Библиотека Гумер - история Церкви

Глава VI. Нравственная жизнь

Та отчужденость Церкви от света и замкнутость её в своей внутренней жизни, какие имели место в первые два, даже три века, разумеется, должны были исчезнуть, когда с IV-го века она вышла из катакомб на форум и вступила в союз с государством. Но, Церковь это сделала не потому, что она отказалась от своих принципов и омирщилась; нет, она оставалась сама собою и напротив приняла на себя гигантскую задачу — перевоспитать античный языческий мир в своей христианской школе, из языческого мира пересоздать в христианский мир, создать, вместо языческой, христианскую культуру. Задача колоссальная, требующая для своего выполнения не столетия, а тысячелетия! И здесь отнюдь не предстоял путь равномерного развития, постоянного прогресса, а ломанная, кривая линия, с удалениями, отступлениями от цели вместо приближения к ней. Как евреи, вышедшие из Египта, вместо того, чтобы достигнуть Земли Обетованной в несколько дней, блуждали до вступления в нее 40 лет. Во всеобщей мировой эволюции человечества на путь к Богу (ср. Деян. 17:26-27), Средние века как будто бы приблизились к решению великой христианской задачи; новые же опять далеко отброшены назад.

Еще с III-го века Церковь ослабила свою аскетическую строгость, когда за известные три peccata ad mortem (уклонение в идолопоклонство, за убийство и прелюбодеяние) полагалось строгое покаяние в течение всей последующей жизни и только перед смертью примирение и приобщение Святым Дарам. Перемены в покаянной дисциплине, в смысле смягчения её, производили и отдельные епископы и целые Соборы. Первый пример принципиального смягчения дисциплины мы встречаем в Римской Церкви, когда папа Каллист (217-222 г.), по поводу одного случая, определил, чтобы блудники после того, как они пройдут длинный путь публичного покаяния, получали прощение и принимались в полное церковное общение. Около этого времени в Африке и, вероятно, в других местах, вошло в обычай принимать во внимание ходатайства исповедников за грешников и, после некоторого покаяния с их стороны, воссоединять их с Церковью. Этот обычай получился в борьбе Церкви с ригористическим монтанизмом. Дальнейшее смягчение в церковной дисциплине произошло в половине III-го века и было вызвано обстоятельствами Декиева гонения. Всем христианам, ради слабости отпавшим от веры, была открыта возможность снова вернуться в Церковь, при соблюдении покаянной дисциплины. Епископы и Соборы были заняты тогда выработкою покаянных правил, то более снисходительных, то суровых. Однако, общим правилом было для всех, в случае вторичного отпадения от веры, бывший член Церкви исключался из нее навсегда. Смячение дисциплины в отношении к блудникам и идолослужителям не везде было одинаково и часто страдало противоречиями (См. Ориген. De Orat. с. XXVIII). Несравненное большинство следовало практике Римской Церкви.

Публичное покаяние и с IV-го века полагалось за известные три преступления: убийство, идолослужение и блуд. В начале IV-го века на испанском Эльвирском Соборе оно было расширено и на некоторые другие весьма предосудительные грехи — как-то разбой, лихоимство, ложное свидетельство, клятвонарушение и тому подобное (См. Соборы — Эльвирский, канон 20, 61, 66, 74 и Арльский, канон 12; Григорий Чудотворец Epist. Canon. С. II, III, VIII; Неокесарийский Собор, канон 2. — Василий Великий Epist. 160). Эльвирский Собор обнаруживает стремление возвратиться к древней строгости и за многие беззакония наказывает более или менее продолжительным исключением из христианского общества (См. каноны 1.2.6.12.17 и др). Однако, он представляет собой исключение. Соблюдалось правило: кто публично чрез свои грехи подал соблазн для других, тому или на того возлагается и публичное наказание. В собрание верующих, кающиеся являлись с остриженными волосами и посыпанной пеплом главой, в ветхом одеянии. Они бросались на колени перед верующими и просили их молитвы (Tertul. De pudicit. С. XIII; Евсевий. Ц. История V, 28). Пост был для них суров, а молитвенные упражнения часты. Болезнь и усердие в покаянии вели к сокращению покаянного срока и смягчению покаянных мер. Духовные лица, на положении публичных грешников, исключались из своего звания. Еще в III-ем веке, в различных странах Востока, особенно в Малой Азии — кающиеся были разделены на несколько ступеней — слушающих, припадающих и стоящих с верными. Слушающие должны были пребывать за богослужением в катехуменате. Другие грешники могли оставаться за богослужением и после литургии оглашенных, но только в положении коленопреклоненных или припадающих (Собор Анкирский. канон 16). Стоящие с верными должны были оставлять богослужение уже пред самым причастием (Собор Анкирский. канон 25). В IV-ом веке к ним присоединилась новая степень — плачущие (προσκλαιοντες. Ρоборы Анкирский и Неокесарийский упоминают: audientes ακροωμενοι substrati υποπιπτοντες consistentes, συστασις; — ξ плачущих Basil. Magn. Epist. con. 3; Epist. 217; ad Amphil. с. 75, Migne XXXII, 804). На Западе эти классы были неизвестны. За публично кающимися наблюдал епископ с подручными ему пресвитерами. С IV-го века в отдельных церквах Востока появился пресвитер покаяния (πρεσβυτερος επι της μετανοιας. Sozomen. Histor. eccles. VII, 16), кaк вполнe закономерное явление. Пред прохождением публичного покаяния требовалась правдивая и искренняя исповедь, а за грехи, подавшие повод к публичному соблазну, публичное оплакивание, и только тогда епископом налагалось соответственное наказание.

Что касается духовных, то, иногда, к ним каноны были как будто снисходительнее, чем к светским, а иногда строже. Так, за все те грехи, за которые отлучали светских лиц от Церкви, духовных лиц лишали только церковного звания. В половине III-го века у Киприана (ер. 65) духовные лица подвергаются наказаниям за грехи одинаково с светскими. Собор же Эльвирский (канон 18) нарушавших брак епископов, пресвитеров и диаконов навсегда отлучал от церковного общения и даже на смертном одре не давал прощения. Строг к клирикам и Собор Неокесарийский (Канон 1. ср. Петр Александрийский, канон 10). По апостольскому правилу (25) духовные лица, прошедшие публичное покаяние, уже не возвращаются в клир. Того же требует Африканский Собор (канон 27). С другой стороны, несколько позже, спорили о том, подлежат ли духовные лица публичному покаянию. Папа Сириций и Лев I хотели подчинять клириков высших ступеней только приватному покаянию, хотя вообще духовные лица за проступки запрещались временно в служении или совсем низлагались (Siric. ad Himer. с. XIV; Leo M. Epist. 167).

В конце IV-го века патриарх Нектарий официально отменил должность пресвитера для публичного покаяния и предоставил каждому избирать себе пресвитера для тайной исповеди. Чрез это требуемое для многих грехов публичное покаяние было оставлено. На Западе к делу покаяния и с IV-го века относились серьезнее, там продолжали существовать и после IV-го века епископы и пресвитеры, специально ведавшие делом публичного покаяния, хотя там и не знали различных ступеней покаяния Восточной Церкви.

С VI-го века появляются при монастырях покаянные книги, как руководство для пресвитеров при совершении таинства покаяния (На Востоке первые из таких книг приписываются Иоанну III Постнику (†575 г.)). Они содержали молитвы, формулы исповеди и отпущений.

В особенности покаянная дисциплина привилась и развилась на Западе. Там на нее смотрели, как на "могущественнейшее средство" к руководству верующими (W. Мöller. Lehrbuch II, 109. 208). С VIII-го века в Западной Церкви вводятся епископские синодальные суды (bischofliche Sendgerichte), которые происходят от древнецерков-ных визитаций; но, при Карле Великом, соответственно всему его духу теократического королевства, они получили характер политического и церковного учреждения в целях педагогического воспитания народа. Епископ, или заменяющий его с большими полномочиями архидиакон, ежегодно, в сопровождении королевского Missus'a, должен объезжать свой округ. В каждой общине тогда были поставляемы 7 неподкупных лиц (testes synodales, Sendschoffen). После визитаций клира епископом, следовала ревизия светских — мирян. Следствию подлежали грубые проступки — воровство, убийство, разбой. Церковное наказание тут соединялось с гражданским. При этом часто применялось требование покаяния и денежный штраф. Крайней мерою наказания считалась экскоммуникация, или отлучение. Пипин в 755 г. подтвердил, что отлученный не должен был входить ни в одну церковь, ни один христианин не должен его приветствовать, есть и пить с ним. Как и в древнее время, за все открытые, публичные грехи, полагалось публичное покаяние и публичное прощение. В франкской Церкви, рядом с публичной, в VIII-IX-ом в. вводится и частная исповедь. Парижский Собор от 850 г. в каноне 6 говорит: "Если кто-нибудь исповедуется тайно и добровольно, то и покаяние его совершается в тайне; если напротив того, он публично открыто обнаруживается, то и покаяние его бывает публичное пред Церковью, по известным ступеням." Тайная исповедь получает душепопечительный характер и направляется даже на мысли человека. Алкуин считает обязанностью пресвитера изучить, глубоко познать, главные грехи и их последствия, чтобы уметь рекомендовать людям средства к улучшению. Значит, исповедь начинает распространяться (ас нею и покаянная дисциплина) на внешнюю и внутреннюю жизнь. Но отсюда вовсе еще не вытекала необходимость исповедовать свои грехи перед пресвитером. Верующие считали своею обязанностью прямо перед Богом исповедовать свои грехи. Однако, тогда же начали внушать мысль, что прощение от Бога подается чрез человеческое дело смирения и добровольного раскаяния. Шалонский (Synode de Chalons, В 813 Г., канон 33) Собор говорит: "Исповедь перед Богом истребляет грехи; но то, что происходит пред пресвитером, научает нас, как уничтожаются грехи."

Однако, покаяние и покаянная дисциплина со всеми её мерами воздействия и наказания имели, так сказать, негативный, отрицательный характер. Необходимо поставить вопрос, какими положительными мерами религиозно-нравственного воздействия располагала Церковь в деле воспитания верующих.

I. Здесь, прежде всего, должно упомянуть об известном и хорошо организованном катехуменате, разросшемся в некоторых церквах в целые огласительные училища. Там именно изучались основы христианской веры и нравственности — заповеди, Молитва Господня, Символ Веры, а потом тайны христианской веры. Впрочем, оглашение как известный институт процветало, главным образом, в IV-ом и V-ом веке, когда взрослые, иногда целыми массами, нередко не по искреннему убеждению, а в видах карьеры, устремлялись в Церковь.

Еще с самого начала жизни Церкви, а тем более с IV-го века и в дальнейшее время, в христианскую Церковь вступали еще младенцами, после совершения над ними таинства крещения. Как же воспитывала в христианстве Церковь младенцев? По Апостольским Постановлениям (II, 57; VIII, 11-12), дети регулярно посещают богослужение, принимают участие в таинствах, особенно в таинстве причащения, при этом, родителям строго внушаются их обязанности в отношении детей. Но всего этого мало, чтобы дать детям то христианское образование, какое отвечало бы принципам христианства, как религии света и разума. В этом деле пришло на помощь Церкви монашество, каковое из своего лона износило начатки христианской школы и воспитательные средства. Таких школ было больше, чем обыкновенно думают. Они были по всему Востоку — ив Египте, и в Палестине, и в Сирии, и в Малой Азии. Некоторые вступали в монастыри со своими детьми. Василий Великий считал обязанностью монахов принимать в монастырские школы детей-сирот (См. великие монашеские правила. Вопр. отв. 15). Вероятно, из таких детей получались "κοιωα τεκνα της αδελφοτητος." Ρлучалось, что сами родители передавали своих детей в монастыри. Что и в западных монастырях в данное время существовали начальные школы, это не может подлежать сомнению (Ср. Moeller I, 807).

Нужно иметь в виду, что дело положительного религиозно-нравственного воспитания и воздействия на верующих в Церкви в IV-ом в. уже не было достаточным. Церковь очень рано обращается в правовой институт и учреждение для христианского культа. Поэтому обязанность Церкви или её представителей заботиться об индивидуальном образовании, воспитании (νουθετειν), οещись о душах отдельных верующих — отступила на задний план. Казалось, все силы представителей Церкви уходили все больше и больше на управление гигантским аппаратом. Оставалось воспитание чрез богослужение, к посещению которого Церковь обязывала и напряженно стремилась к тому, чтобы воздействовать на жизнь и внутреннее состояние, сердце народа, чрез культ, которому был придан таинственный, мистический характер и который отличался торжественностью. Последняя цель, невидимому, удавалась: участие народа в догматических спорах показывало, как он интересовался церковными делами. Однако, едва ли можно сомневаться, что таких средств для нравственно-религиозного воспитания в духе Евангелия было недостаточно. Конечно, никто не может отрицать глубокой назидательности христианского богослужения в торжественные или печально-торжественные времена, как Страстная седмица; но в другие времена года, оставалась только проповедь, да и она часто отсутствовала. Не только при посещении богослужения, но даже и перед принятием Таинства Причащения царило равнодушие, безразличие, невнимание к богослужению и разговор об обыденных делах, смех, злословия и тому подобное. Все это было предметом строгих бичеваний со стороны Иоанна Златоуста (Гомилия III, 4 на Ефес. 1:23; XXXVI, 6 на 1 Послание к Кор. 17:33).

Состояние религиозно-нравственной жизни вообще с IV-го по ХI-ый в.

Один протестантский историк выражается так, что Церковь данного периода имела пред собою исполинскую задачу победить языческий мир; однако, она вступила в битву с ним тупым оружием. Этот афоризм справедливо отмечает упадок нравственного идеала в жизни Церкви в IV-ом веке. Причины этого упадка лежат, главным образом, во внешней перемене состояния христианской религии со времени Константина Великого.

I. С прекращением гонений, в жизни верующих замечается некоторое усыпление и беззаботность; христиане стали менее бдительны о спасении собственных душ. Св. Иоанн Златоуст отмечает запустение храмов и, как уже сказано, какое-то равнодушие и безразличие, даже при принятии Святого Причащения. Блаж. Иероним замечает, что Церковь, после века мучеников, стала potentia quidem et divitiis major, sed virtutibus minor — велика могуществом и богатством, но бедна добродетелями.

II. В Церковь устремлялись многие по нечистым побуждениям, из корыстолюбия и честолюбия; они образовали собою класс мнимо-верующих.

III. Религиозные споры и разделения, даже между епископами и духовными, производили чрезвычайно неблагоприятное впечатление на народ, при чем, последний также часто втягивался в религиозную борьбу.

IV. Нападение варваров и опустошение римского государства, сопровождавшееся насилиями, настолько глубоко, даже болезненно, поражали христиан, что многие теряли веру в Провидение.

V. Остатки язычества — в виде суеверия, дурных обычаев, привычек или пороков, значительно тормозили привитие христианских начал.

VI. Раннее проникновение в клир честолюбия, корыстолюбия, духа властности и других пороков, разлагающим образом влияло на христианскую паству.

Принимая во внимание только что указанные и другие причины упадка христианской религиозно-нравственной жизни в IV-ом веке, однако, мы не находим возможным признать вполне спокойно-объективною ту оценку её, какую встречаем в гомидиях Иоанна Златоуста, в письмах Блаж. Иеронима, в Исповеди Блаж. Августина или изображении Сальвиона. Конечно, мы, отделенные веками от той эпохи, мало имеем фактов для основательной оценки религиозно-нравственной жизни тех времен. Но не подлежит сомнению, что у указанных свидетелей и других им подобных, преобладает при взгляде на дело монашеско-пиетическая точка зрения, т.е. несколько ригористическая, пессимистическая. Этим лицам, в душе монахам и аскетам, предносился идеал христианской жизни, и с ним они подходили к действительной жизни.

При помощи тех немногих фактов, какими располагает историк — и то, главным образом, для IV-V-го века — попытаемся изобразить влияние христианства на жизнь личную-семейную, и на социально-общественную.

I. Еще в IV-ом веке мы встречаем истинно святые семейства и подлинно христианских матерей. Так, св. Нонна со своим супругом Григорием Старшим воспитала таких детей, как знаменитый Григорий Назианзянин, Кесария и Горгонию. Светит своим благочестием и богатой одаренностью и семейство Василия Великого: его отец Василий и мать Емилия, его братья — Григорий Нисский, Петр Севастийский и сестра Макрина. Св. Иоанн Златоуст имел мать Анфусу, Блаж. Августин — Монику — обе воистину христианские великие женщины. Блаж. Феодорит также матери обязан своим глубокорелигиозным воспитанием. Вот почему в IV-ом и последующих веках не было недостатка в пастырях, твердых верою и чистых в моральных заповедях жизни, как Афанасий, Иоанн Златоуст, Кирилл, Иоанн Дамаскин, Феодор Студит, св. Игнатий, и др. Изобиловал такими мужами и Запад. Эти мужи и им подобные выступали против господствовавших пороков в своих проповедях и письменных трудах. Они создавали и на Соборах спасительные правила и прилагали их к жизни. Народ чувствовал нравственную мощь этих великих пастырей.

II. Церковь пробудила сознание человеческого достоинства в рабах и ... в женщинах и требовала признания этого со стороны всего общества. Она не знала различия между господином и рабом и нисколько не расценивала в жизни последнего ниже первого. И женский род — пол она поставила на подобающее ему место. Рождение и воспитание детей она считала высоким призванием матери; и назначение женщины она отнюдь не ставила ниже положения мужа, мужчины. Для лиц беспомощных, вдов, сирот, пленных и невольников, бедных, прокаженных, Церковь приносила большие жертвы и устанавливала благодетельные порядки.

Не было недостатка за данный период в исповедниках и мучениках. Не говоря уже о мучениках Персии, их было много и в пределах самой Византийской империи, в особенности, в эпоху догматических и иконоборческих споров. Много страдали христиане при Юлиане и Валенте. VIII-ой век украшен такими великими мучениками, как папа Мартин I и Максим Исповедник. А в последующее время выступили, например, патриарх Герман, Софроний, Иоанн Дамаскин, и Феодор Студит.

Монашество.

При значительном упадке религиозно-нравственной жизни верующих с IV-го века, возникшее с того времени монашество явилось той великой силой, которая привлекала благодать Божию к христианскому миру. Монахи были теми праведниками, благословением которых, по Премудрому, стоит град, и недостаток которых был причиною гибели Содома и Гоморры.

Монахи — это, конечно, люди, возвышавшиеся над общим уровнем христианского общества; не прав, разумеется, один историк, открывший в христианском учении "Die doppelte Sittlichkeit." Но, верно то, что в христианском учении дано, так сказать, minimum требований, необходимых для всякого христианина, а для тех, кто "Еще хощеши совершен быти," указан идеал, бесконечный путь для совершенствования.

Еще в Священном Писании (Евр. 5:13-14; 1 Кор. 14:20; Еф. 4:13; Флп. 3:15) есть разделение между "младенцами по вере и совершенными мужами." Дидахэ (6) говорит: "Если ты можешь нести целое ярмо Господа, то ты совершен; а если не можешь, то делай по крайней мере то, что можешь." Второе послание Климента (С. 7) гласит: "Дай нам сражаться, чтобы увенчаться короной; если мы все не заслужили короны, то хоть приблизимся к ней." Александрийские богословы делали разделение между простыми христианами и христианами — "гностиками." Ориген для одних считает обязательными "praecepta," а для других рекомендует "consilia."

Отсюда видно, что монашество, как стремление к высшему пути служения Богу, могло выйти и действительно вышло, родилось в самой Христианской Церкви.

Посмотрим, при каких исторических обстоятельствах это произошло.

Под влиянием отчасти иудейских чаяний торжествующего Мессии, первоначальные христиане ожидали в самом скором времени "парусии," т.е. пришествия Иисуса Христа. Результатом таких верований было особое настроение в среде первых христиан — отказ от обычных условий жизни, от ежедневной работы и напряженное желание видеть Господа, грядущего "на облацех," "во гласе архангела." Однако, время шло и неумолимо разбивало болезненной фантазией созданные мечты. Но вот, в середине II-го века, появляется монтанизм с новым пророчеством изливающегося Духа Божия и с предсказаниями близкого пришествия Иисуса Христа, к которому нужно подготовиться путем строгого покаяния и аскетических подвигов. В половине III-го века, пресвитер Новациан проповедует ригористическую строгость жизни.

Церковь осуждает и хилиазм, и монтанизм, и новацианство. Однако, это не уничтожает того аскетического течения, которое жило среди верующих с самого начала. Конечно, неоплатонизм, неопифагорейские и другие аскетические течения язычества, могли отчасти питать подобное направление среди христианства.

Аскетические стремления и известные формы их проявления, как девство, посты, бдения — имели место и в первые три века христианской эры; но о монашестве в собственном смысле, как сознательном удалении из мира в пустыню, в уединение, можно говорить только с IV-го века. Есть мнение, что монашество нужно ставить в непосредственную связь с гонением императора Декия, когда христиане, скрываясь от преследователей, убегали в пустыню и, возлюбив её, остались там, позже к ним пришли и другие. Это мнение основывается на легендарном сочинении "Vita Pauli" приписываемом блаж. Иерониму. Но нет возможности согласиться с этим: монашество в христианской жизни не есть явление случайное. В сущности монашество есть протест против какой бы то ни было связи, общения Церкви с миром и светской культурой. Еще в 1-ом веке среди верующих, под влиянием парусии, т.е. ожидания скорого второго пришествия Иисуса Христа, создавалось настроение полного разобщения с миром и отказа от обыденных дел; в Солунской общине оно дошло до крайности (ср. 2 Фес. 2 и 3 глава). Во II-ом веке это настроение нашло себе отражение в монтанизме, который требовал полного разрыва Церкви с миром и культурою и побуждал к покаянию и аскетическим подвигам. Последователи Новациана также отличались Ригористическим характером. Отсюда понятен быстрый рост монашества именно в IV-ом веке, когда христианство было признано дозволенной религией, и Церковь вышла из катакомб и кимитирий на форум и открытые, публичные места. Если ранее, за исключением крайних эксцессов, монашеское настроение могло жить в согласии, в мире с Церковью катакомб, то теперь, когда Церковь вошла в общество, всецело проникнутое языческими верованиями, представлениями, нравами, обычаями, — оно никак не могло более оставаться в Церкви, признанной государством и покровительствуемой им. Ввиду такого "омирщения Церкви" нужно было порвать с Церковью и бежать в пустыню. Но отсюда, как из факта, следовало что, значит, Церковь, как учреждение для спасения людей, или недостаточна, или излишня.

Против иерархического лозунга — extra ecclesiam nulla salus — удалявшиеся в пустыню, по преимуществу светские лица, как бы выставляли другой: extra или juxta ecclesiam vera salus... Но в действительности нет серьезных, вполне сознательно обоснованных доказательств в пользу мысли, что сами отшельники субъективно рассматривали свое удаление от мира, как сознательный протест против Церкви, вышедшей из катакомб и вошедшей в союз с миром. И сама Церковь отнюдь не видела в монашестве явление, враждебное ей. Монашество, несомненно, глубоко проникало в принципы христианского учения (хотя иногда и не было чуждо крайностей аскетизма) и, руководясь его духом, внимательно наблюдало за созиданием Церкви и её развитием в правовой и культовый институт. И если монашество при этом замечало недостаточно внимания к внутреннему, индивидуальному религиозному сознанию и жизни, то заявляло свой протест против превалирования и доминирования формы над жизнью. Отсюда не только было возможным, но и весьма желательным, "примирение" монашества с Церковью и чрез то восполнение церковной жизни монашеской практикой, внимательной к личной индивидуальной особе и её настроениям. Это примирение имело свое большое значение и для монашества, ибо в чистом виде оно стремилось к спасению отдельных лиц, а не христианского общества в целом. Конкретным доказательством солидарных отношений между представителями Церкви и монашества могут служить факты еще из жизни св. Афанасия и Антония Великого. Архиепископ Афанасий во время своих последних изгнаний уходил в Египетскую пустыню и считается "εις των ασκητων." Οеподобный Антоний — основатель на Востоке отшельнического монашества, два раза оставляет пустыню и появляется в Александрии, чтобы защитить Церковь от внешних и внутренних врагов (Один или первый раз, во время Максиминова гонения, а другой — во время арианских смут, когда ариане распустили слух, что он учит о Сыне так же, как и они. Смотри жизнь Преподобного Антония. Глава XLVI и LXIX. Русский перевод творений св. Афанасия ч. 3, стр. 218 и 233). Живые же примеры за объединение в одном лице монашеских идеалов и иерархических стремлений, предлагают в своей жизни — св. Василий Великий, Григорий Богослов и отчасти св. Иоанн Златоуст. Василий Великий изучил монашество, постиг сущность его и пережил его в своем полном опыте, удалившись для этого в пустыню с своим другом Григорием Назианзянином. В своих "больших или малых монашеских правилах" и отчасти в своих письмах (Монашество углубляло нравственное сознание Церкви. На место церковного учения о фактических грехах, как смертных грехах, монашество поставило свое учение о главных грехах, как могущественных враждебных наклонностях, которые внутренне присущи каждому человеку и борьба с которыми должна составлять задачу его жизни. По Цоклеру (Zöckler. Evagrius Ponticus. 1893 München), Эвагрий Понтийский первый, кто дал классификацию 8-ми главных грехов. Пахомий, а за ним и Василий (Reg. brev. tract. 227 и 229), потребовали в своих монастырях исповеди монахов; требовалось чтобы каждый монах исповедовал мысли своего сердца (помыслы) пред старшими братьями или настоятелем. Из монастырской практики исповедь затем стала институтом Церкви) Василий Великий дал идеологию монашества и рисует целый строй монашеской жизни.

История монашества.

Родиною монашества является Египет, Нильская долина. Историк восточного монашества Бесс (S.M. Besse. Les Moines d'Orient. Париж 1900, р. 2) видит в этом как бы награду Египту за то, что он приютил гонимого Иродом Христа-Младенца. Оставляя в стороне легендарное сочинение Иеронима "Vita Pairii," обычно считают отцом монашества — собственно отшельничества, анахоретства, — св. Антония Великого (251-356 г.), родом копта, жизнь которого описана св. Афанасием, архиепископом Александрийским. Он родился от христианских родителей в селении Кома, близ великого Иераклеополиса, в Среднем Египте. Будучи 20-тилетним юношей, находясь однажды в церкви, он был глубоко захвачен и взволнован евангельским чтением о богатом юноше (Мф. 19). Он роздал свое имение и начал упражняться в аскетизме, под руководством одного опытного аскета. Но вот он внезапно оставляет аскета и скрывается в гробнице, а потом поселяется в запущенной, оставленной крепости, где он прожил много лет в глубоком уединении, лишь время от времени снабжаемый хлебом. После 26-тилетней жизни в пустыне, он с 306 г. начал собирать вокруг себя учеников. Его призыв нашел отклик, особенно после знаменательного факта появления его, в гонение Максимина, на улицах Александрии для укрепления братьев-христиан в истинной вере. Люди всех состояний начали стекаться к нему, и он их утверждал и воодушевлял чрез молитву и давал душепопечительные советы. Местопребывание свое он имел в это время в Писпире, который лежал в 30-ти километрах от Нила. Отсюда он предпринимал частые путешествия для посещения эремитских колоний своих учеников. Слава Преп. Антония была так велика, что даже император Константин почтил его своим письмом. Во время христианской борьбы Антоний еще раз появился на стогнах Александрии, чтобы дать свидетельство верным и обратить язычников. Пред своею смертью, он отправившись нашел себе глубоко-уединенное место, где и почил в 356 г., бывши 105-тилетним старцем. Свою овечью шубку и мантию оставил защитнику веры, св. Афанасию, дружественно к нему расположенному и описавшему потом его жизнь. Антоний не дал никакой организации монашеству. Его колонии эремитов, которые носили имя μοναστηρια (Ρ. 44), объединяли единомышленников в совершенно свободный союз под душепопечительным руководством св. монаха. Приписываемые св. Антонию правила, хотя они очень древни и происходят из Египта, ему не принадлежат.

Сведения о дальнейшем распространении монашества мы черпаем в "Historia monachorum" Руфина, в "Historia Lausiaca" Палладия, в сочинениях Кассиана, особенно в "De institutione coenobiorum," Libr. I-II, в "Vita Pachomii" и др.

Еще при жизни св. Антония, и быть может даже независимо от него, Аммоний или Амун основал в Нижнем Египте колонии эремитов. Он отец Нитрийского монашества. Вынужденный жениться, он, в день брака, убедил свою жену к девственному образу жизни. После 18-тилетнего супружества, его жена переменила дом своего мужа на союз девственниц; а Аммоний отправился в Нитрийскую горную страну, лежавшую на 40 римских миль на юг от Александрии. На западном берегу Нильской дельты лежала солончаковая степь с каменными по местам скалами; сюда собирались многочисленные ученики Аммония, жившие вместе или поодиночке в жилищах из обожженных кирпичей. По Палладию, в его время, в Нитрийских пустынях проживало до 500 эремитов. В просторной церкви собирались монахи в субботу и воскресение на общее богослужение. Каждый монах должен был приобретать себе пропитание и одежду своим трудом. Работали до 9 часов вечера, а потом пели разные гимны и псалмы.

Аммоний умер раньше Антония. Между его учениками известны Серапион, Кронид, Дидим (не слепец); к позднейшему поколению принадлежат Памбо, Вениамин, Аполлоний, который раньше был купец, а среди монахов помогал, как врач. Здесь также нужно упомянуть о 4-ех "длинных братьях" — Аммонии, Диоскоре, Евсевии и Евтимии. Они были почитателями Оригена. Когда архиепископ Феофил в 399 г. объявил Оригена еретиком, то он поднял гонение на них.

На 10 миль южнее от Нитрийской пустыни, в местности называемой Κελλια, ξбразовалась знаменитая колония эремитов, называемая Скитскою пустынею. Здесь образ жизни был еще проще, жили иногда в кельях, вырубленных в скалах, или сложенных из досок. Макарий Египетский, или Макарий Великий, был по Кассиану первый, основавшийся здесь, как эремит. По Руфину (С. 28), он ученик Антония; однако, это стоит не "твердо" (Сократ. IV, 23). Он был аскетом от юности; но в пресвитеры был посвящен против своей воли. По Палладию, он 30-ти лет бежал в Скитскую пустыню. Он владел харизмом (даром) исцеления и пророчества. В скитских монашеских общинах он исполнял богослужебные обязанности. 50 гомилий, оставшихся от него, свидетельствуют об его глубоком мистическом настроении. Время рождения его полагается в 293 г., или 297 г., бегство в пустыню в 323 или 327 г., год смерти 383 или 387 г. К современникам Макария Великого относятся ефиоплянин Моисей, который ранее был разбойником (Созомен. VI, 29), Пиор и Макарий Младший. Последний происходил из Александрии, первоначально был пастухом, в 40 лет пришел в пустыню. Он отличался необыкновенными физическими силами и выносливостью. Он мог не спать по 20 ночей. Он умер лет 10 спустя после Макария Великого, почти 100-летним стариком. Его два ученика Евагрий Понтийский и Марк Еремит известны писательским искусством. Евагрий в своих сочинениях проводил крайнюю теорию аскетизма, что человек чрез очищение от страстей может достигнуть невозмутимой безгрешности и совершенства. В Скитской пустыне еще до сих пор находится монастырь св. Марка, и семь развалин бывших монастырей, свидетельствующих о богатой монашеской жизни, некогда развивавшейся здесь.

Но не только Нитрийская и Скитская пустыни, весь Египет к концу IV-го века был покрыт кельями эремитов, или колониями киновитов.

Основателем общежительного монашества, или киновитства (κοινος βιος), ρчитается св. Пахомий (282-346 г.), ближайшим учеником которого был Феодор. Св. Пахомий основал на Тавенском острове реки Нила и в Фиваиде (Верхний Египет) монастыри. Его заслуга заключается в том, что он дал крепкую организацию неустроенному еще обществу эремитов; он обнес стеной келий анахоретов и ввел у них дисциплину. Его наставления — это древнейшие монашеские правила, еще примитивные и недостаточные; но они, все-таки, подчиняют жизнь монахов определенным здоровым нормам. Они ставят в прямую обязанность монахов труд и молитву, содержат указания относительно одежды монахов, пищи и сна; чрез запрещение приема внешних лиц, Пахомий старался обособить, уединить монастыри от мира. Монахам запрещено было оставлять монастыри; при единственных вратах сидел вратарь.

Женские монастыри. Первый женский монастырь основал св. Пахомий для своей сестры Марии. Отсюда пошли и другие женские монастыри. Богатая римлянка — Мелания Старшая, приятельница Руфина, основала монастырь на Масличной горе, а римлянка Павла (†404r). учредила монастырь для нонн. Позже Мелания Младшая (†439 г). прославилась основанием многих монастырей. Западные монахи и нонны жили в Палестине в полном подражании египетским образцам. Блаж. Иероним перевел для Павлы расширенные правила св. Пахомия. Сириец Афраат упоминает о женских союзах, дававших обет проводить безбрачную жизнь.

Из Египта монашество распространилось на Синайский полуостров, где мы, несколько позже, встречаем двух выдававшихся аскетических писателей: Нила Синаита (†430r). и Иоанна Лествичника (†580 г.).

Если в IV-ом веке классическою страной монашества был Египет с Нильскою долиною, то в V-ом — VI-ом веках, центр монашеской жизни переносится на Восток, в Палестину. Расцвету монашеской жизни здесь помогло и то обстоятельство, что с конца ГУ-го века и далее начались паломничества в Палестину. Пришедший из Египта в первой половине IV-го века ученик св. Антония — Иларион из Газы, основал пустынножительство на юге страны. Об его учениках, живших в Вефилии и Герарах, рассказывает Созомен (Созомен. Ц. История VI, 32). О других палестинских подвижниках рассказывает Палладий в Hiscoria Lausiaca. Около середины IV-го века возникли в Палестине многочисленные монастыри (Basilius. Epist. 207. 223-226). Там одинаково привились оба вида монастырской жизни — и анахореты (αναχωρειν) θ киновиты (κοινοβιον). Ξни были подчинены одному экзарху (αρχιμανδριτης, ξт μαντρα — υлеб); эти архимандриты были избираемы большинством монахов и утверждаемы Иерусалимским патриархом. Самыми выдающимися архимандритами Палестинского монашества были Каппадокийцы — Феодосии (414-519 г.) и Савва (439-532 г.). Последний основал 7 лавр (λαυρα=vicus) в Палестине, из которых λαυρα μεγιστη, γде сам Савва жил до смерти, была самою знаменитою и находилась близ Иерусалима.

В Лавре св. Саввы, в начале VII-го века монах Антиох писал свои Пандекты на Священное Писание, столь замечательное собрание сентенций для монахов (Migne. Patr. gr. t. LXXXIX, 1427). С 536 г. начались оригенистические споры; они привели в движение монастыри и лавры Палестины. V-ый Вселенский Собор объявил Оригена еретиком. Чрез 8 месяцев монахи νεα λαυρα, κак мыслившие по Оригену, были изгнаны военной силой. В VII-ом веке Палестина была завоевана арабами. Монахи и монастыри продолжали существовать, являясь даже оплотами христианства. Однако, связь монашества с другими христианскими странами, как Востока так и Запада, прекратилась, и монашество в Палестине стало замирать.

После Египта, Сирия есть ближайшая страна, где монашество ранее других выступает и достигает великого расцвета. Даже не легко решить вопрос, было ли сюда монашество пересажено из Египта, или не развилось ли здесь самостоятельно, из аскетических начал. Сириец Афраат рассказывает об братских союзах мужчин и женщин. Они назывались "обособленными," уединенными, ибо, по обету, они проводили безбрачную жизнь.

По Феодориту, Иаков Низибийский (Феодорит. Φιοθεος ιστορια ρ. 1. P.G. LXXXII), прежде чем он в 309 г. стал епископом Низибийским, будто бы уже проводил отшельническую жизнь в Курдских горах вместе с Эвгеном, основателем Персидского монашества. По открытому Bedjan'ом житию Мар-Евгена (Mar-Evgin, Evgenius), последний родился в Египте, близ Суеца. Он промышлял ловлею перлов из воды, а потом поступил в монастырь св. Пахомия в Тавене. Во главе 70-ти монахов он отправляется в Месопотамию и на горе Ицле (Izla), на юг от Низибии, основывает пещерный монастырь. Скончался он в 363 г. Быть может, Мар-Евген родствен с Аоном Созомена (VI, 33). Между монастырскими отцами Эдессы и Остроены следует упомянуть св. Юлиана, современника Юлиана Отступника (Hieronym'us. A'd Paulinum, ep. 58). Основателем монашества в Армении, Южной Пафлагонии и Понте был Евстафий, позже епископ Севастийский (Созомен. 3, 16). К знаменитым аскетам Сирии принадлежит св. Ефрем Сирянин (Созомен. Ц. История 3, 14).

Каппадокии привили монашество Василий Великий, Григорий Богослов, и Григорий Нисский. Василий сначала основательно познакомился с знаменитыми аскетами Сирии и Палестины. Быть может он был склонён к монашеству своей матерью Емилией, сестрою Макриною, живших по-монашески, а также Евстафием Севастийским. Василий Великий имеет в истории монашества славу организатора восточного монашества. Известные его "Большие и малые монашеские правила" (οροι κατά πλατος θ οροι κατ' επιτομην. Migne. Patr. gr. t. XXXI). Доселе Представляют собою единственные правила греческого монашества.

В сущности св. Василий проводил идеал монаха, начертанный и воплощенный в "Vita Antonii." Монах — истинный христианин. Аскетизм состоит не в отдельных аскетических действиях, а в святости, в благочестивом настроении, направлении целой личности. Вместе с любовью к Богу, монах должен проявлять и любовь к ближним (Reg. fust. tract, interrogat. 7; ср. ep. 22: περι τελειοτητος βιου μανοχων) Ξн желает видеть монастыри не в пустынях, а вблизи городов и сел; однако, он не вменяет монашеству в обязанность воздействовать на Церковь — ни в религиозно - реформаторском, ни в социально-практическом смысле. Любовь к ближним у Василия, по пониманию Но'11'я, относится только к монастырским собратиям. Монашество, по Василию, не должно означать унижение, умаление, лишение природы, а возвращение к ней, не противоположность, а завершение, "восполнение античной мудрости." Убегая от извращенной и отравленной культуры, монах находил в уединении чистую природу.

Монастырская внутренняя жизнь, по Василию, должна слагаться таким образом: Каждый, желающий вступить в монастырь, должен передать имущество и ничего с собою в монастырь не приносить (Reg. brev. tract, inteirrogat. 8 и 9). Принятию в монастырь предшествует строгое испытание кандидата (inteirrog. 112; fust. tr. 10). Беглые рабы не должны быть принимаемы (Reg. fust. tr. 11); супруги принимаются только с добровольного согласия (Reg. fust. tr. 12). Дети принимаются в монастырь на воспитание, а потом могут и оставаться в монастыре (Reg. brev. tract. 15).

Во главе монастыря стоит предстоятель. Hо это не иерархическое звание, каковое для предстоятеля не требовалось. Предстоятель располагает полной дисциплинарной властью (Reg. brev. tract. 82 и 126). Жизнь монахов состоит в труде, особенно земледельческом (ibid., 85 и 96; fus. tr. 38), и в молитве. Для каждого монаха предписывается, в течение суток, 6 обязательных часов молитвы — утром, в 3-ий час, 6-ой и 9-ый, вечером и в полунощь. О пище лишь определено, что она должна быть умеренной и не должна служить чревоугодию (Reg. brev. tract. 18). Вкушение вина было безусловно воспрещено (tract. 9)..

О монашестве в древнее время, на Балканском полуострове, в греческой части, нет сведений. Палладий (Historia Lausiaca С. 142-146) говорит о нескольких женщинах аскетического образа жизни — об Олимпиаде, Кандиде, Геласии из Константинополя; но о них упоминает и св. Иоанн Златоуст, значит, это относится к довольно позднему времени. Но есть известия и о более древних временах. По свидетельству двух Никифоров, в древней Византии, на круглом холме Петрион, возвышался монастырь. Его будто бы основал еще епископ Кастин около 240 г., в первый год своего епископства (Du Cange. Constantinopolis christiana. ib. IV, n. 14, p. 101. см. у аббата Marin. Les moines de Constantinople. 1897. p. 2) и передал его св. Епифанию, "великому и весьма знаменитому мученику" Халкидона, культ которого вскоре сделался самым популярным между византийцами. Шестью веками позже в этом именно монастыре окончил свою жизнь монах по принуждению, 4-ый сын императора Василия Македонянина (Так говорит Du Cange. Y. Marin, p. 3). После того, как Египет и Палестина перестали быть главными центрами монашеской жизни на Востоке, становятся такими Константинополь, а немного позже, Афон.

От Константина Великого до Василия, основателя Македонской династии, от епископа Кастина до Фотия, религиозные дома и монастыри умножились в Византии до бесконечности. Многие мужи, даже из высшего правительственного класса, находили в монастырях единственное убежище... В 430 г. пришел в Константинополь авва Александр и привил здесь акиматенство. Акиматены поставили себе задачею непрерывное служение Богу — молитву день и ночь. Три сменяющие друг друга хора возносили Богу хвалу днем и ночью. Римским консуларием Студием основанный около 460 г. монастырь акиматенов "Студион," во время иконоборческих волнений, благодаря своему настоятелю Преподобному Феод ору (т 826 г.), сыграл громадную роль. Золотым веком для основания монастырей было царствование Юстиниана (527-565 г). (Marin. р. 38. 19).

С середины 1Х-го века населяется отшельниками Афон (В сочинении Порфирия Успенского "Восток Христианский." Афон. История Афона, гл. 2. Афон Христианский. Киев 1897 г. — говорится, что предание относит монашество на Афоне к древним временам, к V-VI-му в. Но если там что-нибудь и было в этом роде, то все уничтожили арабы, во время своих нашествий в 670 и 776 г. (ч. 2, стр. 124). По предположению Порфирия, вскоре после этого опустошения, Афон был отдан императором Константином Погонатом для обитания монахам. Иверский монастырь будто бы был построен грузинами вскоре после 780 г., во имя Иоанна Предтечи. Первым анахоретом Афона был св. Петр, будто бы проживший на Афоне 53 года (681-734 г.), — это первый безмолвник — ησυχαστης. Β 830 г. Афон снова подвергся арабскому опустошению (Порфирий — ч. III, 24). Вполне достоверные данные на Афоне начинаются с половины IХ-го века. От этого времени известен замечательный подвижник Евфимий (с 857 г.). Грамотою императора Василия Македонского в 872 г., весь Афонский полуостров предавался во владение монахов. См. Иван Соколов. Состояние монашества в Византийской Церкви с половины IX-го до начала ХIII-го века (842-1204 г.). Казань 1884 г. стр. 217), и в нем начинают появляться лавры. Первый монастырь был основан в 963 г. Во время исихастских споров здесь выразился еще раз энтузиастический элемент греческого монашества. Первым главным основателем и устроителем монашеской жизни на Афоне и законодателем был Афанасий (†1000 г.), подвизавшийся во второй половине Х-го в.

На Афоне было много и латинских монахов и мирян из Рима и Амальфии, привлеченных славою Афона, как монашеского рая. Они сначала подвизались в греческих обителях, а потом воздвигали свои собственные монастыри, как Римский, посвященный свв. апостолам Петру и Павлу, и Амальфийский, — посвященный Пресвятой Деве Марии.

В конце Х-го века, в 980-997 гг. был возобновлен на Афоне Ватопедский монастырь, первоначальная история которого очень неясна. Вообще в это время было построено много новых и восстановлены старые монастыри.

В начале XI-го в. Афон сделался одним из видных монашеских пунктов, хотя бедствия его еще не кончились. Так в 1044 г. он опять подвергся опустошению со стороны арабов и заселению со стороны мирских людей. Под влиянием этих бедствий Афонские подвижники отправили посольство к императору Константину Мономаху с просьбою прийти к ним на помощь. Император отправил к ним монаха Косьму Цинцулука. Последний изгнал с Афона мирян и дал Афону новый устав, составленный с согласия и одобрения всех Афонских игуменов и благочестивых монахов. Устав был утвержден Константином Мономахом в 1046 г. В этом уставе Афон называется Το αγιον ορος.

Из великих братьев — славянских миссионеров, св. Мефодий (†885 г.) всецело принадлежит Византийскому монашеству, так как несколько лет был иноком в одном из монастырей Олимпа Вифинского, откуда и выступил на миссионерское поприще. Константин, хотя и не был Византийским монахом — но постригся с именем Кирилла лишь пред самой смертью в Риме (†869 г.), — однако, подвизался на Олимпе вместе со своим братом Мефодием.

Монашество на Западе.

Нет сомнения, что западное монашество не есть самостоятельное явление, а принесено с Востока; здесь оно скоро укрепилось и богато развилось. Восточный строй монашеской жизни, перенесенный на Запад, был основательно переработан в духе и направлении западной жизни. Монашество сделалось на Западе громадною культурною силою и в церковной и в миссионерской и в социальной жизни. Но златой век западного монашества падает не на древний период церковной жизни, а, главным образом, на средние века.

Блаж. Иероним свидетельствует, что св. Афанасий, во время второго своего изгнания в Рим (341-343 г.), принес в Италию сведения об отшельнике св. Антонии и монастырях св. Пахомия. Кроме того, Палладий говорит, что один монах из Египта — Исидор, около 350 г., был в Риме. Первые монастыри возникли на Западе в 70-ых годах IV-го века. Св. Мартин (†397 г). основал несколько монастырей в Галлии. Во внутреннем устройстве жизни подражали сначала египетским и палестинским образцам. Но скоро начались уклонения в приложении старых правил, изменения и создание новых правил, согласно с местным условием жизни. Первый, кто предпринял на Западе, кодификацию постановлений относительно монашеской жизни, был Иоанн Кассиан (ок. 360-431 г.), по национальности скиф (родился по нижнему течению Дуная). Он, подобно Блаж. Иерониму, служил соединительным звеном между Западом и Востоком. Происходя из пограничной полосы между тем и другим, он сначала влекся к Востоку. Около 15-20 лет он провел в монастыре в Вифлееме и между анахоретами нижнего Египта, всегда вместе со своим другом Германом. Около 400 г. он попал в Константинополь, где был поражен обаятельностью личности св. Иоанна Златоуста и стал диаконом при нем и его учеником. После катастрофы, разразившейся над его патроном, Иоанн Кассиан удалился на Запад, к папе Иннокентию I. Последнюю треть своей жизни он провел на Западе, сделался там пресвитером и основал монастырь в Массилии. Его сочинение "de insdtuds coenobiorum" (Migne. Patr. lat. t. XLIX), написанное пред 426 г. представляет собою правила, узаконения относительно монашеской жизни, почерпнутые из восточных отцов и собственного опыта; оно известно на Западе под именем "Regu'la Cassiani." — Эти "правила Кассиана" имели значение на Западе до IХ-го в. Наряду с ними пользовались вниманием и правила Василия Великого, в переводе Руфина, и постановления св. Пахомия в переводе Блаж. Иеронима. Но не недоставало места и другим попыткам к урегулированию монашеской жизни. Между ними, получили общее признание в течение VII и VIII в. правила Бенедикта Нурсийского, жившего в VI-ом веке (490-543 г.). Он смягчил строгость требований от монахов на Востоке и уделил больше внимания духовному труду. Всякий, соответственно своим силам и способностям, работал на поле, занимался каким-нибудь ремеслом, или переписывал книги. Победу этим правилам обеспечил папа Григорий Великий (590-604 г.). Благодаря преобразованию монашества по смыслу новых правил, еще со времени папы Бонифация (608-615 г.), западное монашество становится культуртрегером в широком смысле этого слова. Монахи св. Бенедикта расчищали леса, обращали пустыни в пашни, работали, как миссионеры, перенесли христианство в северную Европу, заботились о преподавании древнего греческого христианского богословия и остатков древней культуры в школах, чрез книги, ими же переписанные. Однако, в VII-VIII-ом в. западные монахи и монастыри теряют свою самостоятельность, подпадают под власть епископов и — что еще хуже — под власть королей и князей. Начался упадок монашества. Бенедикт Аннианский (750-821 г). боролся за поднятие монашества, за его первоначальную самостоятельность и независимость. Но существенную помощь не только монашеству, но и всей католической Церкви принесла Клюнийская конгрегация, основанная в 910 г.

Историческое значение монашества и

урегулирование жизни его со стороны Церкви.

Еще с V-го в. монашество становится громадной реальной силой в жизни Церкви, это в эпоху её догматической борьбы. Всем известна та роль, которую сыграл авва Далмаций в деле Кирилла Александрийского. Со времени так называемого "разбойничего Ефесского Собора" 449 г. монахи, в силу особого рескрипта императора Феодосия II, получают право представительства на Вселенских Соборах. (На Ефесском Соборе 449г. таким — первым представителем был авва Варсума). Роль, какую сыграли монахи в истории догматических и иконоборческих споров — одно из главных и ярких явлений тех веков (V-VIII в.). Достаточно упомянуть такие светлые личности, как Максим Исповедник, Иоанн Дамаскин, Феодор Студит, чтобы проникнуться полным уважением пред этим великим, морально крепким институтом.

Однако, громадная сила монашества, выступавшая мало дисциплинированной, почти стихийной (Правда, еще Василий Великий, а раньше Пахомий, организовал монашество. Но отношения его к внешнему миру еще оставались не затронутыми), встревожила высших представителей Церкви. Вот почему Халкидонский Собор 451 г. обратил на монахов строгое внимание и в 4-ех канонах (4, 8, 23 и 24) старался регламентировать их жизнь. По смыслу этих канонов, монастыри и все вообще монахи подчинялись епископу данной области. Без епископского разрешения не мог быть построен ни один монастырь. Невольники не должны были делаться монахами без разрешения своего господина, и пр. В связи с Халкидонскими Соборами издал законы о монастырях император Юстиниан I (527-565 г.). Он пытался институт монашества ввести в государственный организм и координировать его со всеми другими частями и отраслями государственной жизни. Впоследствии, в конце VII-го в., Собор Трулльский счёл нужным еще раз постановить новые каноны — 40-49 и 35 — относительно жизни монашествовавших. Потом, в конце VIII-го в. УП-ой Вселенский Собор опять издал несколько правил о монашестве, 2, 17-11. Нужно упомянуть еще о "Студийских Постановлениях" — Constitudones Studitanae (Migne. Patr. r. t. XCI a), которые хотя и не писаны рукой Феодора Студийского, но к нему возводятся. Кроме того, в древнем периоде церковной истории мы встречаемся с монашеским вопросом на двукратном Соборе 861 г. пр. 1-7. Наконец, к истории древнего монашества и к его развитию относится новелла 964 г., изданная Никифором Фокою (963-969 г.), которою устанавливались преграды чрезмерному умножению монастырей и увеличению монастырских владений. Данное указание было отменено новеллою Василия II Болгароктона в 988 г.