воинствующие племена, наступающие из глубин Европы. Их заветная мечта: дойти до Рима и завладеть его несметными богатствами. Между тем империя уже не обладала достаточной вооруженной силой, чтобы обезопасить Вечный город от набегов варварских орд. Постепенно главной фигурой в Риме становится римский епископ — папа, в руки которого перешла политическая и экономическая власть в городе. Пребывание императора в далеком Константинополе, связь с которым все больше и больше затруднялась (на дорогу между старой и новой столицей уходило 3 месяца), а затем окончательное разделение империи в 395 г. на Восточную (Византию) и Западную империи было на руку папе римскому. Когда варвары подходили к стенам города, папа вступал с ними в переговоры, «умиротворял» их. (Это не помешало варварам дважды — в 410 и 452 гг.— взять Рим, ограбить и разорить его.)
Авторитет и положение римского епископа (папы) еще больше укрепились в конце V в., когда Западная Римская империя перестала существовать. Варвары, унаследовавшие ее, принимают религию побежденных. Они считаются с папой римским, а не с императором. Король франков Хлодвиг (481—511) принял христианство и провозгласил себя защитником римской церкви. Однако понадобится еще два с половиной столетия, чтобы папа римский прибавил к своей церковной тиаре корону светского правителя. Это произошло в 756 г., когда франкский король Пипин Короткий (741—768), коронованный в 754 г. папой Стефаном III, после разгрома лангобардов отдал папе отвоеванные у них земли: почти всю Северную и Центральную Италию, включая Венецию, Парму, Мантую, а также остров Корсику. Теперь папа обладал значительной частью Италии, Сицилией, ему принадлежали, кроме этого, обширные земельные владения в Испании.
Возвышение папства совпало с подавлением последней раннесредневековой ереси — адопционистов, возникшей в Испании в VIII в. Сторонники этого учения утверждали, что Христос по своей человеческой природе был сыном божьим только по усыновлению (adoptio). Собор, созван-

63">63

ный папой Львом III в Риме, предал еретиков анафеме, и вскоре эта ересь перестала существовать.
В условиях феодализма церковь в странах Западной Европы приобрела огромную власть и несметные богатства. Она превратилась, по словам Энгельса, в наиболее общий синтез и наиболее общую санкцию существующего феодального строя '. Крупные феодалы-эксплуататоры становились церковными иерархами и наоборот. Вся умственная жизнь общества оказалась под контролем церкви.
Оппозиционные, эгалитарные устремления, принимавшие в IV—V вв. форму ересей, теперь были загнаны в прокрустово ложе монашеского движения, отшельничества, отказа от активного воздействия на окружающий человека мир. Железные тиски феодального порабощения казались вечными и незыблемыми крестьянским массам. Оставался только один выход, одна надежда: бежать в другой мир — мистический, мир религиозных грез и сновидений.
Феодальный порядок, укрепившийся с благословения церкви и при ее прямом участии, зиждился, как и предшествующий ему рабовладельческий строй, на порабощении и эксплуатации народных масс. Когда в недрах феодального строя станут возникать новые общественные отношения и народные массы в лице крестьян и горожан пробудятся от вековой спячки и вновь придут в движение, их гнев будет направлен в первую очередь против духовенства — епископов, аббатов, монахов, которые вели привольную жизнь за счет народа, освящали социальный гнет, погрязли в пороках, против нового Вавилона — католического Рима, против нового Антихриста — папы римского. И тогда возникнут новые ереси, и тогда для борьбы с ними будет создана «святая» инквизиция...

ПРЕДВЕСТНИКИ НОВОЙ БУРИ

Второе тысячелетие западный христианский мир встречал в смутной тревоге. От круглой цифры «1000» веяло таинственными недобрыми предзнаменованиями. «...По всей Европе,— пишет Гегель,— распространился всеобщий страх, вызванный ожиданием приближающегося страшного суда и верой в близкую гибель мира. Чувство страха побуждало людей совершать бессмысленнейшие поступки. Некоторые дарили все свое имущество церкви
' См.: Маркс К.., Энгельс Ф. Соч., т. 7, с. 361.
64


и проводили всю жизнь в покаянии, большинство предавалось распутству и проматывало свое имущество. При этом только церковь выиграла благодаря дарениям и завещаниям» '.
Конец света не наступил, но элементы брожения продолжали накапливаться. Распад каролингской империи, внутренняя феодальная междоусобица, непрекращающиеся конфликты с арабами, норманнами, венграми расшатывают закостенелый феодальный порядок. Медленно, но неуклонно растут города. Все чаще и смелее выступают городские низы с протестом против церковников, неутомимо стригущих своих овечек. Другим элементом брожения являлось само папство, выросшее благодаря покровительству светских феодалов — князей, королей и императоров — в могучую международную силу, располагавшую огромными земельными и другими материальными ценностями и стремившуюся к главенствующей роли в феодальном мире. Стремление папства к гегемонии приводит его к столкновению со светской властью, которая, защищая свои интересы, иногда не прочь опереться на тех же еретиков.
Под действием непреложных законов исторического развития противоречивые силы феодального общества приходят в движение. Меняется привычное соотношение классов и различных социальных слоев, нарушаются традиционные социальные устои, подвергаются переоценке старые понятия, незыблемые церковные догмы. Антифеодальные движения принимают форму религиозных ересей.
Первые раскаты грома, возвещающие бурю, раздаются в ? в. в Болгарии, которая оказывает отчаянное сопротивление пытающейся поглотить ее Византии. Там пускает глубокие корни новое издание павликианства — богомильское учение, отражавшее настроения крестьян, выступавших против феодального и национального порабощения.
Сторонники этого учения отрицательно относились к богатству и земным благам, бедность рассматривали как высшую добродетель, а некоторые из них отрицали частную собственность. Богомилы отвергали церковную обрядность, таинства, мощи, иконы, крест, а церкви и монастыри считали вотчинами дьявола.
В болгарской церкви после завоевания Болгарии Византией руководящие посты занимали греки — ставленники византийского правительства. Народ видел в них чуже-
' Гегель. Соч. М.— Л„ 1935, т. 8, с. 352.
3   И. ? Григулевич

65


земцев, действовавших в интересах Константинополя. Богомилы активно участвовали в восстаниях против византийских властей.
Церковные и светские власти Византийской империи преследовали богомилов самым решительным образом. Их отлучали от церкви и предавали анафеме, заточали в тюрьмы, ссылали, сжигали на кострах, их собственность конфисковывалась. В 1111 г. в Константинополе был публично сожжен выдающийся проповедник богомильства Василий. И все же, несмотря на жесточайший террор, властям не удалось истребить богомильство, просуществовавшее на Балканах вплоть до XIV в.
В XI в. поднимается новая волна еретических движений в Италии и Франции, направленных в первую очередь против папства и церковной иерархии и проповедовавших возврат к традициям первоначального христианства. Еретики требовали строгого соблюдения евангельского принципа «кто не работает, тот не ест». В большинстве своем это были крестьяне и ремесленники.
Церковная иерархия, желая скомпрометировать ереси в глазах верующих, приклеивала им позорящие ярлыки старых ересей IV—VI столетий, осужденных вселенскими соборами и отцами церкви. Но новые ереси существенно отличались от старых. Раннехристианские ереси носили главным образом характер церковных течений, возникали в основном на периферии христианского мира и были направлены против римского рабовладельческого строя. Новые же ереси возникали в народных низах Западной Европы, они были направлены, с одной стороны, против феодального гнета, с другой — против церкви в целом.
Некоторые церковные апологеты пытаются представить эти ереси как своего рода заразу, занесенную с Востока, из Византии, в Западную Европу, однако, хотя и имелись некоторые контакты между ересями этих районов, италофранцузские ереси зарождаются и развиваются в XI в. главным образом среди народных низов, совершенно неграмотных и несведущих в теологических тонкостях.
Как справедливо отмечает итальянский историк Р. Морген, «нет ни текстов, ни документов, доказывающих, что новые ереси, родившиеся на Западе после 1000 года, являются продолжением древних теологических ересей» '.
Источником вдохновения новых еретиков является исключительно Библия, которую они противопоставляют
' Morghen R. Problemes sur l'origine de l'heresie au Moyen Age — Revue historique, 1966, N 479, p. 3.

66

церкви и церковному учению. Библия в руках еретиков становится опаснейшим оружием против церкви, и последняя в конце концов буллой папы Григория IX в 1231 г. запретила мирянам читать ее, причем запрет формально был отменен только вторым Ватиканским собором.
Западные ереси начала II тысячелетия н. э. возникают в обществе, в котором возрождаются города и появляется рынок, намечается стремление к объединениям нового типа, пробуждается новое общественное сознание, вырисовываются контуры новых народностей в результате смешения различных этнических элементов, возникают новые классы в городах, требующие себе прав, которые до этого
принадлежали другим .
Как известно, в социальной подоплеке этих ересей первым разобрался Ф. Энгельс в своем исследовании «Крестьянская война в Германии»,написанном в 1850 г. Он подразделяет их на три группы: патриархальные ереси, реакционные по форме и содержанию, представлявшие собой реакцию изолированных крестьянских общин (альпийских пастухов) на проникновение к ним феодализма; городские ереси, представлявшие оппозицию феодализму со стороны переросших его рамки городов; и крестьянско-плебейские и плебейские ереси, наиболее радикальные, выливавшиеся в вооруженные антифеодальные восстания.
Официальная ересь средневековья — городская, указывает Ф. Энгельс, была направлена главным образом против церковников, на богатства и политическое положение которых она нападала. Подобно тому как впоследствии буржуазия требовала дешевого правительства, точно так же и средневековые бюргеры требовали прежде всего дешевой церкви. «Реакционная по форме, как и всякая ересь, которая в дальнейшем развитии церкви и догматов способна видеть только вырождение, бюргерская ересь требовала восстановления простого строя раннехристианской церкви и упразднения замкнутого сословия священников. Это дешевое устройство устраняло монахов, прелатов, римскую курию — словом, все, что в церкви было дорогостоящим» 2.
Далее Ф. Энгельс дает следующую характеристику крестьянско-плебейской ереси: «Хотя она и разделяла все требования бюргерской ереси относительно попов, папства и восстановления раннехристианского церковного строя, она в то же время шла неизмеримо дальше. Она требовала вос-
' Morghen R. Problemes sur l'origine de l'heresie au Moyen Age.— Revue historique, 1966, N 479, p. 10.
2 Маркс К.. Энгельс Ф. Соч., т. 7, с. 361—362.

67


становления раннехристианского равенства в отношениях между членами религиозной общины, а также признания этого равенства в качестве нормы и для гражданских отношений. Из «равенства сынов божиих» она выводила гражданское равенство и уже тогда отчасти даже равенство имуществ. Уравнение дворянства с крестьянами, патрициев и привилегированных горожан с плебеями, отмена барщины, оброков, налогов, привилегий и уничтожение по крайней мере наиболее кричащих имущественных различий — вот те требования, которые выдвигались с большей или меньшей определенностью как необходимые выводы из учения раннего христианства» '.
В XI—XIII вв. городская и крестьянско-плебейская ереси смешаны в одном антифеодальном потоке. Только в XIV—XV вв. эти ереси отчетливо выделяются в самостоятельные течения.
Главными очагами новых ересей в Западной Европе в XI в. становятся Северная Италия, Франция, в известной степени Германия. Здесь крестьянские массы, доведенные до отчаяния грабежами светских и церковных магнатов, все чаще и чаще восстают против своих угнетателей и отвергают официальную церковь. В 997 г.— Нормандия, а в 1024 г.— Бретань были ареной массовых крестьянских восстаний, на разгром которых было мобилизовано большое рыцарское воинство. В 1095 г. Францию вновь охватили крестьянские восстания.
В 1069—1071 гг. крестьянские восстания произошли в Англии, а в 1070 г.— в Саксонии, где крестьяне громили королевские поместья и вотчины. Эти вооруженные выступления крестьян сопровождались появлением новых ересей, направленных против светских и церковных феодалов. В начале XI в. в Шампани возникла ересь Леутара Шампанского, призывавшего не платить церковную десятину. В 1022 г. Орлеан и Тулузу охватило еретическое движение, последователи которого, по словам Льоренте, «по-видимому, исповедовали учение манихеев». Подобного рода ересь распространилась в Аррасе, а также в Германии — Кёльне и Бонне.
При подавлении этих движений впервые применяются массовые казни еретиков посредством их сожжения. По решению поместного синода, созванного в Орлеане по приказу короля Франции Роберта II (996—1031), в 1022 г. было приговорено к сожжению десять руководителей ере-
Маркс К; Энгельс Ф. Соч., т. 7, с. 362—363.

68


тиков, отказавшихся отречься от своих взглядов. В числе осужденных оказался Этьен, духовник королевы Констанции, супруги короля Роберта II. Сообщая об этом, Хуан Антонио Льоренте отмечает: «До какой крайней свирепости может довести людей слепое рвение, показывает королева, которая исповедовалась в своих грехах у ног священника Этьена, а теперь не побоялась поднять на него руку и жестоко ударить его по голове палкой, когда он выходил из собора, чтоб отправиться на место казни. Осужденные уже были охвачены пламенем, как вдруг многие из них закричали, что заблуждались и желают подчиниться церкви, но было уже поздно: все сердца были закрыты для жалости» '.
В Кёльне и Бонне также состоялись массовые казни
еретиков.
Вскоре этому примеру последовала и Италия. В 1034 г. в Милане по приказу епископа Ариберто были публично сожжены вожак местных еретиков Хиральдо де Монферте и многие его сторонники. В XI в. казни еретиков становятся в странах Западной Европы привычным явлением.
Преследования еретиков не приносили существенных результатов, ибо условия, порождавшие ереси,— тяжелое положение народных масс — не только не менялись к лучшему, а постоянно ухудшались. Еретиков сравнительно легко подавляли силой: руководителей и проповедников сажали в тюрьму или казнили, а рядовых, как правило, переселяли, конфискуя их собственность. Еретики уходили в подполье, в малодоступные сельские или горные районы. Проходило некоторое время, и ересь вспыхивала с новой силой, теперь уже в другом месте и иногда под новым названием.
В начале XII в. Францию вновь сотрясают массовые еретические движения, направленные против церковной обрядности и церковной знати. На юге это движение возглавлял Петр де Брюи и его ученик Генрих, на севере — Танзельм Фландрский, имевший многих последователей среди ремесленников Фландрии. В 1113 г. ересь, отрицавшая частную собственность, охватила область Суассона, а затем и Периго.
Возмущение поведением церковной иерархии, ее продажностью и распущенностью проявилось и в движении патаренов в Милане, охватившем городские низы этого города в середине XI в. Патария, как и большинство ере-
Льоренте X. А. Критическая история испанской инквизиции. М., т 1 г· АК_А 7
1936, т. 1, с. 46—47.

69


тических сект XI в., осуждала симонию (продажу и покупку церковных должностей), накопление церковниками богатств, требовала безбрачия клира. Патаренам удалось одержать одно время перевес в Милане, они изгнали из города архиепископа и его приближенных, позакрывали церкви. Вначале папский престол поддержал патаренов, стремясь с их помощью подчинить своему контролю высшую церковную иерархию. Когда движение приобрело слишком радикальный характер, папство предало его. Вождь патаренов монах Арнальд был схвачен церковниками и зверски убит. Патарены подверглись преследованиям, их выселили из Милана, и они рассеялись по разным областям Северной Италии.
Было бы ошибочным считать, что церковь на этом этапе боролась с еретическими движениями только при помощи насильственных средств. Папство делало попытки укрепить собственную власть и «оздоровить» прогнивший церковный организм, залечить некоторые его уж слишком омерзительные язвы и другими средствами. Такой попыткой была клюнийская реформа (названная именем монастыря Клюни во Франции, где она зародилась),-осуществленная в ?—XI вв. и значительно укрепившая экономическую мощь и авторитет папства. Клюнийские реформаторы выступали против светской инвеституры церковных иерархов, которая делала их вассалами государей и неподконтрольными папству; они осуждали симонию, превращавшую церковь, по образному выражению папы Григория VII (1073—1085), в проститутку на службе дьявола; они бичевали распущенность нравов и жажду мирских богатств клириков и монахов, требовали реформы монастырей на основе строгого устава и независимости их от светских властей и местной духовной власти, соблюдения монахами безбрачия, отказа от личной собственности, смирения и послушания.
Клюнийскую реформу поддержала феодальная знать, стремившаяся в свою очередь подчинить своему влиянию монастыри. В результате многие реформированные монастыри оказались в зависимости от местных феодальных сеньоров, одаривавших их землями и деньгами. В то же время были созданы и новые монашеские ордена — цистерианский и картезианский, с очень строгими уставами.
Но какие бы строгие нормы поведения ни устанавливались монахам, какими бы карами ни угрожала им церковь за «моральное разложение», они оказывались неспособными быть исключением из общего церковного правила, не-

70


способными преодолеть свои «плотские слабости». Теологи, пытаясь объяснить такого рода явления, утверждали, что виной всему — козни могущественных демонов. Коварные махинации этих врагов бога и человеческого рода подробно описал один аббат XIII в. Едва колокол, рассказывал аббат, призывает монастырскую братию к обедне, как демоны погружают ее в сон. Монахи бессильны сопротивляться, ибо ночью те же демоны мешали им спать. Результат: братия проводит ночи без сна и храпит в церкви во время богослужения. Столь же печально кончаются и другие благие затеи. Взялся аббат читать поучительное сочинение; предвидя козни лукавого, он высвободил из-под рясы руку и держал ее на холоде, чтобы не заснуть. Но дьявол стал подобно блохе кусать руку аббата, вынудив ее спрятать обратно под рясу. Сие имело гибельные последствия: аббат согрелся и уснул. Особую энергию проявлял бес, когда монахи принимались за работу. Нечистый хватал их за руки и за ноги, парализовывал, поэтому они не могли двинуться с места и сидели праздные. Изобретательности дьявола не было границ: когда монахи садились за стол, он побуждал их наедаться до того, что их тошнило, а по большим праздникам, когда за столом подавали вино, они напивались до бесчувствия. «Обыкновенно думают,— писал этот благочестивый аббат,— что всякого человека мучает только один демон: глубокое заблуждение. Вообрази, что ты погружен в воду с головой; вода над тобой, под тобой, направо, налево: вот точное изображение злых духов, которые нас окружают и осаждают со всех сторон. Они бесчисленны, как те пылинки, которые мы видим в солнечном луче; весь воздух наполнен ими» '.
Но если сила дьявола была столь велика, что служители бога пасовали перед ней, не означало ли это, что они сами превращались тем самым из служителей господа в слуг властелина преисподней и что молитва в их устах теряла свою силу?' Еретики отвечали на этот вопрос утвердительно и требовали истребления сатанинского церковного воинства. В ответ папство сочинило доктрину, согласно которой священные таинства сохраняют свою силу независимо от того, отпускаются ли они грешными или праведными священниками. И хотя эта доктрина оправдывала церковных фарисеев, она все-таки практически была принята верующими, как и многие другие церковные доктрины, отменяв-
' Покровский М. Средневековые ереси и инквизиция.— Книга для чтения по истории средних веков. М., 1897, вып. 2.

71


шие основные положения раннего христианства. Церковь добивалась этого отчасти принуждением, силой навязывая верующим свою волю; но нельзя отрицать и того, что подобного рода доктрина, потворствовавшая порокам, привлекала и определенный контингент верующих. Церковь учила, что грешник может «спастись» при помощи святых таинств — магических действий — молитвы, причащения, исповеди, якобы обладающих сверхъестественной силой, что вполне устраивало власть имущих.
Другим мероприятием, притупившим на некоторое время оппозицию к церкви со стороны народных низов, явились крестовые походы, которые были направлены как на Восток под предлогом освобождения «гроба господня», так и против еретиков в странах Европы.
В крестовых походах приняла участие не только масса охочего до грабежа рыцарства, но и многие тысячи бедняков и страждущих, уверовавших словам папы Урбана II, зачинателя первого похода, сказанным им на Клермонском соборе: «Иерусалим — это пуп земель, земля плодоноснейшая по сравнению со всеми остальными, она словно второй рай... Кто здесь горестен и беден, там будет радостен и богат» '. Папы всем участникам крестовых походов отпускали грехи, предлагали, как говорил Григорий VII, «малым трудом обрести вечное блаженство».
Несомненно, что с точки зрения домогательств папского престола на господство в первую очередь в пределах тех европейских стран, где преобладал католицизм, крестовые походы явились просто гениальной находкой. Под знаменем освобождения гроба господня папа римский мог выступать в роли объединителя всех христианских властелинов; в крестовые походы можно было направить феодальную вольницу, опустошавшую сельские местности, а вместе с нею и всех беспокойных, нетерпеливых, жаждущих земных богатств. В случае поражения наместник Петра лишился бы всего лишь своих реальных и потенциальных соперников и врагов; победа же над неверными сулила ему несметные богатства и славу в веках.
Крестовые походы, в особенности первые, способствовали укреплению авторитета папства, порождали иллюзии в его способность облегчить муки страждущих и бедствующих, вновь вселяли во многих веру в «милленниум». Хотя эти надежды и мечты в значительной степени рассеялись после первого же крестового похода, когда выяснилось, Заборов М. А. Папство и крестовые походы. М., 1960, с. 41.
72


что на нем наживаются только церковная иерархия и верхушка крестоносцев, идея освобождения гроба господня еще долго приносила папству не только материальные, но и духовные дивиденды.
Все же крестовые походы, как и клюнийская реформа, только временно притушили начавшееся было разгораться в XI в. пламя всеобщего недовольства существующим религиозно-социальным порядком. Под пеплом продолжали тлеть угли, и достаточно было сильного порыва ветра, чтобы костер запылал с еще большей, чем прежде, силой.
Новая опасность возникла там, где ее меньше всего ждали: в среде теологов. Теоретиком нового движения стал Петр Абеляр (1079—1142), парижский теолог, современник первого крестового похода, а его «практиком» — ученик и последователь Абеляра — Арнольд Брешианский (1100—1155).
Абеляр в своем сочинении «Да и нет» (1122) и других произведениях впервые делает попытку подвергнуть рациональной критике церковное учение, вскрывая заключающиеся в нем противоречия. Он выдвигал разум на первый план и провозгласил право верующих подвергать критике церковные авторитеты. По словам одного современника, французский философ не желал веровать в то, что он не «расколол» предварительно рассудком.
Во взглядах Абеляра папство и его сторонники в лице главного оппонента и врага Абеляра аббата Бернара Клервоского усмотрели потрясение основ самой веры. В одном из своих доносов в Рим на Абеляра Бернар Клервоский писал, что «он высказывается нечестиво по отношению к небесам; он подрывает нерушимость веры и чистоту церкви; он преступает пределы, которые положили наши отцы, когда пишет и рассуждает о вере, о таинствах и о святой троице... В своих книгах он проявляет себя творцом лжи и создателем превратных догматов и выказывает себя еретиком не столько в заблуждениях, сколько в упорной защите ошибок. Он является человеком, преступающим веру свою и уничтожающим силу христова креста в мудрости слова» '.
Характерно, что Бернар Клервоский, стремясь скомпрометировать своего противника, приписывает ему осужденные церковью воззрения ересиархов Ария, Пелагия и Нестория. Впоследствии инквизиция часто будет применять этот испытанный прием, при помощи которого обвиняемый
' Абеляр П. История моих бедствий. М., 1959, с. 137.
73


превращался в последователя самых разнородных ранее осужденных церковью учений, о существовании которых он зачастую даже не подозревал.
Два французских поместных собора — Суассонский (1121) и Сансский (1140) —осудили Абеляра. Папа Иннокентий II приговорил его как еретика к «вечному молчанию», к заточению в монастырь и приказал предать огню его книги, «где бы таковые ни были найдены» ).
Лекции Абеляра по богословию, которые он читал в Париже и во время которых излагал свои «крамольные» взгляды, так же как и его произведения, пользовались неизменным успехом. Абеляр был кумиром университетской молодежи в Париже, у него насчитывалось много последователей. Самым талантливым из них, пожалуй, был итальянец Арнольд Брешианский. У себя на родине он выступал с резкой критикой церковной иерархии. Латеранский собор в 1139 г. осудил его и вынудил покинуть родной город. Спасаясь от преследований, Арнольд едет во Францию, Швейцарию, Германию. В 1145 г. он появляется в Риме, где вскоре возглавляет антипапскую республику, возникшую двумя годами раньше. Арнольд требовал лишения папы светской власти, конфискации церковной собственности в пользу коммун, обличал преступления папства и феодальной знати, бичевал высшее духовенство, требовал реформы церкви, упразднения епископата, лишения духовенства собственности. Папа Адриан IV наложил на Рим интердикт, что вынудило Арнольда покинуть город. Схваченный в плен императором Фридрихом I Барбароссой, Арнольд Брешианский был выдан папе и по его приказу повешен. Но папе показалось этого мало: он повелел сжечь труп казненного и выбросить пепел в Тибр.
Такого рода расправы были проявлением страха, который испытывали папы римские перед теми, кто оспаривал их авторитет и подвергал их критике с позиций первоначального христианства.
В XII столетии становится обычной для церкви практикой расправляться со своими идеологическими противниками насильственными средствами — предавать их пыткам, поруганию, лишать жизни. Но такого рода расправы учиняются только над наиболее опасными для церкви противниками и еще не носят всеобщего характера, т. е. не применяются пока что ко всей массе еретиков. Однако бессилие церкви справиться с растущими оппозиционными
' Абеляр П. История моих бедствий, с. 153—154.
74

ЭТА «НЕИСТРЕБИМАЯ МЕРЗОСТЬ»...

В последней четверти XII в. центром еретических движений становится Южная Франция, где города высвободились из-под феодальной зависимости еще в прошлом столетии.
«В Лангедоке,— указывает К. Маркс,— держались остатки римских городских прав и муниципального управления; как раз города, пострадавшие потом всего больше от жестокого преследования еретиков, {здесь} не были так разъединены, как немецкие и итальянские, и не так были отрезаны от деревни; они были также защищены от сеньеров... Даже в Тулузе, резиденции могущественного графа, управляли независимый магистрат и свободный комитет горожан... В таком цветущем состоянии была южная Франция от Альп до Пиренеев» '.
Именно в городах этой «обетованной земли» получили наибольшее распространение различные еретические учения, в первую очередь учение катаров, на подавление которых официальная церковь мобилизовала все свои могущественные силы...
Термин «катары» появляется в первой половине XI в. Вскоре он становится синонимом еретика вообще. Об учении катаров с достоверностью нам мало что известно. Их писания были почти полностью уничтожены церковниками. Что же касается церковных источников, то в них больше клеветы и вымысла, чем достоверных фактов. Если судить только по ним, то приходится сделать вывод, что папство осуждало ереси, не имея точного представления о их содержании. Католический богослов Шэннон, изучавший папские источники, относящиеся к средневековым ересям, отмечает, что они дают только «крайне схематическое и
' Архив Маркса и Энгельса, т. V, с. 232—233.
75


неудовлетворительное» представление о еретических учениях этого периода '.
Судя по тем скудным данным, которыми мы располагаем, катары выступали против официальной церкви с позиций первоначального христианства. Некоторые черты их учения напоминали манихейство, поэтому церковники именовали катаров неоманихеями. Как и последние, катары считали, что добро (бог — творец невидимого, идеального справедливого мира) и зло (дьявол — создатель всего материального) являются извечными началами. Тело
создано дьяволом, в нем, как в темнице, заключена душа, творение бога.
Катары считали, что все зло на земле — всякого рода притеснения, несправедливости, социальное неравенство — вызвано дьяволом, а так как церковь оправдывала господствующий несправедливый строй, то она являлась пособницей и соучастницей преступлений князя преисподней. Катары делились на наставников — «совершенных» и просто верующих. Первые должны были являть собой пример евангельских добродетелей. Они отрицали частную собственность, не признавали церковной обрядности, культа- и иерархии, выступали за строгое соблюдение обета целомудрия.
Праведный образ жизни «совершенных», контрастирующий с разнузданными нравами, страстью к обогащению, свойственными церковникам, был лучшей формой наглядной агитации в пользу нового вероучения. Новая ересь, возрождавшая на практике идеалы первоначального христианства, привлекала городских плебеев и крестьян, искавших избавления от непосильных феодальных повинностей. Катары обязывались не убивать, не лгать, воздерживаться от клятв. При посвящении они давали еще одно важное обязательство: не отрекаться от своей веры «из страха воды, огня или любого другого вида наказания». Попав в руки своих противников, они мужественно отстаивали свои взгляды и спокойно всходили на костер.
Рядовым катарам, «верующим», было дозволено пользоваться мирскими благами, сохранять семью и собственность, однако «спастись», обрести царство небесное они могли лишь, перейдя в разряд «совершенных». Для этого «совершенные» совершали обряд «утешения» (consolomentum) над «верующими».
«Совершенных» даже в период наибольшего влияния
Shannon А. С. The Popes and Heresy in the thirteenth century, p. 8.
76


катаров насчитывалось всего около 4 тыс. человек, но это были подлинные вожаки, фанатики, оказывавшие огромное влияние на своих последователей.
Когда началась борьба с катарами, церковники с особым ожесточением преследовали «совершенных», уничтожение которых лишало рядовых катаров «утешения», а значит, и «спасения».
Наряду с катарами большое распространение во Франции, Швейцарии, Италии получило вальденское учение, основателем которого был лионский купец Пьер Вальдо, находившийся под влиянием Арнольда Брешианского. Первая вальденская община возникла в 1176 г., ее участники вначале были известны как «лионские бедные».
Церковь опасалась еретиков в первую очередь потому, что их учение привлекало народные низы. По свидетельству современников. Монеты из Кремоны, «среди бедняков было много таких, которые умирали с голода и которых приводили в ужас и возмущение несметные богатства церкви. С напряженным вниманием и с внутренним волнением слушали они «слово божье», исходившее из уст еретиков, требовавших отказа церкви от мирских наслаждений и возврата к временам, когда бедность считалась величайшей добродетелью. Что же удивительного в том, что городская голь шла в секту катаров и другие еретические секты и пополняла их ряды свежими силами» '.
На юге Франции, в Лангедоке, новых еретиков поддерживало и дворянство, не желавшее уступать свои права и вольности церковным иерархам. Церковная иерархия, претендовавшая на львиную долю доходов от торговли и ревностно накапливавшая сокровища, вызывала возмущение также ремесленников и торговцев. Катары, осуждавшие тунеядство церковников и призывавшие их к отказу от мирских богатств, находили поддержку во всех слоях общества.
Вот почему попытка церковников расправиться с катарами «мирными» средствами — отлучениями и анафемой (что не исключало и физической расправы над ними) — не приносила желательного результата. Напрасно громили их в своих проповедях преданные папскому престолу проповедники, напрасно этих «новых манихеев» отлучали вселенские и поместные соборы. Число их сторонников непрестанно росло. Шэннон пишет по этому поводу: «Политика, основанная на предпосылке, что большинство ере-
' Лозинский С. Г. История папства. М„ 1961, с. 151—152.
77

тиков были простаками, впавшими в ересь по неведению, и что проповедь верного учения церкви быстро образумит их и вернет к вере их отцов, была осуждена на провал, ибо опыт показал необоснованность этих надежд. Определенные действия папства, направленные на преодоление пороков церковной иерархии и клира в зараженных ересью районах, совершались слишком поздно и в ничтожных масштабах, чтобы помочь беде»'.
Еще Бернар Клервоский настойчиво ратовал за физическое истребление непокорных еретиков при помощи свет ской власти.
По Бернару, церкви следует отыскивать и изобличать еретиков, а по ее указанию светской власти их уничтожать. Если светская власть повинуется велениям церкви по борьбе с еретиками, то она тем самым признает над собой главенство церкви и папского престола.
Требуя от светской власти преследования еретиков, Бернар одновременно отстаивал право папского престола владеть обоими мечами — духовным и материальным. Хотя папа уступает второй из них светской власти, он, по слов.ам Бернара, сохраняет за собой право использовать его там и тогда, где и когда сочтет это нужным 2.
Как следует из программы Бернара, принятой на вооружение средневековыми папами, преследование еретиков являлось одним из непременных условий подчинения светской власти папству. Это помогает уяснить место и значение будущей инквизиции в общей политике папского престола. Создавая инквизицию, папство надеялось, в частности, использовать ее для упрочения своих позиций по отношению к светской власти.
Первая попытка мобилизовать церковь на искоренение ереси, пустившей глубокие корни в Лангедоке, путем массового истребления вероотступников была предпринята папой Александром III на III Латеранском соборе в 1179 г. Кроме обычных уже в таких случаях анафем в адрес вероотступников, собор впервые объявил крестовый поход против них. Собор обещал отпущение грехов на два года всем участникам похода и «вечное спасение» тем, кто погибнет в борьбе с еретиками. Руководство этим походом было поручено аббату Генриху Клервоскому, возведенному по-этому случаю в кардинальское звание. Этот первый по-
' ShannonА. С. The Popes and Heresy in the thirteenth century, p. 24. 2 См.: Сидорова И. А. Очерки по истории ранней городской культуры во Франции. М., 1953, с. 135.

78


ход против альбигойцев (так стали именовать одну из ветвей ереси катаров и прочих еретиков, твердыней которых в Лангедоке был г. Альби) привлек сравнительно небольшое число участников. Опустошив несколько областей Лангедока, воинство Генриха разъехалось по домам, а он сам вернулся в Рим участвовать (вследствие смерти Александра III) в избрании нового папы.
Им стал Луций III (1181—1185), такой же сторонник беспощадных мер против еретиков, каким был и его предшественник. Новый папа созвал собор в Вероне в 1184 г., на котором огласил буллу об искоренении различных еретических учений (Ad abolendam diversarum haeresum pravitatem). Булла предписывала епископам подвергать еретиков высылке, конфисковывать их имущество и осуждать их на «вечное бесчестие». Она призывала очистить католические кладбища от якобы осквернявших их останков еретиков. Хотя булла и не призывала к физическому истреблению вероотступников, она все же преследовала именно эту цель. Подразумевалось, что еретики окажут сопротивление булле, превратившись тем самым в бунтовщиков, а это даст повод светским властям истребить их. Веронский собор одобрил буллу Луция III, которому удалось также заручиться поддержкой императора Фридриха I Барбароссы, обещавшего выполнять указания папских легатов по борьбе с вероотступниками. Стали преследовать еретиков и в Арагонском королевстве. Булла Луция III, как и решения Веронского собора, служила «законным» основанием различным монархам и епископам для грабежа еретиков под видом искоренения ереси.
В 1194 г. правителем графства тулузского, расположенного на территории Лангедока, стал Раймонд VI, относившийся с большой симпатией к катарам и оказывавший им покровительство. Не располагая поддержкой светских властей, местная католическая иерархия была не в состоянии успешно бороться с катарами. Требовались более энергичные действия, чтобы покончить с этой опасностью. Их мог предпринять только решительный и фанатично настроенный папа. Именно таким оказался Иннокентий III, избранный на папский престол в 1198 г.
Родом из графской семьи, обладавшей обширными земельными владениями близ Рима, Иннокентий III получил высшее образование в Болонском и Парижском университетах. Результатом его схоластических штудий был трактат «О презрении к миру и о бедственном состоянии человека», в котором он пытался доказать, что все классы фео-

79


дальнего общества в равной мере страдают за первородный грех. Весьма реалистическое описание страданий эксплуатируемых феодалами крестьян показывает, что автор хорошо был знаком с окружавшей его действительностью. Он писал: «Холоп вечно служит, терпит угрозы, обременяется барщиной, удручается побоями, лишается своего достояния; если нет у него своего добра, то его принуждают приобретать, а если есть какое-либо имущество, то его у него отнимают. Виноват господин — холоп за него отвечает, а виноват холоп — пеня с него идет в карман господину» '.
Иннокентий III проявил себя как сторонник крайних притязаний папства. Об этом он дал знать при своем посвящении в папы, избрав для проповеди библейский текст: «Смотри, я поставил тебя в сей день над народами и царствами, чтобы искоренять и разорять, губить и разрушать, созидать и насаждать». Себя Иннокентий именовал «царем царей — владыкой владык, священником во веки веков по чину Мельхиседека». Это он является изобретателем нового папского титула — «наместника Иисуса Христа на земле».
Став папой в 38-летнем возрасте, Иннокентий III развил кипучую деятельность, цель которой была превратить папский престол в вершителя судеб всего христианского мира. Он заключал союзы с монархами, отлучал неугодных, интриговал, увещевал, взывал, агитировал, рассылая ежегодно сотни посланий церковным иерархам и светским государям; его легаты, облеченные неограниченными полномочиями, терроризировали многие районы Италии, Германии и Франции. Короли Англии, Арагона, Болгарии и Португалии признавали себя его вассалами.
Иннокентий III был инициатором 4-го крестового похода, участники которого вместо «освобождения гроба господня» опустошили христианскую Византию, захватили и разграбили Константинополь (1204). Иннокентий III одобрил в 1202 г. создание ордена меченосцев и благословил их на завоевание Ливонии, а в 1215г. призвал немецких рыцарей к крестовому походу на пруссов. Наконец/это он отдал приказ приступить к новому крестовому походу против альбигойцев, положив начало массовому и систематическому уничтожению верующих, религиозные взгляды которых расходились с официальной доктриной церкви. Многие исследователи именно его считают основателем инквизиции.
' Герье В. И. Папа Иннокентий III.— Книга для чтения по истории средних веков, с. 385—386.

80


Вступив 22 февраля 1198 г. на престол, Иннокентий III уже в апреле направляет во Францию эмиссаров Рэнье и Ги с полномочиями организовать преследование катаров. В инструкции им папа приказывал: «Употребляйте против еретиков духовный меч отлучения, и если это не поможет, то употребляйте против них железный меч» '. Однако папским эмиссарам не удалось добиться каких-либо существенных успехов, так как светские власти явно препятствовали их деятельности. В 1202 г. папских эмиссаров заменили цистерцианские монахи Петр Кастельно и Арнольд Амальрик, которым было дано полномочие «разрушать повсюду, где были еретики, все, подлежащее разрушению, и насаждать все, подлежащее насаждению». Им в помощь были направлены проповедники из Испании, среди которых выделялся своим рвением августинский монах Доминик де Гусман (1170—1221), будущий основатель ордена доминиканцев. Папские легаты обещали сеньорам и французскому королю за участие в репрессиях против еретиков имущество последних и прощение всех грехов. В личном послании французскому королю Филиппу-Августу папа призывал его поднять меч на «волков, опустошающих
стадо господне».
Преданные папскому престолу монахи, подражая своим противникам, босые и в лохмотьях бродили по Лангедоку, призывая население к расправе над еретиками. Однако их усилия не приносили результатов. Французский король не решался вторгнуться во владения графа Тулузского, а местное население хотя и не препятствовало выступлениям папских агентов, но и не оказывало им активной поддержки. Папские легаты приходили в отчаяние. Петр де Кастельно говорил: «Я знаю, что дело Христа не преуспеет в этой стране до тех пор, пока один из нас не пострадает за веру» 2. Его слова оказались пророческими.
Кастельно отлучил графа Раймонда от церкви за нежелание сотрудничать в преследовании еретиков. В ответ один из приближенных Раймонда убил папского легата. Это случилось 15 января 1208 г., а уже 10 марта Иннокентий III обратился с поджигательским посланием к верующим христианского мира, призывая к мщению, к крестовому походу против графа Раймонда и его подданных. В по-
' Vacandard E. The Inquisition. A critical and historical study of the coercive power of the church, p. 44.
2 Покровский М. Средневековые ереси и инквизиция.— Книга для чтения по истории средних веков, с. 669.

81


слании пайа писал: «Объявляем по сему свободными от своих обязательств всех, кто связан с графом Тулузским феодальною присягою, узами родства или какими другими, и разрешаем всякому католику, не нарушая прав сюзерена (т. е. французского короля), преследовать личность сказанного графа, занимать его земли и владеть ими. Восстаньте, воины Христовы! Истребляйте нечестие всеми средствами, которые откроет вам бог! Далеко простирайте ваши руки и бейтесь бодро с распространителями ереси; поступайте с ними хуже, чем с сарацинами, потому что они сами хуже их. Что касается графа Раймонда... выгоните его и его сторонников из их замков, отнимите у них земли для того, чтобы правоверные католики могли занять владения еретиков» '. Иннокентий пытался объяснить, почему «всемогущи-й» бог нуждается в воинстве для расправы с еретиками. «Помните, что ваш создатель, сотворив вас, не нуждался в ваших услугах. Но хотя он прекрасно может обойтись без вашей помощи и теперь, все же ваше участие поможет ему действовать с большим успехом, так же как ваше бездействие ослабит его всемогущество» 2. Участникам похода папа обещал не только прощение грехов, но и нечто более существенное: освободить от уплаты процентов по долгам, пока они будут участвовать в войне с еретиками.
На этот раз Иннокентию III удалось собрать в Северной Франции армию из всевозможных авантюристов, охочих до чужого добра, во главе с Симоном де Монфором. Не решаясь на войну с Монфором или рассчитывая обмануть его, Раймонд проявил раскаяние: по требованию папского легата он сдал без боя крестоносцам семь важнейших крепостей и обещал выполнять все требования Иннокентия III. Его заставили явиться в Сен-Жиль, город, где был убит Кастельно, и предстать обнаженным до пояса перед папским легатом, который встретил его в окружении епископов и при большом стечении народа на паперти местного собора. Легат петлей надел на шею Раймонда епитрахиль и ввел его как бы на поводу в собор, в то время как присутствовавшие били прутьями по плечам и спине кающегося вельможу. У алтаря ему дали прощение, вслед за этим заставили спуститься в склеп и поклониться гробнице Петра де Кастельно, душа которого, как утверждали
' Покровский М. Средневековые ереси и инквизиция, с. 670. 2 Vaux-de-Cernay P. Histoire Albigensis. Nouvelle traduction par P. Guebin et H. Maisonneuve. Paris, 1951, p. 31.

82


церковники, «возликовала», узрев такое унижение своего
заклятого врага.
Теперь сопротивление крестоносцам в Лангедоке возглавил племянник графа Раймонда — Роже. Против него двинулось из Лиона огромное войско крестоносцев из 20 тыс. всадников и 200 тыс. пеших воинов, напутствуемое очередным посланием кровожадного Иннокентия III. «Вперед, храбрые воины Христа! Спешите навстречу предтечам Антихриста и низвергните служителей ветхозаветного змия. Доселе вы, быть может, сражались из-за преходящей славы, сразитесь теперь за славу вечную. Вы сражались прежде за мир, сражайтесь теперь за бога. Мы не обещаем вам награды здесь, на земле, за вашу службу богу с оружием в руках; нет, вы войдете в царство небесное, и
мы уверенно обещаем вам это».
Сея по дороге смерть и не встречая решительного сопротивления со стороны катаров (им было запрещено убивать), крестоносцы захватили один из их укрепленных пунктов — г. Безье, сожгли его и вырезали всех его 60 тыс. жителей. Когда крестоносцы спрашивали папского легата Арнольда Амальрика, как отличать еретиков от правоверных католиков, тот отвечал: «Бейте их всех, господь узнает
своих!»
Симон де Монфор проявлял к своим жертвам не меньшее «милосердие». Он не щадил даже тех, кто выражал желание вернуться в католицизм. Приказав казнить одного такого отступника, Монфор заявил: «Если он лжет, это ему послужит наказанием за обман, а если говорит правду, то он искупит этой казнью свой прежний грех».
Вслед за Безье настал черед Каркассона, где Роже сосредоточил свои главные силы. Крестоносцы осадили город, в котором укрылись тысячи людей из окрестных селений. Каркассон был хорошо укреплен. Крестоносцы решили действовать хитростью. Они предложили Роже начать переговоры о мире, а когда он явился в их лагерь, предательски схватили его и вскоре объявили, что он «умер от дизентерии». Оставшись без вождя, осажденные приняли условия крестоносцев: покинуть город — мужчины в штанах, женщины в рубашках. Ворвавшись в Каркассон, «храброе христианское воинство» разграбило город.
Обо всех злодеяниях крестоносцев рассказывают сами участники этих злодеяний. Отрицать приводимые факты клерикальные историки не в состоянии. Зато они не скупятся на соответствующего рода комментарии. Вот, например, как рассуждает по поводу «подвигов» крестоносцев в

83


Лангедоке Шэннон: «Это был жестокий век, и в армии крестоносцев отсутствовал даже минимум дисциплины и порядка, свойственных феодальным ополчениям. В результате, когда это воинство ворвалось с севера в города Лангедока, нельзя было ожидать от военных командиров, чтобы они направляли свои стрелы только на одних «совершенных». Таким образом, слишком часто правоверные католики гибли вместе с еретиками. Хотя личные или даже групповые трагедии в этих условиях были понятны, однако подавление, грабеж и убийства правоверных взывали к решительному осуждению и понтифики громко протестовали против таких эксцессов» '.
Как следует из комментария Шэннона, зверства крестоносцев в Лангедоке были вызваны «объективными условиями», римские же папы осуждали эксцессы, правда, если они касались только правоверных католиков. Но, спрашивается, кто организовал крестовый поход против альбигойцев, как не папа римский? Кто призывал в течение двадцати лет крестоносцев огнем и мечом искоренять еретиков и обещал им за это царство небесное, как не папы римские? Разве не римские понтифики, не церковь в целом несет ответственность за геноцид, совершенный крестоносцами в Лангедоке по отношению к катарам?
Вскоре после падения Каркассона среди крестоносцев начались раздоры на почве дележа награбленного. Часть из них покинула Лангедок, вернувшись восвояси. Чтобы удержать в Лангедоке Монфора, Иннокентий обещал наделить его частью владений графа Тулузского и приказал церковникам передавать ему конфискованные у еретиков ценности. Не довольствуясь этими подачками, Монфор, под видом искоренения ереси, продолжал грабить города и селения Лангедока.
Между тем Раймонд укрепился в Тулузе, откуда вел сложную игру с Иннокентием III. Последний настаивал, чтобы граф самолично искоренял ересь, угрожая в противном случае лишить его всех владений и самого привлечь к суду как еретика. Раймонд обещал, но рвения в преследовании еретиков по-прежнему не проявлял. По приказу папы Монфор попытался было взять Тулузу, но потерпел поражение. Раймонду удалось заручиться поддержкой короля Петра Арагонского, которому было выгодно сохранение тулузского графства в качестве буфера между его владениями и владениями французского короля. Послед-
Shannon A. С. The Popes and Heresy in the thirteenth century, p. 45.
84


ний в свою очередь не сидел сложа руки, активно помогая Монфору, которому удалось в конце концов нанести поражение Раймонду и вынудить его бежать в Англию. Петр Арагонский погиб в одном из сражений.
Наконец Иннокентий III мог считать себя победителем. Он расправился с катарами и их покровителями в Лангедоке. В папских владениях он также навел «порядок», очистив их от патаренов и подчинив своим ставленникам непокорные коммуны, оказывавшие покровительство еретикам. Тысячи еретиков были изгнаны из городов, лишились имущества и средств к существованию, многие упорствующие были казнены...
И все же эти успехи не могли скрыть пороков, продолжавших разъедать и подтачивать организм католической
церкви.
Иннокентий III созвал для обсуждения церковных дел XII (IV Латеранский) вселенский собор. Он открылся в Риме в 1215 г. Кроме патриархов захваченных крестоносцами Константинополя и Иерусалима в соборе участвовали 71 митрополит, 412 епископов, более 800 аббатов и приоров, множество уполномоченных от отсутствовавших прелатов. На нем присутствовали представители многих европейских монархов. Тайно явились на собор граф Тулузский и его сын Раймонд Младший, надеясь вымолить у Иннокентия III и соборных отцов прощение и возвратить себе хоть часть своих владений.
Повестка дня собора предусматривала обсуждение следующих вопросов: отнятие св. Земли у неверных, церковная реформа, злоупотребления духовенства и как с ними бороться, искоренение ереси и умиротворение душ. Собор окончательно лишил Раймонда его владений, обещав частично их вернуть сыну, если он «будет того достоин».
Собор принял постановление о борьбе с ересью (канон 3), обязывавшее светские и церковные власти неустанно преследовать еретиков. Вот текст этого документа, послужившего юридическим основанием для учреждения
инквизиции: «Мы отлучаем и предаем анафеме всякую ересь, выступающую против святой веры, ортодоксальной и католической... Мы осуждаем всех еретиков, к какой бы секте они ни принадлежали; разные по обличию, все они связаны между собой, ибо тщеславие всех их объединяет. Все осужденные еретики должны быть переданы светским властям или их представителям для понесения достойного наказа-

85


ния. Клирики будут предварительно лишены сана. Собственность осужденных мирян будет конфискована, клириков же — поступит в пользу той церкви, которая платила им жалованье. Просто подозреваемые в ереси, если они не смогут доказать своей невиновности, опровергнуть выдвигаемых против них обвинений, будут подвергнуты анафеме. Если они пребудут под анафемой год и своим поведением за этот срок не докажут своей благонадежности, то пусть их судят как еретиков. Следует предупредить, вызвать и в случае надобности заставить наложением канонических наказаний светские власти, какое бы положение они ни занимали, если они хотят быть верными церкви и считаться таковыми, сотрудничать в защите веры и изгонять силой из подвластных им земель всех еретиков, объявленных таковыми церковью. Впредь всякий при вступлении на светскую должность должен будет дать такое обязательство под присягой. В том же случае, если светский правитель, которого церковь предупреждала и от которого она требовала принять меры против еретиков, не проявит должного рвения в очищении своих земель от этой заразной ереси, то таковой правитель будет наказан митрополитом или его заместителем отлучением. Если он в течение года не исправится, то о нем будет доложено правящему понтифику на предмет, чтобы папа освободил его вассалов от подчинения ему и объявил его земли свободными для занятия правоверными католиками, которые, после изгнания еретиков, вправе завладеть ими, чтобы обеспечить на них чистоту веры. Если правитель не окажет сопротивления и не будет препятствовать этим действиям, то права на эти земли будут за ним сохранены. Это же правило будет применено к тем областям, которые не имеют правителя. Католики, участники крестовых походов против еретиков, будут пользоваться такими же индульгенциями и святыми привилегиями, как и те, кто оказывает помощь в освобождении св. Земли.
Всех, кто разделяет веру еретиков, дает им пристанище, помогает и защищает их, мы предаем отлучению и объявляем, что если они в течение года не откажутся от своих пагубных взглядов, то будут автоматически (ipso facto) объявлены бесчестными и лишены права занимать какие-либо публичные или выборные должности, быть избираемыми на эти должности, а также лишены права выступать в роли свидетелей. Кроме того, они будут лишены права завещать и наследовать. Все освобождаются от каких-либо обязательств по отношению к ним, в то время как их обязатель-

86


ства по отношению к третьим лицам сохраняются... Что касается тех, кто ослушается приказов церкви и будет поддерживать с еретиками связи, то он будет отлучен до тех пор, пока не исправится. Клирики откажут этим прокаженным в причащении, не разрешат предавать их христианскому погребению, отвергнут их подаяния и пожертвования, а если не сделают этого, то сами будут лишены своих должностей, которые могут быть им возвращены только после особого помилования святым престолом... Кроме того, каждый архиепископ и епископ, или лично, или через архидиакона или другое доверенное лицо, обязан посещать раз или два раза в году свою епархию, если известно, что в ней укрываются еретики; там он, если сочтет нужным, под присягой обяжет трех или больше заслуживающих доверия лиц обследовать все население и донести епископу о тех, кто является еретиками, участвует в секретных сборищах и отходит в своей жизни от обычаев, свойственных поведению верующих. Пусть епископ вызовет к себе обвиняемых, и если они не смогут оправдаться от выдвинутых против них обвинений или вновь совершат прежние ошибки, то следует применить к ним канонические наказания. Любой, кто нарушит в преступном упорстве данную им присягу или откажется присягать, будет объявлен еретиком. Мы желаем, объявляем и приказываем всем епископам, обязанным повиноваться согласно их обету строгого послушания приказам церкви, внимательно следить за осуществлением этих мер в их епархиях, если они желают избежать канонических наказаний. Если епископ проявит небрежность или любую медлительность в искоренении в своей епархии еретического брожения, признаки которого налицо, то он будет снят с епископальной должности и заменен человеком, способным и полным рвения к искоренению ереси» '.
Это решение IV Латеранского собора имеет исключительно важное значение для установления ответственности церкви за преследование инакомыслящих. Апологеты церкви утвеждают, что физически еретиков преследовали светские власти и что, мол, церковь за это вовсе не несет ответственности. Но ведь весь смысл борьбы папского престола с графами тулузскими заключался в том, чтобы заставить их участвовать в репрессиях против еретиков. Приведенный же выше текст 3-го канона, принятого IV Латеранским собором, показывает, что церковь обязывала к этому всех светских правителей, угрожая им в противном случаеотлу-
' Цит. по: Foreville R. Latran I, II, III, et Latran IV. Paris 1965 p. 348—349.

87


чением и лишением владений. Можно ли после этого утверждать, что церковь не несет никакой ответственности за преследование еретиков светскими властями?
Собор обязал каждого верующего исповедоваться у своего приходского священника не реже одного раза в год и причащаться по крайней мере к пасхе. Не выполняющие этих обрядов прихожане объявлялись еретиками и лишались церковного погребения. Совершенно очевидно, что, принимая это решение, собор имел в виду использовать исповедь в качестве источника сведений о еретиках, а причащение — для давления на колеблющихся в вере.
На соборе обсуждались, кроме репрессивных, и другие меры по борьбе с ересью. Иннокентий III, многие церковные иерархи прекрасно отдавали себе отчет в том, что одна из причин успеха ереси заключалась в упадке морального авторитета духовенства, в частности в разложении старых монашеских орденов, на представителей которых большинство верующих смотрело как на голодных волков, охотившихся за овечками. К тому же монастыри, как правило, подчинялись больше воле местных сеньоров, чем Риму. Папский престол не мог рассчитывать на действенную помощь и поддержку таких монастырей в своей борьбе за превосходство над светской властью. Собор принял ряд постановлений, дававших папе право реорганизовать существующие монашеские ордена. Но напрашивалось и другое решение: создание новых орденов, зависящих не от местной церковной иерархии и феодальных сеньоров, а непосредственно от папского престола и выполняющих целиком и полностью его волю. И хотя собор запретил учреждение новых монашеских орденов, не успел он закончить свою работу, как в 1216 г. новый папа Гонорий III учредил «нищенствующий» орден проповедников, основателем которого был уже упомянутый нами испанский августинец Доминик де Гусман, принимавший активное участие в преследовании катаров в Лангедоке.
Доминик отличался слепой преданностью папскому престолу. Судя по всему, это был тип бездушного фанатика, готовый на любое преступление во имя торжества «святого дела». Бертран Рассел отмечает, что Доминику была свойственна только одна человеческая слабость: ему больше нравилось разговаривать с молодыми женщинами, чем со старыми '.
Доминик правильно подметил, что сила катаров заклю-
' См.: Рассел Б. История западной философии. М., 1959, с. 469.

88


чалась, в частности, в том, что они обладали забытым церковниками даром проповеди и к тому же знали назубок церковные тексты, давно позабытые клириками. Он задумал создать орден, члены которого посвятили бы себя исключительно выявлению и разоблачению еретиков и защите папского престола от их критики. Члены ордена приняли в качестве формы белое одеяние и сандалии на босую ногу. Внешне они стали походить на «совершенных» катаров. Доминиканцы давали обет бедности, что должно было способствовать укреплению их авторитета среди верующих. Орден был построен наподобие строго централизованной военной организации во главе с генералом, подчиненным непосредственно папе римскому. Эмблемой ордена была собака с пылающим факелом в зубах. Доминиканцы называли себя «псами господа» (Domini canes), что было созвучно имени основателя их ордена. Вскоре после учреждения ордена доминиканцы прибрали к рукам французские и итальянские университеты.
Доминиканцы принимали активнейшее участие в подавлении еретических движений. Отмечая заслуги ордена на этом кровавом поприще, папский престол возвел Доминика в ранг святых в 1234 г., всего лишь 13 лет спустя после его смерти.
Железная дисциплина и поистине собачья преданность папскому престолу быстро превратили доминиканцев в ударную силу католической реакции. Неудивительно, что именно эта «стража Христова» (как тоже именовался доминиканский орден) возглавила инквизицию и была использована папством для проникновения в некатолические страны. В 1233 г., 17 лет спустя после основания ордена, доминиканцы уже появились на Руси, основав под Киевом свой монастырь. Вскоре они проникли в Чехию, Польшу, Прибалтику. В 1247 г. папа направил их с миссией к монгольскому великому хану, в 1249 г.— в Персию. В 1272 г. они обосновались в Китае, пробрались в Японию и другие азиатские страны. Доминиканцы проникли и в Африку, дошли до Абиссинии. В XVI в. принимали активное участие в завоевании и порабощении испанцами и португальцами Америки.
Если доминиканцы превратились в своего рода элиту католической церкви, то другой орден — францисканцев, также возникший в начале XIII в., должен был привлечь на сторону церкви плебейские элементы, проповедовать в массах смирение, покорность и любовь к страданиям. Учредителем ордена был итальянец Франциск Ассизский, в

89


миру Джованни Бернардоне (1182—1226). Его отец быд богатый торговец сукном. Бернардоне в молодости вел праздный и беззаботный образ жизни, одно время жил во Франции (отсюда его прозвище — Франциск — офранцуженный). Вернувшись в родной город Ассизе, Бернардоне решил заняться проповедью среди бедных, став на путь строгого аскетизма.
Франциск учил, что человек должен относиться к своему телу как к ослу и соответственно «подвергать его тяжелой ноше, часто бить бичом и кормить плохим кормом». Правда, перед смертью он выразил сожаление, что, «истязая себя в здоровом состоянии и в болезни, он таким изнурением согрешил против брата своего, осла». Смирение и терпение Франциск считал высшими добродетелями. Ему приписывается изречение: «Высшая радость состоит не в том, чтобы творить чудеса, излечивать хворых, изгонять бесов, воскрешать мертвых, она также не в науке, не в знании всех вещей и не в увлекательном красноречии, она — в терпении, с которым переносятся несчастья, обиды, несправедливости и унижения» '. Он призывал верующих отказаться от всякой собственности, оказывать помощь друг другу и добывать себе пропитание физическим трудом. Эта проповедь идеалов первоначального христианства, созвучная по своему содержанию еретическим учениям вальденсов, с которыми францисканцев роднило и внешнее сходство — черные или серые рясы,— вначале вызывала к Франциску настороженное отношение церковных иерархов. Но большой успех его проповеди среди населения и тот факт, что Франциск в отличие от еретиков не только не выступал с критикой официальной церкви, но, наоборот, всемерно подчеркивал свою лояльность по отношению к папскому престолу, обеспечили ему поддержку Иннокентия III, который разрешил ему основать нищенствующий орден «миноритов» (францисканцев) 2, построенный по тому же принципу, что и доминиканский. При поддержке папского престола минориты быстро превратились в международную массовую организацию, в конце XIII в. у них уже было свыше тысячи монастырей в разных европейских странах.
Папский престол оказывал всяческое покровительство
' Ли Г. Ч. История инквизиции в средние века, т. 1, с. 167. 2 В 1212 г. был основан также «второй орден» — для женщин (кларисс) и «третий орден» (терциариев), членам которого разрешалось, при соблюдении францисканского аскетического устава, жить в миру, иметь семью и не носить монашеского одеяния.

90


доминиканцам и францисканцам. Их деятельность была изъята из-под контроля местных епископов, они свободно передвигались по всему миру, заслужив название папских лазутчиков. Они могли исповедовать, накладывать и снимать эпитимии и отлучения, жить среди еретиков, притворяться такими же, если это было в интересах церкви, и т. Д. Их руководители быстро делали церковную карьеру, щедро награждались кардинальскими званиями и нередко избирались папами. Такие привилегии они заслужили тем, что «социальная» деятельность этих орденов в соединении с террористической — инквизицией, к которой оба ордена имели непосредственное отношение, несомненно способствовала в XIII в. спасению католической церкви от развала, угрожавшего ей из-за морального разложения самих церковников, антипапской политики многих королевских дворов, стремившихся освободиться от опеки церкви, и ересей, чреватых плебейской революцией.
Подвижническая прыть францисканцев, однако, оказалась столь же скоротечной, как и доминиканцев. Существуй сатана, отмечает Бертран Рассел, будущее ордена, основанного Франциском, доставило бы ему величайшее удовлетворение. Если принять во внимание личность Франциска и цели, которые он сам перед собой ставил, то нельзя представить себе итога, выглядевшего более жестокой насмешкой '. В равной степени это относится и к доминиканскому ордену.
Прошло несколько десятилетий, и у этих орденов от
нищенства осталось только униформа да название. Папские и светские дарения привели к тому, что францисканцы и доминиканцы превратились в обладателей огромной недвижимой собственности, латифундий, сокровищ. Оба ордена грызлись, соперничали между собой, что было на руку папам, ибо это позволяло им контролировать и тот и другой. В XVI в. эти ордены придут в такой упадок, что папство будет вынуждено для своего спасения создать новый, во сто крат превосходящий своих предшественников по своему коварству, ханжеству и лицемерию,— орден иезуитов.
Хотя формально богатства орденов считались собственностью папского престола и находились якобы только во временном их владении, это обстоятельство, а также участие руководителей орденов во всевозможных политических интригах в интересах власть имущих не могли не
См.: Рассел Б. История западной философии, с. 468—469.
91


вызвать со временем брожения и недовольства среди рядовых монахов. Особенно глубокие трещины появились во францисканском ордене. В отличие от доминиканцев, рекрутировавшихся из зажиточных слоев населения, большинство францисканцев составляли выходцы из плебейских низов города и деревни. В результате францисканский орден не только участвовал в подавлении «чужих» еретических движений, но вынужден был подавлять крамолу в своих собственных рядах, что делалось, как обычно в таких случаях, с еще большей жестокостью. Сам Франциск незадолго до своей смерти покинул основанный им орден, убедившись, что он пошел вовсе не по задуманному им пути. Впрочем, это не помешало папскому престолу менее чем через два года после его смерти возвести его в сонм святых.
Другим представителям францисканства так не повезло. Спиритуалов или обсервантов, как стали именовать францисканцев, придерживавшихся первоначального идеала ордена — бедности не в теории, а на практике, инквизиция преследовала как самых опасных еретиков. Им наклеивали различные еретические ярлыки, в том числе их обвиняли, что они являются последователями Иоахима Флорского, цистерцианского монаха, обличавшего в конце XII в. церковь с позиции первоначального христианства и положившего начало иоахимистской секте, осужденной XII вселенским собором.
Из рядов францисканского ордена вышла целая плеяда мыслителей: Роджер Бэкон, Дунс Скот, Уильям Оккам, Раймонд Луллий и др. Некоторые из них подвергались преследованиям со стороны церковных властей.
Вернемся, однако, к альбигойской трагедии. Итак, IV Латеранский собор не вернул Раймонду его владений в Лангедоке, хотя старый граф и его 18-летний сын — Раймонд Младший исповедовались во всех своих возможных прегрешениях и клялись, что не будут щадить еретиков. Папский престол уже не нуждался в их услугах, кроме того, землями Лангедока прочно завладели граф Монфор и его приближенные, которые, конечно, и не помышляли возвращать их своим недавним противникам.
Графам Тулузским не оставалось другого выхода, как продолжать борьбу. С Латеранского собора они направились в свои бывшие владения, где вновь подняли знамя восстания. Местное население, изнывавшее от грабежей и расправ крестоносцев, с энтузиазмом поддержало своих прежних правителей. Война Раймондов с Монфором раз-

92


горелась с новой силой. Тем временем умер Иннокентий III, его место занял папа Гонорий III, продолжавший политику своего предшественника. Хотя в ответ на призывы нового папы на подмогу к Монфору стекались банды охочих до грабежа рыцарей со всей Европы, Раймонды, опиравшиеся на народную поддержку, в течение нескольких лет удерживали Тулузу. В 1218 г. при осаде этого города Монфор был убит, а его брат и старший сын серьезно ранены. Война продолжалась с переменным успехом еще несколько лет. В 1222 г. умер Раймонд VI. Церковники отказались его хоронить. Теперь войну продолжали Раймонд VII и сын Монфора — Амори. В 1227 г. Амори призвал на помощь войска французского короля Людовика IX, обещав ему отдать свои владения. Соответствующее соглашение было подписано в том же году в r. Mo. Вмешательство Людовика IX вынудило Раймонда VII капитулировать. Мир был куплен дорогой ценой.
По Парижскому трактату 1229 г. дочь Раймонда VII, провозглашенная наследницей его владений, была выдана замуж за брата короля Людовика IX. В результате этой сделки владения Раймонда VII после его смерти должны были перейти к французской короне. Папский престол одобрил ее, добившись предварительно от Раймонда VII и Людовика IX формального обязательства преследовать ересь согласно постановлениям IV Латеранского собора, которые с весьма существенными добавлениями были приняты на поместном соборе в Тулузе в 1229 г. Эти добавления заключались в следующем: епископам вменялось в обязанность в каждом приходе назначать одного или нескольких священников с инквизиторскими функциями — разыскивать и арестовывать еретиков, хотя право суда над ними оставлялось за епископом. Добровольно раскаявшиеся еретики подлежали высылке в другие области. Для опознавания им повелевалось носить на одежде (на спине и на груди) отличительный знак — крест из цветной материи; раскаявшиеся из-за боязни смертной казни подлежали тюремному заключению «вплоть до искупления греха». Приходским священникам приказывалось выставлять на видном месте списки всех прихожан. Прихожане — мужчины с 14-летнего и женщины с 12-летнего возраста — должны были публично предать анафеме ересь, поклясться преследовать еретиков и присягнуть на верность католической вере. Присяга возобновлялась каждые два года; отказавшиеся присягать навлекали на себя обвинение в ереси. Верующим приказывалось исповедоваться трижды в

93


год — на рождество, пасху и троицын день. За выдачу еретика церковь обещала платить доносчику 2 серебряных марки в год в течение двух лет. За помощь еретикам виновник лишался имущества и передавался в распоряжение сеньора, который мог сделать с ним «что пожелает». Дом еретика сжигался, собственность его конфисковывалась. Примиренный с церковью еретик терял гражданские права, еретикам-врачам запрещалось заниматься лечебной практикой. Местные власти под страхом отлучения и конфискации имущества обязывались следить за исполнением этих решений Тулузского собора.
Наконец, следует отметить еще одно важное нововведение: верующим запрещалось иметь Библию и читать ее даже на латинском языке, что становилось прерогативой исключительно духовенства. Этот запрет церковь не замедлила распространить на верующих и других стран.
Решения Тулузского собора, включенные в Парижский трактат, представляют важный этап в своеобразной эскалации, завершением которой явилось установление постоянно действующего инквизиционного трибунала.
Крестоносцы истребили в ходе 20-летней кровопролитной войны в Лангедоке свыше миллиона мирных жителей, превратили его цветущие города и селения в руины. Катары были в буквальном смысле стерты с земли.
Но почему некоторые исследователи, подобно французу Эрнесту Форнерону, утверждают, что альбигойская война «все еще продолжается»? * Потому, что и в наше время находятся сторонники «истинной веры», которые продолжают поносить катаров, продолжают клеветать на них, стремясь таким образом оправдать их палачей и сам принцип истребления всех тех, кто оспаривает угодный им социальный порядок.
Еще церковник Вакандар в начале XX в. оправдывал истребление катаров тем, что их вероучение носило будто бы «антисоциальный» характер. Он писал: «Жестоко преследуя катаров, церковь истинно действовала в интересах общественного блага. Государство было обязано оказывать ей помощь силой, если не желало само погибнуть вместе со всем социальным порядком. Это объясняет и в известной мере оправдывает объединенные действия государства и церкви, направленные на истребление катарской ереси» 2.
' Fornairon E. Le Mystere Cathare. Paris, 1964, p. 7. 2 Vacandard ?. The Inquisition, p. 74.

94


Подобного рода оправдания убийств и разбоя, учиненного церковью и ее союзниками феодалами над катарами, раздаются и в наше время. Так, французский историк Фернан Ниэль утверждает, что доктрина катаров была «опасной, аморальной, антисоциальной», что альбигойцы были «анархистами, угрожавшими обществу», что их «истребление спасло человечество» '. Невольно возникает вопрос, а не стремятся ли благочестивые авторы подобного рода аргументацией натолкнуть своих читателей на мысль, что и сегодня можно «спасти» человечество и эксплуататорский социальный порядок, уничтожая «анархистов, угрожающих обществу»?
Кровопролитная война в Лангедоке закончилась полной победой папского престола, вынудившего светскую власть участвовать в искоренении ереси. Светская власть долго сопротивлялась этому, ибо истребление части производительного населения не было в ее интересах, однако династические соображения и стремление расширить свои владения одержали верх над соображениями морального и другого порядка. Кроме того, светские правители нашли в инквизиции инструмент, способствующий укреплению их собственного влияния.
Это понял Людовик IX, которому церковь в признательность присвоила звание «святого». Еще раньше него к такому же выводу пришел император Фридрих II (1218— 1250), внук Барбароссы.
Фридрих II был просвещенным человеком и весьма критически относился к вопросам веры. Ему даже приписывали авторство еретического памфлета «О трех обманщиках», в котором подвергались едким насмешкам Моисей, Христос и Мухаммед. Папский престол непрестанно враждовал с Фридрихом II, видя в нем серьезного соперника в борьбе за политическое влияние в христианском мире. Григорий IX (1227—1241), племянник Иннокентия III, избранный папой в 86-летнем возрасте и к удивлению всех доживший до ста лет, дважды отлучал Фридриха II от церкви.
Одолеть интриги Рима Фридрих II оказался не в силах, относительное спокойствие он купил себе обещанием расправиться с еретиками. В 1224 г. в Падуе Фридрих II огласил эдикт о борьбе с ересью, предусматривавший наказание еретиков, осужденных церковью и переданных светскому правосудию, различными карами вплоть до смертной
Niel F. Albigeois et cathares. Paris, 1955, p. 7—8.

95


казни. Светская власть обязывалась по требованию цер ковников или просто ревностных католиков арестовывать и судить всех подозреваемых в ереси. Еретики, примиренные с церковью, принуждались участвовать в розыске других еретиков; отрекшиеся от ереси под угрозой казни, а затем, по «выздоровлении», вторично впавшие в нее, осуждались вновь на смертную казнь. Оскорбление божия величества сильнее преступления оскорбления человеческого величия, гласил эдикт. Так как бог наказывает детей за грехи отцов, чтобы научить их не подражать своим родителям, то и потомки еретиков до второго поколения лишались права занимать общественные и почетные должности. Исключение делалось только для детей, сделавших донос на своих родителей.
Существенным элементом эдикта с точки зрения истории инквизиции было согласие императора оказывать всемерную поддержку и покровительство доминиканским монахам в преследовании ереси. «Мы хотим также,— заявлял император,— чтобы все знали, что мы взяли под свое особое покровительство монахов ордена проповедников, посланных в наши владения для защиты веры против еретиков, а также и тех, кто будет им помогать в суде над виновными, будут ли эти монахи жить в одном из городов нашей империи, или переходить из одного города в другой, или сочтут нужным возвратиться на прежнее место; и мы повелеваем, чтобы все наши подданные оказывали им помощь и содействие. Поэтому мы желаем, чтобы их принимали всюду с благорасположением и охраняли от покушений, которые еретики могли бы против них совершить; чтобы та помощь, в которой они нуждаются для выполнения своего дела и миссии, порученной им ради веры, была им оказана нашими подданными, которые должны арестовывать еретиков, когда они будут указаны в местах их жительства, и держать их в надежных тюрьмах до тех пор, пока они, осужденные церковным трибуналом, не подвергнутся заслуженному наказанию. Делать это надо в убеждении, что содействием этим монахам в освобождении империи от заразы новой установившейся в ней ереси совершается служба богу и польза государству» '.
Эдикт Фридриха II означал большую победу церкви, ибо распространял на всю Германскую империю сформулированное на XII вселенском соборе положение об ответ-
' Цит. по: Льоренте X. А. Критическая история испанской инквизиции, т. 1, с. 166.

96


ственности светской власти за преследование и искоренение ереси. Теперь, как отмечает Г. Ч. Ли, обязанность преследовать еретиков была возложена на всех, начиная от императора и кончая последним крестьянином, под угрозой всех духовных и телесных кар, какими располагала церковь в XIII в. '
Участие Фридриха II и Людовика IX в преследовании еретиков создало благоприятные условия для учреждения инквизиционных трибуналов, действующих под непосредственным контролем папского престола. В феврале 1231 г. Григорий IX издал очередной эдикт («генеральную конституцию»), вновь отлучавший еретиков от церкви и призывавший церковные и светские власти преследовать и подавлять их. В том же году римский сенатор (губернатор Рима, подчиненный папе) Аннибале назначил специальных инквизиторов с полномочиями преследовать (арестовывать и судить) еретиков. Вскоре папа послал инквизиторов с такими же полномочиями в Майнц, Милан и Флоренцию.
Следующим этапом в установлении инквизиции были две буллы Григория IX от 20 апреля 1233 г., поручавшие преследование еретиков во Франции монахам доминиканского ордена. Первая из этих булл, «Ille humani generis», была обращена к епископам Франции. В ней папа не без лицемерия писал: «Видя, что вы поглощены вихрем забот и что с трудом можете дышать под гнетом тяготящих вас тревог, мы находим полезным облегчить ваше бремя, чтобы вы могли легко переносить его». «Облегчение» заключалось в посылке на подмогу епископам доминиканских монахов с неограниченными полномочиями по преследованию еретиков. Епископы, считавшиеся по церковной традиции верховными правителями своих епархий, не желали разделять власть с нищенствующими монахами, не говоря уж о том, что они сами испытывали немалый страх перед этой тайной папской полицией, которая могла при желании зачислить в еретики не только строптивых, но и не в меру ретивых в своей ненависти к ереси епископов. Папа умолял епископов «во имя уважения, которое вы питаете к св. престолу», дружески принять его посланцев и помогать им, «дабы они могли хорошо выполнить свою задачу».
Вторая булла, «Licet ad sapiendos», была обращена к «приорам и братьям ордена проповедников, инквизиторам». В ней Григорий IX уполномочивал доминиканцев: «Во всех местах, где вы будете проповедовать,— в случае, См.: Ли Г. Ч. История инквизиции в средние века, т. 1, с. 144. 4   И. Р. Григулевич            
97


если грешники, несмотря на предупреждения, будут продолжать защищать ересь,— навсегда лишать духовных их бенефиции и преследовать их и всех других судом, безапелляционно, призывая на помощь светскую власть, если в этом встретится надобность, и прекращая их упорство, если нужно, посредством безапелляционного наложения на них духовных наказаний» '. Эта булла практически поручала доминиканскому ордену вести борьбу с ересью во всем христианском мире.
Обе буллы Григория IX подтверждались последующими папами, вносившими в их тексты лишь частичные изменения и уточнения.
В современной церковной литературе утверждается, что инквизиция якобы была учреждена папством только после того, как «традиционные» для церкви методы убеждения еретиков путем увещевания и отлучения не оправдали себя. Так, например, Шэннон заявляет, что Иннокентий III, Гонорий III и Григорий IX пытались избавить церковь от ереси и восстановить единство церкви через «укрепление епископальной бдительности. Однако все традиционные методы были исчерпаны, не принеся желаемых результатов» 2.
Приведенные нами факты опровергают подобного рода измышления. Именно упомянутые выше папы были сторонниками насильственных методов борьбы с ересью. Более того, инквизиция оформляется после разгрома катаров, когда последние уже перестали представлять какую-либо опасность для церкви.
В 1252 г.'папа Иннокентий IV издал буллу «Ad extirpanda», оформившую создание инквизиционных трибуналов в разрешившую им применение пытки. Булла учреждала в епархиях специальные комиссии по борьбе с ересью из 12 правоверных католиков, двух нотариусов и двух или больше служащих, возглавляемых епископом и двумя монахами нищенствующих орденов. Комиссиям поручалось арестовывать еретиков, допрашивать их, конфисковывать их имущество. Приговор выносили епископ и два монаха, они же могли и менять состав комиссий по своему усмотрению. Светская власть и все верующие были обязаны содействовать деятельности этих по существу уже инквизиционных трибуналов. Если при задержании еретиков местное население оказывало сопротивление, то в ответе считалась
' См.: Ли Г. Ч. История инквизиции в средние века, т. 1, с. 210. 2 Цит. по: ShannonА. С. The Popes and Heresy in the thirteenth century, p. 25.

98


вся община. По требованию инквизиторов светские власти были обязаны пытать тех, кто отказывался выдавать еретиков. Светским властям вменялось вносить эти распоряжения в сборники местных законов, изъяв из последних все то, что противоречит булле. Властям предписывалось под присягой и под угрозой отлучения давать обязательство соблюдать церковные указания по искоренению ереси. Всякая небрежность в их исполнении наказывалась как клятвопреступление вечным позором, штрафом в 200 марок и влекло подозрение в ереси, что угрожало потерей должности и лишением навсегда права занимать какую-либо в будущем.
Эта булла также подтверждалась последующими папами, причем папа Климент IV в 1265 г. уже титулует епископа и монахов — членов комиссии инквизиторами, возлагая на них всю ответственность по борьбе с ересью.
Инквизиция угрожала беспощадной расправой всем недовольным существующим порядком, любому осмелившемуся критиковать распущенность, продажность и алчность духовенства, всякому, кто высказывал сомнение по поводу истинности церковных догм. В XIII в. не было такого уголка в католической Европе, где бы не пылали костры, на которых сжигали мнимых или подлинных еретиков.
В Южной Франции после ее присоединения к французскому королевству в 1229 г. папские инквизиторы продолжали выкорчевывать ересь на протяжении всего XIII в. Не менее энергично инквизиторы действовали и в городах Северной Франции. Постепенно королевская власть взяла под свой контроль их деятельность, инквизиторы были подчинены парламентам, высшим королевским судам, к которым со временем перешли полностью функции инквизиторских трибуналов. Таким образом во Франции инквизиция превратилась в послушное орудие королевской власти, способствуя укреплению абсолютизма.
Такой же процесс подчинения инквизиции светской власти имел место и в других странах.
Параллельно с учреждением инквизиции и с развитием ее террористической деятельности необходимость и законность этого учреждения обосновывалась теологами, так сказать, в теоретическом плане. Фома Аквинский (1225—Л 274) —«ангельский доктор», средневековый богословский авторитет, почитаемый церковью и ныне,возведенный ею в ранг святых, уделяет немало внимания этой проблеме в своем основном сочинении «Сумма философии, об истинности католической веры против язычников».

99


Ересь, утверждал Фома, есть грех; те, которые его совершают, заслуживают не только исключения из церкви, но исключения из жизни путем смерти. Извращать религию, от которой зависит жизнь вечная, учил Фома, гораздо более тяжкое преступление, чем подделывать монеты, которые служат для удовлетворения потребностей временной земной жизни. Следовательно, если фальшивомонетчиков, как и других злодеев, светские государи справедливо наказывают смертью, еще справедливее казнить еретиков, коль скоро они уличены в ереси.
Фома Аквинский создал целую теорию о добре и зле, которой пытался объяснить, каким образом «всемогущий» мог вообще допустить появление ересей. Он утверждал, что зло, подобно ране в теле человека, сопутствует совершенству. Наличие зла позволяет различить добро, а искоренение зла укрепляет добро. Подобно тому, как лев питается ослом, так и добро питается злом. Вот почему богу невозможно создать человека без червоточинки, как создать квадратный круг. Из этого следовал вывод: с одной стороны, ересь — неистребимая мерзость, а с другой—-церковь должна «питаться еретиками во имя спасения всех верующих».
К концу XIII в. католическая Европа была покрыта сетью инквизиционных трибуналов. Их деятельность, пишет Г. Ч. Ли, была непрерывна, как действие законов природы, что отнимало у еретиков надежду выиграть время и скрыться, переходя из одной страны в другую. Инквизиция представляла собой в ту эпоху настоящую международную полицию. «Еретик жил как бы на вулкане, который во всякое время мог начать извержение и поглотить его. Ибо в глазах людей инквизиция была всеведущей, всемогущей и вездесущей...» '
Ли Г. Ч. История инквизиции в средние века, т. 1, с. 232—233.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история Церкви