Ренан Э. Апостолы

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава VIII. Первые гонения. Смерть Стефана. Распад первой иерусалимской общины

Проповедь новой секты, как бы ни была она сдержанна, не могла не разбудить весь гнев и всю ненависть, какие успели уже накопиться против ее основателя и привели его к смерти. Саддукейский род Анны, по настоянию которого был казнен Иисус, еще властвовал. Иосиф Каиафа оставался первосвященником до 36 года включительно, но вся фактическая власть была в руках его тестя Анны и родственников Иоанна и Александра (Деян.4:6). Эти высокомерные, бессердечные люди с досадой замечали, как небольшая кучка добрых, святой жизни мужей, без всяких официальных на то прав, с каждым днем все больше завоевывает симпатии народа (Деян.4:1-31; 5:17-41). Раз или два Петра, Иоанна и старших членов апостольской коллегии сажали в тюрьму и приговаривали к бичеванию. Эта кара применялась к еретикам, и для применения ее не требовалось разрешения римских властей. Само собой разумеется, что все эти жестокости только разжигали рвение апостолов. Они выходили из синедриона после бичевания, радуясь в сердце своем, что их сочли достойными претерпеть обиду за того, кого они любили (Деян.5:41). Вечная бессмыслица уголовных кар, применяемых в делах совести! А ведь, наверно, и тогда, в 36-м году, те безумцы, которые серьезно думали сломить христианство несколькими ударами кнута, считались людьми порядка, образцами мудрой предусмотрительности.

Насилия шли главным образом от саддукеев (Деян.4:5-6; 5:17; ср. Иак.2:6), т. е. от высшего духовенства, окружавшего храм и извлекавшего из него огромные выгоды[1]. Нет никаких указаний на то, чтобы фарисеи относились к секте с той враждебностью, какую они проявляли по отношению к Иисусу. Адепты новой веры были люди благочестивые, строгих нравов, по образу жизни близко стоявшие к самим фарисеям. Яростная ненависть этих последних к основателю секты объяснялась неизмеримым превосходством его — превосходством, которого он нисколько не старался скрыть. Его тонкие насмешки, его глубокий ум, его обаяние, его отвращение к ханжеству, — все это разжигало их злобу. Напротив того, апостолы не блистали умом; они никогда не прибегали к иронии. Во многих случаях фарисеи проявляли сочувствие по отношению к ним; некоторые даже приняли христианство (Деян.15:5; 21:20). Грозные проклятия Иисуса, направленные против фарисейства, еще не были записаны, а слова Учителя в устном предании еще не стали общеизвестными, да и передавались различно[2].

Кроме того, первые христиане были людьми настолько безобидными, что многие из представителей еврейской аристократии, не принадлежа к их секте в строгом смысле слова, относились к ним благосклонно. Никодим и Иосиф Аримафейский, понятно, сохранили братскую связь с церковью. Самый знаменитый из еврейских ученых того времени, равви Гамалиил Старец, внук Гиллеля, человек с широким умственным кругозором, чрезвычайно терпимый, говорят, высказался в синедрионе в пользу свободы евангельской проповеди (Деян.5:34 и сл.). Автор «Деяний» вкладывает ему в уста превосходные слова, которые должны бы стать правилом тактики каждого правительства во всех тех случаях, когда оно сталкивается с новшествами в области интеллектуальной или моральной: «Если это дело от человека, оно падет само собой, а если от Бога, то как вы смеете противиться делу Божию? Все равно вам не удастся остановить его». Гамалиила мало слушали. Свободомыслящие люди не имеют шансов на успех в разгар борьбы фанатических оппонентов.

Страшный взрыв был вызван диаконом Стефаном (Деян.6:8—7:59). Как видно, его проповедь имела большой успех. Вокруг него собиралась толпа, и эти сборища заканчивались шумными ссорами. Больше всех горячились эллинисты или прозелиты, завсегдатаи так называемой синагоги либертинов[3], жители Киринеи, Александрии, Киликии и Ефеса. Стефан страстно доказывал, что Иисус — Мессия, что старейшины совершили преступление, предав его смерти, что иудеи — мятежники, исчадия мятежного духа, люди, отрицающие очевидность. Власти решили погубить смелого проповедника. Были подосланы шпионы с инструкцией найти в его речах хулу на Моисея. И понятно, нашли, чего искали. Стефан был арестован и представлен в синедрион. Ему поставили в вину почти те самые слова, которые привели и к осуждению Иисуса. Его обвиняли в том, что будто бы он сказал, что Иисус из Назарета разрушит храм и изменит заветы, данные, по преданию, Моисеем. Весьма возможно, что Стефан и в самом деле говорил такие речи. Христианину той эпохи, конечно, не пришло бы в голову открыто восставать против Закона, ибо Закон тогда еще все соблюдали, но оспаривать предание Стефан, конечно, мог, как это делал и сам Иисус. А между тем правоверные, хоть и без всякого основания, приписывали это предание Моисею и признавали его равноценным писаному закону (Мф.15:2 и сл.; Мк.7:3; Гал.1:14).

Стефан в свою защиту подробно изложил христианское учение, подтверждая его обильными ссылками на закон Моисеев и цитатами из псалмов и пророков, и в заключение бросил членам синедриона упрек в убийстве Иисуса: «Жестоковыйные! люди с необрезанным сердцем и ушами! — сказал он им. — Вы всегда противитесь Духу Святому, как отцы ваши, так и вы. Кого из пророков не гнали отцы ваши? Они убили и предвозвестивших пришествие Праведника, которого предателями и убийцами сделались ныне вы, вы, которые приняли закон при служении ангелов[4] и не сохранили...» Крик ярости прервал его на этих словах. Стефан воодушевлялся все больше и больше, и, наконец, на него нашел один из тех припадков энтузиазма, когда человек признавался действующим по наитию Духа Святого. Он воздел глаза к небу и, видя славу Бога и Иисуса, воскликнул: «Я вижу небеса отверстые и Сына человеческого, стоящего одесную Бога». Присутствующие заткнули себе уши и, скрежеща зубами, бросились на него. Его повлекли за город и там побили камнями. Свидетели, которые, по закону (Втор.17:7), должны были бросить камень первыми, сняли с себя одежды и сложили их у ног одного молодого фанатика, Савла или Павла по имени, который с тайной радостью думал о том, что ему вменится в заслугу его участие в убийстве богохульника (Деян.7:59; 22:20; 26:10).

Во всей этой истории были буквально соблюдены предписания Второзакония (Втор., гл. 13). Но с точки зрения римского права, такая самовольная казнь, совершенная толпой без санкции римлян, была противозаконна (Ин.18:31). В деле Иисуса, как мы уже видели, понадобилась ратификация приговора прокуратором. Возможно, что и в деле Стефана добились ратификации и что, стало быть, казнь последовала за приговором не так скоро, как это утверждает автор «Деяний». Возможно и то, что к тому времени авторитет римлян в Иудее уже пошатнулся. Пилат был отставлен от должности или был накануне отставки, и причиной этой опалы была именно излишняя твердость его в управлении страной[5]. Еврейский фанатизм отравлял ему жизнь. Может быть, он устал бороться с этими исступленными, и у него уже не хватало энергии отказывать в разрешении насилий, которых они требовали от него, и таким образом высокомерный род Анны добился того, что мог декретировать смертные приговоры своей властью. В то время императорским легатом в Сирии был Люций Вителлий, (отец того Вителлия, который был потом императором). Он старался заслужить симпатии населения и приказал возвратить евреям первосвященнические одежды, хранившиеся со времен Ирода Великого в башне Антонии[6]. Не только не поддерживая Пилата в его строгом соблюдении законов, он принял жалобу на него от подвластных ему местных жителей и отправил его в Рим держать ответ на поступившие против него обвинения (в начале 36-го года). Главным пунктом жалобы было то, что прокуратор не идет в достаточной мере навстречу религиозной нетерпимости иудеев[7]. Вителлий временно заместил Пилата своим другом Марцеллом, который, вероятно, оказался внимательнее к требованиям иудеев, остерегался возбуждать их неудовольствие и, следовательно, легче разрешал им религиозные убийства. Смерть Тиверия (16 марта 37-го года) только укрепила Вителлия в такой политике. Первые два года царствования Калигулы были эпохой общего ослабления римского авторитета в Сирии. Калигула возвратил автономию народам Востока и дал им местных правителей; такова была его политика, по крайней мере, до того, как он помешался. Таким образом, были основаны царства или области Антиоха в Комагене, Ирода Агриппы, Сохеима, Котиса, Полемона II-го, и усилена власть царя Ареты[8]. Когда Пилат прибыл в Рим, там воцарился уже новый император. Должно быть, Калигула осудил образ действий Пилата, потому что он отдал Иерусалим в управление другому чиновнику, некоему Маруллу, который, по-видимому, не вызывал своим поведением тех нескончаемых кляуз со стороны евреев, которые не давали жить бедному Пилату и доставляли ему столько хлопот[9].

Одним словом, важно отметить лишь то, что в эпоху, о которой мы теперь говорим, главными гонителями христианства были не римляне, а правоверные иудеи. В самый разгар еврейского фанатизма римляне держались принципа разумной терпимости. Если в чем и можно упрекнуть императорскую власть, так разве только в излишней слабости, в том, что она сразу не положила предела действию кровавого закона, каравшего смертью религиозные преступления. Но римское господство в то время еще не было той абсолютной властью, какой оно стало впоследствии; тогда это было нечто вроде протектората или сюзеренного владычества. Уступчивость Рима доходила до того, что на монетах, чеканившихся в Иудее, даже не помещали изображения императора, чтобы не оскорблять установившихся на этот счет у евреев своих обычаев и взглядов[10]. В то время Рим еще не пытался, по крайней мере на Востоке, навязывать покоренным народам свои законы, своих богов, свои нравы; он оставлял неприкосновенными местные обычаи, не применяя в завоеванных провинциях римского права. Полузависимость таких областей еще сильнее, так сказать, подчеркивала их подчиненность. Императорская власть на Востоке в те времена напоминала нынешнее турецкое владычество, а положение туземного населения — положение «райев». Идеи равенства прав и одинаковых гарантий для всех подданных не было еще и в помине. Каждая группа в каждой провинции имела свою юрисдикцию, как имеют ее в наше время различные христианские церкви и евреи в Оттоманской империи. Еще не очень много лет назад патриархи разных общин «райев» в Турции, если только они состояли в добрых отношениях с Портой, были полновластными владыками своих подчиненных и могли налагать на них самые жестокие кары.

Год смерти Стефана не установлен с точностью (между 36-м и 38-м годами); поэтому мы не знаем, падает ли на Каиафу ответственность за нее. Каиафа был смещен Люцием Вителлием в 36 году, вскоре после Пилата[11], но эта перемена не составила большой разницы. На его место был назначен его шурин Ионафан, сын Анны, который был в свою очередь замещен братом своим Феофилом, тоже сыном Анны[12]. Таким образом, первосвященнический сан держался в роде Анны до 42-го года. Анна был еще жив, а так как фактическая власть была в его руках, то традиции высокомерия, жестокости и ненависти ко всяким новаторам, ставшие в некотором роде наследственными в этой семье, сохранялись во всей своей неприкосновенности.

Смерть Стефана произвела большое впечатление. Прозелиты новой веры устроили ему торжественные похороны с плачем и стенанием[13]. Раскол между новой сектой и иудейством еще не вполне завершился. Прозелиты и эллинисты, не столь строгие ортодоксы, как чистые евреи, считали своим долгом воздать публично последние почести человеку, который чтил их корпорацию и, по своим личным верованиям, во всяком случае не стоял вне Закона.

Так открывалась эра христианского мученичества. Мученичество было явлением не вполне новым. Не говоря уже об Иоанне Крестителе и об Иисусе, еврейство при Антиохе Епифане имело таких приверженцев, которые не побоялись даже принять смерть за веру. Но та плеяда мужественных жертв фанатизма, которая начинается св. Стефаном, сыграла особенно видную роль в истории человеческого духа. Она обогатила государства Запада элементом, которого им не хватало, дала им исключительную, абсолютную веру, идею единой религии истины и добра. В этом смысле можно сказать, что мученичеством начинается эра нетерпимости, ибо много вероятности за то, что тот, кто отдает за веру свою жизнь, проявил бы и сам нетерпимость в вере, будь он господином положения. Пережив три века гонений и достигнув господства, христианство в свою очередь превратилось в такого гонителя, каким не была до тех пор ни одна из религий. Раз люди пролили свою кровь за дорогое им дело, им уж ничто не мешает проливать чужую кровь, лишь бы удержать за собой отвоеванное сокровище.

Убийство Стефана было случаем не единичным. Пользуясь слабостью римских правителей, евреи обрушили форменное гонение на церковь[14]. Больше всех пострадали эллинисты и прозелиты, приводившие в ярость ортодоксов своим независимым поведением. Иерусалимская церковь, уже вполне сорганизованная, принуждена была рассеяться по свету. Но апостолы не покинули города, следуя принципу, который, по-видимому, твердо упрочился в их душе (ср. Деян.164; 8:1,14; Гал.1:17 и сл.). Осталась в Иерусалиме, вероятно, и вся чисто еврейская группа, все те, кого называли «евреями»[15]. Но община в ее целом, с ее общими трапезами, с ее диаконатом, со всем ее бытом, с того времени прекратила свое существование и уж больше не возобновлялась по прежнему образцу. Она просуществовала три или четыре года. Для нарождающегося христианства было редкой, беспримерной удачей именно то, что первые его опыты совместного житья — по существу коммунистические, — так скоро потерпели крушение. Опыты этого рода всегда порождают такие вопиющие злоупотребления, что все коммунистические организации заранее обречены были на скорую гибель[16] или на столь же скорое отречение от принципа, создавшего их[17]. Благодаря гонениям 37-го года, киновитская иерусалимская церковь была избавлена от испытания времен. Она пала в расцвете сил, прежде чем ее подорвали внутренние смуты. Для тех, кто участвовал в ее жизни, она осталась чудным сном, воспоминание о котором воодушевляло их во дни испытаний, идеалом, к которому христианство всегда будет стремиться вернуться, никогда не достигая его (1 Фес.2:14). Кто знает, каким бесценным сокровищем для уцелевших еще членов сен-симоновской общины служат воспоминания о Менильмонтане, какую горячую дружбу между ними рождают они, какою радостью светятся глаза этих людей, когда они о нем говорят, — тот поймет, какая могучая связь между новыми братьями создается одним только фактом, что они любили и страдали вместе. В жизни каждого человека бывает пора, — может быть, каких-нибудь несколько месяцев, — когда он чувствует Бога, и благоухания этих коротких месяцев хватает на то, чтобы придать ему сил на многие годы и наполнить их радостью.

Первая роль в этих первых гонениях принадлежит Савлу, тому самому молодому человеку, который, как мы уже видели, содействовал, по мере сил, убийству Стефана. Заручившись письменным разрешением еврейского духовенства, этот изувер врывался в дома, где подозревалось присутствие христиан, насильно забирал с собой людей — мужчин и женщин — и тащил их в тюрьму или в судилище (Деян.8:3; 9:13,14,21,26; 22:4,19; 26:9 и сл.; Гал.1:13,23; 1 Кор.15:9; Флп.3:6; 1 Тим.1:13). Савл похвалялся, что нет человека его поколения, который так ревностно чтил бы заветы предков, как он (Гал.1:14; Деян.26:5; Флп.3:5). Нередко, правда, его изумляли кротость и смирение его жертв; совесть упрекала его; по ночам ему чудилось, что все эти люди, эти безобидные, так твердо уповавшие на царство Божие, женщины, которых он бросил в тюрьму, кротко вопрошали его: «За что ты нас гонишь?» Порой ему туманила глаза кровь Стефана, почти что брызнувшая на него. Многое из того, что он слыхал об Иисусе, проникло ему в сердце. Это сверхчеловеческое существо в своей заоблачной жизни, откуда оно иногда выходило, чтобы промелькнуть коротким видением, преследовало его, как призрак, не давало ему жить. Но он с ужасом гнал прочь эти мысли; с каким-то ожесточением он старался еще больше укрепиться в своей старой вере и мечтал о новых жестокостях против тех, кто нападал на нее. Его имя стало пугалом для новых верующих. От него ожидали всего: самые зверские насилия, самое кровавое вероломство были возможны с его стороны (Деян.9:13,21,26).

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] ????? ???????????? в Деяниях, l. c.; ????????? у Иосифа, Ant., XX.8:8.

[2] Следует заметить, что взаимная антипатия Иисуса и фарисеев была, по-видимому, преувеличена евангелистами-синоптиками, быть может, благодаря событиям, вызвавшим, в эпоху великой войны, бегство христиан за Иордан. Нельзя отрицать, во всяком случае, что Иаков, брат Господень, был почти фарисей.

[3] Вероятно, потомки евреев, которые были приведены в Рим в качестве рабов и затем отпущены на волю. Филон, Leg. ad Gaium, § 23; Тацит, Ann., II, 85.

[4] Ср. Гал.3:19; Евр.2:2; Иосиф, Ant., XV.5:3. Полагали, что при теофаниях древнего закона сам Бог не показывался, а был замещаем чем-то вроде посредника, maleak Iehovah. См. еврейские лексиконы на слово ????.

[5] Иосиф, Ant., XVIII.4:2.

[6] Иосиф, Ant., XVIII.4:2; ср. Ibid.XX.1:1-2.

[7] Это доказывает весь процесс Иисуса. Ср. Деян.24:27; 25:9.

[8] Светоний, Gaius, 16; Дион Кассий, LIX, 8, 12; Иосиф, Ant., XVIII.5:3; 6:10; 2 Кор.11:32.

[9] С Вентидием Куманом случилось совершенно то же. Правда, что Иосиф преувеличивает степень опалы, постигавшей всех тех, кто был врагом его народа.

[10] Madden, History of Jewish Coinage, стр. 134 и след.

[11] Иосиф, Ant., XVIII.4:3.

[12] Ibid., XVIII.5:3.

[13] Деян.8:2. Слова ???? ??????? означают прозелита, а не чистокровного иудея. Ср. Деян.2:5.

[14] Деян.8:1 и сл.; 11:19. Из слов Деян.24:10 можно даже заключить, что были и другие убитые, кроме Стефана. Но не следует слишком придерживаться буквального смысла слов в произведениях с таким расплывчатым стилем. Ср. Деян.9:1-2 до 22:5 и 26:12.

[15] Деян.9:26-30 действительно убеждают нас в том, что в понимании автора выражения главы Деян.8:1 не имели того абсолютного смысла, какой можно было бы им придать.

[16] Что и случилось с ессенианами.

[17] Что и случилось с францисканцами.